О. Иоанн как духовный руководитель монахинь. Его любовь к Леушинскому женскому монастырю Новгородской Епархии

О. ИОАНН, принадлежавший к «белому духовенству», однако, любил и почитал также монашество, именуя его в своем дневнике «ангельским чином». Но особенно он был внимателен и любвеобилен к монахиням. Подобно тому, как преп. Серафим Саровский основал Дивеевскую женскую обитель, о. Амвросий Оптинский – Шамордин, О. Варнава – Иверский Выксунский монастырь, так и о. Иоанн, «Божиею милостью строитель Иоанновского монастыря»,⁶³ как он сам любил называть себя, в сущности, является благоукрасителем и благоустроителем многих других женских монастырей: Сурского в Архангельской Епархии, Воронцовского Псковской, а особенно, Леушинского Новгородской Епархии. С почтенной старицей Игуменьей Таисией, настоятельницей Леушинского монастыря, он был в постоянной и долголетней переписке (в течение 18 лет). Эта почтенная старица была незаменимой сотрудницей дорогого батюшки в его пастырском руководстве женских монастырей. Отсюда мы должны воздать ей сугубую благодарность за опубликование в печати писем о. Иоанна к Игуменье Таисии. Из 182 писем напечатано (с малыми пропусками) 149. Во многих из них о. Иоанн просит матушку Игуменью о приеме в Леушинский монастырь какой-либо девицы. Вот примеры:

«Достопочтенная Матушка Таисия!

Прими эту агницу Христову, подательницу записки, в ваше пристанище необуреваемое. Она слезно просит моего ходатайства.

Протоиерей Иоанн, Сергиев, ваш смиренный молитвенник».

* * *

«Честная Матушка Игуменья Таисия!

Позволь просить тебя о принятии под кров твоей обители, под кров Царицы Небесной, девицы Анны Ивановны Кирсановой; она – девушка прекрасная, скромная, трудолюбивая, верующая. Надеюсь на твою доброту.

Твой друг и отец, Протоиерей Иоанн Сергиев».

10 ноября 1894 г.

* * *

«Достопочтеннейшая Матушка Игуменья Таисия!

Прошу тебя ради любви Христовой и возлюбленного девственника и наперсника Христова Иоанна Богослова, Апостола и Евангелиста, принять к себе в обитель и укрыть от соблазна двух сестер девственниц: Марию и Елизавету Г-вых, бывших в Иверской обители у о. Варнавы. Свидетельствую о совершенной их невинности.

Иоанн Кронштадтский».

27 октября 1897 г.

* * *

«Матушка Таиcия!

Присылаю к тебе будущую монахиню для Суры, Матрону Дмитриевну Горбунову. Прими ее, как свою дочь.

Протоиерей Иоанн Сергиев».

14 октября 1899 г.

* * *

«Матушка Таисия!

Благоволи принять эту девицу грамотную – Наталью для подготовки в Сурскую общину. Фамилия ее Ширьякова.

Протоиерей Иоанн Сергиев».

4 ноября 1899 г.

* * *

«Дорогая Матушка Игуменья Таисия!

Надеюсь на твое обычное великодушие и сострадание ко всем, по возможности, ищущим спасения. – Прошу тебя не отринуть от твоего сердца хорошую девицу Люд. Ш. (я видел ее у Корсак. в Питере). Извини, что я часто утруждаю тебя такими просьбами.

Протоиерей Иоанн Сергиев».

21 февраля 1906 г.

* * *

«Определяя» таким путем будущих подвижниц в Леушинский монастырь, о. Иоанн и после следил за их жизнью в монастыре. В письме, напр., от 5 Августа 1899 года, он спрашивает матушку Таисию: «Каково живут у тебя мои Кронштадтские: Евдокия, Екатерина, Елена? Нет ли в них какой шероховатости?..»

Находясь в 1901 году в своем Сурском монастыре, во все вникая и всюду поспевая, как наилучший «Игумен», дорогой батюшка, однако, не забывает и Леушина и вот, что пишет матушке Игуменье Таисии. Приводим его слова целиком, они наглядно показывают, как было близко и дорого сердцу о. Иоанна благоустроение женских обителей.

