Архимандрит Антоний (Медведев), наместник Свято-Троицкой Сергиевой лавры

«Восхвалим Единаго от Отца Христа Спасителя, который во дни своя утверди Церковь, не дом ветхозаветным сени и гаданий, но дом благодатнаго Царства Христова, обители подвижников благочестия, восхвалим и благодетельного отца архимандрита Антония и сим посильным похвалением сделаем воззрение на достохвальную жизнь его, да подражаем вере его» (25, л.1,1об.).

Такими словами начинается одно из жизнеописаний наместника Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрита Антония (Медведева), который, благодаря своим исключительным способностям и неутомимой деятельности, достиг еще во время земной жизни «такой известности, что его знала и уважала не только вся Россия, но и многие знатные особы за границей, как на Востоке, так и на Западе» (2, с. 3).

Архимандрит Антоний родился 6 октября 1792 года и назван в Святом Крещении Андреем в честь преподобного Андрея Критского. Его отец Гавриил Иванович и мать Ирина Максимовна Медведевы¹ были вольноотпущенными графини Екатерины Ивановны Головиной. Гавриил Иванович служил у князя Егора Александровича Грузинского вольнонаемным поваром в его поместье в известном хлебной торговлей селе Лыскове Нижегородской губернии.

На пятом году жизни Андрей лишился отца, о нежных ласках которого сохранилось у него полное любви воспоминание (4, с. 48). Мать Андрея была женщиной строгой. Оставшись вдовой с малолетними детьми, Ирина Максимовна «продолжала жить в Лыскове, где муж ее успел уже приобрести свой дом, и кормилась трудами рук своих» (3, с. 268). Она умерла на 95-м году жизни.

По словам жизнеописателя архимандрита Антония, Андрей был «воспитан не в преучительных мудрости века сего словесех², но в страхе Божием, рождающем истинную мудрость разумети доброе и лукавое» (25, л. 1 об.).

После обучения грамоте Андрей был отдан матерью в ученики к аптекарю Полидорову при больнице в Лыскове. В то же время, обладая прекрасным альтом, он пел в церковном хоре. Домашний врач князя Грузинского француз Дебше полюбил Андрея, взял его к себе и научил прислуживать больным и некоторым медицинским навыкам. Умирая, он завещал ему все свои книги. Живой и восприимчивый юноша скоро так успешно стал лечить больных, что когда пришедший вместо Дебше врач не понравился князю, он поручил заведование больницей Андрею Медведеву (3, с. 268). Прикомандированный за недостатком врачей к готовившемуся в 1812 году Нижегородскому ополчению, Андрей получил формальное разрешение на врачебную практику (4, с. 51).

Но положение фельдшера не удовлетворяло юношу. Его внутреннее состояние той поры метко охарактеризовал ректор Московской духовной академии архимандрит Михаил (Лузин)³: «В дали минувшего видится мне юноша, богато одаренный замечательными душевными качествами, юноша с зачатками ума наблюдательного, крепкого, тонкого, острого, не любящего останавливаться на поверхности, но стремящегося проникнуть вглубь; с задатками воли сильной, энергичной, упругой и гибкой; с сердцем нежным, впечатлительным и восприимчивым, глубоко чувствующим и отзывчивым; с характером бодрым, деятельным, подвижным; с воображением живым, несколько поэтическим» (5, с. 372).

Божие Провидение направляло Андрея Медведева к иноческой жизни. Однажды он случайно зашел в нижний этаж княжеского дома, всегда открытого для странствующих монахов. В углу, освещенном лампадой, он увидел послушника, стоящего на коленях и молящегося. Андрей пожелал узнать, в чем состоит келейное монашеское правило. Странник предложил совершить его вместе. Душа Андрея усладилась именем Сладчайшего Иисуса, многократно повторяемым и в каноне, и в акафисте. Это первое благодатное впечатление сохранилось в душе Андрея на всю жизнь (3, с. 269–270).

Сильное влияние на Андрея имели духовные беседы благочестивой настоятельницы Арзамасской Алексеевской женской общины инокини Олимпиады (в миру Ольги Васильевны Стригаловой), с которой он познакомился случайно и к которой относился затем как к духовной наставнице.

«Алексеевская Арзамасская община, основанная ученицами Санаксарского настоятеля отца Феодора (Ушакова)⁴ около 1757 года, до конца жизни этого старца († 1791 г.) находилась под его непосредственным духовным руководством и содержала строгий иноческий общежительный устав. Под ближайшим руководством второй настоятельницы этой общины Марии Петровны Протасьевой (1795–1813), умной и опытной в духовной жизни, возрастала Ольга Васильевна Стригалова, дочь богатого костромского купца. На двадцатом году своей жизни (в 1793 году) она поступила в Алексеевскую общину и в 1795 году была тайно пострижена с именем Олимпиада. Еще при жизни Протасьевой, во время ее отсутствия в обители, мать Олимпиада нередко исполняла должность настоятельницы. Избранная в 1813 году настоятельницей, мать Олимпиада, несмотря на свою болезненность, была деятельной начальницей почти четырехсот сестер. Она стяжала глубокое духовное рассуждение. В сохранившихся наставлениях и письмах сестрам мать Олимпиада внушает особенно строгое исполнение устава, покорность старшим, взаимную любовь и снисхождение к немощам других и чистую усердную молитву души, любящей Господа. Проникнутая мыслью о Боге и вечном спасении, она единое на потребу внушала и всем знающим ее. Этой-то настоятельнице суждено было иметь решительное влияние на Андрея Медведева» (3, с. 279).

По врачебной практике Андрею Гавриловичу приходилось не раз бывать в Арзамасе. Однажды его пригласили оказать помощь тяжко болевшей настоятельнице обители, возле которой он провел несколько часов и выслушал немало душеполезного и назидательного. Ему удалось облегчить состояние больной. Затем он был приглашен к болящей блаженной Елене Афанасьевне из рода дворян Дертьевых. Она встретила Андрея Гавриловича словами: «Ныне начах: сия измена десницы Вышняго» (Пс.76:11). Потом, взглянув на его мирскую одежду, сказала: «Хорош паренек, да одежду нужно подлиннее, до самых пяток» (4, с. 52). Не понял он тогда слов блаженной, но потом увидел в них предсказание об иночестве и указание на то, что знакомство с матушкой Олимпиадой было для него началом 7нового жизненного пути. Духовный строй светлого и благодатно просвещенного ума матери Олимпиады незаметно, но довольно быстро воспламенил молодую, восприимчивую душу Андрея Гавриловича и открыл то, к чему она бессознательно стремилась. «Не знаем, – пишет профессор Московской духовной академии Петр Симонович Казанский, – о чем были первые беседы инокини Олимпиады с А.Г. Медведевым, но по ее духовному устроению, без сомнения, направлялись они к предметам духовным. Нередко бессознательно и незаметно для нас самих западают в душу впечатления бесед или примеры жизни, и из этого малого семени возрождается само направление. Так было и с Андреем Медведевым. Вопросы религиозные стали волновать мысль его, и нередко, может быть, возникал пред ним образ той жизни, какую проводили в Алексеевской общине» (3, с. 271).

На пути к добродетели обычно встречаются и преткновения. Не избежал их и боголюбивый Андрей. В богатом селе Лыскове и в ближайших к нему местностях жило много раскольников. Пропаганда, свойственная расколу, не обошла стороной и даровитого юношу. Раскольники старались подорвать у молодого врача доверие к чудесным исцелениям от святых мощей угодников Божиих, а по большому счету – к Православию. Не видев дотоле мощей святых, Андрей, при первом представившемся случае, отправился в Муром и Владимир, где находились святые мощи. Посещение этих городов рассеяло внушения раскольников. Мать Олимпиада обратила его внимание и на то, что прославленные нетлением и чудесами угодники Божии пребывали преимущественно в иноческом образе. Из путешествия Андрей вернулся в Лысково с твердой решимостью долго там не задерживаться, но всецело посвятить себя на служение Богу в иноческом звании (6, с. 89–103).

Три года мать Андрея упрашивала князя Е.А. Грузинского отпустить сына, но тот не соглашался. Она просила вернуть вольную ее мужа, но ей было сказано, что вольная сгорела. Раздраженный уговорами, князь стал грозить, что отдаст Андрея в солдаты. Выход из этого затруднительного положения помог найти секретарь Макарьевского магистрата⁵ Соловцев. Он достал копию вольной и метрическое свидетельство. На основании этих документов Андрею и его матери удалось приписаться к сословию мещан города Арзамаса.

С того времени яснее и определеннее стала мысль об иноческой жизни, Андрей укреплялся в своем намерении. Инокиня Олимпиада снабжала Андрея святоотеческими книгами, в которые он дотоле не заглядывал. В подвале дома, где он жил, отыскался уголок, куда юноша удалялся, иногда на день или на два, и никто не знал, где он был. Там он приучался к молитве и внутренней сосредоточенности. Служба в больнице князя Е.А. Грузинского уже давно его тяготила. Он желал другого места, но тут возникло серьезное препятствие.

Чтобы не подвергаться нападкам со стороны вспыльчивого князя и подготовиться к иноческой жизни, мысль о которой стала преобладающей в душе Андрея, он поехал в Арзамас. Оттуда, надев ветхую одежду и лапти, бедным странником отправился он в Саров и осенним дождливым днем 1817 года в рубище нищего явился в обитель. Первого встретившегося ему послушника спросил, к кому следует обратиться, чтобы приняли его в число братий. Вопрошаемый подозрительно осмотрел его с ног до головы. Заметив, что грязное рубище «странника» слишком уж не вяжется со всем прочим, послушник принял его за обманщика и заподозрил недоброе. Сказав, что в святой обители нет места таким шатунам, он посоветовал поскорее убираться, грозя призвать сторожей, чтобы выпроводить его. Далеко еще не нищий духом, Андрей запальчиво стал обличать послушника за несообразное с его званием лицеприятие и тем еще более убедил его в справедливости зародившегося подозрения. Но дальнейшие объяснения были прерваны появлением монаха, который увел послушника для исполнения какого-то спешного послушания. Монастырский работник указал Андрею вход к казначею, но и там он был принят сурово. Глотая слезы, Андрей направился к выходу из обители с твердым намерением впредь не бывать в Сарове. За воротами ему встретился отец Марк. Блаженный в одной рубашке, с обнаженной грудью и веткой в руках остановил бежавшего из обители Андрея и, положив ему руку на плечо, с улыбкой произнес: «Не искушай Господа Бога твоего». Андрей смысл обличения старца Марка понял так: Господь попустил ему быть искушенным таким неприязненным приемом за то, что он сам приходил искушать иноков. Со слезами раскаяния юноша пал к ногам блаженного. «Прости меня, батюшка, – просил он, рыдая, – и помолись обо мне Господу, согрешил я». Старец улыбнулся, перекрестил его и сказал: «Смиряйся – и спасешься. Иди с миром. Не убо прииде еще час. Господь управит путь твой в место сие».

Вид Саровской обители. Гравюра конца XIX века

Из своего путешествия Андрей возвратился в Лысково. Мать неохотно давала согласие на его поступление в монастырь, и это на время остановило его. Но по указанию явившегося ему во сне преподобного Андрея Критского 27 июля 1818 года Андрей снова пришел в Саров с просьбой принять его в монастырь. Игумен Нифонт выслушал его внимательно и дал ему небольшую келлию. Поступив в Саровскую обитель, Андрей исполнял различные иноческие послушания, среди прочего пел на клиросе и был чтецом. Он не сподобился пользоваться советами и наставлениями великих Саровских подвижников – отца Марка и преподобного Серафима: отец Марк скончался 4 ноября 1817 года, а преподобный Серафим был в затворе с 1810 по 1825 год и до 1820 года сохранял обет молчания. Никакому старцу в послушание он не был поручен, и по- прежнему его руководительницей в духовной жизни оставалась настоятельница Алексеевской общины. Болезненное состояние игумении Олимпиады, доверявшейся его врачебному искусству, давало повод к частым посещениям настоятельницы, во время которых Андрей сам врачевался духовно (4, с. 53–55).

Пробыв около полутора лет в Сарове, Андрей вернулся в Арзамас. Мать Олимпиада убедила его поступить в Высокогорский монастырь, находившийся в четырех верстах от города.

27 июня 1822 года послушник Андрей, по указу Святейшего Правительствующего Синода, иеромонахом Арсением, строителем Высокогорской пустыни, был пострижен в монашество с именем Антоний в честь преподобного Антония Печерского (7, л. 8). Новый постриженник характеризовался как «весьма способный» (7, л. 8 об.), и это побудило начальство вскоре после пострижения рукоположить его в священный сан. 20 июля того же года епископ Нижегородский Моисей⁶ рукоположил монаха Антония во иеродиакона, а 22 июля – во иеромонаха (3, с. 277).

Со времени поступления в Высокогорскую пустынь иеромонах Антоний находился под непосредственным духовным руководством игумении Олимпиады. Она приучала его к иноческим подвигам и прежде всего – к отсечению всяких излишних желаний. «Основные черты духовного устроения отца Антония, – пишет П.С. Казанский, – в начале его монашества, выражающиеся в его дневнике, сохранились и во всю его жизнь. Мы не видим здесь строго аскетического направления, видно сердце чувствительное. Оно доступно наслаждению красотами природы, что было, как говаривал не раз отец Антоний, прирожденным свойством его души. Видно и расположение сердца к дружеским отношениям, но особенно выступает желание делать добро другим ради самого добра. Сердце его находило особое утешение в том, чтобы врачевать больных, утешать несчастных, помогать неимущим, и для этого он готов был отказаться и от добрых желаний, если они служили только для собственного его блага и утешения» (3, с. 279–280).

В 1824 году иеромонах Антоний предпринял путешествие к святым местам, добрался и до Киева. В восторженном настроении духа оставил он обитель. «Ехавши лесом, – писал он в дневнике, – я не спускал глаз, как золотило верхушки дерев восходящее солнце. Душа моя к возвышеннейшему благоговению еще более возбуждалась пением птиц, встречавших восход солнца. Пустынь скрылась от глаз, и я свободно вздохнул для удовольствия сердца моего, способного стремиться к прекрасному в природе. Теперь, подумал я, буду каждодневно читать в тебе, природа, с полною свободою богатство, премудрость, благость и любовь Господа моего. Солнце стало выше, и я в порыве воспламененных чувствований моих обнял его всеми силами души моей как великого моего друга» (2, с. 14). В тридцати верстах от Арзамаса в сторону Нижнего, когда иеромонах Антоний остановился на станции, крестьяне, знавшие его, привели больных – малых и больших. «И я, – пишет он, – в продолжение отдыха лошадей едва- едва с ними разделался. Не имея ничего с собою, я должен был находить травы и указывать домашние лекарства. Мир вам Божий, добрые души! Хорошо, кого благословит Господь делать добро ближнему из любви к добру. Это благовонная пища сердца человеческого, и по употреблении долго ощущается ее благоухание» (3, с. 14).

Через Кострому и Ярославль отец Антоний проехал в Троице-Сергиеву Лавру. В Москве он останавливался в Симонове монастыре, и по совету жившего там на покое бывшего наместника этого монастыря иеромонаха Иосифа, известного подвижнической жизнью, и схимонаха Павла, 95-летнего старца, был представлен митрополиту Московскому Филарету⁷. Святитель Филарет немалое время беседовал с иеромонахом Антонием. Говорили о Сарове и его подвижниках. Впоследствии святитель Филарет говорил, что эта встреча произвела на его душу сильное впечатление. Он довольно часто вспоминал о высокогорском иеромонахе Антонии (4, с. 58–59).

Путешествие по России, встреча с людьми, опытными в духовной жизни, знакомство с различными порядками монастырской жизни для наблюдательного инока имели большое значение. Это расширяло круг его воззрений, обогащало многими сведениями.

9 июля 1826 года епископом Нижегородским и Арзамасским Мефодием (Орловым-Соколовым)⁸ иеромонах Антоний был определен строителем Высокогорской пустыни и присутствующим в Арзамасском Духовном Правлении. Под управлением нового строителя пустынь стала быстро процветать и прославляться. Украсились храмы обители, установилось благолепное служение, благоустройство чувствовалось во всем. Личность настоятеля, его служение, его дар слова привлекали из Арзамаса и окрестностей в праздничные дни многих богомольцев. К нему обращались с просьбой быть духовным отцом. Его строгая мать, нередко приезжавшая в обитель, глядя на переполненную после обедни приемную настоятеля, сокрушалась вслух: «Это ли удаление от людей? Это ли отречение от мира?»

При вступлении иеромонаха Антония в должность строителя в пустыни было двадцать братий, при переходе его в Троице-Сергиеву Лавру в Высокогорской обители насчитывалось уже девяносто человек. Для размещения иноков воздвигались новые корпуса.

В сентябре 1826 года епископ Нижегородский и Арзамасский Афанасий (Протопопов)⁹ возложил на иеромонаха Антония набедренник, а в 1829 году – палицу (7, л. 8).

Игумения Олимпиада, как и прежде оставалась для отца Антония духовной матерью и продолжала назидать его мудрыми духовными наставлениями. Но в 1828 году, отправившись на богомолье в Киев, она скончалась (3, с. 283–284).

Преподобный Серафим Саровский

Несколько раз в год иеромонах Антоний ездил в Саров для беседы с опытными старцами и особенно – с преподобным Серафимом. Саровские старцы любили его, уважали и нередко навещали сами. Один из них – Арсений – умер у него на руках в Высокогорской пустыни в 1830 году (3, с. 284). В летописи Саровской обители рассказывается случай, когда в келлию преподобного Серафима одновременно вошли строитель Высокогорской пустыни иеромонах Антоний и владимирский купец. Отца Антония преподобный Серафим попросил сесть и подождать, а с купцом начал разговаривать. «Все твои недостатки и скорби, – сказал он купцу, – суть следствия твоей страстной жизни. Оставь ее – исправь пути твои». И затем кротко и ласково начал обличать его в пороках, но с такой теплотой сердца, что оба его слушателя заливались слезами. В заключение преподобный велел купцу поговеть в Сарове, обнадеживая его, что в случае искреннего покаяния Господь не отнимет от него Своей благодати и милости. Купец с умилением поклонился ему в ноги, обещая исполнить все его советы, и в слезах, но с облегченной душой вышел от него. Удивленный прозорливостью старца, иеромонах Антоний не сдержал восторга:

– Батюшка! Душа человеческая перед вами открыта, как лицо в зеркале: не выслушав духовных нужд и скорбей бывшего сейчас богомольца, вы ему все высказали.

Отец Серафим молчал. Иеромонах Антоний продолжал:

– Теперь я вижу: ум ваш так чист, что от него ничего не сокрыто в сердце ближнего.

Преподобный Серафим положил правую руку на уста своему собеседнику и сказал:

– Не так ты говоришь, радость моя. Сердце человеческое открыто одному Господу, и один Бог – сердцеведец, а приступит человек, и сердце глубоко (Пс.63:7).

Затем преподобный рассказал, как некоторые укоряли святителя Григория Богослова за то, что он приблизил к себе Максима-циника. Но святитель сказал: «Един Бог ведает тайны сердца человеческого; а я видел в нем обратившегося от язычества в христианство, что для меня велико».

Отец Антоний не отступал:

– Да как же, батюшка, вы не спросили купца ни единого слова, и все сказали, что ему потребно?

Преподобный Серафим начал объяснять:

– Он шел ко мне, как и другие, как и ты шел, яко к рабу Божию. Я, грешный Серафим, – так и думаю, что я грешный раб Божий, – что мне повелевает Господь, то я и передаю требующему полезного. Первое помышление, являющееся в душе моей, я считаю указанием Божиим и говорю, не зная, что у моего собеседника на душе, а только верую, что так мне указывает воля Божия для его пользы. А бывают случаи, когда мне выскажут какое-либо обстоятельство, и я, не поверив его воле Божией, подчиню своему разуму, думая, что это возможно, не прибегая к Богу, решив умом: в таких случаях всегда делаются ошибки» (9, с. 148–149).

Епископ Леонид¹⁰, викарий Московской епархии, в 1849 году записал замечательный рассказ, слышанный им от некоего отца Феодора. Иеромонах Антоний рассказывал отцу Феодору, что когда он постригся в монахи, было у него пламенное желание того жития, образец которого встречал он в книгах отеческих, им прочитанных: ему хотелось, по примеру древних, начать с того, чтобы волю свою бросить в горн послушания, совершенно отречься от себя и предать волю свою в волю избранного старца.

С этой мыслью пошел он к преподобному Серафиму (это было в Сарове). Выслушав его, отец Серафим взял его руку и вложил в руку старца, который оказался в его келлии. «Я так и обмер», – говорит отец наместник, потому что, как нарочно, судьба свела его в келлии отца Серафима в такую важную минуту с человеком, слабости которого были ему известны и которого особенно не хотелось бы ему иметь своим наставником, что было бы делом неизбежным, если бы так решил преподобный Серафим, ибо отец Антоний решил во всем повиноваться его воле. «Если бы знал отец Серафим, – был помысл Антония, – что этот, впрочем, добрый старец так часто приглашает меня к себе, чтобы только полакомиться со мною, между тем как я, оставив в миру и то, что было гораздо важнее, так мало имел расположения ввязываться в эти пустяки, или если бы преподобный Серафим заметил теперь, как одобряет он движение отца Серафима соединить меня с ним, конечно, узами послушания».

Все эти мысли теснились в голове отца Антония и возмущали его. Но скоро дело выяснилось. Отец Серафим сказал старцу: «Возьми ты этого молодого брата, введи его в церковь, поставь перед местным образом Спасителя, вели сделать три земных поклона и скажи: «Вот тебе наставник и покровитель; все, что Он скажет тебе, делай – и спасешься». Так поставь и перед местным образом Божией Матери и скажи: «Вот тебе наставница и покровительница – иных тебе не нужно». После этого распоряжения он сделал отцу Антонию как бы пояснение следующего содержания: «Ты хорошую взял мысль всецело подчинить свою волю воле другого, но посмотри, чего ты хочешь: хочешь ты, чтобы тебя, как свечу, поставили в светлый, крепкий фонарь, где ты безопасен от ветра, и несли тебя бережно; или хочешь ты, чтобы через реку перевез тебя надежный челн?.. Сам умей укрываться от ветра, чтобы не потух пламень; сам борись с волнами, чтобы перебраться за реку». И указал только, кого можно выбрать в советники (9, с. 149–151).

23 февраля 1831 года скончался наместник Сергиевой Лавры архимандрит Афанасий¹¹. Митрополит Филарет, получив такое известие, был озабочен выбором его преемника. Мысль остановилась на настоятеле Высокогорской пустыни иеромонахе Антонии. «Но, – рассказывал он, – не хотелось мне брать человека из чужой епархии, тогда как много их в своей. Но в это время явился странник, который и назвал мне наместником Лавры отца Антония. В этом указании, совершенно совпадавшем с моею мыслью, я увидел указание Провидения» (2, с. 19).

Преподобный Серафим Саровский

Еще за два месяца до этих событий, когда жив был прежний наместник и не было речи о его замещении, преподобный Серафим предсказал отцу Антонию его назначение. Рассказ об этом записан самим отцом Антонием и с его слов напечатан в «Житии преподобного Серафима».

В январе 1831 года иеромонах Антоний отправился к отцу Серафиму в Саров для совета по случаю сильно смущавших его неотвязчивых мыслей о смерти. Приехав в Саров вечером и никуда не заходя, иеромонах Антоний пошел прямо к келлии старца Серафима. Не доходя до нее, он встретил кого-то из братии; ему сказали, что отец Серафим еще не возвратился в монастырь из своей пустыни. Было уже около пяти часов вечера и темнело. Отец Антоний остановился в раздумье: идти ли ему куда или тут дожидаться? В это время стоявшие с ним братия, завидев издали грядущего старца, возвестили: «Вот отец Серафим идет». Старец шел в обыкновенной своей одежде с мешком за плечами, опираясь на топор. Иеромонах Антоний тотчас подошел к нему и поклонился как обычно.

– Что ты? – спросил его старец.

– К вам, батюшка, со скорбною душою, – отвечал отец Антоний.

– Пойдем, радость моя, в келлию, – приветливо сказал старец.

В келлии наедине иеромонах Антоний умолял старца Серафима сказать ему откровенно, совершится ли с ним то, что внушают ему скорбные помыслы. Не приближается ли в самом деле смерть его? «Сижу ли я в келлии, – говорил отец Антоний, – выйду ли на монастырь, мне представляется, что последний раз вижу обитель. Из сего я заключаю, что скоро умру, и потому указал уже и место могилы для себя. Желаю знать о своей смерти единственно для изменения моей жизни, чтобы, отказавшись от должности, посвятить остальные дни свои безмолвному вниманию. Извещение о смерти, – прибавил иеромонах Антоний, – не будет страшно для меня».

