VI. Самовольное провозглашение правительством королевства греческого независимости от Константинопольской патриархии епископий. Произвольное провозглашение князем Кузой румынской церкви независимой от Константинопольской патриархии. Полунезависимое положение Сербской церкви с 1832 по 1879 год. Уставь об управлении болгарским экзархатом. Сравнение положения православной церкви в княжествах и королевствах, возникших из различных областей турецкой империи, с положением её в самой Турции. Положение Сербской церкви в Австрии. Управление румынской церкви в Венгрии

С начала текущего столетия среди христианских народов Балканского полуострова оживилось стремление к свержению турецкого ига. При помощи единоверной России это движение увенчалось уже очень значительными результатами. В течение полвека с небольшим образовалось из турецких балканских провинций несколько самостоятельных королевств (Греческое, Румынское, Сербское), княжество Черногорское, полунезависимое княжество Болгарское и провинция Босния-Герцеговина. Каждому из этих государств и областей пришлось вытерпеть много страданий, прежде чем они достигли настоящего своего положения. Но внешние страдания и лишения только одна сторона их положения. Другую ещё более важную сторону его составляют те потрясения и перевороты во внутреннем быту, какие должны были испытать и теперь испытывают эти народности благодаря своекорыстной политике западных держав. Будучи не в силах задержать окончательно стремление этих угнетённых народностей к самостоятельной жизни, западные державы сочли своим долгом, по крайней мере, сделать самостоятельное существование этих народностей безвредным для своих интересов. Этой цели они достигают тем, что стараются парализировать народные начала жизни освобождающихся национальностей искусственным привитием к их политической жизни западноевропейских, космополитических начал. Народные начала этих балканских христианских народностей родственны с началами русской нации. Развитие этих начал в политических учреждениях этих народностей естественно сближало бы их с Россией и вело к международной солидарности. Против этого-то естественного и правильного порядка вещей направлены все усилия западных держав, которые, при первых же шагах самостоятельной жизни всякого вновь возникающего на балканском полуострове государства, стараются направить их к антинациональным западноевропейским порядкам. И так как главной основой национальной самобытности всех балканских христианских народностей служит православная вера и церковь, то против неё-то и направлены главным образом растлевающие влияния западных цивилизаторов и их последователей среди туземцев. Первый опыт этого рода мы видим в королевстве греческом²³.

Признав самостоятельность греческого королевства в 1832 г., европейские державы наградили его иноземным и иноверным правительством. Наследственным королём Греции быль назначен баварский принц Фридрих-Оттон, семнадцатилетний юноша. В виду его несовершеннолетия было учреждено регентство тоже из баварских сановников. Баварцы смотрели на Грецию как на страну завоёванную и обращались с греками как победители с побеждёнными. Все главнейшие должности государственные были поручены немцам. Конечно, немцы стали заводить и немецкие порядки. Греки, таким образом, только что освободившиеся от одного ига, подпали другому игу не менее тяжкому. Дело устроения церковных дел было ведено под высшим руководством Маурера, одного из регентов, в духе протестантских начал. К сожалению, приходится заметить, что и среди греков нашлись лица, которые искренно разделяли взгляды иноземцев на положение церкви в государстве и усердно старались привести их к осуществлению. Одним из таких лиц был иеромонах Феоклит Фармакид, слушавший лекции по богословию в Геттингенском университете, усвоивший себе вместе с лекциями и протестантские идеи, по возвращении в отечество помогавший западным миссионерам в просвещении своих соотечественников и сам распространявший протестантские идеи. В правление Каподистрии он был судим за свою протестантскую пропаганду и посажен в тюрьму, а с водворением немецкого правительства он сделался главным деятелем по устроению церковных дел в королевстве греческом. Фармакид был не единственным исповедником протестантских идей среди греков указанного времени. Ещё до Оттона обращались среди образованных греков в греческом переводе иностранные сочинения, в которых проповедовалось, что народ имеет право определять религию, что надзор за религией и священниками составляет верховное право государей, что естественный закон и Евангелие (?) поставляют государя главой религии и вероучения и пр.

Уже по характеру религиозных убеждений главных деятелей в устроении церковных дел королевства греческого можно судить, в каком духе и направлении велось дело преобразований в области церковных отношений. Семичленная комиссия (состоявшая из двух пришлых епископов, одного архимандрита Феоклита Фармакида и четырёх миряп), назначенная регентством в 1833 году для рассмотрения тогдашнего состояния православных епархий в королевстве греческом и указания мер к его исправлению, признала первым и самым необходимым условием к тому отделение этих епархий от подчинения в правительственном отношении константинопольской патриархии и образование из них автономной поместной церкви. Сама по себе эта мера не противоречит порядку церковной дисциплины. Но неправильно с точки зрения церковных правил то, что комиссия находила возможным провозгласить церковь королевства греческого независимой без согласия константинопольского патриарха, которому она прежде была подчинена, по одному соглашению между светским правительством королевства и местными епископами. В оправдание своего смелого предложения комиссия, в лице своего члена Фармакида, представила целую оригинальную теорию происхождения церковно-правительственных центров и инстанций в древней церкви. По этой теории, в век апостольский поместные церкви не были подчинены одна другой, а находились между собою в отношениях братства и равенства и представляли в своей совокупности федерацию независимых религиозных общин. Потом, вскоре после апостолов, это отношение поместных церквей было нарушено благодаря честолюбию и властолюбию епископов старших городов; епископы городов подчинили себе епископов местечек, или хор-епископов, а епископы городов в свою очередь подпали власти епископов митрополий и т. д. Светская власть закрепила этот порядок и закончила его возвышением константинопольского патриарха над другими восточными патриархами. По этой теории выходит, что константинопольский патриарх ведал и управлял епархиями королевства несправедливо, по злоупотреблению. Отсюда сам собою следовал практический вывод, какого желала комиссия: нужно устранить злоупотребление во имя блага церкви королевства; церковь королевства сама собой может воспользоваться правом автономии в своих делах, принадлежащим каждой поместной церкви по апостольскому установлению, a светское правительство должно содействовать церкви в этом добром деле, благотворному и для самой церкви и для королевства. Что касается самого управления церкви королевства, то главным началом его, по мнению комиссии, должно быть главенство светской власти над церковью. «Считаем разумным, говорила комиссия, подать мнение о главенстве ( περἰ τγς κυριαρχίας) королевской власти над церковью, потому что независимость церкви от мирской власти мы по многим и основательным причинам сочли делом совершенно вредным и опасным для общества. Независимое государство в государстве не может существовать без вреднейшего столкновения». Высказав такое резкое положение, комиссия далее старается смягчить его или лучше замаскировать разными ограничениями. «Нехорошо, говорит она, ни полное преобладание церкви над гражданскою властью, называемое теократией, ни совершенное подчинение церкви гражданской власти в своих делах; посему мы полагаем справедливым разделение сох двух властей по делам внутренним и соединение их по делам внешним, и самое соединение это принадлежит гражданской власти, в которой церковь всегда имеет нужду. Гражданский начальник народа будет впредь и главою церкви, но главою гражданскою, а не церковного, не с епископским достоинством; иное – власть гражданская, иное – епископское достоинство. Во избежание смешения дел мы разделяем заботу о церкви на внутреннюю и внешнюю. К первой относятся – сама религия ( θρησκεία), споры о церковном учении и их решения, образ священнодействия и пр., ко второй – устройство церкви и её управление. Так как король не принадлежит к клиру и не имеет епископского достоинства, и, следовательно, не может совмещать в себе царского и епископского достоинства, то он и не должен иметь участия во всём, что относится непосредственно к самой религии, как-то: к догматам, спорам о них и их решению, священным обрядам и пр.; эти дела подлежат ведению одной только церковной власти. Но если споры о религии возрастут до того, что будут угрожать спокойствию и безопасности государства, в таком случае гражданская власть не может уже оставаться безразличной и естественно должна принять участие. Помимо этого королю принадлежит право внешнего управления церковью (ἒ χει ὁ βασιλεύς μέρος εἰς τὸ εξωτερικόν τῆς ἐκκλησίας), и по отношению к этому вешнему строю церкви он может быть назван её главою» (Курганов, стр. 122–124). Приведённое разъяснение главного положения, имеющее целью раскрыть его и смягчить его резкость, на самом деле не выясняет дела, а только маскирует его. Оно страдает внутренними противоречиями. Король есть глава церкви, но глава политическая – это положение понятно для протестанта, для православного же оно представляется заключающим в себе внутреннее непримиримое противоречие. Иное дело – глава политического организма, и иное – глава церкви. Иное дело – зависимость церкви от государства в политическом отношении, и иное – подчинение её верховенству светской власти в церковном отношении. Ясно, что в основании указанной выше аргументации комиссии лежит протестантское учение, что церковное управление относится к внешнему строю церкви и не связано существенно с внутренней стороной церковной жизни, и поэтому может быть, так сказать, отделено от церкви и передано в распоряжение светской власти. Оставление в непосредственном ведении церковной власти дел, касающихся вероучения и церковных обрядов, нисколько не ручается за автономию церкви в её внутренних делах, без предоставления ей с тем вместе и правительственных полномочий; передача светской власти управления церковного необходимо должна повлечь за собой и подчинение церкви государству в делах веры, богопочтения и богослужения, что и вышло на самом деле при осуществлении проекта комиссии.

Проект семичленной комиссии был рассмотрен и одобрен правительством королевства. Затем было нужно заручиться согласием представителей церковной иерархии. Правительство повело дело самым дипломатическим образом. Оно сначала снеслось с епископами тайно и от каждого особо спросило мнения о провозглашении независимости местной церкви. Получивши конфиденциальное согласие, правительство пригласило затем епископов уже на собор в Навплию, но пригласило опять порознь, в четыре приёма, очевидно, чтобы не дать им возможности согласиться между собою сообща. Потом правительство не отдало на обсуждение епископов всего проекта устройства управления греческой церковью королевства, а предложило им только два общих вопроса, изложенные притом же в неопределённой форме, именно, что правительство считает необходимым для блага церкви греческой: а) торжественное объявление уже на деле существующей независимости эллинской церкви от всякой чуждой (?) власти, насколько это относится к внешнему её положению (при неизменном сохранении единства в догматах веры со всеми восточными церквами) и b) учреждение, по примеру русской церкви, постоянного Синода, определяемого королём и считаемого верховной церковной властью. После долгих рассуждений и не малых колебаний, епископы, наконец, выразили свой ответ на вопросы правительства в следующей форме: «епископы желают, чтобы: 1) правительство торжественно обнародовало, что православная, восточная, апостольская церковь греческого королевства, духовно не признающая иной главы, кроме основателя ( ἀρχηγὸν) христианской веры Господа нашего Иисуса Христа, автокефалъна и независима от всякой другой власти, при ненарушимом сохранении догматического единства во всём, издревле чтимом всеми православными восточными церквами; что же касается принадлежащей королевскому трону доли в управлении церковном, не противоречащей священным канонам, то церковь признаёт своим начальником ( ἀρχηγὸν) его величество короля Греции; 2) чтобы учреждён был постоянный Синод, состоящий из одних только архиереев, назначаемый королём и считающийся высшей церковной властью, которая управляет делами церкви по церковным канонам». (Курганов, стр. 134. 136). В ответе епископского собора нельзя не заметить той же двойственности, какою проникнуты вопросы и все проекты греческого правительства; она возникла в ответе епископов под влиянием комиссии, которая, по распоряжению правительства, была прикомандирована к собору епископов, для доставления им всех нужных сведений и разъяснения недоумений, а главным образом конечно для склонения их к видам и проектам правительства. Но всё же собор епископов сделал в своём ответе такие прибавки со своей стороны, которые, строго судя, клонятся к радикальному исправлению проектов правительства. Он желает, чтобы управление элладской церковью было устроено согласно с канонами и чтобы участие светского правительства в делах церковного управления тоже не противоречило бы канонам. Соглашаясь в принципе с необходимостью провозгласить элладскую церковь независимою, епископы не предрешают вопроса о способе провозглашения. Но они доселе мыслили себя в каноническом общении с константинопольским патриархом, хотя это общение было прервано неблагоприятными внешними обстоятельствами; давая согласие на провозглашение своей церкви независимой, они не уполномочивали правительство сделать это самовольно, без согласия константинопольской патриархи. Но правительство поняло ответ епископов в смысле своих проектов и вопросов; их желанию видеть эллинскую церковь независимой от всякой другой власти оно придало значение согласия с их стороны на самовольное отделение от подчинения константинопольскому патриарху, а их определение о степени участия светской власти в делах церковного управления оно истолковало в смысле начал семичленной комиссии, т. е. в смысле предоставления всей правительственной власти в церкви светскому правительству (значит, поняло выражение епископов в смысле фигурального оборота речи, где берётся часть вместо целого). Опасаясь, чтобы промедление не повело к каким ни будь возражениям или осложнениям, правительство тотчас же (23 июля 1833 г.) провозгласило независимость эллинской церкви и смело заявило, что опирается на единогласном желании епископов, да вдобавок обнародовало регламент об управлении этой церковью, хотя этот регламент совсем не был на рассмотрении епископов, напротив – тщательно был скрываем от них, когда они рассуждали об ответе правительству на его два общих вопроса.

Регламент Маурера составлен в духе начал семичленной комиссии. Вот главные положения, характеризующие устройство управления в церкви королевства греческого. Церковь королевства греческого признаёт своим духовным главой Господа Иисуса Христа, по правительственной же части имеет своим началовождём короля Греции. Она автокефальна в своём управлении, в отношении же догматов веры находится в единении со всеми православными церквами (чл. 1). Высшее управление в церкви королевства греческого принадлежит постоянному священному Синоду королевства, под верховным надзором ( κυριάρχια) короля или министерства духовных дел, которому король поручает свои полномочия по отношению к церковному управлению (чл. 2). Священный Синод не имеет права непосредственных сношений по делам веры и церкви с иностранными мирскими или церковными властями; всякая переписка подобного рода производится чрез подлежащее министерство (чл. 19). Синод состоит из пяти членов, назначаемых правительством на год из лиц архиерейского и иерейского сана (чл. 3. 4). Кроме подчинения министерству духовных дел, священный Синод контролируется в своих действиях королевским прокурором, представляющим в своём лице правительство. Королевский прокурор присутствует на всех заседаниях Синода; решение, состоявшееся в его отсутствие, не имеет силы. Королевский прокурор имеет право делать Синоду предложения, которые он обязательно должен подвергнуть своему рассмотрению (чл. 7). Кроме всего этого, правительство предоставило своим органам широкое право защиты лиц, считающих себя обиженными несправедливыми распоряжениями или судебными решениями церковной власти. Всякий эллин, считающий себя несправедливо обиженным церковной властью вопреки действующим постановлениям, сказано в 21 члене регламента, имеет право приносить жалобу гражданскому начальству. Он может обращаться со своей жалобой или прямо к правительству или ко всякой правительственной власти. Эти жалобы рассматриваются подлежащим министерством, по предварительном выслушании мнения священного Синода; впрочем, в случаях, требующих особенной скорости, министерство может отменить распоряжение или решение церковной власти и, не спрашивая мнения священного Синода. Предоставление органам правительства такого широкого права защиты против злоупотреблений церковной власти было совершенной роскошью; в применении его не представлялось надобности. Ведь, все судебные решения священного Синода по делам духовным духовенства и мирян, по регламенту, могут быть приводимы в исполнение только после предварительного утверждения правительства (чл. 17). Затем, регламент усвояет правительству право остановить исполнение всякого распоряжения священного Синода по делам, имеющим не одно церковное, но и общественное значение (чл. 13. 14). Разве не уместно ли предоставление этого права по отношению к внутренним делам церкви (вероучение, богослужение и пр.), в которых, по регламенту, Синод действует независимо от всякой мирской власти? Нет, и в этих делах церковная власть не свободна. «Так как, говорится далее, верховной государственной власти принадлежит высший надзор над всеми возникающими в государстве делами, обстоятельствами и отношениями; то правительство имеет право получить предварительное сведение о предметах, подлежащих обсуждению Синода, и потом ни одно синодальное решение не может быть ни сообщено, ни приведено в исполнение прежде, чем будет испрошено на то утверждение правительства» (чл. 9. 10). Таким образом, из содержания Мауреровского регламента обнаруживается, что правительство греческое оставило без всякого внимания оговорку собора епископского, что управление эллинской церкви должно быть основано на церковных канонах и что участие светской власти в церковном управлении должно быть тоже согласно с церковными правилами. Эта оговорка опущена в регламенте; о проведении её духа в постановлениях регламента нечего и говорить.

Спустя около месяца после издания регламента, он был дополнен постановлением правительства по возбуждённому самим Синодом вопросу о том, в каких случаях он может вести непосредственную переписку с разными церковными и гражданскими властями государства, и в каких должен предварительно испрашивать дозволения на то правительства. В этом постановлении разъяснено Синоду, что во внутренних делах церковных требуется утверждение правительства (placet) только в тех случаях, когда дело идёт об издании новых законов или новых распоряжений; во всех прочих случаях достаточно прокурорского «смотрено». В делах смешанного – церковно-общественного характера требуется утверждение прокурора или министерства, смотря по важности дел. Судебные приговоры Синода все без исключения нуждаются в утверждении со стороны правительства; они утверждаются а) королевским прокурором, когда идёт речь в приговорах о простых выговорах, денежных штрафах ниже 50 драхм, или об аресте не свыше 3 дней; б) министерством церковных дел, в случае более значительных взысканий, именно в случае денежных штрафов 50–500 драхм, ареста от 3 дней до 6 недель, временного отрешения от места не свыше 6 недель, церковных епитимий непубличных, и в) самим королём, в случае присуждения высших наказаний – отрешения от должности свыше 6 недель, лишения священства, совершенного удаления от должности, публичной епитимии, отлучения от церкви, денежного штрафа свыше 500 драхм и ареста свыше 6 недель. Из этого дополнения к регламенту Синод яснее прежнего увидел, что он подчинён правительству не только во внешних делах церковных, но и в тех, которые отнесены в регламенте к делам внутренним, подлежащим исключительному ведению и решению церковной власти, и должен был испытать горькое разочарование в своих надеждах основать церковное управление на церковных правилах. Он заявил правительству сожаление о том, что в 1 и 2 пунктах регламента опущена правительством оговорка епископского собора о том, что основанием церковного управления должны служить церковные правила, а не усмотрение светского правительства. Он выразил также желание, чтобы правительственному утверждению подлежали только важнейшие дела Синода, вроде издания новых постановлений, a менее важные были предоставлены распоряжению самого Синода. Министерство ответило Синоду, что желаемая епископами и Синодом оговорка на счёт правил церковных, как основания церковного удавления, не внесена в 1 и 2 пункты декларации или регламента, по её неуместности, что если бы её внести, то она могла бы подать повод ко многим и вредным перетолкованиям относительно королевского главенства ( κυριάρχια). При этом министерство не скрыло от Синода, что его крайне удивляет смелость Синода представлять свои мнения и возражения по поводу проектов и постановлений правительства, и дало понять членам Синода, что подобными поступками они компрометируют свою верность королевскому величеству. После этого Синод должен был замолчать до нового случая (Курганов, стр. 140–170).

