Псалом 1 и 2

Приступим, во имя Божие, к исполнению обещания нашего, в предыдущей беседе вам данного. Празднуемый ныне св. церковию благознаменитый День Введения во храм Пренепорочной Девы Богоматери да будет днём и нашего вступления во святилище богодухновенной книги Псалмов, или, по переводу с еврейского подлинника, книги хвалений Давидовых, наиболее известной христианам под именем Псалтири царя и пророка Давида. День сей церковь называет благоволения Божия предображением и человеком спасения проповеданием; ибо в храме Божии ясно Дева явилась и Христа всем предвозвестила. Да будет же он и для нас, по молитвам и предстательству всегда готовой Заступницы нашей Пресвятой Богородицы, залогом и знамением благодатного озарения и просвещения свыше всякий раз, когда мы будем углубляться в слово пророческое; ибо и в сем слове не другой кто либо, как тот же Христос Господь предвозвещается и благовествуется.

Но дабы войти, сколько возможно, ближе и глубже в дух и положение священного писателя, чтобы живее и яснее представить и вернее изобразить силу и значение его писания и каждого в нём речения; то я прежде всего хотел бы, чтобы вы вместе со мною перенеслись вашими мыслями и вашим воображением более, нежели за три тысячи лет от нашего времени, и слишком за одиннадцать веков до рождества Христова, чтобы, оставив на время Варшаву, переселились умственно в Иepycaлим, с берегов Вислы на берега Иордана, из ваших укромных домов в кедровые чертоги Давида, царя Израилева, Богом и человеками прославленного, и здесь остановились всем вашим вниманием, сюда устремили ваши наблюдательные взоры. Давид нам, слушатели христиане, не чужой: св. Церковь именует его Богоотцом, а мы должны назвать его своим праотцом по вере. Тот, Коего божественное имя мы носим на себе, Коего учение исповедуем и Коему веруем и покланяемся, яко Творцу и Избавителю своему, произошёл по плоти от чресл его, известен ему был не по имени только, но и по силе и деяниям Его, и ныне разделяет с ним в пренебесном своём царствии ту же славу Отчую, которую обещал и нам дать в том же царствии. Но память отцов вообще священна для потомков; их жизнь со всеми её подробностями, со всеми даже мелочными обстоятельствами всегда для них занимательна. С каким сладостным восторгом внимаем мы рассказам о давних предках наших и сколь много сожалеем, когда неверное или забывчивое предание отказывается удовлетворять нашей любознательности! И так поспешим к жилищу нашего праотца, станем на землю, освященную стопами его. Вот крепость евусейская, исторгнутая победоносною рукою его из рук врагов многочисленных; вот знаменитая гора Сионская, вечный памятник славы его вечной, а вот наконец и тот кедровый дом его, в котором он, по собственному его признанию пред пророком Нафаном, стыдился жить тогда, как Бог обитал под кожаным кровом скинии (2Цар.7:36). Правда, дом сей огромен и величествен, но и во внешнем, и во внутреннем украшении его неприметно ни особенной пышности, ни особенной роскоши: не блестит здесь на каждом шагу злато и сребро, не поражают ваших взоров ни мраморные колонны и статуи, ни яшмовые и порфировые вазы, ни малахитовые двери и столы, ни богато украшенные канделябры, ни роскошные диваны, ни великолепные одры и седалища, нередко оспаривающие цену и достоинства у сидящих и возлежащих на них; не рисуются в глазах ваших радужными цветами металлические зеркала и драгоценные люстры; не скользит нога ваша по лоснящемуся, как кристалл, паркету, нет, – здесь больше простоты, соединённой с величием, нежели изысканного великолепия, больше приличия, достойного царственного обитателя, нежели суетной расточительности, свойственной людям суетным; здесь во всем видна бережливо мудрая рука строителя благочестивого. Давид, отстраивая дом свой, сберегал свои сокровища на замышляемое им устроение храма Господня, а потому, когда Бог мира, ему, яко мужу брани, обагрившему руки свои в крови иноплеменничей, не дал соизволения на устроение храма сего, предоставив оное сыну его Соломону, он хотел участвовать в том по крайней мере заготовлением к тому потребных материалов. Сколь возвышенна одна cия черта его характера и сколь мало имеет сходства с настоящими нравами нашими, слушатели! Сколь много между нами таких, которые сами будучи частными людьми, живут в зданиях несравненно великолепнейших, нежели царь Израилев, и без упрёка совести оставляют храмы Господни непокровенными, полуразрушенными и обнажёнными от всякого благолепия? Мало ли также и таких, которые почитают сии храмы и вовсе не нужными? Найдется ли наконец хотя один из тысячи, который, подобно Давиду, получив чрез служителя Божия столь неделикатный и, можно сказать, обидный отказ в постройке храма, не воспылал бы на него всем гневом своим, и в жару благородного негодования своего, не прогнал бы от себя столь неблагоприятного вестника и не разметал бы приготовленных материалов на все четыре стороны, или не употребил бы оных на предметы, недостойные своего первоначального назначения, а теми ещё менее, в духе благочестивой покорности воле Божией, решился бы, подобно Давиду, продолжать свои приготовления, по крайней мере для будущего времени? Так, возлюбленные чада и братья, Давид не похож на нас, и мы не похожи на него. Но не позабудьте, что в царстве Израилеве было много похожих на Давида; были даже и такие, которые имели дерзновение замечать ему в глаза и его временные слабости. Один раз посланник Божий, пришед к нему, смело сказал ему: ты еси муж, сотворивый cиe, и что, яко презрел еси слово Господне, еже сотворити лукавое пред очима Его? И ныне не отступит меч от дому твоего до века, за не уничижил мя еси. И Давид, вместо того, чтобы огорчиться сим обличительным напоминанием и строгою угрозою, смиренно исповедал грех свой, глаголя: согреших ко Господу, и за то в то же время услышал он отрадный привет: отъя̀ Господь coгрешениe твое, не умреши (2Цар.12:7–13). Вот новая черта несходства его с нами! Мы при всём ничтожестве своём слишком горды и надменны, чтобы захотели беспрекословно покориться гласу Божию, а Давид, при всём величии своём, слишком умел смиряться, что охотно внимал справедливым замечаниям и низших себя. После сего удивительно ли, что благословенье Божье обитало на нём и на всём доме его, и весь Израиль во дни его и ещё долго потом, ради имени его, наслаждался миром и спокойствием, довольством и обилием. Послушайте, вот что однажды сказал ему Бог, довольный его кротостью и благочестием: упокою тя от всех враг твоих, и будешь, егда исполнятся дние твои и уснеши со отцы твоими, и возставлю семя твое по тебе и уготовлю царство его до века. Аз буду ему во отца и той будет Ми в сына, и аще приидет неправда его, обличу его жезлом мужей и язвами сынов человеческих, милости же Моея не отставлю от него, якоже отставих от тех, их же отставих от лица Моего. За то сколь трогателен и умилителен был и ответ Давида: кто есмь аз, Господи, мой Господи, говорил он ко Господу с радостью в сердце и со слезами на глазах, и что дом мой, яко возлюбил мя еси даже до сих, и раба Твоего ради сотворил еси, и по сердцу Твоему сотворил еси все величество cиe, и что приложит еще Давид глаголати к Тебе? (2Цар.7:12,15; 20:21). Ах, сколь мало сходства его с нами и в сем отношении! Мы приемлем благодеяния Божии без благодарности, а наказания терпим с злохулением. Мы равно нечестивы и в счастии и несчастии.