Преподобный Серафим слушал рассказ, не изменяя положения и держа за руку иеромонаха Антония. Когда же тот закончил, блаженный старец, взирая на него с любовью, сказал: «Не так ты думаешь, радость моя, не так – Промысл Божий вверяет тебе обширную Лавру».

Отцу Антонию подумалось, что старец Серафим желает отвлечь его от скорбных мыслей, посему, прерывая его, сказал: «Батюшка! Это не успокаивает меня, не усмиряет моих помыслов; я умоляю вас, скажите мне прямо: мысли мои о смерти не служат ли от Бога указанием на близкую мою кончину? И в таком случае я буду просить молитв о душе моей и приму мирно и благодарно ваше слово. Мне хочется встретить час смерти с должным приготовлением». Преподобный Серафим с ангельской улыбкой отвечал: «Неверны твои мысли; я говорю тебе, что Промысл Божий вверяет тебе Лавру обширную», – и, к большому удивлению отца Антония, преподобный Серафим стал просить его милостиво принимать из Сарова братию, если кто придет в Лавру или кого он пришлет.

Далее старец Серафим сказал: «Не оставь сирот моих, когда дойдет до тебя время». Не выдержал отец Антоний и в порыве беспредельной любви и уважения к старцу бросился к нему, обнял его и долго плакал. Не понимая значения сказанных слов, он остановился вниманием своим на слове «сирот»; ему казалось, что старец говорит о скорой своей кончине. Блаженный Серафим продолжал: «Поминай моих родителей Исидора и Агафию». Затем стал советовать покоряться во всем воле Господней, быть прилежней к молитве, строго исполнять свои обязанности, быть милостивым и снисходительным к братии. «Матерью будь, – говорил он, – а не отцом к братии и вообще ко всем будь милостивым и смиренным. Смирение и осторожность есть красота добродетели». Потом преподобный Серафим несколько раз обнял отца Антония, благословил висевшим на его груди крестом и сказал: «Теперь гряди во имя Господне. Бремя уже тебе, тебя ждут».

На обратном пути отец Антоний услышал, что едущий с ним монах начал плакать. «О чем ты плачешь?» – спросил Антоний. Инок отвечал, что по приезде в Саров он встретил преподобного Серафима, возвращавшегося из пустыни в монастырскую келлию. Батюшка сказал ему: «Ну вот, и вам предстоит разлука с вашим строителем» (4, с. 60–63).

Письмом от 26 февраля 1831 года святитель Филарет пригласил отца Антония быть наместником Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.

«Преподобный отец строитель! – писал он. – Мысль, которую я вчера имел, но не успел сказать, сего дня, предварив меня, сказал мне другой, и сие внезапное согласие сделалось свидетельством того, что она пришла недаром. Сия мысль есть надежда, что, при помощи Божией, благоугодно Богу и Преподобному Сергию можете Вы послужить в его Лавре, где упразднилось место наместника мирным преставлением благия памяти брата и служителя нашего архимандрита Афанасия. Призвав Бога и взыскуя Его воли, а не моей, приглашаю Вас в служение сие. Да будет Вам к принятию сего звания благим побуждением то, что это не Ваша воля и что я Вас призываю как послушник Преподобного Сергия, который о Вашем ему чрез меня послушании будет благий пред Богом о Вас свидетель и за Вас предстатель. Призываю от Господа благословение Вам и сему начинанию споспешение» (10, с. 1).

К письму был приложен конверт для нижегородского епископа Афанасия о скорейшем увольнении иеромонаха Антония с должности строителя Высокогорской пустыни и отправлении его в Москву. 4 марта 1831 года епископ Афанасий написал ответное письмо (14) митрополиту Филарету.

«Высокопреосвященнейший Владыко,

Милостивейший Архипастырь и покровитель!

Поспешаю исполнить священную для меня волю Вашего Высокопреосвященства посланием избранного Вами на службу Преподобному Сергию Радонежскому Высокогорской пустыни строителя иеромонаха Антония. Должность его по управлению сею пустынею поручена уже другому, и он, получив увольнение из здешней епархии, является теперь пред святительское лицо Ваше с совершенною готовностью надело, на которое поставить его благоугодно Вам будет.

При сем считаю моим долгом засвидетельствовать пред Вами о нем, что он с того времени, как имел счастие сделаться известным Вашему Высокопреосвященству, не утратил добрых качеств, обративших на него милостивое внимание Ваше, но продолжал употреблять в дело данные ему таланты, ведя себя постоянно с примерною честностью и устрояя вверенную ему обитель с отличным усердием, деятельностью и благопоспешеством. Почему дерзаю надеяться, что он, быв верен в малом, не посрамит избрания и ожидания Вашего и тогда, когда над многими поставлен будет.

Препоручая себя и его в высокое покровительство Ваше, с глубочайшим к святительской особе Вашей почтением и совершенною преданностью имею честь быть всегда Вашего Высокопреосвященства Милостивейшего Архипастыря и покровителя всепокорнейшим слугою.

Афанасий, епископ Нижегородский и Арзамасский».

По получении письма митрополита Филарета иеромонах Антоний немедленно отправился в Нижний Новгород и 4 марта получил увольнение с должности настоятеля. Сдав монастырь казначею, он 7 марта совершил литургию, причастил братию Святых Таин и простился с нею. Затем отец Антоний проехал в Арзамас проститься со знакомыми. 10 марта иеромонах Антоний прибыл в Москву, остановился в Симоновом монастыре и в тот же день явился к митрополиту Филарету (4, с. 63), имея с собой послужной список, в котором он характеризовался как весьма способный к послушанию (15).

Митрополит Филарет сообщил Святейшему Синоду (18) и в Учрежденный собор Свято-Троицкой Сергиевой Лавры (19) о назначении иеромонаха Антония наместником Лавры.

11 марта в домовой церкви митрополита Филарета в Москве иеромонах Антоний был приведен к присяге с произнесением «Клятвенного обещания», в котором говорилось:

«Я, нижеименованный, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом пред святым Его Евангелием в том, что хощу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному всемилостивейшему великому Государю Императору Николаю Павловичу, Самодержцу Всероссийскому, и Его Императорского Величества всероссийского престола наследнику, Его Императорскому Высочеству великому князю Александру Николаевичу, верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего, до последней капли крови; и все к высокому Его Императорского Величества самодержавству, силе и власти принадлежащий права и преимущества, указанныя и впредь узаконяемыя, по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять и притом по крайней мере старатися споспешествовать все, что к Его Императорского Величества верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может. О ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать тщатися, и всякую вверенную тайность крепко хранить буду и поверенный и положенный на мне чин, как по сей (генеральной, так и по особливой) определенной и от времени до времени Его Императорского Величества именем от предуставленных надо мною начальников определяемым инструкциям, и регламентам, и указам, надлежащим образом по совести своей исправлять, и для своей корысти, свойства, дружбы и вражды противно должности своей и присяги не поступать, и таким образом себя весть и поступать как верному Его Императорского Величества подданному благопристойно есть и надлежит, и как я пред Богом и Судом Его Страшным в том всегда ответ дать могу, как суще мне Господь Бог душевно и телесно да поможет. В заключение же сей моей клятвы целую слова и крест Спасителя моего. Аминь.

Присягу принимал Свято-Троице-Сергиевой Лавры новоопределенный Наместник

Соборный Иеромонах Антоний.

Март 11-го дня 1831 года.

По сей форме к присяге приводил Троицкого Сухаревского подворья эконом –

иеромонах Анастасий. 11-го марта 1831 года» (20).

15 марта 1831 года в церкви Преподобного Сергия на Троицком Сухаревском подворье в Москве иеромонах Антоний был возведен в сан архимандрита Вифанского монастыря¹² (22) и 19 марта прибыл в Троице-Сергиеву Лавру.

Не без страха и смущения отправился отец Антоний к месту своего нового служения. Но скоро он освоился со своим положением. «Выбор митрополита Филарета был весьма счастливый, а поддерживать избранных им лиц он умел» (4, с. 64).

Отец Антоний вступил в должность наместника Троице-Сергиевой Лавры будучи тридцати девяти лет от роду, в полной крепости душевных и телесных сил и более сорока шести лет исполнял эту обязанность.

Вид Троице-Сергиевой Лавры. Гравюра конца XVIII века

По уставу Лавра управлялась Духовным собором, в котором наместник являлся только первым членом. Предшественник отца Антония, архимандрит Афанасий, не имел расположения, может быть, и способности, взять на себя все бремя управления Лаврой. Он охотно надзирал за поведением монашествующих, но не очень много уделял времени всем другим делам. Главным распорядителем в Лавре был казначей отец Арсений, двадцать лет занимавший эту должность и в 1829 году назначенный настоятелем Иверского монастыря. Хотя заменивший его иеромонах Мелхиседек не был способен поддержать прежнюю репутацию казначея, но и архимандрит Афанасий не обнаруживал желания усилить свое влияние в делах обители, и Лаврой управлял Собор. Митрополит Филарет вообще не любил коллегиального управления, при котором не было конкретно ответственного лица. Потому он и хотел, чтобы под его надзором управление Лаврой осуществлялось наместником. В этом отношении архимандрит Антоний вполне удовлетворял его желанию.

Рассуждая о деятельности архимандрита Антония как наместника Троице-Сергиевой Лавры профессор П.С. Казанский пишет: «В оценке деятельности административных лиц, долгое время занимавших одно место, конечно, трудно отделить то, что принадлежит именно влиянию его личности, от того, что совершается ходом самого времени. Но принимая во внимание вообще мало изменяемое состояние наших монастырей, в которых перемены ограничиваются только постройкой новых зданий и большим или меньшим украшением храмов, а также нерасположение митрополита Филарета ко всякого рода нововведениям и, наконец, то, что некоторые учреждения, заведенные архимандритом Антонием при Лавре, в последнее время вызывали нарекания, грозившие даже закрытием их, нужно признать, что большая часть сих учреждений обязана существованием своим именно личности отца Антония» (3, март, с. 393).

Но при всей дружбе, при всей доверительности, при всем почти сыновнем уважении к архимандриту Антонию митрополит Филарет, неизменный в установках своей административной деятельности, настойчиво требовал, чтобы отец Антоний без его ведома и предварительного разрешения не предпринимал ничего. Подробному обсуждению подвергалось всякое предложение со стороны наместника.

«Припадем, отец наместник, – писал святитель Филарет 2 сентября 1847 года, – к истинному настоятелю нашему. Преподобному Сергию, с молитвою, чтобы он устроил и сохранил нас послушниками своими единомысленными и единодушными, чтобы Вам дал мир, не нарушимый моими прекословиями, а меня исправил и удержал от прекословий, когда они погрешительны и несправедливы» (11, с. 339). Правда, в текущих делах по управлению монастырем святитель предоставлял наместнику полную свободу.

Первые письма митрополита Филарета, несмотря на благодушие, с каким относился он к новому наместнику, отражают характер настоятеля, ревниво заботящегося как о внешнем, так и еще более о внутреннем благосостоянии обители. Но мало-помалу этот тон меняется, содержание писем становится разнообразнее и круг тем все более и более касается предметов, выходящих из непосредственной компетенции отца Антония. Сначала в словах митрополита проглядывают чувства уважения, но вскоре они переходят в изъявление дружбы, не покидавшей их потом в продолжение всей многолетней переписки.

«Узнавая ближе и ближе своего наместника, Владыка хотя не оставляет заботиться по-прежнему обо всем, что относится до благоустройства вверенной ему обители, но уже смотрит на отца Антония не только как на умного хозяина Лавры, благодаря распорядительности которого внешнее ее устройство и благолепие улучшается с каждым днем, но и как на мужа духовной деятельности, опытного в иноческом подвижничестве, умудренного и первоначальным руководством блаженного Серафима Саровского, и собственною практикой в жизни созерцательной» (11, с. 8–9).

Архимандрит Антоний действительно был полным хозяином Лавры. Он окружил себя людьми, которые беспрекословно ему повиновались. Сам он входил во все тонкости управления, что же касалось конкретных дел, то буквально ни одного гвоздя нельзя было вбить без его дозволения. Он неутомимо выслушивал доклады подчиненных по всем отраслям хозяйства, делал срочные распоряжения, сам следил за их исполнением. Нельзя было даже представить, что какое-то его приказание останется неисполненным.

За сорокашестилетнее наместничество архимандрит Антоний привел обитель Преподобного Сергия к процветанию во всех отношениях. Но главной заботой архимандрита Антония была духовная сторона иночества. Постоянно памятовал он заповедь преподобного Серафима: «Будь не отцом, а матерью братии», – и охотно следовал наставлению Саровского пустынника не бранить за порок, но исправлять его, раскрывая красоту добродетели и обнажая гнусность порока (2, с. 25).

С большим вниманием относился отец Антоний к некоторым лаврским старцам и другим лицам, обнаруживавшим особенную ревность о благочестии, замечая действия над ними Божией благодати. Митрополит Филарет писал архимандриту Антонию из Петербурга 10 января 1838 года: «Сейчас прочитал я Ваше письмо и сорадуюсь Вашему слышанию и видению рабов Божиих, подобных древним подвижникам, и что не лишен я, по крайней мере, слышания и за сие благодарю Бога и Вас. Если чрез Ваше посредство сподоблюсь чем послужить рабам Божиим и они не отринут услуг моих, я приму сие как милостыню от них моему недостоинству и как милость Божию» (10, с. 308). С одобрения митрополита Филарета напечатаны отдельной брошюрой «Монастырские письма», в которых архимандрит Антоний описал разные случаи особых проявлений благодати Божией и явлений из мира духовного (24). Но, к сожалению, были и примеры прямо противоположного свойства. В общем числе постоянно умножавшейся братии отцу наместнику приходилось сталкиваться и с человеческими пороками. Твердо смиряя непокорных и нераскаянных, он был снисходителен с раскаявшимися (4:70). «Тяжело порою отзывались в душе его недостатки некоторых иноков. Глубоко врезалась в памяти моей, – писал П.С. Казанский, – его беседа со мною, бывшая по одному случаю об управлении иноками. «Я не требую, – говорил он, – особых подвигов, это дело доброго произвола, я требую только приличия поведения». Указав на недостатки, какие встречает он в некоторых из братии, он сказал: «Я чувствую, что я теряю с ними и ради них свое душевное спасение, – и, зарыдав, обнял меня, прибавив: – когда будешь настоятелем монахов, узнаешь, какое это бремя» (3, май–июнь, с. 286).

Чувствуя потребность хотя бы время от времени отрешаться от забот управления Лаврой и в безмолвном уединении искать обновления и освежения духовно-нравственных сил и не находя для этого удобного места, он намеревался совсем оставить службу и удалиться в какую-либо пустынь; когда же такая попытка не удалась, отец Антоний замыслил устроить лаврский скит, где бы могли жить ревнители безмолвной жизни и где бы для него самого нашлось убежище. Живя в Вифании, он слышал рассказы современников митрополита Платона¹³ о том, что Корбуха (восточная окрестность Сергиева Посада) была излюбленным местом святителя. Этот уголок и избрал отец Антоний под скит Гефсиманию. «Сохранилось у вифанских старожилов предание, – пишет П.С. Казанский, – о каком-то пророчестве митрополита Платона, указывавшем на то, что месту сему назначается послужить доброй нивой для ищущих спасения. Передавая эти рассказы еще до устроения скита, отец Антоний высказывал желание придумать или, лучше сказать, угадать, какого именно назначения желал покойный святитель этому месту. «Так бы и спросил его, – говаривал он, – и как поспешил бы выполнить по воле его и мысли его» (3, май–июнь, с. 279).

Архимандрит Антоний сообщил о своем намерении устроить скит на Корбухе святителю Филарету. «Мысль о ските, – отвечал митрополит Филарет в письме от 18 сентября 1841 года, – очень вожделенна, но требует немалого размышления. Корбуха недовольно безмолвна, хотя бы и ограждена была. Вифания была бы безмолвнее, если бы не семинария. Если шум тростника, как заметил некто из отцев, не благоприятствует безмолвию, не больше ли многое слышимое на Корбухе, и из Посада, и от близлежащей дороги, особенно когда едут по ней после торга и винопития? Желаю говорить о сем более лично» (10, с. 422–423).

Но и в личной беседе отец Антоний не смог склонить митрополита Филарета на свою сторону. После усердной просьбы архимандрита Антония об устройстве Гефсиманского скита святитель Филарет 3 сентября 1843 года писал: «Добре было бы, если бы Матерь Божия благословила быть Гефсиманскому скиту» (11, с. 93).

Впоследствии, 2 сентября 1847 года, митрополит писал отцу наместнику: «Гефсиманского скита не было бы, если бы на Вашем месте был другой, даже из пользующихся моим доверием, потому что, не доверяя себе, не имел бы я довольно доверия к тому, что дело сделается порядочно, не будет затруднения в способах. Только полное доверие к Вашему духовному рассуждению и к чистоте намерения расположило меня решиться на дело, не принимая в расчет возможных неприятностей за несоблюдение форм пред начальством» (11, 340–341).

К осени 1844 года готова была церковь с пристроенным к ней домом, в котором оборудовали помещение для митрополита Филарета и двенадцати человек братии, готов был и дом для наместника отца Антония. 28 сентября совершено освящение храма и скита. Устав для скита заимствован частью из афонских, частью из молдавских монастырей, и руководителями иноческой жизни были приглашены питомцы монастырей, основанных преподобным Паисием Величковским. В уставе и устроении Гефсиманского скита архимандриту Антонию хотелось собрать все лучшее, что он сам знал или о чем слышал в других монастырях. Так, ему хотелось, чтобы в Гефсиманском скиту усвоены были некоторые напевы любезной ему Саровской пустыни, в чем и просил содействия Саровского игумена Исаии (4:69).

«Как весною ручьи сливаются в одну реку, так в устройстве скита Гефсиманского слились в одно мысли и заветные желания отца Антония. Здесь достигалось и место для давно желаемого безмолвного уединения, осуществлялось и проречение митрополита Платона о любимой им местности» (3, май–июнь, с. 280–281).

Скит начал быстро возрастать. Приходили из разных монастырей ревнители подвижничества: одни желали одиночества и более строгого уединения, другие искали совершенного безмолвия, иные хотели проводить жизнь в сугубом посте и лишении всякого успокоения. И на все такие благочестивые просьбы стремительно, без малейшего недоверия к просящему отзывалась любвеобильная душа архимандрита Антония.

Были вырыты и пещеры наподобие Саровских. Митрополит Филарет писал архимандриту Антонию: «Бог да просветит ищущих Его в темноте пещерной» (2, с. 26). С умилением говорил отец Антоний о подвигах первых пещерников, сравнивая их с драгоценными камнями, созревающими в недрах земли. Невдалеке от пещер была устроена Боголюбская киновия. Трое состарившихся в подвижничестве иноков пожелали большего уединения, и в пяти верстах от скита возникла пустынь Параклита. Сюда время от времени, уже на закате жизни, удалялся из шумной и многолюдной Лавры архимандрит Антоний. В этой безмолвной пустыни старец, никем не тревожимый, спокойно созерцал красоту природы, призывал все творения Божии к восхвалению Господа и предавался умной молитве.

В скиту одна за другой возникали уединенные келлии, и в них совершались подвиги поста, молитвы, молчания. В каждое из этих духовных деланий отец Антоний старался влить свое воодушевление, вникая во все и руководя всем.

Черниговско-Гефсиманский скит

«В первое время устроения скита казалось, что все виды древнего подвижничества возникают под кровом обители Сергия. Но умножение братства, с одной стороны, вводило немало лиц несовершеннолетних, а с другой – вызывало заботы о материальных нуждах умножавшегося братства, заботы, которые, естественно, падали на долю старшей братии и тем отвлекали их от исключительного искания единого на потребу. Самые ревностные подвижники подвергались многообразным искушениям – необходимому уделу подвижников благочестия. Из многих прискорбных опытов отец Антоний выносил то убеждение, что для ищущих спасения в подвижничестве необходимы смирение и руководство, без которых страшно и опасно избирать высокий путь, страшно даже приобретать особые дары благодатные, так как весьма немногие способны пользоваться ими. Легко попасть в святые, – говаривал он, – да трудно остаться святым и сохранить благодать достойным образом. А за несохранение благодати человек подвергается крайнему падению» (3, май- июнь, с. 283).

Многочисленные печальные опыты заставили отца Антония с большей осторожностью относиться к пересказам об особых явлениях духовной жизни, порой он искал подтверждения своих суждений у других опытных мужей. Так, однажды явился князь В. с новоизобретенной молитвой «Иисусе-Марие». Высказав митрополиту Филарету свое [отрицательное] мнение об этой молитве, архимандрит Антоний в 1849 году спрашивал оптинского игумена Моисея, правильно ли он ответил на вопрос князя.

Отец Моисей отвечал ему: «Новоизобретенное учение в молитве «Иисусе-Марие» не имеет никакого основания и свидетельства от древних отцов и учителей Церкви, которые Вам довольно известны, и Вы о некоторых из них упоминаете, то как же можно было Вам не войти и не остановить, дабы не распространилось вдаль и на многих сие опасное учение. Вы поступили весьма благоразумно и достодолжно, не убоявшись лица человека. Положим, что передавший сие правило или учение о молитве муж праведный и благочестивый, но Вы представили на это ясный довод, что и святые не были чужды ошибок в своих мнениях, но после, быв вразумлены человеком или особенным Промыслом Божиим, убеждались в своих ошибках; так и в этом случае могла произойти ошибка, а, может быть, слышавший о молитве не уразумел и понял иначе. Ежели уверял Вас князь В., что он сам ощущал чрез сию молитву благодатное действие, то это весьма сомнительно и опасно, не подлежит ли прелести? Вам известно из писаний и повестей святых отцов, что многие самочинно и самосоветне дерзнувшие на делание истинной молитвы были обольщены и много пострадали. Когда един из тысячи сподобляется чистой и спасительной молитвы и при всем том с советом, и смирением, и понуждением себя на заповеди Божии, как же человеку, в мире живущему и проводящему сию новоизобретенную молитву с явным соблазнением и мнением, избежать обольщения вражия? Очень жаль, что он принял учение только о прохождении молитвы, но о могущих быть подсадах и прелестях не наставлен, почему и понятия об них не имеет. Знамения прелести можно видеть и из того, что благие Ваши советы и здравое рассуждение, основанные на писании святых богомудрых отцов, делом сие проходивших и испытавших пользу и тщету, он не принял, но в непокорстве остался, уверяя в своем истинном и нелестном делании, чем доказывается его несмирение, что весьма отвержено истинными делателями, как видим из отеческих писаний. Не покоряющихся повелевали насильно не допускать до сих мнимых благоделаний. Но как он состоит не в нашей власти, то, кажется, Вам, сказавши ему о сем, должно быть мирными, а вверенных Вашему попечению братий, кому находите нужным, предостеречь, дабы не принимали сего учения» (3, май–июнь, с. 283–284).

Окормляя иноков, архимандрит Антоний давал им советы и наставления. Для возбуждения и поддержания духа истинного монашества он собирал переводы аскетических сочинений преподобного Паисия Величковского. Он помогал также оптинским инокам в издании полезных для иночества книг. По поручению митрополита Филарета просматривал перевод творений преподобных Исаака Сирина и Иоанна Лествичника, когда их готовили к изданию в Московской духовной академии. Получив записки о жизни и наставлениях игумена Назария Валаамского¹⁴, он просил профессора Московской духовной академии Петра Симоновича Казанского отредактировать их для печати (3, май–июнь, с. 286).

Отец Антоний напечатал сокращенные правила монашеской жизни. «Посылая ко мне эту рукопись для цензуры в ноябре 1867 года, – пишет П.С. Казанский, – и прося переложить на русское наречие некоторые не совсем понятные славянские выражения, он писал: «Владыка возвратил и одобрил Ваше намерение, между прочим заметив, не испортить бы правил переводом, тут так просты мысли» (3, май–июнь, с. 286–287).

Неусыпно заботясь о духовном преуспеянии иноков, архимандрит Антоний имел спасительное влияние и на мирян, в большом количестве собиравшихся в Лавру. Для многих архимандрит Антоний был духовным отцом, руководителем в благочестивой жизни, утешителем в скорбях. Святитель Филарет нередко посылал к нему людей, нуждавшихся в назидании и утешении, и уведомлял потом, что такие лица возвращались утешенными.

Расположив к себе митрополита Филарета своею любовью к иночеству, духовным рассуждениям и внимательным, умелым управлением Лаврой, архимандрит Антоний снискал любовь и уважение богомольцев заботливостью о благолепии обители, торжественностью совершаемых им богослужений и даром слова. Церковное служение архимандрита Антония, при его сановитой внешности, было величественно. Его голос, не сильный, но приятный, имел то неоценимое достоинство, что хорошо был слышен по всему храму, – вероятно, от раздельного и осмысленного произнесения слов. Он любил всякому богослужению придать праздничную атмосферу, так что и совершаемое им погребение не переполнялось печалью. «В светлом облачении, с одушевленным лицом, на котором, казалось, отражалась не скорбь об умершем, но радость о блаженной участи его за гробом, воспевал он надгробные песни; порою текли и слезы из глаз его, но это, казалось, были слезы радости» (2, с. 23).

