Догматы истинной веры. Символ веры

Боже, даждь слово во славу пресвятого имени Твоего!

Вышел сеятель сеять (Мк.4:3). Всесильный, исшедший из лона Отчего, в вечер времен принявший плоть человеческую, начал вверять семена слова Своего земле ожестевшей, хотя часто и прежде Него пившей росу, дождь, снег и град словес пророческих. Сын Божий вышел сеять. Начальник и совершитель благовестия первый открыл путь, по которому должны шествовать благовествующие истину Евангелия. Чего бы, кажется, более? Бог в образе человеческом убеждал, уверял, звал, привлекал к Себе сердца человеческие – Тот, Который некогда единым всемощным: «Да будет!» воззвал бытие из ничтожества, неужели недостаточно, неужели не довольно ясно открыл средства ко спасению? Неужели Совершитель оставил неоконченной экономию посольства Своего?

Свершилось (Ин.19:30) – запечатлено окончание всех благодеяний, дел милосердия к роду человеческому. Но мрак, покрывавший концы земли, при словах Богочеловека, Который занимал определенное только место и обращал слова Свои к известному числу людей, был еще так же непроницаем, как прежде. Потому-то Небесный Учитель избрал учеников, которым непосредственно препоручил рассеяние осязаемой тьмы в умах человеческих. Их глас быстро промчался по Сирии, был услышан во Фригии, Лидии, в Македонии, во всей Греции; достиг Финикии и островов, Персии и Мидии; донесся до Испании и Африки. Их ревность обращалась на восток и на запад, пламенела на юге, направлялась и к северу; словом, по всей земле воссиял свет и истина.

Чтобы этот свет, разлившийся по вселенной, не помрачен был многоразличными облаками, густым дымом, восходящим из горящей печи злобного сердца, питаемого тьмой отца своего, апостолы оставляли после себя преемников, которых и рукополагали, а они, в свою очередь, – своих преемников, и так далее.

Впрочем, не одни только избранные пастыри Церкви отверзали для поучения уста свои, но и те, которые поддерживали жезл их, жезл духовный. По словам Писания, всякому позволено возвещать истину, отклонять от зла и наставлять на путь правый. Если кто сотворит и научит одного из малых сих, великим в царстве Божием наречется (Мф.5:19).

Вышедший сеять восемнадцать веков назад и до сих пор еще продолжает Свое сеяние, и поныне вручает каждому семена Свои, доселе сеет на селе Своем. Но скажите, следует ли рассматривать состояние той руки, которая бросает семя на умягченную землю? Обильная или более бесплодная пшеница родится оттого, что сеятель бросает руками неумытыми? И разве от пшеничного семени вырастают плевелы? Иногда плевелы заглушают пшеницу; это зависит от земли, прежде питавшей эти семена. Неискорененные плевелы удобно дают отрасли, снова укореняются, укрепляются и возрастают.

Истину учения христианского следует принимать независимо от отношения к тому лицу, которое ее открывает. Рука сеятеля не имеет никакого влияния на рождаемую пшеницу, только бы была пшеница; никто из тех, кто должен идти за Спасителем и принял из рук Его семя Божественное, не смеет отвергать его. Бог употребляет различные средства, а долг христианина – только внимательно блюсти, замечать, где есть перст Божий, где проповедуется Слово Божие. Учение христианское христианами никогда не отвергается, и дети, даже малые, должны учиться быть христианами. Не думайте, что дарования и разум достаются нам случайно, неизвестным образом. Вездесущий, Всеисполняющий наполняет сердце каждого. Внимайте, дети! Бог исполняет сердца и утробы наши; в Его воле – наше движение, бытие и жизнь; в Его руке – наш ум и мысли, в Его деснице – дарования. Следовательно, невозможно почерпнуть эту драгоценность в другом источнике, кроме источника Всемогущества. Можно ли снискать эти преимущества без преимущества христианского? Кто из вас скажет, что отрекается быть христианином? Иначе, к чему попечительность отеческая, заботы матери, иждивение общества, надежда Церкви, под сенью которой в тихом сем обиталище вы воспитываетесь, где чаяние вашего счастья?

Чтобы яснее узнать обязанности христианина, раскроем главное учение Церкви, общие догматы, касающиеся каждого христианина, в том порядке, какой предпишет разум, логически выводящий одно из другого.

Если же мои выводы не будут так ясны, как надлежало бы, то опять смею повторить предыдущие мои слова. Не обращайте внимания, как и какими руками сеется пшеница; пшеница небесная и в недостойных руках остается пшеницей.

В дополнение к беседе, предложу вам как обыкновенную пищу сынов благочестия, собственные слова Небесного Учителя с возможным объяснением, основанным на мнении Святых Отцов Церкви.

Простота в объяснении, частые повторения, излишнее соединение слов равнозначных, слог обыкновенный могут быть терпимы, когда речь ведется с тем намерением, чтобы каким бы то ни было образом раскрыть понятие о христианстве, о котором часто слышим и говорим, не имея точного познания. Это даже необходимо, когда говорим с детьми еще малолетними, принимающими только млеко учения, а не твердую пищу. Впрочем, из числа читателей не исключаются и те, которые со своим светильником могут ходить по мрачным стезям и мало претыкаться, сами могут взирать на свет и ощутительно чувствовать его. Для таковых довольно будет, если они только исполнятся искренности к христианству и будут знать, что учение это не есть учение ума, основывающегося на себе самом, но учение Церкви.

Успех в обоих случаях несомненен. Если труд и слабого сеятеля будет иметь единственной целью прославление Сеятеля Небесного, и если семя Слова Божия примет земля добрая, умягченная, если, по словам Евангелия, не падет оно при пути, или на камень, или на землю отвердевшую, и хищные птицы, льстивые духи нынешнего времени, не исторгнут, не поклюют его.

Благовоспитываемые юноши! Вам остается умягчить землю, открыть сердца, приложить внимание, простереть терпеливое ухо к слышанию, воспламенить ревностное в себе желание к учению; Сам исшедший первоначально сеять семя Слова Своего дополнит, совершит, научит, озарит сердца ваши.

Царю Небесный! Мы часто смеем простирать к Тебе руки наши со словами: Царю Небесный, вездесущий и вся исполняющий! Прииди, призри с небеси, от горнего селения Твоего, приникни в мирный кров наш, посети виноград сей – виноград еще не зрел, еще требует Твоего раннего и позднего дождя, еще требует теплоты солнечной. Пролей Твой луч в сердца детей, каждый день вопиющих к Тебе: Отче наш! Отче наш! Хлеб наш насущный даждь нам днесь (Мф.6:9) (Лк.11:2), – просящим не только простого хлеба, но и хлеба Небесного! Боже, посети виноград сей (Пс.79:15)! Твоя Божественная десница насадила младые отрасли сии, Церковь на лоне своем воспитывает их, Отечество много надеется на них. Боже, посети виноград сей! Аминь.

Путь, по которому христианин должен восходить на высоты совершенства, можно уподобить лествице, простирающейся от известного предела до Божества. Эта лествица имеет ступени, которые так между собою соединены, что если отнять первую, прочие рушатся. Это – догматы веры, или, что то же, члены веры.

Припомните, сказано, члены. Член есть часть тела; части составляют единое целое; целое если лишается единой части, уже не является целым, невредимым. Члены веры составляют целое, единое, нераздельное, целое не физическое, но духовное – истинную веру. Следовательно, желающий достигнуть предполагаемой высоты должен видеть умным оком, какие это ступени, – члены, составляющие целость христианства. Приступивший к объяснению христианства, должен прежде показать существенность догматов, их свойство, отделить важнейшие от маловажных.

Приступим к сему. Но, чтобы доказать истину и необходимость учения веры, надо положить твердое, незыблемое основание, на котором можно было бы созидать все здание христианства. Иначе рассудок, руководимый правилами суетности и ищущий своей выгоды, соберет все силы, чтобы разрушить сие здание и прежде всего коснется основания. По общему закону любомудрия, только то истинно, что основывается на общих твердых и незыблемых началах.

Единственное основание христианских догматов есть непосредственно Божие откровение человеку, ясно и совершенно объявленное в Священном Писании. Истина учения веры, основываясь на истине откровения, не страшится никаких мрачных туманов сомнений. Если же только немного поколебать это основание, если предположить, что здесь много человеческого, Божию величию почти неприличного, то и учение христианское будет только мечтанием, произведением ума – обманом. Разборчивый по нынешнему времени вкус, рассудок, умеющий утончать истину, чудно слеплять две противоположности воедино, утверждает, что в Откровении много человеческого, впрочем, есть и Божеское. Это, надо смело сказать, есть диавольское учение. Оно неприметно разрушает все здание Христово, постепенно достигает своей цели – ниспровержения христианской религии.

Божеское уже не есть человеческое, человеческое уже не есть Божеское. Откровение, – само значение слова показывает, что открывается то, чего разум сам по себе достигнуть не может. Под Откровением я понимаю те книги, которые, по мнению Церкви, писал человек так, как трость скорописца (Пс.44:2), как перо, водимое рукою Божией – Святым Духом. О том, что откровение есть единственное произведение Божие, свидетельствует внутренняя сила – действие Слова Божия и Святого Духа, в Писании и через Писание беседующего с человеком. Поэтому доказательства истины Откровения находятся в нем самом, как насажденные, и вне – притом и в самих противниках Откровения.

Как только откроешь первый лист Писания, зришь величие Бога, говорящего о Себе: «Сказал Бог, да будет» – и далее очень часто Бог говорит о Себе: «Так глаголет Господь», «Слово Господне», «Я есть сущий», «Я есть Господь Бог твой». Даже язычники признавались, что если будет говорить Бог, то будет говорить величественно, рассуждать просто, обещать, грозить, уверять без обширных и красивых доказательств.

Потом, перевернув несколько листов, видим как сияет высокость действий и тайн, от века умолченных, о которых никакое око, никакое ухо свидетельствовать не может. Как же мог бы ползающий по земле, как змий после проклятия, безмерно силящийся поднять свою главу, но вновь проклятием подавляемый, – человеческий разум, как бы он мог вознестись до Небес, выйти из своих пределов и уверять: Бог явился во плоти! (1Тим.3:16) Но это есть тот краеугольный камень, о который еще доныне претыкается суетная философия мира.

Далее встречается в Писании особенный род изъяснения. Как, поистине, не удивляться его простоте, важности, силе, полноте, краткости и приятности? Всякий, кто много занимался чтением, разбором и обсуждением трудов писателей, должен будет признаться, что подобного красноречия нельзя найти ни у одного из сочинителей. В самом деле, в Писании находится такая сила воздействия на мысли человеческие, что истинно просвещенные признаются с апостолом: «Живо Слово Божие, действенно, острее всякого меча обоюдоострого, проходящее даже до разделения членов и мозгов, души же и духа» (Евр.4:12).

Затем приходит мысль о древности Писания, превышающая древность всех памятников языческих. Оно начинает историю от начала мира и описывает его происхождение столь удовлетворительным образом, что совершенно успокаивает ум человеческий, который относительно этого предмета при всех своих усилиях не был покоен. Ибо сколько он ни выдумывал различных утонченных систем о происхождении мира, все после были приняты за мечты, за догадки без основания. Оно содержит учение о падении первых человеков, последовавшее за сим пророчество о спасении – и все это написано прежде, нежели появились какие-либо писания. Истина существовала прежде лжи.

Один из разумнейших писателей четвертого века после рождества Христова говорит: «Прежде, нежели появилась какая-либо книга, открылся океан мудрости – пятикнижие Моисеево, к которому неразрывно, без противоречия, по особенному устроению Божию в течение стольких веков присоединялись прочие книги Писания. Это видно и из истории человечества. Почти все историки древности согласны, что религия иудейская, религия израильтян древнее прочих».

Притом различные умы, различные наклонности в различные времена, в отдаленнейших друг от друга местах, в различных состояниях имели ли когда-нибудь одинаковые произведения, согласовались ли в своем учении? Пифагор, Сократ, Платон, Аристотель были почти учениками один другого, но по своим произведениям как далеки друг от друга и как различны в тех самых мнениях, которые заимствовали от своих учителей!

А в книгах Священного Писания, составленных также различными людьми, в различные времена, в различных местах, догматы веры проповедуются различными устами как бы единым языком, различными языками – как бы единым сердцем. Чудное согласие Ветхого Завета с Новым! Наконец, что более всего поражает упорность неверия – осуществление пророчеств. Вот доказательства истины Писания, почерпнутые из самого Писания.

Находятся и другие свидетельства вне этого, не менее твердые и основательные. Множество чудес, явленных пред лицом иудеев, еллинов, римлян и других народов, засвидетельствовано как бы против воли самими противниками истины Откровения. Слепорожденный видит, хромой ходит так же, как здоровый, прокаженный очищается, наконец, мертвый, лежащий во гробе, восстает при многолюдном собрании. Какой упорный разум не содрогнется, какое каменное сердце не подвигнется?

Нельзя, подлинно, не признаться с Златоустом (Творения. Беседа 21), что Иисус Христос чудесами доказал истину учения Евангельского.

Это то учение, которое, по свидетельству блаженного Августина (О граде Божием. Гл. 1), почти весь свет привело в согласие. «Бесчисленные народы, – говорит он, – с крайней охотой, невероятной ревностью, с чрезмерным стремлением, с чудным проявлением своей склонности и согласия, принимали Священное Писание». Это то учение, которое счастливо и быстро разлилось по всему шару земному; распространено без оружия, без помощи человеческой мудрости, людьми слабыми, низкими, простыми, – рыболовами, такими, которые были отребием мира, а не искусными строителями Церкви. Между тем, против них восставало столько ужаснейших врагов, вооружавшихся огнем и мечом, столько могущественных царей, столько сильных мира сего, столько было употреблено искусств хитрости, обмана, столько мучений, что, кажется, единое мановение, единое действие могло заключить уста благовествующих и устрашить принимающих учение, соединенное со строгими правилами жизни.

Впрочем, оно настолько возвеличилось в свое время, что упомянутый блаженный учитель Церкви говорит: «Если кто требует чудес, чтобы поверить Евангелию, тот сам – великое чудо, ибо сему верит весь свет, а он еще не верит» (О граде Божием. Гл. 8).

Наконец, не имеем ли самого ясного, ощутительного доказательства истины Евангелия, когда читаем об истории казни презрителей Слова Божия и гонителей исповедников? Плачевная кончина Антиоха, смерть Ирода, съеденного червями, рассеяние иудейского народа за отвержение Евангелия, смерть Максенция и Иулиана Богоотступника всегда пребудут неоспоримым свидетельством того, что Евангелие есть истинное слово Божие – Бог стоит за него.

Вот основание, на котором зиждется все учение христианства. Следовательно, догматы веры, почерпнутые из Писания, столько же истинны, сколько оно само. Оставим рассмотрение их свойств до следующей беседы.

Если Слово Божие истинно и достойно всякого приятия, неопровержимые доказательства этого приведены выше, то и учение, извлеченное из Писания, истинно и достойно всякого приятия каждым – от младенца до старца, от язычника до христианина, от развратного до благочестивого. Это учение есть цепь, составленная из многих соединенных между собою звеньев – так называемых членов символа веры.

Член Символа веры, вообще, есть часть учения небесного, откровенного свыше, предложенного в Писании для верования всем; часть учения о Боге и других тайнах, знание которых необходимо для снискания вечного спасения. Первоначальный источник этих членов есть единый Бог; начало же познания их положил не человеческий разум, но Божественное откровение. Они содержат то, во что христианин должен веровать.

Учение на основании откровения может быть в самом общем смысле двоякое. Одно – такое, которое хотя ясно изображено в Писании, но которого и разум из природы достигнуть может: что есть Бог, что Он обо всех вещах промышляет, что Он Всемогущ, Премудр, Един, Благ. Другое – для разума совсем непостижимое, но заимствованное единственно из слова Божия: троичность Божества, воплощение Сына Божия, искупление и прочее подобное. Первое называют богословы учением смешанным, то есть, из разума и откровения; другое – чистым, основанным только на откровении, по словам апостола, превосходит всяк ум (Флп.4:7).

Откровение насколько возвышенно, настолько исполнено премудрости! Оно есть глубина разума, никогда неисчерпаемая. Рассудок, способный делать правильные выводы, бесконечно извлекает из Писания пищу для ума. Отсюда родятся новые системы, новые догадки, новые мечтания. Свойство разума, основывающегося на самом себе, разума, ищущего только своей выгоды, своей пищи – утонченного умствования, состоит в том, чтобы, если кто попросит рыбы, подавать змею, и вместо яйца – скорпиона (Лк.11:11–12). Тот, кто советуется с ним в вопросах веры, всегда сталкивается с трудностями, непреодолимыми препятствиями, многими противоречиями.

Легкомысленные души, движимые этой пружиной, часто представляют собой только машину; их наклонностями управляет слепота общественная, волей – страсти, уже поврежденные в начале своем, сердцем – проницательный разум так же, как ночная птица днем. Рассудком, или только мечтанием, карабкаются они, так сказать, в небесные сокровенности и все непостижимое хотят объяснить из естества. Если бы кто, оставив откровение, принялся за учение такой сущности, то он должен был бы признаться, что разум преступил пределы свои, желая в книге естества найти все, что есть в откровении. На это можно сказать: разум научился слагать буквы естества тогда, когда выучился читать слово Божие. Следовательно, чтобы принять учение веры, основанное единственно на слове Божием, следует покорить разум вере, обуздать его стремительность тайнами непостижимыми. Но и сами тайны не остаются без утончения, разум почти все откровение подводит под обыкновенные правила.

Извлекаемые из Писания учения могут быть двух родов: одни необходимы для каждого человека-христианина, следующего по стопам своего Небесного Учителя, как единственное средство к снисканию спасения, и их необходимо исполнять; другие, скажу просто, так могут быть нужны христианину, как светильник в руке при ясном сиянии солнца. Если довольно сияния солнечного – слов, изреченных Самим Богом, то для чего еще возжигать светильники – выдумывать свои учения? Не зная сего рода учений, не входя в училище прений, в училище раздоров, без любомудрствования можно следовать за Иисусом Христом. Какая надобность верующему обращать внимание на выдуманные умствования? Неужели нельзя спастись, не зная, где взял Бог кожу для одежды первых праотцов? Неужели нельзя угождать Богу, не истолковав, что за плод, который ели Адам и Ева, что за змий, что за древо познания? И прочее, тому подобное.

Необходимое для христианина учение заключает в себе вообще учение простое и смешанное; но разделим это учение еще на три рода: положим, догматы как основание, начало и преддверие веры; другие – как составляющие саму веру и догматы как следствия, извлекаемые из двух предыдущих законным порядком.

Догматы веры начальные и как бы предшествующие, хотя и не составляют самой оправдывающей и спасающей веры, однако, нужны для того, чтобы удобнее поверить и соблюсти догматы, производящие саму веру, что невозможно без учения предшествующего, без познания, без внутреннего уверения.

Если намереваешься обрести начало веры, должен быть уверен, что откровение есть истинное Слово Божие, как вы уже и слышали. Если желаешь воспламенить в сердце веру к Богу, должен прежде убедиться, что Бог есть, что Он Всемогущ, Всеведущ, Истинен, Вечен, Праведен, Свят, и хотя бы немного раскрыть перед собой всесвятейшую волю Его. Не познав сего, как я могу поверить, что Бог по чрезмерному Своему милосердию, за заслуги Сына Своего, настолько милосерд даже и ко мне, что дарует вечное спасение? Как мне поверить, что Бог видит все дела мои, знает намерения, зрит помышления, что известны Ему все бедствия, что Он жалеет о них и желает исхитить меня из них, если я прежде не скажу сам себе: «Я точно знаю, что Бог и теперь, когда я о Нем думаю, знает мысли мои, и теперь, когда говорю, Бог слышит меня, да и всегда, что бы я ни делал, видит меня – Он Праведен, Он Свят, Он Преблаг и Премилосерд».

Если желаю верить Ходатаю, должен прежде признать Его Божественность, иначе, как человек мог бы удовлетворить правосудию за все грехи человеков, признать в Нем человечество, соединенное с Божеством, увериться, что Ходатай мой за меня болел, лил слезы – кровавый пот, за меня молился, падал на землю, за меня страдал, мучился и умер, и, наконец, воскрес.

Но как я признаю нужным Ходатая, если не признаю себя грешным, если не отнесу к себе Божеского проклятия и предполагаемой казни? Без этого отпущение грехов, благодать Божия, Христовы заслуги – все бесполезно. Наконец, для чего мне верить чему-нибудь, если пределы жизни моей будут пределами бытия, если ничтожество – участь моя? Чего мне бояться, если я после смерти не оживу, если Страшный Суд, Второе Христово пришествие не разбудят меня, истлевшего в ничтожестве. Такие мысли могут родиться без изучения предшествующих догматов веры. Таким образом, я уже объяснил, так сказать, преддверие веры – первые ее степени. Взойдем во внутренность храма сего.

Второй род догматов, как я сказал, есть непосредственное основание, или внутреннее составление веры. Это часть учения христианского о Божием человеколюбии, о заслугах и всеобщем искуплении Христовом, об усыновлении Ему каждого верующего, который слышит внутренний таинственный глас: Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя (Пс.2:7) (Евр.1:5) (Евр.5:5).

Здесь открываются существенные и важнейшие догматы о всеобщем благоволении Божием к падшему человеческому роду; о заслугах Христовых, излившихся на всех людей; о средствах, которые употребляет Бог, чтобы привлечь каждого из нас; потом присоединяется оправдание и всесовершенная экономия в деле спасения.

Следствия из двух предыдущих разделов учения также необходимы. Ибо они так тесно близки с упованием, что если их оставить, упование, как воздушный огонь, исчезнет. Это догматы, извлекаемые из предыдущих и вместе составляющие их: вечное пребывание Бога, исполнение Его правосудия, действительное освящение через Него, таинственное сообщение со Христом – существование Церкви, обращение человека через покаяние, оправдание обращаемых – притом мир и спокойствие совести, ревность к благочестию, любовь к ближнему, действительность слова Божия и Таинств. Это-то суть три рода учения, заключающиеся в членах веры, необходимые для каждого христианина.

Сокращением всех членов веры Церковь принимает Символ веры. Итак, вникнем в каждый из них и извлечем из этой краткости, всем известной и понятной, нужное для христианина учение, а потому да не оскорбится терпение, если один член Символа веры продолжится через несколько бесед.

Нам известно, что Символ, доселе в Церкви повторяемый, принят в 325 году по пришествии Мессии на Первом вселенском Соборе, трехсот восемнадцати Святых Отцов, по свидетельству св. Афанасия, на нем присутствовавшего. Лжемудрый Арий, не из ревности к благочестию, но единственно по самолюбию выдумавший тогда новую систему о Богочеловеке, был причиной сего многочисленного собрания Отцов, где, в опровержение утончений его, христианская философия на основании Священного Писания положила назвать Иисуса Христа, Сына Божия, единосущным со Отцом. Догматы, заключаемые почти в каждом слове Символа веры, – столь же истинны, сколь истинно Слово Божие. Символ есть извлечение, или лучше – сокращение всего учения христианского, пространно изображаемого в Священном Писании.

Внутреннее Святилище древней церкви, или Святая святых, имело преддверие; подобным образом внутреннее Святилище веры должно иметь преддверие, чтобы человека постепенно возводить от вещественного к духовному, от земного – к небесному, от естественного – к сверхъестественному. Начало и конец нашему верованию есть Бог. Следовательно, чтобы упорный разум привести к сему Святилищу, надо прежде склонить его свойственными ему самому убеждениями, склонить к тому, что прежде всего является в веровании; привлечь к самой первой ступени храма – к согласию в том, что есть Бог. Младенец, нуждающийся в руководителе, не может, восходя по лестнице, переступить через одну ступень на другую: не просвещенный откровением разум так же, как младенец, может восходить только постепенно. Чтобы склонить его к познанию Бога из откровения, надо приблизиться к нему, показать бытие Божие из естества и, вместе с тем, убедить, что естественное познание о Боге недостаточно и неудовлетворительно.

Кроме откровения, есть три самых правильных пути, ведущих нас к познанию бытия Божия: умное воззрение на мир, на себя самих и воззрение на все народы, на их согласие относительно бытия Божия.

Мир, заключающий в себе все творения, есть раскрытая книга пред очами человека. Каждое творение есть буква, из сложения которых самый слепой разум, так сказать, ощупью должен дойти до некоего Высшего Существа, до Такого Существа, Которое должно быть причиной всех сих произведений. Святой Василий пишет: «Творения суть некоторые литеры, по которым мы читаем Провидение и высочайшую премудрость Творца. Простой рассудок из следующих доказательств может заключить, что есть нечто Высочайшее вне мира и оным управляющее, что мы называем Богом» (Творения. Т.II).

Чувства уверяют нас, что есть в мире некоторые вещи движущиеся; все же движущееся имеет причину движения в чем-нибудь другом, вне себя. Одно и то же существо не может быть причиной и действием движения, иначе бы надобно было предположить, что возможность движения это уже само движение, само действие. В вещах, движущих и движимых, нельзя теряться до бесконечности: надо согласиться, что есть какая-нибудь первоначальная причина движения. Сия первоначальная причина не может быть в мире – иначе бы мир в одно и то же время пребывал в возможности к движению, и уже двигался, что противоречит общим началам разума. Поэтому причина движения находится вне мира – это есть первый движитель, как говорит Пифагор; это есть Тот, Которого мы называем Богом.

На таких же началах основываем мы порядок существ, одно другое производящих. Нет ни одного существа, имеющего в себе причину своего существования. Иначе бы оно существовало прежде своего существования. И здесь, как говорит Аристотель (Метафизика. § 6), надо остановиться на каком-нибудь существе, которое должно существовать прежде прочих – для их произведения. Сие существо должно иметь причину существования своего в себе самом, следовательно, должно быть не случайным, неизменяемым, вечным. Вечный, неизменяемый, не подверженный никаким случайностям есть Бог.

Мы видим также, что не только существа, одаренные разумом, но и те, которые не имеют никакого познания, устремляются к известному концу; потому что всегда, или по большей части, действуют одинаковым образом и обыкновенными средствами достигают своей цели. Из сего видно, что не по слепоте или случаю они так действуют, но по наклонности к тому от некоего разума, их действиями располагающего. Так рассуждает об этом же в «Метафизике» (Гл. 12. § 52) своей Аристотель. Такой разум, располагающий действиями тварей, мы называем Богом.

От рассудительного воззрения на сие пространное вместилище совершенств Божиих, на неизгладимые свидетельства Его всемогущества и премудрости являются бесчисленные доказательства бытия Божия. Порядок, правильность естества, произведение и целость творений, красота, величие, великолепие, твердость, польза, полнота, чудный размер, стройность вещей, в мире находящихся, – все как бы насильственно влечет разум человеческий к познанию бытия Божия.

Лактанций (Гл.II) в первой книге наставлений о Боге говорит: «Нет никого столь грубого, столь зверонравного, который хотя бы и не знал, какой Бог небом управляет, но, возведя очи свои на небо, не признал, что есть кто-нибудь управляющий оным. Конечно, Фирмиан разумеет здесь все небесное: облака, тучи, гром и молнию, солнце, луну и неисчислимые миллионы звезд, при безоблачном небе во время мрачной ночи сияющие». Царь и пророк еще за несколько веков прежде сего христианина, конечно, из опыта написал: Небеса проповедают славу Божию, и о творении рук Его возвещает твердь (Пс.18:2).

