206. Слово в день Успения Пресвятыя Богородицы

В Изложении Православной веры святаго Иоанна Дамаскина встречается следующее разсуждение о святых иконах: «понеже не вси знают писания, ниже вси в чтении упражняются: сея ради вины разсудиша святии Отцы, да сия» (яже в воплощении Сына Божия содеяшася), «аки преславная некая дела, на иконах изображаются, скорейшаго ради воспоминания» (Кн. IV. гл. 16). По сему разсуждению, взирать со вниманием на святыя иконы значит то же, что читать священныя книги. А из сего справедливо будет заключить, что из икон, так же как из книг, можно почерпать учение. И хотя святый Дамаскин относит сие к незнающим писаний: но и мы, сколько нибудь знающие писания, не превознесем себя над незнающими, и не почтем для себя излишним того, что для них полезно, «не высокая мудрствующе, но смиренными ведущеся», как учит смиренная мудрость Апостольская (Рим. 12:16).

Ревнующие поучаться тайнам Пресвятыя Девы Богородицы от Священных Писаний знают, как не много там о Ней говорится. И нельзя на сие жаловаться: потому что и о Самом воплощенном Сыне Божием в священных книгах более умолчано, нежели сколько сказано, и это по самой необходимости, как заметил последний, дополнивший других, Евангелист: «яже аще бы по единому писана Быша, ни самому, мню, всему миру вместити пишемых книг» (Ин. XXI. 25).

Итак думаем быть правы, если, упражнявшись в других случаях по нашей силе, или лучше, по нашей немощи, в испытании писаний, о Пресвятой Деве свидетельствующих, ныне хотим, вместо книги, прочитать нечто в иконе Успения Пресвятыя Богородицы, которой древнейший образец, по особенному устроению Провидения, принесен был из Константинополя в Киев, и которую Святитель Петр, своею священною и святою десницею, изобразил нам здесь, без сомнения, не для чувственного только зрения, но и для духовного созерцания.

Первая, ближайшая к зрителю часть иконы проста. Видим пречистое тело Пресвятыя Девы, по отшествии пресвятыя души Ея, почивающее⁶⁷³ на одре. Собор Апостолов подъемлет, и несет оное к месту погребения. Святый Петр воздает ему честь каждением фимиама, хотя оно само несравненно лучшим и животворным благоуханием исполняло внутренния чувства приближающихся к нему с верою. Если бы кистию и красками можно было изображать звуки: то мы услышали бы от иконы и Апостольскую погребальную песнь, в которой, как сказует святый Дионисий Ареопагит, «сошедшиеся для зрения живоначального и Богоприемного тела, Богобрат Иаков, и Петр, и все священноначальники воспевали безконечно сильную благость Богоначальственной немощи», то есть, благость Сына Божия в воплощении восприявшаго на Себя немощь естества человеческого, кроме греха (о имен. Бож. гл. 3).

О чем напоминает нам сие изображение? Чему нас поучает? – Напоминает о грозном законе смерти. Поучает благовременно помыслить о том, как нам встретиться с сим законом.

«Земля еси, и в землю отъидеши»: сказал Небесный Судия в лице согрешившаго праотца роду человеческому (Быт. III. 19). И как неумолимо исполняется сей приговор! Пусть бы «царствовала смерть и над не согрешившими по подобию преступления Адамова» (Рим. V. 14), одинако над согрешившими каким либо иным образом, и над не очистившимися от греха прародительского. Но преблагословенная Мария, еще прежде нежели соделалась Богоматерию, по изъяснению церковного Богослова (Иоан. стихир. на Благовещ.), «предочищена Духом», чтобы Ей быть достойным сосудом воплощения Сына Божия. Со времени же воплощения, как тело Ея есть жилище Божие, так, без сомнения, и душа Ея есть жилище Божие, в столь же высоком значении, как она, по достоинству Матери Господней, превышает Херувимов и Серафимов. И не смотря на сие, покоряется и Она закону смерти, хотя впрочем только по видимости; отходит и Она в землю, хотя впрочем только на краткое время. Как могло быть сие допущено? – Могло быть допущено по Ея смирению, по которому Она не хотелa бы пребыть совсем непричастною смерти, когда Пребожественный Сын Ея вкусил смерти; и действительно допущено по устроению Провидения, для нас, чада перстного Адама, неподвизающияся преобразиться в образ Адама Небесного, – для нас, чада согрешившаго, согрешающия и не очищающияся, чтобы мы, взирая на гроб Пречистыя Матери Живота, и обращаясь к тому, что ниже Ея, со страхом помыслили, как верно суждение Апостола, что и «праведник едва спасется», и чтобы глубоко почувствовали силу следующаго за сим заключения: «аще праведник едва спасется, нечестивый же и грешный где явится» (1Петр. IV. 18)?

