Псалом 5

Пятый псалом имеет над собою надписание следующее: псалом Давидов о наследствующем. Но кто этот наследствующий, которого пророк имел в виду при составлении псалма сего? Мнения о сем предмете различны; но мы предпочитаем всем другим мнение блаженных Иеронима и Августина и Евфимия Зигабена, которые под именем наследствующего понимают весь род человеческий, имущий, по их словам, своими добродетелями наследовать живот вечный, благодатию Христа Иисуса, о Нем же порождени есьмы в наследие нетленно и неувядаемо, соблюдено на небесех; в самом же псалме видят прежде всего самого царя и пророка Давида, молящегося Богу о избавлении его от гонения Саулова и всех прочих врагов его, а за ним и в лице его, на необозримом пространстве веков и мест до скончания мipa, усматривают и всю святую церковь и каждого верующего в особенности, подобно ему страждущих и подобно ему с молитвою к Богу обращающихся о избавлении их от врагов тьмочисленных и так же как и он, желающих изыти из сего жития многомятежного и внити в наследие покоя вечного. Вообще должно при сем однажды и навсегда заметить, что пророки и все святые мужи, как тайно водимые Духом Божиим, никогда о себе и для себя исключительно не молятся, хотя и выражаются иногда по обычаю в первом лице и числе единственном, но всегда, по любви и благожеланию к человечеству, имеют в виду всё человечество, себе же исключительно усвояют только общие всем человекам слабости и недостатки, выражая тем пред Богом своё смирение и самоуничижение, как основное качество и необходимое условие духа молитвенного. Посему-то и каждому из нас заповедано от Господа в молитве к Отцу Небесному взывать: Отче наш, а не Отче мой, так чтобы мы, моляся о себе и о других, в ходатайстве пред Богом взаимно друг другу помогали и друг друга возбуждали и поощряли. С сей именно точки зрения мы будем смотреть и на слова пророка в избранном нами псалме, будет ли он говорить в числе единственном, или во множественном.

Глаголы моя внуши, Господи, так начинает пророк свой молитвенный псалом, разумей звание мое, вонми гласу моления моего, Царю мои и Боже мой, яко к Тебе помолюся, Господи (Пс.5:2–3).

Какая умилительная трогательность в словах пророка, приступающая к молитве, какая живость и нежность чувства, какая глубина мысли и сила убеждения! Это язык не холодного размышления и не притворной и приторной восторженности, которые нередко случается встречать в молитвах новомодного покроя – чисто человеческих, иногда даже с важными и грубыми погрешностями против чистоты и святости веры, но язык искреннего чувства, выходящего из глубины души и потрясающего душу внимающего ему, язык сердца, глубоко проникнутого своим положением и, так сказать, невольно вызывающая на участие в нём. Не без особенной цели и значения употреблены здесь слова, по-видимому, тождезначащие, каковы суть: глаголы, звание, глас моления, также: внуши, разумей и вонми. Bcе oни, конечно, выражают один и тот же предмет, т. e. услыши, Господи, молитву мою, но мысль и чувство, проходя чрез сии слова, постепенно возрастают, усиливаются и возвышаются до той меры, какая потребна для возбуждения внимания; и участия в слушающем оные. Таким образом, в них, при видимом их тождестве, ощутительно обозначаются различные степени молитвенного воззвания в восходящей линии. Та же постепенность силы возрастающей изображается и в повторении одних и тех же, или в совокуплении различных имён Божиих, как то: Господи, Господи, Царю мои и Боже мой. Называя Бога Господом, мы признаём Его владычество над собою и над вселенною; называя Царём, благодарственно исповедуем Его воцарение в деле искупления человеческого рода, как о сем тот же пророк в другом месте ясно говорит: Господь воцарися, да радуется земля, да веселятся острови мнози, да постыдятся кланяющиися истуканным, хвалящиися о идолех своих (Пс.96:1–7); называя наконец Богом, мы сознаём Его всемирное творчество, управление и провидение. Поступая таким образом, т. е. совокупляя в молитве нашей сии досточтимые имена во едино, мы тоже самое делаем, что делает умное дитя в отношении к своему отцу и матери, когда, желая чего-либо испросить у них, ублажает их всеми именами, какие только детская смышлёность может придумать, или память припомнить. Самая же верхняя степень молитвенной лествицы указана пророком в следующем стихе.

Заутра услыши глас мой, говорит далее пророк, заутра предстану Ти и узриши мя (Пс.5:4).