Но чем менее сходства между нами и нашим праотцом, тем более лицо его становится для нас занимательным. Всякая занимательность в понятии нашем измеряется новостию; но что может быть новее, как не древнее благочестие Давида, не встречающее ничего похожего в наших нравах и обычаях? Давид при всех тяжких трудах царственного управления находил время седмерицею днём хвалить Господа, а ночью орошал молитвенными слезами ложе своё, между тем как мы и при маловажных занятиях, относящихся собственно к нам одним, едва успеваем в продолжении семидневного времени один раз вознести ко Господу жертву хвалы нашей, а ночи все без остатка посвящаем или сну беспечному, или занятиям несравненно постыднейшим самой беспечности. Колена Давидовы изнемогали от поста и молитвы, и плоть его изменялась от недостатка елея, а наша плоть тучнеет и беснуется от жирных яств и вкусных вин, и колена наши, если изнемогают и сокрушаются, то конечно не от поста и молитвы, но от бесовских плясок и языческих игрищ. Давид не сидел с сонмом суетных и с законопреступными не хотел даже вкушать пищи, а кто наши друзья? с кем мы любим разделять свою трапезу? Скучна для нас беседа праведных, неприятно общение с братиею Христовою. – Но вы доселе видели, так сказать, только внешнюю сторону Давида: хотите ли видеть его внутреннее, читать в его сердце, слушать его мысли, осязать его чувства? Для сего раскройте ежедневный журнал его мыслей и чувствований, читайте книгу, столь много всем нам известную, но столь немногими справедливо понимаемую. Это благословенный плод благословенных досугов его.

Книга сия с греческого называется Псалтирью, а с еврейского книгою хвалений. То и другое название совершенно соответствует своему предмету. Первое заимствовано от музыкального инструмента, называемого ψαλτὴριον, которым Давид любил сопровождать свои божественные восторги и вдохновения, а последнее от содержания, потому что большая часть псалмов, её составляющих, устремлена к прославлению Божию.

Достоинство сей книги столь велико, что христианская церковь приняла её для ежедневного употребления при Богослужении. Она есть сокращение всех священных книг; полная совокупность истин Богопознания и Богопочтения, чистое зерцало духовного учения и жития, которое, будучи одно, соответствует лицу каждого: орган славословий, из которого каждый может извлекать свои звуки; кадило, которым каждый может воскурять свои молитвы; совершеннейшая ручная книга высшей мудрости для церкви вообще и для членов её в частности. Таково было понятие о Псалтири, когда в познании её и началом и концом была не одна учёность словесная, но истинная духовная мудрость. Книга Псалмов, говорит блаженный Августин, содержит в себе всё, что есть полезнейшего в полном виде. Св. Василий Великий усматривает в ней совершеннейшее богословие, а св. Афанасий Великий видит в ней чудо. Псалтирь имеет, по его словам, то особенное чудесное свойство, что все движения каждой души, все перемены и направления оных ясно изображает, так что всякий может заимствовать из неё готовые образы, соответствующие его состоянию.

И так, и новость предмета, при всей своей давности столь мало знакомого нам, и столь несходного с обыкновенными предметами занятий наших, и внутреннее достоинство оного, единогласно признанное великими мужами, заставляют нас обратить на сей знаменитый памятник древности наше полное внимание. Давид, как главный писатель сей книги, и сам по себе заслуживает всё наше уважение; но он в сей же самой книге сознаётся, что в сем случае был только тростию или пером книжника скорописца. Кто же управлял сею тростию? Кто сей книжник и скорописец? Это Дух Святой, который от дне помазания его ношашеся над ним и потом. Он управлял его умом, его сердцем, его языком, и потому будем внимательны к каждому его слову, к каждой мысли и к каждому чувству. Здесь нет и не должно быть ничего праздного, ничего излишнего. Слушайте: Давид говорит Духом Святым.

Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых, и на пути грешных не ста̀, и на седалищи губителей не сѐде; но в законе Господни воля его, и в законе Его поучится день и нощь. Это слова, коими начинает он сию книгу. Замечательно, что и Иисус Христос начал Своё благовестие проповедию о блаженстве. Причина сего согласия заключается частию в единстве духа Давидова с духом Христовым, а частию в единстве цели, которую каждый из них имел в виду. Тот и другой имел намерение обратить людей от земли к небу, от мира к Богу, от греха к святости и добродетели, а блаженство, как источник и основание всех благ, есть верное к тому средство. Кого же ублажают они? Одних и тех же, с тем только различием, что Давид именует блаженными вообще ревностных исполнителей закона Божия, а Иисус Христос входит в подробности, причисляя к сему классу нищих духом и чистых сердцем, плачущих и изгнанных правды ради, милостивых и миротворцев, алчущих и жаждущих правды, кротких и оклеветанных за Христа и закон Его. Но как слушавшие Иисуса сказали некогда: жестоко слово cиe, и кто может его послушати? так, вероятно, и ныне слушающие Давида, говорящего о блаженстве столь несходно с настоящими понятиями о блаженстве, говорят уже в сердце своём: что это за блаженство, заключившись в четырёх стенах, день и ночь поучаться одному закону Божию, отказаться от собрания нечестивых, тогда, как там только и можно найти радости и веселия. Таким образом можно умереть со скуки над книгою закона! На всё есть своё время. Так, возлюбленные мои! У нас на всё и на всех есть время, но для помышления о Боге и законе Его у нас нет времени. Творец времени лишён нами участка своего во времени. Изочтите беспристрастно в жизни своей часы и минуты, посвящённые Богу и закону Его, сколько их наберётся? Увы! Вы затрудняетесь набрать несколько мгновений принесённых в жертву Богу жизни вашей! Где же остальная жизнь ваша? Кому посвящена? На кого расточена? Поймите же мысль пророка, почему он советует убегать собраний нечестивых, и даже не стоять на пути грешных и удаляться всякого с ними общения.

