Глава двадцать седьмая. Болгарский период Архиепископа Феофана
Святитель Феофан прожил в Болгарии пять лет. Жизнь его протекала только в двух городах, в Софии и в Варне, на берегу Черного моря. В Софии он проводил холодные месяцы, а в Варну приезжал на лето восстанавливать свое здоровье солнцем. И тогда он жил за городом на очень скромной даче, занимая одну из двух комнат.
Живя в Софии, он каждый воскресный и праздничный день посещал великолепный Александро-Невский собор, огромный храм-памятник русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Храм этот воздвигнут благодарным населением Болгарии в память освобождения страны от 500-летнего турецкого рабства.
Архиепископу Феофану неоднократно приходилось служить Божественную литургию в этом храме. Для него это было очень удобно, так как храм был рядом с синодальной палатой. Служение это заносилось в особую книгу, как аргумент будущего снятия «схизмы» между Вселенским Патриархатом и Болгарской Церковью, тем более, что и Российская Церковь не признавала этой схизмы... Однажды, когда Архиепископ Феофан служил в Александро-Невском соборе, при этом присутствовала царица Иоанна, дочь итальянского короля Эммануила. По придворному ритуалу во время запричастного пения Архиепископ Феофан, в сопровождении священства, вынес Ее Величеству просфору и произнес благословение на понятном ей языке – латинском.
Всенощные бдения по субботам и накануне праздничных дней Владыка Архиепископ обычно проводил в своей синодальной келии, при этом читали и пели несколько студентов Духовной Академии. А в будние дни он совершал службы один. Иногда он проводил служение в домовой церкви в здании самого Синода, где и жил. Было несколько незабываемых служб Великим постом. Но особенно запечатлелось служение Пасхальной заутрени. Пел смешанный хор из русских и болгар. Совершен был и круговой, в здании Синода, крестный ход. Дети несли иконы. Владыка Архиепископ служил, как всегда, сосредоточенно, каждое слово было наполнено молитвенным содержанием.
Но обычно на Вход Господень в Иерусалим, на Страстную седмицу и Светлую Пасхальную его приглашали в Варну. Здесь он и оставался на все лето, переезжая после Светлых дней на дачу. В Варне он служил часто в храме Св. Афанасия Великого, Александрийского, предоставленном русскому приходу Митрополитом Варненским, древним старцем Симеоном. На Страстной седмице квартиру Архиепископу снимали поблизости, у местных греков, прихожан храма Св. Афанасия. Настоятелем храма был протоиерей отец Иоанн Слюнин, в свое время служивший в Америке под началом Епископа Тихона, впоследствии Патриарха Московского и всея России. Храм был большой, богомольцев много, прекрасный хор. При архиерейском служении обычно было три священника. Чувствовалось, что эта древняя церковь намолена поколениями. Ее особенно любили местные греки – она была греческой прежде. Храм этот стоит с третьего века на месте языческого капища, что и удостоверяет огромный мраморный камень, находящийся рядом с храмом и служивший постаментом под «идолом»...
Архиепископ Феофан любил этот храм и богослужения в нем. И особенно трогательно было отношение Митрополита Симеона к Архиепископу Феофану. Этот маститый старец скончался в девяносто четыре года от воспаления легких еще очень крепким. Он приходил пешком через весь город в сопровождении протосингела, чтобы навестить Владыку Феофана. Владыка Симеон был огромного роста, с характерным библейским лицом. По сравнению с ним Владыка Феофан был совсем маленьким, худеньким. Но в титулах у них было нечто общее: Варненский и Преславский – Полтавский и Переяславский!
Митрополит иногда служил в так называемой «Русской церкви», а Архиепископа он приглашал послужить вместо себя в Варненском кафедральном соборе. Так, он служил однажды на праздник Крещения Господня.