Под словом заутра здесь не должно разуметь завтрашнего дня, ибо назначать Богу срок для услышания молитвы нашей, было бы странно и нечестиво: Бог, как существо верховное и ни от кого не зависимое, творит вся, елика и егда хощет; не должно также разуметь исключительно и одного утреннего времени, хотя сиe время, как обыкновенно предваряемое ночным сном и покоем и ещё свободное от дневной суеты и рассеяния, и признаётся наиболее способным и благоприятным для молитвы, и чем ранее, тем лучше, ибо безопаснее от всякаго рода житейских помешательств, и пророк любил им пользоваться для своих Богоугодных занятий, как это видно из его собственных слов: Готово сердце мое, Боже готово сердце мое: воспою и пою во славе моей, востану рано. Исповемся Тебе в людех, Господи, пою Тебе во языцех (Пс.107:2–4). Но должно разуметь преимущественно рассвет духовный, рассвет души, дотоле объятой мраком неведения или самозабвения, прозрение с ужасом во глубину собственного растления, пробуждение от сна греховного в сокрушении сердечном и в слезах покаяния и внезапное озарение благодатию свыше. Этот-то рассвет в соединении с рассветом вещественным или дневным и составляет то вожделенное утро, которого желает и ищет пророк, которое обещает посвятить на молитву и в которое намерен предстать пред лицо Бoжиe и надеется быть благоволительно от Господа увиденным. Заутра, говорит он, услыши глас мой, заутра предстану Ти, и узриши мя. Без сего рассвета или утра в душе нашей сердцеведец Бог и среди света полуденного не увидит и не приметить нас, а в деле молитвы милостивое воззрение Божие на молящегося есть самое главное. Посему-то Бог у пророка Исаии, во гневе Своём на недостойных молитвенников, угрожает им, как самою тяжкою казнию, тем, что Он во время молитвы их отвратит очи Свои от них. Егда прострете, глаголет Он к ним, руки ваша ко Мне, отвращу очи Мои от вас, и аще умножите моление, не услышу вас (Ис.1:15). Ту же мысль выражает и пророк Михей, когда говорит: тако возопиют ко Господу и не послушает их, и отвратит лице Свое от них (Мих.3:4). Да и небесный Учитель, убеждая учеников Своих к тайной и уединённой молитве, в противоположность фарисейской лицемерно открытой, в доказательство преимущественного достоинства первой пред последнею, выставляет особенно то, что Отец небесный молящегося таким образом непременно увидит и по его прошению сотворит, между тем как к молящемуся фарисейски не склонит ни взора, ни слуха Своего, и даже с пренебрежением и гневом его отвергнет. Ты же, егда молишися, говорит Он им, вниди в клеть твою и, затворив двери твоя, помолися Отцу твоему, иже в тайне: и Отец твой видяй в тайне, воздаст тебе яве (Мф.6:6).

Следующий за сим стих заключает в себе причину, почему пророк, приступая к молитве, требует от себя и от других такого внутреннего очищения сердца, такой самособранности духа и неразвлекаемости мыслей, избирая для сего утреннее время, как наиболее к тому удобное, и предлагает, оные Богу в виде убеждения и как бы некоторого права на благосклонное пpиятиe его молитвы и удовлетворение оной. Яко Бог, не хотяй беззакония, Ты ecи, говорит пророк, обращаясь к Богу; не приселится к Тебе лукавнуяй (Пс.5:5). Т. е. потому я, Господи, хочу предстать к Тебе в молитве, заутра никем и ничем неразвлекаемой и не смущаемой, с душою очищенною и сердцем успокоенным, что знаю Твою высочайшую святость и чистоту, тьмами тем солнца светлейшую; знаю, что Ты не любишь неправды; не терпишь беззакония, гнушаешься лукавнующих и преграждён путь к Тебе для нечествующих; ибо кое общение света ко тьме, и правде – к беззаконию? В сем случае пророк делает то же, что делал в своё время апостол Павел, когда, в Послании к евреям, прося молитв их о себе, между прочим написал: молитеся о нас, уповаем бо, яко до́бру совесть имамы, во всех до́бре хотяще жити (Евр.13:18). Смысл слов апостола есть таков: не ленитесь и не опасайтесь молиться о нас; потому что мы уверены в своей доброй совести и желаем во всём вести себя честно. Ибо иначе молитва ваша за нас была бы безуспешна и труд ваш был бы напрасен.

Таким же образом должен поступать и каждый из нас, возлюбленные о Господе чада и братия; хотим ли молиться мы сами, или просим молитв за себя у других, должны прежде всего позаботиться о своей доброй совести и положить твёрдое и решительное намерение вести себя честно и неукоризненно во всём, да не будет молитва наша о себе и других об нас, яко медь звеняща, или яко кимвал звяцаяй, всуе точию воздух бияй.

Ниже пребудут беззаконницы npeд очима Твоима: возненавидел ecи вся делающия беззаконие, погубиши вся глаголющия лжу: мужа кровей и льстива гнушается Господь (Пс.5:6–7).

