Собрание поучительных слов. Часть 1

Прежде нежели вступишь ты в чтение книги сея, любезный Читатель! хочу я тебя уведомить, для чего она такова, каковую имеешь увидеть сам, читая ее. Сочинитель содержащихся в ней Слов, за истинное почитая оное в некотором письме у Сенеки изображенное мнение: что как тому, который говорит, так и тому, который слушает, иметь надлежит намерение одно, то есть, чтоб той пользовал, а сей пользовался; ни о чем больше не старался, как только, чтоб сколько можно внятнее представить народу, о чем когда намерен был говорить к нему. А понеже между народом большая всегда бывает часть неученых и простых, которым высоко стильных бесед разуметь трудно и невозможно: то уже он, ради произведения в действо своего намерения, за такие меры и непременно приняться был должен, которые и самым некнижным простолюдинам, могли бы сделать слова его легко уразумительными. И сие он тем больше еще пристойно учинил, что не Римского Оратора, пред языческим Сенатом витийствующа, но Христова служителя, в новоизбранной от язык Его церкви тайны Царствия Божия проповедующего, лице в себе изобразить хотел. Ибо Павел Апостол точно в первом послании к Коринфянам объявляет, что не в премудрости слова послал их Христос благовестити³. И мало по далее к тем же говорит: проповедь наша не в препретельных человеческия премудрости словесех, но в явлении духа и силы; да вера наша не в мудрости человеческой, но в силе Божией будет⁴. И так уповает Автор, что прочетши ты сие Предисловие, Читатель, или любовно обнимешь сию книгу, или не перевертывая больше её листков, отложишь ее. Ежели ты ищешь красноречия, или иным каким любопытством, не касающимся до душевной пользы, читаешь книги, сделаешь ты последнее: ежели наставления Спасительного жаждешь, учинишь первое. Аще бо, говорит он с объявленным Апостолом, и невежда есмь в слове, но не в разуме. Прочее, моли ты Бога, чтоб хотя и чрез неискусных в слове Проповедников, поминаемый у Амоса Пророка глад слышания слова Божия, каковым (как и самому тебе знать можно) едва ли не большая часть жителей страны сея гибнет еще до сего времени, отгонять от нас не преставал. При сем же, если тебе Господь дать потребный к тому какой талант благоволил, и сам иждить его в созидание душ человеческих не поленись. Сие предложив, не буду я тебя, Читатель, больше удерживать здесь: но только наконец припомянуть хочу, чтоб ты, читая книгу сию, не забывал, что человеки мы. А когда то не выйдет у тебя из памяти, то надеется Сочинитель ея, что ты легко, ежели б какое приметил в ней погрешение, ему простишь: или, о чем он тебя непритворно просит, Христианскою любовию исправишь.

Здравствуй о Господе

Оттоле начат Иисус проповедати и глаголати: покайтеся, приближися бо Царство небесное.

Мф.4:17.

Ныне чтенное Евангелие.

Нового проповедника на земле видим, новую от Него весть слышим, благочестивые слушатели! новую, говорю, понеже сколько Бог доселе проповедников ни посылал в мир, всех их почти должность состояла в том, чтоб открывать на грешников страшный гнев Божий, предсказывать им за грехи отмщение скорое, и представлять пред очи ясно грядущую на них от Бога казнь и погибель. На пример, славный был у Бога в первобытном состоянии проповедник, седмый от Адама Енох: а что проповедовал? То, яко приидет Господь во тьмах Святых Ангел Своих, сотворити суд о всех, и изобличити нечестивых о делех нечестия их, как видим у Святого Апостола Иуды⁵. Был по нем знаменит Проповедью Ной: а в чем и его состояла проповедь? В том, что по столетнем течений времени имел навести Бог ужасный на всю вселенную потоп, и истребить всякое животное движущееся по земле, как видим в книгах Бытия мира сего⁶. Спустя потом много лет послал Бог Иону проповедовать в Ниневию: а что и ему в той проповеди говорить приказано было? То, яко по трех днех славная та Ассирийского государства столица пасть имеет и разрушиться до конца⁷. Но почто я нужуся всех от начала мира бывших посланных к человекам исчислять проповедников? Довольно воспомянуть затверделую оную древле в сердцах человеческих робость, что, когда Пророки ли, или и самые Ангелы в посольство к ним отправляемы бывали, не могли они без ужаса и трепета сердечного на лице их воззреть. Пришел иногда Самуил в Вифлеем, и все тамошние жители, убоявшеся без меры, вон из града вышли к нему, и начали спрашивать: мир ли вход твой, о Прозорливче⁸? Явился в другое время Ангел Господень храброму оному Израильскому воеводе Гедеону, и в коликое также привел его смущение? Увы, рече, мне Господи, яко видех Ангела Господня лицем к лицу⁹! А для чего бы так смутным лицем посылаемые от Бога проповедники принимаемы были, разве что нерадостныя часто от них происходили вести? Ныне же, слыши небо, и внуши земле¹⁰! что многочастне и многообразне глаголавый Бог отцам нашим во Пророцех, напоследок глаголет нам в Сыне Своем единородном: покайтеся, вопиет, приближися бо Царство небесное.

О Проповеднике, от века превожделенного! О проповеди, всей вселенней преблагополучной и радостной! Коль красна шествия Твоя, Сыне Божий! коль сладок, коль приятен нам грешным глас Твой! Поистине, не напрасно столько желала Его слышать возлюбленная Твоя невеста: яви ми, рече, зрак Твой, и услышан сотвори ми глас Твой; яко глас Твой сладок, и образ Твои красен¹¹. Се бо что от сладчайших уст Твоих слышим мы? Слышим то, чего не могли все отцы наши удостоиться слышать. Се что возвещаешь нам? Возвещаешь то, чего ни един проповедник доселе никому не возвестил; глаголешь бо Ты, яко Царствие небесное к нам приближилось: и когда кто от древних такой слышать удостоился вести? Праведные и самым Духом Твоим Святым свидетельствованные были мужи, Авраам, Исаак и другие многие; но так отстояло далеко от них небесное Царствие, что хотя с великим трудом и неусыпным рачением искали, найти его не могли, и за тем во адовы темницы идти принуждены стались до дне явления Твоего, в который, как еще издалеча Пророческим оком предувидел то Исаия, седящим во тьме и сени смертней возсиял свет велий¹². Нам же, о незаходимого счастья нашего! нам грешным свыше излиялась благодать сия, что и без искания нашего само Царствие небесное к нам приблизилось. Но убо что хощеши; Христе Спасителю, да сотворим ради пришествия Его? Ничтоже более, отвещает Христос, токмо покайтеся.

Слушатели благочестивые! к вам я теперь обращаю речь мою. Ежели бы Христос ради пришествия к нам Царствия Своего приказал раскопывать превысокия горы, или от места на место преносить тяжкое камение, либо другую какую превеликую наложил бы на нас тяжесть; не все ли бы охотно исправить мы долженствовали? Так поистинне. Но не тужи никто о тяжести, не опасайся трудов множества; единого только от нас Бог при сем случае требует покаяния. А что до того принадлежит, из каких членов или составов истинное и совершенное составляется покаяние, о том в пользу слушателей, с Высочайшим Вашего Императорского Величества позволением, следующим предложить намерен я словом.

Истинное и совершенное покаяние из трех наипаче составов или членов составляется, слушатели благочестивые!

Первый состав его есть сокрушение духа и жаление сердца о содеянном грехе. Егда бо рассудит грешник с прилежанием, какое он Лице безстыдством своим огорчил? Не может, конечно, без слез и сожаления пробыть сердечного; ибо Лице сие есть сам Бог, Который в таком случае преступлением заповедей Своих (как негде то выражает Сосуд избранный) от грешника безчествуется¹³. А ктож есть Бог? Есть Тот, Который его без всяких предходящих заслуг, за едину Свою благость от небытия в бытие привел, дал ему словесную душу, одарил образом и подобием Своим, превознесл выше всех видимых, а соединением ипостасным, и выше невидимых тварей: есть Тот, Которого он слушать не только за страх, как Господина и Творца своего, в едином мгновении в ничто паки обратить Его могущего, но и за совесть, как премилосердого Отца и Промыслителя своего должен; ибо Он хотя его обогатить, Сам богат сый, обнищал ради его прославления, Сам безчестие поднял ради живота его, Сам смерти вкусил: и что сея милости более? Что сего благодеяния превосходнее быть может? за такуюлиж любовь, за такое ли благодетельство воздавать нам противное? А конечно это противно Богу, когда Он омыл нас Кровию Своею от греховной скверны, а мы паки самовольно на оное блато, как свинии, бежим. И кто бы столько ожесточен был, чтоб при таком рассуждении не пришел в сожаление о грехе своем? Второе, придет конечно грешник в сожаление и отсюду, когда помыслит, что за малую греха сладость лишился толь великих благ райских; а притом еще учинился повинен и вечному мучению. Мало ли бо се к сокрушению хотя б самого затверделого в беззакониях сердца, рассудите, мои слушателие? Лишиться толикого добра, есть велика гибель; а нажить сверх того еще такое несказанное зло, колика печаль? К слезам меня понуждает оная о Ионафане царевиче в книгах Царственных написанная история, когда вижу его я там за едино вкушение меда к смерти приговоренна. Да пусть бы довольное и сытое хотя то вкушение его было, а то только, что едучи от брани, и видя текущие из ульев пчельных соты, прикоснулся их военным копьем своим, и приложил ко устам¹⁴. И за сию ли бедную сладость такому знатному Герою поднесена горестная смерти чаша? Но несравненно более всякий грешник восплачется, и возстенет своим сердцем, когда представить пред мысленные свои очи страшный суд Божий, и увидит на нем себе за едино бедное греховного меда вкушение на вечную осуждаема геенну. Что бо бедная та сладость против геенской горести? что здешнее веселие против мучений адовых? не сон ли и привидение токмо ночное? Ей, видит человек иногда во сне многая и различная; когда же пробуждается от сна, ничего от виденных собою вещей не обретает: но так преходит и мир сей с своими сладостьми; так исчезают вся злая похотения наша; а геенна, за них последующая, всегда пребывает; геенна конца иметь никогда не надеется.

Вторый состав покаяния истинного есть исповедание содеянного греха, устное пред священником, сопряженное с твердым обещанием впредь его не делать. Аще бо исповедаем грехи наша, верен есть Господь и праведен, да оставит нам грехи наша, и очистит нас от всякия неправды¹⁵, возглашает возлюбленный ученик Христов; и первый Архиерей Иерусалимский: исповедайте, говорит, согрешения ваша, яко да исцелеете¹⁶. Уставил же сие сам Спаситель мира Христос, когда Святым Апостолом, а по них и звания их преемником, дал власть вязати и решити падших грехи¹⁷. Но рекут здесь многие: к чему такая исповедь потребна? или Бог без нашего объявления не знает, что мы сделали? На что отвечаю: правда то, что Божия очеса суть тьмами светлейшие солнца, и проницают совершенно все пути человеческие, так что ни который угол темный, ни которая расселина земли глубокая укрыть злодейство наше не может: и только ли? Он еще и не содеянное наше видит; в книге у Его и не содеянная нами уже давно написана суть, как чтем у Псалмографа Святого¹⁸. Но однако хочет, дабы грешник сам себе обличил, и принес Ему повинное на себе доношение. Не знал ли Бог, что Каин убил брата своего? но однако вопрошал его: Каине, где есть Авель брат твой? С каким же то Он делал намерением? Не с иным конечно, разве с тем, дабы он сам на себе исповедал грех свой, и получил бы за то у Него прощение, хотя окамененный в злобе своей Каин и не познал сего. О! когда бы познал, исповедал бы, думать надобно в тот же час, как Давид пред Нафаном согрешение свое, сказал бы: я, Господи! я, на поле выведши, убил его. Тоеж бы конечно сотворили и злосчастные наши прародители, когда бы знали, на какий конец Бог их из под кустов Эдемских вызывал: не стали бы друг на друга падения своего возлагать вину. Но, увы нерассудного дела! Той начал жену винить, а сия змия. Той говорить: жена, юже дал ми ecu, та даде ми от древа, и ядох; а сия: змий прельсти мя, и ядох¹⁹. О Прародители! худо вы такою отговоркой и себе и нам сделали; не лучше ли бы было вам сказать: Господи! согрешили мы, преступили данную нам от Тебя заповедь, желая подобными Тебе быть богами, как змий нам обещал: и се теперь в руках Твоих все находимся; учини с нами, что Тебе угодно. Мы сами исповедаем, что не достойны милости Твоей, но достойны осуждения всякого; разве за крайнюю естества Твоего благость помилуешь нас. Я, многими утверждаем учителями, думаю, что за такое смиренное покаяние отпущен бы был вам грех ваш; и мы бы оскомины. вами снеденного яблока на зубах наших никогда не почувствовали. Но быть уже тому так, чего исправить никаким образом не можно. Хотя мы, слушатели, примером Прародителей наших устрашены без всякой утайки, или извинения исповедаем вся согрешения наша; но могут здесь другие помыслить, что стыдно то учинить им. Чего ради воспомянуть небезприлично теперь мне разумное Сократово слово. Идучи сей философ некогда Афинейскою улицею, увидел единого ученика своего исходяща из некоторого подозрительного дому; устыдился оный юноша присутствия учителева, и начал уступать назад, и прятаться. О юноше! сказал ему тогда Сократ, не стыдись выходить из такого дому, стыдись пребывать в таком дому. Тож и стыдящимся грехи своя исповедовать самая представляет истина, что нестыдно нам грехи исповедовать, стыдно их делать, или сделав, в непокаянии замедлевать долго. И сие-то внушить нам хотел премудрый Сирах, где сказал: о души твоей не постыдися: есть бо стыд наводяй грех, и есть стыд слава и благодать²⁰. Впрочем пусть хотя бы и небезстыдно в таком случае кому было; то лучше ли пред единым и тем подобострастным себе человеком посрамиться, или пред всеми святыми и самыми тьмочисленными Ангелы в день оный, как приидет Сын человеческий и все Святые Ангелы с Ним, и обличатся вся тайная наша и явная дела, по проповеди Павловой²¹? Нет, нет, пусть хотя б пред всем светом в сей жизни приказал Господь каждой нам исповедать грех, с охотою бы мы то сотворить долженствовали, нежели чтоб на оном позорище вечное приняли поношение!

При сем ведать надобно всякому, что не всякая исповедь составляет истинное покаяние: едина только за состав его принимается, которая сопряжена бывает с неложным, как я и выше помянул, обещанием, чтоб на прежние грехи уже не возвращаться, и всячески жизнь исправить тщаться; без сего же никакой силы исповедь не имеет; ниже возможет когда кто с таким покаянием войти в приблизившееся ныне к нам Царствие небесное. Понеже возлюбленный ученик Христов как бы в самых его дверях стоя, выгоняет всех таковых из него вон, и говорить: вне пси, и чародеи и любодеи²²! А кого то он называет псами? Грешников, на скверну дел своих по бане покаяния паки возвращающихся. Их бо и другой ученик Христов уподобляет псам; случися, рече, им притча: пес возвращся на свою блевотину, и свиния омывшися, в кал тинный²³. Да не возмнит же кто здесь, будто я не знаю от всех принятого и затвержденного мнения оного: колико падешь, толико востани. Истина то есть; но однако же сие по большой части только к тому служит, чтоб мы, падше в грех, иногда не пришли в крайнее отчаяние; а не дает нам причины излишнее иметь на милосердие Божие упование. Верно то, что Бог, яко един прямо ведый человеческого существа немощь, всегда грешника на покаяние принимать готов есть: но не ложно и то, что часто таких как насмешников и ругателей Своей благости отвергает, ожесточает, и не только в сем, но и в будущем веке жестоко наказует. Приметили ль вы, слушатели, в книгах Царственных, когда Азотстии жители внесли Кивот Господень в храм Дагонов; что тогда ему сделалось? В первую ночь упал он на землю от места своего, и валялся пред Кивотом Господним до утра; поутру пришли Азотяне, и увидев в таком несчастии бога своего, ужаснулись: однако ж за бога его почитать не престали, и поставили паки на прежнее место. По постановлении том пришли на другой день, и усмотрели, что Дагон вторично упал, только уже сие падение ему небезбедственно было: ибо глава ему и руки отсечены были на праге храма того²⁴. Тоже самое и грешнику, учащающему падение свое, последует; ибо правда Божия неотменно требует, чтоб колико более кто падет, толико более наказан был. Елико прославися и разсвирепе, толико дадите ей мук и рыданий²⁵, глас, с небес сшедый, о Вавилоне пребеззаконном граде говорит во Апокалипсисе, и восхищенный до третьего небесе гремит Апостол: или, о грешниче! о богатстве благости Божия, и кротости и долготерпении не радиши, не ведый, яко благость Божия на покаяние тя ведет? по жестокости же твоей и непокаянному сердцу твоему, собираеши себе гнев в день гнева и откровения праведного суда Божия²⁶.

Однако же каково бы страшно сие Павлово слово ни было, многие в нас исповедники случаются, которые живо в себе Фемистокла и Аристида изображают. Повествуется в историях, что два сии пресловутые в древности мужа великую между собою по некоторому случаю стяжали вражду, а после во едино посольство от общества оба отправлены стались. Видя убо Аристид, что не возможно им, во вражде будучи, в окончание привести, за которым посланы были, дело, встал, и предложил Фемистоклу: хощешь ли, чтоб вражда наша осталась на границах, а когда возвратимся к ним, паки восприимем тую? И по сему совету учинили, оставили они враждовать друг на друга на том месте, а как возвратились, паки враги друг другу стали. Сих, говорю, мужей, многие суть и в нас, которые последуют стопам; оставляют они грехи свои, как бы за порогом церковным, когда на исповедь к духовнику идут: а как возвратятся оттуда, опять за прежнее дело принимаются. И что сие за исповедь? какое то покаяние, разве едино лицемерие? А истинно кто покаялся, той со упоминаемою в Песнях Песней блаженною невестою говорит всегда: умых нозе мои, како оскверню их²⁷?

Третий напоследок истинного покаяния состав есть, удовлетворение за грехи: однако сие слово с некоторою опасностью принимать должно; зане удовлетворение назваться может сугубое, достойное и приличное. Достойно, то есть, равно противно греховной тяжести, колика есть она в себе, возмерить или удовлетворить никтоже от человек чрез себе доволен. Для чего? Для того, что грех есть в себе зло бесконечное, потому что есть обида бесконечного Бога; следовательно и удовлетворение за Него должно быть бесконечное: а того твари никакой учинить не можно, так что хотя бы все не только люди, но и Ангелы вся геенская мучения чрез всецелую вечность за един грех своевольно претерпеть хотели, достойного удовлетворения за него отнюдь не показали бы, как учит Богословия. И сея-то ради причины нужно было Самому единородному Сыну Божию в плоти человеческой приити на землю, и загладить наше преступление заслугою Своею; она бо едина, яко от бесконечного лица происходящая, бесконечное составить сильна была в нас удовлетворение; в нас говорю; понеже хотя заслуга сия собственно Христова есть; но однако, когда грешник верою прилагает ю до себе, признает то есть, что Христос не за Себе, но за него страдал все, вменяет ему Отец небесный, как бы самого его она была. Приличное же удовлетворение есть, которое не наполняет чрез себе меру правды Божия в рассуждении греховной злости; но однако совокуплено с заслугою Христовою к такому совершенству восходит. Каковое удовлетворение показуется чрез творение разных добрых дел, например, чрез пост, как показали Ниневитяне, или чрез излияние слез²⁸, как показал тот, который сам о себе воспел: измыю на всяку нощь ложе мое, слезами моими постелю мою омочу²⁹; или чрез подаяние изобильной милостыни, как советовал Навуходоносору Даниил Пророк: грехи, рече, твоя, о Царю! милостынями искупи, и неправды твоя щедротами убогих: негли будет долготерпелив грехом твоим Бог³⁰. И о сем-то удовлетворении тщился внушить необрезанным ушесы и сердцем Иудеем, глас Словесе, Святый Предтеча, когда немолчно к ним вопил: сотворите плоды достойны покаяния³¹. Аки бы сказал: вы, Саддукеи, промыслу Божию быть не верующие, и грядущего суда и муки по смерти не ожидающие! премените сие зловредное неверие ваше на веру благочестивую: а вы, Фарисеи, хвалящиеся о ваших добродетелях, и любящие преждеседания на сонмищах, и первовозлежания на вечерях! оставьте спесь такую и покажите знак на себе непритворного смиренномудрия. Вы, которые чреву доселе работали, начните работать отныне Господу Богу вашему; а которые вместо идола некоего сребро себе имели, пойдите в след гласа глаголющего: яже имеешь, раздаждь нищим³². В таком же разуме и Павел Святый к Римлянам пишет: якоже представисте уды ваша рабы нечистот и беззаконию в беззаконие; тако ныне представите уды ваша рабы правды во Святыню³³.

И из сих-то трех наипаче составов, слушатели, истинное составляется покаяние, которого от нас явившийся недавно в мир небесный Проповедник требует глаголя: покайтеся, приближися бо Царство небесное.

Прочее довольно, мне кажется, о нем говорено; теперь надлежало б нечто во утешение кающегося грешника сказать о Царствии Божии. Коль то великое есть благополучие его наследником быть; коль великая благая в нем кающимся нелестно уготована суть; колика радость, наслаждение и покой места оного: но так бы весьма продолжительно было слово мое, и утрудил бы я им много слух благочестивых слушателей; чего для на иное уже, когда соблаговолит Господь, оставляю о сем побеседовать время.

Ты же, о Благосте неистощимая и щедрот неисчерпаемое море! Ты не пришедый призвати праведных, но грешных на покаяние, Христе Спасителю наш! между тем вложи в сердца наша мысль такую, чтоб, которое нам ныне проповедал еси Царствие небесное, никогда из памяти у нас не выходило; и желанием присносущных оных благ объяты во грехах бы наших и беззакониях нимало мы не замедлевали; но не дожидая бы поста или другого какова времени, в самой скорости чистое тщились принесть Тебе покаяние. По принесении же такового покаяния впредь бы никаким образом раздражать опять благость Твою не дерзали; но паче бы за прежние, какие кто из нас сделал, грехопадения, приличное показывать старались удовлетворение. Сие, молящеся смиренно вопием Тебе: Сам Ты учини в нас благодатию Твоею; яко Ты един еси Свят, и Тобою грешные святыми делаются, и Царствие небесное наследуют! Аминь.

Искаше Иисуса.

Лк.19:3.

Ныне чтенное Евангелие.

Пришедший взыскать и спасти заблудшего человека Господь, слушатели благочестивые! восхотел уведать, чего люди на земли ищут, и увидел, что многие многая. Воззрел во первых на Старцев и Книжников, и увидел, что они одесятствуют только мятву и кимин; а вящшая закона, суд, милость и веру оставляют, и так ничего более, только прибытка своего ищут. Воззрел на Фарисеев, и увидел, что на распутьях и стогнах града молитвы свои продолжают, с широкими воскрилиями мантии у себя имеют, закон написан на челе носят; и чрез все то ничего более, только славы своей пред людьми ищут. Воззрел наконец на простой народ, и увидел в нем великие неправды, междоусобные брани, обиды, зависти: словом, увидел, что всяк почти ищет своих, а не Божиих; едва нашелся Закхей, который Его искал: искаше, рече, Иисуса.

Тот же Господь, Который тогда, и ныне, слушатели! приникает на нас от пренебесного Своего Престола, хотя видеть: аще есть разумеваяй, или взыскаяй Его³⁴? и видит, что многие многая ищут; а кто б Его искал, тех весьма мало. Ищут иные честей превысоких, иные сокровищ знаменитых, другие похвалы от человек и славы жаждут: словом, все почти уклонились к снисканию благ временных, а Иисуса, о коль немногие ищут! о Иисусе едва кто и помышляет!

Пресладкий наш Иисусе! что Ты, видя такое в нас заблуждение, мыслишь? что ко окружающим молниелучный Престол Твой небесным силам глаголешь? Не сие ли? не познаша, ни уразумеша, во тьме ходят. Ей, так! Признаем мы и сами во очесах наших тьму сию; умеем бо мы разбирать между честьми и достоинствами; знаем, которое злато чистейшее, которая Маргарита дражайшая; а Твоей неоцененного бисера дрогости отнюдь не видим, и за тем Тебе не ищем, далече обходим и презираем. Но молю Твою безмерную благость, отжени теперь от мысленных очей моих тьму такую, да сам познать и слушателям моим всем чрез настоящее мое слово показать возмогу, яко ничтоже в мире искания нашего есть достойно; един Ты такой, Которого искать и блюсти, чтоб не потерять, всяк должен. Отверзи вкупе и всем послушающим настоящего моего слова уши и сердце, яко да внимательно послушая Его, согласятся на представления мои, и единодушно ко взысканию Твоему устремятся. Ваше же Императорское Величество, что на сегодняшнее мое предприятие милостивосклонным изволите призреть оком, я сомнения никакого не имею; понеже Которого Ваше Величество, в распаленном любовью к Нему своем сердце всегда имеете, Того мы теперь искать учиться намерены; и думаю я, что столько бы Вашему Величеству приумножилось духовного веселия, когда бы увидели и нас подданных Ваших, сим предражайшим Бисером обогащенных, сколько изречь всякому трудно. Но благоволи же уже, Всемилостивейшая Государыня! на предложение мне возвратиться.

Предпринял я сего дня доказать благочестию вашему, слушатели! что кроме Иисуса нет ничего в сем мире такого, чего б мы с прилежанием искать долженствовали. И понеже предложение сие две вещи в себе содержит, то есть, подлость благих века сего, и дрогость Иисусову: то я за полезное признаю разделить слово мое на две части, из которых в первой покажу, коль суть подлы и несовершенны благие века сего; а в другой, коль дорогое и совершенное добро есть Иисус наш. Придите все, и видите.

Подлость и несовершенство благ временных доказывается от трех наипаче следующих причин:

Первое, что нет ни единого добра во всем мире, которое желание человеческого сердца совершенно насытить бы могло. Зане все блага мира сего разделяет Святой Богослов на трое: во-первых полагает он всякие телесные сласти, и называет их похотью плотскою; во вторых кладет он богатство, и называет то похотью очес; в третьих наконец славу и честь, и называет их обще гордостью живота. Все, глаголет, еже, есть в мире, похоть плотекая, и похоть очес, и гордость житейская³⁵. А есть ли, или когда прежде бывал ли кто, чтоб сими благими насытился до удовольствия? Не имел ли Давид, как притчею Нафан к нему говорил, сто овец? Но однако ж и последнюю Уриину присовокупить себе захотел. Не было ли многодревесных садов и прекрасных вертоградов у бесстыдной Иезавели? Но однако ж Навуфеева винограда сверх тех еще пожелала. Не изобиловал ли златом, серебром и всякими дорогими сокровищами Мид? Но однако ж (говорят Пииты) еще у бога своего просил, чтоб к чему не прикасался, все обращалось в злато. На что многих примеров? Воззрим на чудовище оное вселенныя, Александра великого; и увидим, что он толь многими победами прославлен, толь знатным в свете учинившись монархом, еще тужит, еще воздыхает; а о чем? О том, что Анаксогор ему о множестве миров напомнил. Сказал он, будто кроме сего еще много таких миров настроила натура; и как сие нетяжестно ревностному духу слышать, когда столько их есть, а Александр едва един еще себе покорил? О несытость великая! о жажда неугасимая! Но я доподлинно утверждаю, что ежели бы и мнимые миры славою своею все Александр наполнил, и тогда бы еще дух в нем опочить не мог; понеже как все прочие блага века сего, так и слава и честь естеством суть таковы, что колико более кто их имеет, толико более еще иметь желает. И сие-то внушить хотел Кинна философ Пирргу, Спартанскому царю, который брань в то время с Римлянами имел, когда спрашивал: что бы он победивши Римлян делать стал? На что Пиррг отвечал: что всею бы Италией завладел. Что, Италией завладевши, паки вопросил философ? Сицилию, близ сущую, удержал бы, сказал царь. Что, удержав Сицилию? осталась бы Ливия и Карфаген. Что, всех покоривши, придал напоследок Кинна? Тогда в праздности и веселии с друзьями жить бы начал, заключил Пиррг. А Кинна на то пристая молвил: что, о царю! и теперь препятствует тебе сие сотворить, разве едино несытство? но оно никогда не отстанет от жадного твоего сердца. Подобный и Тимону древнейшему Понтийскому царю некоторый философ ответ дал, когда его той спросил: чего б еще у него не доставало в таком состоянии, в котором имел он здравие, и честь, и богатство царю пристойное? Мало, сказал, о царю! сего даровали тебе боги, когда не дают того, чтоб ты всем сим доволен был.

Но оставим мы от философских мнений предложенной истине подтверждения искать, внушим прилежно, что о недовольствии благ временных к насыщению сердца человеческого глаголет во Евангелии сам Спаситель наш: всяк, рече, пияй от воды сея, вжаждется паки³⁶. Думают некоторые учители, не сея ли для причины и жена Лотова не в столп каменный, либо деревянный, но в столп слан претворилась³⁷; дабы показалось чрез то всем ясно, что покамест жив, не может человек насытиться благими века сего, но всегда их жаждет; жажда бо от ядения соли обыкновенно родится. Но несть о семь подробно рассуждать настоящего времени, только истина то есть, что ни богатство, ни честь, ни слава, ни пирования частые совершенно насытить жадность нашу довольны суть; и отсюда-то во первых примечается подлость временных благих.

Второе оттуда, яко все, что ни обретается в семь мире, есть так непостоянно, что ни малой в нем надежды человеку иметь не можно. Часто бо то видеть нам случается, что который вчера был убогим Иром, сего дня сделался пребогатым Крезом; вчера пред всеми умален, сего дня превознесен; вчера бесславен, сего дня великоименит муж: и напротив, который вчера Крезовым изобиловал богатством, сего дня в нищетство Ирово пришел; вчера славою и честью блистал, сего дня, равен с прочими последнейшими стал. Смотря на такое жития человеческого непостоянство Иаков Святой уподобляет его колесу: язык, глаголет, огнь, водворяется во удех наших, паля коло рождения нашего³⁸. В которых словах его ничто иное, разве живот наш чрез коло разумеется, по толкованию учителей церковных. Якоже бо коло, так и живот наш иногда вниз низводится, иногда же к верху поднимается. Ведал сие разумный оный царь, который между прочими тремя впряжен был в коляску гордому Сесостру; чего для усмехнулся, когда оборотившись взглянул на колесо. А как о причине смеха вопросил его Сесостр, то он не боясь нимало, отвечал: усмехнулся я, о царю! видя, что который край, колеса был поднять вверх, стался опущен на землю вниз; а который был на земле, стался вверху: ведаю бо, что и счастье наше такой подлежит перемене. И того для велит мне надежда быть великодушным, обещая, что может быть еще по времени от бесчестия такого избавлен, первое восприму достоинство.

Третье, наконец, подлость и несовершенство временных благ ясно доказывается от того самого, что они временны суть. Нет ничего во всецелой окружности мира сего, чтобы было бесконечное; блекнет трава, увядают цветы, древеса сохнуть, одежда обветшавает, злато и сребро истневает, медь и железо тлеет, и в самом человеке крепость день от дня оскудевает, красота умаляется, влага естественная и теплота мало по малу истребляется; и так час от часу во гроб он наклоняется. Положим убо, что иной счастья обыкновенной премены и убежит, но конца никогда не убежит; и того для Соборник негде восклицает: суета суетствий, всяческая суета³⁹! А Пророк как бы на то слово пристая, говорит: убо образом ходит человек⁴⁰, то есть, убо кажется только человеку, будто ему во веки на высоте своего достоинства пребывать, славою процветать, богатством тешиться; вещью же самою всуе мятется; сокровищствует, и не весть, кому соберет я⁴¹. То же и Верховный Апостол Петр твердит: всяка, говорит, плоть яко трава, и всяка слава человеча яко цвет травный: изсше трава, и цвет ея отпаде⁴². Множайшия бы здесь привестись могли свидетельства; но к чему оные, когда вещь и от повседневного искусства довольно всем есть ясна?

Что ж убо, слышатели! будем ли мы в снискании суеты такой жизнь нашу провождать? будем ли о расширении славы, о повышении чести, о приумножении богатства и других подобных благих века сего денно и нощно помышлять? Нет, разве бы захотели подобны быть малолетнему младенцу, собирающему решетом пузыри водные, или на песке нечто пишущему. Зане и се пузыри, вмале пропадающие, и се песок, легко ветром развеваемый, как видели. И так следует мне еще доказать дрогость Иисусову.

Не думайте ж вы, слушатели благочестивые! что я совершенно добро сие описать теперь намерен; ибо сие не только человеческому, но ни Ангельскому уму учинить не возможно. Но намерение мое есть только показать Его преимущество пред прочими благими: а то нетрудно, и сами усмотрите, когда только рассудите, что все, обретающиеся во благах мира сего недостатки, во Иисусе исполнены суть со изобилием. Видели бо мы, что нет ничего в мире, чтоб сердце наше совершенно удовольствовало; а Иисус есть добро такое, которое кто стяжет, ничего более не потребует, якоже свидетельствует един от двадцати и четырех старцев Апокалипсических. Не взалчут, рече, ктому, ниже вжаждут, не имать же пасти на них солнце, ниже всяк зной, яко Агнец, Иже посреде престола, упасет я, и наставит их на животные источники вод⁴³. И того ради Порфироносный Пророк, оставляя престол, повергая скипетр, попирая диадиму, спешит до него. Что ми, глаголет, есть на небеси? и от Тебе что восхотех на земли? Исчезе сердце мое и плоть моя: Боже, сердца моего, и часть моя Боже, во век⁴⁴! И паки: Возжада душа моя к Богу крепкому живому: когда прииду и явлюся лицу Божию⁴⁵? Тебе рече сердце, мое: Господа взыщу, взыска Тебе лице мое⁴⁶. О Божественнейший Пророк! почто с таким прилежанием Господа твоего ты ищешь? Или мало тебе того, что ты всем обладаешь Израилем? Или не доволен ты тем, что имеешь на главе твоей преукрашеную диадиму, носишь златотканную порфиру, сидишь на престоле превознесенном, всяк тебе слушает, дальние страны славе твоей удивляются, враги силы твоей трепещут? Так! не доволен я всем сим, отвечает Пророк. Когда ж ты насытишься? Тогда насыщусь, когда стяжу Бога, когда явится мне слава Господня. Насыщуся, говорит пред Богом, внегда явитимися славе Твоей⁴⁷. Внушил ли ты гораздо слова Пророческие, благочестивый слушателю? Виждь убо, яко Иисус есть добро едино, которое насытить совершенно душу нашу может: а для чего так? Для того, что Он един есть добро пресовершенное, в котором всякое добро изящнейшим, как Богословы говорят, содержится образом. Откуда делается то, что стяжет ли кто Иисуса единого, иметь будет с ним у себя вся благая. Например, желает ли кто мудрости? Стяжи Иисуса, и иметь будешь желаемое, Он бо есть, Который дает премудрость, и от лица Его исходит познание и разум⁴⁸, глаголет Приточник. Желает ли кто мира и покоя? Стяжи Иисуса, и иметь будешь желаемое: Он бо есть мир наш, сотворивый обоя едино⁴⁹, по Апостолу: и у Исайи Князем мира Он именуется⁵⁰. Услаждается ли кто согласием мусикийским? Стяжи Иисуса, и сподобит тя наслаждаться сладчайшего хоров Ангельских пения, которые немолчно пред сидящим на Престоле вечном взывают, как тойже слышал помянутый Йсаия⁵¹. Алчет ли сладкой пищи и пития кто? Стяжи Иисуса, и даст ти ясти от древа жизни, и пить от источника воды живыя, который чист на подобие кристалла исходит перед Престолом Божиим и Агнчим, как то откровенно было Святому Богослову⁵². Распаляется ли желанием чести или славы кто? Стяжи Иисуса, и превознесет тебя так, что сотворит царя и Иерея Богу Отцу Своему, как пишется во Апокалипсисе⁵³. А ежели полезно тебе будет, то и мирскою прославит тебя славою: в шуйце бо Его богатство и слава⁵⁴, Приточник свидетель. Ищет ли кто великого богатства? Стяжи Иисуса, и иметь будешь сокровище на небесех такое, которое ниже тля тлит⁵⁵, ни моль растлевает⁵⁶, по объявлению Священного Евангелия. Сокращенно сказать: кто чего ни хочет, стяжи только Иисуса, во Иисусе все иметь будешь: будет бо Той всяческая во всех⁵⁷, проповедует сосуд избранный. И паки муж по сердцу Господню взыскающии, глаголет, Господа, не лишатся всякаго блага⁵⁸. И сие-то есть первое преимущество добра сего, которое превозносит его выше всех благ мира сего, и возбуждает нас ко взысканию Его завсегда. Придадим же и тое, что не видели мы в мире ничего, чтоб было непременное и вечное: а Иисус есть добро такое, которое никогда не пременяется, и пребывает во веки, как Сам у Малахии Пророка о сем засвидетельствует: Аз, глаголет, есмь Бог, и не изменюся⁵⁹. Приветствует сею титлою и Пророк Его, глаголя: вся яко риза обетшают, и яко одежду свиеши я, и изменятся; Ты же Тойжде еси, и лета Твоя не оскудеют⁶⁰. Чего для, где Христос напоминает возлюбленным учеником Своим о блаженстве небесном (которое ни в чем ином состоит, токмо в стяжании Бога) глаголет: радости вашея никтоже возмет от вас⁶¹. И не может ли такое о добре сем слышание родить в нас жажду о приобретении Его, как иногда в Самарянине? Господи! говорила она, даждь ми такую воду, да не вокаждуся, ни прихожду более семо почерпати⁶². Не воскликнем ли и мы: Господи! уже утрудили нас чести, умучили деньги, славы желание сердце наше обеспокоило, а все напрасно; получим их сего дня, а завтра опустим; и что во един момент опустим, того после чрез много лет ищем. И долго ли тому быть? долго ли томить нам себя, приходя на такой источник? Дай нам, молим Тя, той воды, от которой пия, не вжаждемся во веки; удостой нас того добра, которое никакой не подлежит перемене! Ей, слушатели мои! когда бы образ такового и толикого добра завсегда на сердце нашем изображен пребывал, и никогда бы память Пресладкого Иисуса из головы нашей не выходила; вся бы красная мира сего нам гнусность, вся бы сладкая нам желчь, вся бы высокая нам уметы показалися, как Павлу Святому, который так о себе говорил: вменяю вся уметы быти, да Христа приобрящу⁶³.

