16. Различие между знанием и верою

I. Знание имеет предметом видимое и постигаемое, а вера невидимое и даже непостижимое. Знанием мы называем лишь то, что может быть сведено к очевидностям: фактической (все, о чем свидетельствуют наши здравые (нормальные) чувства – внешние и внутренние), логической (все, очевидность чего усматривается умом прямо или косвенно, т. е. чрез усмотрение немыслимости противоположного) и нравственно-эстетической (показания нашего непосредственного нравственно–эстетического смысла). Этого приведения содержания мысли к очевидности во многих случаях нельзя достигнуть в области веры, где предметами ее служат Бог, душа человеческая, загробная жизнь, рай, ад, христианское учение об искуплении человека от греха, проклятия и смерти и т. п. духовно-нравственные предметы, превышающие ум человеческий. Эти истины – тайны, которые навсегда останутся тайнами, сколько бы кто ни напрягался раскрыть их. К таким тайнам опытные в духовно-христианской жизни подвижники учат относиться так: «Хотя непонятно существо предмета и сокрыты основания, усвой и содержи его так, как учение о нем содержится – точными и определенными словами». Здесь требуется «не мудрование, а беспрекословное принятие уроков св. веры» (Епископ Феофан, «Письма о христианской жизни», ч. 4, стр. 305).

Принятие верою истин, превышающих разум человека, есть вместе с тем и единственное средство усвоения этих истин, которые мало-помалу и для самого разума могут сделаться предметами его понимания, хотя и неполного. Прекрасно говорит об этом св. Кирилл Александрийский: «Нужно веровать, – рассуждает этот отец церкви, – и разуметь». Если истины божественные принимаются верою, то отсюда не следует, что нужно совершенно отказаться от их исследования, а скорее нужно стараться о том, чтобы подняться хоть до того не вполне ясного их разумения, которое, по слову апостола, имеет вид зеркального отображения и гадания. Хорошо, поэтому, делают, когда утверждают, что не прежде нужно познать, а после веровать, но помещая прежде веру, познание ставят на месте втором, потому что знание следует за верою, а не предшествует ей, по сказанному: «аще не уверите, ниже имате разумети» (Ис. 7:9). Простая и непытливая вера, таким образом, составляет собою как бы основание, на котором уже после созидается познание, мало-помалу приводящее нас в меру возраста Христова и так же в мужа совершенного и духовного» (Comment. in Joan. enangel. lib. IV, сар. 4. Curs. grаес., t. 33, col. 628 еt 629; см. Опыт. прав. догм. Богосл. еп. Сильвестра. Киев, 1884 г., т. I, стр. 103–104).

При таком благоговейном отношении верующего сердца к тайнам веры делается возможным озарение ума человеческого благодатию Божиею. «Людям невозможно узнать столь высокие и божественные истины ни по естеству, ни чрез деятельность человеческого ума, но только посредством дара, который свыше сходит на святых мужей» (Иустин. увещ. к Еллин. 8. Минуц. Феликс. Октав., гл. V).

Поэтому необходимым условием к усвоению истин, превышающих разум человеческий, служит вера. Только посредством веры живой, деятельной, дух человека воспринимает сверхъестественной истины, приобретает знания, превышающие не только человеческий ум, но и ум высших человека творений: Aнгелов.

II. Основанием знания служит или научное наблюдение, или опытное исследование предмета. Так, чтобы получить знание о каком-либо видимом предмете, необходимо исследовать его составной части, рассмотреть, какую он имеет форму, изучить его свойства и т. п. Напротив, основанием веры служит доверие к тому, кто свидетельствует о предмете невидимом; напр., чтобы верить учению, изложенному в священных книгах, необходимо иметь доверие к тем свв. мужам, пророкам и апостолам, которыми они написаны по внушению Духа Божия.

