8-е число

Св. евангелист Иоанн родом из Вифсаиды Галилейской, сын Зеведея – рыбаря и Соломии, меньший брат Иакова Зеведеева (Мф.4:21,27:56. сн. Мк.15:40,16:1). Родители Иакова и Иоанна были люди благочестивые, небогатые, простые и покорные воле Промысла. Отец не препятствовал сыновьям своим оставить свои занятия и его самого и последовать за Господом, их призывавшим. Мать вместе с другими благочестивыми жёнами сама следовала за Иисусом Христом, служила Ему имением своим (Мф.27:55–56. Лк.8:3), заботилась о приличном погребении Иисуса Христа, ходила на гроб Его, чтобы помазать тело Его драгоценными ароматами (Мк.16:1; Лк.23:56,24:1).

Сын Зеведея и Соломии – Иоанн был человек некнижный и простой (Деян.4:13). Первоначально он был расположен к Спасителю проповедью об Нём Крестителя. Когда Предтеча, указывая на Господа, воскликнул: «се Агнец Божий, вземляй грехи мира», двое из учеников его пошли за Иисусом (Ин.1:36–37). Один из них был Иоанн. Вместе с братом своим Иаковом он призван Господом в звание Апостола (Мф.4:21,10:2), от ловли рыб, на озере Геннисаретском (Мф.4:18–21; Лк.5:1–14). Подобно брату своему Иоанн наречён от Иисуса Христа Воанергесом, т. е. сыном громовым (Мк.3:17), в предзнаменование особенной ревности его о славе своего Учителя (Лк.9:54–55) и величия его Евангельской проповеди. «Богословие Иоанна, аки гром имеяше слышатися во всем мире и всю исполнити землю». По сказанию Иеронима, Иоанн призван в Апостольское служение в юношеском возрасте и был моложе прочих Апостолов, и потому долее всех их подвизался на земле. Через год после призывания Иоанн избран был Господом из множества учеников Его в число 12 Апостолов. Во время земной жизни Иисуса Христа Иоанн пользовался особенным Его благоволением, был возлюбленным Его учеником, его же, как неоднократно свидетельствует об нём Евангелие, любляше Иисус (Ин.13:23,19:26,21:20), по словам св. Златоуста, за его великую кротость и тихость. Вместе с Петром и Иаковом Иоанн удостоен был Господом находиться при воскресении дочери Иаира, при преображении Господнем и при молитве Спасителя в саду Гефсиманском. Когда Господь, для всегдашнего единения с верующими, возжелал установить таинство св. Причащения, Он послал Петра и Иоанна в Иерусалим приготовить для сего особенную горницу (Лк.22:8). Во время Тайной Вечери возлюбленный ученик возлежал на персях Господа (Ин.13:23,21:20). После объявления Иисусом Христом о близком Его предании, опечалившего Его учеников, по знаку Петра Иоанн один осмелился спросить у Господа о предателе (Ин. 13:21–26). Когда Иисус Христос указан был предателем и взят в саду Гефсиманском, все ученики разбежались; только Пётр и Иоанн следовали за Господом (Ин.18:15). Но и Пётр при страдании Его отрёкся от Него; Иоанн же один и при кресте Господа стоял. За столь великую любовь Иоанн высоко награждён был от Господа. С креста Иисус Христос заповедал ему быть у Пречистой Матери Своей вместо сына.

В третий день по смерти Иисуса Христа Иоанн, услышав от Марии Магдалины о необретении тела Его во гробе, первый притёк ко гробу и виде и верова воскресению Христову (Ин.20:1–8). В тот же день вечером Иоанн вместе с другими учениками увидел и Самого Воскресшего Господа, а через восемь дней опять узрел Его (Ин.20:19–26). Потом Воскресший явился ученикам Своим на море Тивериадском, где был в числе их и св. Иоанн. После сего возлюбленный ученик Христов неоднократно встречал Воскресшего Господа; видел и славное вознесение Его на небо.

Наречённый сыном Пресв. Девы Марии, Иоанн не оставлял Её до её успения, последовавшего в седьмое десятилетие первого столетия по Р. Хр.; и оттого, быть может, по сошествии Св. Духа, Ап. Иоанн проповедал Евангелие большей частью в Иерусалиме и окрестностях его, и вместе с Ап. Петром потерпел первые узы и побои за слово Божие (Деян. III, IV, Деян.8:14,25; Гал.2:9), и, подобно Ап. Петру и Иакову, брату Господню, именуется в Писании столпом Церкви (Гал.2:9).

По успении Пресвятой Девы Марии, Ап. Иоанн принял на себя попечение об утверждении в вере Церквей Малоазийских, – Ефесской, Пергамской, Смирнской, Фиатирской, Сардийской, Филадельфийской, Лаодикийской, о которых было ему сказано в Откровении. Подобно Ап. Иакову и Петру, он не столько заботился о путешествиях для благовестия св. веры, сколько об утверждении её в одном месте, откуда она могла бы впоследствии распространяться и далее. Этим местом он избрал Ефес, и здесь жил с 67 или 68 года по Р. Хр.

В царствование Домициана (81–95), который воздвиг на христиан второе от язычников гонение, св. Иоанн в Риме ввержен был в кипящее масло, но благодатью Божией остался невредим. В 94 году по Р. Хр. Апостол за своё свидетельство о Божественном Слове императором Домицианом сослан был в заточение на Патмос – один из островов Архипелага на Средиземном море, близ берегов Малой Азии, и сделался просветителем этого острова. Памятником пребывания здесь св. Ап. Иоанна доселе служит монастырь, основанный Алексеем Комниным на Патмосе во имя Богослова, и местное предание сохраняет места, освящённые присутствием Евангелиста Иоанна. Жители острова все христиане. Св. узнику за слово Божие на Патмосе – возлюбленному ученику Своему Господь явился и открыл таинственные судьбы св. Своей Церкви для ободрения и укрепления верующих. В глубоком уединении, во дни пламенной молитвы Апостола ему явлен был целый ряд таинственных видений, в которых представлена была борьба агнца со змием и торжество первого над последним. Господь повелел написать сии откровения и послать книгу Церквам Азийским в утешение и наставление христианам. Итак, на Патмосе в 94 году по Р. Хр. Иоанн написал Апокалипсис, т. е. откровение о будущей судьбе Церкви Христовой и всего мира (Апок.1:9), и послал книгу свою указанным Церквам. По восшествии Траяна на престол Римский, Иоанн получил свободу и возвратился в Ефес, где главным попечением св. Иоанна было соблюдение распространившейся веры в чистоте, утверждение Церкви и благочестия, при множестве появившихся лжеучителей. Для этой цели он всегда имел при себе много учеников, воспитывал их в истинной вере и благочестии и рукополагал в епископы для разных Церквей, так что Малоазийские Церкви во II веке большей частью производили от него преемство своего епископства.