«Как твое-то, Матушка, драгоценное здоровье? Как сестры поживают и спасаются? Да будет всем вам помощь свыше. Сестры Сурские все вам кланяются. Моему прибытию и гостьбе у них – чрезвычайно рады. Был сегодня в общей трапезе; она имеет тот же порядок, как у вас. Поют сестры хорошо, усердия к Богу и службе видно много. Слава Богу! Построек возведено довольно, и еще строится корпус вновь. Есть у нас лесопильный и кирпичный завод, мукомольная машина; видел производство – пилку, кирпичную машину и мукомолку. Все хорошо, все полезно. Дай Бог, чтобы все совершенствовалось. У тебя полагаю быть 22-го или 23-го июня, при содействии Божием.

До свиданья.

Недостойный богомолец твой Протоиерей Кронштадтский Иоанн Сергиев».

10-го июня 1901 г.

* * *

Игуменья Таисия имела счастье 35 лет состоять в близких отношениях к о. Иоанну.

Вот что она говорит об этом:

– Хлопоты мои о приобретении места в Петербурге для постройки подворья с целью материальной поддержки нашей обители, не имеющей ни капитала, ни обеспечения, начавшиеся еще при митрополите Исидоре, требовали иногда моего некратковременного пребывания в столице, где я нередко виделась с Батюшкою, хотя вести с ним духовную беседу никогда не приходилось; но зато, во время заездов его к нам в монастырь летом, на обратном пути с родины, мы получали поистине неземное наслаждение, находясь в непрерывном общении с этим благодатным пастырем в течение нескольких дней и даже недель. Он обыкновенно писал мне с родины с. Суры или из Архангельска о том, куда предполагает заехать, сколько где пробыть и когда приблизительно быть у нас и на своем ли пароходе или на арендованном, и мое дело было встретить его на назначенном месте. Вот тут-то начинался мой праздник, мой отдых, т. е. буквально отдых душевный, обновление сил и подъем духа. Едем с ним, бывало, от пристани нашей «Борки» до монастыря; дорога все идет лесом, а версты за три до монастыря, пересекая дорогу, проходит полоса монастырского леса; и станет Батюшка благословлять его на обе стороны: «Возрасти, сохрани, Господи, все cиe на пользу обители Твоей, в ней же Имя Твое святое славословится непрестанно». Дорогою расспрашивает о состоянии сестер, о здоровье их и т. под. Подъезжаем к деревне, расположенной за одну версту от обители и составляющей весь ее приход, а там по обеим сторонам пестреет народ, вышедший на благословение к великому гостю: мужички, с обнаженными головами, кланяются в пояс; женщины, с младенцами на руках, спешат наперерыв поднести своих деток, хоть бы ручкой-то коснулся их Батюшка; только и слышно: «Батюшка, кормилец», «родимый ты наш», «красное солнышко». А Батюшка на обе стороны кланяется, благословляет, говоря: «Здравствуйте, братцы! Здравствуйте, матери! Здравствуйте, крошечки Божии! Да благословит вас всех Отец наш Небесный! Христос с вами! Христос с вами!»

А как только пойдут монастырские постройки – дома причта, гостиницы и пр., тут встречают сестры с громким стройным пением: «Благословен грядый во имя Господне!» и далее с пением же провожают до самого соборного храма, где встречают священнослужители, а звон в большой колокол давно уже гудит. Похоже на что-то пасхальное, прерадостное: общий подъем духа, общее торжество! После литургии, за которою всегда бывает много причастников, Батюшка проходит прямо в сад, куда приглашаются и все сослужившие ему священнослужители, гости, приехавшие к нему, туда же является и самоварчик со всеми своими атрибутами, и дорогой Батюшка, зная, что всякому приятно получить чаек и из его рук, старается всех утешить. Потом пойдет гулять по аллеям сада или один, или с собеседником, но никто не беспокоит его. Как только Батюшка проходит через террасу в дом, – сад пустеет, так как все расходятся. Но ведь Батюшка слишком любит чистый воздух: не только днем проводит все время или в саду, или катаясь со мною по полям и лесам, но и иногда, в теплые, сухие ночи, и спит на террасе. Иногда в саду соберет более близких знакомых своих и некоторых сестер обители и, сам выбрав где-нибудь местечко, станет читать нам книгу, им же самим выбранную; но чаще всего читал Евангелие, Апокалипсис или книгу пророков и все читаемое тут же объяснял. Иногда чтение прерывалось и беседами на объясняемую тему. Когда устанет сидеть или утомится чтением, скажет мне: «А что, матушка, не худо бы и прокатиться нам в Пустыньку твою». И, конечно, это моментально исполняется, и мы едем. Катались мы всегда не быстро, медленно, потому, что в это время Батюшка или молился тайно, или беседовал со мною, или просто дремал; да и нужды не было скоро ехать: народ, как бы много его ни было, никогда у нас не бросался к нему, не беспокоил его на дороге. О «Пустыньке», этом излюбленном местечке Батюшки, я сообщу следующее.