Святой Григорий Назианзин в проповеди на Рождество Христово все творения называет громогласными провозвестниками и безмолвными хвалителями Бога. Все твари, по изъяснению блаженного Августина, хвалят Бога посредством существ разумных, в творениях, удивляющихся Творцу и Его прославляющих. Святой Амвросий на слова Давида сам себе задает вопрос: через кого небо поведает славу Божию? Ответствует: через само на него воззрение. Небо молчит, но воззрение на него издает глас грома трубного. Сию книгу могут читать и мудрый, и глупый, христианин и язычник; посему-то Давид, – продолжает св. Амвросий, – смотря на небо, сказал: Нет наречий и языков, на коих не слышны были бы голоса их (Пс.18:4); то есть, нет никакого народа, никакого языка, который бы сего голоса понять не мог – сего языка, которым говорит небо, которым говорит каждое творение. Посему – как не соглашаться на слова апостола: ибо невидимое Его, Божее, от создания мира через рассматривание творений видимы (Рим.1:20). Величественное здание указует на своего Создателя; живое произведение утонченного резца или искусной кисти вынуждает любопытствовать об их художниках. Какой Создатель, какой резец, какая кисть может подражать художнику мира? Но довольно воззрения на мир, – обратим взоры на самих себя.

Бытие человека есть новый лист из книги естества, состоящий из различных букв, начертанных единственно перстом Божиим. Самый первый взгляд, не говоря уже о подробном рассмотрении человека, внушает мысль о необходимости Существа Высшего, нежели человек. Кто из нас скажет: «Я сам родил себя»? В нашей ли власти отсечь руку и приставить другую, лучшую; или переменить голову непонятливую – на разумную, безрассудную – на рассудительную? Мы знаем, что наши родители и родители родителей, прадеды и прадедов прадеды и так далее, все – так же, как мы, рождались, были младенцами, отроками и, наконец, отцами. Восходя таким образом из рода в род, где-нибудь должно остановиться и признать одного первым родоначальником. Но и первый сам от себя родиться не мог; иначе он существовал бы прежде своего рождения; не мог также получить происхождения от низших тварей. Мы видим, что каждое существо производит только себе подобное; следовательно, Творец человека есть Существо, бесконечно высшее человека, высшее мира – Премудрый Бог.

Далее, взирая на самих себя, находим в нас особенный отпечаток Божества, – врожденную способность отличать доброе от злого, способность рассуждать, извлекать последствия, познавать самих себя. Натуралисты и материалисты, сколько ни трудились найти такую способность в сложении тела, положить ее начало в расположении частей мозга более или менее нежных, заключить бытие ее в пульсирующих нервах, соединяющихся в одном узле, – но единое основательное суждение раскрыло их мечтательное заблуждение. Умозаключение – извлечение последствий из двух предыдущих суждений – разрешило их систему, основанную на догадках. Самые тонкие нервы, по существу сложные, переходить к отвлечениям не могут: но это свойственно душе только разумной, невещественной, не сложенной, чистой, тонкой, проницательной, быстрой, всюду присутствовать могущей, крепкой и существом не изменяемой.

Если не допустить происхождение сего духовного существа от Существа Всевысочайшего, от того Духа, по описанию Премудрого, который есть свят, тонкий, благодвижный, светлый, нескверный, невредительный, благолюбивый, невозбранный, человеколюбивый, всесильный, всевидящий и сквозь все проходящий духи разумные, чистые и тончайшие, то откуда же произведем начало его? Не будет ли человек сам для себя чудом, удивляющим и удивляющимся? Я не знаю, как согласовать с вещественностью души ненасытные ее желания? Тело известной пищей насыщается столько, что уже не желает более; а душа – чем более снискивает, тем более алчет. Закон естества непременяем. Каждое живое существо насыщается соответствующей пищей; наше тело – хлебом, а душа ничем в мире не насыщается. Следовательно, до́лжно искать для нее пищи вне мира, – пищи, ей только соответствующей.

Кто из вас не уразумеет, что единственная для души пища есть Бог? Тем паче, что и Христос уверяет, говоря: Я есмь хлеб жизни. Вкушающий от него не будет алкать никогда (Ин.6:35). Предположив вещественность души, надобно подчинить ее закону вещественности, который всегда одинаков; а одинаковый закон производит одинаковые, единообразные действия. Если бы действия души, по крайней мере самые общие, были одинаковые, то общества – колоссальные тела, сложенные из своих членов – из многоразличных людей, были бы единообразны. Республика муравьев всегда одинакова и никогда не бывает монархией; монархия пчел всегда единообразна и никогда не бывает республикой. Обратите теперь внимание на нынешние царства, состоящие из одинакового рода существ и разберите сходство в противных и никак между собою не сходных положениях. Между тем, чудное соединение различных наклонностей, различных способностей и умов вынуждает признать нечто сверхъестественное, столь премудро всех соединяющее, располагающее и управляющее ими.

Наконец – неопровержимое свидетельство Божия бытия в человеке – совесть. Даже язычники свидетельствовали о сем. И в них, говорит Назианзин, присутствовал судилищный трон. Иначе отчего они, сделав что-нибудь доброе, чувствовали веселие, а учинив злое, – печаль? Цицерон в речи за Милона говорит: «Совесть столь сильно действует в различных случаях, что те, которые ничего дурного не сделали, ничего и не боятся, а очам тех, которые учинили что-нибудь злое, непрестанно представляется казнь. Посему даже и те, которые по могуществу и власти не страшатся наказания от других или злодеяния которых были сокрыты от всех людей, не могли освободиться от глухих ударов совести, от этого внутреннего бича». «Многих случай или счастье освобождает от наказания, но никого – от страха», – сказал Сенека.

Дион Кассий, описывая жизнь Нерона, повествует, что он, убив свою мать Агриппину, столь был мучим страхом, что ночью вдруг вскакивал с постели; ему также представлялось, что он слышит звук труб на том месте, где положены кости Агриппины; оттуда переходил еще в другое место, а когда и там случалось то же самое, то от страха переменял и это место. Он всего убегал, всего ужасался. Боялся даже и того, если залает пес, возгласит петух или поколеблется какая-нибудь ветвь на дереве. А Калигула, как известно из истории, во время молнии обвязывал голову платком. Откуда такие действия, такие угрызения совести, если не от врожденного познания, что есть Бог, и притом справедливый, воздающий за злодеяния. Все это доказательства бытия Божия, выявляемые самой природой человека.

В прежней беседе я сказал, что тройственный путь ведет к познанию Бога. Первые два уже объяснены; остается сказать о последнем, который есть воззрение на согласие всех народов относительно бытия Божия, и извлечь общий вывод: естественное о Боге познание есть ни что иное, как слабый луч от нескольких звезд во время мрачной ночи; луч, который и в полноте своей очень мало разрежает темноту.

Всегда все народы имели согласие в том, что есть некое существо, высшее, сильнейшее, нежели они, и устрашающее их. Это разумею о народах, коих никогда не озарял луч истинного просвещения. Цицерон в книге о естестве богов пишет: «Нет ни одного народа самого жестокого и грубого, который бы не признавал, что есть Бог». Подлинно, во всех народах всегда было столь сильное врожденное желание искать Бога, что лучше соглашались почитать за Бога твари низшие себя, нежели не признавать совсем никого. Обожание тельца, поклонение волу, крокодилу, чествование бездушных истуканов, уважение, воздаваемое даже луку и чесноку, и прочие подобные сему заблуждения показывают естественное, необходимое влечение признать если не истинного, то, по крайней мере, какого-нибудь Бога. Это же доказывает страх, насильственно исторгающийся из сердец человеческих, особенно во время какого-нибудь страшного стихийного бедствия.

Из истории явствует, что люди, почти приближенные к бессловесным, люди дикие, живущие в лесах, когда слышат гром и видят молнию, ужасаются, бегают и всячески стараются где бы то ни было скрыться; и в то же время свидетельствуют и признаются, что есть некто такой, который всем повелевает и все ему повинуется.

Языческие и даже дикие мореплаватели во время страшной бури, угрожающей кораблекрушением, имеют обыкновение призывать на помощь почитаемых ими богов. Откуда, если не из естества, такая вразумительность, хотя и ослепленная склонностями народа, страстями и чувственностью, уподобляющей их тварям бессловесным?

Здравые правила, нравственность в языческих государствах, в Греции и Риме, конечно, почерпнуты из естества, родились из семени, оставшегося после повреждения невинности, – св. Иаков свидетельствует, что во всех людях еще оставались некоторые признаки подобия Божия. Такая нравственность отличает, хотя и не всегда ясно, добро от зла, честность от гнусности. Общее правило философов: почитать одно благом, другое злом, предположив какое-нибудь самое высшее благо; и по мере уподобления или противоположения сему общему и высшему благу, все распознавать, добро оно или зло.

Я не знаю, какое можно найти человеку между подобными себе высшее благо, нечто высшее самого человека? Утонченные языческие моралисты, многие правила нравственности которых вполне согласны с правилами христианскими, непременно должны были предположить высшее благо. Здесь, смею сказать, они верно догадывались о Боге истинном, но по ожесточению сердечному не могли проникать далее, свергнуть с себя покрывало неведения, и приблизиться по возможности к живущему в неприступном свете. Но и это свидетельствует на врожденное познание Бога у язычников, хотя не такое, какое имеют о Боге истинные Его поклонники.

Апостол Павел видит у Афинян храм, на котором было написано: неведомому Богу (Деян.17:23). У Павзания упоминается, что сей храм воздвигнут Епименидом Критским. Повествуется и о причине построения здания сего. Когда в этой стране свирепствовала язва, то афиняне советовались с оракулом Пифии, какие в таком случае предпринять меры? Она ответствовала: должно очистить поля и город и никакому Богу не приносить жертв. Как только сие услышал Епименид, бывший тогда правителем в Афинах, он велел распустить все предназначенные жертвы по полям; жрецам же следовать за ними, и где каждая из них остановится, там ее заклать и посвятить неведомому Богу для умилостивления. Сие есть самое яснейшее доказательство, что афиняне единым руководством естества могли познать, что есть Бог, и что Его надобно почитать благочестно. Следовательно, в человеке есть некоторое врожденное познание Бога – говорю, познание Бога, хотя и не истинного, так как афиняне признавали Бога, но не знали, кто такой или что такое есть Бог, потому-то свое неведение всенародно свидетельствовали надписью: неведомому Богу. Умствование любомудрых века сего предложит: если б в каждом человеке было естественное познание Бога, – а все естественное уже есть и необходимое, – то не было бы ни единого из всего человеческого рода такого, кто бы вообще не признавал Бога; но мы, раскрывая историю протекших веков, найдем совершенно обратное.

Так! Я соглашаюсь, есть безбожники, которых суть два рода: одни непосредственно или прямо отвергают бытие Божие, другие делают это с сомнением. К роду первых причисляются Диагор, прозванный безбожным, еще по свидетельству Цицерона в книге о естестве богов, а также Феодор Киринейский, о котором свидетельствует блаженный Августин; св. Ириней присоединяет к сим Анаксагора, и ему дает наименование Безбожного. Епифаний говорит о Протагоре, будто бы он совсем отвергал бытие Божие. Многие, подобные этим, представляют примеры безбожных людей Цвингли в книге, называемой «Театр света». Безбожником второго рода можно считать того же Протагора, который написал целую книгу, опираясь на мысль: «Есть Бог или нет, я определительно сказать не могу». За книгу эту он был изгнан, а прочие его сочинения публично сожжены, как свидетельствует Лаерций, описавший жизнь Протагора. К этой категории относятся все вольномыслящие, изрыгающие из нечестивых уст хулу на Провидение, словно суетная погремушка суетного народа, что отражено в описании разрушений Лиссабона, во многих местах Философии, в Энциклопедии и в других мелких, но бесчестных и постыдных сочинениях¹, где они смеют помещать свои законы, небскудельный, непотребный сосуд смеет поносить, указывать Провиденью, – таким образом, Великого, Премудрого и Всевышнего Творца. Всех последователей сих нечестивцев, без сомнения, должно причислить к безбожникам. Писание свидетельствует: безумный сказал в сердце своем: нет Бога (Пс.52:2), и еще: нет Бога пред нечестивым (Пс.9:25); он во всем на себя надеется, думает, что он только для себя все.

Прежде, нежели приступим к опровержению сего возражения, скажем, что не одно и то же значит: неведение и злобное отвержение бытия Божия. Размыслите: можно ли мне отвергать то, чего не знаю? Можно ли сказать: всего того нет, чего я не видал нигде, о чем ни от кого не слыхал? Безусловно, всякий отвергает только то, что знает; безбожник отвергает бытие Божие – из сего не следует, чтобы в нем не было и простого о Боге понятия. Лучше сказать, он отвергает Бога не столько словами, сколько делами. Нечестивый говорит, что нет Бога. Это происходит не из простого неведения; но от проклятой злости. Блаженный Августин, объясняя слова Давидовы, среди прочего говорит: «Для того сказано, безумный сказал в сердце своем: нет Бога (Пс.52:2), что нечестный не смеет признаться в этом на словах, поскольку совестью своею убежден, что есть Бог». В самом деле, чувствуемые во время страха угрызения совести, о которых говорилось в предыдущей беседе, не свидетельствуют ли самым нечестивым, самым безбожным, что есть Бог? Признающие себя безбожниками прямо, – конечно, сами желают быть богами, если не для прочих, то по крайней мере, для себя. А нечестивые и безумные говорят, что Бога нет, для того, чтобы заглушить в совести страх будущего Суда, позволить себе все, подобно Эпикуру, и обещать безнаказанность за все злодеяния. Прочие, воображая Бога по правилам тех же эпикурейцев, – без Провидения, без благости, без правосудия, заключая Его на небе, как в темнице, помрачив в себе свет естества, помрачаются рассудком, намеренно юродствуют для своих гнусных наклонностей и мерзких страстей.

Впрочем, основываясь на словах апостола Павла, всякое такое неведение, как общее, так и частное, можно назвать случайностью. Таковые невежды более прочих обременены своими злодеяниями и в усыплении чувств повержены во мрак гнусного и любострастного неведенья. Они помрачены разумом, как говорит апостол: за их невежество, за окаменение сердец их, они предались распутству и делают всякую нечистоту (Еф.4:18–19). Потому-то они лишились способности познавать Божество; потому-то уже не внемлют внутреннему гласу совести, так как и некоторые члены Церкви видимой. Хотя они знают, что есть Бог, но своим ожесточением, своим распутством доказывают противное.

Кроме того, в самом Писании часто упоминаются народы не знающие Бога (1Фес.4:5). Здесь не предполагается совершенное неведение язычников, но только противопоставляется языческое познание Бога познанию христианскому, и вменяется в само неведенье. Язычники имеют познание естественное; христиане – откровенное, духовное, превышающее разум. Познание естественное было бы совершенно и не требовало бы откровения, если бы естество человека оставалось в том же неповрежденном состоянии невинности.

Но поскольку в человеческом естестве последовало общее расстройство, то разврат, переходя из рода в род, все более и более помрачал естественную чистоту, изглаживал напечатленные природой следы Богопознания. Наконец, самое высшее и тончайшее Боговедение пред христианским – языческое, – соделалось невежеством; уже даже не невежеством, но неведением. Народы, говорит Писание, не знающие Бога (1Фес.4:5). В общем познании Бога признаются и сами язычники; я не говорю, что их бесчисленные боги суть свидетели бесчисленных их заблуждений; яснее это доказывает один пример, известный многим: когда Гиерон спросил философа Симонида, что есть Бог, то философ, будучи не в силах ответить сразу, попросил день для размышления. Через день явился к Гиерону и вместо ответа попросил еще два дня на размышление, по прошествии же двух дней просил еще на три; наконец, через эти три дня сказал любопытствующему Гиерону: «Чем более я о Боге размышляю, тем более нахожу трудностей понять Его». Вот ответ на вопрос, что есть Бог; вот ясное и достаточное понятие язычников о Боге.

Если бы язычники и все прочие народы не прошли далее естественного, врожденного познания о Боге, то имели бы нерешимые для себя противоречия. Не упоминая о причинах, скажу об одном только самом заурядном: в настоящей жизни нечестивые благополучны, имеют мирные жилища, наслаждаются спокойствием, а добрые бедствуют, терпят несчастия. Как же это разумно согласовать с Божией премудростью?

Эпикурейцы, основываясь на своем недоразумении, заключили, что нет Бога как воздаятеля злодеяний, нет Божиего Провидения. Также некто из языческих стихотворцев сказал: «когда добрые подвергаются злой судьбе, простите моему признанию, я принужден думать, что нет никаких богов». Так ли решит разум, заимствованный от Всевысочайшей Премудрости? Он скажет: если верить бессмертию, то не скажешь, что здесь нет Провидения, нет правосудия. В случайностях сей жизни, как и в зрелищах, нельзя судить обо всем представлении по первому действию, но только по последнему, – последнее же действие жизни окончится за гробом. Для сего-то и отлагается, рассуждает блж. Августин, в сей жизни достойное наказание и достойное награждение, дабы ожидали совершенного исполнения правосудия по смерти.

Предположив недостаток естественного познания для спасения, должно приступить к познанию Бога из откровения. Нам известно, что сами добродетели языческие столь же недостаточны и маловажны, сколь и их познание о Боге. Положим, говорит Фиртиан, что кто-нибудь по естественной наклонности и врожденному добру может вместить истинные добродетели, так как говорят, например, об афинском Кимоне, который давал бедным деньги, приглашал нищих к себе в дом, одевал нагих. Впрочем, когда не достает одного наиважнейшего, то есть Истинного Бога, – ибо сказано: Сие же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого Истинного Бога и посланного Тобою Иисуса Христа (Ин.17:3 ), – то все добродетели тщетны и, как выражаются Отцы Церкви, суть труп без головы. А блаженный Августин присоединяет: «Если добродетели не служат во славу Божию, то они суть более пороки, нежели добродетели», и еще: «Вся жизнь неверующих есть грех, и нет ничего благого без Верховного. Философы! Что в вашей премудрости, если вы не знаете небесной Премудрости, которая есть Христос?».

Следовательно, для вас необходимо познание Бога из откровения, которое сокращенно содержится в Символе Веры.

Каждый раз приходя в храм Божий, мы перед всей Церковью, – пред Алтарем, перед всеми окружающими нас, перед Сердцеведцем Богом – клянемся, восклицая: «Верую во единаго Бога» – и так до конца всего Символа веры. Как восхитительно было взирать в первенствующие времена Церкви: когда два или три собравшихся человека единым сердцем, единым языком говорили: я верю во Христа и исповедую Евангелие; я верю в Него и сердечно приемлю все Его учение. Мы ныне видим великое множество, от младенца до старца, всех глаголющих: верую, верую. Все приходящие во храм присваивают себе величественное наименование верующих; но что – если скажу: и бесы веруют и притом трепещут (Иак.2:19)? Впрочем, такое наименование диавола да не помрачит истинного величия христиан, именуемых верующими. Изъяснение веры покажет знаменитость и высокость названия христиан верующих. Вера же есть, пишет апостол Павел к евреям, осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом (Евр.11:1). Вера есть извещение, уверение во всем том, на что надеемся; есть показание вещей невидимых как видимых; есть убеждение, доказательство разуму, или лучше – свет, которым разум убеждается во всем том иметь уверение, что удалено от взора, и, естественно, для него непостижимо. Вера есть, говорит один из церковных писателей, истинное и совершенное согласие ума и сердца на все то, что открыто человеку Богом через Пророков и Апостолов. Сын верит Отцу – это есть вера; друг верит другу – это есть вера; нечестивый верит нечестивому – и сие есть вера. Но это только согласие в чем-нибудь известном, обыкновенном, возможном. Читая книгу, нахожу события, мне не известные, хотя и возможные. Я верю, то есть соглашаюсь, что это могло быть, и ничего против не имею. От христианина совсем не такая требуется вера. Вышеупомянутую веру относительно Бога имеют и бесы. Они соглашаются, что все так и было в Церкви Христовой; верят, что был Искупитель, пострадал, умер, воскрес, вознесся на небо и что придет во второй раз на землю со Славой судить живых и мертвых, – от сего содрогаются и трепещут. От этого-то, говорит Апостол, враг наш диавол ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить (1Пет.5:8); зная, что время коротко (1Кор.7:29). Кто из христиан имеет такую веру, тот верит столько же, сколько диавол – тот, смею сказать, ученик диавола.

Христианам совсем не так до́лжно веровать. Блаженный учитель Церкви Августин разделяет веру следующим образом: «Иное есть, – говорит он, – веровать в Бога, иное веровать о Боге, иное веровать Богу» (Толкование на Евангелие от Иоанна. Беседа 61). Веровать Богу – значит признавать истинным все то, что о Нем говорится; веровать о Боге – значит соглашаться с тем, что есть Бог. Это делают и нечестивые. Веровать в Бога – значит, веруя, любить Его, с верою приближаться к Нему, соединяться с Ним и являть собою члена Церкви, Глава которой Христос. Сия-то последняя вера и есть христианская. Эта вера образуется посредством любви.

Святой Киприан (Беседа о смерти), убеждая в вере христианской, пишет: «Если бы тебе что-нибудь обещал человек знаменитый и почтенный, то ты принял бы его обещание за истинное и поверил бы, что он ни обмануть, ни солгать не может; тем более потому, что тебе известны его постоянство и твердость в словах и делах. Теперь говорит с тобой Бог; обещает тебе, и ты, вероломный умом, колеблешься в недоверии! Бог тебе после сей жизни обещает бессмертие и вечность, и ты сомневаешься! Это есть то же, – продолжает святой учитель, – что совсем не знать Бога; это значит приходить в Церковь и поносить установления ее веры. Нет, – продолжает он, – мы должны верить в Бога, верить словам и обещанию Его; так мы во веки не умрем».

Объясняя при этом различие и превосходство веры, говорит: «Христос дает верующим столько, насколько приемлющий уверяется в своем приобретении» (Кн. II, письмо 6).

Святой Григорий Нисский (Слово 6) так объясняет веру: «Мы верой приемлем Христа так, что Он снисходит в наш дом, то есть в наше сердце; приняв же Его, верою удерживаем – и Он в сердце пребывает». Другой отец Церкви пишет: «Кто ревностно верит, тот сердце свое распростирает для Бога; с Ним соединяется, и воспламенившееся сердце твердо уверяется, что оно в том участвует» (Св. Феофил. Толк. на II гл. от св. Евангелиста Марка). И в другом месте: «Если бы кто око свое противопоставил солнцу, или поднес светильник к огню, тотчас бы почувствовал их действие: так и оная (говорится о кровоточивой жене), вознося веру свою к Тому, кто мог исцелить, тотчас получила исцеление; она не помышляла ни о долговременности болезни, ни об отчаянии врачей и ни о чем другом, но только поверила – и исцелилась. Кажется, она прежде коснулась Христа умом, нежели телом; прежде действия с непоколебимой твердостью помыслила в сердце своем: если только прикоснусь края риз Его, исцелюсь». (Там же. На VIII гл. от св. Евангелиста Луки)

Вот некоторые мнения Отцов Церкви о вере. Может быть, кто-нибудь подумает, что такому множеству свидетельств здесь мало места. Нет! Я сим объясняю действие и силу веры. Чтобы говорить о ней подробно, истинно, до́лжно узнать ее опытом. Кто же опытнее в преуспеянии веры, как не те, которых мы именуем светильниками Церкви – верными ее чадами? Говоря о действии и силе веры, до́лжно признаться, что она соединена с надеянием и решительным, твердым упованием. Апостол Павел в Послании к Тимофею разделяет веру на лицемерную и нелицемерную. Вера истинная, нелицемерная, есть принятие Христа с самым совершеннейшим надеянием и упованием. Сие действие принятия споспешествуется любовью; о чем и говорит апостол Павел в Послании к Галатам: ибо во Христе Иисусе не имеет силы ни обрезание, ни необрезание, но вера, действующая любовью (Гал.5:6.) От сей веры, сопряженной с любовью ко Христу, добрые дела так же не могут отделяться, как свет от солнца или от воды влажность.

Вера лицемерная, мнимая есть единое хвастовство, не имеющее и следов благочестия. Сие же действие уподобляется сатанинскому, который, будучи ангелом тьмы, приемлет вид ангела светлого. Такая вера от надеяния и любви столь же далека, сколь близка ко лжи и обману. Вера без любви – это то, когда говорят так: я верю всему, что говорится о Боге и Его слове, все то мог бы постичь, если б захотел, но не хочу. Вера без надеяния – то, когда говорят следующее: я верю, что все изъясняемое о Боге и Его слове истинно, желаю все оное постигнуть, но не могу. Не имеет ни надеяния, ни любви тот, кто говорит: я верю, что все, проповедуемое о Боге и Его слове, истинно, но вместить того не могу и не хочу. Вера же истинная, напротив, сопряжена с надеянием и любовью и посредством любви действует. Близкое и подобное сему разделение веры предлагает святой апостол Иаков, называя веру живой и мертвой. Вера живая объемлет Христа, виновника жизни, и делами духовной жизни выказывает себя; вера же без дел, как упоминает апостол, сама в себе мертва.

Подлинно, дела свидетельствуют о жизни веры, как написано: дела, которые творю Я, они свидетельствуют о Мне (Ин.10:25). Жизнь тела даст о себе знать по движениям, по своим действиям: так и жизнь веры познается из добрых дел. Жизнь тела есть душа, посредством которой оно движется и чувствует. Жизнь веры есть любовь, через которую она действует; по сему, когда охладевает любовь – умирает вера – так же, как душа оставляет тело. О сем-то, конечно, действии апостол сказал: Если имею всю веру так, что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто (1Кор.13:2).

Разделение дарований не всем одинаковое, но иному дается талант, иному два, другому три, а иному и пять талантов. Так и разделение веры имеет степени – только степени, составляемые в принятии, а не в даровании. Святой Киприан говорит: «Христос верующим дает столько, сколько приемлющий уверяет в своем приобретении».

Степени веры очень наглядны в самих учениках Христовых. Когда на море восстала сильная буря, и корабль, на котором ученики сидели с Иисусом Христом, покрывался волнами, Христос же спал, – то ученики пришли и разбудили Его, говоря: Господи! спаси нас, погибаем! Сие не означает ли слабость веры, как и сказал им Господь: что вы так боязливы, маловерные? (Мф.8:26)

Они же слышали еще обличение в маловерии: что помышляете в себе, маловерные, что хлебов не взяли? Еще ли не понимаете и не помните о пяти хлебах на пять тысяч? (Мф.16:8–9) – Петр, ходящий по волнам и утопающий, показует собой тех, которые называются в Писании не крепкими в вере: напротив, Капернаумский сотник, вопиющий ко Христу: Господи! Я не достоин, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой! – И слышит небесный отзыв: и в Израиле не нашел Я такой веры (Мф.8:8) (Мф.8:10).

Жена ханаанская внемлет похвалу от Господа: о, женщина! велика вера Твоя (Мф.15:28). Все сие ведет нас к тому, что вера может расти, умножаться и по мере охладения любви уменьшаться. «Каждому Бог уделил меру веры – может быть пророчество по мере веры, служение по мере веры; проповедь по мере веры» (Рим.12:3–7). Однако – не множество вер, но едина, как говорит Апостол: один Господь, одна вера (Еф.4:5).

