Глава 1

Известия клинописных памятников в их отношении к Уру Халдейскому и Харрану; освещение с точки зрения этих известий исхода Авраама из Ура и обитания в Харране.

В сохранении памятников клинообразной письменности, когда-то погребенных под грудой земли и мусора и по прошествии тысячелетий снова увидевших свет, как бы воскрешенных, оживших, нельзя не видеть особых, нарочитых путей Божественного Промысла. Эти каменные мертвецы ожили и вышли из своих гробов, чтобы свидетельствовать за попираемую истину Божию. Здесь невольно приходит на память одно событие из земной жизни Господа Иисуса Христа. Когда, при торжественном входе Иисуса Христа в Иерусалим, народ радостно восклицал, приветствуя Его, как Мессию, фарисеи обратились к Иисусу Христу с требованием, чтобы Он запретил народу выражать свои восторженные чувства; тогда Иисус Христос сказал им в ответ: «сказываю вам, что если они умолкнут, то камни возопиют» (Лук 19:37–40). И вот, в наши дни, когда современные книжники и фарисеи, лицемерно прикрываясь якобы беспристрастными научными открытиями в области древней истории, восстают против истинности Библии и как бы стараются заградить уста ее поклонников, употребляют все усилия, чтобы заставить их замолчать; мы видим, что, действительно, у Бога не остается бессильным никакое слово (Лук. 1:37), и что по слову Спасителя, камни вопиют во свидетельство истины.

Открытые при раскопках камни с надписями и множество глиняных плиток, заменявших в свое время позднейшие книги, являются историческими свидетельствами чрезвычайной важности. В известное время они погребены были под грудой земли и мусора; лежали там целые тысячелетия, в течение которых к ним не прикасалась ни одна рука человеческая: не представляя собой никакой материальной ценности, что особенно нужно сказать о глиняных плитках, каменные документы оставались нетронутыми до тех пор, пока Промыслу благоугодно было вызвать их снова на свет Божий и заставить говорить. Лежа в земле и по свойству своего материала не подвергаясь разложению, каменные документы в то же время гарантированы были и от невольной или умышленной порчи их содержания рукой человеческой. Являясь перед нашими глазами через тысячелетия после своего написания, они говорят нам именно и только то, что на них в свое время было написано. Этого далеко нельзя сказать о книжных письменных памятниках. Эти последние (конечно, мы не причисляем к ним Священные Писания Библии), как напр., писания Бероза, Манетона, Геродота и проч., будучи общим достоянием в течение многих веков, ничем не были гарантированы от искажения переписчиков, исправления другими авторами чего-либо, казавшегося им ошибочным, и, наконец, от умышленных и злонамеренных переделок. Такая незастрахованность, так сказать, этих памятников от позднейшего их изменения, в сравнении с тем, как они вышли из рук своих творцов, составляет их слабую сторону, дающую возможность и право оспаривать их подлинность, неповрежденность и историческую верность, И если усилия отрицательной критики могут достигать действительных или кажущихся успехов в опорочивании и опровержении древних книжных свидетельств, говорящих в пользу Библии; если в этом отношении стремления отрицательной критики заставить «замолкнуть» голос свидетельств, в большей или меньшей степени, на некоторое время осуществляются; то это остается совершенно неприложимым к свидетельству камней, вопиющих в пользу Библии.

Нахождение этих каменных документов в тех, или ближайших к тем местах, где совершались передаваемые Библией исторические события; сохранение их содержания неизменным в том виде, в каком оно первоначально записано; непосредственная близость записей ко времени описываемых событий; и, наконец, добытая усилиями ученых возможность чтения и понимания этих записей, воскрешение их языка, – все это является могучим орудием против горделивых нападок на истинность Библии со стороны лжеименного знания.

Продолжающиеся и по сие время труды многочисленных ученых, по своим успехам в XIX столетии, особенно во второй его половине, в деле нахождения и чтения клинописных памятников, прямо могут быть названы колоссальными. И сравнительно молодая наука – ассириология – имеет в настоящее время в своем распоряжении весьма обильный материал, научная разработка которого поставлена на вполне прочную почву.

Что же дают нам для истории Авраама памятники клинописной литературы? О чем говорят нам эти мертвецы, Промыслом Божиим воскрешенные к жизни после тысячелетнего покоя в могиле? О чем вопиют эти «камни», в обличение «замышляющих тщетное и восстающих на Господа» (Псал. 2:1–2).

На эти и подобные им вопросы интересующийся историей патриарха Авраама, желающий найти себе новое, научное основание для рассеяния своих сомнений, для успокоения своей совести в ее колебаниях между верой и неверием, получает два противоположных ответа, в зависимости от того, в какой форме он ожидает получить в клинописных памятниках подтверждение библейских повествований.

Если такой читатель думает встретить в клинописной литературе прямое указание на Авраама, повторение библейской истории о нем, или сообщение известных по Библии фактов из его жизни; то такой читатель останется совершенно неудовлетворенным данными клинописных памятников и скажет, что они ему для истории Авраама не дают ничего. Но такое заключение читателя будет слишком поспешным. Отсутствие прямых указаний на какой-либо факт или событие далеко еще не делает нас беспомощными в наших желаниях и стремлениях убедиться в действительном совершении этого факта и события. Кроме прямого свидетельства, могут быть косвенные, совокупность которых иногда является полной заменой прямого. Из области юридической мы знаем, что часто, при отсутствии прямых данных (улик), бывает такое множество косвенных, и они находятся в таком взаимоотношении между собой, что дают полное право приписывать совершение известного деяния известному лицу.

Если читатель предъявит свои требования к клинописным памятникам именно в такой форме (не прямых, а косвенных свидетельств), то найдет, что клинописная литература для истории патриарха Авраама дает очень и очень многое.

Претендовать на то, что в клинописной литература мы найдем историю Авраама, или сообщение об отдельных событиях из его жизни, мы, собственно, и не имеем права. Для Библии, книги о спасении человека, Авраам является великой и центральной личностью, почему ему бытописателем и уделяется столько внимания. На своей родине Авраам был одним из тысячи частных лиц, имена которых проходят мимо страниц истории. Правда, клинописные памятники дают нам множество документов, касающихся жизни частных лиц; это плитки об актах купли-продажи и т.п. Но, разумеется, такого рода документы, даже с именем Авраама, были бы далеко не тем историческим материалом, какой нам нужен для апологии библейского повествования о патриархе. Таким образом, именно косвенные данные для истории Авраама должны быть нашими искомыми в памятниках клинописи.

В ряду внебиблейских свидетельств, почерпаемых из памятников клинописной литературы (и отчасти памятников Египта), освещающих и подтверждающих библейскую историю Авраама, мы должны отвести первое место тем, которые определяют положение Авраама в пространстве и времени мировой истории. Вследствие того обстоятельства, что весьма важное в этом отношении известие находится в XIV главе книги Бытия, история же Авраама начинается по Библии с 26 стиха (первое упоминание имени Авраама) XI главы; нам приходится сделать некоторое отступление от вполне естественного желания следовать в изложении истории Авраама священному бытописателю.

Итак, поставляя себе прежде всего задачей – определение, на основании соотношения библейских данных с вне-библейскими свидетельствами, положения Авраама в пространстве и времени мировой истории, мы берем из книги Бытия следующие места: из 11-й главы стихи 28 и 31 из 12-й 4-й стих и из 14-й главы 1–5 стихи. Та мгла неведения, которая окружала сообщаемые в этих стихах Библии географические и исторические данные и которую отрицательная критика старательным образом сгущала, совершенно рассеивается клинописными свидетельствами, проливающими яркий свет и на оба места исхода Авраама – Ур и Харран – и на исторические события современные этим исходам и нашедшие себе соприкосновение с библейской историей в 14-й главе Бытия.

Местом первого исхода Авраама и местом его рождения был Ур Халдейский, Ур-касдим – по еврейской Библии (Быт. 11:28–31¹⁵). Если мы посмотрим на карты Месопотамии, даже начала второй половины прошлого столетия¹⁶, то увидим, что Ур помещается на севере Месопотамии, и южнее его по направлению к Палестине находится Харран – место остановки Авраама по пути в землю Ханаанскую.

Неизвестно, когда Ур сошел со сцены истории и прекратил свое сушествование; но, очевидно, что очень давно, так что в памяти человечества изгладилось воспоминание о его местоположении. Когда впоследствии времени пытливый человеческий ум захотел определить это местоположение Ура, то исходною точкою в этих изысканиях явился Харран, местоположение которого продолжало быть известным. Так как путь Авраама из Ура лежал через Харран в землю Ханаанскую, то естественно было искать Ур северне или, по крайней мере, восточнее Харрана; но ни в коем случае не южнее, ибо в последнем случае передвижение Авраама носило бы характер блуждания вопреки требованиям логики. Против помещения Ура на юге Месопотамии говорили еще и следующие обстоятельства. Из любого места южной Месопотамии в первое место остановки Авраама в Ханаане – Сихем – по прямой линии лежал путь в несколько раз короче, чем, если бы отправляться с юга далеко на север в Харран, а оттуда опять на юго-запад – в Сихем. При этом еще в последнем случае предстояла двукратная переправа через реку Евфрат, что для Авраама, обладавшего большими стадами скота, должно было быть большим затруднением. Таким образом, было достаточно оснований к тому, чтобы искать Ур на севере Месопотамии. Основание к тому, чтобы искать Ур по левую сторону Евфрата, могло давать неопределенное выражение книги Иисуса Навина: «за рекою жили отцы ваши издревле»... (гл. 24, ст. 2). Выражение «за рекою» означало именно – «за Евфратом». Но из следующего стиха (3-го) видно, что Иисус Навин имел ввиду ближайшее к Палестине местожительство Авраама, а не первоначальное), «но Я взял отца вашего Авраама из-за реки и водил его по всей земле Ханаанской»...). В результате таких изысканий, вращавшихся около созвучных с Уром по названию местностей, и получилось на географических картах помещение Ура на северо-восток от Харрана.

Данные клинописных памятников самым решительным образом разбили это, казавшееся столь правдоподобным, предположение о месте Ура.