Какое впечатление на богомольцев производили лаврские богослужения при отце Антонии, отчасти видно из следующих строк, написанных в письме к отцу наместнику игуменом Малоярославецкого монастыря: «Может ли быть где в земных обителях такое благоговейное и благочинное служение, какое я видел и слышал в святой Лавре? Истинно, блажени вы, живущие в дому сем Божием! А я, многогрешный и недостойный, за великую милость Божию принял бы, если бы удостоен был, хотя бы в лике нищих, издали еще раз услышать в жизни своей подобное пение, а потому от всей души моей молю о сем Господа Бога и Пречистую Его Матерь» (2, с. 23–24).

Особая торжественность богослужения требует и приличного облачения, и благолепия храма. Отец архимандрит много потрудился и на этом поприще. «Заботами наместника пошиты были облачения священнические и диаконские из парчи, бархата, глазета в таком количестве, что до сорока священников могли выходить в одинаковых облачениях. В память крашенинной ризы, которую носил Преподобный Сергий, усердием расположенного к отцу Антонию князя В.А. Долгорукова устроено сорок риз и стихарей из белого льняного полотна для совершения служб в день памяти Преподобного Сергия и обретения его святых мощей» (2, с. 23).

Архимандрит Антоний

При архимандрите Антонии много богомольцев приезжало в Лавру на святой Четыредесятнице, особенно в первую, пятую и Страстную седмицы поста, чтобы получить духовное утешение от лаврского богослужения. При совершении литургии отец Антоний всегда надевал серебряный медальон с частицами мощей святых угодников. Однажды во время священнослужения Господь явил отцу Антонию знамение Своего благоволения, о чем он писал духовной дочери: «Возблагодарим всех благ подателя Господа, Его благости слава. Его милость, как солнышко, греет нас и освещает и вне, и внутрь нас. Вчера освящена была вода в бассейне. Молитвы на освящение воды в Богоявление составлены чудно святыми отцами. Каждое слово с быстротой молнии возносит ум и сердце к Господу. Между многими иными словами говорится Господу: «Тебе поет солнце, Тебя славит луна». В момент произнесения мною этих слов луч солнца пал на мое лицо. Вся внутренность встрепенулась во мне. Не знаю, что бы со мною сделалось, если бы я дал волю моим чувствам, – в прах бы я повергся пред Господом. Но, укрепивши с Его помощью свою волю, я дочитал молитву и освятил воду в обычном благочестивом порядке. И до сих пор сердце мое сохраняет эту радость света благодати» (2, с. 24).

«Однажды отец Антоний, причащавший братию, видел, как два инока-старца, со страхом приступив к чаше со Святыми Тайнами, причастились из нее небесного огня» (2, с. 24).

Привлекая богомольцев своим богослужением, архимандрит Антоний духовно привязывал к себе тех, которые искали беседы с ним. Он обладал обильным даром слова и в своих беседах обнаруживал обширные сведения и мудрость суждений. Беседуя с ним и не зная его прошлого, можно было подумать, что он получил образование в одном из лучших учебных заведений. Весьма крепкая память его сохраняла полученные им сведения, и, обыкновенно, одухотворенная его беседа лилась нескончаемым потоком (2, с. 24–25). При его впечатлительной душе, живом воображении часто и сухие факты, облекаясь в живые образы, обставлялись подробностями, все объясняющими. Если он сочувствовал теме рассказа, то как бы сам становился действующим лицом, мимикой оживляя повествование.

Редко встретишь такое выразительное лицо, какое было у отца Антония. Всякое душевное движение, всякую залегшую на сердце мысль человек, хорошо знавший отца наместника, мог легко прочитать в его лице, хотя бы он и пытался скрыть их. Обороты его речи имели своеобразный характер: у него были свои оригинальные выражения – меткие, типичные только для него. Потому, был ли он среди светского общества или среди академического братства, он всегда первенствовал в устном слове. «Мы, – пишет профессор П.С. Казанский, – бывало, теснились поближе к нему, чтобы услышать его интересные беседы» (2, с. 25).

Во времена архимандрита Антония произошло стихийное бедствие: в 1838 году пожар истребил здание лаврской гостиницы, и на восстановление сгоревших построек потребовались значительные средства. В первые двенадцать лет своего наместничества отец Антоний главным образом обновлял обветшавшее, восстанавливал то, что разрушалось, исправлял недостатки, допущенные прежде. «В 1843 году мы, – пишет профессор П.С. Казанский, – слышали от него следующее: «Меня обвиняют, что за двенадцать лет истратил 2400400 рублей ассигнациями, не сделав ничего видного в Лавре, не считают того, сколько я убил денег в землю, уничтожая грязь и нечистоту и поправляя ветхости. Если и много истратил, зато увеличил доходы Лавры. Капитала, бывшего до меня, не только я не уменьшил, но и удвоил его» (3, май–июнь, с. 277). 3 марта 1844 года случился пожар в келиях архимандрита Антония, огонь быстро затушили братия Лавры. На рапорте наместника о случившемся митрополит Филарет написал: «Благодарение Богу, сохранившему место от большей беды» (26, л. 2, 2 об.).

Много потрудился отец Антоний для благоустройства лаврских храмов. До его наместничества в Лавре были только две теплые церкви – трапезная и больничная во имя преподобных Зосимы и Савватия Соловецких, другие церкви были без печей. Зимой в Троицком соборе на чугунный пол настилали сено, чтобы не так холодно было ногам. Но люди неохотно посещали холодные храмы. Архимандрит Антоний сделал теплыми Троицкий собор, Никоновскую церковь¹⁵, Духовскую¹⁶, Смоленскую¹⁷, и число богомольцев в зимнее время заметно умножилось. Все храмы были при нем возобновлены и благолепно украшены. Вновь устроена Варваринская церковь (в качестве домовой – в новом корпусе монашеских келлий; в Смоленской церкви с возведением теплой паперти увеличилась ее вместительность.

Серапионова палатка¹⁸, служившая рухлядной (складом различного имущества, облачения), была приведена в благолепный вид (4, с. 67–68). «Переделкой иконостасов около столбов в Троицком соборе, – пишет П.С. Казанский, – исправлением сени над престолом, поправкой балдахина над мощами Преподобного Сергия, возобновлением стенного писания он придал более благолепия собору. Приведена была в благолепный вид келлия Преподобного Сергия, устроен иконостас в больничной церкви» (3, май–июнь, с. 275–276).

Духовская церковь, рядом с которой погребен архимандрит Антоний

В душе отца Антония сочетались два стремления: стремление к созерцательной жизни и стремление к общественно-благотворительной деятельности. Благотворительность и милостыню архимандрит Антоний понимал в самом широком смысле, разумея дела духовного и телесного милосердия (3, с. 288–289).

«С самого переезда своего в Лавру отец Антоний при всяком случае, когда только открывалась возможность, старался оказывать вспоможение нуждающимся. Но, не приведя еще в порядок лаврское хозяйство, он ограничивался личною благотворительностью. В 1833 году, по случаю дороговизны, он поспешил запасти для Лавры значительное количество хлеба в целях помощи нуждающимся. Остатками от братской трапезы, для сего в большем количестве приготовляемой, кормил он нуждающихся. С сожалением он видел, что заповедь Преподобного Сергия о принятии и питании странных в Лавре тогда не исполнялась. Лаврские власти и даже митрополит Филарет опасались, что средств Лавры недостаточно для исполнения этого завещания Преподобного Сергия. Отец Антоний с 1831 года начал по временам предлагать трапезу странным, в следующем году начал устроять больницу для призрения заболевавших странных. В 1839 году, вновь по случаю дороговизны хлеба, он испросил у митрополита Филарета разрешение купить до 1000 пудов муки для раздачи нуждающимся и для кормления голодных» (3, с. 288–291).

Со временем заботами отца Антония было организовано постоянное кормление странников на особо назначенную для этого сумму. Под Трапезной церковью наместник соорудил кухню и столовую. Летом за обедом бывало по тысяче и более человек. Пища предлагалась вкусная и в достаточном количестве. Но не одни богомольцы пользовались пропитанием от Лавры. Приходили сюда переселенцы из Псковской губернии, солдаты. В случае болезни их принимали в лаврскую больницу на полное содержание; прочие получали в благословение крестики, иконы, снабжались продуктами и, если нужно, теплой одеждой (3, с. 292).

В апреле 1844 года митрополит Филарет писал архимандриту Антонию: «После благословения Преподобного Сергия Вашему попечению, отец наместник, обязан я тем, что завещанное Преподобным Сергием человеколюбие распространяет свой дух и свои действия» (11, с. 244).

Отец Антоний устроил несколько благотворительных и воспитательных заведений. Он использовал все возможности для их расширения и благоустройства. Так после пожара в 1838 году, истребившего старую гостиницу, на ее месте он при помощи благотворителей решил устроить Дом призрения, с тем, чтобы перевести сюда из прежней лаврской богадельни старушек, устроить здесь домовую церковь и больницу как для призреваемых, так и для заболевших богомольцев (4, с. 71).

Торговый люд, собиравшийся на площадь перед Лаврой, паломники нуждались в воде. Для них был выкопан колодец, где вода никогда не истощалась. Для облегчения пользования водой в Лавре, гостиницах, Доме призрения была устроена водоподъемная машина. На средства обители были вымощены главные улицы Посада и дорога до Вифании (10, с. 8).

Известно, что монастырские строения до приезда в Лавру архимандрита Антония были в крайне плачевном состоянии: ограда и громадные башни, пустые и практически не используемые, пришли от времени в негодность. Отец Антоний восстановил их и использовал в благотворительных целях. Угловая, или Пятницкая, башня, разделенная на два этажа, 46 стала приютом для бедных сирот со спальнями на сто человек и классами, где детей учили читать, писать и Закону Божию. На нижнем этаже башни была устроена коноводная мукомольная мельница. Впоследствии на двух этажах этой башни соорудили келлии для странствующих иноков, а ученики были переведены в другую башню, разделенную на четыре этажа. Сто бедных сирот жили и учились на полном содержании монастыря, а сто других учеников приходили учиться и обедать, но жили у родителей. В 1861 году училище и общежитие были переведены из башни в лаврский Дом призрения. Из сирот, способных к пению, организовали хор, дополнявший на богослужениях монашеский (25, л. 4–4 об.).

В северной, южной, западной и части восточной стенах были оборудованы помещения, где мальчики-сироты обучались различным ремеслам.

Отец Антоний признал необходимым завести в монастыре иконописную мастерскую, так как раздаваемые при особых молебнах богомольцам иконы выписывались из Суздаля. Для этого он выстроил особые светлые и обширные залы. Когда мастерская начала действовать, архимандрит Антоний пожелал устроить школу иконописания. «Это намерение соединялось у него с заботой об устроении при Лавре училища для мальчиков. Дело об открытии училища, начатое еще в 1837 году, только к концу 1839 года получило благоприятное решение» (3, май–июнь, с. 277). «И эта школа сделалась едва ли не самой лучшей школой греческого, строгановского и суздальского пошибов иконописи в России. В сей школе изобретено искусство чеканить на иконах золотые фоны, или поля, вместо окладов. Всякий посетитель удивляется превосходной иконописи икон небольшого размера на картонной, особенно для сего приготовляемой бумаге, и сие искусство живописи едва ли можно где увидеть, кроме Лавры. В ней бывает множество заказов для самых отдаленных монастырей, для сибирских и заграничных в наших миссиях церквей и даже для царской фамилии. Работами ее украшены иконостасы Тверского, Рождественского, Костромского и Соловецкого монастырей и Астраханского кафедрального собора. Школа иконописная разделена на два отделения: мастерскую, где пишутся и чеканятся иконы по заказам, и собственно школу, для которой устроена особливая зала, где до сорока учеников занимаются под надзором сведущих из братии, – учатся рисунку с эстампов и бюстов. Из школы вышло много учеников – детей посадских, и многие из них сделались стенными иконописцами в церквах» (25, л. 5–5 об.).

В пустовавшей северо-западной башне¹⁹ обустроили два этажа; на нижнем помещалась литографическая мастерская, заведенная отцом наместником с 1844 года с разрешения Святейшего Синода. Виды Лавры, репродукции с некоторых замечательных икон и других священных древностей изготовлялись в этой мастерской и продавались богомольцам.

В верхнем этаже этой же башни была мастерская, где резали миниатюрные образки из кипариса и кости, которые тоже шли на продажу. Работали здесь в основном обученные в монастырской школе сироты с целью заработать на хлеб своими трудами.

«В 1832 году из братских келлий в Донском корпусе²⁰ устроена странноприимная мужская больница, при коей находился особый врач, который лечил безмездно привозимых больных. А вне Лавры – женская больница и богадельня. Замечателен в сих больницах введенный отцом наместником порядок лечения занемогших. По принятии в больницу прежде исповедуют и приобщают Святых Таин и потом уже приступают к лечению. Выздоравливающие ежедневно могут слушать Божественную литургию в новоустроенных при обеих больницах домовых церквах, где за ранними литургиями на первой и сугубой ектениях молятся об их здравии с чтением особого Апостола, Евангелия и молитвы. И в каждое первое число месяца больных исповедуют и приобщают Святых Таин. При мужской больнице в церкви великомученицы Варвары, кроме литургии, как для болящих, так и для братий, живущих по келлиям, читается каждодневно установленное с 1832 года вечернее служебное правило» (25, л. 6, 6 об.).

Отец наместник окормлял и заключенных. «Содержимым в Посадской тюрьме архимандрит Антоний часто делал приношения. Попечительный о тюрьмах комитет в Посаде облегчал участь заключенных преимущественно его пожертвованиями. В одно из посещений тюрьмы он поражен был нечистотой, сыростью и теснотой помещений. «Это ведь тоже люди», – сказал он и решил устроить для них лучшее помещение. Отец наместник заказал проект здания в 10000 рублей, но одна благотворительница – его духовная дочь – приняла на себя все расходы, какие почтет нужным сделать для этого отец Антоний. И он истратил не менее 70000 рублей на тюрьму, при которой устроил церковь в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали» (3, с. 292–293).

Отец Антоний много помогал и частным лицам. Собственные средства его были ограниченны, но многие, зная о его приверженности и умении благотворить, давали в его личное распоряжение значительные суммы. Кроме единовременных вспоможений нуждающимся, он выделял постоянные пособия в виде пенсий. Как рассказывали очевидцы, отец Антоний всегда ходил с кошельком, полным мелкого серебра, и оделял им встретившихся просителей. «Случалось, что он благотворил и сам не зная, что давал. Раз после поздней обедни приходит к нему священник из Тульской губернии, лишившийся дома и всего имущества от пожара. У отца Антония своих денег оказалось только десять рублей. Он отдал их просителю, но, чувствуя, что подобное вспоможение не облегчит его бедственного положения, велел побывать ему после вечерни. Отец Антоний хотел переговорить с казначеем, не найдет ли возможность оказать священнику более существенную помощь. Между тем после обедни пригласила к себе отца Антония графиня Татищева. Указывая на мешок, лежащий у нее на столе, она сказала: «Вот крестьяне привезли мне оброк и все платиною; терпеть не могу этой монеты. Возьмите мешок и куда хотите девайте его». Не без труда поднял отец Антоний этот мешок и донес его до самого экипажа, размышляя о том, куда полезнее употребить эти деньги. Среди этой думы он и забыл о священнике. Но когда после вечерни явился священник, отец Антоний увидел здесь указание, на что прежде всего употребить данные ему монеты. Подозвав священника, он велел держать ему пригоршни и насылал полные платиною. Священник завязал в платок и поспешил в Троицкий собор, чтобы поставить свечу Преподобному Сергию на один из данных ему, как он думал, двугривенных. Только тогда, когда свечник спросил, в какую цену ему свечу нужно, и стал отсчитывать сдачу, он узнал, что у него пригоршни трехрублевых монет» (3, с. 293–294).

Если дело благотворения не зависело лично от отца Антония, а требовало его ходатайства перед другими, то он не отказывал и в такой просьбе

Как ни велика была внешняя благотворительность архимандрита Антония, но его духовная попечительность была еще значительнее. Она заключалась не только в руководстве к благочестивой жизни, но и во врачевании греховных болезней, в поддержании мужества среди искушений, в утешении скорбящих.

В 1840 году Лавру посетил известный миссионер протоиерей Иоанн Вениаминов. 22 марта митрополит Филарет писал отцу Антонию: «Придет к Вам протоиерей Иоанн Вениаминов²¹, наш миссионер в Российской Америке. Примите его братски. Он добрый служитель Божий. Если захочет, пусть поместится в Лавре и посещает братскую трапезу, ибо он хочет пробыть там несколько дней» (10, с. 351). Другая просьба: «Примите, отец наместник, странника, который сие представит, и скажите ему полезное слово. Он желает идти добрым путем, но пролегает его сам, и потому есть забота о том, будет ли управлен. Он сам скажет вам, что долго было бы мне пересказывать. Марта 3-го 1850» (12, с. 22).

Святитель Иннокентий Московский

В другом письме святитель рекомендует: «Игумения Аполлинария сдала должность и путешествует к Преподобному Сергию. Странное состояние, бывшее с нею, прошло. Соображая состояние искушения с обыкновенным, она приходит к мысли и желанию, чтобы над нею совершены были особенные молитвы. Войдите в ее состояние, и рассудите ее помысл, и, при благословении Преподобного, споспешествуйте умиротворению души ее. Ноября 25-го 1851» (14, с. 111).

В письме от 4 марта 1860 года святитель Филарет обращается к отцу наместнику с необычной просьбой: «На прошедших днях была у меня помещица Ф. с двумя сыновьями, из которых один болен. На вопрос: чем? – он отвечает: «Во мне другой человек говорит, кричит и по временам приводит меня в положение весьма страдательное». Один иеромонах несколько раз читал над ним молитвы, но без желаемого успеха. Я советовал ему тщательнее прибегать к пособиям веры, и, между прочим, прибегнуть к помощи Преподобного Сергия, и открыться в своем состоянии Вам. Споспешествуйте ему обрести милость и благодатную помощь» (13, с. 239).

По поручению митрополита Филарета отцу наместнику также пришлось руководить к иноческой жизни М.И.Ш., женщину очень своенравную, привыкшую повелевать, а не повиноваться, мало способную отказываться от своих мыслей и желаний. Вот наставления, которые преподал ей отец Антоний: «Буди имя Господне благословенно отныне и до века! Никогда столь хорошего расположения в душе Вашей я не видел, как ныне, в полученной мною записке. Вы не знаете, что делать; не знаете, что мыслить; не знаете, как рассудить; словом, вы ничего не знаете. Желаю верить этому искренно, потому что лгать и обманывать меня не станете. Итак, незнающей душе вашей я вставлю мое знание. Оно есть следующее.

1. Прожить в Хотькове три года, как я говорил об этом и прежде. Так на этот срок и распорядиться внешними в сем деле обстоятельствами.

2. В Лавру приезжать к великим праздникам, предварительно испрося моего благословения.

3. Отвыкать от всех пустых манер светских и в мыслях, и в словах, и движениях, в поступи и приветствиях, навыкать обращению простому, смиренному, стремиться всеми силами и действиями к предположенной цели – душевному спасению; елика честна... елика доброхвалъна... и аще кая похвала (подобает святым) сия помышляйте (Флп.4:8) рачить о жизни святой.

4. Правило келейное и поста соблюдать следующее: в среду и пяток от пищи вовсе удерживаться, в прочие дни во все есть по единожды днем, смотря на силы, убавляя и прибавляя качество и количество пищи. Самое меньшее убавление – воды стакан и кусок хлеба с солью, а возвышение – какое обычно в монастырской жизни, да не скудости ради пищи изнеможете, ниже ради роскошной и многопитательной рассвирепеют страсти. Умеренность благоразумная есть мать осторожной жизни. И сие правило, высокоумия и самомнения ради, не возвышать неядением, ниже умалять, заповеди ради отеческой, но с отсечением воли своея следовать ей, и получите милость Божию и отеческое благословение.

5. Молитвы. Вставши поутру, первомыслие посвящать Господу Иисусу Христу, Искупителю и Спасителю нашему, Ходатаю нашего спасения. Перекрестясь еще на постели, призвать троекратно сладчайшее имя Его: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную», – и потом: «Пресвятая Богородице, спаси мя, грешную». Вставши, поклон до земли положить пред Господом, потом начать молитвы: «Царю Небесный...», «Помилуй мя, Боже...», «Верую...», «Богородице Дево, радуйся...» трижды. Потом поклонение пяти язвам Господа Иисуса Христа, как бы благодарственное приношение за Его сие искупление нас от греха и смерти. Ежели к утрене идете, идите. Буде почему-либо не можете, то, поуспокоившись, прочтя три первые молитвы утренние и четвертую Богоматери, прочтите кафизму с молитвами, потом хвалитные утренние, славословие и первый час.

6. Делайте по келлии, что у вас делается, или отдохните. Буде в церкви, блюдите ум от рассеяния: внимайте молитве Иисусовой и воображайте присутствие Божие для отгнания мыслей пустых и неуместных, да страх лица Божия проженет от вас всяк помысл неприязненный.

7. После обедни походите на воздухе сколько можно – это полезно для тела и освежения души. Потом обедайте. Немного отдохнув, читайте Новый Завет по ряду, по главе. Если не идете к вечерне, читайте другую кафизму за упокой, молитвы Божией Матери, акафист по учреждению дня, канон Ангелу. Прекратя, поделайте или снова на воздухе, или дома походите. Можно читать какие-либо отеческие книги, выписывать из них для себя статьи более примечательные.

8. Ложась спать, прочесть помянник с поклонами и три первые вечерние молитвы и последнюю Богоматери: «Благого Царя Благая Мати» и пр. Окончив, с благословением Божиим уснуть, прося у Бога пробуждения паки на Его славословие. Буде ночью случится проснуться, всегда перекреститься и помянуть Господа и Пресвятую Его Матерь.

9. С людьми быть простой в обращении, никогда ни в чем никого не зазирать и не подозревать, ни о ком и ни от кого не любопытствовать, стараться о всех иметь доброе мнение, а худому не верить, зная, что диавол-клеветник старается оклеветать пред нами братию нашу, и сему как своими вымыслами не помогать, так и не следовать его внушениям.

Таким образом делая и обрабатывая душу свою, знай, что спасешься. Мир будет во входе твоем, во всем житии твоем и во исходе твоем. 1835 г. января 9 дня» (2, с. 28–30).

Получив известие об избрании известной ему старицы в настоятельницы общины, отец Антоний писал в назидание:

«Тебя поздравить не умею; на тебя возложен крест нелегкий: как тебе самой, так и любящим тебя не поздравлять, а молиться надо о помощи тебе Божией.

Но знай, что Господь возлагает, то и тяжкое Он делает легким. Не скучай, не ропщи, но как смиренная Христова послушница неси и тяжелое с верою в Его помощь.

Первая добродетель в начальствующих – терпение и справедливость в отношениях к каждому, далее – не слушать наушничества. Сказано: гневайтеся и не согрешайте, яже глаголете в сердцах ваших, на ложах ваших умилитеся (Пс.4:5), то есть не памятозлобствуйте. С любовию прощай, с рассуждением наказывай. Клевету обуздывай обличением клевещущей и оклеветанной, жестоких слов клятвенных не произноси. Избери себе помощниц для казначейства, для письмоводства, для надзора за благочинием и прочими делами, чтобы сохранить тебе силы, а то ты напрасно себя изнуришь. Моисей велик был пред Господом, однако Иофор усмотрел, что он излишне мучит себя разбирательством, и посоветовал ему избрать десятиначальников, пятидесятиначальников и пр. (Исх.18:21). Господь одобрил это распоряжение (Чис.11:16). Не смущай себя опущением правила. Твое послушание выше правила. Мысленно всегда обращай ум к Господу и Его Пресвятой Матери.

Укрепляй себя и чаем, и пищей, благодаря Господа.

Рассуждай: все предшественницы твои жили с заботами и в скорбях о нуждах обители, и Господь во все дни питал, содержал и охранял обитель от первых дней доселе. Сему веруй и со смирением проси, да пробавит и ныне и присно милость Свою Господь.

Молись за сестер, чтобы Господь укрощал вражий в них искушения и даровал им Ангелов мирных, хранителей, наставников к их спасению.

Держи устав обители и перемен не делай без особенной осмотрительности. Наследуй и ты имя истинной матери обители. Прости за многословие. Любовь побуждает желанием тебе полезного. Буди с тобою и обителью Божие благословение (1866 г. Ноября 22 дня)» (2, с. 30–31).

