474. Слово в день Успения Пресвятой Богородицы

Святый Дионисий Ареопагит был на погребении Богородицы, и что притом происходило, частию можно видеть в его писаниях. «Мы, – пишет он, – и многие из священных наших братий собрались для зрения живоначального и Богоприемного телеси. Прибыл и Богобрат Иаков и Петр, между высокими Богословами верховный и старейший. После зрения благоугодно было всем иерархам, поколику каждый был способен, песнословить безмерно могущественную благость Богоначальственной немощи» (о Божеств. имен. гл. 3).

Под именем «Богоначальственной немощи, – как изъясняет святого Дионисия святой Максим, – должно разуметь вольное снисхождение Сына Божия даже до плоти, кроме греха. Ибо, по причине вольного к нам снисхождения, все претерпев даже до смерти, смерти же крестныя, и немощи наши Он понес». Приятно даже до ныне узнавать единую, святую, соборную и Апостольскую Церковь, между прочим, по единству ее священных и Апостольских обычаев. После столь многих веков, от дня успения Пресвятой Богородицы, и ныне для сего дня «собираются многие из священных наших братий». В подражание Божественному зрелищу Сионскому или Гефсиманскому и здесь представляется для благоговейного зрения изображение «живоначального и Богоприемного телеси»⁹⁶³, как бы в день его погребения. «Вся иерархия песнословит», или, иначе сказать, словом и песнопением прославляет «безмерно могущественную благость» Сына Божия, в Его спасительном воплощении, чрез немощь и смерть проложившаго путь к безсмертию и славе Божественной.

О, если бы могли мы теперь услышать хотя одно из тех самых песнословий, которые по внушению святого Духа принесены были Господу и Матери Его в первоначальном Апостольском Успенском Соборе! Но святый Дионисий только сказывает о них, а ничего из них не пересказывает.

Слышу по крайней мере род песнословия, приличествующего настоящему случаю, из уст усыновленника Пресвятой Девы и ближайшего служителя Ее в Ее жизни и погребении. «Блажен», восклицает Иоанн, «и свят, иже имать часть в воскресении первем» (Откр. XX, 6).

Кто же первее может иметь часть в воскресении, как не родившая Начальника воскресения? И предание уверяет, что и Она, как Он, в третий день после Своего погребения, одни погребальные пелены оставила во гробе Своем. Итак, первее всех «блаженна еси» и паче всех «свята» еси Мати Дево, яже первая «имаши часть в воскресении Твоего Сына и Бога!» Но что есть «воскресение первое», поколику в нем и многие участие иметь могут? Поищем на сие ответа, не для любопытства, но для славы Воскресителя, и для наставления нашего.

Каждый день возвещаем мы себе и друг другу воскресение, когда говорим в символе веры: «чаю воскресения мертвых». При сем обыкновенно думают об одном только всеобщем воскресении умерших человеков. Но в сем разуме нельзя сказать: «блажен и свят, иже имать часть в воскресении»; пoелику во всеобщем воскресении участие иметь будут не только святые, но и грешные, не только блаженные, но и подлежащие осуждению в муку вечную. «Грядет час, – возвещает Сам Начальник воскресения, – в оньже вси сущии во гробех услышат глас Сына Божия, и изыдут сотворшии благая, в воскрешение живота: а сотворшии злая, в воскрешение суда» (Иоан. V, 28–29).

Какое же воскресение возвещает нам тайновидец, предоставленное исключительно блаженным и святым? Оно называется «первым»: следственно, воскресение не одно. Если не находим первого воскресения, поищем другого, или последнего: не укажет ли последнее на первое?

«Всяк видяй Сына, – глаголет воплощенный Сын Божий, – и веруяй в Него, имать живот вечный, и воскрешу его Аз в последний день» (Иоан. VI, 40). Найдено последнее воскресение: последнее потому, что должно совершиться в последний день сего преходящего мира. От сего предела по необходимости должно возвратиться назад путем времен, чтобы искать воскресения первого. Далеко ли? Без сомнения, не далее дня воскресения Самого Иисуса Христа. Ибо, как говорит Апостол, «Христос воста от мертвых, начаток умершим бысть» (1Кор. XV, 20). «О Христе вси оживут, – продолжает он, – кийждо же во своем чину: начаток Христос, потом же Христу веровавшии в пришествии Его: таже кончина» (1Кор. 15:22–24). Итак, воскресения первого, воскресения блаженных и святых, должно искать между днем воскресения Христова и последним днем мира. Где же они? Подлинно, взятие Пресвятыя Девы с телом на небо, по признакам оставшимся на земле, подобное воскресению Христову, не есть ли первый пример первого воскресения? Если Матерь Начальника воскресения последует за ним в воскресении в третий день по Своем успении: то не может ли случиться, что и некоторые другие, по преимуществу святые и достойные блаженства, как например те, которые жизнь свою отдали за имя Воскресителя, чрез многие, может быть, веки, однакож ранее последнего всеобщего воскресения умерших и изменения живущих, получат некоторое предварительное, особенно им предоставленное участие, как в воскресении, так и в славе и блаженстве, ему свойственных? Как просто, по-видимому, и непринужденно сим образом изъясняются слова тайновидца – «души растесанных за свидетельство Иисусово, и за слово Божие, ...ожиша; прочии же мертвецы не ожиша; ...се воскресение первое» (Откр. XX, 4–5)!