Но прежде чем говорить об этих памятниках, мы должны указать на несостоятельность тех соображений, которые служили препятствем помещать Ур на юге Месопотамии. Против выгод кратчайшего пути с юга Месопотамии к Сихему в Ханаане говорит то обстоятельство, что такой путь лежал бы по безводной пустыне и потому для Авраама с его стадами являлся совершенно невозможным. Двукратная же переправа через реку Евфрат совсем не является такой трудностью, как это представляется на первый взгляд. Если даже оставить в стороне предположение, что вторичная переправа Авраама через Евфрат из Харрана по пути в Ханаан могла совершиться прямо вброд (так как в своем верхнем течении Евфрат не мог быть особенно широким и глубоким); то, во всяком случае, и первая переправа через Евфрат не могла представлять для Авраама каких-либо труднопреодолимых препятствий. Для таких переправ он имел полную возможность пользоваться местами и приспособлениями, существовавшими для торговых караванов, тянувшихся из Финикии к Персидскому заливу. Каулен, описывающий в своей книге¹⁷ современные способы переправы через Евфрат и Тигр, находит их столь примитивными, что вполне можно допустить существование их еще тысячелетия тому назад, во времена Авраама. Для переправы отдельных лиц употребляются сплетенные из прутьев и осмоленные асфальтом корзины; для переправы животных – плоты, поддерживаемые кожаными мехами, надутыми воздухом. В книгах Каулена и Масперо¹⁸, между прочим, приводятся древние изображения таких плотов на кожаных мехах и переправы отдельных лиц, лежащих грудью на мешке. Современные плоты по своему устройству представляют очень мало усовершенствованную копию древних.

Тем не менее, до открытия клинописных указаний о местоположении Ура ученые расположены были искать его на севере, а не на юге Месопотамии. Географ 17 столетия Бохарт, в своей «священной географии» (Geographia Sacra... 1674 г.), руководясь указанием Аммиана Марцеллина IV в. по Р. X., определяет местоположение Ура между городом Низибией и рекой Тигром, т.е. верст на 600 севернее действительного его местоположения. Другим местом, которое учеными 17 и 18 столетий признавалось за древний Ур Халдейский, является город Едесса, нынешняя Урфа, лежаший почти на одной широте с Низибией (приблизительно под 37° сев. широты), но верст на 150 западнее, ближе к Евфрату. Это мнение казалось столь твердо обоснованным, что находит себе защитника даже в конце 19 столетия в лице английского ученого Г. Рассама¹⁹ .

Главным основанием для Рассама отождествлять Едессу с Уром Халдейским служат показания древних писателей – Евполема (II в. до Р. Хр.) и Николая Дамаскина (I в. до Р. Хр.). Сопоставляя показания этих писателей с тем обстоятельством, что и у Других древних писателей названия библейских местностей – Орфы, Харрана и Серуга встречаются в связи с именем Едессы, Рассам приходит к заключению, что Едесса и есть Ур Халдейский. Однако показания упомянутых писателей далеко не дают оснований к такому отождествлению. По свидетельству Евполема, Авраам жил в десятом поколении после потопа в вавилонском городе Камарине, который также называют Урией, и который означает халдейский город; а по словам Николая Дамаскина, Авраам был царем Дамаска, куда он пришел, как чужеземец, с войском из своей страны, которая есть Халдея выше Вавилона.

Слова Евполема приводит Евсевий Памфил в своем сочинении Προπαρασκευὴ Εὐαγγελική: «Δεχάτῃ δὲ γενεᾷ, φησίν, ἐν πóλει τῆς Βαβυλωνίας Καμαρίνῃ, ἥν τινας λέγειν πόλιν Οῦρίην εἶναι δέ μεθερμηνευομένην Χαλδαίων πόλιν... γενέσθει ῾Αβραάμ«. (См. у Migne, Patrol, cursus compl. Series graeca, t. XXI, стр. 780). Слова Николая Дамаскина приводит Иосиф Флавий в своей Ἰουδαἲκὴ Ἀρχαιολογία: »Ἁβράμης ἐβασίλευσε Δαμασκοῦ, ἒπηλνς σύν στρατῷ ἀφιγμένος ἐκ τῆς γῆς ὐπὲρ Βαβυλῶνος Χαλδαίας λεγομένης» (См. издание I. Bekker – S.A. Naber. Lipsiae. 1888. Flavii Iosephi opera omnia. Vol. prim. стр. 33).. Из этих двух свидетельств первое родиной Авраама указывает какой-то город Камарину, что на арабском языке означает «город луны», каковое название (как об этом будет речь далее), действительно, имеет отношение к г. Уру²⁰. Но все же отождествлять эту Камарину, или Урию, с Едессой оснований не дается. Возможно допустить, что Едесса носила раньше имя Ур, что в сирийском произношении звучало Урои (Urhoi), а в арабском Орфа или Урфа; однако, ни у одного из древних писателей нет свидетельства тому, чтобы Едесса называлась не просто Уром, а именно Уром, Халдейским. Свидетельство Николая Дамаскина, хотя прямо указывает родину Авраама севернее Вавилона, страдает крайней неопределенностью, а именно искать эту страну выше (ύπερ) Вавилона, и притом подрывает к себе доверие связью с апокрифическим сказанием о царствовании Авраама в Дамаске. Вообще нужно заметить, что приурочивания местожительства еврейских патриархов к г. Едессе относятся к сравнительно позднейшему времени, приблизительно около времени Рождества Христова²¹. В это время указывали в окрестностях города шатер, где жил Иаков, охраняя стада Лавана; позже еще – озеро у города получило название озера Авраамова; совершенная неосновательность такого названия видна уже из того, что другое, соседнее, озеро называется источником Зелики, жены Потифара. Еще позже, вероятно, к временам магометанства нужно отнести обычай едессян считать время от эры Авраама.

Созвучие Урфы с Уром, темнота и неопределенность свидетельств древних писателей, в связи с благоговейным почитанием имени Авраама и желанием так или иначе приблизить себя к нему по происхождению (что относится к едессянам),– были причиной того, что Едесса является в истории городом, наиболее претендующим на честь считаться родиной Авраама-Уром Халдейским.

Трудами английских ученых Тайлора и Лофтуса, производивших раскопки (1854–57 гг.) холмов на правом берегу реки Евфрата, в месте теперешнего селения Муггейр, установлено, что здесь именно и был древний город Ур, родина патриарха Авраама» При раскопках найдено было множество кирпичей и глиняных цилиндров с надписью имени города Sis-х-ки; суффикс ки показывал, что это название именно города, а не страны, так как названия стран имеют в клинописи суффикс таt ²². Однако, это идеографическое начертание имени города представляло вначале затруднение для его фонетического произношения: но и это затруднение было разрешено самым блестящим образом, благодаря словарю из знаменитой библиотеки Ассурбанипала: в нем Sis-х-ки переведено словом Ур (Uruu) ²³. Таким образом, тожество Ура халдейского в нынешним Муггейром установлено самым прочным образом.

Что это есть именно Ур халдейский (по еврейскому тексту Библии "касдûм»), а не какой-либо другой, в этом убеждают свидетельства других клинописных памятников, из которых видно, что страна, где лежит Ур, самая южная часть Месопотамии, уже за 2 тысячи лет до Р. Хр. (т. е. именно во времена Авраама) носила название «Калду», образовавшееся из более древнего «Касду», и перешедшее в половине этого тысячелетия в «Карду», откуда получилось еще более позднее имя «Кардуниаш»; Касду, Касдим, Калду – дало на греческом язык- Χαλδαΐοι ²⁴. Отсюда Ур халдейский. Со значением и историей этого Ура Халдейского и знакомят нас многочисленные кирпичи и глиняные цилиндры с клинообразными надписями, открытые и описанные Тайлором и Лофтусом.

На основании этих данных, а также и данных других клинописных памятников, мы постараемся изложить историю Ура и страны, где он находился, в тех размерах, насколько это представляется нам нужным для истории патриарха Авраама.

Страна, где находится город Ур носит общее наименование Месопотамии, под каковым наименованием в буквальном смысле следовало бы понимать лишь местность между реками Евфратом и Тигром, но, разумеется, в географическом отношении это понятие должно быть расширено через присоединение к нему ближайших местностей, лежащих по правому берегу Евфрата и левому берегу Тигра, а также страны, лежащей по течению этих рек по их соединении (немного южнее 31° сев. широты), до берегов Персидского залива (приблизительно под 30° сев. шир.), т.е. по течению нынешнего Шат-ель-араба. Точное определение положения Месопотамии между градусами долготы является крайне затруднительным, так как течение Евфрата и Тигра направляется по косой линии с северо-запада на юго-восток; причем самое западное течение Евфрата можно полагать приблизительно под 56° долготы (от о. Ферро), устье же его приблизительно под 66° вост. долг. Для определеня Месопотамии между градусами широты, удобнее разделить ее на нижнюю Месопотамию (где находится первое местожительство Авраама – Ур) и Верхнюю Месопотамию (где находится второе местожительство Авраама – Харран); причем приблизительными границами первой, представляющей низменность, будут 30° и 33° сев. широты; вторая же, делающаяся по направлению к северу все более и более гористой, лежит между 33° и 38° сев. широты (если северным пределом считать исток Тигра; исток же Евфрата лежит на 2 градуса еще севернее).

Из этой огромной площади мы должны обратить наше внимание, при изложении истории Авраама, лишь на ее южную часть, к северу от Персидского залива приблизительно до 33° сев. широты. Именно эта страна была центром исторической жизни, соприкосновение с которой имел Авраам, как уроженец Ура Халдейского. Клинописные памятники дают нам сведения из истории этой страны, начиная приблизительно за 3000–2800 лет до Р. Хр. В это время юг Месопотамии в географическом отношении представлял несколько иную картину, чем в настоящее время. Было время, когда Персидский залив, простирающийся теперь приблизительно до 30° сев. широты, заходил гораздо севернее, – до 31-го градуса; так что реки Евфрат и Тигр, сливающиеся теперь в одно русло немного южнее 31 градуса, впадали в залив каждая отдельным устьем. Наносимые реками огромные массы ила и глины, постепенно засоряя неглубокий залив, образовали ту низменную часть Месопотамии, которая лежит межу 30 и 31 градусами сев. широты. Этот процесс завоевания у моря продолжается и в настоящее время; и, по вычислению Равлинсона, Персидский залив наносимыми отложениями оттесняется на юг в каждые 70 лет на 1 англ. милю (около 1¹/₂ верст²⁵. Таким образом, было время, когда город Ур, несомненно, был приморским городом, и притом – лежащим при устье Евфрата. Позднее геологические новообразования удалили его и от моря и от Евфрата, русло которого с течением времени постепенно отодвинулось по направленно к востоку. В настоящее время холмы, представляющие остатки древнего Ура, удалены от берега Евфрата на 5–8 верст. При своем основании Ур был самым южным городом Месопотамии. Впоследствии, благодаря тем отложениям, о которых мы говорили, его место, в качестве самого южного и приморского города, занял город Ериду (в настоящее время Абу-Шахрейн). Едва ли мы ошибемся, если скажем, что город Ур был самым древним городом в данной местности, к какому мнению располагает и чрезвычайно древний характер найденных здесь памятников, и самое назване Ур, «Эри», что по сумерийски значит «город». Если клинописные памятники дают повод предполагать существование города Вавилона еще в допотопное время, то тем более это предположение приложимо по отношению к г. Уру, который, несомненно, древнее Вавилона²⁶. Географическое положение местности, где образовался г. Ур, было таково, что располагало к устроению оседлого пункта – прототипа города – в этой точке на первых же порах оседлой жизни человека. С одной стороны, устье огромной реки и морской берег; с другой стороны, начинающаяся к западу от Евфрата огромная степь, постепенно переходящая в пустыню, – все это было благоприятным условием к тому, чтобы в этом пункте сталкивались интересы людей, живших рекой, морем и степью; здесь могли совершать обмен своих произведений и земледелец, и рыбак, и кочевник – владелец стад. И клинописные памятники нам свидетельствуют, что этот пункт не только очень рано сделался городом, но и долгое время служил центром государственной жизни страны. А его религиозное значение сохранялось еще долго и после того, как утрачено было государственное, благодаря находившемуся здесь особенно почитаемому храму в честь бога луны Сина, который здесь назывался Наннар. Этот храм, построенный древнейшими царями первой урской династии -Ургуром и Дунги, пользовался вниманием и царей позднейшего времени, которые его ремонтировали и поддерживали²⁷. Город Ур и бог луны настолько тесно были связаны между собой в представлении людей того времени, что часто Ур прямо назывался «городом Наннара», а Наннар – «богом Ура»²⁸.