Блаженный Августин рассуждает о единстве веры следующим образом: вера есть общая, но не в том смысле, как общий вид какого-нибудь тела, зрению каждого предлежащий. Все, например, люди имеют общий вид человеческий, и в то же время каждый имеет лицо свое. Единое учение напечатлевает веру в сердце верующего, но иное есть чему верим, иное есть вера, которой верим или как верим. Учение содержится в предметах, которые или теперь находятся, или были, или еще будут; а вера содержится в душе и только тому известна, чья она. Хотя она находится и в других, но не та же самая. Вера не числом едина, но в роде своем. Вера всех верующих едина; так как у всех желающих единого – едино желание; между тем, у всех, единого желающих, мера желания своя. Едина вера, но принятие оной, ее действия – различны (О Троице. Кн. 13, Гл. 2).

Все мы говорим: верую, верую – но один с большей ревностью, с несравненно более сильным жаром сердца, нежели другой. Един Бог, едина Вера, едино Евангелие. Сие единство наполняет сердце верующего – сердце, расширившееся решительным надеянием и пламенной любовью.

«Верую, говорит каждый христианин, во единаго Бога Отца Вседержителя».

Естественное познание Бога из природы, проповедующей Его; из самого бытия человека; из собственного уверения, не по предрассудку воспитания, как воображают некоторые, но исключительно из оставшихся следов первобытного состояния, из совести. Это есть познание, как выше показано, начальное, которое, хотя бы и было навыком усовершенствовано, есть еще только начало, влекущее к познанию Бога из откровения. Хотя в язычниках и до самой высочайшей степени восходил разум, но все же не мог возвыситься настолько, чтобы уверить о Единстве Бога в Троичности; также о прочих свойствах, наипаче о будущем искуплении не было никакого сведения. Их многобожие, нам известное, являет собой запутанность понятий, совершенно несвойственных истинному разуму.

Самые тонкие философы описание Бога частью почерпали из естества, частью узнали в Египте, когда путешествовали туда к народу Божию. Гермес Трисмегист определяет Бога таким образом: «Бог есть круг понятный, центр которого везде, а окружения нигде не существует». Платон называет Бога разумом или мыслью вечной, причиной всего добра в природе. Аристотель в своей «Метафизике» – верховным существом, первым началом движения. Цицерон пишет: «Бога нельзя изображать иначе, как мыслью обширной, свободной, отделенной от всего смертного, всечувствующей, движущей и всегда движущейся».

Вот самое высшее понятие Бога разумом, впрочем, и сие не есть собственное его произведение, но предание от народа Божия, пережившее многократные изложения и во многих местах достаточно искаженное. Если вникнуть подробно, великие найдутся недостатки против того понятия, какое сообщает откровение.

Блаженный Августин описывает Бога так: «Бог есть Дух простой, Свет неприступный, невидимый, беспредельный, совершенный, ничего не требующий, вечный, бессмертный, достопокланяемый, любезный, страшный, всемогущий, вседержащий, богатый, благий, праведный, строгий, милосердый, милостивый, терпеливый. Бог един есть, более Которого ничто не может быть, ничто не может представить лучше; Он есть Жизнь, Премудрость, Благость, Истина, верховное блаженство» (О граде Божием. Кн. 8. Гл. 7). И другой церковный писатель (Бернард Клервосский. О созерцании): «Бог есть всесильная воля, воля премилосердая, вечный Свет, неизменяемый разум, оживотворяющий к чувствованию, побуждающий к желанию Себя, распространяющий к принятию, оправдывающий к заслугам, воспламеняющий к ревности, возводящий к благости, управляющий к правоте, усиливающий к добродетели, убеждающий к благочестию, склоняющий к знанию, к истинной премудрости, посещающий к утешению, озаряющий к освящению, исполняющий к счастию, окружающий к безопасности, Который любит как Любовь, знает как Истина; судит как Правда, действует как добро, присутствует как благоволение». Бог сам в Себе непостижим, есть Альфа и Омега, начало и конец, начало без начала, конец без конца. Апостол говорит о Боге: Ибо все из Него, Им и в Нем (Рим.11:36). Все от Бога, все через Бога, все в Боге. Ибо Им живем и движимcя и существуем (Деян.17:28).

Чтобы достигнуть истинного, вразумительного о Боге сведенья, до́лжно возвыситься до такой степени, на каковой находится сей Свет неприступный. Мы ныне, по словам Писания, на Бога взираем под некиим покрывалом – только в гадании; а тогда – тогда как изменимся, скинем грубую сию оболочку – тогда узрим Его, если только удостоимся, лицом к лицу, узрим Его, яко же есть (1Кор.13:10–13).

Впрочем, чтобы о предложенных и подобных сим описаниях о Боге можно было судить справедливее, нужно начертать некоторые пределы сего понятия на основании Писания, относительно сущности Божией, свойств Его; относительно трех Лиц, между собою раздельных и составляющих Единое; относительно действий внешних; относительно благодеяний Божиих ко всему человеческому роду: в творении, сохранении мира и особенной благости к Церкви. Бог есть существо духовное, простейшее, бесконечное, по благости, по премудрости, могуществу неизмеримое, праведное, истинное, то есть Отец, Который от вечности родил Сына – Свое изображение, и через Сына в Духе Святом все создал и сохраняет. К дополнению сего определения о Боге Сыне и Боге Духе подробнее скажем ниже.

Практическое, или деятельное определение Бога предлагает святой Иоанн: Бог есть любовь (1Ин.4:8). Любовь есть причина, основа всех действий Божиих. Любовь и искупляет и освящает; любовь страдает и оправдывает; любовь богатит и убожит; любовь награждает и наказывает. Любовь непостижимая, неизреченная, превосходящая всяк ум.

Бог есть Существо, всех высочайшее, ни от кого не зависящее – начало без начала, следовательно, и без причины вне Себя, но заключающее таковую в Себе Самом. Разум как бы по лествице восходит до единства Бога. Каждая вещь имеет причину своего бытия вне себя, в другом существе, при этом от себя совершенно отличающемся, и так далее. Наконец, поскольку невозможно восходить до бесконечности и нельзя теряться в неизвестности, то надо предположить самую первую причину, саму по себе существующую и сообщающую бытие прочим. Сия причина может быть только единой. Откровение неоднократно свидетельствует о сем единстве Божием: Слушай Израиль, Господь Бог наш, Господь Един есть. Нет Бога, кроме Меня (Втор.6:4) и т. д.

Троичность Лиц в Боге не нарушает единства. Три Лица не только по сущности, но и по числу суть Един Бог истинный, а не три Бога. Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Сын и Святый Дух; и Сии три суть едино (1Ин.5:7). Святой Амвросий (в книге «О вере», глава 5) говорит: «Церковь наша между язычниками и иудеями содержит нечто среднее. Язычники умножают и разделяют естество Божие, иное относят к Сатурну, другое к Юпитеру; иудеи, напротив, не только утверждают единое естество, но и Единое Лице. Наша Церковь признает, в противоположность иудеям, три Лица, а в противоположность язычникам – Единое естество Трех Лиц. А потому, когда говорю – Един Бог – не сомневаюсь в Троице, Которая сущности не умножает и не переменяет, не разделяет; и когда говорю – Три Лица, не смущаюсь о единстве, которое Сии Три не сливают воедино. В самом деле, говоря о троичности, умножаем ли единство? Признаем Бога Отца, Бога Сына, Бога Духа Святого; не трех, однако, Богов, но Единаго. Что значит сие число, исчислению не подлежащее? Если три, то как же не исчисляется? Если едино, то как исчисляется? В опровержение Савеллия и его последователей, мы веруем в Троицу, не нарушая единства; исповедуем Бога Единого, не сливая Троичности.

Если кто спросит – как же это согласовать с доводами разума, должно признать, что для разума сие непостижимо, для размышления недоступно, но открыто и ясно только для веры. Сие есть великая тайна, которую до́лжно уважать, а не рассматривать. Вникать же и разбирать, подводить под известные разуму понятия множественности в единстве и единства во множественности есть безрассудство; верить в это – благочестие, познать это означает жизнь, и притом – жизнь вечную. Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа (Ин.17:3)».

Где должна действовать единая вера, – там правила разума должны быть в стороне. Мы охотно признаемся в незнании – каким образом Три Лица составляют единое; охотно принимаем верою непостижимость сию: «верую, – говорим, – во Единаго Бога Отца, Который от вечности родил Сына, и присоединяем – в Бога Вседержителя».

Существо всесовершеннейшее не имеет предела величию, меры, силы и могущества. Тот, Который все исполняет и везде присутствует, все Собой составляет, – конечно же, силу Свою показывает во всем творении, хранит сущность, ничем не изменяемую. Внутренняя сила каждой вещи есть исключительно произведение Божие. Слепота судьбы, все устраивающей по случайности, ничего не доказывает, кроме слепоты утверждающего так. Что бы сказал мудрец сей, признав в себе силу непостижимую, быструю, понятную, разумную? Впрочем, довольно всего этого для нас, уверенных в истине Священного Писания. Хорошо, что это понимаем мы, кто в Боге живет, в Боге движется и существует. Бог есть Бог сил – следовательно, и Вседержитель. О сем довольно.

Бог вселенную рукою Своею объемлет как гнездо (Ис.10:14), по словам Исайи. Здесь мы несколько коснулись Провидения о мире, но скажем о сем, когда будет идти речь о происхождении мира. О Боге же и единстве Бога достаточно осмысленно говорить: «верую во Единаго Бога Отца Вседержителя».

«Верую, – говорит каждый член Церкви, – в Творца Небу и земли, видимым же всем и невидимым».

Действие творения, по определению нынешних модных философов, – есть истечение всех существ от первого начала, Которое есть Бог. В таком умствовании, на первый взгляд, нет, кажется, ничего противоречащего; но если вникнуть в злое их намерение, с которым это действие называют «истечением»; нельзя не отвергнуть двусмысленности, вводимой ими, дабы запутать неопытный рассудок. «Истечение», – говорят они, – происходит для того, чтобы все вещи «одуховить», – я использую их слово, – или Самого Бога представить вещественным, в Котором сосредоточена вся материя мира. Конечно, на таком основании проповедовали некогда хитроумные кощунники: что мир сей есть «растянутый Бог»; вещами и другую нелепость, ныне многими приемлемую, – что всякая вещь имеет некий чудный дух, непрестанно устремляющийся к своему центру.

Однако, без всяких запутанностей можно сказать, что творение есть действие Единого Бога, нераздельного в трех Лицах, которым Бог Отец через присносущного Бога Сына, в присносущном же Духе Святом, единственно по свободной воле Своей, в шесть дней создал все видимое и невидимое – не из какого-либо вещества Ему соприсносущного, но из ничего; с той целью, чтоб сделать причастным Своей благости человека, и все деяния и славу имени Своего великого вложить в него.

Творение есть единственно Божие действие. Чистейшая благость может производить единое только благо. Писание ясно подтверждает сие словами: И увидел Бог, что все хорошо весьма (Быт.1:31). Справедливо о сем рассуждает святой Иоанн Дамаскин: «Нет никакого животного, никакого растения, в котором бы Творец не вместил некоего действия, полезного для человека» (Точное изложение Православной веры. Кн. 2. Гл. 10).

Манихеи, а с ними и другие доселе дерзают возносить хулу на Создателя: Бог, – безумствуют они, – много сотворил для человека ненужного, более того, даже вредного. Я не отвечаю им, а только приведу слова блаженнаго отца Церкви Августина: «Манихеи, – упрекает он их, – когда сие говорят, не понимают, что все прекрасно в руках художника Своего, все приспособляющих к управлению вселенной, в коей владычествует Его верховный закон. Если малосведущий входит в дом какого-нибудь художника, видит в нем много инструментов, употребления которых не знает, то будучи глуп, почитает их излишними. Также если кто-нибудь придет в место, где вырабатывается железо, и каким-нибудь изощренным орудием, единственно по своей неосторожности, ранит себя, – тот скажет: конечно, это орудие пагубное и вредное. Но художник, зная употребление каждого изобретения, смеется его безумию и, несмотря на сумасбродные мечтания, продолжает свою работу так же деятельно. Впрочем, есть еще род людей самых безумнейших, которые ничего из того, что видят у художника, не смеют поносить, не зная употребления и причины, и верят, что все это нужно и полезно; а в мире, строитель которого Бог, – многое дерзают поносить, чего не знают и причины; и таким образом, в произведениях и, так сказать, инструментах всесильного Художника желают показаться сведущими, между тем как совсем их не понимают. На самом же деле, хотя бы казались некоторые животные ни к какому нашему употреблению негодны, но они, по крайней мере, полезны, когда на них взираем, полезны для сердца вникающаго, а не для глаз, ищущих какой-нибудь выгоды. И хотя кажутся они враждебными для временного нашего здравия, тем не менее, скрывают в себе некоторое благо, – по крайней мере, для тех, которые умеют пользоваться им; которые из видимости умеют возвышаться до невидимого так, как сказал апостол: ибо невидимое Божие от создания мира через рассматривание творений видимы (Рим.1:20). Все творения – от солнца до угасающей искры огня, от слона до червя, от человека до праха, до малейшей песчинки – все есть дело рук Божиих. Такое величие, такая бесконечность существ, такое премудрое устройство совершены, по свидетельству Писания, во время шести дней» (Против Манихеев. Кн. 1).

В первый день сотворил Бог небо и землю. Под этими словами разумеем мы грубую необразованную материю, как бы приготовление к произведению будущих существ.

К произведениям первого дня причисляется свет. Многие разумеют под именем света Ангелов; впрочем, Моисей, кажется, описывал только творение всего в мире видимого; да и, притом, как бы можно было разделить без света время – одну часть наименовать днем, другую ночью? И был вечер, и было утро – день первый (Быт.1:5). Свет, можно сказать, был только начальный, некоторым образом смешанный с тьмой по причине неразграниченности своей. Сюда относится небо, свойство которого оставим разбирать утонченным умам, в это единственно вникающим.

Творение второго дня есть твердь. Твердь некоторые из раввинов и многие из новейших толкуют воздухом. Другие под твердью в самом простом смысле понимают систему всех небесных тел и, какие только могут быть, небесных кругов, присоединяя к сему некоторые речения из Писания: Бог распростер Небо, как кожу (Пс.103:2) – Поставил небо, как шатер и простер его, как жилище для обитания (Ис.40:22). Сюда присоединяют воду, которая превыше небес, изъясняя оную неким кристалловидным небом, которое по прозрачности своей имеет сходство с водой, но если разбирать строго, по нашему разуму, найдутся многие различия. Справедливо изречение блаженного Августина на все сии утонченности: «Возвышенность Священного Писания для человеческого разума непостижима».

В третий день Бог отделил воду от земли и велел земле дать произрастание; вода собралась в назначенные места, как-то: в моря, озера, реки, источники и т. д., а земля, осушившись, произвела царство растений и силой Божией влила во все произрастающее силу производить другие подобные растения посредством семян.

В четвертый день воссияли на тверди небесной солнце, луна и прочие большие и малые, блуждающие и неподвижные звезды; то самое солнце, которое мы ныне видим освещающим и согревающим; та самая луна, которая и ныне светит в ночи. Может быть, наши, ныне принятые понятия о небесных светилах, столь же далеки от истины, сколь далеки те от земли; посему не смею ничего определенного сказать о том их предназначении, о котором упоминает Писание: сотворил Бог светила великие в знамения (Быт.1:4).

Пятый день есть день произведения всех животных, летающих по воздуху, и всех, плавающих в морях. В Писании упоминаются именно киты великия (Быт.1:21), конечно для того, чтобы нам признавать каждого из них творением Божиим, а не чудом или неким страшилищем по причине ужасной величины.

День шестой был заключением всего творения. Всесильное да будет – произвело все роды животных земных. И увидел Бог, что все хорошо весьма (Быт.1:31) – здесь несколько остановимся на вышесказанном: все хорошо. Животные, ныне причиняющие человеку вред, не вредили бы ему, если бы он не согрешил. Так рассуждают Отцы Церкви. Они начали вредить или в наказание за преступления человеческие, или для очищения и усовершенствования добродетели; следовательно, ничто не сотворено с той целью, чтобы быть вредным, но если что-то сделалось вредным, то по причине греха.

В сей же день сотворен и человек. Бог, приступая к творению человека, как бы несколько размышлял. – Сие означает не слабость Божию, но превосходство человека над всей тварью. Человек создан по совершении неба и земли, после всех творений; он – творение самое высшее из видимых, превосходнейшее завершение всего тварного мира, совокупность его, почему и назван «малым миром». Святой Иоанн Златоуст о сотворении человека говорит следующее: «Как гостеприимника приглашают к столу не раньше того, как все изготовлено; и как приглашающие на общественные увеселения, игры или зрелища – приуготовят все надлежащее для увеселения слуха и зрения, прежде нежели соберутся зрители, так точно Правитель мира, Виновник всей красоты, всего изящества, прежде призвания человека к таковому зрелищу – все приуготовил и снабдил – иное обилием, иное красотою, иное сладостью, иное величием, и уже тогда только ввел человека в мир сей, как в полностью готовый и всевозможно украшенный дом».

Кроме того, нельзя умолчать и о том, что человек образован из глыбы земной. Создан человек на земле и из земли; но не для земли, а для неба, – потому что создан по образу и по подобию Божию. Образ и подобие Божии заключаются, по мнению богословов, в четырех свойствах, полученных человеком. Во-первых, в уме сиял яснейший свет Божественной Премудрости, то есть всестороннее знание Божией сущности и воли, знание без помрачения, без сомнений. Во-вторых, воля свободно обращалась к Богу, верховному Благу, и совершенно согласовывалась с волей Божией, в законе объявленной. В-третьих, в сердце была сладчайшая гармония всех чувств с законом, а особенно пламенная любовь к Богу и совершенная любовь к ближнему. Последнее, четвертое, свойство состояло в особых способностях душевных, именно: высшая сообразность с властью ума и с законом Божьим, целость, чистота, непорочность, живость в членах тела. Следовательно, Бог в первом человеке обитал благодатью Своей, а человек был вместилищем Божиим. Вот в чем заключается все совершенство, весь образ и подобие Божие, вот все видимое творение Невидимого.

Мы многое или не постигаем, или постигаем только гадательно (1Кор.13:10); поэтому для нас достаточно сказать, что все невидимое, как и вещественное есть дело рук Божиих, как и Ангелы обоих родов. Поскольку же о времени их творения в Писании умолчано, то мы не смеем сказать и того, что они сотворены в продолжение шести дней. Будем довольствоваться единым уверением, что и Ангелы сотворены, а не сами от себя произошли, дабы чистосердечно восклицать перед Богом: Господи! «Верую в Тебя, Творца небу и земли – видимым же всем и невидимым».

Нам известно, что Бог создал все твари и о них печется. В седьмой день почил Он от творения, но не от действия. Отец Мой, свидетельствует Истина, доныне делает, и Я делаю (Ин.5:17).

О сем скажем в следующей беседе.

Прежде сказано, что все величие мира, каждая малость, – видимая и от простого взора удаленная, солнце и блестящий во тьме червяк, тяжести гор и прах, летающий по воздуху, человек и мошка, еле различимая – созданы в продолжение шести дней. Неужели по окончании столь великого действия Существо, все сотворившее, положило предел деятельного Своего бытия, начав великую Субботу спокойствия? Бог успокоился от дел Своих, успокоился только от творения вновь; но не остановил своей деятельности. Иначе Сын Божий – Сама Истина – Солгала, сказав: Отец Мой доныне делает и Я делаю (Ин.5:17). Великий Учитель Церкви свидетельствует о сем: корабль, сколько бы ни был тверд и всем необходимым снабжен, не мог бы без кормчего спокойно держаться среди бурных волн: кольми паче мир не может удерживаться в своем порядке, в премудрой гармонии, без содействия и управления Божия.

Так! Бог доселе и в саму эту минуту делает. Мы верим словам Иова, что все в руке Того, Кто сотворил все; в руке Его всякая душа живущая и дыхание всякой плоти. Бог дает всем жизнь и дыхание, неужели сего для нас не довольно? В Боге, – тщательнее обратите на это внимание, – в Боге живем и движимся и существуем (Деян.17:28). Бог не воздремлет, и не уснет хранитель наш (Пс.120:3), хранящий все творения рук Своих до дня Своего великого.

Воззрите на естество вещей видимых, их свойства – порядок, движение, согласие, изящество, красоту, величие, пользу, ликование, разнообразие, перемену, твердость самых тленных существ, – вы ясно увидите Божие Провидение в любом виде творения. Воззрите на небо, – увидите Его действие в солнце, луне, звездах, на воздухе, в облаках, тучах, громе и молнии; также и на земле, в морях, в растениях, в травах, в семенах трав; в животных словесных и бессловесных, в животных земных, летающих по воздуху, плавающих в воде, ползающих по земле. Поразмышляйте: Кто столь твердый, непоколебимый, сильный содержит все это? Кто содержит столько тысяч лет небо, которое доныне не стареет, не изменяется, имея сущность, подверженную перемене и тлению? Кто, если не держащий все словом силы Своей (Евр.1:3)?

Если желаешь быть учеником природы, вникни – тебя и величественные и самые маловажные вещи научат Божией премудрости. Заметь, – все необходимое, без излишеств сотворено удобным для тебя. Вдумайся, как существа, не имеющие чувств и рассуждения, действуют так, что достигают своей определенной цели: явления, совершенно противоположные, соизмеряются, т. е. не искажая действий друг друга и не мешая друг другу, как бы вливаются в сложный жизненный процесс, где, благодаря им, возникает та целостность, которая служит не частной, а общей цели. По сей лествице творений настолько было дано взойти Платону, что он написал: «Тот отвергает бытие Бога, кто отвергает Его Провидение» (Законы. Кн. 10). В самом деле, признавшись, что есть Бог, отвергать Его Провидение – значит, впадать в безумие. Божие субботствование не опровергает Его постоянного действия. Бог, по словам блж. Августина, «умеет и покоясь действовать, и действуя покоиться» (О граде Божием).

Чтобы яснее понять это действие Божие, положим некоторые пределы, ища истины, не потерять из виду те пути, которыми мы должны постепенно переходить от понятия к понятию.

Провидение есть действие Божие, которым Бог не только все зрит, но еще, по определению Своей воли, все вещи, им сотворенные, – все вместе и каждую порознь сохраняет. И свободно, могущественно, благо и премудро управляет ими, соблюдая при этом правильно установленное течение природы, все направляя – иногда сверхъестественным образом, иногда, как нам кажется, противоестественно, но всегда к предназначенной цели. Особенно же располагает жизнью и действиями человеческими, добрых научая, помогая и одобряя; злые действия попуская, предписывает им пределы и извлекает из них благо.

Если основываться на таком предположении, можно извлечь множество правильных последствий. Провидение сохраняет установленный порядок естества. Отец небесный повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных (Мф.5:45), дает зерну тело, как хочет, и каждому семени свое тело (1Кор.15:38). Таким образом, Бог в вещах, сотворенных действовать по естеству, сохраняет силу сего действования; в тварях, одаренных свободным действием, сохраняет силу свободного действия.

Провидение действует по большей части посредством обстоятельств или через творения; впрочем, нам не до́лжно останавливаться на обстоятельствах, но искать начало и причину. Ибо тщетны и недействительны всякие средства без помощи Божией. Если, говорит Давид, Господь не построит дома, напрасно трудятся строители (Пс.126:1); если не Господь сохраняет град – то напрасна бдительная стража. Апостол Павел научает Тимофея: Богатых в настоящем веке увещевай, чтобы они не высоко думали о себе и уповали не на богатство неверное, но на Бога живаго, дающаго нам все обильно для наслаждения (1Тим.6:17). Все, что ни имеем мы, хотя из чужих рук принятое, есть дар Божий. Бог все знает, все видит и всему с каждым из нас, – юношей и младенцем, мужем и старцем – позволяет случаться, направляя тем временем все кажущиеся случайности к Своей цели – нашему обращению на путь истинный. Наша болезнь, наше здравие, счастие и бедствие, успехи и неуспехи в учении, острота ума и тупость, скудость и достаток, – не думайте, чтобы все это было по случаю, по неизвестным причинам; – все от Бога, все располагается по премудрому плану Провидения Божия. Бог особо наблюдает за человеком и даже способствует нашим действиям.

Провидение управляет нашей жизнью. Наше вступление в жизнь, ее продолжение и окончание, – все есть проявление содействия Божия. Блаженный Иов и само образование ваше в утробе материнской возносит на виновника бытия. Боже! Руки Твои сотворили меня, и создали меня, Ты создал меня как глину. Не Ты ли вылил меня как молоко и как творог сгустил меня (Иов.10:8–10) и проч. Вот первая причина вступления нашего в жизнь: это есть Тот, Кто, по словам Писания, дает нам дыхание и жизнь (Деян.17:25). Продолжение нашей жизни так открыто Богу, так Им устрояется, что даже и волос с головы нашей не падает без воли Его. Бог есть жизнь наша и долгота дней наших. Он исчисляет следы наши. Господи, вопиет Псалмопевец, Ты ведаешь сидение мое и восстание мое; путь мой и ложе мое пред Тобою (Пс.138:1).

Известны слова Писания об окончании человеческой жизни: исчислены дни человеческие; не утаилась кость моя от Тебя; не соделанное мое видели очи Твои и в книге Твоей все напишется (Пс.138:15) (Пс.138:16). Изочтены, – говорит Иов, – месяцы мои у Тебя, Боже, на время Ты положил предел и не преступлю (Иов.15:5). Провидение иногда действует как бы вне порядка природы, непонятным нам образом, а иногда – будто бы противоестественно. Например, Моисей сохраняется сорок дней и сорок ночей без пищи. Сим объясняется, что отсутствие пропитания может удобно восполняться силой первоверховной всего Причины. Из камня течет вода; воды останавливаются наподобие неподвижного камня; вода превращается в кровь, вода же превращается в вино. Отсюда видно, что Владыка естества не подлежит законам естества, – иначе как объяснить, что ослица говорила, из челюстей ослиных струился источник, солнце остановилось.

Провидение даже действию естественных явлений может воспрепятствовать или совсем переменить их. Три отрока в печи огненной не сгорели. Сим доказывается, что все, что есть в мире творения, все причины вторичные, – не могут действовать без влияния или без соизволения первопричины.

Самые бессловесные животные не только покоряются Провидению Божию, но или по естественному влечению, или по чему-либо другому, чувствуют и как бы признают Божие о себе попечение. Все ожидают от Тебя пищу, чтобы Ты дал им благовременно (Пс.103:27); молодые львы, говорит Писание, рыкают, чтобы выпросить у Бога пищу себе (Пс.103:21). И еще, Бог дает корм и птенцам ворона, призывающим Его (Пс.146:9). Сколь постыдно для человека, если все творения согласно прославляют повсеместный Промысл Божий, а он один исключает себя, полагаясь на себя или на ближнего; всего он ожидает от случая, случаем представляется ему кончина жизни; случаем, думает он, будет для него и вечность. Как сильно посрамляет нас Иисус Христос, когда птиц летающих по воздуху делает нашими наставниками! – Взгляните на птиц небесных (Мф.6:26); то есть у них научитесь оставлять все суетное, не пекитесь о внешнем, – как птицы небесные Провидением сохраняемые и питаемые.