Но увы! что с нами делается? Зевксис и Парразий, славные в древности оба живописцы, спорили между собою, кто из них первейшим в том художестве счисляться был должен: и договорились, чтоб и тот и другой написал некоторую картину, в которой бы все своего искусства положил силы, дабы чрез тую познать можно было всякому, кто из них искуснейший в том деле; и по тому договору Зевксис написал виноградную ветвь так искусно, что птицы небесные слетались озобать ягоды ея; а Парразий вынесши показал завесу, так живо изображенную, что Зевксис сам подумал истинному тут быть полотну; за чем и просил Парразия, чтоб отдернул тую завесу, и показал свою живопись. И так Зевксис птиц, а Парразий самого обманул Зевксиса. Не тоже ли и в нас бывает? Представляет нам князь мира, как бы некими разными цветами испещренная прелестная благая своя. Мы не рассуждая нимало, что то прелесть и обман единый, и приемлем их за истинные; а следовательно и в снискании их в сей жизни изнурить не жалеем. Самое же истинное и совершенное добро так нам мало кажется, как ничто от мирских красот; ибо я честь ли где получить надеюсь? ночь не сплю; богатство ли нажить? моря и сушу перемерить мне нетрудно; похвалы ли от людей и славы снискать? всяка тяжесть сносна мне: а в снискании Иисуса никакого и малейшего труда поднять не могу; и посты мне тягостны, и терпение несносно, и все добродетели невозможными кажутся. На что многих слов? довольно заключить: я Иисуса за всякую вещь, какая мне нравится, готов переменять, а всякой любезной мне вещи на Иисуса не переменю. Сказал иногда Христос: подобно есть Царствие небесное человеку купцу, ищущу добрых бисерей, иже обрет един многоценен бисер, шед продаде вся, елика имяше, и купи его⁶⁴: ныне же Не погрешит воистину, кто скажет: уподобились люди в снискании Царствия небесного Человеку слепому, не ведущему силы в добром бисере, который, обретши многоценный бисер, отдает его за что-нибудь. Но не удивился бы я в таком случае слепому; понеже он ни блистания, ни цвета, ни дрогости бисера не видит: не дивен мне оный у Епифания Святого упоминаемый каменосечец, который как в рассеченном камне нашел драгоценный топазий, которых еще дотоле в свете не видано было, вынес его на торжище, и продал очень за малую цену, который многих стоял тысячей; не дивен, понеже простолюдин он был, и силы в камнях таких знать от юности не навык: а как сим не удивляюсь помянутых ради причин⁶⁵, так не удивляюсь и язычникам, которые предражайший небесный бисер, Иисуса глаголю, нашего за мало ставят, презирают и как свиньи попирают. Для чего не удивляюсь? Понеже ослепила злоба очеса их, и затем не могут усмотреть Его дрогости. Сие же в необычное удивление ум всякого привести сильно, что мы, благодатью Божиею просвещенные очи наши имея, тоже самое творим. Знаем мы, что Иисус един есть добро пресовершенное, неизменное, вечное; а в таком Его презрении содержим, что и за самую малейшую страсть нашу потерять не жалеем. Приходит мне теперь на память Клеопатра Египетская. Она, любя Антония Консула Римского, как сказуют, драгоценную Маргариту, ценою противу всего царства ея (ежели правда) стоявшую, в прах мелкий истерши, выпить ему в вине дала. Глупая та воистину жена была, глупая, что так напрасно камень той погубила. Но кто уже описать возможет глупость тех, которые всякую цену превосходящий бисер за любовь прелестного мира, или сладострастной плоти своей, теряют; а что вящше, теряют, и утраты еще не чувствуют? Спроси только кто такового: все ли у тебе благополучно? Слава Богу, отвечает; дом у мене цел, имение цело, здравие цело, честь моя при мне. О бедный и ослепленный человек! Сие ли твое все благополучие, что ни славе, ни здравию, ни имению убыли твоему нет? А мало ли то тебе несчастие, что ты самого благополучия всякого Виновника за грехи твои потерял? Ах! благополучнейший бы далече был ты, ежели бы всех благих твоих, Как Иов, вдруг лишился, да Бог бы при тебе остался; понеже в таком случае ничего б ты не потерял; зане Бог есть все: Он есть богатство, Он слава, Он честь наша, как выше мы видели: убо кто имеет Бога, имеет вся. Так на пример, самовидцы Слова Божия и слуги, Святые Апостолы, хотя и нищие казались образом, вещию же самою, (понеже Бога при себе имели) всех были богатейшие, по словеси языков Учителя, яко, рече, скорбяще, присно же радующеся; яко нищи, а многи богатяще, яко ничтоже имуще, а вся содержаще⁶⁶.

Но уже время окончить мне беседу мою. Молю убо при окончании простой моей сей беседы тебе, Благочестивый Слушатель! чтоб записал ты на сердечных твоих скрижалях сии немногие, на которых основание имела вся моя беседа, слова: яко Иисус един есть добро пресовершенное, неизменное, вечное. А когда так, то Его единого и искать нам надобно; искать же не иным образом, токмо верою истинною и любовию нелицемерною, как и в Песнях Песней упоминаемая невеста, которая и на ложи в дому, и на стогнах градских, ищущи вожделенного себе Жениха сего, часто умильный оный повторяла глас свой: уязвлена любовию аз есмь⁶⁷. Сим, говорю, а не иным образом; понеже у таких только рачителей Своих, а не у иных Иисус пребывати хочет. Любяй, рече, Мя, возлюблен будет Отцем Моим: и к Нему приидем и обитель у него сотворимь⁶⁸. Люби убо кто честь; желай кто славы; ищи кто богатства: мы же вся тая, как прах, как суету, как ничтоже, далече обходя, искать будем нам Иисуса. А сыщем ли Его, то вся благая в руках у нас быть имеют, не только временная, но и самое вечное блаженство наше будет. Аминь.

Видевше вси, роптаху, глаголюще: яко ко грешну мужу вниде витати. Лк.19:6.

Ныне чтенное Евангелие.

Много, Слушатели, диавол с своими угодниками имеет способов, которыми бы мог вредить человеку; но всех их, однакож с помощью Божией, прилежная осторожность убежать бывает довольна. Например, от вора крепкою стеною, от явных разбойников оружием, от страстей воздержанием, и от самого диавола Крестом оградить и защитить себе можно. Одно злословие бессовестных людей есть, которого ничем никому избавиться нельзя. Пусть бы был кто, как говорят, и весь в крестах; пусть бы добродетели его возвышали его до небес; пусть бы ни единого порока во всецелом составе души и тела его не находилось: не думай однакож никто, чтоб злословие и такова человека пощадило. Злоба злословливых людей есть неопределенна, а хитрость неописанна; злоба досягает всякого, а хитрость вредить умеет всячиной. Увидим обое то в настоящей нашей беседе, которую начнем мы от самого Христа Спасителя.

Слышите ли, что нынешний Евангелист говорит о Христе? Видевше, говорит, вшедша Христа в дом Закхеев, роптаху вси, глаголюще: яко ко грешну мужу вниде витати. Так-то готовы люди терзать ближнего славу, что между всеми Иерихонскими жителями и пришельцами, находившимися в том городе, при сем случае ни один не нашелся, который бы защищать, или хотя мало извинять хотел бедного Закхея в его поступках: роптаху, рече, вси, вси грешником публично нарицать его начали: ко грешну мужу вниде витати; аки бы они уже и совсем были праведные. Но пусть уже может быть Закхей у них такие похвалы делами своими заслужил; мытарь он был, не без обид-то от него другим бывало, как и сам в нынешнем Евангелии исповедал: но что Христос худого тогда сделал, когда не погнушался войти в дом толь подлого и всем гнусного человека? Он то сделал по силе определенной Ему от Отца Его должности; послан бо Он был от Отца Своего не праведных призывати, но грешных на покаяние; к тому же и нам хотя чрез то показать образ, чтоб не гнушались мы ближнего нашего ни под каким видом, хотя б он великой быть казался нам грешник. Однако вот, не убежал за сие негодования изощренных на обе стороны тех языков; но на Него-то и наипаче ропот тогда восстал, и может быть от сего-то времени и другом мытарей и грешников величать Его начали: се Человек ядца и винопийца, друг мытарем и грешником⁶⁹! О проклятый язык! каким образом от тебя спастись человеку? Когда б Христос ни ел, ни пил, как Иоанн Креститель, сказал бы ты и о Нем, как о том: беса имать⁷⁰. Когда б не входил в дом подлых и грешнх людей, назвал бы ты Его гордым и наполненным высокого о Своей Святыне мнения человеком. Когда ж вот, Он для обращения грешников снисходит им, ест и пьёт с ними, и еще домы их посещает; то ты в ядцы и винопийцы и товарищи всех грешников пожаловал Его. Так ты ублажаешь человеколюбивого Владыку? Когда так, то уже не должны мы дивиться, что не лучше и с рабами Его ты поступаешь; не должны, говорю, дивиться, что и ныне многие пьяницами словут, хотя от роду своего не знают, что-то есть и пьянство; и другие злословия И поношения терпят, хотя и столько добродетелей в себе имеют, сколько звезд на небе. Аще

веельзевулом господина дому нарекоша, кольми паче домашния его⁷¹.

Но посмотрим прилежнее, какая то превеликая в сих богомерзких и достойных воистину, (чтоб их живых ад поглотил) людях хитрость? Когда дело особливо касается до их интереса, то они никогда не смеют приступить хулить кого-нибудь прямою дорогою; но всегда некоторые посторонние стези к тому отыскивают, чтоб злость их не открылась. На пример: неправедный судия, когда хотят ему совестного в товарищи определить человека; то хотя вещью самою то ему тогда бывает противно, что нельзя ему будет при таком человеке страстей своих исполнять, однако ж услышишь ли ты, чтоб он хулил его за безсовестие? Нет! он всегда иным способом отвратить такое препятствие от себя старается. Говорить, например, что он слабосилен, и к приказным делам не заобыкл, или иные какие вымышляет на него пороки; понеже в противном бы случае всяк изобличил его неправду. Так умно умеют они вредить, кого хотят! Притом приметьте, Слушатели, что они всегда восстают на добродетели; однако ж никогда не хулят добродетелей, но всегда пороки. Да и как они, чаю, спросите вы меня, как они находят там пороки, где нет их? То-то и чудно, что они знают вси пороки добродетелями, когда хотят, и добродетели пороками делать. Бог знает, сколько у сих бесовских ораторов есть Фигур, которыми они умеют приукрашать речи свои. На примерь, кто дает многую милостыню, они хвастовству его то приписывают; кто кротко поступает, или часто в церковь ходит, ханжою зовут его; кто должность свою исправляет ревностно, они толкуют, будто он не от усердия своего к славе Божией, или к пользе ближнего то делает, но от любочестия, хотя некоторый знатный чин чрез то себе достать. Где немощь свою признает человек, тут они леность в нем находят; где сбираются люди о надлежащих до спасения душевного, или до наложенных на них должностей вещах советоваться, тут они, может быть, по себе гадаючи, говорят: сие соборище не для чего бывает, разве ради питья, или других каких скверных дел. И сия-то есть причина, мои Слушатели, что так часто мы бедные, не зная никакой за собой вины, пропадаем; сия, говорю, что весьма искусно наши хулители умеют прикрывать свою злобу, и под видом ревностных и желающих всякому добра, себя оказывают: а которые их злословия слушают, ничего не медля, всему тому и верят, что они ни блюют на свою братию, не исследовав собою истины. О когда бы те, до которых знать наши поступки и наказывать, или награждать их надлежит, поступали в сем деле по примеру Царя царствующих! Он не человек, но Бог всеведущий; однако ж видим в Писании, что, показывая нам образ, не скоро верить доносам, не уверился вдруг на вопли Содомском, который восходил до Его ушей; но хотел еще Сам прийти в Содом и испытать, истинно ли то, что Он слышит и потому уже расположить суд Свой. Вопль, рече, Содомский и Гоморрский умножися ко Мне, и греси их велицы зело.

Сошед убо узрю, аще по воплю их грядущему ко Мне, совершаются, аще же ни, да разумею⁷². О когда бы, говорю, и наши особливо власти таким же образом не вдруг клеветникам верили, но испытывали бы еще, праведны ли суть их доносы, коль бы многие Даниилы в таком случае из рва погибели высвободились, а клеветники их туда на перемену были ввергнуты! Но обратимся паки к сим совестным нашим доброжелателям.

Не думайте, чтоб только и было в них хитрости, сколько объявлено. Нет! есть еще и иной у них способ снедать человеков. Какой? Знаете сами, что нет на свете такого человека, который бы чист нашелся от всякого порока; но много вси мы согрешаем, как говорит Святый Иаков⁷³. Что убо делают сии честные промышленики? Лишь только приметят какой, хотя маленькой, в ближнем своем недостаток или неисправность, тот час с сей стороны на него и нападут; хотя б впрочем сколько в нем добродетелей и заслуг ни было. И, Боже мой! какое в них тут покажется велеречие! какое витийство! Подлинно, что из комара верблюда, и из сучка бревно уже они тут невероятным искусством сделают. Опыт сего их промысла видеть может всяк на самом Христе Спасителе: когда Он во плоти был на земли, то какие преславные дела творил, читайте сами во Евангелии: но когда пришло до рассуждения, то злохулители Его о всем том умолчали, и приступили к одному тому, что грешно весьма в Нем казалось, то есть, что Он в субботу целил многажды людей; и как же они увеличили сие дело? Так что проклятия достойным назвали Христа за одно то. Сказали: несть Сей от Бога человек, яко субботу не хранит⁷⁴. О беззаконные судии! о субботе говорите, хотя и то неправедно; а о том для чего не поминаете, что осуждаемый вами Человек столько мертвых воскресил, прокаженных очистил, больных исцелил, и других преславных чудес сделал? Знаем мы; такой у вас у всех обычай. Так вы всегда поступаете, когда кого погубить желаете; как и напротив, когда кого ради некоторой мзды или показания силы своей произвести намеряете, то все его недостоинства покрываете, и едины добродетели выставляете. И хотя б они никакой похвалы достойны не были, бесценными называете их, и такими, от которых все отечество или Церковь получает пользу. Видно, что вы добрые алхимисты; из всего золото, и из золота всячину делать вам нетрудно.

Привел бы я и иных еще множество, к показанию хитрости наших злохулителей, принадлежащих примеров вам здесь, Слушатели, но на что мне такой труд поднимать? думаю, когда всем уже известно, что сии преподобные души не только прямые пороки во всяком выведывать и разглашать во всю поднебесную стараются, но и что еще за порок отнюдь поставиться не может, и тем многих порочат. Например: как нет у кого в волосах седины или дородства в теле, то уже по их мнению и нельзя такового в высокий чин произвести; аки бы не разум, не добродетели, не заслуги делали достойным человека, но изрядная толстота, или глубокая, хотя б и беззаконная, старость: а не слышат того, что Павел к Тимофею молодому Епископу пишет: никтоже, рече, да нерадит о юности твоей⁷⁵; и Приточник говорит: что седина есть мудрость человеком, а не волосы побелевшие, и возраст старости, не множество лет, но житие нескверно⁷⁶. Вуде ли же дородство тела за высоко поставлять должно, то уже идол тот, которого некогда на поле Деире глупый почитал народ, то есть, который имел в величину шестьдесят локтей, а в ширину шесть: не недостоин был такой чести; не смех ли это? Но что я говорю? злохулители и сами про то довольно знают; но что им нужды, что они против совести своей в таком случае поступают? им довольно, чтоб как-нибудь, да уязвить ближнего; как-нибудь бы, да пресечь дорогу к его добру.

И коль же великий вред претерпевают бедные люди от сицевых их злословий в таких случаях! я не могу сего вреда сравнить с тем пожаром, которым в один час, старанием одного некоторого бездельника, Ирострата, сгорел прекрасный оный Ефесской Дианы храм, который чрез множество лет с великим иждивением делан был. Понеже не только чрез много лет, но иногда и чрез всецелую жизнь свою тщится человек стяжать себе доброе имя; а злословие в таком случае также в один момент то опровергает, и все труды и заслуги, какие ни имел он бедный до того, в пепел обращает. К тому ж храм тот был паки возобновлен в недолгом времени, а имя потерянное, весьма трудно и едва когда возвращается. Чего ради не сомневаюсь я, чтоб всяк лучше умереть желал, нежели чтоб такого времени дождался, как Павел: добрее, рече, мне умрети, нежели да похвалу мою кто испразднит⁷⁷. Да и действительно многие во отчаяние отсюда приходят, и с печали умирают; чего ради, видится мне, и гробом уста клеветниковы называет Псаломник: гроб, рече, отверст гортань их⁷⁸. То только разнствие между такими устами и чувствительным гробом, что там мертвые погребаются, а здесь живые умерщвляются и пожираются. Но внемлите вы, гробоносные уста! хотя снедаемые вами люди и не имеют в себе сил отмщать вам; но есть у них Отмститель, Который называется, Бог отмщений⁷⁹. Не мыслите вы, чтоб вы меньше себе вреда нанесли злословием своим, как и своим ближним; но знайте, что не укоснит Тот Судия праведный воздать по делом вашим; вы и не почувствуете, как придет до вас то время, в которое сокрушатся ядовитые ваши зубы, источат черви злохульный язык, и воспылает геенским пламенем та душа, которая огнем поедающим чуждые добродетели и заслуги здесь была.

Мы же, Слушатели! не убоимся, ниже смутимся, видя толикое на нас устремление вражье: Первое что, как я и выше помянул, нельзя в мире сем жить, и злословия бесовских органов чужду быть никому; сам Христос. как слышали вы, того не избежал; не избежала целомудренная Сусанна; не избежал Афанасий Великий, Мефодий Святой, и другие премногие угодники Божии; но на иного из них пьянство, на иного блуд, на иного другие страшные беззакония взводили злые люди, как читаем в Историях. И сей-то есть знак добрых людей прямой, что злые люди их не хвалят. Второе, есть у нас Господь, Который знает неповинных от напастей избавлять, как говорит Писание; почто убо смущаться станем, имея такова Защитника? Конечно, Он нас долго истаевать в скорбях наших не оставит, измет нас из зубов неприятельских! Ежели ж и не восхочет изъять, то должны мы с тремя оными юношами Вавилонскими сие приписывать некоторым грехам нашим. Впрочем будем мы так поступать с нашими клеветниками, как те, которых суть сии слова: гоними, терпим: хулими, утешаемся; укоряеми, благословляем⁸⁰. Нам не худо будет, как, подражая им, придем в то место, где они теперь, всем их злохулителям исчезнувшим прославляются славою нетленною: а между тем молить станем милосердого и благопослушливого Господа, чтоб не попустил нам в таком случае вконец истаять от печали, и пропасть на радость наших неприятелей, говоря каждый с Давидом: сотворих суд и правду: не предаждь мене обидящим мя. Восприими раба Твоего во благо: да не оклеветают мене гордии⁸¹. Востани, о Господи! и вонми суду моему: да не возрадуются о мне врази Мои, и да не рекут в сердцах своих: благоже, благоже, пожрохом его⁸²! Сотвори со мною знамение во благо: и да видят ненавидящии мя, и постыдятся; яко Ты помогл ми и утешил мя⁸³, Творец И Избавитель мой! Аминь.

Несмь якоже прочии человецы.

Лк.18:11

Ныне прочтенное Евангелие.

Посмотрите, к чему приводит человека гордость и высокоумие, Слушатели благочестивые! Приводить в такую глубокую тьму, что он уже и себя самого усмотреть в ней не может. Что бо? Не Сам ли Тот, Который ни обмануть, ни обмануться не может? не Сам ли Тот, Который вся и сокровенная ясно видит, сказал в нынешнем Евангелии: что два человека внидоста в церковь помолитися: един Фарисей, а другий мытарь⁸⁴? Но вот видите: первый из тех, то есть Фарисей, отрицается явственно своего имени; не признает он себя за человека; но нечто отменно от всех человек себе быть исповедует, несмь, говорит, якоже прочии человецы; но так что ж ты, Фарисей, когда не человек, другим подобный? Ангел ли ты? но плоть имеешь, Ангелы же бесплотны. Бог ли ты? но ты родился, а потому знать что и умрешь, Бог же есть бессмертен. Или ты зверь какой, Фарисей? Может быть, сказал Аристотель, что человек особящийся есть или Бог или зверь. Однако ж человек есть Фарисей, а не зверь, Слушатели! человек воистину; ибо и в церковь приходит, и о других рассуждает, и молитвы к Богу воссылает, как слышим. Что же не признает сам он себе быть такова, недивно; гордость ослепила умные его очи, и за тем не может усмотреть, какой он природы. Таково бо есть греха сего свойство, что он, как обманчивое некое стекло, всегда большей, нежели есть она в себе, вещь показывает человеку; от чего делается, что человек, позабыв естество свое, иногда и Богом себе быть мечтает; как на пример оный начальник Тирский, который у Иезекииля Пророка в главе 28-й, величаясь мнимою крепостью своею, говорит: Бог аз есмь, и на Престоле Божием сижу в сердце

морском. Коль убо вреден есть душам нашим порок сей, примечайте. В блудодеянии ли, или пьянстве, или ином каком душетлительном грехе человек пребывает; естества однако ж своего забыть, разве б крайне обезумел, не может; и что ни делает худое, совестью убеждаем, признает в себе погрешение свое скоро: гордость же не так; она нища богатым, грешника праведником, и самого человека не человеком, дивным неким делает образом. Каким бы убо способом мы толь нам вредного и Богу ненавистнейшего сего могли избежать порока; о том настоящим, помышляю, предложить я словом; благонадежен совершенно будучи, что Вашему Священнейшему Императорскому Величеству как в кротости и смирении известной Христоподражательнице, сие мое предприятие не неприятно, и всем хотящим за кротчайшим, на Сионской горе Богословом виденным, последовать Агнцем, не неполезно быть имеет: только бы вся во всех действовал бы Господь, о чем Его высочайшую благость, приклоняя колена сердца моего, молю, такому моему намерению, к большей славе Святого имени Своего, конец благ положить изволил.

Три убо, внимайте, благочестивые Слышатели! между прочими знатнейшие ко избежанию гордости и всякого о себе высокоумия, находятся средства. То есть:

Рассуждение величества Божия. Рассуждение нас самих, и рассуждение тех вещей, которые нас к бесчинной той возбуждать обыкли гордыне.

Но первее о первом рассуждать станем. Можно ли, подумайте вы сами, человеку, когда взойдет он умом своим к Богу, и облистает его очи свет неприступный, Того славы, и узрит в нем всех видимых и невидимых тварей начало, и вспомянет, что Господь сотворил нас, а не мы: мы люди и овцы пажити Его; кратко, можно ли человеку, когда он возьмет на рассуждение власть Божию, которой никто избежать, премудрость, которой никто постигнуть, милость, без которой никто пребыть на свете не доволен, можно ли, говорю, тогда человеку не отложить все свои высокие замыслы, все безмерные о собственной своей доброте и силе мечтания, и не исповедать свое ничтожество? Воистину медь с златом сравниваема скоро лишается своего достоинства; свеча зажженная, солнцу прилагаема, несветла кажется: муравей, пред львом поставленный, легко от всякого, сколь он в натуре вещей мал, распознается: так и человек, помышляя о величестве Божии, нетрудно узнает, сколь он в себе невелик, сколь немощен и ничтожен; как-то о сем и Златоуст Святой толкуя оные Давидовы слова: веровах, темже возглаголах; аз же смирихся зело, засвидетельствует; ежели б, говорит, мы так о Боге рассуждали, как Давид, ни един бы в нас не был, который бы и сам о себе не возгласил: аз же смирихся зело. Понеже всяк (он же придает далее) кто неизглаголанное величество Божие мысленным оком созерцает, и познает Бога быть столько человека высшим, сколько небо земли; без сомнения почудится внутрь себя, и скажет; аз же смирихся зело⁸⁵. До зде златоуст. Примеров истины сея долго искать нам не надобно; тотчас в пример нам предстанет помянутый Израильский Царь. Он в иное время не без того конечно был, как человек, чтоб не помыслил чего о себе высокого; да и самою вещью, хвалясь иногда о множестве сил своих, говорил: аз во обилии моем не подвижуся⁸⁶. А когда принял во ум неизмеримое величество Божие, увидел, что он как ничто пред Ним находится: состав мой, сказал, яко ничтоже пред Тобою⁸⁷. Что ж и отец многих языков Авраам, когда взошел в беседу с Господом своим, какие о себе слова к Нему произнес? Ныне, сказал, начах глаголати ко Господу моему, аз же есмь земля и пепел⁸⁸. Но здесь мне есть некое сомнение: многие, лице Царя земного, или иное какое знатное видеть, тем же более с ним беседовать допущены будучи, в честь то себе и славу превеликую ставят, и немалую пред другими счастьем своим гордиться причину находят; а Авраам и с Богом разговаривать удостоившись, не только о себе высокого ничего не мыслит, но еще более смиряется, нежели прежде. Для чего? Отвечает на сие в нравоучительных книгах своих Григорий Великий так: Святые, говорит, сколь более во внутренняя Божества приникают, столь более себя ничтоже видят. И далее: может быть, говорит, и Авраам себе нечто быть бы подумал, ежели б Божьего существа, которое выше его было, не уразумел⁸⁹. Сии точно суть великого того Учителя слова. Но что Я дивлюсь, что Авраам, говоря с Богом, землею и пеплом называется? Павел Святой, когда был восхищен до третьего неба, и слышал неизреченные глаголы, а по мнению Августинову и Бога в существе Его видел, ниже себе усмотреть мог; но как бы ничто тогда был, говорит: вем человека восхищена до третьяго небесе прежде лет четыренадесяте: аще в теле, не вем, аще кроме тела, не вем⁹⁰. Так ли уже ты, Павел Святой усладился зрением твоим, что и тебе самого позабыл? Вот, какое чудное есть величество и слава Бога нашего, Слушатели! что кто в нее прилежнее вникает, ниже себе тогда усматривает, но как уничтожен бывает; тем более тщеславия и всякого о себе высокого мнения в нем тогда не находится. И так уже ведаем ли мы, что рассуждение величества Божия есть изрядное и первое средство ко избежанию тщетной гордыни, к снисканию ж напротив истинного смиренномудрия?

Начнем доказывать второе.

Второе средство таково быть объявил я выше, рассуждение нас самих; но сего мне совершенно доказать вам теперь не можно будет, ежели не поищу сперва приличного описания естеству человеческому. Что убо есть человек, вопрошаю? Человек, отвечает мне Диалектика, есть краткое некое Энтимема, которое за предваряющее у себе имеет рождение, за последующее смерть. Физика того ж описывает так: человек есть словесное животное. Астрология, человек, говорит, есть аки луна изменяемый; понеже никогда в едином состоянии не пребывает, но всегда ко истлению приближается. Тоже почти и Математика, человек, говорит, есть аки кружок, циркулем обведенный; понеже как круг такой, от которого пункта начинается, в том и оканчивается, так и человек в землю, от которой создан, опять возвращается.

Правда, покушались многие к похвале своей описывать человека и иначе. Трисмегист, знатный древних веков философ, назвал его великим чудом: великое, сказал, чудо есть человек: а Пифагор и до толика превознес человека, что Бога смертна его быть исповедал: человек, сказал, есть Бог во плоти человеческой таящийся. Платон также, верх и красота Философская, Божественным родом именовать человека не устыдился: божественный некий, сказал, род есть человек. Плотин же от небольшой частицы земли созданного человека и целою вселенною назвать дерзнул: человек, сказал, есть нечто все. Но разрушает их основание, опровергает мнение, которому более мы последовать должны, диадемою увенчанный Пророк, такую во Псалмодии своей нам припевая похвалу: человек суете уподобися; дние его яко сень преходят⁹¹; и Бого-брат, Святой Иаков, минув все те знатные имена и титлы, паре, в верх лучами солнечными поднимаемой и внезапно исчезающей⁹², толико от тех философов превознесенного человека уподобляет; а в книге праведного Иова СоФар, еще с сном и мечтанием ночным его сравнивает: аки сон, говорит, отлетевый аки мечтание нощное⁹³. И такие ли мы бедные будучи, еще превозноситься, и нечто великое о нас мечтать станем?

Подлинно, ясно я усматриваю теперь, что не памятовал естества своего гордый оный Индийский Царь Сапор, который в некоем к Константину царю письме такое себе приписал титло: Царь царей, сопричастник звезд, брат солнца и луны. Позабыл сию подлость свою и Солдан оный, который любил всегда титуловаться другом богов, господином солнца и луны, рая и ада начальником, и иными бесчисленными непристойными человеку превозносился именами. Не рассуждал знать, что о такой бедности своей и той Баснагенский Царь, который богом великих провинций и женихом доброй приветствовался фортуны. Ежели б все сии помянутые высокие лица, оставив свое высокоумие, и не внимая ласкательным присутствовавших тогда им человекоугодников песням, прилежнее себе рассмотреть не поленились; конечно бы, в смирении погребшеся, ни един из них головы поднять, и толь безумных слов испустить из уст своих не отважился. Павлин когда на прекрасное свое взирает оперение, некак гордиться ими показывается; а когда на серые свои низводит взор ноги, опускает оперение, и величавое о красоте своей мнение отлагает скоро: человек также, как чувствует себя быть некими дарами от других отменна, не знаю какое себе кажется чудо; а как обратит лице свое к земли, от которой составлена столь многими талантами одаренная плоть его, и предстанет ему пред очи мертвость его, престает тот час от такого высокомыслия, и видит себе от других ничем в естестве не разнствующа.

И сие-то внушить хотел Архидам Лакедемонский Филиппу отцу Александрову, когда ему счастьем некоторой победы безмерно возгордевшуся написал; измерь, о Царю! тень твою, и найдешь, что ничем она больша не учинилась от прежнего; а следовательно и откуда б в такую высоту мыслей и других презрение входил ты, не возъимеешь. Премудрое воистину и достойное имени царского наставление! Если бо Филиппу победа та человечества не пременила, если не сделала его Богом, но оставила его по прежнему смертным, чего б ради он столько о себе после ея высоко мыслил, разумное не могло усмотреть око. Чести и достоинства, торжества и победы, и всякое века сего благополучие естества в нас не пременяет; но разве одно только в людях мнение. Кто убо вы находитесь такие, которые показываетесь себе Дии, некие Ермии? кто вы полагаете на небеси уста своя, и язык ваш преходит по земли? Напрасно так высоко летаете; не далеко от вас имеются гробы предков ваших; пойдите на них, и посмотрите на кости родителей ваших, которые смертны будучи, не могли разве смертное ж родить что? и оттуда, собрав мысли, представьте себе, что и вы такие ж люди; почему и в то же идти вам место необходимая настоит нужда. И так непременно усмирятся в сердцах ваших небес касающиеся волны, и исповедуйте со Авраамом единогласно истину: мы земля, мы пепел, мы ничтоже. И сие есть второе не менее первого удобное ко избежанию всякому человеку гордыни средство, которое и Святой Апостол похваляет нам, где говорит: аще быхом себе рассуждали, не быхом осуждени были⁹⁴.

Третье, как я и выше сказал, есть к сему средство, рассуждение тех самих вещей, которые нас надымать обыкли. Когда бо рассудим мы в тонкость сих вещей натуру, увидим конечно, что они не суть такого достоинства, чтоб человек их за велико очень ставил, и следовательно ими гордился, и искал от них себе пред людьми похвалы и удивления; для того, что все вещи, которые при нас находятся, или суть суеты всякой исполнены, по оному: суета суетствий, и всяческая суета⁹⁵, (о чем в некоторую неделю пространнее у нас говорено было,) или пусть которые и не суетны, да не наши собственно, но Божии. Что, вопрошает негде Апостол, имеешь ты человек, еже не приял от Бога? ежели ж приял, что хвалишися, аки бы не приял добро сие, но твое собственное оно было⁹⁶? особливо же о делах сказать надобно, что не может человек отнюдь ими, хотя б какие знатные и великие они добродетели ни были, похвалиться. Для чего? Первое, что мы, по слову теперь помянутого Апостола, ниже помыслить что благое без благодати Божией довольны⁹⁷, кроме греха, которого, известно, что никакой здравого рассуждения человек в похвалу себе не причтет. Ежели ж добрых дел наших главная вина есть благодать в нас Божия; то кто не видит, что не нам оттуда слава возноситься должна, но Богу? К нам же Исайи надлежит приложить слово: еда прославится секира пред секущим ею, или пила пред влекущим ю⁹⁸? Хорошо Павел Святой о трудах своих и Аполлосовых, в проповеди слова Божия положенных, к Коринфянам пишет: аз, говорит, насадих (в вас веру и Богопознание истинное), Аполлос напоил, а Бог возрастил. Темже, наносит далее, ни насаждаяй есть что, ни напаяяй, но возращаяй Бог⁹⁹. Вот, как Павел, Слушатели! все совершенство дела своего отдает Богу; как всю славу, оттуда происходящую, Его единому имени приписывает, а себе и Аполлосу ничего не оставляет. И поистине неразумное дело было бы, ежели б кто от чуждого чего искал себе похвалы или славы. Чего ради тот же Павел, как принужден был ради некоторых еретиков пред теми же Коринфянами во втором послании многими своими трудами и неизреченными бывшими ему от Бога откровениями похвалиться, не единожды там придает: несмысленно глаголю¹⁰⁰. Второе, не может ни един человек похвалиться своими добродетелями; понеже ни един человек не может знать, подлинно ли дела его Богоугодны? совершенно ли опять добры? или еще смешаны с каким пороком? Что бо говорит Экклезиаст? Суть праведные, и суть грешные: но делания их в руце Божией¹⁰¹; Богу еще то рассуждать, а нам самим знать о том никак нельзя. И подлинно, часто бо милостыня наша сопряжена бывает с славолюбиѳм, пост с лицемерием, молитва со враждой, воздержание со осуждением; а гордость, которая и во Святых случается, едва ль и не ко всякому доброму делу нашему присоединяется. И не знаю, не сея ли ради причины труды свои потеряли оные чудотворцы, о которых говорит Христос во Евангелии: мнози придут и рекут Мне во он день: Господи, Господи, не в Твое ли имя пророчествовахом, и Твоим именем бесы изгонихом, и Твоим именем силы многи сотворихом? И тогда исповем им, яко николиже знах вас¹⁰². Третье, пусть хотя б без примеси гордости и другого всякого порока одно какое доброе дело мы сделали; то уже ли за тем совсем мы находимся праведны? Не случается ли, что в одном кто бывает хорош, так в другом зол, а у многих за одною добродетелью сто гнездится пороков? Буде лишь Иаков Святой говорит, что в одном кто согрешит, тот повинен бывает всему закону¹⁰³; то уже которые люди весь закон разоряют, а одну добродетель какую хранят, какое оправдание от дел своих пред Богом иметь могут? Некоторый пустынник, чрез тридесять лет живучи в пустыне, в посте, и молитве, и других трудах монашеских неусыпно подвизался; однако ж по исходе душа его от своего тела удержана была на мытарствах, как откровенно было Иоанну Лествичнику. Ежели ж такой подвижник не совсем чист нашелся, то что уже мы? Придадим же и то, что мы многажды в нашем мнении обманываемся; ставим себе быть чистыми и праведными, когда совсем нечисты и грешны вещью самою обретаемся; как например оный Апокалипсический Лаодикийской церкви Ангел думал о себе, что он Совершенно был богат, и ничего ни от кого не требовал, делом же самим был совсем беден, нищ, слеп и наг¹⁰⁴. Но пусть хотя б кто и на совершенном всех добродетелей стоял степени; то извещен ли он чрез какого Ангела или Пророка, что он никогда не падет с того места? Не возглашает ли Апостол: мняйся стояти, да блюдется, да не падет¹⁰⁵? Не и Пророк ли поет: и ныне, царие, разумейте: накажитеся вси судящии земли. Работайте Господеви со страхом, и радуйтеся Ему с трепетом. Приимите наказание, да не когда прогневается Господь, и погибнете от пути праведного¹⁰⁶? Ежели же так легко может от пути праведного удалиться человек, то воистину не только не гордиться правдою своею, но еще бояться, чтоб её не потерять, всякому должно. Впрочем ничем так она не теряется, как гордостью. Человек когда что Божие за свое ставит, теряет то, что Божие, то есть добродетель, и к своему, то есть, греху, возвращается, говорит негде Августин. Напоследок, не должно нам дел своих на явь износить, и от них искать похвалы себе пред человеки, и наипаче того для, что сам Бог того не приемлет; повелевает бо чрез Возлюбленного Сына Своего: егда сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко раби неключими есмы¹⁰⁷. И не только не приемлет Бог такой похвальбы вашей: еще каков бы кто ни был велик в своих добродетелях, за одну ту прочь его от Себя отвергает. Что кроме других примеров, ясно всякому видеть можно на ныне помянутом Фарисее, который и постом, и милостынею, и другими немалыми добродетелями украшен будучи, осужден от Бога отошел за едино то, что в молитве своей сказал: несмь, якоже прочии человецы.

