Прощеные дни. – Действо страшного суда
С давних пор Москва любила веселиться на масленице. Катанье с гор, различные забавы, пиво, мед, и блины исстари составляли необходимую принадлежность московской масленицы. Но мирское веселье отнюдь не исключало основного характера этой недели, последней перед Великим постом, – характера приготовления к подвигу и покаянию. Православные москвичи тогда чаще и внимательней заглядывали к себе в душу и различными благочестивыми упражнениями старались вселить в нее покаянное настроение, примиряющее страсти и тревоги житейские. И в этом, как и во всем, святая Церковь своими обрядами и священнодействиями руководила Москву и давала должное направление ее спасительным заботам. Сам царь и святейший патриарх всегда шли впереди всех и служили для всех примерами в этих приготовлениях к посту и покаянию.
В «неделю мясопустную», то есть в воскресенье перед масленицей, начинались особые обряды, которыми старая Москва достойно заканчивала мясоед и которые вместе с тем напоминали ей о близости Великого поста – времени суда над всеми делами и помышлениями.
Рано утром, еще часа за три до света, царь незаметно выходил из своих кремлевских палат и тайно обходил все тюрьмы, приказы и богадельни. Все узники и колодники, томившиеся в тюрьмах и приказах, удостаивались посещения государя и великого счастья лицезреть его светлые царские очи. Царь всем им жаловал свою милостыню, собственноручно раздавал деньги, а многих и отпускал на свободу. В богадельнях царь навешал раненых, больных, сирот, подкидышей и никого не оставлял без своей царской милости.
После заутрени святейший патриарх выходил с торжественным крестным ходом на Ивановскую площадь и совершал здесь молебствие перед образом Страшного Суда. Это молебствие совершалось с некоторыми торжественными особенностями и называлось действом страшного Суда. Вместе с патриархом на действо выходил и царь.
Для совершения этого действа на площади, перед алтарем Успенского собора, устраивали обширный помост для святынь и обивали его красным сукном. На помосте приготовляли несколько аналоев для образа Страшного Суда, для иконы Божией Матери, что писал чудотворец Петр, для святых евангелий и устраивали стол для освящения воды. Перед помостом приготовлялось место для патриарха и покрывалось ковром, а около патриаршего места ставилось особое место для царя, обитое бархатом. Из Архангельского собора или из Благовещенского ключарь приносил образ Страшного Суда и перед ним ставился подсвечник.
Патриарх, войдя в Успенский собор, прикладывался ко святым иконам и мощам и облачался. Когда все было готово к крестному ходу, давали знать об этом во дворец. Царь, по повестке, выходил со своей свитой в собор. Здесь, в приделе великомученика Димитрия, он облачался во весь царский наряд и, приложившись к иконам, принимал от патриарха благословение. В это время на Ивановской колокольне начинался красный звон на «долгое время» «с большим и валовыми» колоколами, «доколе станет царь и патриарх на своих местах за алтарем», и из собора показывалось торжественное шествие с крестами. Впереди шли подьяки и непрерывно пели «Исполаети деспота». Перед патриархом несли хоругви, запрестольные кресты и Богородичную икону, икону Богоматери, что писал св. Петр митрополит, свечи и другие меньшие иконы. По сторонам патриарха шли диаконы со святыми евангелиями в руках. Когда шествие оканчивалось и крестный ход устанавливался на своих местах, духовные власти шли попарно на поклон к царю и патриарху. Звон умолкал, и протодиакон начинал молебствие обычным возгласом: «Благослови, Владыко».
После патриаршего возгласа действо начиналось пением некоторых стихир, выбранных из песнопений вечерни и утрени мясопустной недели. Во время пения стихир патриарх совершал каждение св. икон, евангелий, потом кадил царя, властей, бояр и весь народ. За ним то же каждение совершали по два сначала митрополиты, а потом епископы. После пения тропарей подьяк читал три паремии. В это время Успенский протопоп, с ключарями и диаконом, брал благословение у патриарха и во время чтения паремий совершал освящение воды «августовым освящением» до погружения креста.
После чтения паремий и апостола совершалось торжественное и продолжительное чтение евангелия о страшном суде (Мф. зач. 106, гл. ет. 25:31–46). Его читали обыкновенно двояким образом: или на четыре страны читали четыре лица или только двое. В первом случае на помосте ставились четыре аналоя, обращенные на все страны света; на них полагались св. евангелия, и чтение совершалось: патриархом на восток, протодиаконом на запад и двумя диаконами на юг и север. Чтение начинал патриарх. Прочитав первый стих евангелия, он останавливался, а за ним повторяли тот же стих протодиакон и диаконы попеременно. Большей частью чтение евангелия в том же порядке совершалось только двумя лицами, патриархом и протодиаконом, точно так же, как и во время действа летопроводства 1-го сентября. По прочтении патриархом последнего стиха евангелия певчие подьяки пели «Исполаети деспота»; по окончании этого же стиха протодиаконом – «Слава Тебе, Господи».
