Высота всероссийской славы о. Иоанна. Высочайший вызов его в Ливадию для молитвы и напутствования Государя Императора Александра III-го

МЫ видели, какой великой славы стал сподобляться от Господа великий молитвенник за землю Русскую. Его узнала вся Россия, и он стал получать отовсюду, даже из отдаленных мест России многочисленные приглашения приехать и помолиться. Вся Россия стала озаряться его славой подобно храму, наполняющемуся благоуханием от кадила с фимиамом. Во многих местах России получались его щедрые лепты на храмы, на церк. приходские школы, благотворительные учреждения и т. п., многие места России были облагодетельствованы его личными посещениями и молитвами, вся Россия украшалась его портретами, которые помещались к иконам наравне с царскими.

В своих путешествиях по земле Русской я встречал, говорит Круглов, портреты о. Иоанна и в роскошных кабинетах, и в крестьянских лачугах. Они повешены на почетном месте, куда вешает простой человек только тех, кто ему дорог. Мне пришлось быть у одного зажиточного крестьянина Саратовской губернии. У него портрет о. Иоанна висел рядом с портретами Царя и Царицы,

– Это наш молитвенник батюшка, – благоговейно произнес хозяин: – он за Царя и Царицу, за весь Дом царствующий Богу молится... Им, может быть, и земля Русская и все мы крепки и живем... Продли Господь его дни!..

Одна женщина, участвовавшая в 1891 году в поездке с о. Иоанном на Север и обратно, пишет следующее о своем обратном пути с уважаемым пастырем.

7-го июля, в 7 часов вечера отец Иоанн выехал из Архангельска. Весь берег был усеян народом, и два парохода с публикой долго его провожали. Счастливо было для меня путешествие в Суру; но обратный путь был поистине царским путем, потому что освящался личным присутствием великого светильника Божия, имя которого свято чтит вся православная Русь, что я видела своими глазами на каждом шагу. Только горячо любимого Царя народ может так неподдельно и искренно встречать, как он встречал и провожал везде отца Иоанна. Где бы пароход ни приставал, везде, точно из земли являлись мгновенно толпы народа и стремились к батюшке за благословением.

Чествование народом о. Иоанна отличалось могучим громадным стихийным характером. Очевидно, верующий русский народ смутно исповедовал здесь истину о всероссийском, даже более вселенском значении подвига о. Иоанна. На о. Иоанне сбылись слова, которыми церковь ублажает св. Василия Великого: «Во всю землю изыде вещание твое, яко приемшую слово твое... царское священие, отче преподобне».

О. Иоанн стал известен всей России, его портреты помещались наряду с царскими потому, что он, будучи всероссийским пастырем, молитвенником и щитом православной веры, такою своею деятельностью сближался с подвигами Всероссийского Императора, Который есть помазанник Божий, провозвестник воли Божией, защитник и хранитель православия. В то время царствовал приснопамятный Государь Император Александр III. Государь Александр III была могучая не только политическая, но и церковная, духовно-нравственная сила русского народа. Не будем перечислять здесь Его многочисленных важных государственных дел, – напомним здесь о Его великих заслугах для православия, вспомним Его заботы об улучшении быта духовенства, о религиозном просвещении народа чрез церковно-приходские школы, заботы о распространении православия среди Империи и т. д.

Православная русская церковь никогда не забудет в своих молитвах Великого Государя Императора Александра III. С именем Его связан особый светлый момент в ее жизни. Почивший Государь был в полном смысле Благочестивейшим Государем, не только искренним, верным, послушным Сыном православной церкви, хранителем и выполнителем ее уставов, но и ревностным, твердым, неослабным покровителем ее и в многоразличных ее нуждах и затруднениях, защитником православной веры от нареканий ее врагов, поборником в деле; распространения православия среди иноверцев и инородцев; Он искренно радовался всякому возбуждению и проявлению религиозного чувства и сознания в русском народе; и Своим сочувственным откликом на это пробуждение еще более усиливал его и поддерживал дальнейшее его развитие. Можно сказать без преувеличений, что нужды православной церкви в России занимали собою внимание почившего Государя едва ли не больше, чем многие другие государственные нужды; по крайней мере, первые кажутся нам всегда стоящими на первом плане, хотя удовлетворение их не мешало выполнению других планов в управлении государственным механизмом и шло в связи с выполнением последних.

Находясь в Беловеже в 1894 году, Государь Император Александр III пожелал, чтобы присутствие Его за Богослужением в простой сельской приходской Церкви (находящейся в нескольких шагах от Беловежского дворца), не нарушало обычного течения церковных служб. Церковным старостой в этой церкви был управляющий Беловежской пущей. Он рассказывал, что при первом Богослужении в присутствии Государя он не решился обходить молящихся с тарелкою для церковного сбора денег. После обедни Государь спросил его, неужели у них в церкви не производится этот сбор. Управляющий пущей объяснил Государю, что счел неудобным беспокоить Его. Государь повелеть соизволил впредь производить сбор и вообще ни в чем не нарушать обычаев приходских. В следующую службу церковный староста с тарелкою, а за ним церковный сторож с кружкою обходили всю церковь. Государь, Императрица, все великие князья, клали свою лепту на тарелку и в кружку, и сбор был, конечно, огромный. Рядом с червонцами лежали на тарелке пяти и трехрублевые бумажки свиты, и медные пятаки и гроши крестьян. Перед образами теплились толстые рублевые восковые свечи и крохотные желтого воска свечи, очевидно, приношения царской семьи и крестьян. В конце обедни Государь подходил ко кресту, и священник вручал Ему просфору, как, бывало, это делалось в сельских церквах» (Историч. Вестн. 1901) г., Февраль, 490 стран.).