Сие убо ведая мы, Слушатели! когда только восхочет враг в сердца наша всеять какое о нас высокоумие, возведем тот час мысленные души нашей зеницы к живущему на небесах, и обнимем, сколько можем, зрением тех необъятный свет Божества Его: а когда то мы сделаем, то конечно, ежели мы люди кажемся быть сильные, взирая на власть и всемогущество Божие, познаем наше бессилие; ежели мудрые, приникая во глубину премудрости Божией, исповедаем нас быть в конец простых, и ничего не знающих; ежели праведные, рассуждение несказанной правды Божия непременно приведет нас к тому, что мы смиренно с Пророком возгласим: не оправдится пред Тобою всяк живый¹⁰⁸. Притом помыслим, и кто мы такие, и какими вещами хвалиться хотим? А когда будет сие, тут не медля нам предстанет пред очи вся подлость наша; придет нам на память, от чего мы взяты, и во что обратимся. Узнаем, что, как в начале, так и в конце с самым последним поселянином мы не разнствуем: умрем и мы, как и те; покроются очи наши вечным мраком, рассыплются кости, обратится в прах тело наше, как и тех: увидим опять ясно, и коль неправильно чуждое имение, чуждую силу, чуждую премудрость и чуждую власть, нам только на время, в созидание ближнего порученную, к своей славе употребить стараемся. А особливо, буде ли добродетели какие-то на высоту мыслей нас возносят, вспомянем прежние грехи наша, которых и единого воспоминания, по учению Златоуста Святого, не трудно человека привести может к тому, чтоб всякое высокоумие о себе отложил. Не забудем и настоящих, без которых ни един человек не пребывает, падений, по оному: седмижды и праведник на день согрешает¹⁰⁹. Также и то представим себе, что мы не утверждены в благодати сей как Ангелы; можем иногда от неё и отпасть, и прийти в меру самих осуждаемых и презираемых нами грешников. Во окончание всего заглянем, ежели время нам послужит, и в пространное Священной и мирской истории поле: а там скоро нам окажется, какие пользы рачителям своим гордость приносить обыкла. Увидим мы там иного из них с высоты небесной в преисподняя земли низверженна, как ЛюциФера с своим богомерзким полчищем; иного в водах потоплена, как Фараона; иного в вола обращённого, как Навуходоносора; иного своим собственным оружием обезглавленного, как Голиафа; иного все свои добродетели единым похвальным словом уничтожившего, как нынешнего Фарисея; всех же обще из царствия Божия выгнанных. И таким образом, смею сказать, ни в словах, ни в делах наших неприязненного сего духа, духа злейшего паче всех злых духов, духа собственно дьявольского никто не почувствует; но сколь высоки есмы, столь смиряться будем по увещанию премудрого сына Сирахова¹¹⁰: и дал бы Господь, чтоб сие в нас не иначе было делаемо, как сказано! Аминь.

Сниде сей оправдан в дом свой паче онаго.

Лк.18:14.

Ныне чтенное Евангелие.

Ежели есть что всего дивнее во свете, Слушатели! то оно есть дело избрания Божия в человеках, которым Он иных избирает, других отвергает; иных в любовь приемлет, от других лице Свое отвращает. Я не буду вам теперь воспоминать, как Бог Иакова возлюбил, Исава же возненавидел еще прежде, нежели они оба на свет вышли¹¹¹: не буду пред очи представлять ваши, и как Бог Саула, минув всех других знатнейших поколений мужей во Израиле, из самого последнего дому Кисова на царский возвел престол, или как Давида предпочел пред большими братьями его; один вам нынешний Евангельский привожу пример. Взгляните вы на поминаемых в сию неделю Мытаря и Фарисея, и подумайте, кто был Мытарь, и кто Фарисей. Фарисей не только по громкому своему имени, но и по житию, как кажется, был весьма от других человек отменный; он не был хищник, не был прелюбодей, не был неправеден, буде ли только можно поверить его словам: несмь, якоже прочии человецы, хищницы, неправедницы, прелюбодеи¹¹². Он сверх сего был еще великий постник: пощуся два краты в субботу; был и человек щедроподатливый: десятину отдаю всего, елико притяжу¹¹³. Мытарь же что? Он и по самому имени своему мерзкий, и всеми ненавидимый был человек. Он, как обыкновенно такова имени людям, ссорился, грабил, обижал, кто ему ни попадался; словом, он был великий грешник, как сам после исповедал пред Богом. Ну ж убо теперь произнесите ваши Мнения, Слушатели! который бы из сих двух лиц по справедливости достоин был избрания Божия? Я уповаю, все вы единогласно со мною скажете, что на Фарисея упасть бы, кажется, надлежало сему жребию, как на человека праведника; а Мытарю грешнику кое участие с праведнейшим Богом? Далече от грешник спасение¹¹⁴, сам скипетроносный говорит Пророк. Сие наше общее мнение: но не таково Божие. Суд Божий противное сему в тайном и неприступном умы нашими кабинете Своем составляет определение; приемлет Он Мытаря грешника, отвергает Фарисея со всею его правдою: сниде сей, объявляет единосущное Слово Его, оправдан в дом свой паче оного. И кто бы, слыша сие, не подивился? кто бы не воскликнул со Апостолом Павлом: о глубина богатства, и премудрости Божия! яко неиспытанны суть судове Его, и неисследаваны путие Его¹¹⁵! Но притом не подумали бы уже другие, что в сих избраниях Своих поступает Бог так, как мы иногда, минув достойных, недостойных вовсе на знатные некие возвести стараемся степени; или как опять, в судах наших часто праведные люди обвиняемы, а виноватые оправданы бывают? Нет, нет, Слушатели! далече отстоят мысли наши от мыслей Божиих, и пути наши от путей Божиих¹¹⁶. Мы то делаем по пристрастиям неким; не так Бог, Который пристрастия иметь не может. Нам когда кто угодит или дарами, или ласкательством, или прислугами какими, того мы и рекомендуем достойна быть хотя бы Патриаршего престола, или самого высокого Генеральства, не взирая на то, что он ни словом, ни делом высокому тому званию соответствовать не может. Тем же духом и суды наши наполнены; везде лицеприятие, везде некие пристрастия найдутся. Бог же ни на лица зрит, ни даров приемлет, ни лестью уловляется, когда на чьё избрание прикладывает руку Свою, но по самой истинной и непоколебимой поступает в том правде; хотя часто она притом и скрывается от очей наших. Вы сами подтвердите то, когда я следующим теперь словом покажу, за что Бог осудил Фарисея праведника, и оправдал Мытаря грешника; подтвердите воистину, только со вниманием слова сего послушайте.

Сниде сей оправдан в дом свой паче онаго.

И я бы, Слушатели! не далек был от тех? которые, взирая на представленный нам днесь Церковью Святою в Мытаре и Фарисее избрания и оправдания Божия пример, подумали бы (хотя и страшно то думать), будто есть некая в Боге неправда, ежели б Бог Мытаря оправдал за самые его беззакония, а Фарисея обвинил за его сущие добродетели; понеже в таком бы случае Бог противно поступил оным Своим чрез мудреца объявленным словам: ненавидима суть Мне, и нечествуяй и нечестие его¹¹⁷; да и не согласен бы был Он Сам оному Своему завету: будите святи, яко Аз Свят еемь¹¹⁸.

Но не добродетелей Фарисеевых гнушаясь, ниже опять беззакониями Мытаревыми услаждаясь, такой суд Свой изнесл на них Господь. Но по какой причин сделал то, внемлем.

Главная причина отвержению от Бога Фарисееву была, что Он паче меры вознес себя гордыми словами своими пред Богом; а ближнего своего уничижил, и до ада осудил прежде суда Божия.

Бог так, Слушатели! мерзится гордостью и похвальбой нашею, как ни которым почти другим грехом, за чем и другие грехи иногда терпеливо сносит; надменной же гордыни казнить почти никогда не оставляет. Доказывает истину сию ЛюциФерово с неба падение, Адамово из рая изгнание; недоконченное столпотворение славолюбивых потомков Ноевых, доказывает Навуходоносорово в вола обращение; Валтасарова нечаянная посреди пира, от рук Персских смерть; Ирода, жива червями изъеденного, страшный конец; доказывают и другие бесчисленные как в Священной, так и мирской Истории находящиеся примеры: но всех их воспоминать конца не будет. Одно скажу; не только в злых и непотребных людях, но и в самых любимых Себе праведниках и малейшей гордости не терпит Бог. Вы сами знаете, какой праведник был Давид, коль многие и знатные имел пред Богом заслуги; но когда, славолюбием подстрекаем, приказал исчислить сущий под его державою народ, не мог Бог такова дела без отмщения ему оставить, тот час послал к нему Пророка Своего с представлением, что он из трех в наказание вины своей избрал бы: три ли года быть гладу в стране его, или три месяца ему самому бегать от врагов своих и быть гонимым от них, или наконец, чтоб чрез три дни в земли его продолжалась моровая язва¹¹⁹? Не малые имел пред Богом добродетели и Езекия, как видеть можно всякому в книгах Царственных: не поминая прочего, он по превосходной святости жития своего достоин был того, чтоб в одно время возвратил Бог ради его солнце на десять степеней от течения своего: но и сей праведник, лишь только не оберегся от нечувствительно в кости человеческие вкрадывающегося гордыни яда, скоро почувствовал в себе превеликий вред. Ибо когда только Езекия, ища себе оттуда пред язычниками некоей славы, показывал послам Вавилонским все богатство своих сокровищ, в то самое время услышал к себе чрез Пророка глас Господень: сим ли ты хвалишься? сим ли прославиться мыслишь, нерассудный человек? Се дние грядут, и взята будут за сие вся, яже в дому твоем, и вся, яже собраша отцы твои до дне сего, внидут в Вавилон; и не только, еще и сыны твои возмутся, и будут скопцы в дому царя Вавилонского¹²⁰.

Но поступим далее. Толь мерзок, толь тяжестен бывает человек и праведный Богу, когда довольством своим или чем другим хвалится: что ж уже? может ли он без огорчения слушать, Когда кто добрыми делами своими превозносится? Я верно донесть вам Могу, Слушатели! что никтоже в семь роде тяжчайший Богу, как праведник хваляйся своею правдою. О богатстве бо или чести своей может кто подумать, что оно собственное его, его потом нажитое, или от его сродственников по наследию ему доставшееся, хотя и то неправда? А доброе можем ли мы что и помыслить, не только сделать, без помощи Божия, как говорит Апостол¹²¹? Не досадно ли убо Богу, когда тварь Его славу Его похищает? что Ему было приписать должно, себе совсем присваивает? Да еще можно ли подлинно назвать правду нашу правдою? что говорит Писание? порть нечистыя, вся правда человеческая¹²². И поистине часто мы одного на пример милуя, другого озлобляем крайне; одного снабдевая, другого разоряем вовсе. О желании славы не воспоминаю; оно едва ли не ко всякому доброму делу у нас примешивается: а кто ж не знает, что мал квас все смешение квасит¹²³, мал червяк все яблоко, хотя и прекрасное, портит? Один Навуходоносором виденный отвалившийся от горы камень сокрушил в конец всю показанную ему преужасныя величины статую; так и один порок, когда примешивается до какой нибудь, хотя бы превысокой добродетели, совсем ее разоряет, и в ничто обращает по слову Иаковлю: кто, говорит он, хотя весь закон соблюдет, согрешит же во едином, бысть всем повинен¹²⁴. И потому уже можно ли нам, в таких обстоятельствах, уповать на нашу правду?

Смотрим же, что делает, о котором нам теперь слово, фарисей? Он, пришедши в церковь, где было надлежало ему грехи свои со смирением пред всемогущим исповедать Богом, начал исчислять вместо того свои добродетели; вместо молитвы, сплетать стал себе панегирики, вместо кроткого прошения, надменное приносить благодарение. Боже, говорит, благодарю Тя, яко несмь, якоже прочии человецы, хищницы, неправедницы, прелюбодеи¹²⁵. Но скажет, может быть, здесь, кто: что худого сделал в семь случае Фарисей, когда Бога благодарил? То худо, что не с тем он намерением сии речи произнес, чтоб Бога прославил, но чтоб себе. Чего ради и не сказал, благодарю Тя, что Твоя благодать во мне учинила, чтоб не был я подобен прочим; но благодарю, сказал, яко несмь якоже прочии. Которые слова все, о чем говорил он, собственным силам его приписывали, как примечают Толкователи Священного писания.

Да пусть бы уже сей гордый молитвенник, как хотел, себя хвалил: почто было ему других осуждать? почто всех хищниками и не праведниками называть? а наипаче почто было ему на бедного Мытаря, далеко от него, во угле некотором церковном стояща, указывать, и говорить: или якоже сей Мытарь? Или Бог без его указания мытаревых грехов не знал? или опять судия он был над Мытарем? Воистину хотя б и никакой другой не было причины, сие одно довольно было подвигнуть Бога ко огорчению, когда Фарисей в Его собственное дело вступил; когда, говорю, Его слугу, в Его доме, и пред Его ещё очами судить, и поносить начал.

Есть повесть об одном Святого жития бывшем пустыннике что к живущему ему в пустыне пришел некоторый монах, и об одном своем брате рассказывать стал, как худо он живет. Послышав то пустынник, воздохнул и молвил: ох, что это? И как только молвил: ох! был к восхищении: казалось ему, что он видит Самого на Голгофе распятого Христа, окрест Которого стояло бесчисленное множество Ангелов. Увидевши такой вожделенный позор, рад был сей святец, и не медля устремился было на лобзание ног Христовых; но как только приближаться он начал ко Христу, Христос ярым на него взглянувши оком, к предстоящим Ангелам сказал: отжените от Мене сего, антихрист бо есть; прежде Моего суда осудил брата своего; и прогоняему ему бывшу, видел он, что мантия, которая благодать Божию значила, отнята у него была. По окончании видения сего пришел в чувство пустынник сей, и начал горько о грехе своем плакать, и чрез семь лет не знал своей кельи, скитаясь с плачем по горам и пустыням, покамест паки в видении помянутая мантия отдана была ему чрез Ангелов. Не столь, кажется, велико осуждение сего пустынника было, сколько нынешнего Фарисея; но так жестоко наказал его Господь: чего ж уже гордый и безвременный сей похититель суда Божия достоин был? Тот заочно, а сей в очи; тот одним и то почти сожалетельным только словом, а сей многими и теми крайне презрительными осудил ближнего своего.

Но здесь прилично нам осмотреться, нет ли и между нами таковых, которые не только в правде осуждают, но и напрасно еще клевещут на брата своего, хулят, поносят, убивают на славе, и живых низвести во ад желают и самых добрых человек? Я не знаю уже таковых чему уподобить, разве с Екклесиастом, ехидне, в траве ползающей, и тихонько пяту проходящего человека угрызающей; или лучше уподобить их самому дьяволу, который во Апокалипсисе, именно клеветником братий называется. А когда они подобны ему, то подобной и казни во аде ожидать должны.

Впрочем, хотя б и подлинно мы видели вещию самою согрешающа брата нашего, Слушатели! всячески от поношения его удерживаться должны. Что нам до того? своему он Господеви стоит, или падает; силен бо есть Бог поставити его¹²⁶: а ты кто еси судяй чуждему рабу? говорит языков Учитель. Да и разве не имеем мы своих грехов, кроме ближнего, на которые обратить могли бы очи наши? Беда, что мы две сумы, по известному баснословцу, носим: одну спереди, а другую сзади, и в переднюю чужие грехи кладем, а в заднюю, чтоб не видеть их, свои повергаем. Ей! лучше изми, человек, ты бервно из очесе твоего, и тогда узриши изьяти сучец из очесе брата твоего¹²⁷! Но уже довольно о причине Фарисеева от Бога отвержения. Посмотрим еще на Мытаря, за что его Бог столько помиловал? за что известного всем грешника праведнейшим поставил паче Фарисея, многими и знатными окруженного добродетелями?

Сниде сей оправдан в дом свой паче оного.

Я уже сказал выше, что не за то столько полюбился Мытарь Богу, что был великий грешник; а за что именно, теперь объявить должно. Мытарь признал грехи свои и смиренное принес о них пред Богом покаяние; и за сие-то стяжал себе он такую у Бога милость. Богу так приятно признание в нас грехов наших, сколько грехи самые мерзостны; и дерзаю сказать, что Ему приятнейший сокрушенный грешник, нежели высокоумный праведник. Многие из Фарисеев, мнящихся быть праведными, возлежали иногда со Христом в дому Симона Фарисея; но ни един из них не был столь близко допущен до Христа, сколь близко блудница, принесшая тогда на помазание ног Его алавастр мира: ей не только с Ним говорить; но и лобзать Его Ноги было дозволено: что как праведникам тем соблазнительно было не мало, а особливо хозяину, Христос ясно им показал причину, чего ради Он так ее любовно принял: дивишься ли, сказал, ты сему, симоне! что Я так приятно обхожусь с сею грешницею? а не рассуждаешь, что она горячайша ко Мне, нежели ты и подобные тебе все здесь присутствующие. Ты сам признайся, излил ли на Мои ноги хотя каплю воды? а сия, с тех пор, как внидох к тебе в дом, не престает омывать ноги Мои слезами¹²⁸. Воистину слезы ея дражайшия Мне, нежели, о которой много вы думаете, ваша вся правда.

Я не спорю, что не все грешники такой сподобляются у Бога милости, Слушатели, какой представленный нам теперь Мытарь: но думаем ли мы, что им грехи того причиною? Нет, я крепко в том стою, что не грехи, но грехов непризнание. Весьма многие горестную от рук Божиих выпивают чашу; понеже не признают грехов своих; а которые признают сокрушенным сердцем, те, хотя б и достойны были всякого наказания, удобно находят у Него прощение.

Слышим ли мы, что пророчествует Илия пребеззаконному царю Израильскому? Сице, говорит, глаголет Господь: понеже убил ты Навуфея мужа, праведна, сего ради на нем же месте свинии и пси полизаша кровь его, тамо полижут и твою кровь¹²⁹. Очуйствовался сим громом поражен Ахаав, узнал, что худо сделал, и того ради разодрал ризы свои, и облекся во вретище, показывая великое свое о таком злодействе сожаление. Что ж после того сделалось? Был глас Господень ко Илии Пророку вторичный: видишь ли, что смирился Ахаав предо Мною; сего ради не наведу Я зла во дни его¹³⁰. О премилосердый Господи! толь тяжкого грешника, убийцу, злодея, идолопоклонника от зла свобождаешь за одно то, что признав грех свой, смирился пред Тобою! чьи уши, сие слыша, не пошумят? кто здесь не придет в восхищение ума?

Но сему ли удивляемся мы, Слушатели, что Бог так скоро преклоняется на милость, когда видит грешника, сокрушенным сердцем к Престолу благодати Его припадающего? Может ли которая тварь благоутробна быть столько, сколько Творец её? Однако имеем мы в руках примеры, что и человек, когда смирившегося пред собою противника своего видит, удобно оставляет гнев свой. Всем известно от Писания, что Илия двух посланных от Царя пятидесятоначальников, которые, гордостный приказ Царя своего, дерзновенно исполняя, поймать его хотели против воли его, сведши молитвою своею огнь с неба, живых попалил; а как третий с покорностью и умилением приступил к нему, не только не сделал над ним того, но и скоро послушал его. Дионисия Тиранна некоторые, будучи огорчены многими его неправдами, уговорились во един день убить; и с тем было намерением ворвались во двор его, скрежещуще зубами, и всеми удами трясущиеся от гнева: но как он дознался о их намерении, и вышел пред ними с распущенными власами без всякого оружия и пристойного царской особе одеяния, предавая себя в их волю, умягчились тот час ожесточенные те сердца, и оставили быть его по прежнему. Аврелиан Кесарь, под одним городом стоя, как долго он на договор ему не сдавался, разгневавшись тяжко, сказал: клянусь богами моими, что я, в сем городе ни одной, собаки живой не оставлю. Так велико в сердце царя сего разожжено было пламя! но после, как побеждены будучи, вопль и стенание пред ним того города жители возвысили, переменил он свое то слово, и выводя себе из подозрения в непостоянстве, войску своему сказал: ну, солдаты! делайте вы по моему слову: не оставляйте в сем жительстве ни одного пса живого, а людей сих бедных не касайтесь. Тоже смиренный вид Иерусалимлян некогда в раздраженном на них учинил Александр. И не только человеки склонность такую имеют, как бы от естества в себе влиянну: мы видим что и бессловесное животное, лев, когда простершись кто пред ним, падает на землю, не вредит его нимало. Ежели убо в естестве человеческом и в самом зверском усматриваются такие качества; что дивно, когда Бог врагов Своих и противников, смиренное о своих злых покаяние приносящих, так легко прощает? Больше скажу я: Он еще сожалеет и плачет, когда простить грешника оказии не имеет, то есть, когда они не признают себя быть грешников. О когда б мы знали, как Богу неохотно, хотя и праведным предавать казням нас грешных! Говорит Он негде Иезекиилю Пророку: сыне человечь, возвыси плачь твой по князе Тирском¹³¹. Для чего, Господи! велишь Пророку сему плакать по таком гордом князе, который и Тебе равняться не устыдился? Для того, что Я его хочу наказать, изведу огнь из средины его, который пояст его совсем¹³². Сей гнев Твой, Господи! праведен, что о нем Пророку Твоему плакать? Ах, все вы не то говорите, и мыслите!

Я не хощу смерти грешнику¹³³ ни которому, они Меня как бы насильно всегда принуждают поднимать на них меч Мой. Плачь, ты конечно, плачь, сыне человечий, по князе Тирском!

Но только ли, что Бог Своим рабам плакать о казни грешников повелевает? Он и сам, да так скажу, при сем случае без слез не бывает. Воззрите вы на Христа, под Иерусалимовыми стенами стояща и плачуща: и яко, говорит Евангелист, приближися, видев град, плакася о нем. Что сие творишь, Радосте и Блаженство наше! о чем тужишь столько? о чем проливаешь источники слез? Тут живут люди неблагодарные, богопротивники, имени Твоего враги присяжные: не плакать, но гневаться еще на такой проклятый город должно: должно истребить его как Содом и Гоморру, или еще тяжчайшую некую навести на него казнь должно. О том-то, говорит Христос, Я рыдаю, что сии люди не каются: и Я уже намерен казнить их жестоким образом. О! когда бы разумел ты, граде, в день сей твой, еже к смирению твоему следует: ныне же скрыся от очию твоею: яко приидут дние на тя, и обложат врази твои острог о тебе и разбиют тя и чада твоя в тебе: понеже не уразумел еси времене посещения твоего¹³⁴. Вот, Слушатели благочестивые, коль неприятна Богу казнь грешников. Дивно ли убо, что Он так скор на прощение их?

Но блажен ты, Мытарь! что признал в тебе грехи твои, и публично исповедать тебе грешником пред Богом не устыдился. О коль многие лишаются твоего блаженного жребия! Больше конечно тех, которые и малейшие свои добродетели видят, а пороков и самых величайших не усматривают, или усматривают, да таят, и исповедать не хотят их пред Богом с таким сокрушением, как надлежит. И к таковым-то вопиет негде Пророк: сынове Израилевы безрассудные, вскую умираете¹³⁵? Не лучше ли вам открыть язву вашу Врачу, могущему так легко излечить ее, нежели не открывши, умирать вечно и телом и душою?

Послушаем мы, Слышатели, гласа сего Пророческого, и Мытареву поревнуем покаянию: обвиним нас здесь сами, да не будем обвинены в день последний от Судии праведного. Что же бы ближнего грехи судить, или свои добродетели по примеру помянутого Фарисея возносить имели мы когда, Боже, того сохрани! Надобно нам помнить, что мы ничто, но все Бог; притом знать, что когда человек думает, что он ничто, стается что; а когда думает, будто есть он что, тогда бывает вовсе ничто. Лучше убо нам признавать с Павлом немощи наши, чтоб вселилась в нас благодать Божия, нежели, чтоб не признавая лишились тоя¹³⁶. Впрочем просить должны мы обще Господа Бога, чтоб сие слово действительно в нас было!Аминь.

Раздели им имение. И не по мнозех днех собрав все мний сын, отъиде на страну далече, и ту расточи имение свое, живый блудно. Лк.15:12–13.

Ныне чтенное Евангелие.

Я Не могу знать, воспользуется ли кто из вас Слушатели, нынешнею беседою моею, или еще больше огорчится и ожесточится; однако ж не должно мне за тем отстать от Моего предприятия; ибо горе мне, говорит Апостол, аще не благовествую¹³⁷; да и вы сами рассудите, может ли язва уврачевана быть, ежели не сперва откроется? не от часу ли больше умножаются струпы, когда их немощный стыдится показать врачу? Я для того наперед вам это объявляю, понеже намерен я сего дня говорить с вами о недостойном расточении имения Божия, в которых расточителях многие может быть и из нас самих найдутся. Следовательно нельзя, чтоб всем приятна была сия материя; иной бы, может быть, в век не хотел слышать о ней. Но как бы то ни было, я не без причины вступаю теперь в сие рассуждение. Евангельская ныне чтенная притча, показывая такому худому расточению пример на некотором блудном сыне, дает нам вину осмотреться; не имеемся ли и мы подобны ему в том.

Во первых убо надлежит нам вспомнить, Слушатели, каковыми и сколькими нас Бог и Отец наш отходящих на страну мира сего наделил благами. Я представляю о тех дарах, которые Он, иные с самым бытием, а иные потом даровал нам; а разделяются они на дары вышеестественные, дары естественные, и так называемые, дары благополучия. Положим говорю, мы все сие пред очи наши, и рассудим, так ли мы сии дары употребляем, как должно, а притом не забудем, что Отец наш хотя не во всех нас все дары влил, но однако ж и никого такова не сделал, которому бы ничего не дал; но иному, как объявляет притча Евангельская о талантах, дал пять талант, иному два, иному один, каждому по силе его; и для того никто жаловаться в сем на Бога, никто ж и думать, аки бы не в чем было ему отвечать пред Богом, не может. Но чтоб понятнее мог я с вами о сей важной материи побеседовать, то оставляю я прочие дары на последок, а прежде начну говорить о дарах благополучия, то есть о чинах, достоинствах, множестве богатства, и прочая.

Без сомнения, Бог, как все прочие, так и сии дары, роздал нам не напрасно. Но весь мир сей подобен есть великому некоторому дому, в нем находится Бог как Хозяин: различные власти, как бы управители дома; пастыри и учители, как бы пестуны, приставляемые к детям; богатые же, как бы казначеи или приказчики, определенные к надсмотрению имения хозяйского; словом, все видимое нами в мире сем распоряжение, все то разделение в нас даров Божиих единственно клонится к общему добру нашему, а притом и к прославлению Его Самого как Хозяина. Сие весьма ясно доказывает сам Бог в Писании, где например к Саулу, возведенному вновь еще тогда на царство Израилево, говорит чрез Самуила так: помазал вот тебе Господь на царство людям Своим, иже во Израили: и ты царствовати будеши, памятуй, в людех Господа твоего; что ж твое должно быть дело? Да спасеши подданных их от руки враг их окрест¹³⁸. Вот, для чего тебе Бог на такое достоинство избрал: польза их сопряжена со славою господина их, единственным должна быть концом твоего царствования. Да не то же ли внушает и Сирах обще всем властям говоря: старейшину ли тя поставиша? смотри же, пекись о них ты, над которыми поставлен; пекись не для себе ни малого покоя, покамест не удовольствуешь их в потребных им: но когда уже все надлежащее до тебе исправишь, тогда возлязи¹³⁹. Ведали сие и язычники, натуральным светом разума просвещаемые, ведали, говорю, что начальник ничто иное, как всех ему подчиненных слуга. Те ему все, а он один им всем служить должен в их потребностях, не щадя притом никаких трудов. И того ради достохвальный оный Император Римский Веспасиан, как ему уже при смерти находящемуся советовали Доктора, чтоб он, ради облегчения своего от болезни, хотя на малое время престал слушать прошения своих людей, ответствовал: как? разве вы не знаете, что Императору стоя и умереть надобно? Глас достопамятный, и могу сказать, глас блаженный! Не знал сей Царь Христа; но так сказал сии слова, как бы долго учился в школе Сего Учителя, Которого точное есть учение сие: аще кто хощет в вас старей быти, да будет всем раб¹⁴⁰. Посмотрим же и что о принявших дар Епископства, или Священничества говорит Писание. Инде называет их стражами дому Своего, где-то светом мира, в другом месте солью земли, где-то Ангелами и Министрами Своими. Что ж, разве суетные и бесплодные сии имена? Никак; мы видим отсюда ясно, сколь Епископы и Священники должны полезны быть народу. Когда они стражи дому Божия, то должны бдеть непрестанно и стеречь его от подкопов еретических; когда свет миру, должны светить ему житием и учением своим; когда соль, должны словом Божиим солить и сохранять души человеческие от повреждения и растления, которое причиняют грехи; когда Ангелы и Министры Божии, должны тщательно и небоязненно возвещать людям волю Божию, настоя притом крепко, чтоб честь и интерес Пославшего их всегда наблюдаем мог быть цело. Чего ради и Павел Святой, увещевая своего Тимофея, пишет: засвидетельствую пред Богом и Господем нашим Иисус Христом, хотящим судити живым и мертвым в явлении Его и Царствии Его: проповедуй слово, настой благовременне и безвременне, обличи, запрети, умоли, со всяким долготерпением и учением¹⁴¹; на сие бо зван еси¹⁴². Смотри же, я неоднократно повторяю те5е: не неради ты о таком даровании живущем в тебе, еже дано бысть тебе Пророчеством с возложением рук Священничества; но в сих поучайся всегда, в сих преуспевай: сия бо творя, и сам спасешися и послушающии тебе¹⁴³. А что он здесь одному Тимофею пишет, то и всем Священникам и Епископам; на другом месте говорит: внимайте вы себе и всему стаду вашему, в немже поставил вас Дух Святый пасти Церковь Божию, стяжанную собственною Его Кровию¹⁴⁴; памятуйте, какие вам овцы поручены, и какой великий ответ вам дать следует, ежели потеряете нерадением вашим хотя одну из них! И есть сие увещание Павлово во всем согласно с оными словами Господними, у Иезекииля Пророка сказанными некоторым ленивым Пастырям: слушайте вы, Пастыри! се вы млеко ядите, и волною овец Моих одеваетеся, и тучное закалаете, а самих овец Моих не пасете; когда они изнемогают, не поднимаете их; когда болят, не врачуете; когда сокрушаются, не обязываете; когда заблуждают, не стараетесь обращать их; когда погибают, не взыскиваете, и крепкое в них оскорбляете трудом, и наказываете властию и наруганием. Что ж, на сие ли Я вас поставил? еда пасут пастыри самих себе? не овец ли пасут пастыри? А вы еще разгоняете их: разсыпашася овцы Моя. Вот же, когда так, Я на вас: се Аз на Пастыри, и взыщу овец Моих от рук их¹⁴⁵! Так говорит Господь у оного Пророка. И кто ж здесь не видит, на какой конец и Епископства или Священничества дар дается человеку? Но ежели от Писания изыскивать начали бы мы свидетельства и о казначейской должности, то есть богатых людей, то воистину и они б показались нам не инаковы, как овцы носящие на себе волну, не да себе только согревают ею, но и да человека одеют. Все их добро должно быть на услугу ближнего, как то имянно негде говорит Апостол: богатым, рече, в нынешнем веце запрещай не высокомудрствовати, ниже уповати на погибающее богатство, но на Бога жива: делати притом благое, и, чего особливо Бог от них требует, быть податливым и общительным ко своим ближним: сокровиществующе себе основание добро, да приимут жизнь вечную¹⁴⁶. Заключим убо словом одним, что как чести и достоинства разные, так и богатство и все прочие подобные сим дарования Божия один конец у себя имеют, всеобщую пользу, которая непосредственно ведет за собой славу Самого толь щедрого Дарователя; и заключив, осмотримся, сколь много мы, будучи в наших чинах, в наших достоинствах и в нашем изобилии, воспользовали Церковь Божию или общество? Ах! чуть ли не исполняется на нас то, что уподобительнее о приставнике домовном в Евангелии сказано: аще, рече, злый раб той речет в сердце своем, коснит господин мой приити, и вместо, чтоб давать имел пищу клевретам своим во время свое, начнет бити их, ясти же и пити с пияницами: чуть ли сие, аще, самим делом не становится в нас¹⁴⁷! Я бы охотно умолчал, Слышатели, о сем, я бы и сам рад прикрыть такой стыд наш; но бедные просители никакого удовольствия от властей своих не получающие, но нищие, помилования ни малейшего от изобилующих во всем не видящие, но народ, во тьме невежества заблуждающий, и должного просвещения ко спасению от своих пастырей не находящий, не может умолчать того. Те говорят: что нам прибыли во властях наших, когда они слез наших не отирают, воздыханий не слушают, прошений не приемлют? Воля Твоя, Господи, называть их в Писании богами; но нам они по большой части кажутся как идолы, очи имеющие и не видящие; уши, и не слышащие; руки, и ничего ими добра нам не делающие. Другие вопиют: увы нам. Господи! кому Ты поверил имение Твое? кому поручил снабдевать нашу бедность? Нет в них не только милости, но и человечества. Воззри на сотрясаемые от лютого мраза уды наши; воззри на иссушенные гладом и жаждою кости наши; воззри на терзаемую на правежах плоть нашу; и есть ли, чтоб кто искупил? есть ли, чтоб кто снабдил? есть ли, чтоб кто пожалел нас? Третьи, болезненно воздыхая, жестоко против своих приставников душевных протестуют, что никакого почти попечения о душах их не имеют: ни учат их, ни посещают, ни в страданиях утешают, ни в благополучии утверждают: но оставляют их блудить по расколам и ересям, и быть расхищаемыми от душетленных волков, как бы и неприставники они были душ их. И едва ли не праведно они так на нас жалуются. Было то время, когда у древних оных Израильских Священников пропадала книга закона Божия, так что не знали где и сыскать ея; а после нечаянно нашли, что она завалилась под сокровищами; было то, говорю, время, что сокровище лежало у Священников на верху, а закон Божий под ним загребен с общим всем забвением. Но едва ли и у нынешних не тот же манер хранится? Не знаю, есть ли в них половина, которые не выше бы свой интерес поставляли, нежели Христов, нежели слово Его, нежели спасение народа. Что ж это значит? не расточаем ли в таком случае мы имение Отца нашего небесного всуе? и не живо ли изобразуется в таком нашем нерадении и своевольстве блудный сын оный?

