386. Слово на день Введения во храм Пресвятой Богородицы

Слыши дщи и виждь и приклони ухо твое, и забуди люди твоя и дом отца твоего. И возжелает царь доброты твоея: зане той есть Господь твой. И поклонишися ему. (Псал. XLIV. 11–12).

Дивный в судьбах своих Бог, дабы облаженствовать сущие от Него бытия высочайшим и непостижимым блаженством, от века положил соединить естество свое с естеством человеческим, в лице единородного Сына своего: дабы, чрез Него простирая сие соединение и на все исполнение Церкви, которая, по закону вочеловечения, есть тело Его, и таким образом срастворяя и как бы взаимно изравнивая «всяческая» Божества с ничтожеством «всяческих, в смотрение исполнения времен» (Еф. I. 10), как говорит Апостол, «возглавити всяческая о Христе, яже на небесех и яже на земли в Нем (Еф.1:10), да будет, наконец – Бог всяческая во всех» (1Кор. XV. 28). Сие великое определение вечного совета, или, по Апостолу, сию «тайну», хотя «сокровенную от век и родов» (Кол. I. 26), хотя и ныне "явленную» (Рим.14:25) токмо святым и, даже в самом откровении своем, еще носящую на себе «седмь печатей» (Откр.5:5), издревле впрочем открывал Дух Святый Своим таинникам, а чрез них и всему человечеству потолику, поколику ее постепенно возрастающее разумевание долженствовало соответствовать и споспешествовать ее постепенному исполнению. Так один из Пророков, видев человечество уже прошедшее дни младенчества и под пестунством закона возраставшее в то исполнение лет, когда оно долженствовало соделаться способным к предуставленному обручению своему с Божеством и рождению безлетного чада, представляет Сына Божия царем грядущим на брак, и, восприяв на себя лице невестоводителя или друга женихова, как бы с нетерпением убеждает человеческую природу – не отдалять более сего блаженного союза изменою и непокорностию, но предаваться ему со всею искренностью и верностью. «Слыши дщи и виждь и приклони ухо твое, и забуди люди твоя и дом отца твоего. И возжелает царь доброты твоея». Долго еще сей Божественный глас отзывался в Церкви, как в пустыне, и, по-видимому, не находил для себя отверстого уха. Человечество не имело дерзновения торжественно изыти во сретение Божеству. – Что было бы с нами, если бы не сердце благословенной Девы Марии отверзлось невместимому глаголу воплощения, если бы не беспредельная преданность ее в волю Божию отвещала небесному вестнику: «се раба Господня: буди мне по глаголу твоему» (Лук. I. 38)? Она неограниченно вручила Себя желанию Царя царей – и обручение Божества с человечеством на веки совершилось.

Отселе можем мы усматривать, христиане, каким образом толь частное, по-видимому, происшествие – введение во храм и посвящение Богу трилетныя девы – становится предметом всеобщего торжества в Церкви. Сие приключение младенчествующей Богоневесты есть некий начаток Ее обручения Святому Духу и потому, некоторым образом, первый залог обручения всего человечества Божеству. Правда, сия тайна еще глубоко долженствовала быть в ней сокрыта в сие время, подобно как цвет в своем семени; но Провидение, дабы показать непогрешительность путей своих, не редко предваряет существенные свои действия некоторыми знаменательными событиями, вразумляющими о будущем: и благочестивое предание говорит, что, при самом введении Пресвятыя Девы во храм, она была уже оглашаема оными Пророческими словами: «слыши дщи и виждь» и проч.

Ныне, во дни совершения древних начатков и предзнаменований, желаете ли вы яснее видеть славу настоящего торжества? – Последуйте указанию Пророка. «Приведутся, – говорит он далее, – приведутся Царю девы во след Ея» (Пс. XLIV. 15). Не видите ли теперь, что приведение Пресвятой Девы к Царю царей есть начало великого торжественного шествия, в котором все чистые, целомудренные души за Нею последуют; что настоящее торжество, по намерению Церкви, есть часть и продолжение оного великого шествия; что желающие участвовать в настоящем торжестве должны присоединиться к одному торжественному шествию, облекшись в качества сообразные образу великия Ликоначальницы оного: «девы во след Ея»?