А вот образец наставления желающим вступить в жизнь иноческую.

«Раба Божия, не бойся! Жребий твой свят. Отец Небесный и за непроницаемой завесой будущности простер к тебе и агнице – дочери твоей – обычные Свои объятия.

Не бойся ни немощей твоих, веруя Его силе, ни недостоинства твоего, веруя непобедимой всего мира немощами благости и милосердию. Итак, иди и твердою рукою веди юницу свою и пади к подножию Креста Христова. Иночество есть крестоношение, есть жизнь, подражательная Самому Иисусу Христу. Его любовию делается это чудо, что и в капле блестят лучи Его солнца и капля светит и светится. Тою же любовию совершается богоподражательность иноческая: в немощном – Сильному, в грешнике – Богу. Так обещал усотерить²² все. Ты прольешь капли слез, слезы ли благодарной любви Его, слезы ли смирения от воззрения за свою немощь и греховность при Его святости, и Он уже записывает. Море щедрот тебя ущедрит – щедрот, не изменяемых вечно. Не страшись слов «иго и бремя», Он, Отец милосердый, предвидел нашу боязливость и тотчас же сказал в ободрение наше, что иго Его не такое, как иго мира, и бремя не сокрушит костей наших – иго благое и легкое. Я радуюсь, что смущение сретает нас вначале. Это по опыту порука, что в радости придете к концу.

Кроме искушений вражьих, душа естественно при приближении к Господу входит в страх, и это самое добрейшее начало.

Так не бойтесь ни сами себя, ни за дочь Вашу перейти за черту мира, хотя еще одною только одеждою. Вдруг – ничего не делается; все как в физическом, так и в нравственном мире делается постепенно, по мере и по времени.

Одевшись²³, довольно с Вас и того, чтобы приучить мысли к миру с новым перемещением. Где мир наш, там и Бог в нас.

Неужели более надо бояться в обители и предавшись воле Господа нашего, нежели живя в обществе и не принадлежа Ему? Правда, себя везде надо бояться, но в первом есть надежда, что многое помогает нам и без сознания нашего, то есть мы и сами не понимаем, как общие молитвы окружают нас и охраняют.

Не берите на себя подвигов, к которым, по немощи Вашей, неспособны, ни привычки к ним Вы не сделали: с молока начинают, продвигаясь к твердой пище, и не смущайтесь за невыносимое.

Освящайте душу Вашу таинственным союзом с Господом елико можете чаще. В сем веруйте быть Вашим силам, Вашей жизни и временной, и вечной. Несмотря на то, что Вы не в силах выстоять всех правил обители, правила, положенные Уставом Святой Церкви, после вечерни прочтите в келлии: канон Сладчайшему Иисусу, Богоматери, Ангелу-Хранителю, акафист; потом, отходя ко сну, – вечерние молитвы. А после заутрени – канон к причащению и молитвы, и, сколько Господь поможет, прочесть Посланий апостольских и Евангелия по главе и поменее, и с верою к дополняющей все благодати приступайте к Чаше Жизни. А чего сверх этого по уставу обители не выполните, восполните смирением, сознавая свою немощь, любовию к Господу и любовию к сестрам.

Не смущайтесь тем, что Вы не можете нести трудов общих. Обитель, как и человек, имеет двойственное бытие, то есть состоит из души и тела. Для бытия тела необходимы телесные потребности и отправление трудов внешних; но не менее того для духовной стороны потребны и важны отправления духовные. Так, когда сестры обители трудятся, Вы встаньте помолиться Господу, да подкрепит их силы, да благословит их мужеством и терпением, миром души и здоровьем, и Вы все время вместе с ними трудиться будете, и столь же полезно для обители, сколь полезно трудятся и они.

Медленнее спешите уравняться с их подвижническими привычками. Останавливайте и дочь, чтобы не вдруг бралась за то, чего не может. Лучше медленнее браться, но постоянно удерживать взятое, нежели вдруг на многое решиться и оставить. Дом начинают строить не с крыши и не со стен, а со рва, то есть прежде всего роют землю для фундамента, и чем выше намерены строить дом, тем глубже роют для основания. Так и Вы сами, и в дочери прежде всего приучайте и мысли, и рассуждения к смирению. Никого ни в чем не осуждайте. Не верьте худому заключению о ближнем или об обители, – не только мыслям своим или словам посторонних, но даже и глазам своим. Они первые совратили (праматерь) в раю. Главное: веруйте в Промысл о Вас Божий и призвание в обитель. Уповайте на Его безраздельное милосердие и любовь. Любите Его и в сердце, и в мыслях, и в словах; делите с Ним и Ваши скорби, и Ваши радости так, чтобы два сердца Ваших только к Его, третьему, открыты были и надеждою, и любовью, и Вы обретете мир в душах Ваших. Сколько позволят силы, понемногу дочери давайте приучаться к буквальному монастырскому послушанию» (2, с. 31–34).

Письма архимандрита Антония его духовной дочери Е.И.М. относятся к 1870–1874 годам. Госпожа М. хранила их в бархатном переплете с золотым обрезом как драгоценную святыню. О значении для нее этих писем она говорила: «Оставшись вдовой с малолетними детьми, я была убита горем. На меня нашел такой столбняк, что я все молитвы перезабыла. Даже «Отче наш» не могла прочесть. Отец Антоний своими беседами, письмами и частым причащением меня Святых Таин воскресил, оживил меня. Письма его и до сего времени утешают и успокаивают мое сердце и руководят меня на пути к Небесному Царствию». В них отец Антоний говорит преимущественно о едином на потребу, то есть о Боге и вечном спасении. Все они дышат самой нежной любовью отца и друга. Замечательна еще одна черта их: питая с юности особенную любовь к природе, отец Антоний часто для объяснения и подтверждения мыслей берет образы из явлений природы.

Приведем здесь некоторые наставления восьмидесятилетнего старца-подвижника, извлеченные из этих писем.

Архимандрит Антоний учит свою духовную дочь пребывать в общении с Богом: «Люби находить Бога в себе, в своем сердце, люби созерцать Его в природе, в красотах небесных. Мудрствуй о Нем выше облаков и солнца. Падай пред Ним и взывай: «Отец мой! помилуй меня». И как после света молнии облака разрешаются дождем, так чувства твои прольют теплые и отрадные слезы». «Старайся и в суете находить часы уединения с Господом. Своди ум в сердце, и ставь его при подножии креста Христова, и молись: «Господи Иисусе Христе, спаси мя, рабу Твою». Приблизься к Господу, и Он приблизится к тебе. Зови Его, и Он услышит тебя сквозь тучи и бури». «Не теряй из сердца твоего Господа Иисуса. Это сокровище выше Царствия Небесного. Где Иисус Христос, там Царствие, а где нет Его, там тьма и скука. Желаю тебе неотъемлемо радоваться с Господом Иисусом».

Скорбящей духовной дочери архимандрит Антоний советует обращаться за утешением к Богу: «Человек есть малый мир, и в нем то же совершается нравственно и духовно, что и в видимом мире. Ты, друг мой, жалуешься на уныние и слезы. Как видимый мир покрыт облаками дождевыми, так и твоя душа страдает от налетающих темных мыслей и чувствований. В видимом мире отраду и обновление дает солнце, а в малом мире человека – Бог. Бог есть Солнышко нашей души. Так и псаломник²⁴ призывает скорбящую душу свою: «Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься? Уповай на Бога. Он спасение лица моего и Бог мой» (Пс.41:12). Так и тебе советую: потерпи – пасмурное небо прояснится и солнце взглянет в душу твою. Уповай на Бога, Он спасение лица твоего, Он Бог, Спаситель твой... Писавши к тебе эти строки, невольно взглянул я в окно: свет меркнет от мрачных облаков, дождь холодный сыплется, как песок сквозь решето. Все живое жмется, прячется, птички, большие и малые, – которые под кровлю, которые под куст. В связи с природою стоит и человек. Только то преимущество его, что он силою воли и разумом может пробиться сквозь мглу к своему Солнышку – Богу. Советую тебе прочитать в настоящем состоянии души твоей первый псалом 12-й кафизмы «Приклони, Господи, ухо Твое...». Как ветер разгоняет облака и лучам солнца дает путь освещать лице наше, так молитва возвышает к Небу и открывает путь благодати Божией освещать и согревать наше сердце».

Для утешения скорбящей души отец Антоний пишет и следующие строки: «Не сетуй на слезы: засуха вреднее дождя. Дождь ли сквозь солнце благодати, ненастье ли житейских печалей или просто набежала тучка и разрешилась дождем – пусть покропит! Засуха не только цвет, но и корень убивает. Как роса для цветка, так слеза для души полезна. Я наблюдал иногда в раннее утро летом, как прекрасно и бережливо сердце цветка хранит каплю росы. Пусть и твое сердце, чем бы оно ни было подвигнуто к пролитию слез, знает, что это вода чистительная, вода, размягчающая жестокость самодовольства и самолюбия».

С целью успокоить духовную дочь в тревогах ее совести архимандрит Антоний писал: «Замечала ли ты: когда солнечный луч утром проникает в окно, то мириады пылинок и сору плавают по лучу солнечному на всем его протяжении? Это, радость моя, подобие души, озаренной лучом благодати. Когда благодать касается сердца человека, то в разуме, мыслях и сердце как бы некоторая делается тревога, все выказывается неправильное, как пыль по лучу солнца. И это первое побуждение человека к сознанию своих немощей и смирению. Не тот момент вреден для нас, когда мы смущаемся внутренними нашими неприятностями, а тот, когда мы ничего не чувствуем укоряющего нас. Так не бойся таких минут, когда приводится душа в смятение, но молись с усердием ко Господу Иисусу Христу, говоря: «Твоя я, Спаситель мой, спаси меня!» И волны мыслей твоих стихнут в язвах Господа» (2, с. 34–37).

В отношении к ближним отец Антоний более всего внушал иметь любовь – основу всех добродетелей. «Любовь есть искра Божественной силы: она дается человеку Духом Святым и требует жизненной разработки в делах человеколюбия и милосердия». «Что в видимой природе солнце, то в сердце человека любовь. Так же она дает жизнь, так же греет, наслаждает и украшает». «Отними у Неба любовь – и Небо будет адом. Распространи любовь на земле – и земля небесным раем сделается» (2, с. 37–38).

Благодаря близости с митрополитом Филаретом архимандрит Антоний знал все церковные дела, и это открывало ему возможность принимать мудрые решения в самых разнообразных ситуациях. Сближение с видными представителями Московской духовной академии позволяло ему следить за развитием богословских наук; беседа со всякого рода посетителями Лавры давала ему многообразные сведения о течении жизни в государстве вообще. Конечно, невозможно было для него беседовать со многими из посетителей Лавры, но все интересное, даже из быта простого народа, передавалось ему иноками, служащими при разных послушаниях. Из бесед с иноками, приезжавшими на время в Лавру, с приходившими паломниками он знал состояние всех известных монастырей и имел подробные сведения о всех замечательных подвижниках. Он и сам читал много святоотеческих книг и духовных журналов, иногда заглядывал и в светскую литературу (3, т. 1, с. 408).

Осенью 1839 года по благословению митрополита Филарета архимандрит Антоний совершил паломничество к святым мощам святителя Митрофана Воронежского. А перед тем в прошении на имя святителя Филарета он писал:

«С давнего времени имею усердное желание поклониться святым мощам святителя Митрофана в Воронеже и на обратном от тоя пути для назидания душевного побывать в двух благоустроенных пустынях – Белобережской в Орловской и Оптиной в Калужской епархиях. Ваше Высокопреосвященство! В исполнение душевного желания моего испрашиваю милостивейшего архипастырского дозволения и отеческаго благословения Вашего приказать Учрежденному собору выдать мне для означеннаго пути пашпорт на двадцать пять дней. На что и ожидаю Вашего Высокопреосвященства милостивейшей резолюции.

Нижайший послушник Лавры наместник архимандрит Антоний.

Сентября 24-го дня 1839 года» (27, л. 2–2 об.).

В летописи Оптиной пустыни сообщается о посещении обители архимандритом Антонием и игуменом Антонием. «Не из числа обыкновенных смертных были оба посетителя: наместник Лавры архимандрит Антоний и малоярославский игумен Антоний²⁵. Первый был близок к преподобному Серафиму и к великому митрополиту Московскому Филарету; второй – родной брат великого оптинского игумена (впоследствии архимандрита) Моисея и Саровского игумена Исаии – отличался великим подвигом личной духовной жизни. Оба были яркими представителями истинного монашества первой половины XIX века» (28, с. 39 п/п). Вот некоторые строки из оптинской летописи 1839 года.

«21 октября.

Пяток. Исполудни в 8 часов вечера неожиданно прибыл в монастырь наш отец наместник Троице- Сергиевой Лавры архимандрит Антоний с малоярославским игуменом Антонием.

22 октября.

Храмовой праздник явления иконы Богоматери «Казанская». Божественную службу совершал игумен М²⁶, соборне. Высокие гости – архимандрит Антоний с игуменом Антонием – утром посетили все монастырские службы: братскую трапезу, хлебопекарню, рухольную и пр. Потом слушали позднюю литургию. Трапезовали обще с братией. Архимандрит Антоний, по смирению своему, не согласился в трапезе сесть на приготовленном стуле возле настоятеля, но сидел вместе с братиею, почитая себя странником и ничтоже глаголаше.

Пополудни в 3 часа наместник с игуменом Антонием отправились в скит, посетили скитоначальника отца М.²⁷, церковь и прочие в скиту места.

23 октября. Воскресенье.

Отец наместник с игуменом Антонием паки отправились в скит к обедне в 7 часов утра и до 11 часов вечера проводили в духовной беседе со скитоначальником – старцем отцом М. Оттуда все трое прибыли в обитель к настоятелю отцу игумену М. и трапезовали четверо. Отец наместник при трапезе, казалось, более насыщал – питал своей любвеобильною, смиренномудрою беседою души слушающих, нежели пища – тело: так он сладкоглаголив, что, слушая его, не почувствуешь усталости и в целые сутки.

Пополудни, в 3 часа, паки отец наместник с отцом игуменом Антонием отправился в скит, отправили панихиду в скитской церкви по иеросхимонаху Иоанну и прочих почивших старцах, записанных отцом наместником, и вновь продолжали беседу с отцом скитоначальником, отцом М. о душевной пользе. Вечером же в настоятельских келлиях продолжали духовную беседу до 12 часов ночи.

24 октября. Понедельник.

Отец наместник и старцы были у ранней литургии, после которой назначен отъезд из обители. Беседуя в последний раз в настоятельских келлиях, отец наместник сказал:

– Время, старцы Божии, расстаться нам.

Трогательны были минуты прощания их. Отец наместник прочитал молитвы с отпустом на путешествие, все. четверо поверглись смиренно друг другу в ноги, плакали и просили взаимных молитв друг о друге.

До монастырского парома шли все пеши. На берегу, простившись со старцем отцом М., убедили его не входить в паром, опасаясь для него простуды, ибо он, забыв свою недавнюю болезнь и старость, провожал легко одетый. Когда паром двинулся от берега, отец наместник сказал с поклонением старцу отцу М., стоявшему на берегу:

– Простите, батюшка, перекрестите нас.

Батюшка, в свою очередь, поклонился и, смиренно повинуясь, осенил знамением крестным плывших на пароме и сказал:

– Не пойду, пока не увижу благополучной переправы вашей.

Когда же паром пристал к другому берегу, старец отец М. сказал:

– Теперь радуюсь, видя благополучно достигших берега. Благословите же и меня, отец архимандрит!

Повинуясь старцу, и отец наместник сделал на старца знамение креста и умиленно сказал:

– Буди с вами благословение Божие. Простите, батюшка, и помолитесь.

И оба они на разных берегах низко поклонились друг другу.

Отец игумен М. провожал отца наместника с отцом игуменом Антонием до сельца Кожемякина за 20 верст от обители, где посетили помещика Николая Николаевича Хлюстина, который нарочито приезжал в нашу обитель и убедительно просил заехать к нему в дом. Там расстались и с отцом игуменом М., который возвратился в монастырь в 9-м часу вечера, а отец наместник с отцом игуменом Антонием отправились до Перемышля на обительских лошадях; из Перемышля же того же вечера в 8 часов отправились в Калугу, поспешая из опасения осенней ненастной погоды.

Посещение достоуважаемым отцом архимандритом Антонием, изъявленное им архипастырское благословение Высокопреосвященнейшего Филарета, митрополита Московского, и доставленные неоцененные дары на благословение монастырю и скиту пребудут неизгладимо в памяти. Трогательно видеть обращение между собой таких соединенных духовным союзом любви о Христе мужей; еще более назидательно и утешительно было слышать духовную их друг с другом беседу.

Вот как выразился о сем посещении батюшка, старец наш отец М., в письме от 24 октября к знакомым: «Все эти дни были мы в приятных хлопотах. В пятницу вечером, то есть 21-го числа, утешили нас своим посещением почтенно любезные гости – лаврский наместник отец архимандрит Антоний с малоярославским игуменом отцом Антонием; ласковому, приятному его обращению с нами, убогими, а паче со мною, ничтоже стоящим, надо было удивляться. Кажется, он любовию дышал, что все выражалось умиленными его чувствами. Всякое слово его любвеобильной беседы запечатлевалось в сердцах наших, а описать оныя тупое мое перо с таким же умом не имеют способности. Наградил скит наш святынею и еще обещал прислать. С каким благоговением принял рукоделие скита нашего – ложечки и точеные штучки, – надо было удивляться! И хотел представить оные митрополиту. Ну, словом, оставил память и пример нелестной любви и смирения. Что можем воздать ему? Токмо в благодарном сердце сохранить сие чувство и молить Господа простым словом: «Спаси его, Господи!» (28, с. 39–41).

При существовании в одних стенах двух друг от друга независимых учреждений, в данном случае, Лавры и Академии, неизбежны некоторые трения, но при благонамеренных действиях с той и другой стороны это не порождало неприязненных отношений. Отец Антоний дружен был с первым при нем ректором Академии архимандритом Поликарпом (Гайтанниковым; годы ректорства: 1824–1835). Митрополит Филарет, недовольный отцом Поликарпом, не раз возлагал на архимандрита Антония неприятную обязанность убедить ректора подать прошение об увольнении. Отец Антоний не исполнил этого поручения, но, напротив, сумел подействовать на митрополита так, что святитель решил взять отца Поликарпа к себе в викарии.

Преемник отца Поликарпа архимандрит Филарет (Гумилевский; 1835–1841), еще будучи молодым бакалавром и потом инспектором, так сблизился с отцом Антонием, что проводил у него целые дни. Ходили слухи, что он даже читал отцу Антонию лекции по богословию. В неизменно дружеских отношениях отец Антоний находился и с инспектором Академии архимандритом Евсевием (Орлинским; 1841–1847). Менее близок он был с ректором архимандритом Алексием (Ржаницыным; 1847–1853). Но с ректором архимандритом Евгением (Сахаровым-Платоновым; 1853–1857) у них сложились добрые отношения.

Последующие ректоры, бывшие по возрасту моложе наместника, чтили его как отца. Архимандрит Сергий (Ляпидевский; 1853–1860) добровольно уступил ему первенство в служении, когда отцу Антонию в 1859 году была присвоена степень первоклассного архимандрита (3, т. 2, с. 729). Как вспоминает один из очевидцев, «во время служения митрополита Филарета ректор отец Сергий встал на левой стороне, отец Антоний стал его перепроваживать на правую. Митрополит обратил внимание на то, что ректор и наместник о чем-то спорят, и спросил, в чем дело. Когда ему объяснили, он сказал: «Много раз при мне спорили, кому стоять выше, а спора о том, кому стоять ниже, я еще не встречал». Обратясь к отцу наместнику, сказал: «Уступи отцу ректору» (3, т. 2, с. 730 п/п).

Протоиерей Александр (Горский; 1862–1875) был обласкан отцом Антонием с самого вступления на службу при Академии сначала по его дружбе с митрополитом Филаретом, а потом и за его личные качества. Без участия отца Антония, может быть, и не состоялось бы назначение его ректором Академии. Митрополит Филарет колебался, можно ли поставить во главе Академии не монаха, боялся прецедента для подобных назначений и видел в этой должности инспектора Академии архимандрита Михаила (Лузина). «Почему вы не хотите назначить Горского?» – спросил как-то отец Антоний. – «Он белый священник, не монах». – «Какой он белый? Он серый и теперь, а может склоним быть и черным; а вам покойнее избрать постоянного ректора, чем заботиться вновь замещением этого важного места». Митрополит согласился. Впоследствии отец Антоний с большой радостью воспринял весть о назначении ректором после профессора протоиерея Александра Горского архимандрита Михаила. «На моей совести, – говорил он, – как будто лежало то, что я на 13 лет удалил от него ректорство» (3, декабрь, с. 729–730).

До митрополита Филарета иногда доходили неблагоприятные слухи по поводу академических дел, и для их проверки он обращался к архимандриту Антонию. Отец Антоний всегда являлся защитником Академии и академического братства. Всех молодых ученых монахов отец Антоний поддерживал и допускал к сближению с собой. Так отцу Леониду (Краснопевкову) он благодетельствовал и тогда, когда тот был мирянином, и тогда, когда он был монахом, вплоть до назначения его в 1876 году ректором Вифанской семинарии (3, т. 2, с. 730–731).

В случае приезда в Лавру почетных посетителей архимандрит Антоний устраивал для них гостеприимную трапезу и приглашал на нее и старших из академической братии. Он и сам не отказывался разделить трапезу на академических празднествах, в том числе и частных, по какому-либо случаю, у старших наставников Академии. Каждый из преподавателей, если имел нужду в содействии архимандрита Антония, мог обращаться к нему с полной уверенностью в его участии. Многим студентам он оказывал временную помощь и, наконец, шестнадцать человек из них принял на содержание Лавры, дав им помещение и назначив тот оклад, каким пользовались казеннокоштные воспитанники Академии. «Что студентам Академии отец Антоний оказывал не одну материальную помощь, но и духовную, – пишет профессор МДА П.С. Казанский, – знаю это из отношений его к моему покойному брату архиепископу Костромскому Платону²⁸, скончавшемуся в один день и почти в один час с отцом Антонием. Отец Антоний узнал брата еще студентом, с 1832 года, и приветливо принимал его к себе ... В 1868 году отец Антоний одно письмо свое к Преосвященному Костромскому Платону заключил такими словами: «Позвольте братски обнять Вас, любезнейший святитель. Верую, что увидимся здесь или там, где не будет пременений²⁹, но всюду мне будет в радость». Они встретились на пороге вечности» (3, т. 2, с. 732, сноска).

Далее профессор Казанский делится своими личными впечатлениями об архимандрите Антонии: «Для меня лично воспоминание об отце Антонии всегда соединено с чувством глубокой благодарности к нему. Занят ли он был делами, были ли у него гости, лежал ли он в постели, доступ к нему был свободен. На всякую просьбу, обращенную к нему, у него был один ответ: с любовию и не на словах он делал, что мог. Во время неоднократных моих тяжких болезней он по нескольку раз в день навещал, утешал своим словом, помогал известными ему врачебными средствами, сам посылал верст за 25 за опытнейшим врачом, заботился и о духовном врачевании, старался исполнять и прихоти больного. Раз в болезни мне захотелось винограду; в Посаде его не оказалось. Он послал нарочного в Москву (железной дороги не было), чтобы привезти мне винограду. Раз, в бреду, часу во втором ночи я потребовал, чтобы призвали ко мне отца наместника. Бывшие при мне приняли мой бред за серьезное желание и вызвали его ко мне. Между тем я и забыл о своем бреде. Отец Антоний не только не огорчился безвременным призывом, но более часу просидел при моей постели» (3, т. 2, с. 733).

Митрополит Филарет советовался с архимандритом Антонием перед принятием решений в некоторых академических делах. «Ректор Академии просил для напечатания проповедь, – писал он в одном из писем. – Посылаю ее к Вам: если не имеете возражения, отдайте, пусть посмотрят, захотят ли печатать. 6 сентября 1852 г.» (12, с. 158).

«Ректор желает или его располагают взять в эконома бывшего ильинского священника Флегонта. Этот пожелает должности, но не знаю, пожелает ли его должность. Желаю еще иметь Ваше слово, прежде нежели решусь. Августа 27-го 1853 г.» (12, с. 222).

