О непрестанном единении с Господом

Христиане соединены с Богом, как ветви с лозой. – Действенность таинства зависит от внутреннего расположения того, кто в нем участвует. – Полное единение со Христом осуществляется через непрестанную молитву. – О стяжании благодати Божией. – Если мы не пребываем в Боге, то не приносим никакого плода. – Господь никогда не оставляет нас без помощи.

В одном из своих поучений Спаситель сказал: Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой – виноградарь. Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода³⁸¹. Обычно толкователи говорят, что под видом виноградной лозы здесь изображена Церковь, и это справедливо, но если мы обратимся к опыту людей, вступивших в богообщение, приобретших опыт истинной христианской жизни, то поймем, что слова эти изображают к тому же тайны Царства Небесного. Речь здесь идет о единении человека с Богом.

Так Господь изобразил наше отношение к Богу: мы пребываем в таком непосредственном, тесном единении с Ним, как едины ветви с лозой. Действительно, Спаситель является лозой, а мы – ветвями, и мы можем принести плод, пока пребываем на этой лозе. И когда мы стараемся принести плод, благодать Божия нас очищает, для того чтобы мы принесли плод еще больший. Вы знаете, что лишние ветви отнимают у растения живительную влагу, и поэтому их отрезают, для того чтобы виноградные грозди получили больше влаги.

Между прочим, апостол Павел приводит другой образ, но эти два образа очень близки. Если Спаситель говорит о Церкви как о виноградной лозе, то апостол Павел говорит о Церкви, как о Теле Христовом, членами которого являются христиане. Так или иначе, речь идет о тесном, неразрывном, органическом единстве. Тем не менее бывает, что больные, неизлечимые части тела приходится отсекать, чтобы они не заразили остальные члены. И сухую ветвь также приходится отсекать, чтобы она не мешала другим.

Когда мы говорим о единении человека с Церковью, то часто обращаем внимание только на, если можно так выразиться, внешние атрибуты нашей принадлежности к ней: вот, человек крещен, постится, ходит в храм, исповедуется, причащается. Он исполняет свой долг и, значит, пребывает на лозе, думаем мы. Конечно же, все это правильно, и нельзя сказать, что все это ничего не значит. Действительно, через таинства человек соединяется с Богом, и без них невозможно ничье спасение: ни монаха-аскета, ни человека, живущего в миру, ни священника, ни епископа. Но сами эти таинства приносят человеку большую или меньшую пользу в зависимости от его душевного состояния.

Для того чтобы единение с Богом через таинства было действенным, мы должны приложить собственные усилия. Как человек может это единение усугубить? Скажем, чаще ходить в церковь, чаще причащаться. Однако речь идет не только о частоте, но и о степени осознания, о степени переживания человеком того, что он получает в таинствах. А это достигается исключительно внутренним расположением и особенным деланием. На практике это осуществляется при помощи молитвы, в особенности молитвы Иисусовой.

Конечно, всякая молитва соединяет человека с Богом, но одна менее, другая более удобна для этого, в зависимости от нашего душевного состояния. Вместе с тем, мы не должны считать, что Иисусова молитва выше, чем Божественная литургия, и что не нужно ходить на службы и причащаться, а достаточно непрестанно молиться. В древности, между прочим, была секта мессалиан, утверждавших, что человек спасается только непрестанной молитвой, а все церковные учреждения не нужны. Ни в коем случае мы не должны впадать в такую крайность.

Мы сейчас не акцентируем внимание на таинствах не потому, что отрицаем или умаляем их значение, а потому, что всякий православный христианин, само собой разумеется, в них участвует. Кроме того, очевидным и даже историческим фактом является то, что учителя непрестанной молитвы, как правило, учат и частому, даже непрестанному, то есть ежедневному причащению. Этому учил, например, составитель Добротолюбия преподобный Никодим Святогорец в своей знаменитой книге о непрестанном причащении. Поэтому никакого противопоставления быть не может, разве что кто-то искусственно перетолкует слова о непрестанной молитве в мессалианском духе.

Мы знаем, что те, кто преуспел в умном делании, наоборот, с большим благоговением, с пламенной ревностью, с умилением совершали таинства, так что присутствующие изумлялись той благодати, которая явно обнаруживала себя при их служении. Например, когда преподобный Паисий (Величковский) служил Божественную литургию, многие люди ощущали какой-то необыкновенный, неземной страх, видя его ангельскую ревность и необыкновенное благоговение, и даже со страхом выходили из алтаря, потому что не могли при этом присутствовать.

