Псалом 118
Изъяснение по руководству блаженной памяти Преосвященного Феофана, епископа Тамбовского.
Псалом сей есть наибольший из всех псалмов, надписывается он, как и многие из предыдущих псалмов, словом Аллилуиа. Отличительная особенность его состоит в том, что он написан (в еврейском подлиннике) в алфавитном порядке букв еврейского языка, почему и разделяется там на 22 части в каждой по 8 стихов, начинающихся одною буквою; каждая из 22 частей заключает особенный предмет для дидактического наставления. В общем же, это есть песнь в похвалу закона Божия, или, точнее, – молитва одного благочестивого израильтянина об избавлении, среди угнетения и преследований, истинных почитателей закона Божия от нечестивых и вероломных нарушителей его, особенно же от враждебного истинной религии языческого правительства. Проходящее чрез весь псалом выражение стремления к живому и деятельному познанию закона Божия, прославление его совершенств и важности его хранения, составляющие существенное содержание псалма, – все это дает основания для признания происхождения псалма сего во времени послепленного состояния иудеев, при Ездре и Неемии.
Прежде, чем приступить к объяснению сего псалма, мне представилась возможность увидеть книгу «Псалом сто осмнадцатый, истолкованный епископом Феофаном», издание 2-е Афонского Русского Пантелеимонова монастыря. Ознакомясь довольно подробно с этой большой книгой, я увидел, что в ней заключается такое богатое сокровище духовной мудрости, исчерпать которое я был бы не в состоянии во все остальные дни и годы моей жизни; а потому я и решил, не прекращая своего труда – псаломского объяснения, извлечь и представить на общую пользу хоть малые крупицы из великой сокровищницы святителя Феофана. Ввиду сего я и признал за нужное озаглавить здесь псалом сей в таком виде, какой он имеет. И вот с сей же строки буду говорить уже не свое и не по другим источникам, а только то, что скажет вышеназванная книга епископа Феофана. На странице 7 предисловия сей книги сказано: «Предлагая наши размышления, долгом считаем заявить, что тут мало что будет своего. Все будет заимствовано у св. отцев и учителей Церкви, потрудившихся в толковании сего псалма. В изложении удержим разделение на осмистишия. Каждым осмистишием заправляет одна мысль, на которую нанизываются стихи, как бисер на одну нитку. Само толкование и размышление покажет, насколько это верно. Какая же общая форма изречений в этом псалме? Это не притчи, а молитвенные обращения к Богу. Каждый стих есть молитва, но все об одном – об исполнении закона Господня. Душа, сознавшая, что спасение только в Боге, чрез исполнение святой Его воли, беседует с Богом, моля Его просвещать, вразумлять, укреплять, избавлять от искушений внутренних и неприятностей внешних, восстановлять от падений, избавлять от врагов, словом – даровать ей, по милости Своей, быть благоугодною Ему. Повсюду идет речь теплая, обращенная к Богу прямо от сердца».
ПЕРВОЕ ОСМИСТИШИЕ (СТ. 1–8).
1. Блажени непорочнии в путь, ходящии в законе Господни. 2. Блажени испытающии свидения его, всем сердцем взыщут Его. 3. Не делающии бо беззакония в путех Его ходиша. 4. Ты заповедал еси заповеди Твоя сохранити зело: 5. Дабы исправилися путие мои, сохранити оправдания Твоя. 6. Тогда не постыжуся, внегда призрети ми на вся заповеди Твоя. 7. Исповемся Тебе в правости сердца, внегда научитимися судбам правды Твоея. 8. Оправдания Твоя сохраню: не остави мене до зела.
Непорочнии – те, которые живут без порока, не делают греха. Путем, по толкованию блж. Феодорита, пророк именует здесь жизнь, которую мы все проходим от рождения до гроба. Ходящий в законе Господни – это те, которые, по выражению того же блж. Феодорита, «жительствуют сообразно с законами Божиими», исполняют всякую заповедь, какая ни встретится на пути жизни, – которые делают всякое добро, по требованию закона [6, с. 572]. Все такие люди, по суду пророка, признаются блаженными, счастливыми. Откровения Его (по-славянски свидения) значит: «все то, что засвидетельствовано, открыто нам Самим Богом о Его законе»; испытывать свидения значит: «изучать Слово Божие и при этом размышлять о путях Промысла Божия о спасении человека». Но изучать Слово Божие можно различно: и теоретически, т.е. для одного только знания; и практически, т.е. деятельно, с тою целию, чтобы последовать ему, чтобы жить по закону Божию, засвидетельствованному в Слове Божием. И блаженны последние, т.е. те, которые всем сердцем взыщут его, которые относятся к нему и испытывают его с полным и искренним сочувствием. «Бессердечное взыскание, – по словам блж. Феодорита, – возможно не всякому а только достигшему самого верха добродетели; такой человек не делит уже ума своего на помышления о Боге и о чем-либо другом, но всего себя посвящает Богу» [6, с. 573]. Да. Бывают такие состояния в духовной жизни облагодатствованных людей, когда они, не делая беззакония, «ходят путями Божиими» (в путех Его ходиша); хранимые всеобъемлющею благодатию пребывающего в них Господа, они никак не позволяют себе сделать что-либо неугодное Господу, оскорбить Его каким-либо беззаконием, но всегда неуклонно, и мыслию, и чувством, и делом, ходят в единых путях Божиих. Таково высшее духовно-нравственное состояние, в котором находились св. апостолы и после них многие равноапостольные мужи и жены. К ним-то относятся слова апостола Иоанна: «Всяк рожденный от Бога греха не творит, яко семя Его в нем пребывает: и не может согрешати, яко от Бога рожден есть» (1Ин.3:9). Это говорит апостол о возрождении, которое, зачинаясь в крещении, в совершенстве является на последних степенях духовного преспеяния, когда человек является вполне обновленным и усыновленным Богу и водится уже Духом Божиим (см. Рим.8:14–16). И если в человеке и после сего еще остается греховное «семя тли», зараза ветхого греховного человека, почему и сказано: «Аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем» (1Ин.1:8); и он, несмотря на полное преуспеяние его в духовной жизни, подвержен еще искушениям, со стороны плоти и диавола, – то он еще находится в возможности того или другого прегрешения, а потому молясь: «Да приидет Царствие Твое», молится и так: Ты заповедал еси заповеди Твоя сохранити зело (ст. 4); то есть Ты, Господи, повелел, чтобы мы хранили заповеди Твоя твердо, – не кое-как, а во всей точности. По словам блж. Феодорита, Господь «требует, чтобы мы не с рассеянною мыслию и беззаботным сердцем действовали в кругу заповедей, но всеусердно, со всем вниманием, тщанием и попечительностию исполняли повеления Божии, с благоговением к Тому, Кто дал их; только при этом наши дела послужат к нашему преспеянию в вере». Высказав это, пророк как бы так продолжает свою речь: все это я вполне сознаю и желал бы в точности и во всей силе исполнить; но могу ли, достанет ли у меня сил? О, дабы исправилися путие мои, сохранити оправдания Твоя (ст. 5). Здесь мысль и чувство пророка опять обращаются к помощи Божией. «О, если бы!», – как бы так взывает он к Богу. И это будет то же, что: «помоги, Господи, дай силы, ниспошли благодать Свою!»
Деятельно направив мысли и чувства свои по путям заповедей и уставов Божиих, пророк говорит, что тогда я не постыдился бы, внегда призрети ми на вся заповеди Твоя. Блж. Феодорит, в объяснение сего, пишет: «Плод законопреступления есть стыд. Так сказал и божественный апостол: «Какой же плод вы имели тогда? Такие дела, каких ныне сами стыдитесь, потому что конец их – смерть» (Рим.6:21). А исполняющие все Божии заповеди имеют дерзновение в совести» [6, с. 573]. Призрети – значит: «устремить все внимание свое». В изречении сего стиха (6) св. пророк указывает на внимание к заповедям Божиим, внушая, что надо вперить взор в заповеди, надо прежде всего так настроиться, чтобы внимание исключительно было занято заповедями и не развлекалось ничем посторонним и маловажным, – и тогда – не постыдишься. «Я славил бы Тебя в правоте сердца, – говорит дальше пророк (ст. 7), – научась праведным законам Твоим» (внегда научитися судбам правды Твоея). Другими словами: я желаю и стремлюсь к тому, чтобы мне благодарить и славословить Тебя, Господи, и надеюсь достигнуть того, когда приобрету навык, когда научусь рассуждать о судьбах правды Твоей. Как близок к этим словам тот непрестанный вопль ищущих спасения, который выражают они словами: «Имиже веси судьбами спаси нас, недостойных! И всех этих благопожеланий и стремлений как бы недостаточно; нужны, кроме того, решимость и мужество, с какими должно приступать к деятельной богоугодной жизни; что и выражает пророк словами (ст. 8): Оправдания Твоя сохраню: не остави мене до зела, то есть, я решился, я буду хранить уставы Твои, а Ты не оставляй меня совсем. В этих словах прикровенно опять выражается надежда на помощь Божию. Если оставишь меня, как бы так говорит, то без помощи Твоей могу впасть в грех, и тогда благодать Твоя отступит от меня. Посему не оставляй меня и при помощи Твоей сохраню оправдания Твоя. Так заканчивается первое осмистишие, которое начинается первою буквою еврейского алфавита – алеф, что значит «наука», так как эти стихи совмещают в себе полную науку о нравственных началах.
ВТОРОЕ ОСМИСТИШИЕ (СТ. 9–16).
9. В чесом исправит юнейший путь свой? Внегда сохранити словеса Твоя. 10. Всем сердцем моим взысках тебе: не отрини мене от заповедей Твоих. 11. В сердцы моем скрых словеса Твоя, яко да не согрешу Тебе. 12. Благословен еси, Господи: научи мя оправданием Твоим. 13. Устнама моима возвестих вся судбы уст Твоих. 14. На пути свидений Твоих насладихся, яко о всяком богатстве. 15. В заповедех Твоих поглумлюся, и уразумею пути Твоя. 16. Во оправданиих Твоих поучуся: не забуду словес Твоих.
Второе осмистишие излагается с буквою еврейского алфавита – бет, что значит: «дом». Можно предполагать, что изложенные в нем мысли и чувства должны помещаться в душе человека, как в приготовленном для них доме, соответственно с тем, что в книге Притчей говорится ученику премудрости: «Ты же напиши я (заповеди) себе трижды, на совет и смысл и разум, на широте сердца Твоего» (Притч.22:21). Написание это означает напечатление, принятие внутрь, как в дом.
В стихе 9 пророк вопрошает о юношеском возрасте, о том, как благонадежнее направить на верный жизненный путь нас еще с юных лет. По слову Божию, «от юности прилежит человеку помышление на злое» (Быт.8:21), если не руководить, не направлять; а если поруководить, дать направление, то против помышлений злых всегда будут восставать добрые, и если дать молодому человеку хоть малый навык в добре, то добрые будут преодолевать злые. Премудрый говорит: «Безумие висит на сердце юнаго» (Притч.22:16). Как гиря, тянет его к недоброму возбужденность желаний, при легкости понятий о жизни и последствиях тех или других дел. Можно отрезать эту гирю и привесить другую, которая будет тянуть его на противоположную сторону, и тоже с неменьшею силою. Вот этой последней гирею, тянущей на противоположную сторону, и будут словеса, или заповеди, Божии, о которых напоминает вторая половина стиха: внегда сохранити словеса Твоя. Сохранить – не то значит, говорит блж. Августин, чтобы заучить и содержать в памяти, а то, чтобы исполнять их делом [7, с. 46]. Сердце (ст. 10), ищущее Господа, есть, в частности, первый в существе нашем дом для заповедей. Сердцем в древности означали всю внутреннюю жизнь, как она выражалась во внешних действиях, т.е. ее стремления, искания, направление внутренней деятельности. Пророк, говоря о том, что всем сердцем решился взыскать Господа, стремиться к Нему единому, в то же время просит: не отрини мене от заповедей Твоих; по переводу с еврейского: «не дай мне уклониться от заповедей Твоих», то есть, направь меня силою благодати Твоей так, чтобы не отступить мне от заповедей Твоих. А решившись и устремив все внимание на то, чтобы взыскать Господа, он говорит, что в сердце своем скрыл слова Его, для того, чтобы избегнуть опасности грехопадения, яко да не согрешу Тебе. Это, можно сказать, второй дом в нашем существе для заповедей, когда человек запасется словами заповедей Божиих, как бы оружием против враждебного ему греха. Иметь заповеди скрытыми в сердце, – это великое совершенство, но оно приобретается не так скоро, как скоро говорится. Сердце всегда ближе и сочувственнее страстной стороне. Кому неизвестно, что «от юности моея мнози борют мя страсти»? Сокрытая в сердце заповедь говорит: будь смиренномудр, кроток, правдолюбив, чист, миролюбив, терпелив и проч.; а сердце, то гордится и тщеславится, то гневается и ненавидит, то пристращается и похотствует, то вздорит и ропщет, и проч. Пока оно таково, нельзя сказать, что в нем скрыты заповеди, а потому и надо его преобразовать, одно из него исторгнуть, а другое внедрить. Надо укрепить волю человека «на камени веры». Но можно ли и легко ли это сделать? Хотя и нелегко, а можно, при усердном желании, трудом и терпением, и с непременным условием помощи и благодати Божией. Следующими далее словами: Благословен еси, Господи, – пророк славит Господа и тут же просит о том, чтобы Господь Сам научил его оправданиям, т.е. уставам и заповедям, изложенным в законе, или Слове Божием. Научиться оправданиям – не значит изучить только заповеди и уставы закона. В христианстве пути жизни освещаются истинами о Триипостасном Божестве, Творце и Промыслителе, о падении, о Божием благоволении восстановить падшего, о снисхождении единородного Сына Божия на землю воплощением, и совершении Им нашего спасения Своими страданиями, смертию, воскресением и вознесением, и проч. Вот эти все и другие истины божественной веры нашей и разумеет пророк, когда говорит: научи мя оправданием Твоим. И этот богонаученный ум его и есть третий в естестве нашем дом, или жилище, для заповедей Божиих. Этим последним научением преобразуется ум, а двумя первыми – воля и сердце. Строит это внутреннее духовное здание Господь Своею благодатию, при всевозможных, без жаления себя, усилиях, со стороны человека, – строит жилище, в которое, наконец, он приходит и вселяется со Отцем и Духом Святым, как Сам обетовал: «к нему приидема, и обитель у него сотворима» (Ин.14:23). Словом возвестих (в ст. 13) пророк означает всякое время: возвещал, возвещаю и буду возвещать все суды (судбы) уст Твоих. Так как в доме пророка, т.е. в душе его, уже все занято заповедями Божиими, то он помещает тут же и слово, которым он возвещает о судьбах Божиих, давая нам урок, о чем должны мы говорить при встрече друг с другом, во взаимном собеседовании. Нет богаче, утешительнее и назидательнее предмета для бесед и быть не может, как судьбы уст Божиих, то есть все то, что Господу угодно было сказать нам, сделать для нас и учредить среди нас, для нашего спасения. Деяния Христа Спасителя и св. апостолов, судьбы Церкви, жития мужей славных в христианстве по учению и делам, пути Промысла Божия, многообразные случаи в жизни каждого из нас, где виден перст Божий, – вот предметы, достойные бесед христианина с христианином. И так как речи и разговоры наши оставляют след по себе и в говорящем, и в слушающем, то сколько истекало бы силы из бесед об означенных предметах к благоустроению каждого лица в частности и затем для целого общества! Всем известно, что речи добрые, как хорошие семена, созидают, благоустрояют, укрепляют в добром, и напротив – речи злые расстраивают, расслабляют все доброе и подготовляют на злое. Даже происходящее отсюда пустословие, хотя и пусто, но не остается бесплодным и безвредным. Вот почему пророк и говорит далее: На пути свидений Твоих насладихся, яко о всяком богатстве. То есть на пути откровений Твоих, там, где представлялась возможность поучиться заповедям и откровениям Божественным, я находил удовольствие и радовался как о всяком богатстве, дух мой наслаждался подобно тому, как наслаждаются по получении благ земных. Провести время, назначенное для богослужения, в храме Божием, употребить часть достояния своего на больных, нуждающихся и требующих помощи, пробыть несколько часов в благочестивых занятиях, дома или на службе, с всегдашнею готовностью оказать помощь бедствующим, – все это пути свидений Божественных, на которых человек получает радость, духовное наслаждение и удовлетворение своего духа. Вместе с тем, говорит пророк, как я рассматриваю пути Божественных откровений, – что доставляет мне немалое наслаждение, – я размышляю о заповедях Твоих (В заповедех Твоих поглумлюся) и взираю на пути Твои. Такое размышление о заповедях Божиих, чрез постоянное углубление в них мыслию, приблизит меня к Богу и даст возможность точнее узнать их. А когда достигну такого познания, когда уразумею пути Твоя, тогда поучуся во оправданиих Твоих. Словом поучуся (греч., от – «размышлять, углубляться, вникать, назидаться»), в применении к нашему тексту, внушается заучивание мест Св. Писания на память и повторение в свое время заученного, как это было в обычае и у евреев, и в древней христианской Церкви, и как пророк говорит здесь: не забуду словес Твоих.
ТРЕТЬЕ ОСМИСТИШИЕ (СТ. 17–24).
17. Воздаждь рабу Твоему: живи мя, и сохраню словеса Твоя. 18. Открый очи мои, и уразумею чудеса от закона Твоего. 19. Пришлец аз есмь на земли: не скрый от Мене заповеди Твоя. 20. Возлюби душа моя возжелати судбы Твоя на всякое время. 21. Запретил еси гордым: прокляти уклоняющиися от заповедий Твоих. 22. Отими от Мене понос и уничижение, яко свиденнй Твоих взысках. 23. Ибо седоша князи и на мя клеветаху, раб же Твой глумляшеся во оправданиих Твоих: 24. Ибо свидения Твоя поучение мое есть, и совети мои оправдания Твоя.
Третья буква еврейского алфавита гимел значит: «верблюд». Верблюд самое выносливое вьючное животное. В этом отношении уподобляются ему труженики на пути заповедей, пока они еще не вошли во вкус святой жизни. Такое состояние пророк и изображает в настоящем осмистишии, которое потому можно озаглавить так «О притрудностях», встречаемых на добром пути, внутренних и внешних, или о тяжелых состояниях, испытываемых при этом.
Слово воздаждь здесь не заключает в себе понятия о воздаянии или вознаграждении за что-либо, а выражает просто прошение о даровании или возвращении того, что имелось, но потеряно. Пророк изображает здесь душу, которая оживлена была благодатию крещения, но потом как бы замерла от вольных и невольных грехопадений, и не видно в ней духовной жизни, хотя сознание с свободою, сокровенным действием совести, держится на стороне духа. Они, эти силы души, исповедуют себя рабами Господа. И эта внутренняя верность Господу и дает им дерзновение вопиять к Богу: Воздаждь, оживи, – и питать надежду, что оживит. Такое состояние как бы омертвения души иначе называется состоянием нечувствия. Что же делать в таком состоянии? Терпеть и молиться, исповедуя свою немощь и призывая благодать Божию. И сохраню словеса Твоя… И тут не перестает он хранить их, но бессердечно, как машина: как машина, стоит на молитве, как машина, исполняет и другие дела заповедей. Вот тут-то особенно и требуется терпение: никак и ни в чем не оступай от заведенных порядков: терпи и молись! Сознание омертвения, или нечувствия, в соединении с терпением и молитвою, возводят душу до сознания слепоты и забвения. Человек сознает, что он ослеплен или в отношении к себе, или в отношении к другим, или в отношении к текущему ходу вещей, и с предвзятыми понятиями остается до тех пор, пока увидит, что в действительности это не так, как ему казалось, что истина сокрыта от него, что многое он забыл, и тогда, наученный опытом и не доверяя своему умозрению, он искренно и с болезнию сердечною молится к Подателю света – Открый очи мои, – дай мне видеть истину о Себе, о других и о всем окружающем меня. У кого глаза открыты, тот видит окружающее, как оно есть. У кого открыты умные очи, тот видит Бога и божественный порядок вещей, разумеет, в чем он и чего от нас требует. Это пророк и разумеет, когда говорит: и уразумею чудеса от закона Твоего. Кроме всего этого, пророк видит затруднение для себя в пути следования по закону Божию и в том еще, что он оказывается пришельцем (ст. 19 и 20) на земле: Пришлец аз есмь на земли, – говорит он. Эту мысль и каждый из нас должен носить в сердце своем. «Не имею здесь пребывающего града, отечество мое не здесь; я тут на время, – не более, как странник и пришлец. А потому я нуждаюсь в руководстве. Ты один, Господи, все знаешь: не скрой от меня, как мне поступить лучше, какова Твоя воля о мне, не скрый от Мене заповеди Твоя. Возлюби душа моя возжелати судбы Твоя, а по переводу с еврейского: «истомилась душа моя желанием судов Твоих», то есть мой дух горит непрестанным желанием быть исправным пред Тобою во всякое время, а они, вышеуказанные недобрые состояния неведения и забвения, и окамененного нечувствия, словно удары какие поражают по временам душевные силы, и эти последние отказываются действовать по требованиям духа. Когда поражено бывает чувство, тогда появляется состояние нечувствия; когда поражен бывает ум, тогда он или слепотствует, или забывается; когда поражена бывает воля, тогда человек впадает в состояние разленения и неподвижности на дела, по требованию духа. Почему и должны все молиться так «Господи, избави мя всякого неведения и забвения, и окамененного нечувствия». А когда Господь, по благодати Своей, даст нам возможность «положити начало благое», тогда нужно иметь в виду и не забывать, что для начавших преуспевать самый опасный враг – самомнение и гордость, в связи с осуждением и презрением других. Добро так привлекательно и ценно в очах души, что заметив в себе еще только начатки его, она уж и меры себе не знает, и этим показывает лишь неопытность свою и скудость, и скоро обличается в том праведным судом Божиим. Господь близ и вразумляет нас. Вот почему и говорит: Запретил еси гордым, то есть сказал – «не гордитесь», и сказал с прещением, с определением строгого наказания. Здесь, впрочем, речь не столько о внутреннем от себя происходящем искушении гордостию или самомнением, сколько о внешнем, приходящем со стороны гордых людей. Тогда порядок в этом осмистишии будет такой: первые четыре стиха будут говорить о внутренних препятствиях к преуспеянию, а последние четыре (21–24) – о внешних препонах такому преспеянию, источником которых служит гордость сынов мира сего, с презорством взирающих на смиренных ревнителей правды Божией. Здесь слова: запретил еси, – в соответствие со следующим словом: отыми, – нужно читать: «запрети гордым», – всем тем, которые подпадают проклятию за уклонение от заповедей (прокляты уклоняющийся от заповедей) Твоих, – как самомнящиеся, так и те, которые вредят труженикам в деле Божием. Гордым запрети, а от меня отыми поношение и уничижение, которым они подвергают меня за то, что я храню откровения Твои (яко свидений Твоих взысках). Хотя я надеюсь и молюсь, что Ты не оставишь без награды мое терпение и труды (Мф.5:12), увидишь понос и уничижение, которым меня подвергают гордые, хотя знаю, что весьма многие преподобные, и Сам Ты, Господи, Началовождь нашего спасения, прошли сим путем поношения и уничижения, но так как я знаю и то, что чрез это «хулится имя Божие у язычников» (Рим.2:24; Ис.52:5), то и молюсь: Отыми от Мене понос и уничижение. И если бы только эти тяжелые поношения и уничижения, «претерпел бых убо»! (Пс.54:13). Но гордые уничижители не удовольствовались тем. Ибо седоша князи и на мя клеветаху. Желая придать своему злословию и злодейству вид правды, собирают клеветы. Так собирали лжесвидетельства и на Христа Спасителя. Что же делать тем, кому угрожает что-либо подобное? А вот что: раб же Твой, говорит пророк, глумляшеся во оправданиих Твоих. Вот уже он и не молится: отыми, или отврати, – но в сердце своем предал себя в жертву своенравной злобе и, не обращая на нее внимания, делает свое дело, всеусердно исследует оправдания Божии, чтобы точнее исполнять их. Так и всякому надобно действовать: пусть злоба злится, а ты свое делай: «Бога бойся и заповеди Его храни» (Еккл.12:13) Но христианин, углубляясь в оправдания Божии, находит там нечто большее, сравнительно с ветхозаветным, именно – заповедь о любви ко врагам. Любить врагов заповедуется не так, как иные говорят. «Я ему зла не желаю и не делаю, только видеть его не могу, а любить нужно по всему свойству чувства любви. Кто, углубляясь в оправдания Божии, нападет на это чувство, тот почерпнет из него такое благодушие, которое отгонит всякую горечь неприязненности, так что и следа ее не будет. Примеры этого видим во многих мучениках. Они бывали во все времена, а если осмотреться, то и теперь их увидим. Тут же (ст. 24) пророк выставляет и причину, почему он, когда видит, что враги его сплетают клеветы во зло ему, углубляется в оправдания Божии: ибо свидения Твоя поучение мое есть, и советы мои оправдания Твоя. Такое уж у меня правило, говорит он, в слове Твоем поучаться и там искать себе совета. Нужно ли говорить, что лучшего образа действования и придумать нельзя? И во внутренних, и во внешних теснотах, иди к слову Божию: оно выведет тебя на светлую и просторную дорогу, научив безбедно обходить встретившиеся затруднения. В слове Божием сокрыто врачевство и против внутренних, указанных выше, поражений ослеплением, забвением, нечувствием, нерадением или разленением. И заметить-то их, навесть на мысль, что они есть в душе, дает слово Божие, а потом оно же поможет и выйти из этих дурных состояний и силою своего влияния, и нужными указаниями. Равно и во внешних всех помехах пути Божию оно же дает умение, как быть и что делать. Потому-то, как хорошо делают те, которые всякий день посвящают несколько времени чтению Божественного Писания, освещаемому внимательною молитвою! И сами того не замечая, они созидаются и настраиваются на Богоугодное действование!
ЧЕТВЕРТОЕ ОСМИСТИШИЕ (СТ. 25–32).
25. Прильпе земли душа моя: живи мя по словеси Твоему. 26. Пути моя возвестих, и услышал мя еси: научи мя оправданием Твоим. 27. Путь оправданий Твоих вразуми ми, и поглумлюся в чудесех Твоих. 28. Воздрема душа моя от уныния: утверди мя в словесех Твоих. 29. Путь неправды отстави от Мене и законом Твоим помилуй мя. 30. Путь истины изволих и судбы Твоя не забых. 31. Прилепихся свидением Твоим, Господи, не посрами мене. 32. Путь заповедий Твоих текох, егда разширил еси сердце мое.
Это четвертое осмистишие характеризуется буквою далет, что значит дверь. При произнесении сего слова, сами собою приходят на мысль те умилительные церковные песнопения, в которых употреблены выражения: «двери покаяния, двери спасения, двери милосердия» и т.д. В деле духовной жизни есть много степеней, и каждая степень здесь имеет как бы свою дверь. Начальные из них – это дверь из греховной жизни, и затем – дверь вступления в правый путь. Они, по-видимому, так нераздельны, что исход из одной жизни и вход в другую совершается чрез одну и ту же дверь, на деле же они отстоят одна от другой, и иногда на очень большое расстояние. Между ними есть промежуток, который надобно пройти осторожно, будто темный коридор. Эти три момента и объясняются в настоящем осмистишии. Дверь покаяния – стихи 25–27; промежуточный переход – стихи 28 и 29, и дверь в правую жизнь – стихи 30–32.
В существе человека заключается сокращенное соединение двух миров: материального и духовного, небесного и земного, и потому он представляет из себя существо, состоящее из духа, души и тела. Жизнь, какую человек обыкновенно проводит, представляя из себя нечто среднее между жизнию, с одной стороны, – духа, существа неземного, и с другой – жизнию животных, есть жизнь большею частию ненормальная, поврежденная первородным грехом, и разнится у разных людей, в зависимости от степени умственного и нравственного развития каждого в отдельности человека. Норма жизни человека есть жизнь в Боге духом, привлекающая туда же и жизнь души с телом. В духе человека образ Божий. Свидетельствуется он действием страха Божия и совести и недовольством ничем земным. Это требования жизни духовной. Исполняются они действиями души и тела, и когда исполняются, тогда человек всем естеством своим восходит к богоподобию, а когда не исполняются, тогда берет верх душевно-телесность, и требования духа слабеют, и слабеют до того, что как бы совсем замирают, и человек становится словно не человек, словно и жизнь-то в нем только что телесная. Как потом пробуждается дух – это тайна Божия. Но, пробудившись, он победоносно возвышает голос свой и сознательно заявляет, что до сих пор, состоя под гнетом душевно-телесности, он не тем был, чем бы следовало быть человеку. Отсюда вопль: «Увы! прильпе земли душа моя!». Под землею разумеет пророк все вещественное и самую жизнь телесную, непокорную требованиям духа. И самый вопль этот есть вопль человека, сознавшего свое удаление от Бога и приносящего покаяние. Сознав свое неестественное прилепление к земле, дух человека вопиет к Богу: живи мя. Если удалишься от меня, то мне не спастись: я близок к погибели и смерти. Но Ты Сам изрек чрез пророка: «не хощу смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему» (Иез.33:11), а потому прошу и умоляю Тебя, Господи: живи мя по словеси Твоему. Такая молитва грешника, прилепившегося к земле и сознавшего, что его истинное благо заключается в том, чтобы «прилеплятися Богови» (Пс.72.28), не оставлена без благодатного воздействия. Возбужденный благодатию грешник вожделевает Богоугодной, чистой жизни; для этого, пересмотрев все свои непотребства, оплакивает их в сердце своем и с сокрушением исповедует Богом поставленному решителю нравственных уз, полагая твердое намерение ходить неуклонно в заповедях Божиих. Под действием разрешения благодать Божия посещает пустовавшее по причине греха сердце, и жизнь духовная оживает. Все эти изменения, или повороты, в духе кающегося и изображает пророк в настоящем (26-м) стихе. Пути моя возвестих, значит – «я исповедал грехи мои»; и Ты, Господи, услышал мя еси, т.е. принял мою исповедь и простил мне все грехи мои, – научи же меня теперь оправданием Твоим, – укажи, что именно делать, чтобы не впасть мне в погрешности, а я, приняв Твою благодатную помощь, готов к научению. А в следующем стихе (27) и эту молитву усиливает новым прошением показать ему самый путь оправданий, т.е. чтобы уметь отличать добро от зла и разоблачать кажущееся добро, под которым нередко кроется зло, знать порядок, в котором должно вести дела жизни духовной. Потому что иное уместно в мирском сожительстве, иное в мироотреченной жизни, иное в новоначалии, иное в преуспеянии, иное в общежитии и иное в отшельничестве. Всему свое время и свое место. Под словом поглумлюся многие толковники разумеют: буду вести пространные беседы о чудесах милости и правды Твоей. Св. Афанасий пишет: «Приобретши разумение тайн, заключающихся в оправданиях Твоих, и возможность идти путем их, я в состоянии буду беседовать и вести слово о чудесах сих оправданий» [3, с 370].
Таким образом, стремление пророка на путь Божественных оправданий достигает цели; благодатию Божией он оживляется; и хотя еще не утвердился на сем пути, но вступил на него и получил возможность размышлять и беседовать о чудесах Божиих. И при всем том еще многое приходится испытывать труженику. На сем пути ему встречаются обычно два главных удара.– первый – ослабление энергии нравственной, второй – сильный напор неправых движений внутри и недобрых раздражений совне. О первом из них говорится в стихе 28, под именем уныния, о втором – в следующем стихе.
Уныние есть скучание за делом. Когда оно нападает, дела идут вяло. Пока его нет, все делается охотно, дело спеется и время за делом не замечается. Но когда нападет уныние, делающий начинает посматривать по сторонам и то делает, то останавливается, так вот и хочется поскорее бросить дело. Это бывает и в житейском быту, бывает и в духовной жизни. Пропадает охота и в церкви стоять, и дома Богу молиться, и читать, и обычные добрые дела исправлять. Труженик начинает скучать за всем этим,– оттого, и делая, как будто не делает, и проку нет никакого от такого делания. Он точь-в-точь полусонный, у которого работа из рук валится. Это состояние изображает пророк словами: воздрема душа моя от уныния. Дремание есть только остановка делания, а не худоделание, но само-то оно худо. Худо оно как остановка, так как мы обязаны непрестанно идти вперед, худо и тем, что граничит с худым действованием. Задремавший может пасть и разбиться, может быть схвачен врагом и понесть раны и поражения, даже смертельные. Как же быть в этом недобром состоянии? Во-первых, – молиться; во-вторых, – пребывать твердо в заведенных порядках и начатых делах, хоть вкус к ним и пропал; в-третьих, – размышлять о дивных путях Божиих, открытых в слове Божием. Все эти способы содержатся в молитве пророка: утверди мя в словесех Твоих. Итак, прежде всего молись. Молясь, не отставай ни от чего, что прежде делал. При том и другом, усугуби богомысленное размышление о дивных путях Божиих. Вот он и молится: Путь неправды отстави от Мене. Что это за путь неправды? Это возбуждающиеся в душе страстные движения, которые ведут ко всякой неправде и греху. Они прицепились, прильнули к душе; он просит оторвать их от нее и далеко отбросить: пусть они будут вовне, а не внутри, так, чтобы можно было проходить сквозь них, не чувствуя никакого вреда, как не чувствует вреда от заразительной болезни тот, у кого нет предрасположения к ней. Путь неправды отстави от Мене – значит то же, что «удали от меня путь лжи» (пер. с евр.), или, что то же, путь греха. Вместе с пророком и каждый из нас должен молиться Богу: путь неправды отстави от Мене и законом Твоим помилуй мя, по переводу с еврейского: «и закон Твой даруй мне». Последние слова значат то же, что «благослови меня такою-то вещию, или дай мне такую-то вещь в благословение». И выйдет такое моление: окажи мне милость дарованием закона Твоего; исторгни неправые движения из сердца, а на месте их напиши там, впечатлей, внедри закон Твой так, чтобы он проникнул весь состав мой, заправлял всеми движениями сил моих, – и я, сознавая то, мог нелестно (искренно. – Ред.) исповедать закон Бога моего в сердце моем.
