Благотворительность о. Иоанна

Построение Сурской обители, Леушинского подворья и Иоанновского монастыря

ОДНОЮ рукою о. Иоанн получал деньги, а другою раздавал. По евангельскому слову, у него левая рука не знала, что делает правая. (Мф.6:3).

В одной из своих проповедей дорогой батюшка говорит: «Кому и как должно подавать милостыню? Иисус Христос говорит: «всякому просящему у тебя дай»; значит, должно помогать и благотворить всем, не делая разбора в лицах, состоянии, происхождении, вероисповедании. Каждому истинно нуждающемуся должно оказывать милость, ибо все они одинаковое имеют право на сожаление, и так же смотрят на руки наши, как мы на руки Божии, когда чего просим, и гораздо лучше простирать руку и недостойным, нежели из опасения встретиться с недостойными, лишить благодеяний и достойных».

Один кронштадтский лавочник рассказывает, как покойный отец Иоанн научил его любить бедных.

Отец Иоанн заходил к этому лавочнику менять 15–20 рублей. Лавочник тяготился этим и внутренне досадовал на отца Иоанна и на нищих.

Однажды, меняя деньги, он особенно сильно досадовал, однако, не показывал этого. Прозорливый старец понял, что делается в душе торговца. Как-то странно на него посмотрел и перестал ходить к нему в лавку.

После этого торговля у лавочника пошла хуже и хуже.

Лавочник встревожился, стал думать, вспоминать, и дело окончилось тем, что он, явившись к отцу Иоанну, поклонился ему в ноги и покаялся в грехе.

Отец Иоанн растолковал лавочнику, что Бог гневается на тех, кто бедняков обижает.

После этого о. Иоанн снова стал менять деньги у лавочника, – вместе с тем торговля у него исправилась.

Любовь христианская, истинная, по Апостолу, «вся покрывает, всему веру емлет, вся уповает, вся терпит, любы николиже отпадает» (1Кор.13:7, 8). Вот одно из многочисленнейших дел такой христианской любви о. Иоанна, записанное его жизнеписателем. – «...Едва он возвратился из храма в свою скромную квартиру, как услышал в прихожей шум и громкий разговор. Не снимая верхней одежды, о. Иоанн вернулся в прихожую; оказалось, что какая-то женщина с рыданиями просит пустить ее к батюшке.

– Пусть подождет, – говорит о. Иоанну жена; ведь ты с 5 часов утра на ногах, голодный, измученный; пообедай, отдохни.

– Погоди, я спрошу, чего она хочет.

Увидав батюшку, женщина бросилась ему в ноги.

– Спаси нас, отец, – молила она; – у меня муж умирает, шестеро детей, второй день не ели, я сама едва хожу... Одна надежда на тебя...

– Пойдем к тебе, – ласково отвечал о. Иоанн, подымая женщину. Господь тебе поможет.

И о. Иоанн, совершенно забыв об обеде и усталости, вышел из дому вместе с женщиной.

– На, вот тебе 20 коп. Зайди в лавку, купи хлеба и яиц, больше у меня нет...

Придя к женщине, о Иоанн, действительно, застал картину страшной нищеты: умирающий смотрел безжизненно остановившимися глазами и не шевелился; дети стонали от голода.

Когда хлеб и яйца были съедены, о. Иоанн сам помог женщине убрать ее темную подвальную коморку, привел несколько в порядок детей и затем, опустившись на колени пред крошечным образком, висевшим в углу, начал громко молиться... На другой день женщина, по указанию о. Иоанна, ожидала его на паперти. Увидав ее в толпе, он достал из кармана несколько конвертов, только что им полученных в нескольких богатых домах, и передал женщине. Впоследствии больной муж этой женщины, оправившись от болезни, так разбогател, что мог жертвовать тысячи на дела благотворительности».

Долгое время страдало сердце кронштадтского пастыря при виде множества кронштадтского бедного люда. И вот, наконец, эта мука сердечная выразилась в горячем призыве о. Иоанна ко всем нищелюбцам и Христолюбцам: придти на помощь кронштадтской бедноте, но не со случайными подачками, а так, чтобы дать полную возможность всякой погибающей в праздности и бедности душе человеческой – самой с честью и достоинством стать на ноги, путем труда.

Вот учреждения дома Трудолюбия:

1) Пенько-щипная, в которой работает в течение года до двадцати тысяч человек; 2) женская мастерская; 3) сапожная мастерская; 4) бесплатная амбулаторная лечебница; 5) бесплатное народное начальное училище; 6) классы ручного труда; 7) бесплатная детская библиотека; 8) бесплатная народная читальня; 9) убежище для сирот и дневное пристанище; 10) комнаты для приезжающих в дом имени о. Иоанна; 11) народная столовая; 12) Дом Милосердия имени о. Иоанна, служащий летом дачей для детей убежища (загородный приют); 13) рисовальные классы; 14) Дом Андреевского попечительства; 15) воскресная школа; 16) ночлежный приют. Учреждена также книжная лавка, устроены огороды для снабжения овощами различных учреждений Дома Трудолюбия.

«Кому не известны рои кронштадтских нищих-мещан, женщин и детей разного возраста? – пишет о. Иоанн. Кто не видал и того, что между нищими-мещанами есть много людей молодых и здоровых, представляющих из себя весьма жалкую фигуру по своей крайне грязной и изорванной одежде, трясущихся у преддверия храмов или у лавок и заборов в ожидании подаяния от какого-либо благодетеля? Но всякий ли додумывается до настоящей причины такого множества бедных в Кронштадте? Вероятно, многим или некогда было вникнуть в истинную причину этого зла, потому что всякий преследует свои житейские цели, свои удовольствия, или многие останавливались на той мысли, что нищета – неизбежное зло всех городов, не исключая, конечно, и сел. Многим гражданам, вероятно, и не приходилось видеть полную картину кронштадтской нищеты, – картину, далеко неотрадную. Так позвольте же, достопочтенные граждане, остановить ваше высокое внимание и на действительных причинах нищеты, и на этой картине нищеты. Это нужно для всех нас. Как не знать того, что так близко к нам, с чем мы живем, что составляет, так сказать, ежедневный фазис нашей жизни, хотя часто и не совсем-то приятный.

Причин кронштадтской нищеты и бедности множество. Вот главные: бедность от рождения, бедность от сиротства, бедность от разных бедственных случаев, напр., от пожара, от кражи, бедность от неспособности к труду по причине старости, или болезни, или калечества, или по маловозрастности, бедность от потери места, бедность от лености, бедность от пристрастия к хмельным напиткам, и в наибольшей части случаев, от недостатка труда и от недостатков средств, с которыми бы можно было взяться за труд: порядочной одежды, обуви, насущного хлеба, инструмента или орудия. Но от чего особенно много нищих именно в Кронштадте? В это тоже стоит вникнуть.

