Записка о реформе духовно-учебных заведений¹¹

Положение духовно-учебных заведений и особенно семинарий в ряду других учебных заведений мы назвали бы исключительным и совершенно особенным, если иметь в виду ту главную цель, которую они должны осуществлять, согласно § I своего устава (см. Уст. дух. сем. § I). прочие учебные заведения ставят своей задачей осуществление каких-либо определенных целей собственно учебных и образовательных, будет ли это цель общеобразовательная или специальная: подготовка медиков, филологов, инженеров, счетоводов и проч., а воспитание является только совместно с достижением этих прямых учебных целей, поскольку всякое обучение есть в известном смысле и воспитание. Наши духовно-учебные заведения имеют своей задачей осуществление цели по преимуществу воспитательной и притом строго определенной: воспитание в духе религиозно-нравственном и притом пастырском по преимуществу, духовная школа должна готовить для Церкви пастырей. Конечно, эта задача упростилась бы весьма много, если бы достаточной подготовкой для пастырства считать известную только сумму общих и специальных знаний, твердое усвоение тех внешних форм служения и богослужебной практики, которые необходимы для пастыря при исполнении его служения и которых теперь даже не знают наши кандидаты священства, выходящие из семинарии. Может быть тогда, только под непременным условием улучшения материального быта духовенства, его общественного и правового положения, и нашлось бы много охотников по чисто житейским побуждениям принять священнослужение. Но так как пастырское служение никто конечно из понимающих дело спасения, которому служит Церковь, не станет сводить только на внешнюю сторону церковно-богослужебного ритуала, то и задача той школы, которая берет на себя дело подготовки пастырей, делается в высшей степени серьезной и исключительной. Приходится воспитывать не только добрых христиан, благочестивых и искренних, с развитым нравственным чутьем и совестью христианской, но людей горящих духом, молитвенников, богатых духовными дарами, готовых взять на свою совесть и всю свою душу руководство и души многих чад Церкви, готовых идти при теперешнем положении духовенства, весьма не заманчивом с внешней стороны, на подвиг смирения и унижения, на подвиг скудости материальной и лишений. Естественно, что Духовная школа должна обладать идеально организованными воспитательно-учебными средствами и условиями, чтобы осуществлять свою задачу, такую высокую и важную. Весь строй жизни этих учебных заведений, вся ее атмосфера должна быть проникнута тем духом и настроением, которые они должны привить своим питомцам, и самые воспитательные приемы и самая жизнь этих учебных заведений должны непременно обеспечить выработку в своих питомцах того настроения, которое необходимо для пастыря-работника на благо христианской Церкви. В противном случае возможно только одно, что в пастыри пойдут только некоторые в силу необходимости или семейной традиции (благо она у нас теперь есть, в силу кастового характера духовенства), а все прочие, имеющие возможность и средства уйти от этой необходимости, уйдут по другим дорогам, так как не чувствуют ни малейшей охоты идти на добровольный подвиг, ибо школа не создала в них подобного настроения. Так оно и есть в действительности. Если даже из таких семинарий, где воспитывается до 700 юношей и ежегодно оканчивает от 60–90 человек, в священники идет не более 10 человек ежегодно и притом не лучших воспитанников, а только невольных бедняков, то ясно, что современная наша пастырская школа не оправдывает своих воспитательных задач и в настоящем своем виде не может существовать без явного противоречия себе. Конечно, дело воспитания даже при идеальных условиях и в идеальной обстановке, напр., семейной (если бы такие были), особенно дело созидания определенной религиозно-нравственной физиономии будущего члена Церкви и общества, не всегда увенчивается успехом и из одной и той же доброй семьи, но многолюдной, часто выходит кто-нибудь и с дурными наклонностями (даже из лика апостольского нашелся Иуда). Но ведь если исключением-то и редкостью делается не худое, а доброе, то ясно, что в воспитании есть что-то неладное. А так именно и обстоит дело в нашей духовной школе, когда исключением являются в ней питомцы с добрым религиозным настроением, а добровольное пастырское служение, как говорят – «по призванию», является весьма редким исключением. Но ведь «призвание», если его понимать так, как обычно и хотят его понимать, т.