Седьмой член Символа веры
6. В день всеобщего суда дела каждого откроются пред всеми
Святые предъявят тогда свои страдания, а грешники свои пороки; уста умолкнут тогда человеческие, и не будет надобности предлагать вопросы; тело будет тогда тоже, что зеркало, в коем отразятся все деяния человеческие на видение всем. Тела целомудренных проявят чистоту, а тело нечистого отразит безобразие. Каждый да научится сему из природы: плоды древа сокрыты внутри его; но вот приходит весна, – и то, что тайно содержалось внутри дерева, исходит наружу, и все видят их. Так в день суда и дела выйдут наружу, и слова явятся всем видимы; – дела как плоды, и слова как листья дерева.
В самом теле человеческом есть сокровенное, которое выходит наружу в свое время: в младенчестве – зубы; в мужестве – брада; в старости – седина; так и в последний день суда: все откроется перед очи всех, не только дела и слова, но все помышления, кои ныне сокрыты от знания других. «Нет сокровенного, что бы не открылось» по слову Иисуса Христа (Мф. 10:26). Так как известно, что все тайное обнажится в пришествие Христово, то очистим себя от всякие скверны плоти и духа, творя святыню в страхе Божии, дабы явленные всем дела наши доставили нам честь и славу, а не стыд» 192 (Из «Пролога» 14-го марта).
* * *
Примеч. Что такое праздные слова, за которые люди дадут ответ в день суда? Отвергните ложь и говорите истину (Ефес. 4:6, 25), учит св. ап. Павел. Он же требует, чтобы всякое гнилое, легкомысленное слово оставалось чуждо христианину (Ефес. 4, 29), чтобы слово христиан было доброе и всегда с благодатию, приправленное солью, дабы они знали, как отвечать каждому (Кол. 4, 6); этим он требует, чтобы в речи выражалась некоторая душевная красота. Относительно так называемого греха языка Спаситель говорит, что „люди в день суда дадут ответ за всякое праздное, ненадлежащее слово, какое они скажут“ (Мф. 12, 36). Это предостережение от ненадлежащих, непристойных слов и указание на день суда должно наполнить нашу душу священным страхом. Что подразумевать под «праздными и ненадлежащими словами», это лучше всего мы поймем, если спросим: какие же слова надлежащие? Или, когда наша речь бывает такою, какою она должна быть? Ответом на это должно быть то, что тогда наша речь бывает, какою она должна быть, когда она есть выражение истины, когда наша речь, будет ли она говорить о высочайшем и священном, или об обыденных, общественных и гражданских житейских отношениях, бывает истинною не только по своему содержанию, а и личною правдою в нас самих. Далее, наша речь бывает тем, чем она должна быть, когда она есть не просто только выражение истины, но высказывает истину в любви, не так, чтобы любовь постоянно была на устах, но так должна она быть высказана, чтобы другой чувствовал, что в глубине нашей души обитает любовь. И наконец, наша речь бывает тем, чем она должна быть, если она – речь обдуманная, насквозь проникнутая господством духа, когда мы говорим ни слишком много, ни слишком мало, говорим все в свое время и на своем месте, и когда речь вытекает из внутреннего мира, из спокойствия, из внутреннего равновесия нашего существа, которое сообщается и тем, с кем мы говорим. Отсюда следует, что всякая неистинная речь, всякая речь без любви, всякая необдуманная и страстная речь есть праздная, ненадлежащая, о которой некогда должно будет дать отчет. Говоря о неправой речи, мы говорим не только о такой речи, которая родит заблуждения, и не столько о кощунственных и насмешливых словах, какие изрыгаются ненавистниками Христа, как, напр., когда фарисеи говорили о Господе, будто Он изгоняет демонов Вельзевулом, и говорим не только об открытой лжи и клевете в речи; мы говорим здесь и о речах без внутреннего убеждения, о пустых словах и бессодержательных звуках, не имеющих корней в уме и сердце человека, о бездушных отголосках воззрений и речей других, о голой фразе, которая особенно в наше, жадное до эффектов время, так обычна, все равно идет ли речь о предметах высочайших и священнейших, или о делах общественной жизни. Но речь или свидетельство истины может сделаться праздною, непристойною речью также и тогда, когда истина высказывается не в любви, когда она высказывается с нелюбовью и горечью, когда она может скорее ожесточить, чем улучшить, может сломать надломленную трость, погасить лен куряшийся, который желает пощадить Сам Господь. Из слов истины и любовь речь делается праздною, когда мы произносим их необдуманно, в страстности и запальчивости. Быть может мы вовсе при этом не имеем злого умысла, а между тем легкомысленно брошенное слово вызовет большое возбуждение и смущение в том круге, в котором мы призваны действовать, или оно ранит, оскорбит, разобьет человеческое сердце, которого нам, однако, не хотелось бы разбивать. Если мы проверим самих себя и наше окружающее по этому правилу, то, конечно, мы «по собственному опыту» подтвердим слово апостола, что тот человек совершенный, кто не согрешает в слове, и что только И. Христос, наш Спаситель и наш Первообраз, есть совершенный человек. (Сост. по кн.: „Христ. уч. о нравственности“, Мартенсена. Т. II, стр. 241 – 243).