383. Слово на Рождество Христово

«И се вам знамение: обрящете младенца повита, лежаща в яслех». (Лук. II. 12).

Третий день, как славословящая Церковь и при алтарях, и в домах возвещает нам сие знамение «родившагося Спасителя"⁹¹⁹ (Лук. II. 11). Вифлеемские пастыри, может быть, не более трех мгновений слышавшие небесную о Нем весть и славословие, в ту же нощь поспешили обрести Его по данному им знамению: «реша друг ко другу: прейдем до Вифлеема, и видим глагол сей бывший, егоже Господь сказа нам» (Лук. II. 15). Мы, толь долго и многократно уже оглашаемые славою, и сами призываемые к прославлению рождающагося Христа: «Христос рождается, славите», – мы, почти влекомые во сретение нисходящему с небес: «Христос с небес, срящите»⁹²⁰, – прешли ли наконец до Вифлеема и видели ли глагол сей бывший, его же Господь сказа нам?

Но как можно нам прейти до Вифлеема, скажут те, которые не имеют ни простосердечной веры пастырей вифлеемских, ни мудрости волхвов сущих от восток? – А разве можно нам, христиане, оставаться в большем удалении от родившегося Спаса нашего, нежели языческие мудрецы, и в большем неведении о нем, нежели пастыри обращающиеся токмо с несмысленными? Церковь, конечно, не обманывается, когда вопиет во уши наши: «Христос с небес, срящите!» Конечно, Христос доселе нисходит с небес, и в такой близости к нам, что мы, подобно пастырям или волхвам, благовременно можем приспеть на место его Божественного явления. «Прейдем до Вифлеема». «Вифлеем» значит «дом хлеба», – какого, если не «хлеба животнаго сходящего с небесе» (Иоан. VI. 51)? Прейти в сей Вифлеем, или, паче, соделаться сим Вифлеемом, долженствует каждая христианская душа, дабы внити потом и преобразиться самой «в Иерусалим новый, в скинию Божию» (Откр. XXI. 2–3). Бог хощет во всех нас «явити Сына Своего» (Гал. I. 16) посредством нашего благодатного рождения.

Дабы путь к родившемуся Спасителю не оставался для нас неизвестным или сомнительным, и дабы вместо Вифлеема нового рождения не закоснеть нам в том ветхом Иерусалиме, который в день спасения на пагубу свою мятется с своим Иродом – отважимся испытать⁹²¹, какое бы знамение могло нас удостоверить в нашем приближении ко Христу, в истине нашего возрождения?

В Евангелии мы видим два пути к рождающемуся Христу: путь волхвов и путь пастырей. Путь волхвов есть путь света и ведения, управляемый ясным знамением звезды, которую они видели на востоке и которая предводила их до Иерусалима и Вифлеема. Путь пастырей есть путь сени и тайны, путь веры, а не видения, который, по кратковременном осиянии славою Господнею, предприемлется в стражу нощную, совершается без руководителя и не обеспечивается никаким особенным знамением, кроме удобопререкаемого знамения «младенца повита, лежаща во яслех» (Лк.2:12). Кто бы не подумал, что светлый путь волхвов должен быть безопаснее, удобнее и кратчае? Напротив, он был и продолжительнее, и труднее, и опаснее, нежели темный путь пастырей. Вместо Вифлеема, мудрецы являются прежде в Иерусалиме: здесь проповеданные ими ведения ни к чему не служат, разве ко всеобщему смятению; они впадают в недоумение о продолжении пути своего; наставление небесного знамения становится не внятно для них; и Божественное Отроча, пред которым они желали повергнуться в благоговении, едва не повергается ими в руки нечестия. Пастыри преходят поприще мрака и, достигнув Вифлеема, достигают того, что слава Господня, единожды осиявшая их с небес, теперь невидимо вселяется в них самих: «возвратишася пастырие славяще и хваляще Бога» (Лук. II. 20).

