Глава 3

Отсутствие в библейском изображении личности Авраама черт, какими обычно характеризуются легендарные герои.

В предыдущей главе было сказано, что Авраам не только не есть абстрактная личность, персонификация известных народных идеалов, но он и не полуисторическая личность, какими являются герои народных эпических сказаний. В основе всех таких сказаний лежит натурализм, изображение в конкретной форме тех явлений видимой природы, которые стоят в наиболее близком соотношении с интересами человека: среди них первое место должно быть отведено перемене времен года. Всякому народу на первых порах его исторической жизни и развития более или менее чужды отвлеченности; ему нужны образы, личности; явления природы ему представляются, не как результат закона, а как произвольное действие известных личностей, обладающих высшими силами, сравнительно с силами обыкновенного человека. Такими личностями первоначально являются в народном представлении боги, а также различные, добрые и злые, духи, как существа, хотя и низшие богов, но все же обладающие сверхчеловеческими силами. С течением времени в народных сказаниях рядом с богами и духами появляются и люди. Это личности не вымышленные, а действительно когда-то существовавшие и, благодаря своей выдающейся деятельности, сохранившие в народной памяти свои имена. У каждого народа есть несколько таких славных имен, излюбленных народных героев, первых правителей, законодателей, предводителей в военных действиях против соседей, освободителей из-под чужого гнета, объединителей отдельных разрозненных племен в один сильный сплоченный народ и т. п. Эти даровитые личности представляются народному воображению любимцами богов, существами полу-божественного происхождения. Чем дальше эти лица уходят вглубь веков, тем более они вырастают и расширяются в народных воспоминаниях. Вокруг их имен, как около центров, не только сосредоточивается все древняя история народа, не стесняясь с законами пространства и времени; но с этими именами народная фантазия начинает связывать и те явления природы, которые раньше были результатом деятельности богов и духов. Народные любимцы не могут оставаться безучастными к этим явлениям: они и в них должны принимать живое участие, чтобы благодетельствовать человечеству. И вот, как плод творческой народной мысли в этом направлении, появляются легенды или мифы, где в массе сказочного, баснословного материала есть зерно исторической действительности, искусственно преувеличенной до невероятных размеров и часто заключенной в самую фантастическую оболочку.

Отличительными признаками героев мифических сказаний являются следующие. В деянии героев более или менее ясно просвечивают явления природы; герои обладают необыкновенной физической силой; они жаждут совершения подвигов, и совершаемые ими подвиги, главным образом, состоят в обнаружении физической силы и в распоряжении явлениями природы, В сфере своей деятельности герои сталкиваются с различными сверхъестественными существами, то им помогающими, то враждебными.

Для того чтобы показать, что Аврааму совершенно не место среди мифических героев, мы сравним начертанный на страницах Библии его образ с образами хотя двух героев мифических сказаний: Гильгамешем и Геркулесом. Мы берем, прежде всего, Гильгамеша, потому что это герой вавилонских сказаний, и клинописная запись о нем относится ко времени за 2000 лет до Р. Хр., т. е. к эпохе жизни Авраама. Следовательно, на еврейском изображении Авраама (если бы он был мифическим героем, как утверждает отрицательная критика), который по происхождению был вавилонянин и по времени жизни современник дошедших до нас клинообразных записей о Гильгамеше, в высшей степени должно было бы отразиться вавилонское сказание о Гильгамеше. Затем, мы берем миф о Геркулесе; этот миф по своей записи, по крайней мере, на целое тысячелетие моложе мифа о Гильгамеше; следовательно, он весьма близок к той эпохе, к которой критика относит происхождение книги Бытия (IX-VIII вв. до Р. Хр.). Поэтому весьма знаменателен тот факт, что миф о Геркулесе является копией мифа о Гильгамеше, Отсюда мы должны прийти к двум положениям: или распространение мифа о Гильгамеше было столь широко, что проникло и за пределы его семитической родины, сохраняя свою живучесть на протяжении тысячелетия; или же основу обоих мифов мы должны искать в общих всем людям одинаковых представлениях и отношениях к явлениям физической природы. Принимая первое предположение и допуская, вместе с отрицательной критикой, позднейшее (в IX-VIII вв.) происхождение книги Бытия, мы должны признать, что и в это время миф о Гильгамеше должен был отразиться на изображении личности Авраама, если бы эта личность была однородной с мифическими героями. К такому же точно заключению приводит и второе предположение: те существенные черты, которые необходимо присутствуют в мифах других народов, особенно соседних, должны находиться и в еврейском сказании об Аврааме, если только это сказание мифического характера, а не действительная, чуждая всяких прикрас история. Сравнение мифов о Гильгамеше и Геркулесе с библейским рассказом о жизни Авраама покажет совершенную противоположность сущности и характера изложения первых двух по отношению к последнему. Герои первых двух именно являются олицетворениями, для которых имена, быть может, заимствованы и из действительной истории; тогда как фигура Авраама стоит перед нами, как образ действительного человека, со всеми свойственными ему достоинствами и недостатками, и без всяких особенных сил и способностей к совершению каких бы то ни было сверхчеловеческих подвигов.

Свое сравнение Гильгамеша и Геркулеса с Авраамом мы должны предварить небольшим отступлением в область позднейших, сравнительно, внебиблейских сказаний, где история Авраама передается с множеством действительно баснословных подробностей. Скудность тех сведений, которые сообщаются о жизни Авраама в Библии, особенно о периоде его жизни до переселения в землю Ханаанскую, с одной стороны, и необыкновенное преклонение евреев перед личностью Авраама, с другой, – были причиной появления упомянутых сказаний, стремящихся пополнить историю Авраама и украсить ее достойным великой личности образом. Мы приведем кое-что из этих сказаний (преимущественно относительно до-ханаанского периода жизни Авраама), чтобы показать, что многое в них явно обнаруживает свое позднейшее происхождение, не имеет для себя никаких оснований в библейском повествовании об Аврааме и должно быть отнесено к разряду апокрифических сказаний; содержание же последних должно быть строго отличаемо от содержания, заключающегося в библейском богодухновенном тексте, что отрицательная критика, однако, не всегда делает. Но и в этих сказаниях апокрифического характера, некоторый элемент которых можно относить к глубокой древности, все же сказывается их отличие по своей основе от мифов о Гильгамеше и Геркулесе, теряющих свои исторические черты, вследствие соединения их личностей с явлениями физической природы.

