Глава VII. Сущность православного монашества

Молитва монаха, особенно умная сердечная молитва, свидетельствует о том, что сердце такого монаха очистилось от всех помыслов; что ум его освободился от мечтаний, умствований и страстей, возвратился в сердце и соединился с ним в Святом Духе. Таким образом творится молитва, и энергия ума (ἡ νοερὰ ἐνέργεια) поселяется в сердце. Это просвещение ума, о котором много писали святые отцы.

Однако умная молитва неотделима от православного Предания и православного подвижничества. Мне приходится говорить об этом, потому что иногда рассматривают умную молитву в отрыве от всей аскетической традиции Церкви и представляют ее как христианскую йогу. В действительности же, когда молитва оторвана от покаяния и плача о своих грехах, от соблюдения Христовых заповедей, от церковных таинств, тогда, с православной точки зрения, такая молитва теряет свою ценность, она превращается в механическое, внешнее упражнение, напоминающее практику буддийских монахов.

Святой Григорий Палама в своих трудах показывает нам, что молитва связана со всей аскетической жизнью Церкви. Кратко он излагает свое учение в послании «Ко всечестной во инокинях Ксении», в котором он говорит «о страстях и добродетелях и о плодах умного делания».

В этом послании Григорий Палама раскрывает сущность православного монашества и показывает, чем оно отличается от любого другого «монашества». Цель православного монашества – в исцелении человека, а не в спасении Церкви или подборе подходящих людей для миссионерской работы. Конечно, мы не отрицаем того, что, исцелившись, христианин может стать миссионером, но все-таки главная цель православного монашества – в исцелении человека. Монахи в Православной Церкви стремятся к спасению своей души, а это означает, прежде всего, что они возвращают ум в сердце и оттуда возносят его к Богу, после чего ясно и чисто воспринимают все творение. С этой точки зрения можно сказать, что монастыри являются лечебницами души.

Таков опыт Святой Горы. Афонские монахи живут простой жизнью. Они отказываются от всего, принимают на себя обет послушания настоятелю, чтобы их сердце могло очиститься от страстей, они претерпевают скорби и в результате становятся причастными очищающей, просвещающей и обоживающей энергии Бога. Этот путь, который ведет к истинной жизни, – не выдумки, не логические измышления, а плод покаяния, послушания и смирения.

Эта истинная жизнь описана святым Григорием в послании монахине Ксении, которое мы кратко рассмотрим. Я остановлюсь лишь на самых важных моментах, которые помогут нам уяснить сущность православного монашества.

В начале послания святой Григорий признается, что у него были сомнения по поводу его написания, поскольку еретики извращали его слова. Написано это послание было после 1Β45 года, после победы святителя и его сторонников в Синоде в 1341 году и четырехлетнего заключения, в то время когда святой Григорий вел активные исихастские споры³⁵².

Мы видим, что, несмотря на большие тяготы, Григорий Палама все равно уделял внимание вопросу о монашестве. Это послание святого Григория на самом деле является маленьким трактатом, раскрывающим сущность православного монашества. Оно также свидетельствует о том, что святой отстаивал истины веры, пребывая в глубоком безмолвии как монах-святогорец в истинном смысле этого слова.

Это письмо является даром Святой Горы Церкви и миру. В нем показано, как следует заниматься пастырским служением, борьбой с еретиками и церковной работой в целом. Чтобы вся наша деятельность была православной, наш ум должен быть очищен от страстей и устремлен к Богу.