Действие таинства зависит от внутреннего расположения того, кто в нем участвует. Мы не можем повлиять на совершителя таинства, скажем внушить священнику, чтобы он более истово молился, это дело его совести. Но когда человек приступает к таинству, мирянин ли то, монах или священник, от его молитвенного напряжения и усердия зависит, усугубится ли его единение с Богом. Даже при служении самого нерадивого священника можно почувствовать неизреченную благодать. И наоборот: при самом благодатном, ревностном священнике можно совершенно потерять единение с Богом, – и единство с Церковью при помощи таинств не поможет нам, оно по нашей вине превратится в формальное.

Хочу привести пример того, что человек может и при недостойных священниках пламенно молиться, никто не может помешать ему внутренне приближаться к Богу. У нас в Одессе был Христа ради юродивый Иван Петрович (он умер, по-моему, в начале 1960-х годов). Он всегда, даже зимой, ходил босиком, в расстегнутой рубашке. Некоторых наших нерадивых священников он называл «отцы-карбованцы». «Карбованец» по-украински «рубль». В то же время он не брезговал ходить на службу к этим «отцам-карбованцам», а когда стоял в церкви и молился, то проливал потоки слез. При этом вытирал не глаза, а пол, который от слез был мокрый. Неизвестно, молился ли он Иисусовой молитвой или как-то иначе, но понятно, что он находился в необыкновенно возвышенном молитвенном состоянии. Этот человек благодаря своему личному подвигу, несмотря на недостатки «отцов-карбованцев», испытывал на богослужении сугубую благодать. Разумеется, он не осуждал их, потому что если человек осуждает служащего священника, то понятно, что благодать от него отойдет.

Итак, мы видим, как важен в христианстве личный подвиг человека, в особенности непрестанная молитва, ибо единение с Богом осуществляется при помощи молитвы непосредственным образом: ум человека соединяется с Богом и может войти в такое тесное общение, такое тесное единство со Христом, что человек чувствует, будто бы Христос и он – одно. Конечно, это происходит не так, как у восточных мистиков, теряющих ощущение собственной индивидуальности. Нет, человек осознает свое «я», свою отдельную, особую ипостась, но в то же время ощущает полное единение с Богом. Так что, как повествуют святые отцы, человек чувствует, что Христос не только в его сердце, но что Он наполняет все его члены, что молится не только дух человека, не только ум, но и каждый член тела воссылает славу Богу. О таких высоких духовных состояниях в особенности дерзновенно повествует подвижник X–XI веков преподобный Симеон Новый Богослов в своих «Божественных гимнах», где описывает то, что он испытал. В близкое к нам время подобное состояние описал в своих записках преподобный Силуан Афонский и его ученик архимандрит Софроний (Сахаров).

По-настоящему и полно единение со Христом осуществляется теми людьми, которые молятся непрестанной молитвой. Они достигают такого глубокого и полного единения, что всегда пребывают с Господом. Хотя это единение иногда несколько ослабляется, иногда усугубляется, но они никогда не разлучаются со Христом. Поэтому мы не можем утешать себя формальным единством, а должны осознавать, что наше единство с Богом на самом деле очень часто разрывается и пропадает именно из-за нашего нерадения.

Я не спорю, что люди, не занимающиеся умным деланием, искренне причащаются и в какие-то моменты испытывают ощущение единства с Богом и умиляются. Например, в Великий четверг, когда практически все верующие, за редчайшим исключением, причащаются, все как будто соединяются в одну семью, в единый организм, и в особенности ощущают благодать. Но это именно моменты, а потом мы вновь отпадаем и живем совершенно отдельной от Христа жизнью, мы далеки от Него. И для того чтобы понудить себя вновь приблизиться к Богу, нужно прибегать к тем средствам, которые всегда с нами, которые всегда нам доступны. Какие это средства? Чтение Священного Писания? Да, в какой-то степени. Те или иные молитвословия? Да, конечно, и они. Но в особенности – Иисусова молитва, или умное делание. Сама краткость Иисусовой молитвы и, конечно, ее содержание способствуют единению человеческого ума с Богом.

Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой – виноградарь. Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода. Мы должны стремиться соединиться умом с Богом столь же тесно, как ветвь соединена со стволом. И это возможно. Многие подвижники благочестия описывали разными словами тесное и глубокое богообщение. Это как раз и есть суть христианства. Если мы этого не испытываем, значит, мы только как бы переступили порог Церкви, дальше не идем и всех тех сокровищ, которые содержатся в этом дворце, не используем. Или, скажем, мы пришли в гости, а за стол сесть почему-то стыдимся. То есть той благодати, которую должен испытывать всякий христианин, мы не испытываем.

Вы уже очищены через слово, которое Я проповедал вам³⁸². До какой-то степени мы уже очищены, потому что отбросили ложные взгляды, заблуждения и приняли вместо них истинные, содержащиеся в Божественном Откровении, в Евангелии. Но, как мы видим из дальнейшего текста, этого мало.

Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне³⁸³. Если мы участвуем в таинствах телом, а ум наш где-то витает, то мы не можем принести плода. Мы стремимся не к Богу, а к удовлетворению своих греховных или, как нам кажется, невинных желаний. Поэтому наше участие в церковной жизни, в церковных таинствах является поверхностным и формальным. Для того чтобы оно было истинным, мы должны соединиться со Христом умом.

Пребудьте во Мне, и Я в вас. Это не образ, так происходит в прямом смысле слова. Мы нисходим умом, как учат святые отцы, в верхнюю часть сердца и там соединяемся со Христом, ум наш пребывает в Нем. В то же самое время и Он в нас пребывает. Такое взаимное единение, повторю, и есть цель духовной жизни, а мы, призна́емся себе честно, часто совершенно об этом забываем. Нас наполняют ненужные, нехристианские, неевангельские мысли и ощущения. Мы отвлекаемся от молитвы и думаем о лицах другого пола, о деньгах, о предстоящих покупках. Такое стремление к посторонним, греховным или просто ненужным вещам, разбивает наше с Богом единство.

Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне. А если мы не достигнем полного единения с Богом, то духовного плода принести не сможем, что, к сожалению, и происходит: плоды наши в нравственном отношении весьма и весьма скромны. У нас, как правило, получается только то, что нам свойственно от природы. Допустим, один от природы честный – он не ворует, другой от природы добрый – он жалеет людей, снисходителен к ним. А когда нужно перешагнуть через себя, преодолеть какую-то трудность и сделать что-то в ущерб себе, тут мы уже и от природной добродетели отказываемся. Тем более так происходит тогда, когда нам необходимо преодолеть природный порок – недостатки, присущие от рождения или от неправильного воспитания. То доброе, что нам легко дается, мы делаем, а где у нас нет наклонности к добру, там мы грешим, да еще и оправдываем себя. Таким образом на нас сбываются слова Спасителя о том, что если мы не пребываем в Нем, то не приносим никакого плода.

Важно понять, что плод – это не то, что получается само собой, а то, что мы приобретаем после нашего воцерковления, соединения с Господом. Мы приносим плоды, когда видим, что в нас умножается доброе расположение, появляется кротость, целомудрие, любовь к ближним и даже к врагам. Конечно же, не только в наших мыслях и чувствах – это, безусловно, проявляется и вовне: подлинная добродетель не может не проявиться.

Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего³⁸⁴. Сами по себе мы ничего не значим и поэтому должны всячески блюсти единство с Богом. Если мы окажемся вне этого единства, то не сможем сделать вообще ничего: даже не мало или плохо – а вообще ничего. Очень важно усвоить эти слова Спасителя, они говорят не только о нашей немощи, но и о нашем полном, совершенном бессилии. По-славянски эти слова звучат, как мне кажется, более выразительно и красиво, я очень люблю это изречение: Без Мене не можете творити ничесоже. Поэтому для нас совершенно естественно молиться непрестанно, то есть просить у Господа помощи во всем и всегда.

Не будем думать, что Иисусова молитва – это то, чем обязаны заниматься только монашествующие. И миряне также должны молиться Иисусовой молитвой. Святые отцы говорили об этом совершенно прямо. Например, святитель Симеон Солунский, живший в ХV веке, рассуждая в своих беседах о богослужебных чинопоследованиях, счел своим долгом сказать о том, что всякий христианин: не только монах, но и епископ, и священник, и мирянин – должен молиться Иисусовой молитвой. Об этом же говорил, и с еще бо́льшим дерзновением, преподобный Симеон Новый Богослов. Он даже утверждал, что если человек считает, что имеет благодать, а сам ее не чувствует, значит, он ее не имеет.

