Глава четвертая. Перелом

Прошло сорок лет. Сорок лет при дворце Египетского фараона. Красота, честь, слава, мудрость египетская, возможное наследование престола фараона – все уходило из сердца куда-то дальше и дальше. Теряло свое значение. При этом могучим потоком из каких-то глубинных недр души и памяти младенческих лет подымалась в груди вера в Бога праотцов. Любовию к Единому и Непостижимому билось сердце, тревожило душу бедственное положение родных по плоти. На пророческих часах завершалось время рабства на земле чужой, ведь от Авраама-праотца уже должно было пройти скоро четыреста лет (Быт. 15:13–16).

В жизни сына дочери фараона назревал перелом.

Наступало время, когда он лучше захотел страдать с народом Божиим, нежели иметь временное греховное наслаждение. Наступало время, когда поношение ради обетованного отцам грядущего Мессии он почел большим для себя богатством, нежели Египетские сокровища (Евр. 11:24–26). А для этого надо было отказаться называться сыном дочери фараоновой. От почти царских почестей перейти к рабскому поношению. На это надо было решиться. Иначе любовь Божия в его груди гореть не могла. Это он понимал.

Неоднократно пытался Моисей урезонить злобные издевательства над евреями египетского царедворца Феткома. Стоны и вопли порабощенных доходили до небес, но не до поработителей. Не было предела бесчинствам и жестокости Феткома.

Время перелома пришло.

Спустя много времени, когда Моисей вырос, случилось, что он вышел к братьям своим, (сынам Израилевым), и увидел тяжкие работы их; и увидел, что Египтянин бьет одного Еврея из братьев его (сынов Израилевых). Посмотрев туда и сюда, и видя, что нет никого, он убил Египтянина, и скрыл его в песке. И вышел он на другой день, и вот, два Еврея ссорятся; и сказал он обижающему: зачем ты бьешь ближнего твоего? А тот сказал: кто поставил тебя начальником и судьею над нами? не думаешь ли убить меня, как убил (вчера) Египтянина? Моисей испугался, и сказал: верно, узнали об этом деле. И услышал фараон об этом деле, и хотел убить Моисея. Но Моисей убежал от фараона (Исх. 2:11–15).

Иудейское предание сообщает, что еще будучи при дворе фараона Моисей помышлял о своем народе. Причем это было не просто патриотическое чувство, это была его вера и любовь к Богу. Он знал об особом Божественном предназначении потомков Авраама, о Земле Обетованной и был крайне озабочен бедственным рабским положением своих единоплеменников.

Попечение о рабах-единоплеменниках сына дочери фараона стало залогом его избрания к особому богообщению. Агада: «Спустя много времени, когда Моисей вырос, он вышел однажды к братьям своим и увидел тяжкие работы их.

Видел Моисей эти изнурительные работы и говорил:

Горе мне видеть вас, несчастные! Я готов душу мою положить за вас!

Нет работы более тяжкой, чем работа над глиной. И Моисей, не разгибая

спины, помогал каждому. Не дорожа высоким придворным положением своим, он приходил облегчить работу братьям своим. И сказал Господь:

За то, что ты, пренебрегая личными заботами, ходил соболезновать народу с любовью братской, Я оставлю все и на небе, и на земле и буду говорить с тобою» [34, с. 51, Шемот-Раба, 1].

Агада хранит также интересное предание о том, что Моисею однажды удалось не просто облегчить участь израильтян, но даже установить для них покой Субботы. «Моисей, видя, что израильтян заставляют работать без всякого роздыха, обратился к фараону и сказал:

Государь! Каждому рабовладельцу известно, что, если не дать рабу один день отдыха в неделю, раб не выдержит и умрет. И этим рабам твоим не выдержать долго, если ты не установишь для них отдыха по одному дню в неделю.

Иди, – ответил фараон, – и сделай так, как ты говоришь.

Пошел Моисей и установил для израильтян празднование субботнего дня» [там же, с. 51–52].

Перелом в жизни Моисея и его бегство так описаны в апокрифе «Пещера сокровищ»: Моисей «пребывал в доме фараона сорок лет.⁵ После этого он убил египтянина Феткома, старшего пекаря фараона. Когда об этом узнал двор фараона, после того как Макри, дочь фараона, которая именовалась «Трубой Египта» и которая воспитала Моисея, умерла, он боялся и бежал в Мадиан...» [24, с. 7677, «Пещера сокровищ», гл. 34]. Из этого повествования мы узнаем имя убитого Моисеем египтянина (Фетком) и то, что он был старшим пекарем (хлебодаром) фараона. Имя дочери фараона Макри (у Флавия – Фермуфис). Своеобразно отмечается, что дочь фараона именовалась «Трубою Египта».