Среди соблазнов от лжеучителей верующие нуждались и в личных наставлениях Апостола. Посему он, не смотря на свои преклонные лета, нередко предпринимал путешествия, чтобы утверждать правоверующих и обращать заблудших. В это время около 97 года Апостол Иоанн написал свои соборные послания; первое из них ко всем христианам, а последние два к частным лицам. Из последних видно, что Апостол писал их или приготовляясь к путешествию, или во время путешествия по странам Малоазийским.

В какой степени св. Апостол Иоанн питал любовь к своим духовным чадам, чтобы их предохранить от влияния лжеучителей или отвлечь от пути порока, можно судить по рассказу о св. Иоанне древних современных писателей. Ученик св. Иоанна св. Поликарп, епископ Смирнский, рассказывает о своём учителе, св. Апостоле Иоанне, что он, пришедши однажды в Ефесе мыться и увидев в бане еретика Керинфа, выбежал вон, сказав: «убежим отсюда; может обрушиться баня, когда в ней Керинф, враг истины». Евсевий, передавая слова Климента Александрийского об отеческом попечении св. Иоанна о спасении грешных, говорит: «по смерти мучителя (Домициана) Иоанн возвратился с острова Патмоса в Ефес и по приглашению посетил ближайшие области язычников, частью для поставления епископов, частью для устроения церквей, а частью для принятия в клир некоторых лиц, указанных Святым Духом. Пришедши в один город неподалёку от Ефеса и преподавши утешение братии, он заметил между прочим юношу, видного телом, приятного лицом, чувствительного сердцем, и обратившись к начальствовавшему епископу, сказал: этого юношу особенно вверяю тебе, свидетельствуясь Церковью и Христом. Епископ принял юношу и обещал приложить о нём всё своё попечение. Старец, взяв к себе в дом порученного ему юношу, воспитывал его, надзирал за ним, блюл его и наконец просветил его крещением, и после сего ослабил заботливость и наблюдение над ним, потому что сообщил ему совершенного хранителя – печать Господню. Воспользовавшись ранним послаблением, юноша попал в общество праздных, развратных, способных на всякое худое дело. Сперва они завлекали его роскошными обедами, потом уводили с собой, отправляясь по ночам на грабительство, а наконец склоняли его и к тягчайшему. Юноша понемногу привыкал. Имея пылкую природу, он, подобно дикому и могучему коню, ринулся с прямого пути и, закусив удила, быстро мчался к погибели. Покорив товарищей своей власти и составив из них скорище разбойников, он сделался начальником их, и насилием, кровожадностью и бесчеловечием превзошёл всех».

Между тем Апостол Иоанн снова пришёл туда и сказал епископу: «Возврати же нам залог, который я и Христос вверили тебе в присутствии Церкви, тобой управляемой». Епископ сначала изумился, думая, не оклеветали ли его в присвоении каких-либо денег, которых он не брал. – «Я хочу знать о юноше, о душе брата нашего», сказал Апостол. Тогда старец глубоко воздохнул и со слезами сказал: «Он умер! Умер для Бога, стал злым, развратным, главой разбоя и теперь, вместо Церкви, поселился на горе с своим сообществом». Тогда Апостол с великой скорбью поехал на гору, как мог скорее. Приближается к указанному месту. Сторожевые разбойники схватили его, но он не думал бежать или противиться. «Я затем и пришёл, говорит он, чтобы вы отвели меня к своему начальнику», который между тем ожидал его уже с оружием; но лишь только Иоанн подошёл, тот узнал и от стыда обратился в бегство. Апостол погнался за ним изо всех сил, забывая старость свою и крича ему вслед: «сын мой, что ты бежишь от меня, от твоего отца, от безоружного и старого, сын мой, пожалей меня и не бойся! Есть ещё надежда жизни, я буду отвечать за тебя Христу. Если нужно, рад умереть за тебя, как и Господь за нас; за твою душу я готов отдать свою. Остановись, поверь, Христос послал меня!» Юноша остановился, поник взором в землю, потом бросил своё оружие, затрясся и залился слезами. Старец подошёл к нему, юноша обнял его, и выражениями глубочайшей скорби умолял о прощении и вторично крестился в слезах, только прятал правую свою руку, которая давалась в знак мира и обещания верности (1Макк.11:50). Апостол уверял, клялся, что и для него приобретено Спасителем прощение грехов, умолял его, пал перед ним на колени, даже целовал его правую руку, как бы она была уже очищена покаянием, и таким образом опять привёл его в Церковь. После сего Иоанн часто молился об нём, вместе с ним содержал продолжительные посты, успокаивал его мысли разными назидательными беседами и, говорят, не прежде удалился, как совершенно уже возвратил его в недра Церкви.

