Беседа во вторую неделю Великого поста

Сказана в Петрозаводском кафедральном соборе в 1842 году

Глаголаше им слово.

Мк.2:2.

Возвратитесь вниманием вашим, братия, к божественному слову, которое предложено было сегодня в евангельском чтении, – к слову об отпущении грехов. Во время общего покаяния особенно нужны нам такие уроки. Даже по некоторой особенности случая, описываемого там, нельзя было не обратить нам к нему такого внимания, которое тотчас, думаю, готово возвратиться к чтению. Сказывалось о несчастном человеке, о расслабленном, которого носили чужие руки, и для которого решилась сострадательность послужить наконец необыкновенным, даже странным образом.

«Господь Иисус, пришед в Капернаум, предлагал в доме слово Свое к народу, которого тотчас, лишь стало быть известно о том, собралось так много, что нельзя было всем помещаться и при дверях: вдруг сверху на среду собрания опускают лежащего на одре больного. Люди, которые носили расслабленного, не имея возможности пройти дверью, поспешили взобраться на верх дома, и сделав отверстие в крыше, свесить человека оттуда пред лице Врача душ и телес». Что же делает, что говорит при сем случае Господь Иисус? Как смотрели на то бывшие при сем люди? Какое должны извлекать из события назидание мы, христиане, – вот предмет, в который надобно, говорю вам, вникнуть ныне ближе.