Не смотря на прошедшие десятки столетий и разрушительные набеги диких завоевателей, развалины этого храма можно видеть еще и теперь. Масперо в своей «Древней Истории», приводя план развалин Ура по изображению Тэйлора, указывает и местоположение этого храма, который представлял собой величественное двухэтажное здание²⁹. Храм был построен на возвышавшемся над окружающей равниной холме, так что был виден далеко в окрестности. Сам характер постройки и качество строительного материала вполне подтверждают, что он есть произведение двух, последовательно живших друг за другом строителей, как об этом говорят письменные памятники царей Ургура и Дунги. Кирпичи нижнего этажа более грубой работы и скреплены между собой асфальтом; кирпичи верхнего этажа уже свидетельствуют об усовершенствовании их и скреплены известью.

Определив местоположение Ура, родины Авраама, мы должны теперь сказать несколько слов о наименованиях страны, над которой некогда господствовал Ур, как центр исторической жизни, а также о наименованпях соседних стран. Как мы уже сказали раньше, уже во времена Авраама та часть страны, где лежал Ур, носила название созвучное с именем Халдеи (Касду, Касдим, Калду и т. д.). Но это название не было древнейшим. Древнейшие цари этой местности именуют себя царями Сумира и Аккада, каковые названия и нужно считать древнейшими для местности по нижнему течению Евфрата и Тигра, к югу от 33° сев. шир., или Нижней Месопотамии.

Вот, напр., клинописные памятники царей первой урской династии и династии гор. Изина. Царя Ургура: «Наннару, сыну Бэла, своему царю, Ургур, храбрый герой,... царь Ура, царь Сумира и Аккада, храм Тиимиля – его любимый храм – построил»; царя Дунги: Нана (Нане), владычице Ианна (название храма), своей владычице, Дунги, храбрый герой, царь Ура, царь Сумира и Аккада, Ианна возстановил, его большую стену построил»; царя Гамильниниба: «Гамильниниб, высокий пастырь Ниппура, Ура, заклинатель священного дерева Ериду, милостивый владыка Урука, царь Изина, царь Сумира и Аккада, избранный супруг Нана (Наны)»; царя Исмидагана: «Исмидаган, благоустроитель Ниппура, князь Ура, уддаду (ud-da-du) Ериду, владыка Урука, царь Изина, царь Сумира и Аккада, возлюбленный супруг Нана (Наны)»³⁰. Титул «царя Сумира и Аккада» являлся весьма заманчивым для месопотамских царей, так как обозначал объединение под одной властью двух территорий с разноплеменным населением и множеством мелких государств. Полагают, что древнейшая народность Сумира была несемитического происхождения, а аккадяне – семиты³¹.

В позднейшее время, с образованием в Нижней Месопотамии могущественного вавилонского государства, названия Сумира и Аккада постепенно начали выходить из употребления; Нижняя Месопотамия сделалась Вавилонией, а ее самая южная часть Халдеей или в ассирийском произношении «Кардуниаш». Но в эпоху ближайшую к жизни Авраама названия Сумир и Аккад были в наибольшем употреблении для обозначения страны. При этом, вероятнее всего, именем «Касдим» или «Калду» обозначалась лишь небольшая южная часть страны, впоследствии увеличившаяся за счет Персидского залива; Аккадом называлась северная часть страны, расположенная, главным образом, по Тигру и предгорьям Курдистана; под именем Сумира, или библейского Сеннаара разумелся самый центр страны, ее наибольшая часть, лежащая между Тигром и Евфратом, на широте 31–33 градусов сев. шир. Конечно, за неимением достаточных данных в вопросе о таком именно распределении стран не может быть и речи о строгой математической точности. Но можно утверждать, что юг страны носил название Сумира, север – Аккада³².

С перенесением центра исторической жизни в Вавилон, наименование Сумир было вытеснено наименованием Халдея, а вместо Аккада появилась Северо-Вавилония, или собственно Вавилония³³. Таким образом, родина Авраама – Ур Халдейский – есть в то же время город Сумира; а Авраам, как переселенец из этого города, является гражданином царства Сеннаарского и подданным царя Сеннаара Амрафела (Быт. 14:1), о котором речь будет далее.

Уже задолго до времени Авраама, приблизительно за 3000 лет до Рождества Христова, страна Сумира и Аккада была культурной страной и густонаселенной. Можно думать, что, помимо необычайного плодородия и благоприятных климатических условий, в эту страну стремилось человечество и в силу преданий о ней, как о колыбели и допотопного и послепотопного человечества, как о месте, где скрыт потерянный рай.

Необычайное плодородие и вообще прекрасное состояние этой страны засвидетельствовано еще в V в. до Р. Хр. Геродотом³⁴. Этому плодородию способствовала и почва, утучненная приносимым реками илом, и искусно устроенное орошение этой почвы. Сеннаар был покрыт густой сетью каналов, которые регулировали приносимые весной обильные воды; сохраняли эти воды на время летних жаров, чем достигалось и смягчение этих жаров и сохранение влаги для полей и пастбищ. Вот почему здесь получались такие колоссальные урожаи, как сам – 300. Вот почему послепотопное человечество в своем движении с востока дойдя до равнины в земле Сеннаар, не только поселилось там, но и проявило намерение сделать эту равнину особенным центром жизни человечества (Быт 9:1–9). Но, несомненно, не одни материальные соображения были тем могучим магнитом, который привлекал человечество в землю Сеннаар и удерживал его в этой земле. На основании преданий отцов, дух послепотопного человечества чувствовал, что именно здесь где-то место бывшего блаженства человека; и его невольно влекло сюда. В результате исследований многих ученых, среди которых видное место должно отвести Фридриху Деличу³⁵, можно признать наиболее вероятным, что библейский рай был в южной Месопотамии, и что эта именно местность является колыбелью допотопного человечества³⁶. Правда, существует мнение, разделяемое, между прочим, проф. Я. А. Богородским, что «место бывшего рая должно предполагать в горной Армении, и нигде более»³⁷. Но из неизбежных при решении этого вопроса предположений и догадок нам представляются более убедительными те, которые указывают место бывшего рая в южной Месопотамии. Из Библии же мы знаем, что и колыбель послепотопного человечества не далеко удалилась от Месопотамии. Ковчег Ноя остановился на г. Арарате, на горах Армении, откуда берут свое начало связанные с именем рая реки Евфрат и Тигр. Естественно, что эти реки явились удобнейшими путями для человечества в его движении вообще, и в его стремлении туда, где некогда была страна блаженства, где еще сохранилось так много благоприятных условий для привольной жизни человека.

Многочисленные клинописные памятники, древнейшие из которых относятся приблизительно ко времени за 3000 лет до Р. Хр. свидетельствуют, что нижняя Месопотамия, или равнина Сеннаар со своими окрестностями, была страной культурной жизни человечества, местом, куда стремились различные народности, из-за обладания которым вели ожесточенную борьбу. Здесь сталкивались и вступали в борьбу интересы сумерийцев – этих, вероятно, древнейших поселенцев страны несемитической расы, с интересами семитов; сюда же делал свои грозные набеги и воинственный Елам. В этой борьбе народов сумерийцы очень рано уступают место семитизму, который берет решительный перевес и прочно заседает в Месопотамии, образуя могущественное государство Вавилонию, отсылая избыток своего населения на северо-восток Месопотамии, где позднее выростает грозная ассирийская монархия. Но воинственный Елам еще много веков ведет борьбу с Вавилоном, достигая иногда значительных успехов в этой жестокой борьбе.

Кто были первые поселенцы страны Сеннаар – сумерийцы – этот вопрос остается нерешеннным и до сего времени, несмотря на многочисленные попытки ученых. Вейссбах в своей книге «Сумерийский вопрос»³⁸ приводит многочисленные теории, высказанные учеными по вопросу, к какой народной расе нужно отнести сумерийцев. Трудность решения этого вопроса привела к тому, что один из ученых – Галеви – совершенно отрицает сушествование сумеризма, как отдельной несемитической народности. По его мнению, то, что считают сумерийским языком, было лишь особым способом письма, употреблявшимся жрецами, в отличие от общеупотребительного способа³⁹. Это аллография или криптография, придуманная для того, чтобы написанное таким способом было недоступно для непосвященных. Знаки этого письма обозначались жрецами посредством искаженных и сокращенных семитических слов; таким образом, этот способ письма первоначально предназначался для глаз; но потом написанное привыкли произносить и голосом (аллофемия), и постепенно создалось нечто вроде особого языка, что дало повод предполагать и существование особой народности несемитической расы.

Эта теория французского ассириолога, так просто разрешавшая сумерийский вопрос, однако, была совершенно поколеблена Бецольдом, который в 1889 г., на основании клинописных памятников, доказал, что сами вавилонские семиты называли чуждый им язык надписей языком «Сумира». В конце своего исследования Вейссбах⁴⁰, в качестве результата рассмотрения различных теорий по сумерийскому вопросу, приходит к следующим выводам, которые он считает твердо установленными: 1) клинопись – изобретение несемитического народа; 2) язык этого народа нужно обозначить как «сумерийский». В последнее время сумерийский язык был предметом самого тщательного и многолетнего изучения французского ученого Тюро-Данжена (Thureau-Dangin), которым, однако, каких-либо решительных выводов не высказано.