Если и при благодатном обновлении жизни, при высокой святости и чистоте, стрела смерти еще находит более или менее уязвляемое место в естестве человеческом: то что будет с человеком, который, не подвизаясь о благодатном обновлении, безпечно живет в растленной природе? Что будет с душою, которая греховными склонностями и страстями сама в себя вводит стихии адския, и плодит в себе семена смерти духовной? Что будет с телом, которое, при своем, уже природном, расположении к тлению, не только не получает врачевания от высшей силы, обновленной благодатию жизни, но еще приемлет новыя злейшия семена тления и смерти от порочной души, от ея разрушительных страстей, от ея необузданных похотей, от разных видов невоздержания и злоупотребления чувственных способностей?

Внимательно и неленостно да подвизаемся, братия, чтобы заповедями Божиими и силою веры исправлять, очищать и возвышать нашу деятельность, и от видимой жизни естественной восходить к сокровенной жизни благодатной, да будет временная жизнь наша сродным началом жизни вечной, да не будет временная смерть наша преддверием смерти вечной, да будет гроб наш дверию в небо!

Обратимся паки к разсматриванию иконы. Вторая часть ея не так проста, как первая. Над смертным одром и над бездыханным телом Пресвятыя Девы икона представляет Самого Христа Спасителя, держащаго на руках душу Ея, в образе младенческом, знаменующем, без сомнения, начатие новой в небесах жизни. Писания не говорят, чтобы сие телесными очами видели все бывшие свидетелями успения и погребения Божией Матери. Посему надлежит полагать, что составитель иконы представил здесь видимым принадлежащее к миру невидимому, и просто видимое соединил с духовно-созерцаемым. Изобразив тело Пресвятыя Девы, оставленное душою Ея, он как бы предупреждал вопрос: что в сие время происходило с Ея душою? И в ответ на сие, изобразил видимо и Ея душу, носимую руками Ея Божественного Сына.

Здесь раждается новый немаловажный вопрос: какую силу имеет сие изображение? Не есть ли это простое представление воображения? – Нет. Так думать было бы не сообразно с достоинством древней святой иконы. Дерзость писать иконы по воображению живописца есть порождение своеволия новейших времен. Древние изображали на иконах то, что находили в достойных веры писаниях или в предании. И художник нашей иконы, святый Петр, без сомнения, не был расположен писать на иконах мечты воображения. Заключим не обинуясь, что его икона представляет нам не произвольный плод воображения, но созерцание, согласное с существом предмета.

Надобно ли, по церковному правилу осторожности, показать согласие сего предания с Священным писанием? – Для сего можно указать на слова Христовы: «бысть же умрети нищему, и несену быти Ангелы на лоно Авраамле» (Лук. XVI. 22). То, что слова сии принадлежат к притче, не должно быть поводом к сомнению о их значении: потому что и приточныя лица изображаются чертами действительной природы. Как смерть и погребение богатаго суть черты действительной природы: так несение Ангелами умершаго нищаго, в терпении стяжавшаго душу свою, есть черта действительного созерцания. Итак сличайте. Если Писание свидетельствует, что души святых человеков, исходя от тела, приемлются Ангелами: то не совершенно ли согласно с сим, предание, между прочим посредством иконы, свидетельствует, что пресвятая душа Матери Господней, высшей Ангелов, исходя от тела, прията была Самим Ея Божественным Сыном? Ангел же, по другому преданию, послан был к Ней еще прежде на землю, дабы предварить Ее о приближавшемся преставлении; а потом собор Ангелов приветствовал Ее небесными песнопениями, которых отголосок слышали достойные во время Ея погребения.