Хотите удостовериться во множестве нищих в Кронштадте? Выйдите поутру, часов в 9 или 10, в субботу и вы во множестве увидите их в гостином дворе и по всем улицам. В этот день они собирают милостыню, как в день сборный, в который бывает им подача по 1/4 коп., редко по грошу, и вы уверитесь в справедливости сказанного. Да это еще далеко не все: сколько есть больных, старых и малых, не могущих ходить за подаянием! Хорошо бы для ознакомления с количеством кронштадтских нищих привести в известность число их! А угодно кронштадтской публике видеть непривлекательную картину бедности наших нищих? Вы заранее отказываетесь ее видеть, вы отворачиваете лицо! Не гнушайтесь, ведь это члены наши, ведь это братья наши, хоть и не привлекательные по наружному виду. Вот эта картина: представьте сырые, далеко ушедшие в землю подвалы домов некоторых улиц, в которых, по преимуществу, помещаются наши нищие; тут помещается по 30, 40 и 50 человек в жилье, иногда положительно, как сельди в бочке; тут старые и взрослые, и малые дети, тут и младенцы, сосущие сосцы, в сырости, в грязи, в духоте, в наготе, а часто и в голоде. Интересующийся сам может проверить истину этих слов. Но к чему же я утомляю такой картиной воображение читателей, привыкших к изящной обстановке? Не для того, конечно, чтобы читатель только сказал: слава Богу, что я не родился в бедности или не живу в бедности; слава Богу, что у меня есть капиталец – и я обеспечен; слава Богу, что я живу с комфортом и во всяком довольстве; или: я свою лепту вношу в богадельню, на приют, до этих нищих мне дела нет. Нет, господа, это дело касается до всех жителей города, как живущих на жалованье, так и купцов, мещан и прочих, имеющих какое-либо состояние. «В чем же дело?» – спрашиваете вы. В том дело, чтобы всему кронштадтскому обществу, духовному, военному, чиновничьему, торговому, мещанскому образовать из себя попечительство или братство при разных церквах, по примеру существующих попечительств и братств в некоторых городах, в том числе и в С.-Петербурге, и соединенными силами заботиться о приискании для нищих общего жилья, рабочего дома и ремесленного училища.

Не пугайтесь, господа, громадности предпринимаемого дела. Доброму делу поможет Бог, – а где Бог, там скоро явится все, как бы из ничего. Начальство города, конечно, будет этому содействовать и, если можно, уступить братству одно или два из ненужных казенных зданий, например, соляной пустой магазин против дома Касаткина, или одно из пустых зданий за канавой близ Летнего сада, так как братство будет содействовать предначертаниям самого правительства о водворении между нищими труда и довольства. Ум хорошо, а два лучше; с миру по нитке – бедному рубашка; кто чем может, тот тем и поможет. Если городу угодно было принять к себе такое множество нищих-мещан, то он, конечно, должен взять на себя и обязанность занять чем-нибудь этих праздных людей, сделать их оседлыми; иначе выйдет и возрастет неизбежное зло, воровство и грабительство, и мирные граждане не будут безопасны везде и всегда. Пора сделать что-либо решительное относительно кронштадтских мещан или устроить для них рабочий дом и для детей ремесленную школу, или же, как крайнюю меру, выпроводить часть их куда-нибудь в другое место.

Итак, братья, все, кого интересует благо человечества, пусть соберутся и сплотятся в дружное общество, и будем посвящать свои досуги и собирать нравственные и материальные силы сограждан на приискание дома трудящихся и на снабжение его потребными вещами, также и на устройство ремесленного училища».

Вот второе воззвание глубокоуважаемого пастыря по тому же поводу:

«Муравьи делают муравейники, в которых им бывает и зимою тепло и сытно; звери – логовища; пчелы – ульи; птицы – гнезда, пауки – паутины, а люди – дома, магазины хлебные и магазины с разными товарами, церкви, театры, мосты, железные дороги, броненосные суда, пароходы, крепости и проч. Всякому животному дано от Бога, вложено в природу его уменье довольствовать себя, защищать себя от вредного действия стихий, или от живых неприятелей; а человека, существо богоподобное (в нравственном идеале), царя видимой твари, Бог наделил разумом, с помощью которого он изобрел разные полезные науки и искусства, и так как человек создан для общежития, и все множество людей должно, по намерению Божию, составлять одно тело, а порознь члены, то для благоденствия и довольства, для удовлетворения многочисленных нужд человечества или обществ человеческих, премудрость Божия и наука, от Бога данная, сообщила каждому человеку, кроме общих, особенные таланты или способности и уменье: иному власть, искусство, силу управлять людьми, другому искусство и власть учить и назидать других; иному сочинять, составлять планы и проекты, а другим приводить их в исполнение, иному искусство нападать на неприятеля или защищаться от него; тому уменье вести торговлю, этому производить заводское или фабричное мастерство; иному дан талант ковать или отливать; другому владеть долотом, топором и пилою; иному шить сапоги, а другому уменье шить одежду; иному прясть, ткать или вязать, иному варить и печь. Что касается кронштадтского общества, то оно так населенно и разнообразно, что в нем, по милости Божией, есть люди всякого рода, всякого дела, всякого уменья или искусства: и люди власти и капитала, по желанию и инициативе которых могут делаться всякие добрые дела; есть у нас и инженеры, и архитекторы, и лесовщики, и плотники, и столяры, и печники, и кровельщики, и кузнецы, и литейщики, и портные, и сапожники, и пекари, и кухмистеры. Но рука руку моет, и палец палец (manus manum lavat, et digitus digitum): сильные должны носить немощи немощных.⁵⁸ При таком богатом разнообразии сил нашего общества, при такой его талантливости, при таком множестве людей и образованных, и дельных, и искусных, и с состоянием, хотя и не громадным, было бы и пред Богом грешно и пред людьми стыдно оставлять такое множество наших членов (разумею наших мещан) оторванными, изолированными от общественного тела, и от его благосостояния. Отчего не связать их с общественным организмом, соорудив для них помещение и дав каждому из них дело, тем более что многие из них способны к разным мастерствам, – и с делом дав им хлеб и все нужное? Опять я обращаюсь к обществу с покорнейшею просьбою, обратить деятельное внимание на кронштадтских нищих-мещан, приписанных Палатою к Кронштадту и не имеющих в нем никакой оседлости, приискать или сделать для них общее помещение и каждому дать, соответственно его силам, труд, которым они могли бы кормиться или одеваться. Во имя христианства, во имя человеколюбия, гуманности взываю: поможем этим бесприютным беднякам; поддержим их и нравственно и материально; не откажемся от солидарности с ними, как с человеками и собратами, и докажем, что чувство человеколюбия в нас еще живуче, и себялюбие не заело нас. Так как, прежде всего, нужна здесь материальная помощь, то я делаю первый почин, вношу ежегодно в кассу общества, которое примет на себя хлопоты по этому делу, семьдесят рублей, с тем, чтобы не подавать на улицах и у церкви нищим. Братья, во имя Христа и Креста, возвышаю мой голос: кто еще?.. Ужели муравьям и пчелам мы дадим преимущество пред собою? Теперь многим городам России известна кронштадтская нищета; они ожидают, что мы сделаем что-нибудь к отвращению ее. Посещающие Кронштадт русские и иностранцы удивляются и множеству и крайней лохмотности и неопрятности наших нищих; нигде, говорят они, не видали мы нищеты в таком множестве и в таком жалком виде, как в Кронштадте.

Как хорошо было бы, по всем этим причинам, устроить Дом Трудолюбия! Тогда бы многие и из них могли обращаться в этот дом с требованием сделать нам за известную плату то или другое дело, ту или другую вещь, а мещане наши жили бы, да трудились и благодарили Бога, да своих благодетелей, нравственно многие поднялись бы. А если бы кто, будучи здоров, не захотел работать, того из города долой: Кронштадт не рассадник тунеядцев.

Други и братия! Примите это заявление к своему сердцу, да поближе, как свое собственное дело. Некоторые не хотят слышать о рабочем доме, потому что, говорят, это есть карательное заведение, а мы не имеем права карать.

