Слово при погребении девицы К.П. Хрущовой, сказанное в университетской церкви 7 марта 1842 г.

Можно ли не скорбеть при гробе? – Нельзя. Такова природа наша, что созданная для жизни и бессмертия естественно потому отвращается гроба и тления; таков образ самой смерти, что где ни является, везде и всегда ведет за собою печаль и ужас. Посему-то гроб заставлял воздыхать и извлекал слезы даже у тех людей, которые, оставив и презрев все земное, воодушевлялись токмо чаянием жизни грядущей. «Плачу и рыдаю, – восклицает святой сладкопевец церковный, – егда помышляю (только помышляю!) смерть». Сам Спаситель прослезился у гроба друга Своего – Лазаря, хотя через несколько мгновений имел вызвать его из гроба; прослезился потому, что при этом случае, в лице друга Его, предстала Ему вся бренность униженной грехом природы человеческой, для восстановления которой снизшел Он на землю.

После этого примера осмелимся ли мы пререкать вашей скорби и сетованию, отец и мать умершей отроковицы? – Нет, скорее мы сами смешаем свои слезы с вашими, видя из примера почившей, как ничто не спасает от смерти: ни юность возраста, ни чистота души и сердца, ни любовь присных и знаемых, ни искусство и усердие служителей здравия человеческого.

Но отдавая долг слабости природы, забудем ли совершенно то, чем обязаны мы святой вере нашей и Евангелию? Предадимся ли горести, слезам и сетованию безутешно, подобно язычникам, не имущим упования? – Плакать и скорбеть таким образом значило бы унижать достоинство святой веры нашей, исполненной упования жизни вечной, значило бы помрачать своей скорбью Божественную славу дражайшего Спасителя нашего, Который для того и принял на Себя бренную плоть нашу, чтобы из самого гроба воссияла для всех нас жизнь и нетление. Чего не соделал Он, дабы освободить нас от страха смерти и заставить взирать на гроб с упованием бессмертия? Кроме того, что самое явление Его в мир наш есть уже несомненная порука за существование для нас жизни вечной по ту сторону гроба, кроме Божественных наставлений и слов Его, которые все исполнены надежды лучшего бытия за пределами земли, – кроме этого Он собственным примером благоволил показать, что смерть и гроб властны токмо над нашими бренными телами, а не над духом бессмертным и богоподобным. Для утверждения в нас веры в эту истину Он претерпел мучения самые ужасные, взошел на Крест, умер подобно последнему из сынов человеческих и предал Себя Гробу. Для этого же Он восстал потом во славе из Гроба, являлся многократно ученикам и всем веровавшим в Него. Для этого же вознесся потом на Небо, дабы, как Он Сам говорил, уготовать для всех нас обители в дому Отца Своего. И после того мы еще будем скорбеть и плакать, когда Он путем смерти преставляет нас в сии обители? Что же после того будет значить вера наша? И не все ли это равно, как если бы мы так говорили Господу нашему: знаем, Господи, что сделано Тобою для нашего успокоения при гробе, но всего этого для нас не довольно; мы лучше хотим следовать мятущемуся чувству нашему, нежели Твоему Евангелию и обетованиям, в нем заключающимся! – Конечно, у нас нет на уме таких мыслей, когда мы плачем и рыдаем у гроба ближних наших, но тем не менее мы виновны в них, если плачем, подобно людям, не знакомым с упованием жизни вечной.

И что, думаете вы, доставляют подобные слезы и терзания душевные тем, о которых скорбим и плачем мы? покой и утешение? – Напротив, все это должно сильно возмущать их и приводить в скорбь, ибо каково действие, такова и причина. Если мы, облеченные еще плотью, не можем вынести сильных слез о нас без того, чтобы не заплакать самим, то кольми паче души усопших не могут оставаться нечувствительны к нашим рыданиям. Потому-то мне кажется, что если бы почившей дано было теперь самой провещать что-либо плачущим сродникам своим, то она, вероятно, обратила бы к ним те слова, которыми Спаситель утешал некогда учеников Своих при разлуке с ними: «Аще бысте любили Мя, – говорил Он (то есть любили как должно, духом, а не плотью), – возрадовалися бысте (убо), яко Аз иду ко Отцу Моему» (Ин. 14:28).

«Зачем, – сказала бы и она, – и к чему теперь слезы? Довольно сокрушались вы, когда я, изможденная от болезни, находилась между жизнью и смертью, и когда ни вы, ни я не знали еще, что судил о мне и моей жизни Господь; тогда естественно было вам, взирая на тяжкие страдания мои, скорбеть и сокрушаться. Теперь же, когда воля Божия совершенно обнаружилась моей кончиной, когда все страдания мои окончились, теперь место не слезам и терзаниям, а тихой молитве, преданности в волю Божию и упованию. Теперь, если вы способны следовать за мною мыслью, вам должно даже возрадоваться вместе со мною. Ибо хотя я вышла из-под вашего крова отеческого, но отошла не к чужим, а к своим, к общему нашему Отцу и Создателю. Не мните, что я буду лежать в гробе и земле: там останется только тело мое бренное, а духом я буду на Небе, в обителях Отца Небесного. Он ли не заменит и не вознаградит того, что родительское сердце ваше готовило для меня в будущем? Вы не будете более утешаться мною; зато я не престану молить Господа о вас, да избегнете сетей мира, да не уклонитесь от пути истины и правды, да скончаете жизнь свою в вере и благочестии. Итак, если любите меня воистину, не сердцем только плотских родителей, а и сердцем христианским, то отрите слезы, успокойтесь вместе со мною и возблагодарите Господа, Который извел меня от среды земного лукавствия (Прем. 4:14), не дал заразиться сердцу и уму тлетворным дыханием мира и преставил туда, где нет ни печали, ни болезни, ни воздыхания».

Нужно ли с нашей стороны присовокуплять что-либо к сему гласу почившей о Бозе отроковицы? – Разве одно то, что провождая юных в жизнь нестареющую, тем паче нам, преклоняющимся летами, должно прилежно помышлять о том, как бы после многих и долгих лет, оставляя здешний мир, не оказалось нужды воззвать словами царя-пророка: увы мне, «яко изчезоша яко дым дние мои» (Пс. 101:4)! Аминь.