По воспоминаниям профессора П.С. Казанского, отец Антоний способствовал развитию богословской науки. «Глубоко памятна для меня его готовность содействовать моим ученым занятиям. Хотя сам он и не получил никакого образования, но действовал так, что и тени его действий не встречается в тех, которые сами занимаются учеными исследованиями, и тем глубже вздохнем об нем. Не говоря о том, что его [собственная] довольно значительная библиотека была открыта для пользования, он облегчал всячески пользование лаврскою библиотекой и лаврским архивом. Капризов у него тут не было. Встречая иногда затруднение доставать книги из лаврской библиотеки или по болезни библиотекаря, или по собственной болезненности затрудняясь ходить в холодную и неблизкую лаврскую библиотеку, пошлешь ему записку о том, что нужна мне такая-то рукопись или книга, – и требуемое чрез полчаса доставлялось. Однажды для некоторых объяснений мне полезно было побеседовать с каким-нибудь иноком, жившим на Афоне и Синае. Я спросил отца Антония, нет ли у него в Лавре или в скиту старца, желаемого мною. «Постараюсь узнать», – был его ответ. Не прошло часа после того, как я предложил просьбу, как ко мне является из скита иеромонах Самуил, долго живший и на Афоне, и на Синае; Отец Антоний успел распорядиться, чтобы приготовили экипаж и послали за сим иеромонахом. Все это делалось с такою готовностью и радушием, что не чувствовалось, что делается великое одолжение. С утратой такого человека начинаешь понимать вполне его цену» (3, т. 2, с. 733–734).

В своих письмах святитель Филарет часто выражал благодарность архимандриту Антонию за труды по окормлению Троицкой обители.

«Простите, что замедлил писать... Обитель оставил я с благодарением Богу и Преподобному отцу нашему Сергию. Благодарю и Вас за труды для обители и за помощь моей немощи. 18 июля 1936 (10, с. 209).

«Не спрашивайте, достанет ли Вам времени заслужить участие, которое к Вам есть. Вы давно заслужили благодарность Лавры и моего смирения, и моя о Вас забота – не особенная добродетель, а естественный сердечный долг. 16 января 1850 года» (12, с. 6).

Митрополит Филарет регулярно поздравлял отца Антония с Днем Ангела, с различными юбилеями в его жизни: «Поздравляю Вас с исполнением десятилетия служения Вашего Преподобному Сергию. Благодарю за помощь в сие время моей немощи. Господь да благословит нам и грядущее, по велицей милости Своей и по множеству щедрот Своих. 19 марта 1841 года» (10, с. 401).

«Преподобный Антоний в сей свой и Ваш день да испросит Вам, отец наместник, новое благословение от Господа, чтобы продолжались дни Ваши в мире духовном и в крепости сил, к пользе обителей и братии. 10 июля 1860 года» (13, с. 241).

18 апреля 1836 года архимандрит Антоний был награжден орденом Святой Анны 2-й степени³⁰ (39, л. 3). Святитель Филарет не преминул откликнуться на это событие: «Вот Всемилостивейший Государь причислил Вас к чину Святой Анны. Вы не обрадуетесь много тому, что называют отличием, но благоволение и выражение благоволения примете с любовию. А если, не остановись на имени, посмотрите на дело, то хорошо быть в чине святой Анны Пророчицы, яже не отхождаше от церкве, постом и молитвами служащи день и нощь (Лк. 2:37)» (10, с. 206).

1 июня 1849 года последовал указ императора Николая I о награждении отца Антония орденом Святого Владимира 3-й степени³¹ (31).

«БОЖИЮ МИЛОСТИЮ МЫ, НИКОЛАЙ ПЕРВЫЙ,

ИМПЕРАТОР И САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ

И ПРОЧАЯ, И ПРОЧАЯ, И ПРОЧАЯ ГОСПОДИНУ

АРXIМАНДРИТУ, НАМЕСТНИКУ МОСКОВСКОЙ

СВЯТО ТРОИЦКОЙ СЕРГИЕВЫ ЛАВРЫ, АНТОНИЮ.

В воздаяние отлично-усердной службы Вашей, по представлению Святейшего Синода, всемилостивейше сопричислили Мы Вас указом в 1-й день июня 1849 года, капитулу данным, к ордену Святого Владимира третьей степени. Грамоту сию во свидетельство подписать, орденскою печатью укрепить и знаки орденские препроводить к Вам повелели Мы капитулу российских императорских и царских орденов.

Дана в Санкт-Петербурге в 12 день июня 1849 года» (32).

В праздник святого равноапостольного князя Владимира святитель Филарет сердечно поздравил отца Антония с высокой наградой. «В день святого равноапостольного Владимира препровождаю к Вам, отец наместник, знаки ордена его и грамоту, сопричисляющую Вас к сему ордену, и поздравляю Вас с сим знамением высокомонаршей милости.

Награда служения Вашего у Господа, и да будет она многа и совершенна. Но поскольку апостольское слово велит прилежащия добре сугубыя чести сподобляти, а государство имеет свои узаконенные выражения чести, то я утешен, что и на сем поприще мог оказать Вам справедливость добрым свидетельством и приобрести высшее доброе свидетельство.

Святой Владимир да будет покровителем Вашим в служении распространению и утверждению деятельного христианского благочестия, в определенном Вам Провидением Божиим круге деятельности.

Всегда с любовию призываю Вам благословение Божие.

15 июля 1849 года» (11, с. 487–488).

8 апреля 1852 года архимандрит Антоний был избран членом-корреспондентом императорского Археологического общества.

«Ваше Высокопреподобие, Милостивый Государь!

Императорское Археологическое общество в уважение Ваших заслуг в заседании 20-го марта сего года избрало Вас в число своих членов-корреспондентов.

Уведомляя Вас о сем, честь имею присовокупить, что Диплом на сие звание будет Вам доставлен по подписании оного председателем Общества Его Императорским Высочеством герцогом Лейхтенбергским.

Прося Вашего пастырского благословения, с совершенным почтением и преданностью имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейшим слугою,

секретарь Общества» (33).

В марте 1856 года исполнилось двадцать пять лет служения отца Антония в должности наместника Лавры. Митрополит Филарет пожелал отметить юбилей своего наместника достойным его служения образом. 11 марта он почтил архимандрита Антония поздравительным и вместе с тем благодарственным письмом:

«Преподобнейший отец архимандрит Антоний!

Исполнилось двадцать пять лет Вашего служения в Свято-Троице-Сергиевой Лавре в звании наместника-настоятеля, в непрерывном подвиге, объемлющем большую часть обязанностей настоятеля, отвлекаемого другими обязанностями.

Знав Вас только по случайной встрече, я получил желание избрать Вас в сие служение в таких обстоятельствах когда дело сие требовало скорости, а Вы находились вдали, в ведомстве другого начальства. Сомнение о успехе предприятия не остановило моей решимости. Я предал сие дело покровительству Преподобного Сергия в уповании, что он устроит оное, если оно ему благоугодно. Тогда устранение предвиденных препятствий и скорое совершение дела показало, что Преподобный Сергий благословил Ваше избрание: теперь двадцатипятилетний опыт показывает, что Преподобный Сергий благословил Ваше служение.

В продолжение Вашего служении братство Лавры умножилось, чему причину с утешением полагаю в назидательном руководстве; благоустройство церковное и духовное возвысилось, а также и хозяйственное благосостояние Лавры: учреждены две больницы, начальное училище, училище иконописания, угощение странных; основан общежительный Гефсиманский скит, который, по благодати Божией, возрастает с благою надеждою.

Ваша награда о Господе. Ваше утешение в благоволении Преподобного Сергия. Изъявляя Вам искреннюю к Вам благодарность, не думаю умножить утешение Ваше, но исполняю требование моего сердца.

Молю Преподобного Сергия, да благословит Вас продолжить полезное служение Ваше в обители его и еще понести мою тяготу на моем приближающемся к своему пределу поприще.

Желаю, чтобы сие прочитано было в Трапезе пред братиею Лавры, а также в Вифании и ските.

Филарет, М[итрополит] Московский. В Москве марта 11-е 1856 г.» (34).

16 марта 1856 года митрополит Филарет обратился в Святейший Синод с письмом следующего содержания:

«Двадцать пять лет исполнилось службы архимандрита Антония в звании и должности наместника Свято-Троицкия Сергиевы Лавры и настоятеля Спасо-Вифанского монастыря. На наместника Лавры по необходимости падает значительная часть обязанностей настоятеля Лавры, который только в меньшую часть года может действовать в Лавре личным присутствием. По важности и обширности обители, посещаемой многочисленными богомольцами, служение наместника как ближайшего действователя для соблюдения в оной благоустройства имеет не меньшую, если не большую важность, нежели служение настоятеля какого-либо первоклассного монастыря.

В продолжение служения наместника архимандрита Антония число братии Лавры значительно увеличилось ищущими доброго монашеского руководства; благоустройство церковное, духовно-нравственное и хозяйственное возвышено; учреждены две больницы для своих и посторонних (в пример общеполезности которых можно представить, что в прошедшем 1855 году в лаврской больнице лечимы были 71 военнослужащий и заболевших на походе и трое пленных турок³²); заведено училище для бедных детей разного звания, училище иконописания и разные рукоделия, служащие братии к доброму провождению времени и к пользе; образовано общежительное отделение Лавры под именем Гефсиманского скита, при покровительстве Преподобного Сергия возрастающее с доброю надеждою. Все сие обязывает меня предстательствовать, чтобы по случаю совершения двадцатипятилетия служения наместника архимандрита Антония с отличным достоинством представлен он был во Всемилостивейшее Его Императорского Величества благоволение.

За шесть лет перед сим он сопричислен к ордену Святого Владимира третьей степени. Были примеры, что наместник Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры архимандрит Товия и симоновский архимандрит Герасим сопричислены были к сему ордену во второй степени. Или же другой соответственный достоинству род награды может состоять в благословении Святейшего Синода архимандриту Антонию: вместо наперсного креста употреблять панагию – по примеру донского архимандрита.

Покорнейше прошу Ваше Величество предложить о сем Святейшему Синоду на его благорассмотрение и споспешествовать моему предстательству. Для чего и послужной список архимандрита Антония при сем прилагается.

Март 16-го 1856 г.» (35).

4 сентября 1856 года обер-прокурор Святейшего Синода А.И. Карасевский сообщил архимандриту Антонию о передаче панагии (36, л. 4).

Архимандрит Антоний «получил 18 сентября 1856 года, в память минувшей войны 1853–1856 годов, высочайше установленный на владимирской ленте бронзовый наперсный крест и 20 сентября – другой крест, пожалованный Ея Императорским Величеством государыней императрицей Марией Александровной в память пребывания Их Величеств в Лавре» (36, л. 3 об., 4).

26 марта 1857 года «за пожертвование отцом наместником в пользу церкви в Миссии Русской в Берлине шести драгоценных образов, писанных в древнерусском стиле, объявлено ему благословение Святейшего Синода» (39, л. 4).

В 1858 году святитель Филарет после тяжелой болезни, во время которой отец Антоний ухаживал за ним с сыновней любовью, послал ему в дар собственную панагию со следующим письмом:

«Знаю, отец наместник, что Вы в попечении о мне, больном, творили дело любви, что Вам ничего не нужно, что труд Ваш выше какого-либо воздаяния. Но, думаю, мне позволено желать, чтобы Вы имели нечто напоминающее Вам о Вашем благотворном для меня труде и о моей к Вам благодарности. Это может быть, если при мне и после меня будете употреблять панагию, которую нередко на мне видели.

От благодарного старца призываю Вам благословение Божие.

В Москве. Августа 22-го 1858» (13, с. 110).

7 августа 1859 года указом Святейшего Синода архимандриту Антонию присвоена степень первоклассного архимандрита³³ (38).

10 марта 1861 года митрополит Филарет поздравил отца Антония с его 30-летним служением в должности наместника Троице-Сергиевой Лавры:

«Божие благословение и мир отцу наместнику.

Кажется, ныне исполняется тридцать лет, как Вы в Лавре. Благодарение Богу. Благодарность Вам от меня и от Лавры. Да продолжит Господь благословение Свое над Вашим служением» (13, с. 286).

В 1863 году архимандрит Антоний был награжден орденом Святого Владимира 2-й степени (39, л. 5). В высочайшем рескрипте от 3 марта было сказано: «Неусыпные Ваши попечения по управлению Сергиевой Лаврой, сей драгоценною для всей России обителью, сохраняют ее на той степени благоустройства, в которой мы постоянно с утешением видим при посещениях наших для поклонения святым мощам Преподобного Сергия. Желая выразить Вам наше особое монаршее благоволение, мы, в ознаменование онаго, всемилостивейше сопричисляем Вас к императорскому ордену нашему Святого Равноапостольного князя Владимира 2-й степени большого креста» (3, т. 2, с. 724)

Немаловажным для наместника Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрита Антония было доверие святителя Филарета, обыкновенно державшего своих подчиненных в почтительном отдалении. Исключительная духовная близость связывала митрополита Филарета и архимандрита Антония на протяжении всей жизни.

«Общественное мнение о митрополите Филарете, сложившись исключительно по его необыкновенному уму и по богословским и ораторским его произведениям, конечно, и не подозревало, что в груди его билось сердце, способное к столь нежной дружбе! А между тем сердце его билось любовью не только к избранному им другу, но и вообще к человечеству, и более всего к России» (10, с. 9–11). «Как это нередко встречается в особенных натурах, в митрополите Филарете совмещались, по-видимому, несовместимые свойства. При глубоком критическом уме он от детства до могилы сохранил детскую веру; при строгости и малодоступности подчиненным, при величавости в официальных отношениях он был прост в домашней жизни и искренно смирен во мнении о себе; при сухости и холодности внешнего обращения он имел любящее, доверчивое сердце. В заветной черте, которою оградил он себя как начальник, была тропа, которою можно было дойти прямо до его сердца, – он был монах. В своей частной нравственно-религиозной жизни он охотно становился в ряды последних послушников; с благоговением внимал словам лиц, которых считал высокими в духовной жизни; счастьем считал их молитвенную память о нем; юродивые, блаженные находили к нему свободный доступ. Образы древнего иночества постоянно носились пред его духовным взором, и сердце его стремилось к общению с этим миром патериков и древних житий» (3, с. 396).

Не случайную мечту, но заветную думу высказал святитель Филарет 27 сентября 1842 года в Сергиевой Лавре при освящении храма в честь Явления Божией Матери Преподобному Сергию. В этом слове он говорил: «Прости мне, великая Лавра Сергиева, мысль моя с особенным желанием устремляется в древнюю пустыню Сергиеву. Чту я в красующихся ныне храмах твоих дела святых, обиталище святыни, свидетелей праотеческого и современного благочестия; люблю чин твоих богослужений; с уважением взираю на твои столпостены, не поколебавшиеся и тогда, когда колебалась вся Россия. Но при всем том желал бы я узреть пустыню, которая обрела и стяжала сокровище, наследованное потом Лаврою. Кто покажет мне малый деревянный храм, в котором в первый раз наречено здесь имя Пресвятой Троицы? Вошел бы я в него на всенощное бдение, когда в нем с треском и дымом горящая лучина светит чтению и пению, но сердца молящихся горят тише и яснее свещи, и пламень их досягает до Неба, и Ангелы их восходят и нисходят в пламени их жертвы духовной. Отворите мне дверь тесной келлии, чтобы я мог вздохнуть ее воздухом, который трепетал от гласа молитв и воздыханий Преподобного Сергия, который орошен дождем слез его, в котором впечатлено столько глаголов духовных, пророчественных, чудодейственных. Дайте мне облобызать прах ее сеней, который истерт ногами святых и чрез который однажды переступили стопы Царицы Небесной. Укажите мне еще другие сени другой келлии, которые в один день своими руками построил Преподобный Сергий и в награду за труд дня и за глад нескольких дней получил укрух согнивающего хлеба. Посмотрел бы я, как позже других насажденный в сей пустыни преподобный Никон спешно растет и созревает до готовности быть преемником Преподобного Сергия. Послушал бы молчания Исаакиева³⁴, которое, без сомнения, поучительнее моего слова. Взглянул бы на благоразумного архимандрита Симона, который довольно рано понял, что полезнее быть послушником у Преподобного Сергия, нежели начальником в другом месте. Ведь это все здесь – только закрыто временем или заключено в сих величественных зданиях, как высокой цены сокровище в великолепном ковчеге. Откройте мне ковчег, покажите сокровище; оно непохитимо и неистощимо, из него, без ущерба его, можно заимствовать благопотребное, например, безмолвие молитвы, простоту жизни, смирение мудрования» (22, с. 193–194).

Церковь в честь Явления Божией Матери Преподобному Сергию

С этой стороны нашел архимандрит Антоний близкий и скорый доступ к сердцу митрополита Филарета – со стороны его монашеского делания. «Напитанный чтением аскетических сочинений и житий древних подвижников, лично общавшись с замечательными подвижниками Сарова, зная частью лично, частью по рассказам близких к ним лиц всех современных подвижников и все читанное и слышанное сохраняя в своей счастливой памяти, архимандрит Антоний услаждал митрополита своими увлекательными рассказами. Порывами духа своего он и сам часто стремился сблизиться с этим миром избранных подвижников, идти их путем к Царству Небесному. Здесь он совершенно сходился со святителем Филаретом. В многочисленных твердо памятуемых им наставлениях опытных в жизни иноческой отцов имел он всегда готовые и сильные, как из опыта взятые, ответы на предлагаемые митрополитом вопросы. Внимательно следил он за особыми опытами духовной жизни и проявлениями благодати Божией в Сергиевой Лавре и делился своими наблюдениями с митрополитом Филаретом, сочувствовавшим глубоко всем таким явлениям» (4, с. 65).

Этот обмен мыслями о близком для сердца обоих предмете, эти сношения так сблизили митрополита Филарета с архимандритом Антонием, что он избрал наместника Лавры своим духовным отцом: «Тя рекох друга давно в расположении сердца моего; когда же Провидение Божие устроило, что тя рекох и отца в Таинстве, то уже твоей душе остается рещи, до какой степени хочет она не чуждаться уничиженной души моей. Господь же, призывающий всех к единению и обещавший быть там, где хотя два собраны (без сомнения, общением и единением духа) во имя Его, да благословит сие общение во имя Его и да управит оное ко спасению душ наших» (10, с. 116).

Святитель Филарет советовался с архимандритом Антонием во всех вопросах и случаях своей жизни и деятельности. При глубоком доверии к духовной опытности и иноческой практике отца Антония митрополит Филарет обращается 12 июня 1842 года к его содействию в составлении устава для одного из монастырей: «Посылаю Вам, отец наместник, проект устава для Уфимского женского монастыря, составленный покойным глинским игуменом Филаретом. Он давно у меня, но не имею времени заняться им. Игумении желательно иметь его утвержденным, а иные говорят: «На что устав?» Удосужьтесь посмотреть его и скажите мне Ваше мнение» (11, с. 28).

13 июля 1861 года архимандриту Антонию поручается дать отзыв на составленные тропари святителю Тихону Задонскому³⁵:

«Отцу наместнику мир.

Есть рукописная служба святителю Тихону, написанная, как сказывают, покойным Преосвященным Антонием Воронежским³⁶. Не дошла ли она до Вас? Имею нужду видеть ее.

Прочитайте два тропаря святителю Тихону. Первый прислан из Петербурга. Второй написан здесь. Последний длинен, но тропарь, по силе самого сего имени, должен изобразить, по возможности, характер святого. Возвращая, скажите, что думаете. Предложить ли на выбор?» (13, с. 298–299).

Недостаток школьного образования архимандрит Антоний восполнил прилежным чтением – по преимуществу святоотеческих писаний. «Известно, что ректор Московской духовной академии протоиерей Александр Горский, глубоко его уважавший, обыкновенно называл его по обилию познаний «самородком», а по строго иноческой жизни «аввою» (11, с. 11). «Знаменитый наукою святитель Филарет относится к нему с полною доверенностью и уважением в вопросах чисто научных. А такие случаи в письмах митрополита встречаются нередко» (11, с. 10).

16 марта 1845 года митрополит Филарет, посылая свои извлечения из творений преподобного Ефрема Сирина, присовокупляет: «Я написал и заглавие, и предисловие. Прочитайте и скажите мне беспристрастно, походит ли это на дело и может ли не без пользы быть употреблено к народному наставлению посредством издания?» (11, с. 195).

При издании нового перевода «Лествицы» преподобного Иоанна Лествичника святитель Филарет выразил желание, чтобы ученый переводчик передавал свой труд по главам отцу Антонию, с тем, чтобы последний отмечал и указывал места, «слабо против прежнего переведенные в отношении к духовному смыслу» (11, с. 400).

«Говорил ли Вам отец ректор Академии, что я говорил ему о новом переводе «Лествицы»³⁷? Не могши заняться сим много, я отчасти сличал его с старым переводом и с подлинником. Старый перевод дает чувствовать нужду в новом. Но и новый не удовлетворяет. Старание о современности языка вредит сим и точности перевода, и сей недостаток можно примечать не только при сличении с подлинником, но и иногда и при сличении с старым переводом. Посему мне казалось небесполезным, чтобы вифанский ректор³⁸, который сим займется, давал Вам по главе нового перевода, и Вы, будучи знакомы с старым, отмечали и указывали бы места, слабо переведенные в отношении к духовному смыслу, чтобы они не ускользнули от внимания ректора, а, напротив, возбудили его заботу о точности. Мне кажется, что при добрых между Вами отношениях сие было бы не неудобно и небесполезно. Если же в самом деле не так это, как мне кажется, – прошу прощения» (11, с. 400–401).

В другой раз митрополит Филарет благодарит отца Антония за сделанное им замечание на толкование притчи о неправедном судии и сознается, что изъял употребленное им прежде выражение (11, с. 368).

Триумфальные ворота

Святитель Филарет спрашивает мнение архимандрита Антония о письмах Святогорца³⁹ (12, с. 28) относительно статьи о молитве Иисусовой, напечатанной в «Душеполезном чтении» (13, с. 450), и писем о христианской жизни. «Прочитайте предлагаемые письма о жизни христианской и, возвращая, скажите мне Ваше мнение. Учение в них православное и отеческое, и есть наставления убедительные. Но состав и изложение мыслей во всем ли таковы, каковых желать надобно? Рассудите мой помысл, который приходит мне и при других книгах духовного содержания, испещренных неблагородным языком новейшей простонародной словесности» (13, с. 148–149).

Митрополит Филарет посылал для проверки отцу Антонию, как опытному в духовной жизни, некоторые из своих проповедей. «Прочитайте предлагаемую проповедь и возвратите мне или отдайте отцу ректору, как рассудите» (13, с. 78). В переписке между святителем Филаретом и архимандритом Антонием всюду явствует выражение митрополитом глубокого уважения и доверия по отношению к отцу наместнику: «Скажу Вам еще помыслы мои, а Вы их разберите и дайте мне лучшие» (10, с. 212).

«Целование во имя Господне Вам, отец наместник, от меня, странника на земле. С утешением и благодарностью вспоминаю я Ваше со мною общение в слове искренности на пользу души. Молю Бога, чтобы Он благоволил продолжиться сему.

Принесите память к престолу Пресвятыя Троицы и к стопам Преподобного Сергия молитвенно и благодарно. Подкрепление, которое ощутил я во время последнего путешествия в Лавру, вновь подано мне на путь в Петербург» (10, с. 219).

«Личную откровенность Вашу, которой я в таком избытке не решался бы требовать, принимаю, как дело свободного рассуждения Вашего, с таким уважением и со страхом Божиим, как следует принимать тайну христианской души, которая есть Божия. Молю Бога, чтобы Он не по способности или достоинству моему, чего в себе не признаю, но в воздаяние за искренность Вашу обратил сию искренность в истинную пользу души Вашей чрез мое ли иногда, хотя недостойное, служение, ими же весть судьбами» (10, с. 219).

«Призовите Господа и скажите мне Ваши мысли по сему предмету. Говорю о сем Вам и более никому» (11, с. 129).

«Из моих денег назначаю я тысячу рублей на поминовение усопших рабов Божиих, протоиерея Михаила и Евдокии, в скит или по частям: в Лавру, и Вифанию, и скит. Рассудите о сем и, как рассудите, исполните» (12, с. 273).

Из этой переписки видно, что ни одно важное решение как в деле управления епархией, так и в порученных святителю Филарету государственных делах или касавшихся его личной жизни не было предпринято и не обходилось без обсуждения с отцом Антонием.

Вот случай из жизни святителя Филарета, характеризующий его взаимоотношения с наместником Лавры. Вопреки мнению большинства, митрополит Филарет последовал совету своего духовника, хотя это ему трудно было сделать.

Готовилось освящение Триумфальных ворот в Москве. На них были изображения языческих богов, и митрополит Филарет решил отказаться их освящать. В Москву на торжество приехал царь⁴⁰. Флигель-адъютант отправился к митрополиту передать желание государя видеть его на торжестве лично. Выслушав сообщение, митрополит произнес только одно слово: «Слышу». Посланец повторил свое сообщение. Ничего в ответ не последовало, кроме того же слова: «Слышу». На вопрос, что же передать государю, пришедший в полное недоумение посланец получил ответ: «А что слышите». Когда посланец, доложив о своем недоумении, передал точно сказанное митрополитом государю, тот сказал: «А, так я понимаю. Приготовьте лошадей: я сегодня уезжаю». Государь уехал.