Слова сии составляют продолжение предыдущих и заключают в себе частию объяснение, а частию подтверждение и усиление мысли, изложенной в пятом стихе. Там представляется Бог не хотящим беззакония и не допускающим к Себе лукавнующих, а здесь до того не терпящим беззаконников, что они, так сказать, и на глаза к Нему явиться не могут, и до того ненавидящим их, что не только творящих беззаконие, но и говорящих ложь погубляет, и людей, как жестоких и мстительных, так и лукавых и ласкательных, гнушается. При таком грозном пророческом описании Бога правосудного, невольно рождается в душе вопрос, подобный тому, какой возник некогда в уме апостолов, при слушании беседы Христовой о крайнем неудобстве и почти невозможности для богатых внити в Царствие Божие: аще сия тако суть, то кто убо спасен быти может (Лк.18:26)? Особенно для многих, думаю, из нас, по растленным нравам и обычаям нашего времени, может представиться странным и непонятным, и даже с существом Божиим несообразным то, что Бог, по словам пророка, и простую ложь, и искусный обман, и остроумное лукавство, и притворно-приветливое, или намеренно-льстивое слово, без которых мы ныне, особенно в высших слоях общества, ни жить, ни ступить не можем, не извиняет и не прощает; но всех в том виновных, наравне с мужами кровей и беззакония, самого грубого, осуждает и обрекает на вечную погибель. Как, скажут вероятно в один голос многиe, за несколько ласкательных слов, сказанных в утешение ближнему, недугом самолюбия страждущему, и с немалою пользою для себя, за изворотливый обман, которым приобретены, или обеспечены для нас значительный выгоды, за маленькое лукавство, которое оказалось необходимым для восторжествования над досадным соперником, за искусную, часто забавную ложь, от которой пострадал один, а получили удовольствие многие, быть осуждёнными от Бога, беспредельно милосердого, на погибель временную, или вечную! Возможно ли это? Скажите лучше, други мои, возможно ли избежать в сем случае подобного осуждения, как кары, нами сугубо заслуженной? Если Бог беспредельно милосерд, то вместе и беспредельно правосуден. Если же Он милосерд к нам, то милосерд и ко всем другим, а в том числе и к жертвам нашей лжи и обмана, ласкательства и лукавства. Какое же после сего имеем мы право себя подводить под Его милосердие, а их исключать из оного? Не оскорблён ли Он нашими поступками, сколь бы они ни казались нам легки и маловажны, но, тем не менее противны закону Его, как закону истины, ибо Бог есть самосущая истина, – не оскорблён ли, говорю, Он нами сугубо – и в лице их, и в лице даже собственно нашем, как общий наш Творец и Искупитель, Судия и Защитник, в лице их, как нами обиженных, а в нас самих, как исказивших, и обезобразивших в себе образ и подобие Божие, чрез привнесение в него черты чуждой и несвойственной, так, что мы в одно мгновение уже теряем своё богоподобие, которым до сего времени были столь возвышены? Но сего ещё не довольно: не унижен ли и не поруган ли в сем случае и Он Сам лично и непосредственно? Ибо что такое ложь? Уклонение от истины, или искажение и извращение её. А Бог, как известно вам, есть первообразная истина и единственный источник всякой истины, след., говорящий ложь какую бы то ни было, легкомысленно или злонамеренно, поражает Бога, так сказать, в самое сердце. Откуда ложь явилась в миpе, кто её отец? По свидетельству Христову, отец лжи есть диавол и он первый принес её в мир: вы отца вашего диавола есте, говорит Господь к иудеям лжелюбивым, и похоти отца вашего хощете творити: он человекоубийца бе искони и во истине не стоит, яко несть истины в нем: егда глаголет лжу, от своих глаголет, яко ложь есть и отец лжи (Ин.8:44), или, как выражается св. Иоанн Богослов, яко диавол исперва согрешает (1Ин.3:8). След., мы, говоря ложь, оставляем Бога благодетеля и переходим на сторону врага Его и нашего – диавола. Теперь, судите сами, легко ли это, маловажно ли в отношении к Богу, благоразумно ли и рассудительно ли в отношении к нам? Каким именем назвать наш поступок? Где себя поставить, не говорю уже на суде Божием, но даже на суде собственной, совести? Милосердию ли здесь место, или правосудию? А что такое разного рода