Дабы не закоснеть нам, христиане, в священном шествии сем и не остаться токмо праздными зрителями чуждого праздника, обратим мы к душе нашей оное Пророческое воззвание: «слыши дщи и виждь и приклони ухо твое, и забуди люди твоя и дом отца твоего. И возжелает Царь доброты твоея: зане той есть Господь твой. И поклонишися Ему» (Псал. XLIV. 11–12).

И, во-первых, признай здесь, христианская душа, вечное право, по которому ты принадлежишь Царю царей, да приведешися к Нему повиновением и любовию. «Возжелает Царь доброты твоея: зане той есть Господь твой».

В царствии человеческом показалось бы странным, если бы кто в самом доме и в присутствии царя своего вошел в исследование о его правах над подданными: не есть ли некоторая дерзость и в сем доме, и в сем, хотя невидимом, но тем не менее близком и неотступном присутствии Царя царей, рассуждать о вечном праве господства Его над нами? Но что делать с человеками, которые благоговеют пред величеством человеческим, а «отметаются господства, и не трепещут... славы» (Иуд.1:8) Божией? Толь многие надменные помышления, толь многие своевольные желания, толь многие дела, в забвении Бога совершаемые, не говорят ли громче, нежели оные, обличаемые Давидом «устны льстивыя» и «язык велеречивый: ...кто нам Господь есть» (Пс. XI. 4–5)? О если бы могли мы хотя несколько утишить сей возмутительный вопль исповеданием и ощущением Божия над нами господства!

Бог есть Господь наш по праву сотворения, Господь по праву своего в нас образа, Господь по праву искупления, Господь по праву непрестанного хранения и промышления благодатного.

Бог есть Господь наш по праву сотворения. – Если мы почитаем собственностью дом, который созидаем, или сад, который насаждаем; то не без сравнения ли большее право имеет Бог, как собственностью Его, располагать всем, что мы имеем и что есмы? Если бы дела рук наших могли состязаться с нами о нашей власти над ними, подобно как некоторые из нас хотят состязаться с Богом о пределах Его над нами владычества; то и дом наш мог бы сказать, что не мы произвели древо и камение, в котором обитаем, и сад наш, – что не мы возрастили плоды, которые собираем. Но «ты что... имаши», о человече, «егоже неси приял» (1Кор. IV. 7) от Бога? Откажись хотя на минуту от даров Того, Которого владычество над тобою желал бы ты ограничить; возврати то, что приял: что же осталось? – ничтожество и, что еще хуже ничтожества – грех, разоряющий создания Божии!

Бог есть Господь наш по праву своего в нас образа. – Как мы полагаем свою печать или на такие вещи, которые утверждаем в нашу собственность, или на такие, которые желаем сокрыть от других: так Бог запечатлел человека своим образом, как свою собственность, которую бы никакое существо не дерзало себе присвоить, и как рукописание, которого бы никто не отверзал кроме единородного Сына Божия. Хотя же человек сокрушил сию священную печать, обнажил сокрытую в себе тайну познания добра и зла и Божественную собственность продал под грех; но еще сохраняются и ныне в естестве человеческом некие, так сказать, сотрения Божественной печати, некие останки образа Божия, и сохраняются для того, чтобы по сим знамениям человек вновь усвоен был Богу и запечатлен для Него. В человеке непорочном образ Божий был источником блаженства, – в человеке падшем он есть надежда блаженства. Он есть самое основание человеческого естества, которое, хотя ныне засыпано прахом и сокрыто в земле, но которым, однако, держится все здание. Дабы лучше уразуметь отношение наше к Богу посредством Его в нас образа, представим себе образ тела, помощью окружающего света начертаваемый тенью его на земле. Что была бы сия тень без тела и света? – сие-то есть перстный человек без силы и света Божия!