Вот как изображается начало истории Авраама в книге Бера¹⁶⁷, обильно почерпающей матерал из Талмуда и апокрифов, вроде книги Юбилеев, книги Гайяшар и друг.¹⁶⁸.

Терах, отец Авраама, был полководцем у вавилонского царя Нимрода. В ту ночь, когда родился Авраам, у Тераха было собрание его друзей, приближенных Нимрода. Когда друзья покидали дом Тераха, то увидели на небе необыкновенную звезду, которая быстро двигалась по небу, чтобы поглотить четыре других звезды. Друзья решили, что это явление относится к новорожденному сыну Тераха и, между прочим, предуказывает на опасность, которая угрожает от этого мальчика и самому царю и царству вавилонскому. На другой день утром сановники Нимрода сообщают ему о виденном ими небесном явлении и рождении у Тераха сына и советуют немедленно умертвить этого сына, а отцу дать приличное денежное вознаграждение. Призванный Терах, после некоторого препирательства с царем, соглашается исполнить его желание относительно умерщвления новорожденного и лишь просит три дня отсрочки. По прошествии этих трех дней, Терах выдает царю вместо Авраама сына своей рабыни, родившегося в одну и ту же ночь с Авраамом, и получает денежную награду. Сын рабыни умерщвляется, а Авраама, для большего спокойствия, отец отправляет вместе с матерью и нянькой в одну пещеру, где они некоторое время скрываются.

По другой версии, дело происходило таким образом. Нимрод из книг узнал о будущем рождении великого врага его царства и религии. Поэтому он построил огромный дом, куда должны были помещаться все беременные женщины перед временем наступления родов. Когда рождалась девочка, то мать получала подарок; когда же рождался мальчик, то он умерщвлялся; и таким образом было убито 70.000 мальчиков. Когда мать Авраама сделалась беременной, то ребенок скрывался у нее в груди, и таким образом, ее непраздное состояние осталось незамеченным. При приближении родов мать Авраама ушла в одну пещеру, разрешилась там от бремени и, оставив Авраама на волю Божию, сама ушла поскорее домой, чтобы ее отсутствие не возбудило подозрений. Авраам был питаем в пещере чудесным образом: по одной версии, являлся ангел Гавриил, который давал мальчику сосать свой палец, источавший молоко; по другой – вверху пещеры образовалось два отверстия, через которые в рот ребенка капало молоко и масло. В пещере Авраам пробыл, по одним известиям, три года, по другим – 10, 30 лет и, наконец, по некоторым всего 10 дней, после чего вышел из пещеры уже значительно выросшим отроком. Увидав солнце, Авраам подумал, что это Бог-Творец всего, и молился ему; но когда солнце зашло, Авраам понял, что это не Бог. Увидев ночью луну, он ее принял за Бога, а звезды за его служителей; но утром, когда луна скрылась, и снова взошло солнце, он понял, что есть Истинный Бог, невидимый, Которому подчинены солнце, луна и звезды. Когда через несколько дней пришла мать Авраама, то не узнала его; он сам ей открылся и сказал при этом проповедь об Истинном Всемогущем Боге, который есть Бог и над Нимродом, выдающим себя за бога. В заключение своей речи Авраам говорит матери: «иди и поведай это Нимроду».

Нимрод, узнав об Аврааме, по совету своих приближенных, хочет послать для поимки Авраама несколько воинов; тут в среду советников вмешивается сатана и советует царю собрать и послать для взятия Авраама все свое войско, так как это дело далеко не столь легкое, как представляется другим. Нимрод посылает войско; но Авраама спасает ангел Гавриил, прикрывая его облаками и туманом. Войско после неудачного похода возвращается; однако, Авраам на плечах ангела раньше прибывает к воротам Вавилона и возглашает громким голосом: «Вечный есть Единый Истинный Бог, и нет другого равного Ему. Он Бог неба, Бог богов, Бог Нимрода. Я – Авраам – Его служитель». Затем Авраам приходит к Нимроду, схватывает его трон двигает его туда и сюда и восклицает: «горе нечестивому Нимроду, отрицающему Бога... Признай Истинного Бога». Все присутствующие в ужасе; идолы падают; Нимрод впадает в столбняк, в котором остается два часа. Придя в себя, Нимрод признает Истинного Бога и отпускает Авраама. Авраам удаляется к Ною и Симу, находящимся еще в живых; у них он живет долго (39 лет, по другой версии, 48 лет), наставляемый ими через учение и пример доброй нравственности и истинному богопочитанию. По прошествии указанного времени, Авраам чувствует в себе призвание быть проповедником истинной религии и выступает на служение человечеству, чтобы совершить религиозный переворот.

В своей деятельности Авраам снова сталкивается с Нимродом. Нимрод сын Куша, внук Хама, изображается сильным и могущественным владыкой Вавилона. Свою огромную силу Нимрод получил от той кожаной одежды, которую дал Бог Адаму при изгнании его из рая; эта одежда хранилась у Ноя, была украдена у него Хамом и досталась Нимроду. Благодаря ей, Нимрод делается могучим ловцом зверей и птиц; силе его никто из людей не может противостоять. Он делается царем; наконец, его за необыкновенную силу признают за Бога и забывают Бога Истинного. Но Нимрода мучат предчувствия, что наступит конец его власти и последует восстановление почитания Бога. По его предложению приступают к постройке огромной башни, чтобы обезопасить себя от неба и потопа. В постройке принимают участие 600 тыс. человек, башня достигаете 70 миль высоты. Люди мечтают подпереть башней небо, чтобы оно не колебалось и не проливало на землю воду; они хотят взобраться на самое небо и отомстить ему за гибель своих предков, сделать в нем отверстия и выпустить воду, чтобы она не угрожала потопом. В самый разгар этих безумных работ приходит Авраам и убеждает прекратить напрасную и противную Господу работу. Его не слушают. Тогда он просит Бога смешать языки нечестивых строителей. Бог посылает 70 ангелов, которые разделяют людей на 70 народов, говорящих на разных языках, и рассеивают их по всей земле.