Великая ревность Благочестивого Монарха Императора Александра III о православной вере, о распространении религиозного просвещения среди народа была увенчана великой наградой от Самого Царя неба и земли, Господа Вседержителя. Во время одного путешествия предпринятого Монархом для пользы государства Господь сил и Царь славы явил ему особое беспримерное знамение Своего Промысла, сохранив Его и Его Августейшую семью невредимыми среди великой опасности. Великая Божественная награда, подаваемая из горних пренебесных селений Благочестивейшему Монарху Императору Александру III за Его царственно – могущественную ревность о православной вере. Это дивное спасение, этот «венец благоволения Божия», почивший на покойном. Государь Император Александр III был для России лучом духовного света и тепла, снисшедшим с неба на землю, отобразившимся во множестве икон, храмов, обителей и часовен, устроенных и поднес устрояемым в память сего события, и лучом снова восходящим от земли на небо в многочисленных молитвенных чувствах и подвигах, пробуждаемых в народе этими религиозными сооружениями. Государь Император Александр III чрез сие оказался для России проводником Благодати Божьей. О. Иоанн Кронштадтский, как мы видели выше, тоже был раздаятелем и проводником Благодати Божией. Очевидно, между Государем Императором Александром III и о. Иоанном Кронштадтским было тесное внутреннее духовное сродство. Наконец, это невидимое, духовное сродство проявилось и вовне, видимо именно в Ливадии, куда по Высочайшему Повелению был вызван о. Иоанн в октябре 1894 года, при болезни Государя Императора Александра III, о чем сейчас будет подробно сказано.

Император Александр III, обладавшей от природы крепким телосложением, отличался необыкновенною силою. Могучий богатырь по Своему росту и виду, спокойный, воздержный и миролюбивый по своему нраву, ведя правильный образ жизни, Он обещал России долгоденствие. Но Венценосец, создавший могущество, богатство и благосостояние России, испытал очень много чрезмерных тревог, душевных невзгод, вынес слишком много необычайных трудов. Они-то и надорвали силы Царя-Богатыря, они и привели Его к преждевременной могиле.

Жизнь Императора Александра Александровича с юных лет представляет собою тяжкий и скорбный путь. В 1865 году Он был очевидцем болезни, страданий и преждевременной смерти горячо любимого Друга, Старшего Брата, Цесаревича Николая Александровича. В 1872 году Александр Александрович перенес тиф в весьма тяжелой и опасной форме. В продолжение русско-турецкой войны 1877 и 1878 годов, Он делил с войском все трудности походной жизни и не раз подвергался во вражеской стране серьезным опасностям военного времени. Во все царствование Императора Александра II-го, Он, со всею Царскою Семьею, постоянно переживал тревоги и сердечные волнения, вследствие развития государственной крамолы. С болью в сердце пережил Он многократные покушения на жизнь Отца-Венценосца и, наконец, перечувствовал весь ужас страшного злодеяния 1-го марта 1881 года. Столько волнений и чрезмерных трудов перенес Он и после того! Подъяв тяжкое бремя правления, Государь, при необычайном внимании к Своим Царственным обязанностям, трудился неустанно, нисколько не жалея Своих сил. Делами государственными занимался Он и по утрам и в вечернюю пору. Немало душевных забот и страданий перечувствовал Государь в тяжелую пору народных бедствий, в 1891 и 1892 годах, когда 23 губернии изнемогали от голода. Наконец, легко ли было Государю перенести страшное потрясение, как человеку и Отцу Семейства, при крушении поезда 17-го октября 1888 года!

Все эти душевные волнения, сердечные страдания и чрезмерные труды, при недостатке освежающего и укрепляющего сна, незаметно, постепенно подтачивали здоровье Государя. Он начал недомогать давно, но не любил лечиться и избегал говорить о Своем недуге. Поэтому никто и не подозревал, что здоровье Августейшего Труженика надломлено, ненадежно, и смерть от Него недалека.

Болезнь Государя обнаружилась для всех и даже для Него Самого совершенно неожиданно. Она в Нем таилась и проявлялась изредка и не сильно. Еще в августе 1893 года, Государь сильно ослабел от чрезмерного носового кровотечения и всю осень страдал лихорадочным воспалением дыхательного горла. В январе 1894 года у Императора была сильная инфлюэнца, начавшаяся сильными сердечными припадками, на которые Он не обращал внимания. Между тем, это был уже третий приступ болезни. Профессор Захарьин, лечивший Государя, обратил внимание Августейшего Больного на крайнюю необходимость не утомлять Себя занятиями, давать Себе более времени для сна и избегать простуды. Затем он осматривал Государя в начале июня и нашел в хорошем состоянии. Но уже в начале июля здоровье Государя так ухудшилось, что подняло тревогу среди окружающих. Профессор Захарьин, призванный в Петергоф, нашел у Больного признаки болезни почек и последовательного поражения сердца. Император страдал бессонницей, ощущал постоянно дурной вкус и нередко чувствовал тошноту. Положение Царственного Страдальца внушало крайние опасения. В августе врачи представили Ему свое заключение о постигшем Его недуге. Они, правда, смягчили свой приговор относительно рокового значения болезни Монарха, однако не скрыли, что проходит она в высшей степени редко, и что поправление здоровья и продолжение жизни возможно лишь при строжайшем соблюдении известных условий и предписанного образа жизни. Условия же и образ жизни Государя, по свидетельству профессора Захарьина, со времени январской инфлюэнцы, были прежние: постоянное утомление умственными занятиями, недостаточный сон и частое пребывание на воздухе во всякую погоду. Итак, стало очевидно, что на выздоровление Государя Императора уже не было никакой надежды. Роковое же влияние на развитие недуга, на быстрый ход болезни, приведшей к смерти, имело крайне холодное и сырое лето 1894 года. Между тем, Государь не берег Себя, Он пробыл в Петергофе до 18 августа, продолжал обычные занятия и, не вынося жары, всегда искал прохлады. Еще 7-го августа в Красном Селе, объезжая войска, Он сделал галопом до 12 верст.

Велики и разнообразны были труды Царя-Самодержца и высоки были у него понятия о Царских обязанностях, о долге Монарха! Император держался того убеждения, что он должен быть постоянно бодр и всегда деятелен. Свой долг пред государством Царь ставил на первом плане и продолжал трудиться, не обращая внимания на Свой недуг. Полагаясь всецело на Промысл Божий, без воли Которого ничто не совершается, Государь предоставил Себя на волю Божию и, пока еще чувствовал в Себе силы, отдавался служению России, не жалея Своих сил. В то же время Он употреблял невероятные усилия, чтобы казаться здоровым, спокойным и не тревожить близких к Себе лиц. Таково было нравственное состояние Государя в это время. Таким же оно оставалось и во все время дальнейшего развития болезни, до самой Его кончины.

