Об откровении помыслов¹¹

Сегодня речь пойдет об откровении помыслов. я попытаюсь рассказать об этом делании на основе Евангелия. С первого взгляда кажется, что в Евангелии об откровении помыслов ничего не говорится, Спаситель нигде этому не учит. О греховных помыслах в Евангелии сказано: Из сердца исходят помышления злые (см. Мф. 15, 19). А в ином месте Спаситель спрашивает учеников: почему вы позволяете помышлениям входить в сердца ваши? (см. Мф. 9, 4). Однако в Евангелии не упоминается о таком способе борьбы с помыслами, как их откровение, то есть рассказ о помыслах наставнику, что, по мнению святителя Игнатия (Брянчанинова), для новоначальных является, можно сказать, единственным способом борьбы с помыслами.

Если подходить поверхностно, взирая на монашество как на некий институт, учрежденный, по мнению некоторых историков, в IV столетии, то может показаться, что «откровение помыслов» и «послушание» в том виде, в каком они существуют в монашестве, возникли уже в позднее время и в Евангелии основания не имеют. Однако это не так. По словам священномученика Дионисия Ареопагита, который был учеником апостола Павла, то есть принадлежал к первому христианскому поколению, монашество существует с апостольских времен. Такого же мнения придерживался святитель Симеон Солунский, живший в XV столетии. В отличие от нынешних критически настроенных ученых, пытающихся осмыслить историю Христианской Церкви с точки зрения современной науки, он в своих рассуждениях о монашестве воспринимал историю так, как воспринимали ее святые отцы, – с позиции человека, находящегося внутри Церкви. Симеон Солунский считал, что монашество существовало с первых веков христианства и что апостолы были первыми монахами и даже носили некоторые монашеские одежды. Да и чин пострига, считал он, существовал с апостольских времен. Впоследствии обрядовая сторона была дополнена, изменились монашеские одежды, но суть осталась та же. Ведь и обрядовая сторона церковных таинств была несколько изменена. Например, литургию мы сейчас служим не так, как служили ее в апостольские времена. В древности литургия длилась на протяжении целого дня. Это был особенный подвиг: первые христиане весь воскресный день проводили в молитве. в последующие времена люди уже не могли выдержать столь длительного богослужения, и святые отцы были вынуждены его сократить. Василий Великий, а потом Иоанн Златоуст в IV столетии изменили чин литургии и приспособили его к возможностям большинства обычных людей. Таким образом, изменения касались внешней стороны таинств, но не их сущности. Внешняя сторона монашества также могла изменяться. Возможно, и само понятие «монашество» появилось позднее. Однако суть его – отречение от мира, служение единому Богу без всякой привязанности к чему-либо земному, – конечно же, оставалась та же.

Пребывание апостолов со своим Учителем, Господом Иисусом Христом, во время Его трехлетней проповеди мы можем воспринимать как образ монашеской жизни, более того, как саму монашескую жизнь: они находились всегда при Нем, все Ему рассказывали, выслушивали Его наставления, все у них было общее. Даже из упоминания о том, что Иуда Искариотский носил ящик для пожертвований, можно заключить, что личных денег у них не было. Все необходимое они покупали на всю их странствующую общину (странствие было частью апостольского служения), тем не менее их образ жизни имел все признаки истинного монашества: послушание, нестяжание, беспристрастие ко всему земному, не только греховному, но и вполне невинному, естественному. Некоторые поступки апостолов мы можем охарактеризовать при помощи тех понятий, которые позднее в монашеской жизни закрепились в виде своеобразных терминов, отсутствие которых в самом Евангелии не означает, что в нем нет соответствующих понятий. Например, слово «послушание» мы обычно употребляем в двух значениях: послушание духовнику и послушание как работа. И если в Евангелии такой термин не употребляется, то это не значит, что у апостолов не было послушания как образа жизни. В Евангелии не упоминается и об откровении помыслов, но это не значит, что апостолы были людьми скрытными. Об этой стороне апостольской жизни – откровении помыслов, вообще о том, к чему приводит откровение и к чему скрытность, я и хочу рассказать на основе Евангелия.

Наиболее ярким примером предельной открытости является для нас апостол Петр, а чрезвычайной, особенной скрытности – Иуда Искариотский. Господь Сам избрал всех двенадцать апостолов, и Иуда Искариотский не случайно попал в число ближайших учеников: видимо, нравственное состояние Иуды в то время делало его достойным избрания. Однако очень скоро он стал отличаться скрытностью, которая постепенно развивалась, пока не привела к столь страшному концу. Для чего Господь Иисус Христос начал обличать Иуду? Конечно, не для того, чтобы просто досадить, как, например, нередко поступаем мы, оскорбляя друг друга. Да и обличал Он не прямо: «Ты предатель» или «ты меня предашь», а косвенно. В разговоре со всеми учениками Он лишь намекал на внутреннее состояние одного из них, так что другие не понимали, о ком идет речь. Господь поступал так для того, чтобы Иуда раскрылся. Между прочим, это один из основных принципов откровения помыслов: ученик или послушник получает пользу не тогда, когда прозорливый старец видит его мысли, а когда он сам добровольно о себе рассказывает. У одного из поздних оптинских старцев спросили: почему он, зная мысли других людей, не говорит о них. Он ответил: «потому что люди не получили бы пользы, если бы я им рассказал их мысли сам». Старец ждал, когда люди раскроются. Иногда прозорливые старцы намекают на то, что они что-то знают, и таким образом подталкивают запутавшихся учеников к тому, чтобы те раскрыли свое внутреннее состояние. Именно так поступал Господь Иисус Христос, Который, конечно, был не просто прозорливый, а всеведущий.

После проповеди Господа о таинстве его Тела и Крови, когда многие не поняли Его учения и отошли, Он спросил двенадцать: Не хотите ли и вы отойти? (Ин. 6, 67). Почему Он спросил об этом? Неужели Он думал, что все они хотят уйти? Нет. Это был намек на то, что один из них хочет так поступить. Но Христос не желал обличать этого человека явно, а давал ему возможность высказаться, покаяться и исцелиться от своего тайного греха, своей страсти. На вопрос Спасителя ответил Симон Петр. Как человек порывистый, открытый, он отвечал сам за себя, ему и в голову не могло прийти, что кто-то из двенадцати мог думать иначе, чем он сам. Симон Петр отвечал Ему: Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живаго. Иисус отвечал им (здесь Господь говорит более ясно. – Схиигум. А.): не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол (Ин. 6, 68–70). Посмотрите, какая прозвучала, как бы мы сейчас сказали, грубость, какое оскорбление! У нас существует расхожее представление о любви. Зная, что Бог есть любовь (1Ин. 4, 8 и 16), источник любви, что любовь – это одно из имен Божиих, мы путаем истинную любовь с некоей вежливостью, с ласковым обращением. Конечно, Господь иногда ласково обращался со Своими учениками, говоря им: Чадца! Однако вежливость не всегда оказывается проявлением любви.

Мы выбираем из Евангелия то, что нам подходит, льстит нашим страстям, как, впрочем, и из всякой другой книги или учения. Мы хотим любви, но забываем, что любовь – это не обязательно добрые слова. Иногда любовь проявляет себя как жесткое обличение. Что может быть бόльшим оскорблением, чем назвать человека диаволом? Для верующего это хуже, чем сравнить его с каким-нибудь животным. Это говорил Он об Иуде Симонове Искариоте, ибо сей хотел предать Его, будучи один из двенадцати (Ин. 6, 71). Господь не обличал его прямо, а только намекал, желая, чтобы тот открылся.

Другой пример – об апостоле Петре. В нем также, как мы видим, действовали страсти; возможно, он чего-то не понимал в словах и поступках Спасителя, но по своей открытости он сразу обнаруживал это перед Господом. Может быть, иногда он и боялся что-то сказать, но все-таки ничего от своего Учителя не утаивал. Господь его обличал, подчас очень жестко, оскорбительно и унизительно. Однако мы видим результат: один ученик, скрытный, боявшийся обличения, унижения в глазах прочих, погиб, а другой, который все открывал и которого Спаситель откровенно уничижал, получил от этого пользу, покаялся и исправился. Вспомним, что произошло, когда апостол Петр исповедал Господа Христом и Сыном Божиим. Придя же в страны Кесарии Филипповой, Иисус спрашивал учеников Своих: за кого люди почитают Меня, Сына Человеческого? Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Симон же Петр, отвечая, сказал: Ты – Христос, Сын Бога Живаго. Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах; и Я говорю тебе: ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного: и чтó свяжешь на земле, тó будет связано на небесах, и чтó разрешишь на земле, тó будет разрешено на небесах. Тогда Иисус запретил ученикам Своим, чтобы никому не сказывали, что Он есть Иисус Христос. С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть. И, отозвав Его, Петр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою! Он же, обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, чтó Божие, но чтó человеческое (Мф. 16, 13–23).