Итак, ничего не бывает, по словам блаженного Иеронима, доброго или злого по случаю и без Провидения; но все, что ни случается, случается по суду Божию. Действия, составляющие Провидение, суть: 1) предведение всего, ибо о неизвестном нет никакого попечения; 2) воля повелевающая и 3) могущество или сила исполняющая. Предведение есть знание всего, или точнее, настоящее воззрение на все возможное. Перемена вещей, случаев, обстоятельств не предполагает перемены в предведении; перемена случается в вещах познаваемых, а не в Боге, познавшем оные, у Которого наше прошедшее не проходит, наше будущее не начинается, – потому что уже совершено.

Предведение Божие не нарушает наших свободных действий. Ибо не потому нам что-либо до́лжно делать, что Бог сие предвидел, но потому Бог предвидел сие, что мы так сделаем. Не потому, говорит блаженный Августин, грешит человек, что Бог предвидел все будущие грехи, но грешит единственно по свободной своей воле. Если не захочет грешить, то и не согрешит. Бог и сие предузнал; предведение обмануться не может.

Известно, что все вещи или действия настоящие, прошедшие и будущие не от предведения зависят; но предведение зависит от вещей или случайностей. Астроном предсказывает какое-либо затмение; он ли является виною затмения? Врач предугадывает болезнь в чьем-либо теле; от этого ли предугадывания случается болезнь? Предвещания пророческие о нечестии целых народов сбылись не потому, что так предрекли Пророки, но потому предрекли о нечестии, что видели его силу, ничем неудержимое стремление.

Некоторые смешивают предведение Божие с предопределением. Думают, что раз Бог предузнал, то и предопределил, а раз предопределил, то уже непременно случится; следовательно, и грехи наши, и нечестие, поскольку Бог то предвидел, есть и будут. Так помышляют легкие умы нынешнего времени. Предопределение не может быть без предведения. Бог предвидел злоухищрение Иуды, но не предопределил его. Он предопределяет только то, что не противно Его воле. Бог благ и желает всего только благого. Воля Его есть благость: Он предопределяет только то, на что согласна воля Его. Справедливо сказал один из Отцов Церкви: предведение знает и благое и злое, – а предопределение Божие всегда только есть во благое. Предопределение относительно окончания нечестия, казнь за беззакония, – есть следствие, само собою истекающее из нечестия. Если Бог не предопределяет нам быть нечестивыми, то и не хочет смерти нашей. Следовательно, если предопределил нам прежде, чем мы родились, наказание за грехи, то уже предвидел все бесчестное, развратное, гнусное, мерзкое продолжение жизни, и – я опять повторю сказанное выше – не потому мы будем развратны, что Бог так предопределил; но Бог предопределил, предвидев наш разврат. Предведение Божие, всеведение, воля и предопределение суть едины; но это в Боге, а не относительно нашего понятия, которое хотя бы в самой высшей степени человеческой мудрости беседовало о Боге – все было бы еще только некими грезами, близкими к пробуждению и бодрствованию.

О втором действии провидения довольно повторить то, что Павел пишет к Ефесянам, что Бог все совершает по изволению воли Своей (Еф.1:11), а воля Божия есть, как сказано выше, совершенная благость.

Третье действие Провидения состоит в гармоничном распоряжении о всех тварях, сохранении их и управлении ими. Бог доныне держит все словом силы Своей (Евр.1:3). Вы здесь ясно можете извлечь разделения Провидения: на общее – обо всем мире; другое, частное, – о Церкви и о человеке. Желательно, думаю, вам еще знать, как и для чего Бог, премудро всем управляющий, попустил нечестию водвориться в сердце человеческое. Но сие оставим до следующей беседы.

Выше были показаны главные и общие действия Провидения Божия – сохранение всех тварей, их порядка, сохранение их сил и управление. Теперь обратим свой взор на частное Провидение о человеке – как Бог способствует нашим действиям. Известно, что Провидение по-разному способствует действиям благим или злым.

Добрые дела могут быть разделены на гражданские и духовные.

В делах гражданских Провидение способствует таким образом, что не только сохраняет естество действующего и дарует силы к исполнению деяний, но еще побуждает к таким, одобряет их и вспомоществует. К сим действиям Провидение очень часто склоняет людей еще не отрожденных, и по намерению таких людей их действия устремляет к окончанию полезному и для них самих, и, конечно, для тех, которые их доброту приемлют как благодеяние. Таким образом возбужден был царь Кир, о коем упоминает Исайя: Держу тебя за правую руку, чтобы покорить тебе народы, и крепость царей разрушу, отворю пред тобою врата, и города не затворятся. Я пред тобою пойду и горы уравняю, двери медные сокрушу и запоры железныя сломаю. Далее в той же главе, в стихе пятом говорит: Я почтил тебя: хотя ты не знал Меня; Я Господь Бог и нет иного Бога кроме Меня. Я препоясал тебя, хотя ты и не знал Меня (Ис.45:1–5). – Вот способствование Провидения в действиях благих людям, еще не отрожденным, не приявшим духа благодати, не вкусившим небеснаго дара, глагола Божия.

Действия духовные – благие таким образом внушает и одобряет Бог. Сам через Духа Святого содействует и производит их. Мы, говорит Павел, не потому, чтобы сами способны были помыслить что от себя, как бы от себя, но способность наша от Бога (2Кор.3:5).

Человек по падении, как говорится у евангелиста Матфея, есть дерево доброе, приносящее плоды худые (Мф.7:18). Если переменит Ефиоп кожу свою и рысь пестроту свою, то и ты, – говорится о человеке, предоставленном самому себе, – можешь благотворить (Иер.13:23). Как свет напрасно светит для слепого, или заградившего зрение, так свет духовный – для человека душевного, желающего всего достигнуть только по естеству своему. Слепой не приемлет света, душевный человек не принимает того, что от Духа Божия (1Кор.2:14). Потому-то называется сердце человека сего сердцем каменным, сам же человек – мертвым во грехах.

Пелагиане думают, что в человеке желание истинного блага начинается от самого человека и сие начало ведет к благодати довершающей. Однако блаженный Августин (Послание против пелагиан) ответствует им: «Господь, дабы посрамить такое мнение человеческое, не сказал, – без Меня ничего не можете довершить, – но сделать; без Меня не можете делать ничего (Ин.15:5). Если бы сказал: ничего не можете довершить, то можно было бы сказать, что начальные действия во спасении – наши, а к довершению сего – нужна помощь Божия. Что пелагиане скажут на слова апостола: не потому, чтобы мы сами способны были помыслить что от себя, как бы от себя, но способность наша от Бога (2Кор.3:5)?

Помыслить – значит нечто меньшее, нежели желать. Мы прежде помышляем о том, чего желаем; однако не всего того желаем, о чем помышляем. Но если помышление есть нечто меньшее, нежели желание, то как же можем желать без помощи Божией, желать истинного блага по своей только свободной воле?»

Известно, что к благому действию требуется наше желание, но и сие желание внушает благодать Божия; желание доброго Бог производит в нас без нас, а когда в нас сие желание усиливается до того, что начинаем действовать, тогда нам содействует благодать Божия. Само желание благодати уже есть начало благодати. Святая мысль, добрые намерения, благочестивое расположение и всякое стремление благой воли – есть от Бога. Через Бога мы можем сделать что-либо доброе, а без Бога – ничего. Ничего да не считаем своим, говорит святой Златоуст, наипаче потому, что и сама вера есть не наше дело, но дар Божий. А что сие не наше, но Божие, послушай апостола, говорящего: и сие не от вас, но дар Божий (Еф.2:8).

Именно так: мы потеряли свободную волю любить истинно Бога – еще во Адаме. Ныне свобода без благодати есть упорство, ожесточение, а не свобода. Мы ныне находимся под игом нашего вольного рабства греху. Следовательно, мы по рабству достойны сожаления, а по воле – не извинительны. Поскольку воля, когда была свободна, сама поработила себя греху. Душа заключается посему и в рабстве, и в свободе; в рабстве – по греху, а в свободе потому, что еще имеет волю оставить сие рабство, пресечь свою работу, расторгнуть союз с диаволом, отказать ему во всем. Она все это может сделать с помощию благодати, а чтобы обрести сие вспоможение, надобно молиться, просить, просить часто, и молиться не словами только, но огненными устами сердца; молиться неотступно, дабы избавиться от злой наклонности, непрестанно ко греху влекущей. Без сомнения, тогда Бог будет производить в нас и хотение и действие (Флп.2:13). Оставь только рабство, Бог дарует свободу. И так все будет Божие, а не наше. Когда сим Духом Божиим будем возрождены, тогда Он будет в нас так действовать, что и мы будем действовать, то есть воля наша не по естественным силам, но по силам, ниспосланным благодатью Духа Святого, будет как бы действующим или содействующим орудием. Вот способствование Провидения благим духовным действиям. Оно способствует и злым, или лучше сказать, и их не оставляет Промысел Божий, – о чем говорилось в начале сего размышления.

Провидение злым способствует, во-первых, сохраняя их естество. Все в Боге движемся – Божие долготерпение столь велико, что даже и те сохраняют человеческие силы, от коих возносится хула на Бога. Сие происходит, конечно, по ходатайству Сына Божия для того, чтобы обратить человека к покаянию. Если бы в ту же минуту, как человек согрешил, умертвить его, то можно ли было надеяться на раскаяние?

Во-вторых, Провидение способствует в злых действиях позволением на таковые. Бог не хочет греха, впрочем, и не отнимает свободы хотеть оного; а это самое и есть позволение. Здесь надо заметить, что позволение – не есть собственно действие воли Божией, но единственно действие милосердия и, если так можно объяснить, есть отрицательное действие воли. Что сие не есть воля Божия, Писание объясняет: «Предал Бог народы неразумию» (Рим.10:19), то есть попустил всем народам ходить своими путями (Деян.15:16). Позволение Божие не так до́лжно разуметь, как позволение тиранов, с позволением которых соединяется воля, одобряющая или вспомоществующая злодеяниям. Не следует понимать и так, что Бог как бы совсем не заботится, когда люди производят нечестия, и будто совсем исключил их из своего провидения. Он не желает, не хочет греха и полагает пределы своего позволения, полагает определение, когда и где поразить нечестие: помышлениям и намерениям злым препятствует, злые предприятия изменяет и истребляет – или на пользу Церкви, или для их собственной погибели.

В-третьих, Провидение, не исключая злых из своего закона, предоставляет на время самим себе. Кто противится Духу Святому, ввергается в беззакония, того Бог благодатью Своею оставляет, или данную благодать отъемлет. Саула, когда он презрел Слово Божие, оставил Дух Божий. Исайя, под виноградом понимая Церковь, объяснил сие. Ныне возвещу, что сотворю винограду моему: отниму у него ограждение, и будет он разграблен, разрушу стену, и будет он попираем, и оставлю виноград Мой, и более не будут ни обрезать его, ни вскапывать (Ис.5:5–6).

Многие Праотцу приписывают извинение падения под видом сего оставления – нет! Благодать Божия благих никогда не оставляет. Не оставление, говорит Августин, было причиной падения, но падение было причиною оставления. Врач, по невоздержанию больного (а воздержание ему необходимо для врачевания), – отказывается его лечить; вождь, видя своих воинов, добровольно предающихся врагу, оставляет их – удаляется от них; Бог никого к нечестию не возбуждает, и тогда только оставляет человека, когда человек оставит Бога. За оставлением Божиим следует ввержение нечестивого в руки диавола. Всяк Кто делает грех, тот от диавола (1Ин.3:8). Сей Князь повелительно или льстиво вовлекает человека в различные пороки: наконец, гоняя от нечестия к нечестию, от разврата к разврату, от злодеяния к злодеянию, как бы умучивает дух человека. – Счастлив, кто скоро почувствует кружение в голове своей и поспешит помочь сему!

Напротив, если нечестие увеличивается и злодей злодейство свое обращает как бы в пищу, Провидение полагает злым действиям пределы. Нечестивые часто прерывают действия в самом жару. – Известно, как говорит Исайя: замышляйте замыслы, они разрушатся, говорите слово – оно не состоится; ибо с нами Бог (Ис.8:10). Всемогущество всегда присутствует там, где нужно его действие. Часто советы вельмож, их намерения сверх всякого чаяния приемлют противный ход – и устремляются к концу совсем непреднамеренному. – Кто не испытал на себе действий Провидения, располагая все по своему злочестивому желанию?

Если же иногда нам представляется, что зло не имеет предела, тогда должны вспомнить, что Провидение и из злых действий извлекает благо. Божия премудрость и могущество тем особенно и отличается, что не только творит добро, но из самого зла извлекает добрые и полезные следствия, из зла извлекает благо, которое человек не всегда может приметить. Сокровенны судьбы Божии, коими Он злые действия обращает в успех добрых; и как нечестие, свидетельствует один из Отцов Церкви, благие действия Божии употребляет во зло; так чудное могущество благости Божией злые действия употребляет во благо.

Заключим сие размышление уверенностью, что хотя Бог и попускает злые действия, но никак не является причиной греха.

Беспредельное, неизъяснимое милосердие не ограничилось излиянием на человека всех благостей, возможных ко вмещению. Бессмертный дух, превосходство над всеми творениями, царствование над вселенной – печать Божества – суть только начальные дары Божией благости.

Высшая степень милосердия – то, что человек соделался причастником Божественнаго естества. Таковое возвышение есть исключительное ходатайство Сына Божия – Бога же. Унижение человека, до которого низвела его собственная воля, может вести к возвышению по мере веры во Иисуса Христа, также смерть греховная пременяться на жизнь вечную, по словам Писания: Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа (Ин.17:3).

Мы, собравшиеся во храме, все и каждый порознь восклицая, как бы клянемся: «Верую во Единаго Господа Иисуса Христа Сына Божия, Единороднаго».

Единый Господь Спаситель мира Иисус Христос Сын Божий! Сие до́лжно разуметь не так, как говорит апостол Павел о человеке, усыновленном Богу: все водимые Духом Божиим, суть сыны Божии (Рим.8:14). Сын Божий дал власть нам быть чадами Божиими – чадами, усыновленными по заслугам Его. – Мы рождены от Бога не так, как Христос: но рождены Его кровью, Его крещением, или точнее, мы только возрождены. – Бог послал Сына Своего в мир, дабы нам получить усыновление (Гал.4:4–5); Иисус Христос от Отца рожден. Ты Сын Мой, Я ныне родил Тебя (Евр.1:5).

Некоторые из Отцов Церкви изъясняют рождение Сына Божия следующим образом: Предвечный Отец есть как бы ум, Который, обращаясь сам в себя, и сей мыслью совершенно познавая, родит изображение Свое. Мы представляем в уме изображения исчезающие, Бог родит изображение вечное. Святой Ириней говорит: как понятие ума в уме родится и в уме всегда остается, находясь как бы в своем начале, – так точно, если это можно сравнить, родился Сын Божий от Бога Отца. Бог – от Бога, впрочем не два, но Един – во Отце Сын и в Сыне Отец. Рождение предвечное. Мы веруем в Бога «рожденнаго прежде всех век – в Бога истинна, от Бога истинна».

Может быть, близорукий разум найдет здесь нечто темное, слитое и невозможное для сердечного восприятия, если все Божеское будет измерять своим зрением; если меру человеческую употребит к измерению Божества. Он, во-первых, представит, что естественно Отцу быть прежде, нежели Сыну. Родиться – значит получить отдельную сущность, жить самому по себе, управлять своими действиями, имея на себе отеческий образ, впрочем без содействия его. Он скажет: я сам имею отца, но я также имею свое сердце, а отец мой свое; он желает этого, а я другого – словом, отец и сын между собою различны.

В ответ на таковые или подобные сим заблуждения можно напомнить слова Исайи: пути Божии от путей человеческих столько же отстоят, сколько небо от земли (Ис.55:9). Слепой дотоле не будет видеть, пока зрение не будет к сему приспособлено. Руководящийся естественным рассудком, как слепой: до тех пор ничего не будет понимать, пока не начнет веровать.

Начало верования открыто в письменах Слова Божия – более острого чем обоюдоострый меч. Впрочем, маловерная суетность непрестанно будет требовать объяснения непостижимого. – Маловерный будет говорить «Отец прежде Сына». Чтобы ответить на это, нужно прежде спросить такого маловерного: огонь, сжигающий какое-либо вещество, – возникает прежде блеска или сияния, от него исходящих? Понятно, что действие огня неминуемо сопровождается сиянием. Если нет огня, нет блеска и сияния. Огонь возникает – тотчас виден луч – и самая искра огненная блистает. Если маловерный скажет: сжигающий огонь есть действие естественное, а не рождение, то ему можно ответить: Рождение Божие не есть рождение человеческое. Рождение человеческое имеет три основных отличия от рождения Божия.

Первое. Сын человеческий потому называется Сыном, что его сущность заимствована от сущности отцовской, которую он приемлет от отца не всю, а только частично; вечный же Отец, по неразделимости естества Божественного, не часть сущности, но всю оную сообщает Сыну.

Второе. Отличие есть то, что всем детям свойственно не только иметь вид их отцов: сходство во внешнем виде и в лице, во нраве и в уме. Впрочем, нередко случается, что дети рождаются совсем непохожими на своих родителей ни по чертам лица, ни по нравам, ни по дарованиям. Но в рождении Божеском Сын во всем есть точное изображение Отца; единая Обоих сущность, единая слава, единое величие, единая воля.

Последнее отличие заключается в том, что отец плотский родит сына не так, как творение разумное, но так, как всякое бессловесное животное. Если бы человек, объемля и постигая мыслью самого себя, составил в уме образ самого себя и сей бы образ сам собою существовал и жил, то истинно мог бы назвать сие изображение сыном своим, произведенным действием и силой ума, и это было бы рождение твари разумной. Но человеку это невозможно; следовательно, он родит сына так, как свойственно всякому животному родить свое произведение.

В Боге нет никакой сложности частей. Он есть ум – есть Бог: и Сын, рожденный от Него, есть Бог от Бога, духовный свет от света духовного; Бог истинный от Бога истинного; Сын, единосущный Отцу; следовательно во всех действиях Бог Сын с Богом Отцом – едино, посему и присоединяется в Символе веры: Имже, то есть Сыном Божиим, вся быша, – и без Него ничто не начало быть, что начало быть (Ин.1:4).

Далее. Безошибочно можно сказать, что непристойно спрашивать: каким образом Бог Слово от Бога Отца, что такое сияние Отчее, как родит Бог и какой образ рождения. Тот безумен будет, кто на сие дерзнет, говорит святый Амвросий, поскольку таковой будет стараться изъяснять свойство Божие словами человеческими – неизреченное изрекать, непостижимое представлять так, как постижимое. Для всякого достаточно, совершенно достаточно той единой мудрости, чтобы только уверовать. Мы иногда говорим о рождении Божием, насколько это возможно постичь, но и в таком случае по принуждению, дабы рассеять возникающие в юродивых умах ложные мнения.

И ныне еще много таких, кто стыдится называть себя последователями Ария, но мыслят постыднее самого Ария. Сей назвал Сына Божия тварью, только вышней, и Сыном Божиим усыновленным, а не рожденным. Более того, некоторые мыслят ныне еще отвратительнее, а многие, кажется, достигли самого предела ожесточения и совсем не думают, да и не хотят думать, по причине своей рассеянности. Честолюбие Ариево, видно, ныне в уважении. Чудно́! Какое удовольствие лепетать языком разврата противное уму, разве только для заглушения совести, для извинения себя в нечестии. – Священное Писание в ветхом и новом Завете имеет единственной целью проповедание Слова Божия: почти непрерывно упоминаются или действия его, или прообразования или различные достойные именования Сына Божия.

Прообразования о Христе многочисленны, по словам блж. Августина. Язык Патриархов и их жизнь были пророческими.

В самом деле, и в первом человеке до падения мы видим изображение Христа, так как апостол называет его вторым Адамом (1Кор.15:45–47). Адам есть отец всех нас по жизни естественной; Христос есть Отец вечный по жизни духовной. Имя Адама означает чермный (красный). Кто это, говорит Исаия, пришедший от Эдома, в червленых ризах от Восора? (Ис.63:1). Христос обагрил одежду человеческого в Себе естества кровью в страдании. Адам по происхождению от неба и земли; Христос Божеством – от Неба, человечеством – от земли. Тот имеет образ и подобие Божие, – Сей сияние Отчее. Тот невинен и непорочен до падения; Сей Свят и праведен. Из спящего Адама изымается ребро и созидается супруга; из ребра спящего на Кресте Христа истекает кровь и вода, которыми Церковь поставляется Ему в невесту.

Авель также имеет чудесное сходство. Апостол говорит: Христос принес жертву лучшую Авеля (Евр.11:4) (Евр.12:24). Кровь Авелева вопиет к Богу, но она как бы требует отмщения; кровь Христова вопиет сильнее, но просит помилования. Потом Ной был также изображением Христа. Ной означает утешителя, – Христос всякой душе есть спокойствие и утешение. Ной создал ковчег, в котором спасался как новый родоначальник от потопа; Христос воздвиг Церковь, в которой все спасаемся от потопления гнева Божия. Радуга была знамением завета между Богом и Ноем – и сие предзнаменовало Христа Ангела Завета. Наконец, Ной первый посадил виноград; Христос насадил Церковь. Ной, упоенный вином и обнаженный, осмеян сыном его Хамом. Блаженный Августин весьма пространно приноравливает сие ко Христу: «Христос, упоенный любовию ко всему роду человеческому, обнажен был на Кресте и юродивыми сынами, иудеями осмеян» (О Граде Божием. Кн. 16, гл. 2). Таким же образом жизнь и действия и прочих Патриархов могут быть сообразованы: Сифа, Еноха, Мельхиседека, Авраама, Исаака, Иакова, Иосифа, Моисея, Ионы, Давида, Соломона и других. Все это доказывает, что единственная цель Священного Писания есть Христос.

Достойные именования Сына Божия в Ветхом и Новом Завете многочисленны. Семя жены, семя Авраамово, семя Исааково, семя Иаковлево, семя Давидово, цвет от корня Иесеева – Господь, Эммануил, Отец будущего века, Ангел, Царь царствующих, а также слова Жених, Глава, краеугольный Камень, Основание, Лев, Хлеб с небес, Солнце, Свет, Восток, День, Лоза, Книга Жизни, Древо Жизни, Первосвященник, Жертва, Агнец, Пророк, Пастырь, Учитель и т. д.; – все сии слова, как в собственном, так и иносказательном значении, имеют в чем-нибудь точное подобие со Христом. Воззрите на некоторые подобия, по образцу которых можно приноровить и прочие.

Христос именуется нашим Женихом по причине духовного обручения, по любви, по причине нашего взыскания, по причине теснейшего таинственного соединения, участия в естестве Божественном. Он наш Камень для поддержания духовного созидания, в претыкание нечестивым, в основание благим. Камень, жезлом Моисеевым пораженный, источил воду: Христос источил жизнь. Лев от Иуды – по причине Божественной силы и мужества, по причине начальства и преимущества, да и по неусыпности, так как лев спит с отверстыми очами. Христос также бодрственно защищает нас, как лев своих детенышей. Он в страдании Агнец, по воскресении Лев. Лев устрашает гласом животных настолько, что далее бежать они не имеют силы: глас Христов в Апостолах язычников как бы страхом склонил к Себе.

Сверх сего, воскресением Он устрашил Своих врагов, разогнал, расторг узы смерти – Лев небесный ниспроверг льва преисподнего, доселе ищущего поглотить всех. Агнец по кротости, терпению, чистоте, невинности, в заслуги Которого, как в во́лну² агнца, все облекаемся.

Доселе предметом размышления было рассмотрение свойств Божиих, черпаемых из слова Божия, свойств Божиих относительно Его Божественности, относительно всех вообще творений. Теперь, приступая к третьему члену Символа веры, необходимо рассмотреть свойства Божии частные, относительно человека.

Здесь, в третьем члене, мы говорим о чудесном воплощении Бога в Сыне Божием. Приступая к изъяснению воплощения Слова, нужно сказать о причине оного; о причине, каковую полагают в Божестве, и о причине, скрывающейся в самом человечестве.

Причины нашего спасения в естестве Божием мы по своему рассудку обрести не можем, как слепорожденный никогда не может видеть света солнечного. Бог для нас, плотью облеченных, есть Свет неприступный. Мы слепорожденные. Плоть крепко сомкнула вежды очей умственных; следовательно, если что и можно сказать, то разве только, что открыла сама премудрость Божия, изложенная в Священном Писании.

Жив Я – говорит Господь Бог, – слова Иезекииля, – не хочу смерти грешника, но чтобы он обратился и был жив (Иез.18:32).

Жив Я. По свойству языка, которым сие изложено, слова эти означают клятву. Бог клянется Самим Собой; потому что Он не может клясться ничем другим, кроме Себя. Мы клянемся тем, что более нас. Он более Себя ничего не имеет. Бог клянется Собой в том, что Он не хочет смерти грешника. Смерть здесь разумеется духовная, вечная; вечное лишение благости Божией. Он клянется, что не хочет смерти, следовательно, желает жизни: но чтобы он обратился и был жив.

Желание Божие не таково, как желание человеческое. Человек желает холодно и пламенно, желает и перестает желать. В Боге нет никакой постепенности, нет изменения; все в высшем совершенстве. Он, если желает, то пламенно; если желает, то никогда не перестанет желать.

Такое пламенное желание естественно соединяется с милосердием. Милосердие же есть первое побуждение, верховная причина, источник всех средств, способствующих нашему спасению.

Милосердие предполагает то, о чем необходимо милосердствовать. Милосердие отца бывает к сыну, когда он, нарушив волю родителя, возбуждает в нем сердечное соболезнование. Милосердие Божие к роду человеческому, конечно, не может выражаться иначе, – а только как к преступившему закон Его. Так оно и есть на самом деле.

Человек по падении, обратившись к самому себе, помрачил свои желание и разум; образ Божий сокрыл под образом своего обольстителя, своего самолюбия. Возжелав возвысить себя, столь унизил, что воля получила непрестанное стремление ко злу, – сердце наполнилось смертоносным ядом ожесточения, и уже по естеству своему стало способным только к злым помышлениям; разум, помраченный страстьми, порабощенный чувственностью, сделался заключенным подобно пленнику в оковах. В человеке не затаилось даже никакой искры, чтобы он, падший, своими силами мог восстать от своего падения. Даже тогда, как уже было обещано спасение, Иисус Христос в притчах называл род человеческий смоковницей бесплодной, древом иссохшим.

Пророки многоразличными наименованиями объясняли сие. Иной называл заблудшим Израиля, в котором от ног до главы не было целости, то есть от последнего земледельца до князя и царя, – во всех царствовало нечестие. Сравнивали с виноградом, приносящим терние вместо ветвей; с Вавилоном, Содомом. Другой называл блудницей, погрязшей во всех мерзостях. И все это относилось не только к избранному народу, но и ко всему человечеству. Если народ, находящийся под особым назиданием Божиим, заслуживал такое поношение, то что сказать о прочих язычниках, седящих во тьме и сени смертной (Пс.106:10).

Давид, объясняя воззрение Божие на землю, сказал: когда Господь с неба призрел на землю – все уклонились, стали совершенно негодны (Пс.52:4); не было творящего благое – ни единого. А когда благочестие существовало только как некое звучание; тогда всякий порок воспринимался как добродетель. Притеснение бедных, гонение слабых, низвержение высших и следовавшие за этим слезы сирых, осуждение невинных, казнь за добро, расстройство, непокорность, измена, предательство, убийство, – объясненные на свой лад, заслуживали одобрение, почитались как действия великого духа. Языческие государства, существовавшие тогда без истинного просвещения, все были покрыты сим непроницаемым невежеством. Прочие народы, утратившие волю и разум, блуждали по горам, поклонялись истуканам, роскошно воскуряли фимиам перед идолами.