Среди таких трудов и попечений св. Апостол оканчивал своё течение. Убедительные просьбы епископов и ходатайство целых Церквей побудили его изложить письменно то, что доселе благовествовал он устно, и пополнить три известные уже Евангелия новым Евангелием. Предание говорит, что св. Апостол приступил к сему делу не вдруг. Заповедав целой Церкви пост, он подобно Моисею удалился в гору с одним учеником своим. Там три дня и три ночи провёл он в пламенной молитве, и наконец после небесных знамений приказал ученику своему Прохору писать то, что услышит из уст его. Прохор услышал и начал писать: В начале бе Слово и проч. Евангелие от Иоанна написано в Ефесе вероятно около 102 года по Р. Хр. на Греческом языке. По предисловию же к сему Евангелию, принятому Церковью от Феофилакта, архиепископа Болгарского, а равно и по некоторым иным сказаниям, положенным Церковью перед Евангелием от Иоанна, в конце и перед Богослужебной книгой Апостол, Евангелие от Иоанна написано им «по тридцати двух летех вознесения Христова». Предание говорит, что, когда три прежде написанные Евангелия распространились между всеми и дошли до Иоанна – он предпринял дать своё об них свидетельство. «Он видев та, указа благодать истины, и елика они оставиша, той пополни, и елика сокращеннее реша, сей распростре во своем благовестии». По высоте учения Евангелия, особенно о Божестве и безначальном рождении Бога Слова, о Божестве и безначальном исхождении Святого Духа от Бога Отца, св. Евангелисту Иоанну преимущественно усвоено Церковью наименование Богослова, которое заимствовано из слов, составляющих начало Евангелия: в начале бе Слово и Слово бе к Богу и Бог бе Слово. Это наименование, со времён Апостольских известное, сделалось общеупотребительным в IV веке.

В IV веке рукопись Евангелия от Иоанна найдена была в Иерусалиме. Филосторгий пишет: когда по приказанию Юлиана Отступника устрояемо было основание для храма Иудейского, один из камней, положенных на самый низ, сдвинувшись, открыл отверстие какой-то пещеры, выделанной в скале. Начальствовавшие над работами, желая узнать, что это за пещера, спустили в неё одного из работников. Там он увидел какой-то столб; положивши на него руку, работник нашёл на нём книгу, завёрнутую в тонкий и чистый плат, и, взяв находку, дал знак, чтобы его тащили назад. Быв вытащен, показал он книгу и привёл всех в изумление – особенно тем, что она имела вид книги новой и вовсе не бывшей в употреблении, равно как и тем, что её нашли в таком месте. Эту книгу, что ещё более привело язычников и Иудеев в изумление, тотчас развернули и в самом начале её прочитали следующие, большими буквами написанные слова: в начале бе Слово и Слово бе к Богу и Бог бе Слово. Вообще найденная книга заключала в себе всё Евангелие, благовествованное Богословствующими устами ученика.

Достигши глубокой старости и будучи уже не в силах сам приходить в церковь, св. Иоанн, как пишет блаж. Иероним, приносим был в священное собрание своими учениками и продолжал повторять любвеобильные слова: чадца, любите друг друга. Св. Евангелист Иоанн жил на земле долее всех Апостолов. Имея более 100 лет от рождения своего, он мирно преставился в Ефесе, около 72 года после вознесения Господа. По древнему сказанию, Иоанн, почувствовав приближение своей смерти, велел приготовить для себя могилу, сам возлёг в неё, как на ложе, и мирно скончался, и погребён в Ефесе. День преставления св. Апостола Иоанна Церковь празднует 26 сентября, и торжественнее, нежели дни прочих святых славных и всехвальных Апостолов и Евангелистов, яко паче иных Христу Богу возлюбленного.

Честные мощи св. Иоанна, вскоре после погребения его, не были уже находимы во гробе посещавшими оный, но только благовонное миро, или тонкий некоторый воздух ежегодно 8-го мая истекал от гроба и подавал верующим благодатные исцеления. В воспоминание сих чудесных знамений, с древних времён установлен Церковью, 8 мая, другой праздник в честь Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова.

В Черменецком Богословском монастыре, СПб. епархии, сего числа празднуют явление чудотворной иконы Иоанна Богослова около 1480 года.

Арсений, родом из Римской патрицианской фамилии, ещё в молодых летах сделался известным по своему обширному образованию; при таких данных ему могло предстоять блистательное поприще, но по внутреннему своему настроению он смиренно искал не почестей земных, но просвещения духовного. Посвятив себя служению Церкви, он состоял уже в сане диакона, когда император Феодосий Великий пожелал иметь его наставником детей своих – Гонория и Аркадия. Тяжело было смиренному церковнослужителю принять на себя такую ответственную обязанность, из-за которой притом приходилось ещё жить при дворе, на виду. Но просьбы и убеждения Феодосия, чтобы Арсений послужил для такого важного дела, как воспитание будущих правителей государства, заставили Арсения (на 29-м году его жизни) согласиться на такое несоответственное с его личными целями предложение.

– Будь моим детям отцом больше, нежели я, – сказал Арсению император, поручая ему детей своих, – потому что гораздо труднее и важнее дать детям добрый разум, чем жизнь. Сделай души их добродетельными, предохрани их от соблазнов юности. Требуй от них полной покорности, как отец и учитель их...

Так и поступал Арсений, воспитывая царских сыновей. Преподавая им языки и науки, он старался в особенности внушить им христианские правила, желание угодить Богу и заслужить любовь народа. Но не удовлетворён был ревнитель возложенного на него дела успехом своего воспитательного влияния... Один из сыновей императора – Аркадий, не терпя строгости своего наставника, в необузданности своего нрава

замыслил даже убить его... Предупреждённый об этом, огорчённый, не доверяющий своим силам и, сверх того, руководствуемый тайным голосом, внушавшим ему «бежать от людей и молчать», Арсений удалился от двора и скрылся в Египетскую Скитскую пустыню... Ему было тогда около 40 лет. Здесь встретился он с процветавшим в V-м веке святостью своей жизни пустынником – Иоанном Коловым и под его руководством продолжал своё духовное развитие и совершенствование... После нескольких лет строгого иноческого подвижничества, Арсений снова, побуждаемый таинственным голосом: бежать от людей и пребывать в молчании, потому что «молчание есть корень безгрешности», получил от Иоанна благословение предаться полному уединению и безмолвию в пустыне.