Прославим прославившего путь волхвов; не презрим пути пастырей. Если светлый путь ведения привлекает наши взоры, – не забудем, что мы должны быть не путешествующими зрителями, но «осмотрительными путешественниками»⁹²². Между тем, как очи наши теряются в созерцании величественных видов, нам представляющихся, легко статься может, что мы не приметим под ногами нашими камней, сетей и пропастей, или остановимся на пути нашем тогда, как надлежало бы простираться в предняя. И потому яркия озарения ума не всегда можно принимать за непреложные знамения приближения ко Христу и за верные указания истинного пути возрождения. Есть просвещенные духи, подобные прозрачным телам, которые приемлют и передают свет, но сами его не чувствуют, и даже производят в других пламя, но сами остаются хладны и мертвы. Самая высокая мудрость человеческая есть такое светило, которое поколику само идет неопределенным еще путем, потолику и не может быть надежным путеводителем, и которое чем славнее в своем сиянии, тем страшнее в своем затмении. Как можно и желать лучшего? Истинное и живое видение собственно не есть удел настоящей жизни нашей, самое блаженство ее состоит в веровании: «верою... ходим, а не видением» (2Кор. V. 7): «блажени не видевшии и веровавше» (Иоан. XX. 29). Снидем же по следам пастырей вифлеемских, на сеннотаинственный путь веры; и чем более он сокровен и невидим, тем более потщимся его заметить осязательным знамением ему свойственным.

Токмо тот может оставить странствующим ясные и несомнительные знамения на новом и неизвестном для них пути, кто его прошел, изведал, измерил. И кто может совершеннее и ведать, и открыть, и назнаменовать ход чистого рождения, «еже не от крове и плоти» (Иоан. I. 13), как не Тот, Который един не родился во гресех, но «наитием Святаго Духа и осенением силы Вышнего» (Лук. I. 35)⁹²³, и Который един всем Его приемлющим «дает ...область чадом Божиим быти» (Иоан. I. 12)? Для сего-то, слуш., Он и родился на земли, чтобы явить здесь небесное рождение, родился видимо, дабы положить пред очи рождение невидимое, и пoелику рождаемый в чистоте и святости не имел нужды восходить к иному лучшему рождению, то самое рождение свое по плоти соделал токмо прозрачною «завесою» (Евр. X. 20), сквозь которую мы можем прозирать⁹²⁴ на новый и живый путь нашего духовного рождения. Не вопрошайте убо, вземлющие души ваши ко Господу, не вопрошайте более с Давидом: «скажи ми Господи путь, в оньже пойду» (Пс. CXLII. 8): сей недоведомый путь во услышание самой плоти ныне изглаголан воплощенным Словом Божиим: «Аз есмь путь» (Иоан. XIV. 6). Мудрствующие горняя! Не полагайте в сердце вашем иных восхождений к Богу, кроме степеней, по которым Сын Божий нисходит к человеку: «Сие... да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе, иже во образе Божии сый, ...непщева быти равен Богу, но себе истощил, зрак раба приим, в подобии человечестем быв, и образом обретеся, якоже человек» (Филип. II. 5–7). Не преходите спешно мимо знамения, с такою неукрашенною простотою открывшагося в Вифлееме Иудейском; сею самою простотою запечатлена тайна вашего собственного Вифлеема: во внешнем знамении родившегося Спасителя заключено внутреннее знамение спасительного возрождения.

И, во-первых, «се вам знамение: обрящете младенца» (Лук. II. 12). – Гордость денницы, воплотясь в человека, возрастила его в исполина, для которого «узкая врата и тесный путь вводяй в живот» (Мф. VII. 14) соделались непроходимыми: Сын Божий, дабы обновить сей путь своею плотию, стесняет свое необъятное величие в скудный возраст младенчества, и полагает его мерою, в которую бы мы приходили, вступая на путь живота и приближаясь ко вратам царствия. То, что некогда сказал Он ученикам своим на их вопрос: «кто... есть болий в царствии небеснем», еще прежде проповедано было немотствующим Его младенчеством: «Аще не обратитеся, и будете яко дети, не внидете в царство небесное» (Мф. XVIII. 1, 3). Итак, кто хощет обрести путь Иисуса, тот да взыщет Его младенчества. Младенец почивает на руках своей матери; мыслит ее умом; управляется ее волею; питается ее пищею; живет ее жизнию: если вы в детской простоте успокоиваетесь на руках Провидения; если ум ваш забывает себя в благоговейном смирении пред судьбами Премудрости Божией; если вы совершаете волю Божию так, как бы она была вашею волею; «если вы возлюбили... словесное и нелестное млеко» (1Пет. II. 2), не токмо яко услаждение, но и яко пищу, возращение и оживление духа, – то благословите Бога, который утвердил в вас живое знамение Спасова рождения.