Необходимо также заметить, что Ксения была выдающейся монахиней, которая была знакома со святым Григорием и которая настойчиво просила его писать ей о монашестве. Святой Григорий называл ее «досточтимой матерью». Святитель говорил, что Ксении не требовались никакие увещания, потому что, благодатью Христовой, она со старческим возрастом стяжала и седину мудрости, и священные заповеди евангельские изучила, деля жизнь свою между трудами послушания и безмолвием. Так она убелила дщицу души своей и сделала ее способной принять божественные начертания и сохранить их. Однако Ксения жаждала духовного наставления, поскольку душа, совершенно плененная любовью к духовному учению, никогда не получает насыщения им. Монахиня Ксения просила у святого советов о монашеской жизни, и он ответил: «Я положил было совсем воздержаться от писания о чем-либо, если бы ты, досточтимая мать, непрестанно не просила меня о том, пока не убедила опять взяться за сие дело, в утешение и назидание ищущих спасения, хотя для тебя самой не требуются никакие увещания»³⁵³.

Настойчивые просьбы святой монахини послужили причиной появления этого вдохновенного послания, в котором раскрывается сущность монашества, а также описывается жизнь святого Григория и других афонских подвижников, которые служат примером для каждого монаха и для каждого христианина.

В начале послания святой Григорий Палама подчеркивает, что истинный монах – тот, кто держит свой ум чистым, не рассеянным среди множества дел: «это однонаправленное сосредоточение ума, которое соделывает внутреннего и истинного монаха». Истинный монах – тот, кто соединил свой ум с сердцем. С этой целью отшельник начинает жить исихастской жизнью. Он чувствует отвращение ко всему, что рассеивает его ум. Рассеивание ума происходит из-за общения со многими людьми, в том числе и с монахами; и даже письменные труды могут способствовать этому. «Если Вы пишете, Вы обременяете ваш ум еще большими заботами». Те, кто имеет здоровую душу, являются исключениями. Однако даже их любовь к Богу не чиста. Если же человек полон страстей, то ему вовсе не следует писать. Исихаст должен быть свободен от забот, и поэтому многие из отцов, достигших высоких степеней исихии, оставили письменные труды, хотя они могли бы написать много полезных вещей.

Затем Григорий Палама переходит к рассмотрению вопроса о том, что является смертью души. Подтверждая свою мысль многочисленными цитатами из Священного Писания, он говорит, что грех – это настоящая смерть души, потому что душа, лишившись Божественной благодати, умирает. Как отделение души от тела есть смерть тела, так отделение Бога от души есть смерть души. И это есть истинная смерть³⁵⁴.

В раю сначала умерла душа, а за ней последовала и смерть тела. Преступив Божию заповедь, душа утратила свое общение с Богом и соделала тело «многоболезненным и многострастным» и таким образом предала его смерти. Есть первая и вторая смерть. Вторая смерть – это последнее и окончательное отделение человека от Бога, ей подвергнутся нераскаявшиеся грешники после воскресения мертвых. «И вот настоящая смерть, когда душа разъединяется с Божественной благодатью и сочетается с грехом. Кто будет бояться сей смерти и беречься от нее, тот не убоится приближения смерти телесной».³⁵⁵

Как жизнь тела есть его единение с душой, так жизнь души – это ее единение с Богом. Жизнь души не относится только к душе, но также и к телу, поскольку человек состоит из души и тела. Смерть явилась следствием нарушения божественных заповедей, а жизнь – это результат соблюдения заповедей. Тело чувствует жизнь души, и оно освобождается от смерти и вечного ада у тех, кто живет по Христовым заповедям. Таким образом, и телу дается «вечная во Христе жизнь, беструдная, безболезненная и беспечальная, воистину бессмертная». Как у Адама смерть души предшествовала смерти тела, так и теперь жизнь души предваряет жизнь тела. Во Христе через Его крестную смерть душа отделилась от тела, но при этом ни Его душа, ни Его тело не отделились от отца, а затем последовало воскресение Его тела. То же происходит и с человеком. Даже если души праведников преждевременно отделяются от тела, тем не менее, поскольку они сами не отделены от Бога, их тела воскреснут и вознесутся. Воскреснут все – и праведники, и грешники, – однако только праведники будут вознесены на небеса. Приобщаться тому, что является источником бессмертия и истинной жизни, следует начинать в этой жизни.³⁵⁶

С этой целью Бог даровал нам эту земную жизнь как «место для покаяния». Покаяние необходимо.