Между тем последующие обстоятельства складывались не в пользу Августейшего Больного. Переезд Государя из Петергофа на юго-запад России, где Он обычно проводил осень, не, сопровождался ожидаемыми последствиями. В Беловеже, куда отправился Государь 18 августа, погода стояла сырая, неблагоприятная для Его болезни. Затем, в Спале, куда переехал Государь, погода была свежая, холодная. Обстоятельства эти требовали большой осторожности со стороны Августейшего Больного. Между тем, в Беловеже и в Спале, Государь забывал наставления врачей. Вследствие привычки к движению на свежем воздухе, Он постоянно искал прохлады и проводил время, по большей части, под открытым небом. Охота в Спале, среди болот, еще более ослабила Императора. Болезненные явления усилились и побудили врачей ускорить отъезд Государя в теплый климат южного Крыма.

По настоянию докторов Государь немедленно поехал из Спалы в Севастополь, оттуда отправился на пароходе Добровольного флота «Орел» в Ялту и затем прибыл в Ливадию. Продолжительный переезд по железной дороге в Севастополь, езда на пароходе, равно и церемонии встреч в Севастополе и Ялте утомили Больного Царя. Он сильно похудел и пожелтел. В Ялте, выйдя на пристань, Он принял почетный караул, сказал несколько слов лицам, участвовавшим во встрече, и направился к экипажу под руку с Государыней Императрицей, которая заботливо поддерживала Его.

В Ливадии, куда прибыли Их Величества 21 сентября, Государь и Царская семья заняли Малый дворец, где Государь проживал, будучи еще Наследником Цесаревичем. Когда в Ливадию съехались другие Высочайшие Особы, Им отведено было помещение в Большом дворце.

Погода в Ялте и Ливадии стояла прекрасная, какая редко бывает там в октябре месяце. Небо часто бывало облачным, но дни были тихие и теплые. Тем не менее, наблюдательные люди полагали, что такая погода продержится недолго, и в обществе говорили, что врачи предлагают остров Корфу в Ионическом архипелаге, как зимнюю станцию для Августейшего Больного. Но мысль расстаться с Россией, по-видимому, была чрезвычайно тяжела Больному, и Государь Император на предложение врачей ответил, что никогда не оставит Россию. Так горячо любил Он Свою страну, что даже забота о здоровье не могла заставить Его примириться с временною разлукою со Своим народом.

Первые дни пребывания в Ливадии были для Государя временем необходимого отдыха. Вскоре Он почувствовал Себя лучше; в воскресенье 25 сентября, в день преподобного Сергия, был Он в придворной церкви за литургией, и после того ездил в Ай-Тодор к Великой Княгине Ксении Александровне. В последующие дни совершил Государь несколько прогулок в экипаже, посетив, между прочим, Массандру. Но вскоре обнаружились у Больного признаки ослабления, – утрата аппетита и сна, упадок деятельности сердца и опухоль ног. Силы Государя таяли ежедневно, но Он старался быть бодрым и не ложился в постель.

В следующее воскресенье, 2 октября, Государь с Императрицей и Великой Княжною Ольгой Александровной ездили на водопад Учан-Су. Государь приветливо отвечал на поклоны встречных путников. В этот же день, с разрешения Государя, прибыл из Харькова в Ливадию профессор Груббе благодарить Его Величество за Высочайшее внимание, оказанное профессору во время его болезни. Он был принят Их Величествами утром 3-го числа. Узнавши от Груббе, что он летом отдыхал и долечивался в Ялте, Государь спросил профессора, сколько он пробыл в этом месте, и принесло ли ему пребывание там пользу. Груббе ответил, что пробыл в Ялте около пяти недель и что, хотя в июле было очень жарко, но польза все-таки была. На это Его Величество заметил: «А Я здесь десять, дней, и Мне каждый день все хуже». 4-го числа Государь ездил кататься с Императрицей, но почувствовал Себя во время поездки очень дурно. Это была последняя прогулка Его Величества. В этот же день состоялся медицинский осмотр Больного, произведенный профессорами Лейденом, Захарьиным, Вельяминовым и Гиршем.

На другой день, после совещания профессоров, по поводу произведенного освидетельствования Августейшего больного, 5 октября, по телеграфу разнеслась на всю Россию ужасная весть: «в состоянии здоровья Государя Императора замечается ухудшение: общая слабость и слабость сердца увеличиваются». Это зловещее сообщение, как погребальный звон, болезненно отозвалось в русском сердце. Сразу все почувствовали, что России грозит невообразимое несчастье. Страшное предчувствие скоро начало подтверждаться дальнейшими малоутешительными известиями о недуге Государя. С этих пор падение сил и ухудшение болезни шли неравно: иногда Августейшему Больному чувствовалось легче, но затем становилось тяжелее прежнего.

6-го октября перемены не было в состоянии здоровья Государя, но на 7-е число ночь прошла у Него почти без сна. Утром и днем отек ног, показавшийся в последнее время, увеличился; общая слабость и деятельность сердца продолжали оставаться в прежнем состоянии. 8-го октября, в субботу, Государь немного почивал, аппетит и самочувствие были несколько лучше. В этот день и следующий за ним заметен был у Больного некоторый подъем сил.

8-го числа ожидался в Ливадию приезд Ее Величества Королевы Эллинов Ольги Константиновны и Августейшей Матери Ее, Великой Княгини Александры Иосифовны. Ее Высочеству пришла благодетельная мысль пригласить с Собою глубокочтимого кронштадтского пастыря, о. Иоанна Сергиева. В 9 часов утра прибыли Они в Ялту на военном корабле «Память Меркурия». Августейшие Особы встречены были на пристани Его Императорским Высочеством Наследником Цесаревичем, а пастырь-молитвенник, о. Иоанн отправился прямо в Малую церковь при дворце служить заздравную обедню. При проезде любимого пастыря чрез Ялту со всех сторон неслись навстречу ему благожелания и благословения, а ясный и радостный вид его оживлял всеобщие надежды на милость Божию и на действенную силу всенародной молитвы о Болящем Царе. По просьбе населения о. Иоанн затем ежедневно служил в Ялте и в окрестных селениях божественную литургию. Несметные толпы стекались к нему на молитву. Вечером в тот же день прибыли в Ливадию Августейшие Братья Государя, Великие Князья Сергий и Павел Александровичи. Весть о пребывании отца Иоанна в Крыму быстро распространилась по всему округу, и скоро дом, где он жил начал осаждаться народом, стремившимся увидеть уважаемого пастыря. Преобладающим элементом, разумеется, были русские, но немало замечалось так же и татар, караимов, являвшихся, конечно, не ради одного любопытства. Толпа начинала сбираться обыкновенно часов с трех ночи и дежурила до шести, когда в подъезде появлялся батюшка, уделявший продолжительное время на прием всех, жаждавших получить его благословения. Инородцы подходили к нему последними и так же как русские смиренно преклоняли головы. Отец Иоанн возлагал на них свои руки и расспрашивал их о нуждах, горестях, отнюдь не касаясь вопроса о религии. Нужно было видеть их, чтобы понять, что переживали и испытывали эти люди, искавшие утешения у православного священника...