Так дверь из греховной жизни пройдена, пройдено и промежуточное расстояние от этой двери до двери вступления на правый путь. Это и есть путь истины (ст. 30). Всякий живущий и действующий уже имеет свой путь, но не у всякого есть путь истинный. И Спаситель различал два пути: «широкий» и «узкий», и дал им оценку по тому концу, к которому приводит тот и другой. Что же для нас путь истины? Жизнь по Евангелию, в духе веры христианской. Господь наш Иисус Христос есть и истина, и путь. Иди вслед Господа Христа, и будешь идти путем истины. Но сделай так, чтобы это было самым делом, а не по имени только. «Не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в Царствие Небесное: но творяй волю Отца Моего» (Мф.7:21). Путь истины изволих, – избрал всею моею волею, вся воля моя в нем, и уже не влается (не колеблется. – Ред.) она туда и сюда. До навыка добру, до возобладания внутри света истины воля все еще продолжает двоиться. Во всяком предлежащем деле совесть, уже просвещенная и оживленная светом Евангелия и благодати, указывает Богоугодный образ действования, но чувствуешь, что не знаешь, откуда идут предложения, совсем противоположные ему и кто-то вступает в спор с совестию. Но когда это пройдет, все нечистое испарится, самоугодие погаснет, страсти замолкнут, тогда не бывает уже раздвоения, тогда на всякое представляющееся благое дело изволяется всею полнотою воли. Вот об этом-то и поминает пророк, как видно, в радовании и веселии духовном. И судбы Твоя не забых. «Изволил, – говорит блж. Августин, – путь истины, по коему тещи, и судьбы Твоя не забыл, чтобы тещи» [7, с. 116]. Но что такое эти судбы? Все течение судов Божиих, или определений о нас Богопромыслительной воли Божией, с того момента, с какого благоугодно было Богу открыть их, до того, в какое кто входит сознанием в полное созерцание их, не исключая из круга сего и того, что видит совершившимся на себе самом, иначе сказать, – все домостроительство спасения рода нашего и спасения того, кто говорит это. Все это в целости так теснится в его сознании, что он и забыть того не может. Как помнит Бога и себя в Нем, так помнит и судьбы Божии. «Они, – говорит прп. Анфим, – из мысли у него не выходят, всегда вращаются пред очами ума его» (7, с с.117). Предыдущее: изволих, с этим: не забых, – состоит в прямой связи, как необходимое следствие, в духе нравственной необходимости. Входящий в познание судеб Божиих удостоверяется до неотразимой очевидности в том, что все строится по воле Божией, и что эта воля как положила что, так тому и быть: никто и ничто не сильно изменить или отменить ее. Так совершается отрывание сердца от греха, но оно одно не бывает: ему всегда сопутствует прилепление к противоположному добру. Они идут вместе, и насколько сильно одно, настолько крепнет другое. Сердцу нельзя быть без привязанности.– такова его природа. Прилепихся свидением Твоим, Господи, не посрами мене, – взывает пророк и тем выражает непоколебимое упование на милость Божию в день Суда. Я прилепился свидениям (откровениям) Твоим, Господи, возлюбил их и уверен, что не посрамлюсь. Такое упование есть неотъемлемая принадлежность духа спасающегося. Без него и начаться духу спасения нельзя, а тем более продолжаться. И вот, когда трудник разорвал всякую связь с грехом и прилепился к откровениям Господним, тогда мог со дерзновением сказать, что вступил на путь заповедей, и не только вступил, но и пошел по сему пути: Путь заповедей Твоих текох. И не просто пошел, а побежал (греч. ) путем заповедей, пошел беспрепятственно и быстро. Причина быстротечности по пути заповедей есть благодатное расширение сердца: егда разширил еси сердце мое. Здесь происходит взаимное соотношение в душе человека свободы и благодати. Благодать Божия входит внутрь и обитает в человеке, но полного действия своего не оказывает, не являет себя сознанию человека спасаемого, пока не очистится сердце его, хотя преимущественно ее же действием, но вследствие усилий самого человека. Тогда «созидается сердце чисто, и дух правый обновляется во утробе» спасаемого (см. Пс.50:12). Св. отцы пространно изображают эти два одновременные явления в духовной жизни. Св. Иларий пишет: «Все у пророка идет в порядке. Сначала сказал он: путь неправды отставь, потом: путь истины изволих; далее: прилепихся свидением Твоим; теперь заканчивает: путь заповедей Твоих текох, егда разширил еси сердце мое. До этого дойдено постепенно. Все предыдущее было затем, чтобы свободно пойти путем заповедей Божиих. Но путь, ведущий в живот, и тесен, и прискорбен: тесен потому, что им надобно идти со всем вниманием и осторожностию, прискорбен потому, что на нем много скорбей и лишений. Но как же пророк хвалится, что он побежал путем сим? Не сам собою, говорит, но текох, егда разширил еси сердце мое. Свободно пошел он путем Господним после того, как начал быть широк сердцем; не прежде возмог он потещи так, как наперед сам сделавшись пространным и достойным Бога жилищем» [7, с. 124].
ПЯТОЕ ОСМИСТИШИЕ (СТ. 33–40).
33. Законоположи мне, Господи, путь оправданий Твоих, и взыщу и выну. 34. Вразуми мя, и испытаю закон Твой и сохраню и всем сердцем моим. 35. Настави мя на стезю заповедий Твоих, яко тую восхотех. 36. Приклони сердце мое во свидения Твоя, а не в лихоимство. 37. Отврати очи мои еже не видети суеты; в пути Твоем живи мя. 38. Постави рабу Твоему слово Твое в страх Твой. 39. Отыми поношение мое, еже непщевах: яко судбы Твоя благи. 40. Се, возжелах заповеди Твоя: в правде Твоей живи мя.
Пятое осмистишие характеризуется буквою ге, что значит: «вот». В выписанных восьми стихах псалма пророк имеет в виду определенно указать и выразить, в чем состоит все дело спасительной Богоугодной жизни. Тут же особенно ясно и настойчиво внушается, что только взаимное сочетание свободы человека и благодати Божией дает жизнь истинную, благоуспешную. Первое, чего просит здесь пророк, выражено словами: Законоположи мне, Господи, путь оправданий Твоих (ст. 33), то есть, напечатлей в совести, научи, определенно укажи, что я должен делать, чтобы не теряться в догадках, а все видеть ясно. То же самое говорит он и в других псалмах: «Законоположи ми, Господи, в пути Твоем» (Пс.26:11), «Настави мя, Господи, на путь Твой, и пойду во истине Твоей» (Пс.85:11). Блж. Феодорит пишет: «Всегда, говорит пророк, имею нужду в озарении и законоположении Твоем, чтобы знать путь оправданий Твоих и шествовать по нем беспрепятственно» [6, с. 579]. Когда дано будет такое яснозрение закона, тогда ищущему Богоугождения естественно не искать более ничего, как только исполнения его во всякое время (выну), и во всех случаях, где только откроется возможность, приложить его. Пророк и прилагает: и взыщу и выну; только у меня и заботы и усилий будет, чтоб удовлетворять закону. Но что значит выну? Ужели не будет конца исканию? Выну – все время, пока живем здесь, ибо дотоле только и преуспеяние, а там завершается и запечатлевается хорошо здесь преуспевший. Далее (ст. 34), пророк просит вразумления свыше и дает обещание испытать закон Господень и хранить его всем сердцем. Но в чем именно вразумить его просит пророк и что испытать обещается? По объяснению св. Илария, это «духовное знаменование всего узаконенного. Как, например, шесть рабочих дней напоминают шесть дней творения, а седьмой – день покоя, покой Божий по творении мира, как новомесячное празднество будто в зерцале предызображает вечное празднование новой жизни на небесах, так, чтоб разуметь и все прочее: что значит юбилей семилетний и пятидесятилетний, что – обрезание, что – опресноки, что Пасха, что самая земля обетованная. Все это просит уразуметь, обещая, что, уразумев то, будет углубляться в разумеемое исследованием, углубляясь же – дорожить тем и, дорожа, хранить то всем сердцем своим» [7, с. 134–135]. Углубляясь, таким образом, в законе, усвояя себе духовное его разумение, «истинный законолюбец достигает, наконец, – по словам блж. Августина, – высот святой и Богоугодной жизни, на коих любит Бога от всего сердца, от всей души и всего помышления, и ближнего своего, как самого себя, а в этом и состоит весь закон и пророки» [7, с. 135]. Внешний чин имеет и христианство, без него нельзя быть человеку. Но в христианстве он имеет совсем другой смысл, чем в ветхозаветном устроении веры. Там пунктуально начертано все перстом Божиим, и отступающий от начертаний, хотя бы ими определялась одна внешность, погрешал. Церкви Христовой не дано такого начертания, а дан ей дух жизни о Христе Иисусе, который сам развился и облекся во все дивное благолепие церковного чина. В этом чине, как он дошел до нас, мы и воспитываемся, и возгреваем в себе им дух жизни. Вся сила в этом духе. Коль скоро он не в движении, т.е., когда мы движемся лишь в благоустроенном чине Церкви, то ничем не разнимся от иудеев, обрезанных без обрезания сердца, очищавших «внешние сткляницы» (см. Мф.23:25), без заботы о внутренней чистоте, устами говоривших: «Господи, Господи!», а в сердце преследовавших свои эгостические цели. Иудей приносил жертву положенную и отходил спокойным в дом. Чем разнится от него тот, кто, простояв, например, внешне церковную службу с мыслями суетными и страстными, возвращается спокойно домой, с уверенностью, что совершил дело должное и притом так исправно, что больше от него ничего и не требуется? Ничем, это настоящий иудей в духе. На одной с ними линии стоит и тот, кто в доме перечитывает положенные молитвы и кладет счетом поклоны, не заботясь о молитвенном строе ума и сердца, и однакож, исправив это дело благочестия, держит в уме и сердце, что за ним не состоит более никакой повинности, а остается только ожидать венца правды. Та же цена и всех доброделаний, которые исходят не из духа жизни, а творятся ex officio, будучи вызываемы внешнею, так сказать, совестию, и сопровождаясь тою же самоуверенностию, что, вследствие их, мы правы, и с нас нечего больше взыскивать. После всего испрошенного доселе, казалось бы, нечего уже и просить у Господа Бога святому пророку, а он, как бы еще не удовлетворенный, продолжает просить (ст. 35): Настави мя на стезю заповедей Твоих, яко тую восхотех. Последняя молитва полагает ищущего в руки человеколюбивого Бога, Который только того и ждет, чтобы человек весь Ему предался, дабы беспрепятственно действовать в нем, и внутренно, и внешне. Почему сказал св. пророк: Настави на стезю заповедей? Потому что стезею называется узкая, не широкая тропинка, а таков и есть путь заповедей. Тесен и прискорбен путь, ведущий в живот (см. Мф.7:13–14), путь же этот не иной какой, как путь заповедей. Св. Иларий пишет: «Стезя (греч.) есть протертая, учащаемая дорожка. Избранные люди начали ходить в заповедях Божиих от начала века. Этою стезею шел Авель; по ней шествовал Сиф; идя по ней, Енох угодил Богу, Ной удостоился быть сохраненным от потопа; Мелхиседек сподобился благословить отца верующих и стать прообразом Христа; Авраам сделался другом Божиим; Исаак – наследником великих обетовании; Иаков – Израилем, носителем чаяния языков, Иов восторжествовал над врагом» [7, с. 110].
Следующие три стиха (36, 37 и 38) соответствуют предыдущим трем в этом осмистишии. Там – (ст. 33) Законоположи, взыщу, здесь – (ст. 36) дай, чтоб я не искал при этом ничего другого, кроме Тебя и закона Твоего. Там – (ст. 34) вразуми, сохраню, здесь – (ст. 37) сделай, чтобы сердце мое услаждалось только законом Твоим, а не обращалось к чему-либо из того, в чем обыкла находить услаждение человеческая суетность. Там – (ст. 35) настави, восхотех, здесь – (ст. 38) пестуном моим и стражем благаго хотения моего поставь во мне страх Твой. Здесь, в 36-м стихе, пророк молится так: «Дай мне, Господи, оставаясь верным закону Твоему, не иметь в виду ничего корыстного, дай мне любить закон Твой не тогда только, когда я в довольстве, но хотя бы Ты и все отнял у меня, дай сердцу моему быть преклоненным к единому закону Твоему, ради того, что в нем благая воля Твоя». Св. Амвросий, при объяснении сего, дает такой урок: «о, когда бы и нам, подражая молитве святого, и молиться о том же, о чем он молился! Какая польза молиться Богу, чтоб Он отвратил сердце от корыстности а самому день и ночь заботиться о прибытках? Сделаем же, чтобы и душа сочувствовала тому, о чем молимся языком. Господь смотрит на то, куда клонится сердце» [7, с. 148]. О соответствии между 34-м и 37-м стихами нужно заметить следующее: там (ст. 34) просит пророк дара разумения для исследования закона, здесь же (ст. 37) – чтобы очи ума не отвратились к суетностям (еже не видети суеты), т.е., чтобы не быть заняту умом в помышлении о временных вещах, сделай, как бы так говорит он, чтобы я весь погружен был в закон Твой. В пути Твоем, т.е., когда я иду путем Твоим, храню закон Твой, живи меня, храни, обновляй, подкрепляй. Суета – это все, что придумано и делается не по нужде и пользе, а для услаждения своих чувств и своей похоти. Мир битком набит такими вещами и обычаями. Кто живет среди этого, тот все кружится, не имея возможности опомниться, все гоняется за чем-то. В этом отношении, суета значит: «толкотня без толку, без пользы». Пророк молится отвратить очи его от такой суеты, потому что она, при всей пустоте своей, привлекательна: взгляни только – повлечет и потянет, не поостерегись – увлечет и утянет. Даже при исполнении закона, идя путем заповедей Божиих, можно увлечься суетностию, исполняя то или другое в законе для славы человеческой, ради которой иного и великого делали некоторые люди, за что и были немало хвалимы народом, а иные и прозваны были великими, но искали эту славу не у Бога, а у людей и, получив ее, получили мзду свою, суетные – суетную. От этой-то суеты желая отвратить очи учеников Своих, Господь внушает им, чтобы никаких добрых дел не делали они, «да видимы будут человеки», иначе не будет им награды от Отца Небесного, и вся добродетель их поведет к суетной славе (Мф.6:1–4). Оградивши любовь свою к заповедям Божиим и от корыстности (ст. 36), и от суетности (ст. 37), пророк далее (ст. 38) молит Господа Бога, чтобы Он оградил ее еще страхом Своим: Постави рабу Твоему слово Твое в страх Твой. Слово здесь значит то же, что закон и заповеди. Поставить их в страх – значит оградить силу их обязательства в совести страхом Божиим, так, чтобы человек всегда, как только сознает в том или другом волю Божию, непременно устремлялся к исполнению ее, несмотря ни на какие жертвы, руководясь единственно сыновним страхом. Как в предыдущих двух стихах (36 и 37) можно видеть указание целей, какие следует иметь при доброделании, так тоже можно видеть и в этом стихе. Пророк просит Бога, чтобы научил его и расположил сердце его все делать из угождения Ему единому, творить добро не по одному чувству долга, не по одному требованию нравственного достоинства разумного существа, а потому особенно, что на то есть воля Божия, святая и угодная. Всякая несогласованность с волею Божией навлекает на человека поношение, размышляя о котором или боясь его, пророк просит (в ст. 39): Отыми поношение мое, еже непщевах: яко судбы Твоя благи. непщевах – от «непщевати» (греч. – suspicari, existimare, «полагать, думать, подозревать», или еще: греч. – «бояться, опасаться»). О человеке, сделавшем что-нибудь нехорошее в быту гражданском и семейном, обыкновенно говорят: «Ударил себя в грязь лицом», точно так же ударяет себя в грязь лицом грешник в области духовной пред всевидящим Богом, пред ангелами и святыми, пред своею совестию, пред всем, наконец, миром добра и света. Приходящий в сознание грешник прежде всего усматривает в себе эту срамоту греха, жалеет и досадует на себя, и порывается скорее избавиться от такого поношения, потому и вопиет: отыми поношение мое, чтобы и следа не было на мне этой обличительной срамоты греха. Не прости только, говорит, но отыми, очисти существенно, оторви и отбрось, чтобы остаться мне в чистом естестве, как Ты первоначально создал меня, по образу Твоему, без прицепки этих гадин греха: которыми я облепил себя. Отыми поношение, еже непщевах; нетцевати – значит, как выше сказано, «думать, полагать»; и выходит мысль такая: хоть явных грехов я за собой не вижу, но не могу думать, что я безгрешен. Греховная срамота может быть во мне глубже моего сознания. Полагая, что это так, я и молюсь: очисти меня от этой невидимой мною срамоты. Может быть, непщевах, по словам св. Амвросия, значит, «задумывал» [7, с. 160], и пророк молится: отыми грех, который я замышлял, или которым услаждался в сердце и помышлении моем, но который не совершил делом. И эту молитву, как и всякую другую свою молитву, пророк основывает единственно на благости Божией, что тут же и исповедует, яко судбы Твоя благи. Человеку, впавшему в грехи после крещения, Господь Бог, по благости Своей, дал средство избавиться от них, чрез покаяние. Чего же бояться исповедаться, или сказать грехи свои? Чего страшиться открыть поношение свое пред Тем, суды Коего благи? Вот и все, что хотел пророк выразить в сем осмистишии, и заключил его такими словами: Се, возжелах заповеди Твоя – в правде Твоей живи мя. Вот я и высказал, как бы так говорит пророк, все, чего я желал бы в деле духовной жизни, ведущей ко спасению. Даруй же, Господи, и Ты мне то, что зависит от благодати Твоей, – оживи меня, как положила оживлять нас правда Твоя; вразумляй, возбуждай сочувствие и энергию, дай силы и терпение безостановочно и успешно идти путем угодной Тебе жизни. Какого бы плода духовной жизни ни взыскал ты, искать – ищи все усильно, но не ожидай плода от твоего искания и твоих усилий, а возверзи на Господа печаль твою «и уповай на Него, и Той сотворит» (Пс.36:5). Молись: желаю, ищу, но живи меня Ты правдою Твоею. Господь определил: «без Меня не можете творити ничесоже» (Ин.15:5). И закон этот исполняется в духовной жизни с точностию, ни на волос не уклоняющеюся от определенного.
ШЕСТОЕ ОСМИСТИШИЕ (СТ. 41–48).
41. И да приидет на мя милость Твоя, Господи, спасение Твое по словеси Твоему: 42. И отвещаю поношающым ми слово, яко уповах на словеса Твоя. 43. И не отыми от уст моих словесе истинна до зела, яко на судбы Твоя уповах. 44. И сохраню закон Твой выну, в век и в век века. 45. И хождах в широте, яко заповеди Твоя взысках. 46. И глаголах о свидениих Твоих пред цари и не стыдяхся: 47. И поучахся в заповедех Твоих, яже возлюбих зело. 48. И воздвигох руце мои к заповедем Твоим, яже возлюбих, и глумляхся во оправданиих Твоих.
Все эти восемь стихов начинаются с шестой буквы еврейского алфавита – вав, что значит – «крюк». Крюк, или якорь, за который укрепляется лодка, стоящая у берега реки, или моря, есть образ упования, каковой образ принят и у апостола Павла (Евр.6:19). Так понимал это слово и составитель 118-го псалма и такое же придавал ему духовное значение, а потому и собрал он под буквою вав те стихи, которые все говорят об уповании. Так как в последнем стихе предыдущего осмистишия пророк выразил моление к Богу, соединенное с преданностию в волю Божию, которая составляет душу упования, то и здесь, не прерывая связи с предыдущим, провел беседу о том же чрез все осмистишие. И прежде всего испрашивает у Господа Бога спасения души своей, как самой великой милости Божией, – просит с прибавлением слов: по словеси Твоему (ст. 41). Так как по всему пространству слова Божия рассеяны непреложные обетования Божии, то и пророк, как бы опираясь на них, как на самую крепкую опору, весьма часто употребляет это выражение – по словеси Твоему. Это же слово упования выражая и в следующем стихе, говорит, когда станут поносить меня за строгое и точное исполнение закона Твоего, несмотря на лишения, которым чрез то подвергаюсь, тогда я отвечу им: яко уповах на словеса Твоя (ст. 42), – потому что я возложил упование на обетования Божии, и потому пребываю в твердой уверенности, что получу все то, чего ищу и добиваюсь. Мне ясно сказано: «Блажени есте, егда поносят вам и ижденут и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, Мене ради: радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех» (Мф.5:11–12). Чем и воодушевлялись св. мученики, вступая в подвиг мученичества, как не уверенностию в непреложности этих словес Божиих? Вместе с этой уверенностию в душу поношаемого привходит и другая мысль: когда Ты, Господи, окажешь мне милость и спасешь меня воочию всех, тогда я буду иметь, что отвечать поносящим меня, в оправдание упования моего на Тебя. Очевидная помощь заградит уста поносящих уповающего на обетования Божии. Далее, поставляя себя в такое состояние, когда он может лишиться слова защиты против поношающих, он опять молится: И не отыми от уст моих словесе истинна до зела, яка на судбы Твоя уповах (ст. 43). Т.е. умоляю Тебя, Господи, да не будет отнято от меня слово истины, которым я мог бы отвечать поносящим меня; не лишай меня этой милости, но если уж надобно будет отнять его, это слово, то отыми настолько, чтоб испытать только меня, а не до зела, не совсем, не в конец. Здесь пророк указывает уже другую точку опоры для своего упования, именно: судбы Божии, прибавляя к молитве своей слова: яко на судбы Твоя уповах. А под судьбами разумеет те Божии суды, которые Он не изрекал только, но и приводил в исполнение. К таковым он мог относить все те, которые были до него и были ему, конечно, хорошо известны (Пс.17:23): как Ной с семейством своим спасен был от потопа, как благословен Авраам и патриархи, как наказан Египет, а народ Божий спасен, как народ этот веден был в землю обетованную среди милостей и кар Божиих, как он поселен в земле обетованной, и проч. У Бога все, как в устроении великого мира, так и в устроении участи всякого маленького человека, мудро определено мерою, весом и числом. А как это – нашему уму не постигнуть! «Судьбы Божии – бездна многа» (Пс.35:7). Сколько в этом утешения и сколь сильно укрепляется упование того, кто дошел до такого убеждения! Блж. Августин под судбами возгревающими упование, разумеет здесь именно судьбы каждого лица [7, с. 179]. На судбы Твоя уповах, т.е. суды Твои, коими Ты исправляешь меня и наказываешь, не только не отнимают у меня надежды, но и возвышают ее, ибо «егоже любит Господь, наказует: биет же всякаго сына, егоже приемлет» (Евр.12:6). После сего пророку ничего не остается, как только со всею искренностию и решительно возгласить: и сохраню закон Твой выну, в век и в век века (ст. 44), т.е. буду хранить закон Твой всегда и во всем, и в сей жизни, и в вечности! Такая решимость пророка хранить закон Божий широка и всеобъемлюща. Буду хранить закон Твой выну, т.е. всегда, во всякое время и во всех случаях и обстоятельствах жизни. И не только в сей временной жизни он решился хранить закон, но и в век века, т.е. во всю бесконечную жизнь будущего века. Блаженные Феодорит и Августин объясняют, как это будет совершаться в будущем веке. Первый пишет: «словами в век века пророк дал разуметь будущую жизнь, в которой всем дано будет чистое и полное хранение законов Божиих» [6, с 581J. Второй говорит: «под законом здесь должно разуметь тот, о котором говорит апостол: полнота закона есть любовь (Рим.13:10). Этот закон хранится святыми не только в веке сем, но будет храним и в будущем во веки». После такой решимости пророка, касательно хранения закона, доказанной жизнию и делами, обнаружились на нем и плоды ее, которые он выражает так: И хождах в широте, яко заповеди Твоя взысках (ст. 45), что в переводе с еврейского, с обычною заменою прошедшего будущим, читается в следующих словах: «Буду ходить свободно, ибо я взыскал повелений Твоих». Ходить в широте – значит «быть свободным», не встречать на пути духовно-нравственной жизни никаких стеснений, особенно утеснения и борьбы страстей. Что всякое стеснение и вязание нашей нравственной свободы зависит от страстей, это всякий сам знает. Что сжимает руку, готовую уже на благотворение? Своекорыстие: себе нужно. Что томит душу при виде счастия соседа? Зависть. Что приковывает к постели, или вяжет ноги, когда следовало бы идти в церковь помолиться? Самоугодие и леность. Так и во всем. Но кто взыскал заповеди, т.е. возлюбил их и положил быть всегда им верным, тот, хоть тоже чувствует позывы подобных страстей, но они не обуревают его, не вяжут: он тотчас отражает их, а когда окрепнет в делании заповедей, то и совсем почти их не чует. Св. Иларий пишет: «пророку не тесно. Тесны сердца грешников, и душа оскверненная не удостаивается посещения Божия. Обиталище для принятия Бога необъятного нужно пространное, а оно уготовляется верностию заповедям. Пророк ходит в широте, потому что в нем обитает Бог, а Бог обитает потому, что он заповеди Его взыскал» [7, с. 184].
Вступивший на широту заповедей и оправданий закона Господня, вместе с тем, оказывается на такой недосягаемой нравственной высоте, что небоязненно высказывает свидетельство Божественной истины пред сильными мира, даже пред царями, и потому говорит о себе: и глаголах о свидениих Твоих пред цари, и не стыдяхся. Наши толковники все стоят вниманием при этом стихе на картине мучеников. Св. Афанасий пишет: «таков был Павел, таков Петр, таков лик апостолов и мучеников» [3, с. 372]. Св. Амвросий говорит: «Прилично исходить такому слову из уст всякого мученика, который, быв позван пред судилище, не стыдился, когда князи и судьи поносили его за веру в Распятого, а напротив – вменял себе в славу крест Христов, и небесными свидетельствами доказывал, что в кресте спасение миру» [7, с. 189]. Св. Иларий восходит к источнику такого слова: «Долг раширенного сердца – обильно изливать из себя словеса божественного учения. Проповедникам истины должно при этом руководствоваться не примером только пророка, но и словами Господа, Который знающим ее заповедал проповедать ее всюду, воодушевляя их: не бойтеся» [7, с. 190].
Вступивший на широту заповодей пророк отрешился сердцем от всего житейского, земного, суетного, и занят был одними заповедями Божиими, те. заботился о том только, как лучше уразуметь их и как лучше исполнить. Он говорит, и поучахся в заповедех Твоих, яже возлюбих зело. Пророк последовал тому, чему учил Господь наш Иисус Христос, т.е. искал прежде всего Царствия Божия и правды Его; а на все прочее, на все земные и житейские попечения смотрел как на такие, которые сами собою исполнятся у того, кто ищет Царствия Божия. Поучаясь в законе Божием, как единственно важном предмете в кругу всех житейских попечений, он был глубоко убежден, что одно только человеку и нужно, именно то, о чем Спаситель Христос говорил многозаботливой Марфе, как «о едином на потребу», разумея под сим единым не что иное, как слушание слова Божия и поучение в заповедях Божиих, – те самые занятия и заботы, о которых пророк и говорит здесь: яже возлюбих зело, и о которых Спаситель изрек. «Мария же благую часть избра, яже не отымется от нея» (Лк.10:42).
Выразив свою презельную любовь к заповедям Божиим, пророк и тем как бы еще не довольствуется, и ко всему сказанному им прибавляет: и воздвигох руце мои к заповедем Твоим, яже возлюбих, и глумляхся во оправданиих Твоих, или, как читаем по переводу с еврейского: «Руки мои буду простирать к заповедям Твоим, которые возлюбил, и размышлять об уставах Твоих», когда, т.е., буду иметь терпеливое и неизменное пребывание в доброделании, несмотря ни на какие препятствия. Воздвигающий руки к заповедям – то же, что возложивший руку на рало, по слову Спасителя (Лк.9:62). Как этот последний только тогда успешно обрабатывает землю, когда не озирается вспять и не глазеет по сторонам, а проводит борозду за бороздою, несмотря на то, что трудновато и пот льет, – так и делатель, воздвигший руки свои к заповедям, только тогда может преуспеть в исполнении их, когда вооружится терпением и ни труда жалеть не будет, ни препятствий устрашаться. Та же мысль выражена и словом глумляхся (греч.: поумлюся, – «займусь умом», если можно так выразиться), т.е. приседел оправданиям и заповедям Божиим, терпеливо пребывал в доброделании. Чем производится такое постоянство и твердость? Любовию, которая «николиже отпадает» (1Кор.13:8). Но прежде, чем придет любовь, чем воодушевлять себя, и чем действительно воодушевляются делатели? Ничем другим, как упованием. Надеются успеть и трудятся. Так, все это осмистишие начинается речью об уповании на милость Божию и кончается словами, утверждающими в уповании и терпении.
СЕДЬМОЕ ОСМИСТИШИЕ (СТ. 49–56).
49. Помяни словеса Твоя рабу Твоему, ихже упование дал ми еси. 50. То мя утеши во смирении моем, яко слово Твое живи мя. 51. Гордии законопреступоваху до зела: от закона же Твоего не уклонихся. 52. Помянух судбы Твоя от века, Господи, и утешихся. 53. Печаль прият мя от грешник, оставляющих закон Твой. 54. Пета бяху мне оправдания Твоя на месте пришелствия моего. 55. Помянух в нощи имя Твое, Господи, и сохраних закон Твой. 56. Сей бысть мне, яко оправданий Твоих взысках.
Это осмистишие идет под буквою заит, что значит: «маслина». Маслиной называется дерево, из которого выделывается елей, а елей служит символом милости Божией и всего утешительного и целительного. Ни один предмет из мира вещественного, быть может, не прилагается в слове Божием так часто и разнообразно к предметам мира духовного, как елей. Он употребляется как «елей радости» (Пс.44:8; Евр.1:9), как символ посвящения на служение Богу (Исх.30:30) и на царское служение (1Цар.15:1); в других случаях он служит одним из предметов жертвоприношения (Лев.7:10, 6:15) или выражением благочестия (Еккл.7:2) и мира молитвенного, или богослужебного (в литургии: «милость мира»), а также признаком целительности (Ис.1:6) и света (Исх.27:20), самый обряд помазания елем служит символом духовного научения и внутреннего просвещения (1Ин.2:27), и проч.
В сем осмистишии пророк излагает изречения, выражающие то, о чем скорбела душа его и в чем находил он утешения для нее. Его беспокоят – то медленность исполнения обетований Божиих, и он взывает к Богу: Помяни словеса Твоя рабу Твоему, ихже упование дал ми еси, – то разные смиряющие обстоятельства жизни его тревожат, и он более спокойно говорит: То мя утеши во смирении моем, яко слово Твое живи мя. Словеса Господни, на которые пророк возлагал утешительные надежды и упования, – это были те обетования, о которых он просит теперь помянуть, не вспомнить, потому, конечно, что в текущих обстоятельствах жизни его было что-то не соответствовавшее ожиданиям, возбужденным словами Господа, или потому, что чувствовал в ту пору нужду в утешении и милости Божией. Обетования обещали всякую милость, а потому пророк и говорит: помяни, что сказал: и даруй хоть малую часть из обещанного, потому что, в особенности теперь, я чувствую в том нужду. Словом помяни выражается лишь желание молящегося получить обещанное, а не то, чтобы что-либо предлагалось Богу, как будто выпавшее у Него из памяти. По переводу с еврейского: «Вспомни слово к рабу Твоему, на которое Ты повелел мне уповать». И это упование, которое Ты дал мне, доставило мне великое утешение. Я хотя и получил от Тебя, Господи, великие и важные обетования и хранил в себе упование на них, но в жизни своей встречал такие смиряющие, уничижающие и убивающие дух обстоятельства, которые поражали горем душу мою, и только в слове Твоем я находил утешение и оживление: яко слово Твое живи мя. Это самое упование, порожденное во мне словом Твоим, утешало и успокаивало меня столько, что если постигало меня какое-либо бедствие или опасность, чаяние смерти, тяжкая болезнь, или потеря имущества, или гонение, или что-либо другое, по мнению людей тяжкое, – то утешением для меня было упование. Под смиряющим св. Амвросий разумеет и другое, именно – внутренние искушения от греха и диавола, с которыми надо вступать в борьбу, в надежде победы силою благодати Господней. «Во время смирения нашего утешительница наша – надежда. Временем же смирения души нашей я полагаю время искушения. В этих-то искушениях и живится душа словом Божиим. Оно есть жизненная эссенция души нашей, которою она питается, возращается и управляется».
Из обстоятельств жизни, наводящих скорби и особенно смиряющим образом и убийственно действующих на наше духовное состояние, пророк выделяет такие, которые исходят от гордых презрителей закона, хулящих закон, насмехающихся над исполнителями его и сбивающих всех с должного пути, и в то же время он выделяет себя из среды этих гордых законопреступников. Он так говорит. Гордии законопреступоваху до зела: от закона же Твоего неуклонихся. В этом стихе пророк, с одной стороны, указал на гордых законопреступников, не только преступающих закон до зела, но и восстающих на него, презирающих, ненавидящих и вооружающихся против него злым словом своим, а с другой – на твердость и постоянство своего характера, с которыми он вооружался против хулителей закона. Но эта твердость не исключала и сердечного болезнования. Где же находил он целительный елей на такую рану сердца? В воспоминании о судах Божиих. Вот и урок нам, как надо действовать, когда вокруг нас распространяются не преступники только закона, но и презрители и поносители его. Пусть их! Ты пребудь тверд, – всех не переговоришь и не переуверишь. Есть на небе Судия всех, Который видит, как восстают на Его повеления, и сумеет воздать всем должное. Помянух судьбы Твоя от века, Господи, и утешихся. Этот стих служит дополнением предыдущего. Помянул я, Господи, как бы так говорит он, праведные суды Твои, от начала мира Тобою явленные, как Ты страждущих за добродетель чтишь и прославляешь, как тех, которые полны счастья со грехом, бесчестишь и посрамляешь, и воспоминанием этим утешился в скорбях и злостраданиях моих, пред лицем гордых порицателей закона Твоего. «Приведя себе на мысль, – поясняет блж. Феодорит, – что было с Авелем, Авраамом, Исааком, Иаковом, Иосифом, Иовом, Моисеем, как попущено было впадать им в различные искушения, и как соделал Ты их впоследствии славными и знаменитыми, я почерпнул в этом для себя достаточное утешение» [6, с. 583]. «Гордые, – пишет св. Амвросий, – своими нападками на закон колебали мою преданность закону, но я помянул суды Твои и, утешась ими, возвратился к прежним убеждениям и решениям».