Не следует впадать в отчаяние, которое, по наущению диавола, может овладеть не только нерадивыми людьми, но и подвижниками. Покаяние тесно связано со свободной волей человека, т. е. с его свободой выбора. Бог из любви к человеку дает ему время для покаяния, но, если человек не желает покаяться и обратиться к Богу, «Он не отъемлет данной нам свободы возвратиться к Нему». Об этом ясно сказано в притче о винограднике³⁵⁷. Наш Небесный Отец призывает нас через Своего Сына и примиряет нас с Собой, не обращая внимания на наши прегрешения³⁵⁸. И Он не только призывает нас, но и обещает приложить награду, и «награду неизреченную». Сам Христос говорит: «Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком"³⁵⁹. Избыток, о котором говорит Господь, означает не только жизнь со Христом, но и то, что мы стали Ему братьями и сонаследниками. Чтобы приобрести этот избыток, человек должен отвергнуть все, что стоит на его пути, т. е. богатство, утехи, славу суетную, все текучее и преходящее, всякую страсть душевную и телесную, – весь собранный нами из окружающего мира мусор, который может повредить душе. Поэтому покаяние – это возвращение ума к Богу³⁶⁰.

Покаяться и отказаться от всего душевредного могут все люди, но в первую очередь монахи. И семейные люди могут соблюдать чистоту своей души, но для этого им приходится прилагать гораздо больше усилий. Поэтому те, кто стремится к спасению, кто чает жизни будущего века, избирают безбрачие.

Посколысу наше тело само по себе «трудно удержимо и трудно склонимо к добродетели», то еще труднее это сделать, когда мы связаны со многими телами. Трудно избежать забот, когда необходимо заботиться о многих людях. Женатым людям попечительность не возбраняется, но она недопустима для живущих в безбрачии³⁶¹.

Святой Григорий Палама разъясняет свое учение о безбрачии в послании монахиням, избравшим девственную жизнь, и им он говорит о свободе от попечений и чистоте души. Это ни в коей мере не означает умаления брака во Христе. В своих гомилиях, произнесенных в Салониках, Григорий Палама говорит о христианском браке и подчеркивает его аскетический характер. В послании монахиням Григорий Палама цитирует апостола Павла: «Я вам сказываю, братия: время уже коротко, так что имеющие жен должны быть, как не имеющие, и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся«³⁶². По мнению святого Григория, женатому христианину труднее бороться со страстями, чем безбрачному: «жизнь в девстве гораздо исполнимее и малотру́днее жизни брачной». Опыт также показывает, что пост удобнее воздержания в пище и питии³⁶³.

Вступив на путь безбрачия, монахиня должна жить трудолюбиво и плодотворно. Григорий Палама напоминает Ксении слова Христа: «Я есмь виноградная лоза, вы ветви, а Отец Мой виноградарь. Всякую ветвь, приносящую плод, Он очищает, чтобы более принесла плода»³⁶⁴. Девственница – это невеста Христова, ветвь виноградной лозы жизни, и поэтому, с одной стороны, она должна радоваться любви к Жениху, а с другой – должна отвечать на нее послушанием (τήν εὐπείθεια). Девственница не должна желать мирской жизни, потому что это – бесчестие. Люди мира сего мертвы для Бога, «а невесте жизни какое сродство с мертвыми?»³⁶⁵

Согласно словам Христа, есть узкие врата и узкий путь, но есть и широкие врата. Первый путь – для монахов, которые не могут пройти через узкие врата с грузом страстей или бременем богатства. Со стороны этот путь кажется скорбным, но на самом деле он несет радость и ведет в Царство Небесное. Второй, широкий, путь – для мирских людей. Этот путь не лишен скорбей, напротив он «полон многими и тяжкими прискорбностями»³⁶⁶.