Можно думать, что сумерийцы, давшие свое имя равнине Сеннаар, с течением времени выделили из себя избыток населения, который устремился к северу от Сеннаара и получил название аккадян, т.е. жителей гор (аккад – гора), потому что на левом берегу Тигра уже начинается повышение местности по направлению к отрогам гор Курдистана. Таким образом, появляются термины для титулов царей – Сумир и Аккад.

Когда именно в сумерийскую среду Месопотамии начинаются вторжения семитов, на этот вопрос точного ответа пока дано быть не может. Во всяком случае, можно утверждать, что вторжения эти начались очень рано, и к концу третьего тысячелетия до Р. Хр. мы находим в Месопотамии из четырех семитических групп племен (вавилоно-ассирийской, арабской, арамейской и ханаанской⁴¹ представителей трех групп; вавилоно-ассирийская основывает могущественное государство, первая царствующая династия которого арабского происхождения; арамейская (впоследствии называемая также халдейской) дает нам Авраама и его родственников, которые уже в книге Бытия (Быт 29:1; Второзак 26:5) называется арамейцами. Наиболее вероятным путем, по которому двигался семитизм в своем распространении, был следующий. Из Аравии, прародины семитов, они двигались на юг Месопотами, где в самой ее южной части, по мнению Гоммеля⁴², между Вавилонией и Еламом, и были наиболее густые поселения, или вернее сказать, кочевья арамейцев-халдеев. На основании пророческих писаний можно полагать, что эти кочевья арамейцев, находившиеся в непосредственной близости с Еламом, носили еще название «Кир» (Исаии, гл. 22, ст. 6; Амоса, глава 9, ст. 7).

Дальше к северу семиты двигаются по рекам Евфрату и Тигру, образуя постепенно Вавилонию (и Ассирию уже в более позднее время) и через Харран, как своего рода этапный исторический пункт, устремляясь в Ханаан. В этом своем движении семитизму часто приходится защищаться от нападений с востока со стороны жестокого и воинственного Елама.

Так как Елам имел весьма большое значение в тот период истории Месопотамии, к которому относится эпоха Авраама, то мы должны сказать несколько слов по вопросу, кто были еламитяне, как народность.

Исторические сведения о Еламе дает французский ассириолог патер Шейль, посвятивший себя детальному изучению еламских надписей⁴³.

По сказанию книги Бытия (Быт. 10:22), Елам был сыном Сима; следовательно, мы вправе говорить, что еламитяне были семитами. Однако это столь определенное показание Библии решительно отвергалось критикой, как ввиду постоянной враждебности еламитян к своим соседям – семитам Месопотамии, так и на основании множества найденных в Еламе несемитических, а, т. наз. анзанитских (или анцянских, аншанских) текстов; на основании чего еламитян считали народом несемитической расы, родственной с месопотамскими сумерийцами⁴⁴. Шейл в своих исследованиях по еламскому вопросу приходит к следующим выводам. Елам является крайним пределом распространения семитов в восточном направлении. Допуская возможность, что семиты в своем стремлении на восток столкнулись с более древними обитателями Елама – анзанитами, которые впоследствии времени одержали решительный перевес над семитами, Шейл все же считает древний Елам первоначально семитическим. От древнейшего времени имеются надписи равно как на семитическом, так и на анзанитском языке; в южной части Елама – Сузе (или Сузиане) большинство древнейших надписей – семитические, что располагает считать древний Елам, согласно Библии, семитическим. Но уже весьма рано семитический Елам подвергся вторжению более сильного и многочисленного народа – анзанитов, которые подчинили себе семитов. Анзаниты водворились преимущественно в северной части Елама, получившей название Аншан или Анцян; семитический же элемент оставался более живучим в южной части, ближе к Месопотамии, – в Сузиане. Еламитяне-анзаниты, в продолжение многих столетий бывшие ожесточенными врагами семитического Вавилона, постепенно исчезают из истории; последние надписи на анзанитском языке относятся ко времени Ахаменидов⁴⁵.

На основании данных клинописных памятников эпоха приблизительно за 2500 лет до Р. Хр. может быть названа по отношению к Месопотамии вполне исторической. Упомянутые памятники дают нам следующую этнографическо-политическую картину этой эпохи. Древние обитатели Южной Месопотамии – сумерийцы, давшие свою культуру и клинопись нахлынувшему семитизму, постепенно сходят со сцены истории, как несемитическая народность, хотя их язык еще долго и после сохраняет свое значение, в качестве языка ученых и религиозного. Семитизм быстро распространяется по всему течению Евфрата и Тигра, направляясь с юга на север, наводняя всю Месопотамию и успешно отражая нападения анзанитского Елама.

Площадь Южной Месопотамии представляет ряд мелких государств, из которых нам достаточно упомянуть (по направлению с юга на север) Ур на правом берегу Евфрата, носившего тогда название Пурату; почти на одной широте с ним, но несколько восточнее и уже на левом берегу Евфрата – Ериду, теперь Абу-Шахрейн, при впадении Евфрата в Персидский залив – Нар-Маррату. Далее по притокам Евфрата с левой стороны: Лагаш (теперь Телло) или Ширпурла, Ларса (теперь Сенкере) – библейский Элассар

(Быт. 10:12), Урух – теперь Варка (библейский Эрех – Быт. 10:10), Исин или Нисин, местоположение которого до сих пор точно не определено⁴⁶. Приблизительно под 32¹/₂ градусом северной широты – Вавилон, – ныне холмы при деревне Хилле, занимавший впоследствии громадное пространство по обоим берегам Евфрата. Его древние названия – Тинтирки, Кадимирра; его юго-западная часть – Борсиппа, носящая теперь название Гирс-Нимруд. На полградуса севернее Вавилона, уже в области бассейна реки Тигра, носившего название Диклат или Идиклат (библейский Хиддекель – Быт. 2:14)⁴⁷. Агадэ – библейский Аккад (Быт. 10:10).

Владетели этих мелких государств, носившие название «патеси», вели между собой постоянную борьбу, с целью объединения под своей властью всех месопотамских государств. В этой борьбе первоначально перевес был преимущественно на стороне юга, как более густонаселенного; но с течением времени господство над страной переходит к северу, чем полагается основание большому вавилонскому государству. Те цари, которым удавалось подчинить своей власти все мелкие государства, принимали на себя титул «царя Сумира и Аккада», т. е. юга и севера южной части Месопотамии, или Вавилонии. С таким титулом клинописные памятники, примеры которых приведены нами выше, дают нам в средине 3-го тысячелетия до Р. Хр. (2600–2400 л.) первую династию города Ура – родины Авраама⁴⁸. Эта первая южно-вавилонская династия, из которой известны цари Ур-гур и его сын Дунги – строители знаменитого храма богу луны в Уре, сменяется династией города Исина. Цари этой династии называют себя «царями Исина, Сумира и Аккада». Неизвестное местоположение Исина можно предполагать недалеко от Ниппура (теперь Ниффар, приблизительно под 32° сев. шир. в равном расстоянии от Тигра и Ефрата), так как в памятниках царей этой династии есть упоминание об их господстве над Ниппуром. Господство династии Исин продолжалось приблизительно до 2200 г., когда на смену ее выступает последняя южно-вавилонская династия. Эта династия, цари которой называли себя «царями Ларсы, Сумира и Аккада», прекратила свое существование при великом еламитском нашествии; по свержению еламитского владычества, гегемония переходит окончательно на север Вавилонии⁴⁹.

Уничтожение еламскаго господства и переход владычества в северную Вавилонию, именно в самый Вавилон, совпадает с концом 3-го и началом 2-го тысячелетия до Р. Хр., временем царствования царя вавилонского Гаммураби, библейского Амрафела, современника патриарха Авраама. Этот конец первого периода вавилонской истории ознаменовывается окончательной победой в Месопотамии семитизма над сумеризмом, который делается уже предметом археологии. По надписям этого периода можно проследить, как постепенно портится чистота сумерийского языка, делающегося все более и более мертвым; но сохраняющего роль аналогичную роли в новейшее время языка латинского⁵⁰. Уважение к сумерийскому языку, как языку науки и религии, долгое время еще сохраняется; но уже появляются двуязычные надписи на сумерийском и семитическом языках, благодаря которым сумерийскому языку удалось через тысячелетия снова ожить в трудах европейских ученых.

В своем очерке истории Месопотамии мы дошли до времени жизни Авраама. Прежде чем заняться возможно более точным определением этого времени, считаем нужным высказаться вообще по вопросу о хронологии той эпохи. «Хронология есть важнейшее вспомогательное средство всякого исторического изучения, поскольку для событий, совершающихся во времени, она указывает надлежащее место, определяет их соотношение с предшествующими, современными и последующими и тем самым раскрывает их природу по происхождению, значению и влиянию. Если время есть фактическое русло исторического течения, то хронология является изображением последнего во всех его извивах и служит к точному познанию всего исторического движения, как оно происходило некогда в действительности. Все это вполне верно и для библейской истории – даже в сугубой степени. Библия рисует нам историческую жизнь человечества под воздействием божественного Промысла, которым осуществляются божественные планы среди земных условий человеческого бытия. Эти временно-пространственные условия сохраняют почву и сферу божественного водительства, а потому и для истинного уразумения последнего необходимо отчетливое их понимание. Только на фоне этой пространственно-хронологической преемственности со всей яркостью усматривается сияние промыслительного света_, как живительного солнца для человеческой истории. Именно тогда с особенной решительностью открывается промыслительная божественность по ее высшей силе и верховной разумности при сближении с синхронистическими явлениями, которые прямо или косвенно, положительно или отрицательно, но всегда выполняют промыслительные цели и лишь в них сами получают свой истинный смысл»⁵¹. Несмотря на столь важное значение хронологии, по современному состоянию научных данных, мы, к сожалению, не можем установить для эпохи Авраама хронологических дат с такой точностью, какая была бы весьма желательной. Важнейший источник для истории Авраама – Библия – в отношении хронологии не дает нам строго определенных указаний. И это вполне понятно. Имея иные, высшие цели, чем счисление лет прожитых человечеством, Библия в этом вопросе, как и вообще в вопросах научного характера, предоставляет человеческому разуму достаточно свободы для проявления самодеятельности в деле расширения области знания. Множество клинописных памятников с хронологическими указаниями имеют тот общий недостаток, что в них отсутствует общепринятая определенная эра для леточисления. Древние вели свое леточисление, исходя из самых разнообразных точек отправления. Считали года то по времени царствования царей, то по времени правления городского эпонима, то от какого-либо выдающегося события; пока другое подобнаго рода событие не вытесняло первое, уже потускневшее в воспоминании, и полагало начало новой эры. И вот, пытливому человеческому разуму, устремившемуся в глубину протекших тысячелетий, представляется задача разобраться в массе столь отрывочного хронологического материала. Понятно, что успех такой работы много зависит от количества материала, от того, насколько он оказывается достаточным для установления преемственности в течении событий; а равным образом зависит и от правильной критической оценки имеющегося налицо хронологического материала. Эта оценка часто или отодвигает назад, или подвигает вперед положение во времени того или иного события. Так, напр., в деле определения времени эпохи Авраама большое значение имеют дошедшие до нас списки царей первой (шестым царем которой был Гаммураби-Амрафел, современник Авраама) и второй вавилонских династий. Естественнее всего считать, что вторая династия царствовала после первой. При таком предположении, устанавливается известного рода хронологическое построение. Понятно, что это построение должно поколебаться при таком открытии, какое делает Кинг, что некоторые цари второй династии были современниками первой, царствуя не над Вавилоном, а над «страной и морем»⁵².