Обратим же очи наши и на другие, то есть естественные и вышеестественные дары, которыми Богу украсить, обогатить и возвеличить род наш угодно стало. Дал нам Бог красоту, дал здравие, дал крепость, дал разум, дал память, а все то также не для чего больше, как только для большего умножения славы Его и для созидания ближнего нашего. И сие-то напоминает нам Апостол в ныне же читаемом послании, когда говорит: прославите Бога и в телесех ваших, и в душах ваших¹⁴⁸. Но как же мы и сих даров Божиих употребляем? Жалостно! Разум наш в бесполезных по большой части изобретениях и в хитрых приуготовлениях брату нашему погибельных сетей утоплен; память злопомнением отягощена; здравие и крепость пьянству, блудодейству, праздности и сластолюбие посвящены; красота также на тот же жертвенник положена. Говорит негде Приточник: усерязь златый в ноздрех свинии, тако и жены злоумней лепота¹⁴⁹. Праведно, не лучше как свинья, имеющееся в ноздрях своих золотое кольцо окаляет безопасно в блате, не радея ни мало о драгости его: так и ни мало не сомневаемся мы красоту нашу на уловление слабых сердец употреблять, и тем самим делать ее удицею диаволею и всяких мерзостей вместилищем; не взирая на то, что красота особливый есть дар Божий, в котором и язычник Платон великое нечто и Божественное находил.

Умолчать уже мне надобно о вышеестественных дарах, как-то, о благодати Божией, вере, отпущении грехов, или оправдании, данном нам во Христе; ибо я не знаю, могу ли удержаться от слез, как представлю себе: какова ныне в нас вера стала, или как бесстрашно раздираем мы данную нам в крещении ризу благодати Божия, и оправдания, Кровью Сына Божия всему миру принесенного! Такое-то от тебя, человек, такое-то от тебя, недостойная тварь, Господу твоему благодарение! Сим то ты платишь за те страсти, за те язвы, за те поругания, которые Он тебе ради претерпел! О крайнего и неизреченного долготерпения Твоего, Владыко наш! Удивительно, как Ты толикое твари Твоей против Твоей благости неблагодарствие терпишь? как сносишь, когда видишь, что все Твои пребогатые дарования, или недостойным образом расточаются, или с крайним презорством отвергаются? Но ведаем мы, Владыко наш, что Ты делаешь это ожидая, не очувствуемся ли мы, и не возвратимся ли к Тебе от погибельных наших путей с тем покаянием, с которым и помянутый в нынешнем Евангелии блудный сын возвратился ко отцу своему. Но худо бы мы однако ж сделали, когда бы еще долее Твое долготерпение таким образом раздражать хотели. Надобно нам между прочим не забывать и того, что сказано о злом оном приставнике: приидет, рече, господин раба того в день, в оньже он не чает, и в час, в оньже не весть, и растешет его полма, и часть его с неверными положит¹⁵⁰!

И того ради в заключение сей моей беседы я говорю: войди всяк в себя, и осмотрись с совестью своею: еда подлинно все те знаки, которые выше показаны, сына блудного на себе ты носишь? И ежели так, то беги, беги скорее, и припади к ногам Отеческим; беги, покамест еще время имеешь, беги и возопи: Отче, согреших на небо и пред Тобою¹⁵¹; да впредь уже не смей ни мало раздражать Его своевольством твоим, и поступай в дому Его как мудрый и верный строитель. Берегись, чтоб не спросил иногда тебя Бог на суде Своем, как Каина, где есть брать твой¹⁵², которого Я тебе в надзирание поручил? или б не сказал: воздаждь ответ о приставлении домовнем¹⁵³; а ты ничего во оправдание твое принесть не возъимеешь. А что всего больше, не истязал бы еще от тебя той крови, которую Он на Кресте за тебя излиял, буде ли ты презрел и поплевал ее. Памятуй, что все свои как вышеестественные, так и естественные, и все прочие дарования Бог взыщет с нас; да взыщет еще с прибытком, и колико больше дано кому, больше взыщет от него¹⁵⁴. Смотри ж, и паки я говорю, берегись отселе, чтоб ты при таком истязании не услышал оного грозного изречения на тебя: неключимого раба вверзите во тьму кромешнюю¹⁵⁵! Но живи, но употребляй всех даров Божиих, данных тебе так, чтоб пришел к тебе при кончине живота твоего от велелепной славы сей всеблаженный глас; благий рабе и верный, вниди в радость Господа твоего¹⁵⁶! Аминь.

Еще же ему далече сущу, узре его отец его, и мил ему бысть, и тек нападе на выю его, и облобыза его.

Лк.15:20.

Нынешнее Евангелие.

Чей ум понять или язык описать возможет, сколько обрадовался помянутый в нынешнем Евангелии отец, когда заблудшего своего сына, сына, которого вменял уже быть мертва и погибша, сверх чаяния принял в дом жива и здрава, Слушатели благочестивые? Велика знать что была радость Римских двух оных, у историков поминаемых матерей, которые сперва, приняв печальную о побиении на брани детей своих ведомость, биюще в перси свои, неутешно плакали; а потом как нечаянно идущих их во оставшемся войске усмотрели, устремились к ним скоро, и любезно руками обняв, на выях их вися, от безмерной радости дух свой испустили. Такова ж радость, таково ж веселие и сего чадолюбнейшего отца на сердце тогда чувствовалось; обмирал и он конечно хотя не телом, то духом, как можно приметить от слов его самых, к старейшему сыну своему сказанных. Чадо! говорил он ему, возвеселитисн и возрадоватися подобает, яко брат твой сей мертв бе, и оживе: погибл, и обретеся¹⁵⁷. Но не удивляюсь я радости помянутых жен тех; понеже они в том случае показали необыкновенную любовь свою к таким сынам, которые и сами не менее горячи были к ним. Дивлюсь я торжеству отца сего, что он собирает друзей к себе и соседей, закалает тельца упитанного, заводит пир, составляет пения и лики на приход сына такого, который, не хотя быть в должном у него повиновении, отошел на страну далекую, и изъел там имение его с блудницами, и тем немалое всему роду своему нанес поношение. Здесь ли бо чувствую я любовные знаки, где было надлежало от раздраженного отеческого сердца великому пылать огню ярости? Здесь ли вижу я милость и лобзание, где было надлежало смотреть на казнь расточившего столько добра и мучение? Здесь ли мусикийские гремят инструменты, где было надлежало плачевному воплю и стенанию наказуема расточителя того слышаться? Тому ли дается первая одежда и перстень на руку и сапоги на ноги, которого б от кожи последней обнажив, и по руку и ногу связав, в смрадную надлежало бросить темницу? Более же всего сие мне велико, сие непонятно, Слышатели! кажется, что отец сей, как еще издалека возвращающегося к дому своему, увидел блудного того сына, течет сам на сретение ему, падает на выю, и с любовью лобызает его. Что сие творит чадолюбнейший отец сей? Сын его должен был первее прийти, и падши на ноги его, милостивого от него в глупом своем самовольстве просить прощения, что раздражил толико его любящего отца своего; что расточил его имение; что помрачил блудным и скверным житием благородство рода своего, а не он к нему выходить и ласкать его. Довольно б было сему своевольнику, если бы отец и по довольном наказании простил его: он же вот без всякого и слова поносительного в прежнюю приемлет его милость, и делает равным с самым старшим, всегда при нем в послушании находившемся сыном. О любовь бесприкладная, любовь воистину больше нежели отеческая! Но таков же есть чадолюбный Отец и Бог к нам грешным и непотребным сынам Своим. Едва бо только помыслит грешник о обращении к Нему от злых дел своих, едва с покаянием скажет: иду ко Отцу моему¹⁵⁸: а уже Отец сей радостным лицем его и встречает; уже милости Своей объятия ему и простирает; уже благодатью Своею тайно душу его и лобызает. И о сем-то я ныне, ежели Вашего Императорского Величества Высочайшее на то будет благоволение, хочу в пользу слышащих нечто поговорить.

Знаем ли мы, Слушатели! что грешник, когда какий грех содевает, (тем более когда в нем замедлевает,) предпочитает тогда свою собственную волю Божией, и тем самым отступает от Него прочь, и попирает всю дотоле явленную к себе любовь Его; например, что Он его сделал, что сделал не древом или скотиною, но словесным и образом Своим почтенным человеком; что дал ему под власть всю вселенную; что содержит его самого жива, и вся потребная к житию его неоскудно дарствует? Сверх того, знаем ли мы, что грешник, когда на зло какое склоняется, бывает враг и изменник Богу; нарушает бо свою тогда к Нему верность, изменяет данную при крещении о вечном Ему служении присягу, творит себе самого богом и противное Тому, как неприятелю должно, мыслит, промышляет, и содевает? Да что еще? Грешник когда грешит (может ли кто сие без ужаса выслушать?) как бы Самого тогда убивает Бога! Второе бо он тогда распинает Сына Божия, по слову Павлову¹⁵⁹; и колькратно грех свой повторяет, толькратно проливает кровь Его. Есть ли убо, кто б здесь поверил, чтоб такое неблагодарствие, такая дерзость и злоба грешнича могла себе найти место в недрах благоутробия Божия? небеса, вы рассудите! земля, ты помысли! Чему грешник за толикую злость свою достоин, и ожидать ли ему какой от Бога уже милости? Воистину, всяк кто ни рассудит о сем с прилежанием, скажет, что тыеячи претяжких смертей и тьмы геен самых в наказание одного греха не довлеют, не только чтоб прощению тут была какая надежда. Но вопреки вот видим! Видим, говорю, что Бог не только милости Своей грешников не лишает; но еще где приумножается грех, тут преизобилует благодать Его¹⁶⁰; и радуется о едином грешнике кающемся, сколько почти ни о всех праведниках, как то Сам притчею Своею о человеке, имевшем сто овец и погубившем едину из них, изъясняет во Евангелии. Что вам мнится? говорит, аще будет некоему человеку сто овец, и заблудит едина от них: не оставит ли он девятьдесять и девять, и шед ищет заблуждшия? и аще обрящет, аминь глаголю вам; яко радуется о ней паче, неже о девятидесятих и девяти не заблуждших¹⁶¹.

Но пусть уже хотя б Бог такую к грешникам показывал Свою милость по долгом и жестоком их наказании; пусть бы прощал их, когда бы каждый из них по целому слезами своими наполнил океану; пусть бы прежнего благодатного сподоблял Своего усыновления и наследия присносущных благ Своих по столетнем или по тысячелетнем например во аде мучении; еще бы не так кому удивительно было сие: а то что? В самый тот день и час, как во многих беззакониях увязший грешник начнет умом своим пробуждаться и познавать, в каком худом находится он состоянии, и возвращаться на путь покаяния истинного, уже мил он бывает Богу; в самый тот день и час, изглаживает Бог из книги Своей грехи его, и обращаясь к предстоящим небесным говорит силам: радуйтеся со Мною, яко обретох драхму погибшую¹⁶². В самый тот день и час, сказал я не без основания; понеже так Сам Бог у Иезекииля Пророка свидетельствует: в оньже аще день, говорит там, грешник помянет на себе беззаконие, Аз не помяну к тому¹⁶³. И кто бы слыша сие не почудился? кто бы не пришел в восхищение ума?

Вы сами подумайте, Слушатели, что была вина народа Антиохийского в сравнении против всякого греха, наносящего бесконечную обиду лицу Божию, когда они отягчены непомерными от царя своего Феодосия податями, против его взбунтовались; и в безмерной сердца своего горячести, как бы неистовые, напали на некоторую любезной его супруги статую, и поломали ее? Однако ж, хотя и зело после о том Антиохиане каялись, и со многими слезами прощения у царя себе просили, не могли (как читаем в Историях) долго того упросить; и едва б когда упросили, ежели б не Флавиана Епископа ходатайство неусыпное, и Ливания ритора несравненное витийство в том им помогло. Здесь же вот без всякого замедления, не витийством каким или чьим посредством, но единым словом сим; согреших, прости. Господи! только б с верою и сокрушением сердечным оно произнесено было, получают грехов своих прощение; да кто? Те, которые не человека, но Бога обесчестили, как выше вы слышали, и не статую некую Его поломали, но Самого единородного Сына Его смерти виновны стали. О милости неизреченной! о щедрот бездны, и Ангелам неудобозримой!

Удивляется премного древность, что Александр Великий, когда Иудеи, получив от него указ из-под Тира пущены, не хотели ему добровольно подчиниться, хвалился всех их огнем и мечем истребить, и главную их столицу, Иерусалим до основания весь разорить; а после как подошел под Иерусалим, и вышел к нему в сретение бывший того времени у Иудеев Архиерей, облечен в священнические одежды и все граждане белыми одеяны ризами, отложил тот час свое намерение, и вину им отпустил. Но далеко большую мы здесь удивления причину имеем, где не Архиерея, в священническая оболченна, но грешника, калом греховным осквернена, ризу святости беспорочной, в крещении ему свыше истканную, от главы и до ногу раздранну носящего, видим из врать греховных к раздраженному на него бесконечно Творцу своему выходящего, а такой же сподобляема милости. Там бо священнический вид одеяний, а наипаче имя Божие, как примечают, на Кидаре Архиерейском написанное, умягчило сердце царя того. Здесь же что такое находится? Стоит грешник наг от всякого добра, стоит враг и изменник Божий, не имущий никоего оправдания себе или защищения, кроме что кричит на небо: согрешил, прости; помилуй мя падшего; и какая, кажется, тут была бы кому видеть его от Бога прощенна надежда? Но дивное чудо! едино тое слово, едино раскаяние о содеянном грехе своем, едино помышление о исправлении нелицемерное грешника, сильно бывает привести Бога к тому, чтоб оттоле не за врага, но за друга его уже Он почитал; так что можно всякому в заглавии слова нашего положенные, о блудном сыне сказанные, оныя слова ко грешнику непогрешительно приложить: еще же ему далече сущу, узре его отец его, и миль ему бысть.

Не далеко либо еще был от Бога Мытарь, рассуди всяк, когда, за премногие свои обиды и неправды самым людям мерзок будучи, стоял в церкви с Фарисеем, и бия в перси свои, говорил: Боже, милостив буди мне грешнику! А уже от того самого времени и мил Богу сделался: сниде бо оттуду оправдан в дом свой¹⁶⁴, по свидетельству Евангелия. Сколько близок был к Богу, когда исповедал пред Нафаном согрешение свое, говоря: согреших ко Господу Богу моему, и Давид; а уже от того времени и в милость взошел у Него. Тогда же бо услышал от Нафана: Господь отъя согрешение твое¹⁶⁵, как в книгах Царственных читается. Сколько много удовлетворения за грехи свои показала и блудница оная, у Луки в главе седьмой воспоминаемая, которая уведомившись, что Христос возлежит в дому Симона Фарисея, пришла, и ставши при ногах Его созади плачущися, начала умывать ноги Его слезами, и отирать власами главы своей и мазать миром; а уже и любезна тогда ж сделалась Богу; тогда же бо сказал ей Спаситель: отпущаются тебе греси¹⁶⁶.

Правда, что сей случай всех притом присутствовавших привел в немалое сумнение, что видели они так милосердо грешницу сию, от Христа приемлему. Сам помянутый дому хозяин, колеблющийся мысльми своими, сказал: Сей аще бы был Пророк, ведал бы, кто, и какова жена прикасается Ему: яко грешница есть¹⁶⁷. Но что ж на сие отвечал Спаситель наш? Предложил ему такую притчу: два человека должны были одному заимодавцу, из них один был должен пятьюстами динарий, а другий пятьдесят; когда ж не имели они оба чем долг свой заплатить, заимодавец обоим без платы его отпустил. И сказав то, вопросил: Симоне! из сих двух должников, который более заимодавца возлюбит того? как ты думаешь? На что когда отвечал Симон, думаю, что которому более отпустил; Христос придал: право судил еси. И сего ради говорю тебе, что отпущаются грехи сея жены многи; понеже возлюбила она много: а кому мало оставляется, меньше любит¹⁶⁸.

Вознегодовал иногда такой же для причины, какой для здесь Симон на Бога, и Иона Пророк, вознегодовал, говорю, что Бог скоро кающихся Ниневитян в милость Свою принял. И для того, сидя на некоем месте вне града, тужил зело, что их не видел погибели; но и он такай же получил себе ответ. Что бо сделал тогда Господь? Велел над главой Иониной возрасти тыкве великой, которая ему весьма была потребна; приосеняла бо от зноя солнечного главу его: а после на другой день, по утру, велел Господь ту же подточить червю раннему; и так тыква иссохла. О чем как Иона в великую впал печаль, Господь его вопросил; вижу, что ты зело оскорбился о тыкве, Иона! И той Ему сказал: зело оскорбился, даже до смерти. Ты убо, тот час приложил Господь, о тыкве оскорбился, о нейже не трудился, ни воскормил ея: Аз же не пощажду ли Ниневии града великого¹⁶⁹, который во вретище и пепле покаяние теперь Мне приносит?

От сих слов Господних примечаете ль вы, Слушатели, сколько Бог в сем веке милосерд до грешников, и с какою радостью их на покаяние принимает? Довольно, что самые люди на Него за то негодуют, что Он так щедро отпускает им грехи, так скоро оправдает их и спасает, хотя б какие великие они грешники ни были как сами вы слышали.

Смотрите ж убо, не теряем времени; ежели в каком грехе обличает нас совесть, течем к Нему, ничего не медля; и обливая ноги Его слезами, умиленною душою вознесем глас блудного сына оный: Отче, согрешихом на небо и пред Тобою, и уже несмы достойны нарещися сынове Твои¹⁷⁰; но Ты, яко преблагий и премилосердый Отец наш, покрой все недостоинство сие милостью Твоею. Загладь грехи наша Кровию Сына Твоего, и в море щедрот Твоих потопи неправды наши! Не теряем, сказываю, времени; понеже ныне время благоприятное, и ни едино ни в чемже дающее претыкание, чтоб получили мы от Бога отпущение грехам нашим: а вознерадим ли о нем, то после, и хотя с прилежанием поищем его, не найдем. Не всегда бо Бог таковым к нам лицом обращаться будет; но иногда и правдою поступит с нами. Ныне говорит Он: приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии (грехами) и Аз упокою вы¹⁷¹! а иногда скажет: и отьидите от Мене вси делающии беззаконие¹⁷². Ныне говорит: не хощу смерти грешника, но еже обратитися, и живу быти ему¹⁷³; а иногда и напротив скажет: не хочу Я более терпеть, не хочу более жить грешникам, пусть они идут уже в езеро, горящее огнем и жупелом, еже есть вторая смерть¹⁷⁴, по Тайновидцу, как-то нам ясно откроет следующая неделя. Мы между тем прилежными мольбами благость Божию молить будем, чтоб дал нам образ прежде страшного дня того искренним покаянием и теплыми слезами очистить души наши от всякого на них лежащего порока; и сподобил бы нас с Петром, бывшим отступником, с Павлом гонителем, с Давидом блудником и убийцею и другими грешниками, истинно здесь покаявшимися, в небесном Своем Царствии вечно пребывать! Аминь.

Приидет Сын человеческий.

Мф.25:31.

Ныне чтенное Евангелие.

Слышите ли, благочестивое Собрание! что Нам нынешнее Евангелие возвещает? Второе быть имущее на землю пришествие Христово влагает оно во уши нам. Весть, которой как нет ничего приятнее, так нет ничего и неприятнее. Я подлинно не знаю, каким сердцем вы ее примете, и ежели б знал, что она не весьма обрадует ваши чувства, как и мои, то бы казалось, что матерь наша, Святая Церковь, не в весьма пристойное время напоминать нам о такой вещи определила, то есть, когда театральные увеселительные представления, когда конские ристания, когда пиршества и другие как публичные, так и приватные забавы ежегодно с особливою отменою отправляются у нас; когда Бахусу И Венере, то есть, бесам пиянства и несытого плотоугодия толь многие жертвенники приуготовлены уже стоят; словом, когда наступает масленица, время, в которое обыкновенно больше, нежели в какое другое, мы веселимся и сластолюбствуем: однако ж, нельзя сказать и того, чтоб, не советуясь с нашею пользою, это сделала Святая Церковь. Может быть она и нарочно предложила нам сего дня толь важную ведомость, чтоб устрашить ею нас, и отвести от злых оных наших предприятий; и наиболее для того, что пришествие оное Христа Сына Божия будет к нам нечаянное:, не весте, рече, дне, ни часа, в оньже Сын человеческий приидет¹⁷⁵. И кто знает, не застанет ли оно нас посреди самых оных имеющихся теперь в нашем намерении забавь. А может быть и противная побудила ее причина к сему предприятию, то есть, чтоб обрадовать нас тем, ежели найдемся радости сея достойны; особливо же тех в нас, которых имение наши забавы снедают до остатка, и которые за нашим безмерным роскошеством таять гладом иногда принуждены бывают; и не чают иной себе утехи кроме смерти, которая разве одна измет их из тиранских рук наших; и пришествия Христова, на котором за великое свое здесь претерпение награду получить веруют, как то покажется далее. Впрочем, как бы то ни было, только не безвременно мы услышали весть сию. Ежели правду сказать; и благодарить должны мы Матери нашей, что она привела нам во ум то, о чем мы никогда забывать не должны. А чтоб совершенно выразуметь мог всяк, какое в нем действие произвести должны сии Евангельские слова, то есть, что приидет всеконечно Сын человеческий; то мы рассудим теперь прилежнейше, в каком состоянии найдутся праведные, и в каком грешные во время пришествия Христова.

Я сказал в самом начале, что вести о пришествии Христове нет ничего приятнее, нет ничего и неприятнее. Сие точно сказал я о грешниках, а тое о праведниках. Я бы хотел сказать, что и всем

Христианам Учителя и Предводителя их пришествие должно быть радостно, а печально разве только язычникам, незнающим Его, но понеже Сам Христос явственно засвидетельствует во Евангелии, что

не всяк глаголяй Ему, Господи, Господи, внидет в Царствие небесное, но только творяй волю Отца Его (а); то уже принужден я отделить злых Христиан от благих, да и буду говорить о них после; а прежде стану о благих И праведных.

О коль велика радость и торжество будет тогда всем праведникам, когда приидет Христос, Слушатели! Слышите, что они сами во Апокалипсисе в главе 19 вопиют: радуимся, говорят, и веселимся, и дадим славу Богу, яко прииде брат Агнчий¹⁷⁶. Сие точно, вопиют они о втором пришествии Христове, по толкованию великого Григория и других множайших Учителей¹⁷⁷. А причину той радости сами вы легко вообразить во уме вашем можете; узрят бо они тогда Жениха своего, Которому чрез всю жизнь пребывали здесь обручены любовию души их; узрят Господина, Которому толь ревностно служили; узрят Царя, за которого толь много страдали, кровь свою проливали и умирали; узрят и восприимут совершенное мздовоздаяние за все те труды свои и подвиги. Понеже придет тогда, как слышим в нынешнем же Евангелии, от велелепной славы глас к ним: приидите, благословеннии Отца Моего! придите благие и верные Мои рабы; придите цари и владыки, неусыпное о благосостоянии Моей церкви попечение имевшие; придите Пастыри, за спасение врученного вам стада ни покоя, ни жизни вашей не щадившие; придите воины, за веру и братию вашу главы ваши положившие; придите и все прочие, путь узкий и прискорбный в животе вашем шествовавшии, и крест свой яко ярем взявшие и Мне последовавшие; придите, насладитесь теперь, упокойтесь, возвеселитесь! Я вам вот отдаю вся Моя благая, отдаю самое Царство; царствуйте со Мною: наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира¹⁷⁸; да и садитесь на том же со Мною Престоле: побеждающему дам сести со Мною на Престоле Моем¹⁷⁹. Памятуете ли вы сии Мои слова? Пользуйтесь же теперь ими. Не будет ли убо, всяк с собою подумай, не будет ли несказанно радостно слышать такие слова праведникам от уст своего Владыки? Такое милостивое, такое благоприятное приглашение не может ли исполнить Божественной некоторой сладости все сердце их? Представьте себе одно то, в каком они обыкновенно здесь беспокойстве, в каком презрении, гонении, бедах и напастях здесь пребывают? а тогда вдруг до того возвысятся, что царями сделаются; такую славу получат, что просветятся как светлости тверди, и как звезды¹⁸⁰, по Даниилу Пророку; и ни какой печали, ни скорби во век познать не имеют; как то объявлено было иногда Святому Богослову: отъимет, рече, Бог от очию их всяку слезу, и смерти не будет к тому, ни плача, ни вопля, ни болезни не будет к тому; яко первая мимоидоша¹⁸¹. И Сам Христос к возлюбленным ученикам Своим говорит в Евангелии, что тогдашнюю их радость отнять у них никто не силен будет: радости, рече, вашея никтоже возмет от вас¹⁸². И как же бы не с неописанным восхищением радости встречать они имели Того, от Которого толикого благополучия чают себе? Правда, что и ныне праведные, которые сей свет оставили, наслаждаются по неколикой части сего блаженства; потому что и ныне души их предстоят, по разлучении своем от тела, Престолу Божию, и видят лице Его, как содержит наша Церковь: но по части ж только наслаждаются, а несовершенно; ибо хотя души их и ублажаются, но тела, которые совокупно всякие здесь труды и подвиги несли с ними, еще пребывают лишены того награждения. Когда же придет Христос и преобразит тело смирения нашего, яко быти сему сообразну телу славы Его¹⁸³, как говорит Апостол; то уже все совершенство радости и благополучия своего возъимеют тогда Святые. Придадим же и то, что ныне хотя они и насыщаются несколько Божественного того света; но кажется, будто еще нечто не достает им к полному их удовольствию; то есть, что еще враги их не приняли суда и достойной по делам своим казни, как то можно приметить в Апокалипсисе, где вопиют они к Богу великим гласом доколе, Владыко Святый и истинный, не судиши, и не мстиши крови нашей от живущих на земли¹⁸⁴? Когда же придет Судия Оный праведный, то пред всем миром откроется правда их, а тех изобличится нечестие. И тогда-то подлинно уже всякий праведник станет в дерзновении мнозе пред лицем оскорбивших его, и отметающих труды его: и видящии смятутся страхом тяжким, и ужаснутся о преславном спасении его¹⁸⁵, как проповедует в книге своей Премудрости премудрый Соломон.

Видим убо вот, Слушатели! коликой радости и веселия виновно будет всем праведникам пришествие Сына человеческого; следовательно и нельзя, чтоб приятнейше им было что паче вести сея, что придет Он неложно. Теперь помыслим о состоянии грешных, в которое приведет их день он.

Когда первый раз приходил Христос на землю, то воистину ни малейшего не могли грешники иметь себе от Него опасения. Намерение бо было Его тогда не судить миру, но спасти его, как видим в Евангелии; во втором же Его пришествии, ах, увы! о горе! уже все не тое воспоследует! Придет уже, слышим, тогда напротив не спасти нас, но судить; придет не во образе уже младенческом, ни во образе незлобивого Агнца, как прежде говорил о Нем Предтеча, но во образе грозного и неумолимого Судии. А сие и одно не довольно ли будет смертным страхом поразить всякого грешника? судитися бо в таком случае имеет он пред кем? Судитися пред Тем, Который испытует сердца и утробы¹⁸⁶, по Псаломнику; судитися пред Тем, пред Которого очима и звезды нечисты находятся¹⁸⁷, по Иову; судитися пред тем, на которого суде и праведник едва спасется¹⁸⁸, по слову Петра Апостола. И какое ж бы себе тут защищение кто сыскать, какое извинение придумать, какое оправдание принесть мог? Внемлем, что говорить Христос во Евангелии: мнози, говорит, придут и рекут Мне во он день: Господи, Господи! не в Твое ли имя пророчествовахом? не Твоим ли именем бесы изгонихом? не Твоим ли именем силы многи сотворихом? И реку им: николиже знах вас: отъидите от Мене вси делающии беззаконие¹⁸⁹! Из толь убо великих Пророков и Чудотворцев многие не сыщут себе оправдания никакого на суде Его: что уже грешники?

Пусть хотя б и Судия толь острозрительных не имел очес; так дьявол обличит их непременно во всех злодеяниях их; да и самые дела как истцы некоторые возопиют. Что бо говорить Великий Василий? Куда говорит он, очи твои, грешниче! в то время ни обратишь, всюду сени и изображения зол твоих увидишь; отзде сиротские слезы, оттуда вдовьи воздыхания, отинуды нищие, которых ты утеснил, рабы, которых бил, также и все ближние, которых огорчал здесь, восстанут на тебя¹⁹⁰. Но только ли еще? Вся тварь тогда вооружится в месть грешникам, и споборет весь мир на безумныя, говорит Соломон¹⁹¹. Самое небо, покрывающее теперь всех злодеяния, открыет тогда беззакония нечестивого и земля востанет против него, Иов свидетельствует¹⁹². И кто ж бы исповедал стыд и срам, в который облекутся грешники, как все те убийства, блудодейства, и другие наитягчайшия беззакония, которых боялись они, чтоб и один здесь человек не спознал, обнаженны, тогда увидят пред всем светом. Когда Август, по победе, одержанной им над Антонием, хотел Клеопатру жену его вести во время торжественного своего входа в Рим нагую; то так ей, сказуют, несносно то показалось, что она принуждена была припустить к грудям своим Аспида, изволяя лучше смертный яд его, нежели стыд такой терпеть. Но Клеопатру Рим тогда один смотреть имел, а здесь все Святые и Ангелы Божии зрителями быть хотят. Рассудите ж убо от меньшего и о большем, в коль несносных найдутся обстоятельствах тогда все грешные? Подлинно, мне кажется, не можете вы, рассуждая сие, усомниться, для чего они во Апокалипсисе лучше пропасть хотят сквозь землю, нежели чтоб быть в живых; говорят горам и камням: падите на ны, и покрыйте ны от лица седящого на Престоле¹⁹³. Однако ж не только стыд, от обнажения скверных дел их происходящий, но и более еще внутреннее мучение совести будет причиною толь горестным и отчаянным их воображениям. То есть, когда представят они себе, смотря на Судию своего, как Он за них страдал и распинался, сколько миловал их, и долготерпел грехам их; какие опять, не взирая на то, изливал на них между тем благодеяния Свои и щедроты; а за все сие ничего больше от них не получал, как только что Непрестанную они с своим Благодетелем и Искупителем брань творили, Кровь Его попирали, закон презирали, благодати отвергались; как то доводится от самых вышеупомянутых слов их. Говорят бо они горам там, чтоб покрыли их от лица седящаго на Престоле, не упоминая о другом ни о чем; а чрез то дают знать, что нет им ничего несноснее, как смотреть на Судию своего, Которого они столько раздражали, и Который совершенно ведает про их неблагодарствие. Но долго будет описывать все обстоятельства бедственного тогдашнего состояния грешников; приступлю я к последнему заключению суда; да и прошу от вашего благочестия наставления, как мне представить вам ту горесть грешников, в которую придут они, услышав последнее оное изнесенное на них осуждение: отъидите от Мене, проклятии, во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его¹⁹⁴? Я не знаю совершенно, каким словом вам сие изобразить, для того, что не могу я, да и никто не может теперь понять, колико то зло лишиться Божия лицезрения и Святых всех сожития, а вместо того причтену быть к диаволом, и страдать с ними во огне геенском вечно. О! ежели бы можно было нам теперь понять хорошенько и одно сие слово, вечно; то чаю, что обнял бы мороз нестерпимый скоро все наши уды, да и чуть ли бы от страха не пали мы на землю, что такое мучение ожидает всех, злое здесь творящих. Ежели бо и временные казни тяжки нам, кольми паче те, которым конца не будет, должны быть ужасны всякому? Памятуете ли, коль великий вопль и горестное рыдание настало во всех Иудеях, когда публикован стался указ Артаксерксов, в котором по представлению Аманову велено было всех их до одного погубить в назначенное время! А что еще тое осуждение, что смерть сия была против адского мучения, на которое осуждены быть имеют тогда грешники? О когда бы грешники могли хотя тысячекратно умереть во аде, коль бы за великое благополучие они себе то поставили! Но это их последняя бедность, что они бедностям своим в смерти конца сыскать не надеются; всегда имеют гореть, и не сгорать; смертельно мучиться, и не умирать. Во дни, рече, тыя взыщут человецы смерти, и не обрящут ея: вожделеют умрети, и убежит от них смерть¹⁹⁵. И вот же, чего ожидать должны грешники от пришествия Сына человеческого! Не надобно больше толковать, уже ясно всем, сколь мало приятности весть сия вливает в их сердце: чего ради и Софония Пророк в главе 1 говорит, что глас дне Господня горек и жесток есть; и называет его там же днем гнева, днем скорби и нужды, днем безгодия и исчезновения¹⁹⁶. И Иоиль в главе 2: велик, вопиет, день Господень, и страшен¹⁹⁷ зело, и кто стерпит его¹⁹⁸? однако ж не всем он страшен, но иным и весьма радостен, как выше мы видели.

