Слово при погребении помещицы Анастасии Ивановны Зверевой, сказанное в кафедральном Покровском соборе 18 января 1844 г.

«Грядет час, и ныне есть, егда мертвыи услышат глас Сына Божия и услышавше оживут» (Ин. 5:25)

О, как отрадно слышать слова эти у гроба! И тем паче, когда они исходят из уст Свидетеля верного (Откр. 1:5), Которого каждое "слово есть ей и... аминь» (2Кор. 1:18, 20), Того, Кто Сам был мертв, «и се, жив есмь во веки веков» (Откр. 1:18), Который по самому существу Своему «есмь воскрешение и живот» (Ин. 11:25), – из уст Единородного Сына Божия, дражайшего Спасителя нашего.

Он рек некогда, – и бездны хаоса разделились, явились земля и небо, взошли солнце и луна, всхолмились горы, потекли реки, зашумели дубравы, вода и воздух наполнились жителями, и владыка видимых тварей – человек, исшел на дело свое!

Он паки возглаголет некогда, – и паки небо и земля со трепетом, яко уже нечистые, услышат глас Его: все стихии приидут в движение; солнце и луна померкнут; звезды яко листвия спадут с небеси; «земля же и яже на ней дела сгорят» (2Пет. 3:10), дабы уступить место земле новой и Небу новому, в них же живет уже не грех и печаль, а правда и блаженство. Тогда отверзутся самые гробы; суша и море отдадут мертвецов своих; и все от века уснувшие сном смерти восстанут и явятся пред Владыку и Судию всяческих: «грядет час, и ныне есть, егда мертвии услышат глас Сына Божия и услышавше оживут!»

О, как величественен будет день и час этого всемирного пробуждения, когда все сыны Адамовы соберутся в единое великое семейство, дабы не разлучаться уже более друг от друга! Тогда-то познается во всей силе, что приобретено нами на Голгофе – в Кресте Спасителя нашего; что соделал Он для нас смертью и Воскресением Своим! За превосходство нового прославленного бытия тогда должны забыться не только все печали, но и все суетные радости наши на земле: не помянутся самый гроб и смерть, от которых теперь мы так скорбим и плачем.

К сему убо всерадостному и преславному дню должно возноситься нам всеми мыслями нашими в то время, как тревожит нас разлука с присными и друзьями нашими! Отсюда, с этой высоты, все ясно и отрадно. Посмотришь на гроб – и видишь в нем мирную и надеждую ладью, в которой странники земли переносятся на он-пол бытия. Взглянешь на могилу – и находишь в ней последнее убежище, где бедный узник свергает с себя узы и рубища, в которых томился он в продолжение своего удаления от дома отеческого. Проникаешь мыслью к самому тлению нашему в недрах земли – и усматриваешь в нем дивную баню пакибытия, которую любовь и всемогущество Отца Небесного устроили на пределе двух миров, дабы мы, прежде нежели явимся в светлых обителях Отца Небесного, имели самое надежное средство избывать все нечистоты нашей природы.

А мы все еще скорбим и сокрушаемся, когда ангел смерти изводит нас таким образом из тесной и мрачной темницы плоти в свободу чад Божиих! А мы вопием и жалуемся, когда с бессмертного духа нашего совлекают его рабское и грязное рубище, дабы облечь его в светлую и чистую одежду, ему приличную, и говорим, что мы потеряли того или другого в то самое время, как он, прошед вратами смерти, обрел для себя жизнь истинную!

Можно бы подумать после этого, что в нас нет веры в обетование жизни вечной. Но сомнение о том, благодарение Господу, далеко от нас. Где же причина нашего малодушия? – В том, что мы не умеем вознестись духом на высоту веры и упования христианского; а не умеем потому, что живем большей частью не духом, как бы следовало, а плотью. Водимся одним видимым, преданы одному временному, радуемся и наслаждаемся токмо тем, что действует на грубые чувства. При таком образе жизни смерть, как разрушительница всего чувственного, естественно наводит печаль и даже страх. Плоть и кровь в нас, хотя бы и хотели, не могут не страшиться смерти, потому что для них нет бессмертия; они, по уверению самого Апостола, яко обреченные тлению, «Царствия Божия наследити не могут» (1Кор. 15:50). Вечное царство сие есть наследие и удел токмо вечного духа нашего и того тела духовного, в которое облечется он в день последний. Потому, чтобы избыть страх смерти и печаль гроба, для этого одно средство – надобно всецело быть и жить в духе, для которого нет ни смерти, ни гроба, ни тления. Кто благодатью Божией начал жить духом, тому первая награда, что он может со светлым оком взирать на кончину братий своих. Ибо живя духом, он носит и чувствует в себе залог жизни вечной; а это драгоценное чувство ставит его выше всех печальных явлений, которыми окружен конец бытия нашего на земле.

Знаем, что духовный совет этот против печали не вдруг может быть усвоен сердцем, скорбящим у гроба матернего, но в Евангелии, равно как и в самой природе вещей, нет другого. А между тем употребление его в дело полезно не токмо от печали об умерших, не только от страха смерти, но и от самой смерти. Ибо для того, кто живет по плоти, смерть есть лишение всего, некий вид казни; а для того, кто живет духом, смерть есть приобретение и начало блаженства вечного, которого да достигнем все мы благодатью умершего за нас и воскресшего для нас же Господа нашего. Аминь.