е. в смысле какого-то готового, полученного неизвестно откуда, может быть свыше, влечения к пастырству, является уже в таком случае почти независимо от школы и может проявиться у всякого доброго христианина и не бывшего в духовной школе. Нам же хочется понимать это призвание к пастырству и вообще к служению в Церкви, как сложившееся определенное, чисто религиозно-нравственное и церковное настроение под влиянием известной воспитательной среды, цельной религиозной атмосферы, как сложившийся определенный, цельный характер сознательного усвоения в своей личной жизни христианских начал и убежденного желания и решения идти на созидание Церкви. Путем уже последующей жизни, всего более путем единения с религиозно-церковным миром и настроениями своих прихожан батюшки из семинаристов делаются и теперь часто из официальных отправителей треб именно пастырями духовными, часто молитвенниками и мучениками в духовном смысле, но здесь уже действует сама церковно-религиозная жизнь в своей непосредственной силе, в живом чувстве и опыте прихода церковного, и этот приход и простые верующие люди в данном случае являются лучшими воспитателями и лучшей школой для своего батюшки в смысле выработки в нем пастырского духа и настроения. Вот почему приходится весьма жалеть, что у нас нет приходской жизни того клира церковного и с тем его характером, как древле, в котором бы постепенно у членов этого клира вырабатывался и рос под влиянием церковной атмосферы и благочестия прихода, дух церковности и благоговения, нет этой чисто жизненной религиозной школы, в которой движение по ступеням клира есть вместе и движение как бы по лестнице духовного совершенства. Если у нас в клире и есть какие-либо определенные традиции и сплоченность, то они касаются никак не внутренней стороны их духовного служения и жизни, а разве взимания за требы и традиционных кляуз между собой: во всем, причем клир наш есть нечто всегда текучее, меняющееся, случайное и разрозненное. Впрочем, это вопрос в данном случае несколько посторонний и касается ближе вопроса об организации и возрождении прихода. Но нужно помнить, что пастыри нужны именно для прихода, как главы и руководители его, и считаться с жизнью прихода должны необходимо, и самый поэтому вопрос о реформе пастырской школы необходимо ставить в тесную связь с общей церковной реформой и в частности с реформой прихода. И уж конечно для возрождения церковной жизни в смысле подъема религиозно-нравственного уровня жизни верующих, для возгревания в душах верующих благодатного огня, для пробуждения и окормления религиозно-нравственного чувства, наши духовно-учебные заведения, особенно семинарии и академии, как рассадники пастырства, в их теперешнем виде и строе совершенно непригодны и над ними должен быть поставлен большой крест. Можно надеяться, да это и лучше, что теперешнее брожение и какой-то саморазлагающийся процесс, начавшийся в наших духовных школах, будет своего рода подписанием смертного приговора для них и своего рода гражданским самоубийством. Разлагающийся организм без внутренней обновляющей силы и должен окончательно распасться. Разве можно, в самом деле, ждать чего-либо доброго, разве можно думать, что наши духовные школы дадут добрых пастырей, способных возродить жизнь церковную, когда в стенах этих заведений совершаются деяния, за которые с точки зрения чисто церковных канонов виновные подлежат отлучению от Церкви, а по гражданским положениям, по меньшей мере, арестантским исправительным ротам. Ведь религиозно-церковное сознание, особенно с так называемой канонической стороны, утеряно вообще верующими современными христианами, утеряно оно и нашими школами, долженствующими поддерживать его; что же ждать дальше? Ведь, вероятно, студенты, напр. С.-Петербургской духовной академии и не подозревали, чего они заслуживают с точки зрения церковных канонов за то «порицание», которое они постановили сообща выразить Преосвященному Сергию за то, что он отказался служить демонстративную панихиду по князю С. Трубецкому. Ведь Церковь в своих канонах строго ограждает честь и достоинство епископов, и резолюция студентов есть дело совершенно противоканоническое. 