Наружность о. Иоанна
МНОГОЧИСЛЕННЫЕ портреты и изображения о. Иоанна дают о нем, хотя и правдивое, но не совсем точное представление. На портретах не уловлена та бесконечная любовь, какая светилась в глазах этого пастыря, то бодрое, даже радостное настроение, какое одухотворяло это лицо с улыбкой снисхождения и беспредельной терпеливости. На одних карточках о. Иоанн изображался один. Вот он снят во весь рост. Стоит бодро, твердо, лаской освещено его кроткое, чистое, святое лицо. Глаза устремлены куда-то вдаль. Со стороны, кажется, что как будто он идет куда-то с распростертыми руками спасать людей, готовый весь мир заключить в свои объятия. Здесь он изображен сидящим. Голова склонилась немного набок и опирается на руку. Выражение лица какое-то грустно-радостное, задумчивое. Кажется, глубокая дума о людях-страдальцах лежит у него на душе и придает его настроению оттенок святой грусти.
На других фотографиях он снят не один. Вот он снят со своими родными сестрами, одетыми в самое простое сельское платье; головы их покрыты простыми платками. Все трое сидят на скамейке около своего родного дома, в далекой отсюда Суре. Бедные сестры, думали ли они когда-либо, что их брат такой же бедный, как и они, будет некогда так велик и известен везде и всюду? Конечно, нет. Видна крепкая братская уверенность друг в друге. Нет никакой чопорности, надутости. Все мило и просто. Чем-то необыкновенным, захватывающим душу и сердце, веет от этой группы. Вот о. Иоанн снят со старушкой матерью, одетой также весьма просто и повязанной в чепчик. Последнее время она жила в Кронштадте. Здесь она и окончила дни своей жизни; здесь же на кладбище и погребена. Над ее могилой теперь красуется великолепный памятник. Его создала нежная любовь сына к матери.
Вот здесь он снят идущим в поле по своей родной земле. Там он сфотографирован в группе различных общественных деятелей, пожелавших сняться вместе с ним. Здесь о. Иоанн снят в момент его беседы с многочисленными толпами народа. На одной фотографии он изображен стоящим на балконе, а кругом внизу – море голов. На другой его сняли стоящим в рубке волжского парохода. Пристань, набережная, лодки и всевозможные суда переполнены народом. Вот он молится, там благословляет, здесь разговаривает с народом. Далее, на карточках изображались всевозможные виды родного края о. Иоанна: старинная бедная церковь, новая церковь, созданная о. Иоанном, старый домик, в котором родился о. Иоанн, поля, леса, луга, горы, где в детстве любил он гулять, река, извивающаяся лентой около Суры. На одних карточках о. Иоанн снят в рост, на других в полурост, на третьих – в профиль. Здесь он был снят с наградами, там без наград. Тут на нем были одни кресты, там другие. Здесь такие рясы, там – иные, и все новые и новые, одна другой лучше и роскошнее. Одни изображали его еще довольно молодым, другие значительно постаревшим. Среди этой громадной и столь разнообразной коллекции всевозможных фотографий о. Иоанна были по размерам всякие, начиная от небольшой визитной и кончая столь громадными, что они по своей величине могли спорить с полотном довольно приличных размеров.