Какое карательное заведение? Это прямое благотворительное заведение: разве не доброе, не гуманное дело спасать людей от лености, праздности, апатии, тунеядства? Если спор из-за слов, то перемените название и назовите его, вместо Рабочего Дома, хоть Муравейником, или Пчельником, все равно, как хотите, только не откладывать бы доброго дела, напрашивающегося на скорое исполнение, в долгий ящик».

Итак, сколько лет о. Иоанн лелеял эту мысль, сколько самого напряженного труда было употреблено на осуществление ее, сколько проведено бессонных ночей, сколько передумано, сколько препобеждено всевозможных препятствий на этом пути великого созидания! А когда читаешь, сколько пожертвовано о. Иоанном на Дом Трудолюбия в короткое время, то на первый раз не хочется даже и верить. Так, в одном, наприм., 1888-м году им было пожертвовано 57320 р. 92 к., в 1890-м году – 29005 р. и т. д. Были часы и дни в истории этого любимого детища о. Иоанна, когда оно едва не погибло навсегда. Вот почти только что отстроены дома, стоившие стольких денег и трудов. Но вдруг в одном из многочисленных, соседних «веселых» домов глухою ночью вспыхнул пожар, сразу охвативший несколько зданий и угрожавшей юному Дому Трудолюбия. Явились пожарные, которые начали деятельно отстаивать соседние дома. О. Иоанн, выйдя на улицу, с ужасом увидел, что столько лет лелеянное им детище готово погибнуть в пламени свирепствовавшего пожара. Тогда он немедленно обратился к бывшему на пожаре полицмейстеру с просьбою обратить внимание на опасность, угрожающую богоугодному заведению. Но просьба его не была уважена. Как Дом Трудолюбия, так и другие постройки, принадлежавшие Попечительству, превратились в груды пепла. Всякий другой, на месте о. Иоанна, растерялся бы и лишился всякой энергии. И это вполне понятно. Дело еще в проекте в течение нескольких лет с необыкновенными усилиями, медленно, шаг за шагом, подвигалось вперед, встречая на пути своем препятствия со стороны разных лиц. Вот оно, наконец, начинает осуществляться и уже не только на бумаге, но и на деле, – и вдруг в одну ночь все погибает... Как бы поступили очень многие на месте о. Иоанна? Упали бы духом.

Но ничто и никогда не могло сокрушить или поколебать энергию о. Иоанна. Постигшее его бедствие он принял за испытание Божие, что и высказал в своей проповеди в один из ближайших дней. Горячо он любил свое детище. Насколько он был возмущен полученным отказом в помощи на пожаре, видно из того, как он с несвойственной ему резкостью обличает косвенного виновника бедствия. «Вот и опять постигло у нас бедствие, – обращается он к своим прихожанам, – не внешний неприятель нашел на нас с огнем и мечем, а враг внутренний, тайный, облеченный во всеоружие мерзости и продажной дружбы, и полного безучастия к постигшей беде, – безучастия, говорю, людей, которые на то и поставлены и существуют, чтобы служить общественной безопасности. Да, злая рука бесстыдного ночного порока умышленно произвела пожар и причинила великое бедствие, – и кому же? Большею частью беднейшим жителям нашего города, которые были призрены в доме Попечительства». В конце своих смелых обличений о. Иоанн высказывает свою обычную твердую надежду на благость Божию. «Кто знает..., может быть, и это бедствие попущено Богом, между прочим, для того, чтобы пробудить общественную благотворительность и чрез нее – одних облегчить и утешить, а других через милостыню сделать достойными больших милостей и помиловать их»? И действительно, надежды о. Иоанна скоро оправдались. Страховая премия, обильные пожертвования, получавшиеся со всех сторон, много помогли о. Иоанну. Сгоревший Дом Трудолюбия скоро снова был построен и 10 Октября 1882 года торжественно освящен.

О. Иоанн так любил свое дорогое детище, что ни быстрый успех осуществления его сердечного желания, ни торжественная обстановка, сопровождавшая освящение Дома, не могли изгладить из его памяти тяжелых чувств и нравственных мук, какие он пережил в бедственную ночь пожара построек Андреевского приходского Попечительства. В пространном слове, сказанном в день освящения, он говорил, между прочим:

«Дивно устройство этого Дома по милости Божией. Начатый постройкою весною прошлого года, при ничтожных сначала средствах, но Божьей помощью и добрых людей, доведенный вчерне до конца в три этажа, он осенью сгорел в бывший пожар по той улице, где он строен, как и деревянные дома Попечительства вместе с ним. Прискорбно, больно было видеть в пламени эти богоугодные заведения»...

Но теперь Дом Трудолюбия растет и ширится, с каждым годом захватывая все большие и большие сферы влияния на население.

Конечно, при этом доме трудолюбия имеется церковь с особым штатным причтом и хором певчих. Управление делами Кронштадтского дома трудолюбия принадлежит особому Распорядительному Совету, постановления которого рассматривались о. Иоанном.

Бывший в Кронштадте Еписком Евдоким пишет:

«Личный секретарь о. Иоанна говорил, что за месяц июнь 1895 года им послано по почте различным просителям 25,000 рублей, а 28 августа по 192 переводам в один день более 13,000 рублей. Мы смотрели этот список переводов. Он весь испещрен значительными суммами. Сто, двести, триста рублей пестрят везде и всюду. Эти цифры представляют собою как бы уже норму, меньше которой почти не принято отсылать. А сколько лично сам раздает батюшка, о чем не только никто ничего не знает, но и он сам не знает и не может знать. Из карманов, туго начиненных деньгами, он дает направо и налево, часто даже не справляясь с тем, сколько кому дал. Поистине, левая рука не знает, что делает правая. Известны люди, которым он давал сразу свыше тысячи рублей. Золоторотцам некоторым батюшка также сразу давал почти по сто рублей – (94 р.). Однажды я просил батюшку помочь сколько-нибудь бедным ученикам Н-ской семинарии и через три дня получил от него 300 рублей. Приезжают к нему питомцы одной школы, он дает им на дорогу 300 рублей. Давал он и вполне состоятельным людям по 500 рублей. Говорят, он гораздо больше раздает сам своими руками, чем успевает посылать по почте его секретарь. Больше также и получает он поручно, чем по почте. А почта ежедневно немалые суммы приносит о. Иоанну. По словам секретаря, и теперь денежной корреспонденции с почты ежедневно приносят круглым счетом 200 пакетов. В какие же суммы превратятся эти ежедневные 200 пакетов к концу года? Люди, весьма сведущие, нам говорили, что почта, когда о. Иоанн еще мало выезжал из Кронштадта, доставляла ему почти миллион рублей ежегодно. Многие присылают свои пожертвования о. Иоанну даже чрез Редакцию «Русского паломника». Страницы этого журнала иногда испещрены именами и фамилиями подобных жертвователей».

Чтобы наш читатель имел хоть некоторое представление о широте благотворительности о. Иоанна, мы приведем здесь перечень пожертвований о. Иоанна, сделанных им всего лишь в течение одного месяца. Ну, хотя бы часть августа и сентября в 1896 году. Прот. И. И. Сергиев пожертвовал: 22 августа 1896 г. на дом призрения малолетних детей имени Цесаревича Николая в Кронштадте 100 руб.; 24 авг. в пользу Ялтинского благотворит. общества – 100 руб.; 29 авг. на нужды бедных церквей Архангельской губернии – 2.400 руб.; в тот же день на студенческую столовую при СПб Университете – 200 руб. и на датскую столовую – 100 руб.; 9 сент. в Комитет попечительства о домах трудолюбия и работных домах, состоящий под председательством покровительницы попечительства Государыни Императрицы Александры Феодоровны – 4.500 руб.; 11 сент. на церковь в с. Архангельском-Голицыне Пензен. г. – 100 р.; 26 сент. на устройство церквей и школ в районе сибирских жел. дорог – 1.000 руб. Итак, за один месяц чуть не десять тысяч рублей! И ведь это из месяца в месяц, из года в год. А сколько роздано о. Иоанном милостыни тайно, рука в руку безо всяких сопроводительных бумаг и отношений, – невозможно исчислить.