«Видев же Иисус веру их, – написано во святом Евангелии далее сказанного теперь, – глагола расслабленному: чадo, отпущаются тебе грехи твои»(Мк.2:5). Не того, кажется, желали недужный и носившие его; не того ждали и присутствовавшие тогда люди. Все, без сомнения, ожидали исцеления от болезни; а Врач сказал недужному почти так: «успокойся в совести твоей, а с твердой, с чистой душой надейся лучшей жизни в ином мире!» Слово о кончине, братия, конечно, таково, что оно сегодня, или завтра, или когда-нибудь скоро должно непременно со всяким исполниться; но некоторые из бывших в доме книжников, слыша, что таким решительным и властным образом говорилось теперь о душевной судьбе человека, подумали про себя об Иисусе Христе: «что сей тако глаголет хулы? Кто может оставляти грехи, токмо един Бог?»(Мк.2:7) Думали про себя таким образом люди, которые еще не веровали тогда в Господа Иисуса Христа, как Бога. Что же Господь? – «И абие разумев Иисус духом Своим, – сказывается далее, – яко тако тии помышляют в себе, рече им, что сия помышляете в сердцах ваших?» При таких словах слушатели Христовы невольно уже должны были почувствовать, что говорил теперь, действительно, Сердцеведец. Господь продолжал: «что есть удобее, рещи расслабленному: отпущаются тебе греси, или рещи: востани, и возми одр твой, и ходи?»(Мк.2:9) Если бы вопрос сей касался в самом деле человека или человеков, то одно другого в нем, подлинно, было бы неудобнее. Сказать, конечно, легко все, но что слово без дела? Что в слове: «востани, возми одр твой и ходи»; когда б расслабленный не мог встать и начать ходить? «Но вы сами думаете, – как бы так говорил теперь Господь к слушателям Своим еще далее, – вы сами думаете, и думаете справедливо, что никто, кроме Бога, не может отпускать грехов. А грехи-то и причиной того несчастия, в каком видите вы лежащего перед вами человека. Почему я и обращаюсь прямо к самому источнику злополучия, к уничтожению грехов. Можно б, даже надобно бы и удовлетвориться врачеванием их собственно, оставя тело, как и сказано было сейчас людям, которые столько полагали во Мне надежды, столько трудились для расслабленного, взносили его на крышу, разбирали покровы дома, с тем, чтоб больной получил исцеление телесное. О целении душевном никто не помышлял и не думает, между тем как греховное состояние по душе несравненно тяжестнее всякого видимого телесного недуга, и есть, повторю, причиной самой болезни. Впрочем, дабы вы не остались в тех мыслях, – еще изъяснение слов Господа, – что слово Мое: «отпущаются греси», без силы и действенности, Я присовокупляю и врачевание телесное, в свидетельство и опыт исцеления душевного. Ho дa увесте, – написано слово в слово в Евангелии, – яко власть имать Сын Человеческий на земли отпущати грехи: глагола расслабленному: тебе глаголю, востани и возми одр твой, и иди в дом твой». Известно, слушатели мои, что слово сие было тотчас делом. «И воста абие, и взем одр, изыде пред всеми», – сказано о расслабленном в заключение: все кончилось общим от всех прославлением Бога и Господа нашего Иисуса Христа(Мк.2:12). Таков общий смысл читанного сегодня Евангелия: и какие в нем полезные для нас, утешительные истины, братия! Прежде всего Таинство Покаяния, к которому прибегаем мы в нынешнее постное или в иное какое-либо время, представляется для нас при настоящем случае во всей своей божественной и спасительной силе, в опыте! Ему именем Своим повелел быть навсегда в Церкви, в нем отпущение грехов совершает через служителей своих Тот, Кто говорил некогда: «отпущаются грехи, восстани, возми одр», – и неподвижные больные тотчас вставали, ходили; Кто говорит прокаженным: «хощу, очистись», – и прокаженные очищались; кто говорил даже мертвецам, раз четверодневному, во гробе смердевшему: «востани!» «Гряди вон» – и они воскресали. С какой же посему живой верой должны мы обращаться к Таинству очищения грехов без всякого недоразумения, может ли Божественный Учредитель оного отпущати грехи? Усомнишься о посредниках, которым Господь вручил благодать отпущения грехов? Но для принесения благодати сея миру Господь Сам прежде сделался человеком, терпел уже неверие людей, дабы ты не колебался принимать ее, когда небесная струя течет и после через уста человеческие. Но препираться ли еще нам, что средство уничтожения грехов так легко и просто, после того, впрочем, как оно основано на смерти за нас Сына Божия и проистекает из Его крови! Одолевают некоторых понятия чувственные? – Смотрите и на предметы чувственные: не все ли и в природе вещей также только – посредства Божии? Не воздухом ли, напр., поддерживает дыхание наше Господь? Не хлебом ли Сам Он питает? Не водой ли очищает? Что же дивного, что Творец присовокупляет еще к средствам Своим видимым и иные, высшие, или соединяет их с обыкновенными? Для исцеления от проказы однажды еще в Ветхой Благодати, велено было некоторому знаменитому сириянину, Нееману, погрузиться семь раз в водах реки Иордана. Нееман ждал для целения столь важной своей немощи каких-либо великих способов благодатного врачевания и уже гневался было на пророка, который именем Господним велел только омыться в Иордане, не употребив ничего другого, ни даже устной молитвы и слова. «Что за средство к очищению проказы Иордан? – рассуждал Сириянии. Не лучше ли его и всех вод земли Израильской – реки Дамаска, моего отечества? Не лучше ли бы уже в них омыться, когда средство врачевания состоит только в воде?» Совопроснику напомнили, что когда средство врачевания столь просто и легко, то потому-то и принять его надобно. Больной послушался и тотчас получил исцеление¹⁴⁷. Если же и вещи неодушевленные бывают, братия, у Бога сосудами или орудиями особенной силы Божией; если и все они, даже в обыкновенном своем состоянии для обыкновенных потреб ваших, суть только виды благодеяний Божиих, и вся мудрость человеческая не может объяснить, как всякая из них действует в тайне природы своей, а все видим только действия, что, напр., вода очищает, семена питают и пр.: то какому недоумению может быть место в том, что Господь служителями и строителями Таин Своих для высшей нашей природы, для душ наших, употребляет разумные создания Свои, хотя и слабые, но такие, кои в видимой природе нет уже ближе к Нему? И сколько же, напротив, еще более было бы затруднений наших и причин к уклонению от очищения грехов своих, если бы средство к тому было какое-либо возвышенное, многотрудное, а не такое, какое ныне?