Ведая убо сие, истяжем мы теперь опасно, совесть нашу, Слушатели, готовы ли мы предстать страшному Судии Оному, и дать Ему ответ о всех наших поступках. И во первых власти пусть подумают, с таким ли они радением управляют людьми Божиими, как должно? может быть, не спят ли они, держа в руке кормило корабля своего, вместо, чтоб имели управлять его туда, куда Бог повелел? Их Бог не на то сделал, чтоб они трудами своих подданных только богатились, услаждались и величались; но чтоб еще и больше их, приводя их в доброе и спасительное состояние, трудились; так ли же они делают? Может быть, не отгоняют ли от себя, гордым, оком бедных тех, когда они во время нужд своих притекают к ним, за тем, чтоб не помешали их покою, не ведая, что не покой, но тесный и прискорбный путь вводит в Царствие Божие? Судьи, понеже

Бог их посадил на Своем как бы здесь месте, чтоб в лице Его всякий в народе содержали порядок, производя в нем суд и правду, пусть рассудят с собою, всегда ли они по правде поступают? Может быть не ослепило ли сребролюбие их очи, или другое какое пристрастие не вкралось ли когда в их сердце? Пастыри пусть испытают прилежнее свою совесть, не погибла ли иногда которая овца их нерадением?, и во-первых знают ли они своих овец, как Пастырь добрый; по Евангелию, знать должен? посещают ли они стадо свое? бывают ли ему образом? не пусты ли их Опять церкви? проповедуется ли в них слово Божие? или как входит, так и исходит из них народ с равным душевным гладом? Таким образом и другие все пересмотрим мы наши дела. Не только же дела пересмотрим, до особливых наших должностей касающиеся, но и до общего Христианского имени нашего. И ежели найдется, что во всем не иначе мы поступаем, как слуги Божии; то радость нам от нынешнего благовестия Евангельского. Само Евангелие ублажает на другом месте таковых людей: блажени, рече, раби тии, их же пришед Господь обрящет бдящих¹⁹⁹: однако ж радость сия притом должна быть с некоторым опасением; понеже не известно, которые добрые дела нам кажутся, добры ли пред Богом? видеть можно у Пророка, что Он еще и правоты наши самыя судить хочет²⁰⁰. Чего ради и той же Пророк на ином месте поет: работайте Господеви со страхом и радуйтеся Ему с трепетом²⁰¹. Ежели ж противное все увидим в нас; то вострепетать воистину нам должно на глас сей что приидет Сын человеческий, придет и не укоснит. Приведши себе во ум то, какими мы тогда взглянем на Него очами, или как избежим грозящего нам за толь многие наши учиненные Ему противности страшного гнева Его? Богатство нас не защитит, слава не поможет, честей и достоинств вовсе при нас тогда не будет; ибо (памятуйте вы, Слушатели, что я скажу) мы здесь в таком состоянии находимся, в каком бывают актеры на оперном театре. Покамест они на театре, то различные лица представляют собою; иной то есть Царя, иной князя, а другой раба или последнейшего нищего; а когда сойдут, то равны делаются между собою все. Так и мы здесь теперь различные отправляем чины; иный высокое на себе имеет достоинство, иный в подлом служит звании; но когда до окончания действия придет, то ничего особливого пред другими, но только все общее при нас останется. И как там хвалят не за то, что кто был принцем или героем; но ежели кто хорошо должность свою отправил, хотя б она была назначена и рабская: так точно и здесь не по чинам и достоинствам нашим жаловать нас станут, но по заслугам, каковы в тех чинах и достоинствах наших пред Богом покажем. И того ради не думай никто опереться тогда на какое свое преимущество; но всего, то есть, или худа или, добра должны мы ожидать от наших дел. Ей, убо, говорю и паки я, убояться и вострепетать нам сего должно, буде ли еще хотя мало осталось в нас чувства от долговременных греховных наших обычаев, и буде ли не пристали еще к тех собору, которые у Петра Святого во 2 послании говорят о Христе: где есть обетование пришествия Его? отнележе бо отцы успоша, вся тако пребывают от начала создания²⁰²; то есть, ежели не сумнимся мы еще о истине помянутого Евангельского предвозвестия. А когда сей страх пребудет в нас, то несомненно исправим мы скоро житие наше, и не дадим никогда посмеяться над нами врагу нашему, или порадоваться о нашей погибели. Не попустит бо в геенну впасть о геенне размышление, говорит негде Златоуст; чего ради и премудрый оный сын Сирахов увещевает всякого: помни последняя твоя, и во веки не согрешиши²⁰³. И дай же, человеколюбче Господи, чтоб мы по сему увещанию поступали всегда! Аминь.

Тогда сядет на престоле славы Своея, и соберутся пред Ним вси язы́цы.

Мф.25:31,32.

Ныне чтенное Евангелие.

Плачет негде Исаия о предвиденном разорении Иерусалимском и в плаче своем говорит: страшно видение поведася ми и жестоко. Сего ради наполнишася чресла моя разслабления, и болезни объяша мя, яко раждающую²⁰⁴.

Те ж самые слова и нам теперь приличествует сказать, Слушатели благочестивые; страшно воистину поведалось нам ныне видение и жестоко. Слышали бо вы, что небеса в малом времени мимо идут, земля со всею лепотою своею огнем сгорит, и все стихии опаляемы растают; солнце померкнет, луна в кровь преложится, звезды спадут с небес и силы небесные подвигнутся. И недостойно ли такое слышание страха и ужаса всякого? Но однако ж, хотя бы и сие одно великою сердце наше наполнить довольно было боязнью, Слушатели; в больший далеко еще повергнуть всякого ужас должно то, что, как сказало нам нынешнее Евангелие, по толь ужасном, по толь жалостном красной сей системы разорении, сотворит Господь суд с нами жителями ея: сядет, рече, на престол славы Своея, и соберутся пред Ним вси язы́цы.

Что бо вы здесь, Слушатели, помышляете? Не думаете ли, что на суде сем поступит Господь с нами такою ж милостью, как ныне? Или не льстить ли вас надежда, что можно будет разгневанную на грешников правду Божию каким-нибудь образом умолить тогда, либо куда-нибудь от лица Его скрыться? Нет! вся сия когда во ум нам входят, то мы думать должны, что сон се некий видим, а не вещь самую: вещь же самая какова будет в себе? Придите, на нынешней моей увидите проповеди; а именно увидите, что суд сей совершится с такою силою, что никто его не убежит; с такою премудростью, что никакое дело наше на нем не утаится; с такою правдою, что ни малейшего помилования ни которому виноватому там не будет. Вся же беседа наша да будет в славу Самого, грядущего на облацех небесных с силою и славою многою, Судии праведного, нам же в пользу душевную.

Тогда сядет на престоле славы Своея, и соберутся пред Ним вей язы́цы.

Вся сила предложения нашего состоит в трех, Слушатели!

Первое, что все, которые от начала века по сие время были, или еще суть, или еще быть имеют, люди в день страшного суда Христова воскреснут, и соберутся пред Ним.

Второе, что все дела наши, явно ли или тайно содеянные, на суде том обнажатся так, что можно будет всякому познать самому, чего он, награждения ли или казни достоин.

Третье, наконец, что пройдет тогда уже время милости Божией, наступит время правды Его, от которой никакого помилования грешники надеяться не могут.

Что убо до первого касается, сие так не возможно уму человеческому кажется, что все тайны спасения нашего скорее Он поймет, нежели сие едино. Видим то ясно в Деяниях Апостольских на Афинейских жителях. Они с охотою Павла Святого и о бытии Божием и о промысле Его слушали, покамест Павел не помянул им о воскресении мертвых; а как услышали о воскресении, то иные начали ругаться ему, а иные далее любопытствовать и спрашивать: да слышим тя паки о сем²⁰⁵. Но напрасно, благородные Афиняне! утруждаете Святого Апостола таким прошением вашим. Он вам не только вторично, но хотя и стократно скажет, что будет воскресение мертвых, и суд восприимут все; а как то воскресение сделается, ему изъяснить не можно.

Не вопрошайте и вы мене о сем, благочестивые Слушатели! Я вам могу довесть, что воскреснут все мертвые; а как? то ни я, ни ин кто от человек, ни самый напоследок докажет вам Ангел.

Воскреснут мертвые: – свидетельствует то Сам Христос в Евангелии: услышат, сказывает глас Сына Божия, иже во гробех, и услышавше оживут²⁰⁶.

Воскреснут мертвые:- видел сие во откровении своем Святой Богослов, видех, говорит, мертвецы малыя и великия стояща пред Богом²⁰⁷.

Воскреснут мертвые: – прознаменовали сие сухие кости, на поле Иезекиилем Пророком виденные, в которые после по его прорицанию силою Божией вниде дух жизни, и ожиша, и сташа на ногах своих, собор мног зело²⁰⁸.

Воскреснут мертвые, и предстанут на суд; предвозвестил сие Исаия, рассудит, сказал, Бог всяку плоть²⁰⁹; и паки Иоиль в лице Господни: сяду, сказал, да рассужу вся языки, яже окрест²¹⁰.

Воскреснут мертвые, и воспримет каждый по делам своим; самая того правда Божия требует; ибо правда Божия требует, дабы благим благое, а злым злое воздано было. А где ж она явит свою силу, ежели мертвые не воскреснут? в сей ли жизни? Но здесь чаще добрые зло страждут; чаще смиренные Давиды гонение терпят; незлобивые Иосифы в далечайшие страны отсылаются; Боголюбивые Даниилы в ров львиный повергаются; истинные Исаии пилами претираются; а гонители их напротив живут в благополучии, процветают славою, изобилуют богатством, возвышаются на высокие достоинств степени; и чего им не достает? И так следует непременно, чтоб было установлено некое особенное время, в которое правда Божия произвела бы свое действие, возвеличив праведных, а грешных уже вечно оставив поруганных. И тое – то время будет воскресение мертвых: видех, говорит Святой Богослов, под алтарем души избиеных за слово Божие и за свидетельство, еже имеяху: и возопиша гласом великим, глаголюще: доколе, Владыко Святый и истинный, не судиши, и не мстший крови нашей от живущих на земли? На что им ответствовано так: почийте еще время мало, дóндеже скончаются, и клевреты ваши²¹¹. Где чрез время мало ничто иное разумеется по толкованию Учителей Церковных, разве время, оставшееся до пришествия Христова. Когда же придет Сын человеческий, тогда сядет на Престоле славы Своея, и соберутся пред Ним вси, праведные, то есть, и грешные; праведные убо, да судят врагом своим, по словеси языков учителя: Святии, рече, мирови имут судити²¹²: грешные же, да достойное дел своих примут осуждение, по того ж Апостола словеси, имже утешает негде озлобленных Солунян; праведно, рече, есть у Бога, воздати скорбь оскорбляющим вас: а вам оскорбляемым отраду с нами, во откровении Господа Иисуса с небесе²¹³.

Здесь подумайте, благочестивые Слышатели! коликий стыд вкупе и ужас обымет тогда жестоких мучителей, гонителей, ненавистников, когда увидят тех, которых они завсегда ненавидели, гнали, мучили, в великой сияющих славе? Колик стыд и срам обымет Каина, когда меньшого своего брата с непорочною от рук его излиянною кровью пред Престолом стояща Божиим узрит? Колик стыд и срам паки обымет бесстыдную Иезавель, когда увидит Илию ненавиденного ею во вся дни жизни, между первейшими министрами Божиими? Испугался иногда Ирод, услышав слух Иисусов, и сказал своим отроком: конечно сей есть Иоанн Креститель, которого я усекнул в темнице: той воскресе от мертвых, и сего ради силы деются о нем²¹⁴. Не потрясется ли ж уже он тогда, как вещью самою, проданную за плясание скверной блуднице главу тую увидит, как солнце блещущую? а наипаче какой страх и трепет постигнет тогда неверием ослепленное Иудейское сонмище, когда Вознесенного собою на Крест на велелепном сидящего Престоле, и всему судящего миру узрят, по писанному: воззрят Нань, егоже прободоша²¹⁵? Коими наконец, рассудите, взглянут очесами на лице грозного Судии Того и все грешники, которые за малейшую греховную сладость без сомнения Его отвергались, приказы все и установления спасительные преступали, обеты презирали, благодать попирали, и грехами своими многократно Его распинали?

Поистине тогда многие поищут, чтоб где-нибудь или от стыда, или от страха превеликого скрылись, как откровенно было Святому Богослову: царие, рече, земстии и вельможи и богатии и тысячники и сильнии и всяк раб и всяк свобод скрышася в пещерах и камении горстем, и глаголаша горам и камению: падите на ны, и покрыйте ны²¹⁶. Но напрасно; где и как можно от всемогущия везде сущего Бога избежать Десницы? Она не только из пещер, или из под камней, но и из самых преисподних земли извлечет всех на суд свой. Как тот же видел Апокалипсичник: даде, рече, море своя мертвецы, и смерть, и ад даша своя мертвецы²¹⁷.

Ах! приветствовал бы я вас мертвецы таким счастьем, что вы воскресли, и пребываете уже прочее безсмертны. Но что ж, когда так многим от вас оное воскресение вечной погибели сделалось началом, умолчать мне лучше с моим приветствием. Думаю бо я, что хотя некоторые и весьма желали, и с великим тщанием здесь бессмертия искали, теперь уже рады бы тысячу смертей иметь, но не могут. Так-то, Слушатели! покамест человек в сей жизни, бессмертным быть не может, а как воскреснет в последний день, смертным быть не возможет. Но уже довольно о сем.

Что до второго, то есть, до откровения тайных и явных дел человеческих принадлежит, то нам надобно вопросить о сем Даниила Святого. Данииле, чудных откровений Божиих зрителю! какой ты сон в первое лето Дария царя видел? Поведай нам. Зрях, говорит, дондеже престоли поставишася, и Ветхий деньми седе, и одежда Егобела аки снег, и власы главы Его аки волна чиста, Престол Его пламень огненный, колеса Его огнь палящ. Река огненная исходящи течаше пред Ним, тысящи тысящ служаху Ему, и тьмы тем предстояху: потом суд начался, и книги разверзошася²¹⁸. О дивный вкупе и страшный сей сон Даниилов, Слышатели! не сон сие, живое изображение страшного суда Божия, на всякую плоть в последний день открыться имущего. Хотели же бы мы знать, что и в книгах у Судии того написано; да не соответствует желанию нашему Святой Даниил; ибо рассказавши сон свой, далее молчит. Кого убо мы вопросим, чтоб сию тайну нам объявил? Вижу я во Иудеи некоторого порфироносного Пророка, который хвалится, аки бы ему Бог безвестная и тайная премудрости Своея явил²¹⁹. Он нам сие откроет таинство. Божественный Пророче! когда тебе Бог безвестная и тайная премудрости Своея явил, скажи нам, что в книгах Его написано? Дела всех человек, отвечает Пророк. Какие? может быть только те, которые во дни, или между людьми кто делает? Нет; не только, говорит, явно, но и тайно содеваемая; не только содеваемая, но еще и несодянная, да по некоем времени содеятися имущая, у Него в них давно записана суть. Несоделанное мое видесте очи Твои, и в книзе Твоей вси напишутся. О страха и трепета исполненных слов! когда так острозрительны суть Божии очеса, что и несодеянная нами видят; то уже не видят ли они, что мы во мраке ночном, что во углах темных, или других сокровенных местах делаем? Обманулись убо вы, беззаконные старцы, которые говорили иногда целомудренной Сусанне, будто никто бы злодеяния вашего во угле вертоградном не увидел²²⁰. Бог бы, о ослепленные! увидел? Бог, аще и несодеянная наша, кольми паче содеваемая видит.

Но пусть бы, Слышатели! хотя Бог видел дела наши, да видя их, мимо проходил; а в книгу не записывал. То наше горе, что Он, что ни видит, то и в книгу записывает, как сказал нам Проок. А придет ли день последний; то те книги и раскрыть прикажет; и какие в них дела наши записаны обрящутся, по них и суд Свой на нас произведет, как откровенно то было Святому Богослову: книги, рече, разгнушася; и суд прияша мертвецы от написанных в книгах по делом их²²¹. Ах! трепещет мой ум, ужасается сердце, егда помышляю сия; увижу бо и я тогда в книге моей вся моя беззакония, вся осквернения, вся грехопадения до последнего изображены; и колькратно в житии моем повторял их, узрю там, узрю и самые мои греховные помыслы, ежели прямым и совершенным не заглажу их покаянием; а наипаче ужасает меня то, что Бог в Писании и самые наши добродетели еще рассуждать хочет; подлинно ль они суть добродетели? не сопряжены ли с неким тщеславием, или иным беззаконием? Аз, рече, правоты ваши воссужду²²²: а Иов Святой говорит, что когда такое истязание учинится с людьми, то и сами звезды пред Богом нечисты явятся, и самые, то есть, праведники не без порока на суде таком обрящутся²²³; и того для молит негде Господа Пророк, чтоб не вступал в такую с ним справку: не вниди, говорит, Господи, в суд с рабом Твоим, яко не оправдится пред Тобою всяк живый²²⁴. Аще же кедр Ливанский от суда Божия содрогается; аще столп крепкий ветра сего боится; то мелкое ли тростие без боязни пребыть может? О дал бы преблагий Господь, чтоб страх сей из сердец наших никогда не выходил, Слушатели! чтоб в незабвенной всегда памяти содержали мы оное Петра Святого слово: аще праведник едва спасется, нечестивый же и грешный где явится²²⁵?

Прочее остается еще нам о третьем; то есть, о правде, которую изъявит Бог в день страшного суда Своего, нечто поговорить.

Истинно то, Слушатели! что Бог есть премилосерд; милость Его колика есть в себе, язык изрещи не может; и сию–то рассуждая величину Ориген зашел в такое мнение, что и мукам конец быти сказал; но он знатно в сем мнении погрешил. Ему бы одним оком надлежало смотреть на милосердие Божие, а другим на правду Его. Милосерд есть Господь; никто не спорит; но вкупе и праведен: милость и суд воспою Тебе, Господи²²⁶, поет Пророк. Нет ли же и между нами таковых, которые излишнее упование имеют на милосердие Божие? то да придут и увидят, что Бог, которую Свою милость ныне грешным мытарям, скверным блудникам и тяжестным самой земли разбойникам являет, ожидая их на покаяние, и всякими мерами обращение в них соделовая; тую переменит в день страшного суда Своего на отмстительную грехам их правду. Где ж сие они увидят? Во Апокалипсисе. Говорит бо там Богослов: видех небо отверсто, и се конь бел, и седяй на нем нарицашеся верен и истинен, и в правде судит и воинствует: очи же Его яко пламень огненный, и из уст Ею изыде оружие остро²²⁷. А кто сей такий, хотелось бы знать? Слово Божие, сам отвечает там же Богослов. О кротчайший Агнче, единородный Сыне и Слове Божий! что – то за страх очи Твои из себе испускают? что за великий гнев весь образ Твой кажет? не Ты ли прежде говорил: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен²²⁸? не о Тебе ли и Захария предвозгласил: се Царь твой грядет тебе кроток²²⁹? Где ж теперь девалась оная Твоя кротость? как из кроткого и незлобивого Агнца в яростного пременился еси льва? А Христос нам на сие чрез Своего Исаию отвечает: молчал Я вам довольно, еда ли еще умолчу? терпел, еда ли еще потерплю? Нет! уже пришло время гнева Моего: возглаголю теперь, расторгну, и истреблю вкупе всех Моих противников²³⁰. И не правда ли сие, слышатели? Ей, много нам Бог в сей жизни смалчивает. Молчит Он, хотя и видит, что необузданный сластолюбец за едины посты отметет православную веру. Молчит, хотя и видит, что неправедный судия за небольший подарок, дражайшею Кровью Его искупленную, свою променивает душу. Молчит, хотя и видит, что блудный сын на излишества и непотребства всякие порученное себе Его имение тратит. Молчит, хотя и видит, что завистливый враг напрасно Его уды озлобляет, терзает и в снедь хлеба пожирает. Кратко заключить: молчит Он, хотя и видит на всяк день и час Божественные Свои законы от купленных рабов Своих нарушаемы и уничтожаемы. Молчит ныне, а тогда уже возглаголет: да как? Возглаголет гневом Своим, и яростию Своею смятет всех грешников²³¹, как кроткий извещает о сем сын Иессеев.

И дивно ли сие кому, что Бог такою правдою в день общего всех суда с грешниками поступить хочет? Ежели дивно, то ему больше всяк удивляться должен, что он не может рассудить сего, что Бог единородного Сына Своего, да еще за чужие грехи, которые Он на Себе понес, не пощадил, но на раны, Крест и смерть предал Его: нас ли убо за наши собственные наказать оставит?

Приходит мне теперь на память некоторая приличная сей материи история. Один Скифский король казнил смертью сына своего за некоторое преступление закона его; и от тогдашнего времени повелел той меч, которым отсек сыну своему голову, повесить в судном месте: когда же выходил оттуда, то пред ним один маршалок завсегда носил оный меч, держа в руке своей высоко так, чтоб его видеть мог весь предстоящий народ. Чем показывал тот король, чего от него всякий виноватый ожидать должен, и как бы усты к подданным своим говорил: на той меч, омоченный кровью сына моего да взирает всякий от вас, и помышляет, какую справедливость сыщет в том, который, зане восхотел быть судьей, позабыл быть отцом.

Внушили ли вы сию историю, благочестивые слушатели? Да ведаете убо, что равным образом и Царь царей суд Свой на нас производить имеет. Понесут пред Ним тогда, по мнению Златословесного и Августина, как бы некоторое победительное знамя или хоругвь, Крест Святый, а притом Бог Отец Начнет ко всем говорить: знаете ли вы, кто и за что на сем Кресте повешен был? Видьте убо, какой милости, аще повинны есть, ожидать от Мене долженствуете. А Сын скажет: племена и язы́цы, видите ли вы сей Крест, на Котором Я распялся? сии гвозди, которыми Я был пригвожден? сие копие, которое сердца Моего коснулось? сии язвы, которые Я за вас принял? Видите! Есть ли убо кто сострадал Мне, есть ли кто любовь Мою своею любовью платить по силе тщился, то дай Ми руку, и сядь со Мною на Престоле Моем: наследуй уготованное ти Царствие от сложения мира. А если кто напротив отвергся Мене, ради прелестных мирских похотей; если кто ради скверных сластей своих Кровь Мою скверну возмнил быти, то иди прочь от лица Моего. Ангели! прожените всех таковых пламенным вашим оружием во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его²³². (То их любезная компания, то содружество, которое они чрез всю жизнь свою снискали).

О страшных воистину сих на грешников от правды Божией происходящих громов! о ужасных молний! Я вам, слышатели, по самой правде признаюсь, что по сии поры, сколько мог я, о правосудии Божии говорил; а теперь каким-то образом вам представить, как сии два слова, огнь вечный, изъяснить не знаю; и нахожусь в таком же состоянии, в каком был и пустынник оный, который вопрошен: где б имел свою библиотеку? отвечал, что я-де имею едину только книгу, содержащую в себе три листа, червленый лист, лист белый и лист черный. На червленом изображены у меня Спасителя моего страсти; на белом – слава, Святым уготованная; а на черном, мука вечная, грешных ожидающая; и хотя сих листов в книге той немного, но я во всю жизнь прочитать их не могу. Не могу и я, слушатели, сей книги прочесть, не могу во ум мой вместить и единого сего слова: вечный. Слышу я, и другим сказываю, что уготован грешным огнь вечный; огнь вечный, а какая мера вечности, не вижу. Думал бы, что на тысячу лет продолжится мучение оное; но такое число не составит вечности. Думал бы, что на тысячу тысяч; но и сие не будет вечность. Думал бы, что на столько лет, сколько капель во Океане, или песку при крае моря, но и так отстал бы от истины; понеже всему тому числу конец, хотя не чрез человека, то чрез Ангела сыскаться может. А вечность конца не имеет. Не имеет? Ах, в какую грехи человека ввергают пропасть! рассуждают ли грешники о том, о Боже? Вопиет негде премудрый Иероним: вы нечестивые! скажите мне, когда сие слышите о аде: огнь, лед, сера, смрад, черви, муки, удручения, диаволы, ад вечный; каким вы то образом в памяти своей представляете? не за вымышленную ли трагедию, или за Фигуры риторические, или за басни стихотворческие все то почитаете? О аде, о вечный аде! говорю и я со Иеронимом; о как много во ад снисходят! о как мало о аде помышляют! Хорошо б воистину люди сделали, ежели б во ад по Пророческому словеси, снисходили живые мыслью своею, дабы после мертвые не снисходили самою вещью, витийствует некто от Учителей.

Но уже и так воспоминание страшного суда и вечного ада в великое привело моих слушателей смущение. Что я еще о том распространяю беседу? а о сем умалчиваю, что судити будет нас кто? Жених наш, Глава наша, Спаситель наш; как же бы невесту Свою на казнь предал Жених милосерднейший? как бы уды Свои погубить восхотела Глава кротчайшая? как бы тех, которых Кровью Своею искупил, да с Амвросием Святым скажу, осудил Спаситель вернейший? Человек Он есть; так немощи человеческой отпустить может. Брат наш есть; так собственную Плоть и Кровь Свою конечно презреть не восхочет.

Что убо, слушатели, мы теперь учиним? Не будем унывать безмерно, и как бы неверные были, излишне страшиться пришествия ожидаемого Судии Сего; но только тщатися будем, обручить кийждо свою душу Жениху Сему, деву чистую, блюдуще опасно, по увещанию Апокалипсическому, ризы ея, то есть добродетели всякие, да не нага ходит, и узрит тогда Жених срамоту её²³³. Что ежели будет, то кроме всякого сомнения, когда придет Он, поиметь нас в пренебесный чертог Свой; введет в премирный покой, учинит причастниками во век некончаемого Своего блаженства и Святых радости, сказав сии самые словеса: приидите, благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира²³⁴. Которого гласа я всем вам, как и мне самому, сподобиться желаю всеусерднейше. Во-первых же Вашему Императорскому Величеству сие мое от раболепного усердия приношу желание: да ожидаемый всех родов, чинов и достоинств праведный Судия Оный, как временно учинил Ваше Величество над нами царствовать, так бы по многолетнем и счастливом здесь царствовании и вечно с Собою царствовать сподобил. И как ныне помазал Тя елеем радости паче причастник Твоих, так бы и тогда превознесл, за несравненную ко всем Твою милость, и другие, которыми многих превосходишь, добродетели, паче прочих царей земных! Сие я желание при окончании нынешней моей беседы за пристойность почел принесть Вашему Величеству; не престану же приношение мое, ежели не усты, то сердцем по конец моей жизни повторять.

А вы, слушатели! знаю я довольно, что тем же к Монархине своей горите духом; заключите ж убо желание мое сим утвердительным словом: Аминь.

Вот день, слушатели! в который определила нам Церковь Святая оплакивать общее всего рода нашего несчастие. Я называю сим именем изгнание из рая Праотца нашего Адама, потому что, если бы сей началородитель человеческий не пришел тогда в такой гнев у Бога чрез грех свой, без сомнения бы и мы блаженной оной жизни, в которой он был до падения своего, все наслаждаться имели счастье, как учит Богословия; ныне же по изгнании его, толь многие и великие постигли нас злая. Увы нам! мы из господ всей видимой твари сделались самыми подлыми невольниками, и жизнь наша ничто больше сталась, как тюрьма, в которой сидя ежеминутно ожидать мы должны смерти; не упоминая о бесчисленных скорбях, болезнях, печалях, напастях и других различных бедствиях, которые притом отовсюду окружая, несносно мучат дух, и терзают наше сердце. Наконец, что всего злее, мы сделались театром войны, которая внутрь нас между самым нашим духом и плотью, между разумом и удами, между рассуждением и страстями, с того времени началась, и всегда чувствуема есть, как и Павел Святый на себе негде дознает; словом, мы столь же в бедное пришли состояние, сколь бы были блаженны, ежели б жили тою жизнью, которою жил Адам до своего падения; то есть, когда все твари как господину своему ему добровольно служили; не знал он никаких болезней, печалям не было у него и малейшего входу, напастей и бед ниже имени воспоминалось, и наконец все чувства были покорены уму его, и никакого непорядочного движения не мог никогда он в себе почувствовать; и следовательно совершенный был покой в душе его, которые в чистоте и святости, ко увенчанию его благополучия, сам Бог как в зерцале сиял, и живучи в нем как в сущем доме Своем, как бы человек к человеку, лицом к лицу разговаривал с ним. И что ж, можно ли без тяжких воздыханий вспомнить о таком случае? Но плачем, Слушатели! Однако ж не отчаиваемся; понеже второй Адам, то есть, Спаситель рода человеческого, Христос, Сын Божий, грех древнего оного Адама Кровью Своею на Кресте, как тот же, помянутый Павел говорит, уже совершенно загладил; следовательно и вина, которой ради изгнаны были с ним из блаженного места оного, уничтожилась; и потому можем мы паки наследниками быть оной сладости и покоя беспрепятственно, лишь бы собственными нашими подобными оному Адамову некоторыми грехами вновь путь себе к тому не преградили; и того ради рассмотрим мы теперь опаснее, за что разгневался Бог на Адама? за что выгиал из рая сладостей? дабы и сами того завсегда беречься могли. Когда кто простыми очами на изгнание сего Праотца нашего посмотрит, то покажется ему, аки бы он за одно яблоко со всем своим родом лишился милости у Бога; ибо подлинно вся заповедь, данная ему от Бога, состояла в сих только словах: от плода древа, еже есть посреде рая, да не снесте, и ниже да прикоснетеся ему, да не умрете²³⁵. Что то за дерево было? Правда, Учители в рассуждении не согласуют между собою; но пускай хотя будет оно яблоней, по множайших разумению: и так сталось, что Адам за вкушение ея плода, то есть, за яблоко выгнан был из рая; и какие ж непристойности рассуждающему так предстанут? Первое, покажется, что аки бы Бог немилосерд, потому что такой безделицы любезной Своей твари не простил; Второе, что аки бы нет еще и правды в Нем, потому что за толь малый грех толь жестоко его наказал. Но грубое сие, и сказать прямо, младенческое как вины, так и казни Адамовой понятие. А ежели тоньше рассуждать станем, то увидим ясно, что не дорого было Богу то яблоко, съеденное Адамом; но тяжестно его преслушание, сопряженное с крайним неблагодарствием: а увидя сие увидим, и что праведно Бог наказал его за то.

Я уже, Слушатели, не буду поминать о том, что Адам съел яблоко, желая быть сам Богом, как Бытейские изъявляют книги: будете бо, говорил им змий, яко Бози, ведяще добро и зло, в кой час вкусите от плода сего²³⁶. Или пусть хотя и любя жену свою Еву, как некоторые мнят, которая прежде его яблока того вкусила, он сделал то: чтоб уже не отстать от нее, хотя и ведал по влиянной ему премудрости и откровенно Божию, что худо за тем По- следовать им будет; или и самим пусть взором красным того плода прельстившись поступил он на такое дело: что все, как сам всяк рассудить может, крайне Богу досадно быть должно, когда он или плод оный, или жену свою предпочел пред Ним; а особливо когда еще с Ним сравняться захотел: и тем самим показал вдруг в себе три порока, сластолюбие то есть, и беспредельную к плотской любви склонность, и бесчинную, а притом и пребезумную свою гордыню.

Я обойду и то, что Адам в сем случае поставил Бога обманщиком и лжецом, и еще некоторым завистником, когда принял за истину оные от змия слова, что аки бы не для того Бог им не велел вкушать от того древа, что они после того имеют подпасть смерти, но что будут такими ж, как Он богами: что еще и больше объявленных выше резонов тяжестно и несносно Богу было.

Я оставлю и во все другие обстоятельства его падения заглядывать, в которых бы усмотрели мы ясно, что не было почти греха, которого бы Адам тогда не сделал; ибо то долгого требует времени.

Одно возьмем в рассуждение его преслушание заповеди Творца своего, которое не от неведения (ибо Адам был столь премудрости в самом создании своем наполнен, сколь ни един после из потомков его не был, по учению Богословскому) ниже опять от немощи какой, (ибо тогда все чувства были, как выше сказано, покорены уму его, и не мог он страстных бесчинных движений в себе чувствовать), но от крайнего и неслыханного неблагодарствия приняло свое начало.

Как мы думаем, Слушатели! о сем пункте? Мы удивляемся, что Бог, будучи милости пучина, не мог простить человеку толь малой вещи: а для чего не удивляемся, или паче не негодуем на человека, что он не хотел в толь малой вещи послушать, да еще кого? Творца своего и Бога? Скажите, легко ли было Богу сносить, когда Он видел такое неблагодарствие от того, которого произвел лишь того ж еще дня из небытия в бытие, и сверх того, которого почтил еще образом и подобием Своим, и поставил господином всех видимых тварей?

Я, Слушатели, не сомневаюсь, что все вы довольно ведаете от Священного Писания, что ничто так Богу не противно, как неблагодарствие; чего ради и Исаии, где его посылает ко Израилю на проповедь, ничто первее выговаривать им не приказывает, как то, что они не памятуют Его благодеяний. Слыши, небо: и внуши, земле! сыны родих и возвысих, тии же отвергошася Мене. Позна воль стлжавшего его, и осел ясли господина своего. Израиль же Мене не позна²³⁷. А кто ж не знает, что во Израили и кроме неблагодарствия много было всяких злодеяний? Но все те вот молчанию предает Бог: одно неблагодарствие возобличает, как такой грех, который превышал все прочие. И правда, что Иудейское неблагодарствие было в рассуждении великой излиянной на них благости Божией великое. Они не успели выйти из Египта, как стали негодовать на Бога, что вывел их из той погибели: они роптали на Него в тот самый час, как Бог их хлебом небесным кормил, и еще брашно то, по Пророку, во устех их было²³⁸. А что больше; они просили себе богов у Аарона, и слив тельца, покланялись ему в то самое время, как Бог предводительствовал им в столпе огненном и облачном²³⁹, и различные чудеса пред очами их делал. Но однако ж можно было несколько им себя извинять, в первом, многими прилучившимися им в том пути трудностями, которых они конца не предвидя, могли в некоторое приходить малодушие: во втором, привычкою к мясам свиным в Египте, которые им лучше манны казались, как людям к тому не приобыклым: в третьем же, что они видели множество в Египте богов, а оттуда и в них такое мнение зародилось; а особливо что до тельца касается, то они сделали его по подобию Египетского Аписа, который первейшим у заблудших тех людей почитался богом. Что ж касается до неблагодарствия Адамова, то оно никаким образом ни от малейшей части извиняемо быть не может. Он не был растлен никакими посторонними обычаями; он был один с Евою, которая сама на его была смотреть должна, и от него принимать во всех делах образ; он не мог еще забыть, что Бог его создал; дело происходило в тот же день, в который был он создан, по исповедыванию нашей православной Церкви; он притом наполнен был премудрости, как выше сказано; сверх того имел Бога сожительствующего и собеседующего ему завсегда; не мог заблудить во мнении, а когда бы и заблудил, имел от кого просвещение получить: но однако ж, о неблагодарствия! все то презренно, все отставлено на сторону: надобно стало ему восстать против Бога, не смотря ни на какие Его к нему милости и благодетельства. И как же бы оставил Бог толь несносную его Величеству и благости обиду без отмщения? О вы, которые говорите, что аки бы Бог не по мере преступления Адамова наказал его в семь случае! разве в таком смысле скажете сии слова, что Бог меньше еще наказал его, нежели заслужил он толь мерзостным преступлением, то есть, что опять в ничто не обратил его по прежнему; то праведно будет ваше рассуждение.

Я знаю, что Адам не только изгнан стался из рая за грех свой, но купно тогда ж и вечному подвержен стался мучению: но однако ж, и в рассуждении сего праведен Господь, и несть неправды в Нем²⁴⁰. И скажу еще, что ежели бы Бог за один грех тьмы геенн грешнику страдать приказал, правда его не прешла бы своих пределов, потому что грех есть зло бесконечное, поскольку обида бесконечному Богу: следовательно и наказания по строгости правосудия достоин бесконечного ж. Но только тварь ничего такова снести не может, чтоб было бесконечное, как философы говорят; по внутренней своей силе: казнит убо Бог бесконечною грешника казнью за грех, только протягательне говоря. Придадим и тое, что Бог еще смотрит на намерение грешника, а не на наружный вид греха его, и потому казнит еще грешника вечно за маловременные его грехи: понеже видит, что ежели бы он вечно жил, то вечно бы грешил, и никогда бы грехами своими раздражать Его не престал; а которых предвидит покаяние и исправление, тех никогда не допускает до того; так Августин и другие Учители церковные учат. И хотя в сих последних, то есть, покаявшихся и избавившихся от вечной оной казни, наконец нашелся и наш Адам, однако ж он был с самого времени падения своего той казни подвержен, и подвержен праведно: да и не избавиться бы от неё ему ни всем своим покаянием, ежели б не искупил его от неё Христос Сын Божий, о котором избавлении тогда же еще милосердый Бог его обнадежил, семя, сказав, жены сотрет главу прельстившего тя.

Но говоря о Адаме, обратим мы очи и на себя самих. Адам одну заповедь преступив Божию, на столь жестокую осужден был казнь, как человек крайне неблагодарный: чего же бы тот был достоин, который бы во всем законе Его не черты одной непоруганной или не преступленной не оставил? а чуть ли мы не все почти такие. Ах! я боюсь, чтоб скоро застарелые в нас злые обычаи и имя закона Божия в памяти нашей не истребили, и не сказали б мы иногда, что человек не имеет в том нужды. Ему делать надобно, что он хочет, или к чему страсть его влечет: и какое ж это будет страшное неблагодарствие?

Рассудите вы сами, Слушатели, ежели Адамово оное преступление в великое ему причтено было против Бога неблагодарствие, в то еще время, как Он за него не умирал, плотию и Кровию Своею его не питали: то мы, будучи не только от него созданы и всем обогащены, но еще и искуплены Его Крестом, насыщены плотью и кровью, в таком случае не более ли неблагодарны, а следовательно и не большей ли повинны паче Его еще казни найдемся?