Чем более воспламенялась пророческая ревность, чтобы рассечь сей сатанинский узел, тем более вооружала против себя неистовство властителей, стрелы злобных. Во всех народах процветало нечестие, везде беззаконие. Может быть, где-то и таились малые искры благочестия, но в груде пепла они не были видны, – да и долго ли оставалось до последнего их погашения? Нечестие есть произведение отца лжи – диавола; следовательно, князь тьмы властвовал над всеми народами, всем грозил вечной смертью, тиранствуя и в этой жизни над слабыми человеческими сердцами. Все было в руках диавола; все было его добычей: все уклонились, стали совершенно негодны (Пс.52:4). Таковы следы падения. Что ж оставалось роду человеческому еще при первом нарушении закона? Своих сил он не имел освободиться из оков сатанинских, следовало от юности помышлять злое; что, спрашивается, оставалось? Терпеть, мучиться, страдать, – и вновь мучиться, и вновь страдать; мучиться здесь, мучиться и за гробом, страдать здесь, страдать и после смерти. Да и страдать вечно!

Всеведущий, проникая во глубину сердец человеческих, предвидя всеобщую погибель сию, искренно возболел о человечестве – матерь скорее забудет отрока своего, сосцами питаемого, нежели Бог человека. Он сильнее, нежели матерь, проникся нашим бедствием, – и весь род человеческий, готовый поработить себя диаволу, а через это ввергнуться в погибель вечную, восхотел исторгнуть из челюстей львовых, возвратить потерянное спасение, причем без нарушения правосудия. Таковое о человеке милосердование было Предвечным. Предведение Божие не имеет будущего. От вечности милосердный и человеколюбивый Бог положил Совет освободить род человеческий от бедствий через посольство Сына Своего таким завершением, чтобы все в Него уверовали, и таким образом достигали спасения. Исполнение Правосудия не могло быть иным, – кроме посольства Сына Божия, принесшего Себя – Жертву чисту – за грехи всего мира. Удовлетворить Божие правосудие никто не может, кроме Бога же. Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единороднаго, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную (Ин.3:16). Здесь заметить надо, что возлюбил мир не князь какой-либо, не царь, любовь которых, как говаривал Симонид, столь же непостоянна, как ветер; но возлюбил Бог непременяемый, возлюбил при бесчисленных наших оскорблениях: возлюбил мир, который по словам Святого Иоанна, весь лежит во зле (1Ин.5:19): всех людей-грешников, дабы никто в благости Божией отчаиваться не мог. Так пламенно возлюбил, что дал нам не слугу какого-либо, не Пророка, не Ангела, не Архангела, но Сына Своего, и при этом не усыновленного, а Своего. Не единого из многих, но единородного, возвышеннее Которого ничего не имел: дал не на веселие, но на мучение, на смерть и притом самую бесчестную, крестную.

Здесь нет сомнения, что любовь Божия на всех простирается. Язычник и варвар, иудей и еллин, европеец и американец, азиат и индус, младенец и старец, пол мужской и женский, знаменитый и бесчестный, низкий и высокий – все имеют право на человеколюбие Божие. Бог всем без изъятия желает спасения, по общему обо всех милосердованию – ибо всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать (Рим.11:32). Подлинно, по безмерной Своей благости всех помилует, кто только приемлет дары Его. Солнце сияет для злых и благих и все освещает; не может, кто захочет, скрыться от света солнечного. Бог всем желает спасения; всем по благодати, а не по долгу дарует его. Но не все сами себя милуют, не все обращаются к Нему, не все истинно веруют в Сына Божия.

Тот, кто приемлет сердцем благодать Божию, приемлет все. Бог всякому человеку дарует все. Если Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего (Рим.8:32).

«Мы веруем во единого Господа Иисуса Христа, сшедшаго с небес». Человек возвысил себя и пал; Бог унизил Себя – и нас возвысил. Что означает унижение Христово? То, что Бог падшему, уже лежащему в бедствии человеку простер десницу Свою. Мы пали – Он сошел к нам; мы лежали низверженные – Он наклонился к нам. Его наклонение есть само человеческое рождение, низкое и высокое. Низкое – потому, что совершенный родился как человек от человека; высокое – потому, что родился от Девы. Дева зачала во утробе, Дева родила, и после рождения девство не нарушилось.

Действие воплощения приписывается Богу Отцу и Святому Духу, но так, что воплотился только Бог Сын. Таким образом, исполнение сего действия приписывается всей Троице, так как Бог по существу неразделим, а определительно и частно – Богу Сыну.

Бог Отец послал Сына Своего в мир; Дух Святой освятил и очистил начатки плоти, из коих составилось тело Христово, и Дева сверхъестественно, без мужеского семени, зачала Сына. Бог Сын сошел с небес, осенил Деву, пришел во плоть, принял на себя оную, дабы в ней показаться роду человеческому.

Архангел несколько открыл образ воплощения сими словами: Дух Святой найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя (Лк.1:35). Изъяснение этих слов может быть двоякое: Дух Святой, Который затем именуется Силою свыше (облечетесь, сказано апостолам, Силою свыше (Лк.24:49)), найдет и осенит Деву Чистейшую. Другие же здесь созерцают Пресвятую Троицу. Дух Святой сходит, Сила Вышнего осеняет. Кто же есть Сила Вышнего, если не Христос, Которого апостол Павел называет Божиею Силою и Божиею Премудростию (1Кор.1:24); притом чья это Сила? Вышнего. Следовательно, присутствует и Вышний, присутствует и Сила Вышнего, присутствует и Дух Святой. Хотя и то и другое изъяснение не противны ни друг другу, ни догматам веры; но приличнее кажется, последнее, где под словами Сила Вышнего разумеется Сын Божий, потому что далее следует: посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим (Лк.1:35). Сосущественная сила Божия чудесным осенением приимет плоть в Тебе и от Тебя, а потому Рожденный назовется и будет Сыном Божиим. Бог покрывал рукою Своею Моисея, когда проходил мимо него, дабы величие Божества не истребило слабости человеческой; Деву также осеняет Сила свыше, дабы присутствие Бога, вмещение Невместимого не превысило величием своим слабости Ее.

Тень может возникнуть не иначе, как от света и тела, противоположного свету. Сила Вышнего осенила Деву потому, что в утробе ее свет бестелесный принял тело. Бог Слово, говорит Августин, покрылся облаком плоти не с тем, чтобы помрачить свет Божества, но чтобы умерить его. Бог есть, по словам Писания, пламенеющий огонь (Исх.3:2); но Бог Сын воплощенный есть сень, ограждающая нас, – да не истребит нас за грехи огонь гнева Божия! Прародители по согрешении скрывались под деревьями, но не могли укрыться; тот, кто желает укрыться от гнева Божия, да поспешит под сень воплощенного Слова Божия. Днем сопутствует он прибегающему к Нему, как Израилю, в столпе облачном, ночью – в огненном.

Сила Всевышнего осенила Деву не для того ли также, чтобы мы совсем не могли знать, да и дерзать испытывать образа воплощения Бога. Это есть облако, покрывающее сердца верных, коего мы проникнуть не можем. Моисей не мог входить в Скинию свидения, когда облако осеняло ее; притом Херувимы покрывали ковчег Завета, дабы чье-либо пытливое око не дерзало проникать в тайну Божия милосердия; да и сами Серафимы закрывали лица свои. Подобно тому, сила Вышнего простерла тень, осенила, дабы любопытство не дерзало заглядывать, каким образом воплотилось Слово Божие. Святой Иоанн Златоуст говорит: каким образом Бог сделался человеком, знать не твое дело. Это сделалось так, как Сам Бог знает. Следовательно, надо только веровать «во Единаго Господа Иисуса Христа Сына Божия, сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы и вочеловечшася».

Мы верим, что Слово стало плотию, и обитало с нами (Ин.1:14). Бог явился во плоти (1Тим.3:16); верим, что во Христе обитает исполнение Божества телесно. Совершенное Божеское естество находится в принятой плоти человеческой, в присвоенном человеческом естестве. Соединение единственное, сверхъестественное. Ни Божество не отделяется от человечества, ни человечество не отделяется от Божества. Они нераздельны, но и не слиты. Некоторые из Отцов Церкви осмелились уподобить сие соединение телу, имеющему душу. Душа соединена с телом, но не слита. Иное есть тело, иное есть душа, – тело, соединенное с душой, не теряет своей сущности, и душа, соединенная с телом, также имеет свою особенную сущность. Действия – сообщения души с телом взаимны. Однако действия, относящиеся только к телу, не свойственны душе и действия души не свойственны телу. Так и во Христе соединенные две натуры – Божеская и человеческая – составляют Единое лицо, но тоже не слиты. Их действия также различны. Божеству свойственно быть от вечности, быть беспредельным, неизмеримым, быть неразделимым, всемогущим. Человечеству же свойственно родиться во времени, страдать и умереть. Впрочем, эти действия совершались с человеческим естеством не без присутствия Божества. Соединение этих двух различных естеств есть такое сообщение, через которое и то и другое так сопрягаются, что сущность человечества остается совершенной, как и сущность Божества. Впрочем, как человечество приемлет свойства, силу и действие Божества и в Него как бы облекается, так и Божество приемлет свойства, силу и действие человечества и в него также облекается. Раскаленное железо принято Отцами Церкви для изображения сообщения двух естеств. Железо все проникнуто огнем, а огонь весь заключается в металле.

Некоторые, уподобляя взаимодействие души и тела сообщению Божества с человечеством, дерзают мыслить, что человечество было только телом, одной плотью; а Божество – душа плоти, то есть будто Христос принял только плоть, а не плоть одушевленную. Плоть не составляет человеческого естества. Плоть имеют все, в том числе и животные. Естество человеческое заключает в себе плоть с соответствующей себе разумной душой, чем и отличается от бессловесных. Христос был Бог и человек; следовательно, принял плоть человеческую, имеющую душу разумную; принял естество человеческое – совершенное, а не одно только тело. Божеству ничего не прибавилось по принятии человечества, а человечество возвысилось, совершенствовалось от Божества; при этом душа разумная не исключена из естества человеческого.

Дополнение объяснения сего члена оставим до следующей беседы.

Прежде речь шла о неизъяснимом воплощении Слова в той мере, насколько Писание открывает нам это действие Божие для верования. Теперь остается обратить внимание на цель, для которой Бог Слово сошел к нам и воплотился.

Цель воплощения двоякая. Первая, самая ближайшая, есть искупление рода человеческого; вторая – явление славы Божией.

Мы уподобились бы детям, которые думают руками схватить небо; уподобились бы тем, которые, будучи близоруки, стараются казаться другим дальнозоркими; – это в том случае, если бы только человеческим оком взирали на тайны Божии. Образ воплощения разумом неизъясним, а потому и цель сего действия столь же непостижима для него.

Священное Писание отъемлет слепоту, и из детей, из младенцев соделывает старцами. Оно открывает и исполнение воплощения и цель его. Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих (Мф.20:28). Пришел взыскать и спасти погибшее (Лк.19:10). Так повествуют святые евангелисты, и апостол Павел говорит: един посредник между Богом и человеками, предавший Себя для искупления всех (1Тим.2:5). Дети причастны плоти и крови, и Он так же воспринял оные, дабы смертью лишить силы имеющего державу смерти, то-есть диавола (Евр.2:14). Христос не только избавил род человеческий от смерти, исторг из челюстей диавола, избавил от ада, греха, а потому и гнева Божия; но и оправдал, низвел на нас благодать Божию, дары Святого Духа и жизнь вечную. Его подъятые труды и ныне суть наша отрада; Его пот кровавый – наше успокоение; Его скорбь, слезы – наше веселие; его мучения – наша радость; его смерть – наша жизнь.

Вторая цель воплощения есть явление славы Божией, как свидетельствовали Ангелы при рождении Христа от Девы: Слава в вышних Богу! (Лк.2:14) Мы не смеем и ныне умолчать о таком о нас попечении, несравненно большем, нежели отеческое, без сердечного восхищения: Слава Богу! Слава Богу! Мы уже не сыны гнева, не под проклятием. Наше спасение очень легко и удобно.

Доселе еще находятся некоторые мечтающие умы, которые вопрошают, – и не по иной какой причине, как только для извинения своих преступлений: определение де, послать Сына Божия для искупления человека, было от вечности; следовательно, от вечности предопределено падение человека? Прежде всего надо ответить им словами апостола Павла. – Скажет ли глина горшечнику (Ис.45:9) зачем ты меня сделал таким сосудом (Рим.9:20)? И словами Иова, которые слышит он от Бога: «Зачем ты не дал Мне своего совета, каким быть тебе, когда Я персть земли брал для сотворения тебя?» (См.(Иов.38:14)). Потом скажем, что их заключение неправильно. – Определение послать Бога Сына было от вечности: следует ли из сего определение падения?

Кто познал ум Господень? Или кто был советником ему? (Рим.11:34). Определение Божие не предполагает предопределения падения.

Если предведение от премудрости Божией неотъемлемо, то определение искупления от вечности было соединено с предведением. Предведение не есть предопределение. Не потому, говорит блаженный Августин, человек пал, что Бог сие предвидел; но потому Бог предвидел и предопределил искупление, что человек пал. Следовательно, предопределение искупления есть как бы, по нашему понятию, условное, то есть: если человек падет, то Сын Божий ценой крови Своей искупит его.

Благочестие смеет изъяснять сие некоторыми прообразованиями, притчами и подобиями из Священного Писания: если бы не было потопа, не был бы воздвигнут и ковчег; если бы Израильтяне в пустыне не были поражены за грехи змеями, не был бы повешен змей медный (Чис.21:8–9); если бы на море не взыграла буря, Иона не был бы свергнут с корабля; если бы овца или драхма не были потеряны, то не был бы возжжен светильник для обретения ее, и пастырь не пошел бы искать овцы заблудшей.

Если спросят: для чего действие воплощения столь отсрочено, а не совершено тотчас после падения Адамова? Хотя мы на это имеем некоторые ответы древних, которые говорят: для того, чтобы человек, познав свою бедность, пламеннее возжелал пришествия Мессии; чтобы благодеяние, долго ожидаемое, было более дорогим, и чтобы верование было тверже, сильнее и пламеннее; однако, полнее ответ такой: как Бог Сын воплотился потому, что восхотел, так точно и воплотился тогда, когда восхотел. А почему? Не стыдно отвечать: я не знаю; знаю только то, что Богочеловек искупил род человеческий.

Подлинно. Сбылось то обещание, которое дано было Праотцу по падении: Семя жены сокрушит голову змея (Быт.3:15).

Прародители обольщены были змеем; но это был не простой только змей или естественный, но скрывался в нем змей адский. Сей-то влил в них яд греха, который через них разлился на все потомство, на весь род человеческий. Дабы пресечь действие яда сего, исцелить повредившееся естество наше, должно́ было явиться такое лицо, которое бы заключало в себе Божество в человечество. Через яд греха пришла смерть не только временная, но и вечная, следовательно, и врачевство должно быть не земное, но небесное и животворное. Адский василиск все естество человеческое повредил, расстроил, умертвил: Сын Божий принял естество человеческое совершенно, дабы всего человека исцелить, уврачевать, оживотворить. Тот, кто уязвлен змием смертельно, не может уврачевать сам себя. Так и мы, пораженные змием злобы, не могли уврачевать сами себя; но воплотившийся, соединивший два естества Бог Слово снискал способ, открыл его нам, и исцелил раны души нашей. Чем сильнее бывает болезнь, тем большее потребно искусство во врачевании. Премудрость Божия здесь более всего открылась нам. Тело без души есть труп, гниению подверженный, труп отвратительный; наша душа без жизни, которая есть в Боге, была не иное что, как гнилость, мерзость отвратительная, вечную смерть в себе носящая. Но Сын Божий сделался человеком для того, чтоб человек был Богом. Блаженный Августин говорит: «Блаженный и благословенный Бог сделался причастным нашему человечеству, и нас сделал причастными Божественному естеству. Таким образом, в воплощении исполнилось прообразование лествицы Иаковлевой. Христос по Божеству присносущен Отцу, по человечеству – нам. А сим высшее с низшим, землю с небом, человека с Богом в Себе соединил, и через сие-то таинственное и внутреннее соединение Он сошел к нам с небес, приемля плоть, а мы можем взойти к Нему на небо, сердечно приемля уверование в Него» (О Граде Божием. Кн. 9, гл. 15).

Состояние Иисуса Христа, Сына Божия, начинающееся от Его воплощения и продолжающееся до Его прославления, Святая Церковь называет состоянием истощания. Некоторые из учителей Церкви полагали сие состояние в том, что Бог Слово, по милосердию Своему, сойдя с небес, удостоил нас приятием плоти человеческой. Вот что говорит об этом св. Иоанн Дамаскин: по благоизволению Отца, Единородный Сын Божий и Слово, будучи Богом, склонил небеса и сошел, то есть неунижаемую Свою высоту без унижения унизил и сошел схождением неизреченным и непостижимым, то есть Его схождение показало, что Он, будучи Богом, был и совершенным Человеком. Но сие только есть унижение к воплощению. Из слов апостола Павла видно, что истощание Иисуса Христа Богочеловека есть послушание или покорность Его даже до смерти крестной. Приняв образ раба, сделавшись подобным человекам, смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной (Флп.2:7–8).

Следовательно, истощание Христово не есть какой-либо недостаток естественный, или истощание дарований из-за личного соединения с человеческим естеством – нет, это добровольное и произвольное унижение: то есть Христос не всегда в приятой плоти обнаруживал величие Своего Божества; но как бы истощил славу Свою, и некоторым образом отложил до той поры, пока не объявил ее в полном сиянии и величии.

Здесь апостол не сказал о притворном, но об истинном и существенном истощании, когда сказал: Приняв образ раба (Флп.2:7). Исайя говорит: как Агнец был веден на заколение безгласен (Ис.53:7). Нам свидетельствует история Евангелия. В ней повиновение Иисуса Христа описывается ясно: повиновение иудеям, народу, злобой воспламенившемуся, фарисеям и книжникам. Каиафа и Пилат, наместник цесаря Августа, свидетельствуют о том сами там, где описывается подробно их правительство.

Апостол говорит: сделавшись подобным человекам. Это многим подало случаи сомневаться, что Христос не принимал плоти совершенно человеческой, но только был подобен человеку. Подобие де не означает сущности человеческой. Но святой Амвросий Медиоланский, объясняя слова апостола, разрешает сомнение. Здесь апостол, говорит он, разумеет не подобие плоти, поскольку Христос истинно принял плоть человеческую, и не уподобление человеку во грехах, поскольку Христос греха не сотворил; но говорит о том, что Он за нас соделался грехом, по словам Писания: сделавшись за нас клятвою (Гал.3:13). Он пришел в подобии плоти грешной, удобопреклонной ко греху. И Тертуллиан в книге о плоти Христовой говорит: «апостол отмечает подобие плоти, коею мы все облечены, однако плоть во Христе была безгрешная; ибо сказано: Он не сделал никакого греха (1Пет.2:22)» (См. Творения св. Амвросия Медиоланского).

К сему подобию человеческому относится и зачатие Его во утробе, рождение, возраст и повиновение в виде рабском. Некоторые заключают из сего о полном освящении человечества, как говорит св. Ириней: «Христос все возрасты освятил тем, что Сам им уподобился. Он всех пришел спасти Собой; всех, говорю, которые чрез Него возрождаются: и младенцев, и детей, и отроков, и юношей, и старших. Для младенцев Он сделался младенцем, освящая младенчество; был в детстве, освящая находящихся в сем возрасте, и вместе с тем показав им пример скромности, любви и почтения к высшим, послушания и повиновения; для юношей был юноша, подавая образ юношеству; для старших – старший, дабы быть совершенным наставником во всем, не только по изложению истины, но и по самому возрасту, освятив вместе и старших. Словом, Христос прошел все возрасты человечества, дабы во всех восстановить потерянное соединение с Богом».

Послушлив быв. Весь круг жизни, во все время обращения Своего с людьми от самого зачатия во утробе и до славного Воскресения, до восшествия на небеса, изъявлял Он послушание Отцу Небесному. Из сей-то покорности искренней и сердечной ко Отцу Своему Он не отрекся исполнить всех трудностей посольства Своего, ничего не отказался подъять для спасения рода человеческого.

Естество Божественное непременно. Бог никогда не перестает быть Богом. Следовательно, послушлив был Христос, принял зрак раба по тому же естеству, по которому и восшел на небеса, никогда не оставляя их Своим присутствием, по которому сказал Он: дана Мне всякая власть на небе и на земле (Мф.28:18), между тем как от Него власть на небе и на земле неотъемлема.

А поэтому истощание, которое апостол приписывает Христу по человеческому естеству, не означает совершенного лишения и отсутствия всемогущества Божественного; это не есть недостаток, совлечение, упразднение полноты величия; но только отсрочка совершенных действий Божественности, причина, по которой Христос, облекшийся в слабую человеческую плоть, не всегда открывал Божеское всемогущество, славу и величие. Чудеса, содеянные Христом во плоти, обнаруживали Его Божественность: Преображение на горе Фавор перед учениками; установление Таинства Причащения, где преломлением хлеба и благословением чаши вина означал плоть и кровь Свою, суть как бы лучи Божеского величия и славы, сообщенной плоти в сверхъестественном соединении Божества и человечества.

Что Божество в состоянии Христова истощания не истощалось, свидетельствуют Отцы Церкви. Один из них говорит: тот не имеет недостатка в себе, кто в себе истощил себя. Поскольку могущество власти находится в могуществе истощить себя и принять рабий зрак, не означает оставления естества Божественного (О Троице). Святый Назианзин так беседует: «Солнце, когда покрывается облаком, уменьшает блеск свой, но не теряет его; это светило, ясно разливающее лучи свои на весь круг земной, иногда великим стечением облаков заграждается, однако не истребляется: так естество человеческое сокрывало, как облако солнце, Божественность Сына Божия; впрочем, Иисус Христос не изъял из него Божественности, но только на время сокрывал в нем» (О вере). Также святой Амвросий: «Христос истощил Себя, впрочем в образе Божием был; поскольку, когда Он казался человеком, творил деяния только Богу свойственные, дабы в делах Своих показать Себя Богом, Которого почитали человеком» (О вере. Против Ария). И святой Иоанн Златоуст: «Христос иногда в состоянии истощания как бы оставлял принятую плоть человеческую без действия Божественного, дабы выказыванием слабости подкрепить самое естество человеческое, а иногда проявлением Божественности Своей сокрывал слабость плоти, поскольку был не человек только, но вместе и Бог» (Блж. Феодорит. Диалоги).

Мы веруем сему истощанию во Христе Иисусе, когда говорим; веруем «во Единаго Господа Иисуса Христа, распятаго за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша и погребенна».

Образ покорности Христовой состоял в том, чтобы Он, по причине принятой плоти, добровольно, но истинно истощил Себя и вместо нас делами Своими и страданием исполнил «закон».

Здесь надо сказать, что Христос подверг Себя закону не по собственной обязанности. Ибо Он не только по Божеству, но даже и по человечеству не был под законом. По Божеству потому, что закон дан был человеку, не Богу, да Бог против закона Своего ничего и не делает, и ему не противится; впрочем Он – Сам Себе закон и непременный образ правды. По человечеству, частью потому, что Он, зачатый без греха Прародительскаго от Духа Святого родился чист и Свят; частою потому, что и человеческое естество не делало Его рабом закона, но Владыкой, как утверждает Евангелист: Сын Человеческий есть господин и субботы (Мф.12:8).

И как Сын Божий по плоти подвергся закону не за Себя, то есть не для того, чтобы исполнив закон, снискать Себе или жизнь вечную, или высшую какую-нибудь степень славы, но за нас и для нас исполнил его. Закон требовал от нас и совершеннейшей покорности, и наказания временного и вечного за учиненные преступления. И то и другое Христос подъял на Себя, соделавшись окончанием, исполнением закона. Весь закон исполни (Мф.10:4). Он не только исполнил его Своим повиновением, делами, но и страданием. Потому что подъяв на Себя наши слабости и претерпев за нас всю строгость закона, сделавшись за нас клятвою (Гал.3:13), исполнил закон, чтобы искупить подзаконных (Гал.4:5).

Для совершенного исполнения закона сего Он не восхотел отвергнуть и обре́зания. На восьмой день после рождения Он самым первым излиянием кровавых капель положил начало будущего искупления Своею кровью и одновременно как бы обязался исполнить весь закон.

Обрезание всеми иудеями было исполняемо. Авраам, отец верующих, первый принял и исполнил закон сей; Исаак в младенчестве, Иаков, именуемый Израиль, и все потомство их должны были, т. е. им вменялось в обязанность, обрезывать родившихся младенцев. И Христос исполнил сей долг, окончил Его Собой и дал закон обре́зания духовного.

Новый Завет учит нас, что обре́зание и весь закон кончился, когда Христос торжественно, при последнем издыхании воскликнул: Свершилось! (Ин.19:30) Да и святой апостол Павел напоминал апостолу Петру о свободе для христиан, снисканную заслугами Христа, когда говорил перед всеми: Если ты, будучи Иудеем, живешь по-язычески, а не по-иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по-иудейски? Мы по природе Иудеи, а не из язычников грешники; однако же, узнав, что человек оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса Христа, и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа (Гал.2:14–16).

Мы веруем «во Единаго Господа Иисуса Христа Сына Божия, распятаго за нас, страдавша и погребенна».

Прежде было сказано о начальных действиях воплощенного Слова, о самом первом страдании, бывшем в восьмой день после рождения. Теперь обратим внимательный взор на горестное зрелище страданий, подъятых Им в прочее время пребывания Его на земле. Сын Божий смирил Себя, смирил Себя, приняв образ раба, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной (Флп.2:7–8).

Страдание Христово одно может назваться начинательным, другое окончательным. Первое есть то, которое нес Он от самого младенчества до окончательного на Голгофе страдания. Он страдал душой, когда переносил искушения диавола в пустыне, где враг темный, обманувшись видом естества человеческого, думал льстивым ядом заразить и повредить Невредимого. Кротость Спасителя не противилась сему действию злобы, дабы, сокрушив сатанинские стрелы, показать образ – как должен побеждать и торжествовать всякий ученик Его над всеми кознями князя поднебесного. Кроме того, сколько претерпел Он поношения и упреков от противников Своих.

Также и тело Его сострадало душе: Иисус постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал (Мф.4:2); и неоднократно алкал наш Бог. Притом Он утруждался, изнемогал и жаждал от знойного пути: Иисус, утрудившись от пути, сел у колодезя (Ин.4:6), а когда самарянка вышла почерпнуть воды, с кротостию и умилением от сей жены непотребной, от жены блудницы Бог просил пить. Еще Он переносил бедность, опасности и гонения. За учение Его Иудеи искали, как повествует святой Иоанн, убить Его (Ин.7:1); и еще: и искали схватить Его, но никто не наложил на него руки, потому что еще не пришел час Его (Ин.7:30) (Ин.7:44).

Словом, вся жизнь Христова была цепью трудностей, гонений, упреков, опасностей; вся жизнь была страданием.