На какие добрые начинания не откликался только о. Иоанн? Куда и кому только не жертвовал и не жертвует о. Иоанн? Его щедрая благотворительность обратила на себя внимание даже Государя Императора, и с высоты Трона посылалась ему, кажется, не раз монаршая благодарность. Жертвует о. Иоанн громадные суммы по 50.000 рублей на монастыри, по 1000 на храмы. Жертвует тысячи на школы и больницы. Какое общество в России не считает его своим членом? Нет епархии в целой России, в которую бы он не сделал тех или других приношений от своих щедрот. Не только в России, но и за пределами ее, почти во всех государствах, русские люди получали его лепту или на храмы, или на школы, или на больницы, или на дела миссии. Не только общества и церкви, находящиеся за границей, получали от него помощь, но многое множество и частных людей, проживающих вдали от родины. Мало того, о. Иоанн жертвует не только православным христианам, но и инославным, и не только христианам, но и иноверцам. Так недавно о. Иоанн пожертвовал значительную лепту в пользу какого-то еврейского благотворительного общества. Месяц тому назад он послал пожертвование татарам. При распределении пожертвований о. Иоанн руководится следующим правилом:

– У Бога нет ни эллинов, ни иудеев. У меня своих денег нет. Мне жертвуют, и я жертвую. Я даже часто не знаю, кто и откуда прислал мне то или другое пожертвование. Потому и я жертвую туда, где есть нужда и где эти деньги могут принести пользу.⁵⁹

Однажды обратились к о. Иоанну католики с просьбой помочь им приобрести приличный колокол для своего костела. Не один раз они обращались с просьбою о помощи в свою консисторию. Но оттуда не получали ни привета, ни ответа. Вынужденные обстоятельствами, они принуждены были обратиться за помощью к о. Иоанну. И не ошиблись в своем расчете. О. Иоанн, не говоря ни одного слова, дал им нужную сумму для приобретения колокола со словами:

– Да славят они Бога.

Жертвует о. Иоанн православным китайцам.⁶⁰

Не буду приводить никаких других примеров благотворительности о. Иоанна. Да и не важно, и не интересно это. Служение о. Иоанна русскому народу заключается не в бряцании денег и не в раздаянии их направо и налево, а в чем-то другом, более высоком и важном. Есть что-то в его жизни и деятельности другое, что заставляет ежедневно однообразным темпом течь к нему этот золотой поток, проноситься над его головой этим тучам с золотым дождем. Говорят, каждый день о. Иоанн ложится без копейки в кармане, несмотря на то, что на другой день для поддерживания только различных благотворительных учреждений ему нужно более тысячи рублей. И не было случая, чтобы этот другой день обманывал его. С раннего утра снова пополнялись его карманы, а вместе с тем и жили прежнею жизнью все его благие учреждения. Его вера в будущий день в данном случае, кажется, подобна вере св. Ап. Петра, который, оставив лодку, сначала твердо, безбоязненно пошел по волнам Геннисаретского озера навстречу Христу Спасителю. Повторяю, в жизни и деятельности о. Иоанна есть более важное, чем деньги. Это более важное представляет собою то самое, что заставляет устремляться к ногам о. Иоанна золотой поток. Это – обилие благодати Христа Воскресшего. На этом-то главном и должно быть сосредоточено все наше внимание. Деньги везде и всюду рядом с нами, но беда наша в том, что мы не умеем их привлечь к себе, не умеем расположить людей к жертве на дело святое и благое.

Светлейшая и чистейшая лучей солнечных благодать Христова, озарявшая о. Иоанна и привлекавшая к нему многие души и располагавшая людей вручать о. Иоанну большие денежные суммы, заставляла его и отказываться от этих денег, если во свете лучей осиявающей его благодати он видел темноту, (греховность) тех путей, какими были приобретены вручаемые ему деньги. Однажды к о. Иоанну во время Богослужения в храм явилась роскошно одетая женщина и, простояв литургию, в конце ее, подходя ко кресту и получая из рук проницательного пастыря антидор, который он раздавал народу, пожелала передать какой-то толстый пакет. Когда отец Иоанн спросил ее, что в этом пакете, то эта женщина ответила, что в пакет вложено тридцать тысяч рублей, которые она жертвует на благотворительное дело, по усмотрению отца Иоанна Сергиева и в его распоряжение. Известно, что отцу Иоанну часто таким образом передавались довольно крупные денежные суммы. Этот раз великий наш православный пастырь, до денег не дотрагиваясь, спросил жертвовательницу: откуда у нее столь большие суммы денег? Прежде, чем принять от нее эти деньги, он желает и должен знать, каким путем она приобрела и, задавая ей вопрос, он посмотрел на нее таким до глубины сердца пронизывающим взглядом, под которым сказать неправду вряд ли кто решился бы. Женщина ответила, что она жертвует эти деньги от имеющегося у нее большого состояния, которое она нажила путем нечистым, промышляя пороком. Тогда отец Иоанн сказал ей, что такие деньги на чистое, доброе, святое дело он взять не может. В отчаянии, всенародно каясь, женщина, умоляла принять деньги, так как она бросила свое преступное ремесло давно, поклялась искупить свое прошлое, а кающегося грешника Господь Бог милует; но отец Иоанн все-таки этих денег от нее не принял, а затем научил ее, как нужно поступить в ее положении, чтобы быть угодным Богу и заслужить его милости и прощение. «Деньги, приобретенные злым путем, орошенные слезами, путем недостойным и преступным, – сказал великий праведник церкви, – на хорошее, чистое дело не годятся и не могут быть угодны Богу. Раз таким путем вы составили состояние, то раздайте его все без остатка, а затем, путем честного труда, чистые деньги заработайте, заработайте, хоть несколько копеек, сберегите их и как свою лепту на доброе дело принесите мне и верьте, что эти несколько копеек, вашим честным трудом заработанные, явятся жертвой, угодной Богу, вашей искупительной жертвой, которую я от вас с радостью могу принять, а этих денег, как добытых вами скверным, нечестивым путем, – указал отец Иоанн на пакет, который она держала в руках, – хотя и крупная сумма, я не приму. На доброе чистое дело нужны и чистые средства» – заключил свою речь высокочтимый всей Россией православный пастырь, Великий праведник и чудотворец, дорогой батюшка отец Иоанн Ильич Сергиев (Кронштадтский).