Как бы то ни было, но, несмотря на множество трудностей для определения времени эпохи Авраама, эта эпоха может быть определена с погрешностью, которая не будет выходить из пределов приблизительно одного столетия, что, конечно, для столь отдаленного времени не может считаться периодом значительным. И мы, во всяком случае, пользуясь круглыми цифрами, можем сказать, что лишь 40 веков отделяют нас от Авраама. Допуская возможность погрешности в пределах столетия и не считая свой очерк специальной работой по хронологии, мы находим возможным при определении хронологических дат, вместо колеблющихся чисел (между большим и меньшим), указывать определенные цифры, следуя в данном случае выводам Кольмарского профессора П. Дорнстеттера, которые нам представляются достаточно твердо обоснованными и не идущими вразрез с Библией⁵³.

К концу 3-го тысячелетия до Р. Хр., когда семиты, окончательно вытесняя сумерийцев, прочно утвердились в Южной Месопотамии, простирая свои поселения и далеко на северо-запад – до истока Евфрата, восточный враг семитов – Елам – достиг наибольшей степени своего могущества. Энергичные еламские цари проявили это могущество в грандиозных завоевательных экспедициях, благодаря которым простерли свое господство не только на всю Месопотамию, но и далеко на запад, до пределов Средиземного моря. В 22-м столтии до Р. Хр. основано было великое еламское царство, составляющее в истории Елама самую блестящую ее страницу. Однако, это царство, составившееся из различных народностей силой оружия, просуществовало не долго, около полустолетия, и пало под ударами Вавилона, руководимого знаменитым царем Гаммураби. Для определения времени великого еламского нашествия на Месопотамию, предпринятого царем Кудурнангунди, мы имеем дату от ассирийского царя Ассурбанипала. После того, как Ассурбанипал около 650 г, победил своего брата Самассумукина, он устремился на союзника последнего, еламского царя. Этот поход против еламитян настолько был удачным, что Ассурбанипал вскоре вступил в столицу Елама – Сузу. Среди богатой добычи, захваченной в Сузе, оказалась статуя богини Иана или Иштар, которую царь Кудурнангунди привиез в Сузу из завоеванного им Ереха. Захват в плен статуи главного бога или богини, по понятиям того времени, означал полное покорение государства или города местонахождения этой статуи. Таким образом, мы приходим ко времени завоевательных операций еламского царя Кудурнангунди. Ассурбанипал оставил документ, в котором он говорит о возврашении в Ерех упомянутой статуи богини, увезенной царем Кудурнангунди за 1535 лет до его времени; следовательно, в 2185 году до Р. Хр. еламское завоевание Месопотамии достигло значительных успехов.

Вот что говорит этот документ: «Кудурнангунди, еламит, который не страшился имен великих богов, который безрассудно надеялся на свою собственную силу, наложил свою руку на святилища Аккада, опустошил Аккад... Дни исполнились, время настало, великие боги его дела... за 1635 лет опустошение еламита (они видели, а теперь) меня – Ассурбанипала, владыку, который их страшится, призвали они..... Нана, которая 1635 лет отворачивалась, ушла и в Еламе водворилась, в месте, которое ей не приличествовало; но (уже) тогда она и боги, ее родители, мое имя назвали для владычества над землями и вместе с тем она доверила мне возвращение ее божества следующими словами: Ассурбанипал! вывези меня из враждебного Елама и доставь меня в Ианна (храм). Слова ее божественного повеления, которое она высказала задолго раньше, она предоставила тогда увидеть позднейшим потомкам. Я взял руки ее высокого божества, и она отправилась прямым путем с сердечной радостью в Ианна. В месяце Кислеве в первый день предоставил я ей въехать в Урук в Игилианна, который она любила, чтобы она обитала в ее святилище вечно»⁵⁴.

Отметка Ассурбанипала о возвращении из Сузы статуи богини достигла до нас во множестве экземпляров; причем в двух из них промежуток времени от увоза статуи из Ереха до ее возвращения обозначен числом 1.535, а в остальных, которых до шестидесяти, – числом 1.635, вследствие чего получается разница в 100 лет. Очевидно, что одну из этих дат нужно признать ошибкой писца; но вопрос, которую именно? Существование большого количества надписей с числом 1.635 располагает к признанию этого числа правильной датой, а 1.535 – ошибкой, как большинство ученых и признают. Однако, в данном случа изменяют установившемуся в науке принципу, чтобы, при существовании двойных чисел, относящихся к древнему времени, предпочтение отдавать меньшему, а не большему. Упомянутый нами пр. Дорнстеттер в данном случае остается верным указанному научному принципу и, согласно с ним, считает число 1.535 правильными а 1.655 – ошибочным⁵⁵. В пользу мнения Дорнстеттера нужно сказать то, что существование большого количества надписей, несогласных с признаваемой им за правильную, вовсе не является аргументом неотразимым: эти надписи могут быть случайно уцелевшими в большом количестве копиями той, на которой писцом сделана была ошибка. За применение же в данном случае принципа отдавать предпочтение меньшему числу говорит то обстоятельство, что дело касается весьма значительного периода времени. Ниже, при определении, на основании хронологических данных из другого источника, времени царствования вавилонского царя Гаммураби, история которого близко соприкасается с эпохой великого еламского нашествия, мы увидим, что в дате Ассурбанипала предпочтение следует отдать числу 1.535.

Успешные операции Кудурнангунди по завоеванию Месопотамии, простершиеся уже во всяком случае до Ереха, продолжал его, если не непосредственный, то ближайший преемник Кудурлагамар, обнаруживший завоевательные наклонности в самых широких размерах. Он и является тем библейским Кедорлаомером (или Ходоллогомором по слав. Библии), о нашествии которого на Палестину нам повествует 14-я глава книги Бытия.

Еламское господство настолько упрочивается в Месопотамии, что в Ларсе, достигшей ко времени еламского нашествия господства над соседями, поставляется царем еламит Ри-Аку, сын Кудурмабуга, царя Ямутбала (северного Елама). Насколько широко в это время простирается еламское господство, видно из одной таблички, где Ри-Аку является с титулами владетеля Ниппура, Ериду, Ура, Ларсы, Сумира и Аккада, т. е. всей Месопотамии. Вот что говорит эта табличка: «Богу Ниншаг..... своему царю, посвящает это Ри-Аку, хранитель владения Ниппура, исполнитель оракула священного дерева Ериду, страж Ура и храма Удда-им-тига, царь Ларсы, царь Сумира и Аккада; в день, когда Ану, Бэл и Еа, великие боги, древний Урук (Ерех) дали в мою руку, построил я по благому и верному расположению богу Ниншаг храм Агасумму, место его блаженства, для сохранения моей жизни»⁵⁶. Сохранилось много контрактовых табличек, которые датируются различными годами, до 28 включительно, со времени завоевания Ри-Аку города Низина, находившегося уже в сфере влияния владетеля северной Вавилонии. Другие таблички сообщают, что предшественник вавилонского царя Гаммураби – Синмубаллит – завоевал Низин (или Исин); следовательно, еламитское завоевание упорно шло все дальше и дальше на север и достигло последней твердой точки сопротивления – Вавилона⁵⁷. Кудур-лагамаром, в союзе, конечно, с родственным ему Ри-Аку, сломлено было и это сопротивление; и после этого волна еламского завоевания быстро докатилась до берегов Средиземного моря, наложив на обитателей Ханаана тяжелую дань.

К тому времени, когда на Месопотамию надвигалось великое еламское нашествие, самый юг Месопотамии (Халдея, или земля Кир по книгам прор. Исайи и Амоса), по берегу Персидского залива и правому берегу реки Евфрат, с городом Уром, представлял обширную степь с роскошными пастбищами. Это пространство земли являлось местом кочевья той семитической группы – арамейской, к которой по происхождению принадлежал и патриарх Авраам. Этот арамейский юг Месопотамии, который назовем областью города Ура, как находящейся в ближайшем соседстве с Еламом, разумеется, и первым подвергся нападению со стороны еламитян, и потом все время принужден был терпеть всю тяжесть еламского владычества. Понятно, что все это должно было располагать местных жителей к переселению, что при их кочевнической удобоподвижности не представляло больших затруднений, какие представляются для оседлых земледельцев. Такие переселения могли совершаться лишь в одном направлении – на северо-запад, вверх по течению Евфрата. Другие направления были или совершенно невозможны, или представляли громадные неудобства и затруднения. С востока надвигались враги еламитяне, владения которых простирались и далеко на северо-восток за рекой Тигром; на юге – воды Персидского залива; юго-запад и запад представлял Аравийскую степь – пустыню, откуда когда-то семиты пришли на плодородную равнину Месопотамии, разумеется, в поисках лучших мест поселения. Понятно, что, после жизни на тучных пастбищах Халдеи, с нажитыми здесь большими стадами скота, арамейцам вовсе не хотелось возвращаться в свою прародину скудную – Аравийскую степь – пустыню. И вот, для их переселения, в виду грозного нашествия Елама, единственно удобным путем остается движение вверх по течению Евфрата, до тех пор, пока та или другая партия переселенцев найдет для себя привольные места. Среди этих переселенцев мы должны представлять и таких, которые находились на переходной ступени от кочевого образа жизни к оседлому. Это люди более состоятельные, владельцы больших стад скота. Сами они находили более приятным жить в городе, в окрестностях которого кочевали их огромные стада, охраняемые многочисленными пастухами. Можно думать, что в городе Уре, окрестности которого на значительном пространстве представляли удобные пастбища, было немало богатых владельцев стад, тяготевших уже к городской жизни. Как люди состоятельные и уже до известной степени прикрепленные к городу, эти владльцы стад должны были на первых же порах и довольно остро почувствовать всю тяжесть еламского владычества. Поэтому, вероятно, они явились и первыми переселенцами, направившимися на поиски новых мест. Конечно, для них наиболее желательным местом для нового поселения представлялось такое, которое походило бы на старое: город с окрестностями, изобилующими пастбищами.