Если бы я кому-то сказал: «Отойди от меня, сатана!» – это прозвучало бы для того человека, наверное, хуже, чем какая-нибудь насмешка. Мы требуем любви, но не понимаем, что иногда любовь – это грубое, жесткое обличение ради пользы того человека, которого обличают. Если на предательство Иуды Искариотского Господь только намекает, говоря: «Один из вас диавол», то, обличая апостола Петра, говорит прямо: «Отойди от меня, сатана!» – что, без сомнения, выдержать было гораздо тяжелее, чем намек. Однако апостол Петр отнюдь не собирался отходить от Господа. Он принял это обличение, понял, что ошибся, согрешил. И, естественно, старался буквально впитывать в себя все последующие слова любимого Наставника, которые научили бы его, как правильно себя вести. Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною (далее Спаситель учит уже не обращаясь к Петру, поскольку только что его прогнал. – Схиигум. А.), отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною, ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради меня, тот обретет ее; какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою? ибо приидет Сын Человеческий во славе Отца Своего с Ангелами Своими и тогда воздаст каждому по делам его (Мф. 16, 24–27). Об Иуде Искариотском Господь говорит: Один из вас диавол. Обращением ко всем двенадцати: Не хотите ли и вы отойти? – Он косвенно обличает Иуду, поскольку тот был немощным. В то же время Господь скрывает добродетель Петра, потому что он был смиренным и мужественным человеком, а не гордым, как Иуда Искариотский, и обращается ко всем: Если кто хочет идти за Мною… Конечно же, Петр, как один из самых ревностных учеников, с большей жаждой, усердием принимал это поучение Спасителя, думая: «Что же нужно делать, чтобы идти за Господом?»

Другие ученики Спасителя, как видно из евангельского повествования, тоже были подвержены страстям, таким как гордость, тщеславие. Однако от своего Учителя они ничего не скрывали и со всем, что их волновало, – добрым или злым, приходили к Нему. В то время ученики приступили к Иисусу и сказали: кто больше в Царстве Небесном? Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф. 18, 1–3). Посмотрите, с какой строгостью Господь опять обличает своих учеников. По простоте своей они думали, что кто-то из них окажется в этом Царстве бóльшим. Слова Спасителя о Царстве небесном они понимали не в буквальном смысле, а в переносном: они представляли его себе как земное царство справедливости, в котором будут действовать высшие принципы и Божественные законы. Господь не снизошел к их детскому уму, а очень жестко обличил. Ученики спрашивают: кто будет бóльшим в Царстве Небесном? – а Он отвечает: Вы не войдете в Царство Небесное. Легко ли было услышать это людям, которые оставили всё: матерей, отцов или даже жен, как апостол Петр, – и последовали за Господом, были преданы Ему всей душой и любили Его как только возможно любить? Значит, Господь не жалел их, поскольку понимал, что ученики ищут спасения и поэтому могут выдержать жесткое обличение – они всё готовы принять. Апостолу Петру Господь говорит: отойди от меня, сатана! – а другим ученикам: Вы не войдете в Царство Небесное. и что же они? Отчаялись ли от подобного обличения? Нет. как апостол Петр не отошел, так и они не отчаялись, но стали внимать себе и думать: «что же необходимо сделать, чтобы войти в Царство Небесное?» И последующие слова Спасителя приняли как средство для исправления своего неправильного душевного устроения. Это тоже пример откровения помыслов.

Мы, конечно же, понимаем, что Евангелие говорит лишь о самых важных вещах. Например, евангелисты описывают только необыкновенные случаи исцелений, а о прочих упоминают кратко: Многих Он исцелил (Мк. 3, 10). Так и здесь они говорят только, я бы сказал, о вопиющих случаях: когда учеников обуревали те или иные страсти, они их открывали Господу и потому нуждались в жестком обличении. Надо думать, они обо всем спрашивали у своего Учителя, всё Ему рассказывали, как это обычно бывает с близкими людьми, испытывающими друг к другу особенное доверие.

Далее рассмотрим еще один пример обличения Господом Своих учеников и вместе с тем пример их откровенности перед Ним. При сем ученики Его забыли взять хлебов и кроме одного хлеба не имели с собою в лодке. А Он заповедал им, говоря: смотрите, берегитесь закваски фарисейской и закваски Иродовой. И, рассуждая между собою, говорили: это значит, что хлебов нет у нас. Иисус, уразумев, говорит им: что рассуждаете о том, что нет у вас хлебов? еще ли не понимаете и не разумеете? еще ли окаменено у вас сердце? (Мк. 8, 14–17). Как жестко, строго Он говорит с ними! И никто из учеников не обижается, потому что все они ищут спасения. Если бы я кому-то сказал: «у тебя каменное сердце!» (хотя это выражение более мягкое, чем отойди от Меня, сатана!) – то обиделись бы многие. Еще ли окаменено у вас сердце? Имея очи, не видите? имея уши, не слышите? и не помните? Когда Я пять хлебов преломил для пяти тысяч человек, сколько полных коробов набрали вы кусков? Говорят Ему: двенадцать. А когда семь для четырех тысяч, сколько корзин набрали вы оставшихся кусков? Сказали: семь. И сказал им: как же не разумеете? (Мк. 8, 17–21). Спаситель прямо и открыто укоряет их. И все они принимают это – все, кроме одного, который не хотел сказать о своих мыслях, а если сказал бы, то, возможно, не совершил бы столь страшного греха. Мы сейчас не будем рассуждать о Промысле Божием и о том, через кого он действует, но не нужно думать, что если бы Иуда Искариотский не предал Спасителя, то дело нашего спасения не совершилось бы. Господь, как всепремудрый, злую волю людей направляет так, чтобы она служила общей пользе, и Иуда Искариотский со своей злой волей был лишь слепым орудием в деле спасения человеческого рода. Не сознательным, как говорят некоторые еретики, а слепым! Если бы он все же открывал Господу свои мысли, как делали это апостол Петр и другие ученики, то, несомненно, не упал бы в столь страшную пропасть.

Вспомним еще об одном примечательном случае, описанном в Евангелии. Пришел в Капернаум; и когда был в доме, спросил их: о чем дорогою вы рассуждали между собою? Они молчали; потому что дорогою рассуждали между собою, кто больше (Мк. 9, 33–34). Итак, перед нами пример проявления гордости. Спаситель намекнул ученикам: «О чем вы говорили между собою?» Они молчали. Им было стыдно, потому что они понимали: Господу не понравится, что они поддались страсти и стали спорить о том, кто из них больше. Видимо, между ними в то время было соперничество. Они молчали; потому что дорогою рассуждали между собою, кто больше. И, сев, призвал двенадцать и сказал им: кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою. И, взяв дитя, поставил его посреди них и, обняв его, сказал им: кто примет одно из таких детей во имя Мое, тот принимает Меня; а кто Меня примет, тот не Меня принимает, но Пославшего Меня. При сем Иоанн сказал: Учитель! мы видели человека, который именем Твоим изгоняет бесов, а не ходит за нами; и запретили ему, потому что не ходит за нами (Мк. 9, 34–38). Апостол Иоанн признаётся: мы так сделали, но правильно ли мы поступили? Вы знаете, что в то время апостолы уже могли изгонять бесов. Они были чудотворцы, понимаете? Не в переносном смысле, не в шутку, а действительно чудотворцы. Несмотря на это они не стеснялись спрашивать: «Правильно ли мы сделали, что запретили?» Это еще один пример их открытости. Иисус сказал: не запрещайте ему, ибо никто, сотворивший чудо именем Моим, не может вскоре злословить Меня. Ибо кто не против вас, тот за вас (Мк. 9, 39–40). Итак, мы можем сделать вывод: ученики всегда обо всем спрашивали своего Учителя, всё Ему говорили. Поэтому не нужно думать, что откровение помыслов – это нечто необязательное, придуманное относительно поздно, в IV столетии. Нет, оно существовало с апостольских времен. Это учение, которое Спаситель преподал не словами, а Своей жизнью. Он показал, каким должно быть истинно христианское общество, в особенности монашеское. Такой, собственно, и была Его община. Ученики жили вне брака, ничего личного не имели, все у них было общим, они находились в беспрекословном послушании у своего Учителя, вместе молились, вкушали пищу и, таким образом, были настоящими, истинными монахами. А впоследствии стали образцом для монашествующих всех времен.

Приведу другой евангельский пример. Когда же приближались дни взятия Его от мира, Он восхотел идти в Иерусалим; и послал вестников пред лицем Своим; и они пошли и вошли в селение Самарянское, чтобы приготовить для Него; но там не приняли Его, потому что Он имел вид путешествующего в Иерусалим. Видя тό, ученики Его, Иаков и Иоанн, сказали: Господи! хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал? (Лк. 9, 51–54). Они не дерзают сами молиться и просить об этом Бога, хотя уже были чудотворцами. Заметьте, события происходили, когда приближались дни взятия Его, то есть в последний год Его служения, перед крестными страданиями. К тому времени ученики уже имели опыт исцеления больных, изгнания бесов и чувствовали в себе силу, которая давала им дерзновение просить Бога истребить нечестивцев, не пожелавших принять Мессию. Но они опять не посмели сделать это самостоятельно. Обратите внимание: не послушник, еще ничего собой в духовном смысле не представляющий, а чудотворцы спрашивали, можно им сделать это или нет. Но Он, обратившись к ним, запретил им и сказал: не знаете, какого вы духа; ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать. И пошли в другое селение (Лк. 9, 55–56). Спаситель снова очень строго их укорил. Ученики думали, что они имеют власть своей молитвой свести с неба огонь, а Христос говорит им: Вы не знаете, какого вы духа. Мы бы сейчас сказали: «Вы бездуховные» или «У вас нет никакого рассуждения». Это пример, с одной стороны, того, что они были вполне откровенны перед Учителем, послушны Ему и принимали Его обличения со всей искренностью, а с другой – того, что Он был строг к Своим ученикам.