Но кроме этого, обоих иерархов соединял единый дух. Оба они были яркими поборниками и защитниками Православия, непримиримыми противниками масонства и модернизма. Это больше всего их духовно роднило. Владыка Симеон по летам был старше Архиепископа Феофана лет на тридцать. Он был живою летописью новой Болгарии. Он хорошо помнил Освободительную войну, предпринятую Россией для освобождения Болгарии. Митрополит Варненский и Преславский Симеон был пламенным русофилом. Для Архиепископа Феофана Варна была во всех смыслах родной.
Владыка Феофан был почти изолирован от посетителей в Софии, потому что жил в официальном высшем учреждении Болгарской Церкви, куда вход был возможен только в определенные часы. Это стесняло посетителей, и потому посещений у Архиепископа почти не было. И он, чувствуя себя как в безлюдной пустыне, проводил все время в молитве и в работе за письменным столом. Синодальная библиотека была в том же здании и к его услугам. Но когда он жил в Варне на даче или в самом городе, внешний режим был иной. Утром он принимал по особой системе солнечные ванны, столь целительные для него. А после обеда, когда жара спадала, к нему мог приходить каждый. И каждого он принимал и вел душеполезную беседу. К нему приходили люди всех возрастов: и пожилые, и молодые, и совсем юные. И все уходили окрыленными после беседы с Архиепископом: действовала незримая благодать Божия. Все это чувствовали. Приезжали из-за границы. Чудным миром и спокойствием веяло от молитвенника. И этот дар Божий каждый ощущал в душе своей, уходя от Святителя...
Одному посетителю он сказал о России:
– О, Россия, Россия!.. Как она страшно согрешила перед благостью Господней. Господь Бог благоволил России дать то, чего ни одному народу на земле не давал. И этот народ оказался таким неблагодарным. Оставил Его, отрекся от Него, и потому Господь предал его бесам на мучение. Бесы вселились в души людей, и народ России стал одержимым, буквально бесноватым. И все то, что мы слышим ужасного о нем, о том, что творилось и творится в России: о всех кощунствах его, о его воинственном безбожии и богоборстве, – все это происходит от того, что он одержим бесами. Но эта одержимость пройдет, по неизреченной милости Божией народ исцелится. Он обратится к покаянию, к вере. Произойдет то, чего никто не ожидает. Россия воскреснет из мертвых, и весь мир удивится. Православие в нем возродится и восторжествует. Но того Православия, что прежде было, уже не будет. Так говорят те, кому дана благодать Божия провидеть будущее...
Однажды зашла к Архиепископу простая и наивная молодая женщина и, говоря с ним, воскликнула:
– Ох, как бы мне хотелось научиться совсем не грешить. Но выходит, что это просто невозможно. Оказывается, что если увидишь что-нибудь нехорошее или услышишь, так это уже и твой грех.
– Нет, это не так. Не просто увидишь или услышишь что-либо нехорошее, недоброе, а если неправильно отнесешься к услышанному или увиденному, осудишь или сам соблазнишься в мысли своей и как бы сам примешь участие в чужом грехе, то это будет твой грех.
– Выходит, что надо закрыть глаза и уши?!
– Да, это так! Но как и чем закрыть?! Вот поэтому-то монахи как бы поступают в особую «школу», чтобы научиться бороться с услышанным и с увиденным и со своими собственными мыслями, подсказанными нашим врагом. Потому-то монашество и называется «наукой из наук», самой трудной наукой. А эта наука состоит в непрерывной, ежеминутной борьбе со грехом в себе самом. Такая наука справедливо называется «невидимой бранью», невидимой войной или обороной. Но далеко не все монахи спасаются, а только редкие, только те, что старательно исполняют все указания святых подвижников. А без этого, если бы мы даже сели и под стеклянный колпак, ничто нас не спасет.
– Почему?