Размножение нечестия и повсеместного развращения – вот новый источник скорби для пророка! Впереди указал он на выдающиеся из этого круга личности, на гордых презрителей закона, насмехающихся и нападающих, а теперь обозначает всю сплошную массу грешащих без страха Божия и страха суда Его, хоть и не нападающих, но видом своим и бесстыдством смущающих благочестивое сердце. Печаль прият мя от грешник, оставляющих закон Твой. В этом стихе он говорит только о скорби из-за грешников, а в следующем указывает, откуда приходило ему утешение в такой скорби. Пета бяху мне оправдания Твоя на месте пришелствия моего, т.е. (пер. с евр.) «уставы Твои были песнями моими на месте странствований моих». Поставляя эти слова в соотношение с предыдущим, мы видим, что там высказывалась печаль, а тут указывается источник утешения. Он как бы так говорит: грех и нечестие, размножившиеся вокруг меня, повергали в печаль душу мою; а я, углубляясь в оправдания Твои, согревал любовию к ним сердце мое, и тем прогонял мрачное настроение в себе и то пагубное влияние, которое обыкновенно оставляет в душе окружающая нас греховность. Место пришельствия – это настоящая жизнь. Чувство, «яко страннии и пришелцы есмы на земли» (Евр.11:13), обще всем искренно богобоязненным людям. У пророка оно возвышалось тем, что в окружающих он не видел никакого согласия с настроением своего сердца. Они замышляли и делали одно, а он – совсем другое, и потому был чужой между ними. В нем действовал иной дух жизни, не от мира сего. И как весною, когда пробудившаяся новая жизнь охватывает вышедшего на простор поля из душного жилья, невольно исторгается песнь для выражения радости жизни, так пел и пророк, когда в оправданиях охватили его родные духу небесные стихии. Этим он и себя утешал, и отгонял навевавшийся на него дурной дух из грешного мира. «Но оправдания Божии, – по объяснению св. Илария, – не могут быть певаемы тем, кто не отрешился от всех забот земных. Посему пророк и прибавил: на месте пришелствия моего. Здесь мы пришельцы, а у Бога свои. Потому-то апостол говорит, что в доме Божием, по призвании к вере, мы уже не страннии и пришельцы, но сограждане святых и домашние Божии (Еф.2:19), а кто домашний Божий, тот уже выходит из мира, кто вращается в небесных вещах, тот странник на земле, кто поет, у того отложены все тяготящие заботы или расчеты, сжимающие сердце» [7, с. 218].
У ветхозаветного проповедника сущность всего закона Божия выражена в таких кратких словах: «бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека» (Еккл.12:13). Вспоминая тот же закон Божий и храня достодолжное внимание к святейшему имени Господа, и пророк-составитель сего псалма говорит: Помянух в нощи имя Твое, Господи, и сохраних закон Твой. И не ночью только, но и во всякое время пророк, конечно, воспоминал и славил имя Господне, но в нощи, как бы так говорит он, когда все вокруг меня погружалось в глубокое молчание, когда и душа моя была свободна от гнета внешних впечатлений, я вспоминал имя Твое, живее сознавал, что Ты и Творец, и Промыслитель, и Воздаятель милостивый и праведный, в руке Которого все, следовательно, и я с душою моей. Помянув это, я воодушевлялся большею решимостию хранить закон Твой. Случалось нередко, что неприятности, бедствия, напасти и всякого рода неудачи наводили мрак на душу мою и колебали верность закону Твоему, но, помянув тогда же в ночи имя Твое и сознав, что все от Тебя и все строится ко благу моему, – я успокаивался и оставался верным закону Твоему. Таким образом, словами сего стиха пророк внушает, что всегдашнее памятование о Боге, не только днем, но и ночью, есть источник всякого утешения и полной крепости нравственного характера, всегда верного Богу. Всегдашняя память о Боге и хранении закона Его была для пророка причиною того, что он взыскал оправданий, или законоположений Господних, что он и выразил в следующем стихе: Сей бысть мне, яко оправданий Твоих взысках; т.е. «Он (закон) стал моим, ибо повеления Твои храню» (пер. с евр.). Очевидно, не иное что, а памятование о Боге заставило его взыскать оправданий Божиих. Взыскавший жизнь по оправданиям Божиим не может обойтись без того, чтобы не памятовать о Боге, ибо всякая заповедь, какую предлежит ему исполнять, есть Божия заповедь, а ему предлежит исполнять их непрестанно, так как все дела и отношения наши обложены заповедями.
ВОСЬМОЕ ОСМИСТИШИЕ (СТ. 57–64).
57. Часть мои еси, Господи: Рех сохранити закон Твой. 58. Помолихся лицу Твоему всем сердцем моим: помилуй мя по словеси Твоему. 59. Помыслих пути Твоя и возвратих нозе мои во свидения Твоя. 60. Уготовихся и не смутихся сохранити заповеди Твоя. 61. Ужя грешник обязашася мне, и закона Твоего не забых. 62. Полунощи востах исповедатися тебе о судбах правды Твоея. 63. Причастник аз есмь всем боящымся Тебе и хранящым заповеди Твоя. 64. Милости Твоея, Господи, исполнь земля: оправданием Твоим научи мя.
В восьмом осмистишии все стихи начинаются с буквы хет, что значит «грех». Поводом ко всем изречениям сего осмистишия является греховная жизнь людей. Но пророк говорит здесь не о самом грехе, а о том, как грешный человек, сознав свое греховное состояние, старается высвободиться из него, вырваться из уз греха, и какие с его стороны употребляются приемы для того, чтобы устоять на добром пути. Ему предстоит решить: или перестать грешить, или, отложив покаяние, ходить опять тем же путем греха, и вот он решает – хранить закон (ст. 57). Далее (в ст. 58) приносит покаяние и просит о помиловании. Но вот, и покаяние принесено, и разрешение грехов получено, что же делать потом? Надо обдумать новую жизнь и в общем, и в частностях, подвесть ее под заповеди Божии – возвратить ноги свои на свидения Божии (ст. 59). И это все сделано. Все предусмотренные препятствия для новой жизни были затем обдуманы, причем изъявлена и готовность к преодолению их (ст. 60). Всего опаснее, говорит пророк, были греховные привычки и разные связи с подобными мне грешниками, которые могли поколебать мое намерение хранить заповеди, но я уже решил не забывать закона Твоего, Господи (ст. 61). Таким образом, все связи с грехом порваны. Но искушениям еще не конец: чтобы укрепить себя в добре и запасаться силами для противостояния злу, пророк употребляет для сего три следующих могущественных приема: ночные бдения (ст. 62), общение в слове и молитве с людьми богобоязненными (63) и особенно – предание себя милости Божией (ст. 64).
Люди избирают себе разные предметы, в которых чают находить удовлетворение своим желаниям и которым потом посвящают все свои занятия и все свое время; находят ли искомое – им самим это лучше знать. Но те, которые, минуя все, в едином Боге полагают свое последнее благо, действительно находят его в Нем, так как ничто не может дать довольства духу нашему, кроме Бога: таково уж свойство нашего духа, получившего свое начало от Бога. И вот, когда человек, как наш псалмопевец, чрез непрестанное взыскание оправданий, или законоположений Божественных, упражняясь постоянно в слове Божием и тем привлекши к себе благодать Божию, всецело подчиняется благотворному их воздействию, тогда, твердо решаясь жить по их указанию, он отвращается от всех прежних увлечений и говорит в глубине души своей; Часть моя еси, Господи. Отселе все прочь, Тебя единого буду искать, к Тебе единому стремиться. Рех сохранити закон Твой. Блуждал я доселе по распутиям греха, теперь полагаю твердое намерение хранить закон Твой, Господи, чтобы, угодив Тебе, стяжать Тебя и в Тебе обрести полное успокоение сердцу моему. Отселе Ты часть моя, и закон Твой – правило моей жизни! Такой решительный момент есть первый, главный и неточный порыв из области греха. После него и все прочее идет уже, хотя небеструдно, но небезуспешно. Человек стал уже твердою ногою на землю обетованную.
Тот, кто уже решился оставить путь греха и избрал законный путь заповедей путем своей жизни, надеется только на молитву; надеясь, что Господь не отринет его молитву, он всем сердцем обращается к лицу Божию и просит помилования, о чем пророк и говорит: Помолихся лицу Твоему всем сердцем моим. Все покаянные чувства, одно за другим, вращаются в душе его: то стыд, что так унизился грехом, то – самоукорение, что мог бы, да не захотел, то сокрушение, что оскорблял столь милосердого Бога, то – страх: что, если в самом деле Бог отвергнет его покаяние, то – опять благонадежность, что Тот, Кто Сына Своего не пощадил для нашего спасения, – как же не даст прощения испрашиваемого пред лицем Его, Всевидящего?! Все такие чувства держат молящегося в напряженном состоянии, и он болезненно и с сокрушенным сердцем вопиет: помилуй мя по словеси Твоему! Помилуй согласно с тем, что сказано и написано в законе Твоем.
Здесь пророк говорит о путях Божиих, по которым он должен направлять жизнь свою. Благодарение Богу, нам не нужно задумываться над тем, как нам жить, чтобы более уже не оскорблять Бога делами своими. У нас есть Евангелие, есть апостольские писания и писания пророков. Всюду пространно изображены пути Божии, пути, Им Самим определенные для нас. Помышлять о путях Божиих и с особым внимание относиться к свидениям Господним все-таки необходимо, и таким образом внимающий им устанавливает для себя твердые правила: занимайся только Богом и вещами божественными, все начинания и предприятия направляй лишь к тому, чтобы от них больше было добра во славу Божию, не ищи других утех и услаждений, кроме тех, кои о Господе. Собери все это и подобное сему и направь жизнь свою так, чтобы она вся шла по свидениями Божиим. Живя и действуя по этим правилам, пророк говорит, что он уже готов был ко всему этому: Уготовихся и не смутихся сохранити заповеди Твоя; по переводу с еврейского: «Спешил и не медлил соблюдать заповеди Твои», т.е. я уже не смущался строгостию и трудностию сих заповедей, каковые представляются в них нерадивым и ленивым. Пророк готовился и не смущался, а всегда хранил заповеди Божии, к исполнению которых обязывали его те или другие встречи. Иное возбуждало гнев, а он не гневался, иное возбуждало похоть, а он не похотствовал, иное приводило к осуждению, а он не осуждал, иное к зависти, а он не завидовал, иное заставляло тщеславиться, а он не тщеславился, а смирялся. Так и во всяком случае, с какою заповедию повстречался на пути жизни, ту и исполнял, и всегда точно и правильно, потому что ко всему этому уготовился.
Пс.118:61 Ужя грешник обязашася мне, и закона Твоего не забых.
Ужя, от «уже» (греч., лат. ftinis – «веревка»), значит: «связки, веревки», которыми связываются те или другие предметы, отсюда – в нравственном значении: «привязанности, привычки»; в переносном смысле – «сети». Слова: ужя грешник обязашася мне, по объяснению блж. Феодорита, означают: «веревки», которыми грешник чувствовал себя затянутым по обращении от греха к добродетели, это – или связи с грешниками – греховное сотоварищество, или свои греховные навыки, привычки, которые действительно суть верви, вяжущие всякого грешника туго-натуго. Порвать то и другое труднее всего, даже и тогда, когда они бывают порваны, трудность эта не уменьшается, ибо при встрече или с прежними обстоятельствами, или лицами в душе подымается буря воспоминаний, и сердце отзывается на них сочувственно. Тогда они заслоняют собою, как туманом, или облаком пыли, светлый лик закона, и безобразие свое преобразуют в заманчивую прелесть. Несмотря на это, я, говорит пророк, не забыл закона Твоего, не дал им затмить его в моем сознании.
Изречениями сих стихов пророк указывает на то, какие приемы употреблял он для того, чтобы удобнее отторгнуться от уз греха, и прежде всего говорит о том, что он и в полночь, когда особенно удручает и тяготит сон, имел обыкновение вставать на молитву и для славословия Бога, и поступал так, конечно, ввиду того, чтобы противодействовать козням злых духов, которые особенно в ночное время воюют против людей, поощряя одних к размышлению и воображению злых дел, других – к самым грехам. По словам св. Амвросия, «не довольно днем молиться, – надобно вставать и ночью, и в полночь. Сам Господь проводил ночи в молитве, чтобы Своим примером возбуждать и тебя к молитве. Прежде говорил пророк: Помянух в нощи имя Твое (ст. 55), а теперь говорит: Полунощи востах, – чтобы научить и тебя не ночью только, но и в самую полночь вставать на молитву. Можно помянуть ночью Бога и не встать, можно встать и не стать на молитву, – а он говорит: встал в полночь и стал на молитву исповедатися Богу» [6, с. 240]. В следующем стихе пророк указывает на близкое общение с людьми, боящимися Бога и хранящими заповеди Его, как на особенно сильное средство противодействовать греху и утвердиться на пути благочестия. Прежде выставляемы были греховные связи с грешниками, как самое крепкое вервие, влекущее ко греху, теперь, в противовес тому, предлагается благочестное общение с богобоязненными и добродетельными людьми. В полунощной молитве совместил пророк все труды, подъемлемые человеком в пользу добра в себе самом, в своем лице; в общении же с боящимися Бога и хранящими заповеди Его совмещает Он все, чем можем мы пользоваться к победе над злом от других, идущих тем же с нами путем, разумея здесь взаимную беседу, совет братский или заповедь старческую и взаимную любовь. Становясь всеми этими способами причастником с другими ревнителями добра, подвизающийся делается столько же сильным, сколько сильны все они вместе, и Бог посреде их. Указав на ночные молитвенные подвиги свои и на близкое общение с людьми богобоязненными и хранящими заповеди Божии, пророк как бы не довольствуется и этим, чтобы признать себя достойным милости Божией, которою преисполнена земля, и потому ко всему сказанному присовокупляет, чтобы Господь не лишил его этой милости. Он как бы так говорит, – не богатства прошу себе, не чести и славы, а ищу только научи меня, как благоугождать Тебе, верно исполняя все заповеди Твои: оправданием Твоим научи мя.
ДЕВЯТОЕ ОСМИСТИШИЕ (СТ. 65–72).
65. Благость сотворил еси с рабом Твоим, Господи, по словеси Твоему: 66. Благости и наказанию и разуму научи мя, яко заповедем Твоим веровах. 67. Прежде даже не смиритимися, аз прегреших: сего ради слово Твое сохраних. 68. Благ еси Ты, Господи: и благостию Твоею научи мя оправданием Твоим. 69. Умножися на мя неправда гордых: aз же всем сердцем моим испытаю заповеди Твоя. 70. Усырися яко млеко сердце их: аз же закону Твоему поучихся. 71. Благо мне, яко смирил мя еси, яко да научуся оправданием Твоим. 72. Благ мне закон уст Твоих паче тысящ злата и сребра.
Девятое осмистишие идет под буквою тет, что значит: «брение». С словом «брение», или «грязь», соединяется, прежде всего, понятие о предмете неважном, ничтожном, можно сказать уничижительном. Так, нередко говорят: дело это совсем грязное. Но есть в природе и целительные грязи; и Господь Иисус Христос, «сотворив брение от плюновения», помазал им очи слепому и даровал ему прозрение. Значит, употребив простое брение, Господь сотворил чудо. Такое же брение, т.е. земля, смешанная с жидкостию, в руках скудельника дает в производстве разные изделия. В подобном же значении слово «брение» употреблено и апостолом Павлом: «или не имать власти скудельник на брении, от тогожде смешения сотворити ов убо сосуд в честь, ов же не в честь?» (Рим. 9:21) Как скудельник делает сосуды, подвергая брение разным операциям, так и Господь образует душу, подвергая ее разным воздействиям, внутренним и внешним. Эти образовательные в руках Господних средства суть духовные – благодать и слово Божие (ст. 65, 66), – и внешние, по Божию устроению, – жизнь скорбная или счастливая (ст. 67, 68), – и, по Божию попущению, нападки людей небогобоязненных (ст. 69, 70). Указав это, пророк как бы сводит итог образовательных Божественных действий и обозначает, сколь успешно то действие (ст. 71,72). Он коротко коснулся духовного воздействия на душу, а раскрывает больше то, как Господь внешнею участию прибегающих к Нему способствует их внутреннему преуспеянию.
В лице человека, обращенного благодатию Божией от греха к добродетели, пророк как бы так говорит: изведал я опытом благость Твою, Господи, и теперь, вступая в новый порядок жизни и припоминая прежнюю жизнь и все то, как устроилось это вступление в новую жизнь, не могу ничего иного сказать, кроме того, что благость сотворил еси, Господи, с рабом Твоим; погибать бы мне, но вот благодать Твоя пробудила меня от беспечности, просветила слепоту мою, и извела меня из рова страстей и из брения тины греховной (см. Пс.39:3). Слава долготерпению Твоему, Господи, не погубившему меня во время греховного моего безобразия! Благость сотворил еси, Господи, со мною по словеси Твоему. По какому же словеси? А вот по какому: «живу Аз, глаголет Господь, не хощу смерти грешника, но еже обратитися нечестивому от пути своего и живу быти ему» (Иез.33:11). Разве это не благость Божия? Не будь такого сильного обетования, враг всех успевал бы ослепить и ввергнуть в отчаяние. Воспоминая это, пророк и исповедует, что Господь сотворил благость с рабом Своим по словеси Своему, вполне согласно с тем, как обетовал. К сему исповеданию благости Господней пророк присовокупляет моление о научении его. Ты позвал меня, говорит, от греха на путь заповедей Твоих, я уверовал, что действительно нет другого пути кроме пути заповедей Твоих, и вступил на него. Дополни же дело благости Своей, научи меня, как идти сим путем, научи меня благости. «Молится, – говорит блж. Августин, – чтобы Бог вдохнул любовь к добру, сладкую, охотную, или, говоря прямее, да даруется от Бога любовь к Богу и ради Бога любовь ближнему» [7, с. 253]. Научи наказанию. Люди ненаказанные – то же, что ненаученные, – значит, неразумные люди. Стало быть, наказание есть разумность действования или уменье надлежащим образом действовать, мудрость практическая. Научи меня разуму, то есть ведению таинств веры. Как взошедшее солнце освещает все на земле и всю атмосферу делает светлою, так и ведение Божественного освещает всю область ума и все сущее и бывающее делает ясно светлым. Такая светлость дает вкусить радость жизни, прогоняет сон и поднимает на дело и труд. Свет разуму сообщает вера, если она почерпается из Слова Божия и прививается благодатию Божией к сердцу того, кто все познанное обращает и в дело. Тем более духовной жизни нельзя научиться, если приступить к этому не с полною верою, что это заповеди Божии, что они идут к Богу и приводят к наследию вечного блаженства, каковую веру и выразил пророк словами: яко заповедем Твоим веровах.
С такою же верою обращаясь к своему прошлому, пророк изображает его сначала под гнетом скорбных, тяжких обстоятельств, содействовавших вразумлению его и обращению к слову Божию (ст. 67), а потом в состоянии человека, взысканного благостию Божией и чрез то снова и еще более наученного оправданиям Божиим (ст. 68). По переводу того и другого стиха с еврейского, это место читается так «Прежде страдания моего я заблуждал, а ныне слово Твое храню. Благ и благодетелен Ты – научи меня уставам Твоим». Св. Афанасий Александрийский, от лица пророка, в объяснение сего говорит: «будучи предан бедам за прежние, мною содеянные грехи, доведен я до смирения, претерпев это по праведному суду Божию. Посему-то, подвергшись врачеванию, прошу научить меня и привести в познание, что смирение, до которого доведен я, служит к пользе и вразумлению моему» [3, с. 375–376]. Отсюда всякому, кого смирят обстоятельства, вот такой урок: не стыдись сознать вину свою и исправиться, а затем блюдись, чтобы не согрешить опять. Пророк указывает здесь на то, как скорби и лишения обращают на путь добродетели. И опыты того, что так действительно бывает, повсюдны, хотя и не всегда. Так, для одного скорби бывают вразумительны, а другого они могут ожесточить. Такого скорее образумит неожиданное счастие, чем какие-либо потери. Вот такого-то человека и берет здесь пророк, и, как бы опасаясь, чтобы скоро не последовал удар свыше, молится: не наказывай, но, яко Благий, благостию Твоею научи меня! И так действует Господь не потому, что имеет власть и силу изменить участи людей, а потому, что так действовать лучше всего для них самих, для их последних целей. А так как и счастием ведет Господь к добру, то очень уместна и молитва: благостию Твоею, Господи, научи мя оправданием Твоим.
В обоих этих стихах пророк свидетельствует о том, как людские напраслины способствуют нравственному совершенству человека, помнящего заповеди Божии, и о проистекающих оттого благотворных для него последствиях. В руках Божиих и все эти напраслины (неправда гордых) обращаются в орудия для образования человека и обучения его добру. Спаситель сказал св. апостолам, что Он изъемлет их из мира, и что за это будет ненавидеть их мир. Если бы, говорит Он, вы от мира были, то мир любил бы вас, как свои исчадия, ныне же, поскольку Я изъял вас из мира, то мир не перестанет вас ненавидеть (Ин.15:19). Так это всегда и бывает: входит ли в соприкосновение с людьми века сего ревнитель о богоугождении, или нет, – одна известность о том, что он таков, отвращает от него живущих в самоугодии. И это понятно,– он обличает их собою. Они не могут отрицать, что и сами должны бы быть такими же, как и он, но терпеть не могут, когда напоминают им о том. Без вины виноватый богобоязненный человек со всех сторон осыпается укорами, напраслинами, обидами, оскорблениями. Не может он этого не видеть и, хоть благодушно терпит, но перед Богом праведно свидетельствует, что умножилась на него, и все более и более умножается неправда людская. Что вы терпите скорби, говорит св. апостол Петр, об этом не скорбите много, – об одном только заботьтесь, чтоб это не было по вашей какой-либо вине (1Пет.4:12–15). Пророк называет здесь гордыми вообще живущих в забвении Бога, не хотящих знать заповедей Божиих, но вместе с тем сильных земли, держащих в руках своих какую-либо власть, или знатных и богатых. И в обыкновенных грешниках, при плохой внешней их обстановке, гордость есть главная причина греха, а тем более у таких, которые почему-либо выше других. Зазнается человек – и забывает Бога, и начинает презирать закон Его. Затем уже не любы ему и все люди богобоязненные и строгие исполнители заповедей Божиих. Но как бы они ни злились, а я всем сердцем моим испытаю заповеди Твоя; буду исследовать и углубляться в значение Твоих заповедей, чтобы понять их во всей широте воли Твоей, выраженной в них, не обсекая их и не сокращая, потому только, что встречаю препятствия, и что это противно сынам века. И что же потом вышло умножения неправды гордыми и из верности заповедям человека богобоязненного? У тех сердце ожестело или отолстело, а этот вполне обучился закону Божию. Усырися яко млеко сердце их; аз же закону Твоему поучихся. Усырися сердце, ожестело как сыр. Молоко, сгустившись и ожестевши, становится сыром: так и сердце гордых, по природе мягкое, жестеет от неправды. «До того простерли гордость, – говорит св. Афанасий, – что сердце в них стало, как сыр» [3, с. 376]. «Это сходствует, – пишет блж. Феодорит, – с пророческим изречением: «Одебеле бо сердце людей сих, и ушима тяжко слышаша и очи смежиша» (Ис.6:10), сходствует и с тем, что в книге Исхода, сказано о фараоне: «ожесточися сердце фараоново» (Исх.8:19). Посему пророк и говорит: «они имеют сердце упорное, и сами претворили мягкость его в грубость, подобно тому, как сгущают и усыряют молоко; а я таял, поучаясь закону Твоему» [б, с 588]. «Сердце святых, говорит св. Афанасий, – утончено, а сердце гордых утолщено» [3, с. 376].
Как успешно окончивший курс учения в каком-либо заведении изъявляет сердечную благодарность обучавшим его, так и пророк, прошедши Божию школу нравственного обучения горестями жизни и напраслинами людскими, почитает себя счастливым и благодарит Бога, введшего его в этот скорбный путь обучения и проведшего чрез него с успехом. Когда говорит: яко да научуся, – то указывает не цель Божию в смирении его, а свидетельствует о достижении ее. Мысль у него такая: ввел меня Господь в эту школу, чтобы научить, я прошел этот курс, и теперь, слава Богу, научен: иначе не научиться бы мне. И прошедший эту школу испытаний является очищенным, как золото в горниле, и сияет светлостию боголюбезного нрава, смирением, сокрушением, кротостию, правотою, милостивостию, чистотою, миролюбием и миротворением. Он есть один из числа тех, о коих свидетельствует св. апостол: «Иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми: на таковых несть закона» (Гал.5:23–24), потому что он (закон) не совне им предписывается, а является в них самих, водворенным в сердце их. Они как бы сродняются с ним и приуготовляют ему жилище в себе. Закон есть выражение воли Божией. Если законом полно все внутри, значит, волею Божией полно, элемент Божеский принят внутрь и срастворен со всем существом человека. Он и служит проводником для вселения внутрь Бога, и приготовляет ему достойное жилище. И вселяется любообщительный Бог, а где Бог, там все желанное и превожделенное. Почему и рек Господь: «Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят» (Мф.5:8), – узрят не вне, пред собою, а в себе, у себя дома. Это блаженство дает закон, оттого пророк и говорит о нем: Благ мне закон уст Твоих паче тысящ злата и сребра. Под словами золото и серебро здесь представляются все блага мира сего, а словом тысящи выражается их количество бессчетное. Собери, говорит, бессчетное количество благ мира, они все ничто для меня, сравнительно с законом уст Божиих.
ДЕСЯТОЕ ОСМИСТИШИЕ (От. 73–80).
73. Руце Твои сотвористе мя и создасте мя: вразуми мя, и научуся заповедем Твоим. 74. Боящиися Тебе узрят мя и возвеселятся, яко на словеса Твоя уповах. 75. Разумех, Господи, яко правда судбы Твоя, и воистину смирил мя еси. 76. Буди же милость Твоя, да утешит мя, по словеси Твоему рабу Твоему: 77. Да приидут мне щедроты Твоя, и жив буду, яко закон Твой поучение мое есть. 78. Да постыдятся гордии, яко неправедно беззаконноваша на мя: аз же поглумлюся в заповедех Твоих. 79. Да обратят мя боящийся Тебе и ведящии свидения Твоя. 80. Буди сердце мое непорочно во оправданиих Твоих, яко да не постыжуся.
По изложению святителя Феофана Тамбовского, десятое осмистишие идет под словом иод – «рука». Рука – символ всемогущества Божия. Все сотворил и все содержит Господь Бог в деснице Своей и о всем промышляет. Этому соответствует и содержание сего осмистишия. Помянув о сотворении себя Богом и даровании разумения к исполнению своего назначения (ст. 73 и 74), пророк далее молится, чтобы Господь улучшил и внешнюю участь его к славе богоугодной жизни. Праведно, говорит, Ты, Господи, смирил меня (ст. 75), но буди милость Твоя на мне и щедроты Твои да приидут на меня, во-первых, по словеси Твоему (ст. 76), во-вторых, да жив буду (ст. 77), в-третьих, да постыдятся гордии (ст. 78), в-четвертых, да обратятся ко мне боящиеся Тебя (ст. 79). Но главное, устрой, да будет сердце мое непорочно во оправданиих Твоих (ст. 80). Это осмистишие по содержанию очень сходно с предыдущим, ибо рассматривает жизнь нравственную в том же отношении.
Пророк поминает здесь, что он сотворен Богом; но не затем, чтоб излагать этот предмет, а чтобы в сем действии Божием получить подкрепление молитве своей о помощи Божией к нравственному преуспеянию своему. Я Твое создание, Господи, говорит он, а Ты создал меня не затем, чтобы я погибал, но чтобы удостоился вечного блаженства. А так как для этого необходимо исполнять волю Твою, выраженную в заповедях, то вразуми меня и научи, как это сделать. Словами сего стиха (73) пророк приводит на мысль последнюю цель человека, и в указании на нее дает побуждение к богоугодной жизни. Человек создан по образу и по подобию Божию для того, чтобы жить богоподобно, и чрез богоподобие стать в живое общение с Богом. Благ Господь, – будь и ты благ; долготерпелив Господь, – терпи и ты; праведен Господь, – блюди правду и ты; истинен Господь, – возлюби истину и ты; кроток и смирен сердцем Господь, – будь таков и ты; милует Господь, прощай и ты; словом, каким благоволил явить Себя Господь, таким будь и ты. Потому-то и сказано: «Будите совершенны, как Отец ваш Небесный совершен есть» (Мф.5:48). Но если собрать все эти свойства Божии и, соответственно тому, выразить нашу обязанность подражать им, то получится весь круг заповедей Божиих. Таким образом и выходит, что жить в богоподобии значит жить по заповедям Божиим. Пророк и говорит прямо: вразуми мя, и научуся заповедем Твоим. Ты, Господи, дал мне разум, но разум не источник Истины, а сила, приемлющая истину. Видеть все, чему как должно быть, он не может, но он способен уразуметь все, что откроет ему Твоя Премудрость. Таким Ты создал его, таков он и у меня, вразуми же меня, вложи в мой ум разумение всего, что нужно к исполнению заповедей Твоих, т.е. вложи и самое познание заповедей с признанием их неотложности, и твердое намерение жить по ним. Тогда я самым делом научуся, как исполнять их, и опытом познаю, сколько жизнь по ним блаженна, и как прямо ведет она меня к последней цели моей. Тогда, говорит далее (ст. 74) пророк, я послужу поводом к веселию для благочестивых, потому что я на Тебя уповал и достиг конца, соответствующего сему упованию. Так объясняет это место блж. Феодорит [6, с 588]. А по словам св. Афанасия Великого, «пророк научает, что не один он примет сие дарование (то есть, что будучи вразумлен, научится заповедям Божиим), но что будет оно простерто на всех боящихся Господа, ибо (научившийся заповедям) одним только благочестивым приятен, ощутительно познаваемый ими и в слове и в предначертаниях премудрости, которою он обладает; для других же тяжело и видеть его, потому что жизнь его не похожа на жизнь других и различна от стезей их. Потому он и говорит, богобоязненные возвеселятся, яко на словеса Твоя уповах [3, с. 377]. Возвеселятся, конечно, тому, что я не напрасно уповал, но достиг того, чего надеялся.
Предполагается, что пророк получил мудрость и научился заповедям, вступил в союз с богобоязненными и возвеселил их всех своим духовным усовершением. Почувствовав удовлетворение свое в этой духовной стороне своей жизни, он начинает просить, чтобы Господь подвел в уровень с нею и внешнюю его участь, причем выражает полное признание своей виновности в том, за что был наказан. «Знаю, Господи, что суды Твои праведны, и по справедливости Ты наказал меня». А сделав такое признание и видя над собою милость Божию, пророк просит далее, чтобы эта милость Божия продолжилась над ним и послужила ему утешением в дальнейшие дни его жизни. Просит и надеется получить просимое, как раб Божий, которому дано слово, которому обещано уже то, о чем просит. Как видно по течению речи, пророк просит не душевного только утешения, но вместе с тем надеется получить и внешнее, просит не о милости только, но и о щедротах. Ниже говорит он, чтоб и враги увидели это и устыдились, и богобоязненные тоже обратились к Нему (ст. 78–79). То и другое возможно лишь тогда, когда утешение не в сердце только влито, но и внешне оказано. По толкованию блж. Феодорита, «лишившись Божия благоволения, пророк почитает себя мертвым, посему умоляет, чтобы ему как бы снова ожить, по Божию человеколюбию» [6, с. 589]. Пользуясь милостию Божией, он просит и о щедротах: да приидут щедроты Твоя, и жив буду, т.е. оживу. Последнее ставит в зависимость от первого. Щедроты – значит «милосердие», являемое самым делом. По переводу с еврейского: «Да придет ко мне милосердие Твое, и я буду жить». Это оживление здесь, как и предыдущая милость утешения, стоят у пророка в противоположности смирительным, или уничижительным, обстоятельствам, праведно посланным от Бога, как он и признал это выше. Потому, по течению речи, молитва о щедротах относится к поправлению внешнего быта покаявшегося и исправившегося. Что уместно просить и об этом, это видно из молитвы Господней, в которой, наряду с высокими духовными благами стоит и – «хлеб наш насущный даждь нам днесь» (Мф.6:11). Но при этом надо иметь в уме: если Господу так угодно. Яко закон Твой поучение мое есть, вот на чем основывает пророк упование на то, что молитва его будет услышана. Милости утешения просил себе пророк, как рабу, а щедрот для оживления просит как ревнитель закона. То и другое научает, что приступать к Богу с прошениями в молитве благонадежно могут только те, кои усердно работают и всячески стараются благоугождать Ему. Мы часто жалуемся, что молитва наша не услышана: не работали Богу, потому и не услышана молитва. Будучи ревностным исполнителем закона, пророк стыдит и называет гордыми тех презрителей закона, которые, не любя закон, не любят и строгих исполнителей его, презирают их, насмехаются над ними и не задумываются причинять им всякий вред. Видя ревнующих о богоугождении исполнением заповедей Божиих в смирительном положении, они еще более восстают на них и на правила их жизни. Это и значит неправедно беззаконновать на них. Пророк и молится: отними у них, Господи, этот повод презрительно говорить о законе и относиться так же и к исполнителям его. Пусть станет явно пред лицем всех, что не напрасно рабы Твои строго исполняют закон Твой, и эти гордые, пред лицом всех поносящих закон Твой, да будут посрамлены. По словам св. Амвросия, «стыд большею частию служит к нашему исправлению. Когда человек начинает стыдиться какого-либо своего поступка, то тем самым побуждается оставить то, что причиняет стыд. Вот этого-то и желает им пророк, то есть, чтобы они сознали то, как худо поступали, и чтобы, сознавши то, устыдились, а устыдившись, отстали от прежних неправд». Св. Афанасий развивает ту же мысль: «Если, – говорит, – изменишь, Господи, мою участь на лучшую, то гордые постыдятся, а я не превознесусь тем, что они постыждены, но поглумлюся в заповедех Твоих». Это не ослабит моей ревности об угождении Тебе исполнением заповедей Твоих, а напротив, усилит ее. Поглумлюся, т.е. «усугублю прилежание и труд», так неотступно буду заниматься исполнением заповедей, как иной усидчиво занимается любимым делом.