Можно вспомнить также о том, как некая женщина возливала миро на Господа Иисуса Христа перед Его страданиями. Когда же Иисус был в Вифании, в доме Симона прокаженного, приступила к Нему женщина с алавастровым сосудом мира драгоценного и возливала Ему возлежащему на голову. Увидев это, ученики Его вознегодовали и говорили: к чему такая трата? Ибо можно было бы продать это миро за большую цену и дать нищим. Но Иисус, уразумев сие, сказал им: что смущаете женщину? она доброе дело сделала для Меня: ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда имеете; возлив миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению; истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет в память ее и о том, что она сделала. Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребренников; и с того времени он искал удобного случая предать Его (Мф. 26, 6–16). Итак, скрытность постепенно привела Иуду Искариотского к тому, что он в конце концов решился исполнить преступный замысел, который вынашивал в течение нескольких лет. Время от времени Господь намекал ему на то, что знает об этом, и таким образом призывал его к покаянию. Но скрытность, самоуверенность, может быть, гордость – трудно понять душу такого человека, пожалуй даже невозможно – привели его к столь безумному преступлению: он предал Спасителя мира, можно сказать, продал за ничтожную сумму. Одни богословы говорят, что это была сравнительно крупная сумма, другие, что весьма ничтожная, но это не так важно. Важно то, что Господа, Царя царей, Бога богов, он продал за тридцать сребреников.

Какой из этого можно сделать вывод? Страсть безумна. С точки зрения здравого смысла этот поступок понять невозможно. Но если мы посмотрим на самих себя, то увидим, как и нами овладевают страсти. Какая-нибудь нелепость, овладев нашим сознанием, влечет нас к греху и имеет почти гипнотическую силу. Даже понимая, что то или иное делать нельзя, что это плохо, мы тем не менее удержаться не можем. Подобное случается тогда, когда мы позволяем страсти постепенно нами овладевать, то есть держим грех внутри себя, то ли надеясь сами его победить, то ли думая, что этот грех не такой страшный, то ли не желая от стыда его открывать. Апостол Петр все открывал, и Господь его обличал, называл сатаной, прогонял от Себя, всячески укорял, говорил ему и прочим ученикам: Вы в Царство Небесное не войдете. Вы не знаете, какого вы духа, но они всё терпели, принимали и изменялись к лучшему. Иуда же молчал, всем он казался хорошим, никто ни в чем его не подозревал, поскольку Господь никогда явно его не укорял. Напомню грубоватую, но очень мудрую и точную пословицу: «В тихом омуте черти водятся». Когда человек ведет себя скрытно и вдруг обнаруживается, что он совершил какой-нибудь тяжкий грех, то для всех это оказывается неожиданностью. На самом же деле ничего неожиданного нет. Страсть в человеке постепенно развивается и, когда уже не может удерживаться внутри, приводит человека к страшному концу, что и произошло с Иудой Искариотским.

Вспомним другой случай, когда Мария, сестра Лазаря, излила миро на ноги Спасителя. За шесть дней до Пасхи пришел Иисус в Вифанию, где был Лазарь умерший, которого Он воскресил из мертвых. Там приготовили Ему вечерю, и Марфа служила, и Лазарь был одним из возлежавших с Ним. Мария же, взяв фунт нардового чистого драгоценного мира, помазала ноги Иисуса и отерла волосами своими ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира. Тогда один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал: Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим? Сказал же он это не потому, чтобы заботился о нищих, но потому что был вор. Он имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали. Иисус же сказал: оставьте ее; она сберегла это на день погребения Моего. Ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда (Ин. 12, 1–8). Евангелист Иоанн прямо называет Иуду вором и указывает на то, что он стремился к накоплению денег. В нем преобладала страсть сребролюбия, но он это скрывал, в данном случае прикрываясь заботой о нищих. Вспомним о том, как Иаков и Иоанн просили Спасителя посадить их по правую и левую сторону от Него в Царствии Небесном. Ученикам Спасителя казалось, что в этом Царстве, которое они понимали как царство земное, однако построенное по небесным законам, они получат преимущества. Некоторые хотели славы, и господствующей в них страстью была гордость, а Иуда мечтал обладать богатствами. Как в Иуде была греховная немощь, так и в учениках была не меньшая немощь, ведь гордость более страшная страсть, чем сребролюбие. Однако те открывались, были обличаемы, исправлялись, а Иуда оставался скрытным, поэтому страсть в нем развивалась и наконец, сделав его безумным, заставила совершить нелепое, жуткое преступление, осознав которое он уже не мог найти иного выхода, как только лишить себя жизни.

Во время Тайной вечери, незадолго перед Своими страданиями, Господь Иисус Христос снова обличал апостолов Петра и Иуду. Однако Иуда и тогда не понял намека. Впоследствии Петр совершил страшное преступление – трижды отрекся от Господа, но в нем была благодатная сила, которая привела его к осознанию своего греха, покаянию, и он, как сказано в Евангелии, и сам обратился, и братьев своих восставил к покаянию. После того как Христа взяли под стражу, все апостолы бежали и тем самым в большей или меньшей степени согрешили. Но поскольку ученики привыкли бороться с собой, открывая помыслы и выслушивая обличения, то и здесь они пусть и пали, однако нашли в себе силу и мужество восстать и исправиться. Они потеряли всякую надежду, даже, может быть, разуверились в Христе как в Господе и Сыне Божием, но всё же они осознали свой грех, по обыкновению собрались вместе и пусть в страхе, но поддерживали друг друга. Благодаря этому они смогли стать свидетелями воскресения Христова и были восстановлены в своем апостольстве. И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его (Иуда, тогда еще апостол, уже окончательно решился совершить предательство, и, конечно, Господь Иисус Христос, как всеведущий Бог, знал об этом. – Схиигум. А.), Иисус, зная, что Отец все отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит, встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался. Потом влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан. Подходит к Симону Петру, и тот говорит Ему: Господи! Тебе ли умывать мои ноги? Иисус сказал ему в ответ: что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после. Петр говорит Ему: не умоешь ног моих вовек. Иисус отвечал ему: если не умою тебя, не имеешь части со Мною (Ин. 13, 2–8). Перед крестными страданиями Спасителя, когда Он еще находился в кругу ближайших учеников, апостол Петр, казалось бы, проявил смирение, но на самом деле это было лишь смиреннословие, разновидность гордости, о которой рассуждают святые отцы, в частности святитель Игнатий (Брянчанинов). И Господь не пожалел апостола Петра, а обличил, и тот принял это обличение. Он не оскорбился так, как в свое время Иуда Искариотский, когда не было принято его предложение продать миро и раздать деньги нищим (в таком случае и ему что-нибудь досталось бы). Но Петр тут же воскликнул противоположное: Господи! не только ноги мои, но и руки и голову (Ин. 13, 9), только бы иметь часть с Господом! Иисус говорит ему: омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь; и вы чисты, но не все. Ибо знал Он предателя Своего, потому и сказал: не все вы чисты (Ин. 13, 10–11). Снова Спаситель намеком побуждает Иуду рассказать о его грехе, признаться в нем. Ведь если бы Иуда открылся, то обаяние и сила греха, та власть, которую диавол получил над ним из-за его скрытности, была бы уничтожена искренним рассказом, откровением.

Когда же умыл им ноги и надел одежду Свою, то, возлегши опять, сказал им: знаете ли, что Я сделал вам? Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам. Истинно, истинно говорю вам: раб не больше господина своего, и посланник не больше пославшего его. Если это знаете, блаженны вы, когда исполняете. Не о всех вас говорю; я знаю, которых избрал. Но да сбудется Писание: ядущий со Мною хлеб поднял на Меня пяту свою (Ин. 13, 12–18). В последние часы перед крестными страданиями Господь неоднократно показывает Свое желание призвать Иуду Искариотского к откровенности, к тому, что мы сейчас называем исповедью. Теперь сказываю вам, прежде нежели то сбылось, дабы, когда сбудется, вы поверили, что это Я. Истинно, истинно говорю вам: принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает; а принимающий Меня принимает Пославшего Меня. Сказав это, Иисус возмутился духом, и засвидетельствовал, и сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Тогда ученики озирались друг на друга, недоумевая, о ком Он говорит (Ин. 13, 19–22). Конечно, Господь Иисус Христос мог прямо сказать Иуде: «Ты – предатель», но это не принесло бы ему пользы. Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса. Ему Симон Петр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о котором говорит. Он, припав к груди Иисуса, сказал Ему: Господи! кто это? Иисус отвечал: тот, кому я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту (Ин. 13, 23–26). Этот жест также был знаком особенной любви. Господь Иисус Христос подал Иуде кусок хлеба, оказав ему внимание. Сильных, мужественных Он обличает в лицо: Отойди от Меня, сатана, Вы в Царствие Небесное не войдете, вы не знаете, какого вы духа, вы не будете иметь части со Мной.

И после сего куска вошел в него сатана (Ин. 13, 27). Это сказано не в том смысле, что Иуда стал бесноватым, иначе он вел бы себя как безумный человек, а в том, что диавол совершенно овладел его умом и волей. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее (Ин. 13, 27). Господь снова говорит ему: «Я все знаю». Однако страсть так овладела этим человеком, что он, все понимая, тем не менее уже не может себя удержать и исполняет свой страшный замысел. Разве мы не узнаём в этом себя в те моменты, когда позволяем тому или иному помыслу овладевать нами?

