159. Слово в день рождения Благочестивейшаго Государя Императора Николая Павловича

Стойте в вере, мужайтеся, утверждайтеся: вся вам любовию да бывают. (1Кор.16:13–14).

Если точно на всех членов Церкви простирается предписанный Апостолом закон взаимности: «утешайте друг друга, и созидайте кийждо ближнего» (1Сол. 5:11), так как он изречен без изъятия и ограничения: то не надобно ли иногда, чтобы и поставленный в Церкви подавать утешение и назидание, заимствовал утешение и назидание, или, по крайней мере, случай к назиданию, от тех самых, которые предстоят как приемлющие назидание? – Так действительно могу я поступить ныне.

Вижу собор сынов Отечества, предстоящих в радостной, благодарной и благожелательной молитве за Отца Отечества, при воспоминании дня, в который Провидение даровало земле жизнь, по его назначению, благотворную и охранительную для миллионов жизней. По нашему общему сочувствию, сознаю в сем благословенное действие благословенной любви к Помазаннику Божию, которой в Россиянах удивляются иноплеменные, и удивлением дают свидетельство превосходства.

Итак от вас приемлю я утешение, видеть в вас одну из важных отраслей любви Христианской уже прозябшую и плодоносящую. И с сим вместе, от вас же беру случай, предложить к нашему общему назиданию, несколько мыслей о Христианской любви, не довольствующейся тем, чтобы проявлять силу свою в некоторых отраслях, но домогающейся наполнить все поле жизни и деятельности.

Обширный и многообъемлющий закон любви заключил Святый Апостол Павел в немногих словах: «вся вам любовию да бывают». Все, что вы ни делаете, должны делать «любовию», как бы всеобщею силою и всеобщим орудием; все должны делать из любви, ради любви, по крайней мере с помощию и с участием любви.

Апостол не выразил, любовь ли к Богу разумел он в изречении своем, или любовь к ближнему, или ту и другую вместе. Но как об отношениях к Богу непосредственно пред сим сказал он в другом изречении: «стойте в вере»: то надлежит заключить, что об отношениях к ближним, а потому, вероятно, и о любви к ближним, думал он, когда сказал: «вся вам любовию да бывают». Таков долженствовал быть разум его изречения и по обстоятельствам, в каких написал он сие к Коринфянам. Распри нашел он у них: потому и нужду имел учить, чтобы они все взаимныя отношения устрояли на основании взаимной любви. Впрочем любовь к ближнему представляется здесь в ближайшем действии; но и любовь к Богу не исключается: потому что любовь к Богу есть душа истинной любви к ближнему.

«Вся вам любовию да бывают»: какую безпредельную область представляет Апостол действию любви! Мысль достойная глубокого внимания! Как есть соответствие между высотою власти и между пространством области, на которую она простирает свое влияние: так есть соответствие между высотою любви и между пространством области, в которой она действует.

Если бы кто приступил ко мне с вопросами: должно ли любить кого нибудь? должно ли с любовию делать что нибудь? то я не стал бы отвечать, а поспешил бы отступить от вопрошателя: потому что такие вопросы может предлагать только стоящий на пороге ада. Только там, где царствует «человекоубийца искони» (Ин.8:44), думают решительно, что можно быть совершенно без любви, что любовь есть слабость, что сила есть ненависть: следственно вопрос о возможности быть без любви есть порог ада. По сю сторону двери адской вопрос может быть не о всецелом отрицании любви, но разве о ее предметах, видах, степенях и пространстве или стеснения ее области.

Представим себе любовь, заключенную в более или менее тесном круге родства, знакомства, взаимности: и посмотрим, каково ее достоинство. Отцу и матери нужен ли подвиг, чтобы любить свое дитя? Младенцу надобно ли учиться любить отца и мать? Если же в сей любви все делает природа, без подвига и почти без ведома человека: то где тут достоинство добродетели? – Это просто естественное чувство, которое и в безсловесных примечаем. Нелюбление родителей или детей есть глубоко низкий порок: но любовь к родителям и детям не есть еще высокая добродетель, кроме особенных случаев, когда ее возвышает соединенное с нею самоотвержение и самопожертвование. О достоинстве любви взаимности, которою любят любящих, нет нужды входить в изследование, после суда, который произнес над нею непогрешительный и нелицеприятный Судия: «аще любите любящия вы, кая вам благодать есть? ибо и грешницы любящия их любят. И аще благотворите благотворящим вам: кая вам благодать есть? ибо и грешницы тожде творят» (Лк.6:32–33). «И аще целуете други ваша токмо: что лишше творите? Не и язычницы ли такожде творят» (Мф.5:47)?

Сии разсуждения поставляют нас между двумя противоположностями, между которыми однако нет отдельной средины, и из которых в одну надлежит нам впасть неизбежно. Если мы ограничим нашу любовь родными, знаемыми, любящими нас: то мы не во благодати небесной, но в природе земной, несовершенной; наше достоинство едва ли восходит выше меры грешников и язычников, и, может быть, не далеко возвышается над уподоблением безсловесным. Если же мы признаем недостаточество природы, и жаждем благодати; если оставаться на ряду с грешниками почитаем низким, бедственным, погибельным; если чувствуем наше призвание к высшей добродетели, нежели до какой достигали язычники: то не должно нам ограничивать нашу любовь родными, знаемыми, любящими нас, но простирать оную далее сих пределов, от родных к чужим, от знаемых к незнаемым, от любящих к нелюбящим, словом, ко всем.