хитрости, обманы, ласкательство, человекоугодие и лукавство, получившие ныне в наших образованных обществах как бы право на почётное гражданство, – что иное, как не видоизменения одной и той же лжи, столь душевредной и столь богопротивной? И это ли грешки, так называемые, лёгкие, неизбежные, преходящие и почти невинные? Нет, не то видел в них и не так судил об них богопросвещённый пророк. Погубит Господь, говорил он, вся глаголющия лжу. Мужа кровей и льстива гнушается Господь. Кости человекоугодников Бог разсыплет, и где притом? При аде (Пс.52:6, 140:7). О! я ни мало не удивляюсь после сего, что пророк, по своему царственному званию, поставленный судьбою, так сказать, под самыми выстрелами лжи, крайне боялся её, всемерно остерегался от неё сам и многократно и ревностно молил о том Бога. Господи, взывал он, избави душу мою от устен неправедных и от языка льстива. Что дастся тебе, или что приложится тебе к языку льстиву? (Пс.119:2–3). И в другом месте: не уклони сердце мое в словеса лукавствия (Пс.140:4). Он хорошо знал, какое великое зло ложь, и какие гибельные от неё последствия. При таком только условии и в таком расположении духа пророк мог смело усвоять себе надежду на милосердие Божие, и право на внитие в дом Господень. Потому-то пророк и говорит далее: Аз же множеством милости Твоея вниду в дом Твой и поклонюся ко храму святому Твоему, во страсе Твоем (Пс.140:7). Заметьте, слушатели, что пророк надеется войти в дом Господень не иначе, как только по Великой милости Божией. Так ли поступаем мы? Нет ли между нами напротив таких, которые, посещая дом Божий изредка, иногда через неделю, иногда через две и более, думают, что они делают великую милость и одолжение Богу посещением дома Его, и даже имеют иногда дерзость и глупость хвалиться пред ближними своими, что они ни одного воскресного или праздничного дня не пропускают без посещения дома Господня. Други мои! Не хвалиться и тщеславиться нам должно сим, но радоваться и благодарить Бога, что Он удостоил нас пpиятия в доме Своём. Не радуемся ли мы и не благодарим ли царя земного, когда он удостаивает нас своего ласкового слова, а тем ещё более, и своей царской трапезы? Но здесь Царь царей и Господь господей приемлет нас в дом Свой, милостивно беседует с каждым из нас и независтно с нами разделяет трапезу Свою, и из какого брашна и пития уготованную? Из Пречистой Плоти и Крови Единородного Сына Своего, коих и одна крупица и одна капля, достойно приемлемые, доставляют нам право на наследие жизни вечной и благ нескончаемых и неизреченно сладостных. Заметьте также, что пророк радуется, что может поклониться не во храме Божием, ибо для него, как царя мирянина, не было места во храме или святилище, которое исключительно предоставлено было священникам, а только ко храму, и притом как? во страхе и благоговении, достойном величия Божия. Что же после сего подумать и что сказать о тех бесстрашных посетителях храма в наше время, которые, представ пред лице Божие, думают не о Боге, а о самих себе и окружающих их, не постоят спокойно на месте; переступают с ноги на ногу и принимают различные, часто странные положения тела, обращают взоры и мысли свои семо и овамо, и, усмотрев вокруг себя то друзей и знакомых, то людей в каком-либо отношении интересных для них, или лично враждебных, или с одними подобострастно раскланиваются, а с другими нежно улыбаются и перемигиваются, к иным протягивают руку с большим запасом приветствий и разговоров, а к другим обращаются с презрительным взглядом, или горькою насмешкою, что, говорю, должно об этих людях сказать и подумать? Что иное, как не то же, что изрёк некогда пророк о подобных им, яко несть страха Божия пред очима их, и углие огненное собираютна главы свои, яко всуе приходят попирать дворы Господни, сего ради погибель их не дремлет и огнь их не угаснет? Что иное, как не то же, что сказал к таковым пророк Исаия: еда мало вам есть труд даяти человеком, како Господеви даете труд (Ис.7:13)? Или, ещё лучше, что Сам Господь во гневе Своём к презрителям святыни храма проглаголал: дом Мой дом молитвы есть, вы же сотвористе его вертеп разбойников. Аще же кто растлит храм Божий, прибавляет апостол, растлит сего Бог.