И еще есть цель, с которою пророк выражает молитву к Богу о милости и щедротах к нему. Эта цель в следующем (79-м) стихе выражена так: Да обратят мя боящиися Тебе и ведящии свидения Твоя. Читая эти слова так, как они выражены в переводе с еврейского, то есть: «Да обратятся ко мне боящиеся Тебя и знающие откровения Твои», блж. Феодорит выражает мысль текста следующим образом: «Пророк умоляет о том, чтобы снова быть в единении и иметь общение с праведными. Яснее, – замечает он, – выразил это Симмах: «Да возвратят меня боящиеся Тебя», да возвратят, конечно, к себе, да приимут, то есть, меня в братское общение». За грехи мои, как бы так говорит пророк, я лишен был милости Твоей, Господи, и чрез то лишился благоволения и братского общения с праведными и боящимися Тебя. Но когда праведные увидят, что Ты возвратил мне благоволение Свое и обратил меня к Себе, позовут, примут, обратятся ко мне с распростертыми обятиями и заключат со мною опять братский, сердечный союз, – и сделают все это не ради возвращения мне щедрот, а ради нравственного совершенства и взаимного преспеяния в жизни духовной, как люди боящиися Тебе и ведящии свидения Твоя. Таким образом, пророк близко подошел к той главной мысли, которую он хотел выразить в сем осмистишии: «Да будет сердце мое непорочно в уставах Твоих, чтобы я не посрамился» (ст. 80, по пер. с евр.). В духовно-нравственной жизни человека есть две стороны: одну можно назвать благоповедением, – это внешняя, видимая сторона жизни; а другая – внутренняя, собственно-духовная сторона жизни, – должна быть, по слову Божию, названа непорочностию сердца. Благоповедение не мудрено направить и выдержать, а стяжать и сохранить сердце непорочным есть труд великий. Все, что устроено Господом во спасение наше, сводится к тому, чтобы сердце стало непорочным, а порочность его составляют привившиеся к нему страсти и греховные привычки. Только по благодати Божией можно достигнуть непорочности сердца. И только к богобоязненным и молящимся приходит благодать и полагает основу непорочности, потом трудами самопротивления и самоисправления, опять же с помощию благодати Божией и под руководством освятительных чинов, страсти, одна за другою, изгоняются, и на место их насаждаются добрые расположения. В конце трудов сердце является совершенно непорочным, исполненным всех плодов Духа Святаго, о которых говорит св. апостол Павел: «Любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал. 5:22–23), или – таким, каким изображает его Господь в речи о блаженствах: сокрушенным и смиренным, кротким, чистым, миролюбивым, и проч. Непорочное сердце не только чуждо всего порочного, но и полно всякою добротою. Да не постыжуся, – не упоминает здесь пророк, как и где он надеется «не постыдиться». Но известно, что ближайшее непостыждение бывает во время восстания внутренних браней. Подымает враг бурю помыслов и недобрых движений, но когда сердце непорочно и добротно, тогда эти приражения, подходя к нему совне, встречают в противоположных себе расположениях добрых, укорененных в сердце, сильное отражение, – гнев отражается кротостию, гордость и тщеславие – сокрушением и смирением, нечистота – чистотою и т.д. Второй момент непостыждения есть время смерти и прохождения мытарств. Как ни дикою кажется умникам мысль о мытарствах, но прохождения чрез них не миновать. Чего эти мытники ищут в проходящих? Того, нет ли у них ихнего товара. А какой их товар? Преступления и страсти. Стало быть, у кого сердце непорочно и чуждо страстей, у того они не могут найти ничего такого, к чему могли бы привязаться. Но окончательное непостыждение – на Страшном Суде, пред лицем всевидящего Судии, пред сонмом ангелов и всех святых. Эту картину все Божии угодники непрестанно имели в мысли и всячески старались не отступать умом от того момента, когда из уст Судии изыдет: «приидите...» или – «идите от Мене». Это одно и попаляло у них все недоброе и насаждало все доброе.
ОДИННАДЦАТОЕ ОСМИСТИШИЕ (Ст. 81–88).
81. Исчезает во спасение Твое душа моя, на словеса Твоя уповах. 82. Изчезоша очи мои в слово Твое, глаголюще: когда утешиши мя? 83. Зане бых яко мех на слане: оправданий Твоих не забых. 84. Колико есть дний раба Твоего? Когда сотвориши ми от гонящих мя суд? 85. Поведаша мне законопреступницы глумления, но не яко закон Твой, Господи. 86. Вся заповеди Твоя истина: неправедно погнаша мя, помози ми. 87. Вмале не скончаша мене на земли: аз же не оставих заповедий Твоих. 88. По милости Твоей живи мя, и сохраню свидения уст Твоих.
Одиннадцатое осмистишие идет под буквою каф – «ладонь». Ладонью дают пощечину, оскорбительную для того, кто ее получает; и ладонью прикасаются к щеке любимого человека, чтобы приятнее поцеловать его. Таким образом, ладонь есть и орудие обиды и оскорбления, и орудие любви самой теплой. Такое заглавие очень идет к этому осмистишию, так как в нем пророк представляет лицо оскорбляемое, теснимое неправедно и обращающееся к Богу в уповательной молитве о помощи и заступлении. Он говорит как бы так: бьют меня, – приласкай же Ты меня, Господи. Все, что здесь говорится, очень приложимо к Иову, к св. мученикам и, во многих чертах, к борющимся со страстьми и похотьми.
Изчезает во спасение, то есть сильно желает душа моя получить спасение от Тебя, Господи, и притом так сильно, что доходит до исступления. «Желающие чего-либо сильно, – говорит блж. Феодорит, – но лишаемые желаемого, говорят о себе, что они как бы исчезают. Так бывает с томимыми сильно жаждою и не имеющими воды; так бывает с теми, которые с часу на час ждут возвращения кого-либо из знакомых и, не видя его прибытия, исчезают от желания, как бы истомляются, так и борющиеся с какими-либо несчастиями исчезают» [6, с. 589–590]. «На словеса Твоя уповах, то есть на обетование», – поясняет св. Афанасий. При объяснении сего св. Амвросий ставит вопрос: «Что значит исчезает во спасение душа?» И так на него отвечает: «Душа, прилепившаяся к Господу, как бы перестает быть душею, а бывает «един дух с Господом» (1Кор.6:17). Святой и богобоязненный ничего не желает, кроме спасения Божия, которое есть Христос Господь: только Его вожделевает он, Его желает, к Нему устремляется всеми силами, Его греет в лоне ума своего, Ему открывается и пред Ним изливает душу свою, и одного только боится: как бы не лишиться общения с Ним. Кто, исчезая в себе, прилепляется к Нему, тот теряет свое и восприемлет Божеское, вечное, успокаивающее». А в следующем стихе (82) говорит, что очи его, молитвенно устремленные к Богу и к слову Его, в продолжительном терпении ожидавшие помощи и утешения от Бога, тоже исчезали, выражая нетерпеливое чувство: когда утешиши мя? «Здесь, – толкует блж. Феодорит, – словом называется обетование Божие. Исчезает в него тот, кто ожидает исполнения Божия обетования и прекращения облежащих его зол». И в обычной речи говорят иногда о том, кто долго ждет кого-либо, с сильным желанием его видеть: «Глаза просмотрел». Так тяготимый скорбию, молитвенно обращая очи свои к Богу, просит и ждет помощи, – ждет дни, месяцы и годы, а помощь все не приходит. Как же ему не возопить: Когда утешиши? Этим выражается не оскудение упования, а сила желания.
Зане бых яко мех на слане: оправданий Твоих не забых. Св. отцы, изъясняя этот стих в нравственном отношении, – в сравнении: яко мех на слане, – видят указание на самоумерщвление, первое условие к преспеянию в духовной жизни, которое строго исполнял и св. апостол Павел: «Умерщвляю тело мое и порабощаю, – говорит он, – да не како, иным проповедуя, сам неключим буду» (1Кор.9:27). Здесь не лишне обратить внимание и на то, что против слова: на слане – в «Учебной Псалтири» 1897 года стоит слово: «на мразе», – а это то же, что «на льду», или «на снегу». «Мех, – рассуждает Евфимий Зигабен, – на морозе морозится, сжимается, портится, становится никуда негодным». Св. Амвросий, в объяснение сего же стиха говорит. «Кто хочет и тело питать, и благодать сохранять, тот ищет невозможного. Мех на слане есть тот, кто «всегда носит мертвость Господа на теле своем» (2Кор.4:10), кто не утучняет тела своего, как те, о коих сказано: наелись, напились и пошли плясать (см. Исх.32:6). Кто упивается не вином, а Духом, тот пусть хвалится, подобно Давиду, что он стал как мех на слане«. Далее (ст. 84) пророк жалуется на кратковременность жизни своей и на безнаказанность его гонителей и врагов, говоря как бы так: вот проходят дни за днями, годы за годами, жду заступления Твоего, а оно не приходит, и враги мои торжествуют. Когда же, Господи, сотворишь суд над гонящими меня, когда посрамишь их и поднимешь меня из уничижения? «Конечно, он болит и за себя, но не отделяет себя от интересов Божиих. Воодушевляемый на такое дерзновенное слово чувством правды Божией, он как бы так говорит: ужели Ты попустишь правде Твоей быть ненаказанно оскорбляемою? Вот тут кроется и вторая причина, почему следовало бы ускорить помощь страждущему. Вопль этот о помощи Божией и суде над гонящими имеет свой смысл и в нравственном отношении. Преуспевающие в борьбе со страстьми и похотьми, поддерживаемыми тайными воздействиями врага нашего спасения, видя, что жизнь на исходе, а страсти между тем все еще в силе, и боясь, как бы не перейти неочищенными в другую жизнь, праведно взывают о суде над непрестающим гнать и угнетать их, чрез возбуждение страстей, сатаною. Смысл молитвы такой: отрази и прогони его от меня, тогда мне легче будет управиться с остатками во мне греха, в оставшиеся для меня дни, и я, может быть, хоть под конец жизни вкушу сладость сердечной чистоты. Св. Афанасий пишет: «Малы дни человеческие на земле, посему пророк молится, чтобы в продолжение их скорее сокрушен был сатана под ноги его, и чтобы ему самому покорить душу снисшедшему в нее Божественному Слову».
Здесь представляется третья причина, по которой нельзя не услышать вопля пророка, или вопля того, от лица кого говорит он. Законопреступники, говорит, сбивали меня с пути, предлагая следовать правилам их жизни. Конечно, послушав их, я избавился бы от их нападков и обид, но я не согласился на это, потому что все то, что предлагали они, было очевидными баснями и глумлениями над всякою правдою. Не таков закон Твой: вся заповеди Твоя истина. Стало быть, не праведно ли будет пощадить меня и избавить от гнета врагов правды? Как не соблазняли мучители св. мучеников?! И правость своего зловерия выставляли, и веру во Христа Господа распятого уничижали и предлагали счастие и довольство, – св. мученики не все словом, но все делом ответствовали им: все это глумления, все это ваши собственные измышления и ложь, коими вы и себя обманываете, и других хотите прельстить. Не таков закон Божий; не такова воля Божия о спасении нашем! Словами следующего (86-го) стиха пророк подтверждает то, почему он не послушал глумления законопреступников и остался верным закону: потому, говорит, что закон Твой – истина, и затем делает из этого вывод: следовательно, они неправедно стали гнать меня, гнать за истину – какая тут правда? Потому и молится он: помози же мне, Господи, Покровитель всякой правды, неправедно гонимому! «Не сказал пророк, – пишет св. Амвросий, – поскольку гонят меня, помоги мне, но – неправедно погнаша мя, помози ми. Ведь иной может и гонение терпеть, но – праведно, есть праведное преследование порока. Но когда кто терпит гонение за правду, за чистоту, за веру, такому прилично говорить слова пророка: неправедно погнаша мя, помози ми».
«Едва, – говорит св. Афанасий, – не лишился я жизни от гонений» [3, с. 379]. «Они уже свалили меня наземь, – прибавляет Евфимий Зигабен, – еще немного – и жизни бы лишили, но я в такой крайности не оставил заповедей Твоих, в них поучаюсь и их храню». Сначала подходили враги со льстивою речью, желая склонить меня на свою сторону, но так как я не поддался им, то они взялись за другое и сравняли меня с землею, лишив всего и доведши до того, что хоть умереть. Но я претерпел и эти смертельные страдания, а все-таки не отступил от заповедей Твоих. Точь-в-точь исполнялось это на св. мучениках, долгое время томившихся в узах и почасту мучимых, но оставшихся непреоборимыми в своем терпении. В нравственном отношении здесь можно видеть указания на самые сильные возбуждения греховности и устояние против них. Укротить страсти, отсечь их от естества нашего, сделать их нечувственными, или, что то же, возвесть в чистоту, есть дело благодати Божией. Пророк и говорит в лице боримого: о, как сильны были возбуждения! Как бурный ветер наклоняет слабое растение до самой земли, так было и со мною, но я не поддался. Теперь я все сделал, что от меня зависело, – доверши же, Господи, дело Своею благодатию и укроти борющия меня страсти. А пожалуй, выражает и опасение: устоять-то я устоял, но кто знает, устою ли после? Лучше возьми от меня, Господи, эти страсти! Св. Амвросий так выражает последнюю мысль: «Не напрасно прибег он к божественной помощи; зная, что брань у него идет с сильными врагами, и много предлежит ему схваток с ними: то нападают нечистые духи, то плоть восстает с своими приманками. Хоть и противостоишь им, а все боишься, как бы не пасть. Научился же из сего опасаться более всего своего домашнего врага, которого всегда носим с собою. Не столько силен он, сколько льстив и разнообразен в приражениях. Он воспламеняется вином, горит похотию, возжигается от взора на мимоидущую случайно женщину, питается надеждою, но и от безнадежности не слабеет, возбуждается приманками, но не кончается и удовлетворением. А вот и поразители его: его надламывает страх, измождает труд, а страдания сокрушают его голову». Моля об избавлении от гонений и об искоренении страстей, пророк хочет и молит, чтобы ему еще жить, в твердой уверенности сохранить свидения Божии, что и выражает в последнем стихе сего осмистишия, причем молитвенное слово свое, по замечанию блж. Феодорита [6, с 591], он украсил смиренномудрием, потому что просил жизни, не как воздаяния за правду, но как дара милости, обещаясь хранить за то свидения Божии: По милости Твоей живи мя, и сохраню свидения уст Твоих. Как в предыдущем осмистишии: молил-молил, и наконец сказал: пусть будет так, как Твоей воле угодно, только да будет сердце мое непорочно, – так и здесь: просил-просил, и в заключение говорит: ну, пусть торжествуют враги, только жизнь мне сохрани, чтобы мне больше преуспеть в хранении свидений Твоих – и все это заканчивает преданностию в волю Божию, которая составляет существо молитвы. Эта же молитва есть, вместе с тем, и молитва о благодатном оживлении. Живи мя, т.е. соблюди меня для вечного живота. Пусть эта жизнь идет уж тесно, но не лиши меня вечного блаженства, а я обещаюсь хранить свидения Твои, верность которым есть неотложное условие к получению блаженства в вечности. «Словами живи мя, – говорит св. Амвросий, – пророк просил, конечно, не того, что имел, то есть жизни, ибо жил, но того, чего желал, то есть, чтобы жить в вечности, разумея блаженную жизнь. Зная, однако ж, что в этом многоволнующемся теле трудно сохранить неизменным доброе настроение души, он просит милости, чтобы непрестанно быть оживляему духом, и чрез то всегда жить для Бога и быть мертвым греху. Ибо когда мертв будет грех в нас, будет жива жизнь для Бога, и хранение заповедей продолжится непрерывно и постоянно, проложит путь к вечной жизни в Боге».
ДВЕНАДЦАТОЕ ОСМИСТИШИЕ (Ст. 89–96).
89. Во век, Господи, слово Твое пребывает на небеси. 90. В род и род истина Твоя: основал еси землю, и пребывает. 91. Учинением Твоим пребывает день: яко всяческая работна тебе. 92. Яко аще бы не закон Твой поучение мое был, тогда убо погибл бых во смирении моем. 93. Во век не забуду оправданий Твоих, яко в них оживил мя еси. 94. Твой есмь аз, спаси мя: яко оправданий Твоих взысках. 95. Мене ждаша грешницы погубити мя: свидения Твоя разумех. 96. Всякия кончины видех конец: широка заповедь Твоя зело.
Двенадцатое осмистишие следует под буквою, или словом, ламед – «учить». «Учить» означает и то, чтобы других учить, и то, чтобы самому учиться, заучивать. К настоящему осмистишию приложимо только последнее значение. В нем говорится о поучении в законе Божием, т.е. – чтобы уразумевать волю Божию и сообразно с нею действовать. Изучив закон, говорит пророк, я убедился, что если кто хочет истинно жить, то ему нельзя иначе сего достигнуть, как сообразуясь с законом Божиим, выражающим волю Божию о нас. Посмотри на небе невидимом и на небе видимом, и на земле и во всех явлениях ее, – все покорствует воле Божией. Если хочешь жить среди тварей, так устроенных, то направляй себя и ты по воле Божией, иначе будешь затерт таким общим движением, если пойдешь наперекор ей (ст. 89–91). Я так положил себе действовать, и вот что получил: при всех смирительных обстоятельствах не погиб (ст. 92); действуя по оправданиям Божиим, я ожил (ст. 93); взыскав их, присвоился Богу, чувствуя себя спасенным (ст. 94); враги расставляли мне сети, но погибели моей не устроили, потому что уразумение свидений Божиих научило меня разгадывать их козни и миновать их (ст. 95); наконец, вступив на путь воли Божией, я чувствую, что вышел на простор и свободу, вступил в область, которой нет предела (ст. 96).
В сих стихах пророк изображает, как все в творениях покорствует воле Божией: как, во-первых, слово Бога живаго непреложно исполняется на небе и мысленном, и вещественном; как, затем, и на земле оно же пребывает, потому что Бог устроил все по премудрой воле Своей, даже беспрерывная смена дней и ночей, – все совершается по воле Божией; и потом из всего этого выводит заключение: яко всяческая работна Тебе. Во век, Господи, слово Твое пребывает, – какое слово? То, которое изречено Богом, когда Он творил мир. «Рече Бог: да будет свет, и бысть; рече Бог: да будет твердь, и бысть. Рече Бог: да будет солнце... луна и звезды» (Быт.1), и явились. И все, к чему тогда изречено: да будет, – так то и было, так то и пребывает. Воля Божия о бытии мира осуществилась бытием его, но и пребывает он потому, что пребыванием своим осуществляет волю Божию о своем пребывании. Хочет Бог, чтобы все пребывало, – и пребывает, и при том пребывает так, как Ему угодно. Слово Божие, совет Божий и определения Его неизменны. Во век – то же значит, что «испокон века», с самого т.е. начала бытия до преставления света, после коего явится новое небо. Потому-то и не сказано: «во век века», или «во веки веков», а только – во век. Так объясняют это св. Иларий, Анфим и др. Когда пророк говорит, что слово Божие пребывает на небеси, то прямо разумеет видимое небо, но при размышлении ничто не мешает от видимого неба вознестись и к невидимому: сонмам ангелов и святых. Этим же изречением, говорит блж. Феодорит, «пророк дает разуметь и то, что сонмы ангелов, обитающие на небе, хранят закон Божий и свободны от всякого преступления» [6, с. 591]. К подобной мысли приходят и св. Амвросий, св. Иларий, Анфим и др. Впрочем, и на этом небе показался было нарушитель воли Божией, но он скоро свержен был оттуда со всеми, кого успел увлечь, и теперь умное небо пребывает чисто, светлеясь в ангелах словом Божиим. Изречениями следующего (90-го) стиха пророк как бы выясняет сказанное в предыдущем и последующем стихах. Указав неизменность воли Божией, выраженной в слове Его, касательно небесного миробытия, он указывает ту же неизменность и относительно земли: основал еси землю, и пребывает. Учинением Твоим пребывает день. Так это в мире вещественном, но не иначе деется и в мире нравственном, и здесь – в род и род пребывает истина Божия. Таким образом пророк учит, что как в мире видимом неизменны положенные Богом законы бытия, так и в мире нравственном в род и род пребывает истина Божия. Какая же это истина? Во-первых, та, о которой всем поведают небеса, что есть Бог, Творец, Вседержитель, Промыслитель и Судия вселенной, Которому разумные твари должны угождать верным следованием законам, положенным в совести. Эта истина всеми исповедуется, во всяком роде и роде она заправляет, главным образом, жизнию народов, и нет силы, которая могла бы заглушить голос ее. Она пребывает в род и род и пребудет во все роды и веки веков. Особенно же та истина, которая сообщена людям чрез откровение. Бог открывал волю свою Адаму, Ною, патриархам-родоначальникам избранного народа, особенно же Моисею на Синае. Но и после него не переставал Он вразумлять народ Свой чрез святых мужей, которым являлся Сам или посылал к ним ангелов Своих. И наконец, та истина, что имел прийти Избавитель и спасти род человеческий. Эта истина составляла душу всех откровений и всех учреждений Божиих в народе своем. Ее принял св. Давид от предшествовавших родов и передал последующим, живописуя в богодухновенных псалмах своих имеющего прийти Избавителя так, как бы видел Его воочию. В род и род была исповедуема эта истина до св. Давида, а он провидел, что ее будут исповедовать и в последующие века также в род и род. Всякий род приемлет эту истину от предшествовавшего, передает последующему и, исповедовав, что она пребывала до него в роде и роде, ручается за то, что она пребудет неизменно и во все роды после него. Для пророка эта истина была только чаемая, для нас же она совершившийся факт. Но, вместе с тем, как скоро она совершилась, то уже перестала быть достоянием одного народа Божия, а сделалась достоянием всех народов. И однажды утвердившись в одном известном народе, она уже пребывает из рода в род, и пребудет во все роды, во веки веков. Бог основал землю, назначив ей место в цепи планет солнечной системы и установив отношения ее к солнцу, луне и другим телам, и, как Он установил, так все это и пребывает доселе, и пребудет, пока угодно Богу, чтобы пребывало так. И на самой земле все основал Бог. «Земле, – говорит блж. Феодорит, – дал Ты долговечность, и она пребывает, как повелел Ты. День отделил Ты от ночи, и идут они по законам Твоим» [6, с. 592]. Яко всяческая работна Тебе. Это вывод из всего сказанного и подтверждение того. Все рабски покорствует Богу, да иначе и быть тому нельзя. Творец есть и Вседержитель, и держимое держит как Ему благоугодно. Когда говорит пророк: всяческая работна Богу, то не исключает ничего. Облако движется и несет дождь туда, куда Бог повелевает, чтоб одни поля оросить, а другие оставить палящему зною солнца. Буря несется, куда Бог ее направляет, огонь воспламеняется, и иногда поедает град и села, потому что так повелел ему Бог. И ничто не бывает случайно, все движется по законам милости Божией и Правды, премудро и целесообразно. Так и на небе, и на земле все покорствует Богу, но покорствует потому, что не может не покорствовать, не имея свободы. Одни разумные твари получили свободу, и среди общего рабства тварей ходят независимо, как цари, не стесняясь узами неизменных законов. Бог и им дал законы, и начертал их в сердце их, но свободы их не связал, а оставил им на произвол – исполнять их или не исполнять, предупредив только, что если будут исполнять, то будут блаженны, а если нет, то будут страдать.
Положив твердое намерение всегда ходить в воле Божией, пророк говорит далее о тех благих последствиях, какие произошли для него от следования по пути оправданий Господних. И первое из них то, что в смирительных обстоятельствах только поучение в законе Божием избавило его от погибели, угрожавшей ему со стороны врагов. Мы видим, что пророк Давид (допустим, что это был он) с детства прилеплялся всем сердцем к Богу и всячески старался угождать Ему. За то и избран в цари народа избранного, и по одолении Голиафа, пошел счастливым путем к возвышению. Вот уже он зять Саула, но враг возбудил в тесте зависть к нему, и Давид принужден был бежать из царских чертогов и скитаться среди ежеминутных опасений за свою жизнь. Один Бог хранил его в этих обстоятельствах. За что же Бог являл ему такую милость? За то, что он пребывал верен Ему и ни в чем не позволял себе отступать от сознанной воли Божией. Что с ним ни случалось, – он смотрел не на то, что было так, как бы ему самому хотелось, или как бы сделать выгоднее и лучше, а на то, чего хотел от него Бог в том или другом случае. Не будь этого, – не было бы и покрова Божия над ним, а над кем нет покрова Божия, того подавляет злоба людская и козни исконного врага нашего спасения. Вот почему он и говорит: аще бы не закон Твой поучение мое был, тогда убо погибл бых во смирении моем. То же может исповедать и всякий подвижник, когда минует его буря страстей и сильные смущения от бесов. Блюдет его от падений страх Божий и непоколебимая верность закону Божию. Потому-то, по миновании искушения, и они всегда от сердца говорят словами св. Афанасия Великого: «От приражения лукавых помыслов и нападения сопротивных сил погиб бы я, если бы закон Твой не стал для меня опорою» [3, с. 380]. Признав спасительные последствия от поучения в законе Божием и от верности ему, далее говорит о своей решимости вследствие того: так как Ты соблюл живот мой (оживил мя еси), оставил в живых за то, что я поучался в законе Твоем и следовал ему во всем, то и вперед я никогда не забуду оправданий Твоих, следуя коим, человек является правым пред Тобою. «Дознав опытом, – поясняет блж. Феодорит, – что оправдания Твои дают жизнь, я сохраню неизгладимое памятование о них» [6, с. 591–592]. Не забуду, не памятию только и помышлением, а делом и жизнию, не забуду, то есть ходить в них, исполнять их. Опыты благих последствий от исполнения заповедей и оправданий Божиих воодушевляют решимостию навсегда (во век) оставаться верными им. С этим сладостным оживлением, которое дает жизнь по воле Божией, ничто не может сравниться. «Желая навсегда оставаться в таком оживлении, я уж не хочу ничего знать, кроме оправданий Твоих».
Когда кто верно служит кому, то не считает себя чуждым ему, и верует, что и тот, кому он служит, не считает его чужим себе. Так это бывает между людьми. Так же точно и в наших отношениях к Богу. Сам Бог присвояет Себе верно исполняющих волю Его, называя их Своими рабами, Своими верными слугами, друзьями, сынами и дщерями. Это взаимоприсвоение составляет духовный союз Бога с верными душами и душ верных с Богом. Вот это-то родство с Богом и исповедует здесь св. пророк: я Твой, говорит он, потому что оправданий Твоих взысках; взыскал я оправданий Твоих и стал Твой. Верую, что и Ты имеешь теперь меня Своим, спаси же меня, как Своего. Твой есмь аз, спаси мя! «Твой я раб, – говорит св. Афанасий Великий, – Твой я по благодати сын, Твой я служитель» [3, е. 380]. «Не все, – прибавляет блж. Феодорит, – могут говорить так: кто раб греху, тот лжет, именуя себя рабом Божиим: «Имже кто побежден бывает, сему и работен есть» (2Пет.2:19). Посему, если мы, освободившись от греха, положим намерение следовать Божиим законам, то и мы можем говорить о себе словами пророка» [6, с. 592]. Да, мог бы и каждый из нас сказать: «я Божий», если бы не было в нас греха. Сколь же великого дара, какого неизреченного преимущества лишает нас грех!.. Человек Божий – такое звание дается исполнителям заповедей Божиих, и не звание только, но самое существенное свойство и родство с Богом! Кто посвящает себя на служение Богу, взыскав оправданий Его, того Бог, благодатию Святого Духа, претворяет в нового человека, и бывает он Божий, как рожденный от Бога (см. Ин.1:13, 3:5). Вот почему человек, преданный в рабство греху, не может говорить Богу: Твой есмь аз. Нет, ты не Мой, говорит Господь каждому из грешников. Как будет Моим тот, кто рабствует многим господам, кто говорит: я Твой, а делами и жизнию показывает, что предан диаволу? Не Мой тот, кого разжигает похоть, ибо у Меня чистота; не Мой тот, кого возмущает скородвижный гнев, потому что Я – кротость; не Мой тот, кто услаждается пиршествами, потому что у Меня строгая во всем воздержность. У Меня мир, и вздорливосгь Мне не причастна. Нет у Меня никакого общения с нечестивыми. Праведно признав себя рабом Божиим, и даже более близким к Богу, чем рабом, – человеком, находящимся под непосредственным покровительством Божиим, пророк выражает (в ст. 95) уверенность, что ему не страшны все козни врагов, замышлявших и искавших его погибели, потому что он занят размышлением о свидениях Господних. Мене ждаша грешницы погубити мя: свидения Твоя разумех. Грешники, ненавидевшие меня, враги мои, составили засаду, чтоб я попался в их руки, дабы погубить меня. Но так как я ничего не знал и знать не хотел, кроме свидений Твоих, то благость Твоя, Господи, благоволила принять меня под Свой покров, и я избавлен был от рук их; грешники ждали благоприятного случая, и не дождались. Я и не знаю, как бы так говорит пророк, что там или здесь у них творится, но поскольку я стараюсь всегда поступать только так, как внушают свидения Твои, то и прохожу безопасною дорогою и делаю тщетными покушения их. Св. Амвросий по сему случаю влагает в уста подвизающегося следующие слова: «Грешники расставляли мне сети, чтоб увлечь меня на грех, и заразою его погубить меня, но приманки греха не отвратили меня от созерцания предметов Божественного ведения и не отклонили внимания моего от углубления в заповеди Твои, Господи. В свидениях Твоих был я всем умом моим и только их разумел. Если бы я не был так предан им, то, может быть, грех и увлек бы меня, и я погиб бы, но «се благодатию Твоею есмь, еже есмь» (1Кор.15:10). Углубляясь мыслию и разумением в свидения Божии, пророк доходит и до заповеди Божией (ст. 96), и не находя ей предела, с удивлением говорит: широка заповедь Твоя зело. У всякого дела у самых великих предприятий и начинаний (человеческих) можно видеть начало и конец: Всякия кончины видех конец; «Я видел предел всякого совершенства, но Твоя заповедь безмерно обширна» (пер. с евр.). Всякое начинание и дело занимает известный круг, в котором действует, и дальше которого влияние его не простирается. Заповедь же Божия безгранична и так широка, что и предела нельзя ей назначить. Степени восхождения, или совершенствования, в каждой отдельной заповеди не имеют конца. Каждая заповедь обязует к свойственной ей добродетели, но на какую высокую степень ни стань в какой-либо добродетели, никогда не можешь сказать: «довольно», потому что есть еще степень выше той, на которой ты стоишь. И какую кто ни возьми добродетель, последним пределом ее будет совершенное богоподобие. Почему и сказал Господь: «Будите совершени, яко же Отец ваш Небесный совершен есть» (Мф.5:48), и этим указал Он на обязанность созданных по образу Божию – стремиться к бесконечному совершенству во всякой добродетели. Вместе с тем, вступивший на путь заповедей вступает в область воли Божией, которая объемлет все сущее и бывающее. И этим выражается то же самое, что сказывается в первых трех стихах сего осмистишия, то есть, что все, и на небе, и на земле, покорствует воле Божией. Так как заповедь есть выражение воли Божией, то начавший ходить по заповедям вступает в беспредельную широту, где царствует воля Божия, и где он вступает, по апостолу, «в свободу чад Божиих» (Рим.8:21), умертвив в себе все страсти.
ТРИНАДЦАТОЕ ОСМИСТИШИЕ (Ст. 97–104).
97. Коль возлюбих закон Твой, Господи: весь день поучение мое есть. 98. Паче враг моих умудрил мя еси заповедию Твоею, яко в век моя есть. 99. Паче всех учащих мя разумех, яко свидения Твоя поучение мое есть. 100. Паче старец разумех, яко заповеди Твоя взысках. 101. От всякаго пути лукава возбраних ногам моим, яко да сохраню словеса Твоя: 102. От судеб Твоих не уклонихся, яко Ты законоположил ми еси. 103. Коль сладка гортани моему словеса Твоя: паче меда устом моим. 104. От заповедий Твоих разумех: сего ради возненавидех всяк путь неправды.
Тринадцатое осмистишие идет под буквою, или словом, мем – «пятно». Пятно – то же, что «порок» или «недостаток в вещи», отсюда нравственный недостаток какой-либо, и наконец – «грех». Рассуждая с этой точки зрения, встречаемся с вопросами: в чем состоят недостатки, или пороки, пятнающие человека, и откуда они, какими следствиями сопровождаются, и как исправить их? В настоящем осмистишии пророк обращает внимание на то, как исправляются главнейшие пороки душевные: слепота ума, неправость воли и огрубение сердца – нечувствие. Все они исправляются поучением в законе Божием и верным ему последованием. Жизнь по заповедям открывает очи ума, и тогда он уразумевает все ясно (ст. 97–100), возвращает правость воле, упорядочивая все начинания ее (ст. 101–102), восстановляет в сердце забитое чувство ко всему святому и божественному (ст. 103–104).