– Да потому, что грех сидит в нас. Он посеян в нашем сердце врагом нашего спасения, диаволом. Мы каждый вечер повторяем на молитве: «яко семя тли во мне есть». А спасаются очень просто немудрые, неученые, простые, как дети. Потому-то и сказано в Евангелии, что если не будем «как дети», спастись невозможно. Поэтому дивный наш преп. Серафим Саровский любил повторять: «Где просто, там Ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного!» Значит, вся мудрость в том, чтобы научиться быть немудрыми мудрецами и послушными Богу, как малые дети.
– А как же можно воевать против самой себя, против своих грешных мыслей, ведь они мои?
– Нет, они не ваши. Они незаметно вкладываются в наш ум врагами нашими, демонами. Мы, по греховности нашей не замечаем этого. А святые нам говорят об этом. Вот св. Апостол нас научает: «Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских; потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных. Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злый и, все преодолевши, устоять!» (Еф. 6, 11–13). А что же это за «всеоружие Божие»? Это непрестанная молитва. «Непрестанно молитесь», говорит Апостол Христов (1Фес. 5, 17). Этому надо учиться и учиться, пока Господь не подаст Свою благодать. А благодать дает Он только смирению. Дела нас не спасают, а только смиряют. А спасает нас Божия благодать!
Жил в Варне русский полковник генерального штаба Пелехин, снискавший себе некоторую известность. Эта известность его состояла в том, что в эмиграции он переменил свою веру на более «легкую», из православного стал баптистиом и даже начал считаться у них пресвитером, не говоря уже о том, что, как и все баптисты, признал себя уже спасенным и святым... Человек он бывалый, говорить умел; и с ним трудно спорить о вере тому, кто не посвящен в тонкости. Тем более, что он носил маску елейности и этим приводил в замешательство православных, не умевших различать истинное смирение от его прелестных подделок.
И вот этот Пелехин решил прославить себя еще и диспутом с Архиепископом Феофаном. Возможно, он и знал, что в прошлом Архиепископ был профессором и ректором С.-Петербургской Духовной Академии. При посредстве других, он передал просьбу принять его, чтобы, как он выразился, поговорить о правой вере. Владыка приехал в Варну перед Рождеством Христовым, и поэтому все дни у него были заняты церковными службами, и, вследствие этого, Владыка согласился принять Пелехина уже после праздника. В назначенный день и час Пелехин явился. Пока он ожидал свидания, Архиепископ предупредил своих келейников, чтобы они не отходили от дверей комнаты, где находился Владыка:
– Разговор будет коротким. Вы подождите в коридоре и будете свидетелями, если потребуется.
Пелехину предложили войти. Входя в комнату, он закрыл было за собою дверь, но Архиепископ открыл ее настежь. По виду Пелехина можно было заключить, что от этого он несколько растерялся. Кроме того, Владыка не предложил ему сесть, как и сам оставался стоять. И поскольку Архиепископ знал, кто перед ним и какова цель его прихода, то сразу начал говорить:
– При всяком инакомыслии, дабы избежать бесконечного спора, обычно люди избирают третейский суд. И эти судьи решают, какая из сторон в данном случае исповедует правую веру. Вполне понятно, что мы с вами до недавнего прошлого исповедовали одну и ту же православную веру. Теперь нам надлежит избрать судей с общепризнанным авторитетом. Такими судьями, бесспорно, являются для нас три Вселенских Святителя и Учителя – Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст. Авторитет их для нас непререкаем!
Но Пелехин не согласился с этим и возразил:
– Но ведь они же – люди?! Такие же, как и мы. И почему я обязан их считать непререкаемыми авторитетами?!
Архиепископ на это ответил:
– Если вы считаете себя таким же, как Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст, то говорить нам больше не о чем. Поэтому я прошу вас покинуть комнату!
Пелехин этого никак не ожидал. Он растерялся и ушел молча. Очевидно, ему изменила обычная развязность и беззастенчивость, свойственная баптистам.
Все это происходило при открытых дверях. Молодые люди, прислуживающие Владыке, были свидетелями «диспута», столь неудачного для полковника Генерального штаба.