Случай представился в 1843 году. Баварцы своей грубой ферулой вывели греков из терпения. Вспыхнула революция и Греция стала конституционным государством. Перемена образа правления подала повод к составлению новой конституции и к пересмотру законоположений прежнего правительства относительно устройства и управления церковного. К началу открытия заседаний народного собрания священный Синод вместе с другими находящимися в Афинах архиереями подал народному собранию мнение, – в котором выражено, что православная церковь королевства греческого есть религия господствующая в государстве, прочие религии могут быть только терпимыми, – что она признаёт главой своим Господа нашего Иисуса Христа, пребывает в нераздельном догматическом и каноническом единении с великой константинопольской Христовой церковью и со всеми другими единоверными церквами, политически же независима и управляется по божественным, апостольским и соборным правилам и священным преданиям Синодом архиереев, состоящим из председателя, избранного епископами королевства и утверждённого королём, и членов, призываемых по старшинству архиерейства, – что указы и законы, противные церковным правилам, не должны иметь силы, – что король есть защитник церкви и её прав, наблюдает и распоряжается во внешней её области, относительно всего, что не противоречит церковным узаконениям, и получает от Синода всякие сведения о делах церковных. Первые три заседания народного собрания были посвящены обсуждению вопроса о церкви и её устройстве. Некоторые из членов собрания выражали желание, чтобы вопрос о церкви был решён в смысле законодательства, изданного регентством, и чтобы в конституции не было и речи о священных канонах, по которым управляется церковь. Но большинство склонилось к принятию главных пунктов мнения, поданного собором епископов. В конституцию внесены следующие два положения: 1) «Господствующая религия в Греции есть религия восточной церкви. Всякая другая известная религия терпима и то, что относится к её богослужению, совершается беспрепятственно под надзором законов; но воспрещается прозелитизм и всякое другое нападение на господствующую религию. 2) Православная церковь Греции, признавая своим главой Господа нашего Иисуса Христа, существует нераздельно догматически (только!) соединённой с великой константинопольской и со всякой другой единоверной Христовой церковью, сохраняя ненарушимо, подобно им, священные апостольские и соборные каноны и священные предания. Она автокефальна; действует по священноначальственным своим правам независимо от всякой другой церкви и управляется священным Синодом архиереев». Затем предстояло пересмотреть и исправить Мауреров регламент о церковном управлении. На это обратил внимание народного собрания король в сентябре 1844 г. С согласия депутатов в начале следующего 1845 года была учреждена комиссия из духовных лиц для составления законопроекта об устройстве церковного управления и об определении отношений гражданской власти к церковной. На рассмотрение этой комиссии были представлены министерством два законопроекта – один об обязанностях Синода, а другой о епископах. Комиссия исправила законопроект министерства о Синоде в смысле предоставления ему большей свободы действий сравнительно с прежней практикой. Так, например, комиссия проектировала, чтобы состав членов Синода производился на основании точных правил, а не зависел исключительно от усмотрения правительства. Участие королевской власти в делах церковных ограничено условием: насколько оно не противоречит древнему преданию церкви. Проект комиссии не понравился министру церковных дел, и он снова исправил его в смысле Маурерова регламента с небольшими отличиями и в этом виде представил его народному собранию на утверждение. Чтение проекта в народном собрании вызвало продолжительные и бурные прения главным образом потому, что большинство депутатов мало понимало сущность дела. Так, например, один депутат заявил с трибуны: «Я никогда не занимался церковными делами и не знаю ни канонов церковных, ни предания церковного. Я высказываю только своё мнение, родившееся в моём собственном мозгу, и высказываю с такою же откровенностью, как если бы я предложил закон о налогах, пошлинах и повинностях. Итак, я объявляю, что церковь, если она хочет снова достигнуть своего прежнего блеска, должна подчиниться мирской власти». В ответ на такую речь другой депутат, понимающий дело, отвечал: «Ты высказал своё мнение. О чём же, о, благородный советник? О церкви. Слышите ли? Он высказал своё мнение о церкви, о которой ничего не знает! Он высказал своё мнение о предмете, ему совершенно неизвестном!.. О, циклоп! Где ты помрачил свой разум?». И едва ли что-нибудь кроме крайнего удивления и сожаления можно было высказать истинным сынам церкви в ответ на подобные речи. Однако же большинство депутатов оказалось на стороне подобных невежественных и жалких речей. Затем следовало представить законопроект о Синоде в герусию на окончательное решение. Но министерство, почему то уклонилось от этого, и таким образом остался в силе прежний Мауреров регламент. (Курганов, стр. 178–194).

Прошло уже около двадцати лет с того времени, как провозглашена была правительством королевства греческого независимость церкви королевства, а она все ещё оставалась в неопределённом положении. Она была только государственным учреждением, с церковной же точки зрения она была не что иное, как самочинное сборище. Она не получила согласия на своё автономное управление со стороны константинопольской патриаршей кафедры, которой она прежде была подчинена; она не была признана в качестве автокефальной другими поместными православными церквами. Правительство греческое не признавало силы церковных правил и представляло свою церковь – законно существующею; иерархия же не могла стать на точку зрения правительства; она живо сознавала свою прежнюю каноническую связь с константинопольской патриархией и необходимость согласия с её стороны на автокефальность своей церкви. Красноречивым свидетельством этого служит тот факт, что во весь этот довольно длинный промежуток времени епископы греческой церкви не позволили себе рукоположить ни одного архиерея. Правительство волей неволей должно было считаться с подобным положением вещей, но не хотело вступить на прямой, законный путь сношений с константинопольской патриархией, а по временам пробовало добыть признание совершившегося факта хитростью, путём окольных сношений. Разумеется, хитрые уловки вели только к посрамлению хитрецов. Последняя попытка этого рода была в 1849 году. В этом году скончался в Константинополе греческий посланник Иаков Ризо; похороны его совершены с большой торжественностью при участии вселенского патриарха и его синода. Греческое правительство сочло своей обязанностью поблагодарить патриарха и решило послать ему в подарок драгоценный крест. Этим-то случаем и решили в Афинах воспользоваться для возобновления общения с патриархом. В этих видах послали подарок не чрез посла, а с нарочитым – архимандритом Мисаилом Апостолидом. Да кроме того, архимандриту было вручено для представления патриарху послание от имени председателя Синода королевства греческого. Если, рассуждали в Афинах, патриарх ответит на послание, это можно будет считать актом признания совершившегося факта отделения церкви королевства от подчинения патриархии. Патриарх принял подарок греческого правительства и впоследствии благодарил за него. Послание же возвратил вручителю нераспечатанным, сказав, что он не знает греческого Синода и его председателя, так как в церкви никогда не было и речи об учреждении такового Синода. Тогда в Афинах поняли необходимость войти в прямые объяснения с патриархией об учреждении автокефальной церкви королевства греческого.

Получивши грамоты от греческого правительства и от Синода, содержащие в себе извещение о порядке вещей, устроившемся в греческой церкви со времени провозглашения независимости королевства, и просьбу о признании этого порядка, вселенский патриарх созвал свой Синод в усиленном составе и предложил ему вопрос об эллинской церкви. Синод воздал благодарение Богу за то, что епархии королевства греческого, бывшие в течение семнадцати лет вне канонического общения со своим законным предстоятелем и прочими автокефальными церквами православными, теперь снова ищут восстановления единения с восточными церквами, и во имя любви Христовой и в видах мира церковного, признал за благо провозгласить церковь королевства автокефального. Но при этом, в виду образа действий правительства королевства греческого, патриарший Синод выразил положение, что право давать самостоятельность церквам, находящимся в округе константинопольского патриарха, принадлежит только вселенскому патриарху, как канонически им приобретённое. Да, кроме того, патриарший Синод поставил необходимым условием своего согласия на провозглашение автокефальности церкви королевства, чтобы её церковное управление, раз навсегда было установлено на точном основании божественных, апостольских, соборных и отеческих правил и церковных преданий. Главнейшие из оснований устройства управления церкви королевства были выражены самим патриаршим Синодом в другом его заседании. Они следующие:

1)     Верховной церковной властью в Греции, управляющей делами церкви по божественным и священным канонам свободно и независимо от всякого мирского влияния, будет постоянный Синод, состоящий из архиереев, поочерёдно призываемых по старшинству рукоположения, имеющий председателем митрополита афинского и именующийся священным Синодом церкви эллинской.

2)     Председатель, при вступлении в своё звание, обязуется посылать обычные синодальные и общительные грамоты к вселенскому и к прочим патриархам, равно как и эти, при своём вступлении на престол, делают то же самое.

3)     Священный Синод церкви эллинской даёт канонические дозволения, требуемые для рукоположения архиереев.

4)     Все эллинские митрополиты и архиепископы, священнодействуя в областях своих, воспоминают священный Синод, председатель же его, священнодействуя, воспоминает всякую епископию православных, а в священных диптихах воспоминаются: вселенский патриарх и прочие три по чину, равно как и всякая епископия православных.

5)     Как скоро эллинская церковь возымеет нужду в святом мире, священный Синод церкви эллинской обращается за ним к константинопольской святой Христовой великой церкви.

6)     Относящееся к внутреннему церковному управлению, как-то: к избранию и рукоположению архиереев, к числу их и наименование их престолов, к рукоположению священников и диаконов, к делам брачным и бракоразводным, к управлению монастырей, к благочинию и образованию священного клира, к цензуре антирелигиозных книг, – всё это и подобное будет определяемо священным Синодом церкви эллинской посредством синодального действия, отнюдь не противоречащего священным канонам святых соборов и преданным отцами законам и постановлениям православной восточной церкви.

7)     В таких делах церковных, которые нуждаются во взаимном обсуждении и содействии для лучшего устройства и утверждения православной церкви, священный Синод эллинский относится к вселенскому патриарху и находящемуся при нём священному Синоду; вселенский же патриарх с находящимся при нём священным Синодом охотно оказывает своё содействие, сообщая нужное эллинскому священному Синоду.

Все эти основания устройства управления эллинской церкви были внесены в соборное определение ( τό μος συνοδικὸς), в котором окончательно было формулировано постановление патриаршего Синода об автокефальности эллинской церкви²⁴. Это синодальное определение было сообщено патриархом представителям церкви и королевства греческого в Константинополе при особой грамоте патриарха, адресованной клиру и народу эллинской церкви. В этой грамоте патриарх снова повторяет, что патриарший Синод, признав эллинскую церковь автокефальной, вместе с тем учредил постоянный Синод для управления её церковными делами свободно и независимо от всякого мирского влияния. Затем патриарх говорит: «Самый священный Синод и преосвященнейшего его председателя убеждаем, увещеваем и просим соблюдать и сохранять целым и невредимым на все времена священный закон православной веры, коего высшее в своём месте церковное домостроительство и управление великая Христова церковь соборным деянием вверила ему, прилагать старание о сохранении с нами и со всеми православными церквами единения духа в союзе мира, управлять, устроить и узаконить дела церковные согласно с божественными правилами святых апостолов и святых вселенских и поместных соборов и священными преданиями, от отцов наследованными обычаями, учреждениями и постановлениями единой, святой, соборной и апостольской церкви, и не дозволять никакого нововведения или перемены или отмены, по священноначальственной совести, как должен дать в том ответ пред нелицеприятным судилищем во второе страшное Христово пришествие. Тому же священному Синоду и всем вообще преосвященным архиереям богоспасаемой державы греческой по долгу напоминаем слова апостола (Деян. 20, 28–31): «внимайте себе и всему стаду, в нём же вас Дух Святой постави епископы, пасти церковь Господа и Бога, юже стяжа кровию Своею. Аз бо вем сие, яко по отшествии моём внидут волцы тяжцы в вас, не щадящии стада, и от вас самих восстанут мужие глаголющии развращенная, еже отторгати ученики в след себе: сего ради бдите». Вы же, благословенные христиане, стойте твёрдо, крепко и неподвижно на непоколебимом камне веры, храня как зеницу ока православное исповедание, которое вы издревле прияли от отцов. Наипаче же вы, в высших достоинствах и преимуществах, стерегущие непорочный ковчег веры, матерь нашу церковь, соблюдайте его целым и неприкосновенным от страстей привременного мира, благоговея пред Царём всех. Законодатели! Чтя закон богооткровенный, творите законы богоугодные в делах ваших». Вселенский патриарх известил особыми посланиями и прочие независимые поместные церкви о провозглашении независимости эллинской церкви и учреждений в ней постоянного Синода, разослав но ним в копии и соборное определение. А русскому Святейшему Синоду, кроме вселенского патриарха, сообщил об этом и сам священный эллинский Синод чрез особого посланного. Общительные грамоты, присланные восточными патриархами и прочими независимыми церквами эллинскому Синоду по поводу известительных грамот вселенского патриарха, выражают согласие с соборным определением и радость о восстановлении канонического общения церквей (Курганов, стр. 195–220).

Вот когда и как канонически получила своё начало церковь королевства греческого. Из обстоятельства этого дела и из актов константинопольской патриархии по этому делу вытекают следующие основные положения относительно церковного устройства и управления:

1)     Автокефальная церковь не может возникнуть сама собой по желанию и усмотрению известного количества епископов. Для происхождения автокефальной церкви требуется прежде всего согласие той власти церковной, которой дотоле были подчинены епископы возникающей автокефальной церкви и во вторых признание её в этом качестве со стороны других поместных независимых церквей.

2)     Автокефальная церковь не может получить начала в каноническом смысле по воле одного светского правительства страны. От признания светского правительства завесит положение поместной церкви как публичной корпорации.

3)     Из понятия об автокефальной церкви в смысле каноническом не следует, чтобы церковь, признанная автокефальною, с этого момента отдалялась от живого канонического общения с прочими членами организма вселенской церкви, ограничиваясь только соблюдением единства в догматах веры, и чтобы рамки политического союза, в котором она существует, становились для неё как бы непроницаемой стеной для общения с католическою церковью. Нет, автокефальная церковь, пользуясь свободой самоуправления, в тоже время продолжает оставаться живым членом вселенской церкви и находится вследствие этого в постоянном каноническом общении с прочими автокефальными церквами. Это общение выражается тем, что предстоятель её поминает в молитвах при общественном богослужении предстоятелей других автокефальных церквей и всякое епископство православное, при вступлении своём в должность извещает об этом другие независимые церкви, обменивается с ними общительными грамотами и в других важных случаях. В случаях особенной надобности поместная автокефальная церковь обращается с просьбой о содействии к прочим автокефальным церквам, в особенности же к вселенскому патриарху, а также и сама подаёт руку помощи другим церквам в согласии с прочими членами вселенской церкви. Вследствие этого высший канонический авторитет для каждой поместной церкви есть голос и решение собора всех поместных церквей православной церкви.

4)     Из понятия автокефальности не следует также, будто автокефальная церковь может свободно, без всякого ограничения, установлять нормы церковного управления в своих пределах. Нет, поместная церковь должна сохранять нормы, установленные правилами вселенской церкви, особенно нормы основные. Придерживаясь их, она может издавать свои постановления, клонящиеся к лучшему применению их на практике в виду особенных обстоятельств места и времени.

5)     Автокефальной церкви принадлежит право управления и суда по делам церковного характера в пределах её области.

6)     Естественным и правильным порядком церковных дел признаётся тот, когда церковная власть не стесняется в своих полномочиях влиянием или вмешательством со стороны светской власти. Светское правительство, по выражению вселенского патриарха, есть страж ковчега веры, матери нашей церкви, обязанный соблюдать его целым, неприкосновенным от страстей привременного мира.

Но противуцерковное направление уже успело значительно укорениться в действиях греческого правительства, и ему не совсем легко было отстать от него, если бы оно и хотело, а при недостатке этого хотения – и тем более. Правительство препроводило Синоду синодальное определение и патриаршие грамоты, с тем, чтобы он в свою очередь распорядился прочтением его в церквах, a затем долго ничего не предпринимало к пересмотру прежнего законодательства своего по делам церковным с целью примирения его с определением патриаршего Синода. Только в половине 1851 года министерство духовных дел поручило Синоду составить проект закона о епископах и епископиях, пересмотр же регламента о Синоде оно отклоняло под разными предлогами, между прочим под тем предлогом, будто вселенский патриарх конфиденциально согласился дозволить греческому правительству оставить этот регламент без изменения. Между тем по сознанию членов Синода самым существом дела требовалось, чтобы прежде были определены и узаконены отношения Синода к светскому правительству, а потом уже сообразно с ними должен быть составлен и законопроект об епископиях. В этом убеждении Синод и составил проект закона как об епископиях, так и о Синоде, положив в основание его, согласно определению патриаршего Синода, канонические правила, и в начале 1852 года представил его на рассмотрение в министерство. Но министерство не дало проекту Синода никакого хода, а спустя некоторое время само составило проект закона о Синоде и об управлении эллинской церковью, в духе Маурерова регламента, и препроводило его Синоду для рассмотрения и исправления. Члены Синода отнеслись к делу серьёзно, указали, какие изменения и дополнения желательно сделать в проекте, и препроводили их в министерство, выразив убеждение, что министр потрудится сделать необходимые исправления в законопроекте, чтобы он быль издан к общей радости церкви и государства. Министр разгневался на членов Синода за то, что они позволили себе делать замечания на его законопроект, и в тот же день возвратил Синоду его представление, как оскорбительное для правительства. Синод сократил свои замечания больше чем на половину и снова отправил представление в министерство с той же надеждой, что правительство добросовестно озаботится исправлением законопроекта согласно его заключениям и представит законопроект законодательным корпусам. Министр посмотрел и на это представление с не меньшим гневом, опять отослал его обратно Синоду, дав понять чрез своих приспешников, что министерские проекты присылаются в Синод только ради чести, а вовсе не для замечаний и исправлений. Но Синод и на этот раз не попал в своём ответе в тон министра. Только после нового возвращения ответа из министерства Синод увидел, что ему ничего более не остаётся, как отказаться от всяких мнений и замечаний. Так он и поступил, да ещё добавил, что законопроект не заключает в себе ничего противоречащего божественным догматам нашей веры, ни священным канонам и преданиям церкви. Заручившись таким путём согласием Синода, министр представил законопроект в палату депутатов; и депутатам министр не позволил много говорить, предупредив их, что он смотрит на устройство Синода, как на предмет совершенно церковный (какая злая ирония!). Затем законопроект был принят герусией и утверждён королём 9 июля 1852 года. (Курганов, стр. 226–248).

Закон, о котором была выше речь, называется: Νόμος καταστατικὸς τῆς ἱερᾶς συνόδου τγς ἐκκλησίας τῆς Ἐλλάδος ²⁵ . Как выше уже замечено, этот закон по своему духу и по самому изложению очень напоминает регламент Маурера. Но в нём есть некоторые выражения, которые внесены под влиянием определения константинопольского патриаршего Синода. Отсюда в упомянутом законе замечается двойственность начал. В нём церковь эллинская признаётся особым общественным союзом, отличным от государства, считается членом вселенской церкви, признающей своим главой Господа Иисуса Христа, говорится, что она управляется духовно епископами, соблюдая неизменно, подобно другим православным церквам, апостольские и соборные правила и отеческие предания (§1). Но в тоже время члены Синода при вступлении в должность клянутся быть верными конституции и повиноваться беспрекословно законам государства (хотя бы, значит, они и противоречили церковным правилам). Дела, подлежащие рассмотрению священного Синода, разделяются на дела внутренние, или чисто церковные, и дела внешние, или имеющие связь с общественными интересами. О первых сказано, что они решаются Синодом независимо от политической власти; только относительно вторых Синод не может сделать распоряжения без согласия и утверждения светского правительства (§7). Между тем в §6 сказано, что всякое постановление или решение Синода не действительно, если оно принято Синодом в отсутствие королевского епитропа или не имеет его подписи. Это требование, само по себе формальное, при известном неблагоприятном для церкви направлении правящих сфер, может иметь освоим последствием лишение Синода всякой свободы, всякой инициативы в делах своих, даже полную невозможность что ни будь сделать и предпринять. Значит, по существу дела, различие между теми и другими предметами ведения Синода сглаживается на практике; внешним отличием их служит то, что в делах второго рода в самом акте Синода в начале значится, что решение состоялось с утверждения правительства, например, в следующей форме: «Священный Синод элладской церкви, с утверждения политической власти»..., в первых же – умалчивается об этом (§11). Кроме того, всякому недовольному действиями и распоряжениями Синода предоставлено право жалобы правительству (§22). Судебные решения Синода и по церковным делам приводятся в исполнение после утверждения и при содействии правительства (§14). Синод может сноситься с другими автокефальными церквами не иначе, как чрез посредство министерства церковных дел (§20).