Пророк Израилев, рассмотрев блаженство человека с отрицательной стороны, далее рассматривает оное с положительной. Т. е. сказав, что нет сего блаженства в собраниях нечестивых, далее указывает, где его можно найти. Где же именно? Страшусь открыть вам ответ его, слушатели, ибо знаю наперёд, что ответ сей не понравится вам. Подивитесь, он указывает блаженство в законе Господни, и в деннонощном поучении оному: но в законе Господни воля его, говорит он о блаженном человеке, и в законе Его поучится день и нощь (Пс.1:2). Там, где бо́льшая часть из нас испытывает одну только утомительную скуку и отягощение, пророк усматривает какое-то блаженство. Удивление cиe ещё больше увеличится, когда, испытуя Писание, узнаем, что и все другие Богопросвещённые мужи от начала мiра и доселе, как будто нарочно согласившись против нас, единогласно утверждают вместе с Пророком, что вне закона Господня нет для человека блаженства ни на земле, ни на небе, и что только в постоянном поучении и исполнении оного заключается его блаженство, а что всего важнее, и сам Бог творец и раздаятель сего блаженства на их же стороне. Блажен чтый и слышащий словеса закона Моего, говорит Он; да не отступит книга закона Моего от уст твоих, и да поучаешися в ней день и нощь, да уразумееши творити вся писанная: и тогда благоуспееши и исправиши вся пути твоя (Нав.1:8). Вот причина, почему Бог завещает чрез Моисея Израилю в столь сильных и убедительных выражениях, непрестанно помнить и постоянно хранить закон Свой. Он желает ему блаженства временного и вечного. Да будут словеса сия, яже Аз заповедаю тебе днесь, говорит Он, в сердце твоем и в души твоей. Вонми себе и снабди душу твою зело и не забуди всех словес, яже видеста очи твои, и да не отступят от сердца твоего вся дни живота твоего: и да наставиши сыны твоя и сыны сынов твоих (Втор.6:6: 4:9). Снабди и послушай, присовокупляет Он, и да сотвориши вся словеса, яже Аз заповедаю тебе, да благо тебе будет, и сыном твоим во веки. Тоже подтверждает чрез Соломона. Сыне, храни закон Господа Бога твоего, говорит сей последний, навяжи его на твою душу присно, и обяжи его о твоей выи; егда ходиши, води его, и с тобою да будет; егда же спиши, да хранит тя, да востающу ти, глаголет с тобою: зане светильник заповедь закона, и свет и путь жизни, и обличение и наказание (Притч.6:20–23). После сего не более ли удивительно то, что мы одни, имуще толик облежащ нас облак свидетелей блаженства, доставляемого законом Господним, остаёмся непреклонными к нему, – что мы одни вместо блаженства находим в занятии им скуку и мучение, и что убеждения Самого Бога, сколь ни сильны и разительны они, нисколько не действуют на нас и не располагают нас в пользу оного? Кто мы, которые вопреки столь сильным убеждениям и непреложным обетованиям Божиим, вопреки опытам и свидетельствам мужей, не доступных для лжи и обмана, находим закон сей безвкусным для себя и не достойным нашего занятия? Один из них называет закон сей благим паче многих тысящ злата и сребра и сладчайшим меда и сота устом своим; другой сравнивает его с драгоценными каменьями, и находить ещё малым cиe сравнение; один видит в нём источник воды живой, возвращающей бессмертие смертным, другой – светильник и свет, разгоняющий тьму невежества изаблуждения, и указующий верный путь к блаженству и славе, а мы не усматриваем в нём даже и такого достоинства, какое охотно уступаем и произведениям человеческим! Кто здесь справедливее? Мы ли, которые на всё смотрим сквозь призму чувственности и самолюбия и непрестанно жалуемся на взаимное пристрастие в самых обыкновенных делах, или те, которые жили для истины и запечатлели истину своею кровию, – которые хотя на земле уже откровенным лицом взирали славу Господню, преобразующеся в той же образ, яко же от Господня Духа, и знали что широта и что глубина, настоящее и грядущее, – были другими и присными Богу и в частых непосредственных собеседованиях с Ним почерпали из уст Его небесную премудрость? Мы ли, которые знаем закон Божий только по имени или много, много уже, если только по букве, или те, которые в продолжении целой жизни проникали в самый дух оного, непрестанно питались и укреплялись им, как небесною пищею? Как слаб и ничтожен голос наш против громоносного голоса сонма праведных, единодушно восклицающих: коль благ закон Твой, Господи, и коль благи оправдания Твои! Открый очи наши и уразумеем чудеса от закона Твоего.

Итак кто желает быть блаженным и в жизни и по смерти, тот должен, по словам Пророка, оставив нечестивые собрания, расстраивающие дух, бесплодно убивающие время, пожирающие богатство и счастие семейственное, обратиться всею душею своею и всем сердцем своим к закону Господню, или, как выражается сам Пророк, положить и утвердить в сем законе волю свою и поучаться в нем день и нощь, т. е. не сегодня или завтра, но каждый день и каждую ночь, не в молодости только или в старости, но во всех возрастах и во всех состояниях, от дня рождения до дня смерти, в продолжение целой жизни.