Что побуждает Моисея изменить образ жизни, да и всю свою жизнь? Знал ли он, что родился при особых обстоятельствах и был тем возвещенным младенцем, который должен избавить израильтян от рабства Египетского? Знал ли он, что он и был тем младенцем, ради которого утоплялись сыновья его народа? Об этом нам сейчас судить трудно. Но так или иначе, а он чувствует некоторое движение в душе и сердце и намерен приступить к делу избавления своего народа, или лучше – народа Божия. Моисей не просто вмешивается в распри между евреями и в издевательства египтян над ними, а делает это с мессианской целью избавления своего народа. Прп. Ефрем Сирин: «И поскольку приближалось к концу исполнение четырех сот лет: то Моисей приходит к братиям своим испытать, не может ли его рукою совершено быть избавление евреев» [89, Толк, на кн. Исход, с. 343–344]. О том, что Моисей пришел к своему народу с мессианской целью избавления, говорит в своей речи и первомученик Стефан: Когда же исполнилось ему (Моисею) сорок лет, пришло ему на сердце посетить братьев своих, сынов Израилевых... Он думал, поймут братья его, что Бог рукою его дает им спасение; но они не поняли (Деян. 7, 23. 25). Почему не поняли? Была ли причина только в них? или в нем тоже? К концу приближалось время пребывания израильтян в египетском рабстве. И все-таки час еще не настал. Народ, усвоивший рабскую психологию, был не готов, а то и не стремился к свободе. Приход сына фараона и его заступничество за них не столько обрадовало их, сколько испугало. Пусть лучше нас бьет египтянин, но не мешай нам жить усвоенным нами порочным образом. Избавитель был израильтянами не принят. Но не только в них была причина. Он сам думал, что поймут братья его, что Бог рукою его дает им спасение. Он так думал, а призвания от Бога еще не было. Он опередил события. И сам еще не был готов. Познав всю мудрость Египетскую, он еще не ведал и не знал мудрости пустыни... Не одно и то же, что он думал и что думал Бог.

На то, что именно вера и исполнение Божественного долга подвигли Моисея защитить единоплеменников от обижавшего их египтянина, указывает Климент Александрийский. Он пишет о Моисее: «И столь горячо он был ему [отеческому преданию. – Г.Ф.] предан, что убил однажду египтянина, ударив его, когда тот несправедливо ожесточился против еврея» [144, т. 1, «Строматы», кн. 1, гл. 23]. Причина неожиданного и для египтян, и для израильтян поступка Моисея – его горячая преданность «правилам, унаследованным им от предков и из отеческого предания». А о чем, как не о высоком предназначении этого народа, говорили эти правила и предания!

Но не только вера Моисея была причиною его поступка. Оставить двор фараона понуждала его и сама обстановка при дворе. Успехи еврея, усыновленного дочерью фараона, человека, принадлежавшего своим происхождением народу рабов, но затмевавшего всех воинской доблестью, образованностью, честью и славой, вызывали зависть придворных вельмож и жрецов и даже самого фараона. А где зависть, там всегда стремление избавиться, не останавливаясь даже перед убийством.

Подробно описывает эту ситуацию Иосиф Флавий: «Те же, которые спаслись благодаря Моисею [имеются в виду египтяне, спасенные им от эфиоплян. – Г.Ф.], почувствовали к нему еще большую ненависть и еще более страстно стремились привести в исполнение свои коварные намерения относительно него,

т. к. боялись, что Моисей ввиду своего успеха задумает совершить государственный переворот в Египте. Ввиду этого они стали советовать царю убить его. Царь и сам по себе уже подумывал об этом, отчасти оттого, что завидовал военным удачам Моисея, отчасти же из страха быть свергнутым им. Когда же его к этому подстрекнули также и книжники, фараон окончательно решил избавиться от Моисея. Узнав заблаговременно об этом коварном замысле, последний, однако, тайно бежал, а так как все дороги были оберегаемы стражей, то он направил путь свой по пустыне и таким местам, где он не рисковал попасться в руки врагам. И хотя он терпел недостаток в пище, он, благодаря стойкости своего характера, все-таки уходил, не обращая внимания на бедствия» [327, Иуд. древности, II, 11, п. 1].

И более того. Зависть не только окружала Моисея при дворе фараона, но с нею же он встретился среди своих единоплеменников-израильтян, едва успев прийти к ним. Об этом пишет св. Климент Римский: «Зависть принудила Моисея бежать от лица фараона, царя египетского, когда услышал он от единоплеменника своего: кто поставил тебя решителем или судьею над нами? Не хочешь ли убить меня, как убил вчера египтянина?» [148, 1-е посл, к Коринф., гл. 4].