Узкий путь связан с духовной нищетой. Бог благословил нищету, сказав: «Блаженны нищие духом"³⁶⁷. Здесь речь идет не просто о нищете тела, но о такой нищете, которая сопровождается смирением души. Смирение необходимо, потому что некоторые могут быть нестяжательными и нищими лишь ради славы человеческой. Такие люди не являются нищими духом, поскольку самомнение противно духовной нищете. Кто имеет дух сокрушенный и смиренный, тот считает себя недостойным славы, довольства и утешения³⁶⁸.

Изложив основы монашеской жизни, святой Григорий переходит к теме исцеления человека от страстей. Он подробно рассматривает страсти и показывает способы их исцеления.

Душа человека состоит из трех частей и имеет три силы: мыслительную, яростную и вожделевательную³⁶⁹. Когда душа больна, больны и эти три силы. Христос начал врачевание души с вожделевательной силы. Ибо неудовлетворенное желание питает яростную силу души, а затем заболевает и ум. Поэтому яростную силу души нельзя исцелить прежде вожделевательной силы, а ум – прежде уврачевания этих обеих³⁷⁰.

Прежде всего следует исцелить желательную силу души. Начиная с младенчества эта сила проявляется в любостяжательности, немного после появляется сребролюбие. Пожелания, содействующие людям в хранении и устроении жизни, с младых ногтей являются сращенными с нами, а сребролюбие прирастает после, поскольку оно не от естества, а от произволения имеет свое начало. Страсть сребролюбия рождается от неверия в Божественное провидение. Любостяжательность и сребролюбие порождают много зол: скуповатость, торгашничество, хищничество, воровство и т.д. Все же сие от вещелюбия рождающееся суть страсти души, не имеющей ревнования о доброделании. Ум живого скупца мертв, он погребен в золотом прахе так же, как мертвые похоронены в земле. Склепы алчных пахнут хуже, чем могилы мертвых³⁷¹.

Добровольная нищета избавляет людей от этой смердящей страсти – сребролюбия. Монаху, имеющему эту страсть, послушливым быть невозможно. Поэтому отречение от всего предшествует послушанию. Монахам, которые не прилагают усилий к избавлению от этой страсти, грозят телесные болезни³⁷².

Рассмотрев первую страсть желательной силы души, которая подлежит исцелению, – любостяжательность, святой Григорий переходит ко второй страсти – славолюбию. Эта страсть предшествует развитию плотской любви, она появляется, когда человек еще весьма молод. Есть два вида славолюбия. Первый – мирское тщеславие, которое состоит в охорашивании тела и в щеголянии нарядами. Другой же вид тщеславия имеет место в отличающихся добродетелью и влечет с собой самомнение и лицемерие³⁷³.

Все эти страсти врачуются в возлюблении вышней почести, почитанием при этом себя недостойным ее, и в перенесении человеческого унижения, и, кроме того, в предпочтении славы Божией славе человеческой. Любую добродетель нужно приписывать Богу и Ему за то благодарно воссылать славу. Содействует уврачеванию этой страсти «удаление от сообщества с другими, жизнь наедине и сидение в келлии». Тщеславия можно также избежать, если представить посрамления, обыкновенно сопровождающие эту страсть³⁷⁴.

Страсть, связанная с тщеславием, – человекоугодие. Эта страсть есть самая тонкая из всех страстей, и поэтому подвизающийся не просто должен остерегаться собеседования и не допускать сосложения с этой страстью, но и сам прилог почитать уже сосложением и беречь себя от него. Человекоугодие – разрушительная страсть. Она ведет к безверию. Стремление к славе человеческой порождает зависть – зависть, равносильную убийству, – «причину первого смертоубийства, а потом и богоубийства». Кто тщательно исследует эту страсть, тот найдет, что она бывает лукавой советницей в делах срамных³⁷⁵.

