Слово в день восшествия на престол Николая Павловича, благочестивейшего государя императора и самодержца Всероссийского, сказанное в Киево-Софийском соборе 20 ноября 1832 г.

Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

И в жизни частных людей, тем паче в жизни народов, есть дни, которые всякий раз, когда ни возвращаются, пробуждают множество различных воспоминаний и чувствований. Таковы, между прочим, великие дни преемства царей и народоправителей; дни, от которых зависят нередко целые века. Таков наипаче настоящий день восшествия нового самодержца на престол Российский, тот престол, который не раз давал благотворное направление событиям всего света и доселе остается главным оплотом против всемирных треволнений. Кто из сынов Отечества может сретить день сей без множества важных воспоминаний и глубоких чувствований? Кто даже из иноземных сынов может сретать его равнодушно при мысли о неизмеримых последствиях от преемства российских венценосцев? – Это день, которым связуются между собой не два царствования, а, может быть, две всемирные эпохи.

Собирать воедино все воспоминания, следить за всеми чувствованиями, которые возбуждаются настоящим днем в душах сынов Отечества, значило бы, с одной стороны, покуситься на необъятное, с другой, – выйти из пределов христианского собеседования. Но есть воспоминания и чувствования, которые не могут не возбуждаться ныне в сердце каждого истинного сына Церкви и Отечества, и отсутствие которых во всяком было бы знаком равнодушия неизвинительного. Изложение таких мыслей и чувств может служить вместо поучения, назидательного для всех. Посвятим этому несколько минут.

Первым чувством в настоящий день, по указанию самой Церкви, должно быть чувство смирения, благоговения и благодарности пред неисповедимым Промыслом Божиим, распоряжающимся судьбой царств и народов. Христианин при всех событиях в жизни любит обращать взор свой к небу; тем паче не могут не обращаться к небу очи и сердце его при воспоминании столь великого события, каково восшествие на престол самодержца. В самом деле, жребий правления пространнейшего в мире царства исходил (ныне) из десницы Царя царствующих и вверялся руке богоизбранного народоправителя, – какая священная минута! – Чье око, кроме Божия, бдело тогда над судьбой царя и царства? Кому, кроме Всеведущего, доведом был ряд великих событий, имевших потом совершиться? Если когда, то в это решительное время люди только предполагали, а располагал сам Бог. Это был час особеннейшего Промысла Божия об Отечестве нашем. А потому куда первее всего должно обращаться мыслям при воспоминании этого великого события, как не туда, где оно первее всего началось и предопределено, – к Престолу Вседержителя? Оттуда, с сей святой высоты, христианин ожидает при подобных случаях услышать, «что речет» о судьбе его отечества «Господь» (Пс. 84:9), глаголющий в великих событиях мира.

Что же изречено о нас при этом случае, какой урок преподан нам Промыслом? – Урок, как мы сказали, смирения и благодарности.

Промысл вообще любит вразумлять смертных, касательно их недостатков, противоположностью Своих судеб их соображениям и надеждам. Но, кажется, никогда эта противоположность не обнаруживалась так ощутительно, как при царственной перемене, нами воспоминаемой. Кто мог ожидать ее так скоро и так внезапно? Какими мольбами не призывалось долгоденствие на главу возлюбленного венценосца⁷⁵? Глава эта, видимо венчанная и славой земной, и благословениями Неба, совмещавшая в себе надежды не Отечества только, но и всего просвещенного мира, не ручалась ли по видимому сама за свою крепость? Но Высший судил иначе! Когда никто о том не думал на земле, на Небе уже положена была великая перемена: определено, чтобы надежды наши внезапно перенесены были на главу иную, чтобы совершение великих предначертаний вверено было деснице другой!..

Столь великая внезапность определений небесных о нашем Отечестве, их разительная противоположность нашим чаяниям и соображениям не должны ли вести нас к той мысли, что сия грозная измена десницы Вышняго была следствием несоответствия путей наших судьбам Божиим? Что Царь Небесный разительной переменой земных владык наших хотел внушить всем нам урок смирения и покаяния? – Церковь, яко таинница судеб Божиих, яснее всех слышала в этом случае поучительный глас Божий; и вот почему так громко от лица всех в настоящий день исповедует она пред Богом: «Согрешихом, Господи, и беззаконновахом, и крайнего отвращения Твоего достойны сотворихомся; сего ради наказал еси нас кратким бывшия печали посещением»⁷⁶.