И египтяне, и израильтяне были поражены завистью к человеку, наделенному неким Божественным даром и правом свыше. Кто поставил тебя... над нами? – возмущались те и другие, где-то в глубине души чувствуя, что Кто-то его поставил, Кто-то, неподвластный земным законам и установлениям. Но время еще не пришло, и Моисей бежит.

Предание и св. отцы повествуют о заступничестве Моисея за своего единоплеменника, а через него и вообще за свой народ от угнетавшего их египтянина. Уже отмечалось свидетельство апокрифа «Пещера сокровищ», что этот египтянин был придворным вельможей, старшим пекарем фараона. Согласно апокрифу имя его Фетком. Прп. Ефрем Сирин отмечает, что Моисей уже давно пытался урезонить этого человека в его издевательствах над евреями: «И как приставник, убитый Моисеем, превосходил жестокостью всех приставников фараоновых, и хотя Моисей весьма часто укорял его, не внимал тому; то убив его, скрыл Моисей в песке того, кто притеснял семя, которому, по благословению, надлежало стать многочисленнее песка морского. В песке речном скрыл его Моисей прежде тех собратий его, которых тела должны быть извергнуты морем на песок морского берега» [89, Толк, на кн. Исход, с. 344]. Об этом Писание говорит кратко: Моисей убил Египтянина и скрыл его в песке.

Согласно прп. Ефрему Сирину египтянин был приставником в тяжких работах евреев. Это вполне соответствует происшедшему событию. Как он мог быть старшим пекарем фараона, о чем говорит апокриф? Об этом ничего не говорится. Можно только лишь строить догадки. Либо он оказался в опале и из придворных сановников превратился в приставника у евреев и срывал на них свою злобу, либо, будучи придворным, он одновременно имел какое-то отношение к производимым израильтянами работам – Бог весть.

Удивительное свидетельство Предания передает Климент Александрийский: Моисей «убил однажды египтянина, ударив его, когда тот несправедливо ожесточился против еврея. Посвященные же в таинство утверждают, что он только словом убил египтянина, подобно тому, как Петр убил словом неправедно утаивших часть цены поля и солгавших» [144, т. 1, «Строматы», кн. 1, гл. 23].

Усматривается и возможное (но не однозначное!) библейское подтверждение того, что египтянин мог быть убит силою слова Моисея. На другой день еврей, обидевший своего единоплеменника, скажет Моисею: Не думаешь ли убить меня, как убил (вчера) Египтянина? Так по синодальному переводу. На самом же деле в тексте не слово «думаешь», а слово «говоришь» (אמד «омер»). Итак, точный перевод: Не говоришь ли ты, чтобы убить меня, как убил того египтянина?

Следует отметить, что Моисей не только защитил единоплеменника от угнетавшего его египтянина, но и вмешался в распрю двух евреев и попытался усовестить неправого. Т.е. мир у Моисея делился не на своих и чужих, не на евреев и египтян, а на правых и неправых. Моисей возревновал не о единокровных, а о правоте. Об этом в комментарии О.К. Штейнберга: «И еврей, обижающий ближнего своего, одинаково волнует юную натуру Моисея. Из этого, равно и из следующего за ним рассказа, проглядывает строжайшее беспристрастие и правдолюбие будущаго великаго законодателя» [3, Толк, на Исх. 2, 13].

Моисей убил египтянина тайно. Свидетелем мог быть только еврей, за которого он заступился. Посмотрев туда и сюда, и видя, что нет никого, Моисей убил Египтянина и скрыл его в песке. Поступок был крайне рискованный. Но весть о нем разнеслась уже на следующий день. Моисей испугался, и сказал: верно, узнали об этом деле. Когда на следующий день Моисей вмешался в распрю между двумя евреями, то услышал от еврея-обидчика: Кто поставил тебя начальником и судьей над нами? не думаешь ли убить меня, как убил (вчера) Египтянина? Кто мог разгласить это? Естественно только тот еврей, которого Моисей защитил от ударов египтянина. Избавленный ставит под удар избавителя. Подлая рабская психология доносителя. И таков оказался, к несчастью, не один только человек. Таковы были многие израильтяне-рабы. В результате дело не осталось только среди евреев, но дошло и до самого фараона. И услышал фараон об этом деле, и хотел убить Моисея. Давняя зависть фараона и придворных наконец нашла повод убить ненавистного им доблестного Моисея. И повод дали свои, ради которых, рискуя собою, оставил все сын дочери фараоновой.