Один из братий скита спросил удалявшегося от них Арсения: отчего он их оставляет? – «Богу известно, как я люблю вас всех, – отвечал подвижник, – но нельзя в одно время быть и с людьми, и с Богом. Высших сил на небесах тысячи тысяч и тьмы тем, но все они имеют одну волю и единомысленно славят Бога. На земле же разнообразны воли и помышления человеческие: у каждого своя воля и мысль... Как же быть вместе и с людьми и с Богом?» ...

Постоянной молитвой Арсения было: «Боже, не оставь меня; я не сделал перед Тобой ничего доброго, но по милости Твоей даруй мне положить начало!»

Когда ещё Арсений жил в скиту, то один из братий, услышав однажды, что великий подвижник просит совета у одного простого, неучёного старца, с удивлением спросил его: «Как это ты, изучивший Греческие и Римские науки, просишь наставления у простого, непросвещённого старца?» – «Правда, что я владею научным образованием, – отвечал Арсений, – но я не знаю даже азбуки того, что знает этот простой и неучёный человек, потому что, – заключил он в объяснение, – смирение есть начало всех добродетелей, как азбука – начало книжного учения».

Скитаясь из одной пустыни в другую (по выходе из Скитской пустыни 10 лет провёл в Троене или Трогине, 3 года в Канопе, 2 последние года опять в Троене)¹⁵⁴, Арсений возвращался по временам и в свою келью в скиту и «никто, – сказано в житии его, – не мог постигнуть образа жизни его»...

Слава о подвигах Арсения была распространена; из жития св. Евфимия видно, что ещё при жизни Арсения слава об его святости заставляла собирать сведения об его жизни¹⁵⁵.

Бывший воспитанник Арсения – Аркадий, занимавший теперь престол Восточного императора, прислал ему письмо, в котором просил его простить ему заблуждения его молодого возраста, просил также отшельника – благословить его и брата его Гонория, занявшего престол Западной империи, и прислал ему дары. Арсений не отвечал письменно, но поручил на словах передать, что Бог простил обоих императоров и благословил их на мудрое управление; от даров же царских отшельник отказался, говоря, что он давно умер для мира и ни в чём не нуждается...

Арсений питался своими трудами и никогда не принимал помощи от своих богатых родственников; когда же один из них, умирая, завещал ему наследство, то он отказался принять его, сказав: «Я умер прежде него: как же он, умерший недавно, делает меня наследником имения своего?» Обладая и научным и духовным просвещением, преподобный Арсений не считал себя достойным учить других. «Никогда не хотел он говорить о каком-либо спорном месте Писания, хотя и мог, если бы хотел; редко писал он и письма», – говорит об Арсении ученик его Даниил.

Однако, как ни избегал он посетителей, многие приходили просить его наставлений; одному из таковых он однажды сказал: «Если мы воистину станем искать Бога, то Он Сам придёт к нам, и мы увидим Его; и если чистым житием удержим Его, то пребудет с нами».

Более 50-ти лет провёл в духовных подвигах св. Арсений Великий, в удалении от мира, и умер на 95-м году – в 449 или в начале 450 г. После него остались известными только его «изречения» и «наставления инокам», сохранившиеся в древних патериках или собраниях изречений пустынных отцов.

Бабка, мать и две сестры Василия Великого, по благодати Божией, были искренние, дивные рабыни Божии¹⁵⁶.

Блаженная Эмилия, в юных летах своих, сильно желала остаться девственницей до смерти. Но, рано лишившись матери и отца, у которого гнев императора отнял имущество и жизнь, принуждена была поступить не по желаниям своим. Редкая красота выставляла её предметом искательств молодёжи, так что был замысел похитить её. Безродство и опасности для души заставили её искать себе опоры в благочестивом муже, а общее мнение о высоких качествах адвоката Василия расположило согласиться отдать руку Василию.

Юная супруга Василия нашла себе великую наставницу в матери мужа своего св. Маврине. Бабка св. Василия Великого была дивная жена по уму и благочестью. Она была ученицей св. Григория чудотворца, епископа Неокесарийского. Во время Диоклитианова гонения, продолжавшегося при Галерии и Максимине, она и муж её были в числе тех, которые лучше решились скитаться из одного места в другое, терпеть нищету, голод и все беды, чем изменить вере. Они в 305 г. удалились в леса Понтские и семь лет пробыли скитальцами. В дремучем лесу лишены они были всякого человеческого пособия, доходили до крайнего недостатка в пище; но Бог, по молитве их, посылал им дивную помощь. Прекрасные козы, спускаясь с горы, легко подходили к ним и сами отдавались в их руки. Этот видимый покров Всевышнего подкреплял изгнанников в терпении и борьбе за веру. При Ликинии (в 320 г.) конфискованы были имения их. Макрина оставалась твёрдой в вере. Понятно, как много такая великая жена значила для молодой супруги Эмилии. Внук её, великий Василий, писал в своё время к Неокесарийцам: «О вере моей какое доказательство может быть яснее того, что воспитан я бабкой, блаженной женой, которая по происхождению ваша? Говорю о пламенной Макрине, от которой изучил я слова блаженнейшего Григория, которые и сама она сохранила, как дар предания, и на нас, ещё малютках, напечатлевала, образуя нас догматами благочестия»¹⁵⁷.

Василий и Эмилия жили одними мыслями и чувствами христианскими.