8 прав, IV Всел. Соб. прямо говорить: «что неподчиняющиеся своему епископу аще будут клирики, да подлежать наказаниям по правилам; аще же монашествующие или миряне, да будут отличены от общения церковного». Если бы даже распоряжение Ректора академии, Преосвященного Сергия, было неправильно с христианской ли точки зрения вообще или с канонической, и в таком случае студенты не имели ему права выражать свое «порицание», ибо не достоит просту укорити священника (тем более епископа), или бити, или поношати или клеветати или обличати в лице, аще убо и истина суть. Аще же постигнет сие сотворити, да прокленется мирский, да отмещется из церкви, разлучен бо есть от Св. Троицы и послан будет в Иудино место. Писано бо есть: князю людей твоих да не речеши зла. (Номокан. при Больш. Требн., прав. 121). Для мирян, которые веруют в Св. Церковь и правила ее считают обязательными для себя, сохраняют всю свою силу и значение два выше приведенные правила при всех случаях их жизни. Какую же силу должны иметь канонические правила для клириков, а студенты духовной академии вовсе не могут быть названы мирянами; они именно клирики в громадном большинстве; они носят звание «чтеца вселенской Церкви»; они посвящены в стихарь и церковные каноны для них сугубо обязательны (см. Прав. Вас. Вел. 51). Св. Церковь изрекает грозные прещения в частности и клирикам, кои досаждают своим епископам: 55 прав. Ап. говорит: «аще кто из клира досадит Епископу, да будет извержен». Сюда относится прямо и правило 34 VI Вс. Соб., говорящее: «... аще некие клирики, или монахи усмотрены будут вступающими в соумышления; или составление скопища, или строющими ковы епископам, или соклирикам, совсем да низвергаются со своего степени».

Это полное отсутствие церковно-религиозного сознания, в частности канонического, в питомцах нашей духовной школы, готовящей пастырей, переходит, конечно, вместе с самыми пастырями из этой школы и в жизни их самих, как пастырей и в жизнь их пасомых. Ведь тот же священник Петров, да и другие, ему подобные, считающие себя представителями и носителями чистоты духа Христова и любви, едва ли бы решились публично порицать и ругать Митрополита и Епископа, если бы пастырское христианское чутье, если бы сознание своего пастырского долга и духовного отношения к Епископу было живо в них, если бы они признавали каноны церковные обязательными для себя, как норму церковной жизни; и странно будет, если высшая церковная власть, обязанная охранять каноны в их чистоте и действии, отнесется без внимания к этим передовым священникам и хулителям богоучрежденного порядка церковной жизни и не наложит на них должного воздаяния и наказания. Оживление и возрождение церковной жизни, думаем, должно начаться, прежде всего, с оживления силы действия тех норм, в которых выражена церковная жизнь и которыми она должна созидаться и держаться; ведь конечно реформой церкви и имеется в виду каноническое ее реформирование. Поэтому серьезно следует подумать о том, что делать с нашими духовными школами, – этими первыми выразительницами полного упадка религиозно-церковного сознания, как в составе учащихся, так и в составе ученых. Ведь о наших профессорах академий и преподавателях духовных школ, если считать каноны обязательными нормами церковной жизни, как о лицах вчиненных в клир через посвящение в стихарь, эти каноны дают очень серьезный приговор: напр., 7 прав. IV Всел. Соб. прямо говорит: «Вчиненным единожды в клир и монахам определили мы не вступать ни в воинскую службу, ни в мирский чин; иначе дерзнувших на сие и не возвращающихся с раскаянием к тому, что прежде избрали для Бога, предавати анафеме». Сюда можно относить и правило 40 Карф. Соб. Правда, сознание, что надевший стихарь и посвященный в чтеца Церкви состоит в клире, давно уже утрачено этими стихарниками во фраках, не только не читающих в Церкви, но в большинстве случаев редко заглядывающих в нее; как и самый клир в том виде и с тем характером, как он был прежде и понимался канонами, не существует. Воспитанники духовной школы искренно могут удивляться теперь и недоумевать, зачем собственно поверх мундиров со светлыми пуговицами их заставляют надевать стихарь. Они не только не желают считать себя чтецами Церкви и считать себя уже посвященными на служение церковное, а в своих петициях требуют возможного сокращения богослужения и отмены тех церковных, религиозно-нравственных предписаний, вроде поста, исповеди и причащения Христовых Таин, которые обязательны для всякого верующего и