Кто что любит, тот непрестанно о том и помышляет. И пророк, возлюбивший закон, поучался в нем весь день; поучался при всяком деле, чтоб дело его было Богу угодно, не оскорбляло Его, поучался более потому, что такое поучение питает душу небесными божественными стихиями помышлений добрых и чувств благих. Потому и говорит: Коль возлюбих закон Твой, Господи, т.е. «как любезен мне закон Твой!» Так взывает душа, испытавшая благотворные действия жизни по заповедям Божиим. Блж. Феодорит пишет: «не всякий, исполняющий закон Божий, исполняет его по любви, но иные исполняют его из боязни и страха наказания, а иные – домогаясь славы от людей, искренние же любители добродетели стараются исполнять Божии повеления из расположения к добру» [6, с. 593]. Для этих искренних любителей добродетели и закона – и ночь, как день, или лучше, для них нет ночи, а все – день. Потому-то, может быть, и сказал пророк весь день поучение мое есть, не поминая о ночи, как сделал в первом псалме, «в законе Господни поучится день и нощь». Св. Иларий говорит: «Что возлюбил пророк, тем и занят непрестанно: возлюбил закон, и поучается в нем беспрерывно весь день. Не отвлекают его другие занятия, и не наводят забвения заботы и суеты века сего. Всегда он один и тот же, и всегда в одном и том же. Весь он в поучении в возлюбленном ему законе, что и делает из всей жизни его один непрерывный день» [7, с. 397–398]. Далее (ст. 98) пророк начинает объяснять то, как преданность его заповедям отогнала слепоту от очей ума его. Враги нашего спасения чрез обаяние прелестей мира или чрез смятение помышлений, всеваемых ими, часто омрачают ум, так что он, как слепой, ничего не видит и действует наобум. Пророк уверяет, что он избавлен был от таких бед заповедию Божией. Паче враг моих умудрил мя еси заповедию Твоею, яко в век моя есть. Заповедь эта умудряла его, раскрывая козни врагов и делая безуспешными все покушения погубить его или сделать ему какую-нибудь пакость. Одна из хитростей вражеских состоит в том, чтобы внушить: однажды только согреши, а там, покаявшись, опять примешься за добрые дела. Против этого пророк выставляет нераскаянную решимость, высказанную однажды навсегда: ни за что не отступать от заповеди Божией, хоть умереть, а заповеди Божией не нарушить. Это и выражает он словами: яко в век моя есть. Такая решимость держит мысль всегда нераздвоенною, не допускающею раздумывания, уж не послабить ли себе? Такие пагубные внушения всячески старается сеять враг, но в том, кто держит на сердце: в век моя есть заповедь, – они не оставляют следа, а как приходят, так и отходят. Нет ничего дивного оказаться умудренным заповедию Божией паче враг; но то дивно, что пророк, поучаясь в законе Божием, стал сведущее и разумнее всех учителей своих.
Паче всех учащих мя разумех, яко свидения Твоя поучение мое есть. Кто эти учители и как пророк превзошел их разумением? Первого не сказывает пророк. Но кто бы они ни были, а все же люди, и пророк лучше их разумел, потому что после них взял его к себе под науку Свою Господь, как сказал он пред сим. Так как Господь умудрил его заповедию, то он стал не только мудрее врагов, но разумнее и самих учителей своих – людей. Посему, в этих словах выражается не какое-либо самовозношение или гордое мнение о себе пророка, а исповедание милости Божией в том, что Он, по благодати Своей, дал ему разуметь полнее и совершеннее волю Свою, нежели как передавали ему ее учители. Обычный порядок обогащения ума ведением Божественным и при непосредственном содействии тому Господа есть просветление ума, при изучении откровения уже данного. Пророк и говорит, что он разумел паче учащих, яко свидения Твоя поучение мое есть. Трудился над изучением свидений Божиих с верою и молитвою, и Господь, видя усердие его и любовь, влагал в ум его такое постижение написанного, какое недоступно для своеличных усилий ума.
Во всяком народе старцы почитаются людьми умудренными не только учением, но и опытами жизни, лицами, составляющими твердыню общества, которые руководят советом своим вступившее в дело новое поколение и сочетавают собою прошедшее с будущим. Были такие и во время св. пророка в Иерусалиме и, конечно, он нередко пользовался их советами, при заведении благотворных порядков в своем царстве, по всем отраслям управления. Но эти же опыты дали ему познать, что oн разумел всякое дело гораздо лучше и вернее старцев. Паче старец разумех, яко заповеди Твоя взысках. И этому причина та же, какая и превосходству его над учителями, именно, что Сам Господь умудрил его, потому он и разумел дела Божии паче старец. Но за что же такая благодать? За то, что он взыскал заповеди Божии. Так как с детства поставил он законом всей жизни своей благоутождение Богу неуклонным исполнением заповедей Его, то представлял в себе сосуд крепкий для вмещения токов Божественной премудрости. Они и излиты были в него. «В злохудожну же душу не входит премудрость» (Прем.1:4). Слепота ума прогнана, вместо нее стали действовать ведение и мудрость, подобных которым нет среди людей, долженствующих отличаться ими, – и все это достигнуто поучением в заповедях и верностию им в жизни. Теперь пророк указывает (ст. 101), как исправилась и неправость воли? и это, говорит, совершилось тем же путем. От всякого пути лукава возбраних ногам Моим, яко да сохраню словеса Твоя, т.е. стал я возбранять ногам моим от всякаго пути лукавого, и от судеб Божиих не уклоняться, и воля моя исправилась, навыкла хранить словеса Божии, и установилась в том. Совесть наша и всегда внушает нам бегать зла, но не достает воли следовать ей. Приманки самоутодия пересиливают ее, и человек идет на злое. А сделав злое однажды, не удержится и в другой раз, а потом скоро образуется и привычка к известному роду самоутодия, наперекор совести. Так образуется одна привычка, потом другая, третья и т.д. Когда опомнится человек и задумает шествовать право, угождать Богу, тогда он находит себя со всех сторон связанным и опутанным. Как же быть? Нужно блюсти твердую решимость хранить словеса Божии, всячески поддерживать ее, содержа в сердце своем страх Божий, память смерти и суда Божия, и затем возбранять ногам своим от всякого пути лукавого. Не ходи туда, где привык ты удовлетворять дурной привычке, пресеки сношения с товарищами греха и измени все порядки жизни, питавшие грех. Это и значит возбранить ногам. Но это внешний труд, к нему надо присоединить внутренний – возбранение мысленным ногам от мысленных же путей лукавых. Мысленный путь лукавый таков: начинается злая мысль, привлекает сочувствие, возбуждает желание и склоняет на дело. Когда кончится этот мысленный путь ко греху, тогда следует путь внешний к совершению греха делом, от которого я и возбранил ногам моим, а вместе с тем я не уклонялся и от судеб Божиих (ст. 102), то есть исполнял то, что советовал другим: «Уклонися от зла и сотвори благо» (Пс.33:15). Это следовало уже само собою. Без дел нельзя быть, но если от злых дел уклонялся, то, конечно, от добрых не уклонялся. Судьбы Божии – это присуждения, как следует нам жить, определения воли Божией, или то же, что заповеди. Поэтому, не уклоняться от судеб Божиих есть то же, что не уклоняться от исполнения заповедей Божиих. Случаи к исполнению этих заповедей всегда пред глазами. Просят милостыню – путь лукавый состоит в том, чтобы не подать ее, а Божие присуждение – подать: подать и возбранить пути лукавому – и от судьбы Божией не уклонишься. Обидел кто – лукавый путь ведет тебя к отмщению, а Божие определение – к прощению: когда простишь, – возбранишь ногам от пути лукавого, от судеб же Божиих – не уклонишься. Так и во всем. Случай на добро, какой у тебя перед глазами, есть то же, что прямое Божие повеление тебе сделать это добро. Уклонишься – Богу воспротивишься. Пророк побуждением к неуклонению от таких судеб Божиих и поставляет яко Ты законоположил ми еси. Сознание того, что в том или другом случае, как бы устно, Бог законополагает сделать такое и такое добро, есть самое сильное побуждение для богобоязненных к неуклонению от того добра.
Тем, у кого разум просвещен светом заповедей и свидений Божиих, у кого воля направлена по пути этих же заповедей и ноги возбранены от всякого пути лукава, остается еще отогреть сердце, хладное ко всему святому и Божественному. Человек создан по образу Божию, стало быть все Божественное должно находить в нем теплое чувство. Но когда человек ниспал от своего чина и вкусил от благ чувственных, вкус к духовному закрылся, и область та стала для него землею неведомою, совсем забыл он, что эти-то блага духовные и божественные. Как слепой не понимает, что такое цветы, о красоте которых ему рассказывают; как глухой смотрит на инструменты, гармонические звуки которых чаруют всех, и ничего не может понять, что такое делается вокруг него; так и тот, у кого закрылось чувство к духовному, видя, не видит его, и слыша, не слышит, ибо одебелело сердце его (Деян.28:27). Душа его пребывает как бы мертвою, и воскресение ее начинается оживлением чувства духовного. Первые удары в это чувство бывают очень болезненные. Оно поражается страхом смерти, суда и мук вечных. Отсюда обычным путем рождается страх Божий, который оживляет совесть и вместе с нею доводит до поклонения и решимости оставить путь злой и прилепиться к Господу угождением Ему чрез исполнение заповедей Его. Но и тут полагается только начало оживлению духовного чувства. Душа начинает ощущать приятность и сладость в том, в чем прежде не находила вкуса. И молитва начинает услаждать, и селения Божии (храмы) становятся возлюбленными, и милостыня доставлять утешение, и всякое воздержание радовать. Отсюда выходит, наконец, то, что человек только и удовольствия находит, что в делах угодных Богу, туда только его и тянет, на чем есть печать воли Божией, там только ему и приятно, где может он быть с Богом и в делах Божиих. Кто достиг сего, в том чувство духовное, значит, ожило. Вот это-то состояние и выражает пророк словами: Коль сладка гортани моему словеса Твоя, паче меда устом моим. Словеса означают заповеди Божии. Не такую, говорит, сладость оставляет в гортани мед, какую в душе – исполнение заповедей. Нужно заметить, что сочувствия к плотскому, страстному, самоугодному, долго еще прорываются из сердца и по обращении, и после опытов трудничества над очищением сердца. Можно сказать, что на первых порах сочувствие все лежит на стороне прежней, страстной жизни, оно только удерживается в пределах силою решимости. Потом начинает являться сочувствие к добру, далее оно уравновешивается с противоположным сочувствием к страстному, после берет верх над сим последним, затем сочувствие к страстному умирает, а наконец и все страстное, плотское, самоутодливое становится неприятным, душа начинает мерзить им. Это уже есть, как замечают св. отцы, свидетельство очищения сердца от страстей. Об этом и говорит здесь пророк: возненавидел всяк путь неправды. А как он дошел до этого? Разумех, говорит, от заповедей Твоих, уразумел, что шествие по заповедям Твоим есть едино на потребу (см. Лк.10:42) и вступил на путь их; шествуя же ими, возлюбил их, так как они производили сладость в душе моей.
ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ ОСМИСТИШИЕ (Ст. 105–112).
105. Светилник ногама моима закон Твой, и свет стезям моим. 106. Кляхся и поставих сохранити судбы правды Твоея. 107. Смирихся до зела: Господи, живи мя по словеси Твоему. 108. Вольная уст моих благоволи же, Господи, и судбам Твоим научи мя. 109. Душа моя в руку Твоею выну, и закона Твоего не забых. 110. Положиша грешницы сеть мне: и от заповедий Твоих не заблудих. 111. Наследовах свидения Твоя во век, яко радование сердца моего суть: 112. Приклоних сердце мое сотворити оправдания Твоя в век за воздаяние.
Четырнадцатое осмистишие идет под буквою нун, что означает «племя». Племя, или родство, – отец, мать, дядя, прадед, внук, правнук, со всеми прочими ветвями отрождений. Есть своя племенность и в проявлениях греховной жизни. Св. Иоанн Лествичник допрашивает всякую добродетель и всякую страсть: кто у них отец и мать, кто дети и дочери, и кто прочие родные? Значит, он представляет каждый вид добродетелей, а равно и всю добродетельную жизнь в виде доброго племени с родоначальниками и отрождениями их. Не другое что делают и св. апостолы, когда обозревают разом всю совокупность добродетелей. Св. апостол Петр пишет: получили вы дары благодати, теперь «тщание все привнесите, подадите в вере вашей добродетель, в добродетели же разум, в разуме же воздержание, в воздержании же терпение, в терпении же благочестие, во благочестии же братолюбие, в братолюбии же любовь» (2Пет.1:5–7). Что это, как не перепись племени добродетелей? То же племя описывает и св. апостол Павел, когда исчисляет плоды Духа (Гал.5:22), и в словах Спасителя о блаженствах не то же ли видится? Какие добродетели вводят в рай? Смирение, сокрушение и плач о грехах, кротость, правдолюбие, милостивость, чистота, миротворство, терпение и проч. Вот райское племя! Подобно сему, и в настоящем осмистишии пророк изображает племя добродетелей, в каждом стихе указывая на одну или две из них, существеннейшие в духовной жизни, и не перечисляя их предварительно. Рассмотрение каждого стиха дает каждому видеть, какую добродетель восхваляет он в нем, а равно и то, в каком отношении поставляет ее к другим, сопредельным ей добродетелям, или вообще к духовной жизни.
Светилник ногама моими закон Твой, и свет стезям моим. Кто может так говорить, кроме веры, истинной, несомненной, не допускающей никакого раздвоения мысли? Вера есть дар благодати, но семя ее положено в естестве нашем. Уму нашему следовало бы ясно зреть духовное и передавать его в руководство душе. Ум – естественное окно в духовный мир. Но так как грехом он помрачился и даже закрылся, а жить человеку без ведения о духовном невозможно, то милосердному Господу благоугодно было дать внешнее слово, в откровение сокровенных духовных и божественных вещей. Когда слово это принимается живою верою, тогда выходит то же, что если бы сам ум видел те предметы. Вера протирает это потускневшее окно, обращенное к духовному миру. Как глаз видит все предметы вещественные, так вера видит предметы духовные, каждый на своем месте, в своем порядке и в своих отношениях к другим. Шествие путем веры очищает ум и возвращает ему, действием благодати, потерянную им способность зреть духовное и божественное. Тогда и он, срастворившись с верою, силою Духа Божия, опять сделается окном в божественный мир. Другого пути туда нет. Суемудренная философия, сколько ни пыталась разгадать ту область, всегда порождала только призрачные представления, иногда очень красивые, но всегда ложные (ст. 106). Решимость угождать Богу и постоянная о том ревность есть первая дщерь веры. Что говорим мы при крещении? «Отрицаюся сатаны и всех дел его и всего служения его, и сочетаваюся Христу Господу», с обетом во всем всегда исполнять волю Его. Не то же ли мы повторяем и в покаянии, когда возымеем несчастие пасть горьким падением по крещении. Все это то же, что кляхся и поставих сохранити судбы правды Божией. Кляхся и поставих, то есть с клятвою положил себе закон правилом всей жизни моей. «Пророк, – пишет блж. Феодорит, – клятвою наименовал твердое решение души, так как большая часть дел подтверждается клятвою» [6, с. 595]. Судбы правды – присуждения, определения правды Божией, – то же, что воля Божия, выраженная в откровенном Слове Его. Кто скрепил себя таким решением – сохранити судбы правды Божией, – и ревнует быть верным данному слову, тот скорее умрет, чем нарушит клятву свою. Отсюда мученики, отсюда подвижники и все преуспевшие в святости жизни. Эта ревность составляет душу святой и богоугодной жизни. Она то же, что паровоз на железных дорогах или паровик в пароходах. Пока она жива – движения жизни духовной не прекращаются, и преспеяние в ней растет и растет. Породив ревность, вера освещает потом и весь путь ревнителя. Она сказывает, что должно делать вообще, как поступать в каком-либо частном случае, когда дорога разветвляется и дает многие стези; она же внушает, как держать себя, когда все благоприятствует делу нашему; и она же учит, как действовать при повсюдных противлениях ему. Таким образом, кто ходит при свете веры, восприяв без размышления всю богооткровенную волю Божию, тот ходит, как при свете ярко светящего солнца, и ни за что не споткнется. И мощно шествие такого человека, вера его не замечает препон и делает его многосильным. «Во всех препобеждаем», – говорит св. апостол (Рим.8:37). Такова ревность, порождаемая и воодушевляемая верою! Хочешь ли преуспевать? Молись: Господи, приложи мне веру сильную и не колеблющуюся!
Словами: смирихся до зела – пророк указывает на бедственное и уничиженное свое состояние. Может быть, говоря это, он разумел не себя лично, а вообще состояние человека грешника, необлагодатствованного и находящегося под влиянием греха. Но очевидно, что это говорит ревность пророка, порожденная верою, которая ревнует сильно, но без самонадеянности, без присвоения себе чего-либо. «Пророк, – пишет блж. Феодорит, – не просто сказал: смирихся, но: смирихся до зела, т.е. до крайности, и говорит это тот, кто, будучи царем и пророком, имел приобретенное добродетелью дерзновение к Богу и к людям, обилуя богатством и покорив всех своих врагов. Но и тут не хотел он возлагать надежду ни на мудрость, ни на мужество, ни на правду свою. Прося жизни (живи мя) у Могущего дать жизнь, он просит не жизни безусловно, но жизни разумной, сообразной с законом, обретающей славу свою в Божием законе» (6, с 595]. Так чувствуют, так мыслят и все ревнители спасения и богоугождения. Знают они, что это должно совершиться взаимодействием свободного произволения и благодатной помощи, но испытав многократно, что «еже хотети прилежит им, а еже содеяти доброе, не обретают» (Рим.7:18), они ни во что ставят свое произволение и ожидают всего от единой благодатной помощи. Потому ее исключительно испрашивают в молитве, ей приписывают всякое дело свое, ничего не присвояя себе, и всегда ни во что вменяя себя и не придавая себе никакой цены, какими бы совершенными ни считали их люди. Смирение – отличительная черта преуспевающих. Потому и ревность веры, соединенная с таким смирением, может говорить, что все может, но не иначе, как о укрепляющем ее Господе (Флп.4:13), потому и исповедует: «Благодатию Божиею есмь, еже есмь» (1Кор.15:10). Вслед за тем пророк просит принять от него и те молитвы, которые не указаны в законе, и которые он называет вольными, или, что то же, произвольными. Вольная уст моих, то есть то, что самоохотно изрекают уста мои, благоволи, Господи, принять от меня, и судьбам Твоим, т.е. тому, что присуждено и определено волею Твоею, что составляет прямую Твою заповедь, научи меня, – научи узнавать то, во всяком случае, и исполнять с умением, во благоугождение Тебе. «Большую часть преспеяний в добродетели, – говорит блж. Феодорит, – предписывают Божественные законы, но присовокупляет нечто от себя и доброе произволение. Так и жертвы: были и узаконенные, были и произвольные. Жертвы о грехе и преступлении, жертвы о неведении повелевал приносить закон, они, как бы некоторый долг, воздаваемы были Богу, а жертвы, приносимые по доброму произволению, именовались дарами. Так и ныне: целомудрие и правду предписывает евангельское слово, а девство и воздержание от брачной жизни, нестяжательность, отшельническая жизнь, пребывание в пустыне, это – дела доброго произволения, не состоящие в пределах закона. Пророк такого рода дела назвал вольными, потому что они не подлежат законной обязательности, а составляют плод боголюбивого произволения, и потому справедливо называются вольными» [6, с. 595]. Человек, решившийся благоугождать Богу, уже не довольствуется тем, что предписано в законе, а, стараясь о точном исполнении предписанного, находит нужным принести в жертву Богу и свое благое произволение, – и таким образом всего себя предает в руки Божии.
Душа моя в руку Твоею выну, и закона Твоего не забых. О себе, о своей участи он нисколько не думает, потому что душа его всецело в руце Божией. Обидел ли кто его – он порывается не на то, как бы отстоять себя и взыскать за обиду, а на то, как бы не рассердиться, не допустить движения мести, не почувствовать неприязни к обидевшему и расположить себя простить ему со всею охотою. Мое дело, говорит он, простить от души, а что будет дальше – это не мое дело, обо мне заботится сам Бог: душа моя в руце Его. Такое предание себя воле Божией дает ему воодушевление на дела благие и исполняет нравственной силою. Всякое дело, какое ни возьмите, окружено опасностями или возможными неприятными последствиями. Возьмите пост: сколько опасений посевается при наступлении его! И желудок-то расстроится, и болезнь схватит, и дела остановятся, и чего-чего не наговорят! Но кто сказал однажды навсегда: душа моя в руце Божией, того не потревожат подобные опасения. Так и во всяком деле, и во всей жизни. Опасения из-за добродетели тревожат обычно того, кто сам думает устроить свою судьбу, без воли Божией. Вот и придумывает он разные способы вводить их в дело, а все тревожится, все опасается за успех. Такова участь всех надеющихся на себя. Да и Бог за то, что они не предают Ему душ своих, не оказывает им Своей помощи. Он как бы так говорит им: Ты сам, своими способами, хочешь улаживать все в жизни твоей, – ну и улаживай! Я тебе не помощник». А между тем, как много опасностей на пути к доброделанию, как много сетей расставлено, со стороны врагов видимых и невидимых, человеку, вступившему на путь спасения! О таких сетях и опасностях пророк и говорит в следующем стихе: Положиша грешницы сеть мне: и от заповедий Твоих не заблудих. Пророк говорит, что расставленная ему со стороны грешников сеть не повредила ему, и, конечно, не повредила потому, что душа его предана была в руку Божию. Всецелая преданность в волю Божию охраняла и спасала его от всех сетей, как ни хитро они сплетаются, а он все продолжал неуклонно идти путем заповедей Божиих. Сети грешников – это приманки и устрашения со стороны мира и миролюбцев, со стороны демонов. Влечения ли страстной и греховной стороны, возбуждаемые приманками, или неприятности, гонения, лишения, опасности жизни нападают на шествующего путем богоугождения, дабы отклонить его от заповедей Божиих, – в том и другом случае, чтобы устоять на пути, нельзя обойтись без терпения. Терпение преодолевает напасти, терпение устаивает и против соблазнов. Не будь его – шага нельзя сделать на этом пути. В том же смысле передает мысль пророка и блж. Феодорит: «Много и люди, и демоны сплетают всякого рода козней, но я решился с терпением идти неблазненным путем заповедей Твоих» [6, с. 596]. Мать терпения – та же вера. Она знает, что все, встречающееся в жизни, идет от Бога, и все направляется к вечному нашему спасению. Бог ничего не посылает такого, что могло бы ввергнуть нас в грех и послужило бы нам в пагубу, а если, по попущению Божию, и бывает какое-либо искушение, то для того, чтобы, преодолев влекущее нас на грех, получить нам венец правды за твердую верность заповедям Господним. Следовательно, выдержи только это время искушений, – и то, что представляется таким тяжелым, принесет отраду здесь и заготовит елей для вечной отрады там. Верующие так и терпят, и нет силы, которая превозмогла бы терпение их. Терпение от веры – это сила Божия, действующая в сердцах терпящих. По внешнему виду, оно представляется чем-то суровым, безотрадным, но внутри его движется отрада, столь сладостная, что с нею не может идти в сравнение никакое утешение мирское или житейское. Радость духовная есть неотложное достояние тех, которые с терпением постоянны в добре. Это самое и выражает пророк в следующем (111-м) стихе: Наследовах свидения Твоя во век, т.е. принял их, как принимают богатое наследство, усвоил их себе и в век не расстанусь с ними, ибо они радуют сердце мое, не в будущем только обещая радость, но теперь исполняя сердце радостию, и потому суть радование сердца моего Не правда ли? подумайте только, чего мы все до единого желаем? Желаем счастия. А что такое счастие? Это такое состояние, которое радует сердце. Счастлив тот, кого радует все, что есть в нем, у него и около него. А вот вам и средство к тому: примите свидения Божии, определения воли Божией, засвидетельствованные Самим Богом, примите, как пророк, со всею любовию и желанием, и пребываите в них, с твердым намерением во веки быть верным им – и это прольет в сердце ваше радость, которая и не отойдет от него во веки, так что переход от сей жизни в другую будет для него ни чем иным, как переменою радости здешней на радость нескончаемую и неописанную. Что это так, в этом уверяет нас пророк собственным опытом. Не другое что внушает нам и Господь в проповеди Своей о блаженствах. Все содержание его беседы в кратких словах таково: хочешь быть блаженным, то есть всесторонне счастливым, – будь смирен, сокрушен сердцем, кроток, правдолюбив, милостив, чист сердцем, миротворец, терпелив и благодушен. А что это, как не «восприими свидения Мои, как наследство, и не расставайся с ними во век»? «Нечестивому же несть радоватися» (Ис.48:22), не только тому, кто прямо восстает против Бога и святых свидений Его, но и тому, кто хоть и исправен во внешнем поведении, но в сердце поставляет последнее благо свое не в Боге и не в общении с Ним. Но ощущаемое здесь радование сердца есть только начаток и ручательство за неописанное радование в вечности. Господу угодно было объявить, что ревнителей об исполнении оправданий Его в будущем ожидает радование, перед которым здешнее и в сравнение идти не может. То радование не описанно, между тем и оно имеет свои меры: чем больше кто потрудится здесь, тем большего радования сподобится там. В этой-то мысли пророк и решил в себе: если так, то я во век буду блюсти определения Божии, и потом (в ст. 112) объявляет всем о таком решении своем, т.е. что он преклонил сердце свое творить во век оправдания, в надежде воздаяния. Очевидно, что надежда здесь обращена на будущее, но и земное пребывание длится немало и, следовательно, имеет свое будущее в пределах своего продолжения. И эта надежда – от веры в обещанное воздаяние. Таким образом, надежда выдает вере дань, как родоначальнице своей. Под взаимным их влиянием сеется святая жизнь, имеющая последнею целию созидание любви в сердце. Вера, окрыляемая надеждою, учит верно ходить в заповедях и оправданиях Божиих. Этот труд хождения и есть прямое их дело, но из него вырождается, наконец, любовь полная, чистая, всепоглощающая. Сама – пламень, она обращает в пламень и веру, и надежду, – тогда весь дух человека становится пламенем. Это и служит свидетельством того, что он стал чист, и Бог, в Троице поклоняемый, начал почивать в нем, благоволением Отца, святынею Духа и кроплением крови Иисус-Христовой.
ПЯТНАДЦАТОЕ ОСМИСТИШИЕ (Ст. 113–120).
113. Законопреступныя возненавидех, закон же Твой возлюбих. 114. Помощник мой и заступник мой еси Ты: на словеса Твоя уповах. 115. Уклонитеся от Мене, лукавнующии, и испытаю заповеди Бога моего. 116. Заступи мя по словеси Твоему, и жив буду: и не посрами мене от чаяния моего: 117. Помози ми, и спасуся, и поучуся во оправданиих Твоих выну. 118. Уничижил еси вся отступающыя от оправданий Твоих: яко неправедно помышление их. 119. Преступающия непщевах вся грешныя земли: сего ради возлюбих свидения Твоя. 120. Пригвозди страху Твоему плоти моя: от судеб бо Твоих убояхся.
Заглавная буква к этому осмистишию самек – «подпора». Здесь выставляются такие нравственные расположения и решения воли, которые служат как бы подпорою всей богоугодной жизни, проводимой в верном исполнении заповедей. В числе первых подпор ставятся: решение воли любить закон со стороны человека (ст. 113) и всегда готовая для этого помощь со стороны благодати (ст. 114). Когда обе эти подпоры соединяются в деятельности человека, тогда он с дерзновением выступает на путь богоугождения (ст. 115–116), надеясь, однако ж, не на свою силу, но на помощь Божию, и уповая успеть во всем, при ее содействии. Далее пророк указывает, чем поддерживать эти самые опоры богоугодной жизни, именно: молитвою (ст. 117), припоминанием Божия непощадения грешников (ст. 118), усмотрением того, как жизнь их безотрадна (ст. 119), и особенно – страхом Божиим, который возбуждается представлением страшных судов Божиих (ст. 120). Посему настоящее осмистишие можно назвать продолжением предыдущего, как изображающего племя добродетелей в жизни по Богу.
Под словом законопреступныя разумеются здесь люди или совокупность людей, т.е. весь мир, со всеми его помыслами и злыми обычаями. Я возненавидел, говорит пророк, не только преступления закона, но и все соприкосновенное с тем и ведущее к тому, закон же Твой возлюбих. От того отвратился сердцем, а к этому прилепился. Ненависть ко греху растет вместе с любовию к добродетели. Опора доброй жизни есть собственно эта любовь, а ненависть ко греху проявляется только в минуту появления греха с целию приманить к себе. Тогда любовь к добру обнаруживается ненавистью к злу и опаляет зло, при первом его появлении. Против этого движения любви не может устоять и сама злоба сатанинская. Но и тут нельзя подвижнику добродетели обойтись без помощи Божией и заступления от напастей и злобы врага. Такую помощь и такое заступление от Бога пророк и исповедует в следующем стихе: Помощник мой и заступник мой еси Ты. Уверенный во всегдашней готовности помощи Божией и Божия заступления, как в своем собственном бытии, он и сам в себе говорит, и пред другими исповедует (Пс.117:6): «Господь мне помощник, и не убоюся, что сотворит мне» злоба врага! Кругом меня полчища его, а я ложусь спать и спокойно сплю и встаю, не испытывая никакой тревоги, ибо знаю, что «не воздремлет, ниже уснет храняй» меня Господь (Пс.120:4), по благости Своей. На словеса Твоя уповах, т.е. всю надежду я возлагал на обетования, данные людям от Бога, с уверенностью в непреложности их. Уповая на сии обетования, человек вступает на путь добра, и удостоверенный многими опытами жизни во всегдашней благости и готовой помощи Божией, он исповедует пред Богом: теперь я совсем возложил упование мое на словеса Твои. Сначала еще могли быть кое-какие колебания, а теперь нет более им места. Без помощи Божией нельзя преуспеть в добре. «Без Мене не можете творити ничесоже», – говорит Господь (Ин.15:5). На эту-то помощь и надо возложить упование, а возложив, возжелать ее и взыскать. Упование на помощь Божию есть сама живительная сила на добром пути. Потому-то враг всячески старается не дать ему вселиться в сердце, и когда вселится, он усиливается ослаблять его. А между тем оно все-таки растет и растет. Опыты Божией помощи питают его и возращают. Когда же оно окрепнет, тогда уже от всего сердца исповедует человек: Помощник мой еси Ты, Господи, на словеса Твоя возуповах.
Кто чувствует в себе силу, тот смело говорит преграждающим ему путь: подите прочь! Так и возлюбивый закон Божий и возвысившийся до крепкого упования на Бога, в чувстве силы не своей, а Божией, говорит и бесам, и злым людям, и злым обычаям и помыслам, словом, всему, что может мешать ему идти избранным от него путем: Уклонитеся от Мене! В этом выражается мужество и дерзновение, с коими возлюбивший заповеди идет путем их. Так и должно, иначе нет надежды, чтобы этот путь был совершен благополучно. Мужественно вступающий на путь добродетели говорит помыслам и демонам: Уклонитеся от Мене. Я положил себе ходить и буду ходить только в заповедях Божиих, никакие ваши лести и козни не собьют меня с пути, буду испытывать заповеди Бога моего и делом проходить их. «Не просто, – поясняет блж. Феодорит, – буду следовать им, но испытаю их во всей точности, чтобы ничто в них не укрылось от меня, и чтобы исполнено было мною все, что поведал Господь всяческих» [6, с. 596–597]. Если взять эти слова вне связи с целым, то они отзываются как будто самоуверенностью, которая никогда никого ни к чему доброму не приводила. В связи же, они означают только дух, дышущий мужеством, черпающий его из крепкого упования на Бога, к Которому и обращается в молитве: Заступи мя; «сподоби, – говорит блж. Феодорит, – заступления Твоего меня, принявшего намерение идти путем заповедей Твоих, чтобы, обманувшись в надежде, не быть мне исполненным стыда» [6, с. 597]. Так говорит непосрамляющее упование, привлекающее к себе силу Божию, опирающееся на ней. «Все могу», – говорит он, но только «в укрепляющем меня Христе» (Флп.4:13), и верует, что Господь близ. Но так как он сам законоположил, дабы и мужающие и дерзающие о Нем взывали к Нему, то пророк и взывает: заступи, – хоть и уверен, что заступление Божие уже ограждает его по неложному обетованию Его. И жив буду – разгоню, т.е. врагов, останусь цел во всем моем нравственном устроении и еще большую восприиму жизнь от Тебя. И не посрами мене от чаяния моего. Не за себя стоит пророк, а за славу Того, на Кого он уповает. Все знают, что он уповает на Бога и уповает по слову Его. Если Бог попустит врагам одолеть Его, то покажется, что он напрасно уповал на Бога, и еще более, что Бог не верен в обетованиях Своих. Потому-то пророк часто повторяет в псалмах своих, когда обращается к Богу с молитвою о помощи: «Да не постыжуся, яко уповах на Тя» (Пс.24:20), не как на бессильного или немогущего помочь. То же значат и слова: не посрами мене от чаяния моего
Здесь пророк умоляет Бога о помощи. «Хотя пророк и сказал, – говорит св. Афанасий, – заступник мой еси Ты (см. выше ст. 114), но чувствует нужду и в непрестанной помощи, ибо пока человек еще здесь, то не может сказать утвердительно: спасусь» [3, с. 382]. Упование, как бы оно сильно ни было, не отменяет молитвы. Молись – придет помощь и увенчает успехом мужественное воодушевление твое. Так как ты не можешь знать, когда подступят враги и поднимут бурю помыслов и страстных движений, то непрестанно молись: «Боже, в помощь мою вонми! Господи, помощи ми потщися» (Пс.69:2). Уповающего и молящегося в уповании вражеские нападения никогда не застанут врасплох, они даже и подступить к нему не посмеют. Уповательная молитва прикрывает душу и некоторого рода осенением, оттого врагам и не видно, куда метить стрелами своими. И молящийся так бывает подобен птице, высоко парящей в воздухе. Ни сетью ее не поймаешь, ни стрелою не достанешь. Но когда она, заметив лакомые зернышки, слетит сверху и станет клевать их, тут и в сеть впутаться может, и подстрелить ее удобно. Так и молящийся неуловим для врагов, ибо высоко возносит его дух молитвенный. Но если он, оставив горнее, ниспадает на дольнее и начнет соуслаждаться то тем, то другим, то немудрено, что уловят его и увлекут на непотребные дела. А кто виноват? Не оставлял бы молитвы, так она и не допустила бы до падения.