А Владыка Феофан после этого сделал краткое пояснение:
– Если бы я ему отказал в разговоре, то он бы говорил всем, что Архиепископ испугался. А так ему нечего сказать... В душе-то он хорошо понимает, что приравнивать себя ко Вселенским Учителям – величайшая дерзость и явная прелесть духовная!
Как уже было сказано, в Варне Архиепископ служил очень часто. Еще чаще предлагал слово увещания богомольцам в храме св. Афанасия. Но, по слабости голоса, он зачастую лишен был возможности говорить слово лично. И тогда его проповедь читал во всеуслышание в храме отец настоятель. Нередко Владыка высылал свои проповеди из Софии к большим праздникам. И тогда они прочитывались в его отсутствие. Но и отсутствуя, он оказывал духовное воздействие на молящихся. Ощущение присутствия его в храме некоторые безошибочно чувствовали и в Софии, в Александро-Невском соборе. И никогда не ошибались в этом!
В 1928 году Владыка приехал из Софии на Вербной неделе, пробыл всю Страстную и Пасхальную, живя возле храма. А затем уже переехал на дачу и остался на все лето.
Особенно запечатлелись в памяти два богослужения, совершенных Высокопреосвященнейшим Архиепископом в этом храме и, самое главное, два слова, но произнесенных им не на обычном месте, не посреди храма, а в алтаре и тихо, так что в храме почти никто не слышал этих слов...
Вот как это было. Шла Страстная седмица с ее духовно торжественными и умилительными богослужениями. Подошел Великий Четверток, установление Таинства Святой Евхаристии. На всенощном бдении неповторимая мелодия на слова: «Егда славнии ученицы на умовении вечери просвещахуся, тогда Иуда злочестивый, сребролюбием недуговав, омрачашеся, и беззаконным судиям Тебе Праведнаго Судию предает. Виждь имений рачителю, сих ради удавление употребивша! Бежи несытыя души, Учителю таковая дерзнувшия; иже о всех благий Господи, слава Тебе!»
Наутро идет торжественная архиерейская литургия. Как будто Сам Господь Иисус Христос ее совершает. Так трогательно, так молитвенно, так умилительно... Вместо обычной Херувимской песни хор поет в этот день: «Вечери Твоея тайныя, днесь, Сыне Божий, причастника мя приими... » И вдруг происходит что-то непонятное. Какие-то хаотические звуки наполнили весь древний храм. Несколько десятков паникадил, подвешенных на длинных цепях по всему храму, пошли со звоном хрустальных подвесок в разные стороны. Казалось, что потолок храма падает. А храм – базиликальный, кораблеобразный, более десяти метров высотою, двухъярусный. Двенадцать высоких колонн, подпирающих потолок, вдруг словно пришли в движение, потому что паникадила на цепях, висевшие до этого отвесно, все время меняли свои места... Полутораметровые стены стали «живыми», они «заговорили» своими страшными, хриплыми голосами; то был скрежет камня о камень. Колокола на колокольне сами собою зазвонили, но издали какой-то рыдающий, дребезжащий звук.
В этот день в Болгарии, на юго-западе страны, произошло известное Черпанское землетрясение.
Народ в храме дрогнул. Раздался топот ног, бегущих из храма. Отец настоятель с волнением в голосе обратился к служащему Архиерею, Высокопреосвященному Феофану:
– Благословите, Владыко, я успокою народ!
Архиепископ Феофан, только на миг подняв глаза от чтения молитв, сказал настоятелю:
– Стойте и молитесь!
И сам погрузился в молитву.
Настоятель, видимо, подумал, что Архиерей его не понял, и повторил:
– Благословите, я успокою народ!
Архиепископ, прерывая свою молитву, ответил:
– Ничего говорить не надо... Стойте и молитесь!
Паника, начавшаяся было среди богомольцев, улеглась, потому что люди увидели, что в алтаре никакой паники нет, Архиерей и священство продолжают усердно молиться. Это произвело на всех сильнейшее впечатление... В то время как весь город выбежал на площади и улицы, «Русская церковь» не прервала молитвы, а продолжала молиться, уповая на промысл Божий, на Его милость...