Но что это за закон, который требует столь долгого изучения, столь непрерывного занятия, столь постоянного и всецелого усердия? Закон сей, по изъяснению Иисуса Христа, заключается в четырёх словах: люби Бога, паче всего, и люби ближнего, как самого себя. Казалось бы, что для изучения столь краткословного закона слишком достаточно и нескольких мгновений, и мы, по-видимому, вполне следуем сему правилу. Ибо сочтите время, обыкновенно употребляемое нами для занятия законом Божиим, как оно мало и ничтожно в сравнении с целою жизнию, в сравнении с довольно огромною массою дней и часов, годов и месяцев, посвящённых другим занятиям, большею частию суетным или даже преступным, редко в каком-нибудь отношении полезным, а чаще вредным для души и для тела. Ах! оно едва ли составит и несколько мгновений. Но и сии мгновения все ли без остатка и исключительно посвящены одному закону Господню? Не большая ли часть их похищена у него или легкомыслием детского возраста, который обыкновенно для него назначается, или воспоминанием игр и забав, от коих дети прямо отторгаются к книге закона, и взаимно от сей последней непосредственно переходят к первым, или слабости рассудка, или живостию и раздражительностию чувств, или неблагоразумными поступками наставников, или соблазнительными примерами отцов и матерей? И к сожалению сей образ наставления в законе Божием соделался почти всеобщим. Отсюда естественно, что мы и в зрелом возрасте и в глубокой старости остаёмся не больше, как с младенческим познанием закона сего. Но что я говорю с младенческим? Мы бы ещё были довольно счастливы, по крайней мере несравненно счастливее, нежели теперь, если бы cиe самое младенческое познание, сколь оно ни несовершенно и недостаточно, умели сохранить до конца жизни нашей в его первообразной простоте и чистоте. Но много ли между нами найдётся таких, которые не говорю в целую жизнь, по крайней мере до половины оной успели сохранить cиe познание, без всякой примеси предрассудков и заблуждений, ложных умствований и своевольных заключений, сначала слабо колеблющих cиe слабое здание, потом с течением лет, с усилением чувственности, с умножением порочных навыков и наклонностей час от часу более потрясающих оное, а наконец при каком-нибудь новом усиленном порыве бури страстей и совсем разрушающих оное, погребая под его развалинами новорождённого внутреннего человека, ещё млеком только словесным питавшегося, но не вкусившего твёрдой пищи веры? И чей голос воззовёт к новой жизни погибшего? Чья рука восставит падшего? Умертвить легко, но оживить трудно. Взывайте к умершему сколько хотите: востани, востани спяй и воскресни от мертвых; но мёртвый не слушает вас: замер слух его, замкнулись уста, нет ответа на воззвания. Крепка смерть и телесная, и кто может разрешить её узы? но смерть духовная столь же крепче телесной, сколь крепче дух тела, кто же победит её? Есть сила, могущая и её победить, но неведущий закона Господня не ведает её и не прибегает к ней. О! возлюбленные! Вникните в ваши совести и испытайте самих себя, чувствуете ли вы внутри себя в сем священном месте, при сем великом священнодействии, при сих торжественных песнопениях и молитвах радостные движения вашего внутреннего человека точно также, как праведная Елизавета ощущала во чреве своём радостное играние младенца Предтечи, при благодатном целовании Богообрадованной? Если чувствуете, то он жив ещё и семя Богопознания, поверженное на ниву сердец ваших, растёт ещё и спеет во благословении; если же нет, если ощущаете в себе противное, то сядьте при развалинах вашего Боговедения, как некогда сидели иудеи при развалинах Иерусалима разрушенного, и оплачьте потерю внутреннего человека вашего. Рахиль плакашеся о чадех своих, и не хотяше утешитися, яко не суть: скорее ли утешитесь вы, погубив сына благодати? Таковы гибельные плоды скороспелого изучения закона Господня. Нет, нет, слушатели! Закон Господень краток, но изучение его не может быть кратковременно; оно должно продолжиться чрез всю жизнь, и полнота жизни самой долголетней не исчерпает ещё всей полноты его. Сколько христиан пocеделых во днях своих нисходят во гроб только младенцами о Христе! Благодатный человек спеет медленно, идёт шаг за шагом, дондеже достигнет в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова.

Так что же, скажут, может быть, многие, неужели в самом деле целую жизнь и непрестанно заниматься одним только законом Божиим, а все прочие занятия оставить? О! нет. Закон Божий не только не препятствует всем другим занятиям, но напротив предписывает и требует их, как необходимых для своего выражения и доказательства. Вы слышали уже, что Бог законодатель повелевает заниматься Своим законом сидя в дому, идя путём, лежа и востая, след., закон не воспящает ни занятий домашних, ни путешествий, ни сна, ни покоя, а желает только во всех сих и подобных им случаях, или что то же во всех наших действиях, неотлучно присутствовать и участвовать, как друг и советник, как управитель и защитник. Апостол Павел ещё яснее выражает сию мысль, говоря: аще ясте или пиете, или ино что творите, вся во славу Божию творите; ибо цель закона есть слава Божия. И так непрестанно заниматься законом Божиим, значит непрестанно и при всех занятиях своих иметь его в виду, всецело покоряться его предписаниям, ничего не предпринимать противного ему и всё располагать по его указанию; для сего нужно сколько возможно чаще читать его, углубляться в смысл его и познавать его тайны, сокровенные в букве. Посему даёт ли кто куплю и продажу? Пусть помнит таковой, что закон не одобряет мерила неправедного, а барыши насильственные почитает хищением, за которое угрожает неминуемою местию. Заседает ли в суде? Пусть знает таковой, что закон призвал его для оправдания невинного, для защиты утеснённого, для покровительства несчастному, а не для собирания сокровищ неправедных и даже не для устроения семейства своего мздою лихоимною. Поставлен ли главою над подобными себе? Пусть твёрдо помнит таковой, что он поставлен верховным Владыкою, не для исполнения своих прихотей, не для удовлетворения гордости и любочестию, но для устроения царства Христова в тех, которые под рукою его. Вступает ли кто в разговор? Пусть блюдётся таковой, да не изыдет из уст его слово, не растворённое солию веры. Мыслит ли сам с собою? Пусть станет стражем при дверях души своей, да не возникнет в уме его возношение, взимающееся на разум Божий. Приступает ли к трапезе? Пусть прежде благословит Бога, дающего пищу всем во благовремении. Отходит ли ко сну? Пусть призовёт в молитве своей Господа, не дремлющего, нижѐ засыпающего, да подаст ему сон чист и безмечтанен, и да сохранит его от действия сатанина. Словом, пусть во всех делах своих и важных и маловажных имеет он пред очами своими и в мыслях своих и в сердце своём закон Господень, научающий и вразумляющий его, наказующий и обличающий, очищающий и устрояющий в жилище Духа Святого.

О! сколь блажен таковой человек и сколь благоуспешны все дела его! Пророк сравнивает его с древом, насаждённым при исходищах вод, которое даёт плод во время свое, и которого лист не отпадает, – сравнение, по-видимому, простое и весьма естественное, но сила и выразительность его изумительны, глубина и обширность заключённой в нём мысли, можно сказать, неизмеримы.