И того ради бойся всяк, чтоб действительно не навел ты на себе беды сей: берегись раздражать Того, Которого правда есть безмерная; берегись преслушать, Который за малейшее преслушание казнить не оставляет: а паче берегись неблагодарным чрез все то показаться пред Тем, Которому столько одолжен ты. Напишем, слушатели, на сердцах наших оные Павловы слова: аще всякое преступление и ослушание праведное прият мздовоздаяние; то како убежим мы гнева Божия, о толиком нерадивше спасении²⁴¹, коликое во Христе нам явлено? И аще кто отвергшись Моисеева закона, без милосердия при двоих или трех свидетелех умирает: то колико, мните, горшия сподобится муки, Сына Божия поправый, и кровь завета скверну возмнивый быти, ею же освятися, и Духа благодати укоривый²⁴²? А те все слова пристают к человеку, когда он грешит по крещении, о чем пространнее бы надобно поговорить; но заговенный день сей не дозволяет, кажется, того. Может быть и так я кому теперь наскучил, что в такой день полчаса целые слушать о Адамове одном падении и изгнании из рая заставил его. Но я такового прошу рассудить: когда надобны человеку лекарства, в то ли время, когда он здравствует, или когда в разные впадает болезни? и рассудив со временем мне сказать. Аминь.

Равви, Ты еси Сын Божий, Ты еси Царь Израилев!

Ин.1:49.

Ныне чтенное Евангелие.

Послушая со вниманием в нынешнем Евангелии Наѳанаилова веры исповедания, принял я намерение, слушатели мои возлюбленные! нечто поговорить с любовию вашею о сей добродетели: а именно, исследовать, есть ли в нас вера, то есть, такая, которая довольна была бы спасти нас? Мене ласкает притом надежда, что любовь ваша с не меньшею охотою, как и прежние мои слова, сие намерение мое принять соблаговолите. Есть бо вера корень всех добродетелей и основание, по Святому Амвросию²⁴³; есть корабль, в котором безбедное плавание ко отечеству небесному творится, по Златоустому²⁴⁴: есть начало спасения, по Августину²⁴⁵: и средствие, без которого Богу угодить не можно, по Апостолу²⁴⁶. Убо о чем нам лучше говорить и слушать должно, как не о толь важной и преполезной материи? Разве бы, может быть, не понравилось кому то, что я, между верующими стоя, ищу уведать, есть ли в ком действительно вера? Но не дивитесь сему, возлюбленные мои слышатели, вы сами знаете, что ведали Иудеи Бога, во Израили велие было имя Его, как и Давид Святой поет²⁴⁷; вы сами знаете, что они всегда назывались чада Авраамовы, а тот был Отец верующих²⁴⁸; вы знаете, что при них было, как говорит негде Апостол, всыновление и слава, и завети и законоположение, и служение и обетования²⁴⁹. Но что ж не постыдился Христос внутрь самых тех верных людей живучи сказать: Сынь человеческий пришед обрящет ли веру на земли²⁵⁰? Знать, что не все называемые верные суть вещию самою такие; и не всяка вера, вера прямая, вера живая, вера спасительная. Я не вопрошаю здесь о пустой и бесплодной вере, но о вере спасительной: есть ли подлинно она в нас? Что убо есть вера, наперед исследуем.

Вера, говорит в послании к Евреям Святой Апостол, есть уповаемых извещение, обличение вещей невидимых²⁵¹. То есть, вера есть действие некое Божеское внутрь человека, которое открывает ему бытие вещей тех, которые от чувств человеческих удалены, и извествует, что конечно то самою вещию сбудется, что мы надеждою здесь объемлем. Разделяется она у Богословов на Зрительную и Деятельную. Зрительная вера, упражняется около бытия только вещей веруемых; деятельная около дел до тех вещей касающихся. Например, когда человек знает, и твердо в сердце своем содержит, что есть Бог непременно; и Он из небытия в бытие привел всяческая, и Его промыслом всемощным вся управляются; или что нужно было всячески Сыну Божию ради избавления нашего прийти на землю, и уже пришел Он действительно, пострадал за человека и умер, есть то вера Зрительная. Когда же тот же человек веруя, например, что есть Бог, боится Его, или исповедуя, что есть конечно промысл Его в мире, всего себе Ему поверяет: то уже сия вера называется Деятельная. Вера убо зрительная есть веровать быть Бога; деятельная почитать Того ж Самого. Вера зрительная признавать заслугу о нас Сына Божия; вера деятельная любезно, обнимать и прикладывать ее к себе. Вера зрительная, не сомневаться, что есть блаженство Святым в небе уготовано; вера деятельная, самым делом искать его. Кратко, зрительная вера есть всему тому веровать, что Священное открывает Писание: вера деятельная, все то исполнять, что за нужное пли полезное признает оно ж. О зрительной вере проповедует недавно помянутый нами Апостол, где пишет так: приходящему к Богу подобает веровать, яко есть Он, и взыскающим Его бывает мздовоздаятель праведен²⁵². Также и сам Спаситель мира, где говорит к предвечному Отцу Своему: се есть живот вечный, да знают Тебе единого истинного Бога, и Его же в мир послал еси Иисуса Христа²⁵³. О деятельной увещевает всякого Петр Святой, где так беседует к нам: подадите, в вере вашей добродетель, в добродетели же разум, в разуме же воздержание, в воздержании же терпение, в терпении же благочестие, во благочестии же братолюбие²⁵⁴, и прочая. Зрительной веры не имеют атеисты, которых записано есть у Пророка мнение сие: несть бога, несть промысла Его; вся по случаю бывают; всем Фортуна владеет. Деятельной же веры не имеют уже те, которые, да Апостольские речи употреблю, хотя и знают Бога, но не яко Бога прославляют Его²⁵⁵. Зрительной опять веры не имеют оные льстецы, у Богослова Святого описанные, которые хотя веруют, что есть некое смотрение Божие в мире, но не исповедают Иисуса Христа во плоти пришедшего; каковых тот же там же Апостол и антихристами называет²⁵⁶. Деятельной же веры уже не имеют те Христиане, которые хотя веруют во Христа, но не последуют самым делом Ему. Напоследок, нет зрительной веры совершенной во всех еретиках, которые что-нибудь противно Священному Писанию учат или содержат. Деятельной нет в тех, которые что-нибудь противное Ему делают.

Прочее, слушатели мои возлюбленные! вера зрительная хотя и необходимо нужна есть ко спасению, как выше Павел Святый нам сказал; но недовольна одна спасти нас, разве сопряжется с деятельною. Явственно о сем засвидетельствует Богобрат Святой во второй главе своего послания: братие, говорит, моя! кая польза тому, аще кто глаголет веру имети в себе, дел же не имать? еда может вера спасти его? И далее подтверждает слова свои примером: аще, говорит, брат или сестра наги будут, и лишени будут дневныя пищи, речет же им кто от вас: идите с миром, грейтеся и насыщайтеся: не даст же им требования телесного; то кая польза, братие моя? Такожде убо и вера, аще дел не имать, мертва есть о

себе²⁵⁷. То же внушает и сам Христос у Матфея в главе седьмой: всяк, говорит, кто слышит словеса Моя, и творит я, уподоблю его мужу мудру, иже созда храмину свою на камени: и сниде дождь, и приидоша реки, и возвеята ветри, и удариша на храмину ту, и не падеся: а кто слушает слова Мои, и не творит их, уподобится мужу юродиву, иже созда храмину свою на песке; и сниде дождь, и приидоша реки, и возвеяша ветри, и опрошася храмине той, и падеся: и бысть падение ея велие зело²⁵⁸.

И так видите уже вы сами, слышатели, от сих и подобных мест Священного Писания, что совершенная и довольная ко спасению человеческому вера должна иметь у себя, на подобие виденной иногда Иаковом лестницы, два бока или тетивы: повиновение и дело. То есть, Должно во первых верующему пленить свой разум в послушание веры: а к тому требуется первое, чтоб не испытывал он, что ему не открыто; например, не спрашивал бы, где был Бог прежде сложения мира, и что делал? или где ад, и сколько занимает в себе места? не говорил бы опять, как можно было пастушьею Моисеевой палкою разделиться Чермному морю? или каким образом мог лев со агнцем поместиться в Ноевом ковчеге? или что за колеса полны глаз Иезекииль Пророк видел? Второе, чтоб все то содержал без сомнения, что ему Бог Своими ли, или Апостольскими и Пророческими устами открыть благоизволил: содержал бы, говорю, без сомнения, хотя уму его многие из тех откровений и непонятны; того бо ради (говорит Августин) и веруется, понеже не понимается. Ежели ж бы понимал все ум наш, не было бы чему и верить. И Амвросий Медиоланский в книге о Троице Святой учит: возьми прочь доводы, где вопрошается о вере; в самих Гимназиях своих Диалектика да молчит; рыбакам верится, не диалектикам. По пленении же разума своего в послушание веры должно верующему уже такие и плоды свои приносить Богу, каков корень насажден в нем. Должно, говорю, и жить уже ему так, как он верует. Чтоб можно было ему истину веры своей засвидетельствовать непостыдно, буде ли б кто с Иаковом Святым вопросить его захотел: покажи ми веру от дел твоих²⁵⁹? Так например, не довольно было приходящим ко Иоанну креститься от него, и веровать во грядущего Мессию; но увещевал их Иоанн Святый, чтоб и плоды достойны сотворили веры своей²⁶⁰. Кратко, но весьма ясно оба сии свойства совершенной веры изобразил негде Августин: с любовью, сказал, сопряженная вера есть Христианская, без любви бесовская: а которые никак не веруют, хуждшие суть и самых демонов, понеже бо и беси веруют, и трепещут, по свидетельству Писания²⁶¹.

Ну ж убо теперь приблизимся мы мыслями нашими к нам самим, о слышатели! и рассмотрим с прилежанием, есть ли в нас описанная выше от Апостол и Учителей церковных вера? Боюсь я сказать, что нет. Самое бо знамение Креста Святого, которое мы на себе изображаем: самое имя Христианское, которым души наши запечатлены; самое наконец исповедание веры православной, которое повседневно у нас читается, подает всякому ясное свидетельство, что мы от числа верующих: и ежели б только не мешали оные Евангельские слова: не всяк глаголяй Ми, Господи! Господи! внидет в Царствие небесное²⁶²; то бы кажется и довольно было сего показать, что мы прямые и совершенные Христиане; но понеже от приведенных оных слов Евангельских противное утверждение приемлется, то уже не поскучайте, возлюбленные слушатели! когда я следующие предложу вам вопросы. Ежели в нас вера есть; то откуда в нас многие неверные, разве только пристойные взошли обычаи? Ежели в нас есть вера; то почто язычески, а не Христиански жительствуем? Ежели есть в нас вера; то откуда свары, раздоры, клеветы, зависти, осуждения, неправды, студодеяния, и подобная злая так вкореняются в нас пространно? и да ближе приступлю: ежели веруем мы, что Бог истинен есть по существу Своему; то как смеем в словах Его, то есть, Священном Писании многие находить неисправности и сумнительства? Ежели подлинно содержим мы, что Бог всемогущ есть; то почто уже по следам беззаконного Охозии мимо Бога к Ваалу, к подобострастным, говорю, нам людям, и другим слабым защищениям во время нужд и бед наших прибегаем? Ежели не сумнительно то нам, что Бог милосерд есть; то откуда в прошениях уныние, и спасения последнее происходит отчаяние? Ежели верим, что Он праведен; то для чего ропщем, и как бы гневаемся на Него, когда Он по праведным судьбам Своим предает иногда нас здесь жестоким неким казням? Еще нечто сказать хочу: ежели не за басню у нас ставится, что есть блаженство вечное по смерти Святым приуготовано, и геенна огненная грешникам не кающимся; то почто Святых следам не подражаем? почто без покаяния во грехах наших чрез всю жизнь валяемся? И да умолчу прочая бесчисленная; об одном напоследок вопрошаю: ежели веришь ты, Христианин! что в Святейшей Евхаристии самое есть Пречистое Тело и Кровь Христа Господа твоего; то как ты не примирившись с братом твоим, как не омывши теплыми слезами скверну души твоей, дерзаешь приступать причащатися страшной Тайны сея? или как ты причастившись ея, и сделавшись как бы во едину плоть со Христом, смеешь творить уды Христовы уды блудничи, растлевать храм Божий, и всяких нечистот новым быть вместилищем? Воистину вся сия и подобная весьма малую в нас веру быть доказывают. Но с позволения Твоего сказать, Ты нас о сем пожалуй и не истязывай, пресладкий наш Иисусе! Дивно ли что нет в нас прямой и совершенной веры, мы еще чуть ли и имя ея знаем; прикажи наперед спросить нас, что есть вера? И увидишь, буде ли сотая часть из нас осмысленно на сей вопрос отвечает. Да и нельзя кажется нам в вину то причесть, Господи! отцы нам из млада не догматы веры во ум вкореняли, но световым хитростям и забавам приобучать только старались: чтоб хотя и не были мы добрые Христиане, да были б добрые политики. Власти нас также в церковь ходить, и проповедуемого Слова Твоего со вниманием слушать не принуждали: они только требовали от нас, чтоб мы исправно служили им, а Тебе хотя б как-нибудь. От пастырей и душехранителей наших также в наставление ничего мы почти не слыхивали: им учить нас казалось будто их чести непристойное или и со всем излишнее дело. А хотя когда и слушать мы учения их удостаивались; но понеже весьма нечастое то случалось, припомнить их речей всегда не могли. Прочие и сами еще наставления требовали: они нам на всяк день прочитывали Евангелие Твое; но что читали, чуть ли разумели и сами. Поистине, когда б Филипп Твой оный, который иногда к евнуху Эфиопской царицы, чтущему на колеснице Пророка Исаию, пристал, пришел, и спросил многих из них во время чтения их теми ж словами, какими того евнуха спрашивал: разумееши ли, яже чтеши²⁶³? Услышал бы во ответ от них то же: како разумеем, аще не кто наставит ны? и от кого ж бы мы, будучи в таких положены обстоятельствах, могли получить укрепление в вере нашей? когда свет тьма; то тьме как уже не быть тьмой? Здесь то ясно исполняется притча сия, Тобою ж Самим сказанная: слепец слепца водит, и за тем оба в яму впадают²⁶⁴. Однако ж чуть ли нам оправдить будет себя пред Христом сими резонами, как придет 0н судить живым и мертвым, слушатели! Хотя бо и не имели б мы от вне понуждающих причин; но имели внутрь нас зовущую на всякое доброе дело благодать Божию. Хотя по несчастию нашему и доставались нам такие пастухи, которые ни на пажить духовную выводить, ни от хищных и душетленных волков предостерегать нас радели; но сие было многажды по нашему ж избранию или соизволению, а по Божию в наказание грехов наших попущению, которого однако ж мы притом не чувствовали, и большего самого благополучия лишаясь, совсем благополучными нас быть думали. Хотя и родители наши воспитать нас в составляющих истинного Христианина элементах мало старались: так могли мы уже в возраст пришедше сами от Писания навыкать тем. А может быть, признаемся, и то еще бывало, что и отцы нас увещевали, и власти понуждали, и пастыри учили; но мы ни на что на то не смотрели, вся их увещания и советы в смех един обращали, и поступали напротив так, как нас развращенная по всему водила собственная наша воля. И что ж уже буде ли так конечно: не отраднее ли будет Тиру и Сидону в день судный, нежели нам? Что говорит Христос о Иудеях не покоряющихся спасительному Его Евангелию? аще не бых, говорит, пришел и глаголал им, греха не быша имели: ныне же не имут вины (извинения) о гресе своем²⁶⁵.

Но убо что ж бы нам в таком случае, сделать надлежало, возлюбленные слушатели? Надобно нам пасть на колени, и просить умильно со Апостолами Христа, чтоб приумножил нам веры. Надобно еще молить, чтоб таких нам давал Он пастырей и учителей, каковых днесь песньми своими ублажает матерь наша Святая Церковь; то есть, которые б неленостно о надлежащих до веры нашей вещах внушали. Вера бо от слуха: како же услышит кто, аще не проповедано ему будет? обое говорить Апостол²⁶⁶. А притом и самим стараться надобно, чтоб не именем нагим, но и делом засвидетельствовать нас верными пред Богом и всеми людьми; чтоб иногда не было сказано кому чрез Апокалипсичника (Тайнозрителя): имя имаши, яко жив, а мертв еси²⁶⁷.

Впрочем никто не мысли, будто уже ты совершенно веру твою оказал пред Богом, когда неделю или две попостился, или на поклонение Святых мест куда съездил, или нищему из золотого твоего кошелька три медницы выбросил на пищу, или что другое подобное сделал: сие все не худо, все похвально, но в то время, когда мы сердце наше все Веруемому посвящаем. Тогда то мы прямые, верные бываем, тогда Христиане. А буде ли сего Фундамента наперед не положим, все наше здание будет суетно, и ни к чему негодно; и того ради памятуем мы сие крепко. Аминь.

Отселе узрите небо отверсто.

Ин.1:51.

Нынешнее Евангелие.

Великого страха и несказанного ужаса, слушатели благочестивые! наполнились мы в прошлой сыропустной неделе, когда Церковь Святая, воспоминая изгнание Адамово, представляла нам, как Бог раздражен его преслушанием, выгнал его вон из рая сладостей, приставив ко вратам того Херувима с пламенным оружием обращающимся, чтоб не только ему самому, но и всему бы его племени входа туда не было. И не так мы о заключении земного, как небесного рая, которого образом тот был, тужили. Ныне же слыша от Евангелия о небеси отверстом, хотели бы той отложить страх, хотели бы печаль оную переменить на веселие и торжество духовное; но то нас еще в сомнении оставляет, что отверстое небо то видеть обещается мужу льсти непричастному, Израильтянину истинному, Христова имени исповеднику велегласному, Нафанаилу то есть, и ему подобным. А нам грешным есть ли в том какая надежда? когда душа наша окаянная разрешится от плотского союза, когда восторжется лютыми аггелы из маловременной сей жизни, когда, оставляя сию персть персти, сама как бессмертная во страны вечности отойти принудится, то отверзутся ли ей врата небесная? Не знаем. Знаем довольно, что Христос Сын Божий ради всех, а следовательно и ради нас Крестом Своим отверз врата сия, чрез только времени заключены до Него стоявшие: знаем довольно, что и мы в наследие небесе имеемся призваны. Но увы, о горе! потеряли мы во грехах данную нам от Христа сию привилегию, лишились за беззакония наша благ тех вечных надежды, и небо нам опять затворилось. Что ж убо теперь мы сделаем, грешники! отчаемся ли вовсе спасения нашего? Никак; будем благонадежны. Хотя Кровью Сына Божия отверстая дверь небесная за многая злая и Богопротивная дела наша и опять нам затворена; но однако ж имеем еще мы способ, чем вновь отворить ее; а именно, признаем нас быть грешников недостойных небесного жительства, и со упованием на ту же помянутую Кровь Сына Божия исповедуем пред Богом грехи наша; то и небо нам опять отверзется. Признание бо греха, истинное и смиренное того пред Богом исповедание, есть то самый лучший после заслуги Христовой ключ, отверзающий нам небо и вся сокровища милости Божия. Есть ключ самый лучший, да и необходимо нужный: как то следующим кратким показать я намеряю словом, в пользу готовящихся в сии постные дни по обычаю христианскому к исповеди и причастию Святых Таин. Придите убо которые искреннее желание имеете, из грешника праведником статься, и Нафанаилову жребию в зрении отверстого вам неба приобщиться, с прилежанием, что даст мне сего дня Господь сказать, послушайте.

Во-первых же сие выслушайте: какое признание греха есть ключом, отверзающим нам небо. Понеже признание греха бывает в людех неодинаково.

Бывает иногда признание греха в человеке отчаятельное; каково было например в Иуде, который пришедши в собрание пред Архиереев и старцев, голосно говорил: согреших, предав кровь неповинную; а потом, повергши сребреники, цену Крови Христовой, пред ними, пошел и удавился²⁶⁸. Но не такова Бог от нас признания греха требует.

Бывает еще признание греха в человеке, сопряженное с тайным некоторым того ж услаждением; как-то и часто мы делаем; когда, хвалясь в себе, говорим: ох, как хорошо удалось мне съесть того человека! как легко обманул и прельстил я простую ту душу! и прочая. Но ниже сие признание отверзает нам небо.

Бывает опять признание греха в человеке иногда простое, то есть, без всякого рассуждения. Каковое есть тех людей, которые приходя к духовному своему отцу только одни слова произносят, например: я то и то сделал; более ничего. Не имеют они ни единого сожаления сердечного о грехе своем, ни рассуждают, какое лице беззаконным тем обидели делом; не думают, и какой казни за сие от Него достойны суть: а что всего горше, не рассуждают они при той суесловной своей исповеди и за что им Бог отпускает грехи, то есть, о заслуге Сына Божия ничего не помышляют, да и едва ли что знают; и есть ли что в такой исповеди пользы? Сие ли признание греха есть способом к получению от Бога милостивого тому прощения?

Самое убо истинное, и которого Бог от всякого грешника требует, познание греха (внемли всяк) есть сие: когда грешник тайным благодати Божия вдохновением возбуждаем, как бы от сна некоего пробуждается, и обозревся внутренним совести своей оком, познает, что он весьма худо сделал, что позабыл свою пред Богом должность; что преступил Его закон святой и непорочный; что осквернил данную ему чистую в крещении благодати Божия одежду; что наконец раздражил всем тем толь милосердого своего Отца; что разгневал, содержащего его дланью Своею, Бога; что опечалил, из небытия в бытие его произведшего, Создателя, и за тое достойно и праведно вечному от Него подвержен стался мучению. И усмотрев то, не стоит более на пути своих беззаконий, но бежит немедленно чувственными ногами своими в Церковь, а мысленными на Голгофу: припадает там к распятому на сей горе за его беззакония Сыну Божию всем сердцем и душею, и припадая к единосущному Его Отцу, вопиет на небо: Отец мой небесный! согрешил я на небо и пред Тобою, попрал Твою милость, огорчил благость, сделался мерзость Ангелам и человекам; и ведаю, что ничего во мне достойного прощению Твоему не находится; ничем не могу за толикую злость мою удовлетворить, или возмерить Твоему Величеству; наг есмь от всякой помощи, и оправдания ни единого принести Тебе не имею: но Ты Сам, яко естеством Твоим благий, видя такую нас грешных бедность, промыслил нам ко очищению душ наших способ; Ты Сам послал к нам единородного Твоего Сына, чтоб всяк веруяй в Него не погиб, но имел живот вечный. И я верую, что Он подлинно есть Спаситель мира, от век Тобою нам чрез Пророков обещанный: верую же, и что сии язвы, сии гвозди, сей Крест и смерть, которую Он претерпел, претерпел удовлетворяя Твоей правде за спасение грешников, в которых я самый нахожусь первый. Молю убо Тя, прими сию за меня грешного в плоти Самого единородного Сына Твоего принесенную Тебе жертву, и загладь кровью Его до конца грехи мои, истреби неправды, омый ею скверную мою душу, и прежней благодати Твоей и спасения сподоби. Сие-то, говорю я, слышатели! едино истинное, сие святое и богоугодное греха в человеке познание, сие отверзает грешникам небо; сие вход нам в Царствие Божие приуготовляет; сие милость и прощение у Бога нам ходатайствует.

Что же оно так есть неложно, свидетельствует святый Амвросий, где такое составляет к нам о том поучение: «премного повинному помоществует целомудрое исповедание, и от казни, которыя избежать не можем, стыдом облегчеваемся»²⁶⁹.» Свидетельствует Киприан опять святый, где пишет такие речи: «первый степень есть милости Божия познание греха»²⁷⁰. Тоже самое подтверждает и Григорий Великий: «начало, сказывает, просвещения есть смиренное греха исповедание»²⁷¹.

Ведая сие царствующий Пророк ничем более, во грехе своем будучи, умилостивить Бога и получить от Него прощение не надеялся, как тем, что он признается сам, что пред Ним согрешил: омый мя, говорил, от беззакония моего, и от греха моего очисти мя: яко беззаконие мое аз знаю, и грех мой предо мною есть выну²⁷². Да и удалось ему в том намерении, как можно всякому приметить от оных его речей: рех, исповем Тебе Господи, на мя беззаконие мое: и Ты оставил нечестие сердца моего тогдаже²⁷³.

Примеров истины сея полны как Ветхого, так и Нового Завета книги; но нигде так ясно, по моему мнению, нельзя сего усмотреть, как на благоразумном оном разбойнике. Не два ли бо разбойника при Христе были распяты? не за равная ли оба злодеяния? но почто же един из них прощение грехов себе принял, и наследовал небо, а не и другой? Говори кто, будто он, когда бежал Христос во младенчестве от Ирода во Египет, избавил Его от смерти, отняв от убийственных рук своих товарищей: вымышляй, ежели хочешь, и другие тому причины; а Евангелие Святое явственно нам представляет, что он тем единым милость себе снискал у Бога, что признал грехи свои, и исповедал, что праведно он такую казнь терпит. Когда бо тот разбойник хулил Христа, сей говорил: ни ли ты боишися Бога, яко в том же осужден ecu? И мы убо в правду, достойная бо по делом наю восприемлева: Сей же ни единого зла сотвори; а потом обратившися ко Христу со умилением сказал: помяни мя Господи, егда приидеши во Царствии Твоем. Что ж на то Христос? Аминь глаголю тебе, днесь со Мною будеши в раи²⁷⁴. И кто ж бы отсюду не научился, что признание греха, и исповедание того смиренное, сопряженное с верою во Христа, есть самый лучший ключ ко отверзению врат небесных и получению всякиой милости Божией?

Следует еще доказать, что он необходимо к тому нужен. Мню бо, что иные теперь помышляют, что, ежели восхощет Бог, отпустить им грехи их и без того, по милости Своей. Вопрошаю убо: если бы который человек лютою страдал огневицею, или иною какою жестокою внутреннею заражен был болезнью, то что бы ему во-первых делать надлежало? Я чаю, скажете, искать врачевства от искусных в том лекарей. Хорошо: а если бы человек тот так был глуп и нечувствителен, что хотя болезнь в нем сильно бы вкоренилась, и лекари бы ему ясно представляли, что оттуда скорая ему последовать имеет смерть; однако ж он бы не только не требовал к возобновлению первобытного своего здравия никаких от них советов, но еще б хвалился, аки бы он совсем здоров был, и никакого в себе не признает недуга: то могло ли бы ему что воспользовать хотение лечить его врачей тех и искусство? Воистину ни сам Гален, чаю, ничего б тут не сделал. Таким же убо образом и грешник, пусть хотя б врачевство покаяния пред очами его лежало, и духовные бы физиогномы, учители то есть церковные, ясно в нем болезнь его доказывали, и Бог бы Сам облегчения от той болезни ему всячески хотел; выздороветь, то есть получить отпущение грехам своим от Него отнюдь не может, ежели сам не признает в себе того недуга, ежели сам не исповедает пред Ним себе быти грешника. Ежели ж признает и исповедает, то конечно исцелится, конечно в милость Свою по прежнему Господь его приимет.

В чем (видеть может всяк) Бог также с грешниками поступает, как лев с животными. Лев, сказывают, ежели которое животное самовольно падет пред ним, и пред ногами его простерто ляжет, никогда его не вредит; стоящих же и противящихся ему люто растерзывает, снедает и поглощает. Но так вот и Бог мнящихся стояти и оправдающих себе пред Ним человеков отвергает, как не очень давно слышали мы о Фарисее; падающих же пред Величеством благости Его, и с сокрушением сердечным помилования от Него ищущих, хотя б какие они грешники ни были, милует, прощает, сверх сего и небесной сподобляет жизни, как то выше сказано о разбойнике: более же в неделю блудного сына, когда я разные лица в пример милосердия Божия к грешникам приводил вам.

И трудно ли бы, кажется, слушатели! сие грешнику сделать? сами вы подумайте, тяжко ли разверсти уста пред Священником, и исповедать пред всеведущим Богом, что он такой и такой имеется грешник? Но противно тому поступает грешник: он не только сам своих грехов признать не хочет, но и, ежели б другой кто о них во исправление ему ж напоминал, не терпит: и за тем – то убивается Клит от Александра; за тем Прексасписов сын состреляется от Камбизеса; за тем Иоанн усекается от Ирода; за тем и ныне проповедники не любимы и поносимы от многих бывают. Да не дивно уже, что публичное обличение (хотя и не на лице наше и на добрый конец бываемое) столько нам не сносно: дивно, что и приватная, между нами одними и Священником, по установлению Церкви, совершаемая исповедь, так нам тяжестна, что мы на нее как бы на некое идем мучение; и оттуда делается, что иные в год, иные в два, а иные и во всю жизнь свою ниже единожды исповедаются. Дивно сие, воистину дивно. Говорит Тертуллиан: ластовица ослепленных птенцов своих умет воочать от своего гнезда; олень, стрелою пронзен будучи, также, чтоб железо из язвы его вышло, знает себе лечить диктамном: а грешник, разумное будучи животное, уставленного от Бога к возобновлению душевного здравия его способа не знает, или и знает, да мимо проходит его²⁷⁵. Что ты это грешник делаешь? или ты стыдишься твоего пред Богом покаяния свидетеля? Но не стыдись: он сам не Ангел, таким же грехам подверженный человек. Или ты боишься его? Но не бойся: он не имеет в руках своих меча, только во устах имеет сии слова: прощаю тя, и разрешаю от всех грехов твоих. Или ты не знаешь, наконец, что действительно в нас бывает сие таинство? Но Христос Сам Апостолам, а по них и звания их преемникам дал сию власть: имже отпустите грехи, отпустятся им: и имже держите, держатся²⁷⁶. И потому верить непременно всякому должно, что когда на земли Священник разверзает уста своя, разверзает и Бог на небесах: когда Он здесь говорит, прощаю, говорит на Престоле Своем сидя то же самое и Бог. Догадываюсь я, что многие не хотят исповедаться еще за тем, что не надеются грехам своим прощенным быть по их величине и жестокости. Но что ты сделал? вопрошает всякого такового негде Августин: сделал ли ты что такое безмерное, тяжестное и страшное, что и помыслить теперь о том ужасаешься? или ты Самого убил Христа? уже нет сего дела злее, потому что нет Христа лучше; однако ж и сей бы грех тебе отпустился, как и вещию самою Иудеи, распеншии Христа, которые после уверили в Него, получили себе прощение²⁷⁷. Доселе Августин. Но оставлю я более о таких неразсудных людях речь простирать. Скажу, что мы сами хотя убеждены Христианским именем или обычаем и приходим когда на исповедь; да так ли повинное наше к Богу пишем доношение, как совесть нам свидетельствует? Нет! по приказному, то есть с прикровением великости грехов наших, со умалением злости их, и со всяким себе извинением: я бы, говорим, того и не сделал, да такие и такие вины мене к тому привели: не украл бы, да бедность мене принудила; не нарушил бы правды, да жить бы было мне нечем; не жил бы так роскошно и щегольски, да место и честь моя того требует. И сия ли есть исповедь наша? так ли мы обличаем себя пред Тем, Который и без нас про нас все ведает? Ей, не исповедь сие, празднословие и обман единый! Ей, поверь, душе грешная, что ты ни единой себе от такой исповеди не приимешь пользы, но разве еще большее приимешь от нея осуждение!

Посему убо если хотим мы, слышатели, получить от Бога отпущение содеянным грехам нашим, то что прежде должны сделать, заметьте. Должны прежде опасно внутрь нас испытать совесть нашу, и признаться сердечно, в каких злых истаевает душа наша: признав же, должно идти того ж часа немедленно к безмездному душ человеческих Врачу, Богу, и донесть, каким мы недугом страждем. Должны, говорю, исповедать: что злое мы пред Его благоутробием учинили. Исповедать же должны как? Первое, совершенно, то есть без всякого извинения или умаления вины нашей; второе, ясно, то есть без всякой утайки, как и когда мы что делали, и колькратно деланное повторяли; третье, смиренно, то есть должны мы в исповеди нашей всячески себе осуждать, сокрушаться, плакать и тьмам самых геенн повинных нас творить: а не была бы исповедь наша кощунства и презорства некоего исполненна; четвертое, должны мы исповедаться истинно, то есть со обещанием, чтоб впредь на грехи те не возвращаться. Более же всего что нам притом надлежит хранить? За Сына Божия, просто скажу, держаться; от Его заслуги оправдания искать; Его кровию всем грешным очищаться; веровать надобно, как я и выше объявлял; понеже без веры Богу угодить не можно. Пусть хотя кто и не единожды грехи свои исповедает, да ежели не будет он притом веры иметь, какова была в разбойнике помянутом, прощения вовек не сподобится. Но о сем пространнее должны будут сами пастыри и отцы духовные толковать приходящим к ним для очищения людям по заповеди Христовой: шедше, покажитеся Священником²⁷⁸. А моего предложения было только показать, каким образом и грешники с праведным Нафанаилом видеть отверстое небо, наипаче в день исхода своего отсюда, удостоиться могут. И понеже кажется мне, что я намеренное мое исполнил, того ради кончу уже слово мое благодаря о сем вся во всех действующего Бога. Аминь.

Бяху нецыи от книжник седяще ту, и помышляюще в сердцах своих, что Сей тако глаголет хулы? Мк.2:6,7.

Ныне чтенное Евангелие.

Ежели бы мене кто вопросил, как некоторого Философа спрашивали: которые больше всех глаза видят, слушатели? Я, ему ни о черных, ни о белых, ни о других качеств глазах не поминая, сказал бы, что завидливые. Он видят ясно не только сущую вещь, но и чего вовсе нет. Опыт чудного сего свойства их имеем мы на ныне помянутых у Марка Святого книжниках. Бяху, говорит Евангелист сей, нецыи от книжник седяще ту, и помышляюще в сердцах своих: что Сей тако глаголет хулы?

Приметили ли вы, слушатели, где сии ученые особы сидели и рассуждали? В Капернауме, в том дому, в котором Христос расслабленного, носима четырьмя человеками, одним словом исцелил: и в то самое время, когда чрезвычайный сей Лекарь неслыханное действие Свое в полумертвом том производил теле. А о ком им речь тогда была? я чаю, что уже давно догадались все. Ведь известное то дело, что когда новенькое и чудненькое на свет что-нибудь появится, много на рассуждение того люди иждивают слов. А что ж новейшее или чуднейшее могло быть, как объявленное над расслабленным действие Христово? О Нем-то убо и разговаривали сии господа, о Нем, о Христе. А что говорили? Подумал бы может быть другой, что хвалили и превозносили величие силы Божией, в Нем показываемой, и радовались, что Чудотворец такой восстал в них? Нет, нет: все не то. Они еще затмить славу Его, и дело опорочить старались пред народом. Сей сказали, хулы глаголет. О Боже мой! Хулы глаголет, кто? Христос! Хулит Бога, кто? Единосущный Сын Его! Какая правда! Христос, милосердуя над бедным тем человеком, и хотя не только тело уврачевать, но и душу его, сказал: отпущаются тебе грехи²⁷⁹. Полно тебе мучиться, вставай; Я тебе прощаю вину, за которую ты доселе расслаблен лежал. Отпущаются тебе грехи. А сии люди перетолковали на том же языке, да далеко инак Его слова: хулы глаголет на Бога²⁸⁰, шептать между собой стали. А что им было нужды такие примечания на Христовы слова издавать? Ничего больше, разве только, что ущерб их славе казался происходить оттуда, что не могли они таких чудес делать, каковы Христос делал, то есть, зависть возбуждением одна к тому была в них, которую они под образом своей о славе Божией ревности (как то и обыкновенно завистливым прикрывать свою злость некоторым видом добродетели) потаить весьма хорошо надеялись.

Видите убо, слушатели! что зависливые глаза видят и то, чего нет самою вещию. Они и во Христе усмотрели порок, Который греха не сотворил, и не обрелась лесть во устех Его²⁸¹. И какие ж се опасные глаза! мне кажутся опаснейшие они еще Василисковых, который, как сказывают, зрением своим убивает всякое животное. Да как бы то ни было, чуть ли не множество людей с такими глазами родятся и ныне. Впрочем я с моей стороны желаю, чтоб ни одного между нами не нашлось с таким зрением, и затем, не опуская сего благовременного случая, чтоб проклятый сей порок у всех во омерзение привести; хочу следующим словом моим доказать, коль велико зло есть зависть, а именно, что первейший из всех она грех, и несравненной во вселенной вред. Прошу любовь вашу со вниманием послушать доказательств моих.