Название «Пустынька» или «Крестик» носит небольшой скиток с церковью св. Апостола Иоанна Богослова. Второе наименование его «Крестик» может показаться несоответствующим названию скита; но и самое происхождение его несколько необычное и тесно связано с именем достопочтимого пастыря, о. Протоиерея Иоанна Кронштадтского, для которого это было излюбленное местечко.

В 1892 году, на обратном пути с родины, он посетил нашу обитель 15-го июня, предполагая погостить в ней несколько дней. Конечно, все пустынное гостеприимство обители было направлено к успокоению высокого гостя; но чем могла она выразить свое радушие? Между прочим, я предложила Батюшке покататься по полям и леса монастырским и благословить их, на что он охотно согласился. В то время обитель еще не имела рессорных экипажей, не держала и кучера, обязанность которого исполняла одна из сестер Долго ехали мы по лесу и не заметили, как колесная дорога стала прекращаться, сменяясь одной лишь тропинкой для пешеходов. Сестра, правившая лошадью, обратила на это наше внимание, сказав, что ехать дальше опасно – можно заехать в такую чащу, что нельзя будет поворота сделать, что и теперь для того, чтобы повернуть, нам придется сойти с тарантаса и подождать, пока она повернет, выбрав для сего более удобное место.

Мы тотчас же вышли, и Батюшка сказал мне: «Поищем пока мы с тобой землянички». На это я ответила: «Какая земляничка, Батюшка, в такую пору! У нас она на Петров день редко поспевает, да еще в такой глуши: тут только сосны да мох». Батюшка ничего не ответил, а сам наклонился, как бы ища чего на земле. Через несколько минут монахиня, повернув лошадь, подъехала к этому месту, а Батюшка подходил ко мне с букетиком сорванной со стебельками земляники и, подавая его, улыбаясь, сказал: «Вот я и ягодок принес». Я и глазам своим не верила и, обратясь к монахине, сказала: «Надо заметить это место; неужели здесь так рано поспевает земляника?» Монахиня тоже выразила сомнение. Впрочем, место мы заметили, и я решила, как только мы приедем в монастырь, послать сюда сестер поискать земляники, что и было исполнено; но, конечно, никакой земляники по раннему времени и по характеру грунта земли не могли здесь найти. Тем не менее, место это стало предметом всеобщего внимания, даже все приходящие считали как бы обязанностью побывать на нем, что и заставило вместо вбитого колышка поставить крест. Отсюда и ведет свое начало наименование этого скита «Крестик», так как вошло в употребление говорить: «были у крестика», «пойдем ко крестику». Перед этим крестиком нередко читались акафисты и каноны, особенно людьми, имевшими какую-либо скорбь, которые потом заявляли, что, помолившись там, находили облегчение. Никакая непогода, даже в зимнее время, не мешала желающим посещать это место. Это обстоятельство вынудило меня обратиться к бывшему тогда Архиепископу Новгородскому Феогносту с просьбою разрешить поставить маленькую часовенку с кельей не для жительства там кого-либо, а часовню – для случайных посетителей, келью же – в качестве места отдыха для меня, утружденной начальственною суетой, где бы я могла предаться молитвенному средоточию и безмолвию среди лесной тишины. В 1893 году, к приезду о. Иоанна, были уже готовы часовня с кельей, куда достопочтимый пастырь и уединялся для своих молитвенных подвигов, проводя иногда здесь большую часть дня.