Эмилия, с согласия мужа, кормила бедных, успокаивала странных, помогала больным, делала пожертвования храмам. Хотя родителя обоих супругов лишены были почти всего состояния своего во время гонения за св. веру, но Бог, за добрые дела супругов, так умножил земную собственность их, что не было в том краю никого богаче их. Они владели землями в трёх провинциях, в Понте, в Каппадокии и в Малой Армении. Впоследствии каждый из детей имел на своей доле более, чем сколько получил отец. Когда родился сын Пётр, отец умер и на руках Эмилии осталось девятеро детей. Всех воспитала она в глубоком благочестии. Трое из них были епископами: Василий, Григорий, Пётр. Св. Григорий Назианзский с восторгом говорил об Эмилии: «Она подарила миру столько и таких светильников, сыновей и дочерей, брачных и безбрачных; она счастлива и плодовита, как никто. Три славных священника; одна участница в тайнах священства; и прочие – лик небожителей. Изумляюсь, какая это богатая семья Эмилии! Благочестивая кровь Эмилии – собственность Христа; таков корень! Превосходнейшая! вот награда твоему благочестью: слава сыновей твоих, с которыми у тебя одни желания»¹⁵⁸. Сын Василий Великий с торжеством указывал врагам своим на то, что его учила вере мать его Эмилия¹⁵⁹. Внучки Эмилии, дети одной из дочерей её, начальствовали в Кесарийской обители¹⁶⁰.

Старшая из детей Эмилии была Макрина и Макрина была помощницей матери для земли и неба. Богу угодно было, когда Эмилия была беременна в первый раз, возвестить ей об этой дочери и показать, чем будет дочь. Она видит во сне, будто носит на руках дочь и будто старец величественного вида, подойдя к ребёнку, три раза назвал её Фёклой. Эмилия проснулась и родила так легко, что едва кончился сон, родилась дочь. С того времени, мать и отец были убеждены, что данное дочери имя – предвозвестие о качествах дочери, близких к качествам св. девы Фёклы. В дом призвана была кормилица; но ребёнок почти не сходил с рук матери, был покоен только на её руках.

Эмилия глубоко понимала обязанность матери. Если мужчина в толкотне жизни и заботе о ней не всегда внимателен к себе самому, то тем более далёк от него постоянный надзор за раскрытием склонности и понятий в детях. Потому преимущественно на матери лежит долг надзора за развитием душевных и телесных сил дитяти. Несчастна мать, которая не хочет знать своего призвания, столько высокого! Эмилия дорожила этим призванием. По-видимому, не беззаботна бывает иная мать о детях: но – по опыту оказывается, что она всё-таки не выполнила своего долга. Отчего это так? Оттого, что не тому и не так учила детей, чему и как должно учить. Воспитание Макрины тем более заслуживает внимания, что сама Эмилия приняла его за образец, по которому воспитывала других детей и особенно дочерей, и нельзя не пожелать, чтобы и другие родители следовали этому образцу. Греки начинали учение детей почти всегда с басен и некоторых пиитических произведений, точь-в-точь как наши милые педагоги-прогрессисты. Эмилия увидела, что в языческих произведениях много мыслей и картин, оскорбительных для чистой души. (Когда бы в прославляемых прогрессистами было меньше!) Потому, она приняла за учебные книги священные песни Давида и притчи Соломона. Из них выбирала она некоторые места молитвенные или хвалебные, или с уроками жизненной мудрости, и заставляла выучивать их наизусть. Так, чем бы ни занималась Макрина, священные стихи и наставления были постоянными её спутниками-надзирателями (а не распущенные педагоги?). Эмилия учила дочь и пению, но не давала ей петь песней Анакреона и Сафо. Всё, что могло оставлять в юной душе впечатления гнилости и смрада нравственного, мать удаляла от взора и слуха юности. Матери сами водили детей (долгом считают водить и ныне) в театр и амфитеатр. Эмилия признавала, что и то уже не вознаградимый вред от театральных сцен, что они отучают душу от любви к труду и приучают к легкомыслию и рассеянности¹⁶¹. Она обучала дочь женским рукодельям и домашнему хозяйству, тем более, что труд физический укрепляет её здоровье. Так ли ныне? Вот почтенный родитель и родительница гуляют с своими детьми. Около них идёт молодой человек. Меньшему семилетнему сыну стало жарко, и он снял с себя бархатный кафтанчик. Молодой человек тотчас же предлагает свои услуги, берёт и несёт кафтанчик, в котором весу фунт. Родительница вступилась и, взяв кафтанчик и передавая его сыну, говорит робко: «пусть приучается». Конечно, слава Богу и за то, что «пусть приучается!» Но, милая мамаша! добры ли вы к сыну и к себе, что сынок тяготится фунтиком тяжести, и вы готовите себе из него тяжести разного сорта? Не будьте ниже самки. После домашних занятий Эмилия водила дочь в храм Божий слушать священные песни и молитвы. Сын её, уже святитель, писал «юношам о том, как пользоваться языческими сочинениями»¹⁶²: так много значила педагогика Эмилии.

Макрина, пришедшая в возраст, была красавицей по телу и по душе. Обороняя душу её, скрывали её от взоров нескромных. Но некоторые успели видеть её, другие узнали о прекрасных качествах души её. Потому стали искать руки её. Отец выбрал для дочери достойного жениха и сказал об избранном; но Бог, готовивший для чистой голубицы другую атмосферу, устроил по-Своему. Тогда как избранный жених старался укреплять в семействе Макрины доброе мнение о себе защитой невинно-обвиняемых, послана ему болезнь и он скончался. Это решило будущность Макрины. Когда родители предлагали ей других женихов, она отвечала: «жених мой не умер, он только в отлучке; зачем же изменять ему?» Теперь Макрина более прежнего старалась быть полезной для матери. Несколько служанок не могли столько выполнить услуг, сколько выполняла одна Макрина. И мать нежно любила её. «Других детей», говорила она, «носила я лишь некоторое время, а с Макриной не разлучалась никогда». От этой связи дочери с матерью польза была для обеих, и польза неоценимая; мать управляла чувствами и помышлениями дочери, а дочь до такой степени заботилась о матери, что собственными руками пекла для неё хлеб и шила бельё. Когда умер отец семьи, Макрина была главной помощницею матери по управлению имениями, находившимися в разных областях. Важнее же было то, что Макрина имела влияние на нравственный быт всей семьи. Хотя мать стояла на высокой степени нравственной жизни; но Макрина нечувствительно вела её выше и выше, примером самоотверженной своей жизни. Она внушала брату Василию предаться исключительно изучению Евангельской мудрости. Она образовала Петра, быв для него второй матерью и наставницей. Когда все братья и сёстры могли уже заведовать собой, она склонила мать удалиться с ней в монастырь.