Одновременно с этим был издан греческим правительством другой закон – об епископиях и епископах ( Νόμος περὶ ἐπισκοπῶν καὶ ἐπισκόπων) ²⁶ . В нём тоже можно заметить некоторую двойственность начал. Здесь епископ называется духовным и церковным начальством вверенной ему епископии (§8). Он по своему сану есть естественный предстоятель подчинённого ему клира ( ὰυτὸν ὸφείλουσι (κληρικοὶ), ίνα γνωρίξωσιν ὡς ἀμέσως προϊστάμενον ἐκκλησιστικῶς καὶ ὑπακούωσιν εἰς αὐτὸν καὶ ἐκτελῶσι τᾶς ἐκκλησιαστὶκὰς παραγγελίας καὶ διαταγας τοῦ. §13). Они обязываются соблюдать священные каноны и наблюдать, чтобы и их подчинённые следовали им в своей жизни. Но с другой стороны епископы мыслятся и государственными чиновниками. После рукоположения, сказано в законе, епископы утверждаются и королевским приказом, чтобы они были признаны таковыми и со стороны светских властей королевства. Прежде вступления в должность епископ даёт торжественное обещание быть верным конституции и соблюдать законы государства (§3). В своей пастырской деятельности епископ ограничен со стороны светской власти. Так, члены епископского судилища определяются королевским приказом (§9). Епископ не может издать так называемых анонимных епитимий, т. е. пастырских прещений и увещаний по поводу пороков и заблуждений, без предварительного согласия местного светского начальства (§10).

Та же самая двойственность начал замечается и в самом порядке законодательства по церковным делам. Выше мы видели, что константинопольский патриарший Синод, вместе с признанием церкви эллинской автокефальной, определил главные начала устройства и управления ею. Мы знаем также, что греческое правительство поручало священному Синоду опубликовать определения патриаршего Синода в качестве закона церковного, обязательного для членов эллинской церкви. A затем, через два года, греческое правительство издало свой закон о том же деле, в котором только отчасти приняты начала определения патриаршего Синода, а преобладающий тон постановлений отзывается началами противоположного характера. Закон о Синоде и, закон о епископах – суть законы государственные, касающиеся церковных дел, а не церковные в тесном смысле. Об этом их характере прямо сказано в конце их: Ο παρὼν νόμος ϕηφισθεὶς παρὰ παρὰ τγς Βουλῆς καὶ τγς Γερουσίας καὶ παρ᾽ Ἡμῶν σήμερον κυρωθεὶς, θέλει δημοσιευθῆ διὰ τῆς Ἐφημερίδος τῆς Κυβερνήσεως, καὶ ἐκτελεσθῆ ὡς νόμος τοῠ Κράτους. Эти законы служат выражением того, насколько греческое правительство готово позволить исполнение патриаршего определения и какие нормы церковного управления оно считает нужным и полезным поддерживать в видах общественных интересов, как оно их понимает. Греческое правительство в этом случае отступило от примера византийских императоров, которые в своих законах по делам церковным строго держались начал, выработанных и принятых самою церковью, и взяло на себя задачу, своим авторитетом, привить к церковному управлению начала чуждые древним церковным правилам. Задача очень ответственная!..

Указанные выше органические законы об управлении эллинской церкви действуют и до сего времени с незначительными изменениями²⁷. В пользу порядка вещей, созданного этими законами, можно указать на то, что при нём нельзя опасаться столкновения между церковью и государством. Эту сторону прекрасно выяснил г. Фреарити в своей речи при вступлении в должность королевского прокурора при афинском Синоде. По его словам, должность королевского прокурора предназначена к тому, чтобы предупреждать и устранять неизбежно долженствовавшие возникать от изолированности и одностороннего действования каждого из двух общественных организмов (церкви и государства) столкновения по вопросам, имеющим двойственный характер – политический и церковный. Цель этого православного учреждения исключительно состоит в том, чтобы служить поддержкой и охраной необходимой гармонии между церковью и государством. Именно – дело королевского прокурора состоит в том, чтобы с одной стороны всякий раз уяснять церкви её законные отношения к государству и возникающие для неё отсюда обязанности, с другой – откровенно предстательствовать пред государством за церковь, не только как за самую необходимую и незаменимую для истинного его благоденствия стихию, но и как за учреждение, приобретшее уже испокон века известные права и преимущества, охранение и соблюдение, которых государство гарантировало ей чрез своё законодательство и поддерживает своею мышцею, насколько, т. е. это оказывается не противоречащим прямым и высшим интересам государства, в которых заключается и интерес церкви (Церк. Вестн. 1876. №6, стр. 22). Но такой порядок вещей, может быть, достигнут только в том случае, если государство чтит и уважает церковь, сочувствует её задачам и просветительным началам, признаёт достижение задач церкви лучшим условием благосостояния общественного. Что же выйдет, если государство, усвоивши себе опеку над церковью, взявши на себя инициативу и право решающего голоса в вопросах церковных, относится к этим делам холодно и полупрезрительно, когда оно не желает процветания церковной жизни и не заботится об этом, когда оно тяготится заботой о церкви как лишней обузой для себя, хотя и добровольно взятой? Будет то, что церковь будет чувствовать себя не только одинокою, но и приниженною, угнетённою, не могущею располагать свободно теми силами, которые присущи ей самой, без содействия государства. Таково именно и есть положение эллинской церкви со времени провозглашения самостоятельного греческого королевства, благодаря крайнему равнодушию, чтобы не сказать более, правительственных сфер и общественного мнения. До чего расстроены церковные дела в греческом королевстве, можно судить по недавнему соблазнительному процессу о продаже епископских кафедр в министерстве духовных дел (Церк. Вестн. 1877. №2, стр. 6–7. и 47, стр. 4). Все сознают печальное положение дел в эллинской церкви, и с разных сторон высказывается мысль о необходимости улучшений, но правительство остаётся, глухо и слепо. Все представления Синода об улучшении церковных дел, все проекты преобразований, исходящие от общества, оставляются без внимания в министерстве церковных дел. Вот например, скорбный, можно сказать отчаянный голос председателя афинского Синода митрополита Прокопия при открытии сессии Синода в 1883 году. «Священный Синод со своей стороны всегда и при всех обстоятельствах готов к приглашению благородного министра (церковных дел) оказать своё содействие к поддержанию значительно упавшего уже к несчастию авторитета и силы церкви в деле распространения и укрепления, евангельских начал, благодаря не малому унижению низшего духовенства. По временам встречаются люди и особенно среди образованных, которые думают, что церковь и всегда должна находиться в уничижении, чтобы её служители, оперившись, не стали посягать на государственные и общественные интересы. Но это совершенно не основательно и свидетельствует о полном незнании истории и вообще начал, которыми руководится наша церковь. Православная восточная церковь во времена императоров ни на йоту не уклонялась от того основного положения, которое утвердил её Основатель Иисус Христос, именно, что политическое принадлежит государству, как и религиозное в свою очередь исключительно принадлежит церкви: воздадите Кесарево Кесареви, и Божие Богови. Да, достопочтенный г. министр! Да, досточтимейшие собратия! Настало время, дальнейшее откладывание не возможно, пробил час окончательного решения! Мы или будем жить или падём всецело, или станем твёрдо на ноги при помощи развития и утверждения, евангельских начал, как подобает плодотворным деятелям, мужественным и почтенным воинам церкви Христовой; или останемся навсегда в параличном состоянии, делаясь с каждым днём всё слабее й слабее и утрачивая и последние остатки уважения среди православного населения. Сохрани Бог! Настоящее печальное положение церкви должно быть признано одною из первейших нужд нации, сделаться одним из первых предметов занятия ближайшей сессии палаты депутатов, иначе мы, поставленные служителями и духовными её правителями, ни за что более не отвечаем. Наши, церковные дела действительно находятся в самом дурном положении. Священный Синод со своей стороны готовь приложить руки к исправлению всего, что признаётся недугом; но все-таки это более зависит от исполнительной власти. В конце концов, от правительства и корпуса депутатов ожидается уврачевание зла» (Церк. Вестн. 1883. №51, стр. 1). Через насколько лет слышим мы другой голос подобного же рода от члена афинского Синода кефолонийского архиепископа Германа. В речи, которую произнёс архиепископ при открытии новой сессии парламента пред вновь избранными депутатами, в день принесения ими присяги, он, между прочим, сказал: «Вместо того чтобы, в воздаяние своих заслуг народу, пользоваться подобающим уважением и покровительством, церковь получила жалкие крохи; если оставить в стороне пустые титулы, не имеющие никакого значения, все преимущества, поддерживающие престиж церкви, потеряли всякую цену, и даже столь скаредно дарованные служителям церкви привилегии часто и разнообразно нарушались к вреду и унижению церкви, которая волей-неволей доходила до безотрадного положения пресмыкаться пред сильными людьми для спасения своих прав. Раз утративши, свою независимость церковь стала падать от унижения к унижению, превратившись в жалкую служанку из любвеобильной некогда матери. Зло было бы ещё не так велико, если бы государство ограничивалось этим унижением и позаботилось об исполнении другой своей обязанности, т. е. о воспитании народа в духе благочестия, воспитании, от которого только и можно ожидать благих плодов. К несчастию, отклонившись, раз от правильного пути в своих отношениях к церкви, государство пренебрегло, что впрочем, было вполне последовательно, и религиозным воспитанием народа. Поэтому мы и видим что все правительства (греческие), за немногими, редкими исключениями, не только не заботятся о том, чтобы народ проникался духом благочестия, но и часто соперничают друг с другом в придумывании мероприятий вредных для церкви: одно оставляет целые десятки лет незамещёнными вакантные архиерейские кафедры, отдавая их на расхищение наёмникам, другое возводит на эти кафедры людей неспособных и не содержащих таинства веры в чистой совести; третье закрывает преподавательские кафедры священных наук; четвёртое поручает преподавание этих наук лицам, сильно противящимся истине и невежественным в вере. Вообще все на церковь смотрят, как на лишнюю обузу, а на религию, как на отжившую свой век идею, не имеющую чести принадлежать к числу новых идей, господствующих в обществе, не давая себе, к несчастию, труда справиться, как смотрят на церковь народы, превосходящие других мудростью и силою, какое оказывают ей покровительство и какое имеют понятие о религии». Казалось бы, такая пламенная речь должна была произвести впечатление на греческое правительство. А между тем оно ответило на неё двумя предложениями: а) о сокращении числа епархий применительно к числу номархий (губерний), b) об исключении закона Божия из программы преподавания в двух высших классах гимназий!.. «Вообще, говорит профессор афинского университета Дамала, – пятьдесят лет свободной жизни ничего доброго не принесли национальной церкви, – и следствия очевидны; ещё немного, и уж слишком поздно будет поправлять дело; кто-нибудь со стороны исправит нас жезлом железным» (Церк. Вестн. 1887. №15, стр. 259–260).

Из фактов, изложенных выше, вывод ясен сам собою. Приниженное положение церкви при равнодушии правительства к её задачам необходимо должна сопровождаться существенным вредом для правильной церковной жизни. Странно управлять делами церкви учреждению, которое смотрит на церковь как на лишнюю обузу, как на устаревшую древность, не стоящую внимания и сочувствия!!...

Подобное же явление повторилось в той или другой степени последовательно и в других православных государствах Балканского полуострова, вызванных к самостоятельной жизни благодаря братской помощи России. На первой очереди стоит Румыния. Не успела ещё Румыния пробрести себе полной политической самостоятельности, как заявила своё отщепенческое стремление в церковном отношении, заявила в совершенно противоканонической форме. Мотив был политический и притом касавшийся лично князя Кузы, стоявшего во главе соединённых Дунайских княжеств. Чтобы упрочить своё политическое положение, князь Куза искал опоры себе в рядах противников православия. Ставши во враждебное отношение к православной церкви и духовенству, князь Куза естественно старался ослабить его общественное значение. Для достижения этой цели князь Куза придумал ввести такого рода реформы в церковном управлении своего княжества, которые дали бы ему возможность произвольно распоряжаться в делах местной православной церкви. По его приказанию был составлен в 1864 году в министерстве исповеданий, без участия церковной власти, проект новых церковных узаконений, которые затем получили утверждение законодательной палаты и санкцию со стороны самого князя. Главные черты нового уложения заключались в следующем. Румынская православная церковь (находившаяся доселе под иерархическим главенством константинопольского патриарха) провозглашена независимой от всякой иностранной церковной власти. Во главе управления румынской церковью поставлен генеральный Синод (термин, заимствованный из управления протестантской церкви). Членами Синода состоят все наличные епископы страны; но кроме того назначаются в состав Синода по три депутата от каждой епархии из духовенства и мирян, по выбору, находящемуся в зависимости от воли правительства. Председатель Синода есть митрополит валахский, но он председает не по достоинству своего иерархического сана, а во имя господаря. Синод созывается один раз в два года. В случае внезапной надобности созвать Синод вне назначенного срока, епископы обращаются с просьбой о том к министру, от воли которого зависит согласиться на просьбу или отказать. Созывает Синод, предлагает вопросы на его обсуждение, принимает участие в самых рассуждениях, предлагает решения на утверждение господаря и приводит их в исполнение – министр исповеданий. Если Синод осмелится затронуть какой-нибудь вопрос, не предложенный на его обсуждение со стороны министра, последний имеет право закрыть совсем заседания Синода. Синод лишён права надзирать за преподаванием наук в семинариях (для беспрепятственного проведения в них латинских стремлений). Синод не вправе вмешиваться в обсуждение законов о веротерпимости и свободе совести, какие найдёт нужным издать светская власть (в видах открытия дверей римской пропаганде). Но правительству Румынии было не достаточно и такого безусловного порабощения православной румынской церкви своим предзанятым видам. В январе следующего 1865 года был издан им закон о порядке назначения епископов, прямо ведущий к уничтожению церкви как особого религиозно-общественного организма. По этому закону, епископы назначаются господарем, по избранию совета мониторов. Чтобы не оставалось никакой связи нового порядка управления румынской церкви с порядком, установленным канонами древней церкви, постановлено, что все прежние законы, несогласные с настоящими узаконениями, отменяются²⁸. Такого грубого произвола со стороны светского правительства, какой мы видим в действиях и распоряжениях князя Кузы, православная церковь не запомнит со времени гонений на неё со стороны римского правительства.

Вступивши на путь произвола при издании церковных законов, князь Куза шёл тем же путём и при исполнении этих законов. Объявивши о созвании генерального Синода, правительство Кузы пригласило явиться в заседания Синода не всех наличных епископов, как бы следовало по закону, им самим изданному, а только тех, которые были ему угодны. Епископы, не приглашённые на Синод, решились отправиться в Бухарест по собственной инициативе, но на дороге были остановлены агентами правительства и под конвоем отправлены в Яссы. Независимое поведение этих епископов и грубое насилие над ними со стороны румынского правительства произвели, однако же, своё действие на прочих членов Синода; Синод отклонил все проекты правительства, направленные к введению католических обычаев. В числе этих проектов были, между прочим, предложения о введении грегорианского календаря в церковное и общественное употребление и о введении в православных церквах органов. Правительство не смутилось неудачей, какую потерпели его законопроекты на генеральном Синоде; оно стало приводить в исполнение свои мероприятия на свой страх. Оно учредило в Яссах с субсидией из своих средств латинскую семинарию, высшую по программе образования, чем православные семинарии, допустило папского визитатора и вело переговоры с папским двором о других привилегиях в пользу латинства. Чтобы оправдать хоть для виду свои мероприятия, правительство доказывало в своих органах печати, будто латинство составляет народную веру румынов.

Румынское правительство действовало, не обращая внимания ни на кого и ни на что. Оно даже не уведомило о своих новых церковных законах константинопольского патриарха, которому в то время была подчинена румынская церковь. Патриарх узнал об них только из румынских газет. Понятны чувства, какие должен был испытать при этом патриарх. Он созвал чрезвычайный собор, в котором приняли участие все находившиеся в городе патриархи – занимающие кафедры и проживающие на покое, все митрополиты, епископы и некоторые из архимандритов. По решению собора, были отправлены патриархом Софронием послания на имя господаря румынского и митрополитов Молдавии и Валахии с требованием об отмене новоизданных законов, как антиканонических. Князь Куза не удостоил патриарха ответом, а архимандрита Евстафия Клеовула, которому было поручено вручить патриаршие грамоты, распорядился выслать из Румынии под стражей как политического агитатора. Тогда патриарх, по новом обсуждении дела на соборе, решил передать его на совокупное обсуждение других автокефальных поместных церквей православного востока н просить с их стороны братской помощи в вопросе, касающемся всей православной церкви²⁹. В виду привлечения к этому делу России, князь Куза увидел необходимость оправдать свой образ действий пред общественным мнением Европы. Он составил ответ на послание патриарха Софрония и отдал напечатать его в иностранных газетах. Ответ состоял из произвольного толкования церковных правил и неправильных ссылок на исторические факты. Чтобы лучше дискредитировать побуждения, руководившие действиями константинопольской патриархии, возбудившей вопрос о законности распоряжений князя Кузы, пущены были в иностранные газеты корреспонденции, в которых доказывалось, что главным мотивом возражений со стороны константинопольской патриархии против автономии румынской церкви служит опасение ущерба, какой должно потерпеть от этого казначейство патриархии. Для европейской читающей публики оправдания князя Кузы, быть может, были достаточны. Не так взглянули на них автокефальные церкви православного востока. Св. Синод русской церкви нашёл лишённым законного основания усвояемое светским властителем право на предпринятые в законодательстве и управлении влахо-молдавской церкви нововведения и препроводил к вселенскому патриарху подробное опровержение доводов, представленных в оправдание поведения князя Кузы в ответном письме его к патриарху. Главные же положения св. Синод высказал в самом ответном послании своём к святейшему патриарху. Признаем, говорит св. Синод, что учреждение нового Синода, имеющего власть законодательную и правительственную, превышает меру светской власти и требует рассуждения и утверждения высшего в церкви собора, и в особенности патриарха, к области которого принадлежит церковь, учреждающая новый Снод. Близкие примеры представляют Синоды всероссийский и афинский. Положение, что «в Синоде председательствует во имя господаря румынский митрополит», признаём антиканоническим и антиевангельским (Лук. 10:16. Матф. 18:20). Митрополит и прочие члены Синода присутствуют в нём во имя Христа и апостолов. Признаём антиканоническим назначение епископов одной светской властью, без избрания церковного. Принявшие такое назначение должны поставить себя пред тридесятым правилом святых апостолов и со страхом помыслить, истинное ли освящение они получат, и на паству простирать будут. Ссылка князя Кузы на порядок назначения епископов в русской церкви неудачна. Призвание епископов в российский Синод, говорится в дополнительном рассуждении св. Синода, объявляется повелением императора; но при сем, без официальных форм, принимается в рассуждение мнение первенствующего члена и других старейших: следственно дело происходит с участием и согласием церкви. Но молдовлахийскому правительству было бы более полезно обратить внимание на то, что более известно, именно, что избрание в епископы производится в собрании российского Синода, по предварительной молитве (Прав. Обозр. 1866. т. 19. Заметки, стр. 55–73)³⁰. Наконец св. Синод в своём ответном послании опроверг делом и словом протестантский принцип безусловной взаимной изолированности поместных православных церквей, выраженный в законе князя Кузы. Получивши от константинопольского патриарха известие о нестроениях влахо-молдавской церкви, произведённых законодательством князя, св. Синод в ответном послании свидетельствовал, что оно «прискорбно для всех во вселенском православии соединённых церквей». В соответствии с этим русская церковь сочла себя «обязанной, по долгу общего и взаимного сохранения мира и единомыслия церквей» откликнуться на голос константинопольской церкви и оказать своё содействие восстановлению силы церковных правил в румынской церкви (Собрание мнений митроп. Филарета, т. 5:2, стр. 806–807). Пастырские увещания константинопольского патриарха и единогласное мнение других автокефальных православных церквей, осудивших образ действий румынского правительства, в настоящий раз не подействовали на него; оно по-прежнему продолжало считать свои распоряжения по церковным делам правильными. Даже более, после признания Румынии самостоятельным княжеством по Берлинскому трактату, и после, провозглашая её королевством в 1881 году, румынская церковь, под давлением правительства, в 1882 году порвала и ту незначительную каноническую связь с константинопольской патриархией, какая ещё доселе существовала между ними, именно отказалась принимать от константинопольской церкви св. миро (Цер. Вестн. 1883. №2, стр. 2). Но как ни держало себя румынское правительство по отношению к требованиям церковных правил, на почве которых стояла константинопольская патриархия, со временем оно должно было прийти к сознанию необходимости принять во внимание эти требования, хотя бы в интересах общественного спокойствия и в видах умиротворения оскорблённого религиозного чувства населения страны. Оно вошло в сношение с константинопольской патриархией о признании с её стороны автокефальности румынской церкви и получило его 1 мая 1885 года (Цер. Вестн. 1885, №22). Должен был подвергнуться исправлению и закон 1864 года об управлении румынской церковью. Это случилось ранее канонического признания автокефальности румынской церкви, и при содействии св. Синода российской церкви. Св. Синод с 1865 года принимал живое участие в устроении дел румынской церкви, направляя его к согласованию с общими каноническими началами православной церкви. В 1871 году министерством иностранных дел доставлен был на рассмотрение св. Синода новый проект закона о реорганизации румынской церкви, составленный румынским правительством между прочим на основании замечаний сделанных св. Синодом в 1870 году на подобный же проект того же правительства. Принимая во внимание, что этот проект составлен после переговоров с вселенским патриархом, что румынским правительством было признано необходимым благословение патриарха для законного установления новой церковной организации и что вообще проектированные законоположения составлены в духе древних канонов, св. Синод отнёсся сочувственно к желанию румынского правительства восстановить настоящим законом порядок, нарушенный во время правления князя Кузы, и выразил со своей стороны желание, чтобы этот закон был надлежащим образом утверждён и восприял свою силу (Прав. Обозр. 1873. т. 3. Заметки, стр. 336. Извлечение из отчёта обер-прокурора св. Синода). Этот закон издан в 1872 году, заменив собою распоряжения князя Кузы. По этому закону, избрание епископов предоставлено особому избирательному собранию, состоящему из епископов и из депутатов палаты православного исповедания; утверждение избрания принадлежит господарю. Св. Синод состоит из лиц епископского сана. Председательствует в нём митрополит Валахии. При совещаниях Синода присутствует министр, заведующий церковными делами, но с голосом совещательным. Синод созывается дважды в год. Он утверждает всё, что касается чисто духовных дисциплинарных и судебных отношений, согласно с канонами православной церкви. Постановления Синода, для получения законной силы, должны быть представляемы чрез министра на утверждение господаря; но решения Синода по делам чисто религиозным приводятся в исполнение прямо от имени Синода (Прав. Об. 1873. т. 3. Заметки, стр. 379–382. Никодим Милаш. Православно црквено право, стр. 156).