Впрочем к чести человечества и к стыду нашему должно сознаться, что такое бесстрашие и такое неуважение к храмам Господним и к Богу, в них невидимо присущему, есть зараза почти только нашего времени. Предки наши так не поступали. Не только во храмах пребывали они со страхом и благоговением, в глубоком молчании и сокрушении сердечном, не позволяя себе ни слова, ни взгляда, ни движения, святости места неприличных, но и мимо храмов, даже на далёком расстоянии, с главами покровенными и не осенивши себя крестным знамением не проходили. Не без утешительных исключений, конечно, и ныне; есть и ныне души богоизбранные, которые верно и ненарушимо соблюдают отеческие предания. Но как они с году на год становятся редки и для человеческого взора мало приметны! О, да ублажит Господь нового Cиoнa и разрушающиеся стены Иерусалима да созиждутся. Да возрастит и умножит семя святое Своё, яко звезды небесные и яко песок морской!

Господи, настави мя правдою Твоею, враг моих ради исправи пред Тобою путь мой (Пс.5:9).

Пророк для полного обеспечения себя со стороны врагов своих придумал новое и совершенно верное средство: он решается устроить жизнь свою так, как сего требует правда Божия, или, что тоже, закон Божий. Но поскольку сознаёт и чувствует, что он сам собою, своими собственными силами, сего сделать не может; ибо прилежит человеку, по свидетельству писания, от юности его помышление на злая, или, как говорит апостол, еже хотети добраго, приложит ему, а еже содеяти доброе, не обретает он в себе ни сил, ни решимости и твёрдости (Рим.7:18): то для сего обращается он с молитвою к Богу, испрашивая от Него себе наставления и помощи. Господи, взывает он, настави мя правдою Твоею, ради враг моих исправи путь мой пред Тобою. Поступая таким образом, пророк в одно и то же время одним, так сказать, движением духа своего приобретает для себя двойную выгоду. Во-первых, поставив себя чрез молитвенное обращение к Богу в невидимое Его присутствие, он чрез то как бы удаляется в неприступную крепость, в которой он со всех сторон безопасен и к которой враги его и подойти не могут, а тем ещё более вредить ему, или, по его же выражению в другом месте, в крове крил Господних и в тайне лица Божия сокрывается так, что в сем убежище не убоится он ни страха нощнаго, ни стрелы летящия во дни, ни вещи, во тьме преходящия, ни сряща и беса полуденнаго; падет тогда от страны его тысяща и тьма одесную его, к нему же не приближится: не приидет к нему зло и рана не приближится телеси его (Пс.60:5, 90:5–10). Во-вторых, став, при помощи и наставлении свыше, на путь указуемый правдою или законом Божиим, он вдруг отнимает чрез то у врагов своих всякий случай и повод к нападениям на него; ибо враги наши, сколь бы ни были сами в себе нечестивы, для своихнападений, каковы например суть упрёки, хулы, порицания и пересуды, подозрения и происки, обыкновенно ищут в нас не добродетелей, которые составляют материал для них вовсе бесполезный, а пороков, или по крайней мере слабостей и неосторожностей, которыми всегда умеют ловко, для своих видов, пользоваться. И так, собственно говоря, не враги наши опасны нам, но живущий и разнообразно действующий в нас грех, он один может подлинно вредить нам; это есть в руках врагов всегда готовое оружие в нас против нас; без него вся их злоба и коварство, все происки и козни остались бы безуспешны. Вот почему Богочеловек Иисус в пример и научение наше сказал о князе злобы поднебесной: грядет мiра сего князь, но во Мне не имать ничесоже, т. е. не найдёт во Мне греха, которым бы мог уязвить Меня. К тому же стремится и пророк, намереваясь, противопоставить врагам своим жизнь по закону Божию, жизнь безгрешную. Конечно, клевета врагов умеет недостаток грехов действительных восполнять и заменять грехами вымышленными; но и клевете не легко вымышлять преступления, без всякого в нас основания, и потому она всегда старается найти в нас что-либо такое, к чему может прицепить свой вымысел. Если же она доходит иногда и до такого бесстыдства, что сама от чрева своего изобретает и основание и преступления, усвояемые нам; то в таком случае торжество, правда, тяжкое и болезненное, но за то тем блистательнейшее и совершеннейшее, остаётся уже не на стороне клевещущих, но на стороне оклеветаемых. Сердцеведец Бог, выну назирающий пути и мысли человеческие, рано или поздно посрамит и сокрушит первых, превознесёт и прославит последних. Ты же, говорит Бог чрез пророка к клеветнику, седя, на брата твоего клеветалеси и на сына матере твоея полагал еси соблазн. Сия сотворил ecи, и Аз умолчах, ты же вознепщевал ecи беззаконие, яко буду тебе подобен; но обличу тя и представлю пред лицем твоим грехи твоя (Пс.49:20–21), и устнама твоима ят будеши и поползнешися в них (Сир.23:7). Блажени есте, взывает Господь к оклеветаемым, егда поносят вам и ижденут и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, Мене ради: радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех (Мф.5:11–12). Но что это за враги, от нападения которых так заботливо ограждает себя пророк? Это суть, по словам св. Афанасия Великого и блаженного Феодорита, демоны и вси нечестивии человецы, во грех человека влекущии. Потому что в таком случае и человеки, созданные по образу Божию, как творящие волю демонов, сами, по словам Христовым, преобразуются в демонов. Подлинно такие враги сто́ят того, чтобы всемерно позаботиться или укрыться от них, или поставить себя в такое положение, в котором бы могли мы смело и отважно, решительно и победоносно противитися им в день лют и вся содеявше стати.

Яко несть во устех их истины, пророк так изображает их далее, сердце их суетно, гроб отверст гортань их, языки своими льщаху (Пс.5:10).