Но никто из возлежавших не понял, к чему Он это сказал ему. А как у Иуды был ящик, то некоторые думали, что Иисус говорит ему: купи, что нам нужно к празднику, или чтобы дал что-нибудь нищим. Он, приняв кусок, тотчас вышел; а была ночь. Когда он вышел, Иисус сказал: ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем. Если Бог прославился в Нем, то и Бог прославит Его в Себе, и вскоре прославит Его. Дети! недолго уже быть Мне с вами. Будете искать Меня, и, как сказал Я Иудеям, что, куда Я иду, вы не можете придти, так и вам говорю теперь. Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою. Симон Петр сказал Ему: Господи! куда Ты идешь? Иисус отвечал ему: куда Я иду, ты не можешь теперь за Мною идти, а после пойдешь за Мною. Петр сказал Ему: Господи! почему я не могу идти за Тобою теперь? я душу мою положу за Тебя. Иисус отвечал ему: душу твою за Меня положишь? истинно, истинно говорю тебе: не пропоет петух, как отречешься от Меня трижды (Ин. 13, 28–38). Конечно, апостол Петр не мог поверить последним словам Спасителя, потому что в тот момент он считал предательство невозможным для себя. Вскоре гордость и самонадеянность его подвели: он совершил троекратное отречение, но тем не менее покаялся. Теперь же он стерпел, принял обличение Спасителя и хотя не поверил, но не обиделся, не сказал: «как Ты можешь такое говорить! я Тебя так люблю, а Ты меня унижаешь!» Если он и скорбел, то эта скорбь была не от гордости, а от любви. И даже впоследствии, когда апостол Петр уже совершил страшный грех отречения, он также стерпел немое обличение Спасителя. Взяв Его, повели и привели в дом первосвященника. Петр же следовал издали. Когда они развели огонь среди двора и сели вместе, сел и Петр между ними. Одна служанка, увидев его сидящего у огня и всмотревшись в него, сказала: и этот был с Ним. Но он отрекся от Него, сказав женщине: я не знаю Его. Вскоре потом другой, увидев его, сказал: и ты из них. Но Петр сказал этому человеку: нет! Прошло с час времени, еще некто настоятельно говорил: точно и этот был с Ним, ибо он Галилеянин. Но Петр сказал тому человеку: не знаю, что ты говоришь. И тотчас, когда еще говорил он, запел петух. Тогда Господь, обратившись, взглянул на Петра, и Петр вспомнил слово Господа, как Он сказал ему: прежде нежели пропоет петух, отречешься от Меня трижды. И, выйдя вон, горько заплакал (Лк. 22, 54–62). Господь только укоризненно на него посмотрел. В тот момент нельзя было ничего говорить, ибо, сказав ему что-нибудь в укор, Господь подверг бы его опасности. Тем не менее этот взгляд был для апостола Петра страшнее, чем любое укоризненное слово. Но отчаялся ли он? В тот момент он не мог сказать Господу: «прости меня, я согрешил», но в душе, конечно же, каялся, плакал и просил у Бога прощения.

Совсем другим было поведение Иуды после того, как он привел в исполнение свой страшный замысел. Здесь нужно отметить следующее. Для того чтобы показать воинам, кто из находившихся в Гефсиманском саду был Христос, Иуда выбрал в качестве знака поцелуй. Он и в эту минуту стыдился перед Господом и учениками явиться предателем, желая до последнего момента скрыть свой поступок. Даже здесь он хотел изобразить из себя ученика. Возможно, прочие апостолы и не понимали тогда, чтó происходит. И, когда еще говорил Он, вот Иуда, один из двенадцати, пришел, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и старейшин народных. Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его. И, тотчас подойдя к Иисусу, сказал: радуйся, Равви! И поцеловал Его. Иисус же сказал ему: друг, для чего ты пришел? (Мф. 26, 47–50). Близкому, преданному ученику Он говорит: Отойди от Меня, сатана! – а к самому немощному ученику, страшному преступнику, Он обращается: друг… С ревностными Он ведет себя строго, с немощными – очень мягко. В этих словах Спасителя также был призыв к покаянию: «Для чего ты сюда пришел? Чтобы предать меня или, может быть, покаяться? Чего ты ищешь? Найди то, что здесь можно найти, – покаяние. Это последняя для тебя возможность», но Иуда на Его призыв не откликнулся. чем это закончилось, вы знаете. Про апостола Петра сказано, что он плакал горько, а про Иуду говорится так: Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать сребренников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: чтó нам до того? смотри сам (Мф. 27, 3–4). эти люди не способны были принять покаяние. Вместо того чтобы попытаться помочь павшему человеку, смягчить его мучительное душевное состояние, они, будучи сами злодеями, людьми каменносердечными, использовав этого человека и поняв, что он им больше не нужен, отнеслись к нему безразлично. Они сказали: смотри сам. Иуда не открыл себя Тому, Кто мог принять от него покаяние, а те, перед кем он открылся, не были способны принести ему пользу и окончательно его погубили: И, бросив сребренники в храме, он вышел, пошел и удавился (Мф. 27, 5).

Жесткое обличение и грубое отношение необязательно являются признаками жестокости. мы видим, что любовь Спасителя к ближайшим ученикам проявлялась именно в подобной строгости. И наоборот, снисхождение более прилично для немощных. (Самым немощным оказался Иуда Искариотский, который в конце концов и погиб.) В сегодняшней беседе на основе Евангелия я хотел показать вам, как важно откровение помыслов: оно избавляет человека от власти диавола и приводит его в истинно евангельское состояние, а скрытность, наоборот, – к полной погибели. Как я уже говорил, апостол Петр покаялся в своем согрешении. Когда Господь явился на озере Тивериадском, Он трижды спросил Петра (хотя тому было обидно это троекратное вопрошение): Любишь ли ты Меня? (см. Ин. 21, 15–17). В третий раз Петр со скорбью отвечал: Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя (Ин. 21, 17). Здесь также проявилась открытость ученика – Петр сказал то, что было у него на душе. И обнаружив свою любовь, он покрыл ею свое прежнее согрешение. Открытость его спасла, можно сказать, вытащила из адской бездны (падение Петра и падение Иуды Искариотского были приблизительно одинаковой тяжести). Однако покаяние спасло Петра, а замкнутость ничем не помогла Иуде. Он пришел к тем, которые, казалось, были его союзниками, однако помочь ему они не могли. Апостол же Петр впоследствии собрал разбежавшихся учеников, и они поддерживали друг друга. Таким образом ученики дождались воскресения Спасителя, а апостол Петр получил прощение из уст Самого Господа.

Я провел беседу об откровении помыслов, основываясь именно на Евангелии, также и для того, чтобы показать необыкновенную важность этого делания, чтобы никто не думал, будто оно изобретенное, случайное, ненужное. Когда у человека нет возможности открывать помыслы, то ему волей-неволей приходится с трудом искать иные способы борьбы со страстями. Если же такая возможность есть, а человек пренебрегает тем, что даровал ему Промысл Божий, то он пренебрегает своим спасением. После того как апостолы разошлись с проповедью по всему миру, они уже не имели возможности кому-либо рассказывать о своих переживаниях. Однако в то время, когда Учитель был с ними, они это делали, а кто не делал, тот погиб.

* * *

Вопрос. Как открывать помыслы человеку, которого не любишь и поэтому не доверяешь ему?

Ответ. Необходимо заставлять себя. Мы открываем помыслы не потому, что любим. Можно кого-то полюбить и открывать ему помыслы, но от этого пользы не получишь. Должно быть доверие, основанное, однако, не на чувствах и симпатии, а на здравом смысле. Мне нужно рассудить: по святым отцам человек учит или нет. Любовь и расположение приходят тогда, когда чувствуешь от руководства пользу. Кто ищет спасения, тот не смотрит, красивый человек или некрасивый. какая была внешность у отца Андрея (Машкова)? Редкая бородка, ничего особенного, величественного. Ходил он одним боком несколько вперед, потому что у него был поврежден позвоночник, ничего мудреного не говорил. Я искал наставника, который учил бы меня Иисусовой молитве, и Господь привел меня к отцу Андрею. Внешность не имеет никакого значения. Густая борода, например, и величественный вид – это еще не признак духовности, однако люди невольно испытывают к такому священнику особое расположение. Бывает оно и к тем, кто красиво говорит. Конечно, умение говорить проповеди – это дарование, но скорее естественное, чем благодатное. Бывают люди благодатные, но красиво говорить не умеющие. Отец Андрей объяснялся так незатейливо, что его едва-едва понимали. Это был очень простой человек, но он имел опыт, а это самое главное. если человек хорошо знаком с творениями святых отцов и умеет пользоваться их учением, к месту цитировать, то свой опыт он может излагать словами святых отцов, а если он читал мало или не умеет пользоваться тем книжным багажом, который у него есть, то он говорит просто, своим языком. Однако его опыт совпадает с тем, что говорят святые отцы. Таковы признаки человека, которому можно доверять. Это мнение Симеона Нового Богослова, святителя Игнатия (Брянчанинова). Зачем размышлять: любишь – не любишь? Пусть даже ненавидишь, но если наставник приносит тебе пользу, то ему надо доверять. когда мы приходим к врачу, разве для нас главное, красивый он или некрасивый, вежливый или невежливый? Мы смотрим на то, хороший он специалист или плохой. Так и в духовной жизни: мы не должны ориентироваться на то, понравился нам человек или нет. может быть, он понравился потому, что нам потворствует, иначе говоря, обольщает нас. Умение некоторых священников вести себя обходительно неопытные люди принимают за любовь, но не нужно путать любовь с лестью. Разумеется, со всеми надо быть обходительным, в особенности с теми, кто недавно пришел в Церковь, не отталкивать их своей жесткостью. Но бывает так: человек приходит на исповедь, батюшка ему все прощает, ничего не требует и, как говорится, по рукам. Батюшке это подходит, потому что у него ничего не просят, а кающимся грешникам, потому что от них не требуют особенного покаяния и исправления. Что это за любовь, если страсти в тебе разрастаются и нет никакого покаяния и изменения?