необходимы для созидания духа религиозной настроенности будущих пастырей. Это настроение питомцев, безусловно, поддерживается и учащим персоналом, что особенно ярко сказалось в последнее время в разных журнальных статьях и журнальных заметках по вопросу учебной реформы. Ни те, ни другие (учащие и учащиеся) как будто не сознают или не хотят сознавать тех задач и целей, для которых существуют духовные школы и хотят непременно тянуться в одну линию со светской школой, не имеющей ничего общего, кроме некоторых учебных предметов, с нашей пастырской школой. Не удивительно, что еще Рачинский – этот христианин-педагог – с великой скорбью взирал на наши духовные школы и не хотел признавать за ними характера духовных. Вот что он говорит, между прочим: «Система воспитания нашего духовенства, несмотря на неоднократные, во многом неосторожные ломки, до сих пор не пришла в состояние удовлетворительное... Многие пороки и, прежде всего, пьянство и лживость свили себе в наших духовно-учебных заведениях прочное гнездо. Великий грех в этом отношении лежит на наших духовных академиях, снабжающих все прочие духовно-учебные заведения преподавателями и начальствующими лицами. Весь внутренний склад и самое наименование этих академий есть ложь. Можно назвать их академиями богословскими, но отнюдь не духовными. Огромное большинство своих воспитанников они навсегда отвращают от духовного звания, подрывают в них веру, вселяют в них стремление к необузданной нравственной свободе, которое, прежде всего, осуществляется в пьянстве... Можно себе представить, как мало поддержки своим духовным стремлениям получают воспитанники духовно-учебных заведений от наставников, питающих презрение к рясе, подающих им пример распутства и прикрывающего его обмана», (стр. 243. С. Шк.). Если так говорит о духовной школе человек сравнительно стоявший вдали от нее, то, что же может сказать тот, кто проходил духовную школу с низшей до высшей, или служил в ней, не отрешаясь от взгляда, что это духовная пастырская школа. Нам самим известен случай, когда преподаватель одной духовной семинарии, кажется (страшно сказать) догматического богословия, отказался перед смертью исповедаться и причаститься Св. Христовых Таин, не смотря на уговоры Ректора семинарии. А случаев, когда в бытность учеником приходилось видеть преподавателей пьяными даже в классе, можно указать бы очень много. Ясно отсюда, что могут дать для Церкви такие пастырские школы, отвращающиеся от церковного и духовного характера. Неудивительно, по этому, то саморазложение, которое проявлялось теперь в духовных школах в виде забастовок и требований превратить духовные академии в простые богословские факультеты, совершенно оторвать их от Церкви и пастырства. Да и действительно гораздо лучше скорее покончить с существованием этих уродливых школ и создать новые пастырские школы – средние и высшие. Но, конечно, уж дело этого создания новых пастырских школ взамен теперешних должно быть делом, прежде всего, самой церковной власти, ее иерархов, церковного собора, ибо разве могут те, которые теперь испаряют и выкуривают из пастырской школы все пастырское и духовное, создать что-либо новое, лучшее в этом смысле. О пастырстве и духовных нуждах церкви должны, прежде всего, заботиться Архипастыри и нам подлежит этот вопрос для своего решения. И в данном случае реформа духовной школы не должна сводиться только к некоторого рода изменениям в программах, в передвижении и перестановке предметов, тем более удовлетворении тех требований, которые высказываются в петициях воспитанников семинарии, особенно касающиеся разного рода дисциплинарных вольностей, вроде отсутствия надзора за ними и свободного чтения всех книг, или участия в собраниях Правления и контроля над действиями Правления. Необходимо нужно создать новый тип пастырской школы, высшей и низшей, и притом такой школы, которая могла бы обеспечивать возможность подготовки к пастырству и выпуск людей с искренним религиозным одушевлением или настроением. Сохранить же теперешний тип духовной школы высшей и низшей невозможно: нужно все равно внести такие существенные изменения, которые будут равны совершенному пересозданию этой школы, созданию именно новой школы, а ограничиться немногими изменениями и ждать от этого добрых результатов, для церкви нет оснований и по многим причинам, указываемым наличными недостатками самой духовной школы.