Бог есть Господь наш по праву искупления. – Случается, что мы, желая удержать за собою любимую собственность, на которую право у нас оспоривают, соглашаемся вновь приобрести ее куплею – и жертвуем другою собственностью несправедливым притязаниям, дабы обеспечить себе обладание тем, что любим. Так бесконечная любовь Божия дивным образом усугубляет вечное право свое над нами, в беспримерном деле нашего искупления. Человек не восхотел принадлежать Богу; похитил себя у Бога; отвергся господства Божия; возмечтал сам для себя быть господом и богом. Обличен святотатец и крамольник нелицеприятным правосудием, осужден и предан вечной смерти. Но любовь не хощет потерять человека. Она предприемлет отъять его у ада и вновь усвоить его себе паче прежнего. «Искупляет» преступника «от клятвы законныя» (Гал. III. 13), и как? – соделавшись сама клятвою; стяжавает возвратно проданнаго под грех, и какою ценою стяжавает? – «не истленным сребром или златом, ...но честною кровию, яко агнца, непорочна и пречиста Христа» (1Пет. I. 18–19). О непостижимое господство любви, которая, дабы преобладать нами, предает нам саму себя; и приобретает нас для того, чтобы вся нам дарствовать! Христиане! Господь не мог соделать для вас большего блага, как то, что вы «несте свои» (1Кор. VI. 19).

Бог есть Господь наш по праву непрестанного хранения и промышления благодатного. – Воззвание человека из ничтожества, его возвеличение образом Божиим и восстановление падшего – составляют, по мнению сынов человеческих, древние права Божия над нами владычества, которые мы можем более чтить благоговейным воспоминанием, нежели ощущать в силе и действии. Но что глаголет Сын Божий? – «Отец мой доселе делает, и Аз делаю» (Иоан. V. 17). Для вечного нет прошедшего: все и всегда настоящее. Все существует токмо непрестанным действием Сущего. Человек может оставить свое дело; пoелику он не творит, а токмо претворяет готовое; но Бог если бы отвратил только взор от своих творений, то их бы не осталось. «Отвращшу... тебе лице возмятутся, ...и исчезнут» (Пс. CIII. 29). Далеко ли убо нам искать Тебя, Господи! Если мы только не исчезаем, то и сие уже служит знамением того, что лице Твое обращено к нам. Возгорается ли в нас чистое желание? Совершается ли нами благое дело? – Ты «действуешь в нас и еже хотети и еже деяти о благоволении» (Фил. II. 13). Возникает ли добрая мысль? – мы «не... довольны есмы и помыслити, что доброе от себе, яко от себе, но довольство наше от Тебе есть» (2Кор. III. 5). Минуют ли нас опасности, прискорбия растворяются утешением, побеждаются искушения? – «Ты не оставляеши нас искуситися паче, еже можем: но твориши со искушением и избытие» (1Кор. X. 13). О, как чудились бы мы, христиане, каждую минуту, если бы довольно имели проницания, дабы открывать тайные следы правления Божия во всем, что с нами случается и нас окружает!.. Некогда пророк Елисей, желая успокоить малодушие отрока своего, боявшегося врагов, молился: «Господи, отверзи ныне очи отрока, да узрит. И отверзе Господь очи его, и виде: и се гора исполнь коней, и колесница огненна окрест Елисея» (4Цар. VI. 17). Если б и ныне вера отверзла очи духа нашего, – мы узрели бы окрест себя все небесные силы подвигнутыми для охранения безопасности нашей и для споборствования нам против царства тьмы, – так! все небесные силы; ибо не «вси ли суть служебнии дуси в служение посылаеми за хотящих наследовати спасение» (Евр. I. 14)? Даже тот, кто не смеет, верить ничему, чего не осяжет, – и тот при постоянном наблюдении за всеми событиями, подобно Фоме, не долго будет ожидать случая, чтобы, ощутив близость, исповедать истину являющегося повсюду владычества Бога и Христа: «Господь мой и Бог мой» (Иоан. XX. 28).