Третье порождение болящей похотением души есть чревоугодие, от которого возникает всякая плотская нечистота. Почему же мы называем его третьим и последним, когда оно внедрено в естество наше с самого рождения?³⁷⁶

Святой Григорий делает глубокие наблюдения относительно этого важного вопроса, который представляет большой интерес для современной психологии. Он говорит, что не только эту страсть, «но и естественные движения, относящиеся к деторождению, можно заметить у грудных младенцев». Другими словами, и чревоугодие, и естественные движения, относящиеся к деторождению, возникают еще в младенчестве в желании младенцев сосать материнскую грудь. Но можно сказать, что они появляются медленнее в человеке, потому что в младенчестве эти страсти естественны и поэтому невинны. В младенчестве они «не указывают на болезнь души». Больной является душа тех, кто злоупотребляет ими. «Когда попечения о плоти превращаются в похоти"³⁷⁷, тогда сластолюбие становится греховной страстью, началом плотских страстей и болезни души. Это учение святого Григория важно, потому что оно показывает отношение Церкви к разнообразным психологическим исследованиям детских реакций – исследованиям, которые создают еще больше проблем.

Святой Григорий Палама напоминает, что первой жертвой указанных страстей становится ум. Ум движим страстями, а в ум они набираются через чувства и держатся в воображении чувственных вещей, которое приводится в движение опять же чувствами, особенно глазами. Явное свидетельство этому представляет праматерь наша Ева. Поэтому большое внимание следует уделять хранению чувств и ума. Таким образом, хотя страсти сопутствуют нам с младенчества, они не ведут к грёху, но к поддержанию естества, «пока к ним не привлекается ум». В детях естественные движения, связанные с деторождением, не являются грехом, поскольку ум страстно не вовлечен. Человек, стремящийся избавиться от страстей, должен обращать особое внимание на бесстрастие ума. Чтобы погасить пожар, бесполезно бороться с пламенем сверху, но нужно убрать горючее вещество. Так и в отношении к блудным страстям: если не иссушить источника помыслов внутри молитвой и смирением, а только постом и умерщвлением тела вооружиться против них, то безуспешна будет борьба³⁷⁸.

Святой Григорий выступает как исихаст во всех своих гомилиях, но особенно в тех, которые посвящены врачеванию души. Он подчеркивает необходимость исцеления ума³⁷⁹. Из святоотеческих трудов мы знаем, что умозрительная сила души тесно связана с желательной силой и половой страстью. Вот почему исцеление должно начинаться именно с нее. Потребны и умерщвление тела и соразмерное воздержание в пище и питии, но плотские страсти ничем другим не врачуются, как «умерщвлением тела, споспешествуемым молитвой и смирением сердечным»³⁸⁰.

Поэтому монах должен развивать умную силу души, безмолвие, он должен пребывать в своей келлии, «умерщвляя тело и молитве прилежа в смирении». Для того, кто правильно пребывает в уединении, «келлия служит пристанищем целомудрия». В своей келлии можно стяжать духовную нищету³⁸¹.

Ум и страсти исцеляются с помощью духовной нищеты. Поэтому святой исихаст призывает: «Возниществуем же и мы духом, смиряясь, плоть умерщвляя и не стяжательствуя»³⁸².

Вся духовная жизнь человека – это опыт духовной нищеты. Святитель уже говорил о блаженстве нищеты, а теперь он рассматривает этот вопрос более подробно. Сначала Григорий Палама указывает на связь между духовной нищетой и искушениями.

Как растениям необходимо перезябнуть зимой и претерпеть все времена года, чтобы принести плод, так искусительные прискорбности необходимы для плодоносия духовного. «Всякий ревнитель совершенства достигает его через подъятие произвольных и непроизвольных трудов и лишений». Если мы не будем терпеть непроизвольные лишения, мы не получим благословение на дела, совершаемые по нашей воле. Это означает, что, если мы с терпением не переносим жизненные невзгоды, не будет Божиего благословения на избираемые нами монашеские подвиги. Человек, живущий в покаянии, денно и нощно ожидает всякой скорби и принимает всякое искушение и радуется этому, как вступивший в очистилище души своей, делая то предметом молитвы, как источник и охрану благонастроения душевного³⁸³.