Во-вторых, «се вам знамение: обрящете младенца повита». – Знамение повития пеленами нам изъясняет один из древних учителей «Христианских»⁹²⁵ (Tert. adv. Marcion, cap. IV). В повитии пеленами, говорит он, Иисус предначинает свое погребение. В самом деле, пелены младенца и плащаница умершего вначале истканы одним художником; колыбель и гроб имеют одного изобретателя. Если бы грех не изобрел гроба и плащаницы, то не было бы также пелен и колыбели. Как немощи рождения суть начатки смерти, так колыбель – предтеча гроба, и пелены – первый край постепенно развиваемой погребальной плащаницы. Почему Сын Божий, благоволив быть повит пеленами, предобразует ими жизнь непрестанного умерщвления. Кто бы вы ни были, желающие ходить во след Иисуса, вы также должны проходить сень смертную на пути рождения в живот вечный. Каждое орудие соблазна должно быть «усечено» (Мф. XVIII. 8), каждое движение собственности удержано и прекращено, «каждое земное вожделение связано и умерщвлено: «умертвите... уды ваша, яже на земли» (Кол. III. 5)"⁹²⁶. Вы должны, подобно повитому пеленами, сохранить свободу, отверзать очи ваши токмо для того, чтобы приобыкнуть спокойно взирать на узы вашего ветхого человека, и таким образом умертвить самое зрение; должны сохранить уста ваши токмо для того, чтобы дышать воздыханиями молитвы. Так верные последователи Господа «носили мертвость его в теле своем, и умирали по вся дни» (2Кор. IV. 10; 1Кор. XV. 31), но в сей самой смерти почерпали новую жизнь: «яко умирающе, и се живи есмы» (2Кор. VI. 9). Жизнь умерщвления есть непререкаемое знамение пути Христова, и гроб ветхого есть истинная колыбель нового человека.

Наконец, «се вам знамение: обрящете младенца повита, лежаща в яслех». Если младенчество и пелены Богочеловека суть знамения глубокого смирения Его и умерщвления, то ясли его суть изображение непостижимого истощания. Уже Он умалил себя пред Ангелами своим человечеством, своим младенчеством и пеленами восприял на себя то, что есть уничиженнейшего в человеках: Он нисходит еще, и слово неразлучно «сущее у Бога» (Иоан. I. 1) вменяется с бессловесными. О, как пред сим знамением Божественного истощания все превознесенное в человеках, все славное в мире, не унижается и умаляется, но рушится, исчезает, и скрывается в естественном своем ничтожестве! И блажен, кто благоговеет пред яслями Богочеловека так же, как и пред престолом Его Величествия, – кто, повергаясь пред ними, видит их над собою в такой же высоте, как небо! Пусть он теряет весь мир, теряет себя самого в беспредельной глубине своего ничтожества: сия беспредельность есть предел сообщения с беспредельным Божеством. Пусть, по изречению Псалмопевца, «исчезает... душа его: она» исчезает «во спасение» (Пс. CXVIII. 81).

Вы видите, слуш., каким образом Вифлеемское знамение родившегося Спаса дано не одним Вифлеемским пастырям, но и каждому из нас, дабы управлять нашим духовным путем ко Христу Спасителю. Вопросим еще единожды; прешли ли мы до Вифлеема, и то, чего естественно ищет душа наша, обрели ли столь же неукоснительно, беспрепятственно, верно, как сии верные в простоте своей пастыри – «приидоша поспешшеся, и обретоша» (Лук. II. 16)? О, Иисусе младенчествующий! Как трудно нам кажется сократиться в сию скудную меру Твою! Мы любим не малитися с Тобою, но расти в себе самих – расти своемудрием, расти вожделениями, расти ложною славою. О, животе, повитый в погребение! Как часто мы без внимания попираем и дерзновенно раздираем пелены Твои! Мы желаем лучше жить, дабы умереть, нежели умирать, дабы жить! О, мудросте и Слове Божий, поучающий нас ныне из яслей Твоих! как мало мы внимаем великой проповеди Твоего немотствования! Как будто знамения Сына Божия на земли для нас малы и низки; как будто мы ждем, чтобы для нас «явилось знамение Сына человеческого на небеси» (Мф. XXIV. 30)! Оно «явится»; но тогда уже не время будет ни праздновать, ни поучаться: «тогда восплачутся вся колена земная» (Мф. XXIV. 30). Поспешим, христиане, проходить примрачный путь веры, дабы свет судного дня внезапно не ослепил нас. Сретим любовию Христа нисходящего с небес, дабы Он сретил нас милосердием, восходящих на небо. И если кто уже пришел к нему с пастырями, да возвращается тот всегда с ними от славных знамений к простоте верования, восписуя славу единому Богу. Если же кто с волхвами притек в сокровенный Вифлеем от шумного Иерусалима: «да не возвратится тот ко Ироду» (Мф. II. 12) похвалиться своим обретением; да не соделается тайна Царя славы оружием миродержителя тмы века сего, который «ищет Отрочате, да погубит Е» (Мф. II. 13). Аминь.