Но вот что по сему поводу, как тайну, сообщил епископу Леониду (Краснопевкову) наместник Лавры отец Антоний двадцать лет спустя:

«Когда Владыке Филарету объявлено было, чтобы святил ворота (Триумфальные со статуями языческими), Владыка приехал в Лавру и передал мне, что он в борьбе помыслов. Ему говорит совесть: «Не святи», – а все говорят: «Святи!»

– Ты что скажешь?

– Не святить.

– Будет скорбь.

– Потерпите.

После этого Владыка появился в Лавре крайне смущенный.

– Вот какая скорбь пришла!

– Это и прежде видно было.

– Да уж хорошо ли я поступил: раздражил государя? Я не имею достоинств святителя Митрофана⁴¹!

– Да не берите их на себя, а помните, что вы епископ христианский, пастырь Церкви Христовой, которому страшно одно – разойтись с волею Иисуса Христа.

До глубокой ночи толковали, но Владыка остался в смущении. Поутру рано присылает за мной. Я испугался, ибо знал, что смущение уже перешло в телесную болезнь. Однако прихожу и невольно улыбнулся, взглянув на Владыку.

– Что ты?

– Да виден орел по полету.

Владыка, уже сияющий, сказал мне: «Пойдем поблагодарим Преподобного Сергия. Он мне явился чувственным образом. Я заснул, а был уже час пятый, как послышался шорох в двери. Я чуток, проснулся, привстал: дверь, которую я обыкновенно запираю, тихонько отворилась, и вошел Преподобный, старенький, седенький, худенький и росту среднего, в мантии без епитрахили и, наклонясь к кровати, сказал мне: «Не смущайся, все пройдет...». И скрылся. «Спасибо, – сказал мне Владыка, – ты говорил мне против всех». И оправдались слова Преподобного! (Слышал от отца наместника за тайну 16 августа 1853 года в скиту за всенощной в алтаре.)» (23, с. 35–36).

Митрополит Филарет делил со своим духовным отцом печали и радости и всегда просил его молитв к Преподобному Сергию: «Просите Преподобного, великого авву, игумена нашего, да испросит мне от Господа устроение путей, 6 мая 1836» (10, с. 207).

Преподобный Сергий

«Помяните меня при стопах Преподобного и богоносного отца нашего Сергия. 27 марта 1857» (13, с. 37).

«Помолитесь Преподобному Сергию, чтобы благословил меня прийти к стопам его. 16 сентября 1857 года» (13, с. 53).

«От много миловавшего меня Преподобного отца нашего Сергия испросите мне милосердие, и снисхождение, и помощь. 4 декабря 1862» (13, с. 372).

«Помышляю в Лавру, но еще не знаю, как соберусь с силами и как вырвусь из бумажных оков. Попросите мне благословение Преподобного Сергия прийти и припасть к святым стопам его. 30 мая 1866» (13, с. 493).

Митрополит Филарет поделился своей радостью с архимандритом Антонием в связи с прославлением святителя Тихона Задонского, епископа Воронежского. «Утешительно, – вспоминал отец Антоний, – было сказание Владыки об открытии мощей святителя Тихона. Когда на всенощной перед величанием открыли раку, в переполненной народом церкви сделалась такая тишина благоговения, что летящую муху можно было бы слышать. Много было исцелений. Да помолится святитель о исцелении России. Августа 23, 1861» (13, с. 305).

Время усиливало дружбу святителя Филарета и отца Антония, и об этом свидетельствуют письма, особенно те, что написаны во время болезни отца наместника. Так, в августе 1832 года, советуя отцу Антонию ехать в Москву для того, чтобы получить совет врача, митрополит присовокупляет: «Пожалуйста, не забудьте, что не меньше как лаврские дела поручаю я Вашему попечению – Ваше здоровье» (10, с. 46).

Митрополит Филарет часто обращался к Преподобному Сергию во время болезни архимандрита Антония: «Молитвами Преподобного отца нашего Сергия Господь да пошлет Вам исцеление невидимо или да покажет видимое средство, действительное для уврачевания. 1 января 1850» (12, с. 5). Святитель Филарет во время болезни отца Антония заботился о нем с любовью друга и отца, посылал к нему лучших врачей из Москвы, предложил ему перейти в свои келлии, велел топить домовую церковь и устроить в ней ежедневное служение, чтобы архимандрит Антоний мог удобно слушать церковное богослужение, причащаться Святых Таин и совершать литургию, когда пожелает и будет в силах.

«Как жаль, – писал святитель отцу Антонию, – что Вы не попеклись о своих келлиях прежде зимы! Как можно жить при десяти только градусах тепла? Не угодно ли отопить мои келлии и перейти на время холода? А между тем Ваши должно отапливать, чтобы́ удобно было возвратиться по уменьшении холода. Поберегите Ваше здоровье, уже не такое крепкое, как прежде» (13, с. 275–276).

«Не спрашивайте, – успокаивает в другом письме святитель тронутого до глубины души отца Антония, – достанет ли Вам времени заслужить участие, которое к Вам есть. Вы давно заслужили благодарность Лавры и моего смирения, и моя о Вас забота не особенная добродетель, а естественный сердечный долг» (12, с. 6).

Митрополит Филарет радовался, получая добрые вести о здоровье архимандрита Антония. «Отцу наместнику и братии мир от Господа, – писал он 29 августа 1859 года. – Успокаиваюсь, слыша о Вашем, отец наместник, здоровье добрые вести» (13, с. 192).

Нельзя читать без умиления следующие строки, написанные архипастырем отцу Антонию 18 ноября 1835 года в ответ на выраженное им предчувствие близкой смерти: «За то благодарю, что Вы прислали мне помысл о смерти – он был добрый гость. Но что Вам вздумалось говорить, что времени Вам немного? Слово сие так печально отозвалось мне в сердце, как я не ожидал. Если бы я имел дерзновение, то просил бы себе от Господа умереть на Ваших руках; по крайней же мере прошу Его, чтобы Вы молитвою проводили меня в путь, требующий доброго напутствия при недостатке дел, которые бы благонадежно пошли вслед со мною» (10, с. 183–184).

Случилось, что наместник, по своему пустыннолюбию и стремлению к уединению, выражал желание сложить с себя заботы управления и удалиться из Лавры. Такое желание изрядно огорчало митрополита Филарета, и он употребил всю силу убеждения, чтобы отклонить отца наместника от такого намерения. 3 февраля 1840 года святитель Филарет писал отцу Антонию: «Желание Ваше удалиться принесло мне такой помысл печали, который неохотно разрешается в рассуждениях и словах. Можете догадаться, что мне нелегко отпустить: во-первых, потому, что, по благодати Божией, вижу Вас весьма полезным для обители, во-вторых, потому, что, имея к Вам полную доверенность и веря Вашей доверенности ко мне, нахожу в сем по управлению много облегчения и успокоения. Кроме сего, душа моя находит благо в общении с Вашею. Вспомните, что Вы просили моей дружбы, тогда как я уже имел ее к Вам, и просьбу Вашу принял, как залог и обещание с Вашей стороны искреннего со мною общения. При внезапном теперь намерении Вашем оставить меня и лишить Вашей помощи не могу я не роптать, и намерение Ваше уважал, и мое недостоинство признавая; но не могу не чувствовать глубокой печали» (10, с. 343).

«Вы помышляете о уединении, – писал архипастырь своему другу 5 ноября 1852 года. – Размышляя о потребностях службы и о моих обязанностях, не вижу, как мог бы я не остаться виновным, если бы на сие согласился» (12, с. 169).

В другом письме, 22 апреля 1862 года, митрополит Филарет написал наместнику ответ по поводу высказанной им просьбы об увольнении от службы: «...есть для меня более сильная причина также просить увольнения от службы. Надобно будет оба прошения вместе послать в Святейший Синод. Но если уволят меня, не желаю, чтобы уволили Вас. Говорите, что Вам 70 лет. Мне более» (13, с. 348).

Архимандрит Антоний разными средствами заботливо охранял спокойствие духа архипастыря, и, как сведущий во врачебном искусстве, успешно оберегал его здоровье, помогал ему в недугах и болезнях. «Здесь пасмурно довольно. У меня часто побаливает левый бок и мешает мне дело делать. Не дадите ли мне о сем наставления», – писал святитель Филарет отцу Антонию 18 октября 1833 года.

«У меня вчера на короткое время было биение сердца, – жалуется митрополит Филарет в другом письме, – и повторилось около полуночи, и, встав в первом часу, я имел тяжелое ощущение в груди и частию в голове, но к утру уснул и потом служил, только почти без голоса. Вы поговорите о сем со мною, как это понимать и какой осторожности это научает. 6 августа 1858 г.» (13, с. 109).

В своих письмах святитель Филарет часто благодарит отца Антония за душевную заботу: «Первого по разлучении с Вами, отец наместник, письма не могу начать иначе, как по благодарении милосердному Богу благодарением Вам за духоврачебное попечение о мне в умножившихся немощах моих» (10, с. 115–116).

Святитель Филарет, митрополит Московский

«Искренне благодарю Вас, отец наместник, за труды для Лавры и за помощь мне, больному. Божия то милость, что Вы так благовременно явились на трудное для меня время. При другом враче борьба с болезнью, по всей вероятности, продолжалась бы более. Теперь надеюсь в праздник в церквах благословити Господа Бога от источник Израилевых» (13, с. 68).

В 1867 году святителю Филарету за два месяца до кончины было явлено знаменательное предвестие, о котором рассказывал архимандрит Антоний:

«17-го сентября (Владыка митрополит был в это время в Лавре), по окончании ранней литургии в его домовой церкви, я явился к нему с обычным, повторявшимся каждый день докладом о состоянии обители; он после моего доклада говорит мне: «Я ныне видел сон, и мне сказано: «Береги 19-е число». На это я заметил ему: «Владыко святый! Разве можно верить сновидениям и искать в них какое-нибудь значение? Как же можно притом обращать внимание на такое неопределенное указание? Девятнадцатых чисел в каждом году бывает двенадцать». Выслушав это, он с чувством сердечной уверенности сказал мне: «Не сон я видел: мне являлся родитель мой и сказал мне те слова. Я думаю с этого времени каждое девятнадцатое число причащаться Святых Таин». Я сказал, что это желание доброе.

Через два дня после сего, 19-го сентября, во вторник, во время литургии в домовой церкви он причастился Святых Таин. В октябре он был в Москве и 19-го числа, в четверг, также причащался Святых Таин в своей домовой церкви. Наступало в следующем месяце, ноябре, роковое 19-е число. Это приходилось на воскресенье. Пред тем все время Владыка чувствовал себя хорошо и легко, принимал посетителей, ревностно занимался делами, выезжал иногда из дома. На неделе перед 19-м числом он принимал одного из своих почитателей, который при прощании передал ему просьбу одной почтенной дамы, также уважавшей святителя, что она желала бы быть у него и принять его благословение. Владыка сказал: «Пусть приедет, только прежде 19-го числа». Так глубоко укоренилась в уме Владыки мысль о 19-м числе.

18-го ноября, в субботу, Владыка говорит своему келейному иеродиакону Парфению, что завтра он будет служить литургию в своей домовой церкви и чтобы все было приготовлено к служению. Старик Парфений, отличающийся прямотой и откровенностью, решился заметить Владыке, что он утомится от служения и не будет, пожалуй, служить во Введеньев день⁴², что лучше бы тогда на Введение отслужил. Но Владыка сказал: «Это не твое дело, скажи, что я завтра служу».

Он отслужил литургию и в роковое 19-е число скончался» (37, с. 185–186).

По преклонности лет святителя каждый день можно было ожидать его кончины. Поэтому еще 24 июля 1867 года отец Антоний, в ожидании этой горестной для него потери, сделал письменное предложение митрополиту о том, чтобы вместо скита, где была приготовлена для него могила, избрал он себе место вечного упокоения в Лавре, на южной стороне Духовской церкви⁴³ (4, с. 75).

Кончина святителя Филарета, последовавшая 19 ноября 1867 года, в тот именно день, который он предвидел, поразила архимандрита Антония. Со слезами проводив в вечный покой сердечно любимого и высокочтимого святителя, отец Антоний не мог не почувствовать своего сиротства. В одном письме он писал: «Мы осиротели усопшим Владыкою. Я лишен в смерти его не только отца, но друга и покровителя. Да! Он не только Церкви Российской, но всему христианству был светильник. Россия, как дань любви и благодарности, будет повсюду возносить о нем молитвы» (3, т. 2, с. 725). В другом письме он говорит: «Скорбь моя о лишении отца, и друга, и Владыки тяжело легла во мне. Если бы можно, ушел бы в пустынную келлию, устранясь от дел и людей. Не знаю, что будет далее. К Страстной ждем приезда нового Владыки в Москву. Я давно с ним знаком, но для меня все равно кто бы ни был митрополитом, но отца для меня по Боге в настоящей жизни нет и не будет» (3, т. 2, с. 725).

Со всем усердием и любовью отец Антоний предался заботам о погребении и поминовении своего великого благодетеля, друга и отца! Во дни поминовения в Бозе почившего архипастыря вся монастырская площадь обыкновенно наполнялась нищими, которым отец наместник предлагал щедрую трапезу в память усопшего (2, с. 39–40).

Архимандрит Антоний имел крепкое здоровье, которое поддерживал активным трудом, умеренностью в пище и питье и недолгим сном. Но он не берег себя. Мог по какому-нибудь делу идти, утопая в грязи или увязая по колени в снегу, продолжал выстаивать все церковные службы и делал это до тех пор, пока мог ходить. С момента кончины митрополита Филарета стало заметно, что у отца Антония нет былой бодрости духа, той работоспособности, которые составляли отличительную черту его натуры (4, с. 74–75). Чтобы несколько рассеять свою грусть, он испросил у нового московского митрополита святителя Иннокентия дозволение посетить место своей родины и место своей первоначальной иноческой жизни. Летом 1868 года он через Ярославль проехал в Кострому, чтобы увидеть и благословить труды духовной дочери, игумении Марии, по управлению Богоявленским монастырем. По Волге он прибыл на свою родину в Лысково, отсюда – в Арзамас, где он навестил свою старшую сестру Екатерину. Позже он писал настоятельнице Арзамасской общины о получении благодатного утешения от иконы Божией Матери «Утоли моя печали», находившейся в этой обители. «Мне представилась, – пишет он, – Матерь Божия олицетворенная, и я едва устоял на ногах. Я не хотел никому тогда сказать о сем даре ко мне, грешному». Узнав, что община хлопочет об устройстве водопровода, он переслал настоятельнице более 1500 рублей, отправил в обитель мастера, знающего это дело, входил во все подробности, давая свои наставления (4, с. 75–76).

«Проехав из Арзамаса в Высокогорский монастырь, он увидел, как дурна туда дорога, и на улучшение ее выслал 400 рублей. Это путешествие несколько ослабило грусть отца Антония о кончине митрополита Филарета. Новый митрополит оказал ему полное уважение и нисколько не стеснял его в управлении Лаврой. Но сношения отца Антония с новым настоятелем Лавры ограничивались только официальными бумагами, частной переписки между ними не было» (4, с. 76).

Духовное общение архимандрита Антония с преподобным Серафимом, «любезнейшим его сердцу», не прерывалось до самой кончины великого старца. Однажды, идя по лаврскому сосновому лесу, отец Антоний нашел плоский и гладкий камень, наподобие аспидной дощечки⁴⁴, велел написать на нем явление Божией Матери Преподобному Сергию, освятил этот образок на мощах угодника Божия и послал в благословение отцу Серафиму. Саровский подвижник за неделю до смерти вручил его одному из монахов с такими словами: «Сей образ наденьте на меня, когда я умру, и с ним положите меня в могилу: он прислан мне честным архимандритом Антонием, наместником святой Лавры, от мощей Преподобного Сергия». Завещание старца было исполнено (9, с. 164).

Надо сказать, что общение с такими великими старцами, каким был преподобный Серафим и другие его современники, оставило неизгладимый след в характере и деятельности архимандрита Антония. В нем навсегда сохранилась свойственная старцам наклонность к созерцательной и аскетической жизни. «Обладая замечательным умом, редкой памятью и необыкновенным даром слова, оригинальным, ему одному свойственным, он любил в тесном кругу и с близкими ему лицами вести беседы, передавать свои воспоминания о встречах с разными замечательными лицами и особенно о старцах, с которыми находился в сношениях, рассказывал об их жизни и подвигах, приводил их изречения. Это были поистине увлекательные беседы. Между старцами, о которых вел он речи, первейшим был, разумеется, старец Серафим» (29, с. 21–22). Вот один из его рассказов.

Раз приехал я в Саров посетить сильно разболевшегося игумена Нифонта и, к удивлению, нашел его совершенно здоровым. Видя мое удивление, игумен поведал мне следующее. «Пришел ко мне, – говорит, – отец Серафим, принес кусок черного хлеба, подал мне и говорит: «Вот ты, батюшка, болеешь, а вели-ка ты приготовить себе ушку, да и скушай вот с этим хлебцем, это подкрепит тебя и, Бог даст, поправишься». «Что ты, старец, – говорю ему, – да я уже сколько времени не ем ничего и есть не могу, а черный хлеб и доктора запретили есть». «Они, доктора-то, – ответил старец, – ведь Псалтири не читают, а в Псалтири написано: хлеб сердце человека укрепит. Вот ты и скушай хлебца-то». И так пристал, что я не имел возможности отказать. Нашли какой-то маленькой рыбки и сварили уху. Начал я есть ее с хлебом, который принес отец Серафим, а он не отходит, велит все съесть. Когда кончил, он и говорит: «Вот и хорошо, теперь, Бог даст, будешь здоров». Только он ушел, как я почувствовал наклонность ко сну, которого давно уже не знал, уснул крепко и проснулся весь в испарине: чувствую, болезнь как рукой сняло. Теперь совершенно здоров. А что, отец Антоний, ведь наш отец-то Серафим, должно быть, чудотворец» (29, с. 22 п/п).

Глубокое уважение к подвигам и наставлениям старца Серафима отец Антоний передал и митрополиту Филарету, о чем свидетельствует их переписка. Из ответов святителя Филарета архимандриту Антонию видно, что последний в своих письмах напоминал ему по разным случаям наставления и изречения старца Серафима и что митрополит Филарет относился к ним с великим уважением. Так, 7 января 1834 года святитель Филарет писал архимандриту Антонию:

«Суждениям старца Паисия и старца Серафима покоряюсь» (10, с. 95).

Еще более ясным свидетельством того, как архимандрит Антоний чтил память старца Серафима и какое благоговение к его памяти успел внушить митрополиту Филарету, служат их взаимные хлопоты об издании составленного архимандритом Сергием⁴⁵ первого «Жития преподобного Серафима». Святителю Филарету пришлось пройти через бесконечный ряд препятствий, чинимых синодальными архиереями. Их пугало обилие чудес, присущих этому «Житию» (9, с. 152).

30 апреля 1836 года святитель Филарет писал архимандриту Антонию: «Поверзите меня к стопам преподобного, да испросит мне благое устроение пути; также да благословит, аще изволит, чтобы третьяго года сделанная выписка из сказаний о чудесах его предоставлена чтению верующих. Владыка не спорит, кажется, против напечатания» (10, с. 206).

В 1838 году святитель Филарет сообщал отцу Антонию: «А я, хотя через порог, посмотрел в безмолвие, прочитав «Житие отца Серафима», и, как Вам хотелось, поправил несколько слов, где они казались поставлены не совсем правильно. Если думать о напечатании, то затруднение представят некоторые сказания о видениях. Цензура едва ли согласится пустить в свет чудесное в жизнеописании без высшего свидетельства церковного. Но исключить из жизнеописания сказания сего рода, мне кажется, было бы похоже на святотатство. Если хотите, поговорите с цензурою. 2 июля 1838 г.» (10, с. 289). И немного позднее: «Посылаю Вам, отец наместник, просмотренные мною поучения, или духовные наставления, отца Серафима. Я позволил себе переменить и дополнить некоторые выражения, частию, чтоб язык был правильнее, частию, чтобы мысли, не довольно полно или не довольно обыкновенно выраженные, оградить от неправильного разумения или от прекословий. Посмотрите и скажите мне, можно ли думать, что я не переиначил или не повредил где-либо мыслей старца. 2 августа 1838 г.» (14, с. 291). В 1841 году после столь долгих хлопот архимандрита Антония и митрополита Филарета, после стольких препятствий «Житие старца Серафима» было, наконец, напечатано, пройдя именно «сквозь узкая врата» (29, с. 33).

Благоговейное уважение архимандрита Антония к памяти старца Серафима проявилось и в заботах о точном исполнении его завета – принимать в Лавру Саровских пострижеников. О самом Сарове и архимандрит Антоний, и митрополит Филарет, в память о великих Саровских старцах, всегда имели попечение и скорбели, когда оттуда приходили недобрые вести. Но особенно важно отметить, что архимандрит Антоний, при активном содействии митрополита Филарета, исполнил завет старца Серафима относительно дивеевских «сирот». Попечение того и другого о сестрах Дивеевской обители началось два года спустя по кончине старца.

Дивеевская община, бывшая любимым детищем преподобного Серафима, осталась после него без всякого обеспечения и, что было всего печальнее, не имела правительственного утверждения на существование, так что и сама земля, на которой она устроилась и которой пользовалась, ей не принадлежала. Все это делало сомнительным и ненадежным ее дальнейшее существование.

При жизни великого старца огражденные его заботами и молитвенной помощью сестры и не думали о завтрашнем дне. Когда же не стало старца Серафима и в Сарове не нашлось усердных радетелей о Дивееве, относившемся притом к другой епархии⁴⁶, они оказались в положении весьма затруднительном. Что было делать? К кому обратиться? Не без внушения, конечно, от своего покровителя, в Бозе почившего старца, они решили обратиться за помощью к митрополиту Филарету. Для объяснения нужд Дивеевского общежития в начале 1835 года прибыла в Петербург и явилась к митрополиту одна из сестер. Владыка принял ходатаицу с великим вниманием, но она не могла объяснить ему всего, что нужно было для устройства дел. Эти сведения мог знать только отец Антоний. К нему, в Лавру, митрополит и отправил просительницу, снабдив ее письмом, в котором писал: «Письмо сие представит Вам, отец наместник, сестра общежития, о котором пекся отец Серафим. Она прислана искать способа, чтобы существование общежития было утверждено правительством. Но, по простоте ее, от нее трудно узнать обстоятельства общежития, которые нужно знать для рассуждения о сем деле. Посему я обращаю ее к Вам. Вы скажете мне, во-первых, надобно ли просить утверждения или жить, как жили, в надежде на Бога. Есть опасность, что без утверждения могут разогнать. Есть опасность, что не утвердят и, таким образом, разрушат то, что стояло бы, не быв примечаемо правительством.

Если думаете, что надо просить, то, во-первых, скажите мне, кто основал общежитие, давно ли, кто дал 30 десятин земли, на чье имя, кто дозволил построить для общежития особую церковь при приходской и на каком основании. 30 января 1835 года» (10, с. 138–139).

Начатые хлопоты об утверждении Дивеевской общины не были еще доведены до конца, как ее постигло новое горе. В 1840 году, вследствие бывшего тогда неурожая, сильно поднялись цены на хлеб и общине, по недостатку средств, нечем было кормиться. В этой нужде Дивеевские сестры обратились к тем же покровителям, которые заменили им старца Серафима, по его поручению. 16 августа митрополит Филарет писал архимандриту Антонию: «Сие доставят Вам, отец наместник, дивеевския. Их полтораста человек терпят голод и спрашивают меня, что делать. Где собрать столько пособия, чтобы пропитать столько? Я предложил им разойтись на время туда, откуда кто пришел. Говорят, не желают. Надоумьте их и меня» (10, с. 370).

К предложению святителя Филарета, что сестрам на время следует разойтись, отец наместник отнесся с огорчением, найдя такой совет несоответствующим ни обетам сестер и заветам старца Серафима, ни упованию на помощь свыше. Сообщая это свое мнение святителю, он указывал на пример одной обители, иноки которой хотели разойтись по случаю голода, но были удержаны явившимися святыми мучениками и не пострадали. Со своей стороны он просил дозволения послать в Дивеево часть денег, кем-то ему завещанных. Архимандритом Антонием было написано, очевидно, обширное и смелое письмо, внушенное ему особенной заботливостью о «сиротах» старца Серафима (29, с. 40). Митрополит не оставил его без некоторых возражений, но, тем не менее, согласился с отцом наместником. Вот что писал он в ответ: «Простите меня, отец наместник, я думаю, что перемена места на время по причине глада может быть сделана без неверности пред Богом. По вере может человек остаться среди бедствия и по смирению может удалиться, чтобы искать естественной помощи, не удостаивая себя просить от Бога помощи чрезвычайной. И, напротив, может удалиться от трудности по маловерию и малодушию, и может, оставаясь среди бедствия непреодолимого, искушать Бога требованием чрезвычайной помощи, когда мог бы обратиться к средствам естественным. То и другое дело может быть и право, и неправо. Надобно управлять иное рассуждением и добрым намерением. Братия обители, которых святые мученики явлением своим остановили от бегства по причине глада и снабдили потребным, потому, думаю, и получили сию помощь, что хотели удалиться по смирению, а не по неверию. Итак, поскольку достойны были, то получили чудесную помощь, а если бы ее не получили, без греха прибегли бы к средствам естественным. Если бы и дивеевским подано было какое знамение остаться, то ясно было бы, что должно остаться.