50 лет от роду Авраам возвращается в родительский дом. Здесь он приходит в ужас при виде идолопоклонства: его отец не только сам поклоняется идолам, но и занимается их изготовлением для продажи. Авраам вразумляет всех, приходящих покупать идолов, доказывает отцу их ничтожность и безссилие и, наконец, уничтожает всех идолов. Терах жалуется на Авраама Нимроду, который приказывает посадить Авраама в темницу. В этой темнице Авраам проводит целый год (по другой версии,10 лет); из земли для него бьет ключ чистой воды, ангел Гавриил приносит пищу. Наконец, Нимрод осуждает Авраама на сожжение. 40 дней весь народ носит дрова для костра, 3 дня и 3 ночи разжигают этот костер, величиной в целую милю, так что пламя его доходить до неба. Когда привели Авраама, то маги узнали в нем того мальчика, сына Тераха, вместо которого тот выдал сына рабыни. Терах оправдывается, что сделал это по совету своего старшего сына Арана; Нимрод и Арана также осуждает на сожжение. Однако, пламя костра было настолько сильно, что не позволяло приблизиться к нему, чтобы вбросить туда осужденных. Множество исполнителей казни было истреблено огнем. В это критическое время появляется сатана; он предлагает метательный прибор, дающий возможность вбросить осужденных в костер издали; в то же время сатана старается уговорить Авраама поклониться Нимроду, как богу; но напрасно. Также безуспешны и уговоры матери; Авраам даже отказывается от помощи, предлагаемой ему ангелом Гавриилом, в твердой уверенности, что Сам Бог спасет его. Когда осужденные брошены были в костер, то Аран погиб, потому что был идолопоклонником; у Авраама же лишь сгорели веревки, которыми он был связан, сам же он остался невредим, хотя 3 дня и 3 ночи провел в костре. Нимрод приказывает слугам привести к нему Авраама, но пламя еще так сильно, что страшно их обжигает и не допускает до Авраама. Тогда Нимрод сам вызывает к себе Авраама из костра. Авраам, представ пред царем, рассказывает ему о своем спасении и произносит проповедь о поклонении Истинному Богу. На месте костра вырастает прекрасный сад, где появляются ангелы и приглашают Авраама в свою среду. Собравшемуся народу Авраам проповедует об Истинном Боге. Нимрод осыпает его подарками и отпускает. Авраам женится на Сарре, дочери Арана. По прошествии некоторого времени, Нимрод, под влиянием одного страшного сновидения, посылает убить Авраама; но Елиезер предупреждает Авраама об опасности, и тот убегает к Ною и Симу, куда потом приходить и Терах. Авраам уговаривает отца переселиться в Ханаан. Они отправляются, доходят до Харрана и остаются здесь жить, потому что место им понравилось. После некоторого пребывания в Харране, Авраам отправляется в Ханаан; потом возвращается оттуда в Харран, где проповедует поклоиение Богу Истинному и, затем, со всеми, внявшими его проповеди, окончательно переселяется в землю Ханаанскую.

В дальнейшем история Авраама, в общем, согласная с библейским ее изложением, также изобилует маловероятными и совершенно фантастическими подробностями.

Так, о красоте жены своей Сарры Авраам узнает лишь на дороге в Египет, увидев в воде ручья ее отображение; он прячет Сарру в ящик и предлагает таможенным египетским чиновникам, какую угодно пошлину, лишь бы не открывать ящика. При оставлении Египта, Сарра получает себе в рабыни дочь фараона Агарь; Авраам с ученейшими египтянами ведет речь о поклонении Истинному Богу и научает их астрономии и астрологии.

Кедорлаомер оказывается полководцем царя Нимрода, от которого он отложился. Известие о пленении Лота Авраам получает в вечер праздника Пасхи; известие это приносит Ог, впоследствии царь Васанский, с которым воевал Моисей (Числ. 21:33–35); Ог – это остаток допотопных великанов, чудесным образом спасшийся от потопа. Ог имел похотливые виды на Сарру и рассчитывал овладеть ею после неизбежной, по его мнению, гибели Авраама в погоне за врагами (по другой версии, о пленении Лота известие приносит ангел Михаил). Никто из слуг не хочет отправляться с Авраамом в погоню за пленившими Лота, кроме одного верного Елиезера. Даже друзья Авраама – Анер, Эшкол и Мамрий – в критическую минуту оставляют Авраама. Но Авраам одерживает победу чудесным образом: за него сражаются небесные звезды; мякина, оставшаяся на сжатом поле солома и пыль превращаются в мечи и стрелы и поражают врагов, а Аврааму остается лишь овладевать добычей. Царь Мелхиседек оказывается сыном Ноя – Симом, который впоследствии производит над Авраамом и операцию обрезания. И так далее в том же роде.

Эта разукрашенная история Авраама, носящая в некоторых своих подробностях явные признаки позднейшего происхождения (праздник Пасхи, царь Ог и проч.), в других своих подробностях может восходить к глубокой древности. Во всяком случае она является показателем, в каком направлении работала народная фантазия вокруг имени Авраама, не довольствуясь библейским изложением его истории. Повторяя опять, что эта разукрашенная или (назовем ее так) апокрифическая история Авраама ни в коем случае не должна ставиться на одинаковый уровень с изображением его жизни в Библии; мы все же должны сказать, что и в таком своем виде (за который Библия не является ответственной) она далеко не похожа на мифические рассказы, образцами которых являются мифы – о Гильгамеше и Геркулесе. В ней все же видно, что основой рассказа является сам Авраам, а не что-то другое, более главное, с чем связываются действия героя, как это мы видим в натуралистических мифах о Гильгамеше и Геркулесе.