В такой решимости мать и дочь построили обитель в Понте, на берегу реки Ириды, не вдали от горы Ивора. Там отстранив всё, что могло рассеивать их, изменили они образ жизни, служанок своих обратили в подруг своих и предались преимущественно молитве.

Св. Григорий так описывает пустынную жизнь их:

«В отношении пищи и питья не было в общине никакого различия, как и в отношении келий или убранства и других потребностей жизни. Неравенство состояний, сословий, значения в прежней светской жизни здесь не оставляло никакого следа. Жизнь, которую они вели, была так свята, добродетель так высока, что не умею описать. Их точность в исполнении обязанностей устава днём и ночью соответствовала рвению, которым они пламенели. Их можно было сравнить с теми блаженными душами, которые, выйдя из оков тела, парят к небу; сердца их так были очищены от всего земного, что, можно сказать, жили они как ангелы. Нельзя было уловить на них признака гнева, зависти, подозрения или ненависти. они отбросили от себя всю светскую суету, – желание отличия, известности, блеска. Наслаждение их заключалось в воздержании, слава в безвестности, богатство – в неимуществе, сила – в немощи; всё мирское стряхнули они с себя как пыль. Всякую минуту считали потерянной, если бы употреблена она была на что-нибудь наружное и гибнущее. Занятия их состояли в молитве и пении псалмов, не прерывавшемся ни днём, ни ночью».

Блаженная Макрина восходила от совершенства к совершенству, с твёрдостью побеждая в себе проявления порчи природы.

Относительно житейских нужд помогал Макрине и обители блаженный Пётр, который ей был воспитан и который теперь платил ей за её добро усердными заботами о сестре и матери: он жил не вдали, в другом монастыре, который построен был матерью и где сперва подвизался св. Василий. Последний по временам также помогал сестре и матери.

Мать и дочь посещены были неожиданною потерей. Павкратий, второй сын Эмилии, принесён был мёртвым из пустыни вместе с слугой, и никто не мог объяснить причины смерти их. Макрина тем изумительнее была в этом случае, что потрясённая до глубины сердца потерей любимого брата, она до того превозмогла чувства свои мыслями веры, что успокоила тем и мать неутешную. «Не было ни воплей или стонов, ни слёз и других обыкновенных проявлений жестокой горести матери и сестры; было только всё достойное жён, посвятивших себя Богу».

Как сильна была духом блаженная Макрина, как близка была душа её к Господу, это открылось по особенному случаю. Под шеей Макрины, на груди, образовался чрезвычайный нарост: предполагали, что это – внутренний нарыв, и считали необходимым сделать хирургическую операцию, дабы иначе болезнь не распространилась на лёгкие и печень и не причинила смерти. Мать упрашивала Макрину согласиться на выполнение врачебного совета: врач дан Богом для пользы нашей, говорила нежная мать. Но высокая девственница решилась лучше переносить все страдания, чем обнажить тело своё перед глазами оператора. Она обратилась с надеждами к Господу. Пробыв при матери до всенощного бдения, она уединилась в моленную монастыря и провела там всю ночь в слезах, умоляя Небесного Врача явить над ней Свою волю. Взяв потом несколько земли, омоченной её слезами, она приложила её больной части тела. Надежды её не были обмануты. Возвратясь к матери, она сказала, что если желает ей выздоровления, то пусть осенит болящее место крестным знамением. Мать хотела исполнить это; но, приложив руку к груди дочери, заметила, что нарост исчез; остался только знак, как будто место уколото было иглой. «Богу угодно было», говорит св. Григорий, «оставить этот след как памятник совершившегося чуда».

Эмилия, достигнув глубокой старости, должна была наконец испытать общую долю смертных. Из детей её при ней были только Макрина и Пётр. Чувствуя близость кончины, она с невыразимой нежностью говорила присутствующим об отсутствующих и молитвой за детей окончилась святая жизнь её, мая 8, 375 года¹⁶³.

Не прошло четырёх лет после того, и вот умер св. Василий Великий († янв. 1, 379 г.). Если смерть его погрузила всю Церковь в глубокую печаль, то как же должна была страдать Макрина, когда весть о его смерти дошла до её пустыни? Она понимала значение его для современной Церкви и она же была нежная сестра его. Но как золото очищается огнём, так душа великой девственницы, перейдя через три тяжкие для неё потери, отрешалась от земного.

Прошло 9 месяцев после того. В Антиохии был собор, на котором присутствовал св. Григорий Нисский. Он спешил видеться с сестрой Макриной после потери брата. «3а день до прибытия было мне, говорит он, во сне видение. Казалось, что несу я на руках мученические мощи и от них исходил такой свет, что я не мог смотреть на яркость его. Три раза в ночь было это видение. И я не мог понять значения видения; только какая-то грусть была в душе моей. Приближаясь к обители, где сестра проводила ангельскую жизнь, спросил я одного из многих встречавших меня: там ли брат мой? Он отвечал, что брат за четыре дня выехал, а сестра больна. Я поспешил; сердце моё сжалось во мне».

По прибытии в обитель и храм её, «я пошёл к сестре в келью. Она лежала не на кровати, не на матраце, а на земле, на доске, покрытой власяницей; вместо подушки, под головой её была другая доска, наклонно положенная. Сестра была очень больна и, когда увидела меня, не имея возможности встать по слабости, приподнялась на нищенском своём одре, чтобы принять меня с честью. Я подбежал к ней, успокоил, уложил её; тогда, подняв руки к небу, сказала она: «благодарю Тебя, Господи Боже мой! Ты исполнил желание моё внушил рабу Твоему посетить Твою рабыню».