Пересматривая в сотый раз все эти карточки и группы, я, пишет В. М., не мог не обратить внимания на одно обстоятельство, весьма любопытное и замечательное. Не было, кажется, ни одной карточки в этом море карточек, на которой о. Иоанн был бы снят совершенно одинаково. Что ни карточка, то у него было иное выражение лица. По временам эта разница достигала таких размеров, что трудно даже было узнать о. Иоанна. Кому его не пришлось видеть, тот, несомненно, не узнал бы его здесь. Заинтересовавшись этим, мы спросили людей, близко знающих о. Иоанна, чем объясняется такое различие фотографий, изображающих одно и то же лицо. Оказывается, что мы подметили нечто весьма верное и характерное. Выражение лица о. Иоанна меняется часто и иногда с поразительной быстротой. Вот почему он и выходит на карточках столь различно. Отчасти это наблюдалось за о. Иоанном во время Богослужения. Действительно, его лицо было замечательно в эти минуты, и выражение его часто меняется, становясь то печально-грустным, то скорбным, то радостным, дышащим силою и мощью, то радостно-скорбным. Иногда солнце, заливая массою света землю, чудно играет своими золотыми лучами на зелени, цветах, деревьях, переливая всеми цветами радуги, нежно и поразительно разнообразно меняя свои тоны, сгущая и ослабляя свои краски. Что-то подобное можно было наблюдать и в лице о. Иоанна. Оно светилось каким-то необыкновенным светом, который, то усиливался, то ослабевал, появлялся то в глазах, то на щеках. Мне невольно вспомнился в эти минуты древний рассказ о том, как некогда хотели снять изображение с Христа Спасителя. Но несмотря ни на какие усилия, это им не удавалось, потому что выражение лица Спасителя постоянно менялось. По-моему мнению, эти карточки, столь разнообразно передающие черты о. Иоанна, имеют большое значение. Они живописуют нам историю его внутренней жизни, историю его духовного роста, радостей и скорбей, его горячую молитву и искреннюю скорбь о грешном мире, смену настроений, вызываемых в нем окружающими его людьми.
Во время совершения Богослужения один вид чтимого пастыря, сияющего благодатию Христа Воскресшего и пламенным молитвенным чувством, облеченного в блестящую, парчовую ризу, придающую его кроткому, точно юношескому лицу, какую-то неземную, духовную красоту, – чудодейственным образом влиял на душу каждого, невольно озаряя сердце умилительным сознанием святости переживаемого часа, и наполненная восторгом душа жаждала всецело погрузиться в эту совместную молитву с пастырем, жаждала по слову «Херувимской песни» оставить ныне всякое житейское попечение и унестись помыслами к Богу, устремиться всем существом своим туда, к алтарю, где молился с нами и за нас наш добрый пастырь и молитвенник.
Нам достоверно известны случаи благотворно обаятельного влияния, которое оказывало на людей одно лицезрение светлого лика о. Иоанна Кронштадтского. Во всех странах – не только России – стало ведомо о чудотворной силе его молитв и сия Божественная сила, совершавшаяся чрез достойного служителя Алтаря – о. Иоанна, прославилась, достоверно стала известна бесчисленным людям и уже засвидетельствована в печати. Мы получили несколько известий, как благодатно действовал один вид прекрасного вдохновенного лица Кронштадтского батюшки. Нам, писал один иерей, имевший счастье быть в сослужении с о. Иоанном при недавней поездке его на север: «Впервые я особенно почувствовал, как истинен, премудр, неоценимо-прекрасен обряд Православной Церкви, к коей мы имеем неизглаголанное, мало нами понимаемое и ценимое счастье принадлежать. При виде лица о. Иоанна я впервые убедился, как верно Православная наша Церковь изображает на Святых иконах Божиих угодников с венчиком света вокруг лиц их – сухих, изможденных постом, постоянными трудами, а наипаче, внутреннею болезнью сердца, досточестною печалью о грехах своих и общечеловеческих. Передаю вам верно и точно мое впечатление: лицо о. Иоанна – молниеносно, сияет лучезарно. Какой же это свет? Это свет Благодати Духа Святого, в нем живущего существенно; это тот свет Божества, который узрим и мы по исходе из тел наших, если делами своими не заслужим отлучения от оного света и не будем ввергнуты во тьму кромешную. Лучше всего понять значение этой молниеносности лица о. Иоанна можно, если сопоставить явление его с противоположным, с чем мы все, и каждый встречались в жизни ежедневной. Видели ли вы, как зеленеет лицо у завистливого, как чернеет у развратившегося, как меркнет у тоскующего, как бледнеет у трусливого? Несомненно, что эти отражения, строго соответствующие состояниям души, дают понятие о той таинственной кромешной тьме, о которой предупреждены мы во Св. Евангелии. Внутреннее мучительное состояние души – гневной, тоскующей, унывающей, боязливой, малодушествующей – отражается на лице, которое есть зеркало души. Таинственная кромешная тьма, овладевающая незримо для нас душою, дает о себе знать наружу, на лице человека. И вот, если сопоставить эти явления, определительно сами о себе говорящие, с тем, что видим на зеркале души о. Иоанна, то невольно утвердишься в истинах нашей святой веры. Когда мы отдаемся чувству искренней доброжелательности, великодушия, жалости, лица наши просветляются: у кротких, благородных, благих людей лица светлые. У о. Иоанна все это, подмечаемое нами в ежедневной действительности, отразилось на лице в сугубой степени, сообразно великим мерам смирения, кротости, благости, терпения, трудолюбия, какие он обрел в тяжких трудах апостольства, чрез непрестанную внутреннюю искреннюю молитву, к которой и мы все призваны и без коей невозможно спасение, и через самоотверженную борьбу со страстями бесчестия: – со сластолюбием, сребролюбием, славолюбием, – без которой (борьбы) нельзя достичь бесстрастия, т. е. цели всех христианских усилий».