Блаженный плач связан с духовной нищетой. «Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению; а печаль мирская производит смерть"³⁸⁴, – говорит апостол Павел. Святой Григорий наглядно показывает преимущества печали по Богу, которая способствует возрождению человека и является необходимой для духовной жизни³⁸⁵.

Есть четыре типа духовной нищеты. Первая – в мудровании, вторая – в содержании тела, третья – в житейском состоянии, и четвертая – в искушениях, извне приходящих. Поскольку святитель уже говорил о нищете, которая бывает от искушений, он подробно рассматривает три остальные типа нищеты. От каждого из этих видов нищеты рождается свой особый плач с соответствующим тому и утешением³⁸⁶.

От нищеты в содержании тела со смирением, которую составляют голод, жажда, бдение и всякое вообще лишение и умерщвление плоти и, сверх того, строгое хранение чувств, рождается плач, слезы и сокрушение сердца. Душа, освободившись через сердечное сокрушение от греховных чувств и горечи их, восприемлет вместо них духовную отраду³⁸⁷.

Со смирением души всегда сопребывает самоуничижение, необходимое для исцеления души. Оно вначале приводит к страху мук вечных и всего, что с нимй связано. Здесь этот плач драгоценен, ибо внемлет ему Бог и приносит нам утешение. Впрочем, самоуничижение, само по себе, – как некое мысленное точило для души; тяжело гнетет и выжимает спасительное «вино, веселящее сердце человека, внутреннего нашего человека»³⁸⁸.

От нестяжательности, или имущественной бедности, когда она соединяется с нищетою духом, – ибо только в таком случае она богоугодна, – приходит плач и сущее в нем утешение. Происходит это следующим способом. Когда ум отторгнется от всего чувственного и от заботы о нем и «начнет всматриваться во внутреннего человека», тогда видит «лицо свое до отвратительности загрязненным от блуждания долу». Это означает, что, когда ум рассеивается среди чувств в окружающем мире, человек перестает быть человеком. Увидев этот безобразный покров, ум спешит обмыть его плачем. Очистившись и избавившись от страстей, ум входит во внутреннюю сокровищницу и там втайне молится Отцу, Который дает ему мир помыслов, совершенное смирение – родительницу и хранительницу всякой добродетели. В мире и смирении, как в мысленном рае, возрастают всякого рода древа истинной добродетели, посреди которых возвышается царский священный чертог любви, а в преддверии, как предначатие будущего века, цветет неотъемлемая неизреченная радость³⁸⁹.

Многочисленны плоды духовной нищеты. Нестяжательность рождает беспопечение, беспопечение рождает внимание и молитву. От этих добродетелей приходят плач и слезы, которые стирают прежние грехи. Тогда удобнее совершается путь к добродетели, совесть соделывается безукоризненной. От всего этого источается радость и блаженный смех душевный. Тогда горькие слезы претворяются в сладость и человек обручается с Женихом³⁹⁰.

Однако одного обручения недостаточно, необходимо также лицезрение Жениха и единение с Ним. Это происходит по мере продвижения ума по своему пути. Когда ум, наряду с другими силами души, возвращается в сердце и очищается от всех мыслей и мечтаний, тогда он предстоит Богу как глухой и немой. Когда он восходит к Богу в действительности, а не в воображении, он делается зрителем премирных вещей в неизреченном свете, не разлучаясь с телом. Он становится ангелом на земле, «и через себя он приводит всю тварь к Богу». Таким образом, человек становится естественным, так как он объединяет все творение, и бывает микрокосмосом в макрокосмосе³⁹¹.

Святой Григорий приводит отрывки из святых отцов, которые объясняют такое состояние ума и плоды видения Бога. Например, святой Нил говорит, что свет Святой Троицы сияет в уме; святой Диадох Фотикийский учит, что в состоянии Божественного просвещения благодать как бы живописует на том, что по образу, то, что по подобию; а святой Исаак Сирин пишет, что есть чистота ума, в которой во время молитвы сияет свет Святой Троицы³⁹².