В связи с приведенными иудейскими легендарными сказаниями об Аврааме, считаем не лишним упомянуть о такого же рода сказаниях о нем на арабско-магометанской почве. Высказываемое некоторыми исследователями мнение, что основатель магометанской религии – Магомет (или Мохаммед)- «был только копиистом иудейского учения, и притом не искусным», и что последователи Магомета «продолжали питаться плодами книжной иудейской мудрости»¹⁶⁹, нам представляется слишком односторонним. Учение Корана, для своего успешного распространения, нуждалось в благоприятной для того почве. Такой почвой и было население Аравии являвшееся, главным образом, потомством Авраама через его детей – Измаила и сыновей от Хеттуры. Это потомство, по свидетельству исследователей, во все времена сохраняло полученное от своего великого предка наследие – истину единства Божия. Истина эта, временами омрачавшаяся и затмевавшаяся примесью различных заблуждений, все же составляла существенную основу арабских верований¹⁷⁰. Темная народная масса, вообще всегда склонная к материализации божества, и в среде арабов допускала почитание идолов; полагают даже, что главный идол арабов, по имени Гобал, имевший вид старика с длинной бородой, был изображением патриарха Авраама¹⁷¹. Но среди арабов всегда были и хранители монотеизма, известные в последний до-магометанский период под названием ханифов; их сушествование устанавливается исследователями за много столетий до Магомета¹⁷². Вместе с идеей единобожия ханифы должны были, конечно, хранить и память об Аврааме. Поэтому, едва ли будет ошибочным видеть в тех известиях об Аврааме, какие мы находим в Коране и в арабских легендах, не одни только плоды позднейшего иудейского влияния, но и голос самой глубокой древности, восходящей до эпохи великого патриарха. Без хранившихся издревле среди арабов преданий об Аврааме, для Магомета едва ли было бы мыслимым делом выдавать себя за возобновителя религии Авраама¹⁷³, а последнего – за отца арабов¹⁷⁴.

Какой же является личность Авраама в изображении арабских легенд? Не дают ли эти легенды оснований видеть в изображении Авраама черты мифологического характера и относить его к разряду лиц неисторических? Далеко нет. Вот вкратце те известия об Аврааме, которые дают нам арабско-магометанские источники, где истина перемешана с вымыслом и носит своеобразную религиозно-национальную окраску.

Авраам (Ибрагим) был усердный почитатель Бога и друг Божий; он отклонял людей от поклонения идолам; вел борьбу с Нимродом и разбил кумиры, за что был ввергнут в печь; из Вавилона переселился в Ханаан; он отец арабам и свою веру передал своему сыну Измаилу, а чрез него – потомству; он с Измаилом построил и главное святилище в Мекке – Каабу¹⁷⁵. Его помощником в постройке Каабы был архангел Гавриил, который принес с неба камень, научил обрядам и молитвам, которые должны совершаться в Каабе, и т. д.¹⁷⁶… Большое внимание легенды уделяют отношениям Авраама к Измаилу, который, по легенде, является не только первенцем Авраама по своему рождению, но и сыном обетования, имеющим все преимущества перед Исааком. На Измаила, когда он еще находился в утробе матери, переходит с чела Авраама свет Мухаммеда, обещанный первоначально сыну от Сарры. Сарра употребляет средства к изуродованию Агари (обрезание), чтобы Авраам перестал ее любить, но не достигает своей цели. Притесняемая Саррой, Агарь удаляется и в пустыне между Меккой и Иерусалимом рождает Измаила, на лбу которого появляется свет Мухаммеда¹⁷⁷. Когда Агарь с сыном блуждала по пустыне в поисках воды, явившийся архангел Гавриил ударил своей пятой о землю – и появилась вода; это – священный колодец Земзем в Мекке близ Каабы¹⁷⁸. Когда Измаил вырос, то Авраам, по повелению Божию, хотел принести его в жертву. Диавол (Иблис) всячески старался воспрепятствовать этому делу; явившись в образе человека, он пытался соблазнить Измаила на сопротивление; но тот, по научению отца, отогнал диавола камнями; отсюда у арабов появился особый, религиозный обряд бросания камней. Вместо Измаила в жертву был принесен баран, рог которого, затем, был повешен над входом в Каабу¹⁷⁹. Измаил, занимаясь скотоводством и охотой, жил в окрестностях источника Земзем, где Авраам от времени до времени его навещал. В одно из своих посещений Авраам, не найдя дома Измаила, не был принят его женой, которая не знала Авраама и не оказала ему гостеприимства. Авраам велел жене Измаила описать ему наружность приезжавшего и передать совет гостя переменить порог в его шатре. Измаил из рассказов жены понял, что она не приняла его отца, развелся с женой и взял себе другую. Когда Авраам снова приехал в отсутствие Измаила, то его второй женой был принят чрезвычайно любезно: она предложила ему угошение (молоко, вареное мясо и финики) и смыла с его лица и бороды покрывавшую их пыль. Уезжая, Авраам велел передать Измаилу, что порог его шатра равно добр и прекрасен¹⁸⁰.

Достаточно остановиться на этих легендах, окрашенных столь ярким колоритом древнего арабского быта, чтобы видеть, что в арабских преданиях Авраам является не мифическим героем, а обыкновенным человеком, хотя и великим по своему религиозному значению. Будучи действительной, а не вымышленной личностью, Авраам и в арабских сказаниях так же, как и в иудейских легендах, изображается чертами далеко не похожими на те, с которыми выступают обычные мифические герои, вроде Гильгамеша или Геркулеса, к речи о которых мы и переходим.

