Письмо

Из пишущих письма… одни пишут длиннее надлежащего, а другие слишком коротко; но те и другие погрешают в мере, подобно стреляющим в цель, из которых одни не докидывают стрелы до цели, а другие перекидывают ее за цель, в обоих же случаях равно не попадают в цель, хотя ошибка происходит от противоположных причин. Мерой для письма служит необходимость. Не надо писать длинного письма, когда предметов немного; не надо и сокращать его, когда предметов много. Поэтому, что же? Должно ли мудрость мерить персидской верстой или детскими локтями и писать так несовершенно, чтобы походило это не на письмо, а на полуденные тени или на черты, положенные одна на другую, которых длины совпадают и более мысленно представляются, нежели действительно оказываются различенными в одних из своих пределов и в собственном смысле, можно сказать, суть подобия подобий? Чтобы соблюсти меру, необходимо избегать несоразмерности в том и другом. Вот что знаю касательно краткости, а в рассуждении ясности известно то, что надо, насколько возможно, избегать слога книжного, а более приближаться к слогу разговорному. Короче, то письмо совершенно и прекрасно, которое может угодить и неученому, и ученому – первому тем, что приспособлено к понятиям простонародным, а другому тем, что выше простонародного, потому что одинаково незанимательны и разгаданная загадка, и письмо, требующее толкования. Третья принадлежность писем – приятность. А это соблюдем, если будем писать не вовсе сухо и жестко, не без украшений, не без искусства и, как говорится, не дочиста обстрижено, то есть когда письмо не лишено мыслей, пословиц, изречений, также острот и замысловатых выражений, потому что всем этим сообщается речи усладительность. Однако же и этих прикрас не должно употреблять до излишества. Без них письмо грубо, а при излишестве – надуто. Ими надо пользоваться в такой же мере, в какой – красными нитями в тканях. Допускаем иносказания, но не в большом числе, и притом взятые не с позорных предметов, а противоположения, соответственность речений и равномерность членов речи предоставляем софистам. Если же где и употребим, то будем делать это, как бы играя, но не выисканно. А концом слова будет то, что слышал я от одного краснослова об орле. Когда птицы спорили о царской власти и другие явились в собрание в разных убранствах, тогда в орле всего прекраснее было то, что не старался быть красивым. То же самое должно всего более соблюдать в письмах, то есть, чтобы письмо не имело излишних украшений и всего более подходило к естественности (2).