Употребленное Пророком, для изображения блаженства человека благочестивого, сравнение действительно сколько с одной стороны точно и верно, столько же с другой весьма сильно и знаменательно. Он сравнивает его с деревом не просто растущим при водах, хотя и тогда сравнение это было бы довольно выразительно, но с деревом, насаждённым при исходищах вод, с деревом вечно зеленеющим, потому что листья с него никогда не опадают, с деревом, всегда приносящим плоды во время своё, потому что никогда в нём не бывает недостатка в соках плодотворных. Очевидно, что такого дерева в природе нет и быть не может; ибо и растущие при водах нередко засыхают, быв подточены червём, или от другой какой-либо подобной причины; в известное время года лишаются листьев, или до известной степени изменяют свой вид, и от времени до времени бывают бесплодными, след. это дерево должно быть чудесное; ибо и предмет здесь описываемый также необычайный и чудесный. Что же хотел этим сказать Пророк? То, что благочестие в людях не само собою вместе с телом рождается, но приобретается трудом усильным, постоянным и продолжительным. Все мы, по Апостолу, естеством чада гнева, все дети греха и беззакония, все от юности более или менее наклонны ко злу. И так, чтобы подавить и истребить, или по крайней мере до известной степени умерить сию злую наклонность, для сего надобно прежде всего семя благочестия взять отынуды, потом посадить его в твёрдой и каменистой почве сердца человеческого при источниках Израилевых и при самых исходищах благодати Божией и наконец, почерпая отсюда неленостно, по мере потребности, воду чистую, часто ею поливать, напоять и возращать cиe семя инородное и иноземное. Только тогда оно может укрепиться, возрасти и принести плоды обильные. Только при таких условиях человек, так воспитавший и образовавший себя, подлинно вся, елика аще творит, успеет, т. е., во всём, что он ни делает, о чём ни замышляет, получит верный успех: потому что все его замыслы, все желания и действия главным образом направлены к одной цели, к его вечному спасению, которое Всемогущий и Всеблагой Бог и даёт невозбранно и нелицеприятно всем, искренно желающим, неослабно ищущим и усердно просящим его. Дела его земные идут так или иначе, выгоды и преимущества вещественные возрастают или умаляются, для него всё равно, потому что в том и другом случае равно видит он десницу Божию, благоустрояющую судьбу его. Так называемое счастие и несчастие прямо и непосредственно на него не действуют; но он уважает и ценит их только в такой мере, в какой они способствуют ему к достижению главной цели бытия его. И первое излишне не возвышает и не надмевает его, и последнее не унижает и не низлагает, но то и другое постепенно и непрестанно движет его вперёд на пути избранном и приближает к цели предназначенной. Любящим Бога, говорит Апостол, вся споспешествуют во благое. Но что это за чудесное древо, на которое Пророк намекает в своём сравнении? Отцы церкви: св. Афанасий Великий, Иоанн Златоуст и блаженный Феодорит видят в нём древо креста Христова, а в исходищах вод, при которых оно насаждено, исходища воды и крови, из пречистых ребр Христовых истекшие во спасение мира. И действительно, к одному только этому древу, как особенному и исключительному может быть отнесено во всей силе то, что говорит о нём Пророк. Быв однажды насаждено в земле проклятия, оно не колеблется, не обнажается, не падает, но стоит крепко и неподвижно силою на нём Распятого посреди земли, содевая спасение человеческое, вечно зеленеет, цветёт и благоухает ароматами неистощимыми и приносит неизменно плоды сторичные во времена свои. И так, главною причиною блаженнотворного состояния, в котором находить Пророк ублажаемого им мужа, есть вера во Христа; она, с одной стороны, открывая его взору суету мира дольнего и непостоянство благ его скоропреходящих и тленных, а с другой – перенося его мыслию и сердцем в мир невидимый, в котором уготованы для него блага вечные и нескончаемые, блага, их же око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, тем самым побуждает его пренебрегать первым и всеусильно искать последнего, удаляться от собраний нечестивых и углубляться в тайнах боговедения, не ходить по путям стропотным порока и даже на краткое время на них не останавливаться, но постоянно и неуклонно шествовать верным, хотя тесным и тернистым, путём добродетели. Что же после сего будут, в приложении к самому человеку, благодатно насаждённому, исходища вод, при которых насаждён он? По разумению тех же Отцов Церкви, это суть таинства крови и воды, или что тоже, таинства Крещения и Причащения, очищающие его от прирождённой скверны и возращающие в жизнь нетления и бессмертия; это суть реки Духа Господня, излиянные для нас в писаниях святых, и потом от чрева приемлющих оные, в виде животворных истоков изливающиеся на всяку тварь, во всех словах, мыслях и делах их. Что благолепные листья, цветы и плоды сего древа? Разнообразные и присноцветущие добродетели, коими душа верная украшается и от благодати Божией никогда не отпадает. Сего ради человеку, тако себя благоустроившему, вся, елика аще творит, ради Креста Христова спеются.

Не тако нечестивы, говорит далее Пророк, не тако (Пс.1:4), продолжает подтверждать свою мысль. А как же, спросите вы, если не так же, как благочестивые, о свойстве и судьбе коих вы уже получили из уст пророка достаточное понятие? Удовлетворительного ответа на вопрос сей потрудитесь поискать в своём размышлении и сознании, дабы после иметь удовольствие увидеть подтверждение оного в словах Пророка и в нашем толковании.

* * *

Мы остановились на описании судьбы нечестивых, занимающихся делами суетными и ничтожными, и потому уже преступными по противоположности благочестивым, день и ночь поучающимся в законе Господни. Я предоставил вашему размышлению угадать мысли Пророка, и думаю, что оно уже указало вам то, что я должен сказать ныне, и что сказал Пророк за три тысячи лет. Вот слова Пророка: не тако нечестивы, не тако, но яко прах, его же возметает ветр от лица земли (Пс.1:4). Что здесь замечаете? Во-первых, нечестивые противополагаются благочестивым, а сих последних Пророк называет блаженными, след., судьба первых должна быть крайне несчастна. Во-вторых, как благочестивые сравниваются с многоплодным деревом, растущим при исходищах вод, так нечестивые сравниваются с прахом, или, что тоже, с бесплодными плевами, возметаемыми ветром, следовательно, как первые полезны для себя и для других, так последние бесполезны в том и другом отношении; первые тверды́ и постоянны, подобно древу, глубоко утверждённому корнями своими в земле благотворной, а последние легки и удобопреклонны, подобно плевам, при веянии жита легко воздымаемым и всюду разсееваемым ветром. Заметьте притом, что сравнение нечестивых с прахом или плевами, возметаемыми ветром, есть самое употребительное у св. писателей. Так, тот же Пророк говорит в псалме 34-м о нечестивых: да будут они, яко прах пред лицем ветра. Равным образом пророк Ocия о нечестивых Ефремлянах предсказывает: сего ради будут, яко плевы с тока и прах с веmвия, развеваемый вихром, яко же дым из трубы (Ос.13:3). Сам Иисус Христос неоднократно употребляет то же сравнение в подобных случаях. Значит, cиe сравнение тем большую должно иметь для нас важность и силу, тем менее можно сомневаться в истине изображаемого им, что Дух Святой употребляет одно и то же выражение при различных случаях для изображения одного предмета. В самом деле, что может лучше и сильнее изобразить всю пустоту мыслей, всю зыбкость начал, всю изменчивость чувств, всю суетность занятий и попечений, всё непостоянство надежд и обетов, утех и радостей нечестивых, ежедневно кружащихся в вихре света, движущихся подобно машинам, по направлению страстей своих, то воздымающихся, то ниспадающих, смотря по погоде, подобно чувствительному термометру, то с стремительностью серны гонящихся за призраком своего счастия, то с ужасом удаляющихся от мнимого несчастия, что иное, как не прах возметаемый ветром, как не плевы, несколько времени носящиеся в воздухе то в таком, то в другом направлении, и потом упадающие на землю или для того, чтобы смешаться с нею, или для того, чтобы после быть преданными огню? Хотите ли видеть на опыте и в совокупности все сии явления? Для сего поставьте нечестивого в cocтояниe счастия, дайте время раскрыться в нём безрассудным его планам, возвыситься мечтам его, вознестись его сердцу, и тогда, как беспокойный ум его станет, по-видимому, на твёрдую точку своих замыслов, а сердце будет затрудняться только в выборе желаний, а не в средствах к удовлетворению оных, переведите вдруг его в состояние несчастия, и вы увидите, как в одно мгновение вся система его поколеблется, все планы его расстроятся, и весь он с своими мечтами и надеждами, с своими замыслами и предприятиями обрушится на самого себя и задушит сам себя в объятиях своего огорчённого самолюбия, истлеет в огне исступления и развеется ветром отчаяния. Пророк неоднократно видел сей несчастный опыт и с прискорбием говорит: видех нечестиваго, превозносящася и высящася, яко кедры ливанския, и мимо идох, и се не бе, и не обретеся место его. Другой Пророк видел нечестивого бегающим, никому же гонящу, ужасающимся самого себя, трепещущим пред собственною тению. И сколько подобных, столь же или более жалких опытов совершается пред нами самими! Живя в сем мире грешном и прелюбодейном, что иное можно чаще встретить и чем более обогатиться, как не сими злополучными опытами?