Убеждения нужны еще и еще к тому разве, братия, чтобы мы неопустительно пользовались средством благодати столь спасительным, каково Таинство очищения грехов, величайшее в настоящем нашем состоянии благодеяние Господа нашего, после Крещения самое необходимое для возрастных, как средство возобновления завета Божия, столь обыкновенно нарушаемого всеми! Ах, как между тем мало знаем мы то, что столь особенно касается нас! Когда случится с нами какое-либо чувственное злополучие, напр., болезнь телесная, сколько тогда забот против нее! Подобно упоминаемым в Евангелии капернаумлянам, мы готовы тогда не только искать врача, какого бы ни прочули где лучшего, но и взлезать на все крайности, разрушать, какие ни представятся, преграды к получению исцеления; а не от болезни ли души немощи наши, не о таких ли собственно болезнях надобно и заботиться всегда и наиболее, – о том едва и думает большая часть из нас без крайностей. Но грехи-то именно, в каком бы ни находились мы положении по прочему, в благополучии или несчастии, суть истинное и единое зло наше. Все прочие бедствия, и болезнь, и нищета, и бесчестие, и самая смерть – злоключение только условные; они – злоключение в том только предположении, если они сопряжены со грехом. Слово кажется странным. Положитесь, братия, на опыт, действенный глагол Божий. Вы знаете, что бедствий и не существовало в мире, пока не находилось греха между нами. Они – собственное наше произведение, а не творение Бога всеблагого. Правда, они приражаются ныне, иногда обрушаются и на праведников; на них еще чаще и более. Даже единственный Праведник, Тот, Который греха не сотворил, подвергался злоречию, преследованиям, страданиям, смерти: но Он – за грехи мира. Что ж до праведников-человеков, то злополучия и у них были также всегда против греха именно. Злополучия служили праведникам средствами или к предохранению от грехов, или к очищению от них, или к возвышению себя над ними в нравственном усовершении души. Посему избранные Божии не только не страшились злоключений видимых, но обыкновенно считали их благодетельными Божиими попущениями. Мы, обыкновенные люди, чаще сетуем в них, – от чего? От того, что заняты только телесным и временным своим состоянием. При таких расположениях духа злоключения, конечно, идут на нас, – мнится нам тогда, – как препятствия нашим наслаждениям, или уже как наказания, последствия грехов. А известно, что и для тела врачевания самые полезные бывают тем неприятнее, чем они действеннее. Что ж до души в прискорбиях, то при греховных ее склонностях у нас тогда – различные недоумения, опасения почти безнадежные, даже сетования на них, ропот. Таким образом несчастные случаи становятся, в самой вещи, злом, но злом опять не иначе, видим, как от греха, который тогда проникает бедную нашу душу и делается еще пагубнее для нее, нежели когда-либо прежде; подобно как в болезнях тела еще вреднее становятся те причины, от которых такая или иная болезнь последовала, ежели не удалять их, а усиливать. Примем же тогда, братия, иное расположение духа, – раскаяние в своем поведении, покорность судьбам Божиим, упование на милосердие Божие, преданность в волю Божию, прежде всего очистив себя от всякия скверны плоти и духа¹⁴⁸. И что ж тогда прискорбного останется в злополучиях наших? Что сделало Иову лишение имения, детей, здоровья, утешений, когда он во всех приключившихся ему ничтоже согреши пред Господем¹⁴⁹? Что болезнь, обыкновенно говорили и другие истинные подвижники благочестия, как не очищение внешнего человека в пользу внутреннего? Что изгнание, когда везде Господня земля и исполнение ея? Что лишение имения, если нельзя отнять истинных сокровищ сердца? Конечно, невозможно, братия мои, слабой природе человеческой не стенать в своих горестях; но стенания стенаниям рознь. Если стенаем тогда о бедствиях только, бедствия растут, растут; если же о грехах в особенности, то мало-помалу исчезают самые причины несчастий; зло вырывается с корнем; жала смерти, силы греха нет уже.

Положим наконец, что злоключения наши при всех добрых наших расположениях сердца и не проходят: но пройдут непременно, братия! Что в мире долговременно? Не гораздо ли скоротечнее еще наши благополучия здесь? Снимем мы с себя во время свое почести наши, забудем все удовольствия земли, оставим имения вовсе, разлучимся с присными на веки, все сложим, при гробе, с телом своим. Останется один бессмертный дух наш, с тем, что мы ныне собираем в него, находясь в теле, которое должно некогда соединиться опять с душой во время, предуставленное свыше. Тогда-то, увы нам со грехами! – бедствие, которое не кончается, а только еще начинается тогда в новом своем состоянии – вечности! Между тем о чем теперь все наши заботы? Необходимо, конечно, заботиться и о временном, нужном в жизни настоящей; она – первоначальный дар Божий, которым дано нам пользоваться для приобретения всех прочих даров Божиих и для вечности: но не об одном только том – надобно, и не с забвением души. Кая польза человеку, – непрерывно напоминает нам Евангелие и собственный наш опыт, – аще приобрящет мир весь, душу же свою отщетит, – себе погубив¹⁵⁰? Ее наипаче, вечную свою собственность, сохранять надобно, братия, ее снабдевать свойственными ей благами, какие преподает нам Евангелие Иисуса Христа. Евангельских благ много, но, по свойству природы нашей, по грехолюбию, по самому чувству необходимого для нас смирения, все они в сущности своей суть различные средства очищения грехов, и из числа их, следственно, нужнейшее для нас – самое Таинство Покаяния.