Благодарение Промыслу, что печаль наша была так кратка и гнев небесный растворен такой милостью, что чувство покаяния, возбуждаемое воспоминанием великого лишения, невольно перерождается в чувство благодарности при мысли о новом приобретении, затем последовавшем.

В самом деле, немалая милость Божия: лишившись благого и мудрого царя, получить вскоре другого, равно достойного! Пророк от лица Божия угрожал некогда народу израильскому, что он останется долгое время без царей и правителей (Ос. 3:4). И наше Отечество не раз сознавало печальнейшим опытом, что значит быть долго царству без главы. Мы (на этот раз – Ред.) не знали сего злоключения! Новый ангел царства стоял уже на страже, когда прежний отходил на место вечного покоя. Было несколько дней недоумения, – но как величественны дни сии! Дотоле мы знали только пророков, отрекавшихся и говоривших ко Господу: «избери могуща иного, егоже послеши» (Исх. 4:13). Тут увидели законных наследников царства, передающих один другому венец – первый в мире⁷⁷!

Чего не дали бы другие народы, дабы видеть у себя эту беспримерную прю⁷⁸ царственного самоотвержения? О, тот венец не померкнет, на котором хоть раз отразился луч этой истинно святыя славы!

И чем не оправдано доселе благое предвестие? Сколько опасностей и затруднений, славно препобежденных! Сколько великих предначертаний, мудро приведенных или приводимых в действо! – Едва протекло одно семилетие нового царствования, и мы были уже свидетелями преставления от могущества России немалой части света политического. Уже не раз помрачалось солнце Персии; не раз ущерблялась и готова была исчезнуть луна Турции: только великодушие победителей оставило их на тверди, да указуют превращениями своими всему свету время нашей славы⁷⁹. Если многие из самых неподвижных звезд мира политического, подвигшись в своем основании, доселе удерживаются в своем чине или (сдерживаются) от большего бесчиния, то не благодетельным ли тяготением северного самодержавия?

Радуясь таким образом о грозной славе прошедшего, утешаясь тихим величием настоящего и с дерзновением взирая на будущее, кто из сынов Отечества не исповедует ныне благодарно с Церковью, что Промысл Божий, «наказав нас кратким бывшия печали посещением, обильно потом исполнил сердца наши веселием, оправдав царствовати над нами возлюбленного раба своего, благочестивейшего государя нашего НИКОЛАЯ ПАВЛОВИЧА»⁸⁰? Чувство благоговения и благодарного смирения пред неисповедимыми судьбами Царя Небесного есть необходимое чувство в настоящий день для каждого из нас.

А вместе с тем, неразлучно и другое подобное чувство – благоговения, любви и верности царю земному. Ибо можно ли, благоговея пред Царем Небесным, поставляющим и преставляющим царей земных, не благоговеть и пред тем, кто Его же Промыслом возведен на престол и поставлен князем людей своих? Тем паче, когда возведенный всеми деяниями своими доказывает, что он точно возведен милостью Божией, а не гневом небесным? – В таком случае всякое воспоминание о царе само собою обращается в благословение ему и в молитву за него, – тем паче воспоминание в день настоящий.

Ибо что значит день восшествия на престол самодержца? Это день восшествия его под непосредственное осенение силы Божией; с этого дня монарх наш стал для нас видимым представителем невидимого общего Отца и Владыки человеков, постоянным земным наместником Промысла небесного. Можно ли провести таковой день без особенного благоговения к архистратигу силы Божией?

Что значит день восшествия на престол самодержца? Это день низшествия его в среду нужд и желаний народных; с сего дня порфира начала прикрывать великих и малых, его скипетр начал указывать путь всем и везде, его престол соделался средоточием жизни и движения общественного, а его венец – преемником благословений небесных. Можно ли провести таковой день без особенных выражений любви к ангелу-хранителю царства?