Но «кто ...разуме ум Господень» (Рим. XI, 34)? Человек не ведающий, «что породит находящий день» (Притч. III, 28), может ли домогаться ведения о том, что родят веки, чреватые тайнами Божиих судеб? – «Вышших себе не ищи», учит благочестивый мудрец, «и креплших себе не испытуй: яже ти повеленна, сия разумевай, несть бо ти потреба тайных» (Сир. III, 21–22).

Повинуюсь опытному наставнику. Оставляю испытание таин будущего, которых подлинно не столько истинное разумение потребно, сколько ложное опасно. Ищу разуметь только повеленное.

«Блажен и свят, иже имать часть в воскресении первом». – Есть ли что здесь повеленное? А святость? Не повелел ли о ней Сам Бог; «святи будите, яко Аз свят есмь» (1Петр. I, 16). А блаженство? Не повелено ли нам искать его под именем царствия Божия? Но как тайновидец провозглашает «блаженным» и «святым» того, кто имеет часть в «воскресении первом»: то не должно ли опасаться, что кто не имеет никакого участия в «воскресении первом», тот столь же мало может надеяться «блаженства»? Сие заставляет нас уже с заботливостию о самих себе возобновить вопрос: что же есть «воскресение первое»?

Воскресение бывает из мертвых: ибо кто жив, тому воскресать не нужно. Посему к уразумению воскресения вести может правильное познание того, что есть смерть. Итак, что есть смерть? Разлучение души от тела? Понятие обыкновенное в языке человеческом, но чуждое для языка Христианского и для слова Божия. Чуждое для языка Христианского: ибо не сами ли вы говорите, например: «успение Богоматери»? А сказать: празднуем «смерть Богоматери» – не почли ли бы вы сего выражением грубым, так сказать, иноплеменническим в Христианстве, почти укоризненным? Чуждое для слова Божия; ибо когда, например, Адаму сказано: «в оньже аще день снесте от него, смертию умрете» (Быт. II, 17); а он жил обыкновенною для нас, видимою жизнию, после вкушения от запрещенного древа, девятьсот тридцать лет: то неужели скажем, что слово Божие не исполнилось? Если же, как всякий должен признать, оно исполнилось верно и точно: то не открывается ли, что смерть, по разуму слова Божия, совсем не то, что мы себе воображаем при виде бездушного тела? Истинная смерть родилась на земли точно в день первого греха и с того дня жила с Адамом, участвовала в его делах и в рождении его детей, почему и разродилась вместе с родом человеческим.

Что же есть смерть? Для ответа на сие, по разуму слова Божия, всего лучше употребить вопрос: что есть жизнь? Ибо смерть есть только лишение жизни. Итак, приидите, познаем жизнь в ее источнике. «В Том животе бе, – сказует Богослов, – и живот бе свет человеком» (Иоан. I, 4). В Боге-Слове жизнь, и сия жизнь есть свет человеков. Причастие жизни сущей в Боге-Слове и света его – есть истинная жизнь человека. Она есть деятельное состояние света, спокойствия, свободы, силы, чистоты, нетления.

Следственно, разлучение с жизнию Бога-Слова, и отчуждение от света Его, есть истинная смерть человека. Она есть состояние мрака, скорби, беспокойства, немощи, нечистоты, наконец, тления.

Следственно, возобновление общения с жизнию Бога-Слова, и возвращение к свету Его, есть истинное воскресение человека, в котором участвующий блажен и свят.

Последнее воскресение нечестивых в телах осуждения не есть истинное воскресение: пoелику они воскресают не для общения с жизнию Бога-Слова и светом Его, но для нового удаления от Него: «отыдите от Мене проклятии» (Матф. XXV, 41); они воскресают для «второй смерти» (Откр. XXI, 8).

Последнее воскресение праведных с телесами славы есть воскресение истинное, но не начальное, а окончательное; оно есть торжественное в телесах праведных открытие предварительного, сокровенного, духовного воскресения, подобно как телесная смерть есть только видимое явление предшествовавшей смерти невидимой, духовной. Сила последнего, телесного воскресения заключается в предварительном, духовном. Последнее телесное воскресение нечестивых потому не есть истинное и блаженное, что в них не предшествовало оному первое, духовное воскресение.

Посему «блажен и свят, иже имать часть в воскресении первем», то есть духовном.

Итак желаем ли, чтобы в нас исполнялась «воля Божия – святость наша» (1Сол. 4:3)? Подвизаемся ли, чтобы достигнуть блаженства? Должно вместе с сим желать и подвизаться, чтобы и нам иметь участие в воскресении первом, в воскресении духовном, чрез умерщвление плоти отречением от ее удовольствий, чрез веру в Воскресителя и любовь к Нему, чрез непрестанное обращение и отверзение к Нему сердца и ума, яко к живоначальному Солнцу духов, для принятия от Него лучей света и жизни.