Теперь уже появилось в разного рода журнальных статьях и заметках, солидных академических журналах и менее учебных богословских периодических изданиях, даже во многих «Епархиальных Ведомостях» (ибо вопрос о духовных школах близок и интересен и сельскому духовенству, голос которого об этом вопросе весьма важен) масса материала для выяснения причины разложения наших духовных школ и тех недочетов ее в учебном воспитательном строе, которые необходимо немедленно устранить для возрождения этой школы. Появились и разные проекты реформы духовных школ. Правда, большинство из этих статей и заметок носит слишком летучий характер, часто ограничивается указанием недочетов одной какой-либо стороны жизни школы; высказывает пожелания, касающиеся то изменений программ, то прав учащих и учащихся, то дисциплины и проч. И немногие из них охватывают вопрос целиком и, выясняя по существу дела причины упадка наших школ, пытаются создать нечто действительно цельное в смысле воссоздания пастырской школы. Нужно сказать, что в указании недочетов нашей духовной школы и причин ее разложения авторы разных статей и заметок и даже петиции самих воспитанников в общем сходятся, особенно в том случае, когда дело касается более внешней стороны организации нашей школы, а не той внутренней атмосферы и того собственно направления и настроения, которыми должны быть проникнуты наши школы духовные. Правда, и в последнем случае эти заметки сходятся в признании необходимости изгнать по преимуществу религиозный элемент из семинарского воспитания и заменить его беспринципным светским.

Нам лично думается, что гораздо ближе к сути дела в указании причин разложения нашей духовной школы и гораздо полнее и вернее указывает недочеты нашей духовной школы Пр. Стефан, Еп. Могилевский, в своей статье: «К реформе наших духовно-учебных заведений» (см. «Прав. Рус. Слово» № 12 за 1905 г.). Правда, эта статья многим не нравится: одним в той части, которая касается собственно причины разложения нашей духовной школы, недостатков в современном ее строе, а другим в той части, которая касается собственно проекта новых пастырских школ. Нам думается, что по отношению ко второй половине этой статьи действительно могут быть серьезные возражения, но зато первая часть о недостатках нашей школы может быть принята целиком, как весьма правдиво и полно изображающая главные причины разложения наших школ и едва ли по существу дела и без предубеждения может вызывать серьезные возражения. Все то, что указывает Пр. Стефан в своей статье в качестве главных недостатков нашей школы, в ней есть, безусловно, и составляет действительно зло великое и гибельно отражается на самой школе при осуществлении ею своих учебно-воспитательных целей. Безусловно, верно, что общее евдемоническое и антиномистическое направление времени, соединенное с погоней исключительно за материальными благами, коснулось, и нашей школы. Оно коснулось выпускаемых академиями кандидатов на должности преподавателей и воспитателей в наших духовно-учебных заведениях и отражается, безусловно, на воспитанниках семинарии, проявляясь, прежде всего в отвращении их от священного сана, которого избегают и сами преподаватели. К этому отрицательному в сторону священства влиянию преподавателей и воспитателей необходимо и справедливо присоединить еще влияние и самого духовенства на своих детей, тоже отрицательное. Само духовенство, особенно молодое и так называемое передовое, поддаваясь общему духу времени, начинает, видимо тяготиться теми ограничениями (во внешней жизни), которые налагаются на священника его саном (одежда, соблюдение постов, непосещение театра и проч.), а стремление многих священников учить своих детей в светских школах и явное презрение к своему званию и сану, очень дурно влияет на его детей, учащихся в духовных школах. Еще хуже, конечно, отражается на учениках духовной школы, если таким евдемонистическим направлением страдает лицо, поставленное во главе учебного заведения, а подобные прискорбные явления уже были и есть, не исключая даже и тех случаев, когда во главе учебного заведения поставлено лицо монашествующее. Безусловно, справедливо замечание Пр. Стефана, что весьма вредно в учебно-воспитательном отношении отражается частые перемещения Центральным Ведомством вместо совершенного увольнения от духовно-учебной службы недостойных и порочных начальников и преподавателей. Зло переносится таким путем из одного учебного заведения в другое. Подобное зло переносится еще и путем перемещения воспитанников, увольняемых из одной семинарии за худое поведение в другую.