Агада: «И он [Моисей. – Г.Ф.] убил египтянина и скрыл его в песке. И вышел он на другой день, и вот, два еврея ссорятся; и сказал он обидчику: «зачем ты бьешь ближнего твоего?» А тот сказал: «кто поставил тебя начальником и судьей над нами? Не думаешь ли убить меня, как убил египтянина?» Моисей испугался и сказал: «сомнения нет, – дело это раскрыто!»

Размышляя над судьбою родного народа, Моисей спрашивал себя: «Чем так согрешил этот народ, что отдан в рабство египтянам?» Услышав же слова того израильтянина, Моисей сказал: сомения больше нет, дело это раскрыто – я теперь знаю, за что постигла израильтян тяжелая судьба их: соглядатайство развито среди них, – и достойны ли они быть избавленными от рабской доли своей?» [34, с. 52, Шемот-Раба, 1].

Так самое видетельствует о израильтянах в Египте иудейское предание. Рабы-доносчики – достойны ли они избавления?.. Моисею было о чем призадуматься.

Хотя прп. Ефрем Сирин находит возможность оправдать избавленного от смерти Моисеем еврея, в остальном же не противоречит свидетельству Агады: «Моисей, убив Египтянина, хотел сделать тем облегчение евреям, которых притеснял Египтянин: но избавленный открыл другому Еврею по дружбе, сей же другой, по злобе, обвинял Моисея. Итак, узнано сие было и фараоном, а военачальникам и князьям открылся случай жаловаться на Моисея, который укорял их за то, что без милосердия делают зло Евреям. Фараон пришел в такой гнев, что готов был обагрить руки свои кровию усыновленнаго и предать смерти наследника престола своего» [89, Толк, на кн. Исход, с. 344–345].

Попытка избавить свой народ не состоялась. Не пришло еще время для народа. Не пришло еще время и для самого Моисея. Умный, красивый и сильный, он еще не готов для дела Божия. Он хочет все сделать своими силами, но кроме непонимания и предательства своих, кроме гнева фараона не добился ничего. Дела Божии делаются не так. Их делает Бог. А человек-посредник должен иметь еще совершенно иные качества. Они обретаются не при дворе фараона, а в пустыне. Не на высоте, а в глубине.

И потому пока Моисей убежал от фараона, и от своих тоже, и остановился в земле Мадиамской в пустыне (Исх. 2:15).

Вмешательство Моисея в брань египтянина с евреем и евреев между собой в переломный момент его жизни находило свое иносказательное понимание у толкователей Св. Писания.

Св. Григорий Нисский в означенных событиях находит образ брани христианина как с внешними врагами, так и внутренними. Египтянин, бьющий еврея, означает мир и порок, нападающие на веру и благочестие. Борьба евреев между собой означает противостояние ересей с православием среди самих христиан. Итак, св. Григорий Нисский: «Тот, чья религия противоположна еврейскому учению, вступает в борьбу и стремится оказаться сильнее израильтянина. Многим верхоглядам кажется, что противник на самом деле сильнее, и они, оставив веру отцов, переходят на сторону врага и становятся предателями отеческого учения. Но кто действительно велик и благороден душой, как Моисей, тот сам нанесет смертельный удар выступающему против благочестия» [64, «О жизни Моисея», Толк. п. 13]. Но не только язычество, борющееся с верой, означает борьба египтянина с евреем, но и борьбу порока с добродетелью внутри нас самих. «Впрочем, подобное противоборство можно обнаружить и в нас самих... А сражаются, словно египтянин с евреем, идолослужение с благочестием, разнузданность с целомудрием, праведность с неправедностью, спесь со скромностью, да и вообще все, что считается противоположным. Моисей собственным примером учит нас встать на сторону добродетели, как на сторону соотечественника, и уничтожить противника, восстающего на нее» [там же, п. 14–15]. И, наконец, борются и два еврея, и один из них обижает другого. «Но в нас также происходит и борьба между единоплеменниками (Исх. 2:13). Ведь у нас не было бы придуманных лукавыми ересями догматов, если бы строй ошибочных рассуждений не вступал в борьбу с более верными рассуждениями. Если же мы немощны и не можем придать сил правой стороне, поскольку зло своими ухищрениями взяло верх, и власть истины оказалась ниспровергнутой, то надо как можно скорее бежать прочь (как и предлагает пример Моисея) к лучшему и высшему учению о таинствах» [там же, п. 16]. Бегство Моисея, по св. Григорию Нисскому, это бегство от рациональных суждений к таинству веры. Там, где, по немощи, мы не можем победить строем верных рассуждений, там мы обращаемся к вере, приемля непостижимое.