В 1898 году Архиепископ Феогност, обозревая Леушинскую обитель, посетил и эту часовенку. Вошед в келию, чуждую всякого, даже скромного убранства, он сел в ней на простую деревянную скамью, перед таким же некрашеным столом, глубоко вздохнул, и слезы заблестели на его глазах. Затем он произнес: «Матушка, какое у тебя здесь блаженство! Как легко вздохнулось здесь!» На это я отвечала, что и у него есть близ Новгорода мыза Архиерейская, в которой он может уединяться. Но он возразил: «Ах, ты не знаешь: я – на дачу, а дела вперед уж меня туда прибежали». Посидев несколько, он вдруг стал планировать: «Вот бы эти два окна превратить в арку, да пристроить маленький алтарек, – вот бы и церковка была, блаженство такое!» – Не веря своим ушам от радости, ибо это было и моею заветною мечтою, я ответила ему: «Владыка святый! Уж очень бы это было хорошо! Да я не смела и просить об этом; ведь для церкви надобен священник: штатному здесь нельзя быть, а заштатного старца вот и для скита с трудом подыскиваем». На это владыка сказал: «Зачем, зачем отдельного священника? Ведь в праздник ты всегда должна быть в монастырском храме с сестрами; а в будень, когда вздумаешь, может отслужить здесь и свободный священник из двух ваших. Если хочешь, подай прошение: я разрешу; начерти хоть сама маленький планчик этой часовни, и как предполагаешь пристроить к ней алтарь; я сам вижу все на месте и на этом основании могу разрешить». Я не знала, как и благодарить Владыку, и поспешила исполнить предложенное. Это было в мае месяце. Когда в июле того же года, по обычаю, приехал о. Иоанн, я передала ему о результате посещения Архиепископом Феогностом «Пустыньки». О. Иоанн перекрестился и несколько раз повторил: «Слава Тебе, Господи!» Когда я спросила у него, почему он ранее никогда не выражал своего желания, чтобы была здесь церковь, он ответил: «Я положился на Господа, да будет воля Его, а не моя; и вот Он Сам благословил осуществить Свою святую волю».

Вот как возникла «Пустынька» с храмом во имя св. Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова!

В том же году стали запасать лес и весь нужный материал для пристройки алтаря и других приспособлений, необходимых для церкви. Так как дело было несложное, пристройка небольшая, то к следующему июлю месяцу, ко времени прибытия о. Иоанна, храм был уже готов и, с благословения Архиепископа, освящен о. Иоанном, во имя св. Ап. и Еванг. Иоанна Богослова. Одна близкая моя знакомая, институтская подруга, Елизавета Пасмурова поусердствовала сделать мраморный престол; она же, равно и другие знакомые и благодетели, доставили для храма всю нужную утварь, так что ничем не пришлось обременять монастырь, равно как и на все расходы по пристройке не пришлось тратить монастырские средства, так как петербургская купчиха У. Сорокина пожертвовала на этот предмет 500 рублей.

По сие время «Пустынька» эта составляет излюбленное местечко всей обители и ее богомольцев, а теперь, со времени кончины о. Иоанна, она сделается еще дороже и приятнее для всех, ценивших этого великого и незабвенного пастыря. Церковь в ней маленькая, смежная с такою же небольшою комнатой, где стоят богомольцы в зимнее время; а летом они размещаются вокруг нее на открытом воздухе, где, при открытых окнах, прекрасно слышно все Богослужение. Колокольни нет, да не имеется и колоколов, кроме одного 6-фунтового, за неимением средств.

Находится она с южной стороны от монастыря, на расстоянии около одной версты.

Туда теперь проложена прекрасная дорога.