Нельзя, конечно, пройти молчанием, как явление очень ненормальное, вообще частое перемещение из одного учебного заведения в другое особенно лиц начальствующих, а самый способ назначения лиц преподавательского персонала и членов инспекции, большей частью случайный и без надлежащего разбора и рассуждения о том, пригоден ли и желателен ли такой то для учебного заведения, заставляет желать многого лучшего.

Особенно страдает в наших духовных школах воспитательная сторона дела. Собственно говоря, у нас в духовных школах воспитания нет, да при теперешнем порядке и условиях существования этой школы и быть не может. Есть только внешний надзор, он только и может быть. В некоторых семинариях число учащихся доходит до 700 чел., а воспитателей всего бывает в таких семинариях вместе с надзирателями 6–8 чел. Никакой возможности не представляется при таком числе учащихся войти с каждым учеником в непосредственные чисто личные духовно-нравственные отношения и следить за его духовным миром. Дай Бог, через год хотя узнать фамилии и лица учеников и как-нибудь поддерживать внешний порядок и дисциплину. Ректору, призванному конечно более всего к воспитательному воздействию на учащихся, в многолюдных семинариях положительно нет возможности всецело отдаться этому делу и ученикам, едва достигается знакомство с учениками. Только внешнее изучение их фамилий и притом скорее тех, которые чаще заявляют себя какими-либо проступками, а ученики благонамеренные или ловкие часто совсем неизвестны начальству, особенно Ректору. Необходимо конечно привлечь к делу воспитания и преподавательский персонал, но конечно не в том виде, как это теперь, т.е. на словах и бумаге, да в форме покиваний со стороны преподавателей по адресу инспекции, когда первые видят проступки учеников. Нужны действительные классные наставники, близкие к ученикам и стоящие к ним в непосредственных отношениях. Само собой понятно, что необходимо иметь духовные школы малочисленные, а не такие казармы, как теперь. Казарменный вид, казенное внешнее отношение к ученикам, неизбежное при многолюдстве, худо действует на душу питомцев и их жизнь идет сама собой, монотонная и скучная, давящая, без всякого вмешательства и прямого воздействия на них со стороны воспитателей и преподавателей. К этому еще присоединяется прямо убийственное влияние той двойной морали, которая царит во всякой школе. Нормальное воспитание и добрые результаты его необходимо предполагают единство жизни воспитателя и питомца не со стороны внешней только, но со стороны внутренних настроений и нравственных начал, которые желательно привить питомцу. Личный пример всего лучше действует и убедительнее слов и наставлений. Этого-то единства и нет у нас в школе, и не со стороны внешней дисциплинарной (что естественно), но именно со стороны нравственной. Нравственные требования, предъявляемые ученикам относительно храма, молитвы, постов и проч. заповедей, весьма часто необязательны для корпорации учебного заведения, и их жизнь весьма расходится с тем, что они по долгу службы проповедуют ученикам. Выходит так: вам это нужно исполнять теперь, а когда вырастите большими и будете жить самостоятельно, тогда можно и не исполнять этого. Этим уже в корне убивается в питомце сознание абсолютного характера тех нравственно-религиозных требований, которые предъявляются ему и не исполняются старшими, и они получают временный характер. Повторяем: эта двойная мораль гибельна для питомцев и всего более способствует тому, что они лицемерят и выносят из школы полную беспринципность, а ведь мелких проявлений, где проводится эта двойная мораль, очень много и долго было бы говорить о них.