Изображение достойное лиц изображаемых! Припомните, что здесь речь идёт о врагах пророка, которые суть вместе и враги Христовы, не только потому, что пророк, как известно, прообразовал собою лицо Христово, но и потому, чтo все восстающие против святых Божиих суть личные враги Самого Бога и Христа Его. Не прикасайтеся помазанным Моим, глаголет Господь Вседержитель, и во пророцех Моих не лукавнуйте: зане касаяйся их, яко касаяйся в зеницу ока моего. (Пс.104:15; Зах.2:8). Возможно ли же лучше, вернее и сильнее изобразить их, нежели как изображает их пророк? Несть истины, говорит он, во устех их. Сердце их суетно! Почему? Потому, что истина есть свет, а враждующий против ближнего своего, по свойству самой вражды, не может оставаться во свете и переходит во тьму: глаголяй себе во свете быти, богословствует св. апостол Иоанн, а брата своего ненавидяй, во тьме есть доселе, и во тьме ходит, и не весть, камо идет, яко тьма ослепѝ очи его (1Ин.2:9–11), и в другом месте ещё яснее и решительнее: аще кто речет, яко люблю Бога, а брата своего ненавидит, лож есть и истины несть в нем. (1Ин.4:20). Но если враждующие против ближних своих суть сами в себе ложь и во тьме ходят, а истина есть свет, непричастный тьме, то, естественно, и в сердце своём содержать истины и устами своими износить её не могут. Сердце их, по словам пророка, суетно, т. е. пусто для истины, но не пусто для лжи и обмана. Превратные понятия, фальшивые представления, мечтательные страхи, обманчивые ощущения, мрачные подозрения, коварные вымыслы и замыслы, хитрые подыски и планы, клевета и ласкательство, тайная злоба и скрытная ненависть и прочее тому подобное сверху до низу наполняют его; но тем не менее вся эта многосложная и безобразная рухлядь не только не уничтожает пустоты его, но напротив как бы ещё расширяет её: суета суетствий, или, что тоже, пустота пустот открывается в нём и после того. Таким образом суетно сердце человеческое, когда мыслит и чувствует не то, что должно, и не так, как должно; когда занимается плотским, а не духовным, земным, а не небесным, не божественным, а человеческим и даже скотским; когда помышляет не о опасении, а о растлении; не о пользе ближнего, а об его пагубе, не о служении Богу, а об удовлетворении своих страстей и похотей; когда допуская грехи и тайные и явные, не вменяет их себе в грехи, но приискивает для них благовидные предлоги и изворотливые оправдания, или искусно слагает на других. Таково сердце нечестивых!

Гроб отверст, по выражению пророка, гортань их. Гроб закрытый, окуренный фимиамом и со вне украшенный, ещё может быть довольно сносен для присутствующих при нём, но к гробу отверстому, из которого исходит смрад и зловоние гниющего трупа, кто может без омерзения приблизиться, а тем более долго при нём находиться? Такова гортань нечестивых изрыгающая слова, дышащие зловонием гpеxa и смрадом беззакония. Но из всех злосмрадных слов изрыгаемых гортанию нечестивых, пророк указывает преимущественно на слова ласкательные: языки своими льщаху, говорит он далее. Значит, ласкательство, при всей его наружной благовидности и нередко украшенности, для тонкого и чуткого обоняния людей благодатно очищенных, наиболее смердит, скорее заражает и глубже растлевает: это есть тонкий, но сильный яд, в одно время отравляющий и подаю́щего и приемлющего, и хотя медленно, но всегда верно убивающий того и другого, или, по выражению пророка, есть бритва, с обеих сторон изощрённая и потому обосчная. Вот почему пророк Израилев как сам всемерно остерегался ласкательства и призывал Бога во свидетеля, яко несть льсти в языце его (Пс.138:4), так и других убеждал к тому же: уклони язык твой от зла, говорил он, и устне твои, еже не глаголати льсти (Пс.34:14), и многократно молил Господа, избавить душу его от устен неправедных и от языка льстива (Пс.119:2). Богопросвещённый пророк, без сомнения, хорошо знал, что говорил и делал. От чего же мы, на ласкательные слова так падки и склонны, как мухи на мёд, в котором погибают, и как рыбы на искусно приправленную уду, которою уловляются и здесь находят себе смерть?.. Одно неразумие нaшe причиною тому, одно ослепление своею страстию и самообольщение досамозабвения закрывает пред нами бездну, в которую мы готовы низринуться. А исконный враг Бога и человека – диавол, сим путём ежедневно уловляя бесчисленное множество сынов Адамовых, того только и хочет, о том только и заботится и, ежедневно успевая в том, с своими клевретами радуется. Остережёмся же, возлюбленные, оградим себя сюду и сюду страхом Божиим и памятию о своём ничтожестве и смиренномудрием и не попустим врагу Божию и нашему возрадоваться о нашей погибели Положим себе за правило, всякий раз, когда услышим о себе слово ласкательное, прикрывать себя смиренным молчанием, припоминая в душе своей предостерегательное слово пророка: сыне человечь, посреде сетей ходиши; уклони ногу твою от строптиваго.