Толь мощный, толико благодеющий, толь присущий нам Господь и Владыка чего не властен требовать от рабов своих, которых жребий в единой руке Его, и которые «о Нем» едином «живем, движемся и есмы» (Деян. XVII. 28)? Какое иго, Им возлагаемое, дерзнули бы мы назвать тягостью для нашей свободы? Какую дань, Им взыскуемую, – несоразмерною правам Его над нами? Какую жертву – довольною для Него? Если бы Он сказал нам, что желает паки взять у нас все, что когда-либо даровал, – что могли бы мы отвещать Ему, кроме сего: да будет, Господи, воля Твоя, ибо мы не имели никакого права ни на единую крупицу даров Твоих, ниже на единое мгновение бытия? Но Бог не возлагает на нас никакого ига и бремени, разве «благое и легкое» (Мф.11:30); не взыскует никакой дани, кроме простертой руки для приятия даров Его; не хощет жертвы и всесожжения, удовлетворив сам себе за нас вечною жертвою своего Сына. И сей Сын Его, толикою ценою стяжавший право царствовать над нами, господствует нами токмо для нас, и Его беспредельное владычество, дерзнем сказать во славу благости Его, – есть токмо разнообразное служение тварям своим. Чего же, наконец, желает Царь сей от рабов своих? – «Возжелает», говорит посланник Его к душе нашей, «возжелает Царь доброты твоея» (Псал. XLIV. 12). Твой спаситель желает «обручить» (2Кор. XI. 2) тебя себе «Деву чисту, обручити себе во век» (Ос. II. 19). «Якоже радуется жених о невесте, тако» желает «возрадоватися Господь о тебе» (Ис. LXII. 5). Можешь ли ты пререкать сему блаженному для тебя желанию?

Итак, «слыши дщи и виждь и приклони ухо твое, и забуди люди твоя и дом отца твоего. И возжелает царь доброты твоея. И поклонишися Ему». Научись, христианская душа, – и сей есть вторый предмет пророческого возглашения, – научись верности, которая должна привести тебя во благоволение Царя царей, как единственная вожделенная для Него доброта в нас, неимеющих никакой доброты собственной.

«Слыши дщи и виждь». Но Пророк не изъясняет, что должны мы слышать, или где можем видеть возлюбленного Жениха душ. Сего и не можно было сказать единожды для всех. Не для всякого слуха единый глас, ниже для всякого взора единое видение. Иногда Господь является и глаголет душе, когда она Его и не чаяла: «явлен бых не ищущим мене, обретохся не вопрошающим о мне, рекох: се есмь, языку, иже не признаша имене Моего» (Ис. LXV. 1). Но иногда Он премолчевает и не обретается ищущей и призывающей Его: «возстану..., и обыду, ...и поищу, егоже возлюби душа моя: поисках Его, и не обретох Его, звах Его, и не послуша мене» (Песн. III. 2). Но ты не унывай от сего, дщерь милосердия Его: ты токмо «слыши», внимай непрестанно всякому знамению Его присутствия, «и виждь,» – озирай все пути Его, «да взыщеши Его, егда обретается; и призовеши Его, егда близ есть» (Ис. LV. 6).

«Слыши дщи и виждь». Два только чувства из пяти оставляет тебе провозвестник воли Царя царей. Начинай исходить, яко Лот, из сих пяти градов, долженствующих вскоре погибнуть. Оставляй область чувств, отрешаясь от тех прежде, которыя более плотяны и грубы. «Не коснися, ниже вкуси, ниже осяжи» (Кол. II. 21) в вожделение и наслаждение и пресыщение, но токмо за нужду и немощь плоти. Пресыщенные удовольствиями чувств дремлют пред чертогом небесного Жениха и не услышат гласа Его; елей в их светильниках истощается, и они не узрят лица Его.