Впрочем, я сказал им, чтобы до последней возможности претерпели, а при стесняющей крайности отпустили, кого можно, с надеждою и без опасности. Помочь же им из того, что вверено Вам покойною, властны Вы, если сие находите согласным с ее волею. Конечно, это будет непогрешительное благотворение самой достойной бедности. Только поскольку дивеевские обратились ко мне, то пошлите им триста рублей моих в составе того, что Вы назначаете. Послать же, точно, надобно по почте для безопасности. В руки дал я им на дорогу 100 рублей, а более опасался. Они назвали мне Саровского иеромонаха Илариона, чтобы послать на него. Впрочем, Вы сами знаете, как лучше. Саровское начальство к ним не снисходительно» (10, с. 371–373).

Однако благоприятный исход дела был уже недалеко. Оно было, наконец, возбуждено в Святейшем Синоде. 12 марта 1842 года митрополит Филарет извещал отца наместника: «О Дивеевской и прочих общинах Нижегородской епархии дело дошло до Святейшего Синода по движению, данному министром внутренних дел. Полагается утвердить общину, но еще не знаю, как сие совершится. Потребно Высочайшее соизволение» (11, с. 12–13). И утверждение от Святейшего Синода, и соизволение императора не замедлили последовать.

Итак, с 1842 года, спустя девять лет по преставлении преподобного старца Серафима, его любимое Дивеевское общежитие получило твердую опору. Из писем митрополита Филарета архимандриту Антонию видно, какое горячее участие приняли они в судьбе дивеевских «сирот»: они помогли им в тяжкую годину, они же способствовали и узаконению самого существования их общины (29, с. 47–48).

Пятнадцать лет после того мирно просуществовала Дивеевская обитель, но затем начались в ней искушения. И в это особенно тяжелое время опять пришли ей на помощь святитель Филарет и архимандрит Антоний, твердо помнившие завет преподобного Серафима – не оставить его дивеевских «сирот» в годины испытаний. Нестроения в общине были связаны с тем, что в жизнь обители вмешался ложный ученик преподобного Серафима отец Иоасаф, который стал отменять заповеди преподобного, данные ему Самой Царицей Небесной. Обитель стала принимать другой характер. Иоасаф отстранил от управления обителью «Серафимовых сирот» и возвысил группу своих последовательниц. Между сестрами образовались две партии – расположенные и не расположенные к Иоасафу, вернее, пользовавшиеся и не пользовавшиеся его расположением. К числу последних принадлежали и сменившие одна другую настоятельницы Дивеевского общежития Екатерина Ладыженская и Елисавета Ушакова. Архимандрит Антоний, получивший сведения о том, что делается в Дивееве, сообщил митрополиту Филарету о возникших там непорядках и просил предпринять все возможные меры к их устранению. 9 октября 1857 года святитель отвечал: «О Дивееве я говорил, с кем должно, и нашел мысли, благоприятные обители... Иоасафу не велено ничего делать до усмотрения нового епархиального Преосвященного» (13, с. 55).

Так как иеромонах Иоасаф, хотя и устраненный Святейшим Синодом от непосредственного заведования Дивеевским общежитием, не был удален из Нижегородской епархии и продолжал пользоваться расположением епископа Нижегородского Антония⁴⁷, то он не прерывал и своих сношений с общиной, где были у него сторонницы. До середины 1860 года его влияние почти никак не проявлялось и не внушало особых опасений, но по назначении в сентябре 1860 года на Нижегородскую кафедру выборгского епископа Нектария⁴⁸ положение дел в Дивееве приняло печальный оборот. Иоасаф успел расположить нового епископа в свою пользу и получил прежнюю власть над Дивеевским общежитием. Его деятельность грозила самому существованию общины (29, с. 54). Некоторые из «сирот» старца Серафима сочли нужным даже удалиться из Дивеева. В Лавру, к отцу наместнику, приехали две из них – бывшая настоятельница Екатерина (в монашестве Иоанна) Ладыженская и ее сестра. Они явились с письмом от митрополита Филарета, принявшего в их судьбе живое участие. Их первое появление у наместника сопровождалось необыкновенным обстоятельством, о котором впоследствии сам он рассказывал близким ему по духу людям. Как только взял он в руки поданное ему письмо святителя, так явственно услышал голос преподобного Серафима: «Не забудь моих сирот!» Взволнованный, не раскрывая письма, он ушел в кабинет и там уже прочел, что речь идет именно о Дивееве (29, с, 55).

Святитель Филарет назначил сестрам Ладыженским приют в Спасо-Влахернском монастыре⁴⁹, где они и поселились, а затем их поселили в лаврском Доме призрения, где старшая из сестер, Екатерина, стала начальницей. 15 сентября 1860 года митрополит Филарет писал отцу наместнику: «Ладыженских жаль отпустить из обители. Нельзя ли успокоить их там?» (13, с. 251). Потом 15 марта 1861 года: «Кстати, устроилось, что Екатерина Ладыженская теперь близко и может быть смотрительницей Дома призрения. Преподобный Сергий да благословит сие» (13, с. 287). И 18 марта того же года: «Надобно ли Ладыженских исключить из общежития (Дивеевского)? Положение их при Лавре более приятное, нежели официальное. Из дворянства ли они? Если так, то могут быть оттуда отчислены без обязанности искать другого определенного положения» (13, с. 288).

В Доме призрения обе сестры прожили до того времени, пока стараниями митрополита Филарета и архимандрита Антония дивеевские дела не вошли в нормальное русло. Тогда они получили возможность вернуться в дорогую им обитель.

Когда рассмотрение дел в Дивеево было закончено, митрополит Филарет представил в Святейший Синод свое «заключение». Тогда же Тамбовский Преосвященный святитель Феофан⁵⁰, ведению которого временно поручен был Дивеевский монастырь, привел в исполнение указ Святейшего Синода о восстановлении Елисаветы Ушаковой в должности настоятельницы. 8 января 1862 года митрополит Филарет писал своему лаврскому наместнику: «О Дивееве пишет Преосвященный Феофан: Елисавета восстановлена в начальстве только 17-го ноября. Денег не нашла в монастыре ни копейки. Саровский строитель хотел было отказать Дивееву во всякой помощи, но – благодарность Преосвященному Феофану – он велел помогать» (13, с. 323–324).

Вскоре было вынесено окончательное постановление Святейшего Синода относительно Дивеевского монастыря, согласно высказанному святителем Филаретом мнению. Утешенный этим, он писал архимандриту Антонию 16 февраля 1862 года: «Не без участия узнаете Вы, отец наместник, что молитвы отца Серафима победили. Святейший Синод определил дивеевскую настоятельницу Елисавету постричь и произвести в игумении; Гликерию и некоторых непокойных удалить в другой монастырь; старицу, высланную в Ардатов, возвратить в Дивеевский монастырь; скита не строить; Иоасафа обязать подпиской, чтобы не имел сношения с дивеевскими; потребовать от него отчета в каких-то деньгах. Да примут дивеевские и сохранят достойно даруемый мир, чтобы не поколебалась победа, потому что побежденные, вероятно, не оставят оружие хитрости и наветов, которые употребляли доныне» (13, с. 333).

10 марта 1871 года исполнилось сорок лет служения отца Антония в Лавре. Лаврская братия захотела почтить этот день особым празднеством, так как по преклонности возраста отца наместника (79 лет) и состоянию его здоровья не было уверенности в том, что он доживет до пятидесятилетнего юбилея.

К лаврскому братству присоединилось академическое братство, Сергиево-Посадское общество и некоторые московские жители. Таким образом, частное, домашнее празднование юбилея архимандрита Антония приняло характер общественный.

Архимандрит Антоний

«Как струи великие, – писал отец Антоний, – представились мне в сей день Божии благодеяния, излившиеся на меня у Преподобного Сергия, и я пал пред Господом, чувствуя свое недостоинство, и все, как глыбь, во мне растворилось, и весь я в ливень слез обратился» (2, с. 40).

Принять участие в этом торжестве пожелал и святитель Иннокентий, митрополит Московский, приславший в дар отцу Антонию икону и исходатайствовавший ему благословение Святейшего Синода. В «Донесении Святейшему Синоду о архимандрите Антонии» святитель дал следующий отзыв о своем наместнике: «Качеств весьма добрых, к послушаниям отлично способен» (40, л. 7).

Из приветствий, сказанных в этот день, внимание обратила на себя приветственная речь ректора Московской духовной академии протоиерея Александра Горского. «Любовь Ваша, – говорил протоиерей Александр, – простираясь на множество прибегающих к духовной и вещественной помощи Вашей, постоянно проявлялась и в самых живых опытах искреннего общения с Академией. Отцы наши и мы сами всегда находили в Вас опытного в духовных делах советника, в скорбях – утешителя, имеющие нужду в ходатайстве – всегда готового попечителя, и беспомощные воспитанники наши, которых усердию к науке не отвечали средства содержания, у Вас находили и находят и кров, и пищу, и все потребное. Сочувствуя ученым стремлениям к разработке древних памятников нашего просвещения духовного, Вы открыли свободный доступ к сокровищнице лаврского книгохранилища для всех желающих с ним ознакомиться. И трудившимся в переводе и издании подвижнических творений святых отец на русский язык Вы оказывали помощь своею глубокой опытностью в жизни духовной и знакомством с писаниями великих учителей совершеннейшей жизни христианской» (3, с. 728–729).

Более шести лет прожил отец Антоний после юбилея, но это уже были годы болезни, а не прежней неутомимой деятельности. 23 февраля 1872 года в четвертом часу пополудни у него резко повысилась температура, вследствие обострения хронического простудного заболевания. Его крепкая натура и на 80-м году жизни вынесла этот недуг, но физически он заметно одряхлел (4, с. 76).

Еще в марте 1865 года архимандритом Антонием было написано завещание, повторенное и в последующие годы:

«Часы золотые карманные, что у меня у постели, отдать Ивану Прилуцкому, келейнику моему, за его усердную службу, а столовые, на письменном столе, – костромской игумении Богоявленского монастыря Марии». И далее приписка: «Отданы мною лично матери игумении Марии».

Лавр. н. Арх. Антоний.

Апреля 30 дня 1869 г.

Прошение отца наместника собору

«Соборную Лавры братию прошу по смерти моей, при выносе и отпевании тела моего грешного, не брать и не выносить орденских знаков, имевшихся у меня, – как служебных наград по милости моего начальства.

Желаю отпеванию тела моего быть просто монашескому, для сего и одежда вся приготовлена у меня, хранящаяся в укладке, в спальной, и даже панагия кипарисная, и надеюсь, что братия не обременится совершить отпевание полное, по уставу положенное, об этой милости молитвенно прошу все братство Святыя Лавры.

Да будет мне, грешному, сие в отраду и спасение сие молитвенное последнее напутствие.

Звезды, кроме отсылки в капитул, передать в ризницу.

Лавры намест. Арх. Антоний» (41).

Резолюция святителя Иннокентия, митрополита Московского: «Исполнить по сему неотменно». Это указание святителя касалось всех просьб и распоряжений отца наместника.

«Прибавляю прошение мое похоронить тело мое на паперти храма праведного Филарета⁵¹ в приготовленной могиле с левой стороны входа в церковную дверь и к стене церковной над могилой поставить крест, который стоит у меня в моленной с лампадкой и образом финифтяным над ним. В полном его составе с горкою прикрепить к самой стене.

Покорнейше прошу старшую братию не отказать в исполнении просимого.

Арх. наместник Антоний.

Утро Сентября 14 дня 1868 г.

В нюже меру возмерите, возмерит и вам Господь по желаниям Вашим» (42).

К этому прошению присовокуплено: «Крест уже на место поставлен».

26 декабря 1867 года отец Антоний написал еще одно завещание в форме прошения в Учрежденный собор Лавры, которое было повторено 27 июня 1871 года:

Свято-Троицкие Сергиевы лавры в учрежденный собор оныя наместника архимандрита Антония

Покорнейшее прошение

Чувствуя оскудевающие мои силы и болезненное состояние, желаю сделать распоряжение при жизни о моей собственности и, в случае моей смерти, прошу смиренно соборную братию домашним образом внести в опись казенного имущества следующие вещи.

1. Святые иконы, картины, мебель, мне принадлежащие, медную посуду, какая окажется, все записать в казенное имущество, оставить при келлии наместника.

2. Серебро, позлащенный крест, в коем дароносица и Святое Миро со святыми мощами черневой работы, внести в опись лаврской ризницы.

3. Панагию с белым Распятием, украшенную камнями и золотом, с золотой цепочкой – в ризницу Лавры, вторую панагию золотую с цепочкой золотой с изображением на одной стороне Спасителя, на другой Знамения Пресвятыя Богородицы – также в лаврскую ризницу.

4. Из ризницы моей выделить малиновую ризу с золотыми цветами, синявенскую и митру голубую бусовую, что служу ранние в ней в храме преподобного Никона, передать в Вифанскую ризницу, другая моя митра жемчужная и голубая белая останутся в лаврской ризнице.

5. Часы большие в зале; и двое часов столовых, и двое стенных внести в опись и оставить при келлиях наместника.

6. Серебро столовое и чайное, сколько его окажется, самовары, белье столовое, записав в казенное имущество, оставить при келлиях наместника.

7. В молитвенной и где окажутся остальные книги передать в библиотеку Лавры.

8. Одежду мою, шубу теплую, и холодные рясы новые и поношенные, и все платье носимое, и белье разделить по ценности, по смерти моей, на две равные части: одну часть отдать Ивану Прилуцкому, келейному, за честную и усердную мне службу. Другую часть разделить на всех прочих служащих при келлии моей и повару моему.

9. Вуде за расходом моим и уплатою мелочного долга по лавкам останутся деньги, вложить их во всеночную кружку на раздел братии.

Учрежденный собор старшей братии смиренно прошу исполнения воли моей и позаботиться поминовением в церквах святой обители; местом моего погребения желаю иметь с левой стороны крыльца храма праведного Филарета.

Возблагодарив угодников Божиих Сергия и Никона и всех радонежских, в обители почивающих, к их же покровительству припадаю и по смерти, да осенят душу мою их о мне предстательством.

Благодарения приношу и всей братии, разделившей со мною в послушаниях заботы должности, и прошу напутственной молитвы; а пред кем буде, как человек согрешил или кого обидел, смиренно и сердечно прошу прощение.

Господи Иисусе Христе, надежда моя от юности и прибежище мое и Бог Спаситель мой, окорми душу мою ко пристанищу Твоему молитв ради и заступления Пресвятыя Матери Твоея, Радосте моя, не забуди меня, раба Твоего.

Лавры намест. Арх. Антоний.

Декабря 26 дня 1867 года» (43).

В 1872 году отец Антоний просил у святителя Иннокентия увольнения от должности. Архипастырь отклонил эту просьбу, а на указание архимандрита Антония на его немощь, заставлявшую его лежать в постели, отвечал поговоркой: «Хоть лежа, да в корню оставайтесь». Возвратившись в свою келлию, старец пал на колени перед иконой и сказал со слезами: «Да будет воля Твоя, Господи!» – и решился оставаться уже до конца жизни на месте служения (3, т. 2, с. 734).

В 1873 году у архимандрита Антония был легкий инсульт, после которого он еще более ослабел и оставался прикованным к постели; не только ходить, но и сидеть для него было тяжело. Изредка он решался совершать литургию, но при этом нужно было, чтобы его постоянно поддерживали двое диаконов. Управление Лаврой передано было Духовному собору, к отцу Антонию обращались за советом лишь в наиболее важных делах (3, т. 2, с. 734–735). Отцу Антонию, привыкшему ежедневно быть за службой, тяжело было переносить такое лишение. Поэтому святитель Иннокентий благословил при его келлиях устроить домовую церковь, которая и была сооружена на средства усердного помещика О.П. Тюляева. Свои физические страдания отец Антоний переносил всегда благодушно, но нередко со слезами говорил о том, что не имеет сил к долгому вниманию в молитве. Но потом, как он говорил, несколько успокоился видением митрополита Филарета. Святитель приблизился к нему, лежащему на одре болезни, и спросил: «Тяжело тебе?» «Тяжело, Владыка святый», – ответил отец Антоний. «Читай пять раз «Христос Воскресе...» и один раз «Отче наш», – сказал святитель и стал невидим (2, с. 41).

Начавшаяся война с Турцией⁵² пробудила на время энергию духа отца Антония. С сердечным умилением он благословил при мощах Преподобного Сергия великого князя Николая Николаевича, отправлявшегося принять командование войсками. В январе 1877 года архимандрит Антоний собрал последние силы, чтобы при мощах угодника Божия приветствовать горячо любимого государя императора и государыню императрицу с их августейшим семейством, постоянно удостаивавших его самого благосклонного внимания.

С середины Великого поста 1877 года жизнь архимандрита Антония стала борьбой его крепкой натуры со смертью; силы его постоянно ослабевали. Но он всегда с любовью и ласковым взором встречал тех, кто приходил его навестить, и продолжал оказывать, кому мог, личные благодеяния. Когда отец Антоний лежал уже на смертном одре, братия, по его желанию, чередуясь, беспрерывно читали Евангелие. 12 мая 1877 года архимандрит Антоний, напутствованный Святыми Таинствами Причащения и Елеосвящения тихо почил о Господе (2, с. 41).

С момента положения во гроб тела усопшего архимандрита Антония до погребения панихиды совершались почти беспрерывно. Утром 13 мая, по совершении членом Московской Синодальной конторы епископом Иоанном⁵³ соборной панихиды, во время которой Преосвященный произнес напутственное слово в память усопшего, тело почившего было вынесено в Успенский собор, где оставалось до 9 часов утра 16 мая (45, с. 10).

16 мая, в День Сошествия Святого Духа, тело усопшего архимандрита Антония было перенесено в Троицкий собор, где Преосвященный Игнатий⁵⁴, епископ Можайский, викарий Московской епархии, совершил литургию.

Отпевание архимандрита Антония было совершено там же епископами Игнатием и Иоанном в сослужении многочисленного духовенства: в отпевании участвовало более 60 священнослужителей.

«На погребении были архимандриты: Андрониевский Модест, член консистории Даниловского монастыря Амфилохий, Сербского собора Савва, Переяславского Никитского монастыря Наум, Вознесенской Давыдовой пустыни Иосиф, ректор Вифанской семинарии⁵⁵, игумен Гефсиманского скита, протоиерей Хотькова монастыря А. Лебедев» (44, с. 198).

Как свидетельствуют очевидцы, стечение народа было чрезвычайное. Московский генерал-губернатор, князь Владимир Андреевич Долгоруков, всегда выражавший свою любовь и уважение к покойному и, в свою очередь, сердечно им любимый и почитаемый, также присутствовал на отпевании» (45, с. 10–11). Кроме того, были гражданский губернатор П.П. Дурново, попечитель Московского учебного округа князь Мещерский, предводитель Дмитровского дворянства Бахметьев, граф М. Толстой, гофмейстер Неклюдов (44, с. 198).

Государь император Александр II на докладе обер-прокурора Святейшего Синода графа Д. Н. Толстого о кончине наместника Троице-Сергиевой Лавры архимандрита Антония собственноручно написал: «Душевно о нем сожалею» (46).

Проникновенное надгробное слово произнес ректор Московской духовной академии, доктор богословия архимандрит Михаил: «Еще недавно высшее богословское училище, ограждаемое обителью Преподобного Сергия и охраняемое его благословением, оплакивало кончину одного из лучших и достойнейших своих руководителей в науке и жизни⁵⁶, и братия обители вместе со всеми знавшими усопшего и слышавшими о нем соединили свою скорбь со скорбью училища. Теперь сама обитель оплакивает кончину одного из лучших и достойнейших своих духовных руководителей, и училище духовное вместе со всеми знавшими новопреставленного и слышавшими о нем разделяет эту скорбь осиротелой братии обители. Обитель почтила школу и трудящихся в ней – школа чтит обитель и подвизающихся в ней. Отрадно это духовное единение школы и обители] Да будет оно полнее и полнее! В духовном взаимодействии их – усиление силы той и другой, вопреки кривым суждениям мнимомудрых века сего. И тот и другой из приснопамятных усопших шли различными путями: один, по преимуществу, путем научного созерцания; другой, по преимуществу, путем иноческого делания; но оба приходили и пришли к одной высокой цели человека на земле – к высокому нравственному совершенству, которое одно только поистине и важно для человека здесь, на земле, как приготовляющее вечную блаженную жизнь там, на Небе. И вот школа и обитель соединились в признании этого высокого нравственного совершенства в том и другом из усопших: и обитель, в лице нашего руководителя, почтила высокое достоинство православной науки, ведущей ко Христу, и школа, в лице руководителя обители, чтит высокое достоинство иноческого делания, приводящего к Нему же.

Моей немощи, претыкающейся в следовании за ними по тому и другому пути, судил Бог сказать слово в память того и другого при их гробе и при сем еще более осознать свою немощь. Уповаю, что наш духовный руководитель простил мне немощь речи моей в память и похвалу его; прости мне и ты, любвиобильнейший авво, тем более что мне труднее следить за твоей сложной и многообразной деятельностью и обнять в слове тайны твоего духовно-подвижнического делания, которые по самому существу своему ускользают в некоторых чертах своих от объятий слова; прости и благослови!

В дали минувшего видится мне юноша, не получивший правильного школьного образования, но богато одаренный от природы замечательными душевными качествами; юноша с зачатками ума наблюдательного, крепкого, тонкого, острого и игривого (выражусь так), не любящего останавливаться на поверхности, но стремящегося проникнуть вглубь; с задатками воли сильной, энергической, упругой и гибкой; с сердцем нежным, впечатлительным и восприимчивым, глубоко чувствующим и отзывчивым; с характером бодрым, деятельным, подвижным; с воображением живым, несколько поэтическим.

«Несть наше разумети», что вышло бы из этого даровитого юноши, если бы он получил надлежащее школьное образование и воспитание; но Бог, неисповедимый в судьбах Своих, судил ему с ранних лет пройти школу монастырского воспитания взамен воспитания в школе общественной. Эта школа монастырского воспитания, при правильном понимании и исполнении ее требований, под руководством хороших руководителей, истинных иноков, – школа прекрасная, высоко, благодетельно действующая на добрых питомцев соответственно их будущему назначению. Школа иноческого воспитания, которую новопреставленный прошел с самых низших ее ступеней, оказала на даровитого юношу высоко благотворное действие, о котором он всегда вспоминал с глубокой благодарностью к Богу и Церкви. Ход правильного воспитания в этой школе известен прошедшим и проходящим оную: храм с его богослужением, исполнение святых уставов Церкви, келейное делание, послушание, постоянная борьба с порочными склонностями и инстинктами, самоограничение во всем; и вот действие этой школы на новопреставленного в лета его молодости: сохранив цельность его природы, цельность (мы выразились бы) его церковного мировоззрения, она укрепила его во всех отношениях настолько, что из воспитанника и послушника чрез не очень продолжительное время он сам стал руководителем малой школы иноческого воспитания в одной из смиренных пустынных обителей, пользуясь общей любовью и уважением.

В это время Господу благоугодно было поставить светильник смиренного пустынного строителя на более высокий свещник: Преподобный Сергий, чрез посредство незабвенного первосвятителя Московского Филарета, прорицательным взором усмотревшего в смиренном строителе высокие дарования духовные, призвал его к ближайшему руководительству невидимо охраняемых им духовных чад своих, поставив и его самого под мудрое руководство премудрого из архипастырей. И здесь-то вполне открылась высота духовная этого замечательного человека.

Замечательные природные дарования его, строго направленные в своем развитии хорошим монастырским воспитанием, здесь, под действенным благословением Преподобного, под мудрым ближайшим руководством первосвятителя, при обширном круге деятельности и при обширнейших сношениях с лицами разных званий и состояний, профессий и образования распустились великолепным цветом, и личность его явилась во всем ее духовном богатстве и привлекательности, личность цельная, истинно умная и добрая в лучшем значении этих слов, со всеми частными свойствами истинно умной и доброй личности.