Удостаиваемый этого света ум и соединенному с ним телу сообщает многие знаки божественной красоты. Тогда тело также находится в боговидном добродетельном настроении, на зло совсем неподвижном или неудобоподвижном³⁹³. Бог Слово – Логос – открывает ему способность ясно понимать внутренние сущности – логосы – природы. человек с просвещенным умом может постигать вышеестественные реальности, и ему даруются различные удивительные дары, такие как прозрение, ведение будущего и знание о событиях, происходящих вдалеке, словно они происходят перед глазами, и вообще все божественные дары.

Святой Григорий особенно подчеркивает важный момент: «возвращение ума к себе и его сосредоточение в себе, или, скорее, схождение всех сил души в ум – как ни странно это звучит – и достижение состояния, в котором и ум сам в себе, и Бог соработничают». Это очень существенное обстоятельство, ибо одной лишь молитвы недостаточно, если все силы души, включая желательную и раздражительную силы, не собраны воедино.

Рассмотрев вопрос духовной нищеты и описав ее целительные плоды для ума, поскольку такая нищета ведет к видению нетварного света, Григорий Палама снова возвращается к своей любимой теме – духовному плачу.

Сначала святитель говорит о том, что есть мирской плач, который сопутствует непроизвольной мирской нищете. Такой плач безутешен, поскольку он не дает утешения душе, особенно если страдающий не имеет истинного ведения. Такой человек не имеет никакого утешения; он лишь увеличивает свои скорби, так как он не подчинил чувственные сладости и горести своему разуму, а сам подчинился им. Таким образом, плач по мирской нищете есть печаль мира сего, ведущая к смерти, которая является лукавым мраком души³⁹⁴.

Затем святой Григорий приводит слова святых отцов о мраке, находящем на душу от греха, об очищении сердца от страстей и о связи мирского плача со всеми человеческими страстями. Святитель цитирует святого Василия Великого, святого Марка Подвижника и святого Макария Египетского³⁹⁵.

Стяжание блаженного духовного плача необходимо. Человек, раздавший свое имущество, но не стяжавший такого плача, может легко возвратиться мыслью к тому, что оставил. Таким образом, ублаженный Господом плач не только здесь приносит утешение, служа вместе с тем залогом вечного радования, «но и добродетель крепко твердою делает»³⁹⁶.

Человек, водворивший в себе плач, получает еще один плод. От плача человек не только делается почти неподвижным на худое и неудобовозвратным к прежним грехам, но и грехи становятся как бы не бывшими. Удивительны слова святого Григория, они показывают, что плач полностью очищает человека и возвращает его к догреховному состоянию. Люди, оплакивающие свои грехи, войдут в вечную жизнь вместе с праведниками, потому что их грехи будут считаться непроизвольными. «Так в Бога согрешающий, если, раскаявшись, в плаче о грехах проводит дни свои, то праведно грехи его вменяются ему в непроизвольные, и он, вместе с несогрешавшими, подобно ему, будет без преткновения тещи путем, вводящим в живот вечный»³⁹⁷.

Начало плача бывает болезненным, так как с ним соединяется страх Божий. Со временем же он сочетается с любовью Божией и приносит сладчайший и священный плод утешения по благостыни Утешителя. Сладость благодатного плача могут изъяснить только познавшие его на собственном опыте³⁹⁸.

Святитель приводит два примера сладости плача. Первый пример – это образ обручения и брака. Начало печали есть как бы некое искание обручения Божия, которое кажется недостижимым. Возникающий от этого плач напоминает некоторые предобручальные слова, которые изливает душа, стремящаяся соединиться с чистейшим Женихом, но она не видит Его и не надеется, что Он придет. И она плачет и призывает Его рыданиями. Конец же плача – «брачное в чистоте совершенное сочетание». Как супруги сочетаются во едино тело, так и скорбящая душа «един дух» бывает с Богом³⁹⁹.