К Отцу Иоанну в Крыму приносили больного, разбитого параличом, татарина. Откуда-то издалека его несли; он имел измученный, усталый вид, глаза его беспокойно блуждали и точно искали спасения в каждом, к кому бы ни обращались. Молодые татары, принесшие его на своих плечах, спросили меня ломаным русским языком:

– А что, бачка, лекарь-то Божий дома?

– Дома.

– Кажи ему, что до него у нас дела есть...

– А вот погодите, батюшка скоро выйдет...

– А ты кажи, чтобы скорее шел, а то старику-то тяжело больно...

Отец Иоанн не заставил себя долго ждать. Приблизившись к группе верующих магометан, окружавших носилки, на которых неподвижно лежал больной, он ласково с ними заговорил... Старик-татарин силился улыбнуться, но улыбка ему не давалась. Отец Иоанн возложил на его голову свои руки. Толпа на мгновение притихла и, видно было, что она переживала какие-то новые ощущения, не понятные, но волнующие кровь и пробуждающие мысли.

На всех присутствовавших эта трогательная сцена произвела сильное впечатление...

Наутро, 9 октября, в воскресенье, Государь Император почувствовал Себя в силах приступить к величайшему духовному утешению, которого давно жаждала душа Его, – изъявил Он желание приобщиться Святых Таин Христовых.

Об исполнении этого благочестивого желания Августейшего Больного и вообще о состоянии Его 9-го октября мы находим следующие довольно подробные сведения, обнародованные духовником Его Величества, о. протопресвитером Янышевым, 5 ноября 1894 года.

«О возможности близкой Своей кончины Государь Император помышлял еще 9 октября и весьма определенно говорил об этом, когда принимал меня в этот день после обедни. Когда я позволил себе при этом просить Его Величество совершенно успокоиться от государственных дел и забот и, предав Себя всецело в волю Божию, приобщиться Св. Таин, Он с радостью и неоднократно повторенною благодарностью принял это предложение и сожалел только, что не мог так приготовиться к этому великому таинству, как Он вместе с Августейшею Семьею Своею делал это, когда был здоров, в Великом Посту».

«Среди молитв, к которым я тотчас же приступил, Государь, одетый по обыкновенному, как здоровый, преклонил колена и делал земные поклоны. В таком положении Он оставался до окончания исповеди. Святых Таин Он приобщился в присутствии Государыни Императрицы, Которая Сама вместе со мною помогла Государю подняться на диван, сидя на котором, Государь и сподобился Святого Причастия».

В этот день и следующий за ним Августейший Больной пережил сильные, хотя и утешительные, ощущения. 10 октября, в понедельник, Он пожелал видеть отца Иоанна Сергиева, чтобы с ним помолиться, а вечером того же дня предстоял приезд в Ливадию Высоконареченной Невесты Государя Наследника Цесаревича, Принцессы Алисы Гессенской. По приказанию Его Величества устроена была Ей в Ливадии торжественная встреча с почетным караулом и музыкой. С Принцессой Алисой изволила прибыть и Августейшая Сестра Ее, Великая Княгиня Елизавета Феодоровна. Государь, несмотря на Свой тяжкий недуг, старался казаться бодрым и спокойным. Для встречи и приема Принцессы Алисы, Он потребовал мундир и, невзирая на затруднения, причиняемые отеками ног, пошел на встречу Невесты Первенца-Сына и сердечным, чисто отеческим приемом сразу показал Ей, что встречает Ее, как родную, дорогую Его сердцу дочь.

Свидание Государя с Принцессой Алисой было давно желательным, и радость встречи была причиною сильного волнения для Больного Монарха. Врачи опасались этого, однако ночь на 11-е прошла благополучно. Достопочтенный кронштадтский пастырь-молитвенник, о. Иоанн Сергиев, глубоко – трогательными чертами передает следующие подробности, касательно совершения домашней молитвы вместе с Больным Монархом, в письме, обнародованном после кончины Государя.

«Я был позван в 11 часов утра. Идя к Высокому Больному, я думал: как бы мне лучше, сердечнее приветствовать Царя, тяжко больного? А незадолго пред тем я читал послание святого апостола Павла к ученику его Тимофею, и в нем особенно мне показались пригодными в моем положении для первого привета Царю слова, выражающие величие Господа – Царя царей, от Которого все цари получают свою державу и власть над народами (1Тим.6:15–16). Я и запомнил эти слова. Вхожу в кабинет Его Величества. Государь встретил меня стоя, в шинели, хотя отек в ногах не позволял Ему стоять. И я так приветствовал Его: «Государь! Да благословит Тебя всеблагословенный Бог, блаженный и единый сильный Царь царствующих и Господь господствующих, единый, имеющий бессмертие, Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может, Которому честь и держава вечная. Аминь». После этого я благодарил Государя, что Он удостоил меня пригласить в Ливадию и лицезреть Его Особу. Он изволил сказать, что Он «не смел Сам пригласить в такой далекий край России» (настолько он деликатен и скромен при Своем величии), «но когда Великая Княгиня Александра Иосифовна предложила Мне» (Его слова) «пригласить вас в Ливадию, Я с радостью согласился на то, и благодарю, что вы прибыли. Прошу молиться за Меня. «Я (говорил Он) очень недомогаю». Я отвечал, что «считаю потребностью сердца молиться о Вашем драгоценном здравии, особенно в нынешние дни Вашей болезни. О Вас молится и вся Россия». Затем Он перешел в другую комнату, пригласил меня помолиться с Ним и стал на колени. Я прочел три молитвы. Его Величество молился с чувством, склонив голову и углубившись в Себя. Когда я кончил, Он встал, поблагодарил меня и просил впредь молиться. Государь был один; когда я уходил, вошла в комнату Императрица и приветствовала меня милостиво».