Миф о Гильгамеше помещается на двенадцати отдельных таблицах, в чем справедливо указывают соответствие циклу двенадцати знаков зодиака¹⁸¹. В той композиции, в какой этот миф дошел до нашего времени, он может считаться продуктом продолжительной литературной обработки; так как мы имеем его из библиотеки Ассур-банипала в ассирийских копиях, сделанных с древних вавилонских оригиналов. Однако, в новейшее время открыт один фрагмент из древне-вавилонского времени (конца третьего тысячелетия до Р. Хр.), что имеет весьма важное значение для установления существования мифа, как литературного произведения, в столь раннее время¹⁸². Нельзя не отметить попытку отрицательной критики находить в образе Гильгамеша основания для библейского сказания о Нимроде, хотя никакого сходства имен ассириологами не обнаружено. Однако, для таких сближений критика находит для себя основание в том, что в числе городов Нимрода упоминается и Ерех (Быт. 10:10), место владычества Гильгамеша¹⁸³; а также то обстоятельство, что встречаются изображения Гильгамеша на цилиндрах, где он душит льва, или подбрасывает его вверх руками¹⁸⁴; а на страницах Библии Нимрод изображается, как сильный зверолов. (Быт. 10:9).

Вот краткое содержание поэмы о Гильгамеше¹⁸⁵ (поэма дошла до нас в фрагментарном состоянии, однако, настолько удовлетворительном, что ход и содержание целого могут быть воспроизведены довольно ясно).

Столица Сумира – город Урух (Эрех) осаждается каким-то могущественным врагом, так рассказывается в первой плитке поэмы. Этот враг, вероятно, и есть сам Гильгамеш, потому что во второй плитке он является уже жестоким владетелем города, жители которого умоляют богиню Аруру избавить их от притеснений Гильгамеша, этого непобедимого богатыря. Богиня творит косматое чудовище Еабани – полу-человека, полу-быка – и посылает его против Гильгамеша. Но Гильгамеш, при посредстве Ухату, прислужницы богини Иштар, укрощает дикого Еабани, и последний делается преданнейшим другом Гильгамеша. Пользуясь покровительством и помощью бога солнца – Шамаша, друзья – Гильгамеш и Еабани – одерживают блестящую победу и убивают свирепого царя Хумбаба, поселившегося в лесу из кипарисов и кедров и угрожавшего войной Уруху: после этого Гильгамеш провозглашается царем. Слава и могущество Гильгамеша привлекают к нему особенную благосклонность богини Иштар, которая предлагает герою разделить с ней супружескую любовь. Гильгамеш отвергает любовь богини и указывает на ее коварство с прежними ее возлюбленными, чем возбуждает против себя страшный гнев богини. Последняя обращается с просьбой о мщении к своему отцу, богу Ану, который посылает против Гильгамеша чудовищного быка; Гильгамеш с помощью Еабани убивает быка и приносит его в жертву своему покровителю – богу Шамашу. Но мщение богини продолжается; жертвой его делается Еабани, который, будучи ранен, умирает на руках друга. Сам Гильгамеш, полубезумный от горя, страдает и физически, так как тело его покрывается страшной болезнью, вероятно, проказой. Гильгамеш решается искать себе исцеления от болезни и бессмертия. Он узнает, что где-то далеко – «у устья рек», «по ту сторону мертвых вод» – есть остров, на котором живет последний из десяти до-потопных царей – Пир Напистим, получивший от богов бессмертие. К этому-то последнему и идет Гильгамеш, преодолевая в своем путешествии всевозможные препятствия. Вероятно, ко времени этого путешествия относится и борьба Гильгамеша со львом, изображение которой неоднократно встречается на памятниках. Стражи солнца, оберегающие его восхождение и захождение, люди-скорпионы (муж и жена), сочувственно относятся к Гильгамешу; они открывают ему ворота, ведущие к мертвым водам и блаженному острову; провожают его своими наставлениями и предостережениями. Дорога идет чрез страшную пустыню, но она не останавливает Гильгамеша; он достигает моря, на берегу которого находит роскошный сад богов, где обитает богиня морей – Сабиту. (На деревьях в этом саду вместо плодов – изумруды и рубины). Долго молит Гильгамеш богиню о позволении ему переправиться через море; та, наконец, уступает его просьбе и направляет его к перевозчику Арди-Еа, которому Гильгамеш открывает свою душу и рассказывает о всех своих приключениях. Арди-Еа принимает участие в судьбе Гильгамеша и везет его через «Мертвые воды». Месяц и 15 дней плывут они, пока достигают той блаженной страны «у устья рек», где живет бессмертный предок Гильгамеша – Пир Напистим (или Ут-Напистим). Последний рассказывает Гильгамешу историю всемирного потопа и своего чудесного спасения от него, возвращает ему силу и здоровье и указывает чудодейственное растение, дающее бессмертие. Однако, получить бессмертие Гильгамешу не удалось: хотя он и добыл нужное растение, но змей похитил у него это растение. Сопровождаемый перевозчиком Арди-Еа, Гильгамеш возвращается в свой город Урух, где устраивает поминки по своему другу Еабани. По усиленной просьбе Гильгамеша, бог мертвых Нер-гал выпускает из недр земли дух Еабани для беседы с Гильгамешем. От Еабани Гильгамеш узнает о печальной участи мертвых, положение которых может быть улучшено лишь обилием посмертных им почестей и торжественной обстановкой погребения. Этим и заканчивается поэма.