Видите, какую многоразличную премудрость заключили в иконном изображении Богомудрые Отцы наши. Они представили нам не только назидательное воспоминание прошедшаго видимаго, но и таинственное созерцание невидимаго в области грядущаго века.

Какое сладкое, хотя недосязаемо высокое созерцание! Как светло сияет в нем любовь Божественного Сына к Богоблагодатной Матери! Какая точность Небесного Судии в воздаянии по делам земной жизни! Пoелику Приснодева носила на руках своих Сына Божия, во время Его земного младенчества: то, в воздаяние за сие, Сын Божий носит Ея душу на руках Своих, в начатке Ея небесной жизни.

Кто бы ты ни был, состранник земной жизни, слушающий меня, скоро и твоей и моей душе, – не знаю, которой скорее, – только верно скоро и твоей и моей душе отверзется невидимая область века грядущаго. Подумали ль мы, что там нас встретит? Кто там нас примет? Удостоят ли Ангелы, подобно как душу Евангельского нищаго, и нашу бедную душу нести в некую обитель света? Или ты о сем не заботишься, и думаешь, что можешь обойдтись и без сей почести? Не обмани себя. Правда, что это есть почесть достойным: но не есть ли это также и пособие нуждающимся? Если на пути видимаго мира нужно нам охранение и руководство Ангелов: то не паче ли при вступлении в безвестный и безпредельный мир невидимый? Теперь телесный мир стоит пред нами, как преграда, закрывающая от нас светлое царство небесное, но также отделяющая от нас и мрачное царство адское; но и теперь, более или менее, проникают до нас влияния преисподней тмы, и тем более благопотребны нам вспомоществующия влияния из царства света: что же будет, когда душа наша, отрешаясь от тела, переступит за преграду мира телесного, и вступит в непосредственное соприкосновение с миром духовным? Не угрожает ли ей открытое нападение темных сил, тогда как она не может сказать о себе, как мог сказать един Безгрешный: «грядет сего мира князь, и во Мне не имать ничесоже» (Ин. XIV. 30)? Блажен, кто, смотря за гроб, имеет довольно присутствия духа, чтобы сказать с Давидом: «аще и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла; яко Ты со мною еси» (Псал. XXII. 4), – Ты, свет мира и победитель ада, – Ты, Который и сень смертную просвещаешь сиянием креста Своего, – Ты, Который «за всех вкусил смерти», чтобы смерть поглощена была жизнию, – Ты, Который заповедуешь Ангелам Твоим живущих в помощи Твоей сохранять во всех путях видимых и невидимых, во времени и за пределами времени! Но чтоб иметь такое присутствие духа, для сего надобно, чтобы точно был с нами Христос, в нашей вере, в нашей любви, в нашей деятельности по Его воле и заповедям.

У пророка Исаии, «сия глаголет Господь: блажен, иже имет племя в Сионе, и южики во Иерусалиме» (Ис. 31:9). Если сие изречение имеет силу значения в отношении к Иерусалиму земному и народу иудейскому: то несравненно большую в отношении к духовному Израилю и небесному Иерусалиму. Иудей, если не может прийдти в земном Иерусалиме в дом сродника, может найти там для себя гостинницу, и за деньги получить то, чего не может иметь по родственной приязни. Но в небесном Иерусалиме нет наемных жилищ, ни денег, ни купли, ни продажи. Или приди туда, как единоплеменник и сродник, или не будешь там принят. – Но разве можем мы сделаться сродниками небесным гражданам, которых большею частию даже и не знаем? – Можем сделаться сродниками не только гражданам небесным, но и самому Царю их. Читайте в Евангелии давно готовую грамоту Его для всех вас на сие высокое родство. «Мати Моя и братия Моя сии суть, слышащии слово Божие, и творящии е» (Лук. VIII. 21). Итак будьте, братия, прилежны к слушанию слова Божия, особенно глаголющаго в Церкви, будьте деятельны и верны в исполнении Христовых заповедей; и вы войдете в родство небесное, будете «иметь племя в» горнем «Сиoне, и южики в» нерукотворенном «Иерусалиме», будете еще на земли, по слову Апостольскому, «сожителе святым и приснии Богу» (Еф. II. 19), а наконец, они примут вас и в вечные кровы небесные, в причастие блаженства, и в созерцание славы Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.