Она старалась скрыть от нас тяжесть дыхания и, чтобы усладить печаль нашу о ней, усиливалась улыбаться, говорила с нами о предметах приятных для нас. Речь склонилась к покойному Великому Василию. Я не мог воспретить горести выразиться на моём лице. Но она, вдохновенная высокими мыслями, говорила нам с такой возвышенностью о дивном смотрении Божием, простирающемся на все случаи земной жизни, что моя душа, увлекаемая за ней, парила над всеми природными чувствами и улетала на небо. Потом я не мог надивиться, как она, снедаемая лихорадкой, которая лишила её сил и уже разлила по истощённому телу холодный пот, могла сохранить полную свободу мысли, как Иов, покрытый ранами. Она легко, тонко, возвышенно объясняла состояние души, жизнь, проводимую нами на земле, цель, для которой рождаемся мы, бессмертие, в которое облечётся некогда бренное тело наше, и почему мы должны вступать в новую жизнь. Слова текли из уст её, как из источника струя, которой ничто не останавливает¹⁶⁴.

Наконец она сказала мне; «пора тебе, брат, отдохнуть после тяжёлого и долгого пути». Какой отдых мог быть слаще слов её? Но я повиновался и в ближнем саду укрылся под тень дерев. Видение моё о мощах объяснилось, я рассказал о нём некоторым бывшим тут.

Святая сестра моя, издали проникая в мои мысли, прислала сказать нам, чтобы мы не сокрушались, – болезнь её – благо; она разумела смерть, о которой вздыхала она, чтобы скорее насладиться зрением Спасителя. Мы тотчас встали и пошли к ней. Не желая тратить на бесполезное последних минут жизни, она начала рассказывать о всём случившемся с ней с самого детства так, как будто читала по книге; исчисляла все благодеяния, которыми Бог взыскал отца нашего, мать, семейство, и благословляла Его из глубины души за Его милости. Я начал было говорить, сколько терпел я, когда сослан был за веру императором Валентом, и о других бедствиях смут церковных. «Перестанешь ли ты, сказала она, терять из вида все благодеяния, которыми обязан Богу? Бойся неблагодарности. Он наградил тебя милостями щедрее, чем родителей. Пусть отец мой прославился в молодости в делах общественных, доставивших ему уважение сограждан: но имя его не перешло за границы Понта. А твоё имя распространилось так далеко, что Церкви приглашают тебя, к тебе обращаются для восстановления между ними порядка и правил. Узнай, с глубокой благодарностью сердца, в этом милость Божию и действие молитв родителей наших».

После слушания молитв всенощной и отдыха ночного, когда настало утро, мне нетрудно было убедиться, что это утро – последнее для больной, – лихорадка поглотила остаток сил страдалицы. Душа моя волновалась двумя чувствами, – горестью, потому что нежность сестры вызывала и во мне нежность к ней – святой; из уст её слышал я последние слова; другое чувство – изумление при виде невыразимого спокойствия, с каким ожидала она кончины.

Солнце было уже близко к закату; сила и энергия разума её нимало не ослабевали. Она перестала говорить с нами. Сложив руки, неподвижно устремив глаза к жилищу Небесного Жениха (нищенское ложе её было обращено к востоку), разговаривала она с Ним сладко и так тихо, что мы с трудом расслышивали иные слова. Но мы понимали, что говорила она Ему: «Господи! Ты избавляешь нас от страха смерти... Конец жизни этой – начало жизни истинной... Ты оставляешь нас почивать на время и пробуждаешь звуком трубы при конце веков. Боже вечный, Которому принадлежу я от чрева матери моей, Которого я всегда любила всею силою моего сердца, Которому посвятила тело и душу! дай мне ангела светлого, который сопутствовал бы мне, привёл бы меня к святым отцам, в место покоя и прохлады. Ты, простивший, одного из распятых с Тобой, едва лишь он прибёг к Твоему милосердию, помяни и меня в Царствии Твоём. Ужасающая мгла да не отдалит меня от Твоих избранных; дух завистник да не воспрепятствует мне воспарить к Тебе; да исчезнут перед Тобой грехи мои. Ты прощаешь смертных, прости грехи, сотворённые мной по немощи природы, словом, мыслью, чтобы, оставляя это тело, почувствовала я себя очищенной от всякой скверны, и Ты принял бы мою душу, как благовоние пред Тобой!»

После этой умилительной и полной любви беседы со Спасителем, она осенила крестным знамением свои уста, очи и сердце. Когда смерклось и внесены были свечи, она открыла глаза и сказала, что желает читать всенощную, но голос изменил ей, она только мысленно молилась и читала псалмы, мы молчали. Окончив, она усиливалась поднять руку к лицу, чтобы перекреститься, – из груди её вырвался долгий и глубокий вздох, и жизнь её кончилась вместе с её молитвой.

Отшельницы, заглушавшие в сердцах печаль и стоны из уважения к настоятельнице, – теперь, когда её не стало, огласили воздух рыданиями и воплями скорби.

Вестиана, женщина благочестивая, которая, лишась мужа, избрала преп. Макрину в руководительницу жизни духовной, осталась при покойной, когда другие вышли. Святитель спросил: не признают ли нужным одеть усопшую в приличную сану её одежду? Позвали Лампадию и та отвечала, что почившая никогда не любила красивого одеяния, да и нет у ней другой, кроме той, которую видят на ней. «Не сохранилось ли у вас что-нибудь?» спросил святитель. Вот, отвечала Лампадия, изношенная мантия, намётка и башмаки – все её богатство. Сундуки и шкап – пусты; на земле у неё нет ничего.

Такова была бедность святой девственницы! Худая мантия, намётка и башмаки – вот все имущество настоятельницы, той, которая получила богатое наследство.

Тело было покрыто одним из одеяний святителя-брата, а сверху прикрыто мантией покойной матери.

Вестиана, одевшая покойную, нашла под головою покойной шнурок, на котором был крест¹⁶⁵, и маленькое железное кольцо¹⁶⁶. «Разделим наследство», сказал святитель, «возьмите себе крест, а мне дайте

кольцо». – «Выбор ваш счастливый», отвечала Вестиана, в этом кольце – частичка животворящего древа».