* * *

Батюшка очень любил цветы и вообще природу: ему беспрестанно подносили цветы или из сада, или полевые. Бывало, возьмет в ручку розу или пион, какие расцветут к его приезду, и поцелует цветок, говоря: «Лобызаю Десницу, создавшую тебя столь дивно, столь прекрасно, благоуханно! О, Творец, Творец! Сколь дивен Ты и в самомалейшей травке, в каждом, лепестке!» Подержит, бывало, Батюшка в руке своей цветочек и отдаст кому-нибудь из присутствующих; и сколько радости получает с этим цветочком обладатель его! А Батюшка продолжает восхвалять Творца за Его благодеяния к людям. Подадут ли ему ягод из сада, какие поспеют, он говорит: «Какой Господь-то, Отец наш Небесный, милостивый, добрый, щедрый, всеблагой! Посмотрите, поймите – Он не только дает нам насущное, необходимое пропитание, а и услаждает нас, лакомит ягодками, фруктами, и какими разнообразными по вкусу, – одни лучше других! Заметьте, вот у каждого сорта ягод свой вкус, своя сладость, свой аромат».

Кто-то из приезжих заметил при этом ему однажды, что ныне культура усовершенствована и дает лучшие сорта продуктов. Батюшка, не глядя на говорившего, а продолжая смотреть на ягоды, ответил: «Культура – культурой, а Творец – Творцом. На то и дан человеку разум, чтобы он работал им, возделывал, совершенствовал, или, как ныне выражаются, культивировал, прежде всего, самого себя, а затем и другие творения Божьи, хотя бы и дерево, и плоды, и все, что предано в его руки Творцом. Из готового-то семени легко выращивать, доводить до высшего качества; а семя-то самое создать, если его нет, одну каплю воды создать там, где ее нет, – попробуйте-ка с вашей культурой! Из готовой воды можно и водопады устраивать; из готовых веществ – земли, песка, глины, можно какие угодно громады воздвигать; а при отсутствии этих веществ, что вы сделали бы? О, Творче Всеблагий, Отче Небесный, доколе создание Твое не познает Тебя и не падет в прах пред величием Твоим?!».

Любил также батюшка и сам собирать в саду ягоды и кушать их прямо с веточки. Бывало, заберется в кусты малины или в грядки клубники, кушает да и позовет: «Матушка, у тебя в садике-то воры; что плохо следишь за своим добром?». Любил он наш садик, и всякий раз перед отъездом из обители заходил в него и, как бы жалея его, прощался с ним: «Прощай, садик! Спасибо тебе за то удовольствие, которое ты доставляешь мне всегда! Сколько светлых минут проводил я в твоем уединении!», – и т. под. Бывало, скажешь ему на это: «Родной наш Батюшка, да разве Вы уже на будущий год к нам не придете?». Он ответит: «Будущее в руках Божиих; жив буду, – приеду».

Если случалось, что Батюшка приезжал к нам во время сенокоса, то мы с ним ездили и на покос к сестрам, всегда приноравливая к тому времени, когда они там пьют чай. Вот радость-то сестрам! Подъезжаем, бывало, и издали уже виднеются черные фигуры в белых фартуках и белых платочках. Поодаль дымятся и самоварчики; тут же, на траве разостлана большая простая деревенская (бранная) скатерть, пригнетенная по краям камушками, чтобы не поднимало ее ветром; на ней около сотни чашек чайных, сахар; подле стоят мешки с кренделями (баранками). Как только подъедет Батюшка, певчие сестры грянут любимый Батюшкин задостойник: «Радуйся, Царице». Батюшка идет к приготовленному для него столику, но иногда прежде погуляет по покосу, посидит на сене, побеседует с сенокосницами, и затем начинается чаепитие. Все собираются к кипящим кубам и самоварчикам, садятся на траву, и Батюшка сам раздает им из мешка баранки, многим дает чай из своего стакана и, вообще, старается всех утешить. Когда он уважает с покоса, все бегут провожать его, певчие поют ему «многолетие», пока экипаж не скроется из вида. Вообще, Батюшка любил наше пение и ежедневно призывал клирошанок петь, по большей части в саду, иногда в Пустыньке, а при дождливой погоде и в кельях. Ежедневно после обеда подходила к нему регентша, которой он назначал, какие пьесы петь ему. Иногда он слушал их, молча, сосредоточенно, в молитвенном настроении; иногда стоял или даже ходил среди них и объяснял им смысл поемого, особенно ирмосов; иногда же с увлечением сам пел с ними и регентовал рукою. Когда случалось нам с ним кататься по Волге, по его благословлению, я брала с собою на пароход от 4-х до 6-ти певчих, которые пели ему на пароходе, а также и в побережных церквах, где он останавливался для совершения литургии, без чего не мог провести ни одного дня.