III. Знание приобретается умственными способностями души, а вера принимается преимущественно сердцем или чувством. Сердце имеет великое значение в деле религии. Взгляд на сердце (чувство), как на низшую душевную способность по сравнению с прочими силами духа, есть взгляд односторонний, который смешивает чувство с ощущением и несправедливо отрицает глубочайшее значение человеческого сердца в духовной жизни вообще и в частности в религиозной жизни. Такой взгляд крайне далек от взгляда Св. Писания, которое сердце называет «исходящим живота» и заповедует больше всего хранить сердце в чистоте и непорочности. «Всяцем хранением блюди твое сердце: от сих бо исходища живота» (Притч. 4:23). Чистотою сердца, по учению Св. Писания, обусловливается самая высшая степень общения человека с Богом – возвышение духа до лицезрения Бога. «Блаженни чистии сердцем: яко тии Бога узрят» (Мф. 5:8). «Кто взыдет на гору Господню? и ...станет на месте святем Его? Неповинен рукама и чист сердцем» (Пс. 23:3, 4). Поэтому царь-пророк Давид молится: «Сердце чисто созижди во мне, Боже» (Пс. 50:12). И в Ветхом и в Новом Завете сердце изображается как необходимый и неразлучный спутник горячего молитвенного настроения духа. «Приидох ко Господу, – говорит ветхозаветный мудрец, – и молихся Ему, и рекох от всего сердца моего» (Прем. 8:21). «Исполняйтеся духом, – пишет св. ап. Павел в послании к Ефесеям, – глаголюще себе во псалмех и пениих и песнех духовных, воспевающе и поюще в сердцах ваших Господеви» (Еф. 5:18, 19). Обращение к человеческому сердцу при увещаниях людей к истинно-религиозной жизни составляет поэтому самый обычный способ увещаний, находящихся в Св. Писании. "Исправите (обратите) сердца ваша к Господу», увещевает Иисус Навин сынов израильских (Нав. 24:23), «Даждь ми, сыне, твое сердце... аще премудро будет сердце твое, возвеселится и мое сердце», говорится в книге Притчей Соломоновых (Притч. 23:26, 15). Высшее возбужденное состояние религиозного настроения бывает тогда, когда сердце наше горит любовию к Богу. «Не сердце ли наше горя бе в наю, егда глаголаша нама на пути и егда сказоваше нама писания» (Лк. 24:32), говорили два ученика Христовы, шедшие в Эммаус, которым явился Господь по воскресении. Из всего этого видно, что сердцу в Св. Писании приписывается весьма важное и глубокое значение в религиозной жизни человека. Но и с чисто психологической точки зрения нельзя не придти к такому же убеждению. Сердце отличается наибольшею доверчивостью к религиозной истине. При участии сердца мы живее воспринимаем истину и убеждаемся в ней не в силу одного ее отвлеченного достоинства, но и потому, что ощущаем ее благотворное действие в себе самих, что она вполне удовлетворяет нашим коренным требованиям, что она есть именно то, в чем мы имеем нужду, без чего для нас не могло бы быть истинного счастия и душевного мира. Принятая сердцем религиозная истина делается нераздельною частью нашего собственного существа, частью лучшею и драгоценнейшею. Сердце сообщает жизнь всем другим душевным силам. Ум без участия сердца есть ум холодный, отвлеченный, сухой и безжизненный; воля, действующая без связи с сердцем, есть воля формалистическая, нередко лицемерная, бездушная. Но, чтобы не ошибиться в том значении, какое сердце имеет в религиозной жизни, не должно упускать из виду, что душа человеческая живет жизнию не одного только сердца и что религия удовлетворяет требованиям не одного лишь сердца. В Св. Писании только «чистое сердце» и «сердце премудрое», т. е. руководимое высшим духовным разумением, представляется источником великой силы и жизни в религиозной области. От сердца, по учению Св. Писания, исходят не одни добрые, но и «злые помышления» (Мф. 15:19). Сердце, извращенное нечестием, может сделаться источником неверия и придать ему тот фанатизм, которым оно отличается у наиболее безумных его поборников. Такое сердце имеет в виду Св. Писание, когда говорит: «Рече безумен в сердце своем: несть Бог» (Пс. 13:1). (Сост. по Хр. апологетике т. I, стр. 111, проф. Рождественского и др. источн.).