Окончательное или последнее страдание есть то, которое Ходатай наш претерпел за два дня перед смертью – и это страдание по превосходству так называется. Ибо здесь был конец всего посольства Христова; здесь был тот час, о коем прежде говорено: еще не пришел (Ин.7:30).

Христос страдал по телу и по душе; следовательно, то страдание есть внешнее, сие же внутреннее.

По телу претерпел Он бесчестное возложение оков, насильственное влечение в разные судилища, жестокие заушения, поносное оплевание, кровавые раны, терновое увенчание, ношение тяжелого Креста, обнажение, самое пригвождение ко Кресту, питие желчи и прободение в ребра Его.

И так ни один член тела Христова не остался без страдания. Божественную главу прокалывали иглистые и острые терния; лицо было обезображено оплеванием и кровью, текшею из-под тернового венца; ланиты были заушаемы, очи едва не вытекали от сильных ударов по ланитам; слух был мучим ужасными ругательствами; уста приняли предательское целование; руки были связаны оковами, и наконец, как и ноги, пробиты гвоздями. Мышцы обременяемы были тяжестью Креста, хребет – биением, язык удручаем горечью желчи и жаждой, ребра прободаемы копием; все тело, безжалостным образом истерзанное, было растянуто и повешено на крест, подвержено самой поноснейшей казни. Справедливо говорит святой Августин: «Страдание Христово превышает все роды страданий».

И так по праву восклицает долготерпеливый Иисус мой: «Зри, человек! – нет такой мучительности и скорби, как сия, которую Я терплю за тебя; Я к тебе вопию, Я, Который за тебя умираю: зри казни, которые подъемлю: зри гвозди, которыми пробиты кости Мои; и при том, что такова скорбь Моя внешняя, внутренняя еще тягостнее, когда за все сии страдания нахожу тебя неблагодарным».

Страдание души – другой род страдания, внутренний. Внутреннее сие страдание началось еще в Гефсиманском саду, где Он в крайней тесноте духа возопил: душа Моя скорбит смертельно, и, притом, почему пот кровавый; почему моление о чаше? Отче! да минует чаша сия (Мф.26:38–39).

Такая скорбь не могла быть не тягостной. Причинами скорби были не только смерть телесная, неблагодарность иудеев, страшное предательство Иуды, рассеяние учеников, трикратное отречение Петра, ложные обвинения в вымышленных преступлениях; презрение и упорное сопротивление к бесценным заслугам Его страданий большой части человеческого рода; но еще и то, что на Иисуса Христа были возложены грехи всего мира; законная клятва, предписанная всему роду человеческому за грехи; величие гнева Божия, устремляющееся на Него по принятии грехов и чувствование казней ада.

Итак, Христос за нас претерпел такие скорби и мучения, которые соответствуют мучениям ада, или точнее сами адские мучения, хотя не в самом месте осужденных, не в аду, но только по качеству и сущности страданий – адские. Он чувствовал смерть вечную, хотя не вечно; ибо что для человека было бы вечным, то Он дополнил, вознаградил Своим величием, так как был Сын Божий, Бог воплотившийся. Если размыслить, что Беспредельный в Своем величии переносил такие казни и мучения, то сии мучения не только покажутся соразмерными вечным, но еще бесконечно превышающими их.

Сию-то вечную смерть, мучения ада не после, но прежде смерти временной вкусил Спаситель наш в саду Гефсиманском и на Кресте. Вот здесь было крайнее, глубочайшее истощание. Ибо Он, как Бог, молился Богу Отцу: Господи! да минует чаша сия; чаша, исполненная гнева, кипящая наказаниями и мучениями, готовая излиться на весь мир, но которую должен был испить до самого дна Единородный Сын Божий.

Насколько Христос пострадал за весь род человеческий, свидетельствует и то неизреченное оставление, на которое Он, повешенный на Кресте, жалуется при последнем вздохе – возопил Иисус громким голосом: Или́, Или́, лама́ савахвани́! Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? (Мф.27:46) – Причина, побудившая Его возопить так, была не чем иным, по мысли богословов, как чувством гнева Правосудия за грехи всех человеков, за грехи всех нас. На Кресте повешенный Христос являет нам Себя Ходатаем и Первосвященником, приносящим в жертву Богу Отцу Самого Себя за очищение всего мира. Ибо Он, по свидетельству Писания: сделавшись за нас клятвою (Гал.3:13), а еще: Не знавшего греха, Он сделал для нас жертвою за грех (2Кор.5:21). Все грехи наши вменены Христу и потому Он вопиет: Боже, Боже мой! Называет Бога Отца Богом Своим по человечеству; называет Богом в то время как Сам есть Бог. Далее говорит: для чего Ты Меня оставил! Здесь нельзя понимать так, будто Иисус Христос, лишившись всемогущества, жаловался, для чего предан Он в руки иудеям, для чего не избавлен от них; ибо Он принял вольное страдание; но оставление, если позволено это объяснять, лишение на время сладостного утешения от Божества присоединенному к Нему человечеству.

Словами же, сказанными перед этим: не Моя воля, но Твоя да будет (Лк.22:42), Христос показывает, что Он оставлен не по случайной какой-либо необходимости, но что сие оставление и вольное страдание предопределено от вечности по изволению Бога Отца и Его Самого. Оставление сие есть поистине неповторимое и беспримерное. Христос, Единородный Сын Божий, Святый, чистый, непорочный, невинный, оставлен Богом Отцом, то есть переносит гнев Бога Отца не так, как Сын, но как принявший на себя грехи, а потому и гнев Правосудия.

Правосудие не взирает на лицо, всегда требуя себе удовлетворения.

Некоторые Отцы Церкви говорили, что Божество страдало, Божество было распято; Божество, принявшее плоть нашу, восходило на Крест и в принятой плоти претерпело наказание. Таких выражений следует остерегаться. Божество бесстрастно, неизменяемо, бессмертно, а потому ни страданию, ни смерти подвергнуться не может.

Разумно пишут некоторые, что одно дело говорить – Бог, или Сын Божий, пострадал и умер во плоти, и иное – пострадало естество Божественное; ибо не все то свойственно Божескому естеству, что свойственно Лицу Богочеловека (Св. Кирилл Александрийский. О воплощении Бога Слова).

Мы не можем сказать, что Божество страдало само в себе или во плоти, но должны знать, что Божий Сын, Богочеловек пострадал. Божество Его не страдало, но поддерживало, укрепляло и сохраняло страдающее Человечество; оных страданий восхотело; по личному соединению естеств Себе их присвоило и для всего рода человеческого сделало спасительными до сего времени.

Легкомысленные люди века сего, подобно иудеям и еллинам, – или соблазняются о Христе, или безумствуют. Вознамеревшись сокрыть свое внутреннее безобразие, они ослепляют почти все народы, используя для этого многоглаголивый язык, дабы противоречить Ходатаю, на Кресте умершему. Но пусть еще пускают стрелы в тело уже мертвое, ко Кресту пригвожденное; пусть отверзают уста свои против Распятого и опять распинают Его; теперь Он безмолвствует и как бы отвечать не хочет. И доселе, до самого сего дня, Он, как Агнец ведется на заколение безгласен. Всякий, вопиющий своей жизнью и богохульными делами точно те же слова: да будет распят (Лк.23:23), подобно непостоянному, как ветер, всюду приспосабливающемуся иудейскому народу, только тогда осознает свое ожесточение, тогда узрит всю непотребность свою, когда все враги Иисусовы будут побеждены, когда все положатся в подножие ног Христовых.

Мы доселе беседовали как бы находясь рядом с Крестом Христовым, теперь внимательно обратим слух к тем словам, которыми запечатлелись на Кресте уста Христовы. Вот последний вздох жизни Его, подверженной страданиям: Отче! в руки Твои предаю дух Мой (Лк.23:46).

Жертвоприношение, как правило, тогда было благословляемо Богом, когда огонь небесный снисходил на жертвенники, а огонь жертвенный восходил даже до небес. И здесь Жертва, закланная за грехи всего мира, пожжена снисшедшим огнем Правосудия, а страждущий дух, как огнь жертвенный, по окончании жертвоприношения Своего, восходит на небеса: В руки Твои, Отче, предаю дух Мой.

Когда дух оставляет тело так, что оно уже никогда больше не может произвести действия, то такое тело мы называем мертвым. Христос дух Свой предал Отцу – следовательно, уже умер. Распяли Господа славы (1Кор.2:8); Начальника жизни убили (Деян.3:15).

Начальник жизни убит, Бессмертный умер, самая Жизнь жить перестала. Насколько истинно то, что Слово стало плотию (Ин.1:14), настолько же справедливо и то, что Христос умер. Ибо Чья была плоть, Того страдания и смерть. Искупление за оскорбление Беспредельного не могло быть совершено терпением и смертью человека; беспредельного Бога примирить с человеком мог только Богочеловек; сей Богочеловек должен был умереть и умер за нас.

Тело Христово, обремененное столькими мучениями, исполненное ран, повешенное на древе крестном, было действительно оставлено душой.

Исаия описал истинную смерть Иисусову такими словами: вземлется от земли живот Его (Ис.53:8). Но, основываясь на начальном значении языка пророческого, переводят так: отсечен от земли живущих. Сим Пророк выражает, что Мессия не по недостатку сил естественных, не по какой-либо болезни, не измождением старости окончил жизнь, но подобно зеленеющей молодой ветви в самом цвете лет насильственно отсечен мечом от земли живущих. Впрочем, Он вкусил смерть добровольно, не по принуждению; не как раб, но как Владыка смерти; Его заставило умереть не оклеветание злобы, но собственное благоизволение. Сие доказывают и тем, что Он, как выше сказано, возопил громким голосом: Отче! в руки Твои предаю дух Мой. Для того, говорит, предаю дух Мой в руки Отцу, что умираю не по принуждению. Иудеи только средства к смерти предуготовили; ибо могущество Иисуса, – если бы не Сам Он добровольно принял смерть, рассеяло бы в самом начале все иудейские козни, все эти толпы суетного народа единым мановением. Что бы могло воспротивиться Тому, перед Которым вся вселенная – как единая капля росы?

Смерть Иисуса подобна нашей смерти. Разлучение тела от души было не только по сути, но и по месту. Тело лежало во гробе, а душой Он находился и «в раю с разбойником, и во аде, яко Бог» (Из Часов Святой Пасхи).

Смерть Иисусова, по словам Писания, тридневная. Сам Спаситель предрек о Себе, что в третий день воскреснет. Тридневной смерть называется потому, что Иисус, по объяснению блаженного Августина, почил во гробе три дня, то есть: в субботу – целый день; в первый день, в который распят, – один вечер; в последний, в который воскрес, – одно утро. Части дня вменены за целые дни. Смерти Христовой сопутствовали чудеса: померкло солнце, завеса церковная разодралась, распались камни и сама земля содрогнулась.

Апостол Павел в лице коринфян учит нас и тому, для чего Христос принял смерть. Он говорит: если один умер за всех, то все умерли (2Кор.5:14). Христос за всех умер, чтобы живущие не себе жили, но Умершему за них и Воскресшему, и еще: Христос умер для того, чтобы лишить силы имеющего державу смерти, то есть диавола (Евр.2:14).

Наконец, погребение тела Христова заключало все действия истощания Богочеловека. Гроб Его был пещерой, высеченной по обыкновению иудеев в каменной горе, куда положили тело Христово Иосиф и Никодим.

Христос погребен, с Ним погребены и наши грехи. Гроб Его запечатан, наша клятва также запечатана смертью Его. Он погребен, спогребаемся Ему и мы крещением в смерть, дабы так же, как Христос восстал от мертвых славой Отчей, и мы по обновлении жизни ходить начали. Христос положен был во гробе – сим освятил Он и наши гробы так, что они суть место покоя, в которых нам спать надо до того утра, когда воссияет жизнь вечная. Посему-то Исаия сказал: Будут покоиться на ложах своих (Ис.57:2), то есть в гробах, без всякого опасения каких-либо беспокойств. Христос субботствовал телом Своим во гробе – уснув, почти яко лев (лев, как известно, спит с отверстыми очами): тело спит, но с ним присутствует Божество; а душа тела Иисуса, с Божеством также соединенная, во аде. Церковь наша время сошествия во ад полагает между смертью и Воскресением.

Некоторые изъясняют сошествие во ад не в собственном смысле. Они думают, что страдания, которые претерпел Иисус на Кресте, особенно же то оставление, на которое Он жалуется, означают сошествие Христово во ад, основываясь на словах Давида: что не оставишь души моей в аде и не дашь преподобному Твоему видеть тление (Пс.15:10). Правда, адом можно назвать и страдания Христовы, потому что он претерпел мучения адские, все те мучения, какие только могли быть у осужденных во аде. Да и о этом же аде упоминает Давид, в лице своем прообразуя Христа: не оставишь души моей в аде; но это ад, понимаемый в переносном смысле.

Разумные богословы и вся Церковь проповедуют Христово сошествие во ад в собственном значении, приводя в свидетельство слова апостола Петра: Христос духом, то есть душой, соединенной с Божеством, и находящимся в темнице духам, сойдя, проповедал, некогда непокорным ожидавшему их Божию долготерпению, во дни Ноя, во время строения ковчега (1Петр.3:19–20).

Самые опытные исследователи Писания признают слова сии труднейшими для объяснения, в то же время уверяя, что нет более подробного описания действий Христовых во аде и образа сошествия.

Христос не по Божественному, но по человеческому естеству, с которым лично было соединено и Божественное, сошел в то место, где находятся осужденные. Апостол говорит: находящимся в темнице. Обыкновенно то место, где соблюдаются виновники для принятия наказаний, место самое ужасное, называется темницей. Ближе к нашему понятию едва ли можно найти другое выражение. В темнице преисподней находящимся Христос сойдя, проповедал. Здесь мы видим цель, для которой Он сошел туда; не умножить Свои страдания, не мучиться так, как осужденные, но Христос сошел для того, чтобы проповедать.

Проповедание есть уже действие славное и торжественное; следовательно, и сошествие во ад есть степень прославления и торжества. Проповедал духам – диаволам и душам осужденным, как пишет апостол Павел: Отняв силы у начальств и властей, властно подверг их позору, восторжествовав над ними Собою (Кол.2:15).

Проповедал не столько словами, сколько действиями, знамениями, торжеством, – не так, как свойственно сему веку, но как свойственно будущему и подобает духам; проповедал окончание посольства Своего для ниспровержения и обличения, для ниспровержения власти темной и обличения неверовавших, особенно во времена Ноевы, когда над всеми была угроза всеобщего потопления, – и все же дана была отсрочка для покаяния, для уверования в грядущего Искупителя.

Святой Амвросий сокращенно объясняет смысл этих труднейших для понятия слов: Христос по человечеству с духовной Своей мощью и силой сошел во ад, где, показывая Себя живым, объявляя победу Свою, произнес как бы суд, устрашающий души, или духов, в одной темнице находящихся, и наипаче над теми, которые некогда, во времена Ноевы, и при строжайших от Бога угрозах не хотели верить предстоящему всеобщему потопу – и потому поглощенными водой. Потому и Церковь, как нам известно, поет: «Во гробе плотски, во аде с душею яко Бог, в раи же с разбойником, и на Престоле был еси, Христе, со Отцем и Духом» (Из Часов Святой Пасхи). Телом во гробе, в аде с душею яко Бог торжествующий, и в раю с разбойником, молившим Его, на Кресте висящего: Помяни меня, Господи, когда придешь в Царствие Твое (Лк.23:42); на Престоле присутствовал Божеством всеисполняющим, с Богом Отцом и с Богом Духом.

Необходимо сказать, что сошествие Христа во ад есть уже степень возвышения Его, ибо здесь объявлена победа над смертью. Возвышение Иисуса Христа было в том, что Он более не скрывал Божественности Своей, но даже и прославлял присвоенное Себе Человечество.

Первая степень прославления Христова есть торжественное сошествие во ад; вторая – Воскресение. Посему мы веруем во Единого Господа Иисуса Христа, «воскресшего в третий день по Писанием».

Воскресение Христово есть начало и основание всего верования, верования, единственно христианину свойственного. – Апостол Павел пишет к коринфянам: А если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша (1Кор.15:14). Если бы Воскресение Христово не исполнилось, то те же бы грехи тяготили нас, и смерть торжествовала бы над слабостью и бедствием всего рода человеческого. Этому христианин наипаче должен веровать. Какое бы отличие было христиан от язычников, если бы веровали они только тому, что Христос умер? Тому и язычники верят, а христианин в Воскресении Христа зрит образ своего Воскресения и на него надеется.

Писание говорит о дне Воскресения: ибо как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи (Мф.12:40); Сын Человеческий предан будет в руки человеческие и убьют Его и в третий день воскреснет (Мк.9:31). Он и воскрес в третий день, так, как сказано выше, если считать части дней за целые дни; а в какую именно минуту – сие столь же известно, сколь известен образ соединения Божества с Человечеством. Блаженный Иероним пишет: «Христос воскрес в тот час, в который восхотел – и сие Един только знает Тот, Кто Един воскрес Сам Собою» (Письмо 150).

Подлинно, Божественные сила и могущество, общие Трем Лицам Божества, были действующим началом Воскресения. Впрочем, Он воскрес не так, как другие, воскрешаемые силой Божественной, но воскрес Божественной же силой, Ему свойственной, а также человеческому естеству, в Нем лично соединенному с Божественным. Ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно (Кол.2:9). Естество человеческое во Христе также имеет силу и мощь Божественную; следовательно, и Его Человечество способствовало Воскресению. Христос, как Бог, воскресил Сам Себя; как Человек – силой животворящей, Ему существенно принадлежащей, как человека, воздвиг Сам Себя. Как Человек, говорю, Которому в личном соединении сообщена сила животворящая.

Воскреснуть свойственно тому, что умирало; умирало тело, тело и воскреснет – умирал Богочеловек, Богочеловек и воскрес. Воскрес, то есть, по Своему могуществу исшел из заключенного гроба. Камень, которым сила человеческая мечтала воспрепятствовать всемогуществу, как раз только и послужил яснейшим доказательством Божественности. Христос с телом Своим вышел из гроба, который загражден был камнем, запечатанным иудеями. Ангел, уже по Воскресении Христа, отверз его, дабы скорее объявить о совершившемся Воскресении.

Мы верим и признаем, что то самое тело, которое висело на Кресте и лежало во гробе, отделено было от души; то же, говорю, тело по существу своему воскресло. Христос предрек: разрушьте храм сей, – как бы указуя перстом на храм тела Своего, – и Я в три дня воздвигну его (Ин.2:19). То же самое тело и воскресло, только с новыми качествами: уже без слабости, но с твердостью, могуществом; тело бессмертное, не бесчестное, но прославленное, – ибо Христос, воскреснув из мертвых, уже не умирает (Рим.6:9).

Может быть, спросят: каким же было тело, в котором воскрес Христос?

Не душевное, не подверженное естественным слабостям, но духовное; Христос с сим телом исшел из гроба загражденного, вошел к ученикам, как повествует Писание, когда двери были заперты (Ин.20:26), не имел нужды в одеянии и пище. А что мы находим в Евангелии о вкушении Им меда и печеных рыб, – это действие не необходимое, но добровольное: не для подкрепления телесных сил, но для укрепления веры в учениках.

Фома вложил персты свои в ребра Христовы и в язвы гвоздиные, осязал воскресшее тело Его; но сие есть действие чудесное, единому Божеству свойственное, и, как видно из истории Евангелия, произведенное для уверения маловерного.

Воскресение Христово есть свидетельство славы Его, объявление победы над смертью и диаволом. Иудеи посмеянием своим Се Царь наш (Лк.23:37) – не желая того, как бы пророчествовали, что Христос будет Царем. Он Царь, и не иудеев только, но всего мира; Царь по державе и власти Его, и Первосвященник, принесший Жертву, очистившую грехи людские – Первосвященник и Спаситель.

В воскресении Спасителя совершилось наше оправдание: предан за грехи наши и воскрес для оправдания нашего (Рим.4:25). Мы все участвуем в воскресении по мере верования. Впрочем, оправдание наше исполнится не ранее того, как мы, услышав голос Пастыря, не замедлим идти на Его зов, пойдем во дворы Его, и настолько привлечем Его к себе нашей любовью, что Он не откажется взять нас на рамена Свои и нести к Отцу Небесному.

Воскресение Его запечатлело надежду спасения нашего: Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, по великой Своей милости возродивший нас воскресением Иисуса Христа из мертвых к упованию живому (1Пет.1:3). Бог родил нас; уже мы соделались чадами Божиими – не рабами; обновил, воскресил от смерти – еще в сей жизни – в жизнь нетленную, вечную; открыл вход на небо через Себя Самого. Можно сказать, это и есть лествица, которую Иаков видел во сне, а мы – собственными очами, глава которого касается небес, а начало утверждается на земле. Мы все беспреткновенно можем восходить по ней на небеса. Ибо Христос Сам проповедал нам: Я есть путь (Ин.14:6); Я есть дверь! (Ин.10:7)

Кроме того, Воскресение Христово есть наше Воскресение в жизнь вечную. Жив Тот, Который мертв был на Кресте, – значит, и мы оживем. Если веруем, говорит апостол, что Иисус умер и воскрес, то и умерших во Иисусе Бог приведет с Ним (1Фес.4:14). Мы знаем, что Воздвигший Христа от мертвых и нас с Ним совоздвигнет. Я знаю, – восклицает исполненный веры мужественнейший Ветхого Завета мученик (так св. Иоанн Златоуст называет Иова), – знаю, что жив Искупитель мой, и в последний день от земли восстану (Иов.19:25). Воскрес Христос для того, чтобы не усомнился и христианин в воскресении своем. Ибо что совершилось с Главой, то же воспоследует и с членами, говорит блаженный Августин (О Троице. Кн. 2, гл. 17).

Наконец, Спаситель наш, подобно древним победителям, которые, одержавши победу над врагами, восходили на торжественные колесницы, рассыпали дары воинам и народу, восшел торжественно на гору Елеонскую и оттуда перед взорами всех присутствующих вознесся на небо, и ниспосылал дары Духа Святого апостолам. Нисшедший, Он же есть и восшедший превыше всех небес (Еф.4:10), восшед на высоту, пленил ecu плен и дал дары человекам (Еф.4:7). Пленены смерть, ад, начала и власти тьмы. Даяния Его суть тот дар, о котором приводит в свидетельство Пророка Иоиля апостол Петр: излию от Духа Моего на всякую плоть (Деян.2:17).

Божество во Христе никогда не оставляло Неба, которое есть Престол Его; следовательно, восходит на Небеса Человечество уже прославленное, имеющее силу и могущество Божеские. Сшедший, Тот есть и восшедший (Ин.3:13). Илия взят вихрем на колеснице огненной яко на небо; Христос Сам Собой, Своей силой возносится. Он возносится видимо – все по тому же премудрому Домостроительству Божию, по которому с телом, уже духовным, вкушал пищу и позволил осязать раны Свои гвоздиные. Возносится, – то есть торжествует над всей силой вражией. Ибо Ему надлежит царствовать, доколе положит врагов в подножие ног Своих (Пс.109:1) и верующим в Него отверзет дверь к Царствию Небесному. Он сказал нам: к Отцу Моему иду (Ин.14:12), и приготовлю вам место (Ин.14:3); и в доме Omца Моего обителей много (Ин.14:2).

За величественным и славным торжеством непосредственно следует седение одесную Отца Небесного. Мы веруем в «возшедшаго на Небеса и седяща одесную Отца».

Псалмопевец предрек о Христе сими словами: Рек Господь Господу моему: сиди одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих (Пс.109:1). Говорит Бог Отец не Ангелу, не Началам Небесным, но Господу моему, Искупителю, Слову воплощенному: Седи одесную Меня. Сидеть одесную, по человеческому понятию, значит занимать место по правую руку; но Богочеловек не занимает никакого места. Он есть беспредельный, невместимый, вездесущий и вся исполняющий; следовательно, седи одесную – значит: господствуй, царствуй величием Своим над всем миром в Царстве могущества, благодати и славы.

Божество во Христе никогда не лишалось власти и величия сего. Следовательно, это относится к тому естеству, которое в минуту зачатия присоединено было лично Божеству; тому, говорю, естеству, которое страдало, умирало, воскресло и вознеслось.

Итак, причина седения есть Царствие Христово беспредельное, всесовершенное, и это уже по человеческому естеству, которое с Божеством нераздельно. Пророк как бы определяет время сего Царствия: дóндеже, говорит, положу враги в подножие ног Твоих; но это дóндеже не означает времени, а только непрерывность Царствия. Апостол Павел сказал о Христе, что Он навсегда воссел одесную Бога (Евр.10:12).

Впрочем, до́лжно заметить, что Человечество Христово не прежде, но со времени вознесения воссело одесную Отца Небесного, и все свойства, присоединенные Себе от Божества, начало производить в действо. Так свидетельствует Писание (Еф.1:20)! Бог Господа нашего, воскресив Его из мертвых и посадив одесную на небесах, превыше всякого Начальства, и Власти, и Господства, и всякаго имени, именуемого не только в сем веке, но и в будущем, и все покорил под ноги Его (Еф.1:17–22). Мы имеем такого Первосвященника, который воссел одесную престола величия на небесах (Евр.8:1).

Повержение врагов в подножие (Пс.109:1); жезл благодатного царствования, который Давид именут жезл силы от Сиона (ст. 2); господствуй посреде врагов (ст. 2), бесчисленное рождение Духом сынов, священнодействование по чину Мельхиседекову; сокрушение восстающих, суд над непокорными, – суть свойства седящаго одесную Бога человечества; свойства беспредельного величия Славы и господствования.

Христос седит на Престоле величествия – какой язык не преклонит колена пред Царем царствующих? Богочеловек седит одесную. Апостол Павел уверяет, что Он, сидя одесную Бога, ходатайствует за нас (Рим.8:34), то есть как бы молится; впрочем, не с унижением, но так, как подобает в состоянии прославленном.

Блаженный Августин говорит: ищешь Первосвященника – Он на небесах, там ходатайствует о тебе. Это Тот Самый, Который умер за тебя. Он сидит на небесах; но, как глава есть начало всех чувств и движений в теле, так и Христос – Глава верных Своих, сии таинственные члены оживляет, одушевляет или сообщает им чувства и движения духовные. Посему и называется Главой Церкви, наполняющий все во всем (Еф.1:23). Кроме того, Христос защищает Церковь, как тело Свое, от нападения противной власти – пасет ее, и врагов ее сокрушает, как сосуды глиняные (Откр.2:27). Как прах пред лицем ветра, так враги Иисусовы – нечестивые, еретики, богохульники, князи поднебесные – рассеиваются и исчезают.

Далее да не дерзаем проникать в то, что закрыто облаком.

Мы веруем, что будет Страшный суд, Второе Христово Пришествие, ожидаем нашего Воскресения.

Апостол уверяет, что мы воскреснем прежде (1Фес.4:16), а потом последует решительная минута определения. Действительно, надлежало бы по порядку действий расположить и порядок рассуждения; но если внимательно вникнем в краткое изложение сути нашей веры, то увидим, что и здесь все правильно и последовательно.

Последний Суд есть частный и тайный, всеобщий, явный и торжественный.