Безусловно, не всякий христианин испытывает такое же благодатное душевное состояние, которое испытывали древние христиане. Да, мы приняли то же таинство крещения, что и они, но благодать в нас может действовать так слабо, что мы ее практически не ощущаем. Мы порой считаем себя имеющими благодать просто потому, что мы крещеные, – но если мы не чувствуем этой благодати, значит, на самом деле ее нет. Подвиг умного делания как раз и учит приводить в действие ту благодать, которая, к сожалению, из-за нашего нерадения присутствует в нас только как возможность. Может быть, мы не будем такими благодатными, как древние христиане или святой праведный Иоанн Кронштадтский, не будем во время молитвы говорить на иных языках или пророчествовать, но ощущать в душе своей благодать мы должны. Иначе, если этого нет, мы плохие христиане, мы отпали от единства со Христом. Если бы мы были в таком тесном единении с Ним, в каком находятся ветви и лоза, о котором говорит Евангелие, то сок лозы попадал бы в нас.

Часто можно услышать такие слова: «Я ощущаю душевную сухость во время молитвы» – или: «Я чувствую в душе пустоту». Это очень меткие выражения. Действительно, мы ощущаем сухость, потому что живительная влага, благодать Божия, в нас не проникает, и мы подобны высохшим ветвям. Господь нас терпит, мы еще на стволе, но придет такое время, по крайней мере после нашей кончины, когда мы будем отсечены от него и разделим участь неверующих. Потому что мы не жили благодатной жизнью, не были подлинными членами Церкви, не пребывали в умственном, духовном, молитвенном единении со Христом. Напомню вам, что преподобный Серафим Саровский в очень простых словах то же самое говорил в беседе с Мотовиловым. Он повторял древнее учение, которое очень похоже на учение преподобного Симеона Нового Богослова. В книге «Размышления смиренного сердца» неизвестный нам по имени старец, живший в XV веке, говорит о том же.

Симеон Новый Богослов и Серафим Саровский жили в эпохи в чем-то сходные. Во времена Симеона Нового Богослова говорили, что люди не могут испытывать ту благодать, которая была во времена апостольские, что это удел именно апостолов. Во времена Серафима Саровского – происходило то же самое. Мотовилову говорили: «Ходи в церковь, молись Богу, твори заповеди Божии, твори добро – вот тебе и цель жизни христианской, а высших себя не ищи». В периоды упадка люди нерадивые начинают брать верх над остальными и влиять на умы церковного народа, убеждая его, что благодать испытывали когда-то особые избранники Божии, а сейчас это уже невозможно. Но разве сейчас не та же самая Церковь, что была во времена апостольские? Еще раз повторю: если благодать умаляется, то происходит это потому, что мы нерадивы.

В ХVIII веке в России появился такой человек, как преподобный Паисий (Величковский). Его не беспокоило то, что благодать умалилась, он искал возможности жить по святым отцам. Он понял, что в духовном учебном заведении этого не узнать, бросил академию и ушел в монастырь. Затем странствовал, везде такой жизни искал, пока не нашел ее в Молдавии. Там он обрел духоносных старцев, которые его наставляли. Потом ушел на Афон и там подвизался. Самостоятельно изучил греческий язык и с греческого стал переводить святых отцов на церковнославянский язык. Преподобный Паисий собрал вокруг себя целый сонм подвижников. Впоследствии в тех монастырях, где были его ученики, возрождалась духовная жизнь. Кроме того, он перевел на славянский язык «Добротолюбие». Эта книга имела потрясающее влияние на все русское монашество. Скажем, Серафим Саровский, хотя и не принадлежал к той ветви, которая произошла непосредственно от Паисия (Величковского), но тоже назидался по «Добротолюбию», и старцы учили его по «Добротолюбию». Вот пример человека, который один пошел против всех, ему и в голову не могло прийти, что в его время стяжать благодать невозможно.