Среди более или менее многочисленных групп южно-месопотамских семитов, устремившихся на северо-запад вверх по Евфрату, была и та группа, к которой принадлежал по своему рождению патриарх Авраам. Главой этой группы был Фарра (по еврейской Библии – Терах), отец Авраама; он был по счету девятый в нисходящей линии потомок Сима, сына Ноева. Слова бытописателя дают нам полное основание полагать, что Фарра был инициатором переселения. «И взял», говорится в 31 ст. 11-й гл. Бытия, «Фарра Аврама, сына своего, и Лота, сына Арапова, внука своего, и Сару, невестку свою, жену Аврама, сына своего, и вышел с ними из Ура халдейского, чтобы идти в землю Ханаанскую; но, дошедши до Харрана, они остановились там».

Мы вовсе не должны думать, что эта группа переселенцев из Ура в Харран состояла только из четырех перечисленных лиц. Из дальнейших глав Бытия мы знаем, что Авраам и Лот при выходе из Харрана, взяли «всех людей, которых они имели в Харране» (гл. 12, ст. 5); что вскоре по переселении в Ханаан Аврааму и Лоту стало тесно жить вместе, так как у обоих были огромные стада, а, следовательно, и множество пастухов для их охраны (гл. 13. ст. 6–7); что у Авраама находится 318 человек, способных владеть оружием, с которыми он совершает освобождение Лота (гл. 14, ст. 14). Все это дает нам полное право утверждать, что многие из людей Авраама и Лота, взятых ими из Харрана в Ханаан, раньше вместе с ними пришли в Харран из Ура; и таким образом, Фарра стоял во главе далеко немалочисленной группы арамейцев-семитов, переселившихся под давлением еламского нашествия в Харран, сделавшийся их вторым отечеством, их «землею», их «родиной», в качестве места обитания племени, родоначальником которого был Фарра (Быт. 24:4).

Сообщая в 11-й главе о переселении в Харран Фарры вместе с сыном его Авраамом и внуком Лотом (сыном другого Фаррина сына – Арапа), бытописатель ничего не говорить о переселении туда же третьего Фаррина сына Нахора, который, вероятно, к этому времени уже отделился от отца и составил особую семью. Но, на основании дальнейшего повествования книги Бытия (Быт. 24и Быт. 24:15; Быт. 27:43), мы должны заключить, что Нахор со своим семейством и своими людьми также переселился в Харран, если не одновременно с Фаррой, то в самом скором времени после него. Так что Харран делается «городом Нахора» (Быт. 24:10), в смысле города его поселения, его оседлого жительства. В нашем изложении выселение Авраама из Ура Халдейского является делом Фарры, уходившего с юга на север от невзгод и бедствий, принесенных еламитским нашествием; причем вполне естественно предполагать, что Фарра руководился соображениями исключительно материального характера. Если даже допустить, что он и наметил раньше (как об этом можно судить по 31 ст. 11-й главы Бытия) целью своего путешествия землю Ханаанскую; то все же он останавливается и поселяется в Харране, очевидно, находя его вполне достаточной заменой покинутой родины. Фарра настолько сживается с Харраном, что живет здесь до самой своей смерти. Таким образом, в первой половине своего переселения – из Ура в Харран – Авраам является лицом второстепенным, лишь послушно исполнявшим волю своего отца. Между тем в ст. 7 главы 15-й Бытия приводятся слова Господа к Аврааму: «Я Господь, который вывел тебя из Ура Халдейского, чтобы дать тебе землю сию во владение». Равным образом, в 7-й гл. книги Деяний архидьякон Стефан говорит об Аврааме: «Бог славы явился отцу нашему Аврааму в Месопотамии, прежде переселения его в Харран, и сказал ему: выйди из земли твоей, и из родства твоего и из дома отца твоего, и пойди в землю, которую покажу тебе. Тогда он вышел из земли халдейской и поселился в Харране» (ст. 2–4.). С другой стороны, по изображению бытописателя (Быт. 12:1),первое обращение Бога к Аврааму и призвание Авраама было именно в Харране по смерти Фарры. По-видимому, мы встречаемся с рядом противоречий (что и отмечает отрицательная критика) приведенных мест Свящ. Писания между собой и указанной нами причине выселения Фарры из Ура. Но эти противоречия только кажущиеся.

Прежде всего, мы должны сказать, что действия божественного Промысла по отношению к естественному течению человеческой жизни не являются чем-то внешним, внезапно вторгающимся в эту жизнь (Deus ex machina); но составляют проявление особой силы, вспомоществующей всякому добру, исправляющей зло и направляющей все к добрым последствиям. Люди в своих действиях преследуют свои собственные цели, сами того не сознавая, что этими действиями, так или иначе, осуществляются божественные планы; что они являются орудиями божественного промыслительного водительства. Еламитяне, нападая на Месопотамию, руководились завоевательными мотивами; Фарра, покидая Ур, искал более спокойного места поселения; но в то же время эти действия способствовали осушествлению божественного намерения выделить в лице Авраама особый народ, для подготовления среды, в которой надлежит явиться Мессии. Отсюда выражение стиха 7-го главы 15 Бытия («Я Господь, который вывел тебя из Ура Халдейского») может быть понимаемо, как указание, что оставление Авраамом Ура, будучи действием, вызванным известными историческими причинами, было в то же время и действием божественного Промысла, взявшего Авраама под свое особое водительство. Уже тогда Авраам находился под особым божественным покровительством, о чем теперь и узнает из слов Господа; хотя раньше, быть может, думал, что покинуть родину заставляют его несчастные обстоятельства и воля отца. Так, видимым образом Авраама вывели из Ура люди, невидимым же – Господь Бог. Желая возможно сильнее оттенить это невидимое водительство Божие, почившее на Аврааме еще в Месопотамии, архидиакон Стефан (Деян. 7:2) и говорит о явлении Бога Аврааму в Месопотамии. Желая в своей речи, изображающей приготовление народа еврейского к пришествию Мессии, сильнее оттенить божественное промыслительное водительство, архидиакон Стефан употребляет для живости речи особый картинный оборот: Бог славы является Аврааму в Месопотамии и повелевает ему выйти оттуда. Таким образом, архидиакон Стефан приглашает своих слушателей обратить внимание на невидимые пути Промысла Божия в истории Авраама, оставляя в стороне хронологическую последовательность в течении событий. Бытописатель же, излагая историю Авраама и придерживаясь хронологической последовательности, говорит нам, что впервые призывный глас Божий был к Аврааму в Харране (Быт. 12:1), где он, будучи приведен туда своим отцом, жил до смерти отца, быть может, повинуясь нежеланию последнего идти далее. Смерть отца делала Авраама независимым и старшим в семье, отчего он получал полную свободу в выборе местожительства. Первое же явление Бога Аврааму было уже в земле Ханаанской (Быт. 12:7).

Слова бытописателя, что Фарра «вышел из Ура Халдейского, чтобы идти в землю Ханаанскую» (Быт. 11:31), не дают нам права утверждать с решительностью, что Фарра при выходе из Ура имел ввиду, как конечный пункт своего путешествия, именно землю Ханаанскую. Употребляя такое выражение, бытописатель говорит, имея в виду историю жизни Авраама, а для последнего выход из Ура был началом путешествия, закончившегося поселением в земле Ханаанской. Но, конечно, Ханаан не был для Фарры страной неизвестной, и, выходя из Ура, он мог иметь в виду именно Ханаан, как страну, где можно найти удобное и спокойное место поселения.

Как бы то ни было, но мы видим, что Фарра, дойдя до Харрана, дальше не хочет идти, поселяется в Харране и здесь доживает остаток своей жизни. Очевидно, что Харран в его глазах был настолько привлекательным, что совершенно заменил Фарре покинутую им против желания родину.

Сопоставление библейских данных с известиями клинописных памятников помогают нам пролить свет и на это событие в жизни Авраама.

Библия нам совершенно определенно говорит, что чистота истинного богопочтения в семействе Фарры была помрачена, хотя нам и неизвестно, до какой степени простиралось это помрачение. Но с большой вероятностью можно предполагать, что это помрачение понятия об истинном Боге и служении Ему не зашло еще слишком далеко. Фарра и его домашние, исключая, конечно, Авраама, находились в том периоде религиозной жизни человечества, когда истинная религия начинает смешиваться с идолопоклонством; когда, вместе со служением невидимому Богу, человек начинает находить для себя и видимые предметы религиознаго почитания: чистый монотеизм затемняется натурализмом.

Многочисленные вавилонские памятники клинописной литературы религиозного содержания говорят нам, что в этой стране, близкой и к допотопной и послепотопной колыбели человечества, весьма долго сохранялись предания, чрезвычайно сходные в своем содержании с повествованием первых глав книги Бытия. Это сходство настолько поразительно, что дало отрицательной критике новую позицию в ее нападках на Библию. Богатство исторического материала о самых разнообразных сторонах человеческой жизни, полученного в клинописных вавилонско-ассирийских памятниках, как бы ослепило ученых ассириологов и породило особое направление отрицательной критики, – так называемый, «Панвавилонизм». Вот что говорит по этому поводу Кондамен: «по мере того, как делались открытия (в Вавилоне и Ассирии), поле сравнений расширялось: вопрос о первых событиях мира, вопрос о религиозных идеях, о монотеизме, об обрядах культа и т. п. – все это было предметом обсуждения. Некоторые ассириологи, ослепленные богатством этой древней восточной цивилизации, сделали из Вавилона единственную и главную наставницу человечества. По мнению этих «панвавилонистов», как их назвали, которые почти все в то же время являются и рационалистами, или очень мало заботящимися об Откровении, влияние Вавилона, в частности, на Израиля, было значительно, и многочисленные следы его можно найти повсюду не только в Ветхом Завете, но и в Новом. На конференции, происходившей 13 января 1902 года в Берлине и опубликованной затем под заглавием «Вавилон и Библия» ВаbеИ and ВиbеИ), Фридрих Делич, для того, чтобы дать новый стимул денежным контрибуциям в пользу раскопок, производимых немцами, превозносил величие Вавилона с такими преувеличениями, которые сильно унижают Библию»⁵⁸. С тех пор на разных языках появилось множество книг, брошюр и журнальных статей, решающих вопрос: «Библия и Вавилон», или «Вавилон и Библия». То есть: являются ли повествования Библии заимствованными из вавилонских преданий, с которыми народ еврейский ближе всего мог познакомиться во время плена; или же вавилонские предания суть остатки того Божественного Откровения, которое в чистом и неповрежденном, виде хранится в книгах Библии.