Григорий Палама предлагает еще один яркий пример. Начало плача подобно возвращению блудного сына к отцу со словами: «Отче! Я согрешил против неба и пред тобою, и уже недостоин называтъся сыном твоим"⁴⁰⁰. Конец же его подобен сретению и объятию отца, вышедшего навстречу сыну и обнявшему его⁴⁰¹. В объятиях отца сын «лобзание приемлет и дает». После возвращения в отчий дом «сын трапезует вместе с отцом, небесное при сем вкушая радование»⁴⁰².

«Приидем же и мы во блаженной нищете, духом припадем и восплачем пред Богом нашим, чтоб и прежние грехи омыть, и неподвижными на зло самих себя соделать, и причастия Духа Утешителя сподобиться, и Им пребыть утешаемыми, Ему славу воссылая со безначальным Отцем и единородным Сыном, ныне и присно и во веки веков. Аминь»⁴⁰³.

Это послание святого Григория Паламы о пути человека к обожению и спасению боговдохновенно и истинно. Святитель писал для монахов, но его слова применимы ко всем христианам. Господь обращался ко всем Своим ученикам, когда говорил о блаженстве нищих духом и плачущих⁴⁰⁴.

Мы можем сделать некоторые заключения:

а) труды святого Григория показывают, что православное богословие – это наука об исцелении и образ жизни. Это означает, что оно исцеляет человека, приводя к приобщению Богу и единению с Ним. Церковь является лечебницей души. Все святоотеческие тексты направлены на исцеление человека, и мы должны толковать их в этом смысле;

б) когда мы говорим об исцелении, мы подразумеваем прежде всего исцеление ума и сердца. Святой Григорий убедительно показал, что ум заболевает, когда он через органы чувств рассеивается вовне, и исцеляется, когда возвращается в себя, нисходит в сердце, а затем возносится к Богу. В этом заключается путь человека от образа к подобию, от «безобразного покрова» – к человеку в истинном смысле этого слова. Православная Церковь не принимает антропоцентрические теории вне православного подвижничества. Нас интересуют не абстрактные философские построения, но православный взгляд на человека;

в) борьба за избавление от страстей должна быть связана с возвращением ума в сердце. Поверхностное лечение, не направленное на исцеление ума, является лишь морализаторством. Здесь мы видим ценность исихастского богословия нашей Церкви. Изъятие исихазма из христианской жизни приведет к обмирщению Православия. Вот почему мы должны направить наши усилия на исцеление ума. Духовники, не знающие этого способа, неспособны исцелить своих духовных чад и вывести их из состояния духовного самолюбования и духовной самодостаточности. Учение о внутреннем плаче придает лечению православный и духовный характер. В противном случае это врачевание будет гуманистическим, западным;

г) исцеление, подаваемое Церковью, как показал святой Григорий, является очень действенным и естественным. Святитель знает о трагических последствиях страстей; он исцеляет ум и чувства, душу и тело, человека и общество. Весь человек исцеляется, освящается, становится богом по благодати и, будучи освященным, освящает все творение;

д) православная духовность, сосредоточенная на сердце, действительно может решить все социальные, политические и экологические проблемы, потому что человек с исцеленным умом и искорененными страстями становится добросердечным и милостивым к людям и ко всему творению. Поэтому исцеление ума – это решение всех проблем нашего времени;

е) рай, описанный святым Григорием, сохранился на Святой Горе до сего дня. Афонские монахи прилагают все силы для своего исцеления, и многие из них исцеляются. Таким образом, они свидетельствуют о действенности и актуальности православного Предания. Они показывают на практике, что Православие – это не этическая и не философская система, не общественная организация, но Богочеловеческое Тело Христово. Нетварная Божественная благодать исцеляет человека и соединяет его с Богом. Таким образом, Православная Церковь – это духовная лечебница.

Послание святого Григория Паламы и Святой Горы, чьим духовным чадом он был, – это послание утомленному и унывающему человеку нашего времени о жизни, надежде и вере.