Но cиe злополучное состояние есть только преддверие, есть только слабое предображение того ужасного состояния, которое испытают нечестивые стоя на суде. Сего ради, продолжает Пророк; не воскреснут нечестивии, или что тоже, не устоят, т. е. не оправдаются на суде, ниже грешницы в совете праведных (Пс.1:5). О каком суде говорит здесь Пророк? Обыкновенно думают, что здесь говорится исключительно о последнем или страшном суде Божием. Но ни значение еврейского слова, означающего суд вообще, ни связь предыдущего с последующим, ниже другие какие-либо признаки не ведут нас к сему заключению. Слово суд в еврейском тексте стоит без члена, но нет примера, чтобы слово cиe, стоящее без члена, где-либо в Св. Писании означало последний или страшный суд; напротив, везде, где только св. писатели хотели говорить о сем последнем или Страшном Суде, прибавляли к сему слову член, который в славянском переводе иногда заменяется местоимением – оный, а иногда оставляется без перевода. Так у Экклезиаста говорится: яко все творение приведет Бог на суд о всяком погрешении, аще благо и аще лукаво (Еккл.12:14; 2Кор.5:10), где слово суд употреблено с членом. И так нет никакой надобности ограничивать значение слова сего, относя оное исключительно к последнему всемирному суду. Пророк не ограничил, и мы не должны ограничивать оного. След., суд здесь разумеется вообще, не только послесмертный, но и предсмертный, не только Божеский, но и человеческий, впрочем не всякий, но только праведный; ибо он, по указанию Пророка, в другом полустишии, должен совершаться в собрании праведных: ниже грешницы в совете праведных, говорит Пророк. Нечестивые на том и другом суде равно не устоят. Не устоят они на праведном суде человеческом; ибо что они могут представить в оправдание своего нечестия? Обыкновенные ли слабости человеческие? Соблазнительные ли примеры других? Или очаровательные прелести миpa? Но праведные в самих себе откроют им обличение, постыждающее и посрамляющее их нечестие. Споборет же с ними и миp на безумныя. И мы, скажут им праведные, были вам подобострастные человеки, и мы в беззакониях зачаты и во грехах рождены, и нам, также как и вам, от юности прилежало помышление на злая, и нас манил мир своими прелестями, увлекал своими соблазнами: но мы распялись миру и мир нам, умертвили в себе тройственную похоть его, похоть плоти, похоть очес и гордость житейскую, победили помышление лукавое и покорили себя в послушание веры. Вся возмогли о укрепляющем нас Христе Иисусе. С другой стороны, привычная жалоба на слабости человеческие и сама в себе слишком несправедлива. Не бо́льшего ли напряжения сил, не бо́льших ли изнурений, не бо́льших ли пожертвований от нас требует нечестие, нежели благочестие? Благочестие ничего не возлагает на нас выше сил наших, а нечестие? О! оно поступает с нами, как тиран жестокий и неумолимый. Оно требует от нас роскоши и великолепия, когда мы едва имеем кусок насущного хлеба, и горе тому, кто, после долговременной слепой покорности ему, сделается ослушником законов его. Оно мучит нас дни и ночи без сна и покоя, и беда тому, кто захотел бы лучше воспользоваться правами природы, нежели быть раболепным поклонником сего бездушного истукана. Оно платит нам за великие для него пожертвования, за огромные издержки, за ежедневные суе́ты и беспокойства, злыми насмешками, язвительными укоризнами, убийственным презрением, и несчастен тот, кто не перенесёт сего безропотно. Благочестие ничего не требует, за что не вознаградило бы сторицею. За пост вознаграждает здоровьем, за молитвы – утешениями благодати, за благотворения – удовольствием душевным и бессмертием, за поношения – славою, за несчастия земные – блаженством небесным, за скорби временные – радостями вечными, за искание царствия Божия даёт сие царствие и сверх того присовокупляет всё необходимое для жизни временной. Ищите прежде царствия Божия, говорит небесный Учитель, и сия вся, т. е. потребности жизни, приложатся вам. А нечестие всё отнимает, но ничего не возвращает; всё расточает, но ничего не собирает; изнуряет, но не восстановляет; умерщвляет, но не воскрешает. Столь же справедлива жалоба на соблазнительные примеры других. Нигде столь мало мы не походим на самих себя, как когда говорим о увлекающих нас примерах. Как! мы, для которых самолюбие назначает высшую степень пред всеми подобными нам, которые других столь редко удостаиваем сравнения с собою, не говорю уже преимущества пред собою, не стыдимся говорить, что мы увлекаемся примерами других, что мы раболепно подражаем другим. Несчастные! Разве вы не видите, что вы действуете против самих себя, против собственного самолюбия? Стряхните с себя постыдное иго cиe, если не по другому какому-либо более возвышенному чувству, то, по крайней мере, по чувству своего самолюбия! А прелести мира? Но ах! кто не знает, сколь не многим оказывает мир благосклонность свою, и то надолго ли? Укажите мне хотя одного из тысячи, который бы постоянно пользовался ею по крайней мере до полжизни. Но велика ли и вся жизнь наша в сравнении с вечностию, для коей мы предназначены? Менее, нежели один протекший миг. Что же после сего прелести мира? Одни мечты и призраки. Вмале являются и вмале исчезают. Преходит образ мipa сего, говорит Апостол. Кроме того, мир крайне скуп на любовь свою и щедр на вражду. Бог возлюбил нас прежде, нежели мы возлюбили Его, а мир ненавидит нас и тогда, когда мы любим его и ползаем пред ним. Бог благотворил нам, спасал нас и тогда, когда мы были преступниками против Него, сынами гнева и осуждения, а мир платит нам презрением или равнодушием за все услуги, за все угождения ему. Нет, мир в сем случае прав: он не влечёт, но отталкивает нас; не обольщает, но разочаровывает нас ежедневными изменами, постоянным посмеянием над нашею к нему привязанностию. И так, нечестивые ни в себе, ни вне себя не найдут для себя оправдания пред праведным судом человеческим. Что же сказать о суде Божием? Где обрящутся вси творящии нечестие в день о́нь страшный, когда самые праведные с трепетом предстанут пред грозное судище Христово? И что, кроме стыда и позора вечного, кроме тьмы кромешной и огня геенского ожидает их на оном? Устоит ли неправда пред правдою беспредельною, нечестие – пред святостию совершеннейшею? Оправдишися, восклицает тот же пророк к Богу правосудному, внегда судити Ти. Аще беззакония на́зриши, Господи, кто постоит? Здесь нет места оправданиям; уста их замолкнут, язык будет связан обличением совести; они услышат только грозное определение Судящего: отъидите от Мене... Яко весть Господь путь праведных, и путь нечестивых погибнет (Пс.1:6). Вот причина, почему Бог поступит таким образом с праведными и нечестивыми: потому что Бог знает путь праведных, и путь нечестивых погибнет. Слово: знает употреблено в сих словах в значении одобрения, а путь – в значении дел. То и другое значение нередко встречается в Св. Писании. Так, например, уклоняющагося от Мене лукаваго не познах, т. е. не одобрял его и не входил с ним в сообщество (Пс.100:4). В другом месте: путь неправды возненавидех, т. е. дела неправедные возненавидел.