После следовавшей за тем сугубой ектении патриарх сходил со своего места, подходил к водосвятной чаше и совершал погружение честного креста и при каждом погружении пел вместе со священниками тропарь «Спаси, Господи». Освятив воду, патриарх омывал ею святые иконы и, взяв в руки воздвизальный крест, осенял им народ на все стороны, а певчие при каждом осенении пели трижды «Господи, помилуй». И это осененение совершалось в том же порядке, как и на летопровождении. После отпуста патриарх благословлял царя крестом и кропил святой водой, и царь, приложившись к иконам, шел слушать обедню в Благовещенском соборе. Отпустив царя, патриарх благословлял царский синклит и духовных властей, кропил святой водой образ Страшного Суда и весь народ на четыре стороны и с крестным ходом возвращался в Успенский собор служить обедню.
После обедни в этот день в царском дворце, в Золотой или в Столовой палате, накрывался огромный стол для нищей братии. Царь сам обедал за этим многолюдным столом и с торжественными обрядами угощал нищих, как самых высоких своих гостей. После обеда он из своих рук раздавал им денежную милостыню.
В это же время в тюрьмах, по царскому указу, кормили всех заключенных царским обедом.
На масленице, во вторник и в четверг, в Успенском соборе совершалось поминовение усопших святителей московских, во вторник служили панихиду по всех почивших патриархах, а в четверг – митрополитах.
После обедни посредине собора приготовлялся стол с кутьей, «под паникадилом отступя». Сюда во всем облачении выходил патриарх со всеми духовными властями и многочисленным духовенством и совершал здесь большую панихиду. Посте шестой песни канона панихиды патриарх и митрополиты шли ко гробам святителей; патриарх шел к гробу св. Петра чудотворца, один митрополит – ко гробу святителя Ионы, другой – Филиппа, прочие епископы шли к гробам остальных патриархов и митрополитов. Здесь, у каждого гроба одновременно, служилась меньшая панихида, пели «Со святыми упокой», малую ектению и «Вечную память». После этого снова все сходились перед кутьею и допевали панихиду с седьмой песни канона. По окончании панихиды патриарх с властями разоблачался в алтаре и, вышедши оттуда, вкушал кутью и мед и благословлял ими властей. В этот день для властей бывал поминальный стол у патриарха, за которым присутствовал и он сам.
В 1678 году последовало изменение в порядке поминовений почивших святителей. Патриарх приказал не служить панихид по чудотворцам, на панихидах их имен не поминать и на гробницах их кутьи не ставить. Поминать патриарх приказал порознь, каждого в день его кончины, и в этот день памяти выразил желание всякий раз лично служить обедню и панихиду. Почивших же митрополитов приказал поминать всех одновременно, кроме чудотворцев, во вторник или в четверг сырной недели, и петь общую панихиду, а на гробы их порознь не ходит.
Впрочем, этот патриарший указ в последующее время не исполнялся строго.
Этими поминовениями усопших святителей начинались, собственно, прощеные дни масленицы, когда старая Москва, помянув всех почивших православных христиан, стремилась примириться со всеми живущими.
Со среды масленицы царь начинал свои прощальные объезды московских обителей. В этот день он посещал так называемые городские монастыри, расположенные в Кремле, Китае и Белом городе, как: Чудов, Вознесенский, Алексеевский и другие, а также и различные здесь монастырские подворья: Троицкое, Кирилловское и другие. В монастырях и подворьях царь прощался с иноками и монахинями и всем им жаловал денежную милостыню.
В следующие дни царь посещал загородные московские монастыри: Симонов, Новоспасский, Новодевичий, Андроников и другие и в них также прощался с монастырской братией и жаловал милостыню. При этом в Новоспасском монастыре царь ходил прощаться на могилы своих предков, почивших бояр дома Романовых.
В один из последних дней масленицы царь со своими боярами, и патриарх с духовными властями ходили прощаться к царице.
В воскресенье на масленице, перед обедней, патриарх, в сопровождении властей и в преднесении ключарем креста со св. водой, ходил прощаться к государю во дворец. Царь торжественно встречал духовный собор в Столовой палате и здесь совершал обряд прощения. После духовенства приходили к царю прощаться бояре, служилые люди. Царь жаловал их к руке.