Примирение управления румынскою церковью с правилами древней церкви, конечно, не может не радовать сердца всякого православного христианина. К сожалению, только эта радость отравляется фактическим недоброжелательством к православной церкви в Румынии со стороны иноверного румынского правительства. На словах румынское правительство притворяется покровителем и радетелем православной церкви: например при сообщении румынскому Синоду известия о признании со стороны константинопольской патриархии автокефальности румынской церкви румынский король говорил в своём послании, что румынская церковь всегда была нераздельно связана с судьбами страны, что она есть великое национальное учреждение государства, служащее опорою для румынского народа, что он, король, проникнутый этой исторической истиной, во всё время своего царствования имел пред глазами величие и усиление румынской церкви и что признание её автокефальности, по его мнению, и ожиданию, должно усилить положение румынской церкви, высоту и благолепие ей подобающие, и что он со своим правительством будет поддерживать все меры, которые св. Синод предпримет по соглашению с правительством и которые ведут к достижению цели всеми преследуемой, – именно к усилению и возвеличению церкви и отечества (Церк. Вест. 1885. №22, стр. 359). Но все эти обещания и надежды были пустые слова, расточаемые из политического лицемерия. На деле, с восшествием на румынский престол принца Карла, внутренняя политика румынского правительства по отношению к православной церкви нисколько не изменилось к лучшему сравнительно со временем правления князя Александра Кузы. Оно по-прежнему не только терпит, но и поддерживает латинскую пропаганду среди православного населения. Не смотря на отсутствие в Румынии постоянного населения латинского исповедания за исключением небольшого числа старых обывателей Молдавии – мадьяр и новейших случайных пришельцев латинского обряда – поляков, немцев, французов, итальянцев и др., учреждены две латинские епископские кафедры – в Яссах и в Бухаресте. Очевидно, это епископии in partibus infidelium, основались они в надежде на обращение в латинство православных румын. Эта цель нисколько не скрывается папскими агентами, напротив выставляется на вид смело и открыто. В 1886 г, арцибискуп бухарестский Пальма обнародовал послание к румынам, в котором выставляет римскую церковь как единственно истинную и предлагает румынам унию с него. Вскоре после этого послания и Ясский биступ Иосиф Камилл издал брошюру, в которой старается доказать, что только римская церковь есть истинная, что все несчастия, прежде постигавшие румын и в будущем угрожающие им со стороны России, зависят от того, что они будто бы отступали от римской церкви и приняли русскую схизму. Во всех больших городах Румынии, каковы: Бухарест, Яссы, Галац, Браилов и др., имеются латинские пансионы, в которых воспитываются дети православных румын. После окончания учения в этих пансионах воспитанники или открыто принимают латинство или делаются сторонниками его. Всего этого конечно не могло бы быть без поддержки правительства. И оно действительно находится в тайном соглашении с папистами и во всём поддерживает их пропаганду, как его гласно не раз уличали и упрекали в этом поборники православия. Наряду с латинской пропагандой началось в Румынии в правление короля Карла распространение протестантства. И протестантская пропаганда тоже пользуется поддержкой со стороны румынского правительства. Так оно покровительствует протестантскому журналу Desteptarea (Пробуждение), дозволяя ему на своих страницах поносить православие, нападать на обычаи православной церкви, иногда даже выдумывать и распространять клеветы на её представителей с целью уронить их, а также и православную церковь в глазах народа. Между тем православная церковь терпит унижение и стеснение в удовлетворении своих законных нужд и потребностей. Прежде всего, она крайне стеснена в своих материальных средствах, с отобранием у неё недвижимых имуществ. Затем, она чувствует большую надобность в увеличении образовательных сил и в расширении своей просветительной деятельности. Предстоятели церкви не раз возбуждали вопрос об улучшении быта православного духовенства, о поднятии уровня богословского образования в духовных семинариях и о расширении прав воспитанников этих семинарий в случае поступления их на светскую службу. Правительство равнодушно выслушивает все подобные ходатайства, ограничиваясь одними неопределёнными обещаниями. Богословский факультет при бухарестском университете, открытие которого в 1884 году стоило стольких хлопот, трудов и огорчений лучшим представителям церкви, остаётся (по крайней мере, так было ещё в 1886 г.) с временным составом преподавателей и без определённого бюджета. Лишая, таким образом, своей поддержки православную церковь, румынское правительство в тоже время старается подавить всякое проявление внутренней жизнедеятельности в православной церкви, имеющей целью, например, предохранить чад православной церкви от латинской и всякой иноземной пропаганды, пример чему представляет запрещение членам Синода и архиереям вообще устроять религиозно-просветительные общества для поддержания православия, запрещение сношений с пастырями других православных церквей и пр. Наряду с этим идёт по прежнему постепенное введение в практику православной церкви латинских обычаев. Пример этого представляют распоряжение 1884 года печатать богослужебные книги вместо кириллицы латиницею, дозволение православному духовенству носить костюм латинских патеров. Чтобы лишить православную церковь внутренней силы, румынское правительство систематически деморализует православное духовенство. Оно старается назначать на высшие иерархические должности людей или слишком простых, неспособных в защите интересов церкви, или же не расположенных к этому делу по нежеланию противиться видам правительства, ради собственных выгод и спокойствия. Видный пример такого рода пастырей румынской церкви представляет бывший митрополит в Бухаресте Каллиник, главный пособник румынского правительства в антиканоническим провозглашены независимости румынской церкви и в проведении других реформ, давший, между прочим, дозволение православному духовенству принять костюм католического духовенства. Злонамеренная тенденция румынского правительства в выборе церковно-правительственных лиц ясно проглядывает в некоторых выдающихся по своей возмутительности фактах, в роде, например того, что она настояло на включении в состав членов румынского Синода епископа бырлатского Каллистрата Орляну, лишённого в 1884 году епископской кафедры за свои крайние протестантские воззрения (Цер. Вестн. 1886. №4, стр. 59–60. №16, стр. 259–261. 1887. №23, стр. 390–392).

Двадцатипятилетняя враждебная политика румынского правительства по отношению к православной церкви имела весьма прискорбные последствия. Православная церковь унижена, обессилена, обречена на опустошение со стороны врагов православия. Не одно правительство виновно в таком положении румынской церкви, а и интеллигенция румынская, получившая образование на Западе или по западным образцам. Интеллигенция вполне солидарна с иноверным главой государства в мероприятиях, клонящихся к стеснению и принижению православной церкви. Без поддержки с её стороны румынское правительство не могло бы действовать так смело и беззастенчиво во вред православной церкви. Как бы то ни было, только положение румынской церкви очень печально. По свидетельству лиц, знакомых с её положением, защитой, обережением православной веры румынского народа никто не занимается. Даже сами владыки, и те дали себя вовлечь в общее течение, неблагоприятное для православной церкви. A низший клир, одетый в одежду католических патеров, постепенно сливается с последними в глазах народа. Теперь никого уже не удивляет, если православные священники принимают участие в католических церемониях и торжествах. Можно смело утверждать, прибавляет местный корреспондент, что если бы не небольшой кружок ревнителей православия, с преосвященным Мелхиседеком во главе, православие пришло бы в совершенный упадок. Впрочем, нужно прибавить с крайним прискорбием, и преосвященный Мелхиседек в последнее время должен был прекратить свою благоплодную деятельность на пользу православной церкви, благодаря стеснениям правительства, и в виду того между прочим, что получил письменное заявление от «румынских прогрессистов», в котором последние угрожают ему смертно (Церк. Вестн. 1889. №45, стр. 773). Быть может, за этими прогрессистами скрываются и латинские патеры, ловкие на выдумки и не останавливающиеся ни пред какими средствами. Но если бы это шло и так, все-таки было бы знаменательно то, что патеры могут говорить таким языком от имени прогрессистов, не опасаясь встретить сомнения в правдоподобности подобных заявлений с их стороны.

В виду нерасположения румынского правительства к православной церкви и сочувствия к католичеству и протестантству естественно рождается вопрос: чем же заслужила такую немилость православная церковь, которая, по сознанию самого правительства, была неразрывно связана с румынским народом в его исторических судьбах и которая служила и должна служить опорой для него во всех обстоятельствах, и чем, наоборот, симпатичны католичество и протестантство. Фактических оснований, которые бы оправдывали недружелюбное отношение румынского правительства к православной церкви, нет; православная церковь никогда не остаётся безучастна к истинным интересам общества и государства, а всегда содействует удовлетворению их со своей стороны. Нелюбовь румынского правительства к православной церкви объясняется всего прежде тем, что во главе его стоит лицо иностранного исповедания, естественно симпатизирующее своей вере. A затем второй, ещё более важной причиной этого служат политические тенденции румынского правительства. В силу этих тенденций, Румыния вовлечена в систему союзов и коалиций западных государств, имеющих целью поработить себе во всех отношениях восточные государства с православным населением. Руководителями европейской политики ей предназначено сделаться в более или менее отдалённом будущем провинцией одного из соседних западноевропейских государств. Глава румынского правительства избран проводником этой задачи. Румыния, по этому плану, находится теперь в состоянии переходном, в периоде перевоспитания по европейским образцам. Так как религия налагает глубокий отпечаток на духовный склад народа, то на эту-то вот сторону быта румынского народа и обращено теперь усиленное внимание румынского правительства. Мы совершенно согласны с мнением высокоталантливого и многосведущего автора обозрений церковной жизни на востоке и на западе, что румынское правительство «стесняет православную церковь только потому, что она связывает румынский народ с востоком, и покровительствует западным исповеданиям потому, что они могут помочь ему разрушить эту связь и вместо неё завязать тесную и прочную связь с западом» (Цер. Вестн. 1886. №4, стр. 59). А почему же держатся такого же образа мыслей и действий прогрессисты? Потому что они вместе с усвоением европейского образования изменили свои идеалы, свои духовные вкусы и симпатии. Они перестали уважать свою церковь, потому что потеряли религиозное чувство. Западным исповеданиям они отдают предпочтение не по вероисповедным их принципам (по крайней мере, этого нельзя допустить по отношению к католичеству), а потому, что они составляют принадлежность западноевропейской культуры, которой они слепо поклоняются. Им кажется лучше, если православные священники будут носить костюм католических патеров, если в православных храмах будут гудеть католические органы, если православные богослужебные книги будут напечатаны латинским шрифтом и т. д. Они считают западные исповедания до некоторой степени сродными своим понятиям и симпатиями. A затем и в политических тяготениях своих они готовы быть на послугах у заправил европейской политики, не обращая внимания на прошедшее своей родины и не заглядывая в её будущие судьбы.

До 1832 года сербская церковь вполне зависела от константинопольского патриарха и управлялась епископами, поставляемыми в Константинополе. В этом году она получила автономию в своём внутреннем управлении, под высшим надзором константинопольского патриарха. Главные основания этой автономии заключались в следующем. Митрополит и епископы сербские избирались из сербского духовенства князем и клиром. При каждом избрании нового митрополита сообщалось патриарху о факте избрания и об избранном лице с тем, чтобы патриарх, убедившись в правильности выбора и в сообразности его с церковными правилами, письменно уведомлял об утверждении с его стороны выбора и о благословении совершить посвящение избранного собором местных епископов. Епископы поставлялись собором епископов, только после посвящения сообщалось об этом патриарху для сведения. Митрополит сербский поминал при богослужении константинопольского патриарха в знак канонической зависимости от него, а епископы сербские поминали имя своего митрополита. Митрополит не мог быть удалён со своей кафедры без воли константинопольского патриарха и соизволения князя, а епископ без согласия митрополита и князя. Высшая церковно-законодательная и правительственная власть в Сербии принадлежала архиерейскому собору, состоявшему из всех епархиальных архиереев под председательством митрополита и собиравшемуся однажды в год в сентябре. При каждом избрании нового митрополита посылалось патриарху в виде подарка по триста австрийских дукатов. Кроме того сербская церковь вносила ежегодно в кассу патриархии по девяти тысяч грошей (Теплов. Греко-болгарский церковный вопрос. 1889. СПб. 183–4).

Зависимость сербской церкви от константинопольской патриархии на указанных основаниях продолжалась до 1879 года. Порядок внутреннего управления потерпел значительные изменения ещё прежде достижения ею автокефальности, благодаря постепенному росту сербского государства и приобретению им самостоятельности во внутренних делах своих. В сербской конституции 29 июня 1869 года положение церкви в государстве определено в следующих чертах. Господствующая религия в Сербии есть православная восточная; к ней принадлежит князь Сербии. Всякий прозелитизм в ущерб православной вере воспрещается. Но в тоже время общественное отправление всякого признанного вероисповедания свободно и находится под покровительством закона. Никто не может, под предлогом предписаний религий, уклоняться от исполнения обязанностей гражданина (Чл. 11. 31). Князь есть покровитель всех религий, признанных в государстве. Органы духовной власти во всех религиях находятся под надзором министра исповеданий. Управление внутренними делами того или другого вероисповедания принадлежит духовным властям каждой церкви по принадлежности, в православной церкви – Синоду. Отношения церковной власти православной церкви с церковными властями или Синодами, находящимися вне пределов Сербии, производятся с согласия министра исповеданий. Также и в пределах княжества не может быть обнародован ни один акт церковной власти или собора без ведома и согласия министра исповеданий. Допускаются жалобы на злоупотребления со стороны церковных властей признанных в государстве исповеданий; они приносятся министру исповеданий. В гражданских отношениях и в отношении своих имуществ духовенство подлежит общим законам страны (чл. 119–123. Ubicini. Constitution de la Principauté de Serbie. Paris. 1871. p. 85. 92. 119–121). Теми же чертами и почти в тех же самых выражениях характеризуется положение православной церкви в Сербии в конституции 22 декабря 1888 года, изданной уже после провозглашения Сербии королевством в 1882 году; здесь прибавлено только положение об автокефальности сербской православной церкви (Устав за Кральевину Србию. Члан 3. 18. 19. 20. 41. 42. 190–192. Устав Кральевине Србии. У Београду. 1888. стр. 2. 6. 11. 55–56).