В ряду многочисленных благотворений о. Иоанна следует выделить его жертвы на храмоздание и, первее всего, на построение храмов и церковно-приходских школ по линии Сибирской железной дороги в фонд Императора Александра III. Мы видели выше, как много таинственного, духовного, внутреннего сродства было между духом великого почившего Царя-Миротворца и духом великого молитвенника земли русской. Государь Император Александр III, руководимый благодатию Божией, понимал, как нужны для Сибири храмы. Природный, коренной сибиряк холоден к религии по малочисленности храмов; следовательно, нужно в Сибири умножать храмы. Сибирские новоселы, наоборот, изнемогают, томятся духом вследствие отсутствия храмов, а разные ссыльные и неблагонадежные в политическом, (а значит, как это всегда бывает), и в церковном отношении, люди начинают подступать к простым, забитым переселенцам, как змий к Еве со своими лукавыми нашептываниями. Но эти нашептыватели, эти гады не выносят света пастырей, света храма Божия (они ползают лишь «пред зарею», в темноте). И опять, значит, нужны храмы и храмы, чтобы озарить дух переселенцев, омрачаемый отсутствием храма, чтобы прогонять гадов, ползающих в темноте. Посему, Государь Император Александр III, глубоко прозорливый и мудрый сердцеведец душ русского народа, Своею могучею, державною рукою положил начало построению церквей по линии Сибирской жел. дороги. О. Иоанн, по духу, родственный духу Государя Императора Александра III, усердно и, скажем, горячо поддерживал это дело своими большими денежными жертвами.

Когда о. Иоанну было предоставлено первое издание отчета о построении сибирских церквей и школ фонда Императора Александра III, то он на доставленном ему экземпляре собственноручно написал:

«Сердечно сочувствуя великому делу распространения церквей и школ по великому Сибирскому, вновь проложенному пути, выражаю сим желание, чтобы дорогие мои соотечественники отнеслись с горячим участием к делу постройки церквей и школ и не жалели своих свободных капиталов, в соответствие мудрой воле Нашего Великого Государя. Протоиерей Кронштадтский Иоанн Сергиев. 10 Января 1897 года».

Теперь, хотя вкратце, упомянем о жертвах о. Иоанна на Сибирские Церкви и школы:

В пос. Ново-Рождественском, Тарского уезда, выстроена и освящена 28 марта 1908 г. церковь во имя Св. Иоанна Богослова, вместе с причтовыми домами и школами, стоившая около 7,500 р. Средства на ее постройку получены, главным образом, от отца Иоанна Ильича Сергиева.

В дер. Большая Сазанка, Амурской области, освящена 20 сентября 1908 г. во имя Св. Благоверной Великой Княгини Ольги деревянная церковь-школа, на которую из фонда Имени Императора Александра III было отпущено 3,000 р., часть коих пожертвована отцом Иоанном Сергиевым.

На пожертвования о. Иоанна выстроены Церковно-приходские школы при станциях Челябинск, Макушино, Татарская, Каинск и Исыль-Куль; эти школы получили наименование «школы имени отца Иоанна Ильича Сергиева».

В пос. Астраханском, Акмолинского уезда, сооружена церковь во имя Св. Иоанна Златоуста, на которую обращено 3,000 р. из пожертвований, поступивших от отца Иоанна Сергиева.

В пос. Михайловском, Еланской волости, Тюкалинского уезда, Тобольской губ., бывшая там школа перестроена на пожертвование о. Иоанна Ильича Сергиева. Наблюдал за постройкой крестьянский начальник Ионников.

В пос. Шаблыкинском, Боровской волости, того же уезда, Тобольской губ., имеющем более 200 детей школьного возраста, в 1900 году выстроена деревянная школа имени о. Иоанна Ильича Сергиева, под наблюдением крестьянского начальника Циммермана.

В сел. Ильинском, Назаровской волости, Ачинского уезда, Енисейской губ., под наблюдением местного священника, сооружена деревянная школа на 1,000 р., отпущенные из пожертвований о. Иоанна Ильича Сергиева.

В селении Хвалынка, Южно-Уссурийской округи, освящена в ноябре 1899 г. церковь во имя Св. Андрея Первозванного, выстроенная на пожертвование в 5,000 р., поступившее чрез посредство отца Иоанна Сергиева, от Ф. Е. Блиновой.

Пожертвования, поступившие от Протоиерея И. И. Сергиева в фонд Имени Императора Александра III, со времени его образования по 1 Января 1901 года

Теперь следует сказать о чудесном содействии Божием, ниспосланном чрез о. Иоанна на постройку Леушинского подворья в С.-Петербурге для поддержания средств Иоанно-Предтеченского первоклассного Леушинского женского монастыря, Череповецкого уезда, Новгородской губернии.

Обитель Леушинская созидалась и устраивалась, понемногу, неусыпными трудами и заботами настоятельницы игумении Таисии и сестер, следовавших ее примеру. Много было им горя и слез; несмотря на все самоотверженные труды, нужда, доходившая иногда до недостатка в насущном хлебе, нередко посещала их. Сознание безвыходности из такого положения, по неимению никакого обеспечения, побуждало игуменью Таисию изыскивать какой-либо источник, который мог бы давать, хотя небольшой, но верный и притом постоянный доход обители. С этой целью она решилась приобрести участок земли в С.-Петербурге для постройки на нем Церкви или, по крайней мере, часовни, доходы с которых могли бы доставлять, хотя малую поддержку обители. Заручившись благословением митрополита Исидора, она начала искать в столице местечко, подходящее для ее цели. Для всякого, по обычным человеческим взглядам, эти поиски должны были казаться безумными: без гроша денег искать купить место в столице, но не таков взгляд веры, взгляд духовных очей в уповании на помощь Божию, по писанному в псалме: «яко очи раб в руку господий своих: тако очи наши ко Господу Богу нашему, дóндеже, ущедрит ны». Много мест находилось в продаже, но не было подходящего; иное продавалось в безлюдной улице, иное с неподходящим соседством, как, например, близ фабрик, казарм и т. п., иное же при всех удобствах, но слишком дорогое по цене. С октября месяца и до начала декабря все самые усердные поиски игуменьи Таисии не увенчались успехом. Многократно видевшись с о. Протоиереем Иоанном (Кронштадтским), без благословления которого она ничего не предпринимала, она жаловалась на безуспешность дела, а вследствие этого, и на напрасное пребывание свое в столице и больших затруднениях.

На это почтенный пастырь отвечал ей: «Трудись, трудись, Матушка, видно надо еще поработать – ведь счастье-то не прямо с неба валится, надо усиленно искать, – Господь не оставит, – утешит». И вот, действительно, Господь не замедлил послать утешение.

В декабре месяце около 8 ч. она узнала о продаже небольшого места по Бассейной улице на углу Знаменской и пошла туда. Разыскав его и вошед во двор, она увидела все пустопорожнее место между 2-мя огромными каменными домами и в глубине двора крошечный 2-х саженный деревянный флигель, уже покосившийся от ветхости, где и помещался хозяин, продавец места И. Бобков. Поговорив с ним, и узнав от него цену места – 9.000 руб., она направилась к калитке обратно; но хозяин остановил ее словами: «Что же, Вы посмеялись, что ли надо мной, выспросили и ничего не ответив, уходите»? Она отвечала: «Не до смеха мне, когда я все ноги избила, ходивши в поисках места; а ответить что же я могу теперь? – Вы просите 9 тысяч, а у меня и 9-ти рублей нет». – «Так на что же Вам и место искать, если и 9-ти руб. нет»?

«Место мне нужно под часовню, а если бы разрешили, так и под Церковь, а относительно средств, вот я подумаю, к кому бы обратиться, и попрошу; у самой же у меня, конечно, нет их, оттого я и не сказала вам ничего».– «Так так бы и говорили, возразил Бобков: для Церкви и цена другая будет, всякому дорого, чтобы на месте его жительства храм Божий воссиял! Если станете строить Церковь, то я 1.000 р. спускаю, приготовляйте только 8.000 р. Да прошу Вас, поскорее дайте ответ, а то ведь другие у меня покупают, могу покупателей лишиться». Упросив его дать мне сроку не менее 10-ти дней и подождать продавать в другие руки – мы расстались. «С каким-то смешанным чувством, и радости, и страха, и даже удивления самой себе, – рассказывала потом игуменья Таисия, поплелась я по панели, сама не зная, куда идти и с чего начать? – Восьми рублей нет в кармане, а покупаю место в 8.000 р.; в уме ли я»? – спрашивала я себя.