Есть изречение, принадлежащее светскому мыслителю, которое довольно справедливо: «Время – это люди». Действительно, что такое время? Что изменилось? Часы стали ходить быстрее или Земля стала иначе вращаться? Все изменяется только в нас, в людях. И все, что вокруг нас происходит, – это также плод человеческой деятельности, внутреннего состояния человека. Неблагоприятное время – это «неблагоприятные» люди. Если кто-то будет по своему духовному состоянию подобен Паисию (Величковскому), значит, он уже не будет человеком ХХI века. Он будет человеком апостольского века. Преподобный Силуан Афонский в ХХ веке или Софроний (Сахаров), его ученик, стремились к Богу всей душой и достигли высокого благодатного состояния. И нам неизвинительно нерадение. Мы не можем оправдать себя тем, что в наше время никто не понимает, что человек должен быть умом непрестанно соединен с Господом.

Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают³⁸⁵. Если мы не оживотворяемся благодатью, Божественной энергией, которую можем получить только от Господа Иисуса Христа через непрестанное умственное прилепление к Нему, – мы засыхаем и в конечном счете сгораем. Нас начинает жечь огонь наших страстей, ибо мы оказываемся совершенно «сухими», «пригодными» для огня страстей, огня греховности и безнравственности. Тогда даже и таинства не приносят нам пользы.

В одном из посланий апостол Павел говорит, что кто ест Тело Христово и пьет Кровь Христову без рассуждения, в осуждение себе ест и пьет³⁸⁶. «Без рассуждения» – значит, не подготовившись. Когда человек, будучи в грехах, не покаявшись, не исправившись, причащается, тогда это ему бывает в осуждение. Таким образом, таинство может оказаться нам во вред. Не потому что таинство само вредно, но потому что мы делаем себя недостойными его и благодать Божия нас наказывает. Лучше, конечно, чтобы Бог нас наказал в этой жизни, чем в будущей. Но еще лучше было бы, если бы Бог нас облагодатствовал, усовершил через причастие.

Прочие таинства – крещение, миропомазание, исповедь – также могут быть в осуждение. Если человек неискренне исповедовался, что-то скрыл от священника или обманул его, то разве не будет ему это в осуждение? Так же можно сказать о любых церковных молитвословиях, чинопоследованиях – все может быть человеку на пользу или осуждение, если он участвует в чем-либо недостойно. А для того чтобы участвовать достойно, чтобы внутренне быть готовым, необходимо непрестанно молиться. Тогда мы ощутим пользу от причащения, осознаем необходимость и важность догматического учения Церкви и всех остальных аспектов церковной жизни.

Если человек не соединен с Богом через молитву, то он, даже изучив писания святых отцов, может при этом впасть в страшный порок гордости. Нечто подобное случилось с книжниками иудейскими. Ведь они тоже все тщательно изучали и знали, но это знание привело их к еще большему осуждению, потому что они, возгордившись и не зная опытно того, чему сами учили, отпали от Христа. Догматическое учение, верное и нужное, может принести вред нам, не имеющим благодати, не имеющим просвещения свыше, не имеющим смирения и покаяния.

В церковной жизни бывает и такое. Человек ходит в храм, строго соблюдает все посты, вычитывает все молитвы, словом, ревнитель православия. Но разве он не может впасть в осуждение тех, которые этого не делают так ревностно, как он? Не ощущая никакой благодати, разве он не гордится тем, что как будто бы делает что-то великое? Не имея неразрывного общения с Господом Иисусом Христом, он повреждается. Кто в этом виноват? Конечно же, он сам.

Если пребудете во Мне и слова Мои в вас пребудут, то, чего ни пожелаете, проси́те, и будет вам³⁸⁷. Недостаточно просто помнить о Боге, помнить Евангелие. Слова Господа должны пребывать не только в нашей памяти, но и в нашей деятельности, они должны, так сказать, обнимать нас, руководить нами непрестанно. Но важно и то, чтобы ум наш пребывал в постоянном, неразрывном общении с Богом, потому что только благодаря Ему мы можем приносить многий плод, то есть иметь и благодатное утешение, и надежду на вечную жизнь, и вести успешную борьбу с грехом, и приобретать или совершенствовать добродетели.

Если человек истово молится, если он постоянно кается и стремится к своему спасению через непрестанную покаянную Иисусову молитву, то Господь вразумляет его и в отношении догматического учения, и в отношении нравственности, и в отношении участия в таинствах. Вразумляет, конечно, не непосредственным откровением (хотя бывает и так, но мы, как люди грешные, не имеем право на это рассчитывать), а общением с людьми, промыслительно встретившимися нам, или какими-то книгами. Если мы от всей души призываем Бога, неужели Он нам вместо рыбы подаст змею, вместо хлеба – камень, вместо яиц – скорпиона? Понятно, что если мы молимся, Он дает нам то, чего не хватает нам для нашего спасения.