С 12 октября по 17-е, Государю было настолько лучше, что стали надеяться если не на полное выздоровление, то хоть на незначительное улучшение, которое позволило бы Больному прожить, при известных предосторожностях и строгом следовании указаниям врачей, еще целые годы. Особенно хорошим признаком считалось отсутствие днем сонливости, хороший сон ночью, аппетит и подъем деятельности сердца, обнаружившиеся 15 октября.

Улучшение здоровья Государя Императора вызвало в Ливадии и Ялте общее оживление и радость. На улицах появились толпы гуляющих, у всех прояснились лица, на душе у каждого был точно праздник. Известия покупались нарасхват и читались с восторгом.

В понедельник, 17 октября, Ялта с утра особенно оживилась. Улицы города запестрели флагами, в воздухе разносился колокольный звон, призывая всех к молитве за Царя. Гражданские и военные власти, чиновники разных ведомств, в праздничной форме, спешили в храм Божий. Церкви были полны народом, особенно Ливадийская, в Ореанде, где служил кронштадтский протоиерей о. Иоанн Сергиев.

Русские люди, вспоминая чудесное спасение Царя с Семьею в этот день в 1888 году, молились и теперь о спасении Его от новой грозной опасности, от тяжкого недуга. В дворцовой церкви Их Величества, Государыня Императрица, Греческая Королева с Семейством, Наследник Цесаревич со Своею Августейшею Невестой и прочие Члены Императорской фамилии, равно и все лица, бывшие в Императорском поезде во время крушения, слушали сперва панихиду по убитым, а затем благодарственный молебен. Конечно, тяжело было всем молившимся чувствовать, что среди них впервые не было Государя Императора, но тем горячее возносилась за Него сердечная молитва.

В этот день Августейший Больной сподобился вторично, во время болезни, приобщиться Тела и Крови Христа Спасителя. Приобщал Его отец Иоанн Сергиев, который (в том же письме) сообщает следующие сведения о совершении Болящим Царем этого священного долга.

«Я не считал своей миссии выполненной, доколе сам не причащу Высокого Больного. Я нуждаюсь крайне сам в ежедневном причащении Святых Таин и почитаю за великое лишение, если не причащусь. Как же больной человек нуждается в этом всеоживотворяющем таинстве, если не всякий день, то через некоторый промежуток! И я, отслужив 17-го октября литургию в Ореанде, в присутствии Высочайших Особ, отправлялся с Чашею жизни, вместе с протодиаконом, во дворец к Болящему. Вошедши со святою Чашею в помещение Его, я вслух произнес слова церковной песни: «се входит Царь славы, се жертва тайная совершена дориносится; верою и любовию приступим, да причастницы жизни вечныя будем». Когда я говорил слова молитвы: «Верую, Господи, и исповедую…», Государь произносил раздельно и с чувством каждое слово и благоговейно принял из Чаши Святые Тайны: слеза умиления капнула на Его грудь... Государь получил большое утешение благодатию Христовою. Это было в 9 часов утра, когда мы ушли из дворца. Государыня Императрица вернула меня к Себе и благодарила за причащение Больного. Ее не было, когда Государь причащался. В следующее же воскресенье, когда причащалась присоединенная чрез св. миропомазание к Святой Православной Церкви Высоконареченная Невеста Наследника Цесаревича, изволила вместе с нею причаститься и Государыня Императрица, душа Которой, удрученная скорбию, жаждала утешения и отрады в святом причащении. Затем, в следующие дни, 18 и 19 октября, Больному стало делаться хуже; я был снова приглашен Императрицей и Наследником помолиться за Больного в особой комнате, в которой была поставлена большая чудотворная икона Божией Матери с Предвечным Младенцем, что я и исполнил. Вся Царственная Семья стояла на коленях и молилась со слезами».

В достопамятный день 17 октября всем хотелось верить и надеяться, что облегчение, которое почувствовал Августейший Страдалец с 12 числа, служит добрым предвестием. Особенно ободряла и радовала всех весть, что Государь, оставивший было, за слабостью сил, занятия делами, снова принялся за них. Действительно, Государь занимался у Себя в кабинете даже ночью. И 17-го числа, прочитав текущие дела, Он написал на них собственноручные решения и определения. Но светлые надежды опять омрачились грустными известиями.

Еще в ночь на 17-е число Государь спал меньше и в течение целого дня чувствовал Себя слабее; кушал мало; обычный кашель, которым Больной страдал давно, усилился, и в мокроте показалось несколько крови. К вечеру же 17-го, Государю сделалось хуже, и ночь на 18-е Он провел столь тяжело, что Царская Семья, в ожидании конца, не расходилась и оставалась в соседних комнатах.

18 октября в состоянии здоровья Государя Императора произошло значительное ухудшение. Кровохаркание, начавшееся в предыдущий день, при усиленном кашле ночью увеличилось. В левом легком появились признаки воспаления. Положение становилось опасным. В течение дня продолжалось отделение кровавой мокроты. У Больного появился озноб, пульс был слаб, дыхание становилось затрудненным. Аппетита почти не было, отеки значительно увеличились. Государь чувствовал большую слабость, однако мужественно боролся со Своим недугом, был покоен, и Его не покидали обычная бодрость и сила воли. Из Ливадии, по обычаю, выехал и 18 октября курьер с большим пакетом рассмотренных Государем докладов. В течение ночи с 18 на 19 октября Государь Император спал несколько часов. Отделение кровавой мокроты несколько уменьшилось. Утром 19 числа, надев крахмальную сорочку и выпив чаю, Великий Труженик земли Русской хотел заниматься делами, но не мог, чувствуя полный упадок сил. В течение дня, впрочем, просмотрены были Им некоторые бумаги, и на некоторых из них Он сделал собственноручную пометку: «В Ливадии» и «Читал». В левом легком продолжалось у Государя воспаление, пульс был слаб, дыхание затруднено и облегчалось только при помощи кислорода. Государь кушал мало, чувствовал большое утомление и чаще, чем раньше, ложился отдохнуть. При всем том, Государь не жаловался и не терял самообладания, напротив, старался ободрять и утешать окружающую Семью; только в самые мучительные минуты просил, если возможно, облегчить Его страдания. Конечно, в это время Царственный Страдалец не ошибался в оценке Своего опасного положения и понимал его ясно; тем более достойна удивления та твердость духа, с которою ожидал Он приближения Своей кончины.