Связь между различными стояниями солнца в знаках зодиака в течение годового круговращения и приключениями Гильгамеша была замечена вскоре же посл нахождения (в 1872 г.) плиток с отрывками поэмы. Мысль об этой связи, впервые высказанная Раулинсоном, потом подробнее разработана была Ленорманом. Конечный взгляд на миф о Гильгамеше в настоящее время установился следующий. Повесть о Гильгамеше – это сказание о солнце, о годовом круге его странствий и приключений; о том, как юный красавец князь, весеннее солнце, мужает и достигает силы своей к середине лета, в месяце, обозначаемом знаком льва; как сила его слабеет к осени, и бедный царь, бледный и хворый, находит новую силу и здравие, лишь переплыв темные «мертвые воды», т. е. зиму,– мертвое время года, пору оцепенения природы, из которого солнце не в силах пробудить ее, пока не возвратится весна и не начнется сызнова годовой круг. Если рассмотреть сумиро-аккадский календарь, принятый в общих чертах его семитами, то окажется, что имена месяцев и знаки, присвоенные им на небесных картах зодиака и его созвездий, по большей части, прямо соответствуют разным эпизодам поэмы; к тому же и в том самом порядке, а именно – в порядке следования времен года, который, нужно заметить, начинался с весеннего равноденствия, в нашем марте месяце. Если сличить календарные месяцы с плитками поэмы, то мы найдем теснейшую связь между ними. Так как от первой плитки сохранилось очень мало, то мы не можем судить, насколько она соответствует имени первого месяца – «Белов жертвенник» (бога Бела). Но второй месяц, именуемый «Милостивый Бык», как раз соответствует второй плитке, которая кончается пришествием дикаря Еабани, полу-быка, полу-человека. Имя и знак третьего месяца – «Близнецы» – явно относятся к братскому союзу между двумя героями, отныне неразлучными. Победа их над тираном Хумбабой, в пятой плитке, иносказательно выражается знаком, представляющим победу льва над быком (в сокращенном виде – знаком одного льва), и именем – «Огненный месяц», подобающим самой жаркой поре года даже в умеренных климатах – июлю-августу. Толкование это окончательно подтверждается тем фактом, что на символически-образном языке поэзии всего востока лев олицетворяет собою начало жаркое – огонь. Седьмая плитка – сватание за героя богини Иштар – так ясно отвечает имени месяца «Послания богини Иштар», что не нуждается в объяснении. Знак – женщина, держащая лук; так обыкновенно изображается богиня. Знак восьмого месяца – «скорпион» напоминает стражей солнца, полу-людей, полу-скорпионов, с которыми Гильгамеш встречается на пути своем в страну блаженных. Девятый месяц называется «Облачным»: что может быть более подходящего для ноября-декабря. Притом это отнюдь не противоречит девятой плитке, с описанием плавания Гильгамеша по мертвым водам. В десятом месяце (декабрь-январь) солнце достигает низшей точки зимнего солнцестояния и кратчайших дней: отсюда имя: «месяц пещеры заходящего солнца»; десятая же плитка повествует о том, как Гильгамеш достигает цели своего странствия, обители блаженных, куда Пир-Напистим был восхищен живым. Одиннадцатому месяцу – «месяцу водного проклятия» (январь-февраль – пора самых обильных и продолжительных дождей в тех низовьях) – соответствует одиннадцатая плитка с описанием потопа. «Рыбы бога Еа» сопутствуют солнцу в двенадцатом месяце, последнем месяце темной поры, когда очищенное, освеженное, оно, с началом нового года, выступает снова на победоносное шествие. Судя по содержанию и следованию мифа, должно полагать, что имя первого месяца – «Белов жертвенник» – относится к примирению с этим богом после потопа (периода проливных дождей), с которого жизнь человечества как бы сызнова начинается, почему имя это можно назвать весьма благоприятным для начала нового года; знак же – Овен (баран), вероятно, намекает на животное, приносимое в жертву.

В основе греческих сказаний о Геркулесе, которые подробно излагать мы не будем¹⁸⁶, лежит миф о Гильгамеше; только греческий герой является еще более разукрашенным, соответственно живой и богатой фантазии грека, его национальным особенностям и, пожалуй, некоторым событиям, имевшим место в действительной истории. Уже 12 подвигов, которые Еврисфей возлагает на Геркулеса и за которые последний должен получить бессмертие, напоминают нам 12 знаков зодиака и похождения Гильгамеша. Некоторые подробности из сказаний о Геркулесе как бы скопированы с мифа о Гильгамеше. Так, Еабани, наперсник и советник Гильгамеша, находить себе соответствие в кентавре Хироне, друге Геркулеса; лев, убиваемый Гильгамешем, – это немейский лев; бык, посланный богом Ану в отмщение за обиду Гильгамешем богини Иштар, – это бык острова Крита; тиран Хумбаба, пораженный Гильгамешем, тожественен с тираном Герионом; сокровища, растущие на деревьях в саду богов на берегу моря, – это золотые яблоки с дерева, растущего на берегу океана и охраняемого Гесперидами; и, наконец, болезни, постигшей Гильгамеша, соответствует болезнь, причиненная Геркулесу одеждой, отравленной кровью кентавра Несса¹⁸⁷. Ярко выступающие в мифе о Гильгамеше явления природы в сказазаниях о Геркулесе теряются и затуманиваются множеством подробностей из жизни героя. Однако общую связь описания похождений Геркулеса с переменой явлений природы указывают (Э. Мейер) в унижении и возвышении Геркулеса; в особенности же, в рассказе о его путешествии в ад (что соответствует путешествию Гильгамеша в страну «у устья рек» и вызову им из преисподней духа Еабани) и самосожжении¹⁸⁸.

Описание похождений Геркулеса – это бесконечный ряд необыкновенных подвигов, в которых герой проявляет и мужество, и терпение, и нечеловеческую физическую силу. Будучи полу-божественного происхождения (сын Зевса и Алкмены¹⁸⁹), он уже в день своего рождения своими руками удавливает двух змей. Всю жизнь он ведет борьбу с дикими животными и чудовищами (львы, гидра, вепрь, кентавры, стимфальские птицы, быки, цербер, гиганты и т. п.), постоянно одерживая победы и оставаясь сам всегда непобедимым, несмотря на то, что против него враждуют и некоторые из богов, которые вообще в судьбе Геркулеса принимают живейшее участие. Наконец, он принимается в жилище богов на Олимпе, как получивший бессмертие, и причисляется к их сонму¹⁹⁰.