Вопрос. Батюшка, как правильно понимать наставление: «Если зайдешь к братиям, и кто-нибудь из них скажет: здесь я не нахожу покоя, хочу с тобою жить; ты не позволяй ему этого, чтоб не быть в претыкание другим. Если скажет: гибнет здесь душа моя по одной сокровенной причине, – укажи ему место, куда бы он перешел; но с тобою жить все же не позволяй»?¹²

Ответ. Здесь речь идет о безмолвниках, или отшельниках. Это наставление дано им для того, чтобы они не нарушали своего безмолвия. Если человек имеет к тебе привязанность и хочет с тобой жить, не нужно тем не менее его брать, чтобы другие не соблазнились. А если у него в монастыре есть опасность впасть в смертный грех, то надо дать ему возможность уйти из того места, где он может погибнуть, но жить с собой – не позволять.

Вопрос. Я боюсь наказания за свои проступки. Помыслы исповедую, но, опасаюсь, что этот страх мешает мне полностью открываться. Как изменить отношение к обличению и наказанию?

Ответ. Нужно думать не о том, что тебя сейчас накажут, а о наказании в будущей жизни, иметь память смертную. Тогда, конечно, ради очищения совести мы будем готовы открыть всё, хотя бы здесь и предстояло понести наказание. В монашеской жизни вообще необходимо мужество – это одна из важнейших добродетелей, по учению святых отцов. Без мужества всего будешь бояться, от всего будешь трястись.

Вопрос. Как нужно правильно рассказывать о помыслах, чтобы не навредить сестре, вызвавшей мое смущение?

Ответ. Если ты рассказываешь с целью донести на какую-то сестру и ожидаешь, что ее накажут, то, конечно, это плохое устроение. Если же ты все говоришь откровенно, может быть, и о сестре своей рассказываешь, желая лишь того, чтобы ее предостерегли от закоснения в грехе, то это уже не будет доносом. покрывать никого нельзя. У нас в монастыре нет такого, чтобы про человека что-то рассказали и поэтому к нему стали плохо относиться. Если кого-то и наказывают, то ради его исправления – это единственная цель. К сожалению, бывают люди, которые не могут исправиться, правильнее сказать, не хотят. Как правило, они уходят сами, но иногда и приходится отчислять. Это всегда неприятно, но бывает и такое.

Надо думать о своей пользе. Когда исповедуешь помыслы, нужно бояться тщеславия (если рассказываешь о себе что-то доброе), бояться злорадства или желания отомстить, но это не значит, что необходимо что-то скрывать. Нельзя рассуждать так: не буду рассказывать о себе доброе, чтобы не тщеславиться, не буду говорить про ту или иную сестру плохое, чтобы ее не наказали. Однако желание рассказать про одного, другого – это нехорошо, можно назвать это сплетнями или доносительством. Одно и то же дело, как говорит святитель Тихон Задонский, в зависимости от сердечного намерения бывает добрым или злым.Если я делаю это ради собственного покаяния или ради того, чтобы обратить внимание старицы на неисправное поведение какой-то сестры, то это хорошо, а если я хочу причинить ей зло, сделать так, чтобы ее наказали, то это плохо. Все зависит от сердечного намерения, а внешне все выглядит как будто одинаково.

Вопрос. Мне кажется, что моя старица недостаточно строга, а мне, наверное, была бы полезнее бóльшая строгость. Можно ли просить об этом старицу?

Ответ. Не надо просить строгости, хотя ты и думаешь, что это принесет тебе пользу. Терпи ту строгость, которую к тебе предъявляют, а надо будет – предъявят бóльшую. Зачем ее выпрашивать? Покажи полное послушание в том, что от тебя требуют сейчас. А когда человек просит строгости или чего-то иного, то это признак самонадеянности.

Вопрос. Иногда бывает горькое, тяжелое состояние и объяснить его не можешь. Когда же подходишь к келии старицы, то появляется противление. Что делать?

Ответ. В душе человека бывает много разных перемен. Невозможно всегда иметь благодатное, мирное состояние. Бывают бури и спокойствие, горечь и сладость, потому что человек ведет борьбу. Только у того бывает неизменное, «твердое» состояние, у кого душа окаменела, и в ней пусто. Тогда всегда все одинаково. Пусть у человека есть даже великая благодать, но все равно она может оскудевать, и от этого он будет испытывать горечь, как, например, пишет о себе старец Силуан Афонский. Иногда бывает борьба. Иногда человек переживает за близких ему людей, братьев и сестер во Христе, за Церковь. Иногда он горько плачет за весь мир (я имею в виду преуспевших подвижников благочестия), иногда – утешается какими-то благодатными явлениями. Перемены обязательно будут, но к ним нужно относиться спокойно. Главное, приучить себя к понуждению. Это очень важно.

Вопрос. У святителя Игнатия (Брянчанинова) написано, что в его время в монастырях искус новоначального продолжался до десяти-пятнадцати лет. Не значит ли это, что за более короткое время невозможно распознать и преодолеть свои страсти?

Ответ. Это зависит не от того, пятнадцать лет прошло или один год, а от того, как человек подвизается. Один будет новоначальным пятьдесят лет, а другой – два-три года. Это зависит от ревности. Мы можем оправдывать себя и быть новоначальными всю жизнь, потому что не подвизаемся. Если страсть возмущается, то мы не должны ее удовлетворять, а должны с ней бороться. Можно достигнуть какого-то душевного спокойствия от удовлетворения страсти, а можно достигнуть мира, победив страсть, то есть примирившись со своей совестью. В монастыре страсти человека многократно возмущаются, приходят в движение от разных обстоятельств: от необходимости оказывать послушание настоятельнице, старшим сестрам по работе, от столкновений друг с другом. Человек видит свои страсти и борется с ними. Прежде всего, конечно, эта борьба ведется при помощи Иисусовой молитвы, откровения помыслов. Святые отцы говорят: кто не в борении, тот в прелести. Иногда бывает умиротворение, потому что человека посещает благодать Божия, а бывает, что страсти вновь возмущаются.

Конечно, за один день мы измениться не можем, нужно иметь терпение. Однако нельзя себя этим оправдывать. Время само по себе нас не исцелит. Оно тогда исцеляет, когда мы трудимся. Если мы поле не засеяли или засеяли, но не обрабатываем, то мы напрасно ждем урожая: его не будет, даже когда придет время, потому что мы не работали. В духовной жизни один раньше приносит плоды, другой позже, в зависимости от ревности, смирения.

Вопрос. Если на исповеди каешься в каких-либо несмертных грехах, то правильно ли поступает священник, говоря: «Дай слово, что больше так делать не будешь»? А если диавол искусит?

Ответ. Если речь идет, например, о воровстве, то слово дать можно. А если о зависти, то едва ли. Что значит искусит диавол? Почему вы всё приписываете диаволу? Есть такой рассказ (не знаю, в действительности ли так было или это притча). Один монах решил в Страстную пятницу съесть яйцо. Подвесил его над свечкой, чтобы испечь, но не успел – в келию заходит игумен (он делал обход монастыря) и говорит: «Брат, что ты делаешь, сейчас же Страстная пятница?!» А он отвечает: «Отче, лукавый меня искусил». Тут явился бес и возразил: «Не верьте ему, я сам дивлюсь его лукавству». Не нужно все сваливать на лукавого. Что же мы тогда делаем в монастыре, если нас во всем диавол искушает? Мы же на Страшном суде не будем говорить, что нас искусил диавол, а сами мы ни в чем не виноваты. Представьте, если бы Адам, когда Господь дал ему заповедь в раю не вкушать от древа познания добра и зла, ответил: «А вдруг меня змей искусит?» – вместо того чтобы сказать: «Да, я никогда этого не буду делать». Конечно, мы должны дать обещание не совершать по крайней мере смертных грехов и изо всех сил молиться Богу, чтобы Он нам помог. Диавол, разумеется, может искушать, но и Бог нам помогает.

Вопрос. Почему у современных верующих людей нет такой ревности, какая была у первых христиан?

Ответ. Спаситель предсказывает, что по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь (Мф. 24, 12). Из-за умножения беззакония, соблазнов люди прельщаются, испытывают пристрастие к земному и в них ослабевает ревность. Да и монашество если не возникло, то по крайней мере распространилось тогда, когда стала ослабевать ревность во всем христианском обществе. А сейчас и само монашество стало уже «несоленой солью». Есть предсказание о том, что в последние времена монахи будут как миряне, а миряне как скоты, но мы не должны себя этим оправдывать. Почему так происходит, я не могу объяснить, и, наверное, необязательно это понимать. Мы должны стараться стать исключением из общего, так сказать, неприятного правила. Главное для нас – приобрести ту ревность, какая была у древних христиан. Мы не можем совершать телесных подвигов, какие совершали они, но самые главные подвиги – умное делание, послушание, смирение – это в наших силах. Тут не нужно особого телесного здоровья, особых благоприятных условий, а нужно одно только произволение.

Вопрос. Можно ли спастись без откровения помыслов, только благодаря исполнению послушания и молитве Иисусовой?

Ответ. Можно, но это будет труднее. Причем я имею в виду тот случай, когда исповедовать помыслы нет возможности. Если же такая возможность есть, а ты ею пренебрегаешь, то ты искушаешь Бога. Даже люди, достигшие величайшего христианского преуспеяния, считали для себя нужным советоваться хотя бы со своими учениками. Антоний Великий однажды получил приглашение от императора Констанция прийти в Константинополь. Он не знал, соглашаться ему или нет, и спросил об этом своего ученика Павла Препростого. Тот ему ответил мудро, со свойственной ему простотой и безыскусностью: «Если пойдешь в Константинополь, то будешь Антоний, а если останешься – будешь авва Антоний», и он не пошел, не изменил своему правилу. Если же мы думаем, что можем обойтись без откровения помыслов, то проявляем самонадеянность.