19-го Октября, отец Иоанн скромно отпраздновал свои именины. В этот день он встал в пять часов утра и отправился в Ялту служить в соборе литургию.

Еще накануне, т. е. 18-го числа, начали приносить приветственные телеграммы... Наплыв телеграмм продолжался в течение всей ночи и всего следующего дня: в Ливадии о. Иоанн получил их 289 штук.

По этим телеграммам видно, как велика слава о. Иоанна в пределах нашего отечества – видно, с какой глубокой верой вся Россия относится к его молитвам...

Откуда получались телеграммы?

Здесь были бланки с пометками Казани, Воронежа, Астрахани, Москвы, Екатеринославля, Сергиева Посада, Славянска, Дубно, Киева, Летичева, Новобржеска, ст. Константиновки, Ростова-на-Дону, Одессы, Николаева, Стариц, Керчи, Курска, Тифлиса, Ярославля, Риги, Ставрополя-Кавказского, Пензы, ст. Раздельной, Смоленска...

Не только большие города, но села, местечки, станции – все прислали свои приветствия дорогому пастырю.

Перечислить эти приветствия полностью невозможно: для этого нужна целая книга.

Как же велика вера людей в силу молитвы о. Иоанна?..

Это ясно видно из целой серии телеграмм, чтение которых может вызвать слезы на глаза самого черствого человека.

Вот некоторые из них:

Из Новочеркасска:

«Два года болен горлом, пища не проходит, питаюсь молоком и водой, доктора отказались пользовать, советуют операцию. Благословите, прошу отслужить молебен, ибо имею семь человек детей».

Из Николаева:

«Постигло нас, бедных, великое горе, отнимают последний кусок хлеба. Прошу со слезами на глазах помолиться о нас Богу, о перемене этого несчастия».

Из Одессы:

«Муж мой десять лет без должности, имею четверо детей. Страдаю... Помолитесь найти должность».

Из Праги:

«Батюшка, прошу вас помолиться о возвращении рассудка мужу моему».

Екатеринославль.

«Помолитесь о выздоровлении единственного умирающего малютки-сына».

Одесса.

«Помолитесь, больная, имела одного сына, была надежда, кормилец мой теперь утонул. Страдаю, бедность, помогите».

Эти телеграммы едва ли требуют каких-нибудь комментариев!

Все они подписаны собственными именами – приводить их мы не считаем себя вправе.

А вот еще одна телеграмма.

Гор. Баку.

«Помолитесь за здравье мусульманина Галидула».

Мусульманин просит православного священника помолиться о его здравии!!

Был ли в России подобный пример до отца Иоанна? Нет, тысячу раз нет.

Правда, мусульмане крестились, переходили в христианство, но чтобы больной мусульманин отвращался от Аллаха и Магомета и прибегал к помощи Спасителя – это явление беспримерное!

Популярность о. Иоанна простирается далеко за пределы России.

Это доказала целая серия писем, полученных почтенным пастырем во время пребывания его в Ливадии: из Рима, Неаполя, Венеции, Берлина, Вены, Мюнхена и Граца.

Содержание всех писем совершенно одинаково, в каждом из них больной или больная, слышавшие о чудодейственной силе молитв о. Иоанна, обращаются к нему с просьбами о помощи против одолевающих их недугов.

Различие религий не играет здесь никакой роли: католики и лютеране обращаются к пастырю с такой же верою в великую силу его заступничества за них перед престолом Всевышнего, как и самые убежденные православные.

Возьмем любое из этих писем.

Например, письмо из Граца.

«Ваше преподобие» – пишет отцу Иоанну некая Каролина Р-р, дочь домовладелицы: «более десяти лет страдаю я сильнейшим нервным расстройством, доводящим меня иногда до отчаяния. Доктора мне решительно не помогают – единственная моя надежда на вашу помощь. Неделю тому назад я прочла в нашей газете статью, где подробно описывалась ваша глубоко-христианская жизнь и сообщались сведения о чудодейственной силе ваших молитв. Прошу вас не откажите помолиться обо мне и о моей бедной матери старушке, уже в течение восьми лет страдающей сильнейшей болезнью ног, лишающей ее возможности ходить, отнимающей у нее сон и аппетит. Я твердо верю, что Господь услышит ваши молитвы и освободит нас от этих болезней... Прошу вас еще сообщить нам день, когда будете молиться: мы хотим, во-первых, присоединить свои молитвы к вашим, а во-вторых, сделать посильное пожертвование в пользу наших бедных. С руками, поднятыми к небу, молю вас: не откажите исполнить нашу просьбу, исцелите нас, несчастных страдалиц!..»

Приблизительно такого же содержания и другие немецкие письма – из Берлина и Мюнхена, итальянские – из Рима, Неаполя и Венеции.

Приближалось 20-е число октября, день роковой для Августейшего Больного и неизмеримо-горестный для целой России. В этот день Всемогущему Богу угодно было, в неисповедимых путях Своих, прервать драгоценную жизнь Царственного Страдальца.

Вечером, накануне кончины Государя, доктор, профессор Лейден, объявил Государю, что Ему необходимо пролежать в постели четыре дня, на что Больной согласился. Но, улегшись в постель, Государь скоро почувствовал беспокойство и захотел спустить ноги. Доктор Вельяминов сказал, что нужно спросить Лейдена, который пришел и устроил Августейшего Страдальца поудобнее. Он положил подушки под колена Его и уговаривал не вставать, а дождаться, по крайней мере, рассвета. Доктора оставались еще некоторое время, но так как Государь настаивал на том, чтобы Императрица отдохнула, они удалились, и Государыня прилегла на два часа. Проснувшись, Она увидела, что Больной продолжает беспокоиться. Не раз Он просил Ее посмотреть в окно, не рассветает ли. Ночь проведена была Им мучительно и без сна.

