Часть IV. Слова на высокоторжественные дни
Слово в день тезоименитства благочестивейшей государыни императрицы Александры Феодоровны (1852–1854 гг.)
Богодухновенный писатель Книги притчей, желая в конце ее начертать образ жены, украшенной всеми совершенствами ее пола, чем бы вы думали, братие, начинает свое изображение? – Недоумением о том, скоро ли найдется на самом деле лицо, им изображаемое! «Жену доблю, – говорит он, – кто обрящет, дражайши есть камения многоценного таковая» (Притч. 31:10).
Какой же радостью обрадовалось бы сердце мудреца Израилева, если бы ему дано было провидеть то, что совершается над возлюбленным Отечеством нашим! Здесь является не одна, а целый сонм доблестных жен, является не в низкой доле, где все, сколько-нибудь выходящее из среды, представляется необыкновенным, а на престоле, где и великому трудно не казаться малым. Каких доблестных жен не было на престоле или у престола России? Не восходя к временам древним, и так богатым в этом отношении великими воспоминаниями, здесь в продолжении одного последнего века видим Екатерину I, которая, обращаясь в лучезарном сиянии такого необыкновенного светила, каков был Петр Великий, умела не потерять своего блеска и быть для всех постоянно приметной. Видим Елисавету, которая, подобно радуге после туч, восходит на мрачном тогда небосклоне России, как бы в знамение того, что предшествовавшие царствованию ее бури посланы были Провидением для упражнения, а не для потопления корабля государственного, и что после них, вместе с нею, наступит продолжительное вёдро и благорастворение воздуха. Видим Екатерину, Вторую по числу, но несравненную по царственному величию и мудрости, у которой перо всегда спорило с мечом о победах, которой одного имени достаточно было вместо всех надписей на памятнике великому Преобразователю России. А сердобольная Мария, давшая великий пример, как, не будучи самодержавной, можно обладать и повелевать сердцами, как без побед и завоеваний можно усвоить себе всю область благотворения и наречь имя свое на всех человеколюбивых учреждениях? А кроткая Елисавета, умевшая создать для себя особый род дивного величия – царицы-христианки, блистающей глубокой преданностью Промыслу и самоотвержением более, нежели венцом царственным? – скажите сами, не это ли жены дивные и доблии, которых искал священный мудрец Израилев?
Что и ныне делаем мы, как не торжествуем тезоименитство жены царственной, служащей украшением своего пола? – Здесь должно оставить всякое витийство: рассмотрите сами Соломоново описание жены доблестной, сличите его с деяниями монархини нашей, – и вы увидите, что благословенное Отечество наше не только в своем прошедшем, но и в своем настоящем обладает тем, что венчанный мудрец Израилев едва надеялся обрести в будущем.
Доблестная жена, искомая Соломоном, первее всего окружена благословенным семейством, для которого она служит образцом. И много ли, скажите, на всем шаре земном домов царственных, которые могли бы сравниться в том благословении Божием со всеблагословенным Домом всероссийским? Семь сынов и дщерей царственных у нас – как семь ветвей в златом светильнике, который в храме Соломоновом всегда горел пред лицом Иеговы.
Доблестная жена, по Соломону, служит ко всеобщему уважению своего мужа (Притч. 31:23). К венцу российского монарха что придать? – Между тем, монархиня наша, связуя собою два могущественные народа, без сомнения, служит немало к умалению страха в сердце врагов наших. К чему другому, как не к всеобщему уважению нашего Дома царственного служит и прекрасная картина семейственного мира, счастья и любви, постоянно видимая на престоле российском? А кто, после монарха, славным виновником ее, как не монархиня?
От жены доблей Соломон требует, чтобы благорасположение ее не ограничивалось одними кровными и присными, чтобы рука ее была отверста на помощь всякому бедствующему (Притч. 31:20). У нашей монархини столько присных, сколько бедствующих. Поток царственных благотворений ее, изливаясь у престола, видимо течет по всем областям пространного Отечества, до последних пределов его. А сколько струй исходит невидимо! сколько орошений совершается неприметно! Жена Соломонова прилежит устройству своего дома (Притч. 31:15). Наша монархиня не имеет нужды устроять благоустроенное; но взамен того ревностно содействует благоустройству обширного дома государственного, образуя под державным покровом своим многочисленные сонмы будущих жен и матерей, образуя не по началам токмо и нуждам века сего, но и по святым требованиям века будущего.
Наконец, и та черта жены Соломоновой, осуществления которой по видимому так трудно ожидать в жене порфироносной, – то есть что она, при всех высоких совершенствах своих, не забывает мирных домашних занятий своего пола (Притч. 31:13), – и эта черта прекрасным образом осуществляется в нашей монархине. Кто не слыхал, и слыша не радовался, как она, истинно благочестивейшая, повергла плод трудов собственных рук своих к подножию новоявленного святителя и чудотворца Воронежского? Поступок, который в слух всего Отечества громко засвидетельствовал, что монархиня наша, будучи превосходной матерью чад своих и чуждых, есть в то же время истинная дочерь Церкви Православной.95
После того, братие, я не думаю, чтобы мне нужно было много располагать вас к усердной молитве о здравии и благоденствии августейшей виновницы настоящего торжества. Истинные сыны Отечества давно все глубоко убеждены, что с жизнью ее соединено благоденствие царственного Дома и всего Отечества. Итак, поспешим прейти от словес назидания к слову молитвы и произнести нашими устами то, что уже давно предначато вашими сердцами. Аминь.
* * *
Хотя Екатерина II продолжала политику Петра I в отношении Церкви, упразднив «за ненадобностью» 252 монастыря, а 161 предоставив жить на пожертвования, разделы Польши объективно вынудили ее действовать в пользу Православия. Только с 1781 по 1783 гг. около 120 000 человек добровольно покинули навязанную им унию и вернулись в лоно Православной Церкви. В 1794 г. Екатерина II издает указ о разрешении свободного присоединения к Русской Церкви всех униатов, одновременно гарантируя полную неприкосновенность православным, католикам, унитам. И эти гарантии строго соблюдались! К концу царствования императрицы около двух миллионов человек покинули унию, вернувшись к православной вере; единственной униатской кафедрой в западных областях оставалась Полоцкая.