Подробное рассмотрение вопроса о «панвавилонизме» не входит в рамки нашего труда; но вообще мы должны сказать, что вавилонские предания (как они сохранились в клинописной литературе) о творении, рае, падении человека, потопе и т. д., несмотря на их близость к сказаниям книги Бытия, по сравнению с последними, носят столь явные следы искажения и влияния политеизма, что для непредубежденного взгляда не может быть и речи о заимствовании последних из первых.

Этим, однако, нисколько не оправдывается неумеренная ревность некоторых апологетов истинной религии, старающихся доказывать абсолютную и полную оппозицию между откровенной религией и ложными культами и забывающих слова ап. Павла о язычниках, которым Бог являл то, что нужно знать о Боге (Римл. 1:19–23). «В вавилонской литературе», говорить Кондамен⁵⁹, «воспроизводящей религиозную мысль многих поколений, можно видеть не одно лишь моральное извращение и суеверие; далеко нет. В ней можно любоваться со спокойной совестью большим числом возвышенных идей среди множества мифических и политеистических концепций в блестящей поэтической форме. Можно видеть Бога Творца, управляющего миром, наказывающего или прощающего вины, с Которым человек может войти в общение посредством молитвы. Обязательность нравственного закона, сознание совершенного зла, неизбежное возмездие – подтверждаются множеством текстов. Наряду с истинами, понятыми естественными силами разума, некоторые воспоминания о первоначальном Откровении, вероятно, сохранились в продолжение веков. Бог, давая избранному народу привиллегию Откровения, не оставил другие народы совершенно без света, совершенно без помощи». Разумеется, чем дальше идти вглубь веков, чем ближе подходить к колыбели человечества, тем больше и чище по содержанию можно ожидать следов первоначальной религии. И, наоборот: в своем удалении от своей колыбели, в своем рассеянии по всему лицу земному, люди «осуетились в умствованиях своих... и славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим и пресмыкающимся» (Римл. 1:21–23).

Та эпоха, к которой относится выселение Авраама из Ура Халдейского, в религиозном отношении вполне может быть названа переходной. Были еще поклонники Бога истинного подобные Аврааму (Мелхиседек) и хранители богооткровенной первоначальной религии; но омраченный грехом дух человека делался все менее и менее способным постигать невидимого Бога; он хотел видеть Бога ближе к себе, доступнее для своих телесных очей. И вот, в Месопотамии монотеистическая идея божества начинает мало-помалу затемняться политеистическими течениями, стремлением к материализации веры. Однако на первых порах в каждом городе и его государстве над всеми богами мыслится еще верховный бог, покровитель города, господин неба и земли, которому приписываются еще свойства монотеистического характера. Такими верховными божествами в городах и государствах Вавилонии были под разными наименованиями – бог солнца (Шамаш) и бог луны (Наннар-Син), что свидетельствует об астральном направлении в вавилонской религии.

Главным богом города Ура Халдейского был бог луны, носивший название Сина, а также Нанна и Наннару. Вот какими чертами изображается этот бог в одном из гимнов эпохи Авраама: «Отец! Ты даешь жизнь богам и людям... Кто самый могущественный на небе? Ты самый могущественный. Кто самый могущественный на земле? Ты самый могущественный. Когда твое слово раздается на небе, семь духов склоняют свой лик; когда твое слово раздается на земле, духи преклоняются к ней. Твое повеление проникает через воздух, появляется в изобилии пища; оно проникает на землю, произрастает зелень»⁶⁰. В этом возвышенном гимне мы уже видим обнаружение политеистических наклонностей осуетившегося человечества; для него уже не по силам было мыслить Единого Истинного Бога, а являлась потребность и в других меньших богах, между которыми распределялось заведывание различными сторонами мировой жизни и человеческой деятельности, под верховной властью главного бога.

В семействе Фарры, из которого произошел отец верующих – Авраам, истинная религия уже теряла свою первоначальную чистоту; представления о Едином Истинном Боге смешивались с идолопоклонническими стремлениями служить иным, многим богам. Очевидно, в представлении Фарры покровитель и владыка города Ура – бог луны Син, если не совершенно вытеснял понятие об Иегове, то являлся Его заменой, низводя Его на степень верховных богов – покровителей других городов. Живя в городе Уре, городе бога луны, Фарра мог считать себя находящимся под особым покровительством этого именно бога, а не какого-либо другого; этому богу преимущественно он молился в трудные минуты жизни; его благодарил за все блага жизни. Идея Единого Вездесущего Бога-Вседержителя в представлении Фарры суживалась и концентрировалась в лице главного бога города, бога луны Сина. Конечно, не все члены семьи Фарры в одинаковой степени утратили чистоту религии. Тогда как Авраам со своей женой и, вероятно, Лот продолжали оставаться истинными поклонниками только Единого Иеговы; сам Фарра и другой его сын Нахор, помимо истинного Бога, служили уже и богам иным. Поэтому-то Иисус Навин и говорит народу Израильскому в своей прощальной речи: «за рекою жили отцы ваши издревле, Фарра, отец Авраама и отец Нахора, и служили иным богам». (Нав. 24:2). Что в семействе Нахора уже были семена идолопоклонства, это видно из повествования 31-й главы книги Бытия, где говорится, что правнучка Нахора – Рахиль, покидая дом отца своего Лавана, «похитила идолов, которые были у отца ее» (ст. 19). Лаван, внук Нахора, был очень огорчен этим похищением и, догнавши Иакова, упрекал его: «зачем ты украл богов моих» (ст. 30). Но можно думать, что идолопоклонство Фарры и в семье Нахора не было еще слишком глубоким и не вытеснило еще окончательно остатков истинной религии; это было своего рода двоеверие, с наклонностью к переходу в совершенный политеизм. Поэтому-то божественному Промыслу благоугодно было допустить пребывание Авраама в семье его отца до смерти последнего; ибо опасность для Авраама (в отношении сохранения им истинного богопочитания) при пребывании его в доме отца не была еще настолько велика, чтобы нужна была столь резкая мера, как разрыв сына с отцом и уход из дома родителей. И впоследствии времени (Быт. 24:3–4) Авраам посылает своего раба взять жену Исааку на свою вторую родину – в Харран, заклиная его именем Господа не брать жены Исааку из дочерей ханаанских. Помимо мотивов национального характера, глубоко верующим Авраамом в этом случае двигали мотивы и религиозные: в отношении почитания Истинного Бога хананеи стояли (как в этом, конечно, убедился Авраам) гораздо ниже, чем харранские родичи Авраама, несмотря на их идолопоклонство.

Принимая во внимание, что Фарра был обладателем больших стад, но сам со своей семьей уже переменял кочевой образ жизни на жизнь в городе; что он до известной степени заражен был идолопоклонством, и что в городе Уре главным богом был бог луны Син (или Наннар), которого Фарра мог почитать, как верховного бога (смешивая его с Иеговой), – мы с уверенностью можем утверждать, что для Фарры не было лучшего места для нового поселения, как город Харран. Если этот город не был намечен им определенно при выходе из Ура, то, прибывши в Харран, Фарра, утомленный длинным, путешествием, сразу должен был почувствовать сильное желание положить конец своему странствованию и обосноваться в Харране, где он находил все то, что покинул на родине: полное удовлетворение и своих материально-хозяйственных потребностей и религиозных запросов. В окрестностях Харрана были удобные пастбища для многочисленных стад; в Харране главным богом был тот же бог луны, что и в Уре, и с тем же именем Сина. Харран являлся копией Ура. Это заставляет нас сказать несколько подробнее о Харране, относительно которого сохранилось достаточно известий в клинописных памятниках.

Что окрестности Харрана были удобны для скотоводства в широких размерах, это мы знаем из истории Иакова, нажившего здесь во время службы у Лавана огромные стада мелкого и крупного скота. (Быт. 30:43).

Из клинописных же памятников, в связи с другими историческими и географическими данными, мы знаем следующее.

Харран, представляющий собой в настоящее время небольшую арабскую деревню Карре (или Карран), был расположен на реке Балих, притоке с левой стороны р. Евфрат, приблизительно под 37° сев. широты. Его огромные развалины, план которых дает Захау в своем описании путешествия по Сирии и Месопотамии⁶¹, свидетельствуют, что когда-то это был обширный и цветущий город с великолепными и граидиозными постройками. К сожалению, до сих пор не произведено раскопок холмов от развалин Харрана. Аккадское имя Харран означает «дорога», что указывает на важное положение, которое занимал Харран на большой торговой и государственной дороге, соединявшей Сирию и Палестину с Месопотамией и Персидским заливом. Харран был пограничной крепостью, господствовавшей над Евфратом и, таким образом, являлся северным опорным пунктом вавилонского государства⁶². Можно думать, что Харран по своему происхождению находился в некоторой связи со своим южным собратом – городом Уром. Как в последнем, так и в Харране главным богом был бог луны – Син или Наннар; оба эти названия указывают на их семитическое происхождение (сумерийское название бога луны Енцу); возможно, что еще задолго до Авраама семитические полукочевые племена, тянувшиеся из Ура на север вдоль Евфрата, основали город Харран, посвятив его тому же богу луны Сину или Наннару, которому поклонялись в Уре. В обоих городах символом божества был конический камень со звездой наверху⁶³. Эти названия бога, первоначально употреблявшиеся безразлично, потом начали фиксироваться: в Уре Наннар, в Харране – Син⁶⁴. Таким образом, с течением времени оба города, бывшие городами одного и того же бога луны, различались между собой: один, как город бога Наннара – Ур, другой, как город бога Сина – Харран. Насколько в Харран сильно было почитание бога луны, свидетельствует то обстоятельство, что во времена христианские Харран долгое время оставался языческим.