Господь Бог многомилостив, и до того многомилостив, что если смотреть на одни его милования грешников, то может показаться, что он как будто поблажает греху. Чтобы не блажило кого-либо такое неправедное помышление, Бог Сам чрез того же пророка учит, чтоб из милостей Его не заключали о поблажке греху. Я молчал, говорит Он грешнику, и не наказывал тебя, ожидая твоего обращения, а ты думал, что Я подобен тебе, что поблажаю греху, нет – Я обличу тебя, и тебе самому представлю пред очи, сколько ненавистен Мне грех (см. Пс.49:21–22). А чтобы не подумали, что Бог грозит только на словах, угрозы Свои Он приводит нередко и в самое дело. И поразительные суды Его над грешниками переходили и переходят из рода в род, отрезвляя расслабляющихся и пробуждая предающихся нерадению. Вот об этом действии судов Божиих и упоминает здесь пророк: «Буду же, – как бы так говорит он, по истолкованию блж. Феодорита, – буду иметь усердие к исполнению заповедей Твоих, зная, что нарушители их были уничижаемы и посрамляемы Тобой». Яко неправедно помышление их. Здесь нужно видеть указание на всякое неправедное помышление, на всякий злой помысл, противный воле Божией и склоняющий на грех и страсть, и помнить, что не дела только карает Бог, но и помышления сердца, лелеемые втайне. За что поражены смертью Анания и Сапфира? За неправедное помышление, что можно солгать Духу Святому, можно купить дар Духа Святого (см. Деян. гл. 5 и 8).
Преступающыя – то же, что преступники, или нарушители закона. Непщевах, от «непщевати», – то же самое слово, что и в 39-м стихе, только здесь (в ст. 117) оно имеет другой оттенок мысли. Там оно означает «задумывал, имел в помышлении», а здесь это непщевах (греч., лат. reputabam) употреблено в смысле «размышлял, соображал, перебирал в мыслях». Перебрал я, говорит пророк, в мыслях моих всех грешников земли, преступающих волю Твою, – и сего ради возлюбих свидения Твоя. Это значит вот что: достаточно одного взгляда на состояние грешников, чтобы возгореться усердием к исполнению заповедей Божиих. «Обратил, – добавляет блж. Феодорит, – все усердие к исполнению Божиих словес, как познавший вред преступления закона» [6, с. 597]. И кто же не знает, что есть Бог, что Он о всем промышляет, что Ему должно угождать исполнением воли Его, что вот-вот смерть, а по смерти – отчет, и по отчете – решение. Да, знает это грешник и, пожалуй, расскажет вам все преисправно; но, по обычной своей беспечности о душе своей, не радит о том и не извлекает из своего знания никакого приложения к жизни своей. Такую-то слепоту напускает на него грех, или точнее, враг, началовождь греха. Живет грешник так, как-будто нет ни Бога всемогущего, ни смерти, всегда готовой взять его, ни суда, на котором уж никак не оправдаться ему. Далеко вперед, – ну он и не засматривает: ныне, завтра, а дальше нейдет. Большею же частию, даже и этого не бывает, и взор его ограничивается одним настоящим. Слепота, неустанная хлопотливость и туга – вот что в душе грешника, в большей или меньше мере. Оттого душа его покрыта мраком, мрачными тенями, наводящими ужас. Таким всегда и видят их небесные силы и святые Божии. По такой темности узревают их и бесы, как своих, входят в них и совершают в них свойственные им злодейства (Мф.12:44–45). Все это зрел пророк, и сего ради возлюбил свидения Божии. Если бы и всякий грешник был повнимательнее к состоянию души своей и почаще, подобно и пророку-псалмопевцу, припоминал, сколь пагубны последствия греха, в нем непременно возродился бы страх Божий и возгорелось бы усердие скорее претерпеть смерть, нежели поблажать греху. И как только касается сердца человеческого страх Божий, с ним вместе зачинается и спасительная жизнь по Богу, как поет о том Св. Церковь: «Страха ради Твоего, Господи, во чреве прияхом, и поболехом и родихом дух спасения» (Канон во Св. Четыредесятницу, песнь 5). Страх этот, вместе с преспеянием в жизни по Богу, изменяется, но всегда остается страхом, отрезвляющим, остепеняющим, учащим вниманию и бодрости, чтобы не допустить чего недолжного. Есть в нас высшая сторона – духовная, и есть низшая – душевная, животная, плотская. Та назначена для Бога, а эта для жизни на земле; та лежит к Богу, а эта холодна к Нему. Когда там страх, – эта не трогается страхом; не трогаясь, может буйствовать, восставать на дух, и не только беспокоить, но и побеждать его. Зная это, пророк молится, чтобы страх Божий проник и эту, низшую, часть его существа. Пригвозди, говорит, страху Твоему плоти моя, чтобы как дух благоговеинствует пред Тобою, так и низшие силы мои, проникнувшись страхом Твоим, не смели восставать против заповедей Твоих, а безмолвно покорствовали им. Блж. Феодорит влагает в уста пророка такую речь: «Душа моя облечена в страх Твой, но так как тело и члены тела противятся душе, то умоляю пригвоздить и их сим страхом, чтобы, став мертвыми для греха, следовали они руководству души. Это то же самое, что изречение апостола: «Умертвите уды ваша, яже на земли: блуд, нечистоту, страсть, похоть злую и лихоимание, еже есть идолослужение» (Кол.3:5), и еще: «Христови сраспяхся: живу же не ктому аз, но живет во мне Христос» (Гал.2:19–20). Таким образом, пригвождение плоти гвоздями страха Божия, или, что то же, умерщвление плоти и всех удов, яже на земли, есть последняя и, должно сказать, самая надежная опора доброй нравственности.
ШЕСТНАДЦАТОЕ ОСМИСТИШИЕ (Ст. 121–128).
121. Сотворих суд и правду: не предаждь мене обидящым мя. 122. Восприми раба Твоего во благо, да не оклеветают мене гордии. 123. Очи мои исчезосте во спасение Твое и в слово правды Твоея: 124. сотвори с рабом Твоим по милости Твоей, и оправданием Твоим научи мя. 125. Раб Твой есмь аз: вразуми мя, и увем свидения Твоя. 126. Время сотворити Господеви: разориша закон Твой. 127. Сего ради возлюбих заповеди Твоя паче злата и топазия. 128. Сего ради ко всем заповедем Твоим направляхся, всяк путь неправды возненавидех.
Заголовок к этому осмистишию – аин, что значит «глаз». Глаз есть окно, чрез которое душа видит все, находящееся и происходящее вне ее. Но есть в нас и духовное око, через которое созерцается мир духовный, божественный. Это ум, или дух, ведающий Бога, исповедающий Промысл Его, научающий покорности Ему, во всем стремящийся к Нему и видящий в Нем последнее благо свое. Но в естественном состоянии око это помрачено и не зрит ясно. Отверзается же оно к яснозрению благодатию Святого Духа в верующем христианине, и только после этого начинается настоящее действование зрения духовного. Состояние это и есть состояние духовного созерцания. Тайны, какие видит духовный созерцатель, суть те же, которые открыты нам в Слове Божием, и которые постигаются чрез веру, надежду и любовь. Всеми этими силами духа определяется и держится жизнь в Боге, сосредоточенным проявлением которой бывает преданность Богу. Преданный Богу живет в Боге, пребывает т.е. в Нем неотлучно своим сознанием и вниманием. Оком ума прилепляется он к Богу и забывает все стороннее, как будто его нет и не было. В этом одном сладость и рай его, сюда стремятся все желания его, отсюда исходит всякая энергия его, в этом состоят все цели его. О таковом устремлении умных очей к Богу очень часто говорит св. пророк: «Очи мои выну ко Господу» (Пс.24:15), «Яко к Тебе, Господи, очи мои» (Пс. 140:8) и в др.
И преданного Богу окружают непрятности, иногда видимые, но всегда невидимые. Бог покровитель тем, которые свои Ему, и работающие Ему сознают это, исповедуя пред всеми и пред самими собой, что если они еще живы, то потому только, что десница Господня покрывает их. Отыми Господь десницу Свою – и враги живых их пожрут (см. Пс.123:2). В чувстве сей-то всегда грозящей беды, они и взывают: не предаждь мене. Но при этом совесть может заграждать уста иному: взываешь ты – не предаждь, говорит она ему, а сам себя предаешь тому, что ненавидит Бог, – предаешь греху и всякой неправде. Пророк уверяет, что этого нет за ним, что он не сознает за собою ничего неправого, и потому с дерзновением говорит: Сотворих суд и правду, или так: «Тебе, Господи, не за что предавать меня врагам моим, не за что отымать от меня защищающую меня десницу Твою». Но кто же может сказать, что он чист пред Господом? «Никтоже, аще и един день житие его на земли» (Иов.14:5). Как же можно говорить: Сотворих суд и правду? Можно, но в таком смысле: все, зависящее от меня, я делаю, дабы быть верным правде, сознательно нейду против заповедей Твоих и против воли Твоей: совесть моя не уличает меня в том. Я всегда хочу и стремлюсь быть верным правде. Есть грехи, но грехи немощи, неведения, и нечаянностей, а чтобы задумать грех и злонамеренно привести его в дело, – этого со мною не бывает. Так могут говорить очень немногие. Блж. Феодорит спрашивает: «Кто имеет столько душевной чистоты, чтобы с дерзновением повторить слова пророка? Тот, кто, подобно апостолу, может сказать: «Похваление наше сие есть свидетельство совести нашей» (2Кор.1:12). Вот по этому-то свидетельству и говорит так пророк. Правда, и он имеет тяжкий грех, но очистил его искренним покаянием. Покаяние смывает нечистоту греха, и после греха дает совести дерзновение свидетельствовать: сотворих суд и правду, особенно когда прямо от Самого Бога изречено прощение». Итак, будь верен правде, или заповедям Божиим, если желаешь, чтобы упование осеняло душу твою и ты мог с дерзновением изрекать к Богу: не предаждь меня.
Враги не всегда явно нападают и причиняют человеку обиду, нередко делают они это и скрытно. Самое обычное для этого у них средство – злословие и клевета. Главным деятелем в этом случае – сатана-клеветник. Он сеет между людьми клеветы, подозрения, пересуды, клевещет даже пред Богом, как, например, клеветал на Иова (см. Иов.1:9–11). Клевета есть наичувствительнейшее зло. Против обидящих пророк говорит: не предаждь, а против клеветников – восприими, т.е. возьми меня на руки, подними на такую высоту, чтобы стрелы клеветы на досягали до меня; восприими во благо, т.е. в Твое благорасположение и в Твое благоволительное внимание. У Господа Бога много средств к тому, – и Он нередко являет это делом, но Ему не всегда угодно бывает отражать клевету, хотя все же Он приемлет оклеветанного во благо. Бывает это так, что, оставляя клевету с ее злом среди людей действий, Он дает оклеветываемому ощутить благоволение Свое к нему и, вместе с тем, благо от самой клеветы, о чем и молит пророк. Но основание той надежды, что он будет услышан, и здесь то же, что выше, то есть усердное работание Богу в исполнении святых Его заповедей. Потому-то и говорит он: Восприими раба Твоего. Усердное работание Богу, безукоризненное свидетельство совести, – вот что дает дерзновение прибегать к заступлению Божию при клевете и что источает в сердце сладостное утешение.
Стих этот есть полное изображение истинно уповающего на Бога, который в чувстве искренней веры и любви говорит: глаза мои от усиленного обращения к Тебе, Господи, ослабели, изнемогают. Тот же смысл слова эти имеют и в переводе с еврейского: «Истаевают очи мои, ожидая спасения Твоего и слова правды Твоей». Истина непреложная, что неверный заповедям Божиим не может возводить к Богу уповательных очей ума своего. И Спаситель говорит, что Отец услышит всякого просящего во имя Его, но только тогда, когда при этом он любит Его и сохраняет заповеди Его (Ин.14:14–15). Нельзя пропустить без внимания наведение из этого стиха, делаемое св. Афанасием Великим, который говорит: «Очи мои исчезосте во спасение Твое, то есть в Божественное пришествие, от которого я ожидаю спасения и себе, и всему роду человеческому» [3, с. 382]. Верность заповедям есть основа упования, но крылья восхождению упования пред лице Отца Небесного подает вера в Господа Спасителя. Посему Господь и сказал, что молящийся Отцу услышан будет не ради только того, что заповеди Его исполняет, но если, при исполнении заповедей, просит еще во имя Его. Вера в Бога – дверь пред лице Божие, а шествие к этой двери и прохождение чрез нее есть исполнение воли Божией и хождение по заповедям Его. То и другое: и веровать, и заповеди исполнять – необходимо.
Исповедуя рабство свое Богу, пророк не скрывает, что ходит в воле Его; но вместе с тем сознает, что может согрешить и праведник, потому что нет человека без греха, а потому он и молится: сотвори с рабом Твоим по милости Твоей. «Хотя и сделал, – говорит св. Амвросий, – что-либо доброе, но обязан был сделать более, как раб. Таким образом, хотя бы мы все повеленное сотворили, не пристало нам тотчас возноситься, но уместнее смиряться, ибо коль скоро мы сделаем что-либо, это не значит; что уже сделали все, лежащее на нас, как на рабах» [7, с. 387]. Сотвори по милости – можно разуметь как молитву о благодатной помощи. При всем желании быть верным Тебе, не надеюсь явиться таковым, посему и прошу от милости Твоей помощи себе. В последующих словах: и оправданием Твоим научи мя – заключается как бы ответ на вопрос, какую тебе сотворить милость?! Никакой, говорит, другой мне не нужно, кроме той, чтобы Ты научил меня оправданиям Твоим. Горю желанием быть угодным Тебе во всем, но не знаю хорошо, что Тебе угодно, а если бы и узнал, то не сумею сделать так, чтобы дело мое было благоутодно Тебе. Как раб Твой, я вседушно Тебе предан и ничего больше не желаю, как только ходить в воле Твоей, как ходят рабы по воле господ своих: только укажи, что сделать, и я тотчас сделаю, не щадя сил и живота моего. Блж. Феодорит пишет: «По естеству, все люди – рабы Божии, а по расположению – рабы те, которые охотно предают себя владычеству Божию. Пророк именует себя рабом, как принадлежащего к числу последних, и умоляет сподобить его разумения, чтобы познать Божии свидения» [6, с. 599]. Продолжением этой речи можно признать слова св. Илария: «Не найдется никого из нас, кто в молитве или в обычной беседе не называл бы себя рабом Божиим, что же особенное выражает пророк, говоря о себе то, что и всякий смело приписывает себе? Но иное дело сказать о себе, что раб, и иное – быть рабом. Наше слово выражает только сознание в совести необходимости быть рабами, а не то, что так оно и есть у нас. Пророку можно было исповедать себя рабом Божиим, – и он истинно был таким во всех отправлениях жизни своей: ходил ли или сидел, спал или бодрствовал, вкушал ли пищу или постился, голодал или насыщался, – никогда не отступал он от познанной воли Божией. Посему без смущения свободно и исповедует он: раб Твой есмь аз» [7, с. 389–390]. Вразуми мя, – он просил уже: научи, а теперь указывает, как хотел бы он быть наученным. Вразуми мя, и увем свидения Твоя, – т.е. вложи в разум и буду знать, и не просто знать, а знать с удостоверением совести, что такова именно есть святая воля Твоя, что в этом состоит прямо от Тебя исходящее свидетельство о воле Твоей.
В сих стихах пророк изображается ревнующим о богоугодной жизни не в себе только, но и во всех тех, с кем живет он, чтоб и они отличались верностию заповедям Божиим. С сокрушенным печалию по Бозе сердцем видел он, как небоязненно все и всюду разоряют закон Божий и, видя безуспешность своих усилий противодействовать злу, взывает уповательно к Богу: разорили закон Твой, Господи! Время Тебе Самому действовать, человеческие усилия тут уже не помогут. Слово «время» он употребляет, прозревая в планы промышления Божия. Бог терпит грехам, но когда уже зло усиливается чрезмерно, Он карательно поражает людей для пресечения зла. Таких опытов было немало. По этому закону был потоп, была погибель Содома и Гоморры, поражение египтян, истребление хананеев. Приводя это на память, пророк взывает: Время сотворити. Так толкует это блж. Феодорит: «Бог, – говорит он, – распоряжающий все весом и мерою, весьма долго терпит грехи человеческие, но когда видит, что, при долготерпении Его, возрастает лукавство, тогда налагает наказание» [6, с. 599]. Наши толковники полагают, что псалмопевец изрек это, стоя в пророческом духе пред явлением Сына Божия чрез воплощение на спасение наше, когда повсюду господствовали нечестие и разврат. Молитва его есть молитва о пришествии Избавителя. Болезнь созрела, время прийти Тебе, всемощному врачу и исцелить от нее больное человечество. Св. Амвросий пишет: «Хорошо сказал: Время сотворити; ибо есть – «время молчати и время глаголати» (Еккл.3:7). Пришло ему время говорить, – он и заговорил, напоминая, что пришло время пришествия Господа» [7, с. 393]. Слова время сотворити Господеви, вне контекста, можно употреблять пред началом всякого дела, посвящаемого Богу, особенно молитвы. Приступая к ней, может всякий говорить себе: делал ты житейские дела, теперь время начать и дело Божие, делать для Бога. В таком смысле употреблены эти слова в нашем служебнике пред началом литургии. Разливающаяся вокруг греховность раздражила и без того не спавшую в пророке ревность по Богу и возжгла вящщую любовь к заповедям Божиим. Забыт Бог, померкла слава Божия среди людей, предавшихся всякому греху. Но истинный боголюбец не увлекается общим потоком, а воодушевляется ревностию восстановить эту славу своею верностию заповедям, напоминая окружающим, что есть Бог, ревнитель правды и отмститель за беззакония. Сего ради, т.е. ради всего сказанного, ради того, что верность заповедям приближает к Богу, вводит в родство с Ним и преисполняет благонадежностью, – верный заповедям открытым лицом взирает к Богу, благонадежно предается Ему и дерзновенно изрекает Ему свои потребности, и духовные, и вещественные, с уверенностью в том, что он будет услышан и удовлетворен. Слова: паче злата и топазия – означают вообще: более всех других предметов, более самых драгоценных металлов и камней, коими удовлетворяются другие потребности. Продолжая высказанную мысль о том, что заповеди Божии он возлюбил паче всяких драгоценных предметов, пророк излагает подробнее то, чего потребовала от него любовь к заповедям Божиим, и в чем она выразилась. Возлюбих, говорит, заповеди, но чем же свидетельствовал эту любовь? Мыслями, словом? Нет, я свидетельствую это не словом, а делом, ибо все действия мои направляю по заповедям Твоим и ненавижу всякий путь неправды. Любовь к первым рождала, возбуждала и поддерживала ненависть к последним.
СЕМНАДЦАТОЕ ОСМИСТИШИЕ (Ст. 129–136).
129. Дивна свидения Твоя: сего ради испыта я душа моя. 130. Явление словес Твоих просвещает и вразумляет младенцы. 131. Уста моя отверзох и привлекох дух, яко заповедий Твоих желах. 132. Призри на мя и помилуй мя, по суду любящих имя Твое. 133. Стопы моя направи по словеси Твоему, и да не обладает мною всякое беззаконие: 134. Избави мя от клеветы человеческия, и сохраню заповеди Твоя. 135. Лице Твое просвети на раба Твоего и научи мя оправданием Твоим. 136. Исходища водная изведосте очи мои, понеже не сохраних закона Твоего.
Заголовок к этому осмистишию – пе, что значит: уста. Уста Божий изрекают повеления и заповеди, уста людей богобоязненных, исповедав полную покорность свою Богу, молят Его научить и дать силы в точности исполнять все, что изречено устами Его, изъявляя сокрушение и раскаяние, если случится когда отступить от того. Все это и составляет предмет настоящего осмистишия, в разных оттенках и выражениях.
Под именем свидений, или свидетельств, Божиих разумеется все божественное откровение о Боге вообще, о свойствах и делах Его, о Его творении, промышлении, устроении человеческого спасения во Христе и проч. Но так как настоящий псалом рассуждает все о заповедях Божиих, т.е. не о Боге собственно, а о том, как угодить Ему, то и в настоящем стихе под свидениями нужно разуметь заповеди Божии, правила жизни. Почему же эти свидения, эти заповеди – дивны? Что дивен Бог, дивны все совершенства Его, дивно творение и промышление Его, и особенно спасение в Сыне Божием, – это очевидно само собою: но как дивны заповеди? Дивны потому, что полны и совершенны, что обнимают в совокупности все, и каждая не имеет ни малейшего недостатка. Так говорим мы о вещах прекрасно устроенных: «Дивно хорошо, не хотелось бы глаз от них оторвать!» Дивны свидения Божии по плодам, ибо поставляют верно исполняющего их человека в свой чин и возвышают его над всем сотворенным, облекая его в богоподобие. Дивны по тому еще, куда они приводят: облекши богоподобием здесь, они по смерти вводят в область вечного покоя и блаженства. Дивны и по тому, наконец, что во многом непостижимы. Если отвлечемся от ветхого и обратимся к новому, то дивность свидений Божиих печатлеется тут на каждой черте их. Что это такое, что Сыну Божию и Богу надлежало прийти, воплотиться и пострадать? Что это такое, что без веры в пришествие, воплощение и искупление смертию Сына Божия и думать нельзя явиться угодным Богу и приблизиться к Нему, как ни живи хорошо? Что это такое, что, несмотря на такую жертву, надлежало Господу по воскресении вознестись на небо и вместо Себя послать иного Утешителя? Что это такое, что без этого вознесения, как бы проложения пути, Духу Божию нельзя было и низойти и вселиться в нас? Что это такое, что хотящий угодить Богу и спасти душу свою должен приять Духа Божия в себя, и притом так, что кроме веры, возжелания Бога и всецелого предания себя Его воздействию, необходимо приобщиться тайнодействиям, в коих одних сообщается невидимый Дух, чрез посредство видимого вещества? Что это такое, что без вседействия Духа благодати невозможна настоящая нравственная жизнь, и притом так, что Дух сей не действует без вседействия свободы и собственных сил человека? Это все дивности в общем строе жизни христианской, но и в частности сколько дивных заповедей! Ударит кто тебя в ланиту – подставь другую; хочет кто взять у тебя верхнюю одежду – отдай и исподнюю; врага люби, злодею благотвори, обидчику спускай всякую обиду, и проч. И все это внушается как совершеннейший образ действования, скорее и прямее ведущий к цели, как очевиднейшая печать истинного христианства. Соображая все это, как не воскликнуть: Дивна свидения Твоя, Господи! Сознание дивности свидений Божиих располагает дивиться им, то есть смотреть на них, углубляться и исследовать их, с любовию и желанием осуществить их потом в жизни своей. Это занятие стоит на переходе к исполнению их делом. Посему пророк и говорит, что, дивясь свидениям Божиим, душа его принялась исследовать их, и не как-нибудь, а со всем усердием: сего ради испыта я душа моя. Такое исследование держит память и внимание все на том, как жить, а постигнув красоту правил жизни, располагает к ним и возгревает ревность жить по ним.
Явление словес Твоих здесь значит то же, что: «словеса, исходящие из уст Твоих», – просвещают и умудряют младенцев. Просвещение указывает порядки и правила жизни, умудрение научает, как по этим правилам жить и действовать. Уменье жить и совершать дела добродетели всегда, в свое время, в своем месте и в своей мере, сообщающее делам привлекательное благообразие и плодотворность, – такое уменье есть великий дар Божий. Вселяется же он чрез словеса уст Божиих в тех, которые любят Слово Божие. Но Слово Божие просвещает и умудряет младенцы. Можно думать так: слово уст Божиих так приспособительно к нашему понятию, что его может разуметь и поучаться ему и малосмысленное дитя. Можно разуметь вместо дитяти и простых, неученых людей. Но прямее тут понимаются простые сердцем, хотя бы они и высоко были образованы. Слово Божие просвещает и умудряет тех, которые бесхистростно принимают его, не пытают, почему и для чего, не колеблются раздумыванием, а прямо, как слышат, так и последуют ему, что ни заповедало бы оно. И вот, когда услышал пророк из уст Божиих исшедшие заповеди, дивныя, просвещающия и умудряющия, когда возлюбил их всем сердцем и устремился на путь их, тогда не мог удержаться, чтоб не воззвать: Уста моя отверзох, – слава Богу! Свободно вздыхаю, ибо достиг того, чего желал: узнал заповеди и вступил на путь их. Но все наши толковники: Афанасий Великий, блж. Феодорит, св. Амвросий и др., – не останавливаются на букве, а видят в словах 131-го стиха более глубокий смысл. Под отверзением уст они разумеют отверстие ума и сердца – выражение жажды духа человеческого, а под привлечением духа желание и приятие духа благодати, утверждающего и пособствующего в исполнении заповедей, возлюбленных всем сердцем. «Устами, – говорит св. Афанасий Великий, – называет здесь пророк сердечное усердие»; – «потому что, – поясняет блж. Федорит, – оно привлекает благодать Духа, как и в другом месте он говорит: разшири уста твоя, и исполню я» (Пс.80:11). «Уразумей же, – учит св. Амвросий, что такое – уста. Это – сердце, или устремление внутреннего человека. И душа имеет свои уста. Их и открывай Христу, чтобы привлечь дух Его». Итак, изречение псалмопевца (в ст. 131) должно понимать духовно: отверзением уст он хотел означить сильную молитву. Именно, когда дитя, которое сильно чего-нибудь желает, отверзает, открывает уста, дабы сильнее выразить свое желание: так и молящийся сильно вопиет в сердце к Богу: «Духом владычним утверди мя!» и «Духа Пресвятаго обнови во утробе моей!» (Пс.50). И сим вопиянием, как отверзением, привлекает на себя благодать Святого Духа.
СЕМНАДЦАТОЕ ОСМИСТИШИЕ (продолжение)
Ст. 132. Вот пророк возлюбил уже заповеди, вступил на путь их, выразумел безопасную верность этого пути, привлек и Духа благодати: казалось бы, нечего больше и желать ему, и не о чем просить. Но он не перестает умолять, – о чем же? О непрерывности Божия покровительства и благоволения. В жизни духовной ни на минуту нельзя предаваться беспечности: всюду препоны, отвсюду враги, и не видишь, как подкрадутся и сокрушат. Только око Божие все зрит, только покров Божий от всего защитит. Отсюда и вопль: Призри на мя и помилуй мя. Помилуй, – яви, т.е., милость и благоволение, по суду, или по чину любящих имя Твое. «Пророк, – говорит блж. Феодорит, умоляет о том, чтобы сподобиться ему Божия благоволения, но не просто, а как обычно Тебе – Богу, – оказывать милость Свою любящим Тебя. Умоляю дать и о мне то же определение, что и о них». Слова: по суду любящих – указывают и на Божию любовь. Так обетовал Сам Бог: «Аз любящыя Мя люблю» (Притч.8:17). Любовь Божию приемлет сердце любимого и ощущает теплоту ее. Она есть естественный покров любимых Им и любящих Его. Таков чин (или суд) любящих имя Божие. Об этом-то и молится пророк: помилуй мя по суду любящих имя Твое.
Пророк вступил на путь добродетели, идет уже сим путем, а все боится, как бы не сделать неверного шага. Вот он и выражает пред Богом свою искреннюю молитву: Стопы моя направи по словеси Твоему. «Сам Бог, – говорит св. Афанасий Великий, – направляет шествие тех, кои, оставя порок и неведение, вступили на путь добродетели и ведения». Как св. апостолы говорили о себе, что они и подумать ничего целесообразного не могут сами собою в делах своего апостольского служения, так исповедует это и всякий ревнитель о деле спасения своего, которое, вместе с тем, есть и дело Божие, первое и желательнейшее Ему. Как подается указание, как приемлется, сознается и одобряется, – этого никто не может знать и изъяснить, кроме того, кто сподобится сего. И да не обладает мною всякое беззаконие. Это еще откуда молитвенный вопль, при такой ревности, при такой близости к Богу? С какой стати может тут иметь место обладание беззаконием? Точно, оно не имеет места, но может возыметь. Опасаясь этого, пророк молится, чтобы не подпасть такому насилию: не допусти, Господи, как бы так взывает он, чтобы грешные возбуждения, противные Тебе, когда-либо возобладали мною, одолели меня и увлекли к недоброму, в оскорбление Тебе. И тут же присовокупляет моление об избавлении от искушений совне, выставляя самое чувствительное из них – клевету: избави мя от клеветы человеческия. Клевета, дошедши до слуха оклеветаемого прежде, чем причинить какое-либо видимое зло, уже сжимает сердце, ослабляет энергию к доброделанию и охлаждает к нему. Конечно, свидетельство совести есть сильный отпор клевете, но и оно несколько колеблется и на время уступает пред злым воздействием клеветы. Понятно после сего, почему, с избавлением от клеветы, соединяется у пророка обет: и сохраню заповеди Твоя, т.е. и буду беспрепятственно хранить заповеди, или: и мне легче и удобнее будет тогда хранить заповеди Твои.
Обыкновенно по лицу угадывают, в каком расположении тот, кого встречают, к тому, кто встречает – в добром или недобром, благоволительном или наоборот – неблаговолительном. Мрачное лицо означает неблаговоление, лицо светлое выражает благоволение, отношение любовное, а в высшем – и покровительственный, и защитительный взор, с желанием сделать всякое добро. Потому говоря: просвети лице Твое – пророк молится о Божием к себе любительном благоволении. Лице Божие невидимо, но созерцается умом. При этом совесть дает знать – в каком отношении состоит созерцающий Бога к созерцаемому, всевидящему Богу, и в чувстве отражается Божие благовление или неблаговоление к нему, смотря по свидетельству совести. Посему слова: Лице Твое просвети на раба твоего – могут означать еще такую молитву пророка: даруй мне, Господи, всегда воззревать на Тебя умными очами без боязни и смущения за свою неисправность пред Тобою. Даруй мне выну «предзревать Тебя» (Пс.15:8) пред собою и никогда не дерзнуть оскорбить Тебя чем-либо и понудить благостыню Твою омрачить светлое лице Свое. И Сам Христос Спаситель говорит, что блаженство наследуют те, которые будут иметь чистоту сердца (Мф.5:8), – они Бога узрят, насладятся Божественного лицезрения. Но кто же чист? И помимо сознания нашего, сколько может быть неисправностей и нечистот! Господь снисходит немощам и покрывает их милостию Своею. Но ревнитель богоугождения, дыша любовию к Нему, не может равнодушно относиться к этому и желанием желает быть совершенно во всем чистым пред Богом. Потому он и молится: научи мя оправданием Твоим, научи быть всегда правым пред Тобою в делах, словах, помышлениях, чувствах и начинаниях, и притом не в проявляемых только, но и в самых сокровенных, Тебе единому ведомых и видимых.
Пророк подал пред этим мысль о несознаваемых неисправностях, а здесь поминает он о неисправностях сознаваемых, с засвидетельствованием, что такого рода сознание изводит из очей его два источника слез. Исходища водная изведосте очи мои, понеже не сохраних закона Твоего. Этим означает он искреннее раскаяние во всем, что сознательно допущено им, во внешней жизни и во внутренних движениях, неугодного Господу, противного явной воле Его, выраженной в заповедях. Все это в разных степенях – нечистоты, тяготящие совесть; тяготящие, говорим, но не подавляющие. Сознав их, ревнительный человек приходит в движение и спешит очистить нечистое, – чем же? – водою слез. Он не довольствуется тем, чтобы сознаться только в неисправности и положить намерение вперед не допускать ее, но скорбит о том и сокрушается так глубоко и искренно, что от томления сердца очи становятся исходищами водными. Слезы сокрушения это духовное омовение. И оно не есть что-либо мечтательное, а совершается действительно. Поплакавший обновляется. Но это обновление печатлеется лишь у того, кто, по исповеди, получает разрешение. Вот и стал опять чист человек. Снова загрязнишься, – снова употреби то же омовение, и так всю жизнь. Есть такие любители телесной чистоты, что каждый день переменяют белье и употребляют омовение. Если же это делается для тела, то насколько усерднее должно быть совершаемо то же для души! Что изводит такую воду из очей кающегося? Не страх и не опасения за себя, а любовь. От страха и опасения за себя может произойти только решение исправиться и остерегаться вперед неисправностей, а слезы, омывающие нравственную скверну, изводит любовь. Любовь не может сносить выступления из воли любимого. Так, св. апостол Петр, по отречении от Господа, в каком-то непонятном забытьи, встретив очами своими обличительный взор Господа, «изшед вон» со двора архиереева, – места оскорбления Господа, «плакася горько» (Лк.22:62).
ВОСЕМНАДЦАТОЕ ОСМИСТИШИЕ (Ст. 137–144).