Когда я сказал, что зависть первейший из всех есть грех, то думаю, что многие из вас, слушатели мои, подумали, что я в такой то силе сказал, будто бы от начала создания мира ни который грех в натуре вещей не появился прежде, как зависть. Правда, что и сему мнению могло бы найтись некое основание. Кто бо самый первый родил в мир грех? аггел, спадший с неба со всем своим единомысленным сонмищем. А какой же его был грех? Думают некоторые, что самолюбие; другие, что гордость; иные, что скупость не в деньгах, но в чести и славе состоявшая. Между темже суть и такие учители, которые говорят, что первоначальный грех его был зависть; аки бы дьявол, когда Бог совершиться имевшую под леты тайну воплощения единородного Сына Своего всем Ангелам в самом еще первобытии их открыть благоизволил, позавидовал тому, что Сын Божий человеческое естество, а не Ангельское, которое есть много благороднейше того, принять во ипостасное с Собою соединение восхотел; и вознегодовал, что он такому естеству должен будет кланяться. Однако ж что мне за нужда в сей спорной, и за тем не весьма надежной пристани стоять? Я ни по времени, ни по порядку, но по важности зла называю зависть самым первым грехом, и несравненным во всей вселенной вредом. На что многие и крепкие весьма имею причины.

Первое: что всякий другой порок одной какой-нибудь противополагается добродетели, например, сребролюбие щедрости, сластолюбие воздержанию, неправда истине; а зависть всем добродетелям враг есть: и не только одним добродетелям, но и всякому сказать вообще добру. Нет такова в свете добра, на которое зависть косыми не смотрела бы очами. Тяжестен очам её высокою честью почтенный человек, несносен богатый, рвется сердцем, когда разумнейший её кто показывается; тает удами, когда хотя мало благополучна кого видеть ей случается. Да пусть бы уже то: дивно, что ни которая и духовная добродетель от стрел ея не уходит. Будь ты хотя целомудрен как Иосиф, кроток как Давид, благочестив как Даниил; зависти однако ж совсем тем не минешь. Еще сколько будешь Святейший, столько жесточайше зависть тебе погонит. Посмотри, за что Даниила в ров ко львам повергают? За то, что он не отступал от своей веры; молился Богу, как было ему должно; хранил пост по установлению своей Церкви. Посмотри, за что гонение терпит Давид? За то, что с помощью Божией избавил Израильской народ от наглого посмеяния язычников; был всем мил за свои превосходные добродетели; сам Бог, за особливую кротость и смирение его, отменно от других его жаловал. Посмотри, за что и Иосиф продается в чужую землю? За одно то, что сны его великое ему достоинство предзнаменовали; другое, и больше за то, что не приставал к злым братии своей обычаям; и, храня верность отцу своему, доносил ему на них, что худо в них ни видел, как всякому от Бытейских книг ясно есть. И чтож уже может быть злейше такова порока, который ни одной не терпит добродетели?

Второе. Другие пороки известные у себя имеют пределы. На пример, во младенчестве не действует памятозлобие, в старости не жжет плотская похоть, свар не допущает тесная и крепкая дружба, немилосердие трудно вмещается в однокровных и купнородных, зависть же ничего того не рассуждает. Она и в стариках и в младенцах, и во врагах и в другах, и в чужих и в сродниках равное действие свое производит. Не сын ли бо был Александр у Филиппа? но не Александр ли и завидуя славе его, когда о знатных его победах известие получал, еще почти во младенчестве, с болезнию сердца к товарищами своим говаривал: отец мой все славные дела совершит, а мне что уже останется к прославлению имени моего? И друг, хотя друг, нельзя сказать, чтоб, ежели вышший его ты достоинством или богатством, на твоем месте быть сам не желал. И сей – то ради причины Клеобул, один из Греческих седи мудрецов, часто говорил: что дружеской зависти больше еще опасаться надобно, нежели нападений вражеских; потому что те бывают явны, а сия потаенна. Опыт показывает, что и малолетний отрок, когда сверстника своего в лучшем одеянии видит, некоторою, хотя несовершенною завистью внутрь движется на него. Впрочем все другие пороки на живых восстают, живых вредят: а зависть и на мертвых вооружается. Кто не знает, что Агафокл, Сиракузский Тиран, Гелонову великолепную гробницу разорил ничего больше ради, как только, что ведал он, что в честь и память великих и славных дел его она от народа царю сему сооружена была. О многих оклеветанных, многих обесчещенных, многих до ада осужденных от зависти по смерти не воспоминаю. Но что еще? Зависть не только касается живых или мертвых людей; но и до тех еще простирает яд свой, которых в самой вещи на свете не бывало? Пойдите вы мыслью вашею, слушатели, ко Океану прямо на то место, где недавно помянутый сын Филиппов, по долгом своем и многотрудном походе, и бесчисленных в нем над разными народами одержанных победах, возвратиться намеряя в Вавилон, приносит жертву Нептуну, бывшему мнимым у всех язычников морским богом: пойдите, говорю, вы, и послушайте, о чем он того бога своего просит и молит? Просит и молит, чтоб никто уже дальше его после не мог пройти, чтоб таким образом не сделалось его походу какова ущерба в славе. Какое ненавистное желание! А кто ж еще знает, не содержал ли он мнение Аристотелево (который был его учитель), что мир стоит от века, и конца ему никогда не будет? И буде ли так подлинно; то се вам, слушатели! ясный довод, какое зависть зло. Она в бесконечные простирается концы; и потому ей равного или подобного в пространстве зла другого найти уже никак не можно.

Третье. Все другие пороки престать скорее в человеке могут, нежели зависть. Примером сказать, престают люди злобиться, когда противники их пред ними смиряются; откидают также спесь, когда каким-нибудь случаем то, что спесивиться заставляет их, отнимает у них Господь: а зависть ничем, разве чрезвычайною благодатью Божией, уврачеваться не может. Пусть на завистливого пошлются беды, скорби и печали; он тем больше завидеть других благополучию станет, чем дальше отстоять от них будет. Пусть, наоборот сказать, излиет ему Бог и всяких благ изобильно, да только между тем ближнему его еще некоторую из тех уделит частичку; завистливый во всем том своем довольстве. нимало не будет доволен: но будет тужить, для чего и то не у него? для чего не один он сын у Фортуны? для чего и еще суть люди, не нищие, не совсем презренные, хотя ему и далеко неровные? И в сем-то разуме один философ, как спросили его о некотором человеке: для чего б он был прискорбен? сказал: либо сам-де он в злополучие какое впал, либо ближний его в благополучие пришел. Завистливому все одно, хотя самому в несчастии быть, хотя не быть самому в несчастии, да другого в счастье цветуща видеть. Для большего подтверждения вещи сей привожу я вам, слушатели, Амана, первого вельможу и наместника Артаксерксова. Слышите ли вы, что он, пришедши в дом, говорит к своим? Показывает им все богатство и славу свою, и рассказывает подробно, как его царь много полюбил; как первым учинил, и поставил правителем над царством своим; наконец не умолчал и того, что царица никого на пир к себе не звала, только его с царем, но однако ж после всего придал: ведайте вы, други мои! что вся сия весьма мало веселят меня, когда вижу я Мардохея в дому царском²⁸². Се коль неисцельна сия язва! Мало Аману было честию и богатством быть первым по царе своем; мало править всем государством его, за чем? За тем, что Мардохей, один Иудеанин, доступ ко двору имел. Но я крепко утверждаю, что, буде Аману Артаксеркс и престол свой уступил бы, не удовольствовалась бы и тем страсть его. Всем известно, что Cayл был царь, а Давид один от подданных его. Но от которого времени девическая оная во ушах Сауловых послышалась песнь: Саул победил тысящи, а Давид тьмы; не мог он по самую смерть свою любовно взглянуть на Давида, хотя как прилежно любви его не искал Давид²⁸³. О зло лютое, зло неуврачеваемое! хорошо о тебе Златоуст Святый написал: лучше змия во внутренних иметь, нежели зависть²⁸⁴; «змий бо, говорить он же далее, и с помощью лекарств часто изблеватися, и посредством пищи успокоиться может: а зависти такое естество есть, что угасить ея не можно: змий не вредит внутренних, ежели только пищу имеет; зависти хотя шесть сот трапез представь, душу самую терзать не престанет, не престанет даже до самой смерти. Но о зло всякого зла злейшее! можешь ли ты хотя уже по смерти конец себе иметь? Ах, и там нет от тебя покоя!» Молит богач Евангельский Авраама, чтоб послал к нему из недр своих Лазаря прохладить язык его²⁸⁵: для чего не иного кого просить он у Авраама, но именно Лазаря? Завидно ему стало, что Лазарь, который прежде пред враты его валялся, в таком напоследок обрелся покое, ему нестерпимая наследовавшу мучения: и за тем желал, чтоб хотя на мал час тот для его лишился своего покоя, пришедши на место его мучений. Так догадываются некоторые. Сие же не догадкою, но самою истиною говорят церковные Учители, что зависть, которая происходит во осужденных душах, по смерти от рассуждения славы Святых (которая ради того несколько им нарочно открывается) не меньше, как прочие, жжет их, мучения. Так точно в своих беседах говорит о семь Великий Григорий²⁸⁶: верить надобно, что прежде суда видят грешники праведников некоторых в покое их, чтоб о добре их мучились. Се убо имеете достоверного свидетеля, слушатели, что зависть и по смерти человека не умирает, но с ним купно в непросветимые снисходит темницы. И за тем обидел бы я ее воистину словом моим, ежели б не дал ей первейшего между всеми злыми места.

Да и хотя б не имел я помянутых резонов почтить ее таким местом, должно бы ей начальство сие приписать и того для одного, что она матерь и питательница есть всех зол. Которое бо зло не от зависти во вселенной произошло, и происходит? Корень есть всех зол зависть, говорит Киприан Святый, древний оный церковный Учитель: отсюду востает ненависть; отсюду гордыня надымает, нетерпеливость потрясает, вражда беснуется, гнев неистовствует; отсюду любовь братняя нарушается, истина пренебрегается, единство пресекается²⁸⁷. а И не сущую ли сей Учитель говорит правду? Обратим очи наши на прешедшие лета, которое в них знатное зло не от зависти учинилось? Убил Каин однокровного брата своего от зависти; Исав гонил Иакова от зависти ж; Авессалом восстал на своего родителя, также от зависти. Самому изгнанию Адамову, которого воспоминания нет нам ничего тягчае, не зависть ли же была причиною? Завистию диаволею, говорит Мудрец, смерть в мир вниде²⁸⁸. Что много? Во свете не было, и никогда быть не может большего зла, как убийство, над единородным Сыном Божиим от Иудей совершенное. Но кто ж подвигнул на такое неслыханное от века беззаконие человек сих? Также зависть. Ведяше, написано, Пилат, яко зависти ради предаша Его²⁸⁹.

Прочее, слушатели мои, знайте вы, что мы теперь в такое пространное вошли поле, что буде ли далее и далее поступать восхощем, то прежде день сей окончится может, нежели мы конца его видеть. Множество зол от зависти происходящих нельзя счислить. Величество греха сего переходит все пределы. О лютости и безобразии сего порока сколь больше кто рассуждает, столь больше оно ему оказывается. У него как у баснословной оной гидры под одной головой много других голов является. Лучше убо вместо того, чтоб мы Геркулесовы труды во описании ея поднимать имели сами, послушаем, как ее описывает Златоуст Святый. Зависть, говорит, есть зверь ядовитый, никакого прощения или извинения недостойна; всех зол и матерь и творительница²⁹⁰.» И на ином месте: „зависть есть зло смертоносное, человека в диавола, и еще в диавола самого злейшого претворяющее: зло такое, которого никакая злость злейша не находится²⁹¹. Но с позволения твоего сказать, златый Учителю! не много еще сказал ты, что зависть в диавола человека претворяет; мне кажется, что завистливый еще и диавола самого хуждше; диавол бо ни единому от своих товарищей не завидует, но человекам только; а человек человеку, своему брату, и сказать так, уду своему завидит, против рода и естества общего вооружается: что ни сам сатана не делает.

Я чаю, при семь описании зависти вопросить вы меня наконец пожелаете, слышатели: да есть ли хотя малая какая польза человеку, когда он в такое зло сам себя предает? Никакая, отвечаю я, кроме того, что зависть как червяк снедает, и как ржа тлит всегда его сердце. Он того добра, которое зависть разжизает в нем, участником никогда не будет; а вместо того призовет на себя еще страшный гнев Божий, и погибель последнюю. Примером тому ясным может нам быть вышеупомянутый Аман. Вы слышали, как он сильно завидовал Мардохею; а чтож наконец произошло из того? Мардохей еще в большую паче прежней честь, по причине зависти Амановой, взошел у царя; а Аман с высоты своего благополучия спадши, на том самом повиснул древе, которое было неповинному сему приготовлял. Какая ж еще по смерти сему пороку, возследует награда, и поминать нечего. Которую геенну на диавола Бог разжег, то сугубо еще на завистливых разжжет; поскольку худшие они в сем случае бывают и самого диавола, как выше доказано.

И так к вам уже обращаю я речь мою, слушатели! Видите вы сами коль великое зло есть зависть? изженем же того ради ея всеми образы из среди нас. Что нам о том печалиться, что ближнего нашего прославляет, и благословляет всещедрый Господь? Нам еще надобно о том радоваться, ежели Павлу святому последовать желаем, который с радующимися радоватися повелевает²⁹². Кольми паче, когда добродетельно живет кто, завистью не должны мы подыматься против его: нам надобно подражать ему, а не злиться на него. Ежели которую зависть иметь нам беспорочно, то разве тую, когда мы, видя добродетельного человека, станем желать, и тщиться сами быть таковыми ж. Сие точно написал в 3-й беседе на 1 посл. к Коринфянам Златоуст Святый: «ревнуй доброму, но только в такой силе, чтоб и ты был ему подобен, а не чтоб и его на свете не было.»

Во окончание всей настоящей моей беседы я вас, слушатели, прошу, как и мене самого увещеваю, чтоб мы на зависть других, хотя б она со всем своим полчищем вооружалась против нас, не взирали; и ради ея добрых поступок и дел наших, ежели суть оне какия, не оставляли. Зависть их нас не повредит, разве еще больше прославит, нежели как бы без нее мы были. Вить и Иосиф не был бы князем Египетским, ежели б не зависть в Египет привела его. Впрочем мы однако ж не временных, но вечных больше смотреть должны. Пусть хотя и удастся зависти землю у нас отнять по попущению Божию: так небо нам останется, которое, терпящие здесь, наследуют: а сего и довольно очень нам будет. Аминь.

Приидоша к Нему,носяще разслабленна носима четырми.

Мк.5:3.

Нынешнее Евангелие.

Чего любовь не делает! Посмотрите благочестивые слушатели! несут четыре человека единого ко Христу расслабленного; несут, не взирая на толикую труда тяжесть, ни предстоящих стыдясь людей множества, ниже неудобства во исполнении своего устрашаясь намерения; несут и видя, что не могут инак намеренного совершить, восходят на верх, в которой тогда находился Христос, храмины, прокапывают свод, и веревками спускают того пред Христа. И где ж ныне такую к ближнему любовь мы найдем? Видим от глада и жажды изнемогающих; и никто на них не призирает! Видим нагих, одежды и покрова лишенных, иногда мразом лютым, иногда зноем нестерпимым мучимых; и никто о том не сожалеет! Видим вдовиц убогих, сирот беспомощных, и других всяких людей бедных, от обид и озлоблений своих утеснителей горько плачущих и рыдающих; и нет, кто б от очей их текущие отер слез токи! И что более сожаления достойно, видим Христиан, неимущих надлежащего о Христе познания; видим верных, силы веры отнюдь не разумеющих, видим грешников, во тьме вражией заблуждающих, и во глубину зол смело поступающих; и нет, кто бы научил, кто бы исправил, кто бы к пути спасительному их наставил! О воистину счастлив нынешний расслабленный, что таковых нашел себе благотворителей! Не сподобился уже такой ни от кого милости оный у Евангелиста Иоанна поминаемый расслабленный, который жалостно говорил ко Христу: Господи! человека не имам, да егда возмутится вода, ввержет мя в купель²⁹³. Не имеют такового счастья и ныне в нас обретающиеся нищие, сирые и беспомощные; а наипаче рачителей около себя видят мало, которые большею, нежели еще оный расслабленный, то есть, душевною разслабою заражены, лежат на одре греховном как нечувственные, и никак не могут двинуться без носящего. И того ради я, хотящий как меня самого, так и меня послушающих к таковому благотворению и вспомоществованию возбудить несколько, предприемлю сего дня намерение, с Высочайшим Вашего Священнейшого Императорского Величества позволением, следующим кратким моим показать словом, что нет такой должности, которая нас более обязывала бы, нет дела, которое нам знатнейшую приносило бы пользу, как благотворить ближнему и способствовать в нуждах его; а наипаче согрешающего исправить, есть знатная пред Богом заслуга.

Начинаю же слово мое таким вопросом: скажите мне, молю вас, благочестивые слушатели! на что мы во свет родились, и на что от Бога созданы? на то ли, чтоб только ели да пили? Но сей бы ответ был Эпикура достойный. На то ли опять, чтоб только тешились созданными от Бога тварьми, чтоб увеселялись красотою их, чтоб удивлялись величине и различию; более ничего? Но и сей ответ не был бы совсем справедливый; понеже такой конец не мог быть в создании нашем, разве только посредственный: а вопрос имеется о конце, так от Богословов называемом, последним. Что убо такое подлинно есть он? на что человека Бог создал? не на то ли, чтоб человек, познавая от видимых тварей невидимого существа Его свойства, как то всемогущество и премудрость, блажил, славил и величал Его; величая же как крайнее добро любил Его; любя же всем сердцем, как Творцу и Господу служил Ему; и тем блаженную вечность у Него наследовал? Воистину сие главное в создании человека имел Бог намерение: обще весь хор учительский исповедает. А как же человек пред Богом сию исполнит должность? чем более Тому, Который во всем есть предоволен, и ничего от него не требует, услужить может, ежели не благотворением, являемым за любовь того к ближнему своему? Восклицает возлюбленный ученик Христов: не любяй брата своего, егоже виде, Бога, егоже не виде, како может любити²⁹⁴? И сие еще о любви сказано просто. Что ж надобно бы мыслить о плодах ея? ежели кто не делает добро ближнему, может ли сделать Богу? Явственно убо есть, что мы на то рождены и созданы, чтоб благотворили друг другу; в чем поборствует по мне и Святый Апостол, где пишет к ЕФесеом так: создани есьмы на дела благая, яже прежде уготова Бог, да в них ходим²⁹⁵. Да и всякому самому не трудно то приметить отсюда, что как придет Христос во уставленный день, страшный Свой над нами совершит суд, ни о чем так нас истязывать не будет, как о благотворении ближнему. Скажет бо, как видим в Евангелии, ошуюю Себе стоящим: отойдите от Мене проклятии во огнь вечный. А за что? Читайте далее: взалкахся бо, и не дасте Ми ясти: возжадахся, и не напоисте Мене: странен бых, и не введосте Мене: наг, и не одеясте Мене: болен, и в темнице, и не посетисте Мене. И хотя оправдать себе в том и извинить пред Богом грешники потщатся, говоря: когда Тя видехом в таких нуждах, и не послужихом Тебе? Однако ж напрасно; отвечает бо на то праведный им Судия: аминь глаголю вам, понеже не сотвористе единому из сих меньших, ни Мне сотвористе²⁹⁶. И кто ж здесь не видит, что которое благотворение показываем мы ближним нашим, показываем самому Богу? А понеже, как сказано, на то мы и созданы, чтоб служили Богу, и благими делами нашими прославляли Его: то уже знатно, что и должность сия всех нас безъизятно и всегда обязует. И потому не худо ли мы делаем, когда за нашими непотребными недосугами или забавами о добре ближнего попечение иметь отрицаемся, рассуждайте сами. Некоторая престарелая женщина, как прося Филиппа о рассмотрении своего дела, всегда от него вместо резолюции слышала: теперь не время; после, осмелившись, сказала: когда так, государь мой! оставляешь ты свою должность, то уже не зовись и царем; не царствуй. Я говорю, что могут воистину, могут таким же образом и нам нищие и бедные люди, когда от нас в нуждах своих помощи ищут, и мы на прошение их уха нашего приклонить не хотим, могут сказать: так не живите вы и на свете; вы бо богатые, вы сильные, на то сделаны, чтоб нам благотворили; а понеже сего отрицаетесь, убо недостойны и жить на свете.

Да не дерзнет же кто здесь гордостный с Евангельским законником оный вознести глас: и кто есть ближний мой²⁹⁷, о котором я столько пещись имею? Ближний твой, и раздранными рубищами покровенный нищий; ближний твой, и в темнице заключен сидящий; ближний твой, и который сапогов твоих ремни разрешает; словом, всяк человек есть ближний, есть брат, есть уд твой; следовательно всякому и благотворить ты должен. Да не презриши, говорит в главе 58 Исаия, увещевая к сему своего Израиля, да не презриши плоти твоей²⁹⁸. Не говорит, такого и такого человека да не презриши; но плоти твоей. И поистине которая от единого Адамля семени течет, и единого с нами естества есть плоть, наша то праведно называется. Но так, скажешь, и врагу, который головы моей ищет, благотворить мне надобно? Конечно; ежели бо в чем другом, а в милости особливо человек уподобляться должен Богу по учению Евангельскому: будите, сказано там, милосерди, якоже и Отец ваш небесный милосерд есть²⁹⁹: Бог же солнце Свое сияет на благия и злыя и дождит на праведныя и на неправедныя³⁰⁰: убо и мы, не рассматривая лиц, друг ли кто наш, или враг, благодетельствовать должны. Прекрасно о семь в беседах своих на послание к Римлянам, витийствует Златоуст Святый: «не скажи, мне, говорит, что тот человек вор или убийца есть, и того для не движется рука твоя милости учинить над ним³⁰¹; но и ежели тебя самого убить он хочет, ниже тогда гладом истаявающа презирай его; понеже ученик ты Того, Который самым распинателям Своим спасения желал, и на самом Кресте висящь говорил: Отче! отпусти им, не ведят бо что творят³⁰². Но приступить уже нам время к рассмотрению великой от всякого являемого к ближнему благотворения происходящей пользы.

Что мы думаем, слушатели! Не мог ли бы Бог и без нас всех удовольствовать нищих, пропитать убогих, защитить сирых? Воистину, Который из небытия в бытие произвел вся, учинить бы сие меньшее мог без труда: да для чего ж оставил их нам, чтоб мы о них промышляли, чтоб мы кипящие из очей их отирали токи? Не того ли для одного, чтоб, как Сам вышеупомянутый говорит Учитель, и те терпением, и сии благодетельствованием, снискали себе пользу? Кто бо, скажите мне, явил помощь убогому, и сам в нуждах своих не получил от Бога помощи? кто нищего напитал, и сам гладом погиб? кратко, чья добродетель с преизлишеством не была награждена от Бога? Принимал Лот странных, и пришельцев препокоивал в дому своем; и за то от огня чрез Ангелов избавлен был³⁰³. Умывал ноги, и под сенью своею прохлаждал Авраам путников; и за то Бога в трех Ангельских лицах угостить удостоился, и Исаака столетним родить возмог³⁰⁴. Напитала Сидонская вдовица алчущего Пророка; за то сама от голодной смерти сохранена была, и сына умершего жива опять приняла³⁰⁵. Погребал Товит, будучи в Вавилонском плене, которых непогребенных на площадях и улицах находил градских³⁰⁶; и за то не только от слепоты чудным образом прозрел, и сына своего сверх чаяния увидел возвратившимся в дом здрава, но и долголетен, и паче других благополучен во всем на земли жил. Сохрашил от рук безстудной Иезавели Авдий сто Пророков Божиих в пещерах неких, и кормил их чрез некое время; и за то сам дара пророчествия от Бога сподобился³⁰⁷. Навлин Епископ (что можно видеть в церковных Историях) от великой любви своей, хотя одного некоторой вдовицы сына из плена у Вандалов высвободить, как все уже имущество свое во искуплении других пленников иждил, и не имел чем того выкупить, сам, о дивное чудо! к варварам в плен за него пошел, и в копании огорода, как раб служил. И что ж? оставил ли его за такую любовь прославить Господь? Никак: не чрез долгое время узнали варвары, кто и какой он был, и не только его одного со всякою честью отпустили во отечество, но и всех, бывших плененных в той земли граждан его, ему даровали: и так он с великою славою и общею всех радостью возвратился в дом свой.

Но, да оставив другие пользы скажу; мала ли и сия нам от благотворения ближнему проистекает польза, что Бог за такие дела наши, наипаче когда они с покаянием сопряжены бывают, отпущает нам грехи, и достойной за них освобождает казни; как то можно не трудно научиться всякому от оных Данииловых к Навуходоносору, смущенному видением небес главою досягающего подсеченного древа (что ему скорую от Бога казнь прознаменовало) сказанных слов: грехи твоя, о царю! разсыпли милостынями, и неправды твоя щедротами убогих, негли умилосердится до тебе Господь³⁰⁸? Слова Данииловы легко подтвердить может следующий пример: жена некоторая за учиненную ей от Зинона Кесаря обиду многократно со слезами молилась Божией Матери, говоря: отмсти мене от Зинона Кесаря; и как чрез много дней от такой молитвы своей не преставала, явилась ей Пречистая Дева, и сказала: поверь Мне, жено! что давно бы отмщение за тебя Я Кесарю сотворила, но рука его воспящает Мне: был бо Зинон весьма человек щедрый и милосердый. Почему праведно сказал сын Сирахов: затвори милостыню в недрах нищего; и та измет тя от всякого озлобления³⁰⁹.

Напоследок, что сея пользы больше, что превосходнее быть может, когда мы милостынею и благотворением, которое к ближним нашим показываем, и спасения вечного наследниками делаемся? Видим бо, что где в наследие Царствия Своего праведных ожидаемый призывает Судия, умолчав другия причины достоинства их, сию как вящщую напоминает: взалкахся бо, и дасте Ми ясти: возжадахся, и напоисте Мя³¹⁰, и прочая. Что, предусмотрев разумным своим оком трижды с кораблем опроверженный в море Апостол, благонадежно, пиша к Тимофею, говорил: да даст Господь благодать обрести в день судный дому Онисифорову, яко многажды препокои мя, и вериг моих не устыдеся³¹¹. Напротив же, кто должной к ближнему любви и снисходительства в нуждах его не показует, то что о нем златый Церкве Ритор беседует, на 2-е послание к Тимофею, послушаем: «аще, говорит, имений не подаяй в геенну отходить: то кто в нуждных смотря бедствующего, руки ему не подает, не паче ли сие постраждет?»

Впрочем хотя все дела милости, слышатели! препохвальны, все Богоугодны, и человеку преполезны: ни едино однако из них или пользою, или достоинством пред Богом сравнитися не может с тем, когда кто от греха какова отведет человека. Для чего? для того, что там тело изнуряется, здесь душа бедствует: там глад или жажда мучит маловременная, здесь погибель настоит вечная. И что ж, пастыри, видя столько народа погибающа, дремлют? что учители унывают? что и мы все, о Христиане! о приобретении братий наших нерадим? или мы не слышим, каково нам за сие Господь награждение обещает во Евангелии? Иже, говорит, сотворит и научит, велий наречется в Царствии небесном³¹²: и у Иеремии Пророка: иже, говорит, изведет честное от недостойного, яко уста Моя будет³¹³. И того ради Павел святый, пиша к Солунянам в первом послании своем, говорит: кто нам упование или радость или венец похваления, не и вы ли, пред Господем нашим Иисус Христом во пришествии Его³¹⁴?

Но, о Павле священнейший! кто нас напоит духом твоим? кто ли облиет мужеством твоим? кто вкоренит в сердца наша любовь, которую ты имел ко братии твоей? Молился бых, говоришь, сам аз отлучен быти от Христа по братии моей, сродницех моих по плоти, иже суть Израильтяне³¹⁵. Ты убо, о Павле Божественный! не только раны, не только узы и темницы охотно ради обращения ближних твоих претерпевал; но и хотя бы сам отлучился от Христа, лишь бы они спасены были, желал: мы же и малейшего труда понесть, мы и единого часа ради души их побдеть не хощем. Столько народа с нами едва Христово имя добре знающих; столько грешников о спасении своем нимало нерадящих; столько натуралистов, фармазонов и ожесточенных безбожников со дня на день прозябает; а мы спим и не чувствуем, как сие вражие семя, как плевелы сатанинские в земли корени свои распущают, а пшеница тернием толь многоименных ересей подавляема, мало по малу истребляема бывает. О Господи Боже! возставь нам Святого Пророка Твоего Иезекииля, да возгремит во ушах наших: оле пастыри Израилевы еда пастыри пасут самих себе, не овец ли пасут пастыри? Сего ради слышите слово Господне: живу Аз, понеже учинена суть стада Моя в расхищение, и овцы Моя быша в снедение всем зверем сельным: сего ради се Аз на пастыри, и взыщу овец Моих от рук их³¹⁶. Но не подумайте от сих Пророческих слов вы, слушатели! что о обращении и исправлении грешников пещись есть то дело одних Архиереев и Священников; ежели и мы приметим что, в друге ли, или соседе, или домашнем нашем худое, да не попечемся о души его, не избежим осуждения от Бога: не извиним и мы себе, когда Бог о погибшем брате нашем вопросить нас: где он? Не извиним, говорю, себе Каиновыми словами: еда аз страж брату моему есмь³¹⁷? Что бо говорит Златоуст Святый? «Аще и вся исправит кто, а ближняго не воспользует, не внидет в Царство небесное»³¹⁸. И на другом месте ко всем мирянам обращает слово свое: «не думайте, что мне только одному о всех вас пещися надобно; но разделите, молю, сие служение со мною: аз всем беседую, а вы наедине комуждо; и кийждо да ищет спасения ближних».³¹⁹

По сему убо в заключение слова моего говорю я к вам, слушатели благочестивые! хотим ли мы и здесь, и в будущем веке обрести у Бога милость? То, ревнуя помянутым нынешнего расслабленного носителям, когда видим кого от нищеты и убожества тужаща, не мимоидем его без снабдения; когда плачуща, всяко утешить не оставим; когда алчуща, напитать не пожалеем; когда обидима, сколько сил наших будет, защитить постараемся. Более же всего молит сам Христос теперь чрез мене всякого, молит и увещевает, чтоб утопающему во грехе, или во тьме неведения заблуждающему подана была рука помощи, и не погибл бы нерадением нашим тот, за которого Христос умер; но по примеру Божественным любви огнем распаленной души Павловой, спасение ближнего, наше спасение; его живот, наш живот; его пользу, нашу пользу быть да вменяем; потому что все мы единого тела уды имеемся о Господе. Прочее, если не можно будет кому всего сказанного сего дня мною по выходе из Святого храма сего упомнить; то пусть хотя оныя краткие, написав на сердце своем, чаще прочитывает объявленного Апостола слова: благотворения и общения не забывайте: таковыми бо жертвами благоугождается Бог³²⁰, Которому честь и слава от всех тварей да будет во веки. Аминь.

Иже хощет по Ми ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет. Мк.8:34

Ныне чтенное Евангелие.

Избавитель рода человеческого, Христос Господь, слушатели мои возлюбленнии! спрашивает в нынешнем Евангелии: есть ли кто охотник идти по Нем? и что же бы мы на сие отвещать Ему хотели? Нельзя нам отрещись нашего звания: мы Христиане; мы в Его службу еще в крещении нашем записанные воины. Свидетельствует то имя наше; изъявляют хоругви, пред нами носимые; показывает печать дара Духа Святого, лежащая на душах наших. Конечно убо сказать нам должно на сей его вопрос, что мы все готовы Царю нашему последовать, куды Ему идти угодно. А понеже ленивый оный, у Матфея Евангелиста поминаемый, сын, который сказал отцу своему: иду, и не иде³²¹, не похваляется там: то уже и нам, слушатели! не довольно засвидетельствовать словом Христу оное желание наше; но надлежит и делом самым идти за Ним. А к сему потребно есть (Он же Сам объявляет), первое: чтоб мы отверглись нас самих наперед всего; второе: взяли бы кресты наши; третье, напоследок, чтоб, не склоняясь ни на десно, ни на шуее, прямо поступали за Ним: иже, говорит, хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет. Что ж сии именно значат слова Христовы? какова Он отвержения и крестоношения в последовании за Ним от нас требует? В пользу хотящих о том слышать, намерен я объяснить следующим моим словом.

Тяжко о том сожалеть должно, слышатели мои! что многие не в таком далеко разуме берут сии слова Христовы, в каком были они сказаны; то есть, будто Христос в сей силе сказал их, что ежели кто желает Его быть последователем, тому непременно н должно пойти в монастырь, остричь волосы, надеть черное власяное рубище. О Боже! о Творче небесе и земли! Не ужель только и живешь Ты в монастырях? не ужель и спасение наше у Тебя все заключено во власянице и острижении волос? О! коль многих, слушатели, такие толкователи словами своими обижают, когда неправым своим толкованием выключают из числа служителей Христовых благочестивых Царей, благоверных правителей, днем и ночью в розыскании правды потеющих судей, кровь свою за Церковь изливающих солдат, также и бедных поселянов, от праведных трудов своих прокорм себе имеющих, и еще самим власяная носящим пищу приуготовляющих. Не хотят ли сии учители все города в монастыри, всю вселенную в пустыню, всех политичных людей в диких зверей претворить? не думают ли коммерцию и все промыслы в людех от начала почти века еще продолжающиеся, пресечь? земледелание, Адамом и Ноем и другими праведники принятое, бросить? всякое властительство и правительство, самим Богом уставленное, в пещерах и погребах затворить? И что ж это иное, буде ли не явственно Павлу Святому противиться, который не признает за нужное бросать звания своя Христу последующим, но говорит: кийждо в немже звании призван бысть, в том да пребывает³²²? Что это опять иное, ежели не Петрово заглаждать учение, который и Царям и Князям повиноватися учит, яко от Бога нарочно учиненным: во отмщение убо злодеем, в похвалу же благотворцем³²³? Наконец, что это иное, буде ли не образ Монархии мира сего, самим Создателем и Содержителем его основанный, разрушать нагло? Не верьте вы, слушатели мои возлюбленные! не верьте душевредным таким толкованиям. Христос никогда и в мысли того не имел, не только не учил, чтоб одним только монахам был доступ до Него. Он не ради только монахов или пустынников в мир пришел; но ради всех, всякого звания и чина людей. Он равно Бог как власяницу, так и Порфиру носящих; как служащих, так и повелевающих. Принял Он в число учеников Своих рыболова Петра, не отвергнул и Никодима князя жидовского; не сказал опять нигде, и чтоб бросил он для того титло свое. Прочее да скажут мне сами такие развратники Священного Писания: монахи ли все были те Христиане, которых, похваляя Лука Святый в Деяниях Апостольских говорит: бе им сердце и душа едина³²⁴? или, хотя слышалось ли имя монашеское в первенствующей Церкви? а наипаче, где и когда Христос говорил: чтоб, кто хочет за Ним идти, оставил бы дом, жену, детей своих, и затворился бы во ограде монастырской, и подобное сему? Правда, что Он от некоторых лиц формально того требовал, чтоб они оставили домы свои и сродников; чтоб продали все, что не имеют, и дали нищим. Но от некоторых же только, а не от всех; а именно от имевших только быть служителями Слова Его; для того, что надобно было им рассеяться по лицу всея земли, к чему известным помянутыя вещи могли быть препятствием. Требует инде и от всех нас оставления всех вещей, но не в таком разуме. В каком же? Скоро увидим.

Но между тем не подумал бы кто, что я в разорение или укорение какое монашества такие речи произношу. Я хвалю весьма житие монашеское, как в подражание Христово установленное, ублажаю пустынных жителей, как презревших всю красоту мира сего и сладострастия плоти, Ангелов; превозношу девственников, как сочетавшихся единому своему Владыке. Но и сам Христос говорит во Евангелии, что не вси вмещают слова такие, но которым только дана благодать к тому свыше³²⁵. Ежели ж Христос Сам не нудит всякого к житию такому, то как уже мы смеем нашим учением налагать на других бремена, неудобь носимые? Воистину не черных риз ношения, ни уединения от человеческого сопребывания в самой вещи требует от Своих последователей Господь; и когда в нынешнем говорит Евангелии: иже хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет. Но чего подлинно требует? Послушайте.