По-видимому, сербская конституция отводит православной церкви почётное место в государстве, по-видимому, ей предоставлено достаточно свободы в отправлении её церковно-правительственных полномочий. Между тем, если познакомиться с подробностями управления в сербской православной церкви, впечатление получается совсем другое. Подробности эти можно видеть в законе о церковных властях православного исповедания, изданном 30 сентября 1862 г. (в русском переводе напечатан в Чтен. Общ. Люб. д. просв. 1870 г. кн. 10). По этому закону, епископ представляется скорее почётным сановником, чем действительным управителем и судьёй в своей епископии. Он устранён от большей части дел епархиального управления и суда. Ему предоставлено только избрание и рукоположение в священный сан, а также назначение в протоиереи, игумены, настоятели, избрание духовников, перемещение из одного прихода в другой, из одного монастыря в другой, да ещё избрание и представление в министерство законоучителей в пределах епархии (§97–98). Все прочие дела епархиального управления и суда предоставлены консистории. Для прикрытия нарушения канонических правил, в законе говорится, что епархиальная консистория пользуется теми или другими правами по епархиальному управлению и суду «независимо от лежащей на архиерее обязанности», «наравне с архиереем», «вместе с архиереем» (§38–42). Но на самом деле архиерею места совсем не оказывается. Консистория вершит дела и приводит свои решения в исполнение совершенно самостоятельно, даже не докладывая архиерею (§32.33). В случаях, превышающих компетенцию епархиальной консистории, или в случаях апелляций на решения её, дело переходит на рассмотрение не епархиального архиерея, а особой так называемой апелляторской консистории, стоящей вне епархиального управления и вопреки каноническому порядку (§48–50). Председатель и члены консистории епархиальной и апелляторской назначаются светской властью, только по представлению в первом случае епархиального архиерея, а во втором митрополита и архиерейского собора (§8.54.93). Члены консисторий рассматриваются как государственные чиновники. Всего резче их чиновный характер виден в том, что за преступления по должности они судятся не церковным, a светским судом (§14.18.59). Отчётностью по своей деятельности епархиальная и апелляторская консистории обязаны не пред духовною, а пред светскою властью – пред министром церковных дел и народного просвещения (§47.74). Высшей церковной властью в сербской церкви называется архиерейский собор. Чрез него производится управление церквами и духовенством по правилам православной веры и издаются потребные для того распоряжения, правила и узаконения. Его полномочия главным образом законодательного характера. Из других его прав и обязанностей обращают на себя внимание его право избирать кандидатов для замещения епископских кафедр и право судить лиц архиерейского сана (§93). Архиерейский собор, как он определён в сербском законе, ещё во многом сохранил в себе черты института канонического. Но и он не может привести в исполнение ни одного своего распоряжения или предположения без утверждения министра церковных дел или князя. Притом же и в законодательных своих полномочиях он имеет себе конкурента в епархиальной консистории, которая может сама непосредственно входить со своими представлениями к министру церковных дел об изменении существующих узаконений и постановлений (§3). Рассмотренный нами закон 1862 года об управлении сербской церкви, по свойству своих постановлений, носит двойственный характер. С одной стороны в нём удержаны черты канонического порядка церковного управления; таков, например, институт архиерейского собора с участием в нём всех наличных архиереев сербской церкви, с правом избирать епископов, судить их, толковать правила вселенской церкви и пр., таков § закона, где предоставляется епархиальному архиерею исключительное право поставлять лиц священного сана, назначать в разные должности церковного служения. Но этих черт сравнительно весьма немного в законе; большая часть его постановлений антиканонического характера. Таков институт епархиальной консистории, распоряжающейся независимо от епархиального архиерея делами епархиального управления и суда; таков институт апелляторской консистории, стоящей вне и вопреки канонического порядка церковного управления. Эти два института занимают положение командующее, дающее тон и направление всему строю церковного управления в сербской церкви. К таким же антиканоническим постановлениям относится предоставление министерству верховного надзора за церковными властями и подчинение ему отчётностью консисторий и самих епархиальных архиереев, а также подчинение членов консисторий светскому суду за преступления по должности наравне с другими чиновниками государства. Вообще подробности упомянутого закона производят такое впечатление, что управление сербской церковью принадлежит, собственно говоря, министру церковных дел, a все прочие органы церковного управления, о которых говорится в законе, суть только исполнители его распоряжений, и что канонические черты управления, какие сохранились ещё в законе, на деле стушёвываются пред порядками, введёнными вопреки канонам. Можно подумать, что составители проекта закона имели у себя под руками устав управления протестантской общины и оттуда позаимствовали противоканонические начала.

Таким образом, ещё прежде, чем сербская церковь получила свою автокефальность, сербское правительство поспешило наложить свою тяжёлую руку на её свободу во внутренних делах и ввело порядок управления, только для благовидности прикрытый некоторыми чертами канонического порядка церковного управления. Впоследствии можно было ожидать новых испытаний для сербской церкви. Но до поры до времени сербское правительство держалось в пределах приличия. Оно не допустило себе того грубого произвола по отношение к церкви, с каким относилось к румынской церкви румынское правительство. Когда Сербия была провозглашена государством независимым, сербское правительство вместе с церковной иерархией вошло в сношение с константинопольским патриархом, которому доселе была подчинена сербская церковь, о даровании сербской церкви права автономии в своём управлении. Ходатайство увенчалось желанным успехом. Патриарх Иоаким III известил иерархию и народ сербский, что он вместе со своим Синодом признал справедливым предоставить сербской церкви права самостоятельного управления в своих внутренних делах, с тем, чтобы она поддерживала духовное единение с прочими автокефальными церквами и прежде всего, конечно с церковью константинопольской в богослужебных молитвах, а также сносилась бы по-братски с прочими местными церквами православного востока в случаях, требующих совокупного их обсуждения и решения (Независност српске цркве проглашена. У Београду. 1880. стр. 26–27). Из послания вселенского патриарха видно, что признание за сербской церковью права на автономию во внутренних её делах не должно влечь за собой разобщения её с вселенскою церковью по делам, касающимся всей церкви. Иначе поняло дело сербское правительство. Оно переделало постановление вселенского патриарха с его Синодом в смысле прекращения всякого канонического общения между сербской церковью и другими автокефальными церквами. В конституции 1888 года (ч. 3) сказано: сербская церковь автокефальна. Она не зависит ни от какой иноземной церкви, но содержит единение в догматах с восточной вселенской церковью. Таким образом, как только сербская церковь получила независимость от константинопольского патриарха, так сербское правительство замкнуло её кольцом сербской территории и подчинило её своей тяжёлой феруле.

Сербской церкви в скором времени пришлось испытать тяжкие последствия этой ферулы. Сербское правительство, руководимое партией напредняков, приверженцев швабского влияния, находило, что законом 1862 года предоставлено православной церкви ещё слишком много свободы и решилось лишить её и этой доли призрачной свободы посредством присоединения к закону новых дополнений и изменений и, по выражению пастырского послания митрополита Михаила, присвоить себе главенство в церкви, противное церковным началам. Оно произвольно, без согласия архиерейского собора, составило и провело чрез скупчину закон, которым вводился новый порядок выбора митрополита (сходный с порядком румынским), установлялось обложение духовных лиц особой податью, которая должна была взиматься при посвящении их на иерархические степени и при других промоциях, предполагалось изъять из ведения церкви бракоразводные дела и передать в ведение гражданских судов, закрыть монастыри кроме тех, которые имеют историческое значение, конфисковать имения монастырей в пользу казны, заменить одежду духовенства платьем мирян и пр. Предстоятель сербской церкви митрополит Михаил вместе с архиерейским собором отказались исполнять упомянутые законы, как не сообразные с канонами православной церкви. Правительство без всякого суда и следствия устранило от управления церковными делами митрополита Михаила, считая его главным виновником сопротивления иерархии. Так, по справедливому выражению пастырского послания митр. Михаила, он стал жертвой грубой силы, которая разбойнически устремилась против церкви (Цер. Вестн. 1883. №25, стр. 7).

Заведывание делами митрополии было поручено князем епископу неготинскому Моисею. Собор епископов сербских протестовал против такого распоряжения правительства; епископы отказывались участвовать в богослужении под предстоятельством местоблюстителя митрополичьей кафедры и не подчинялись его власти. Епископы отказывались также от обсуждения изготовленного правительством проекта закона о церковном управлении, потому что, по церковным правилам, архиерейский собор не может быть компетентен, если на нём не председательствует митрополит, пока он жив и сохраняет право на митрополичью кафедру. Правительство делало попытку заручиться признанием неготинского епископа в качестве местоблюстителя сербской митрополии со стороны вселенского патриарха, но безуспешно. В виду этой неудачи, правительство признало нужным, изменить проект церковного закона в более каноническом смысле, за исключением только двух важнейших пунктов, всего более выражавших стремление правительства к порабощению церкви, именно о составе архиерейского собора и о порядке избрания митрополита. По проекту закона, архиерейский собор должен состоять не из одних наличных архиереев, как было прежде, а ещё кроме того из двух архимандритов и нескольких протоиереев – по одному от каждой епископии, назначаемых на пять лет по избранию правительства. Такая перемена проектирована в том расчёте, что большинство голосов в Синоде всегда будет на стороне членов, назначаемых правительством. С подобным же расчётом проектирован закон о порядке избрания митрополита. Для избрания митрополита, по проекту, должно собираться особое избирательное собрание, состоящее, кроме членов архиерейского собора, из председателя совета министров, министра церковных дел, председателя государственного совета и пяти членов народной скупчины. К этому в проекте присоединён ещё пункт, по которому совету министров предоставлено право налагать денежные взыскания и даже устранять от должности духовных лиц, неповинующихся государственным законам, а министру церковных дел дано полномочие не соглашаться на приведение в исполнение решений архиерейского собора. Этот закон в декабре 1882 года одобрен скупчиной и подписан королём, а в январе 1883 года сообщён чрез министра церковных дел всем архиереям к неизменному руководству. В ответ на это сообщение епископ нишский Виктор и епископ шабацкий Иероним уведомили министра церковных дел Новаковича, что они, как православные архиереи, не могут подчиниться постановлениям нового закона и оставляют свои кафедры. Примеру их последовал и неготинский епископ Моисей, бывший местоблюститель митрополичьей кафедры. Митрополит Михаил и епископ Иероним даже оставили пределы своего отечества, конечно из опасения насилия со стороны напредняков. На престол сербской митрополии указанным выше способом был выбран архимандрит Феодосий Мраович, а на епископские кафедры новые духовные лица, и, за отсутствием в сербской церкви высшей иерархии, посвящены были карловицким митрополитом Германом Ангеличем (Отчёт обер-прокур. за 1883 г. Церк. Вестник 1886 г. Часть официальная, №11. стр. 48).

Образ действий сербского правительства по отношению к сербской православной церкви обратил на себя внимание всего православного мира, по выражению отчёта обер-прокурора за 1881 год. Митрополичий вопрос в Сербии смутил своею преступною резкостью целый православный мир³¹, заявлял в своё время обозреватель церковных событий в Церковном Вестнике. Русский св. Синод, говорится в отчёте обер-прокурора за 1881 год, с глубокой скорбью принял известие о возникшем в православной Сербии разладе между государственной и церковной властью и о резко выразившемся очевидном стремлении государственной власти подчинить себе церковь совершенно, так как, по мнению св. Синода, таковое стремление, несправедливое в своей основе и проявлениях, не может не оказать вредного и даже пагубного действия не только в области церковной, но и в области государственной, возбудив в Сербии разлад между правительством и народом, преданным церкви и свято чтущим от века, утверждённые соборными определениями церковные уставы. В силу такой опасности, грозящей миру церковному, уже потрясённому на православном востоке, и благу единоверного и соплеменного народа, св. Синод признал долгом своего попечения о церкви и долгом братской любви к соплеменникам и единоверцам выразить своё глубокое соболезнование о происшедшем в православной Сербии и желание, чтобы правительство княжества, сознав настоятельную потребность единения государственной власти с церковной для блага своего народа и страны, не уклонялось с пути правых отношений к своей местной церкви (Цер. Вестн. 1883. №49, стр. 196. Часть официальная). Если бы и другие автокефальные церкви востока последовали благому примеру русской церкви и единодушно осудили церковную политику сербского напредняцкого правительства, оно должно было бы преклониться пред голосом всей восточной церкви и изменить свой образ действий. К глубокому сожалению, этого не случилось на деле. Константинопольский патриарх вошёл в сношение с незаконным митрополитом сербским Феодосием и тем признал его законным предстоятелем сербской церкви. Вероятно, патриарх поступил так по чувству соперничества с русской церковью, принявшей к сердцу положение сербской церкви. По сообщению газет, переговоры об этом между патриархом и сербским правительством тщательно скрывались от русского посольства в Константинополе. А когда впоследствии изверженный митрополит Михаил в послании к патриарху указал на его неканонический образ действий, патриарх отвечал, будто ему не было известно о событиях в сербской церкви ничего такого, что бы могло удержать его от канонического общения с заместителем его – Михаила митрополитом Феодосием (Церковн. Вестн. 1884. №49, стр. 16. 1885. №16, стр. 277).

Ободрённое поведением константинопольского патриарха сербское правительство стало смело и спокойно проводить свою противуцерковную политику по отношению к церкви, упразднило две епископии в видах сбережения государственных расходов, стало закрывать монастыри, запрещать преподавание закона Божия в общественных школах и пр. Чтобы привлечь на свою сторону низшее духовенство, правительство проектировало закон о дозволении вдовым священникам и драконам вторичного вступления в брак с оставлением в церковной службе, и будто бы этот закон был одобрен архиерейским собором в одной из его сессий (Цер. Вестн. 1886. №4, стр. 60. 1887. №43, стр. 738. №44, стр. 750). Неизбежным результатом указанной политики сербского правительства было унижение православной церкви, ослабление её влияния на народную нравственность, религиозный индифферентизм в высших классах общества, ослабление дисциплины в среде самого духовенства. Печальную картину положения сербской церкви при правлении напредняцкой партии изображает яркими красками голос из Сербии, помещённый в Цер. Вестнике за 1888 год в №43, стр. 795–799 и заимствованный из Сербского Церковского Вестника. По свидетельству автора этой заметки, у сербов в правление напредняков вошло в обычай без всякой пощады нападать на свою отечественную церковь и её учреждения. Проповедуют, что вера излишня, что расходы на поддержание церкви и её учреждений – напрасная трата денег и пр. Так говорят и пишут не только недоучившиеся мальчишки, но и государственные люди и депутаты скупчины, даже некоторые из священников. Когда в народной скупчине зайдёт речь о церкви и её представителях, никто не проронит и слова в их пользу, даже из простого приличия. В виду такого общественного направления, церковь дожила до печальных дней; ежедневно ниспровергаются её учреждения, и ослабляется её общественное значение, и никто об этом не печалится. Церковь, которая в течение стольких веков давала жизненную силу народу, теперь вошла в немилость у правительства и подчинена придирчивому полицейскому надзору. Она не имеет свободы действий даже в своих чисто внутренних делах, не может помочь себе даже в самых незначительных случаях и вопросах, не имеющих никакого соприкосновения с государственными делами. Программы преподавания закона Божия составляются и утверждаются без ведома церковной власти. Преподавание его сведено почти к одной форме. Оно исключено из программ высших школ и из высших классов средних школ, а в начальных школах вместо него нередко проповедуется атеизм. При таких обстоятельствах молодёжь с ранней юности, с начальной школы заражается неверием и ненавистью ко всему церковному. Духовенство служит предметом публичных насмешек и издевательств. Оскорбления, которым подвергается духовенство, таковы, что образованный человек не может и вспомнить об них, не краснея от стыда. Естественно поэтому, что о материальном обеспечении духовенства не может быть и речи. Оно осуждено влачить жалкое, нищенское существование. Монашество ещё более белого духовенства унижено как материально, так и нравственно. Все условия для существования этого института или уничтожены или до того поколеблены, что нет и возможности для его существования. Что же причиной такого направления общественного мнения? Неправильное воспитание интеллигенции, получающей образование за границей. Воспитанники, посылаемые за границу для получения образования ради государственных нужд, видят там борьбу общества и государства с церковью, слышать, что церковь препятствует прогрессу науки и общественной свободы, и потому государству следует отдалиться от церкви и по возможности сузить сферу её общественного влияния. Нахватавшись таких понятий на западе, они и в своём отечестве считают своей обязанностью как можно сильнее нападать на церковь, подавлять её влияние. Они не в состоянии подняться до здравого понимания начал, руководящих деятельностью православной церкви. Они просматривают, что православная церковь вовсе не претендует на власть и влияние, подрывающие авторитет государственной власти, что она не вмешивается в дела государственные, что она желает от государства только одного, – чтобы оно обеспечило ей необходимые условия и скромные средства для внутреннего развития и успешной деятельности в достижении её высокой задачи.

Но противорелигиозное и противуцерковное направление во время правления напредняков вяло только в верхних слоях сербского общества, и держалось только до времени, пока была в силе напредняцкая партия. В 1889 году Сербия очнулась от тяжёлого умственного и нравственного кошмара, наведённого на неё напредняками, и свергнула с себя их иго. Вместе с этим настал конец и антицерковной политике государства. Первым важным делом нового правительства было возвращение в Сербию митрополита Михаила и с ним законной иерархии. Порядок церковный, установленный напредняками, был так не законен, что пал сам собою при перемене правительственной политики. Лжеиерархия, поставленная напредняками, сама отказалась от своего положения и без всяких возражений сошла со сцены. Между тем, при первом известии о предстоящем возвращении на родину митрополита Михаила народ воспламенился снова патриотическими чувствами. Равным образом и печать сербская обнаружила сильное пробуждение церковно-национального духа. В ней стали писать о единении между сербской народностью и православием, и требовать восстановления законного порядка в сербской церкви (Цер. Вестн. 1889.№17, стр. 322. №23, стр. 422). Конечно, возвращение на кафедру митрополита Михаила было равнозначащем с восстановлением законного порядка в церковном управлении, с отменой законов, изданных напредняками. Тотчас же после возвращения митрополита Михаила была составлена комиссия, которая к осени 1889 г. начертала законопроект об изменениях в прежде действовавшем уставе церковного управления. Но он не был одобрен правительством. Затем была назначена для той же цели новая комиссия из представителей светской власти и церковной. Составленный ею законопроект был представлен на рассмотрение народной скупчины в апреле 1890 года и после непродолжительных дебатов принят ею почти без изменений. По утверждении регентами от имени короля, он издан в том же апреле как «закон о церковном управлении восточно-православной церкви в королевстве Сербии». Он изложен в главных чертах в Цер. Вестнике за 1890 год в №27–29, а потом напечатан в русском переводе в целом виде в Хр. Чтен. 1891 г. январь-февраль, март-апрель, май-июнь.