Харранские язычники в 831 г. по Р. X., к царствование халифа Мамуна, чтобы не подвергаться преследованию со стороны магометан, приняли наименование «сабеев», как религиозного общества, упоминаемого в Коране и, следовательно, по мнению толкователей Корана, терпимого в мусульманском государстве⁶⁵. Обычно с наименованием – «сабеи», «сабеизм» или «сабизм» – соединяется представлене об астральном культе, и термины эти производит от имени города «Сабе» или и Саба» (также «Сава») в Йемене – области на юго-западном берегу Аравии, древние обитатели которой издавна известны, как поклонники звездного мира⁶⁶. Есть несколько и Других объяснений термина «сабеизм», включительно до производства его от еврейского слова цаба’ – войско; в книгах Ветхого Завета (напр., Второзак. 4:19; Второзак. 17и в др. мест.) этим словом, в соединении его со словом – небеса, иногда обозначаются небесные светила – «воинство небесное» – «цеба’гашшамаûм» ⁶⁷. Проф. Хвольсон, вообще высказывающийся против слова «сабеизм» или «сабизм», как термина для обозначения известного религиознаго культа, говорит, что харранских язычников следует называть «псевдо-сабеями»: приняв, под давлением внешних обстоятельств, чуждое им имя, они по тем же мотивам стали и свое происхождение связывать с именами библейских личностей. Для объяснения самого наименования, появляется вымышленная личность «Саби» (Sâbî), который выдается то за сына Сифа, Еноха и т. д., то за сына вымышленного спутника патриарха Авраама – Мари или Бади (Маrî, Вâdî)⁶⁸. У арабских писателей слово «сабеи» в разные времена употреблялось с различными значениями, обозначая иногда вообще язычников, идолопоклонников; вследствие чего, термин этот, будучи заимствован европейскими учеными привел к большим запутанностям⁶⁹.

Харранские язычники с именем сабеев исчезают приблизительно в XII столетии⁷⁰. Не считая нужным подробно останавливаться на вопросе о харранских сабеях (ниже мы еще будем иметь повод коснуться их религии), мы в данном мест находим достаточным отмътит лишь то, в чем есть основание усматривать в культ позднейших харраннитов остатки глубокой древности: несмотря на множество разнообразных влияний, которым подвергалась их религия в течение стольких столетий, харраниты еще в эпоху распространения ислама сохраняют почитание бога луны (с андрогиническим значением); причем самая форма идола этого бога заставляет в нем видеть божество древнейших времен, когда город Харран был городом бога луны – Сина⁷¹.

Таким образом, Харран имел на своей стороне множество данных к тому, чтобы Фарра избрал его своей второй родиной, вполне заменявшей ему первую: обширные и удобные пастбища в окрестностях города; несомненно, преобладающий семитический элемент в населении, среди которого, возможно, были и родственные племена; торговый пункт, удобный для сбыта скота; и, наконец, культ тому же богу луны, который был главным богом и на родине и помощи которого Фарра мог приписывать нахождение столь удобного места для поселения. Это особенное почитание бога луны, быть может, отразилось и в имени правнука Фарры – Лавана, рождение которого могло последовать вскоре по переселении в Харран. Имя Лаван – «белый» – לָבָ – было добавочным именем Сина – бога луны. И в священных книгах луна встречается с именем белая – לֵבָנָה так, у пророка Исайи: הַלֵּבָנָה (Исайи 24:23), хотя в еврейском языке есть и специальное слово для обозначения луны – "йареах».

Торгово-стратегическое значение Харрана в древней истории Месопотамии и его религиозная связь с Уром являются настолько прочно установленными, благодаря клинописным памятникам, что отрицательная критика старается просто вычеркнуть Харран из истории патриархов народа еврейского. Месопотамский Харран, по мнению критиков, вовсе был неизвестен в те времена, к которым относятся излагаемые в книге Бытия сведения из истории народа еврейского; и все места, где он упоминается в книге Бытия, являются позднейшими вставками. Высказанное по этому вопросу отрицательной критикой мы находим в небольшой (66 стр.) брошюре Меца⁷². Стремления критики сводятся к тому, чтобы разорвать связь еврейского народа с Месопотамией и, таким образом, подорвать историчность известий о переселении из Месопотамии в Ханаан родоначальника избранного народа – Авраама. Прародина еврейского народа ограничивается критиками Палестиной с ближайшими к ней местностями, где и нужно искать тот город Нахора, который в позднейших вставках в книгу Бытия получил название Харрана в Месопотамии. Однако все доводы критики в этом отношении являются малоубедительными, хотя критика и пытается обосновать их на данных библейского текста.

Прежде всего, критика указывает на 1 ст. 29-й главы Бытия, где говорится, что Иаков пошел из дома отца в землю «сынов востока» – бэнê-кедем – и прибыл к своему дяде Лавану, который жил в городе Нахора (Быт. 24:10). Под землей «сынов востока» критика разумеет ближайшие по направленно к востоку местности по соседству с местом пребывания Исаака. Но такое понимание этого выражения совершенно не основательно. «Сыны востока» – выражение общего характера, прилагавшееся к живущим на восток от говорившего народам, без всякого обозначения большей или меньшей близости расстояния. Так что данное выражение не дает ни малейшего основания критике полагать место, где жил Лаван, в Палестине, а не в Месопотамии. Более благоприятным в этом отношении для критики, по-видимому, является известие 31 й главы (ст. 22–23), где говорится, что Лаван, узнавший на третий день об уходе Иакова, на 7-й день догнал его на горах Галаада. По мнению критики, представляется, что Иаков со своими огромными стадами прошел в 7 дней путь от Харрана до гор Галаада, что немыслимо, в виду громадности расстояния; и поэтому, значит, Лаван жил не в Харране, а в непосредственной близости к Палестине, что делало возможным пройти упомянутый путь в 7 дней. Однако в данном случае дело представляется не столь быстротекущим, как это кажется критике; и в действительности между двумя событиями – уходом Иакова и настижением его Лаваном – прошло гораздо больше времени, чем 7 дней; семь же дней нужно считать с момента выступления Лавана в погоню до момента его стречи с Иаковом.

Дело можно представить в таком виде. Иаков, отличавшийся предусмотрительностью (Быт.32:7–8), кочуя между реками Балихом и Евфратом, несомненно, постепенно и заблаговременно переправил свои стада через Евфрат; когда все это было сделано, он и сам переправился через реку, причем для случайных очевидцев этой переправы делается ясным намерение Иакова уйти совсем от Лавана. Как видно из стиха 22-го, Лаван только через три дня узнает об уходе Иакова, который в это время был уже далеко за Евфратом, направляясь к горам Галаада, т. е. в Ханаан. Понятно, что полученное известие сильно поражает Лавана; вполне понятна с его стороны на первых порах растерянность, незнание: что же делать, что предпринять. Проходит, вероятно, несколько времени в размышлении, совещании с родными и близкими людьми. И когда, наконец, Лаван решается пуститься в погоню за Иаковом, то опять-таки нужно время, чтобы организовать эту погоню. С Иаковом было немало людей и, так как Лаван мог допускать возможность столкновения с Иаковом, то должен был позаботиться о достаточной силе своего отряда: ему нужно было собрать людей, приготовить и навьючить на животных провиант для людей и животных, чтобы в пути не было никакой задержки. Таким образом, Иаков имел в своем распоряжении не 3, а быть может, 7 дней с момента своей переправы до момента выступления погони; и, следовательно, на его путешествие от Евфрата до гор Галаада (допустим даже, – до самых северных отрогов этих гор) приходится 14 дней, – время вполне достаточное для такого перехода, особенно в виду возможности погони, что, конечно, Иаков вполне допускал. Этот самый путь Лаван со своим отрядом, шедшим налегке, с заготовленными съестными припасами, останавливавшийся лишь для самого необходимого отдыха, мог совершить в 7 дней.

В своих стремлениях устранить Харран месопотамский из истории патриархов народа еврейского, критика указывает в пределах Палестины и город, под которым нужно разуметь тот «город Нахора», откуда Исаак и Иаков брали себе родственных по племени жен. Этот город, упоминаемый в книге Чисел (Числ. 32:36), есть Бет-гаран, находившийся за Иорданом вблизи Мертвого моря, в пределах Моавитских и Аммоннитских. В книге Иисуса Навина (Иис. Нав.13:27) он называется Бет-гарам. Из 19 главы книги Бытия известно (ст. 37–38), что Моавитяне и Аммонитяне произошли от сыновей Лота, следовательно, их дедом был брат Авраама – Аран или Гаран, откуда и первоначальное место их поселения за Иорданом получило название Бет-Гаран, т. е. «дом Арана», его потомков. Впоследствии времени созвучие имен Арана с городом в Месопотамии Харраном дало основание перенести родичей Авраама и его местожительство перед переселением в Ханаан – в Харран Месопотамский. Такое предположение критики самым решительным образом опровергается различием согласных букв в написании имен Арана – брата Авраамова – חרן и города Харана – חרן; замена этих букв одна другой находится в противоречии с законами семитического языка. Правда, Будде придумывает основание для нарочитой замены этих букв. Он допускает⁷³, что первоначально и Аран, брат Авраама, и его город назывались одним и тем же именем Харан, но потом, ввиду неудобства такого смешения имен, придумали для них некоторое отличие, откуда и получились имена Аран (или Гаран) и Харан. Такое объяснение, быть может, и остроумно, но решительно ни на чем не основано. Между тем, Иосиф Флавий дает основание утверждать, что город, называющийся в книге Чисел Бет-Гаран, правильнее называть Бет-Гарам, как в книге Иисуса Навина. У Иосифа Флавия он называется Βηθαράμαθον и Βηθαράμφθᾶ, в христианское время эта местность называлась Ramtha или Ramphtha, а в настоящее время у арабов Rameh. Таким образом, мы получаем в названии этой местности связь не с именем Арана, а со словом «высота», по-еврейски «рама», откуда Бет-гарам будет обозначать «дом высоты»; и, следовательно, тогда теряется всякое основание искать в этой местности, благодаря ее названию, город Нахора, находившийся в племенных связях с домом патриарха Авраама⁷⁴.

Таким образом, известия клинописных памятников, так или иначе связанные с именами городов Ура и Харрана, помогая точно установить мкстоположение этих городов, сообщая касающиеся их исторические сведения из эпохи предшествующей и современной жизни патриарха Авраама, являются весьма важными внебиблейскими дополнениями к сообщению бытописателя о жизни Авраама до переселения его в землю Ханаанскую. Благодаря этим известиям, получается возможность ярче представить себе тот историческо-географический фон, определеннее фиксировать те границы времени и пространства, в условиях которых протекал до-ханаанский период жизни патриарха Авраама, о чем бытописатель дает лишь самые краткие и сухие сведения.