Слух о смерти преподобной созвал в обитель несметное множество людей всякого звания. Местный епископ прибыл со своим духовенством. Он и св. Григорий с старшими пресвитерами несли гроб до церкви Мучеников, где он поставлен близ гроба матери в фамильном склепе.

Блаженная Макрина совершала чудеса ещё в земной жизни своей, исцеляла больных, изгоняла бесов, чудесно умножала хлеб. Но, говорит святитель, люди неохотно верят тому, чего не видят своими глазами, и потому, чтобы не наводить на неверие, он не описывает чудес.

Епитафия св. Григория Назианзского к Макрине:

«Вот памятник знаменитой девы. Ты конечно слышал о Макрине, старшей дочери великой Эмилии. Она скрывалась от очей всякого мужчины. Но теперь она на языке всех и слава её самая звучная»¹⁶⁷.

Тот же великий святитель отдал честь другой дочери св. Эмилия – св. Феозевии.

Странную ошибку допускали о Феозевии, ошибку оскорбительную особенно для святителя, того или другого. Феозевию, прославленную великим Богословом, считали супругой то св. Григория Нисского, то св. Григория Назианзского¹⁶⁸. Отчего считали? Оттого, что не дали себе труда понять точное значение названия: ἱερέος σύζηγος, которым почтена Феозевия у Богослова. В отношении к Нисскому архипастырю надобно иметь в виду, что св. Богослов называет Феозевию сестрой Григория Нисского и дочерью великой Эмилии. Как же она могла быть женой родного брата своего? После того только язычество могло бы удержать за словами: ἱερέος σύζηγος значение супруги священника. У св. Богослова это означает, что Феозевия в звании диакониссы была верным товарищем брата, – ревностной помощницею ему в делах епископства. Затем легко понять, что слова: ἱερέος σύζηγος напрасно относили к супружеству Григория Назианзского. Он говорит: «моя Феозевия», но прямо говорить и то, что не разумеет он отношений телесных.

Утешая св. Григория Нисского в кончине Феозевии, св. Богослов писал:

«Слышу, по преставлении святой и блаженной сестры вашей, соблюдаешь ты изумительное терпение и мудрость, как муж благой, совершенный, предстоящий Богу, более других знающий и Божие и человеческое. То, что для других очень горько и тяжело, для тебя легко было – такую сестру, жившую с тобой, препроводить от себя, поместить в безопасное жилье, скажу словами священного Писания, яко же стог гумна, вовремя свезенный (Иов.5:26). Хотя вкусила она приятности жизни, однако по самому возрасту избавилась скорбей. Прежде нежели оплакала тебя, почтена от тебя прекрасным погребением, какое и должно быть для подобных жён. И сам я, поверь мне, желаю преставления, если не в одной мере с вами (это сказать о себе – было бы много), то не меньше вас. Но в состоянии ли мы что сделать против устава Божия, давно так мощного над нами, который похитил мою Феозевию (жившую для Бога называю своей, потому что духовное родство выше телесного), Феозевию, славу Церкви, украшение Христово, потребность нашего века, дерзновение женского пола, при такой красоте братьев отличавшуюся красотой блистательной, Феозевию действительно священную, товарища иерея, почтенную и достойную великих таинств. – Феозевию, о которой память сохранится и в будущем времени на бессмертных столпах, т. е. на душах всех тех, кто доныне знал её, и кто узнает впоследствии! И не дивись, если много раз повторяю имя её, потому что наслаждаюсь воспоминанием о блаженной. И таково моё ей надгробное, а тебе утешительное слово, которое в немногом заключает многое»¹⁶⁹.

Св. Григорий оставил и эпитафию «Феозевии, сестре великого Василия»:

«И та Феозевия, дочь славной Эмилии, верный товарищ великого Григория, покрылась здесь священной землёю. Опора жён благочестивых, ты вовремя вышла из этой жизни»¹⁷⁰.

В надписи Эмилии отличает он Феозевию от других детей Эмилии так: «одна – участница в тайнах священства».

Так, блаженная Феозевия была диаконисса, посвятившая жизнь свою на то, чтобы быть верной помощницей брату-епископу.

Феозевия, «достойная великих таинств, участница в тайнах священства». Как диаконисса, она была действующим лицом при крещении жён; как диаконисса, она зрела совершение таинства евхаристии, что недоступно было мирянам, даже и мужчинам.

«Избери – говорится епископу в древних правилах – диакониссу верную и святую для служения жёнам. Случается иногда, что в некоторые дома не можешь ты из-за неверующих послать диакона к жёнам, тогда для успокоения помысла людей худых, можешь послать диакониссу»¹⁷¹. Как диаконисса, Феозевия исполняла поручения епископа о жёнах в больницах, тюрьмах, при одрах смерти.

Недаром Богослов не раз называет Феозевию товарищем, верным товарищем великого Григория. Это название даёт нам видеть, что если страдал Григорий епископ, то страдала и Феозевия. В 375 году Григория, оклеветанного, ариане согнали с кафедры, и он три года, пока не умер Валент, скитался, переходя из одного места в другое. Ревностный пастырь не оставался и тогда в бездействии: «добро, тобой распространяемое, прочно, хотя сам ты и не имеешь прочного места», писал ему св. Богослов¹⁷². Феозевия, верный товарищ великого Григория, делила с братом-епископом скитальческую жизнь; она, по поручению епископа, действовала на жён в поддержании православия, теснимого арианской властью. Какое великое служение дивной девы!

Феозевия «действительно священная, опора жён благочестивых». Она диаконисса не по одному имени; она освящала себя ревностным служением святой вере и сёстрам.

Письмо, утешавшее брата о смерти Феозевии, писано в 385 году¹⁷³. Значит, Феозевия, по возвращении брата на кафедру, ещё семь лет продолжала служение диакониссы.

Память св. Феозевии января 10-го в тот же день, когда празднуется память св. Григория Нисского, которому она была такой усердной помощницей.