Знавшие близко новопреставленного и имевшие возможность наблюдать за ним долго, знают, что я не фразу скажу, если скажу, что трудно указать доброе качество, которым бы он не владел хотя в некоторой мере, и трудно указать на добрую наклонность, которая бы не одолевала его или особенно заметно не владела им, хотя, конечно, совершенства нет на земле. Остановимся на главных чертах его духовного лика.

Прежде всего, он являл в себе образ истинного монаха с подвижнической деятельностью, монаха по всему строю мысли и жизни, монаха по чистому влечению сердца, монаха по призванию. Богу одному ведомы его келейные монашеские подвиги, хотя нечто из них не неведомо и лицам, близким к нему; но всем ведомы его подвиги, например, молитвенные, открытые в храме Божием при общественных богослужениях, его пламенная любовь к церковному богослужению и благолепию храма Божия, его неутомимость в этих подвигах, его, так сказать, ненасытимость ими, в чем несомненно выражался его высокий иноческий строй духовной жизни и что имело неизмеримо великое и благотворное влияние на бесчисленные массы богомольцев, стекавшихся отовсюду в обитель Сергиеву.

Воспитанник храма и церковного богослужения, с избытком заменившего ему воспитание в школе, он до конца жизни не переставал быть его всеусерднейшим воспитанником, и других воспитывал, и учил воспитываться им же, слишком глубоко зная и по себе, и по опытам других все благодетельное значение такового воспитания. Нет, новопреставленный слыхал, конечно, нередко от своего великого учителя иные, глубокоистинные суждения о воспитательном значении православного богослужения: блаженной памяти святитель говаривал, что внимательный... слушатель православного богослужения может быть, при руководстве только его одного [им одним, т.е. православным богослужением], не только благочестивым и аскетом, но и церковным историком, а, следовательно, и философом, конечно, не по стихиям мира, а по Христе. Да, любовь к церковному богослужению – основа истинной христианской, особенно иноческой жизни.

Сам истинный монах, прошедший всю школу монастырского воспитания и на себе изведавший ее благотворное влияние, новопреставленный был истинным монахолюбцем и опытнейшим, умным руководителем монашеского воспитания. На себе испытал он весь труд и всю трудность иноческого делания, обогатился опытами других, углубил свое знание пути монашеского делания прилежным, рассудительным чтением аскетических творений великих отцов, и изощренный взор его насквозь видел духовно-нравственное соответственно нравственному состоянию каждого.

Для посторонних же видимым и осязательным свидетельством его любви к монашеству и мудрости в руководстве монашествующей братией служит устроение им нескольких обителей около главной обители и в зависимости от нее обителей с различным внутренним строем. Зная хорошо жизнь монашескую, он хорошо знал, что монашествующие имеют склонности и дары не к одинаковой жизни, ов убо сице, ов же сице⁵⁷ (1Кор.7:7); и вот он устрояет обитель общежительную, а затем уединенно-скитскую, отшельническую. Каждый избирай тот или другой образ жизни, какой кому сроднее по характеру; испытай, узнай и подвизайся по данному дару. Тяжело в шуме доступной миру обители, тяготит и смущает неизбежное в ней приражение суеты мира; хочешь наглядно осуществить идею нестяжательности – иди в общежитие, в уединение, и – подвизайся; мало этого, хочешь еще большего уединения, отшельничества – иди еще далее, в пустыню, и – подвизайся. Тяжек подвиг отшельнический, нет сил выносить его, одолевает борьба помыслов – возвращайся в обитель и подвизайся, только подвизайся, не унывай.

Так мудрый монахолюбец и руководитель практически разрешал нередко столь неправильно и легкомысленно понимаемый некоторыми так называемый вопрос об общежительстве монастырей, неискусное решение которого может грозить значительной опасностью для правильной монастырской жизни. Частные, более выдающиеся черты мудрости почившего аввы в руководительстве монашеской жизнью – это прежде всего его любвеобильность. Искушенный по всяческим сам, он с необыкновенной снисходительностью относился ко всяческим вольным и невольным прегрешениям руководимых, зависящих от естественной немощи, хотя строг был к злому упорству воли в злых склонностях. Еще черта этого монахолюбия и умного руководительства в покойном: всякий со своими скорбями, и немощами, и духовными вопросами имел к нему всегда свободный доступ; он не закрыт был ни для кого, и всякий мог получать от него, любвеобильнейшего, и утешение, и наставление, и ободрение, и все, что требовалось духовным состоянием. И примечательно, что этот монах и монахолюбец не имел ни угрюмого, ни хмурого вида, был радостен, светел и, строгий к себе, смягчал, так сказать, напряженность иноческого подвига других и любил руководимым им доставлять то, что на языке церковном называется утешением братии. Но кто исчислит все частные черты этого умного руководительства – совестного, труднейшего из руководительств? И за то любила его руководимая им братия любовью беспредельною.

Но одним руководимым им монашеским миром далеко не ограничивалось нравственное влияние новопреставленного, оно простиралось неизмеримо далеко в область мира. Мы упомянули уже о влиянии его на народ преимущественно благолепием богослужения; кроме сего, влияние его на образованное общество чрез его келейные беседы было огромно. Мир, вопреки лживым печальникам современного монашества, любит монастыри и монахов; в частности, обитель Преподобного Сергия привлекает к себе несметное число людей всех классов, и сношения начальника этой обители с ними были обширны, и кто исчислит, сколько было людей, желавших и имевших возможность беседовать со всеми уважаемым аввой? И вот здесь-то в келейных беседах, особенно с руководимыми им духовными детьми, являлась в нем такая высокая личность, мудрости которой отдавали вольную и невольную дань удивления и мудрые мира, и образованные мира, даже не расположенные почему-либо к иночеству. И, действительно, надобно бывало дивиться прямоте, чистоте, глубине его суждений и разнообразию сведений, по-видимому бы недоступных ему, не получившему школьного образования, не владевшему современными средствами знания. Загадка разрешается его глубоким опытным знанием человеческой природы, цельностью его мировоззрения, блистательно раскрывшимися естественными дарованиями, неустанным рассудительным чтением, беседами с людьми высокоразвитыми духовно. Всю жизнь свою, все помыслы свои, все лучшие интересы свои сосредоточив на обители, он направлял стремления самой обители на благотворение в его многообразнейших видах и, нестяжательный и в высшей степени бескорыстный, не жалел ничего своего для помощи нуждающимся. И сколько слез прольется со стороны этих нуждающихся, лишившихся своего благотворителя, трудно и представить. Говорить ли еще о благодушном терпении и долготерпении в скорбях и напастях, внутренних и внешних, о болезнях, которыми болела его любящая душа и за общество, и за Церковь, и за народ в известных их положениях? Но довольно, подробное слово можно простереть за пределы слова.

Мы подняли, может быть, лишь край завесы, скрывавшей такое великое богатство духовных дарований и мудрой деятельности новопреставленного, и лишь отчасти указали тот путь, которым безвестный послушник – воспитанник монастыря – приобрел поистине достойно и праведно заслуженную почесть замечательного церковного деятеля. Да, в течение почти полстолетия имя Антония слилось в сознании живших и живущих поколений с представлением о Лавре Сергиевой, и слава этого имени проникла всюду, где чествуется имя Сергия, и даже далее. С благоволительным уважением к нему относились цари, его глубоко чтило почтенное высшее общество, имя его общеизвестно в народе, и «будет покой его честь»; имя его пребудет в роды и роды вместе с именем незабвенного во иерархах Филарета» (47, с. 371–380).

По окончании отпевания гроб был перенесен в Духовскую церковь и предан земле возле знаменитого святителя Филарета. Место это избрано было еще при жизни самим покойным. К духовному общению со своим наставником и другом, не прерываемому временной смертью, он желал присоединить и единение в месте своего погребения. Еще в 1836 году, по свидетельству графа Д.Н. Толстого, архимандрит Антоний собственноручно начертал смиренный порядок своего погребения и приготовил все к тому относящееся. Это распоряжение помечено им «в День Пятидесятницы». Через сорок лет Промыслу Божию угодно было, чтобы завещание старца исполнено было не только «в День», но и под сенью храма «Пятидесятницы». «Нельзя не обратить внимания, – пишет граф Д.Н. Толстой, – на следующие сближения: двое из настоятелей Лавры, особенно чтимых отцом наместником, митрополиты Платон и Филарет послужили в Лавре так же, как и он сам, по сорок шесть лет. Честные останки всех троих были внесены в Троицкий собор, куда, как известно, нет обычая вносить тела усопших (45, с. 12–13). Не менее примечательно, что отец Антоний скончался в праздник преподобного Дионисия, архимандрита Лавры в XVII веке, которому он был столь близок по своей благотворительной деятельности и патриотизму (45, с. 13 п/п).

31 мая 1877 года духовная дочь архимандрита Антония княжна А. В. Голицына обратилась в Учрежденный собор Лавры с прошением: «Желая исполнить волю покойного отца наместника архимандрита Антония, выраженную им мне в одном из писем от 21-го мая 1861 года, которое в подлиннике при сем прилагаю, покорнейше прошу Учрежденный Лавры собор представить на благоусмотрение Его Высокопреосвященства проект о размерах надгробного камня, обнесенного решеткой, который предполагают сделать длиною в 2 аршина, а вышиной, как окажется удобнее, и испросить его архипастырское благословение на устроение онаго, присовокупив, что все расходы по сему предмету принимаю на себя.

Мая 31 -го дня 1877 года» (48).

Княжна А.В. Голицына предложила образец надписей на плите из черного мрамора у могилы (49) и на плите из белого мрамора, которая должна быть на могиле архимандрита Антония (50). В связи с обращением княжны А.В. Голицыной Учрежденный собор Лавры обратился к святителю Иннокентию с докладом следующего содержания.

«Дочь тайного советника княжна Александра Владимировна Голицына в поданном в собор заявлении от 31 минувшего мая выразила желание исполнить волю покойного наместника Лавры архимандрита Антония, изложенную в письме к ней от 21 мая 1861 года, об устроении надгробного камня, обнесенного решеткой над местом погребения тела почившего, размером в два аршина, а вышиной, как окажется удобно, и просить ходатайства пред Вашим Высокопреосвященством о разрешении ей устроить сей памятник на собственный ее счет.

Учрежденный собор, нижайше представляя о сем на архипастырское Ваше благоусмотрение с подлинным письмом о сем предмете архимандрита Антония к княжне Голицыной и о надгробных надписях, благопокорнейше докладывает, что со стороны собора препятствий к исполнению сего желания не встречается.

Июня 2 дня 1877 года» (51)

В «Нижегородских епархиальных ведомостях» был напечатан рассказ послушницы Арзамасской Алексеевской женской общины Ксении Земсковой о чудесном исцелении ее в 1888 году от тяжкой болезни предстательством Божией Матери, по молитвам, как верует исцеленная, чтимого ею покойного отца Антония, в наместничество которого она училась в Сергиевой Лавре золочению и чеканке. В продолжение сорока дней Ксения Земскова подвергалась ужасным судорожным припадкам: то шею ее растягивало и закидывало голову назад; то руки и ноги ее крутило в разные стороны так сильно, что кости трещали; то всю ее свертывало клубком; то вскидывало в разные стороны; то растягивало с такой страшной силой, что, казалось, все члены ее готовы были разорваться по частям. Эти припадки до того измучили ее, что, разбитая, изломанная, она двадцать пять дней не только не могла двинуть рукой или ногой, не могла даже говорить, и двенадцать дней только слабое дыхание оставалось единственным признаком, что она еще жива. Однажды в тонком сне явился ей отец Антоний, с открытой головой, в рясе, с панагией на груди, подал ей кисть винограда и маленькую бутылочку и сказал: «Вот тебе, Ксения, маслице от Царицы Небесной: мажь себя им и голову». Проснувшись утром, больная помазала себя маслом из лампады пред иконой Божией Матери, и с этого дня она стала быстро поправляться, а через месяц была совершенно здорова. Достоверность рассказа Ксении Земсковой засвидетельствована ее духовником священником Н. Старгородским, настоятельницей общины Е. Старгородской и врачом общины и местной земской больницы Н. Лебедевым (2, с. 42–43).

А вот современное свидетельство о чудесной помощи архимандрита Антония: «Я, иеродиакон Климент (Березовский), находился на послушании в Паломническом центре Свято-Троице-Сергиевой Лавры в течение достаточно долгого времени. В 1993 году наш монастырь посетил некий молодой человек из Ташкента, который зашел к нам в офис и попросил показать ему могилу архимандрита Антония. При этом он сказал, что с ним, по молитвам отца Антония, произошло чудо. Мы практически дословно записали его рассказ, который приводится ниже.

«Сестра моя работает в детском саду. В прошлом году, осенью, звонит она мне и говорит, что не может ничего понять: уже четвертого сотрудника выносит «скорая помощь» в течение полутора недель. Она звонит, а сама плачет, хочет увольняться, потому что врачи не могут поставить диагноз, и она боится за себя: «Я не хочу идти на работу, потому что не знаю, что может случиться». Последний случай, например. Неизвестная женщина принесла мороженое, которое дала старшей медсестре и другой сотруднице; тотчас, как они его съели, им стало дурно. Сестра моя знала, что я верующий, и спрашивала совета. Я посоветовал вызвать священника и освятить детсад. Дело в том, что детсад построен на бывшем мусульманском кладбище, на месте которого возникли так называемые «нахалки» (самовольно построенные дома). Эти дома снесли, чтобы построить детсад, и во время сноса жильцы домов выкрикивали проклятья. Иеромонах Фома согласился поехать, мы заказали машину. Он говорит: «Ты немного знаешь, прочитай хоть Трисвятое по «Отче наш». Я иду с водой, показываю, где кропить. Он говорил с сотрудниками детсада в основном о причастии, причастил тут же тех, кто не завтракал. Он уехал, а я остался, поговорил тоже о Церкви, о причастии. Оказывается, они ничего не знают. Приезжаю домой, через час начинает все тело выворачивать и ломать, потом озноб, температура до 39,5 градусов. Я сижу возле печки, а мне холодно. Стал читать книгу архимандрита Антония и открыл в ней как раз то место, где сказано о явлении ему святителя Филарета, митрополита Московского, который назвал средство, как получить облегчение в болезни. Я сделал так, и тотчас жар спал, и через три дня я был здоров, только тело еще потом какое-то время ломило. Таким способом я исцелялся несколько раз».

Один из современников архимандрита Антония граф М.В. Толстой писал, что его имя «пользовалось у наших отцов и пользуется у нас заслуженным всероссийским уважением» (11, с. XIX).

Могила архимандрита Антония в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре. Фотография 1996 года

Академик, профессор Московской духовной академии Е.Е. Голубинский отмечает в своем научном исследовании «Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Лавра», что архимандрит Антоний «имел очень большую известность и пользовался очень большим почитанием в обществе, быв между прочим наделен даром увлекательного собеседования. Лавра в отношении своего внешнего благоустройства весьма много ему обязана» (1, с. 158).

Современники свидетельствовали о том, что архимандрит Антоний «пользовался такой огромной популярностью, что во многих домах Москвы имелись портреты его наряду с портретами митрополита Филарета» (53, с. 367).

Почитание наместника Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрита Антония продолжается и до настоящего времени. Имя архимандрита Антония записано в братском синодике обители, который читается за каждой Божественной литургией и во время совершения панихид. О упокоении архимандрита Антония молятся постоянно и в Московской духовной академии. В синодиках многочисленных паломников значится имя отца Антония.

О упокоении архимандрита Антония постоянно молятся в Свято-Покровском женском ставропигиальном Хотьковском монастыре, Новоспасском ставропигиальном мужском монастыре в Москве, в Валаамском Спасо-Преображенском ставропигиальном мужском монастыре, в Свято-Троице-Серафимо-Дивеевском женском монастыре Нижегородской епархии.

По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II священноначалие Свято-Троицкой Сергиевой Лавры соорудило на могиле архимандрита Антония величественный мраморный крест с надгробием.

1. Голубинский Е.Е. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Лавра. 2-е изд. М., 1902.

2. М.С. Архимандрит Антоний, наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. Репринт. Сергиев Посад: Изд. ТСЛ, 1990.

3. Казанский П.С. Очерки жизни архимандрита Антония // Православное обозрение. 1878. T. 1. Февраль. С. 267–287. Март. С. 392–410. Т. 2. Май–июнь. С. 275–294. Декабрь. С. 697–737.

4. Архимандрит Антоний, наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры // Жизнеописание отечественных подвижников благочестия XVIII и XIX веков. Май. М., 1908. С. 48–78.

5. Михаил (Лузин), архимандрит, ректор Московской духовной академии. Слово, произнесенное 16 мая 1877 года при погребении наместника Свято- Троице-Сергиевой Лавры архимандрита Антония // Душеполезное чтение. 1877. Ч. 2. С. 371–380.

6. И.Ф. Случай из жизни архимандрита Антония // Душеполезное чтение. 1879. Ч. 1. С. 89–103.

7. Послужной список архимандрита Антония, строителя Арзамасской Высокогорской пустыни // Российский Государственный Архив Древних Актов [далее РГАДА], ф. 1204, on. 1, ед. хр. 4425, л. 8 об.

8. Скончался 21 марта 1887 года в сане епископа Курского и Белгородского.

9. Концевич И.М. Оптина пустынь и ее время. Репринт. Сергиев Посад: Изд. ТСЛ, 1995.

10. Письма митрополита Московского Филарета к наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандриту Антонию, 1831–1867 гг. Ч. 1. 1831– 1841 гг. М., 1877.

11. Письма митрополита Московского Филарета к наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандриту Антонию, 1831–1867 гг. Ч. 2. 1842– 1849 гг. М., 1878.

12. Письма митрополита Московского Филарета к наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандриту Антонию, 1831–1867 гг. Ч. 3. 1850– 1856 гг. М., 1883.

13. Письма митрополита Московского Филарета к наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандриту Антонию, 1831–1867 гг. Ч. 4. 1857– 1867 гг. М., 1884.

14. Письмо епископа Нижегородского и Арзамасского Афанасия митрополиту Московскому Филарету о послании иеромонаха Антония (Медведева) в Троице-Сергиеву Лавру на служение Преподобному Сергию // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед. хр. 4425, л. 12, 12 об.

15. Послужной список иеромонаха Антония, строителя Арзамасской Высокогорской пустыни // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед. хр. 4425, л. 8 и 8 об.

16. Паспорт иеромонаха Антония, уволенного из Нижегородской епархии в Московскую // РГАДА, ф. 12044, on. 1, ед. хр. 4425, л. 7.

17. Рапорт иеромонаха Антония митрополиту Московскому Филарету о представлении своего послужного списка и паспорта // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед. хр. 4425, л. 6, 6 об.

18. Рапорт Святейшему Синоду от святителя Филарета, митрополита Московского и Коломенского, о назначении иеромонаха Антония наместником Снято-Троицкой Сергиевой Лавры // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед. хр. 4425, л. 1.

19. Письмо митрополита Московского Филарета в Учрежденный собор Свято-Троицкой Сергиевой Лавры о назначении иеромонаха Антония наместником Лавры // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед. хр. 4425, л. 2, 2 об.

20. Клятвенное обещание (присяга) иеромонаха Антония, новоопределенного наместника Свято-Троицкой Сергиевой Лавры // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед. хр. 4425, л. 3.

21. Рапорт Святейшему Правительствующему Синоду митрополита Московского Филарета о возведении наместника Лавры иеромонаха Антония в сан архимандрита/ / РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед. хр. 4425, л. 15.

22. Сочинения Филарета (Дроздова), митрополита Московского и Коломенского. Слова и речи. Т. 4. 1836–1848. М., 1882.

23. Об отказе митрополита Московского Филарета освящать Триумфальные ворота в Москве по совету архимандрита Антония. Из записок преосвященного Леонида, архиепископа Ярославского // Душеполезное чтение. 1905. Ч. 3. С. 35–36.

24. Монастырские письма. 2-е изд. М., 1864.

25. Жизнеописание архимандрита Антония, наместника Троице-Сергиевой Лавры, составленное Филаретом, митрополитом Московским, в 1856 году (с дополнениями, сделанными архимандритом Феофаном)// РГАДА, ф. 1629, [Донской монастырь], on. 1, ед. хр. 134, л. 1–9.

26. Рапорт Учрежденного собора Лавры митрополиту Московскому и Коломенскому Филарету о пожаре в келлиях наместника Лавры архимандрита Антония // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед.хр. 6106, л. 2, 2 об.

27. Прошение наместника Лавры архимандрита Антония митрополиту Московскому Филарету на увольнение на паломничество по святым местам // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед.хр. 5242, л. 2, 2 об.

28. Посещение Оптиной пустыни наместником Троице-Сергиевой Лавры архимандритом Антонием // Нилус С. Святыня под спудом. Сергиев Посад: Изд. ТСЛ, 1911. С. 39–41.

29. Субботин Н., проф. Митрополит Филарет и архимандрит Антоний как чтители заветов и памяти преподобного Серафима. М., 1904.

30. Серафим (Чичагов), архимандрит. Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря Нижегородской губернии Ардатского уезда. 2-е изд. СПб., 1903. Пере- изд.: М., 1991.

31. О пожаловании отцу наместнику архимандриту Антонию ордена Святого Владимира 3-й степени (1849 г.) // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ч. 4, ед. хр. 6772, л. 3–9.

32. Грамота, данная наместнику Лавры архимандриту Антонию, о награждении его орденом Святого Владимира 3-й степени // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ч. 15, ед. хр. 25350, л. 1.

33. Извещение архимандриту Антонию о его избрании в члены-корреспонденты Археологического общества (1852 г.) // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед. хр. 7463, л. 1.

34. Письмо митрополита Московского Филарета архимандриту Антонию в связи с 25-летием его служения в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед. хр. 8006, л. 1, 1 об., 2.

35. Письмо митрополита Московского и Коломенского Филарета ... с ходатайством о награждении архимандрита Антония правом ношения панагии // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед. хр. 8001, л. 1, 1 об.

36. Сообщение обер-прокурора Святейшего Синода А.И. Карасевского митрополиту Московскому Филарету о передаче из кабинета Императора панагии архимандриту Антонию // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед. хр. 8001, л. 2, 2 об., 3, 4.

37. Архимандрит Антоний – лаврский наместник. Предвестие о дне кончины митрополита Московского Филарета // Душеполезное чтение. 1867. Ч. 3. С. 185–186.

38. Указ Святейшего Правительствующего Синода о присвоении архимандриту Антонию степени первоклассного архимандрита // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ч. 5, ед. хр. 8641, л. 1, 1 об.

39. Послужной список наместника Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрита Антония за 1865–1870 годы // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед. хр. 11141, л. 2–5.

40. Резолюция митрополита Московского и Коломенского Иннокентия в послужном списке архимандрита Антония (1870 г.) // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед.хр. 11141, л. 7.

41. Завещание в форме прошения архимандрита Антония в Учрежденный собор Лавры от 13 марта 1865 года // РгАДА, ф. 1204, on. 1, ед.хр. 12431, л. 1 об.

42. Завещание архимандрита Антония, составленное 23 июня 1868 года // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед.хр. 12431, л. 1.

43. Завещание в форме прошения архимандрита Антония в Учрежденный собор Лавры о распоряжении собственности в случае его смерти от 26 декабря 1867 года // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед.хр. 12431, л. 2, 2 об.

44. Н.Д. Некролог о наместнике Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрите Антонии (Медведеве) // Московские епархиальные ведомости. 1877. Май. № 21. С. 198–199.

45. Толстой Д.Н., граф. Архимандрит Антоний, наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. Некролог. М., 1877.

46. Сообщение митрополиту Московскому Иннокентию резолюции императора Александра II на докладе о кончине архимандрита Антония // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед.хр. 12431, л. 9.

47. Михаил (Лузин), архимандрит, ректор Московской духовной академии. Слово, произнесенное 16 мая 1877 года при погребении наместника Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрита Антония // Душеполезное чтение. 1877. Ч. 2. С. 371–380.

48. Заявление в Учрежденный собор Лавры от княжны А.В. Голицыной об испрашивании благословения на устроение надгробного камня на могиле архимандрита Антония // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед.хр. 12431, л. 31.

49. Надпись на плите в стене из черного мрамора у могилы архимандрита Антония// РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед.хр. 12431, л. 26.

50. Надпись на плите из белого мрамора на могиле архимандрита Антония // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед.хр. 12431, л. 28.

51. Доклад Учрежденного собора Лавры митрополиту Московскому и Коломенскому Иннокентию о желании княжны А.В. Голицыной устроить надгробный камень на месте погребения архимандрита Антония // РГАДА, ф. 1204, on. 1, ед.хр. 12431, л. 25.

52. Горский А., протоиерей. Историческое описание Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. М., 1890.

53. Нечаев В., протоиерей. В память архимандрита Антония // Душеполезное чтение. 1877. Ч. 2. С. 366–370.