Что есть день восшествия на престол самодержца? Это день изшествия его на особенные труды и подвиги; с сего дня монарх наш начал быть первым подвижником на поле общественной деятельности, взял на рамена свои судьбу целого царства, стал на страже безопасности и благоденствия народного, устремился к великой цели народоправления. Можно ли провести таковой день без пламенных молитв за венценосного подвижника? – Святая Церковь и в этом отношении предшествует примером своим всем чадам своим, возглашая в слух всех теплые моления о том, чтобы Господь, оправдав царствовать над нами возлюбленного раба Своего, умудрил «его непоползновенно проходите великое сие служение, даровал ему разум и премудрость, во еже судите людем в правде, показал его врагом победительна, злодеем страшна, добрым милостива и благонадежна, согрел сердце его к призрению нищим, к приятию странным, к заступлению напаствуемым, чтобы самые подчиненные ему правительства управил на путь истины и правды, и сохранил от лицеприятия и мздоимства»⁸¹. Не участвовать в сих благожеланиях и молитвах всем сердцем может разве один тот, у кого нет сердца.

Среди этих чувств благоговения и любви к Царям, Небесному и земному, мысль истинного сына Отечества не может ныне не останавливаться и на судьбе Отечества, которая так близка к сердцу каждого и так много зависит от преемства венценосцев. Что было и что будет с Отечеством? – это вопрос, сам собою представляющийся уму в дни, подобные настоящему. Как страшен ныне вопрос сей для многих народов! – Многие не могут коснуться его и одной мыслью, чтобы не почувствовать и не произнести недоумений и опасений. Иначе и быть не может там, где веру в Промысл Божий о судьбе народов возомнили заменить доверием к слабой мудрости человеческой. Устрашились произвола человеческого, осеняемого и соблюдаемого милостью Божией, и потому без милости пожинают ужасные плоды произвола, возметаемого вихрем страстей!

Россиянин, при твердой вере в Промысл Божий, не знает этих шатаний царств и народов, этих недоумений и страхов за будущее. При всей неизвестности будущего он спокоен касательно судьбы Отечества, ибо уверен, что она всецело заключена в судьбах Божиих. «Владеет Вышний царством человеческим, и емуже восхощет, даст е» (Дан. 4:22), – вот для россиянина источник верховной власти! Кто в состоянии возмутить его? – «Сердце царево в руце Божией: аможе аще восхощет... уклонит е» (Притч. 21:1), – вот россиянину порука за права и благо народов! Может ли быть что-либо тверже ее?

Если жизнь земных владык может прерываться наравне с жизнью последнего из подданных, то Самодержец Небесный не знает смерти, а земные владыки не отходят токмо к Нему, а и приходят от Него же. Если ум народоправителей может подлежать ошибкам, а сердце – слабостям, то ум Небесного Мироправителя никогда не заблуждает, десница Божия, содержащая сердца царей, всегда бесстрастна. Власть человеческая может иногда покушаться идти вопреки намерениям Промысла, но не может сделать ничего, ему совершенно противного. А потому только бы народы делали свое дело и заслуживали своими добродетелями милость неба, а Небесный Самодержец не забудет людей своих: «не воздремлет, ниже уснет храняй Израиля» (Пс. 120:4), воздвигая благих и мудрых царей, управляя их намерениями и действиями и предохраняя от всякого зла.

Подобные мысли касательно мироправления Божия над народами, – а они естественно в настоящий день рождаются в уме от веры в Промысл Божий, – совершенно успокаивают сердце истинного россиянина касательно дальнейшей судьбы его Отечества, а вместе с тем обращают его внимание на самого себя как члена общества, от правильного действования которого зависит, более или менее, благоденствие Отечества.

