20 октября, 1972 г.

Дорогой и глубокочтимый Владыка! Рад был получить от Вас весточку, так-как давно таковых не имел. Вы так прочно законспирировались, что я лишь в самое последнее время узнал о том, что Вы в Европе, и продолжал писать Вам в Америку. Письма туда пошли в конце июня и в начале августа; и особенно досадно, если пропало это последнее, ибо в нем был акростих святого Дмитрия Ростовского (кажется Ваш святой?), посвященный Дмитрию Солунскому (моему святому). Акростих сей раскопал и прислал мне усердный искатель экземпляров сего поэтического жанра, он же автор великого их множества Геннадий Панин (может заметили его исследования на эту тему в Новом Журнале). Думал, что акростихом этим, живым свидетельство того, что высокие служители Церкви беседовали с музами, доставлю Вам радость. Не исключено, впрочем, что Вы его уже знаете или даже имеете.

Ваших разговоров с Москвой я не получил и был настолько этим огорчен, что в последнем письме обратился к Вам с просьбой меня этой книгой снабдить. Радуюсь, что предстоит издание избранных Ваших стихов!

Спасибо за царскосельские виды, всегда близкие моему сердцу. Впервые узнал по ним, что воспетая Пушкиным, Ахматовой и... Кленовским девушка с разбитым кувшином, «откуда пили ласточки и музы», была похищена немцами во время оккупации Царского Села и превращена, вероятно, в какой-нибудь смертоносный снаряд. Благодарение Богу, она восстановлена во всем своем очаровании.

У нас этим летом было мало заокеанских гостей. Некоторых отпугнула Мюнхенская спортивная Олимпиада.

О самочувствии, своем и жены, ничего веселого сообщить не могу, я как то все быстрее старею и слабею. Передвигаюсь с трудом, не сплю ночей из за разных болей... Немудрено, так как в конце сентября мне исполнилось 80 лет! Я даже, собственно, зажился на земле... Мои друзья-однолетки (среди них Лева Зандер) поумирали уже 5–6–7 лет тому назад, а они не пережили того, что пережил в советской России я! Только голова еще свежа и стихи писать (плохо ли, хорошо ли) продолжаю, как Вы можете убедиться по Новому Журналу.

О моем восьмидесятилетнем юбилее из моих соотечественников знали лишь очень немногие и почтили меня, главным образом... немцы. Врач-уролог явился с огромным букетом (хотя за мое лечение, как неимущего он получает от государства гроши). Хотел, вероятно, почтить мое долготерпение, так как каждую неделю он мучает меня крайне болезненными процедурами. Тоже с букетом цветов и бутылкой шампанского явился аптекарь! Почтила меня местная газета и администрация нашего Heim'a. Так что «чествование» носило международный характер! Порадовали меня мои мюнхенские читатели и почитатели, приславшие мне сообща через тамошнюю библиотеку цветы и привет.