К 7-ми часам вечера я пошла на Балтийский вокзал, так как в этот час о. Иоанн имел обычай возвращаться из Петербурга к себе в Кронштадт, и мне хотелось сообщить ему о своей находке и принять благословление на изыскание средств к покупке места, если он одобрит его. Он не только одобрил место, но сказал, что это сам Бог послал мне за мои труды и скорби на пользу обители. Он дал мне в благословение на начин сбора двугривенный, пожелав, чтобы с его легкой руки эти 20 коп. приобрели бы «20 сотен». И что же? – На другой день, отстояв в Казанском Соборе раннюю Литургию, я пошла к своему знакомому купцу Д. К. Кононову, которому давно были известны мои поиски места, и передала ему результаты Он тоже весьма одобрил место и сряду же дал мне на приобретение его 2.000 р., (20 сотен, по слову о. Иоанна). Затем я стала ходить к другим знакомым благодетелям и в течение одной недели собрала около 6.000 р., с которыми и пошла к Бобкову, который и еще уступил мне 300 р. на поминовение своих родных, а оставшиеся 1.700 руб. обещал подождать, и мы приступили к совершению актов. Это было в декабре 1891 г.

Наконец, к осени 1894-го года подворье было окончено и 21-го ноября освящен главный его престол во имя Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова. Освящение совершал Преосвященный Никандр, бывший викарий С.-Петербургской епархии, Протоиерей Иоанн Кроншт., Ризничий Александро-Невской Лавры, – Архимандрит Гедеон, Протоиерей Казанского Собора Николай Головин и многие другие священники, и диаконы во главе с Архидиаконом Лаврским Иоанном. Второй придел, (малый), во имя великомученицы Варвары, освящен того же года 11-го декабря Высокопреосв. Феогностом, первым Архиепископом Новгородским со времени отделения Новгородской епархии от Петербургской, последовавшего по смерти Исидора митрополита Новгородского и С.-Петербургского. Вся стоимость подворья, состоявшего из каменного 3-х-этажного дома, выходящего во двор пристройкою флигеля с правой стороны, равнялась 87.000 р., в том числе и Церковь в 3-м этаже, а внизу со двора часовня; во втором этаже помещаются кельи для приема посетителей и начальствующих лиц.

Здесь же нельзя не упомянуть о том, как дорогой батюшка укреплял и поддерживал почтенную игуменью Таисию, часто изнемогавшую в своих хлопотах и трудах.

В 1901 году, в конце августа, игуменья Таисия заболела. Постоянно напряженное состояние души в заботах и трудах по монастырю и по школе, непрерывные переписки, просьбы, затруднительность и сложность их, безызвестность их результатов, трепетное чувство опасения, и т. п. надломили ее крепкий организм, и вот, вернувшись, после подачи помянутого доклада, она сряду слегла в постель, заболев опаснейшим недугом. Не дни, а часы ее жизни были сосчитаны врачами, слезы и вопли сестер не поддаются описанию; да и не только сестры, но и миряне, знавшие труженицу, и начальствующие лица жалели ее. На другой же день ее болезни приехали навестить ее Председатель Учил. Сов. Протоиерей П. И. Соколов и Товарищ Обер-Прокурора Св. Синода В. К. Саблер. Приехал и духовный отец ее Прот. Иоанн Ильич Сергиев; затем он ежедневно навещал ее, усердно молился об исцелении и утешал ее. Однажды встретив у нее врача, г-жу Печковскую, он сказал ей: «Будемте поднимать больную, – она нужна еще», на что г. П. ответила: – «разве чудом, Батюшка, – такие болезни переживает лишь один из сотни, а матушке уже слишком 60 лет». Однако, за молитвы великого молитвенника о. Иоанна, И. Т. поправилась и, месяца через полтора, вернулась в обитель на общую радость.

Теперь скажем о постройке Ивановского монастыря на Карповке, которому суждено было стать и местом вечного упокоения почившего пастыря.

Первоначальные мысли у о. Иоанна о построении Ивановского монастыря в Петербурге явились еще тогда, когда он в 1900 году только что отстроил сурскую женскую общину в своем родном селе Суре, Архангельской губ., Пинежского уезда.

Постройка общины вызвана была желанием дать твердую точку опоры православному населению, затерянному между многочисленным населением раскольников-поморцев, не признающих священства.

Архангельская губерния по пространству считает до 60 тысяч квадратных мил, леса раскинулись на 25 миллионов десятин. Вот в этих-то лесах и до сих пор существуют поселки и скиты беспоповцев поморского толка.

Немало их и в Пинежском уезде, и вблизи родины о. Иоанна – села Суры.

Отец Иоанн всегда выступал с обличением против закоренелых фанатиков, но без всякой тени личной вражды при раздаче просящим помощи. Он помогал им, как и другим, и в 1891 году, бывши в селе Суре, выдал помощь на постройку дома главному наставнику Матвею.

О. Иоанн в своем родном селе Суре наметил почти одновременно произвести несколько построек сооружений, которые могли бы служить точкой опоры, как в религиозном, так и благотворительном и просветительном значении данной местности.

Потребностью для религиозных отправлений служила церковь, потребностью благотворительного характера могла быть община, для потребностей просветительных – школы. Во всем этом был недостаток, а если что и имелось, то в самом плачевном состоянии, доходившем, в особенности в глазах раскольников, до унизительного убожества.

О. Иоанн начал с того, в чем более всего нуждалось православное население – с церкви.

Церковь в с. Суре, правда, существовала, даже не одна, а две.

Но одна из них – при царе Феодоре Иоанновиче в 1587 году, т. е. более 300 лет тому назад; другая также существовала более 200 лет и от ветхости покосилась, что дало раскольникам повод называть ее «кривой». Та и другая, по отсутствии во внутренности какого-либо благолепия, скорее походили на простые крестьянские избы; простые деревянные стены, простые с подпорками потолки, тесные алтари, узкие маленькие окна давали очень немного света не только зимой, когда в Архангельской губернии чуть не полгода царствует ночь, но и летом.

О. Иоанн обратился к своим почитателям, и вскоре в руках его было 55500 руб.

Помимо денежной помощи от жертвователей шли пожертвования икон, хоругвей, утвари церковной, облачений, богослужебных книг, и проч.; в 1891 г. храм был готов и 27 июня освящен.

Общая стоимость всех работ и материала, считая и пожертвования, простиралась до 100 тысяч рублей.

Окончив первое святое дело построения храма, о. Иоанн положил в своем уме осуществить вторую мысль, построить на родине женскую общину, которая была бы призрением престарелых, приютом сирот, пристанищем бедных, безродных вдов и девиц.

На все громадное пространство Архангельской губернии, при населении 350 тысяч жителей, имелось только два женских монастыря: Холмогорский с 70-ю монахинями и Шенкурский с 60-ю монахинями, тогда так как раскольничьих скитов, по непроходимым лесам можно было считать десятками.

Понятно, что монастыри должны иметь в том крае миссионерское значение и вести мирную борьбу с расколом.

Вот с такой-то целью заботами о. Иоанна и возникает Сурская община. В 1899 году приступлено было к постройке, а через год, ко времени приезда о. Иоанна, были окончены церковь и корпус для помещения сестер.