Вопрос. Мне кажется, что настоящих старцев теперь нет, поэтому монашеское делание современных подвижников не может строиться на тех же принципах, что и делание древних монахов. Как правильно к этому относиться?

Ответ. Монашество не может существовать без старчества. Незадолго до революции, в 1909 году, был съезд монашествующих, на котором, в частности, поднимался вопрос о старчестве. Возрождение монашества представлялось возможным именно при условии возрождения старчества. Людей, способных быть наставниками, предлагалось посылать в монастыри, где существовало старчество, чтобы они научились руководить другими и затем сами насаждали старчество в тех монастырях, где его нет. Старчество же понималось именно в том смысле, что более опытный руководит менее опытным. Считалось, что в каждом монастыре должен быть старец. В этом виделся залог возрождения монашества. А сейчас говорят так: или давайте нам Антония Великого, или не надо никого. Когда дело касается пищи, вы же не говорите: дайте нам семгу и красную икру или мы вообще ничего не будем есть. Вы питаетесь тем, что Бог посылает. А в отношении духовной жизни все очень разборчивые, просто гурманы! Как будто вы уже всё испытали, всё знаете и вам нужен только старец-пророк.

Вопрос. Некоторые думают, что если слишком себя утруждать, подвизаться, то можно быстро потерять здоровье. Из-за этого у многих появляется чрезмерная забота о своем здоровье. Что вы в таком случае посоветуете?

Ответ. К своему здоровью надо относиться разумно, но не нужно делать это предлогом для нерадения. Необходимо не то чтобы беречь здоровье, а правильно его расходовать. Святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет, что есть четыре вещи, которые сами по себе безгрешны, однако являются поводом для нарушения заповедей: деньги, вино, излишнее здоровье и лица другого пола. От неразумного отношения к этим предметам происходят все грехи. Как видите, святитель Игнатий включает сюда излишнее здоровье. Для чего мы постимся, делаем поклоны и таким образом удручаем плоть? Для того, чтобы избавиться от излишних физических сил, сделать свою плоть немощной, овладеть ею и покорить ее духу. Конечно, не следует уклоняться в неразумные подвиги, но не нужно впадать и в другую крайность – нерадение. Лучше потерять здоровье, чем иметь его в избытке. Что от этого избытка будет? Как правило, возбуждение блудной страсти, гневливость, уныние и лень. Хотя уныние и лень могут быть и от перегрузки, но бывают и от пресыщения: когда человек объестся, ему хочется поспать. Нужно найти золотую середину. Разумеется, мы не способны, еще раз говорю, к тем подвигам, к каким были способны древние подвижники. Но какое-то ограничение себя, воздержание, усмирение своей плоти необходимо даже самому немощному. В особенности важен пост, и прежде всего – для юных.

Вопрос. Батюшка, святитель Игнатий в некоторых письмах пишет о нервном расслаблении. Известно также, что у святителя Тихона Задонского было нервное расстройство. Объясните, что это значит?

Ответ. Действительно, есть такая болезнь, но нервное расстройство – это не то же самое, что гневливость. Его проявлением могут быть боли, бессонница. Святитель Тихон Задонский управлял огромной епархией. На Дону было необузданное казачество, невоспитанное духовенство, и, когда он пытался ввести какую-то строгость, встречал сопротивление. В конце концов его оклеветали и уволили. от переутомления у него и случилось нервное расстройство, но оно не выражалось в гневливости. Будучи архиереем, он строго обращался со своим келейником, однако это нельзя назвать гневливостью, тем более что потом он от этого отказался и стал обходиться со всеми очень мягко. У святителя Игнатия расстройство нервов выражалось в болезненности, изнеможении. Часто на нервную болезнь списывают, во-первых, гневливость, а во-вторых, воображаемую болезнь. Человек поддается мнительности, жалуется на переутомление, а поскольку врач объяснить это и поставить диагноз не может, но пациенту доверяет, то и говорит ему: «наверное, это нервы».

Вопрос. Мне кажется, что если бы нашим наставником был Антоний Великий, то мы не смогли бы подвизаться. Про Иосифа Афонского известно, что многие не могли с ним жить. Мне, например, кроме моей старицы никого не надо.

Ответ. Я расскажу про отца Софрония (Сахарова). Благодатью Святого Духа во время исповеди ему сообщалось, чтό необходимо сказать человеку. Но он не всегда говорил, поскольку знал, что люди этого не исполнят, и давал общее наставление из писаний святых отцов. Он предоставлял человеку свободу, чтобы тот не подвергся осуждению за то, что явно противится воле Божией. Поэтому если бы нашим наставником и был особенный благодатный человек, а мы его не слушались бы, то это послужило бы нам в еще большее осуждение. Подвижники, знающие волю Божию (многим она открыта, как и будущее), не всегда говорят о ней прямо, потому что знают, что мало кто способен ее исполнить. Отца Андрея (Машкова) надо было уговаривать, чтобы он сказал то, что думает. Обычно он очень снисходительно что-нибудь говорил и все были довольны, спокойны.

Вопрос. Нужно ли обличать сектантов? Люди, которые это делают, не занимаются ли теоретизированием, пустым богословствованием?

Ответ. Смотря кто этим занимается. Если это будем делать мы, монашествующие, то, конечно, отвлечемся от того, для чего покинули мир. Если же кто-нибудь избрал своим делом обличать сектантов ради спасения ближних, как, допустим, отец Андрей Кураев, то, конечно, это нужное дело. Невозможно, чтобы все имели одно и то же занятие. Кто-то должен молиться Иисусовой молитвой, а кто-то – проповедовать среди сектантов. Например, преподобный Сергий Радонежский и святитель Стефан Великопермский были людьми духовно близкими, но каждый из них занимался своим делом. Стефан Великопермский проповедовал язычникам-зырянам и обращал их ко Христу, а Сергий Радонежский был безмолвником.

Вопрос. В «Отечнике», составленном святителем Игнатием, есть следующие слова: «Если кто живет в каком-либо месте и не приносит плода, свойственного этому месту, то самое место изгонит его вон как не приносящего плода, требуемого местом»¹³. Относится ли такое поучение к живущим в общежительном монастыре?

Ответ. Конечно, относится. Иногда к нам приходят люди, которые не выдерживают, не могут здесь жить. Их гонит само место. Это происходит оттого, что они ведут себя не так, как положено. Люди не приносят плода, свойственного этому месту. А какой плод мы должны принести, находясь в монастыре? Конечно же, прежде всего смирение друг перед другом через послушание настоятельнице, старшим сестрам и вообще всем, даже равным себе. Это плод, который человек приносит, живя в общежитии, плод, отличный от того, который он может принести, живя, например, в безмолвии, где большее значение имеет уединенная молитва. И если человек не желает приносить такие плоды, как послушание, смирение, откровение помыслов, то само место начинает его изгонять. Человеку хочется отсюда уйти, ему плохо, потому что он не хочет надеть на себя ярмо общежительного монастыря и оправдывается: «Если бы я жил в лесу или затворился в квартире, тогда я принес бы плоды». А принес бы он в лучшем случае плод лени, в худшем – прелести

Вопрос. В том случае, если не хватает мужества открыться старице, вы советуете усиленно молиться. Что делать, если бывает наоборот? Наговоришь ужасных вещей, а потом думаешь: «Как это можно вынести? Бедная старица!» Скажите, как бороться со страстью в этом случае?

Ответ. Бывает, что диавол через послушника оскорбляет старца. Об этом говорит Лев Оптинский. Послушник начинает ругать старца, вместо того чтобы открывать ему помыслы. Он не говорит: «Простите, но у меня против вас такие-то помыслы», а высказывает грубые, оскорбительные, уничижительные слова: «Я к вам отношусь так-то и так-то». Некоторое время, может быть, старица и должна это потерпеть, пока человек не отстранится от этих помыслов и не начнет исповедовать их как грехи, не станет относиться к ним с недоверием. Вообще, это очень опасное состояние, можно так упиваться страстью, что под предлогом искренности постоянно досаждать своему духовному руководителю. Надо понимать, что одно дело, когда ты говоришь: «Простите, но у меня против вас помыслы ненависти» (ты уже отстранилась от них, борешься с ними, но пока не можешь побороть), другое – когда ты приняла помысел, веришь ему и говоришь: «Я вас ненавижу, презираю!» Обругала старицу, а потом спрашиваешь: «Почему я от исповеди помыслов не получила пользы?» Причина в том, что собственно исповеди помыслов не было, было лишь признание в своих грехах, ведь грехи можно рассказывать по-разному, даже с тщеславием.

Вопрос.Наставница говорит, что после еды не должно быть тяжести в животе, но я все же затрудняюсь определить для себя степень воздержания в пище. Как сделать это правильно?

Ответ. Об этом хорошо пишет схимонах Василий Поляномерульский. Он говорит о трех степенях воздержания: человек после еды еще алчет, он наелся, но не пресытился и, наконец, он немного пресытился. В зависимости от физического устроения человека все это допустимо. А когда человек наелся и продолжает есть только ради удовольствия, то он согрешает. Не нужно думать, что если ты наелся, пусть даже плотно поел, то это грех. Есть крепкие люди, которым следует немного недоедать, а есть и немощные. Здесь надо смотреть не на то, худой ты или толстый, а на свое физическое состояние. Конечно, если человек очень толстый, то сама полнота приносит ему вред. В таком случае можно воздерживаться ради здоровья. А вообще, надо ориентироваться на свою телесную крепость, учитывая при этом и здоровье. Разумеется, устанавливать для себя норму нужно, советуясь со старицей. Я расскажу про себя. Когда меня рукоположили в иеродиакона, я решил не ужинать, чтобы лучше готовиться к службе, больше молиться. Так несколько дней я не ужинал. Однажды прихожу утром на службу, а у меня нет голоса, еле-еле что-то издаю. Физическое состояние нормальное, а голоса нет. Стал ужинать, и голос появился.