За сим стихом, по нашему разделению, начинается второй псалом, но в еврейском тексте тот и другой соединяются в один, чему благоприятствует, как увидите в последствии, и единство содержания или смысла; ибо второй псалом есть не что иное, как продолжение первого. В сем псалме Апостолы: Пётр, Иоанн и Павел ясными словами¹ указуют нам Богочеловека Христа, торжественно приемлющего от Бога Отца вечное всемирное царство Своё. Тщетно нечестивые племена и народы, высокомерные цари и вельможи восстают против Господа и помазанника Его, сего нового Царя и Владыки своего (Пс.2:1–2); напрасно силятся освободиться из-под влияния всесильной десницы Его и мнят дерзостно, расторгнуть спасительные узы покорности Ему и свергнуть благое и лёгкое иго Его (Пс.2:3). Живущий на небесах и назирающий за враждебными и вместе бесполезными их замыслами Господь в тайне посмеивается им (Пс.2:4); и потом, когда дерзость их достигла уже до последней крайности, когда земной престол помазанника Господня обагрён был уже Его собственною кровию, Всевышний во гневе Своём всемощным Своим словом: Аз помазах царя Моего на Сион, горе святей Моей (Пс.2:6), как громом поражает богоотступников, приводит в смятение (Пс.2:5) и рассеивает их (Пс.2:9), а поруганного Царя их со славою возводит на небеса, спосаждает одесную Себе и снова дарует Ему все народы в наследие Его и все пределы земли в обладание Его, – и торжествующий Богочеловек в слух целого мiра открывает о Себе определение Господа: Господь рече ко Мне, вещает Он, Сын Мой еси Ты, Аз днесь родих Тя. Проси от Мене, и дам Ти языки достояние Твое, и одержите Твое концы земли (Пс.2:7–8.) Божественный псалмопевец, созерцая всё cиe пророческим духом, в заключение псалма (Пс.2:10–12) убеждает безрассудных мятежников покориться новому Владыке своему и облобызать Сына Божия в знак вечного Ему повиновения. И так, цари, вразумитесь, говорить Он, научитесь, судии земли. Служите Господу со страхом и радуйтесь пред Ним с трепетом. Почтите Сына, чтобы Он не прогневался, и вы не погибли в пути вашем: ибо гнев Его возгорится вскоре.