К сожалению, новый закон об управлении сербской церковью далеко не так удовлетворителен с канонической точки зрения, как можно было желать и ожидать. Правда, в нём нет тех трёх статей, какие были введены напредняками в дополнение и изменение закона 1862 года, именно о составе архиерейского собора, о порядке избрания митрополита и о полновластии министра церковных дел в церковном управлении, статей всего резче выражавших антиканоническое и приниженное состояние сербской православной церкви. Правда, также, что в нём исправлены к лучшему некоторые пункты закона 1862 года. Так, в нём положен некоторый предел самовластию светского правительства в суждении и законодательстве по делам церковным замечанием, что «никакого закона и никаких распоряжений, которые касаются сербской церкви и духовенства, нельзя издать, ни существующих изменить, без предварительного рассмотрения архиерейского собора» (§19. п.21). В нём деятельность архиерейского собора представляется несколько свободнее, чем в законе 1862 года. Архиерейский собор собирается и оканчивает свои занятия по распоряжению митрополита, а министру церковных дел только доставляется сведение о занятиях и об окончании заседаний собора (§11.15). В числе решений архиерейского собора допускаются и такие, которые могут приводиться в исполнение без министра церковных дел, хотя точно, и не указано, какие именно эти дела (§16). В §2 сказано, что всё внутреннее управление восточно-православной сербской церкви принадлежит архиерейскому собору. Равным образом и власть епархиального архиерея поставлена в новом законе несколько лучше с канонической точки зрения, чем в законе 1862 года. Здесь дано более полномочий архиерейской власти, чем в прежнем законе, между прочим, предоставлено право обращаться к пастве посланиями, ради утверждения веры и христианской нравственности (§28). Годичный отчёт о деятельности епархиального архиерея положено представлять архиерейскому собору (§27, п.18). Но затем в большей части своей новый закон есть переделка закона 1862 года, в которой удержаны все основные начала прежнего закона в несколько смягчённом виде. Так и в новом законе по прежнему узаконяется, что «все церковные власти в королевстве Сербии находятся под верховным надзором министра церковных дел» (§232, вопреки §9, где сказано, что архиерейский собор есть наивысшая церковная власть) и что «решения архиерейского собора внешней природы (какие именно?) считаются законченными только тогда, когда их одобрит министерский совет, по предложению министра церковных дел» (§238). Да кроме того дозволяется приносить жалобы на злоупотребления церковных властей министру церковных дел (§233). Согласно этим постановлениям, министр церковных дел и в новом законе является повсюду конкурирующим с властью архиерейского собора (§3.12.27 п. 18. 116–125 и др.). Министр церковных дел представляется заинтересованным в ходе церковных дел до таких подробностей, что ему доносится, например, о замещении должности протопресвитера (соответствующей должности нашего благочинного §30). При назначении епископов считается недостаточным утверждение королём избранного архиерейским собором кандидата, а полагается ещё, чтобы после посвящения король указом поставлял посвящённого епископа на определённую епархию (§26). Этой подробностью закон хочет дать понять, что и епископы должны назначаться на должность так же, как и другие чиновники светской службы. Эта мысль проводится и в других статьях закона (§225). Это усиленное настояние закона на том, чтобы поставить церковных сановников совершенно на одну линию с чиновниками государственной службы, иметь тенденциозный характер. При известном настроении светского правительства, в роде того, какое проявила партия напредняков, фраза, что митрополит сербский и другие епископы суть государственные чиновники, может подать правительству повод обращаться с ними так же, как и с другими государственными чиновниками и во имя обязанностей государственной службы предъявлять им к исполнению требования, не совместные с законом Божиим и с правилами церкви. Полномочие епархиального архиерея в поставлении лиц, помогающих ему в епархиальном управлении, очень стеснено, кажется даже больше, чем по уставу 1862 г. (§97.98). Так должность окружного протопресвитера, соответствующая должности нашего благочинного, замещается по выбору духовенства с утверждения архиерейского собора (§30). Парохии замещаются по конкурсу. Оценка достоинств конкурентов принадлежит Духовному Суду. Епархиальный архиерей, по предложению Духовного Суда, посвящает то лицо, которое имеет наилучшую квалификацию (§37). А затем епархиальный Духовный Суд и Великий Духовный Суд – это тоже, что консистория и апелляторская консистория устава 1862 года, только в насколько переделанном виде. И Духовный Суд, подобно бывшей консистории, стоит независимо от архиерейской власти. Равным образом и Великий Духовный Суд представляет церковно-судебную инстанцию, стоящую вне канонического устройства иерархии православной церкви. Чтобы привести это церковно-правительственное учреждение в согласие с канонами, нужно придать ему значение вспомогательного учреждения при архиерейском соборе или при митрополите. Равным образом и епархиальный Духовный Суд должен быть подчинён авторитету епархиальной власти. Потом и по новому уставу упомянутые церковно-судебные учреждения сохранили характер государственных учреждений, так как большинство членов Верховного Духовного Суда и председатель епархиального Духовного Суда назначаются королевским приказом из кандидатов, избираемых предварительно епархиальным духовенством под председательством епархиального архиерея (Цер. Вестн. 1890. №29). Потом, в новом законе церковная община почему-то смешивается с политической общиной. Церковная община, сказано в 43 и 44 §, управляет движимым и недвижимым церковным имуществом. Церковную общину представляет церковный совет. А члены этого церковного совета избираются не церковной общиной, которую они представляют, a советом соответствующей политической общины (§45.63). Какое же отношение политической общины к общине церковной?!.. Наконец, и в новом уставе помещён пункт устава 1862 года, что сербская церковь не зависит ни от какой заграничной церкви, но сохраняет единство в догматах с восточной вселенской церковью (§1). Этот пункт прямо противоречит одному из коренных условий, с которыми константинопольский патриарх согласился на провозглашение сербской церкви автокефальной, именно тому, чтобы она поддерживала канонические сношения с другими поместными православными церквами в известных случаях, и обращалась за советом и содействием к ним в случаях особенной важности, требующих общего рассуждения всех поместных церквей, а также и сама не отказывалась бы подавать свой голос по делам других церквей, когда к ней обратятся. Непродолжительный опыт автокефального существования сербской церкви показал уже достаточно, что таких случаев может быть очень не мало. Разве правительство напредняков не обращалось к соседним церквам в Австрии и в Константинополе за содействием к устроению дел своей церкви? Разве назначение Феодосия Мраовича не нуждалось в признании со стороны других церквей для того, чтобы получить церковно-юридическую силу и разве само сербское правительство пренебрегало этим признанием?.. Переписка церковных властей сербской церкви с заграничными церковными властями, соборами и синодами по-прежнему поставлена в зависимость от одобрения министра церковных дел (§236). По справедливому замечанию Церковного Вестника, подобным ограничением автономии сербской церкви наносится тяжёлый удар интересам её. Тот или другой министр «партии» легко может по своему произволу ограничивать самые полезные для церкви попытки к сношениям с другими автокефальными церквами, в самых невиннейших стремлениях к оживлению церковных сношений может усматривать политическую подкладку, какую-нибудь измену или дипломатическую ошибку. Одним словом, церковно-правительственный сербский устав 1890 года проникнут тем же началом политического порабощения церкви, какое мы видели в уставе 1862 года и в законах напредняков, только это начало проведено в нём в несколько смягчённом и прикровенном виде. Фразы об автономии сербской церкви в делах своего внутреннего управления, стоящие в начале устава, уничтожаются в своей силе положениями о верховном надзоре за церковной жизнью со стороны министра церковных дел, помещёнными в конце его.

Устав об управлении болгарским экзархатом более сообразен с каноническим порядком церковного управления, чем все другие положения об управлении автокефальных православных церквей на Балканском полуострове, потому что он составлен по образцу управления константинопольским патриархатом. В нём участие светского правительства в делах управления церковного ограничивается законными пределами, обуславливающимися правом государства наблюдать за жизнью церковного союза и давать санкцию распоряжениям церковной власти. Во главе управления стоит экзарх с постоянным Синодом архиереев для заведывания церковными делами, и с Советом для решения дел общественного характера. Избрание экзарха происходит следующим порядком. Старший по посвящению член Синода обращается к турецкому правительству с просьбой о дозволении выбрать и поставить экзарха. Потом, когда избирателями будут намечены кандидаты для замещения кафедры экзарха, об них опять сообщается турецкому правительству с просьбой уведомить, не имеет ли оно каких либо возражений против намеченных кандидатов. Наконец после окончательного выбора экзарха, члены Синода и Народного Совета просят турецкое правительство о признании состоявшегося избрания экзарха (§1–10. 15–25).

С образованием после последней восточной войны княжества Болгарского, устав об управлении экзархатом, конечно, сохранил по-прежнему своё действие в епархиях, которые вошли в территорию княжества. Экзарх с Синодом сохранил полномочия высшей церковной власти и по отношению к епархиям княжества. Сделаны были только некоторые несущественные дополнения и изменения в уставе об управлении экзархатом, которые применяются только в случаях, когда дело касается епархий княжества. Этот видоизменённый устав издан для княжества в 1883 году³².

По этому уставу, например при поставлении экзарха новопоставленный уже по вступлении своём в должность извещает правительство княжества, которое в свою очередь приводит в известность своих подданных (§21 прим.). Равным образом в случае поставления епископа в епископию княжества, новопоставленный снабжается от Синода грамотой, которая прочитывается в кафедральной церкви епископии, и это служит актом вступления епископа в должность. Но в тоже время экзарх уведомляет о поставлении нового епископа правительство княжества и просит его издать подтвердительный указ по своему ведомству, который и адресуется местной власти (§45.46). Подобное же сношение бывает при наречении епископского наместника (§56). Синоду принадлежит высшая законодательная, правительственная и судебная власть в экзархате (§83). О своих мероприятиях по духовным делам Синод уведомляет правительство княжества. Синод и экзарх обращаются со своими посланиями к пастве в пределах княжества с ведома и согласия княжеского правительства (§73.85.86). Всякий епископ или митрополит в случае, если встречает надобность в содействии со стороны светской власти приведению в исполнение своих распоряжений по управлению епархией, имеет право обращаться за помощью к светской власти. Подобное же право принадлежит и Синоду экзархии, когда он найдёт нужным прекратить при содействии светской власти какой-нибудь соблазн, дерзкий прозелитизм и т. п. (§73.84). В свою очередь княжеское правительство должно извещать экзарха о своих мероприятиях по недуховным делам, касающимся епархий княжества. Оно не может без ведома и согласия местного епископа распоряжаться местным духовенством (§73.87). В некоторых делах, касающихся с одной стороны церковных, с другой общественных интересов, например в деле составления программ для духовных школ, назначения в них ректора и учителей, Синод экзархии действует по соглашению с министром исповеданий княжества (§84, п. 4).

По отношению к княжеству болгарскому обращает на себя внимание та особенность церковного управления, что центр его находится за пределами княжества. Поэтому в уставе церковного управления в княжестве и не сказано, что болгарская церковь не зависит ни от какой иноземной церковной власти. А в тырновской конституции княжества 1879 года (п. 39) прямо выражено, что княжество болгарское в церковном отношении составляет нераздельную часть болгарской церковной области, подчиняется Синоду экзархии – высшей духовной власти болгарской церкви, где бы власть сия ни пребывала (Матвеев. Болгария после берлинского конгресса. СПб. 1887. стр. 307). Этот пример показывает, что система поместного управления церквей вовсе не требует необходимо того, чтобы область поместной церкви непременно совпадала с пределами государственной территории, была ни больше, ни меньше последней по своему району. Если на практике бывает большей частью так, то это дело удобства и обычая, а не церковного закона. И для государства также не должно бы представляться особенного неудобства в том, что ему пришлось бы сноситься по делам церковным с властью, находящейся за пределами его территории, так как православная церковь чужда стремления взмащиваться в дела политического характера. При правильном разграничении сферы деятельности церкви и государства, последнему нет оснований опасаться пререканий со стороны церковной власти только потому, что она находится вне пределов его территории. В таком порядке нет стеснения и для автономии государства, так как и при совпадении пределов поместной церкви с территорией государства последнее должно же уважать законы церковные, как данные высшей властью и не подлежащие отмене с его стороны, точно так же, как оно уважает их и в случае нахождения центра церковной власти за пределами его территории. Верховенство государства в христианские времена получило ограничение со стороны дел религиозных; теперь его нельзя уже понимать безусловно, точно так же, как свободы человека нельзя понимать в смысле произвола и неподчинения воли человека никаким нравственным правилам, данным свыше, от Бога. Однако же болгарское правительство тяготится указанной автономией церковной власти в экзархате и не раз пыталось отдалить епархии, находящиеся на территории княжества, и освободить от подчинения экзарху. Причина этого кроется не в самом законе об управлении экзархатом, а в склонности правительства княжества к произволу и самовластию и в отсутствии у правительственных лиц религиозного чувства уважения к церкви.

Едва только управление делами княжества было передано национальному правительству, как им завладела радикальная партия с Цанковым и Каравеловым во главе. Первый из этих министров быль известен лёгкостью, с какой он переходил из одного исповедания в другое – из православного в католическое, из католического в православное. Каравелов же не давал себе труда надавать на себя маску того или другого вероисповедания, и рисовался своим атеизмом. При таком религиозном настроении, упомянутые вожди правительственной партии поставили одной из главных своих задач – умаление значения высшего духовенства страны и государственное порабощение церкви. Для достижения первой цели Цанков побудил народное собрание убавить содержание епископам до такой степени, что им совсем стало нечем существовать. Отнимая материальные средства у высшего духовенства, Цанков имел в виду умалить их влияние в обществе, а в то же время отбить охоту поступать на поприще духовной деятельности у людей талантливых, способных защищать церковь от посягательств со стороны радикалов. С той же задней целью лишить церковь достойных служителей Цанков побудил народное собрание закрыть, по экономическим соображениям, самоковскую и лесковскую духовные семинарии – единственные заведения, в которых могли получать образование кандидаты священства, а также отменил преподавание закона Божия в школах общеобразовательных, бывшее обязательным при турецком владычестве.

При таком антирелигиозном направлении правящей партии в Болгарии, естественно ей не мог нравиться устав об управлении болгарским экзархатом, изданный в 1870 году. Поэтому когда пошло дело о применении его к княжеству болгарскому, эта партия сочла своим долгом переделать его по своим атеистическим вкусам и властолюбивым вожделениям. Экзарх нашёл проект исправлений устава невозможным к принятию, и князь Александр отказался дать согласие на представление этого проекта от имени правительства. Цанков, однако же, не послушал ни вразумлений экзарха, ни отказа князя. Он самовольно, „в качестве начальника болгарской церкви», препроводил самочинно составленные правила церковного управления к епископам княжества, как бы к подчинённым себе чиновникам, с предписанием ввести эти правила в действие. Этого мало. Цанков «в качестве главы церкви» предписал светским властям княжества отменить крещение и браки мусульманских девиц, вышедших замуж за христиан. Епископы отказались исполнять незаконные распоряжения министра и уведомили о них экзарха. Экзарх писал министру исповеданий, что он узнал об его распоряжениях с тем большим сожалением, что намажет понять повода, побуждающего министра действовать без всякого законного основания. Министерство не имеет права издавать правил для управления церковного без ведома и согласия Синода экзархии, как высшей власти в болгарской церкви, и не может принуждать архиереев исполнять распоряжения по церковным делам, состоявшиеся без ведома экзарха. Полномочия Синода и экзарха признаны конституцией княжества (§39. 42). Поэтому экзарх предписал архиереям не исполнять временных министерских правил, а для выработки постоянных правил предложил созвать собор. Цапков в своём ответе оправдывался тем, что его временные правила вовсе не касались духовных дел церкви, a имели в виду лишь улучшение материального быта низшего духовенства, а потому не нуждались в предварительном согласии Синода и могли быть изданы народным собранием, как законодательной властью. Экзарх отвечал, что нет таких церковных дел, которые могли бы быть решены без Синода или экзарха. Чисто духовные дела решаются Синодом, смешанные – Синодом и Советом вместе, и наконец, есть такие дела, которые рассматриваются одним Советом под председательством экзарха. Что же касается до законодательной власти народного собрания, то она относится только до вопросов, касающихся безопасности, свободы и благосостояния граждан. Церковь же есть особое учреждение, имеющее божественное происхождение; глава её есть Иисус Христос, Который поставил особых лиц для её управления, в Болгарии представляемых Синодом. В конце послания экзарх снова просил Цанкова созвать собрание архиереев для составления церковного устава. В этом же смысле действовало на болгарское правительство и наше министерство иностранных дел, и посольство в Константинополе. Цанков должен был уступить (Теплов, стр. 203–213).

Но эта уступка была только временной и наружной. Принятие в княжестве устава экзархии с незначительными только изменениями приспособительно к местным условиям не изменило направления правящих партий и не остановило их злонамеренных действий по отношению к церкви. У кого нет религии, кто не почитает свою церковь, у того конечно не может быть ничего святого на свете, пред чем бы он мог остановиться с уважением, что могло бы сдержать его своевольные поступки. Невзирая на устав об управлении церковью, правительственная партия творила, что хотела, не останавливаясь ни пред какими неправдами, не стесняясь никакого произвола и насилия – нравственного и физического. Она преследовала те же задачи, что и прежде – принижение духовенства, и воспрепятствование развитию духовного образования. По экзархийскому уставу, принятому и в княжестве, все духовно-учебные заведения находятся в ведении Синода при экзархе, который должен назначать и увольнять учителей, доводя только об этом до сведения правительства в княжестве. Радикальная партия задалась целью силой отнять у церковной власти духовно-учебные заведения, чтобы привести их в расстройство и потом закрыть. Она стала самовольно назначать учителей в эти заведения конечно из лиц своего направления, которые в короткое время дали этим заведениям совершенно не духовный характер. Бывали примеры, что учителя духовной семинарии петропавловской (кроме неё было ещё самоковское духовное училище, едва оправившееся от правительственного погрома при Данкове) проповедовали ученикам безбожие и неуважение к церкви и духовенству. На замечания со стороны духовной власти правительство не обращало внимания, напротив защищало подобных учителей. Естественно, что из духовно-учебных заведений стали выходить люди, не расположенные к церкви и к поступлению в духовное звание, и годные только для митингов радикальной партии, которые вербовались большей частью именно из этих молодых людей. Расстроивши, таким образом, духовную семинарию, правительство в 1886 году, с согласия народного собрания, закрыло её под тем предлогом, будто она не достигает своей цели. Церковной власти совсем не спросили об этом, а на её протесты не обратили никакого внимания. Вопрос об обеспечении в средствах содержания, поднятый со времени освобождения Болгарии от турецкого ига, долго тянулся без всяких результатов и служил для радикалов доводом к презрительным насмешкам над духовенством. При обсуждении экзархийского устава, к нему присоединена дополнительная статья (§13), в которой назначено священникам ежемесячное добавочное вознаграждение из средств казны. Но правительство не считало себя обязанным исполнять свой же закон по отношению к духовенству. Этого мало, правительственные чиновники поощряли прихожан не давать духовенству и добровольных приношений.

Незаконное вступление на княжеский престол Кобурга подало новый повод к столкновению княжеского правительства с болгарской иерархией. Чтобы заставить иерархию быть солидарной со своими политическими затеями, правительственная партия прибегла к тому же средству, каким она старается подавить в болгарском народе всякое проявление свободного убеждения, т. е. к травле её толпой палочников и к жестокой кулачной расправе. Примеров этого слишком много. К числу их относится поступок с варненско-преславским митрополитом Симеоном, которому лига сопаджиев предложила оставить свою епархию под угрозой лишения жизни. Церковное начальство протестовало пред правительством против допущения такого самоуправства буйной толпы, но правительство не обратило никакого внимания на этот протест. Оно не удостоило своим ответом и обращённое к нему прошение паствы о возвращении ей пастыря. Узнав о ходатайстве паствы на счёт возвращения митрополита Симеона, лига сопаджиев собрала митинг и приняла на нём следующее решение: принимая во внимание слухи, что митрополит Симеон думает возвратиться в свою епархию, считаем патриотическим долгом заявить правительству, чтобы ни под какими условиями не дозволяло этого; в противном случае патриотическая дружина сама с ним разделается. В 1887 году епископ Гервасий, временно управлявший харманлийской епархией, был схвачен палочниками, отравлен в одно село и там подвергнут истязанию розгами и мешками с песком. В это же время вывели из подвалов около 40 арестованных священников, подвергли экзекуции, и, раздавши почти донага, заставили плясать. Климент, митрополит софийский, самовольно лишён правителями княжества звания наместника экзарха и получил предписание оставить Софию. Митрополит отказался подчиниться грубому произволу. Тогда Стамбулов обратился к экзарху с просьбой об отрешении Климента от должности. Экзарх решительно отказал в удовлетворении незаконного домогательства. Тогда Стамбулов обратился к помощи наёмной черни, чтобы посредством застращиваний, грубых выходок и нападений побудить митрополита выбыть из столицы. В виду неудачи этой проделки, он силой удалил Климента с кафедры и сослал в ссылку в Систово. В декабре 1888 года собрался в Софии собор епископов под председательством шумлянского епископа Симеона. Министр исповеданий Странский предложил епископу Симеону представиться принцу Кобургскому. Симеон отказался от этого, потому что Кобург враг православной церкви, и содействует католической пропаганде. Тогда Стамбулов и Странский распорядились, чтобы епископы, собравшиеся на собор, выехали из Софии в течение трёх дней. Распоряжение не было исполнено. Правительство опять прибегло к силе. В день Рождества Христова ночью вооружённые солдаты ворвались в дома, где квартировали епископы, схватили их и увезли из города. Подобными насильственными действиями правительства по отношению к епископам достигались результаты противоположные тем, каких желали достигнуть правители княжества. Сочувствие народа было на стороне жертв произвола и насилия. Особенно возмутил народ последний поступок правительства с епископами, собравшимися на собор. Сочувствие к гонимым епископам со стороны их паств в некоторых местах привело к вооружённому столкновению народа с агентами правительства. Правительство сознало нужду оставить в покое иерархию и войти с ней в мирное соглашение (Цер. Вестн. 1886. №4. №38, стр. 585–7. 1887г. №43, стр.723. 748. № 44, стр. 759–60. №45, стр. 771. 802. 826. 1888 г., стр. 191. 369. 448. 465. 481. 944. 1889 г.,

стр. 15. 35. 42. 56. 75. 93. 128. 269. 454.–1890 г., стр. 394).