Вникните, братия, по Евангелию, что делал и чему учил на земле Иисус Христос, в особенности касательно так называемых бедствий человеческих. (Благополучие, кажется, не имело никогда и нужды в пособиях Иисуса Христа). Исцелял ли Христос недужных, подавал ли зрение слепым, очищал ли прокаженных, восставлял ли даже мертвых: все сие делал не для того, собственно, чтобы подавать такие только милости, но чтобы расположить через них людей к лучшей жизни, к жизни добродетельной, небесной и вечной. Ибо везде с тем вместе требовал Господь, или видел веру, исправление сердец, очищение душ. Без того не подавались и целения. Какое, поистине, блаженное было время на земле, когда был на ней Господь видимо, когда различные благодеяния бедствующему человечеству лились от Него реками, и когда для сообщения их не нужно было ни вещественных средств, ни времени, но достаточно для того было возложения рук Его, слова, мания, воззрения, движение духа и – издали! И почему ж бы, казалось, не продлиться таким действиям божественным в царстве благодати навсегда, подобно как в царстве природы непрерывно Бог, по Слову Своему, сияет солнцем Своим¹⁵¹, велит произращать земле былия¹⁵², изводит ветры от сокровищ Своих¹⁵³, дает во времена свои¹⁵⁴, – все, что когда нужно к настоящей нашей жизни? Но в этом, братия, равно как и в скоротечности жизни, в гиблемости благ мира настоящего, оставил нам Господь свидетельство Свое, что настоящая наша жизнь не составляет всей цели небесного о нас смотрения, а должна только вести к другой, вечной жизни. И что же? В самом Евангелии, где надобно быть описану во всех видах служению Небесного Милосердователя человечеству, записано столько и таких только опытов милосердия к страждущим, сколько и какие нужны только к изъяснению собственно спасения душ, вечного нашего блаженства, в различных к нам отношениях и видах. По сему-то время всяких иных чудотворений, кроме тайны спасения душ, и должно быть не иначе, как преходящим только явлением, образом благ духовных во Христе. Оно скоро, очень скоро минуло; но истина одна и та же осталась с нами навсегда, как скоро мы ищем от Господа милостей душам своим. Господь близ призывающего Его, всем призывающим его во истине¹⁵⁵. Он с нами, по уверению Своему, «во вся дни, до скончания века»¹⁵⁶, когда слово о душах наших!

Не оставим же, никто да не оставит, братия, в забвении душу свою, – предмет всех особенных попечений Спасителя нашего! Собственная забота наша о ней должна быть, казалось бы, в самом даже обыкновенном порядке дел наших. Непрерывно истощавается в силах своих телесная природа наша, и мы ежедневно возобновляем силы ее пищей и питием, движением и покоем. Истощавается непрестанно и душевная наша природа, часто до изнеможения. «Несть мира в костех моих от лица грех моих», – вопиял иногда Псалмопевец¹⁵⁷. Яко беззакония моя превзыдоша главу мою, яко бремя тяжкое отяготеша на мне; возсмердеша и согниша раны моя! Посему внимательные к себе христиане для возобновления сил души своей, к непрерывному также прибегают покаянию перед Богом в глубокой таибнице совести, чем обыкновенно и оканчиваются у них занятия каждого дня. Никому нельзя не делать сего по крайней мере по временам, без опасения потери душевного своего благосостояния. В особенности когда настают дни очищения, или частные, как напр., в приключающихся с некоторыми из нас болезнях и иных каких-либо бедствиях, или общие, как времена святых постов, особенно поста нынешнего, Великого; всяк из нас, братия, прежде всего имеет нужду озаботиться, чтобы исповедать грехи свои перед Богом уже не во глубине только совести своей, что должно быть, говорим, чаще, ежедневно, но в известном тайнодействии веры.

Об одном еще теперь слово по любви моей к вам: надобно сделать сие не по долгу просто, кольми паче не по обычаю только, не как-нибудь, по порядку вещей, или из стыда, для избежания неприличия быть примеченным в неисполнении общих христианских обязанностей, но – по совести, с искренним расположением, с говением, с сокрушением сердца. Может ли быть надежда на уврачевание и телесных болезней; когда бы кто из недужных не изъяснился о болезни своей, в чем она? где? от чего и пр.? Кольми паче – в болезнях душевных, сокровенных в сердце, во всех сгибах нашего самолюбия, не может быть прямого пользования без чистосердечного раскрытия состояния своего. А чтобы лучше чувствовать себя тогда, для сего, между прочим, необходимо действительное пощение, при чем область души проясняется, равно как и необходимо с тем вместе усердное упражнение в молитвах, по крайней мере в продолжение седмицы. Душа у каждого из нас, братия, стоит внимания и попечения, хотя на одно такое время в целом году, тогда как на дела плоти идут годы за годами. Аминь.