Он когда велит нам здесь отрещись себе самих, то велит нам оставить все вожделения плоти нашей и склонности к сему миру. Кратко: велит Он нам здесь презреть собственную нашу волю; и не то все делать, что нам угодно, но что Ему. Так толкует сие место Великий Василий, и другие многие Учители церковные; и есть толкование сие во всем согласно словам Апостола Павла оным: иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми³²⁶.Всяк здесь ясно видит, что не признает Павел в сих словах своих последователей Христовых по званию, или одежде, или месту, но по отвержению страстей и похотей. Ежели убо кто хотя обрезал волосы, а не обрезал воли своей, тот конечно не отвергся еще Себя: и напротив, хотя кто и не обрезаны на голове носит волосы, да обрезано внутрь себе имеет сердце, тот какого б звания или чина ни был, прямой есть ученик и последователь Христов. Например, Царь, когда ради покоя своих подданных презирает свой покой, ради пользы церковной собственноличную свою Пользу, ради славы Божией своего имени славу; отвергся он себе самого, и есть истинный последователь Христов. Судия, когда ради любви Божией (Которого лице, сказать так на себе здесь носит) не касается взяток, обид и всяких неправд, сколько силы в нем, бегает; отвергся он себе самого, и есть Истинный последователь Христов. Купец, когда имеет случай обманывать приходящих к нему ради торгу, а не обманывает, но еще и безгрешные прибытки с бедными И неимущими Христа ради делит; отвергся он себе самого конечно, и есть также истинный последователь Христов. Одним словом заключить: кто б он такой ни был, да буде ли может непостыдно с тем же помянутым Павлом Святым говорить: не ктому живу аз, но живет во мне Христос³²⁷; он тот есть, который исполнил сию заповедь Христову: иже хощет по Мне ити, да отвержется себе самого. Для большого в сем совести нашей уверения, не скучно, уповаю, будет никому послушать самых тех слов, которые объявленный вселенныя Учитель в пространнее объясненных правилах своих к вопросу 6-му о сей материи написал. «Отвержение, говорит он там, ничто иное есть, разве глубокое всех вещей прежней жизни (препровожденной в пороках) забвение, и от собственной своей воли отступление».

А как мы рассуждали о отвержении себе, теперь, так должно рассуждать и о крестоношении, которое заповедает Христос последователю Своему следующими словами: и возмет крест свой.

Весьма бы нерассуден был тот человек, который бы вещественного креста чувствительный ношения образ преднаписан быть здесь от Христа всем Христианам, верил. О! когда бы то было, то уже бы все те лица без всякого сомнения райскими жителями почитать себе были должны, у которых часто и не по одному кресту на персях повешены бывают. Но не сие есть, слушатели! заповеданное от Христа на семь месте Его последователям крестоношение: сие только знак есть оного. Какой же подлинно крест взять Христианину здесь приказывается? Внемлем. Крест страданий за Христа; крест умерщвления плоти; крест всех зол, приключающихся в сей жизни, крепкого и непоколебимого терпения: как объясняет то в кратчайших правилах во ответе также на 6-й вопрос вышеупомянутый небоявленный учитель: готову, говорит, быть за Христа к смерти, умерщвлять свою плоть, на всякое бедствие за имя Христово великодушно поступать, и не иметь к сей жизни пристрастия; есть то свой крест взять по Христе. Таким образом несли кресты свои оные непреоборимые, на всю вселенную вооружившиеся, подвижники, которые негде говорят о себе пред Богом: Тебе ради умерщвляеми весь день: вменихомся якоже овцы заколения³²⁸. Правда, что не всяк может понесть крест сей; то есть, который понесли Святые Апостолы, или мученики; но и без нужды не приказывает Христос вдавать себе никому в такое искушение. И за тем то не говорит, чтобы взяли все крест один; но чтоб всяк свой, то есть, Какой ему под силу, или лучше сказать, какой от Бога пошлется (Который никогда не попущает человеку искушену быть больше, нежели он понесть может, по свидетельству Святого Апостола.) Например, обидел ли кто тебя? Стерпи ты сию обиду без отмщения; и возьмешь крест твой. Поругал ли кто имя твое? Ты его имя напротив благослови везде; и возьмешь крест твой. Труды тебе тяжки наложены от Церкви и отечества? Неси их безропотно; и возьмешь крест твой. Не всякому под силу крест и умерщвления плоти, которое чрез великий пост, всенощное бдение и многое коленопреклонение бывать обыкло. Так есть другой образ, которым исполнить таковые сию заповедь Христову могут. Который он? Тот, о котором Павел Святый, к Колоссянам пишущь говорит: умертвите уды ваша, яже суть на земли, блуд, нечистоту, страсть, похоть злую, и лихоимание³²⁹. А есть еще крестоношения образ, от которого и никто ни за чем отрещись не может. Какой он? Сраспятися Христу любовию, по примеру Павлову³³⁰; пригвоздить страху Господню плоти своя, по слову Пророческому³³¹; и всякой час образ Христовой смерти в душе своей носить написан; как-то то же желает видеть в нас Павел, где говорит: не судих ведети что в вас, точию Иисуса Христа, и Сего распята³³². Здесь надобно бы вопросить: носим ли мы которым-нибудь из помянутых образом крест наш? Но оставляю то всякому самому на рассуждение. Только говорю, что ежели ни которым не носим, то еще мы не Христиане; еще не можно нам сказать, чтоб в след Христов ходили мы; а следовательно и блаженство, до которого ведет путь Христов, еще в сумнении остается, будет ли наше. Впрочем приступим уже мы до рассуждения последних слов предложенного нам Евангельского текста.

После как сказал Христос: иже хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, придал: и последует Мне. Что сие такое? разве отвержение себе самого, и крестоношение повседневное не самое еще есть последование Христу? или и в правду ногами надобно еще поступать за Христом? но где Он? мы уже от самого Вознесения Его видимого с Ним не наслаждаемся сопребывания? Нет, нет, слышатели мои возлюбленные! не ногами, но желаниями, как говорит некоторый Учитель, сим путем идется. И воистину тот уже давно в след Христа ходит, кто, отвергшись себе самого, под крестом своим потеет. Но для чего ж приложил Христос оные слова? Первое, для того, чтоб мы шли путем сим не так, как жена Лотова, часто оборачиваясь назад: никтоже возлож руку свою на рало, и зря вспять, управлен есть в Царствии Божии³³³; но несли бы крест наш постоянно и мужественно так, как и Христос свой, по оному увещанию Апостольскому: терпением да течем на предлежащий нам подвиг, взирающе на начальника веры, и совершителя Иисуса, Иже о срамоте нерадив, вместо предлежащия Ему радости претерпе крест³³⁴. Второе, говорит негде Златоуст Святый, для того, чтоб мы ведали, что буде ли и крест какий понесет человек, но не будет в том несении самому последовать Христу, то есть, не ради Христа понесет его; труд сей будет суетен и ни к чему негоден. Кто бо не знает, что и работающие плоти своей без труда не бывают, и ходящие в след мира сего во многие впадают напасти³³⁵, как Апостол к Тимофею пишет? И сами они у мудреца в главе 5-й признаются: беззаконных исполнихомся стезь и погибели, и ходихом пути жестоки³³⁶. Но есть ли им оттуда какая польза? Никакова. Для чего? Для того, что не для Христа все труды сии подъемлются в них. Возьмите вы на рассуждение, слушатели! какую трудность превозмог Кодр Афинейский царь, который для освобождения от неприятелей своего народа, самого себя на смерть предал? Или, Курций оный Римский, который для спасения отечества жив в пропасть скочил? Но что ж? воспользовала ли им что-нибудь такая превеликая доблесть? Также ничего; потому что и их терпению сему не Христос концам был, но разве только собственная имени их слава. Хорошо об этом говорит один из древних учителей, что не смерть мучеников делает, но вина смерти. Что самое и о прочих добродетелях наших разуметь нам должно. Буде ли Христа ради мы их делаем, велики они пред Богом, и живота вечного нам ходатайственны: а буде ли иной для причины, никто от таковых дел похвалы себе у Бога или награды по смерти ожидать не может.

И так я в заключение нынешней моей сей с вами беседы, слушатели мои возлюбленные! молю и увещеваю всех именем призвавшего нас в наследие жизни вечной, Христа Божия Сына, чтоб мы, прельщает ли когда нас плоть наша, влечет ли к себе мир, совращает ли с пути правого дьявол, никогда ушей наших им не приклоняли, и душепагубных сирен сих песням не внимали; а шли бы тем путем, на которой многажды вышепомянутыми словами Своими призывает нас Спаситель наш. Стыдно бо нам воистину, стыдно Христовым именем печатлеться, а волю исполнять диаволю. Стыдно учителям и предводителям нашим звать Христа, а вещию отступать от Него, и ходить в след собственной нашей плоти и мирских похотей. Да и не лучше ли нам, сами подумайте, под знамением Господа и Творца нашего воинствовать, нежели под знамением врага и пагубника душ наших? Наконец, не забудь ты, о Христианин! о чем пред окончанием сей нашей беседы было говорено: то есть, что должен ты нести крест твой по примеру Христову, да и для Христа, а не для другого какого конца. Христос един центр всех дел и желаний наших да будет. Аминь.

Иже хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по мне грядет.

Мк.8:34.

Я надеюсь, что уже довольно известно любви вашей, слушатели! что то есть идти по Христе? А именно, что идти по Христе, есть то последовать учению Христову, и жить по примеру жития Его. Также, уповаю, и то всем безсумнительно, что отврещись себе самого, есть то оставить собственную свою волю, и отдаться в волю Божию: а Крест нести, есть терпением тещи на предлежащий нам подвиг. И в такой надежде будучи, не хочу уже я более толковать вам предложенных слов Христовых; но только хочу вопросить, для чего б мы так лениво ногами нашими следы Христовы терли? Весь почти Израиль (вижу я в книгах Царственных) обратился за бунтовщиком Авессаломом³³⁷; все последовали и беззаконному Савею, как он закричал в народе: нет нам части в Давиде, ни наследия в сыне Иессееве³³⁸; Авимелеху также, семьдесят братьев своих убийством укрепить свое царство хотевшему, весь Сихемский народ и другие прилепились в скорости, представляют мне книги Судейские³³⁹. А за Христом едва кого с крестом своим идуща усмотреть можно. Едва один и другой окружал Давида, когда он босыми ногами бежал от сына своего на горы³⁴⁰; едва один и другой из тысячи и Христу на Голгофу спешащу последует. Почто так мы, слушатели! оставляем Предводителя нашего? почто не подражаем Тому, Который путь, истина и живот наш есть? Или острота и жестокость пути сего устрашает нас? Но не устрашайся никто: путь сей гладок, и нет никакого труда кому идти по Христе; но все, что требуется от нас в том шествии, легко нам исполнить можно: как то я следующим кратким моим всякому, хотящему истину сию видеть, намерен показать словом.

Но притом, правда, должен я сам наперед признаться, что я таким рассуждением хочу поступить против общего народного мнения. Кто бо не ставит за великий труд, например, умерщвлять тело, отсекать природные почти всякому страсти, нести нищету самоизвольно, терпеть обиды, напасти, поношения и от меньшего безропотно, и другие Евангельские, по видимому многотрудны, исполнять заповеди и советы? Едино слово сие: отвергнись себе самого, кому не горче полыни и желчи кажется? от единого имени креста, который нести последователю Христову необходимо нужно, кто не содрогает? И за тем то один философ, как имел случай прочитать три закона: Магометанский, Моисеев, и Христов, Магометанский назвал свинским, Моисеев младенческим, а Христово

Евангелие невозможным назвал. К которому пристают много и известные противники Церкви, которые также, неправедно похитив Петровы слова, игом неудобоносимым волю Божию, нам в Писании Священном откровенную, называют; и говорят, что никак не можно человеку закона Божия исполнить. Но против сих бесстыдных на Бога клеветников, что сказать надобно, всяк видит: понеже, если бы Бог невозможное нам делать приказывал, да еще б и мучил за то, то бы Бог был всякого тирана жесточайший и неправеднейший; что о благости Божией и помыслить есть ужасно. Что же не только возможно, но и легко. возможно нам Евангельским идти путем, на то следующие привожу доказательства.

Первое, всяк знает, что не нам первым досталось идти сим путем; но еще прежде нас им прошел сам Законоположник наш. Не может здесь никто сказать, что налагает на нас Христос учением Своим бремя такое, которого Сам ни перстом не коснулся. Но велит Он нам, ежели хотим за Ним идти, терпеть; и Сам терпел³⁴¹. Велит любить не только другов, но и врагов; и Сам любил их³⁴², за чем и на кресте о распинателях Своих молился³⁴³. Советует пост иметь; и Сам чрез четыредесять дней ничего не вкусил³⁴⁴. Велит смирять себе пред всяким; и Сам ноги ученикам Своим умывать не возгнушался³⁴⁵. Велит оставлять себя ради Бога, и Сам то делал: не ищу, говорил, воли Моея, но воли пославшего Мя Отца³⁴⁶. Кратко, что Он нам ни приказывает, все Сам собою наперед искусил. А коль же сладко рабу в одном деле с своим господином упражняться? коль приятно монаху нестяжание, бдение и всякие монастырские труды нести, когда настоятель его образцом во всем том сам бывает? коль легко и солдату истаевать гладом, мучиться жаждою, страдать мраз и зной и всякие воздуха перемены, наконец и сражаться с неприятелем до излияния крови; когда главный его командир в тех же находится нуждах? Трудно казалось Александрову воинству, когда чрез много дней по безводным местам они заблуждали, претерпевать крайнюю чрез столько времени жажду; а когда увидели, что и сам Александр не меньше их тою истаевал; и хотя принес было ему некоторый солдат дождевой маленько воды, которую в некоей ложбине камня почерпнул медным своим шлемом, однако ж он не восхотел ее один пить, но собравши свое войско, вылил ее пред всеми, дая им образец в себе самом терпением побеждать такой случай: то взирая на Царя Своего уже как бы не чувствовали они оттоле в себе жестокого того, вся внутренняя их палящего огня; но только о Царе своем соболезновали, как можно видеть у Историков. Труда немалого дело было и под Нисою чрез студеную и быстротекущую реку сей армии переправляться; а как сам Александр наперед их в воду бросившись, поплыл; то уже весьма легко им учинить тоже стало. Таким же убо образом, говорю я, и путь Евангельский, пусть тесен, пусть жесток и труден; но когда сам Господь, сам Царь наш и Творец пройти им изволил прежде нас; то мы не ужель столько деликатны рождены, чтоб за Царем своим и Творцом идти не могли? Воистину легко и зело легко можем, только чаще к Голгофе сердцем нашим приступаем, чаще умные очи наши на сего Предводителя нашего вперяем, по совету Божественнейшего Павла: терпением, говорит он, да течем на предлежащий нам подвиг. А как? придает далее: взирающе на Начальника веры, и Совершителя Иисуса³⁴⁷.

Второе, легко нам приключающиеся в семь пути труды нести можно. Для чего? Понеже в несении трудов таких не одни мы сами собою находимся, но и сам Бог несет их с нами. Пособил иногда Пресладкому нашему Иисусу нести крестную тяжесть Симон Киринейский; а нам, за Ним последующим с небольшими нашими крестиками, не человек пособствует, но Бог: и будем ли мы с Таким Помощником крестоношения устрашаться нашего? или не слышим мы Павла Святого, что он о своих всех подвигах к Коринфянам пишет? Не аз; говорит, их несу, но благодать Божия, яже со мною³⁴⁸. Да и праведно: без Мене бо не можете творити ничесоже³⁴⁹, сам Бог Слово засвидетельствовал. Воистину убо когда так Бог нам помощью Своею во всех случаях присутствует, то уже пусть предложит кто мечи, ножи, огни и другая тьмочисленная мучения; мы на вся сия идти должны сердцем мужественным, и неустрашенным. Имеем бо с нами Того, Который вся может; следовательно, что нас когда преодолеет? какой трудности мы с Ним препобедить не возможем?

Третие, что облегчить нам еще может труды сии, слушатели! послушайте: обильное за них обещанное мздовоздаяние. Если бо купцу ради маловременногоо прибытка, моря и суши ногами перемеривать, дом, жену, детей на долгое оставлять время, притом вдаваться во всякие случаи бедственные и смертельные не трудно; если Иакову опять служить у Лавана чрез четырнадцать лет ради одной Рахили было легко; если Зопиру также обрезывать себе нос и уши и губы ради славы, которую оттуда в роде своем иметь надеялся, было весьма сносно: то нам ради вечной славы и бесконечного на небесех награждения, что будет учинить тяжестно?

Возжаждал иногда Давид пить от кладязя Вифлеемского, который был в те поры окружен неприятелями, сказал: кто мене напоит водою от кладязя Вифлеемска, иже есть во вратех³⁵⁰? Услышали сие три некоторые храбрые юноши, и тот же час побегли в лагерь неприятельский; продирались сквозь полки их долго, и конечно не без кровопролития: наконец почерпнув воду из кладязя, возвратились благополучно к Давиду. Здесь я вас на рассуждение призываю, слышатели! Цените вы сами, сколь много труда требовалось к такой услуге? а что ж их побудило на такой бедственной поход отважиться? Ничто более, разве честь, которую чаяли за то получить от Царя. Если убо они ради суетной честишки такой кровопролитный подвиг на себе принять не отреклись: то нам конечно бы уже стыд был пред ними превеликий, если бы Евангельского пути трудности в какую нас робость привели, не взирая на то, что Бог во Апокалипсисе побеждающему их сесть на Престоле Своем обещает.

Помним ли мы, как и сам Давид, приходя в полки Израильские, спрашивал: Что дастся тому человеку, который убиет Голиафа, общего всего Израиля посмеятеля? и как только услышал, что обогатит такого человека Царь богатством великим, и дщерь свою даст ему, и дом отца его свободен сотворит во Израили³⁵¹; немедленно устремился на такой жестокий поединок, который всем полкам Израильским не малый в сердце влагал страх: не более ли убо мы всяку скорбь не в скорбь, и труд не в труд поставлять должны ради Царствия Божия, когда такик нам в нем обещаны благая, которых око не видело, ухо не слышало, и на сердце человеку никогда не всходили³⁵²?

Правда, тесен и прискорбен есть путь, ведущий в Царство Небесное, как и Евангелие свидетельствует³⁵³; но есть ли сей тесноте или скорби какое сравнение с последующею за ней наградою, когда потрудимся на малое время, а вечно упокоеватися будем? На малое время со Христом постраждем, а на веки с Тем же воцаримся; чрез несколько лет или дней только напасти, беды, или гонение претерпим, а в бесконечные тысячи тысяч прославлятися за то станем? Не скажет ли всяк при таком рассуждении с Павлом Святым: недостойны страсти нынешнего века к хотящей явитися в нас славе³⁵⁴?

И сие-то мздовоздаяние, как читаем в послании к Евреям у того ж Апостола, имел пред очами своими Боговидец Моисей, когда «не хотя называться сыном дщери Фараоновой, убежал из двора Царского, и избрал лучше страдати с людьми Божиими, нежели имети временную греха сладость: большее богатство вменив, паче Египетских сокровищ, поношение Христово³⁵⁵. Сего ради мздовоздаяния и отец многих языков Авраам, оставив свое отечество, по чужим и далечайшим странам скитался, как в том же послании пишется: ждаше бо (говорится там о нем) основания имущаго быть града, емуже художник и содетель Бог³⁵⁶; то есть града оного, который в видении своем видел Святый Богослов как невесту украшенну сходящь с небесе³⁵⁷. Сие самое мздовоздаяние также привело мучеников за Христа пролить кровь свою; сие пустынников в горах и в вертепах скитаться учинило; сие всем Апостолам и многим Учителям с утратою не только своего покоя: но и здравия и жизни в проповедании Евангелия Христова потеть подало причину. Сие убо и ныне Царям диадимы, Пастырям омоФоры, воинам оружие, словом, всем нам в пользу ближнего предпринятые труды облегчить, сие в напастях и бедах нас утешить, сие в нищете и убожестве прохладить довольно будет, слушатели. Если бо мы, да с Апостолом скажу, в животе бы семь только уповающе были, то подлинно можно утвердить, в таких случаях окаяннейши бы всех человек были³⁵⁸; ныне же, понеже ведаем, что краткие здешние болезни, печали и нужды, когда со благодарением претерпеваются, то великою в вечности возмеряются наградою: все они должны нам показываться, как ничто. Но, увы мне! чувствую я сам, сие говоря, ин закон во удесех моих противляющся закону ума моего. Разум мне представляет, что подлинно то так; все здешние печали и нужды в сравнении против награды небесной суть ничто: а пристрастие плоти говорит тайно: как ничто? Вить уже в таком случае можно и честь потерять, славы лишиться, из богатого нищим сделаться: и мало ли то? О слабость! о немощь, враг мне сродный! напрасно такими словами дух ты мой смущаешь! Не лишится человек и сих всех, ежели путем Христовым пойдет: ищите бо сказано, Царствия Божия, и сия вся приложатся вам³⁵⁹. Впрочем, пускай хотя и подлинно таким путем идучи, в нищету или презрение у людей мы придем; но и так не потеряем мы у нас ничего, но только разве переменяем временную, то есть, славу на вечную, тлеемое сокровище на тли неустрашающееся, жизнь краткую, суетную и многобедственную, на вечную, постоянную и несказанной радости исполненную. Будут на нас, например, сердиться други; но приятствовать напротив станут Ангели и вси Святии. Не будем иметь сладостей; но услаждаться станем внутренним совести спокойствием и надеждою обещанных благ вечных. Престанем в цене быть у мира: но в похвале и славе иметься начнем у Творца нашего и Бога. И что ж сея измены лучше? что благополучнее? Воистину, праведен еси, Господи, как в делах, так и словах Твоих! Праведно сказал Ты в Евангелии, что иго Твое благо, и бремя Твое легко есть³⁶⁰! А которые противное учат, или думают, целым от правды отстают небом.

Наконец, не забудь ты, человек! что ты иногда в снискании чего временного более труда подъемлешь, нежели сколько требует от тебя Христос ради получения благ вечных. Памятуй всяк, что некоторый муж, как видеть можно, рассуждения весьма хорошего, сказал о сем: половина бы, сказал он, тех трудов, которыми многие, непамятствующии о спасении своем, вечную муку заслуживают, и еще бы половины меньшая часть довольна была к сысканию живота вечного. И не правда ли? рассуди сам: как легко разбойник или Манассия небо себе достал; каким же напротив трудом прочие разбойники и грешники во ад снисходят? Или, сколько потеют, например в нас славолюбивые, приискиваючи себе желаемых степеней: напротив же в каком покое пустынножители и прочие, презревшие ометы мира сего, пребывая, Царствия Божия наследниками делаются. Более бы о сей преполезной материи говорить надлежало; но довольно будет, ежели кто и это с рассуждением памятовать всегда станет, а не мимо ушей пропустит.

И так уже окончить я намеряю слово мое: оканчивая же к вам обращаюсь, слышатели благочестивые! и говорю: видела ли, любовь ваша, коль легко, коль приятно и сладостно есть тещи путем Христовым? Теките ж, когда так, им безотрицательно; не говори никто, что не можешь таких трудов понесть; ниже скажи, что ты не монах, и за тем не надлежать до тебе оные слова Христовы: иже хощет по Мне ити, да отвержется себе, и прочая; разве не хочешь иметь со Христом участия в том месте, куда Он тебе зовет сими словами, но оставляешь оное одним только монахам? а теките по Апостольскому гласу так, чтоб намеренного достигли³⁶¹. Вы бо сами довольно знаете, что хотя все в позорищи Римском текут, но един из них приемлет честь, то есть, который до конца не изнеможет в течении своем; и они убо о тленном венце столько подвизаются, а нам неувядаемый вечной славы предложен венец, и несравненно ли более стараться мы должны, чтоб начатые наши труды напрасно не потеряли, но чтоб возмог всяк из нас с ревностнейшим оным языков Учителем при кончине живота своего сказать благонадежно: подвигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох: прочее убо соблюдается мне венец правды, егоже воздаст ми Господь в день оный, праведный Судия³⁶². Аминь.

Кая польза человеку, аще приобрящет мир весь, и оттщетит душу свою?

Мк.8:36

Ныне чтенное Евангелие.

Благодарствуем Тебе, Христе Спасителю наш! что напамятовал Ты нам о душе нашей; а то мы было и совсем позабыли о ней! Да и как не позабыть? столько у нас дел, столько нужд, столько попечений всяких! Право, едва и времени на них стает: и тут ли же бы еще о душе рассуждать мы имели? О бедная душа! нет у нас ничего тебя ближе, нет ничего и далее! Первая ты в нашем вещественном составе, последняя в нашем помышлении и тщании! Но убо потерпите, слушатели! чтоб хотя в награждение того теперь мы несколько побеседовали о ней: а во основание всей нашей беседы да будут самые оные Спасителя нашего слова: кая польза человеку, аще приобрящет мир весь, и оттщетит душу свою? Я не буду ничего лишнего заводить, чтоб ко утруждению претружденных толь многими делами и попечениями следовать могло: но только, что потребно найдется к лучшему объяснению оных Христовых слов, чтоб могли мы знать, сколь великая тщета и вред человеку, когда он потеряет душу свою, хотя б и всем миром между тем овладел, предложить имею.

И во-первых, не погневайтесь, хочу я спросить: много ли каждый из нас у себя имеет рук? Две, хорошо: так, ежели одна погубится каким случаем, другая у нас еще останется. Много ли ног? Две, хорошо: так, ежели попущением Божиим отнимется у кого одна, другою еще пользоваться он может. Много ли очей? Два ока, очень изрядно: так, ежели одному избодену быть случится, другое к нашим потребам служить еще довольно может. О одеждах, колясках и подобных вещах не спрашиваю; их хотя и не один десяток у нас пропадет, то мы почти того и чувствовать не будем; для того, что у иного из нас может быть и числа одеждам нет, да и других всяких вещей превеликое множество. А душ у каждого у нас много ли, скажите? Одна только. Вот, видите убо, что весьма мы худо делаем, когда нерадим о такой вещи, которая у нас одна, и больше одной её иметь не можем. Изрядно о сем говорит в беседе 22-й к народу Антиохийскому Златоуст Святый: «всего, говорить, Бог дал человеку по двое: по два глаза, по два уха, по две руки, по две ноги; чего ради, буде одно что из них повредится, другим нужду нашу исполним: а душу дал нам одну, ежели убо ее погубим, чем жить будем?»

Но может быть хотя и одна, да и тая вещь нехорошая, или вовсе ненужная другому кажется душа? но есть ли что большее, лучшее и дражайшее в мире, как душа человеческая? Сказал иногда Фалес, что всего краснее мир. Правда, что красен он; смотри, как чинно все расположены его части; смотри, коль удивительные качества всякая и малейшая частица в нем имеет; смотри, какая светлость в звездах, рассеянных по пространному небесному кругу; смотри, какая лепота и приятное различие в цветах, древесах и злаках, поверхность земную облачающих; смотри, какая приятность во устремлениях речных и игрании морских волн; смотри, коль любезен вид маргарит, коль светел блеск бриллиантов, коль чисто сребро, коль дорого злато; а все то мир один в себе заключает! Но не в противность сему философу, я во всем толь благолепном образе мира сего не усматриваю и тысячной доли той доброты, которая в душе человеческой сияет. И дерзаю сказать с одним ученейшим мужем, что нет ничего в мире великого кроме человека, и в человеке самом нет ничего великого кроме души. Душа всего света несравненно лучшая. Что бо есть душа? Душа, говорит негде Августин, есть естество созданное, невидимое, разумное, бессмертное, бестелесное, Богоподобнейшее. Заметьте вы сие последнее слово, слушатели! Богоподобнейшее. Дерзнет ли которая тварь похитить себе такое титло? может ли что-нибудь не только на земле, но и на небеси назваться Божиим образом, или подобием? Велико достоинство Ангельского естества, но ни Ангелу дано где имя сие. Душа же человеческая бесспорно называется тем; есть, рече, естество богоподобнейшее, образ Создателя своего, в себе имущее. А что истина есть глаголемое Августином здесь, сам Бог показал явственно, когда, созидая От персти первого человека, сказал так: сотворим человека по образу и по подобию Нашему³⁶³. Что ж убо, слышатели! теперь подумайте, есть ли, или может ли быть что краснее Того лица, с Которого смалеван образ души нашей? И посему уже какому бы мы рассуждению быть доброму показали в нас, ежели б за другими какими прельщающими очи наши красотами толь жадно кидались; а неоцененный образ Божий, внутрь нас сияющий, ни за что бы не ставили, и ниже бы посмотреть когда на Него удостоили? Повествует Плиний об одном Димитрии царе, что как он долго держа во обседении славный город Родос, напоследок известился, что не можно никак ему будет его достать, разве наперед сжечь потщится некоторый на предградии стоявший храм, в котором находился Протогенов образ: то он покинул осаду, и восхотел лучше чаемой добычи лишиться, нежели чтоб толь славного оного живописца погубил образ. Вот, смотрите, как сей Царь высоко почел образ искусного художника! А мы о образе Создателя нашего, живо в души нашей изображенном, так мало брежем, что погубляем его охотно, хотя б меньше тысячекратной доли Родосского оного завоевания какую прибыль чрез то получить надеялись. Не стыдно ли нам? ах, Христианин! осмотрись, чего ты ищешь вне тебя? Самое лучшее добро внутрь тебя! Ты имеешь в душе твоей самое дражайшее и самое истинное богатство, и сокровищ сокровище; почто гоняешься за тенью, за привидением, за суетою одною, а толь драгоценную вещь оставляешь на похищение и корыстование врагу твоему? Но еще это о доброте души я воспомянул; рассудим же и о нужде ея. Может быть, повторяю я прежнее мое слово, кто из нас душу и за лишнюю и негодную ставит вещь. Но что я говорю, может быть кто? чуть ли не все мы так о ней думаем? Взойдите бо вы на некоторую превысокую гору, и оттуда посмотрите, как мы бережем, на которых ездим, коней; как лелеем, которыми забавляемся, псов; как украшаем, которых любим, жен и дщерей наших; как питаем и греем тело наше: но и на нечувственные взглянем вещи, какое мы и О них попечение имеем? Есть ли у нас дом, огораживаем его, покрываем, и всевозможными образы от воздушных защищаем напастей; суть ли хорошие сосуды перемываем, перетираем, и чистим их почти ежедневно; суть ли в саду красные и плодовитые деревья, поливаем их, обрезываем, и еще сторожей приставляем, чтоб не поломали птицы ветвей их. Что много? мы и о статуях, которые у нас при палатах, или в садах, не забываем, чтоб их мороз не повредил, сукнами, или чем иным обертываем их; чтоб ветер не поломал, различные укрепления железные отвне делаем; чтоб от древности вида своего не могли они изменить, на всякой год их починяем, красим, позлащаем, не жалея никакого на то иждивения. А о души ни малейшего попечения нет в нас! цела ли она или поврежденна, одета или нага, сыта или голодна, спросить никогда и на ум нам не придет! Добре говорит Святый Златоуст: «о люди! даже до дерева и камения простираете ваше рачение, а душу недостойну судите и малейшей части того прилежания³⁶⁴!» И что ж сие, буде ли не то, что прочие вещи все нам кажутся нужнее души? Душа нам хотя есть, хотя нет. И так ли, так ли подлинно мы думаем? Ах! не дай, Господи, чтоб живность некую возимели, и услышали такое наше мнение и самые помянутые нечувственные наши статуи! а то осмеют и они нас в сем случае. Ибо что нам нужнее, как душа? Я не буду вспоминать того, что мы ею живем и движемся; я оставлю говорить и о том, что мы по ней только и человеки называемся, а без неё ничто иное, разве бы идолы, или иная некая бездушная тварь были. Одно только выговорю: знаем ли мы, что все нам не надолго дано, а с душою жить нам будет вечно? и ежели погубим ее одну, погубим нас всех. Вопросим наших предков, взяли ли они, отходя от мира сего, что, кроме души своей? Не здесь ли Цари оставили свои царства? не здесь ли герои победительные, свои лавры и корысти? не здесь ли рачители имений, все свое серебро и злато? не здесь ли и все прочие миролюбцы всякие любимые им вещи? Но так и мы не вынесем из мира сего с нами ничего; а с душами или жить, или погибать следует нам вечно. Ежели кто спасет душу свою, жив будет: ежели погубит, погибнет, а погибнет на веки. Несть ли убо посмеяния и осуждения крайнего достоин тот, который лучше радеет о своих псах: или о чем-нибудь другом и последнейшем, нежели о толь нужной и преполезной вещи?

Некогда, воспоминает о сем в слове своем о душе сам Златоуст Святый³⁶⁵: один философ, войдя в дом некоторого грубого человека, в котором и столпы, и всходы, и все прочее сияло златом, как увидел, что и самый пол златотканными устлан был коврами, плюнул в лице хозяину, а как той огорчился за то на него, и спросил: для чего б он так худо платил ему за угощение? Для того, ответствовал философ, я сделал это, понеже подлейшего места, куда плюнуть, не нашел паче тебя, подразумевая худые его нравы, и что он просветить их науками не старался. Достоин подлинно, говорит и сам Златоустый там, такого посмеяния и презрения был сей человек, который столько свой дом убирал, а душе своей скверной и безобразной быть охотно попускал! Но чтоб сделал философ той, ежели б мог усмотреть тогда, какая оттуда следовала человеку тому погибель? Воистину, чаю, не нашел бы он и образа, которым бы мог поругаться толикому его безумию. Однако ж вот многие из нас, несмотря ни на что, таковыми ж делаются, и тем еще большего паче того человека поругания бывают достойны, чем больше ведают, что погибель, которая за сим нашим нерадением следует, есть вечная. Вечная, говорю; ибо верим ли мы, что как души наши бессмертны суть, так и муки грешников ожидающие конца себе не имеют? или думаем, что искупиться из них чем-нибудь можем, и освободиться? Напрасно! Собери от всего мира серебро и злато, и что ни есть в нем дорогое, ежели можешь; ни толикою суммою возможешь искупити души твоей. Ежели, говорит тот же Святый Златоустый, потеряешь деньги, ежели рабов, ежели что либо другое, возвратить можно: душу же, единою осужденную, освободить от казни не можно никоим образом: ежели бо, придает, и всею бы ты владел вселенною, и тою бы всею выменять души твоей не силен ты быль. Что даст человек измену за душу свою³⁶⁶? и сам Христос говорит в нынешнем же Евангелии.

Во утверждение всего того вспомните, молю я вас, слушатели! как мы первое потеряли душу нашу во Адаме? и как легко было ей искупляться тогда от рук адовых? Так, что сам Сын Божий возимел причину дражайшую кровь Свою изливать на То, по оным Петра Апостола словам: не истленным сребром, или златом избавистеся от суетного жития отцы вам преданного, но честною кровию, яко Агнца непорочна и пречиста Христа³⁶⁷. Вот коль дорога цена заплачена была тогда за Душу нашу! а когда уже мы по искуплении сем паки в ров погибели ввалимся, то кто уже нас выведет оттуда? Другого Сына Божия, чтоб распялся за нас, нет: а иным, ежели, так сказать, и в чужом лице мы согрешивше, ничем спастись не могли; кольми паче в собственном нашем? Еще, покамест мы здесь, то есть нам некая надежда на покаяние: а когда умрем, и снидем во ад, то и оно не поможет нам нимало. Рыдай там, вопи, скрежещи зубами; но никто о том не пожалеет; изливай слезы твои целыми реками, крушись, как хочешь, умножай воздыхания твоя, сколько можешь; но никакой пользы оттуду не примешь; во аде бо кто исповестся Тебе³⁶⁸? говорит Порфироносный Пророк пред Богом.

И так видите уже сами, слушатели! есть ли что прибыли человеку, ежели бы и весь хотя мир он приобрел, да погубил душу свою! Видите, и сколь нерассудно поступаем мы, когда в приобретении других вещей ни трудов, ни иждивения, ни другого чего не жалеем; а о приобретении души нашей не радим нимало! Очувствуемся убо! о! очувствуемся! Что мы делаем? Умилосердимся над бедными душами нашими, или лучше сказать, над нами самими хотя от сего времени! Не погубляем того напрасно, что у нас всего лучшее, и что одно только и есть, и с чем нам следует проживать всю вечность! Пусть лучше весь мир пропадет, а души б наши не пропали; они дороже у нас всего: с миром жить нам, как сказано, не надолго, а с душами вечно. Аминь.

Конец первой части