Наряду с нерасположением к православной церкви и гонением на её иерархию мы видим и в Болгарии, как это было и в Румынии, сочувствие к иностранным исповеданиям и всяческое содействие пропаганде их, хотя по болгарской конституции православная вера есть господствующая и правительство обязано оказывать ей содействие и защиту. Мотивы этого странного явления и здесь те же самые, какие у правительства румынского, – обратить православную страну в веру католическую, либо протестантскую и чрез это приобщить её к концерту западноевропейских государств. Даже Баттемберг, русский ставленник, питал намерение подчинить болгарскую церковь Риму и давал тайные обещания в этом смысле католическим патерам. А Кобург прямо был благословлён папой на дело обращения схизматической Болгарии к церкви римской. Средством католической пропаганды служат школы, в которых обучается много детей православного исповедания. Кобург вскоре после прибытия в Болгарию заявил о своём сочувствии к католичеству и пренебрежении к православию очень грубо и бесцеремонно. В июне 1888 года Кобург остановился во время путешествия со всей своей свитой в женском Калофернском монастыре. Во всё время пребывания его здесь играла музыка, и происходили разные увеселения, которые служили грубой профанацией монастырского безмолвия. Кроме того, по распоряжению Фердинанда, на дворе монастыря был поставлен католический алтарь и на нём совершалась католическая месса. Далее, правительство, по желанию Фердинанда, распорядилось праздновать в православной церкви дни каких-то Фердинанда и Клементины, каких православная церковь совсем не признаёт в числе святых. Не меньшим сочувствием и поддержкой со стороны болгарского правительства пользуется и пропаганда протестантская. Чиновники болгарского правительства, говорится в одной болгарской корреспонденции Церковного Вестника, ведут в среднем классе населения довольно деятельную агитацию в том смысле, чтобы родители отправляли своих детей учиться в протестантское цареградское училище Robert-College. Кроме того, с самого соединения В. Румелии с Болгарией, во время передвижения болгарских войск к турецкой или сербской границам, дома протестантствующих болгар освобождались от постоя и реквизиции, так что те болгары, которые желали воспользоваться этими выгодами, должны были казаться протестантами. Те чиновники и офицеры, которые ревностно посещают протестантские проповеди или рекомендуются со стороны миссионеров, пользуются известным предпочтением пред православными в правительственных кругах. Протестантское исповедание служит своего рода рекомендацией благонадёжности и верноподданства в глазах болгарского правительства. Излишне говорить, что протестантские училища внутри княжества – в Самокове, Филиппополе и других местах выпускают много молодых людей, с готовностью и предпочтением принимаемых на разные государственные должности. Часто печатаются переводы и сочинения, направленные против православной церкви, распространяются государственными чиновниками, рекомендуются в официальных газетах; а с другой стороны правительственная цензура не позволяет напечатать не то что книгу, но даже простую газетную статью против лиц, проповедующих безбожие. В самих официальных газетах прямо проповедуется безбожие и пр. (Цер. Вестн. 1887. №43, стр. 723. №44, стр. 759. №45, стр. 772. 1888 г., стр. 191. 944. 1889 г., стр. 15.35. 1890. №20, стр. 327. 394). Таким образом, фактическое положение болгарской церкви в княжестве совсем противоположно тому, какое ей обеспечено законом: вместо того, чтобы быть под покровительством светской власти, она подвергается жестоким гонениям, вместо того, чтобы быть господствующей, она обречена на уничтожение путём покровительствуемой со стороны правительства иностранной католической и протестантской пропаганды.

В последнее время повеяло, по-видимому, миром со стороны болгарского правительства. Заметив, что слишком произвольное и грубое преследование православной иерархии волнует православный народ и возбуждает его против правительства, оно переманило свою тактику и стало искать примирения с епископами. Примирение, конечно условное, состоялось. Теперь уже молятся за Кобурга (Церк. Вестн. 1890, стр. 729. 777. 825). Дай Бог, чтобы это событие не было обманом со стороны правительства, временной уступкой обстоятельствам, подобной той, какую в 1883 году сделал Цанков при пересмотре экзархийского устава.

Из обозрения состояния православной церкви в королевствах и княжествах Балканского полуострова, возникших на развалинах турецкой империи, мы видим, что оно гораздо хуже положения, занимаемого ею в пределах Турции (отрадное исключение представляет положение православной церкви в княжестве черногорском). Турецкое правительство и теперь, после стольких уроков, преподанных ему европейской дипломатией насчёт европейских государственных порядков, всё ещё воздерживается от вмешательства во внутренние церковные дела православных христиан. Между тем православные государства Балканского полуострова относятся к православной церкви как худой господин к своему слуге. Здесь православная церковь рассматривается как учреждение, отжившее свой век и ненужное для благосостояния государства (а кроме и вне этой марки не признается никаких высших интересов у человека). Она терпится как остаток старины, который трудно искоренить сразу, как учреждение, предназначенное новейшей цивилизацией к уничтожению. Очевидно, при таком взгляде современных конституционных государств на общественное значение церкви, нельзя ждать от них для неё ничего кроме стеснений её деятельности. Кроме этого общего невыгодного взгляда на значение православной церкви с современной общественной точки зрения в государствах Балканского полуострова, к действиям правительств примешиваются ещё специальные тенденции, условливающиеся национальностью и вероисповеданием высших правительственных лиц и их политическими тяготениями. Из этих тенденций проистекает покровительство, оказываемое в этих государствах иноземной пропаганде в ущерб православной церкви, унаследованной от седой древности.

Прекрасно характеризуется положение православной церкви в балканских государствах в одном из отчётов обер-прокурора св. Синода (в отчёте за 1884 год). «В самых конституционных учреждениях балканских государств, составленных по западноевропейскому образцу, заключается источник того положения вещей, в силу которого местные автокефальные православные церкви не только не развивают, но и постепенно теряют то значение, какое принадлежит им по идее происхождения православно-христианской церкви и по праву, и какое признаётся даже в законодательных актах этих государств. Именно, правительства этих православных государств открыто стремятся сделать церковь послушным орудием для своих собственных целей, или, в некоторых решительных случаях, ослабить ей значение, как опасное для современного культурного развития общества. Названные правительства стремятся к этому и отчасти достигают своей цели, заручаясь предварительно легальным согласием, так называемых представителей «народной воли», почти всегда подобранных партией руководителей народной воли. Ложно представляя церковь исключительно государственным учреждением, подобно другим государственным учреждениям, ведающим например финансы народа, средства внешней и внутренней охраны и т. п., эти случайные избранники «народной воли» и руководители её решений требуют, чтобы церковь в своём устройстве, управлении и во всей своей деятельности (за исключением только охранения догматического учения), в качестве специального учреждения, призванного служить удовлетворению религиозных потребностей народа, находилась в полной зависимости и под контролем случайного большинства так называемых представителей народа, постановляющих нередко столь же случайные, имеющие быть отменёнными при господстве новой правительственной партии, решения. Ясно, что все подобные решения, обусловливаемые нередко борьбой личных интересов и страстей, не приносящие желаемой пользы никакому народно-государственному учреждению, всего менее уместны по отношению к церкви, которая, кроме того, что имеет свои неизменные задачи, определяемые её происхождением, призванием в мире и историей, должна быть также в своей главной религиозно-просветительной миссии свободна от случайных решений партий, представляющих в тот или другой момент государственной жизни мнимые нужды и партийные желания народа» (Церк. Вестн. 1887. №2. Часть оффиц., стр. 12).

Незавидное состояние поместных православных церквей в православных странах Балканского полуострова тем прискорбнее, что не облегчается взаимной поддержкой и помощью их одна другой. Поместные православные церкви лишены возможности поддерживать непосредственные сношения неуместной подозрительностью светских правительств. По законам этих государств, запрещаются предстоятелям автокефальных православных церквей всякие, даже чисто церковные, чуждые всяких политических видов, взаимные сношения друг с другом. Всякая попытка в, этом отношении осуждается как государственная измена, под угрозой строгого наказания. Подобная подозрительность в законодательстве православных государств Балканского полуострова к непосредственным междуцерковным сношениям ни на чём не основывается, в виду отсутствия в православной церкви тенденции вмешиваться в международные политические отношения. Законы, запрещающие автокефальным церквам непосредственные взаимные сношения, прямо противоречат тем условиям, на которых основаны эти автокефальные церкви. Автокефальная церковь есть не местное религиозно-правительственное учреждение – румынское, болгарское или сербское, как смотрят местные законы и народные парламенты, а органическая часть вселенской церкви и потому долженствующая находиться в постоянном жизненно-каноническом общении с прочими частями организма вселенской церкви. Фактическая отчуждённость православных автокефальных церквей и отсутствие постоянных прямых сношений между ними есть аномалия, вполне гармонирующая впрочем, с тем неправильным режимом, какой присвоили себе конституционные православные государства по отношению к местным православным церквам. Устранение этой аномалии есть одна из насущных современных потребностей православной восточной церкви; своевременное достижение этой цели составляет необходимое условие правильного существования автокефальных церквей, залог самой их жизненности (Сравни: Троицкий. Церковная сторона болгарского вопроса. СПб. 1888, стр. 28–30)³³.

Ещё следует сказать о государственном положении православной церкви в Австрии. Ядро православного населения в Австрии составляют сербы, добровольно переселившиеся в неё из турецких владений в 1690 году в количестве 40,000 семейств под предводительством патриарха Арсения Ш, чтобы спастись от турецких зверств. Австрия, конечно, была очень обрадована наплыву нового трудолюбивого населения, закалённого притом же в боях с турками, и на первых порах ласкала его обещаниями разных льгот, чтобы оно при самом поступлении в австрийское подданство «ощутило сладость власти и господства» австрийского. В особом постановлении императора Леопольда 21 авг. 1690 г. были определены привилегии, какие считало нужным предоставить новым поселенцам австрийское правительство, для привлечения их. В числе привилегий значились в упомянутом документе: 1) полная свобода исповедания православной веры, с правом беспрепятственного построения храмов, монастырей, употребления православного календаря, 2) право назначать по выбору клира и мирян архиепископа в качестве духовного главы сербской церкви, 3) свобода внутреннего церковного управления, 4) освобождение духовенства от всех повинностей, 5) привилегированное положение его по суду. Кроме церковного самоуправления, сербским переселенцам было предоставлено упомянутым актом право гражданского самоуправления под ведением своих национальных правителей. Во главе сербского народа не только в церковном, но и в гражданском отношении поставлен быль сербский архиепископ. Указанные привилегии конечно должны были казаться заманчивы для сербов, уставших томиться под гнётом турецкого ига. Но дело в том, что Австрия, всегда щедрая на обещания, обыкновенно не исполняет их. Как скоро сербы оселись в пределах Австрии, они постепенно были лишены тех привилегий, какие им были обещаны в начале поселения. Прежде всего, они подверглись стеснению в свободе вероисповедания, сначала со стороны католических патеров, а потом и со стороны самого правительства. Правительство стало склонять сербскую иерархию к унии с римской церковью, и под этим только условием готово было оставить за православными сербами те привилегии, какие им были обещаны. Некоторые из епископов сдались на убеждения и приманки правительства и тем навлекли на свои паствы жестокие гонения. Со слов пастырей их записали в унию и стали требовать с них подчинения распоряжениям католических властей, а когда они отказались следовать за своими вождями-изменниками вере, то подверглись различным стеснениям и гонениям со стороны светского правительства. Твёрдость их в вере отцов своих спасла их от фактического обращения в униаты. Однако же в намерениях правительства они считались обречёнными на унию с Римом. Православные сербы должны были праздновать католические праздники, платить десятину католическому клиру, были стеснены вправе строить и возобновлять храмы, вправе употребления православного календаря, вправе употребления кириллицы, в случае вступления в смешанные браки были принуждены венчаться в католических церквах и воспитывать детей в католической вере. Доходило до того, что хотели запретить им богослужение на славянском языке.

Около половины XVIII века сербские поселенцы в Австрии были лишены права гражданского самоуправления и подчинены общему гражданскому управлению с разделением на комитаты. Согласно с этим сербский архиепископ отсел, стал считаться только духовным главой православных сербов. На этих началах был построен новый регламент австрийского правительства относительно управления православной сербской церковью 16 июля 1779 года, известный под именем Rescriptum declaratorium. Первым пунктом этого регламента поставлено положение, что архиепископ – митрополит сербский есть глава иллирского народа только в церковных делах. Далее говорится, что избрание архиепископа совершается национальным собором, который состоит из 75 депутатов (25 от духовенства, 25 от военного сословия и 25 от мещан и поселян). За императорское утверждение архиепископ вносит известную сумму (3000 гульденов), платят также и прочие епископы. При архиепископе состоит Синод (jus apellatorium), состоящий из двух ближайших по местоположению кафедр епископов, одного протопресвитера и одного секретаря, имеющего также право голоса. При каждом епископе состоит консистория. Епископы посещают свои епархии с ведома верховной власти. Без предварительного согласия правительства не могут быть напечатаны законы, привилегии, резолюции и декреты, касающиеся христиан греческого обряда. Епископы получают с каждого семейства своей епархии определённую сумму дохода, смотря по его состоянию, однако же, не свыше 14 крейцеров ежегодно, получают также со всякого приходского священника по крейцеру за каждый дом в его приходе. Кроме того епископ получает с поставляемого священника по 30 крейцеров со всякого дома его прихода, за освящение церкви до пяти дукатов, за антиминс – три дуката и пр. Архиепископ получает известный доход при поставлении епископов, и пользуется субсидией из казны в 14.000 флоринов. Кроме пожертвований в пользу православного духовенства, православные сербы до 1848 года были обязаны вносить десятину в пользу католических патеров.

Рескрипт 1799 года имел силу действующего закона до позднейшего времени, а главные его положения сохраняют свою силу и доселе. События 1848 г. пробудили в православных сербах стремление к национальному обособлению. Этому содействовало некоторое время и австрийское правительство. По случаю разрыва с Венгрией, австрийское правительство обратилось за помощью, кроме хорватов, и к сербам, и привлекло их на свою сторону многочисленными обещаниями преобразований в смысле их национальных стремлений. С его согласия сербы выбрали себе воеводу и стали управлять своей областью под именем воеводства. Но автономия сербов в управлении своих дел была очень непродолжительна. Едва только миновала для Австрии опасность, как звание сербского воеводы было уничтожено (1851 г.), власть вручена вице-воеводе, a затем в 1860 году уничтожена и эта должность, и сербское воеводство снова разделено на комитаты и подчинено общему управлению Венгрии (Арсений. Сербы и волохи в австрийских землях. Жур. Мин. Нар. Просв. 1870 г. кн. 10, стр. 197–250. Radic. Die Verfassung der orthodox-serbischen Particularkirche von Karlovitz. Prag. 1880. p. 1–28).

Таким образом, австрийское правительство не сдержало своего слова по отношению к православным сербам, добровольно перешедшим в её подданство. Оно постепенно лишало их обещанных привилегий, в том числе и свободы вероисповедания. Казалось бы, положение сербской церкви должно было улучшиться после того, как она поступила под опеку венгерского правительства. По конституции 1868 года Венгрия объявила себя государством неконфессиональным. По принципу неконфессиональности, оно конечно признало равноправность всех вероисповеданий, сделало свободным переход из одного исповедания в другое, дозволило смешанные браки и т. д. Согласно с этим принципом, оно должно было бы устраниться от всякого вмешательства в дела внутреннего управления сербской церкви, ограничиваясь наблюдением за ним с политической стороны. Но оно не устояло на точке зрения, вытекавшей из принципа. Оно приставило своих коммисаров к высшим церковно-правительственным учреждениям сербской церкви и зорко сладит за их действиями. Оно даёт согласие на сование церковно-народного собора, служащего высшим органом управления в сербской церкви, руководит его занятиями, даёт санкцию его определениям, распускает собрание, если не сочувствует его занятиям и постановлениям. Одним словом, оно смотрит на церковно-народный сербский собор как на особого рода народное собрание и так же полномочно распоряжается им, как и другими собраниями народных представителей. Оно принимает также деятельное участие в назначении лиц на высшие церковные должности, особенно на кафедру митрополита. Вообще не смотря на свою неконфессиональность, провозглашённую в законе, австро-венгерское государство в своей политике по отношению к православной церкви преследует туже цель, какую имела в виду Иосифовская политика второй половины XVIII в., – полное подчинение интересов церковных усмотрению государства. Это господство государства над церковью сказывается в данном случае тем тяжелее, что к нему примешивается задняя мысль – о пропаганде среди сербов религии и культуры владычествующего над ними политически племени. Как тяжело кажется православным сербам иго мадьярского хозяйничанья и в их церковных делах, можно судить по следующей скорбной повести их, относящейся к 1872 году. По словам одной венской славянской газеты 1873 года (Ost und West №5), это был год тяжкого испытания для сербского народа, какого он не испытывал в течение всей своей жизни под властью венгерской короны. Вот ряд фактов, характеризующих положение сербов в этом году: 1) увольнение архиепископа Стойковича от должности наместника патриаршего престола, незанятого уже в течение многих лет, – человека глубоко любимого и уважаемого сербами, безукоризненного настолько, что само мадьярское правительство, уволивши его, не нашлось указать для оправдания своего распоряжения никакой вины в поведении уволенного, 2) закрытие сербского церковного конгресса без всякого суда и расправы, единственно вследствие неисполнения сербами пустых, устаревших и в высшей степени унизительный, формальностей при встрече королевского коммисара, 3) противозаконное назначение нового наместника карловицкой кафедры без всякого спроса представителей сербской православной церкви и православного сербского народа, 4) ограничение прав нового патриаршего наместника в делах чисто духовных и прикомандирование королевского коммисара к сербской церкви в качестве её высшего попечителя и контролёра, 5) предоставление, вопреки церковным канонам, правительственному коммисару права надзора и распоряжения имуществами сербской церкви, права решения споров, возникающих между епископами, настоятелями монастырей, духовенством и мирянами по вопросам чисто церковным, права наблюдения за преподаванием в сербских школах, поручение озаботиться новым устройством сербских школ применительно к правительственным видам, но без должного соображения с религиозно-церковными нуждами и духовно-нравственными потребностями православного сербского народа. И всё это сделано не смотря на единогласный протест всех больших и малых церковно-приходских сербских общин. Несколько лиц в один год ниспровергли всё, что сербский народ, с согласия австрийского правительства, созидал в течение целого столетия для блага своей церкви и своего народного благосостояния. Наши народные учреждения, пишет другая сербская газета Застава, наши гимназии, учительские институты, которые наши отцы насаждали в поте лица, во славу Божию и св. церкви, которые воспитывали в духе православия наше юношество, превращены теперь ни во что для нас, обращены в безконфессиональные государственные учреждения и унижены до последней степени. Наши церковно-приходские общины, которыми мы в течение целого столетия управляли самостоятельно чрез посредство излюбленных нами пастырей церкви, лишены самостоятельности, под предлогом превышения ими своих прав ради агитаторских целей, но без надлежащего предварительного исследования, которое могло бы подтвердить это тяжкое обвинение против них. До сих пор мы смотрели на своих епископов как на отцов, представителей нашей св. церкви, защитников наших народных интересов, Богом доставленных стражей, в дому Божием; теперь им отказано не только в праве управления, но и в праве голоса в делах церковного управления, и всей сербской церковью управляет один... королевский коммисар (Хр. Чтен. 1873. ч. 1:377–9).