Устроив и освятив Сурскую женскую общину, о. Иоанн пожелал упрочить ее существование, решив построить еще два подворья: одно в Архангельске, другое в Петербурге.

Постройка в Архангельске не особенно затрудняла о. Иоанна, так как она могла быть произведена и не на большие средства. Дешевизна нужной земли для подворья, дешевизна лесного материала и рабочих рук облегчала задачу.

Что же касается постройки подворья в Петербурге, то о. Иоанну немало пришлось потрудиться над осуществлением желанной мысли. Самое трудное – нужно было подыскать удобное место в Петербурге, так как дороговизна земли не давала возможности рассчитывать на широкие размеры.

Неожиданно Бог послал благотворителя – С. П. Раменского, который облегчил заботу о. Иоанна, предложив свой участок земли в 500 кв. сажен безвозмездно на доброе дело. Участок был очень удобный, он находился на Аптекарском острове, на берегу реки Карповки, и хотя был удален от шумного центра города, но находился вблизи Каменноостровского проспекта, по которому проходит теперь трамвай, связывающий его с центром города.

Получив разрешение от епархиального начальства, о. Иоанн принялся за новую сложную работу: устройство подворья Сурской женской общины.

О. Иоанн полагал начать дело в скромных размерах, но приток пожертвований от некоторых крупных благотворителей, как напр. С. И. Кожевникова, Глазуновых и других, изменили первоначальное предположение, явился сочувствующий доброму делу известный высокоталантливый архитектор Н. Н. Никонов, который с редкою в наше время добросовестностью принялся за дело и очень облегчил задачу строителя о. Иоанна.

Быстро составлен был проект всех архитектурных работ, и с тою же быстротою начались и самые работы. Осенью 1902 года главные работы были окончены, а в декабре закончены и мелкие работы в главном храме.

В короткий двухлетний срок явилось грандиозное сооружение, которое по обширности и по красоте не уступает лучшим сооружениям Петербурга.

Осенью 1902 года почивший обратился к петербургскому епархиальному начальству с просьбой о принятии Сурского подворья в ведение петербургского епархиального начальства и о переименовании его в «С.-Петербургский женский монастырь Двенадцати Апостолов».

По этому поводу кронштадтский пастырь писал петербургскому митрополиту Антонию следующее: «Основав, с Божией помощью, при пособии добрых людей и при непрестанных ежедневных трудах молитвенных, великолепное и обширное подворье с величественным храмом, под именем Сурского подворья, для обеспечения основанного мною на родине в селе Сурском, Архангельской губ., женского монастыря, я нашел, что это сооружение в столице слишком художественно и обширно, чтобы ему быть подворьем и находиться под двумя началами духовного управления: петербургского владыки – митрополита и архангельского епископа, и что ему лучше быть петербургским самостоятельным женским монастырем и в ведении одного митрополита С.-Петербургского, с тем неизменным всегда условием, чтобы третья часть доходов обители, (только не от доходов каменного 5-тиэтажнаго дома при обители), поступала ежегодно, в разные сроки года, в Сурскую женскую обитель, и чтобы на первых порах не облагать эту новую обитель разными обязательствами и налогами, требующими больших денежных расходов».

Просьба почившего светильника была исполнена, и Сурское подворье было обращено в Иоанновский женский монастырь, названный так по имени небесного покровителя Кронштадтского пастыря Св. Иоанна Рыльского.

На 17 декабря 1902 года назначено было торжественное освящение главного монастырского храма в честь свв. Двенадцати апостолов с приделами Казанской иконы Божией Матери и св. Андрея Критского. К тому времени в монастыре поселены были монахини.

Большинство их состояло из перешедших из Сурской общины, к числу которых присоединены 30 бедных девиц, подготовленных к монастырской жизни в Леушинском, Новгородской епархии, монастыре игуменью Таисиею.

Чин освящения совершал высокопреосвященный митрополит.

В сказанном слове о. Иоанн припомнил слова, сказанные Богом Соломону, построившему великий храм: «Я услышал молитву твою и прошение твое, о чем ты просил Меня, Я освятил сей храм, который ты построил, чтобы пребывать имени Моему там во веки, и будут очи Мои и сердце Мое во все дни».

Главный храм помещается в четырехэтажном здании. Полукруглая кровля его пяти куполов покрыта красивой разноцветной поливой, что в общем с белыми стенами представляет как бы цельное сооружение, построено из белого мрамора, покрытого малахитом и ляпис-лазурью.

Рядом возвышается величественная пятиярусная колокольня с полным музыкальным подбором колоколов, при большом колоколе в 500 с лишним пудов.

В храм свет проходит сквозь окна с цветными стеклами; на восточной алтарной стороне, в нише, изображены в окнах на стеклах Спаситель и двенадцать апостолов, в честь которых создан и храм. Другие два боковых придела Казанской иконы Божией Матери и св. Андрея Критского расположены по сторонам главного алтаря.

В храме есть две выдающиеся по характеру и времени письма иконы: первая, с левой стороны, на устое, поддерживающем свод храма, хорошего, старинного письма икона Божией Матери, именуемой Толгской, в дорогой золоченой ризе; вторая на стене, с южной стороны, икона святого евангелиста Иоанна Богослова. Иконы Иоанна Богослова изображаются, вообще, с орлом или юношей Прохором, учеником святого, но с ангелом очень редко.

Под храмом свв. Двенадцати апостолов помещаются келии, кабинет и большой зал, в котором принимал многочисленных своих посетителей о. Иоанн во время своего приезда в Петербург.

В этом же этаже помещаются келии настоятельницы и некоторых должностных сестер-монахинь.

Против этого помещения находится обширная монастырская трапезная и кухня. Чистота и порядок образцовый; к сожалению, не во всех наших, даже богатых, монастырях можно это видеть.

В настоящее время в монастыре только еще 135 сестер, но число их увеличивается. Трапезная рассчитана на 200 сестер. Вторая небольшая церковь в нижнем этаже посвящена преподобному Иоанну Рыльскому, празднуемому в 19-й день октября.

Храм украшен многими иконами, поднесенными в разное время почитателями в память разных празднеств.

В самом низу, в склепе усыпальница о. Иоанна. Это место вечного упокоения назначено было еще при жизни самим храмоздателем о. Иоанном. Оно состоит из невысокого помещения со сводами, облицованного искусственным белым мрамором. Имеющаяся здесь церковь с престолом – во имя св. пророка Илии и св. царицы Феодоры, святых, соименных родителям почившего.

На правой стороне вблизи алтаря, у стены помещается беломраморная гробница, под которой сокрыто тело благоговейно чтимого праведника, всероссийского пастыря, великого молитвенника пред престолом Господа, отца Иоанна.

Отпрыск Сурского монастыря, Иоанновское подворье, сделавшееся самостоятельным деревом, дало, в свою очередь, от себя новый отпрыск, новую ветвь – Вауловский скит, находящийся в Ярославской губернии.

В Ярославской губернии, в 12-ти верстах от города Романово-Борисоглебска, находится тихий, мирный уголок, село Ваулово, – усадьба, окруженная со всех сторон лесом. Благочестивый владелец ее четыре года тому назад, по глубокой своей преданности и любви к отцу Иоанну, пожелал принести ему в дар свое имение, с прилегающим к нему лесом и полями, всего 800 десятин, для устройства в нем женской обители. В имении есть две церкви, одна большая, во имя Успения Божией Матери, и другая поменьше, во имя святого Александра Свирского.