Вопрос. Батюшка, расскажите о значении и смысле иноческого пострига. Как правильно к нему относиться?

Ответ.иноческий постриг – это начало пути. Обеты еще не даются, но возвращения к мирской жизни уже нет. Человек еще не приступил (как принято считать) к самому подвигу, но уже готовится к тому, чтобы принять полный постриг и затем все силы души устремить на самосовершенствование, заботу о своем спасении. Как сначала бывает обручение, а потом брак, так и здесь. Иночество является некоим предвкушением того, чем будет монашество.

Конечно, на самом деле человек уже в иночестве может подвизаться в полную силу. В «Глинском патерике» приводится жизнеописание старца Феодота, который принял мантийный постриг лишь перед самой кончиной, а все время своего пребывания в обители (около семидесяти лет) был иноком. Он достиг необыкновенного духовного преуспеяния: братья монастыря не раз видели его во время молитвы приподнятым на воздухе или освещенного неземным сиянием. Старец Феодот был прозорливым, он часто приходил к тому или другому брату, как сам говорил, «пить чай» и предостерегал его от какой-либо диавольской ловушки, в которую тот уже готов был попасть. Он предсказал день своей смерти, а во время его кончины произошла еще одна удивительная вещь. Как-то монах Досифей, закрывавший церковь после утрени, услышал над пасекой какое-то неземное пение, которое его удивило своей красотой. Потом оно стало слышно уже над лесом, а затем исчезло. Потом он узнал, что это было в тот самый час, когда скончался старец Феодот. Так что, повторю, хотя иночество считают как бы подготовкой к монашеству, но если у человека есть ревность, то он подвизается в полную силу.

Вопрос. Когда наставница ругает, то становится трудно открывать помыслы, хочется замкнуться в себе. Как это преодолеть?

Ответ. Нужно обладать здравым смыслом. Часто у нас бывает так: мы рассказываем и ждем при этом, чтобы к нам непременно проявили необыкновенную любовь. Но какой тогда будет результат? мы закоснеем в своих недостатках. Для того чтобы преодолеть себя, надо прежде всего понимать, зачем нужна исповедь помыслов. Ты должен быть готовым не только к тому, что тебя будут ругать, но даже к тому, что тебя будут бить, поносить, гнать, убивать. Необходимо иметь мужество. Ты приходишь к судье, открываешь свое преступление, и он выносит тебе приговор. Однако не для того, чтобы тебя казнить, но чтобы исцелить. Если ты сам о себе не расскажешь, то кто сможет узнать, что происходит у тебя внутри? Разве есть среди нас прозорливые старцы или старицы? (Да и прозорливый человек, если ты сам о себе не скажешь, по смирению тоже будет молчать.) необходимо иметь благоразумие и мужество, заставлять себя терпеть даже самые неприятные обличения и делать выводы из того, что тебе говорят, а не вступать в противоборство со старицей.

Вопрос. Вы сказали, что не нужно на каждый греховный помысел отвечать противоположной мыслью. Допустимо ли самоосуждение в процессе борьбы со страстью? Появляется греховный помысел, ты себя осуждаешь и тут же каешься. Возможно ли это?

Ответ. Действительно, преподобный Нил Сорский пишет, что злые помыслы надо заменять добрыми, и это справедливо. Но если брань сильная, то, как говорит святитель Игнатий (Брянчанинов), сделать это бывает очень трудно. Ты приводишь на ум благие мысли, а страсть в тебе действует так сильно, что все сметает на своем пути, и человеческое усилие не помогает. То же самое можно сказать и относительно самоукорения. Одно дело укорять себя от ума, другое – в напряженной борьбе приобретать сокрушение сердечное. Ведь настоящее самоукорение, смиренное о себе мнение появляется именно от опыта. Часто мы осознаем себя грешниками и правильно, здраво рассуждаем, понимая, что многое делаем неправильно, погрешаем раздражительностью, но если страсть сметает все благие мысли, это свидетельствует о том, что самоукорение наше – от ума. Лучше не укорять себя собственными мыслями, а следовать Евангелию и иметь дух самоукорения, видя себя постоянно отступающим от евангельских заповедей. Это безопаснее. Беседуя внутри самих себя, мы, во-первых, отвлекаемся от молитвы, во-вторых, пользуемся очень непрочным основанием, которое быстро становится негодным. Получается, что Божественную помощь, благодать мы хотим заменить собственным усилием.

Вопрос. А можно ли нам отрицательные помыслы заменять на положительные? Ведь существует молитва: «Господи, даждь ми мысль благу».

Ответ. Лучше делать это при помощи Евангелия. Не нужно пользоваться своими словами, тем паче нам, людям невежественным, малодуховным. Святые отцы, такие как Василий Великий, Тихон Задонский, имели возвышенный ум, поэтому им было просто это исполнить. Нам же лучше пользоваться святоотеческими мыслями или изречениями из Священного Писания. Мы должны быть начитанными и постоянно держать в своей памяти учение святых отцов, Священное Писание, чтобы в случае необходимости извлекать из памяти нужное святоотеческое рассуждение или евангельское изречение.

В борьбе с греховными помыслами нельзя допускать собственных мыслей, это опасно. Ведь мы даже молимся не своими словами (разве что очень кратко, в случае особой необходимости), а словами, например, пророка Давида. В древности монахи молились так же, потому что боялись произносить собственные слова. Они считали, что все необходимое для выражения их духовных чувств и потребностей содержится в псалмах.

Вопрос. Преподобный Варсонофий Великий пишет, что если в уме возникает помысел, его нужно исследовать. Этот подвижник подвизался в уединении и потому имел возможность исследовать возникающий помысел и решать, принимать его или не принимать. Мы живем в общежительном монастыре, исполняем те или иные послушания, иногда приходится принимать сразу множество решений. Каким образом нам исследовать помыслы? Очень сложно внимать себе, когда увлекаешься работой.

Ответ. Из твоих слов можно сделать следующий вывод: во время работы нельзя исполнять заповеди. Исследовать помыслы – это не значит внимательно за ними следить. Ты должен постоянно себя контролировать, нужно приучиться смотреть внутрь себя. Появился помысел, значит, надо его проверить, с чем-то сравнить, а не сразу ему следовать. Должна быть своего рода шкала, по которой ты определял бы, что это, допустим, гнев, осуждение, уныние и прочее. Бывают сложные вещи, которые действительно приходится исследовать, но не нужно делать это самим, поскольку мы на это не способны. Лучше стараться отвергать их, потому что диавол может предложить что-то запутанное, непонятное, и, конечно, необходимо все отдавать на суд старца или советоваться с кем-то более опытным. Если ты самостоятельно начнешь рассуждать, то, скорее всего, запутаешься. Преуспевшие должны исследовать помысел длительное время, может быть, молиться, чтобы открылась его внутренняя подоплека, чтобы он сам себя разоблачил. Но если кто-нибудь из новоначальных начнет об этом молиться, то не думаю, что он раскроет внутреннее содержание помысла, скорее наоборот, у него еще и новый появится.

Советы Варсонофия Великого относятся к разным по степени преуспеяния подвижникам. Это недостаток всякой духовной литературы, представляющей собой собрание разных письменных ответов. Если человек пишет цельное произведение, то он адресует его определенному кругу людей, а если в одной книге собраны советы какого-нибудь великого старца, то относятся они к разным людям. Их нужно читать с осторожностью: что подходит одному, то не подходит другому. Новоначальным старец дает один ответ, а преуспевшим – противоположный. Однако противоречия здесь нет: что для одного вполне возможно, то для другого есть проявление гордости.

Вопрос. Святитель Игнатий (Брянчанинов) в повести об Иосифе аллегорически толкует завещание этого патриарха перенести его кости в землю обетованную: помыслы, рождающиеся в человеке, могут перенести его после смерти в Царствие Божие. Допустимо ли в таком случае понимать евангельские слова о признаках конца мира востанут чада на родители и убиют их (Мф. 10, 21) в том смысле, что человек может погибнуть от собственных помыслов?

Ответ. Наверное, допустимо, но таинственное толкование Евангелия и вообще Священного Писания – это очень ответственное занятие. При небольшом навыке оно дается весьма легко, но прибегать к нему следует с большой осторожностью, не слишком углубляясь, потому что в тех или иных словах Писания может и не заключаться именно тот смысл, который мы в него вкладываем. Поэтому я и предостерегаю от подобных толкований. В Евангелии достаточно мест, в которых прямо говорится о том, чтό нам препятствует войти в Царствие Небесное. Я не советую искать самостоятельно таинственный смысл, сначала надо разобраться с буквальным.

Вопрос. Во мне сильно действует страсть осуждения: сначала оцениваю и, если что-то не нравится, осуждаю. Лишь через какое-то время понимаю, что согрешила. Как с этим бороться?

Ответ. Нужно постоянно себя контролировать, имея в виду эту свою слабость, приучиться не оценивать людей. Вспомните молитву Ефрема Сирина, которую мы читаем в Великий пост: «Ей, Господи, Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего». Когда внимание человека устремлено на его собственные грехи и он следит за собой, чтобы не согрешить, тогда у него нет даже физической возможности наблюдать за другими. Допустим, я общаюсь с сестрой, которая много говорит. Я могу либо осуждать ее за это, либо следить, чтобы самому не поддаться осуждению, раздражению или тому же многословию. Таким образом, у меня все силы уйдут на внимание к себе, внутреннюю борьбу.