«Слыши дщи и виждь и приклони ухо твое». Внимай! Есть многие и благолепные гласы, поражающие внутренний слух; но не все есть «глас Господа Бога, ходяща в раи» (Быт.3:8), – дано было в раи глаголать и змию. Есть многие и светлые виды, встречающиеся духовному оку, но не все есть истинный свет Христов; и «сатана преобразуется в ангела светла» (2Кор. XI. 14). Познай же, куда обращаться должно, чтобы не быть увлечену призраками: «приклони ухо твое», или, яснее, «приклони», с Давидом, «сердце твое во свидения» (Пс. CXVIII. 36) Господни. – «В научения странна и различна не прилагайся» (Евр. XIII. 9). «Имамы известнейшее пророческое» и апостольское «слово», дабы «внимать ему, яко светильнику» (2Пет. I. 19) чистейшаго света.

Начав духовное шествие наше к небесному Жениху и соблюдая нашу к Нему верность от прельщений чувств и от заблуждений ума, еще долго мы можем быть удерживаемы от приближения к Нему, пристрастиями нашего сердца. Но должно разрешиться и от сих уз: «забуди люди твоя и дом отца твоего» (Пс.44:11). Возможно ли сие? говорит страстная душа. – Но вопрошают ли о сем, когда тот же Бог законом любви супружеской повелевает «оставить человеку отца своего и матерь» (Быт. II. 24)? Не делается ли тогда любящее сердце истолкователем и защитником так же строгого, по-видимому, закона? Для любви ли к Богу невозможно то, что возможно для любви к твари? Не должна ли первая быть несравненно сильнее последней? Если любовью к твари можно жертвовать другой любви к твари: то можно ли любви к Богу принести меньшую жертву, как все роды законной даже любви к себе и другим? И может ли Божественный Жених предлагать меньшие требования желающим обручения с Ним, как сии: «иже хощет по Мне ити, да отвержется себе» (Мат. XVI. 24). «Иже любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин: и иже любит сына или дщерь паче Мене, несть Мене достоин» (Матф. X. 37). Не должна быть никакая преграда, никакое посредство, не должна падать никакая тень между Им и душею. «Брат мой мне, и аз Ему» (Песн. II. 16), воспевает она Ему в Песни песней.

Блаженна ты, если уразумеешь и воспоешь песнь сию, христианская душа. Тогда-то «возжелает царь доброты твоея», и явит тебе сокровища любви своей. «Аз любящия Мя люблю» (Прит. VIII. 17).

Но брегись еще, о дщерь благоволения, да не преткнешися в самом приближении к Царю твоему. Взирай с трепетом на славу, которую Он тебе обещает; и помышляй, что ты ничем не можешь заслужить ее, но малейшею неверностью можешь лишиться ее на веки. Поминай последнее наставление невестоводителя Царева: «и поклонишися Ему». Молися непрестанно «Исполняющему во благих желания твоя,» (Пс.102:5) и, когда Он «венчает тебя милостию и щедротами» (Пс.102:4), ты упадай к стопам Его смирением. «Да покрыется», по слову блаженнаго, «да покрыется любящее сердце твое страхом Господним, смиренномудрствующее, да не вознесшееся отпадет от Всещедраго»⁹²⁷.

Сим верным путем и неуклонным шествием от мира к Богу и от тьмы ко свету – да «приведутся Царю» небесному «девы» души наши, христиане, «во след приведенныя» ныне во храм преблагословенныя Девы; и да «введутся» некогда в нерукотворенный и вечный «храм Царев» (Пс.44:15–16), Его благодатию, и щедротами, и человеколюбием. Аминь.