Тот, чье сердце не расширено еще до всеобщей любви, может недоумевать, как любовь одного человека простираться может на такую безпредельную область? Разрешить сие недоумение поможет нам Апостол любви, Святый Иоанн Богослов. Он говорит: «всяк любяй рождшаго, любит и рожденного от Него» (1Ин.5:1). К сему можно присовокупить: всяк любящий Создателя, любит и создание любящаго Создателя. И так возлюби единого Бога; и возлюбишь всех чад Божиих. Возлюби Творца, и не трудно тебе будет любить создания, которые Он любя сотворил и сохраняет. Что касается до дел любви; для них есть порядок, указанный другим Апостолом: «да делаим благое ко всем, паче же к присным в вере» (Гал.6:10). Твори добро преимущественно присным по вере, по роду, по отечеству: но не полагай здесь рубежа для твоей любви; а поколику встречаешь случай, поколику имеешь средства, помоги бедности чужаго; сжалься над бедствием иноплеменника; «еретика человека отрицайся» (Тит. 3:10), то есть, его ложного и вредного учения, но человека и в иноверном щади, милуй, споспешествуй его благу, особенно духовному.

Впрочем закон всеобщей любви, стремящейся объять всех человеков, необходимо должен дать человеку так много дела, что не останется места досугу от упражнения любви. Посему Апостол проповедует всеобщность любви, объемлющую и все дела, и все ей подчиняет. «Вся вам любовию да бывают».

Есть дела, в которых любовь участвует сама собою, так что для сего не нужно ни учение, ни увещание. Так с любовию отец ласкает, мать питает свое чадо; с любовию сын отцу и матери откликается на зов, служит, помогает. Но есть другия дела, к которым не так близка любовь, и при которых не всякой о ней вспомнит. Над сими особенно надлежит испытывать благотворную силу Апостольского учения о любви вседействующей, или всему содействующей.

«Что значит оное: «вся вам любовию да бывают»?» – вопрошает Святый Златоуст. И ответствует: «аще запрещает кто, рече, аще обладает, или обладаем есть, аще учится, аще учит, вся с любовию да творит».

Чего, как существенно необходимаго, искал Господь в Петре, когда хотел поставить его в учительское и священноначальническое служение? – Любви. Трижды вопрошал Он: «Симоне Ионин любиши ли Мя»? и не прежде, как по уверении в любви, изрекал повеление: «паси овцы Моя; паси агнцы Моя» (Ин.21:15–17). Правда, вопрошение: «любиши ли Мя паче сих»? очевидно указывало, на прежнее самонадеянное уверение Петра: «аще и вси соблазнятся о Тебе, аз никогда же соблазнюся» (Мф.26:33), и троекратным удостоверением о любви ко Христу заглаждалось троекратное отречение от Христа; это была кроткая епитимия покаявшемуся и разрешаемому Петру. Но тем не менее сие относилось и к вверяемому служению. Ведал Господь, что любящий Его будет любить и овец Его; и что для пастыря, и для овец пастырская любовь надежнее жезла, и приятнее свирели. Это случай единственный, но вместе и пример для всех.

Учащий, который действует одним знанием без любви, предлагает алчущим и немощным черствый, или даже каменный хлеб. Учение, которое не сердцем любящим приемлется, есть семя сеемое в снег. Знание без любви есть зимнее солнце, которое не оживляет и не возращает. Итак аще кто учится, аще учит, с любовию сие да творит.

Если начальствующий или обладающий все думает делать одною силою власти, не пользуясь силою любви: то по необходимости он должен будет чрезмерно напрягать одну силу в замен другой, и таким образом отягчит бремя подчиненности, которое мог бы облегчать, и будет разстроивать союз, который желает скреплять: ибо «соуз совершенства», совершеннейшая связь между людьми, есть «любовь» (Кол.3:14). Если и подвластный с необходимою покорностию не соединяет свободной любви: то сам для себя ожесточает иго, которое любовь умягчила бы. Не стараясь быть в сердце сыном обладающаго, приметно или неприметно, препятствует он обладающему быть отцем для него. Итак аще кто обладает, с любовию да обладает: аще обладаем есть, с любовию да повинуется.

Должно ли и «запрещать», как выразился Св. Златоуст, то есть, бранить и наказывать с любовию? – Непременно с любовию, если запрещение должно быть Христианское и спасительное. Для чего бранят? Для чего наказывают? Неужели для того, чтобы неистовствовать во гневе, мстить и карать? Какой разум одобрит сие? Какое сердце, в минуты безстрастия, не отвратится от сего? Для чего же можно, или должно, бранить? – для того, чтоб изъяснить виновному его вину и тягость ея. Для чего наказывать? – для того, чтобы пресечь или предупредить зло, и побудить согрешившаго к исправлению. Не трудно приметить, что сию цель наказания и назначает не иной кто, как любовь. И кто лучше ее может исполнить сие назначение? Она также может предохранить, чтобы обличение не перешло в гнев, чтобы неудержанный гнев не ожесточил виновного вместо исправления, чтобы строгость не простерлась до жестокости; она проливает животворный бальзам на рану, которую наносит наказание. Итак, аще кто запрещает и наказывает: и сие с любовию да творит.

Братия! Еще «воспомянути вам хощу ведущим и вам единою сие» (Иуд.1:5): какую заповедь новую, последнюю, единую оставил нам Господь наш, в отличительное знамение Своих учеников? – «Заповедь, – глаголет, – новую даю вам, да любите друг друга» (Ин.13:34). Мало ли еще заповедей? Мало ли добродетелей? Почему не упомянул Он ни об одной, кроме любви? Без сомнения, по предуведению, что если будет любовь, то будут и все добродетели, исполнятся и все заповеди. Итак, и по заповеди Господней, и по учению Апостольскому «вся вам любовию да бывают». Аминь.