137. Праведен еси, Господи, и прави суди Твои: (138) Заповедал еси правду свидения Твоя, и истину зело. 139. Истаяла мя есть ревность Твоя: яко забыша словеса Твоя врази мои. 140. Разжжено слово Твое зело, и раб Твой возлюби е. 141. Юнейший аз есмь и уничижен: оправданий Твоих не забых. 142. Правда Твоя правда во век, и закон Твой истина. 143. Скорби и нужды обретоша мя: заповеди Твоя поучение мое. 144. Правда свидения Твоя в век: вразуми мя, и жив буду.
Восемнадцатое осмистишие идет под буквою Цаде – «бок, сторона». Так как у пророка дело идет все о заповедях, то в этом осмистишии надо искать указания разных сторон или самых заповедей, или их отношения к нам. Здесь указываются стороны сего последнего. Можем себе представить в средине корпус заповедей, к которому можно подходить с востока, запада, севера и юга. С каждой стороны отношение к ним выражается особым расположением. С востока станет вера – уверенность, что заповеди Божии суть правда и истина непреложная (ст. 137–138); с запада – исходящая из этой уверенности ревность об исполнении всех этих заповедей и своя к ним любовь (ст. 139–140); с севера – смирение с надеждою (ст. 141–142); с юга – терпение всего находящего из-за верности заповедям. Таково содержание сего осмистишия.
Пророк исповедует праведность Господа, выставляя убеждение, что ничто неправое не может исходить из уст Божиих: Праведен еси, Господи; но исповедует это не в виде отвлеченного созерцания, а как основание правости судов Божиих. Суды Божии означают и присуждения вообще, то есть все, чему быть присуждает Бог. Это вводит в область Промышления Божия и исполняет успокоением в преданности воле Божией. Но поскольку здесь речь идет о заповедях, как видно из нижеследующего стиха, сходного по содержанию своему с настоящим, то ближе будет под судами разуметь присуждения, коими Бог определяет, как должно нам жить, – определяет, т.е., не участь нашу, а то, как надо нам действовать, независимо от нашей участи. К этой мысли приводит нас и греческое слово, отвечающее слову правы: – прямы, – прямы, т.е., пути, которые указывают нам заповеди Твои, Господи, прямо ведут они к цели. В этих двух стихах пророк выражает уверенность в правости и истине заповедей. В первом почерпает он эту уверенность из созерцания праведности Божией, а во втором – из уразумения свойств самих заповедей. Прямы, говорит, указания заповедей Твоих, Господи, потому что Ты Сам праведен, и ничто неправое и непрямое не может получить от Тебя одобрения. Сколько уверен я в том, что Ты праведен, столько же уверен и в том, что прямы пути, указываемые Тобою в заповедях. Пророк исповедует, что они, будучи и сами по себе праведны и истинны зело, дают нам прямейшее, вернейшее и непреложнейшее правило жизни. Мысль та же, что и в предыдущем стихе, но там пророк вниманием своим стоял на праведности Божией, а здесь стоит на правде и истине заповедей, впрочем так, что как там видел он в праведности Божией правоту заповедей, так и здесь в заповедях видит правоту Божию, исповедуя, что они так же непреложно правы и истинны, как непреложно праведен Сам Бог, утвердивший свидетельством Своим столь высокое их достоинство. Св. Афанасий Великий говорит: «Ты заповедал свидения, как сущую и самую очевидную истину. В высшей степени прямые правила судов Твоих показывают правду Твою. Свидения Твои суть божественные Писания: они – правда по нравственным заповедям, и истина по смыслу, заключающемуся в самых словах». Правы и зело истинны заповеди потому, что они совершенно соответствуют естеству нашему, нашему настоящему состоянию и разнообразным обстоятельствам и положениям жизни нашей; вследствие сего, на исполняющего их они низводят глубокий внутренний мир, дают ему твердость при неприятностях, незаметно выводят из запутанностей, ведут прямо к цели и вводят в блаженную вечность.
Ревность о заповедях не может ограничиваться одним своим личным исполнением заповедей: она ищет, дабы и все другие так ревностно исполняли их, чтобы славилось имя заповедавшего их Господа, и жизнь по воле Его являлась господствующею не в той только среде, где живет ревнитель, но и повсюду. Эту-то сторону ревности и выражает пророк в настоящем стихе. Истаяла, говорит, мя ревность Твоя. Ревность истинная огненна, питающий ее горит духом, – горит, но не сгорает. Это чувство не разорительно, хотя многовозбудительно, и будучи многовозбудительным, не требует неукротимых действований. Все это выражает пророк мягким словом: Истаяла мя ревность Твоя, то есть та, которую Сам Господь имеет, так как Он есть ревнитель. Пророк в этом случае выражает подражание свое Господу. Как Господь ревнует о заповедях Своих, желая, чтобы все исполняли их, так и я, так и все старайтесь делать. Или так: ревность Твоя есть ревность по Тебе. Пророк говорит, любя Тебя, Господи, я ревную о Тебе, – о том, чтобы всеми всюду исполняема была воля Твоя, и славилось чрез то пресвятое имя Твое. И то и другое – неотлучная принадлежность истинно благочестивого духа. Ревнующий ревностию Божией там, где неведома воля Божия, старается распространить ведение о ней, а где она должна бы быть ведома и бывает видимо забыта, скорбит и сокрушается. Прискорбно, говорит, мне видеть, как дерзают забывать волю Твою врази мои. Такова любовь. Она не может считать чуждым себе ничего из того, что касается любимого. Оттого ревнует о всем угодном ему. Св. Афанасий Великий так описывает состояние пророка, изображенное в этом стихе: «В какую ревность приходил я, как скоро видел кого-либо забывающего словеса Твои! И не просто приходил в ревность, но истаявал от ревнования по Тебе, если видел забывающих словеса Твои. Об этой ревности от лица Господа, выраженной в псалме, «помянуша ученицы, яко ревность дому Твоего снеде мя» (Пс.68:10; Ин.2:17) [3, с. 385]. Блж. Феодорит приводит и другие примеры такой ревности: «Пророк оплакивает и живущих в беззаконии и видя, как пренебрегают Законоположником, справедливо приходит в негодование. Такая ревность прославила Финееса, она великого Илию соделала присночтимым, воспламененный ею Стефан обличил неверие иудеев» [6, с 601]. А далее (ст. 140) пророк ведет речь об этом не к беззаконнующим, а беседуя с Господом: Разжжено слово Твое. Разжжено – чисто, беспримесно, как говорит он о том и в другом месте: «Словеса Господня словеса чиста, сребро разжжено, искушено земли, очищено седмерицею» (Пс.11:7). Чисто и совершенно слово Господне, потому и привлекательно, а будучи привлекательно, оно возбуждает любовь к себе. Я, говорит, и возлюбил его, но возлюбил не потому только, что оно чисто, а более потому, что оно от Господа. Сознавая себя рабом Господним, я покорствую слову Его, и тем охотнее, что слово Его всегда есть полная и беспримесная истина, любезная и привлекательная для сердца моего. Слово разжжено подает и такую мысль, что оно огненно (греч.), проникнуто огнем. Как огненное, оно согревает, и не только согревает, но и разжигает, а разжигая, очищает; оно не только само чисто, как прочищенное огнем, но и приемлющих его очищает огненным своим действием. Человек – смесь добра и зла. Слово Божие, приемлемое верою, входит внутрь его, как огонь, и, воздействуя на добро, оживотворяет его, а зло опаляет, и восставляются тогда в духе все добрые созерцания, движения и чувства. А так как чрез это он вступает в свой чин, то не может не чувствовать себя хорошо в таком состоянии. И чувствует, и услаждается тем, и, любя такое состояние, возлюбляет и слово Божие, доставляющее ему то.
Вспомнив о своей юности и пройдя мысленно свою жизнь, исполненную разных житейских превратностей, в чувстве глубокого смирения, пророк говорит о себе в таком тоне: никакого-то во мне нет толку, будто в маловозрастном, и ничего-то нет во мне, за что можно было бы, хоть мало-мало, одобрить меня, я ничего не стою; не стою, – но заповедей Твоих все же не забываю, зная красоту и величие их, – все же уклоняюсь под сень их, чтобы достоинством их прикрыть мое ничтожество. Я облекся в них, как в одежду, чтобы из-за их светлости забыли о моем ничтожестве. Мысль св. пророка, начав с юности и прошедши всю жизнь, перенеслась в вечность и узрела на всем этом протяжении неизменно пребывающею одну лишь правду Божию. Правда Твоя правда во век. Почему? Потому что она одна дает закон, который не только истинен, но сам есть истина. Питаясь этой уверенностью, как бы так говорит пророк: «воодушевляюсь надеждою, что, идя путем закона Твоего и пребывая верным правде Твоей, я держусь того, что есть едино истинно, не обманчиво и безошибочно. Там, за пределами жизни, я вижу венец, которым увенчается верность закону Твоему и правде Твоей. Смирение ничего не видит в себе такого, чем могло бы оправдаться, а между тем истинно смиренный не падает духом, – отчего? Оттого, что его окрыляет надежда на то, что премилосердый Господь не покарает его. На чем же коренится такая надежда? На сознании, что он искренно верует и всегда всеусильно старается быть верным тому, во что верует. Совесть не обличает его в лености, оплошности и сознательном уклонении от закона Божия. Посему, хотя он и находит себя ничтожным, (уничижен) сравнительно с тем, чем бы ему быть следовало, но не теряет надежды быть спасенным, ибо все делал и делает, зависящее от него. Таков был св. апостол Павел: «время, – говорит он, – моего отшествия наста, течение скончах, веру соблюдох: прочее соблюдается мне венец правды» (2Тим.4:6–8). Скажут: не самонадеянно ли это? Нет. «Ничесоже в себе свем (ничего худого за собою не знаю), – исповедует он, – но ни о сем оправдаюся» (1Кор.4:4). Оправдывающий нас есть Господь, а если Господь кого оправдает, то кто же его осудит? Что же привлекает Господнее оправдание? «Вера любовию споспешествуема» (Гал.5:6).
Там смирение с надеждою показал, а здесь показывает терпение скорбей и всего находящего из-за верности заповедям. Скорби и нужды почти всегда, словно мраком, покрывают верного заповедям. Заповеди Твои, – говорит пророк, – поучение мое. Я держу их в уме моем, лелею в сердце, исчезаю в них всем вниманием моим и по ним, как по шнуру плотничьему, направляю жизнь мою. И между тем, что же встречаю на пути? Скорби и нужды, непрестанные столкновения, которые уязвляют сердце мое и тяготят меня. Отчего же это так? Оттого, что так Богу угодно, – Ему одному и ведомо. Подклони же голову под крепкую руку Божию, и молчи. Ты кто противоотвещаяй Богу? Будь доволен одною верою, что если Бог есть твой Бог, а ты Божий, то все – твое. Завещание об этом уже написано и законно скреплено. Еще немного, – и будешь введен в наследие, а теперь ты состоишь под искусом. Все находящее должно благодушно терпеть, заботясь только о том, чтобы неуклонно идти путем заповедей и веруя, что это есть единственно верный путь. Скорби и нужды покушаются омрачить светлость этой веры, а ты разгоняй такое омрачение и восстановляй светлость веры своей, твердя себе: нет, заповеди – вечная правда. Сам Бог засвидетельствовал их непреложность. И вместе с тем, обращаясь к Самому Господу, молись: вразуми мя, и жив буду, дай мне, Господи, всегда держать в разуме убеждение в непреложности заповедей Твоих, – и жив буду, т.е. жить буду по ним, никакие искушения не возмутят ровности той жизни, какая, по милости Твоей, установилась в духе моем; или: неуклонно от заповедей Твоих проживши век сей, перейду верным Тебе в другую жизнь. Там Ты наделишь меня вечно блаженною жизнью, и я вечно буду жить с Тобою и в Тебе. Такими помышлениями и воззваниями подкрепляет себя терпящий, и жизнь его течет ровно и невозмутимо, хотя снаружи кажется и утлою ладиею, которую волны жизни бросают туда и сюда, и готовы раздробить и разметать по пространству вод.
ДЕВЯТНАДЦАТОЕ ОСМИСТИШИЕ (Ст. 145–152).
145. Воззвах всем сердцем моим, услыши мя, Господи: оправдания Твоя взыщу. 146. Воззвах Ти, спаси мя, и сохраню свидения Твоя. 147. Предварих в безгодии и воззвах: на словеса Твоя уповах. 148. Предваристе очи мои ко утру, поучитися словесем Твоим. 149. Глас мой услыши, Господи, по милости Твоей: по судбе Твоей живи мя. 150. Приближишася гонящии мя беззаконием: от закона же Твоего удалишася. 151. Близ еси Ты, Господи, и вси путие Твои истина. 152. Исперва познах от свидений Твоих, яко в век основал я еси.
Девятнадцатое осмистишие идет под буквою, или словом, куф, что значит «обезьяна». Отличительная черта в нравах обезьяны есть ее подражательность во всем. Принимая во внимание только то, что есть доброго в подражательности, мы находим советы и образцы для «подражания» и в слове Божием. Так, св. апостол Павел, наставляя в вере и правилах жизни учеников своих, жителей города Коринфа, писал им: «Подражатели мне бывайте, якоже и аз Христу» (1Кор.11:1). А Христос Спаситель возводит нас к Самому Отцу Небесному и Его дает в образец для подражания: «Будите милосерди, – говорит Он, – якоже и Отец ваш Милосерд есть» (Лк.6:36); «будите совершени, якоже Отец ваш Небесный совершен есть» (Мф.5:48). Образец совершенства, или достодолжной жизни, начертан для нас в заповедях Божиих, последование которым, главным образом, и внушает пророк в настоящем пространном псалме; сокращенно же эти внушения можем видеть в настоящем осмистишии. Пророк представляет очам нашим Господа, близ Сущаго, и от лица Его исходящие заповеди, как неотложный вечный закон жизни нашей (ст. 151 и 152). Сказать это – значит все сказать, ибо ясно, что этим требуется. Пророк и не прибавляет ничего, а только предлагает образцы воззваний к Богу духа, возжелавшего быть верным сему закону и не находящего в себе сил к тому. Воззвах всем сердцем… Предварих ко утру... Услыши, спаси. А сам что предлагает? Оправдания Твоя взыщу... сохраню свидения Твоя. Усердие есть; помоги Господи, – и дело будет (ст. 145–148). Склонить же Господа на услышание чает милостию и судом (ст. 149), совершенно предавая это дело в руки Божии. Поскорее только, Господи, яви, говорит, помощь, ибо вот – враги (ст. 150).
Воззвах все сердцем – здесь не то значит, что «громко говорил», а выражает силу духовного устремления к Богу. Не голосом, говорит, воззвах, как толкует и блж. Феодорит, но сердцем, и не какою-либо частию сердца, а всем сердцем, во всю широту и высоту моего чувства и мысли, – воззвах всем существом моим [б, с 603]. Вот какова должна быть наша молитва! Господь видит, о чем болит сердце наше, и не только видит, но, говоря по-человечески, даже чувствует эту боль. А что сделать в отношении к этой боли, то знает один Он. Потому-то пророк и учит нас молиться: лишь услыши, а что далее – указывать не дерзает. Буди воля Твоя! – Услыши: я же оправдания Твоя взыщу. Оправдания Божии суть заповеди, взыскивать кои значит верно и усердно исполнять, выискивать и высматривать, где какая заповедь приложима, и не медля исполнять ее со всем усердием. Не это ли и предмет усиленного взывания? Усердно взываю к Тебе, Господи, помоги, – и желание мое будет делом. А затем и еще вопль: Воззвах Ти, спаси мя, и в такой же, разумеется, силе, только вместо: услыши, – говорит определенно: спаси мя, – а в виду имеется опять все то же: и сохраню свидения Твоя. Очами ума и желаниями сердца и воли обнял он эти свидения, и к одному стремится, чтобы перевесть их в жизнь свою, и по ним образовать нрав свой так, чтобы между ним, как первообразом, – и его собственным внутренним и внешним строением, – не было разности, и последний представлял верную копию первого. Из совместного выражения желаний: спаси и сохраню, – очевидно, что в слове спаси он совмещает получение всего, что необходимо для сохранения свидений Господних. Он говорит как бы так: даруй мне спасительные силы, и сохраню свидения Твои, так как без этого я не смогу сохранить их, не смогу совершить дела, которое и Ты от меня требуешь, совершать которое и я всем желанием желаю. Блж. Августин пишет: «Спасение (т.е. получение того, что означается здесь словом спаси) дает душе возможность делом совершить то, что сознает она для себя обязательным и достодолжным, а где нет этого спасения, там душа падает в изнеможении» [7, с. 433]. Словом сохраню пророк не самонадеянность выражает, а то, что как скоро получится оное спасительное, то необходимым следствием того будет хранение свидений. Не он будет хранящий, а та сила спасительная сама уже будет хранить, коль скоро она будет получена.
Безгодие – с греческого (от – «час, время», с отрицательною частицею «я» выходит, immaturitas crepusculum, «безвременность, раннее время пред рассветом»). В «Учебной Псалтири» 1897 года против сего стиха на поле поставлены слова: «предварих зарю утреннюю», это то же, что поется в одном церковном пасхальном песнопении: «Предварившыя утро яже о Марии...» (Ипакои, глас 4). Таким образом, мысль, выраженная в первых словах стиха, будет такая: предварих не в обычный час, безвременно. Еще все спят, а я, упреждая всех, встаю и становлюсь на молитву, взывая к Тебе, или, как читаем в переводе с еврейского: «Предваряю рассвет, и взываю». Делает же он так потому, что возуповал на словеса Божии, на обетование Его слышать молитву молящихся Ему: «Воззовет ко Мне, и услышу его» (Пс.90:15; Ис.58:9; Иер.29:12). В этом смысле здесь выражается напряженность искания с указанием того, чем оно воодушевляется. Искать, не щадя сил и не жалея себя, искать, окриляясь упованием – это настоящий строй духа, желающего угодить Богу и молящегося о том. Блж. Феодорит пишет: «Пророк был царь, обремененный тысячами забот, кроме того, нес военные подвиги, а все-таки приносил молитвы Богу, и не только с рассветом дня, но даже среди ночи, не дожидаясь пения петухов. Так любил он Творца-Бога, так усердно испрашивал у Него помощи» [6, с. 603]. Но безгодие, как и у нас безвременье, может означать безуспешность трудов, недостаточность необходимо нужного, стесненность положения. Так разумеет это слово св. Афанасий Великий. «Безгодием, – говорит он, – пророк называет тьму или смутность обстоятельств» [3, с 586]. Что же это за тьма и смутность обстоятельств?» По мысли св. Амвросия, здесь разумеется не теснота внешнего положения, а лучше думать, что здесь разумеются те крайности, которые внутри случаются с ревнующим о нравственно-религиозном преспеянии. Находит тьма помышлений и омрачает светлость сознания, восстает буря нечастых похотений и отгоняет тревожность сердца, неизвестно откуда находит расслабление и подрывает всю энергию. Все это, совокупляясь вместе, колеблет самое коренное намерение и ревнование – быть неуклонно верным Господу и заповедям Его. Куда обратиться в таком крайнем и томительном безгодии? Спеши предварить лице Господа. «Близ Господь сокрушенных сердцем, и смиренные духом спасет» (Пс.33:19). Рано, говорит (в. ст. 148) пророк, спешу я открывать очи мои, заставляю себя просыпаться ко утру, чуть свет, затем, чтобы поучаться словесам Господним. Поучаться – читать на память или по книге слово Божие и размышлять. Блж. Феодорит пишет: «Не только в продолжение дня, но и по утрам поучался он в Божиих законах. А мы, живя в бедности, избавленные от всех забот, проводим ночи, покоясь на ложе, и с наступлением дня не приносим песнопения Подателю благ» [6, с. 603]. Св. Амвросий внушает: «Как сладостно начинать день созерцанием, например, блаженств, о которых пишется в Евангелии, воспринимать возбуждения к добродетелям, какие там указываются, и полагать намерение осуществлять их в продолжение дня!»
Сознавая, что все от Бога, и начинания, и дела, пророк молится здесь так: услыши, Господи; Ты видишь, чего хочу, к чему стремлюсь, о чем вопию, – услышь же и поспособствуй! Услыши по милости, а живи, – ниспосли, т.е., живительную силу, или даруй жизни моей раскрыться, – по судьбе Твоей, по присуждению Твоему, как находишь то благопотребным и спасительным для меня. Слова: по судьбе Твоей живи мя – означают не одну меру живоносных дарований, но и всю участь приемлющего их. Но так как неисследованы пути каждого из приемлющих, то благопотребно молиться так: «имиже веси судьбами спаси мя!» Не ко всем все идет, и не всякому всякий путь пригоден. Иной с большим умом гибнет, другой и с посредственным спасается; иному счастье не препона, другому благопотребнее тесная жизнь. Мы не можем наверное знать, что для нас лучше. Потому разумнее, молясь, не вопить: «дай то, возьми это», – а предавая все Божию усмотрению, смиренно взывать: по судбе Твоей живи мя, – т.е., как присудишь лучше, так и устрой мою жизнь.
В предыдущих стахих сего осмистишия говорится о приближении к норме жизни, указуемой заповедями, а в этом стихе пророк возымел намерение оттенить эту светлую сторону жизни противоположением. Я, говорит, ищу, как бы нрав свой образовать по закону Твоему, приблизиться к нему жизнию, а гонящие меня, люди противоположного направления, заботятся о том, как бы больше и больше преуспевать в беззакониях, вот они уже приблизились, чтобы схватить и поразить меня. Но в лице моем они преследуют не столько меня, сколько закон Твой, от которого они удалились, а потому они враги не мои только, но и Твои. Заступись же, Господи, не меня ради, но ради закона Твоего.
Господь близ всех и всюду, как вездесущий. Но не все сознают это, да и из тех, кто сознает, не все держат в постоянном внимании. Вина этого не в Господе, а в нас. Когда тело здраво, оно с приятностию ощущает окружающую его теплоту, а когда оно расстроено (в лихорадке, например), то случается, что не только не чувствует теплоты, а напротив, обдается холодом. Так и здесь: Господь близ, и всех обнимает. Есть такие, которые чувствуют объятия Его, а есть и такие, которые не чувствуют или хотят вырваться из них. Чувствуют те, которые живут по заповедям Божиим. Заповеди Божии, обращаясь в нрав, чрез постоянное их исполнение, чрез добродетели образуют в душе стороны богоподобия и чрез то точки соприкосновения к ней Бога, Которому уподобилась она добродетелями. Кто стал таким, тот носит Бога и не может не исповедать, что близ Господь, а сознавая, что это дано ему ради верности закону, не может не свидетельствовать, что этот закон есть истина. Закон образования себя по заповедям Божиим состоит в том, чтобы сначала созерцать в них близ сущим Бога-законоположителя, а потом иметь Его близ себя и в себе. Закон этот вечен, он положен на вечные времена и не может быть ни отменен, ни изменен. Об этом и говорит здесь пророк, прилагая к сему, откуда и когда он это узнал. Исперва, с первого т.е., раза, лишь только сознал себя, лишь только приступил к жизни по заповедям, тотчас и познал, что они на век основаны. «Издавна узнал я об откровениях Твоих, что Ты утвердил их на веки» (пер. с евр.). Откуда же он это познал? От свидений. Если сведения принять только как доказательство, то будет: познал из Твоих свидетельств и удостоверений, Господи. Сам Ты, давая заповеди, сказал, что они вечны и неизменны.
ДВАДЦАТОЕ ОСМИСТИШИЕ (Ст. 153–160).
153. Виждь смирение мое и изми мя: яко закона Твоего не забых. 154. Суди суд мой и избави мя: словесе ради Твоего живи мя. 155. Далече от грешник спасение, яко оправданий Твоих не взыскаша. 156. Щедроты Твоя многи, Господи: по судбе Твоей живи мя. 157. Мнози изгоняшии мя и стужающии ми: от свидений Твоих не уклонихся. 158. Видех неразумевающыя и истаях: яко словес Твоих не сохраниша. 159. Виждь, яко заповеди Твоя возлюбих: Господи, по милости Твоей живи мя. 160. Начало словес Твоих истина, и во век вся судбы правды Твоея.
Двадцатое осмистишие идет под буквою реш – «голова». «Голова» обыкновенно применяется в значении чего-либо главного, существенного, как, например, в следующих словах: «Глава же о глаголемых» (Евр.8:1). В нравственной жизни этим словом можно означить главные расположения сердца, на которых держится и которыми приводится в движение эта жизнь, со всеми ее проявлениями, – строй сердца, спасающегося и богоугодного. Такие расположения Христос Спаситель указал в изложении блаженств, именно: смирение, сокрушение, кротость, правдолюбие, милостивость, чистота сердца, миролюбие, терпение, упование (Мф.5:2–12). Подобные сим расположения указал и св. апостол Павел, в исчислении плодов Святого Духа в сердце верующего: «Любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал.5:22–23). Есть и в других местах Писания такие указания. К числу их следует отнести и настоящее осмистишие. Здесь указываются: смирение, чистота совести, взыскание оправданий, упование спасения, терпение, ревность о доброй нравственности других, любовь богопреданная и, наконец, убеждение в непреложности заповедей Божиих.
Смирение есть такое расположение духа, по которому, украшаясь многими добродетелями, считают себя такими, как бы в них не было ничего доброго, а потому и ставят себя ниже всех. Сознавая же себя бессильным сделать что-либо достодолжное, испрашивают у Бога на всякое доброе дело силы – начать его, продолжать и окончить, а совершив его, воздают благодарение Богу, яко совершителю, ничего не приписывая себе. Такое расположение духа есть корень жизни духовной. Без него не ждите помощи Божией, а без помощи Божией ни в чем не успеете. Пророк и ставит такое расположение во главе. Смирением называется и то еще, когда кто бывает смиряем внешними обстоятельствами – лишениями, утеснениями, болезнями, нуждами, потерями близких и т.п. Может показаться, что именно об этом смирении и поминает здесь пророк, ибо сказав: Виждь смирение мое, прибавляет: и изми мя, исторгни, т.е., меня из внешних смирительных обстоятельств. Нет сомнения, что хотя и это было, но пророк, минуя то, останавливает взор Божий на смирении сердечном – едином достойном Его воззрения. Только на том основании, что оно присуще сердцу, мог он дерзновенно воззвать к Богу: изми мя. Это равносильно просьбе больного к врачу: сними пластырь, рана уже зажила. Покорствую, смиряюсь, сознаю, что я ничто. Воззри же, Господи, на это самоуничижение мое, и высвободи меня от прискорбных случайностей, яко закона Твоего не забых. И большой грешник может иногда приходить в самоуничиженное чувство своего непотребства, но ему не пристало воззвать к Богу: Виждь... Нельзя ему воззвать: и изми мя, – ибо за что изъять, когда всю жизнь валяется он в похотях? Только то самоуничижение ценно пред Богом, которое имеется при полной верности закону Его, и только то воззвание – изми мя – сильно, когда при нем совесть не укоряет, что когда-нибудь и в чем-нибудь был забыт закон Божий.
Как в предыдущем стихе пророк просит у Бога милости – воззреть на его смирение и избавить от напасти, – так и здесь обращается к Богу за судом (Суди суд мой), и, конечно, потому, что имеет совесть чистую и что совесть эта ни в чем не обличает его пред Богом. А если что случится, в мыслях ли, в чувствах или в движениях пожеланий, она тотчас очищается покаянием, и опять восстановляется светлость сознания. Соблюдение совести в такой чистоте и есть одно из коренных расположений сердца, угождающего Богу. Эта светлость и чистота составляют отраду жизни по заповедям, несмотря на все трудности, внешние и внутренние. В ней опора такой жизни, в ней же и дерзновение пред Богом. Как невинное дитя, смело ходит пред Богом чистый совестию, и без смущения обращается к Нему в молитве своей. Да молитва и не может иначе зачаться и созреть, как под сознанием чистоты совести. Ее все истинные подвижники и поставляют водительницею, или дверью, молитвы. Такое-то состояние усматривается в пророке, когда он смело взывает к Богу: Суди суд мой. Хочешь достигнуть возможности и самому так же смело взывать? Сохрани совесть свою чистою во всем. Но надежду, что ты будешь услышан, полагай не в этом, а в одной милости Божией, потому-то пророк и прибавляет дальше: словесе ради Твоего живи мя. Живи мя – то же, что «избави мя». Внешние скорби делают человека словно и не живым, потому и говорится «убитый горем». Избавление от скорби есть оживление убитого горем человека. Пророк молится оживить его чрез избавление от того, что сделало его убитым. Ради чего? Словесе ради. Какое же это слово? Слово обетования Божия – быть покровом для тех, кои верны Ему не внешне только, но по свидетельству совести своей. Слово же обетования таково: «Воззовет ко Мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его... и явлю ему спасение Мое» (Пс.90:15–16; ср. Иов.22:27). Памятуя сие обетование, пророк и воззвал: словесе ради Твоего живи мя.
Чистота совести (о которой сказано выше) зависит от неопустительного исполнения всего, что совесть считает обязательным для себя, и от устроения всей своей деятельности, как внешней, так и внутренней, такого, чтобы в ней не проскользало ничто несообразное с заповедями Божиими. Кто таким способом ведет дела свои, тот устрояет жизнь свою праведно. А это и есть «взыскание оправданий». Кто его не имеет, от того далеко спасение, а кто имеет, к тому оно близко. Это последнее и желает внушить пророк «чрез противоположение», как замечает блж. Августин. Далече от грешник спасение, яко оправданий Твоих не взыскаша. «Взыскание оправданий» не есть только исследование и рассмотрение: это лишь начало и подготовка. Взыскать – значит: «познавать и делать». Надобно заложить в сердце теплое усердие к достодолжному и ревнование о нем. Это ревнование и усердие будут, как стена, отражать все противоположное, и тогда все дела будут идти право. Такое-то усердие и есть собственно взыскание оправданий, а ведение и расследование есть только помогающее дело. Отчего не спеется жизнь по оправданиям Божиим? Оттого, что усердия к ним нет, хоть знания и много. Потому-то пророк в числе главных условий спасительной жизни и поставил взыскание оправданий. Без него нет и самого течения такой жизни; оно пресекается.
Есть и взыскание оправданий, и притом такое усердное, что даже совесть не обличает ни в какой оплошности, но все-таки не в этом основа спасения. «Кто чист от скверны, аще и един день жития его на земли?» (Иов.14:4–5). И око Божие в ком не видит много достойного осуждения? Куда же обратиться? К щедротам Божиим. Вопий же непрестанно: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое» (Пс.50:3). К тому же, ныне ты стоишь, но можешь ли сказать, что и завтра будешь стоять? Если нет, то ищи верной опоры. А где ты ее найдешь, кроме Того, Кто всегда есть один и тот же и, содержа все, держит и тебя в деснице Своей? Положи же себя в эту десницу и произволением своим, и всем строем расположений твоих, вопия всем существом: По судбе Твоей, Господи, живи мя, или другими словами: Ими же веси судьбами спаси мя, ибо жизнь и есть только спасенная жизнь, а спасение каждого из нас устраивает Господь, по судбе Своей, то есть, как знает и как хочет. И никто не спасется, кроме тех, кои всецело предают себя в руки Божии. Щедроты Твоя многи, Господи, – это бездна всеобъемлющая и всепоглощающая, но не в них спасение. Надо самому ревновать, и не ревновать только, но трудиться, и трудиться до последнего напряжения сил. Да и не в этом, опять же, спасение, а в том, если Бог начнет Сам содевать Свое спасение в нас. А Бог не станет содевать его, если мы не предадим Ему себя всецело, не пресекая, вместе с тем, и всеусильного своего действования. Вот в чем таинство истинной жизни. Самим всеусильно действовать во спасение, а содевающим его сознавать единого Господа, и в Нем едином иметь упование спасения.
Упование спасения дает силу к перенесению и преодолению всех противностей, встречающихся на пути спасения. Противностей этих много: внутри – от страстей, совне – от людей страстных и нечистых сил. Вот это и есть – мнози изгонящии мя и стужающии ми. Они окружают и теснят всякого не уклоняющегося от свидений Божиих за то, что он не уклоняется от них. Но неуклоняющемуся по сему поводу от свидений Божиих от этого не беда; ибо «блажени изгнани правды ради, яко тех есть Царствие Небесное» (Мф.5:10). И не то, что будет их это Царствие, а – есть; и не то, что будут блаженны, а – суть. Прискорбности, беды и тесноты за верность свидениям Божиим сами из себя источают сладостное утешение, располагающее не чуждаться их и отревать, а скорее желать и искать, и радоваться тому, что они есть. Условие для этого есть неуклонение от свидений Божиих, а следствие этого есть большая ревность к такому неуклонению. То и другое питают себя взаимно и рождают плод – благодушное терпение. Терпение, по-видимому, есть как будто нечто истощающее жизнь, а на деле оно питает и укрепляет духовную жизнь, последняя питается им, как питается «древо при исходищих вод» (Пс.1:3), только надобно, чтоб в основе его (терпения) лежала верность свидениям Божиим: кто верен заповедям, или свидениям Божиим, тому утешительно терпеть, что бы он ни претерпел. Потому пророк и говорит: Много стужающих, но пусть их! Я свое дело знаю, и о том только ревную, чтобы не уклониться от свидений Божиих.
«Если я видел, говорит пророк, кого неразумевающего, то, сожалея о нем, истаявал, из ревности по богочестию», – это говорит св. Афанасий Александрийский [3, с. 386). «Так блаженный Павел (апостол) сетовал об иудеях, так и Сам Владыка изъявил сожаление об Иерусалиме, так божественный Иеремия оплакивал беззаконие народа» (это слова блж. Феодорита [6, с 605]). Неразумевающие (греч., бессмысленные, бессовестные) – не то, что слабоумные или необразованные невежды, а те, которые безумствуют по злой воле своей; хоть и знают, как должно жить, но живут совсем противно тому, безобразничают, и себя губя этим, и бесславя Создателя и Спасителя своего. Кто любит добрую нравственность, тот не может равнодушно смотреть, не скорбеть и не сокрушаться сердцем, окруженный людьми, которые, забыв Бога, бесстрашно попирают закон Его святой. Пророк свидетельствует о себе, что он, взирая на это, истаял, как истаявает свеча, снедаемая силою огня. Такова истинная любовь к Богу! Не себя только она держит на путях, угодных Ему, но ревнует, чтоб и все братия держались тех же путей, чтобы благоутождаемый Бог утешался всеми и на всех почивал благоволением Своим. Пророк ничего не говорит о том, что делал он, или что следовало бы делать тому, кто любит словеса Божии, когда видит, что их знать не хотят, и, обращаясь к Богу, свидетельствовал только пред Ним, как мучительно для него повсюдное несоблюдение словес Божиих, ясных, определенно выражающих то именно, чего от кого требует Бог.