Что обитателям земли Ханаанской не были чуждыми религиозные идеи астрального характера и стремления связывать периодические явления природы с жизнью высших существ-небожителей, это, как нельзя лучше, можно видеть у финикиян, ближайших соседей народа еврейского. Их легенды о Мелькарте, его борьбе со львом – символом знойной жары, удалении его в далекую страну, где он засыпает и откуда он снова возвращается по своем пробуждении, и т. д., являются отображением тех же представлений о смене атмосферических явлений в продолжение года, какие нашли себе выражение в вавилонском солнечном мифе о Гильгамеше¹⁹¹. Незначительную особенность мифа о Мелькарте, сравнительно с мифом о Гильгамеше, можно видеть в том, что его удаление на запад, соответствующее движению солнца с востока на запад, в то же время соответствовало и направлению плавания мореходцев финикиян на запад от их страны по Средиземному морю. Эта особенность, вызываемая условиями страны, нисколько не мешает тому, чтобы в мифах о Мелькарте и Гильгамеше видеть одну и ту же натуралистическую подкладку¹⁹². Следовательно, для евреев, если даже отрицать вместе с критиками вавилонское происхождение Авраама, представлялась полная возможность заимствования у фикиниян мифа о Гильгамеше и перенесения его подробностей на Авраама, если бы последний являлся мифическим народным героем. Есть основание полагать, что сфера влияния в этом отношении финикиян простиралась далеко за пределы Палестины и что их Мелькарт, будучи сам, быть может, отображением Гильгамеша, явился прототипом для греческого Геркулеса. Геродот говорит, что финикийский Геркулес (Мелькарт) имевший главный свой храм в Тире, имел еще храм на острове Тазосе, построенный гораздо позже тирского храма; но и этот храм Тазоса был построен на пять поколений ранее, чем родился греческий Геркулес¹⁹³. Таким образом, историческии и географические условия жизни древнего Израиля были вполне благоприятными для того, чтобы его мифы складывались по образцу мифов о Гильгамеше, Мелькарте, Геркулесе и чтобы Авраам, если он является героем мифа, был похож на упомянутых героев. И мы вправе требовать от отрицательной критики указания такого сходства в библейской истории Авраама, а не в одних только произвольных предположениях и построенияхе критиков.

Достаточно, однако, самого поверхностного сопоставления личности Авраама, как она дана на страницах книги Бытия, с блестящими и могущественными фигурами Гильгамеша и Геркулеса, чтобы видеть, что ему вовсе не место среди героев мифа. Сравнительно с последними, он является настолько заурядной личностью, настолько мелкой величиной, что только тенденция отрицательной критики может решаться возводить его в народные герои. Особенные блеск и силу Гильгамешу и Геркулесу придает лежащая в основе их похождений и подвигов натуралистическая подкладка: это не просто герои-люди, или, пожалуй, полубоги; но это сама природа, или центр ее жизни – солнце, в его годовом круговращении, так или иначе, то радостно, то печально, отражающемся на состоянии всего видимого мира. Ничего подобного в истории жизни и деяний Авраама мы не видим: здесь полное отсутствие того, что могло бы напоминать о связи с периодическими явлениями природы. Упоминание о голоде, заставивившем Авраама путешествовать в Египет, катастрофа с городами Содомом и Гоморрой, хотя и могут быть рассматриваемы, как явления природы; но по своей единичности и определенности места их совершения они ни в коем случае не могут входить в один разряд с теми явлениями природы, которые в мифах составляют фон деятельности героев, образуя периодический круг знаков зодиака и времен года.

Вследствие невозможности указать в библейском повествовании об Аврааме черты действительно мифологического и натуралистического характера, критика делает попытки, так или иначе, хотя бы чисто механическим и внешним путем, связать историю Авраама с солнечным мифом о Гильгамеше и вообще астральными религиозными представлениями. Из таких попыток отметим две, как наиболее ярко показывающие, до каких изумительных пределов может доходить изобретательность критиков в поисках на страницах Библии того, чего там вовсе нет; это попытки Иенсена и Иеремиаса.

Иенсен, задавшийся целью указать следы вавилонского мифа о Гильгамеше в литературе всего мира, в своей огромной книге (вышедший первый том более тысячи страниц), отводит почетное место и Аврааму, находя между ним и Гильгамешем большое сходство ¹⁹⁴ . Сходство это он видит, напр., в следующем: у Гильгамеша есть друг и спутник Еабани, у Авраама Лот; в Гильгамеша влюбляется красавица богиня Иштар, у Авраама красавица жена Сарра; Гильгамеш одерживает победу над Хумбабой, Авраам – над войском Кедорлаомера; Гильгамеш путешествует и Авраам тоже, и т. д., и т. п. Разумеется, что при таком способе отыскания литературных аналогий, производящем, по выражению проф. Тураева, «психопатическое впечатление»¹⁹⁵, можно найти черты Гильгамеша в любом историческом деятеле. Возьмем для примера имп. Петра Великого. У Гильгамеша друг Еабани, у Петра – Меньшиков; Гильгамеш и богиня Иштар, Петр и Екатерина; Гильгамеш побеждает Хумбабу, Петр – Карла XII; Гильгамеш отправляется в дальнее путешествие, Петр едет за границу для получения европейского образования, и т. д.