В тот же год высокочтимый пастырь решил основать при Успенском храме женский скит, вложив все свое любвеобильное сердце в дело осуществления этого намерения. С изумительною быстротою стали воздвигаться постройки, необходимые для помещения сестер, службы и даже гостиницы для приезжающих богомольцев.

Для начала общежития отец Иоанн перевел из своего петербургского Иоанновского монастыря несколько сестер, опытных в иноческой жизни, и вслед за ними стали стекаться в новоустроенный скит с разных концов России души, жаждущие спасения и духовных подвигов. Много вдов и девиц нашли себе здесь тихое пристанище, после невзгод и бурь житейских, под руководством мудрой матушки-строительницы.

А вот что сообщает о храмоздательской деятельности о. Иоанна один православный миссионер из Америки:

– В 1900 г. я прибыл из Америки в Россию для сбора пожертвований на построение первого русского храма в Нью-Йорке на месте прежней убогой наемной церковки. К кому обратиться за благословением? Кем возглавить сбор? Миллионы русских людей не начинали никакого важного дела, не узнав о том, что посоветует им батюшка Кронштадтский... А это дело святое, трудное. Уже в сборную книгу записано было сочувственное слово возлюбленного нашего Государя: «Жертвую от себя 5,000 рублей на это важное и необходимое дело»... Назначен уже был день отъезда Москву, где я предполагал начать сбор. Ужели так и не удастся повидать о. Иоанна? И вот, рискуя не застать батюшки в Кронштадте, отправился я на Балтийский вокзал, с тем, чтобы оттуда поехать в Кронштадт. На вокзале было все тихо, спокойно, – но вдруг стала набираться публика, стало замечаться как будто ожидание чего-то, и кто-то шепнул мне, что, вероятно, сейчас на вокзал прибудет «батюшка». Как быть? Я знал, что о. Иоанну отводят купе или вагон и, значит, не удастся с ним повидаться до самого его дома. Однако на всякий случай, купил билет 1-го класса и поспешил в поезд. Чрез несколько минуть в тот же вагон скорой походкой вошел о. Иоанн. Я бросился на встречу и попросил благословить меня. Стриженный, молодой еще тогда, я в верхней рясе напоминал больше послушника или только что рукоположенного диакона, и был поражен, когда, благословив меня, о. Иоанн, при лобызании мною его руки, поцеловал и мою. Я почти выдернул свою руку, по чувству недостоинства, но о. Иоанн строго сказал: «Зачем отнимаешь? Ведь священник?»... Это было его первое слово, которое помогло мне назваться, а затем, проведя меня в свое купе, батюшка дал мне возможность высказаться, указать цель моего прибытия в Россию и Кронштадт, и свидания с о. Иоанном. Полчаса незабвенный батюшка беседовал, интересуясь Америкой, нашей миссией, церковным и школьным делом, моей семьей и родными.

В Ораниенбауме о. Иоанн взял меня к себе в сани, и мы буквально полетели по морю, по глыбам льда, по полыньям. Очень трудно было только тронуться, пустить лошадей, так как народ сплошной стеной загородил дорогу, многие повисли на оглоблях, хватались за полозья, рискуя попасть под лошадей, сорваться и проч.

В Кронштадт прибыли уже ночью. Батюшка отвез меня в созданный им дом трудолюбия и сдал на попечение тамошней администрации, со словами: «Берегите миссионера – он из далекой Америки!»

Наутро я был в церкви. Здесь о. Иоанн призвал меня, взял мою сборную книгу и на заглавном листе написал:

«Господи, благослови книгу сию сборную и дело, на которое она дана, благословением вседейственным и всещедрым и привлекай сердца верных рабов Твоих к иерею-миссионеру, да расположатся все в его пользу, или вернее – в пользу дела Божия.

Кронштадтский Протоиерей Иоанн Сергиев.

Жертвую двести руб. 27 марта, 1900».

Эта сумма была не большею его обычных жертв, выданных им на тысячу маленьких церквей и школ, на тысячи добрых дел, но я и не рассчитывал на пожертвование и не просил. Но с книгою этой прошел я святую Русь, и везде эта надпись открывала сердца людские, везде упоминание о благословении о. Иоанна на это святое дело раскрывало кошельки и – таким образом – о. Иоанн был в строгом смысле создателем и нашего храма в Нью-Йорке, как был устроителем массы и иных добрых дел и начинаний – и в России, и за пределами отечества.

Я торопился с отъездом и оставил Андреевский собор ранее о. Иоанна. Вернувшись в дом трудолюбия, я увидел в своей комнате прекрасный шелковый подрясник, на пуху, с золотыми пуговицами: это о. Иоанн распорядился, оказывается, одеть меня потеплее, чтобы не простудиться в пути. Такая доброта и заботливость о чужом человеке, каких у него в году перебывало тысячи! Этот подрясник я храню, как святыню, и до сего часа.

* * *

Спустя четыре года я снова был в России – по дополнительному сбору на иконостас и украшение Нью-Йоркского храма. На этот раз обстоятельства сложились так благоприятно, что мне привелось несколько раз видеть о. Иоанна, беседовать с ним и сослужить ему, и однажды, великим одолжением ближайшего сотрудника о. Иоанна по Андреевскому Собору, прот. А. Попова, мне отведена была весьма почетная роль в программе по чествованию о. Иоанна в день его Ангела, 19 октября 1903 г.

Этот день был обставлен весьма торжественно. Как и всегда, съезд гостей, депутаций и почитателей начался еще за несколько дней вперед. Пароходы из Ораниенбаума привозили массы богомольцев. Для духовенства в Доме Трудолюбия были отведены особые комнаты. Прибывшие знакомились, сходились. Центром всех бесед был Батюшка, его замечательная личность и деятельность.

В самое утро 19 октября вместе со многими другими сослужившими Кронштадтскому пастырю стоял при Престоле Божием и я. Облаченный в новое серебряное облачение, увенчанный белою митрою, весь сияющий духовной радостью, озаренный внутренним светом, о. Иоанн сам являлся как бы небесным лучом...

На другой день батюшка у меня в келии совершил краткое молебствие, помолился о моих родных и близких и подарил свои портреты: один с надписью – для Нью-Йоркской церкви, другой с надписью – для меня и жены. Не забыл о. Иоанн и цели моего прибытия в Россию, и еще дважды щедро жертвовал на наш храм.

В последний раз суждено было мне молиться с ныне почившим батюшкой в созданном его усердием Иоанновском монастыре, на Карповке, в С.-Петербурге, – в коем устроена ныне его усыпальница. Здесь о. Иоанн допустил меня к произнесению воззвания о пожертвованиях на Нью-Йоркскую церковь, и после воззвания сам лично с солеи обратился к народу с приглашением помочь мне... Это доброе, несравненное внимание к нашей заокеанской православной миссии останется вечно памятным»...

Великое дело – жертвовать на храмы Божии! Храмы Божии – проводники благодати, источники освящения для нас. Посему Св. Церковь молит Господа: «Освяти любящия благолепие дому Твоего (т. е. храма), Ты тех воспрослави Божественною Твоею силою», т. е., Св. Церковь молит Бога ниспослать обильную благодать и великую, неземную, Божественную славу жертвующим на храмы Божии (места селения славы Божией) и тем самым участвующим в нисхождении благодати на богомольцев, посещающих храм. О. Иоанн много жертвовал на храмы и весьма возлюбил благолепие дома Божия, а посему сподоблен великой святости и воспрославлен Божественною силою.