Частный и тайный непременно сопряжен со смертью каждого человека. Человеку положено однажды умереть, а потом суд (Евр.9:27) – неверующий уже осужден (Ин.3:18); осужден не так, чтобы было уже объявлено последнее, окончательное определение беспристрастного Судии: Иди в огонь вечный (Мф.25:41), но осужден по вечному предопределению, основанному на предведении. Осужден по всеведению Судии нелицеприятного, проповедью Евангелия, еще здесь произнесшей суд неверным и беззаконным. Полное же и явное определение совершится в последний день, в страшное Второе Пришествие. Спаситель, бывши еще на земле, возвестил нам: отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судию себе: слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день (Ин.12:48).

Последний день есть совершенное окончание победы Христовой над врагами.

Если мы верим, что Слово Божие истинно есть, то не сомневаемся и в пришествии Судии. Писание многократно возвещает нам, учит, побуждает и склоняет к верованию и неотступно убеждает, что Судия придет и тайны сердец наших, сами помышления откроет и рассудит, ибо не зря глаголет: Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною (Откр.22:12). Вот Судия стоит у дверей (Иак.5:9).

Частным совершением суда Божия, многократно являвшимся, также доказывается окончательный будущий суд. Содомляне, египтяне, хананеи, аммореи и израильтяне в пустыни суть явное свидетельство частного суда Божия. Поклонявшиеся тельцу, Корей, Дафан и Авирон, поглощенные землей, изображают частное осуждение Божие.

Прообразование всеобщего Суда было уже давно – это дни Ноевы, всемирный потоп. Как было во дни Ноя, так будет и в пришествие Сына Человеческого: ибо как во дни перед потопом ели, пили, женились и выходили замуж, и не думали, пока не пришел потоп и не истребил всех, – так будет и пришествие Сына Человеческого (Мф.24:37–39).

В первый день бытия тварей отделен был свет от мрака и в последний день отделится правда праведных, – как свет от мрака, от нечестия беззаконников. Лот изведен из Содома – пшеница отделится от плевел на гумне мира. Облако, ведущее Израиля, стороной, обращенной к Израилю, блистало светом; к египтянам – покрыто было мраком: Судья беспристрастный для праведников будет свет и радование, для нечестивых – мрак, ужас и скорбь. Илия, сидящий на горе Кармил, потреблял огнем посланников царя Ахаза; Христос, Илия небесный, в день Суда попалит огнем поклонников царя тьмы.

Кроме того, не замечали ли мы сами за собой, отчего в нас появляется какой-то страх, когда напоминают о Судье нелицеприятном? Видно, сердце и совесть наши соглашаются со словами Писания. Все, говорит апостол Павел показывают, что дело закона написано в сердцах их, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то осуждающие, то оправдывающие одна другую (Рим.2:15).

Христос придет судить не только по Божескому, но и по человеческому естеству. Отец и не судит никого, но весь суд Свой отдал Сыну (Ин.5:22). Впрочем, будет судить и Бог Отец, и Бог Дух Святый, так как Божество нераздельно; частно же суд относится к Богу Сыну по присвоению Его Себе всего человечества, да и по человеческому естеству, Коему дана всякая власть на небе и на земле (Мф.28:18). Приидет на облаках со славою великою (Мф.24:30) – образ вознесения Христова показал Второе Пришествие на облаках небесных. То видели некоторые, сие узрят все живые и мертвые. Как молния, исходящая от востока до запада, освещающая север и юг, Пришествие Господне осияет все народы. Воссядет Христос на Престоле славы и все святые и Ангелы с Ним. Сказано всем в лице апостолов: Истинно говорю вам, что вы, последовавшие за Мною, – в пакибытии, когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых (Мф.19:28). И апостол Павел пишет к коринфянам: разве не знаете, что святые будут судить мир (1Кор.6:2), то есть людям мирским, и еще: разве не знаете, что мы будем судить ангелов, не тем ли более дела житейские (1Кор.6:3); – судить ангелов, конечно, злых.

Бог придет судить затем, чтобы исполнить закон Правосудия, каждому воздать до́лжное; придет судить, чтобы доказать истину Свою, так как предрек: Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут (Лк.21:33). Крайняя жестокость и неистовство врага темного, повсюду рыкающего, побуждающего род человеческий к идолопоклонству, убийству, похоти и вообще ко всякому роду нечестия, беззакония и злодейств – сие неистовство становится все сильнее и сильнее потому, что враг знает, что время коротко (1Кор.7:29). Отсюда и закоснение человечества и отчаянное упорство в неверии; также помыслы и слова людей пагубных: где обетование пришествия Его? Ибо говорят они: с тех пор, как стали умирать отцы, от начала творения, все остается так же (2Пет.3:4), – все это ускоряет пришествие Суда Божия. Мы не должны успокаивать себя тем, будто медлит Второе Христово Пришествие; нет – не медлит Господь, уверяет апостол Петр, как некоторые почитают то медлением; но долготерпит нас, не желая, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию (2Пет.3:9).

Сей же апостол описывает образ Христова пришествия: придет же день Господень так неожиданно, как тать ночью (2Пет.3:10). Тать находит самую выгодную минуту – конечно, ту, когда глубокий сон смыкает наши очи. В сей неожиданный день Небеса с шумом прейдут, стихии же, разгоревшись разрушатся, земля и все дела на ней (земля и все ее произведения) сгорят (2Пет.3:10). Все сгорит, только человек останется – прийти на Суд. Тогда разделятся праведные от нечестивых, – эти по левую, те по правую сторону предстанут пред Судией, и праведным последует окончательное определение: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира; а грешникам: идите от Меня, проклятые, во огонь вечный, уготованный не вам было, но диаволу и ангелам его (Мф.25:34) (Мф.25:41).

Закон, по которому люди будут осуждены или оправданы, есть глагол Божий. Слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день (Ин.12:48). Действия сего события мы сейчас не знаем обстоятельнее, только когда придет Судья со славой, в величии, – тогда узнаем на самом опыте; тогда узнают все, – и доселе, может быть, не верящие во Второе Христово Пришествие.

Когда же будет последний день сей, не ваше дело знать; ибо Отец Небесный положил то во Своей власти (Деян.1:7). О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой (Мф.24:36). Св. Иоанн Златоуст это изъясняет так: «Сказано, что не знают и Ангелы; сим опровержено пытливое стремление знать то, что сокрыто от Ангелов; а что сказано: не знает даже и Сын, – сим запрещено не только знать, но даже и вопрошать, когда придет Сын человеческий, когда будет Второе Пришествие. Мы знаем только слова Апостола: тайна беззакония уже в действии (2Фес.2:7); время уже коротко (1Кор.7:29); Судия стоит у дверей (Иак.5:9).

Блаженный Отец Церкви учит: «Нам неизвестен этот один день, дабы строго наблюдаемы были все дни. Каждый день и каждый час до́лжно ожидать Грядущаго на облаках (Мф.24:30), то есть, непрестанно до́лжно готовиться во сретение Жениха Сего.

Девы мудрые наполняют елеем светильники свои, непрестанно будут бдеть; юродивые от недостатка елея погасят светильники и уснут, не дождавшись Жениха своего».

Символ веры заключает в себе все нужные для христианина догматы. Доколе сей знаменитый памятник будет храниться в Церкви нашей, дотоле слава свыше вдохновенных Отцов не умолкнет в устах исповедующих Бога Триединого.

Известно, что Никейские Отцы, соответственно обстоятельствам своего времени, на Первом Вселенском Соборе положили основание Символа. Некоторые уверяют, что они составили шесть членов; другие говорят – более, иные говорят, что все, но не в таком виде, как ныне. Как бы то ни было, от Второго Вселенского Собора, который был четвертым в Константинополе, мы по преданиям получили тот самый Символ, который Церковь установила повторять непрестанно. На этом священном Собрании, бывшем в 381 году, присоединено, как уверяют историки, положение о Божественности и происхождении Святого Духа, в опровержение ложного учения Македония.

Прежде речь шла о двух Лицах Пресвятой Троицы, их свойствах и действиях; остается третье, по сущности Единое со Отцем и Сыном, по Личности – совсем иное. Это есть Дух Святой. Духом называется Он не столько по духовности, которая свойственна всем трем Лицам, так как мы говорим: Бог Отец есть Дух, – но это третье лицо Святой Троицы называется Духом потому, что Отец предвечно Его изводит, то есть Он предвечно от Бога Отца исходит.

Исхождение предвечное неизъяснимо. Один отец Церкви рассуждает: я не желаю, чтобы кто углублялся в сие, – каким образом исходит Дух от Отца предвечно. Если же отважится, то следует опасаться, чтобы он, устремляя очи ума к Свету неприступному, не лишился и того света, который имеет. И еще: сначала скажи и объясни мне, если можешь, каким образом твой ум производит слово и какой в нем есть дух памяти. Если же не можешь, то лучше рассуждай сперва о том, что пред твоими очами и как бы в руках твоих находится, а потом уже устремляйся и к небесному.

Вечное дыхание Вседержителево есть тайна непостижимая. Дух сей называется Святым не только по существенной святости, но по действию освящения, которое Ему присвояется.

Дух Святой есть не только сила, какое-либо свойство или действие, относящееся к Богу Отцу, но есть Лицо, ибо имеет Свое особенное свойство, имеет свободу, Сам по Себе есть сила; потому Он есть и Существо разумное. Лицом называл Его Иисус Христос, говоря апостолам: Я умолю Отца, и даст вам другого утешителя (Ин.14:16). Утешитель не может не быть Лицом, имеющим свободную волю, утешительное свойство и премудрость. Апостол Павел объяснил и свободу Его, когда сказал: все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно (1Кор.12:11); Дух дышет, где хочет (Ин.3:8).

Нам известно, что Дух Святой, по словам Иисуса Христа, обличает, научает, поставляет пастырей Церкви, как говорит апостол Павел: Дух Святый поставил вас епископами, пасти Церковь (Деян.20:28).

Также и во имя Духа мы крестимся: научите все народы, – слова Иисуса Христа, – крестя их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа (Мф.28:19). Все сие доказывает, что Дух Святой – особое Лицо Божества и вместе с тем есть Бог по Единому естеству, трем Лицам свойственному.

Святая Церковь признает, что Дух Святой от Отца исходит. Но доселе есть еще противники положения в рассуждении сего члена Символа веры.

Спангемий кратко предлагает историю споров об этом, начавшуюся уже давно. Он говорит, что кроме многих частных упорных противоречий, бытовавших во времена древней Христианской Церкви, в Восточной и Западной Церквах много рассуждали о сем в седьмом веке. В восьмом веке уже не столько рассуждали об этом догмате, сколько старались изъяснить мнение, утвержденное четвертым Константинопольским Собором, а Вселенским – Вторым. Споры возобновились снова уже в десятом веке, когда Ансельм, епископ Кандаурский, сильно нападал на греков. Наконец, на Флорентийском соборе в 1439 году споры эти ограничились тем, что греки согласились исповедывать, что Дух Святой исходит от Отца через Сына.

В самом деле, основываясь на некоторых местах Священного Писания, мы верим, что Дух исходит к освящению нас посредством заслуг Христовых. Я умолю Отца, – сказал Христос, – и даст вам другого Утешителя (Ин.14:16).

Наши противники или совсем не могут доказать своего мнения, что Дух Святой происходит «и от Сына», или же доказывают, перефразируя слова Священного Писания или используя всяческие обороты острого ума, который настолько же способен взирать на свойства Божественные, насколько птица ночная – на свет.

Мы имеем самые яснейшие доказательства Писания, так как сии слова Христовы: Когда же приидет Утешитель, Которого Я пошлю вам от Отца, Дух истины, Который от Отца исходит, Он будет свидетельствовать о Мне (Ин.15:26), и еще: Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам (Ин.14:26). Здесь только нужно заметить, что послание и исхождение суть действия совершенно различные. Исходит Дух Святой вечно от Отца, посылается временно. Исхождение есть как бы излияние внутреннее и вечное, а послание к освящению человека через заслуги Христа есть временное.

Итак, Дух Святой есть третье Лицо Божественности, Единого естества с Отцом и Сыном, исходящий вечно от Отца, посылающийся во времени к освящению спасаемых сердец человеческих.

Василий Великий пишет, что Дух Святой есть начало освящения, свет разума, всему естеству разумному подающий из Себя Самого как бы некоторый свет к обретению истины; по естеству неприступный, но приемлемый по благоволению Его. Он все исполняет Своей силой; Его дыханием все живущее как бы напаяется и получает помощь к достижению естественной цели своей; Он усовершенствует все и непрестанно Сам всего исполнен. Святитель еще говорит: все даяния даров человеку от Великого Бога и Спаса нашего Иисуса Христа исполнены благодати Святого Духа; благословение Патриархов, помощь, законом данная, преобразования, пророчества, победы над врагами, чудеса сотворенные святыми, и все при воплощении Мессии – исполнено Духом Святым (Книга о Духе Святом. Глава IX).

Он, по словам апостола Павла, поставил в Церкви во-первых, Апостолами, во-вторых, пророками, в-третьих, учителями; далее, иным дал силы чудодейственные, также дары исцелений, вспоможения, управления, разные языки (1Кор.12:28). Посему Священное Писание есть произведение Сего Духа посредством избранных сосудов, которые могли вмещать Его и которых Он удостоивал освящения и просвещения.

Сему Духу Святому мы поклоняемся так же, как и Богу Отцу и Сыну, и равно славим Его. Бог Отец от вечности, равно и Дух; Бог Отец через Сына сотворил вселенную, но вместе с Духом Святым: Дух Божий носился над водою (Быт.1:2). Бог промышляет о мире, Дух непрестанно и всюду присутствует.

Он везде присутствует и внемлет не только словам, но и помышлениям нашим. Что мы думаем теперь, что мыслим, что сделать или говорить намереваемся, – Ему все известно, все открыто. Давид восклицал: Господи, куда пойду от Духа Твоего? (Пс.138:7).

Бог Сын нисходит на землю и облекается в плоть, Дух с Ним присутствует; Христос искушается в пустыне также в присутствии Духа Святого; творит чудеса не без Него же; наконец, говорит ученикам: примите Духа Святаго (Ин.20:22), чем обозначает нераздельное с Собой сопряжение Духа Божия. Он искупает Своей кровью, Духом Святым дается благодать; как же нам не кланяться Ему, как же не славить Его со Отцем и Сыном?

Наконец, апостол Павел пишет к римлянам: Дух Святый ходатайствует за нас (Рим.8:26), молится ко Отцу Небесному. Заметить надо, что Духу Святому нельзя приписать воздыхания, которое происходит от стесненной души, от болезнования и скорби – Дух Святой не подвержен никаким страстям человеческим, ибо Он есть Бог, но молится о нас воздыханиями неизглаголанными, то есть во время моления побуждает воздыхать, воспламеняет или подвигает сердца к молитвам, научает и влечет к молению. Он молится за нас, то есть как бы присоединяется к воздыханиям нашим и недостаток молитв дополняет и совершенствует.

Все живущие на земле суть члены целого, члены мира. Всеведение, всемогущество, премудрость разливаются по всем частям целого; разливаются и как бы сами в себя сливаются, действуют без истощания, исполняют все без меры, без протяжения, непостижимо. Благодатное же присутствие Божие относится не ко всем, но только к некоторым, то есть к приемлющим свет истины за свет, тьму за тьму; шествующим стезею добродетели, лобызающим сердечно крест Христов, раны и кровь Его; истинно верующим в заслуги Ходатая, с Ним сораспинающимся, спогребающимся и совоскресающим. Это те люди, которых Промысел Божий охраняет особо; это есть собрание истинных христиан, Церковь Христова.

Она есть некое обширное тело, простирающееся по всей земле; тело, состоящее из различных членов, управляемых и управляющих; членов, приспособленных к соединению, ко взаимности, исполненных благодатью, одушевляемых Богом, соединяющихся любовью, верой.

Это та Церковь, которую Христос стяжал кровию Своею, обручил Себе невестой быть, за которую умер и обещал привести туда, где Сам царствует (Еф.5:25) (Откр.21:2).

Впрочем, и собрание тех людей, которые извне раскрашены, как великолепные гробницы, а внутри исполнены костей мертвых, и даже собрание злобных умов – по общему значению слова может назваться церковью. Но на самом деле это не церковь, а синагога сатаны, собрание служителей его, заседание нечестивых; тело, сплетенное из многоразличных змей, одушевляемых диаволом, дышущих злобой, соединяющихся слепыми и злодейскими устремлениями. Члены этого тела не все равны в злодействе – не все они имеют равную силу. Общая их цель – истребить благочестие, установить неверие, утеснить истину, восторжествовать над святостью. Такое скопище злодеев никак нельзя назвать телом безвредным. Это дети глубоко развратившиеся, не Христовы.

Христовы же чада составляют единство, в котором все исполняет Христос. Сей Церкви мы «веруем, когда говорим: во Едину Святую Соборную и Апостольскую Церковь».

Святая Церковь, торжествующая на Небесах, есть та, которая, освободившись от коварных сетей князя поднебеснаго и поднявшись в небесныя селения от браней мира сего, торжествует над всей противоположной по сути ей властью. О сей Церкви пишет Апостол Павел: приступили к горе Сиону и ко граду Бога живаго, к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов, к торжествующему собору и церкви первенцев, написанных на небесах (Евр.12:22–23).

Святая Церковь есть еще воинствующая на земле: это собрание людей под знамением креста Христова, непрестанно борющихся с плотью, миром и диаволом. Сии состояния Церкви воинствующей и торжествующей не означают разделения ее. Она едина, только существует в различных состояниях. Не все торжествуют в одно и то же время.

Мир есть печь огненная, искушающая злато небесное. Торжество без брани не приобретается. Победа не снискивается примирением с противником. Все торжествующие воевали; все истинно подвизающиеся будут торжествовать. Основание же и торжествующих и воинствующих – едино. Никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос (1Кор.3:11). Глава телу Церкви есть Христос. Глава едина – едина и Церковь.

Церковь вообще есть собрание, состоящее из людей всех мест, всех времен, которых Бог звал к участию в благах духовных и небесных проповедью Своего слова от начала мира, и ныне зовет, и до скончания мира звать будет.

Воинствующая Церковь, истинно так называемая, есть собрание всех верных в одно и то же время во всех концах вселенной – верных, внутренне утвердившихся в истинной вере, благодати, спасении и любви. Сии собрания постоянны и всегда едины в действии. Они могут быть многочисленны, но дух их един. Единая Глава не имеет двух тел. Сию Церковь Бог Отец приводит Сыну Своему, как невесту, и уготовляет Ему на брак. Бог Сын, как Жених, обручается Церкви; Дух Святой через откровения и Таинства очищает, украшает ее, как невесту, мужу своему, и Сей Дух есть залог от верного Жениха невесте.

Служители Слова для того призваны Богом, чтобы проповеданием Божественного Евангелия, раздаянием Таинств собирали и сохраняли Церковь. Царь, сотворивший брак своему Сыну, посылает рабов приглашать званых на брак. Рабы сии суть пастыри Церкви, которых посылает Христос к совершению Таинств, к созиданию тела, к дополнению посольства Свое. В лице апостолов сказано всем строителям Церкви Христовой: идите, научите все народы и крестите (См. (Мф.28:19)).

Если мы обратим внимательный взгляд на свое сообщество, то увидим, что к истинно благочестивым примешиваются многие лицемеры и нечестивые. В Церкви собираются два рода людей. Одни – это те, которые Духом Святым возрождаются и обновляются, прививаются Христу так, как ветви – к виноградной лозе; они суть истинные, живые члены тела Христова; другие же – только по исповеданию того же учения и по употреблению Таинств, но невозрожденные.

В стаде праотца Иакова были животные белые и черные, были агнцы и козлы; на селе Господина находятся плевелы посреди пшеницы, лилии посреди терния. На гумне зерно смешано с плевелами. В Церкви воинствующей нередко терния умножаются быстрее и, на первый взгляд, подавляют цветы, но сие умножение только ускоряет их истребление.

Главные и существенные черты истинной Церкви, воинствующей на земле, через которые отделяет она от себя все мнимо благочестивое, все нечестивые собрания, скрывающие срамоту свою, – суть две: искренняя проповедь слова Божия, соединенная с сердечным уверованием, с любовью все оживляющей и законное совершение Таинств. Свойства же и принадлежности ее – единство, святость, апостольство и твердость.

Мы веруем «во Едину Святую Соборную и апостольскую Церковь». Церковь называется Апостольскою потому, что учение Евангелия передано апостолами и приемлется по их же изъяснению. Их единодушное в Сионской горнице ожидание Пятидесятницы было началом Церкви Христианской, получившей в них залог небесный – Духа Святого. Бог исполнил предречение пророка Иоиля: Излию от Духа Моего на всяку плоть (Иоиль.2:28).

Проповедь апостольская распространилась по всей земле. Ныне всякая плоть близка к чудодейственному огню, которым может креститься. Апостолы всюду сеяли слово Божие, – и семя их доселе умножается, возрастает в истинной Церкви, нами именуемой Апостольской.

«Церковь Соборная»: не все собрания Отцов можно назвать полезными для Церкви, а только те, на которых безумие было посрамлено, истина очищена; на которых Дух Святой ложные мысли осуждал и обличал, утверждал правоту и запечатлевал любовью. Таковы известные Вселенские Соборы и несколько поместных. Бесчисленные мнения прочих соборов более затемняют или скрывают свет истины, чем разъясняют и защищают от нелепостей, произведенных изощренными умствованиями.

«Святая»: все верные называются званием святым; собираются под Святую Главу Иисуса Христа, участвуют в Его святости, освящаются Духом Святым. Потому апостол Петр называет верных так: народ святой, люди обновления (1Пет.2:9).

Иисус Христос, Глава Церкви, дабы нас уверить в неложных Своих обещаниях; дабы видимым и чувственным образом, а также тайным и сверхъестественным удерживать и привлекать в дополнение членов тела Своего, установил некоторые видимые обряды чувственные, соединенные с действиями сверхъестественными.

Это суть Таинства, в которых под наружными видами верующий невидимо удостаивается приятия благодати. Бог видит обращение наше и без чувственных обрядов, но для утверждения в Церкви человека, имеющего чувства, нужно нечто видимое, касающееся наших чувств; тем паче, что все действующее на наши чувства запечатлевается сильнее. Некоторые богопротивники для сокрытия своего ужасного нечестия страшно и безбожно умствуют, что истинное богопочтение не нуждается во внешних свидетельствах, а довольно духа и истины. Правда, мы все должны поклоняться Богу истинному духом и истиной, но не оставляя и внешних священных обрядов, установленных Самим Иисусом Христом. Мы никогда не забудем слов Спасителя, на Тайной вечере рекшего по преломлении хлеба: сие творите в Мое воспоминание (Лк.22:19).

Поклонники, называющие себя духовными, отвергая наружность, истребляя оболочку, и, так сказать, скорлупу внутренности, имеют, кажется, намерение истребить и саму внутренность. Может ли созреть ядро без скорлупы, плод без листьев, колос без плевы? Подобно этому и человек не может не свидетельствовать внутреннего своего расположения наружными знаками.

Для Церкви не является чем-либо новым почтение к некоторым внешним действиям. Мы знаем, что пасхальный Агнец и обрезание составляли отличительные свойства ветхозаветной Церкви. Многоразличные жертвы Богу истинному были приносимы истинным Израилем от начала мира до пришествия Мессии: Ной принес жертву, свидетельствуя свою благодарность Богу, в пример потомкам своим, и все истинные его последователи от того не уклонялись, доколе их жертвенное прообразование не исполнил, не совершил Сын Божий на Кресте; доколе Христос не принес Сам Себя в Жертву Правосудию за грехи всего мира.

Агнец Пасхальный, закланный Моисеем и Аароном по повелению Божию в Египте пред исходом, – непорочный, однолетний, кровью которого были помазаны косяки и перекладины дверей израильтян для избавления от истребителя первородных, был многократно и после приносим в жертву пред Богом. Соблюдаемо было также Израильтянами и обрезание крайней плоти, начатое Отцом верующих Авраамом, как знак обрезания духовного, обрезания всякой нечистоты. Оно служило, сверх того, указанием на пролитие крови Иисуса Христа, Который должен был родиться от семени Авраамова. Святой Амвросий говорит: «Обрезание есть знак телесный; истинная суть его есть обрезание духовное» (Письмо LXXII). В обрезании телесном отсекается плоть, в духовном – грехи, и тем самым мы приготовляемся к удобнейшему несению креста.

Обрезание крайней плоти совершаемо было над младенцами в восьмой день после рождения, в знак приятия завета, данного Богом Аврааму, в знак верования в грядущего Мессию. Мы ныне не обрезываемся, но вместо этого через несколько дней после рождения крещаемся, – в доказательство, что вступаем в Христианский подвиг, готовы веровать в Искупителя и облечься в Него. О сем самом Таинстве по превосходству и говорится в десятом члене Символа веры. Апостол Петр всемирный потоп называет изображением Крещения нашего, говоря: Его крещение спасает (1Пет.3:21). Весь мир омылся от злодеяний людских, от их мерзостей; единый ковчег сохранил восемь душ от потопления: в водах крещения омывается тело от нечистот, душа от грехов Благодатью Христовой. Единое крещение есть ковчег Завета, необходимое средство к возрождению. На основании апостольских слов сказал Тертуллиан: «всемирное наводнение есть крещение всего мира».

Иисус Христос иносказательно крещением назвал Крест Свой, говоря: можете ли пить чашу, которую Я буду пить, или креститься крещением, которым Я крещусь (Мф.20:22) (Мк.10:38)? Чашу, исполненную страданий, мучений, бедствия, и Крестную смерть Он называет крещением. Посему во времена древней Церкви Христовой, когда оглашенные отторгались мученическою смертью от Церкви воинствующей, называлось такое крещение кровью. Иоанн Креститель проповедывал: Я крестил вас водою, Христос будет крестить вас Духом Святым (Мк.1:8). Иоанн не разделяет этими словами крещения, но внешнее его исполнение относит к себе, внутреннее же, таинственное действие в крещении – Христу. Христос крещает Духом и огнем, духом огненным или духом, являющимся в виде огня: так, как сверхъестественно в виде огненных языков в день Пятидесятницы Святой Дух почил на Апостолах. Христос Сам изъяснил сие Апостолам: Иоанн крестил водою, а вы будете крещены Духом Святым (Деян.1:5). Дух Святой крещает верующего в крещении.

Отцы наши крестились в Моисея в облаце и в море (1Кор.10:1–2), – говорит апостол Павел. Израильтяне переходили через море с Моисеем, при руководстве светлого облака; переходили через Чермное море; мы же в таинстве Крещения омываемся чермною Кровью Иисуса Христа. Израильтяне освободились от рабства Египетского; мы в Крещении освобождаемся от рабства греха, от фараона преисподнего. Фараон Египетский со всем войском погряз в Чермном море; в Крещении ветхий наш Адам со всем полчищем пороков погружается и нас оставляет.

Крещение в общем смысле означает всякое омытие водой, как видно из Писания; но, в частности, оно есть Таинство, в котором верующая душа при омытии тела водой омывается от грехов кровью Христовой.

Крещение совершается служителем Церкви, который, если крещающийся еще не может сам за себя давать обещания в вере, полагается на восприемников, которые должны его наставить, укрепить в вере, напоить сначала млеком, а потом брашном слова Божия. Это действие в необходимости, в крайности только, может быть совершено и не служителем Церкви, но всяким человеком. Внешний образ крещения, с верой исполняемый, и в таком случае будет крещением благодатным, очищением свыше кровью Христовой. Без сомнения, в нем должно быть трикратное погружение в знак того, что крещаемся во имя Отца, и Сына и Святого Духа.