Подошла Великая Суббота. Вместо «Херувимской» в этот день поется «Да молчит всяка плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет: Царь бо царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным... » И вот когда хор запел слова: «Да молчит всяка плоть человеча и да стоит со страхом и трепетом... » в этот самый момент, при словах: «... страхом и трепетом... », все повторилось снова. Та же картина, те же звуки внутри и вне храма. Но нервы у молящихся уже более взвинчены позавчерашними переживаниями и описаниями газет. На этот раз народ дрогнул. Многие поспешили к выходу... Звон хрусталя на люстрах, раскачивание самих люстр, скрежет каменных стен, рев животных, крик птиц, воющий лязг колоколов – все это слилось в какой-то нераздельный хаос... И настоятель храма, стоя у Престола и позабыв тот урок, какой преподал ему Архиерей, с большим волнением обратился к нему:
– Владыка, благословите успокоить народ!
Архиерей, опять-таки не отрываясь от чтения положенной молитвы, но более внушительно, сказал:
– Отец протоиерей, стойте и молитесь!
На этот раз настоятель храма уже не повторил своей просьбы. Очевидно, он вспомнил то, что было день тому назад, в Великий Четверг. Да и с народом произошло то самое, что и прежде. Богомольцы ринулись было к выходу, но видя спину Архиерея в открытых Царских вратах, видя, что он напряженно молится, внушая собою спокойствие, мужество и упование на Господа, и сами последовали его примеру. Богомольцы поняли, что самое разумное – положиться на волю Божию, и все вернулись на свои места, славя Господа Бога за благой урок.
Эпицентр землетрясения был в самой Болгарии, примерно в пятистах километрах от Варны. Он пришелся как раз на город Черпан. В этот момент мужское население города сидело на открытом воздухе под весенним солнцем в ресторанчиках и кафе вместо того, чтобы быть в храме Божием... И весь город оказался в развалинах. Человеческих жертв было много. Многие жители в буквальном смысле «бесследно исчезли». Земля, как говорили очевидцы, то открывала свои глубокие недра, то моментально закрывала. Многократно образовывались огромные пропасти, которые в то же мгновение исчезали, погребая тех, кто попал в эти щели.
Гнев Божий был явный, призывающий христиан к покаянию... «Приидоша же нецыи в то время поведающе Ему о Галилеех, ихже кровь Пилат смеси с жертвами их. И отвещав Иисус, рече им: мните ли, яко галилеане сии грешнейши паче всех галилеан бяху, яко тако пострадаша? Ни, глаголю вам: но аще не покаетеся, вси такожде погибнете!» (Лк. 13, 1–3).
Великий Четверг и Великая Суббота 1928 года должны надолго остаться в памяти христиан, живущих в Болгарии, конечно, тех из них, кто не потерял христианский разум и сердце. И через сорок дней Святой Пасхи Архиепископ Феофан упомянул об этом землетрясении в своем слове в день Вознесения Господня с призывом к покаянию: «... Так и ныне глаголет Господь вам, о братие, очевидно, потому, что вы стали глухи к гласу Божественной любви, стали забывать о небе и думаете лишь о земном. Коснит Господь приити думаете и вы в глубинах сердец ваших.
Нет, лукавые рабы и рабыни, не коснит Господь обетования, якоже нецыи коснение мнят, но долготерпит на нас, не хотя да кто погибнет, но да вси в покаяние приидут» (2Пет. 3, 9)...
И вас ныне, о христолюбцы, «призираяй на землю и творяй ю трястися» (Пс. 103, 32), чрез приключившееся с вами землетрясение пробуждает от сна греховного к духовному бодрствованию и ожиданию страшного и славного Его Второго Пришествия. «Днесь, аще глас Его услышите, не ожесточите сердец ваших» (Евр. 3, 7–8).