Когда мы с ним катались по нашим лесам и полям, он всегда благословлял поля с молитвою об их плодоносии и изобильном урожае на пропитание обители. Бывало, когда увидит, что нет близко народа, велит остановить лошадей, снимет с себя рясу, положит на свое место и пойдет немножко пройтись в поле. По дорогам между монастырем и скитами у нас поставлено немало скамеечек, так как по этим уединенным дорожкам гуляют монашенки и садятся иногда со своим рукоделием или отдыхают, когда ходят в лес за ягодами или за грибами. Во время пребывания у нас Батюшки все таковые скамеечки служили местом для богомольцев, прибывавших к Батюшке; зная, что мы с ним ежедневно, иногда и по нескольку раз, проезжаем тут мимо, они поджидали нас и, завидев издали экипаж, тихо, в полном порядке подходили к Батюшке на благословение; иные девушки подносили ему полевые цветы, особенно часто фиалки, белые и лиловые, которые Батюшка очень любил. Так однажды, приняв эти букеты, он держал в руках один из них и, рассматривая его, сказал Евангельское слово:

«Ни Соломон во всей славе своей не одевался так, как каждая из полевых лилий. Если Отец Небесный так одевает цветок, который сегодня есть, а завтра брошен будет в печь, то не тем ли более вас, маловерные. Как очевидна истина слова Божия: «Ищите прежде Царствия Божия и правды Его, а все остальное приложится вам». Это я испытываю на себе: с тех пор как я начал усиленно искать и исключительно заботиться о благоугождении Господу молитвою и делами милосердия ближним и другими, я почти не имею надобности заботиться о себе, т. е. о своих внешних нуждах; меня, по милости Божией, одевают, обувают, угощают добрые люди и сочтут за обиду, если бы я не принял их усердия».

Я на это отвечала ему: «А если бы Вы знали, Батюшка, как приятно что-либо сделать для Вас, хотя чем-нибудь послужить Вам! Да и поверите ли, Батюшка, что за все, что для Вас сделаешь, так скоро воздается сторицею! Я это и на себе лично испытала, да и от многих слышала».

О. И.: «Верю, и сам вижу на деле; да это и в порядке вещей; за все воздает нам Господь, даже за чашу холодной воды, поданную во имя Его».

И. Т.: «А я в этом отношении часто припоминаю слова: «Приемляй праведника во имя праведниче, мзду праведничу приемлет».⁶⁴ Я знаю, что это сказано к Апостолам и не в том отношении, о каком мы теперь говорим, а вообще о вере и усердии к праведникам, т. е. к людям, всецело отдавшимся Богу».

О. И.: «А помнишь апостольское слово: «Не обидлив есть Бог забыти дела вашего и труда любве, яже показасте во имя Его, послуживше святым».⁶⁵ Конечно, не святых, на небесах живущих, надлежит разуметь, а служителей Его, которые трудятся для Него ради спасения людей. А строго же Он и судит тех, кто дерзает злословить их, особенно клеветать безвинно! Как Он через пророка Захарию говорит: «Касаяйся вас (т. е. избранников Божиих), яко касаяйся зеницы ока Его ⁶⁶(Божия). Видишь, Своим «оком» называет их Господь! Да и святые-то как любили Господа! Несмотря на немощное свое плотское естество, ужасающееся и мысли о мучениях и пытках, ради любви Христовой охотно шли на всякое страдание и смерть, лишь бы в вечности не быть отринутыми от Него. Вот, св. Игнатий Богоносец и лично просил, и писал в своем послании к Римлянам-христианам, когда они хотели освободить его от предстоящей ему мученической смерти: «Не возбраняйте ми, т. е. не мешайте мне придти к Господу, хощу быти измолен, т. е. измолот, зубами зверей, да буду в жертву благоприятну Господу моему!».⁶⁷ Вот высокая, святая любовь!».