21 июня, 1962 г.
Дорогой и глубокочтимый Владыка!
Не помню, когда и чье письмо (в том числе и Ваше) так меня порадовало, как пришедшие вчера от Вас строки с откликом на мои стихи в № 68 Нового Журнала. Отдав их в печать, я, признаться, мысленно с опаской подумывал о том, как то Вы к ним отнесетесь. Ведь «обыкновенный» священнослужитель руками бы замахал и на «антоновку» и на кое что другое. Но Вы, дорогой Владыка, конечно же пастырь необыкновенный, с сердцем всему искреннему и честному открытым, к тому же еще поэт. Ну и получилось для меня не порицание, а поощрение! Как сказал Козьма Прутков: «Поощрение столь же необходимо знаменитому писателю, сколь необходима канифоль смычку виртуоза». Хоть и не знаменит, но поощрение из уст ценимых и чтимых меня согревает и, словно, даже сил придает. Спасибо, дорогой Владыка, что так быстро, щедро, от души откликнулись на мои новейшие стихи. Ценю это необычайно и тронут до глубины души Вашим вниманием. И жена тоже; она ведь всё празднует или терпит (в зависимости от обстоятельств) вместе со мной.
Сердечное спасибо, дорогой Владыка, и за кленовое подкрепление! О лебединых перьях упомянули Вы правильно: думаю, что пою мою лебединую песню...50 Все больше донимают меня всякие недуги, и гусиное тело мешает лебединому взлёту. Впрочем, вспоминаю (видел): лебедь в полете некрасив, хорош он в покое – может в этом утешение?
* * *
После таких мыслей, поэт прожил 14 лет, и не только в болезнях, но и в творчестве. – А.И.