Угнетённое состояние сербской православной церкви в Венгрии, так ярко освещённое событиями 1872 г., продолжается и доселе. Натянутые отношения между православными сербами и мадьярским правительством обостряются каждый раз, как только состоится церковно-народный собор, как явится надобность замостить место епископа, особенно же патриарха. Красноречивый пример подобного столкновения представляет избрание патриарха в 1881–2 годах. Избранный церковно-народным собором кандидат Арсений Стойкович не был утверждён правительством. Затем избран был будимский епископ Живкович, но и этого не утвердили, а назначили собственной властью ненавистного православным сербам новосадского епископа Германа Ангелича. Поступок правительства, подобного которому не было в летописях сербского народа, живущего в пределах Австро-Венгрии. Даже мадьярская пресса назвала этот поступок правительства самовластным и насильственным (Церк. Вестн. 1882. №2, стр. 4. 11. №6, стр. 7–8. №7, стр. 12–14). Понятно, что навязанный силой пастырь не мог возбудить расположения к себе среди паствы православной сербской церкви. Недовольство православного населения своим пастырем доходит до того, что на народно-церковном собрании, бывшем в сентябре 1885 года, был составлен адрес австрийскому императору с просьбой об устранении нелюбимого патриарха, и о дозволении избрать нового. Но австрийское правительство крепко поддерживает своего ставленника (Цер. Вестн. 1886. №4, стр. 61). Австрийское правительство нередко отказывает в своём утверждении и кандидатам для замещения епископских мест, избранным церковно-народным собранием карловицкой митрополии (Цер. Вестн. 1887. №4, стр. 63). Вообще австро-венгерское правительство желает назначать в патриархи и епископы лиц себе угодных и систематически отклоняет утверждение кандидатов, избранных сербским народом, и только за то одно, что они избранники народа и пользуются его доверием и сочувствием. И так поступает австрийское правительство в делах религии, по которым все исповедания должны пользоваться автономией, согласно австрийскому закону!..

Заслуживает внимания и самый порядок вступления в должность новоизбранного карловицкого патриарха. На другой день по предъявлении церковно-народному собору императорского рескрипта о правительственном назначении Германа Ангелича, он (Герман) направился в церковь в сопровождении хора певчих и сослужащего духовенства. Внутри храма было устроено особое место для императорского коммисара под балдахином, из-под которого виднелся портрет государя. Во время облачения патриарха вошёл коммисар и занял своё место, имея около себя двух ассистентов – одного от короны, другого от патриархии, и во всеуслышание сказал: силою высочайшей власти епископ Ангелич наименуется патриархом. Громкое «живио» присутствующих было ответом. Потом один из ассистентов прочёл патриарший диплом на латинском языке, а другой повторил его на сербском и вручил патриарху. Потом патриарх принёс установленную присягу. В ответ на приветствие коммисара патриарх просил коммисара повергнуть к подножию трона его верноподданнические чувства. Затем коммисар подошёл к патриарху, взял его под левую руку и перевёл с амвона на патриаршее место и громко произнёс: возвожу вашу эксцелленцию на патриарший престол и именем его величества утверждаю вас во всех соединённых с ним правах, преимуществах, обязанностях и трудах. Патриарх благословил народ и выслушал приветствие от клира и народа (Цер. Вестн. 1882. №7, стр. 12). Такой обряд введения в должность сербского патриарха может отчасти оправдываться тем обстоятельством, что и доселе ещё сербский патриарх продолжает считаться в некоторых отношениях представителем и главой сербского народа.

Кроме такого стеснительного надзора за действиями органов высшего церковного управления в сербской церкви излишнего вмешательства в дело назначения патриарха и епископов, австро-венгерское правительство ввело радикальное изменение в строе церковного управления, результатом которого было лишение иерархии принадлежащих ей канонических прав и влияния на церковные дела. В IX члене венгерской конституции 1868 года положение сербской церкви определено следующим образом: «Верующие карловицкой митрополии имеют полномочие автономно устроять и организовать свои церковные и школьные дела, а также дела по управлению имуществами, назначенными на содержание церквей и школ, на своих конгрессах, периодически собираемых, в пределах законов и по докладу со стороны митрополита его величеству, и независимо управлять посредством своих органов, на основании норм, установленных на этих конгрессах и утверждённых его величеством. Конгресс имеет состоять, кроме епископов, из 25 представителей духовного звания и 50 светских лиц. Высшая задача такого конгресса состоит в выработке организации самого конгресса, подлежащей утверждению его величества». Такими образом высшее управление делами сербской церкви, по венгерскому закону, передано учреждению, похожему на парламент в котором участвуют не одни представители иерархии, но и лица светские, и притом же последние составляют преобладающее большинство. С первого взгляда может показаться, будто в этом узаконении нет ничего нового, будто в нём возобновлено прежнее национальное сербское учреждение в несколько новой форме. Но конгресс, узаконенный венгерской конституцией 1868 года, по своему значению представляет явление совсем отличное от древних сербских конгрессов. В прежнее время сербские конгрессы собирались очень редко, именно для выбора митрополита и для обсуждения при этом случае особых духовных и общественных нужд сербского народа. Они состояли из духовных и светских лиц, но такой состав их был совершенно естествен, так как при выборе митрополита в то время дело шло об избрании не только владыки духовного, но и главы народа сербского³⁴, а также и рассуждения конгресса касались не одних церковных нужд, но и общественно-народных потребностей. Притом же рассуждения конгресса и основанные на них представления имели характер совещательный. Представления эти передавались на решение светского и духовного правительства по принадлежности. Не то сербский конгресс по настоящему закону. Теперь он представляет собою постоянный орган высшей церковно-правительственной власти в сербской церкви, регулярно собирающийся в известные сроки, если не помешает правительство. Ему принадлежит право законодательства в сербской церкви, с утверждением его законопроектов светской властью. Ему именно обязаны своим происхождением уставы, на основании которых производится теперь управление сербской церковью, из числа которых следует упомянуть, особенно так называемый императорский рескрипт 1868 года и статута конгресса 1875 г. В первом содержится положение об организации сербского церковного конгресса, о приходах, о содержании духовенства, о школах, о церковных имуществах, а во втором определяется пространство церковно-правительственных полномочий митрополита сербского, епископов и Синода. Конгрессу принадлежит высшая правительственная власть в сербской церкви, например, право выбора митрополита, замещения высших церковно-правительственных должностей, распределение епархий, приходов, назначение содержания митрополиту, епископам и прочему духовенству, заведывание церковными имуществами, народными школами и пр. В состав конгресса входят, прежде всего, епископы, которые считаются естественными членами учреждения,

назначенного управлять церковными делами. Но голос епископов на конгрессе теряется среди других голосов, в насколько раз превосходящих их численностью. Кроме епископов в состав конгресса входят ещё 75 выборных членов – 25 из духовенства, 50 из светских лиц. И духовные лица избираются в члены конгресса под руководством тех же комиссий, которые заправляют выборами светских лиц, избираются совместно приходским духовенством и светскими лицами, поэтому и при выборе членов от духовенства светское правительство, а также и общество может влиять на выборы в смысле избрания лиц угодных. Председательство на конгрессе предоставлено митрополиту, но в помощь ему избирается на время сессии конгресса вице-президент из лиц светских, который в случае надобности может заманить митрополита. Правительство назначает своего коммисара для присутствования на заседаниях конгресса, без права, однако же, вмешиваться в дела конгресса. Предметом рассуждений конгресса служат предложения правительства, епископов и прочих членов конгресса. Конгресс созывается регулярно чрез три года, может быть созвать и не в очередь по особому случаю. Право созвания принадлежит митрополиту с согласия правительства. Правительство, дозволяющее созвание конгресса, может и распустить его до окончания дел. В виду временного характера конгресса, с 1871 года найдено нужным учредить при нём комиссию с полномочиями исполнительного характера. Она обязана в период между конгрессами наблюдать за исполнением решений конгресса, приводить в исполнение различные поручения конгресса, и подготовлять материал для рассуждений будущего конгресса. Состав членов комиссии также временный, возобновляемый при каждой сессии конгресса, как и у самого конгресса. В составе конгрессовой комиссии полагается один епископ, два лица духовного сана и пять из лиц светских; председатель митрополит. Протоколы комиссии представляются в копии венгерскому министру-президенту. Комиссия даёт отчёт о своей деятельности конгрессу и представляет ему свои протоколы на ревизию.

Конгресс в качестве высшего учреждения для управления сербской православной церковью в пределах австрийских есть узаконение совершенно противоканоническое. Оно есть явление нового времени, распоряжающегося самовольно самыми священными предметами. Конгресс мыслит себя собранием представителей сербского народа, как это прямо выражено в статутах конгрессов 1871 и 1875 годов, следовательно, учреждением политического, а не церковного характера. И, тем не менее, этому политическому учреждению предоставлено высшее управление делами сербской церкви! Явная аномалия, но очень обычная в новое время. Конгресс, присвоив себе совсем не подобающие по церковным правилам полномочия, не успел ещё пока уничтожить архиерейского собора или Синода, которому должна принадлежать высшая власть в сербской церкви по церковным правилам. Но круг церковно-правительственных полномочий Синода ограничен, по статуту конгресса 1875 года, только делами, касающимися догматов веры, таинств и св. обрядов, также дисциплины в духовных делах. Синод не имеет никакой силы в избрании митрополита, не может даже предуказать конгрессу достойного кандидата. Конгресс 1870–71 г. пытался было отнять у Синода и право избрания епископов в пользу конгресса, но к счастью это предположение не получило утверждения со стороны правительства, вследствие протеста со стороны епископов. Синоду предоставлено право совещательного голоса в деле учреждения и закрытия монастырей, определения числа и границ приходов, благочиний епископий, в организации духовных консисторий и других церковно-правительственных учреждений. Все же прочие полномочия, какие принадлежат Синоду по церковным правилам, отняты у него и предоставлены конгрессу или другим церковно-правительственным учреждениям подобного противоканонического характера. Тщетно Синод насколько раз отстаивал пред правительством свои канонические права, его представления оставляются без внимания. Синод состоит из всех наличных епископов сербской церкви в Австрии под председательством митрополита (или патриарха, как стали называть его с 1848 года), созывается раз или два в году его председателем с согласия правительства. Сессия Синода открывается и закрывается правительственным коммисаром, который иногда при открытии предъявляет инструкцию, полученную им от правительства насчёт открываемой сессии. Коммисар присутствует на заседаниях Синода, кроме тех, на которых обсуждаются дела чисто духовного характера или производятся выборы епископов.

В виду того, что Синод собирается только на короткий срок, он не может постоянно рассматривать и решать церковно-административные и церковно-судебные дела. Поэтому ещё в прошлом столетии учреждён при митрополичьей кафедре апелляториум для рассмотрения в высшей инстанции судебных дел духовного характера. По статуту конгресса 1871 года, он состоит из председателя митрополита, двух членов епископского сана, трёх духовных лиц, четырёх светских и секретаря. Лица епископского сана назначаются Синодом, прочие – церковным конгрессом. Дела, подлежащие рассмотрению в апелляториуме, разрешаются в первой инстанции в епархиальных консисториях. Жалобы на епархиальных архиереев и консистории подаются прямо митрополиту, который назначает для их рассмотрения особую временную комиссию из членов митрополичьей консистории и апелляториума под председательством епископа, состоящего в числе членов последнего. Если бы оказалась надобность рассмотреть дело о епископе во второй инстанции, то суд принадлежит апелляториуму под председательством митрополита. Действия апелляториума подлежат обжалованию пред светским правительством.

Принцип народного управления церковными делами, воплощённый в народно-церковном конгрессе, проведён последовательно и в епархиальных учреждениях до самого прихода включительно. Во главе епархиального управления стоит не епископ, как бы следовало по каноническим правилам, а так называемое епархиальное собрание, созываемое периодически епископом – председателем собрания. Как и конгресс, епархиальное собрание состоит из духовных и светских лиц, и притом так, что последних полагается вдвое больше первых. Духовные члены избираются духовенством по благочиниям, a светские в приходских общинах. Преподавательские корпорации духовно-учебных заведений, гимназий, учительских институтов и др. пользуются правом выбирать по одному члену в это собрание. Кроме того все благочинные считаются природными членами епархиального собрания. Епархиальное собрание имеет право контролировать деятельность органов епархиального управления и школьного преподавания и делать соответственные представления конгрессу, избирать личный состав епархиальных учреждений, направлять в конгресс со своим мнением жалобы, касающиеся епархиального управления и школьного преподавания, делать конгрессу предложения по этим же делам и пр. Полномочия с виду незначительные, но важен принцип, важно то, что епархиальное собрание уполномочено контролировать епархиальное управление, влиять на него посредством назначения членов в епархиальные учреждения и таким образом поставлено выше епархиального архиерея. До 1871 года епархиальное управление производилось чрез консистории. На конгрессе этого года установлено новое епархиальное учреждение – комиссия для ведения административно-хозяйственных дел епархии, к числу которых отнесено, например, разрешение значительных перестроек и исправлений в церквах, монастырях, церковных домах и пр., распределение границ между приходами и открытие новых приходов, наблюдение за церковными расходами, ревизия отчётов и пр. После этого за консисторией оставлены дела духовного характера и преимущественно судебные. С 1871 года установлено в каждой епархии ещё особое учреждение для заведывания школьным делом в пределах епархии. Все эти епархиальные учреждения сходны между собою по своему внутреннему характеру. Во всех их преобладает светский элемент в составе членов; так например, в учреждении для заведывания школами два члена из лиц духовных и тринадцать из светских, в административной епархиальной комиссии два трети членов должно быть из лиц светского звания и одна треть из лиц духовных; только в консистории число голосов распределено более равномерно между духовными и светскими лицами. Далее, все почти члены епархиальных учреждений назначаются по выбору епархиального собрания, a дела решаются простым большинством голосов. Епископ состоит председателем всех епархиальных административно-судебных учреждений и пользуется правами председателя коллегиальных собраний – не более, например, в случае равенства голосов может дать перевес тому или другому мнению. Положение епархиального епископа совершенно антиканоническое! У него не оставлено неприкосновенным даже самое существенное, неотъемлемое право – испытывать и избирать достойных кандидатов для замещения мест священника и диакона; в этом праве он, с рескрипта 1868 года, ограничен консисторией и приходскими общинами. Консистории предоставлено право испытывать кандидатов священства и диаконства, делать оценку их годности и назначать на места. С другой стороны приходской общине предоставлено указывать кандидатов для замещения праздных мест священника и диакона. Епископу остаётся только посвятить того, кого изберут и найдут достойным другие.

И приходский священник у сербов Австрии не более как простой требоисправител. Всё управление делами прихода принадлежит с 1868 года приходскому попечительству, состоящему из известного числа прихожан, избираемых на шесть лет всеми полноправными членами прихода. Священник не признаётся даже естественным председателем попечительства, ему предоставляется только право сидеть рядом с председателем попечительства, если сам не будет выбран в председатели; а выбор труден, потому что должен быть единогласный. Попечительство созывается для заседания дважды в год. В виду временного характера его заседаний, исполнение его решений и ведение дел управления приходом возлагается на исполнительную приходскую комиссию, состоящую из известного числа членов (8–24), председателя и его помощника. Священник и здесь только непременный член, а не председатель, хотя и может быть выбран в председатели³⁵.

Как видит читатель, все церковно-правительственные учреждения в сербской церкви в Австрии наполнены светскими лицами, и им принадлежит преобладающее влияние. Порядок не канонический. Он может быть объяснён, если не оправдан, только историческими традициями и временными и местными обстоятельствами, в которых находится сербская церковь в Австрии. В настоящее время такой порядок даже служит на пользу сербской церкви, так как православные сербы проникнуты глубоким уважением к своей церкви, почитают её своей духовной Матерью и главной опорой своей национальной самобытности и потому ревностно поддерживают её в её угнетённом положении и единодушно заботятся об избрании самых достойных пастырей. Теперь народная поддержка православной сербской церкви служит лучшей охраной её от враждебных покушений на её самобытность; целый народ труднее поколебать в национальных верованиях, чем отдельных лиц, даже из среды иерархии. Но если и сербская интеллигенция заразится растлевающим духом западной науки отрицательного направления, если и она будет выставлять из своей среды вождей в роде Стамбулов, Каравелова и пр., тогда господство светского элемента в управлении уже конечно должно сопровождаться самыми гибельными последствиями для её внутренней жизни.

Подобного устройства церковного управления, какое мы видим в сербской церкви Австро-Венгрии, замечает Радич, нет ни в одной православной поместной церкви, кроме только румынской церкви в той же Венгрии. Румынская церковь Венгрии даже предупредила сербскую в этом отношении и послужила ей примером. При организации румынской церкви (которая с 1864 года была освобождена от подчинения карловицкой митрополии и провозглашена самостоятельной митрополией с кафедрой митрополита в Германштадте), тогдашний митрополит её Андрей Шагуна в первый раз ввёл епархиальное собрание на изложенных выше началах. По этому образцу заведены были конгрессом епархиальные собрания и в сербской церкви (Radic. p. 107–108).

В 1870–73 годах дано незавимое от карловицкой митрополии управление и православным епархиям в Буковине и Далмации (черновицкой, задрской и котторской) под ведением митрополита в Черновицах. Для высшего обсуждения церковных дел и здесь собирается церковный конгресс, состоящий кроме епископов, из 48 выборных членов духовного и светского звания (Прав. Обозр. 1874. Известия и заметки, стр. 512). Но епархиальное управление здесь, кажется, ещё производится на началах канонических, сходно с порядком, изложенным в нашем Уставе духовных консисторий (Мордвинов. Прав. церковь в Буковине. СПб. 1874, стр. 63–96).

После подчинения Боснии с Герцеговиной власти австрийского правительства, возник вопрос об отношении его к православной церкви этой страны. Хитрой австрийской политике скоро удалось устроить это дело к полному удовольствию австрийского правительства и к крайнему ущербу православной церкви. По конкордату, заключённому им с константинопольской патриархией в 1880 году, православная церковь в Боснии и Герцеговине, оставаясь под высшим ведением константинопольского патриарха, подчиняется фактически бесконтрольному распоряжению австрийского правительства. Кафедры митрополита и епископов замещаются по назначению австрийского императора, по предварительном сообщении патриарху имени кандидата для исполнения канонических обрядностей. В случае если кандидат, избранный австрийским правительством, будет неизвестен патриархии, это сообщение сопровождается свидетельством православного епископа, коему кандидат был подведом, относительно канонической правоспособности его быть посвящённым в епископы. Увольнение от должности производится тем же порядком, как и назначение. Увольнение может быть дано правительством епископу в случае неисполнения им своих обязанностей либо по отношению к гражданской власти, либо по отношению к церковной власти, или же по отношению к пастве (Теплов. Греко-болгарский цер. вопрос, стр. 193–4). Этим положением боснийская православная иерархия отдана в полное и бесконтрольное распоряжение австрийского правительства, а православная церковь обречена на безмолвное страдание, и поставлена в безвыходное положение пленника, с которым проделывают всё, что угодно надменному и жестокому властелину. Австрийское правительство пользуется своим положением с лихорадочной поспешностью. Оно открывает католические епархии для православного населения, строит церкви и монастыри, содержит католические семинарии, заводит народные школы под надзором католических патеров, а православную церковь стесняет на всех путях при всяком случае (Церк. Вестн. 1888, стр. 369. 401. 481. 563. 702. 867. 1889 г., стр. 249, 433–5. 694. 708–709. 773 и пр.).

Из представленного выше изложения видно, что православная церковь в государствах Балканского полуострова и в Австрии всюду находится в загоне или даже в гонении. Явление знаменательное!.. Оно не случайное. Оно условливается везде одной и той же причиной – антирелигиозным направлением образования высших классов общества по западному образцу, по которому религия не должна служить основанием общественного образования и воспитания, а есть дело частное и совсем не важное для общества. Отсюда же – из иностранного, в частности протестантского мировоззрения заимствован, вместе с образованием, главный принцип, проглядывающий во всех законах и мероприятиях правительств балканских государств, – принцип полновластия государства во всех делах, не исключая религиозных. Принцип этот не мирится с православным учением о церкви как самобытном общественном организме, и, как мы видели, не раз был осуждён восточной иерархией по поводу преобразований в управлении автокефальных церквей балканских государств, вводившихся их правительствами.