Пророк, как видели мы из предыдущих стихов, живет так исправно, что совесть ни в чем его не зазирает, когда другие теснят его за верность закону, он не уклоняется от него; когда видит других не хранящими его, снедается, – какое же нужно еще доказательство любви к закону? И однако ж, он говорит. Виждь, яко заповеди Твоя возлюбих, и говорит это Тому, о Ком знает, что пред Ним все открыто. Что же он хочет выразить этим? То, что он не внешний только законник, а сердечный. «Не просто говорит, – поясняет блж. Феодорит, – соблюдал я заповеди, но возлюбил их, хотя ничто не принуждало меня к исполнению их». Я люблю не одни дела по заповедям, а самую чистоту нравственную, требуемую ими, самое совершенство жизни, изображаемой ими; люблю не одни дела смирения, но и.самое смирение; не одно воздержание от порывов гнева и нечистоты, но и самую кротость и целомудрие; не одни дела милосердия, а самую милостивость и проч. А что Богу говорит пророк: виждь, – то этим хочет выразить лишь то, что говорит так не легкомысленно, не по самомнению присвояя себе то, чего нет, а по освидетельствованию себя, при свете всевидения Божия, что вседушно любит заповеди Божии. Такое расположение и есть начало, из которого должна исходить добрая нравственность, – это любовь к заповедям ради любви к тем добродетелям, которые они внушают. Потому-то, когда, вслед за сим, пророк молится: Господи, по милости Твоей живи мя, – то выражает этим не иное какое желание, а именно то, чтобы Господь продолжал жить в нем и, живя в нем, оживлял его. Господь – источник жизни, и куда Он пойдет, там разверзаются потоки жизни сладостной и всеблаженной. Испытавший это, когда молится: живи мя, – то выражает этим: «не отходи от меня», – веруя, что лишь бы не отошел Господь, то и живительность от Него будет источаться сама собою. Господь охотно пребывает в сердце, полном добротолюбия и самых доброт, но не связан тем, а свободно присещает. Присещает и отходит, когда и как Ему угодно. Но когда отходит – мрак и холод в сердце. Потому и нельзя не молиться: не лишай меня, Господи, милости пребывания Твоего во мне, но непрерывно живи мя, по милости Твоей.
Если все словеса Божии представить под видом тела, то глава сего тела – истина. Если представить эти словеса под видом кодекса, то заглавие ему, или надпись, – истина. Убеждение, что все словеса Божии, определяющие достодолжный образ жизни нашей, суть непреложно истины, служит основанием жизни по сим словесам. Посему нельзя не держать в мысли и сердце, что одно из двух неизбежно, – или жить по слову Божию, или обречь себя на вечную пагубу, – вечную, потому что во век вся судбы правды Божией, то есть сила решений Божиих, праведно определяющих, посредством заповедей, как следует нам жить, простирается на всю вечность. Сознав же такую неминучесть, можно ли еще раздумывать и колебаться, какою идти дорогой? Враг знает силу этих убеждений, а потому все усилие употребляет к тому, чтобы рассеять их. Помнящий же заповеди и носящий убеждение, что они непреложны, стоит не колеблясь. Кругом волны, а он словно на утесе, – около ветры бушуют, а он как в уютной комнате. И враг ничего с ним не может поделать. Весь мир, которому мы и пределов не знаем, стоит на судьбах правды Божией, но стоит не сам собою: держит его в этом всемогущая десница Божия. А так как он не сам собою стоит, то и отступать от этих судеб сам собою не может. Мы же свободны: нам надобно свободно подчинить себя этим судьбам и держать себя в них, чтоб войти в соглашение и гармонию со всею совокупностию тварей.
ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ ОСМИСТИШИЕ (Ст. 161–168).
161. Князи погнаша мя туне и от словес Твоих убояся сердце мое. 162. Возрадуюся аз о словесех Твоих, яко обретаяй корысть многу. 163. Неправду возненавидех и омерзих: закон же Твой возлюбих. 164. Седмерицею днем хвалих тя о судбах правды Твоея. 165. Мир мног любящым закон твой, и несть им соблазна. 166. Чаях спасения Твоего, Господи, и заповеди Твоя возлюбих. 167. Сохрани душа моя свидения Твоя и возлюби я зело. 168. Сохраних заповеди Твоя и свидения Твоя, яко вси путие мои пред Тобою, Господи.
Это осмистишие означается буквою или словом шин, что значит «зуб». Зубы в животном царстве служат орудием защиты и питания, а у людей, сверх того, помогают говорению. Человека, ходящего в законе Божием и окруженного неприязнию против сего хождения в законе, прежде всего можно спросить: чем же дано ему защищаться против сей неприязни? На сей вопрос пророк и отвечает в выписанном осмистишии так: во-первых, страхом нарушить словеса Божии в законе (ст. 161), затем – надеждою благ от исполнения закона (ст. 162), любовию к сему закону (ст. 163), – вот эти орудия духовные отражают всякое движение, противное словесам Божиим. К ним, в конце, пророк присоединяет хождение пред Богом (ст. 168), которое еще крепче тех трех, и даже им самим придает силу. Это – зубы его. А чем занята речь у того человека? Богохвалением, именно, за блага, истекающие от судеб правды Божией (ст. 164). Чем питается он? Теми благами, какими исполняется душа его от исполнения заповедей (ст. 165–167). Таково содержание сего осмистишия.
По переводу с еврейского 161-й стих читается так «Князья гонят меня безвинно; но сердце мое боится слова Твоего». Говоря о гонениях со стороны князей, пророк разумеет здесь, очевидно, то гонение, которое воздвиг против него Саул с его приближенными, когда они гонялись за ним по пустыне, и когда Саул не раз попадался в руки Давида и не был им умерщвлен потому только, что страх Божий связывал не руки только, но и помышления сердца Давидова. Они прогнали, говорит, меня и гонялись за мною, но совершенно напрасно: мне это не было страшно. Князи погнаша мя туне: и от словес Твоих убояся сердце мое. Сердце мое только словес Твоих, Господи, боялось и тем удерживалось от всякой неправды и от всякого злого дела. Страх Божий естествен духу нашему и всегда живет в сердце. Страсти подавляют его и заглушают, но не уничтожают. Лишь только повеет благодать Божия на сердце, страх первый тотчас оживает и воздвигает с собою совесть. Потом они вдвоем производят, под действием благодати, покаяние и обращение грешника от греха к добродетели, и далее они не держат его на этом новом пути, не оставляя его до последних степеней совершенства в новой жизни. Страх Божий всюду предводительствует. Пусть гонят внешно, пусть подымаются внутри волны помышлений злых, но когда цель – страх словес Божиих, то нечего бояться. Не Сам ли Христос Спаситель наш сказал: «Не убойтеся от убивающих тело, души же не могущих убити: убойтеся же паче могущаго и душу и тело погубити в геенне»? (Мф.10:28). Береги же страх Божий и не бойся падений. Страх этот сильнее страха смерти. И не забывай, вместе с Святой Церковию, молиться так: «Страх Твой, Господи, всади в сердца раб Твоих и буди нам утверждение, Тя во истине призывающих» (Октоих. Глас 8. Канон, песнь 3). Внимательное и благоговейное отношение пророка к Слову Божию возбуждает в сердце его не только страх Божий, но и радость (ст. 162), которую он сравнивает с радостию людей, приобретающих большую корысть при своих занятиях. Это чувство радости он выразил такими словами: Возрадуюся аз о словесех Твоих, яко обретаяй корысть многу, то есть (пер. с евр.): «Радуюсь я слову Твоему, как получивший великую прибыль». Прибыль, или корысть, пророк разумеет, здесь, конечно, не вещественную, а духовную, какая может быть получена и получается от поучения в Слове Божием. Блж. Феодорит так рассуждает о сей корысти: «Упомянув о врагах-гонителях, прилично упоминает при сем о корыстях. Ибо корысти составляются на войне из того, что было у павших мертвыми, как-то: оружие, одежды и другие вещи и украшения, что достаются победителям. Он говорит, что я не столько радовался бы все добычам, какие получил по истреблении гонителей своих и взял у них множество собранных ими добыч, сколько радуюсь о Твоих законах, доставляющих мне сокровища познания» [7, с. 990]. Человек ощущает сладость от всякого добродетельного дела и от всякого подвига, подъемлемого ради такого дела. Высшее благо в этом случае – мир совести. Само сердце ничего не ставит выше его после того, как он возвращается, быв потерян на время нерадивым невниманием к себе. Второе благо – стройность в делах, и внутри, и вне. А отсюда само собою вытекает и третье благо – благопоспешность. Довольно и этих трех, чтобы всякому добродетельному взывать искренно: Радуюсь словесам Твоим, Господи, как обретающий от них корысть многу! Выразив свою радость по отношению к словесам Божиим, которые оказывали на него столь благодетельное влияние при исполнении закона Божия, пророк уже не может удержаться, чтобы не выразить свою любовь к сему закону и те чувства, какими исполнена была душа его в отношении к неправде и беззаконию» Он так выражает эти чувства (ст. 163): Неправду возненавидех и омерзих: закон же Твой возлюбих. Когда вселяется в сердце любовь к одному предмету, то к предметам противоположным ему уже не может быть там любви, а занимает место противное ей чувство – не любовь, а омерзение и ненависть. В обычных вещах, может быть, и не неизбежна такая противоположность чувств, но в отношении к закону и беззаконию иначе и быть не может. Ибо и беззаконие туда же лезет, силится занять сердце, уже занятое законом. Как от какого-либо нахала, лезущего к вам в комнату, вы избавляетесь, толкая его в грудь, так и от беззакония, навязчиво лезущего к вам в сердце, вы не иначе избавитесь, как толкнув его в грудь, т.е. поразив его ненавистию и омерзением.
Выразив свою любовь к Слову Божию и к закону Господню и, вместе с тем, презрение к неправде и беззаконию, пророк свидетельствует, что он устремил все внимание свое на богохваление. И чем больше устремлял он взор свой к единому Богу, тем более раскрывалась пред ним слава Его, дивного в бытии Своем, в свойствах Своих и в действиях – в творении, промышлении, искуплении и устроении спасения каждого спасаемого. Созерцая это, он переходит от изумления к изумлению и, при каждом предмете созерцания, ничего не может изречь, кроме славословия: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!» И между этими предметами созерцания пророк останавливается на судьбах правды Божией, ради коих он хвалит Бога и под которыми разумеет праведные суды, присуждения и определения Божии, как чему быть и как что было уже и бывает на деле. Воспоминая это, пророк не может удержать языка своего от восхваления Бога, дивного в судьбах Своих, и седмижды, или многократно, в день хвалит Его. Св. Афанасий Великий пишет: «Как изучивший законы творения и промышления Божия, исповедается он о судьбах правды Божией, о тех судьбах, по которым Бог создал разнообразные твари и промышляет о каждой из них. Словом седмерицею дает разуметь, что не перестает он хвалить, говоря как бы так: всегда памятую судьбы Твои». Неудержимо стремится душа его к богохвалению.
Когда мы возлюбили закон, значит он в сердце у нас. Если же он в сердце, то там уже нет страстей, ибо каждая заповедь закона, быв возлюблена, вон изгоняет противоположную ей страсть, а все – изгоняют все страсти. Таким образом, в сердце, возлюбившем закон, нет уже места страстям, и оно пребывает в покое, или во многом мире. Мир, значит, есть плод бесстрастия, бесстрастие же восстановляет человека в естественный его чин и в первоначальное соотношение его со всем сущим. И от Бога, и от мира ангельского, и от мира человеческого, и от природы идут к нему непрерывно благотворные влияния и воздействия и питают все его естество: и тело, и душу, и дух; питая же, удовлетворяют всесторонне, а удовлетворяя, водворяют мир, который, по причине такого удовлетворения благотворными влияниями, есть сладостный и многопитательный мир. Чем глубже мир, тем, значит, больше прибыло питательности. И несть таковым соблазна. О соблазне (греч., лат. scandalum) и у нас говорят: произвел скандал, т.е. наделал шуму. Таким образом, говоря, что любящим закон нет соблазна, пророк этим дает разуметь, что закон, возлюбленный ими, переполняет их таким глубоким миром, что ничто не может нарушить внутреннего их покоя. Блж. Феодорит пишет. «Воспламеняемые божественною любовью и хранением заповедей приобретающие мир с Богом, хотя вооружились бы на них все люди, живут в веселии. Свидетель этому божественный Павел, который взывает. «Мы отвсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся; мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем» (2Кор.4:8–9). И Господь, посылая апостолов по всей вселенной, «как овец посреди волков» (Мф.10:16), сказал им: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам» (Ин.14:27). Вместе с миром в сердце возлюбивших закон Божий вселяется упование спасения (ст. 166). Возложив все упование на Господа Бога, они остаются в несомненной надежде и в полной уверенности, что спасение их устроено будет всеконечно, как ведает премудрость Божия и Его бесконечная благость. Это самое и выражает пророк словами: Чаях спасения Твоего, Господи, а для сего я положил верно, от искреннего сердца исполнять заповеди закона Твоего, – и заповеди Твоя возлюбих. «Чаяние спасения, – говорит св. Амвросий, – породило любовь к заповедям, деятельная любовь к заповедям стала опорою упования, упование успокоило в Боге». Таким образом, и мир, происходящий от любви к закону, и успокоение в Боге, основанное на уповании спасения, – все это служит источником для питания душ, предавших себя всецело в руки Отца Небесного, из рук Коего никто их не восхитит, как уверяет Сам Спаситель: «Отец Мой болий всех есть, и никтоже может восхитити» овец Моих «от руки Отца Моего» (Ин.10:29), Но есть и еще источник духовного питания, получаемого от исполнения заповедей, – это самая любовь к ним (ст. 167). Когда мы питаемся известною пищею, то питательную стихию, сокрытую в ней, извлекает из нее наша органическая сила. Так и питательная духовная стихия сокрыта во всяком добром предлежащем нам деле. Это мера приложимой к нему заповеди. Извлекает эту стихию из него любовь к заповеди, которая и дает ощутить присутствие ее в том деле, извлечь питательность ее и привлечь ее к себе в самом совершении дела. Только любовь к заповедям и может, и умеет так делать. Потому-то пророк и говорит сначала: Сохрани душа моя свидения Твоя, а потом: и возлюби я, и не просто возлюби, но возлюби я зело. Начинай же хранить заповеди и свидения Божии, и не только начинай, но и продолжай хранить их со всеусердием и самоотвержением, – скоро найдешь вкус и полюбишь их, полюбишь крепко (зело).
Здесь пророк снова возвращается к средствам защиты и охранения богоугодной жизни по заповедям и, как на главнейшее из них, указывает на сознание вездеприсутствия и всеведения Божия. Это как бы следствие предыдущих его размышлений. Страх нарушить заповеди и чаяние спасения от исполнения их приводят к любви. Возлюбивший заповеди не может не возлюбить и заповедавшего, а возлюбив, не может уже забыть Его, и неотступно носит память о Нем в сердце своем, ибо таково свойство любви. С любовию памятующий о Боге всегда имеет Его пред очами своими, сам ходит пред Его очами и сознает себя во всех путях своих и начинаниях открытым пред Ним. Пророк не раз исповедал это, а здесь он удостоверяет, что, сознавая, как все пути его открыты пред Господом, он строго исполнял все заповеди Его: Сохраних заповеди Твоя и свидения Твоя, яко вси путие мои пред Тобою, Господи. Вот почему и все св. подвижники имели, и других учили иметь, первым делом установление в себе памяти о Боге, так, чтобы она слилась с сознанием, что и называли они хождением пред Богом, ибо после этого что ни делал бы человек, не может делать того иначе, как с мыслию, что Бог пред ним – и смотрит, что и как он делает.
ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ ОСМИСТИШИЕ (Ст. 169–176).
169. Да приближится моление мое пред Тя, Господи: по словеси Твоему вразуми мя. 170. Да внидет прошение мое пред Тя, Господи: по словеси Твоему избави мя. 171. Отрыгнут устне мои пение, егда научиши мя оправданием Твоим. 172. Провещает язык мой словеса Твоя, яко вся заповеди Твоя правда. 173. Да будет рука Твоя еже спасти мя, яко заповеди Твоя изволих. 174. Возжелах спасение Твое, Господи, и закон Твой поучение мое есть. 175. Жива будет душа моя и восхвалит Тя: и судбы Твоя помогут мне. 176. Заблудих яко овча погибшее: взыщи раба Твоего, яко заповедий Твоих не забых.
Это последнее осмистишие. Оно идет под буквою тав, которая означает «знак», или «примета». Пророк указывает в нем приметы, по которым можно определять, стоит ли кто на добром пути и идет ли по нему, как должно; это самое благопотребное заключение всех его нравоучительных наставлений. Содержание каждого стиха укажет нам, что именно хотел выразить пророк в этих наставлениях.
Ст. 169. У многих св. отцов, руководителей в духовной жизни, можно встретить урок – не доверять своему уму. Это значит, если ты при каждом деле, не доверяя себе, ищешь вразумления от Подателя всякой премудрости, то правым путем идешь. Поступая так, ты подражаешь пророку, который так молился Богу: Да приближится моление мое пред Тя, Господи: по словеси Твоему вразуми мя. Вразуми, научи т.е., как понять что-либо из встречающегося в жизни или в Писании или как поступить в предлежащем случае. Ум наш ограничен вообще, часто бывает малоразвит и слаб в размышлении, а потому в недоуменных случаях, и не столько по любопытству, сколько по существенной необходимости, можно обращаться, как иногда и обращаются некоторые из нас, к умнейшим и опытнейшим нас, но и их мера благоразумия и чуткости совести не безмерна, и доверие к ним не безусловно. И потому во многих случаях нельзя не обращаться к Источнику разума с молитвою о вразумлении; а еще лучше, – чтобы не было никаких колебаний и недоумений, во всех вообще случаях, без различия, – нам нужно обращаться с молитвою о вразумлении к Богу, несмотря на устремление деятельности своего ума и даже кажущееся постижение им существа дела. Тому, у кого сердце очищено от страстей и кто имеет обновленный дух (Пс.50:12), недолго ждать вразумления свыше: лишь только взыщет, тотчас и получит, ибо Господь близ (Пс.33:19). По очищении сердца от страстей, Святой Дух вселяется в него, Дух Божий, ведающий глубины Божии; тогда, по слову апостола, само помазание от Святого Духа учит (1Ин.2:20,27).
Человек, которого теснят как-либо или вяжут, обыкновенно ищет избавления. Нет никого, кто каждую минуту не находился бы в том или другом стесненном положении, но не все одинаково держат себя в нем. Одни надеются устранить все тесноты и распутать все узлы своими способами, и потому ограничиваются ими одними; другие своим способам не дают никакой силы, и хоть не чуждаются их совсем, но прочного избавления чают от единого Бога, потому благонадежно и обращаются к Нему во всех случаях – и больших, и малых. Вот эти-то одни и действуют право. Что для ума недоразумения, то для жизни – тесноты и узы. Недоумения ума разрешаются вразумлением, узы и тяготы жизни – помощию свыше. Неведомо, как раздвигаются тесноты и устраняются препоны, «стропотная» бывают «в правая», а «острая в пути гладки» (Лк.3:5). Мановению Божию все покорно. Покорись же и ты всецело Господу, – и всякое избавление будет тебе готово. «Яко на Мя упова, и избавлю и: покрыю и... с ним есмь в скорби, изму его и прославлю его» (Пс.90:14–15), – говорит Господь. В силу этого и учит пророк обращаться с молитвою об избавлении: по словеси Твоему избави мя, предъявляя сим не право на избавление, а оживляя лишь упование свое пред Всевидящим. Взыскание вразумления и избавления посредствуется у пророка приближением и вхождением молитвы пред лице Господа: Да приближится моление мое пред Тя, да внидет прошение мое пред Тя. Это так же состоит в числе признаков преуспеяния. И такая молитва, уже по свойству своему, приближается к Господу и входит пред Него.
Отрыгнут – от слова «отрыгнути» (греч., eructare, «изрыгать, извергать» – в переносном значении – «изречь, произнести»). Само собою, без всякого напряжения и предварительного обдумывания, отрыгнут устне мои пение, т.е. «уста мои произнесут хвалу» (по пер. с евр.). Зародившаяся в сердце песнь Богу исторгается устами и понесется на небо. Это – песнь славословия, благодарения и всякой молитвы. Такое состояние обнаруживается у человека-подвижника святой жизни тяготением внутрь, бывающим во время молитвы, чтения, размышления, и даже без всего этого, так – за делом каким. Это и значит, что человек, испытывающий все это, далеко прошел по пути к совершенству. Св. Исаак Сирианин так описывает это состояние: «По временам во все тело входит какое-то услаждение и радование, плотской язык не может выразить этого. Иногда услаждение это истекает из сердца в час молитвы или во время чтения, или вследствие напряженности мысли. А иногда бывает оно без всего этого, во время поделия, и по ночам, когда находишься между сном и пробуждением, как бы бодрствуя – и не бодрствуя. Но когда найдет на человека это услаждение, бьющееся в целом теле его, тогда думает он в тот час, что и Царство Небесное не иное что есть, как это же самое». Как после этого не отрыгнуть пения устам того, кто бывает в таком состоянии? Но надо знать, что оно не есть плод одного молитвенного труда, а следствие всей богоугодной жизни и всех трудов доброделания и подвижничества, и обнаруживается тогда, когда сердце начинает приближаться к чистоте. Пророк указывает на это в словах: егда научиши мя оправданием Твоим. Оправдания – заповеди. Научение им разумеется, – не заучивание на память писанных заповедей, а деятельное навыкновение в них, подобно тому, как навыкают какому-либо мастерству. Когда это бывает, тогда заповеди вселяются в сердце и составляют постоянный строй, заправляющий всеми движениями доброделателя.
Врачи по языку узнают состояние здоровья телесного, а речь говорящего обличает состояние его здравия душевного. Умные речи показывают умного человека, речи благочестивые – человека богобоязненного, а развратные – развратного. Чем у кого душа болит, тот о том и говорит. Если язык твой усладительно ведет речь только о словесах Божиих, то это знак, что о них болит душа твоя, т.е. любит их, желает исполнять сама и видеть исполнение их и от других. Это и естественно: когда ты возлюбил словеса Божии, то и речь ведешь только о них, ибо «от избытка сердца уста глаголют» (Мф.12:34), и удержать их нельзя, чтоб не говорить о них Но сюда должны привзойти еще и другие побуждения, именно – благодарение Богу и любовь к братиям. Пророк еще в покаянных чувствах говорил: «Научу беззаконныя путем Твоим, и нечестивии к Тебе обратятся» (Пс.50:15). Каясь, он дает обет, что не только сам всегда будет ходить путями Божиими, но и других станет научать тому же, ибо в размножении числа ходящих этими путями и состоит слава Бога, учредителя и указателя путей тех. Если еще в пору покаяния он воодушевлен был так, то умолчит ли, получив разрешение и очищение? В том ли, в другом ли расположении, но словеса Божии провещаются языком по доброжелательству к братиям своим. Испытав на деле, что грех вяжет, а заповеди дают свободу, и притом в многообразных отношениях, – кто удержится, чтоб не возвещать другим, где путь и где распутие? Пророк и провещает языком словеса Божии, потому что все они правда. Хочешь жить настоящею жизнию – живи, как заповеди велят, ибо всякая другая жизнь – не жизнь. Если провещание словес Божиих есть хороший признак, то молчание о них есть признак худой, а речи, противные им, признак наихудший. Где говорят будто научно, но не по-Божьему, где говорят все о пустом, и тем паче о срамном и грешном, там и говорящие, и слушающие, очевидно, отчуждились от словес Божиих, а чуждые словес Божиих чужды и Богу, возвестившему их.
В этом стихе выражено полное дерзновение пророка, с которым он молитвенно обращается к Богу о своем спасении и в то же время выражает свою всецелую преданность в волю Божию, заключающуюся в заповедях Его. Да будет рука Твоя еже спасти мя, яко заповеди Твоя изволих, т.е. нет у меня другой воли, другого желания, кроме того, чтобы ходить в заповедях Твоих. «Я весь Твой» (см. ст. 94), а потому благоволи, да будет рука Твоя всегда со мною, во еже спасти мя. Дерзновение к Богу – сладостное чувство, но оно невозможно при нечистой совести. Дерзновение входит пред самое лице Божие, а обремененная совесть тяготит долу. Став пред Бога, как воззреть на лице Его, если где-либо внутри кроется что-нибудь не изволяющее заповедям Его: ведь пред Богом все открыто, и представшая пред лице Его душа ясно сознает это. Таким образом, дерзновение к Богу истинное, не притворное, искреннее есть знак великой чистоты нравственной. Оно не надумывается, а само собою возникает в сердце, вследствие трудов по исполнению заповедей и приобретаемой чрез то чистоты сердца. Приступание к Богу в молитве и самое молитвословие есть уже показание дерзновения, но не всякий молящийся или молитву деющий есть уже дерзновенен, как «не всякий глаголяй: Господи, Господи, внидет в Царствие Небесное: но творяй волю Отца, Иже есть на небесех» (Мф.7:21). Молимся, уповая, но дерзновение есть высший плод упования, хоть оно вместе с ним и зачинается и зреет.
И по выражениям, и по мыслям своим, стих сей имеет большое сходство с предыдущими стихами 81 и 166. И там, и здесь пророк выражает сильное желание спасения, получить которое он надеется за исполнение заповедей, за ревностную любовь к закону Божию и за непрестанное поучение его в сем законе. Возжелание спасения Господня и непрестанное поучение в законе, и в этом стихе, и в обоих вышеуказанных, выражают одно – горячую ревность о спасении, чрез верное исполнение заповедей. Эта ревность есть движущая сила к богоугодной жизни по заповедям. Пророк, можно сказать, достиг того, чего он желал и чего надеялся: он уже живет тою жизнию, к которой стремился с такою ревностию, закон составляет руководительное начало его жизни: закон Твой, Господи, говорит он, поучение мое есть. Иметь такую ревность о спасении и такую любовь к закону – и значит крепко стоять на пути спасения, с полною преданностию в волю Божию.
Прежде пророк умолял Бога (ст. 77 и 88), чтобы оказал и сохранил жизнь его, а теперь самоуверенно говорит: Жива будет душа моя, – какою уверенностию дышет это слово! Ни тени колебания. Господь сказал: Иди вслед Меня, по заповедям Моим, – и спасешься, получишь покой и жить будешь во веки. Поверил человек и идет, говоря в себе ко Господу: верую, Господи, что так оно будет: Жива будет душа моя и восхвалит Тя. Он уже там душею своею – на месте достижения цели – и, как обретший уже искомое, хвалит Господа. «Будет так, как обетовал ты, Господи: вниду в покой Твой и вечно буду прославлять имя Твое». Но питая такую уверенность, не на себя опирается он, а на всесторонней помощи Божией или на вседействии Божием в душах, всецело Ему преданных. И судбы Твоя помогут мне. Так Сам Бог обетовал: «С ним есмь Аз, изму его и прославлю его: и явлю ему спасение мое» (Пс.90:15–16). Несомненность спасения питается и держится тем, что путь спасения учрежден Богом, и Им Самим, Спасителем нашим, пройден в естестве человеческом. Прошедши этот путь и пребывая в славе, Спаситель взывает: «Идите сим путем, и все тут же будете». Кто, веруя сему и видя это, поколеблется недоумением? И не колеблются: всякий питает уверенность, что жива будет душа его, если, не блуждая, пройдет путем, на который вступил по указанию Божию.
Пророку, принесшему Богу искреннее покаяние и так много преуспевшему на пути спасения, казалось бы неуместным взывать так: взыщи меня, я погибшее овча! Но то-то и дивно в деле спасения, что чем более кто преуспевает в нем, тем более видит себя уничиженным и худым, так что, идя к лучшему, он будто все более и более погружается в худшее и видит себя непотребнейшим, хоть и не отчаивается в своем спасении. У св. Антония Великого замечено, что Сам Бог закрывает преспеяние от глаз преуспевающих и внешним уничижением их, и попущением внутренних нестроений, при виде которых не могут они не исповедать того, что «никуда не гожусь я», – и не вопиять мытаревым гласом: «Боже, милостив буди мне грешному» (Лк.18:13). Такое смиренное и уничиженное исповедание и есть самый верный признак доброго течения и преуспеяния. «В чем же, – говорит св. Афанасий Великий, – преуспел пророк, если снова говорит о себе, что он – овча погибшее? В том, что соблюл смиренномудрие, по сказанному: «Егда сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко раби неключимы есмы» (Лк.17:10) [7, с 491]. На чем же стоит упование спасения, когда так глубоко сознание непотребства у самых великих преуспевателей? На сознании, что они не забывают заповедей Божиих. Всякий такой, исповедуя, что никуда он негож, вместе с тем, не ложно свидетельствует, что знает заповеди, сознает полную обязательность их для себя и то, что со времени обращения своего никогда не дозволял себе сознательно нарушать даже малейшую из них. Это сознание и дает смелость надеяться, что он хоть и никуда негож, но Многомилостивый, по милости Своей, не бросит его, а взыщет, как овцу погибшую и, взяв на рамо Свое, принесет в место спасения. Из всего этого видно, какое благоприличное заключение всего псалма составляет этот стих! Он возводит на самый верх нравственного совершенства, указывая его, однако ж, не в самовосхвалении или присвоении себе чего-либо, а в самоуничижении и невидении в себе чего-либо достойного. Раб неключимый, овча погибшее – вот воззвания истинных рабов Божиих, приятные Богу и привлекающие Его благоволение! Блаженный Феодорит так заключает истолкование сего многообъемлющего псалма: «Сделав краткое изъяснение псалма сего, мы просим читающих не довольствоваться написанным и не думать, что только это и принадлежит пророку, то есть только это и хотел сказать пророк. Напротив, пусть каждый извлекает то, что ему, собственно, на пользу и пусть уготовляет себе предохранительное врачевство от своих собственных недугов» [6, с 608]. Нечто подобное сему пишет и блж. Августин: «Сколько сил моих было и сколько помог мне Господь, я истолковал сей великий псалом. Мудрейшие и ученейшие меня, конечно, лучше сделали уже это или сделают.– но это не должно было освободить меня от посильного служения делу сему, и особенно, когда братия мои усильно к тому побуждали меня» [7, с. 493]. К этим кратким замечаниям блж. отцов Феодорита и Августина не только не излишне, а весьма важно присовокупить такое же краткое слово свт. Феофана, автора того толкования сего псалма, которым, по силам своего разумения, могли воспользоваться и мы, и на которое указано в предисловии к нашему объяснению сего псалма. Вот слова святителя Феофана: «Если им (блж. Феодориту и Августину) можно было такими словами заключить свое толкование, то тем более пригоже это мне. Прошу, притом, извинить многократные повторения одних и тех же мыслей. При всем желании, нельзя было этого избежать, потому что по длительности времени, естественно забывалось написанное прежде и, при новом приеме за дело, старое казалось новым. Утешаюсь тем, что любящим истину такое повторение не наскучит, потому что дает то, что любезно и что приятно, как приятно встречать друга, сколько бы раз ни приходилось это» [7, с 493–494].
ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ О ПСАЛМАХ, ИМЕЮЩИХ НАДПИСАНИЕ: ПЕСНЬ СТЕПЕНЕЙ.
Следующие за 118-м псалмом пятнадцать псалмов (119–133) называются песнями степеней, или восхождений. Так названы они потому, что пророчествуют о восхождении бывших в плену вавилонском иудеев в Иерусалим, т.е. о том, как они, находясь в скорби, молились Богу и, быв услышаны, возвратились в свое отечество. «Степенями, – говорит св. Златоуст, – псалмы сии названы в историческом смысле потому, что в них говорится о возвращении из Вавилона и упоминается о тамошнем плене, а в смысле переносном – потому, что они наставляют на путь добродетели, ибо путь, ведущий к ней, подобен ступеням и постепенно возводит добродетельного и любомудрого мужа от замешательства в сей жизни, как бы от Вавилона, и поставляет на самом небе, как бы в другом Иерусалиме» [5, с. 365]. По изъяснению блж. Феодорита, «не каждая песнь степеней предвозвещает одно и то же, но одна представляет бедствия в Вавилоне, другая – благовестие о возвращении, иная – веселье на пути, иная же – войны, бывшие по возвращении, а иная – построение храма. Каждый из сих псалмов представлен так, как будто воспевается ликом бывших тогда святых» [6, с. 609]. Некоторые из позднейших толковников думают, что сии пятнадцать псалмов названы песнями степеней, или восхождений, по числу пятнадцати ступеней Иерусалимского храма, при восхождении по которым пелись сии псалмы, и пелись голосом, постепенно возвышающимся, отчего и самый музыкальный инструмент, под музыку которого должно было петь сии псалмы, назван был маалот (восхождение). Достоверно неизвестно, кем составлены сии псалмы, хотя некоторые из них в еврейском тексте носят имя Давида, как, например, 121 и 132. В Вульгате же 123-й и 130-й псалмы надписываются: Cancticum graduum ipsi David, a 126-й – Cancticum graduum Salomonis; в других же изданиях, как у Тремеллия, – Cancticum excellentissimum Davidis, Cancticum excellentissimum pro Salomone. Есть мнение толковников, что все пятнадцать псалмов написаны во время вавилонского плена или по возвращении из него Ездрою, Аггеем, Захариею и Малахиею.