Я на всю жизнь запомнил один случай. У меня было очень тяжелое душевное состояние, сильная брань, к духовнику я поехать не мог. Обратился к одному священнику, но тот почему-то отнесся ко мне безразлично. Пошел к другому, тот тоже сказал, что у него нет времени. Я сел на скамейку. Конечно, я молился Иисусовой молитвой, но был в полной растерянности, потому что не знал, что мне делать, даже толком не понимал, что со мной происходит. Мимо меня по аллее проходили несколько человек, о чем-то между собой беседуя. И одна женщина вдруг повернулась в мою сторону и говорит: «Если Бог не поможет, то никто не поможет». Наверное, это относилось к их разговору, но в тот момент я воспринял эти слова как ответ на мой вопрос и понял, что мне никто не поможет, что нужно самому усиленно молиться. Господь никогда не оставляет человека, хотя нам иногда и кажется, что мы забыты и находимся в безвыходном положении. Он нас не оставит, если только мы сами Его не оставим.

Тем прославится Отец Мой, если вы принесете много плода и будете Моими учениками³⁸⁸. Чтобы стать подлинными учениками Спасителя, чтобы Бог прославился, нам необходимо усиленно стремиться к неразрывному единению с Господом Иисусом Христом. Если мы придерживаемся догматического учения Церкви, нравственного предания, участвуем в таинствах, но не молимся, то подвергаем себя большой опасности это единство разорвать или ослабить до такой степени, что практически не будем его ощущать. И тогда мы себя лишим того благодатного утешения, той сладости, которая даруется всякому христианину.

Повторю напоследок главную мысль беседы. Благодать – это Божественная энергия, которая подобна живительной влаге, через ствол поступающей к ветвям, на которых впоследствии появятся плоды. Плоды – наши, но мы никогда их не принесем, если не будем живой ветвью на стволе. Когда мы чувствуем, что теряем благодать, это значит, что разрывается наше единство с Богом. Для всех наших дел, для всех наших добродетелей и вообще для всего, что мы совершаем в этой жизни, необходимо единение с Богом, неразрывная связь через Господа Иисуса Христа с Пресвятой Троицей. Эта неразрывная связь осуществляется всеми теми средствами, которые общепризнанны православными людьми, и тем средством, которым сейчас почему-то многие пренебрегают, – умным деланием. Неразрывная связь со Христом и дарует нам подлинную христианскую жизнь.

* * *

Иногда во время молитвы появляется удивление и желание спросить: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, кто Ты?» Что это за чувство? Правильное ли оно?

Бывает такое состояние, когда человек изумляется от того, что приближается к Богу. Во-первых, если ему хочется спросить: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, Кто Ты?» – значит, он чувствует присутствие Божие, и это уже хорошо. Во-вторых, он начинает понимать, что Иисус Христос действительно Сын Божий и Бог. Потому чувство, описанное в вопросе, наверное, правильное, если осмыслять его так, как я объяснил. Нужно, однако же, проверить. При таком простом объяснении этого внутреннего состояния нельзя понять, экзальтация ли это или подлинное познание Бога и настоящее общение с Ним. Но в любом случае нужно стараться избегать в молитве подобных выражений.

Когда на молитве чувствую Божие присутствие, то становится страшно продолжать углубляться в молитву. Как быть с этим страхом?

Если ты уверен в том, что это действительно ощущение присутствия Божия, бояться не нужно, а нужно смело идти вперед, углубляться в молитву. Этого ощущения боится наше падшее естество, ветхий человек, для которого молитва, по выражению святителя Игнатия (Брянчанинова), – это смерть.

На правиле, когда я молюсь с закрытыми глазами, начинаются какие-то видения, образы. Как этого избежать?

Конечно, Иисусовой молитвой лучше молиться с закрытыми глазами, потому что так легче сосредоточиться. Но это не является чем-то обязательным, это лишь один из приемов для лучшего сосредоточения.

Когда начинает действовать воображение или дремота, нужно молиться с открытыми глазами, смотреть на иконы, как советует преподобный Серафим Саровский. Опять же, не вызывать в уме никакого воображения. Можно смотреть на горящую лампадку, смотреть в пол.