Крещение едино и никогда не повторяется. Хотя бы кого, говорит блж. Августин, крестил еретик Марцион, но с приложением слов Евангелия: во имя Отца, и Сына и Святого Духа, – крещение истинно и не должно быть повторяемо (Против донатистов. Кн. 3, гл. 15). Нет нужды в повторении, говорит Тертуллиан, в море ли кто, в озере, в реке, в источнике, в сосуде ли крещается; нет никакого различия в крещении между теми, которых Иоанн погружал в Иордане, а Петр – в Тибре. При изречении слов: во имя Отца, и Сына и Святого Духа – в сию же минуту видимая вода имеет наитие Отца, Сына и Святого Духа, Бога Триединого. Тогда мы рождаемся водой и Духом. Сие называет апостол банею возрождения (Тит.3:5). Все во Христа крестившиеся, во Христа облеклись (Гал.3:27). Крещением младенец посвящается в верные, приобщается благодати, имеет право принимать дары Духа Святого и наследовать жизнь вечную. Крещение нас спасает как орудие, и притом сравнивается с ковчегом Ноевым, без которого невозможно было спастись от потопления.

Крещением мы отделяемся от сообщества неверующих, научаемся распознавать в себе естественную нечистоту, уверяемся, что мы и зачаты и рождены во грехах, вспоминаем любовь к нам Божию, заслуги Христовы. Кроме всего этого, крещение побуждает нас совлекаться ветхого человека и облекаться в нового, трудиться над обновлением нашей жизни.

Истинная невеста истинного Искупителя, небесного Жениха – Церковь, призывает быть членами тела Христова все человечество; открывает пути и удобнейшие средства к соединению, предлагает надежду на благое окончание всех подвигов, в бедственной жизни сей подъятых: Воскресение в жизнь вечную. Мы христиане! Мы чаем «Воскресения мертвых». Воскресение мертвых, как разъясняет Тертуллиан, есть упование христиан. Упование соделывает нас верными; верить в воскресение побуждает истина; истину открывает Бог; Бог есть истина.

Прежде, чем был сотворен человек, по создании всех тварей, сказал Бог: сотворим человека (Быт.1:26). – Все творение повиновалось гласу: да будет; сотворение человека начиналось словами: сотворим! Человек, как властелин твари, после всех творений особенным образом и сотворен для господствования над землей. – Человек часто именуется плотью. Бог образовал человека, взяв персть от земли. Уже был человек, но еще персть: и вдунул в лице его дыхание жизни, и был человек душою живою (Быт.2:7).

Заметим, что Бог говорил: Сотворим; взял персть от земли, вдунул дыхание. Из сего явствует, что все Божество занималось сотворением человека; и совет, и рука Божия, и действие, и премудрость, и Промысел слиянно участвуют в образовании родоначальника всех людей. Ибо когда образовывалась персть человеческая, предполагалось, что и Христос будет Человеком, перстию от земли; и Словом Сотворим, сказано, по образу и по подобию, – и присоединено: нашему. Таким образом, та персть еще тогда облекалась в образ будущего – Христа.

Настолько важна и славна сама персть наша, тело тленное. Один из Отцов Церкви говорит: «Смертный! ты не можешь украсить себя более, чем украсил тебя Бог. Ты собираешь индийские драгоценности; извлекаешь из глубины редкие морские камни; украшаешь себя не низкими металлами, но чистым и выработанным златом; умащаешь главу драгоценнейшими ароматами, тончайший и белейший виссон покрывает тебя».

На что тебе это украшение? Бог вручил тебе свойство и как бы тень души Своей, дыхание Духа Своего, сообщил тебе действие уст Своих. Вместилищу души Он такое вдунул дыхание, такую душу, что для нас теперь кажется неизвестностью, плоть ли окружает душу, или душа окружает плоть. Известно только то, что господствует душа; так как нечто ближайшее к Божеству и плоть соделывает соучастницей в господствовании своем. Ибо какие имеет душа средства к употреблению всего естественного, если лишить ее чувств плоти, – зрения, слуха, вкуса, обоняния и осязания? Как можно изъяснить мысли, если не посредством живого голоса, органом плоти производимого? Художество – посредством плоти; науки, дарования – посредством плоти; дела, работа, должности – посредством плоти. Посему вся земная жизнь души есть жизнь в плоти, так что разделение души от плоти уже не есть жизнь человека. Также и смерть относится только к плоти, как и жизнь настоящая.

Кроме того, вот еще в чем заключается преимущество плоти нашей: душа наша не может получить спасения, если не уверует, находясь во плоти. Следовательно, плоть есть средство к улучшению спасения. Плоть омывается, дабы очистилась душа; плоть помазуется, дабы освящалась душа; на плоти полагаются знамения, дабы утверждалась душа; плоть возложением рук осеняется, дабы душу осиял Дух Святой; плоть приемлет Тело и Кровь Христовы, дабы душа соединилась с Богом.

Итак, душа и тело не могут быть разделены в принятии награды, когда в делах по необходимости соединяются. Душа бессмертна – в этом даже уверяет глава философов Платон; в бессмертии, – с мучением ли оно, с блаженством ли соединено будет, – плоть необходимо должна участвовать.

Как же можно сомневаться в этом! Плоть борется за веру с противниками, влечется по площадям, заключается в темницы, истощается гладом, посрамляется оплеванием, осыпается поношениями, терпит удары, страждет на кресте, варится в котлах, мучается под грудами камней. Неужели венец за все это приобретает только душа? За что же страдает плоть? Неужели Тот, Кто вдунул дыхание жизни, соделал человека властителем земли; Кто любит чистоту плоти, ее изнурения; Кто ее страдания присваивает Себе, освящает и как бы облекает оную Своими Таинствами, – неужели Он, имея власть произвести все из ничего, не властен воскресить или не воскресить плоть для получения достойного ей воздаяния?

Да не будет! Да не будет! Бог дело рук Своих, попечение Промысла Своего, сосуд Своего дыхания, наследие Своей щедрости, священство Своей Церкви, сподвижницу в вере, сестру Христа Своего, не предаст вечному тлению. Плоть есть трава (Ис.40:6), сказал пророк Исайя; но не сие только: он проповедывал еще, что всякая плоть узрит спасение Божие (Ис.40:5). Апостол Павел упрекает по плоти живущих, но не плоть; не существенность плоти, но ее прегрешения богопротивные. Он же вопиет: Я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем (Гал.6:17).

Почему запрещается осквернять оную, как храм Божий? Почему называются тела наши членами Христовыми? Для чего призываемся прославлять Бога в телесах наших? Для чего, – если она не должна быть прославлена Богом, если не будет воскрешена в последний день? Всемогущество Божие, воздвигшее из персти человека, – не соберет ли частей его, – или съеденных зверями, или рыбами, или птицами, или поглощенных стихиями? Воззвать все из ничтожества – более, нежели восставить нечто из рассеянного. Сотворение нельзя сравнить с возобновлением.

Чтобы еще более увериться в воскресении плоти, воззрим на все явления природы, созданной чудным всемогуществом Божиим.

День умирает и как бы погребается в море; начинается ночь – умирает ночь, и как бы уничтожается; мрак рассеивается светом, наступает день; снова возжигаются звездные лучи, которые погасил утренний свет; освещается лицо луны и снова помрачается; помрачается и снова освещается. Земля имеет повеление одевать древа обнаженные, украшать засохшие цветы, вновь производить злак, растить сгнившие семена, и оплодотворять их не прежде того, как сгниют; она приемлет семена, чтобы возвратить; погубляет, чтобы сохранить; повреждает, чтобы произвести целое, и сначала гноит плод, чтобы потом его принести. Все времена года: весна, лето, осень, зима с силами и свойствами, с плодами своими постепенно приходят, начинаются, оканчиваются и как бы умирают, а после снова рождаются. Таким образом, все в природе возобновляется; все начинается, когда окончилось; все для того оканчивается, чтобы начаться.

Ничто не погибает, как только для жизни. Все в мире, так превращающееся, свидетельствует о воскресении мертвых. Бог открыл это прежде в сотворении, а потом в письменах; прежде проповедал Своим могуществом, а потом гласом. Бог предпослал человеку наставницей природу, намереваясь послать и Пророков, дабы смертный, будучи учеником природы, скорее поверил Пророчеству; дабы скорее согласился с тем, ясные примеры чего зрим повсюду и дабы не усомнился, что Тот же Бог, Который все мог произвести из ничего, воскресит и плоть.

Феникс, возрождающийся из пепла, как говорят жители Аравии, не открывает ли тайны и нашего возрождения из земной утробы, из тления? Давший такую возможность пернатой твари, – не может ли, да и не должен ли по Его Правосудию сообщить сие твари словесной, разумной – человеку? Нет ни одного христианина, который бы не признал Бога всеблагим и праведным. Он всеблаг Сам по Себе, правосуден по отношению к нам. Если бы человек не согрешил, всегда бы знал Бога только всеблагим, по свойству естества Божия; но ныне мы испытываем на себе и Его Правосудие.

Впрочем, и здесь благости Божией нет предела. Он по праву есть наш Судья, ибо Он Владыка и Господь; по праву Господь, ибо Творец; по справедливости Творец, поскольку Бог. Он правосуден; а Правосудие требует каждому должного воздаяния за все, особенно воздаяния за сопротивление Господу и Творцу. Все согласны, что в жизни часто нет злодею достойного наказания, а благочестивому, укрывавшемуся в неизвестности, достойной награды. Нередко хитрость и злоба ненаказанно живут до последнего издыхания. Очень часто презираемый, гонимый, утесняемый льет слезы, болезнует, сетует даже до гроба. Кто же не знает, что зло и нечестие всегда было чаще в силе и уважении, а кроткая добродетель в презрении и осмеянии? Откройте древних писателей; переверните несколько листов истории – нечестие торжествует, славится; добродетель с поникшей главою сквозь слезы, хотя с радостным лицом, слышит укоризны, наказывается изгнанием, оковами, темницами и часто насильственной смертью.

Если есть Правосудие, то оно должно совершиться. В сей жизни этого ожидать нельзя. Следовательно, в будущей Бог будет судить человека. Если же мы говорим, что Он будет судить человека, то предполагаем прежде воскресение плоти нашей. Человек есть нечто целое; душа не составляет всего человека, также и тело: но из души и тела вместе состоит человек.

Можно ли судить одну душу – полчеловека? Душа, доколе она в теле, ничего не творит без тела; взаимность их нераздельна. Сопряжение тела и души во всех делах жизни предполагает будущее сопряжение в принятии Суда. Иначе для чего было говорить апостолу: сеется в уничижении, возстает в славе; сеется в немощи, возстает в силе; сеется тело душевное, восстает тело духовное (1Кор.15:42–44); тленному сему надлежит облечься в нетление (1Кор.15:53)? Мир сей, сия земля есть нива, в которую повергаются семена, имеющие возрасти в бессмертие. И тела наши суть семена. Апостол сказал: семя не возрастает, не приносит плода, если не умрет (Ин.12:24); голое зерно, вверяемое земле, прежде гниет, потом приносит плод. Пусть и тела наши, сокрываемые в земле, изъедены будут червями; пусть сгниют, пусть растворятся в стихиях, – и это есть средство к нашему воскресению.

Пророк Иезекииль видел поле мертвых костей, и по повелению Божию прорекал на кости сии. Кости сухие, говорил он, слушайте слово Господне (См. (Иез.37:4)) – и кости соединяются жилами, облекаются плотию. Кости сухие! Слушайте слово Господне! Се, навожу на вас дух жизни, и они оживают (См. (Иез.37)), – это притча, изображающая проповедание Ангельской трубы, пробуждающей мертвых из гробов их, из праха, из тления, из стихий.

Все услышит глас Божий, повелевающий изыти на Суд. Воскреснут мертвые, и живые – изменятся. Каким же будет сие изменение? Таким же, каким будет воскресение мертвых. Мертвые будут в теле, такое же измененое тело получат и живые.

Какое же, спросите, будет сие тело? Известно всем, что оно будет с такими качествами, какие имела плоть Христова по воскресении. Он воскрес из мертвых, первенец из умерших (1Кор.15:20). Если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша, тщетно упование (1Кор.15:14). – Мы со Христом спогребаемся, с Ним и воскресаем. Если же Он не воскрес, не воскреснем и мы, или если мы не воскреснем, то не воскресал и Христос. Неужели весь свет обманут в Воскресении Христовом? Неужели все чудеса Премудрости Божией суть только призрак? Воскреснем и мы, но воскреснуть должно то, что умирало. Душа бессмертна и не умирает; умирает плоть, плоть и должна воскреснуть.

В таком виде, говорю, в каком воскрес первенец из умерших; воскреснем и мы в теле духовном, непричастном тлению, неосязаемом; в таком, какого мы, сущие во плоти, постигнуть не можем. Будем ли мы по Воскресении требовать пищи и пития? Но прежде надо спросить, чем питался Моисей, пробыв сорок дней на горе, чем Илия в пустыне? Не тем ли хлебом, о котором сказано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих (Мф.4:4); или хлебом таким, какого мы не понимаем, – или не было никакого хлеба?

Спросят еще: все ли будут у нового тела члены? Все ли чувства? Узрим ли там сродников наших, друзей, покровителей, братий и наставников наших? Ответствую: тело будет в воскресении телом. Прочего не изъясняю. Если еще раз спросят, снова и снова скажу: не изъясняю, не хочу, да и не могу. Не изъясняю, но вместо изъяснения объявляю: непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его (Рим.11:33). Все сие – глубина премудрости, богатство и благость Божия!

Вот нечто о воскресении нашем, которого мы чаем. Многого еще не достает к сему повествованию, но многое рассматривать – оставим внимательному рассудку каждого. О том же, для чего мы воскреснем и о вечной будущей жизни, продолжим рассуждение в следующей главе.

Если Слово Божие есть истина, Евангелие не выдумка; Христос не хитрый человек, но Богочеловек. Тот, кто усомнится, что Пострадавший за нас, изливший на нас все блага, полную чашу милосердия, приидет судить нас, – будет посрамлен. Евангелие уверяет, уверяет и сердце наше – Бог приидет судить нас. Благочестие не посрамится пред Судилищем Христовым. Пшеница отделится от плевел, овцы от козлищ. Приидите, благословенные, наследуйте Царство (Мф.25:34), во услышание всем языкам речет Истина. Идите от Меня, проклятые, во огонь вечный, – возопиет Правосудие. И что же? пойдут сии, нечестивые, в муку вечную, а праведные в жизнь вечную (Мф.25:41) (Мф.25:46).

Живот вечный! Мука вечная! Противоположность страшная, но справедливая. Мы веруем, что Царствию Божию не будет конца; чаем жизни будущаго века; жизни нескончаемой, жизни, то есть – нетления. Тлению сему, говорит апостол, сему телу, которое мы носим, надлежит облечься в нетление (1Кор.15:53). Оно не истлеет в огне, не скончается среди лика праведных. Следовательно, по Воскресении нашем ожидают нас два состояния: или живот вечный, или мука вечная.

Откровение есть единственный способ к разрешению сей непостижимой тайны. Прозирать в вечность сам человек не может; а письмена, начертанные мужами вдохновенными свыше, почти все имеют печать вечности. Среди прочих, слова пророка Даниила возвещают: Спящии в земной персти восстанут или в жизнь вечную, или в укоризну и посрамление вечное (Дан.12:2). – Иов вопиет: если человек сойдет во ад, он оттуда не выйдет (Иов.7:9). Исайя говорит: червь их не скончается и огонь не угаснет (Ис.56:24). Тело, сокрываемое во гроб, от сырости в земле гниет, разрушается и наполняется червями, в гниении родившихся; потом, когда не достает оным пищи, сами истощаются и истлевают. Но о червях, грызущих осужденные тела во аде, сказано: червь их не скончается. Этим учит пророк, что осужденные будут вечно мучиться, вечно угрызаться. Огонь, питаемый елеем, угасает по недостатку оного; огонь, сожигающий осужденных, не угаснет. Тот, Который очистит гумно Свое и соберет пшеницу Свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым, как свидетельствует Евангелие (Мф.3:12).

Святой Киприан (В беседе о вознесении Христа) свидетельствует: «Несчастные смертные будут жить посреди огня; неистощимое пламя будет лизать нагое тело их. Бог не будет более жалеть о них, и уже не услышит раскаивающихся. Тогда признание неуместно. И когда будут заключены двери, тщетно неимущий елея восклицать будут: Господи, Господи! отвори нам (Мф.25:11). Им не будет ни прохлаждения, ни врачевства. Христос единожды сходил во ад, в другой раз не сойдет. Заключенные во мраке более не узрят Бога. Его суд непременен, определение ненарушимо».

Многие по слепоте, или для извинения своего нечестия, говорят: Бог де вечным мучением только грозит нам, дабы отвлечь от нечестия. Но вникните: если Бог грозит ложно, дабы обратить нас на путь правый, то ложно и обещает для призывания к истине. Кто может снести безумие тех, которые стараются доказать, что не истинно то, чем угрожает Истина? Они силятся объяснить Бога безмерно милосердым, не опасаясь называть Его лживым. Но нечестие, дух хитрый, как змий, еще старается в ущелии сокрыть главу свою. Еще имеют возражение: прилично ли Божескому правосудию и милосердию за временные грехи мучить вечно? Я не берусь отвечать, но предлагаю о сем рассуждения Отцов Церкви. Они говорят, что грех совершают против бесконечного блага, то есть Бога; следовательно, и наказания заслуживают бесконечного. Кто удивляется, пишет блаженный Августин, что Бог, по естеству благий и милосердый, строго и вечно наказывает и мстит за грех, кратковременно содеянный, тот тщательно должен размыслить, что такое есть человек и что есть Бог в отношении к человеку, должен представить верховное, беспредельное, несравненное, великое и славное достоинство, власть, премудрость, правосудие, благость и милосердие. Тогда-то уразумеет мерзость греха; тогда сознается, что правосудие не нарушает ни единой йоты из закона милосердия, наказуя за грехи вечным мщением (О Граде Божием).

Грех лишает человека вечного беспредельного блага; следовательно, подвергает вечному злу, мучению. Середины нет между сими крайностями. Заслуги Христовы превышают всякую оценку, – заслуги, к каждому грешнику относящиеся, ибо для всех и на всех текла очистительная кровь Христова. Итак, размыслите, чего заслуживает тот, который презирает оные заслуги, ни во что вменяет, не приемля их; да еще вторично готов пронзить ребро для пролития крови.

Святый Григорий дает ответ на вопрос: справедливо ли за вину, имевшую конец, мучить бесконечно? Сие справедливо было бы сказано, если бы Судья определял так, не проникая во внутренность сердец. Ибо нечестие беззаконных потому имеет конец, что они живут не вечно, а до известного предела, до известных лет. Они восхотели бы, если бы только можно было, жить вечно, дабы и грешить вечно. Те, кто спрашивает так, явно показывают свое желание всегда жить во грехах, которые во всей жизни никогда не прекращают грешить. Закон Правосудия требует никогда не освобождать от наказания того, который в сей жизни никогда не уклонялся от нечестия.

Сверх сего, не будет в осужденных истинного покаяния, – не будет и разрешения от грехов. Как тот, пишет святой Григорий Назианзин, кто здесь помнит и боится Бога, превыше смерти; так и тем, которые прешли от жизни сей, нет во аде исповедания, ни исправления нравов. Ибо здесь Бог заключил жизнь и действия, а там – осуждение действий. Мы еще не забыли слов праведного Иова: если человек сойдет во ад, он оттуда не выйдет. Чего же более? Истина, Сам Бог рек: Идите от Меня, проклятые, во огонь вечный, никогда не прекращающийся. Казни – мучения вечные, так же как и награды, имеют степени, по словам Евангелия. Раб, который знал волю господина своего, и не делал по его воле, бит будет много; а который не знал, и сделал достойное наказания, бит будет меньше. Кому дано много, с того больше взыщут (Лк.12:47). Отраднее будет земле Содомской и Гоморрской в день суда, нежели городу не принимающему Вас (Мф.10:15). Ад один; но мучения различны. Солнце светит, греет; но одно тело нагревается скорее, другое медленнее, а иное сгорает. Степени мучения могут быть также доказаны противоположностью степеней блаженства. Обителей много на Небесах; звезда от звезды различаются во славе.

Сказав о муках вечных, скажем нечто и о вечной жизни! Что она такое? Св. Василий Великий написал: «Вечная жизнь есть то, чего ни очами зреть, ни постигнуть умом нельзя. Ее удобнее снискать, нежели описать» (Том 26). Свидетельствует о том и блж. Августин: «Никто, облеченный плотью, благ Царствия Небесного ни сказать, ни понять, ни вообразить не может. Царствие Божие превосходнее всякой славы, знаменитее всякой похвалы, превыше всякого знания. Блага жизни вечной так многочисленны, что человек не выдумал еще такого числа; так велики, что нет меры; так драгоценны, что превышают всякое оценение».

И еще некто говорит: «Желательно бы знать, какой будет обещаемая неизмеримость благ. Боже! Око не может узреть без Тебя то, что ты уготовал любящим Тебя. Поведай нам, приуготовляющий сие, что приуготовляешь Ты? Мы верим, надеемся, уповаем, так как Ты обещаешь. Исполнимся во благих дома Твоего. Но скольких и каких благ? Может быть, хлебом, вином, елеем, златом, сребром, драгоценными каменьями? Но это мы знаем; это мы видели, да и ныне видим. Мы о том вопрошаем, что не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку (1Кор.2:9). Сие поведай нам, мы дерзаем просить Тебя! И будет, ответствует Дух в Откровении, и будет Бог производящий все во всех (1Кор.12:6). Боже! Ты все исполнишь; исполнение сие от Тебя». Кто же постигнуть может, сколь велика тайна, сколь величественна сладость, содержимая в кратких словах сих: Бог будет всяческая во всех? Так! Что уготовано любящим Бога, того не вмещает вера, не прикасается надежда, любовь не объемлет; оно сами желания превышает; может быть приобретено, а оценено быть не может.

Святой Иоанн Златоуст пишет: что может быть блаженнее той жизни? Там нечего бояться бедности и болезни. Никто не узрит ни поносящего, ни утесняемого; никто грубого, гневного, завистливого, ни пламенеющего неприличным пожеланием, ни сетующего о необходимом пропитании. Ибо все полчище страстей, укрощенных в сей жизни, там погубится; все будет мир, веселие, радость; все тишина и спокойствие; все день, и блеск, и свет, – свет не такой, как ныне, но, конечно, иной; свет, настолько превосходящий сиянием самое сие солнце, сколько солнце превыше слабого мерцающего светильника. Оный свет там ни стечением облаков, ни нощию не сокрывается, ни жжет, ни опаляет; не знает ни заката, ни вечера, не производит ни хлада, ни зноя, ни других, как здесь, перемен: но подлинно там совсем иное состояние, которое только тогда уразумеют могущие вместить. Там нет ни старости, ни ее болезней; все подверженное тлению потребится от среды. Все исполнит нетленная слава, и, самое главное, – насладимся жизнию со Христом, вместе с Ангелами, Архангелами и со всеми Небесными Силами. Кто может определить блаженства, почерпаемые из сожития со Христом?

Смертный! Если тебя пленяет красота, там праведные воссияют, яко солнце; если быстрота, мужество и свобода тела, коему бы ничто препятствовать не могло, там будут все подобны Ангелам; если приятна продолжительная и безболезненная жизнь, – там безболезненная вечность и безболезненность вечная; если насыщение, там насытится, когда явится Слава Божия; если гармония, там хоры Ангелов бесконечно поют пред Богом; если невинное веселие, от источника веселия там напоит тебя Бог; если мудрость, самая Премудрость Божия откроется тебе; если дружество, там праведные возлюбят Бога более, нежели самих себя и взаимно так, как самих себя; и Бог возлюбит их более, нежели они сами себя; если согласие, там у всех будет единая воля: ибо кроме воли Божией, никакой не будет; если могущество, всемогущи будут в своей воле, – так, как Бог в Своей. Всякое желание их в Боге, и никто ничего не сможет желать кроме того, чего желает Бог; если чести, богатства, – Бог рабов своих поставит над многим. Словом, там все будут радоваться настолько, насколько возлюбят Бога; любить настолько, насколько узнают Его. Там будет все неизреченное, как ныне неизречен для слабого языка, непостижим для облеченного плотию ума Бог будет всяческая во всех!

Заключим из сего, что жизнь вечная есть счастливейшее и блаженнейшее состояние, в коем Бог, по беспредельному Своему милосердию, по заслугам Христа, истинною верою приятого, благочестивых после сей жизни ублажит так, что души их, сперва отделенные от тела, потом при первом дне Воскресения с телами соединенные, без бедствий, без печалей и скорбей будут жить со Христом, святыми апостолами и со всеми избранными в непрестанном веселии, славе и спокойствии. Они будут зреть Бога лицом к лицу, любить без пресыщения, прославлять без утруждения. – Сей-то жизни мы веруем, говоря: чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. О, если бы Начальник веры и жизни Христос удостоил всех нас участия в Царствовании Его!

Младые отрасли винограда Христова! Для вас еще нужен дождь ранний и поздний; еще на руках надобно носить вас! Бдительная попечительность, конечно, не оставит вас самим себе. Сей попечительности долг, вверившей неопытности моей вас, чада Церкви! – по возможности моей, я исполнил.

Смелость возбуждала иногда и неумытыми руками заимствовать семена от Небесных Сеятелей и вверять оные сердцам вашим; но язык, не столько привыкший изрекать истину, сколько покоиться, часто немоществовал. Сие припишите слабости, каждому из нас свойственной.

Учение, каковое здесь изложено, признаюсь, далеко не соответствует преднамерению Небесного Учителя. Оно столь же слабо, столь же бессильно, как несколько капель росы во время знойных дней. Впрочем, ежели и капля, почерпнутая от источника жизни, падала на юный нежный цвет и он оживал от малейшей влаги, – то и сей труд не тщетен, предприятия не напрасны. Если единое зерно, вверенное вам, прозябнет и принесет плод, достойный Самого Насадителя винограда духовного Иисуса Христа, то все желания исполнены, все старания обильно награждены. Но что я? Самый Насадитель винограда, окопавший его, ограждением оградивший, все сотворивший для него, некогда утром взалкав, пришел к смоковнице и не обрел плода. Когда и Он всемощную руку простирал к сеянию, то некоторые из Его семян поклевали хищные птицы, некоторые пали при пути, некоторые – на каменья. На ниве Христовой плевелы подавляют пшеницу – что ж будет на ниве человеческой? Единое здесь утешение. Аз, говорит апостол Павел, насадил, Апполлос поливал, но возрастил Бог (1Кор.3:6). И апостол Павел – сосуд благодати – насадил только семена, напоить их оставил другим, а возрастить Богу.

Всеблагий Господи! Услыши нас, далече от Тебе сущих на земли, в персти тленной, нечистой; внемли гласу детей, всегда под сим кровом простирающих к Тебе моление! Царю Небесный! Везде сущий и вся исполняющий, прииди! Прииди к нам, вселися в сердца наши; посети виноград сей! Посети нас, Боже, Духом и силою Твоею; посети юный виноград сей. Отечество ожидает летораслей, Церковь – плодов. Господи! Посети сердца наши, да тако все единогласно воскликнем к Тебе: Слава Тебе, показавшему нам свет! Аминь.