Суди им, Боже, да отпадут от мыслей своих, по множеству нечестия их изрини я, яко преогорчиша Тя, Господи (Пс.5:11).

Наконец огорчённый пророк и многими тяжкими и долговременными обидами и притеснениями со стороны врагов своих выведенный как бы из терпения, просит им у Бога суда и наказания. Суди им, Боже, взывает он, и изрини я. Но и здесь, смотрите, удивляйтесь и учитесь мудрости, кротости, великодушию, человеколюбию и благочестию св. мужей; смотрите и удивляйтесь, как любовь к Богу и ближнему всё в них побеждает и над всем владычествует. Чувство тяжкой скорби и долговременного страдания исторгает у них жалобные вопли к Богу правосудному против неправедно ненавидящих и преследующих их, но любовь к ближним удерживает порывы негодования их и заставляет их желать и просить только вразумления зломыслящих и исправления заблуждающих, ревность к славе Божией, нечестием униженной и поруганной, заботится только о восстановлении её чрез изриновение нечествующих; не обременяют они своих обидчиков упрёками, хулениями и проклятиями, не вызывают на поражение их громов и молний, не жаждут их конечной погибели, но ищут только в правосудии Божием средств для обращения их на путь правды и истины, желают только, чтобы они своими беззаконными поступками не огорчали более Бога милосердого и долготерпеливого. Суди им, Боже, вопиет пророк о врагах своих, но для чего? да отпадут от мыслей своих, отвечает он, т. е., для того, чтобы они оставили свои злые мысли, преступные желания, беззаконные намерения и богопротивные деяния и, обратившись на лучшее, избежали чрез то осуждения вечного. Изрини я, продолжает пророк, исторгни их от места своего, которое они соделали вместилищем неправды, убежищем порока, вертепом беззакония, и низвергни с высоты, на которую Ты их поставил, для того, чтобы они удобнее могли видеть скорби и нужды бедствующих собратий своих и спешили помогать им, между тем как они, став на ней, увидели только в более светлом и блестящем виде самих себя, свои мечтательные совершенства и достоинства, и, создав из своей самообольщённой личности род божества, поклонились ему прежде всего сами, а потом того же поклонение потребовали и от других. Изрини их, говорит пророк, и опять не потому, что они жестоко гнали, поносили и преследовали его, а потому, что множеством нечестия своего преогорчили Господа; по множеству нечестия их изрини я, яко преогорчиша Тя, Господи.

И да возвеселятся вcи уповающии на Тя, во век возрадуются и вселишися в них и похвалятся о Тебе любящи имя Твое (Пс.5:12).