Другой иерей нам пишет: «Из личных чудных впечатлений, которых следы не остыли во мне доныне, получил я совершенное убеждение, что внутри о. Иоанна, в сердце его и душе, почивает Святая Троица Бог: Отец, Сын и Дух Святой. Не скажите, что эта уверенность поспешная, неумеренно-восторженная, преувеличенная. Мы все призываемся Святою Церковью к очищению от страстей для вселения в себя Духа Святаго, т. е. чтобы мы ощутительно в себе имели Святаго Духа, что достигается, как вам известно, во-первых, через чтение и смиренное изучение Слова Божия, в священном Писании сохраненного доныне, а в святоотеческих творениях изъясненного определительно; во-вторых, через молитву искреннюю, возможную лишь при посте и воздержании чрева, слуха, зрения, равно как и всех чувств от всего скверного, порывистого, страстного, в-третьих, чрез всякое искреннее доброделание, т. е. усердное исполнение Евангельских заповедей в духе и истине, т. е. в правом духе, правом истинном понимании его, Св. Церковью соблюденном, и, в-четвертых, через таинства и, особенно, таинство достойного приобщения Тела и Крови Христовых. Этими средствами мы все ощутительно можем вселить в себя Святаго Духа, присутствие Которого в нас воссиявает на лицах наших, как оно лучезарно сияет на лице Кронштадтского праведника. Если неложно обещал Господь придти с Отцом и Духом и сотворить обитель внутри того человека, который будет творить усердно заповеди Господня Евангелия, то чего вы дивитесь моему утверждению, что Святая Троица, Бог обитает внутри Кронштадтского многотрудника, апостола любви, тезоименитого Благодати (имя Иоанн значит благодать)». Вот две выдержки из многих свидетельств, скопившихся в наших руках. Лучше всего сопоставить портрет о. Иоанна Кронштадтского, Светоча православия, пламенеющего очага молитвы чудотворной, великого христианина по неисчетным делам милосердия, с портретом графа Льва Толстого, богохульно лающего на Святую Божию Церковь, сгубившего своим мерзким лжеучением множество человеческих душ, из коих каждая Богу дороже целого мира. На портрете о. Иоанна видим ангельский лик, очи кроткие, чело светлое, уста чистые: общее выражение лица неизъяснимо – привлекательное. На портрете Льва Толстого видим чело хмурое, покрытое как бы тучами, взор суровый, общую осанку гордыни. Но дай, Господи, всем спастись и избавиться муки вечной! Святые великие падали в конце поприща, и окаяннейшие грешники восхищали Небесное Царство. Но глядя на портреты о. Иоанна Кронштадтского и Льва Толстого, уверенно можно сказать: первый стоит на тесном тернистом пути Христовом, ведущем в Царство Вечного Блаженства, чтобы восхитить и получить столь долго и всеусильно искомое; второй же стоит на широком, привольном пути, конец которого зрит на дно адово, и близок день, когда дверью смерти войдет он в область вечного мрака и муки. Да будет воля Господня и, слава Богу в вышних, но, да будет мир на земле и в человеках «благоволение» – подражать о. Иоанну и отвращаться от путей Льва Толстого.