Около семи часов Государю помогли надеть Его обыкновенную комнатную курточку и пересесть в кресло, недалеко от балконной двери, в спальне же, где Он и оставался до кончины. День был мрачный и холодный. Небо покрылось тучами; с утра пошел мелкий дождь, поднялся ветер, разбушевавшееся море точно стонало от сильного волнения. Все обещало ненастье. Как будто сама природа почувствовала наступление рокового исхода болезни Царя-Страдальца.

Такая перемена погоды сильно подействовала на Больного. Силы начали оставлять Его, показалась горлом кровь, дыхание становилось все труднее, и все чаще и чаще приходилось прибегать к помощи кислорода. В семь часов Государь приказал позвать к Нему Наследника Цесаревича и около часа изволил с Ним беседовать наедине. Государыня Императрица была в соседней комнате, но вскоре Цесаревич пришел сказать, что Государь Ее зовет. Войдя, Она нашла Его в слезах, и Он сказал Ей: «Чувствую Свой конец!» На это Императрица воскликнула: «Ради Бога, не говори этого, Ты будешь здоров»» – «Нет», произнес Царственный Страдалец, «это тянется слишком долго: чувствую, что кончина близка». Он старался ободрить и утешить Августейшую Супругу в Ее горе, с нежностью говоря Ей: «Будь покойна! Я совершенно покоен», и утешал Ее любовью Детей и всех подданных. Императрица, видя, что дыхание Царственного Страдальца затруднено и что Он слабеет, послала за Великим Князем Владимиром Александровичем и прочими Августейшими Особами, Которые, в начале десятого часа, все собрались около Больного.

Сознания Государь не терял ни на минуту и находил еще силы произносить приветливые слова собравшимся Членам Царской Семьи. Благостный Монарх каждому из присутствовавших Членов Императорского Дома уделил долю самого милостивого, сердечного внимания. Вспомнив, что 20 октября – день рождения Великой Княгини Елизаветы Феодоровны, Государь пожелал поздравить Ее.

Когда, в свою очередь, подошла к Больному Ее Королевское Величество, Ольга Константиновна, Он протянул Ей руку и слабо сказал: «Ольга Константиновна»! как всегда, и Они поцеловались. В это время прибыла в Малый дворец прямо из-за границы и Августейшая Сестра Государя. Герцогиня Кобургская Мария Александровна.

Среди беседы со Своими Присными, Государь ни на минуту не забывал о Своей душе и о Боге, пред Лице Которого готовился вскоре предстать. Чувствуя душевную потребность углубиться в молитву, Он внятно сказал: «Я желал бы помолиться». Тотчас же после этого Наследник Цесаревич вышел в соседнюю комнату и сказал находившемуся там духовнику Его Величества протопресвитеру Янышеву о желании Государя. Тогда духовник вошел к Августейшему Больному и начал читать молитвы. «Среди молитв», пишет отец Янышев, которые я читал, стоя сбоку, несколько впереди Государя, с лицом, обращенным к иконе, слышу довольно твердый Его голос: «желал бы приобщиться». Тотчас же я отправился в церковь Большого дворца, в которой хранились заготовленные Святые Дары, и на случайно оказавшейся близ нее свободной коляске возвратился в Малый дворец. Здесь, близ Государя, Сам Цесаревич приготовил столик, на который мною поставлены были Святые Дары, и началось, среди глубокого молчания присутствующих, чтение обычных молитв. Предпричастную молитву: «Верую, Господи, и исповедую», Государь от слова до слова повторял с ясным сознанием смысла каждого слова и с сердечным умилением. Когда я, по окончании священнодействия, хотел тотчас же удалиться, чтобы Государь мог оставаться исключительно среди Своей Семьи, Ему угодно было остановить меня, чтобы неоднократно повторить Свое Царское «спасибо» и непременно поцеловать священническую руку, которую Он с усилием поднял до Своих уст. При этом я невольно наклонился к Его уху, от всей души высказал взаимно благоговейную признательность Его Величеству не за духовенство только, но прежде всего за святую Церковь, Которой Он был неизменно верным Сыном и твердым защитником, и за все сословия русского народа, которому Он посвятил все Свои заботы и пожертвовал Свои силы; к этому я позволил себе высказать твердую надежду, что в небесных селениях

Ему уготовано непреходящее царство славы и блаженства со всеми святыми». Приобщения Святых Таин Августейший Больной сподобился в десять часов утра, после чего началось прощание с Ним всех присутствовавших Высочайших Особ. Духовник Его Величества удалился в соседнюю комнату, в которой находились доктора.

В одиннадцать часов положение Больного сделалось особенно трудным, и казалось, что роковая минута приближается. Деятельность сердца продолжала падать, одышка увеличивалась; но телесная крепость Могучего Царя еще раз восторжествовала над злым недугом, и Его Величество почувствовал снова некоторое облегчение. Подкрепляя Свои силы вдыханием кислорода через некоторые незначительные промежутки времени, Государь все время оставался в полном и ясном сознании. Около этого же времени Он пожелал видеть отца Иоанна Кронштадтского, который служил тогда обедню в Ореанде. До прихода пастыря-молитвенника Государь выразил желание отдохнуть. С Августейшим Больным остались только Императрица, Цесаревич с Высоконареченной Невестой и Царские Дети. Прочие Высочайшие Особы из комнаты Его Величества вышли в соседнее помещение, и двери в нее заперли. Августейшим Особам, вышедшим из комнаты Царя-Страдальца, доктор Лейден сказал малоутешительную весть, что легкие у Больного хуже сердца. В это тяжкое для всех время вместе с Царственным Страдальцем более других болела сердцем и томилась Его Августейшая Супруга. «На дорогую нам Императрицу ужасно больно смотреть!» такими скорбными словами определяет тяжкое состояние Государыни Королева Эллинов, описывая последние часы жизни Царя-Миротворца.