Когда праведники страждут, а нечестивые благоденствуют, когда первые в разных случаях жизни своей встречают затруднения, неудачи и потери, поражения и бедствия, а последние, что ни делают, что ни предпринимают, всегда и во всём получают успех и живут в обилии и роскоши, счастливо и покойно; тогда представляется, что как будто Сам Бог оставил первых и между ними более не жительствует,а возлюбил последних и им на всех путях покровительствует. Зрелище это так прискорбно, поразительно и болезненно, что и самые великие праведники, при виде его нередко, хотя и на краткое время, соблазняются, смущаются и колеблются. Мои же вмале, сознаётся благочестивый сын Иессев, не подвижастеся нозе, вмале не пролияшася стопы моя. Яко возревновах на беззаконные, мир грешников зря, яко несть восклонения в смерти их и утверждения в ране их, в трудех человеческих не суть и с человеки не приемлют ран (Пс.72:2–5). Сынове их, яко новосаждения водруженная в юности своей, дщери их удобрены, преукрашены, яко подобие храма, хранилища их исполнена, овцы их многоплодны, волове их толсти, несть падения оплоту, ниже прохода, ниже вопля в стогнах их. Ублажиша люди, им же сия суть (Пс.143:12–15). Посему естественно, что когда мера долготерпения Божия для нечестивых исполнится и Его правосудие вечное вступит в права свои; когда Господь, крепкий и сильный в брани, став о страну праведника оскорбляемого и обидимого, в защиту его оружие Свое очистит и лук Свой напряжет на поражение озлобляющих его, тогда очевидно сцена переменится и настанет торжество для всего сонма мужей праведных. Cиe-то торжество имея в виду, пророк, при мысли об испрашиваемой им себе у Бога защите и помощи, и сказал, в роде убеждения к благосклонному пpиятию молитвы его, вышеприведённые слова: да возвеселятся ecи уповающии на Тя, во век возрадуются, и вселишися в них и похвалятся о Тебе любящии имя Твое. Т. е., как бы так сказал пророк: если я сам по себе и не заслуживаю того, чтобы Ты, Господи, вступился за меня, наказав врагов моих, но поскольку я на Тебя Единого надеялся, на Тебя уповал, к Тебе привержен был от чрева матери моей и Твоим именем хвалился; то защити меня не для меня, но для всего светлого сонма уповающих на Тебя и любящих имя Твоё, дабы они, видя Твою мне защиту и поражение врагов моих, возвеселились и возрадовались за меня и за себя, – за меня, что Ты не оставил надежды и упования моего на тебя тщетными, – а за себя, что Ты в защите моей и низложении врагов моих дал им новое уверение в Своей к ним милости и в Своём невидимом при них и среди их присутствии и всегда готовом охранении их. Ибо наибольшая радость праведных состоит в уверенности, что Господь с ними и в них пребывает и соделал их Своим домом или селением, по обетованию Своему: вселюся в них и похожду, и буду им Бог и тии будут Мне людие (2Кор.6:16), и наилучшая их похвала есть безопасность под охранением всемогущей десницы Божией в жизни временной, и венец славы неувядаемый в жизни вечной. За верность сего изъяснения ручается сам пророк в последующих словах, в которых он, продолжая предыдущую мысль, частию объясняет, а частию подтверждает оную. Яко Ты благословиши праведника, Господи, говорит он далее, яко оружием благоволения венчал ecи нас (Пс.5:13). Благословение Божие и opужиe Его благоволения суть выражения почти совершенно тождественные, только одно собственное, а другое переносное, означающие особенную милость и любовь Божию. В настоящем месте они отнесены исключительно к праведникам и заключают в себе ту мысль, что праведники, видя подобного себе праведника, от обид и оскорблений защищённого, а врагов его сокрушённых и рассеянных, не могут не веселиться и не радоваться о нём, потому что видят на нём, а в лице его и на самих себе, благословение Божие – источник всякого блага и блаженства на земле и на небе, и потому что, к утешению своему, узнают при сем об особенном к себе благоволении Отца Небесного, который не оставит их искуситися паче, неже возмощи им понести, но сотворит им со искушением и избытие и, по множеству болезней их возвеселит душу их (Пс.93:19), а лёгкое печали нынешнего века обратит для них в тяготу вечной славы. Таким образом, соединив сию мысль с предыдущею, мы получаем полный состав речи пророческой в следующем виде: да возвеселятся надеющиеся на Господа, потому что Господь благословляет праведника и благоволит к исполняющим закон Его. Значит, истинная причина радости и веселия праведных заключается в том, что они в духе своём слышат и ощущают, по апостолу, свидетельство Духа Божия о благословении и благоволении к ним Божиих. Самый Дух, говорит апостол Павел, спослушествует духови нашему, яко чада Бoжия есмы, аще же чада, и наследницы: наследницы убо Богу, снаследницы же Христу (Рим.8:17). Но о каком благословении и благоволении Божием говорит здесь пророк? О всяком вообще, и временном и вечном, в частности же, без сомнения, имел в уме своём то особенно важное, безмерно-великое и вечно-блаженнотворное благословение Бoжиe, которым Христос Богочеловек на последнем суде Своём огласит сущих одесную Его праведников, глаголя: приидите, благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам царствие от сложения миpa, и то чудное, необычайно сильное, или, лучше сказать, всемогущее оружие благоволения Божия, которым Отец Небесный увенчал весь род человеческий, т. е. Крест Христов; ибо ни в чём милосердый Бог не показал более любви Своей к роду человеческому, как предавши за спасение его Сына Своего Единородного на крестные страдания и смерть поносную. Тако возлюби Бог мир, свидетельствует Сам Господь, яко и Сына Своего Единороднаго дал есть, да всяк веруяй в Онь не погибнет, но имать живот вечный (Ин.3:16). По сей причине апостол Павел ничем более не хотел хвалиться, как только Крестом Христовым: мне же, писал он к Галатийцам, да не будет хвалитися, точию о Кресте Господа нашего И. Христа, им же мне мир распяся, и аз миру (Гал.6:14). По сей также причине истинные христиане всех времён и народов столько дорожили Крестом Христовым, что всем охотно для него жертвовали, оставляли имущество, домы, жён и детей, честь и славу, бестрепетно шли на огонь и меч и радостно проливали кровь свою. По той же, наконец, причине крестное знамение, как выразительнейший символ любви и благоволения к нам Божия, соделалось необходимою принадлежностию всех молитв наших к Отцу Небесному, дабы под сею печатию, столь Ему знакомою и вожделенною, они благоприятнее были от Него приняты и благоволительнее выслушаны и исполнены. Сколь посему благ и милостив Господь, что Сам дал нам cиe оружиe Своего благоволения, для побеждения Своего правосудия, всегда готового карать наши беззакония, но пред сим оружием охотно отступающего и дающего своё место милосердию!