Так поступал Апостол, который с попечением и заботливостию, как бы колеблясь между страхом и надеждою, говорит: «аще како достигну в воскресение мертвых» (Филип. III, 11). Так поступать убеждает он и других, когда восклицает: «востани спяй и воскресни от мертвых, и осветит тя Христос» (Еф. V, 14). От какого сна пробуждает он и к какому воскресению возбуждает? Не Апостольское дело пробуждать кого либо от обыкновенного телесного сна; но и к последнему телесному воскресению возбуждать также не Апостольское дело: ибо тогда «Сам Господь в повелении, во гласе Архангелове, и в трубе Божии снидет с небесе» (1Сол. 4:16); тогда «мертвии услышат глас Сына Божия, и услышавше оживут» (Иоан. V, 25). Следственно, Апостол хочет нас пробудить от сна чувственности, от смерти невидимо заражающей и отравляющей всю плотскую жизнь нашу; он хочет возбудить нас к воскресению первому, духовному.

Странное учение, скажут, может быть, люди, не знающие иной жизни, кроме той, которая звездным светом и стихийною теплотою движится в плоти и крови; странное учение, которое весь мир живущих человеков превращает в кладбище, наполненное движущимися мертвецами, и советует мертвым заботиться о своем воскресении! Да! Странно сие для тех, которые, по выражению Апостола, «ходят в суете ума их, помрачени смыслом, суще отчуждени от жизни Божия, за невежество сущее в них, за окаменение сердец их» (Еф. IV, 17–18). Но может ли находить сие странным тот, кому не странно учение Господа Иисуса? Не Он ли превратил святый град в кладбище, а почтенное и многочисленное общество фарисеев во множество движущихся гробов, когда назвал их «гробами неведомыми» (Лук. XI, 44) и «гробами поваплеными, иже внеуду убо являются красны, внутрьуду же полни суть костей мертвых, и всякия нечистоты» (Мф. XXIII, 27)? Или когда возлюбленный ученик Его духовным созерцанием видит и сказует, что «не любяй... брата, пребывает в смерти» (1Ин. III, 14); а сие можно видеть всякому, как много между человеками не любящих брата, то есть, кого-нибудь не любящих: то подумайте, сколько видит он на земли мертвых, движущихся в виде живых!

Кто спит, тот неразумеет в то время, что спит он; а в сновидении обыкновенно почитает себя бодрствующим, и только при пробуждении становится для него ясным и очевидным то, что он спал и мечтал: так мертвый прегрешениями не разумеет в сем состоянии, что мертв он; и думает, что сновидящая жизнь плотская и чувственная одна и есть истинная жизнь; надобно ему от слова Евангелия, силою благодати, пробудиться или воскреснуть в жизнь духовную, дабы узнать, как тяжел был его сон, как лживы его сновидения, как истинна его смерть, как многого ему недоставало для блаженства. И потому странным ли, беспокойным ли кому сие кажется; но мы на то поставлены, чтобы, по примеру Апостола, взывать и пробуждать спящих и мертвых: «востани спяй и воскресни от мертвых, и осветит тя Христос» (Еф.5:14).

Если странным кажется сие учение, сим обличается только то, что христианский мир устранился от истинного духа и разума учения Христова, которое есть также учение и научившихся от него святых и блаженных. Призовем в свидетеля и в наставника одного из них. «Подлинная смерть, – говорит Святый Макарий, – внутрь сердца находится и кроется, и человек внутренно умерщвляется. Аще убо кто прейдет от смерти в живот по внутреннему человеку, тот воистину во веки живет и не умрет» (Бесед. XV, 37). И в другом месте: «сие тело подобие есть души, а душа есть образ духа. И как тело без души есть мертво, не могущее ничего соделати: так без души небесной, без духа Божественного мертва есть душа в рассуждении царствия и ничего не может соделати благоприятного без Духа Святого» (Бесед. XXX, 3). И паки: «егда твоя душа сообщится с Духом Божиим, и душа небесная внидет в твою душу, тогда ты соделаешься совершенным человеком, наследником и сыном Божиим» (Бесед. XXXII, 6). И еще: «в общее же воскресение и самые тела тех, которых души наперед таинственно предвоскресли» (вот первое воскресение) «и просветилися небесною славою, вместе с оными воскреснут» (вот последнее воскресение), «прославятся и просветятся» (Бесед. XXXIV, 2).

«Помолимся убо и мы, – заключаю со святым Макарием, – дабы силою Божиею и нам заклатися и умрети веку злобы темныя; истребитися в нас духу греха, и восприяти душу Небесного Духа, и пренестися из злобы темныя в свет Христов, и упокоиться в блаженной жизни во вся веки» (Бесед. I, 9). Аминь.