На призыв Царский вскоре явился в Малый дворец о. Иоанн Кронштадтский. «Я поспешил явиться», пишет он, «тотчас по совершении литургии и оставался в Высочайшем присутствии до самой блаженной кончины Государя. По желанию Государыни Императрицы, я прочитал молитву об исцелении Болящего и помазал ноги и другие части тела Его елеем. Этот елей из лампады от чтимой чудотворной иконы по желанию усердствующих доставлен был чрез одного из ялтинских священников для помазания Августейшего Больного. Приняв с искреннею верою это благочестивое усердие, Государь Император выразил желание, чтобы я возложил мои руки на главу Его, и я долго держал их. Государь находился в полном сознании, просил меня отдохнуть, но я сказал, что не чувствую усталости и спросил Его: «Не тяжело ли Вашему Величеству, что держу долго руки мои на голове Вашей?» Но Он сказал мне: «Напротив, Мне очень легко, когда вы их держите». Потом Ему угодно было сказать: «Вас любит русский народ». – «Да», отвечал я: «Ваш народ любит меня». – «Любит», ответил Государь: «потому, что он знает, кто вы и что вы» (подлинные Его слова). Хотя с моей стороны, может быть, и не скромно помещать эти слова, но так как каждое слово умиравшего Монарха дорого для России и характеризует Его великую, смиренную, добрую, отзывчивую душу, – не счел я справедливым опустить их, хотя признаюсь, не достоин такого доброго слова Великого Государя моего».

Помазание Болящего Государя елеем, совершенное Кронштадтским пастырем-молитвенником, должно было доставить Августейшему Страдальцу великое душевное утешение, хотя и не могло заменить святого таинства елеосвящения, коего жаждала душа Его. Благочестивый Монарх, в последние дни Своей жизни, искреннейше желал принять таинство елеосвящения и только ждал для сего продолжительно совершаемого священнодействия, хотя небольшого укрепления быстро падавших сил Своих.

В течение последних часов, Государь, окруженный Своею Семьею, ни на минуту не теряя сознания, ослабевающим голосом продолжал беседовать с Императрицею и Детьми. Он часто целовал Императрицу, под конец же сказал: «не в силах даже поцеловать Тебя!» причем дышал с большим трудом. Дети стояли около Него на коленях, как и Государыня, державшая Его руки, которые начинали холодеть. Государь все просил Их сесть, говоря, что Они устанут. Великий Князь Михаил Александрович гладил руку Отца, Который, с нежностью глядя на Него, сказал: «душка!», но тут же простонал: «тяжело, очень тяжело!»

Незадолго пред кончиною Государя о. Иоанн снова молился, между тем как деятельность сердца у Больного все слабела, и дыхание становилось реже. Государыня Императрица ни днем, ни ночью не покидавшая Страждущего Супруга, до последней минуты с непоколебимою твердостью оставалась верна Своему чувству и долгу. Служа русским женщинам в течение двадцати восьми лет, образцом и примером Супруги, Она до последнего вздоха Августейшего Страдальца находилась близ Него; Императрица сидела с левой стороны Его кресла, на скамеечке, почти коленопреклоненная.

В два часа пополудни у Государя усилился пульс, и взор Его как бы оживился... Еще за три минуты до кончины видно было, что Государь желал что-то сказать и, обратясь к профессору Лейдену, следившему за биением пульса, произнес: «кислороду!» Но прежде, нежели Лейден успел выполнить желание Умирающего, Государь Император, поддерживаемый за плечи Наследником Цесаревичем, склонил голову на плечо Государыни, закрыл глаза и тихо в Бозе почил. Было два часа пятнадцать минут пополудни.

Такова была праведная, истинно-христианская, мирная кончина Благочестивейшего из Монархов Александра III-го! Он предал дух Свой Всевышнему Владыке, завещав народу Своему благословение мира и завет доброй жизни. Он скончался, как жил, как расстаются с жизнью простые русские люди, крепкие своею чистою совестью, своей горячей верой в Бога и в бессмертие души.

Пастырь-молитвенник, о. Иоанн Кронштадтский, свидетель и очевидец блаженной кончины Царя-Миротворца, такими светлыми чертами изображает ее: «Он тихо скончался. Вся Семья Царская безмолвно, с покорностью воле Всевышнего, преклонила колени. Душа же Помазанника Божия тихо отошла ко Господу, и я снял руки свои главы Его, на которой выступил холодный пот. Мир душе Твоей, Великий Государь и верный слуга Царя царствующих! Не плач и не сетуй, Россия! Хотя ты не вымолила у Бога исцеления своему Царю, но вымолила зато тихую, христианскую кончину, и добрый конец увенчал славную Его жизнь, а это дороже всего!»

Государь скончался в кругу Своей Семьи, на руках Императрицы и Сына Своего Первенца. В минуту кончины Монарха, голова Его покоилась на правом плече Императрицы, стоявшей коленопреклоненно с левой стороны кресла и державшей в Своих руках левую руку Супруга. Правая же рука Государя покоилась на коленях, и к ней, в минуту кончины, склонил Свою голову коленопреклоненный Первенец Его, ныне Царствующий Государь Император. Государыня долго оставалась так без слез и движения, подобно мраморному изваянию, пока с Почившим Царем прощались Родные, Члены Августейшего Дома, чины Двора и придворные служители. Между тем, духовником Его Величества протопресвитером о. Янышевым благовременно прочитана была молитва об упокоении души в Бозе почившего Великого Государя.

Тихо опустился Императорский штандарт на Малом дворце, а за ним – и флаги на судах в гавани в знак всенародной скорби, и весть о кончине дорогого и незабвенного Царя быстро перенеслась из Ливадии в Ялту. Затем скоро и жители отдаленных селений, прислушиваясь к выстрелам, редко следовавшим с крейсера «Память Меркурия», узнали, что страдания возлюбленного Монарха кончились.

В четыре часа пополудни, на площади пред Малою церковью Ливадии, протопресвитер Янышев прочитал Высочайший Манифест, в котором Император Николай II возвестил народу Своему о кончине Царя-Миротворца и о вступлении Своем на Прародительский Престол; потом он привел к присяге на служение новому Государю России Особ Царской Семьи, чинов Двора и войска. По принесении присяги первым подошел к Святому Кресту и Евангелию Наследник Цесаревич и Великий Князь Георгий Александрович, и за Ним другие Великие Князья. После Них приносили присягу первые чины Двора, Свита, придворные чины, находившиеся в Ливадии войска и Собственный Его Величества конвой.