Вообще, мне кажется, наше нерадение, малодушие в духовной брани происходит в конечном счете из-за того, что мы себя жалеем и не хотим бороться до конца. Если бы мы не любили себя чересчур и неправильно и боролись бы с собой изо всех сил, тогда у нас не было бы повода, чтобы осуждать другого. Тогда бы мы осуждали и исправляли лишь себя, а не думали бы о том, что в исправлении нуждается наш ближний.

Вопрос. Если человек согрешил делом или принял греховный помысел и молится Господу о прощении, то как узнать, прощен ли он?

Ответ. Наверное, такими признаками могут служить умиротворение души и возвращение благодати, хотя в точности знать о прощении мы не можем. Лучше не гадать об этом, мы не должны искать ясного откровения о том, простил ли нам Господь малые или великие грехи. Это не православный, а сектантский подход: в чем-то согрешил, потом помолился и уже уверен, что Господь тебя простил. Мы обязаны всегда каяться, иметь сердечное сокрушение, надеяться только на милость Божию, а не на свои подвиги или усиленные молитвы.

Вопрос. Главная заповедь Господа – о любви. В Евангелии также сказано: Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь (Мф. 18, 15–17). Значит ли это, что любить нужно все же с рассуждением?

Ответ. Это правильно, человека нужно любить с рассуждением. Иногда любовь бывает опасна для нас самих: привязываясь к человеку, мы следуем его грехам и заблуждениям. Поэтому необходимо отделять себя от общества людей, которые могут увлечь нас к погибели. Святые отцы отлучали от Церкви и предавали анафеме различных еретиков, потому что иначе эти люди, волки в овечьей шкуре, погубили бы стадо Христово – Церковь. Нужно обратить внимание и на следующие слова Спасителя: Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих (Мф. 18, 10), далее следует притча о девяноста девяти овцах, оставленных в горах ради одной заблудившейся, и уже после этого Господь говорит: «Если же согрешит против тебя брат твой…» Значит, обличение надо понимать как проявление любви: не презирай человека и не оставайся к нему безразличным, но сделай все от тебя зависящее, чтобы привести его к покаянию. Обличи его сначала наедине. У нас же обычно бывает так: мы гневаемся на ближнего, выходим из себя и уже не замечаем, находится ли рядом кто-то еще. А здесь речь идет о бережном, любовном отношении к человеку. Господь повелевает вначале обличить человека наедине, потом в присутствии одного или двух свидетелей, которые авторитетны в глазах этого человека и могут помочь вразумить его. Если и после этого человек не послушается, тогда нужно объявить о его грехе Церкви, то есть всему обществу единодушных с вами людей, чтобы обличением привести этого человека к покаянию. Даже слова да будет он тебе, как язычник и мытарь есть проявление любви. Не нужно понимать их в том смысле, будто Спаситель учит нас ненависти, ведь отсекая больной член от тела Церкви, мы тем самым не только ее спасаем, но через такую строгость даем и человеку возможность опомниться, покаяться и спастись. Апостол Павел, например, также говорит, что нераскаянного грешника нужно предать сатане во измождение плоти, чтобы дух был спасен в день Господа нашего Иисуса Христа (см. 1Кор. 5, 5).

Вопрос. Как поступать, если устрашает какая-либо брань, ты сомневаешься, что сможешь преодолеть это состояние, и поддаешься малодушию?

Ответ. Представь, что тебе нужно пройти из пункта А в пункт Б. Что бы по дороге ни происходило, какие бы чувства к тебе ни подступали, пугает тебя дорога или нет – тебе нужно идти. Допустим, в пути тебе вдруг захотелось поплакать – ты села и плачешь, но никто тебя не поддерживает, встаешь и идешь дальше. Затем снова тебе взгрустнулось, но никто тебя не успокаивает, и тебе ничего не остается, как встать и продолжить путь. В конце концов человек понимает, что лучше не тратить времени напрасно, и оставляет малодушие.

Раньше я имел такое представление о военном искусстве: гениальные полководцы составляли блестящие военные планы и побеждали врагов только благодаря своему уму. Позже, прочитав книгу об Александре Васильевиче Суворове «Твой есмь аз», я узнал, что он очень большое значение придавал душевному состоянию солдат и говорил, что побеждает не тело, а душа при помощи тела. Он умел воодушевлять не только солдат, но и полководцев личным примером, речью, мужеством. Багратион вспоминал, как однажды с совещания, на котором Суворов произносил речь, он вышел весь дрожа от воодушевления. В таком состоянии люди, конечно же, были способны к подвигам. Суворов также рассказывал о себе, что как-то раз в гуще боя на него напали сразу десять-двенадцать турок и он закричал: «На помощь, братцы!» Рядом оказался только один солдат, который всех их и разогнал. Какую любовь он чувствовал к своему полководцу!

Известные древние полководцы огромное значение придавали внутреннему состоянию солдат, старались возбуждать в них воодушевление. Ведь когда воины морально подавлены, враг может сделать с ними все что угодно.

Во время Великой Отечественной войны после ряда поражений наши войска отступили, так что линия фронта проходила почти у самой Москвы. Советские войска были деморализованы. Солдаты, которые ранее участвовали в боях и, казалось бы, должны были иметь опыт, больше воевать не могли. Перелом наступил после того, как туда были брошены свежие, никогда не участвовавшие в боях дивизии из Сибири и Урала. И эти солдаты, не нюхавшие пороха, но зато и не деморализованные, совершили перелом в войне.

Таким образом, душевное состояние имеет громадное значение в борьбе. Воодушевление и мужество делают человека боеспособным во всех отношениях, в том числе и в духовной брани. Недаром святые отцы называют мужество одной из четырех важнейших добродетелей.

Вопрос. Мое усердие берет начало от благодарности Богу за все, что Он для меня сделал, от памятования Его страданий, от собственного раскаяния в том, что еще не отплатила Господу своим трудом за Его благодеяния, и, конечно, от чувства любви к Нему. В беседе вы об этом ничего не сказали. Правильно ли я рассуждаю?

Ответ. Правильно, однако в беседе я говорил не о чувствах, которые должны быть во время молитвы, чтения Евангелия, а о том, что конкретно нужно делать, чтобы возбудить в себе ревность. Если мы будем со вниманием совершать такие добродетели, как Иисусова молитва, откровение помыслов, память смертная, чтение Священного Писания и святых отцов, то они и возбудят в нас подобные возвышенные чувства и размышления. Ты говоришь о положительном содержании ревности, а я о конкретных делах, при помощи которых мы можем ее стяжать. Однако все должно быть пронизано духом покаяния и смирения. Чрезмерно предаваясь возвышенным размышлениям, мы подвергаем себя опасности впасть в неуместную восторженность.

Вопрос. Отец Андроник (Лукаш) говорил, что причащаться нужно раз в месяц, чаще – это уже прелесть. Что вы об этом думаете и каково было мнение отца Андрея?

Ответ. Отец Андрей считал, что причащаться нужно часто. Он благословлял нам причащаться раз в неделю, а ведь среди нас были и семейные люди. Отец Андроник был духовно опытным человеком, но воспитанным в определенных традициях. Кроме того, его взгляды объясняются еще и тем, что у них в монастыре некоторое время настоятелем был отец Таврион, полагавший, что можно причащаться каждый день. Глинские монахи считали его едва ли не прельщенным и в конце концов просили снять его с настоятельской должности. Я допускаю, что высказывания отца Андроника были вызваны противлением слишком частому, неразумному причащению всех подряд.

Что касается меня, то я считаю, что тем, кто ведет чистую жизнь, не имеет смертных грехов, желательно причащаться часто. Однако люди по причине занятости не всегда имеют такую возможность. Сам я, будучи еще мирянином, пришел к выводу о том, что нужно причащаться два раза в неделю. Делая так, я чувствовал, что на душе у меня было гораздо лучше. Кроме того, частому причащению учат святые отцы Церкви. Прекрасно об этом говорится в сборнике «Правила Православной Церкви», с комментариями епископа Никодима, а также в «Добротолюбии». Насколько часто человек может причащаться, зависит от того, какую он ведет жизнь.

Вопрос. Вы говорили о том, что иногда при воспитании детей необхо­димо прибегать и к телесным наказаниям, но святитель Игнатий в одном из сво­их писем к духовной дочери запрещает ей наказывать своего ребенка таким обра­зом.

Ответ.Даже в Библии сказано, что сына нужно бить жезлом (см. 2Цар. 7, 14), а дочери не по­казывать веселого лица (см. Сир. 7, 26). Конечно, наказывать детей нужно, но не обязательно бить их палкой, можно ремнем или розгой. Наказание может быть разным. Возможно, святитель Игнатий дает такой совет потому, что в том случае достаточно было вразумления. Кроме того, святитель Игнатий на себе испытал чрезмерную стро­гость отца при воспитании и, видимо помня свое трудное детство, других жалел. Думаю, что необходимо рассматривать каждый конкретный случай. Надо также учитывать, какие это были люди. Все мы сейчас, грубо говоря, хамы. А святитель Игнатий писал дворянке, принадлежавшей к культурному, утонченному обществу, в котором люди всё могли понять и без грубых наказаний. В то время люди в целом были более по­слушные, кроткие, склонные к тому, чтобы внимать доброму учению (особенно в дворянских семьях), поэтому к ним можно было проявить мягкость.