За вечернею в Успенском соборе совершался торжественный чин прощения в присутствии патриарха, царя, всех высших духовных и светских лиц и всенародного множества. За два часа до вечера начинался благовест. В это время, а иногда и после вечерни, государь ходил по кремлевским соборам и монастырям, прикладывался ко св. мощам и чудотворным иконам и прощался у гробов родителей. В Успенском соборе за вечернею присутствовал патриарх со всеми властями. В конце вечерни и патриарх и за ним власти шли прикладываться к иконам и мощам. В это время в собор приходил царь и, получив благословение от патриарха, становился у патриаршего места. После сугубой ектении и возгласа протопоп в алтаре говорил «Слава Тебе, Христе Боже», священники – «Слава и ныне», и когда оканчивали «Владыко, благослови», патриарх в епитрахили, омофоре и митре, став у амвона, говорил молитву «Владыко многомилостиве», обратившись лицом на запад. По окончании молитвы патриарх брал с мисы крест, а царь подходил к нему, «прощение говоря», и, поцеловав крест, становился на прежнем месте. Патриарх всходил на ступень амвона, и тогда подходили к нему все власти, архиереи, протопоп с братией, говорили прощение и, поцеловав крест, ходили к государю к руке. За ними испрашивали прощение у патриарха бояре и свита государева; после чего царь, приняв благословление у патриарха, отправлялся во дворец или же другие соборы и монастыри Кремля. Патриарх, стоя на ступени амвона, говорил прощение на всю церковь и, благословляя крестом народ, возглашал: «Благодатию Своею Бог да простит и помилует всех нас». Этим заканчивался обряд прощения в Успенском соборе, после чего уже все расходились по домам.
Между тем в патриаршей Крестовой палате ожидался еще один торжественный момент – тайного прощания патриарха и царя.
После вечерни к Крестовой палате собирались все духовные власти, и после всех приходил туда царь со своей свитой. Патриарх встречал его в сенях и, благословив, вел под руку в палату. Здесь патриарх читал входные молитвы, и все занимали свои места. Патриарх садился на лавке под образами, на восточной стороне палаты, царь – на южной, а против него сидели бояре. Посидев немного, царь приказывал стольнику принести свое государево питье и угощать патриарха. Для этого еще раньше в сенях приготовлялся питейный поставец с разными винами и русскими медами. Стольники подносили патриарху вина в кубках, из которых он отливал для себя и потом подавал их царю. Таким порядком патриарх подносил потом кубки боярам. За винами следовало с теми же обрядами угощение медами – красным в золотых кубках и белым – в серебряных. После этого царь подавал кубки из своих рук духовным властям, архиереям и архимандритам, и патриаршим боярам и дьякам.
Когда оканчивались прощальные чаши, снова все садились на своих местах. «И после того велит государь и патриарх выйти всем вон из палаты, а сами наедине беседуют о духовне». Наступали знаменательные минуты тайной духовной беседы патриарха с царем. Никому неизвестно, о чем говорили между собой наедине два государя русского царства. Эта прощальная беседа их продолжалась «с полчаса времени» и начиналась обычными вопросами, которые предлагал патриарх царю, как пастырь своему духовному сыну.
Он спрашивал царя:
«А великий государь-царь и великий князь (имя рек), всея Русии самодержец, сметь ли, государь, тебя, великаго государя нашего, спросить о вере: христианскую веру како держиши?»
«Не держишь ли, государь, – продолжал патриарх, – у себя какия ереси или еритических каких книг отметных не чтешь ли?»
«С верою ли, – продолжал он, – покланяешься образу Господа нашего Иисуса Христа и Честному и Животворящему Кресту Христову, и Пречистыя Богородицы, и ангелом, и Предтечи, и апостолом, и всем святым, написанным на иконе?»
«С чистым ли, государь, сердцем приходиши на покаяние ко отцам своим духовным, послушание к ним имееши ли во всем их наказании духовном?»
Этим вопросом оканчивалась обычная и, так сказать, уставная беседа патриарха с царем. Снова входили в палату власти и бояре, и патриарх, встав с места, говорил «Достойно есть» и прощальную молитву «Владыко многомилостиве». Царь и все его бояре принимали благословение от патриарха и отправлялись во дворец.
Во дворце царь прощался со своими «комнатными» людьми и со всеми низшими должностными лицами своего дворца. То же самое происходило в это время и у царицы.
Прощеное воскресенье царь оканчивал еще одним делом милосердия. Вечером к нему приходили начальники приказов и докладывали о тех колодниках, которые сидят в тюрьмах много лет. Царь давал свободу весьма многим из этих узников, особенно тем, которые «сидели не в больших винах».