Эта двойственность, которую мы указали сейчас, идет в наших духовно-учебных заведениях гораздо дальше и глубже: она положена в самую основу этой школы и только уже оттуда отражается и расходится по разным сторонам жизни этой школы – воспитательной и учебной.

Коренной недостаток нашей школы тот, что духовная школа есть школа сословная – общеобразовательная и одновременно специальная – пастырская, и эти две цели, преследуемые нашей школой, вносят туда страшный разлад, и в ней идет постоянная борьба за перевес или светского, или духовного влияния. В последнее время, кажется, перевес решительно на стороне первого, ибо вводится и введена уже форма со светлыми пуговицами по подобию светских учебных заведений, поощряются светские развлечения и проч. Но в тоже время требуется насаждать и церковность, хотя бы, напр., преждеосвященными литургиями. Человеку в священном сане, особенно монаху, служащему в семинарии и желающему смотреть на семинарию, как на духовную школу, весьма тяжело чувствовать эту двойственность и неимоверных усилий стоит, напр., хоть мало-мальски упорядочить богослужение семинарии, чтобы оно не отражало на себе того конспективного характера, который носит на себе богослужение приходское, и будущие пастыри хотя в школе узнали бы надлежащую постановку богослужения христианского. Но это стремление всегда парализуется светским началом, внесенным в нашу школу даже и со стороны корпорации. Так и идет эта борьба между светским и церковным течением в нашей школе, и еще вопрос: кто кого больше мучит и кто сам больше мучится – мы ли, поставленные насаждать церковность или ученики, не желающие этой церковности и не признающие себя в качестве кандидатов на пастырство, а потому и требующие себе того же строя жизни, что и в светских учебных заведениях. А ученики именно не признают себя кандидатами на священство, обязательными поэтому вырабатывать в себе церковность и молитвенный дух. Они сознают себя только невольниками своего положения и весьма тяготятся им. Здесь открывается другая коренная ненормальность нашей школы – ее замкнутая сословность – кастовый характер. Духовная школа собственно не столько духовная, сколько школа для духовенства, и дети духовенства, получающие здесь образование при значительном материальном обеспечении и льготах, в существе дела невольники своего положения. У родителей, отдавших сюда своего сына, может быть, и есть искреннее желание, чтобы их дети пошли по их пути пастырскому. Чаще же действует здесь просто материальный расчет, сравнительная дешевизна содержания, но зато у детей, отданных в эту духовную школу, нет ни малейшей охоты идти в пастыри, тем более что школа не может выработать при теперешней постановке дела этой охоты, а есть сильное желание идти по светскому пути, более видному. Как же может чувствовать себя этот юноша, стремящийся на иной путь и принужденный сознавать, что путь ему отрезан и к нему предъявляют в школе такие воспитательно-дисциплинарные требования, которые обязательны только для готовящегося к пастырству. Неудобно, конечно, с детства предопределять к пастырству, особенно при такой постановке дела в нашей духовной школе, когда всякий сознает, что нет надежды, чтобы поступивший туда мальчик действительно выработал в себе благодаря воспитательному воздействию этой школы действительное призвание к пастырству. Но так как выработка этого призвания в нашей школе вовсе не обеспечена, то и остается у юноши только одно горькое сознание – сознание своей предопределенности к нежелательному пути служения и озлобление против школы и ни в чем неповинных наставников и начальников.