Тогда как Иенсен делает попытку связать Авраама, через указание его сходства с Гильгамешем, – с солнцем; Иеремиас видит в Аврааме луну, находя в его библейском изображении множество «лунных мотивов» («Mond Motive»)¹⁹⁶. Вот, напр., какие это мотивы. Самое имя Авраама указывает на его астральный характер: «Высокий отец», т. е. отец, находяшийся не на земле, а в высоте; следовательно, это божественный отец – светило небесное. Луна движется по небу с востока на запад, и Авраам странник и тоже держит свой путь с востока на запад; луна борется с мраком, Авраам – с войском Кедорлаомера; при этом 318 слуг Авраама соответствуют 318 дням года, когда луна бывает видима (из 354 Дней лунного года исключается по 3 дня в каждом месяце, когда приходится новолуние и луна не бывает видима), и так далее. Очевидно, что с таким же успехом, как это делает Иеремиас по отношению к Аврааму, мы можем, пользуясь его сравнительным методом, найти, сколько угодно, и солнечных и лунных мотивов в жизни любого человека. Нет нужды говорить много о том, насколько научными могут быть названы делаемые Иенсеном и Иеремиасом сопоставления и насколько библейский текст дает им основание для их фантастических выводов. Беспристрастное изучение клинописных памятников приводит других исследователей (напр. Бецольд) к решительному утверждению, что астральные идеи упомянутых памятников не находят для себя ни малейшего соответствия в древней истории Израиля, как она известна нам по библейским книгам¹⁹⁷.

Будучи совершенно чужда всякой натуралистической подкладки, история Авраама изображает нам его личностью, не обладающей никакой особенной физической силой, не совершающей никаких подвигов – проявлений этой силы и не встречающейся в своей жизни ни с какими чудовищами, что для мифических героев является делом не только обычным, но и неизбежным. В этом отношении образ Авраама, как он дан в Библии, настолько оказывается бледным, что уже позднейшее талмудическое еврейство им не удовлетворяется и по-своему его разукрашивает различными вымышленными подробностями, о чем мы уже говорили выше. Мы не можем сказать, что древние евреи были совершенно равнодушны к проявлениям необычайной физической силы и что потому только Авраам не наделен никакими отличиями из этой области. Достаточно обратить внимание на тот сочувствующий тон, который сказывается в повествовании о Самсоне по отношению к физическим подвигам этого богатыря, чтобы видеть, что физическая сила вовсе не была у евреев в пренебрежении. И поэтому, будь личность Авраама вымышленной, будь изображение этой личности в книге Бытия не строго историческим, а по своему характеру соответствующим народному эпосу, Авраам явился бы пред нашими глазами во всем величии силы и подвигов, не уступающих Гильгамешу, Геркулесу и им подобным героям. Но он, если и герой, то герой не природы, не физической силы, а герой духа – «Божий атлетъ» (по выражению св. Амвросия), который, постепенно развивая и взращивая в себе семена веры и преданности Иегове_; как золото в горниле, очищаясь путем испытаний, приходит в меру возраста совершенна и делается «отцом веруюших» и «другом Божим». В своих сношениях с людьми он, вместо обычно проявляемого героями мифов необыкновенного мужества, иногда обнаруживает малодушие, свойственное самым заурядным людям. Так, из страха он выдает свою жену за сестру. Он не делает никаких завоеваний; и, несмотря на то, что его могущества уже опасаются жители Ханаана (Быт. 21:22–23), он не прибегает к физической силе, а обычным мирным путем приобретает себе участок земли для погребения Сарры (Быт. гл. 23).

Единственное в его жизни событие, к которому есть некоторый повод приложить наименование «подвига», – это освобождение из плена Лота. Но и это событие является подвигом в героическом смысле лишь в разукрашенной позднейшей истории Авраама, где он один, с помощью звезд, пыли, мякины и т. п., истребляет вражеские полчища, о чем мы уже передавали раньше. По изображению же книги Бытия, это событие, в котором, несомненно, Аврааму споспешествовала сила Божия, является совершенно непохожим на подвиги героев мифов; об этом мы подробнее скажем ниже, теперь же лишь заметим, что в освобождении Лота вместе с Авраамом и его 318 слугами принимали участие друзья Авраама, – Анер, Эшкол и Мамрий, – с которыми, вероятно, не меньше было людей, чем с Авраамом: притом же столкновение с месопотамскими царями не имело характера открытого сражения, а преследовало только одну цель – отбить пленных и добычу.

Помимо же этого события, вся внешняя жизнь Авраама, если не касаться ее особенной религиозной стороны, является жизнью обыкновенного человека своего времени; правда, одного из лучших людей по своему нравственному характеру, но не чуждого и человеческих слабостей. Жизнь эта протекает в обычной обстановке, вполне соответствующей условиям своего времени и места; она не выделяется никакими резкими чертами, сравнительно с жизнью современников и соседей Авраама, упоминаемых в Библии; и оканчивается самым естественным образом: «и скончался Авраам, и умер в старости доброй» (Быт. 25:8).

Что же касается религиозной стороны жизни Авраама, то, вследствие полученных им откровений и бывших ему явлений Господа, с этой стороны его жизнь представляется необычной, из ряда вон выходящей. Так как эта сторона относится уже к области религиозной веры, то, разумеется, по этому вопросу у нас не может быть точек соприкосновения с теми из критиков, которыми отвергается область сверхъестественного, возможность божественного откровения человеку. Тем же из критиков, у которых рационализм не заходит еще за крайние пределы, мы должны указать, что религиозная сторона жизни Авраама носит столь чистый монотеистический характер, так чужда нелепых мифических сказаний о вмешательстве богов в жизнь героев и так проникнута возвышеннейшей идеей будущего благословения в семени Авраама всех народов земли, что Авраам должен быть действительной и притом исключительной исторической личностью. Полученные им откровения и обетования Божии для людей, не отвергающих их возможность, по своему характеру и значению таковы, что об Аврааме, как национальном народном герое, не может быть речи. Слова Божии: «благословятся в семени твоем все народы земные за то, что ты послушался гласа Моего» (Быт. 22:18) могли быть обращены только к действительному, достойному этих слов, человеку, каким и был Авраам. Относить их к вымышленной личности, как олицетворению известного рода религиозных идей, или к собирательной личности, как концентрирующей в себе идеалы и деяния национальных героев-предков, не позволяет нам достоинство Библии, как Слова Божия; последнее для верующего служит критерием для проверки ведения и из области внебиблейской.