В самом деле, если Промысл Божий располагает судьбой царей и царств; если благоденствие народов зависит наипаче от того, как много они посредством добрых нравов соделываются достойными милости небесной, то твердое убеждение в этом не может в истинном сыне Отечества не сопровождаться твердой решимостью жить и действовать так, чтобы не привлекать на себя и чрез себя на Отечество гнева небесного. После того всякий грех, самый тайный и по видимому безвредный для общества, должен казаться изменой против Отечества не только небесного, но и земного, ибо всяким грехом удаляется милость Божия от земли и привлекается гнев небесный на грады и веси. С другой стороны, если в лице монарха сосредотачивается благоденствие целого царства, если его действование для блага народа успешно наипаче тогда, когда все подвластные содействуют ему, каждый возможным для него образом, – то уверенность в этом по необходимости должна производить в сердце истинного сына Отечества решимость облегчать, сколько возможно, верным исполнением обязанностей своих великое бремя, лежащее на раменах царя, жертвуя в случае нужды всем – самой жизнью – для исполнения воли его, тем паче для защиты лица его. Какое нестерпимое было бы противоречие – веровать, что благо Отечества зависит от добродетелей отечественных, и жить так, как бы у нас не было ничего общего ни с Отечеством, ни с добродетелью! Какое постыдное разногласие было бы – разуметь всю важность лица царева, всю трудность великого подвига народоправления, и не употреблять всех сил своих и средств на облегчение сего подвига, к сохранению его лица! Никакая малость служения общественного, никакая простота звания не могут служить извинением в неисполнении священной обязанности быть для блага Отечества верным Царю Небесному, ибо громы гнева небесного привлекаются не одними высотами земными, но и юдолями, коль скоро они наполнены воздухом тлетворным; и напротив, добродетель самого последнего из подданных может иногда служить щитом для целого царства. Подобным образом и любовь к царю земному приносит обильные плоды не в одних чертогах, – хижина земледельца может сокрывать (как и сокрывала иногда) спасителя царя и царства. Потому настоящий день, как день особенного благоговения к Промыслу Божию о благе Отечества и особенной любви к богоизбранному монарху, – посему самому должен быть для всех сынов Отечества днем повторения обетов верности пред Царем Небесным и царем земным, днем возобновления святой решимости жить и действовать для блага Отечества, то есть жить и действовать свято и добродетельно.

Нужно ли новое высшее побуждение для этого? Настоящее торжество наше доставляет и его, самым преемством царств временных напоминая об окончании всего временного и о имеющей наступить некогда жизни некончаемой, Царствии вечном, где уготованы награды для одной чистоты и правды.

В самом деле, если бы чему на земле надлежало быть изъятым из-под закона бренности человеческой, то, конечно, венчанным главам народа, высотой своей как бы уже касающимся неба и бессмертия. И, однако же, венцы царские гораздо долговечнее глав, ими украшаемых! Все великое и славное здесь – на время. Памятуя это, христианин, никогда не останавливай окончательно взоров и желаний своих на земле; служа Отечеству временному, не теряй из виду пристанища вечного; приемля с благоговением знаки благоволения царя земного, старайся, прежде всего, быть в любви у Владыки Небесного, стремись «к почести вышняго звания» (Флп. 3:14), простирай чаяния к тем престолам и венцам (Откр. 3:11, 21), которые уготованы уже не для малого числа избранных, а для всех любящих Господа. Здесь для всех – великих и малых – место труда и заслуг; а покой – там, полная награда – там, жизнь и блаженство – там.

Чувство это тем естественнее для нас ныне, что благочестивейший государь наш сам живо проникнут им; и без сомнения, когда мы от его царства мыслью восходим к Царствию Божию, он сам в сердце своем совершает теперь духовное восхождение к Престолу Царя царей и наравне с народом своим молит Господа, чтобы Он, украсив его венцом славы земной, сподобил и в вечной славе Его со святыми царствовати.

Таковы чувства, возбуждающиеся в сердце при настоящем торжестве нашем!

Подъемля при этом очи горе – к Престолу Божию, – мы слышим оттоле урок смирения и благодарности; смирения – во внезапном лишении нас прежнего венценосца, благодарности – в даровании нам вскоре нового, по сердцу Своему и нашему. Обращая взор к священному лицу помазанника Божия, мы исполняемся чувством уважения и любви; уважения – яко к богоизбранному; любви – яко к боголюбезному. Останавливая внимание на судьбе Отечества при вере в Промысл Божий, ощущаем твердое успокоение касательно будущего.

Приникая к самим себе, слышим внутри себя побуждение сохранять для блага Отечества верность Царю Небесному и царю земному, быть деятельными членами общества.

Наконец, восходя мыслью от торжеств царства временного к славе блаженства вечного, убеждаемся, что всем – и царям и подданным – должно жить на земле для неба.

Сему поучает нас настоящее торжество наше! Аминь.