* * *

Теперь нам надлежало бы, дабы лучше припомнилось и глубже напечатлелось в уме и сердце каждое слово пророка и соответствующее ему понятие, прочитать оба рассмотренные нами псалма сряду, раздельно и со вниманием; но это всё можете сделать у себя и сами дома, на свободе, без помехи и развлечения, с такими расстановками, какие каждому из вас, для полного выразумения смысла, применительно к объяснению, от нас слышанному, окажутся нужными, что я советовал бы делать вам и каждый раз, как готовитесь идти в церковь и как выходите из церкви, или вставая от сна и отходя ко сну; псалтирь, вероятно, у всякого из вас есть, а если нет, то пусть купит, – книга недорогая, но спасительная, усладительная в счастии и утешительная в несчастии, отрада и ободрение для души, охранение и врачевание для тела. Кто её читает или слушает часто и внимательно, тот не падёт под бременем скорбей, не поколеблется от искушений, не застоится и не погибнет на распутиях. А мы между тем малым участком времени, который на нашу долю от вас обыкновенно остаётся, воспользуемся, чтобы ввести вас, так сказать, в самое сердце Пророка и открыть вам, по крайней мере до той степени, до какой только это возможно и доступно нашей немощи, самую тайну, как Пророки пророчествовали. Надобно вам знать, что и Пророки не всегда находились в состоянии духа пророчественного, но восторгаемы были в оное по временам и степеням отвлечения от чувственного и телесного и углубления в сферу духовную, по мере молитвенного и деятельного очищения, освящения и благодатного, по-видимому, внезапного, но в то же время издалека и продолжительными подвигами приуготовленного озарения свыше. Так великие во пророцех Моисей и Самуил не прежде ощутили в себе дух пророчественный, как когда первый из них, по свидетельству Апостола Павла, велик быв верою, отвержеся нарицатися сын дщере Фараоновы, паче же изволи страдами с людьми Божиими, нежели имети временную греха сладость, большее богатство вменив египетских сокровищ поношение Христово: взираше бо на мздовоздаяние, остави Египет: невидимаго бо, яко видя, терпяше (Евр.11:24–27), а последний, по сказанию первой книги Царств, бе от юности служа Господеви в скинии пред Илием иepeем, и возвеличен бысть верою, и Господь бе с ним (1Цар.3:19). Илия и Елисей не прежде также достигли высоты прорицания, как изучивши трудную науку самоотвержения и богомыслия и оставив всё земное, даже до пренебрежения самыми первыми потребностями и не обходимыми удобствами в жизни, приобрели высокое, ныне почти затерянное искусство и навык, выну – во всякое время, и на всяком месте предстоять пред Господем и непорочно ходить пред лицем Его. Даниил и Иезекииль сами о себе рассказывают, что они посещены были видениями и откровениями небесными в то время, когда тот и другой, находясь среди пленения Вавилонского и скорбя душою об озлоблении людей своих, искали для себя утешения и помощи в испытании божественных писаний и в молитвах своих к Богу избавителю (Дан.9, Иез.1). Таким же точно путём восходил к превыспренним видениям и откровениям мира духовного и пророкоцарственный Давид: молитва и пост, благоговейное размышление о судьбах промысла Божия с смиренною пред ними покорностию и жизнь от начала до конца посвящённая благу человечества и своему спасению с обращением её в жертву Богу, вся устроившему и устрояющему, постепенно очищая и освящая, уготовляли его ум и сердце в сосуд благодати пророчественной. В рассматриваемых же нами псалмах заметны даже частные пути и отдельные акты переходов, по которым и чрез которые окрылённая Духом Божиим мысль пророка, с быстротою молнии перелетая от предмета к предмету, внезапно очутилась за пределами мира современного, но сотрясённая ужасом при виде поносной от руки человеков смерти Богочеловека, пришедшего спасти человеков, пренеслась мгновенно и чрез огромное пространство мира грядущего в беспредельную область вечности, к самому престолу Вседержителя, где изумлённая и вместе восхищённая при неизъяснимо сладостном созерцании того же Богочеловека, восходящего во славе на небеса, сретаемого необъятным сонмом Ангелов, приветствуемого гласом Бога Отца, спосаждаемого одесную Eго на престоле славы вечной, и приемлющего от Него в наследие и управление Своё все концы земли, при сем, говорю, вожделенном зрелище она остановилась, утешилась и успокоилась; но, влекомая любовию к человечеству, хотя и преступному и недостойному, долу, она поспешила низойти на землю и явилась там пред лицом благочестивых в виде мирного и радостного вестника, благословляющего и ублажающего участь их настоящую и будущую, а пред лицом нечестивых во образе судии и обличителя строгого, окаявающего судьбу их во времени и в вечности и угрожающего им судом и наказанием Божиим, если вскоре не обратятся от злых дел и замыслов своих и в посте и покаянии, в вере и любви не прибегнут ко Господу и Христу Его, против которых они в ослеплении своём дерзнули восставать. Вот точка отправления и действительный ход мысли Пророка, лежащей в основании помянутых псалмов! Её начало на земле, продолжение на небе, а окончание снова на земле. Замечание это для нас и для всех желающих понимать книги пророчеcкие весьма важно и нужно; потому что переходы речи пророческой обыкновенно бывают быстры и неожиданны, а лица, говорящие и действующие, большею частию сокрыты, или не ясно указаны, или облечены именами, из низшей сферы заимствованными, а весьма редко обозначены явно, что, очевидно, и свойственно писателям, находившимся в состоянии не естественном, а восторженном, в состоянии богопросвещённом, под влиянием и управлением Духа Господня, Духа всемогущего, всеобъемлющего и всеведущего. Значит, надобно этих лиц угадать и открыть читателю и толкователю самому, или по внутреннему содержанию пророчества, которое само за себя говорит и как бы пальцем указывает не на те или, другие лица неопределённо и смешанно, но на известные исключительно, к которым одним только во всей полноте и силе и может быть применено, или, по указанию того же самого Писания, только в других местах, как мы пример сего видели уже во втором псалме, который три Апостола Пётр, Иоанн и Павел относят ко Христу и Его современникам, или по изъяснению св. отцов, которых Церковь на шестом вселенском соборе однажды и навсегда признала руководителями в разумении Писания, говоря: аще будет изследуемо слово Писания, то не инако да изъясняют оное, разве как изложили светила и учители церкви в своих писаниях (6 Всел.Соб.19 правило), сообразно с чем мы и поступали, при изъяснении первого псалма, сославшись на мнение святых Иоанна Златоуста, Афанасия Великого и блаженного Феодорита. Замечание cиe я делаю в самом начале, при изъяснении двух первых псалмов для того, чтобы не иметь нужды часто возвращаться к нему при псалмах последующих и чтобы, имея его в виду, всегда вы могли сами догадываться, что, к чему и как, где говорится, а без того вы, и после нашего объяснения, многого могли бы не понять, в другом поколебаться и усомниться, обманувшись и увлекшись видимою естественностию, которая, говоря мимоходом, в словах и делах Божиих, есть часто дурной и неверный признак искомой истины, а иное могло бы показаться вам даже странным и несвойственным потому только, что никак не подходит под меру вашего привычного мышления.

Чтобы представить вам в виде более понятном и ощутительном быстроту переходов мысли и речи пророческой, обилие и разнообразие картин, взаимно сменяющихся, частую, иногда, по-видимому, не естественную изменяемость событий и лиц говорящих и действующих, для сего довольно припомнить вам, что вы слышали от нас при изъяснении двух первых, довольно кратких псалмов. О чём в них говорится? О блаженстве благочестивых, о злополучии нечестивых, о мятеже последних противу Господа и Христа Его, о низложении мятежа и мятежников силою Божиею, о возведении Христа Господня, неузнанного и поруганного от человек, в Его первобытное царское и вместе Божеское достоинство, с поручением Ему власти от Бога Отца над всею вселенною и с призыванием всех царей и народов земных покориться и поклониться Ему, яко Богу. Кто говорит? Сначала сам Пророк во всём первом псалме до 3-го стиха во втором псалме, где изобразив судьбу благочестивых и нечестивых в картинах противоположных и резко поразительных, обращается к последним с упрёком и увещанием: вскую шаташася язы́цы и людие поучишася тщетным? Предсташа царие земстии и собрашася вкупе на Господа и на Христа Его; т. е. почто, при явлении в мир Спасителя миpa, мятутся язычники и народы замышляют тщетное? Восстали цари земные и князи собрались вместе на Господа и на Христа Его (Пс.2:1–2). Нечестивцы же, как бы в ответ на горькие для их самолюбия и гордости слова Пророка, говорят сами с собою: расторгнем узы их и отвержем от нас иго их (Пс.2:3); т. е. свергнем с себя тяжкое бремя повиновения Господу и Христу Его и разорвём узы покорности им. Таков обыкновенно язык людей, ослеплённых гордостию и нечестием! Но Пророк на тайные их помыслы возражает: Живый на небесех посмеется им и Господь поругается им. Тогда возглаголет к ним гневом Своим и яростию Своею смятет я (Пс.2:4–5); т. е. как бы так говорил к ним Пророк: напрасны ваши замыслы, тщетны козни, бесполезно упорство. Живущий на небесах Господь видит всё это и, видя тщету затей и хитростей ваших, посмеивается вам. Вскоре возгорится гнев Его на вас и разрушит советы ваши крамольные и самих крамольников яростию Своею смятет, сокрушит и рассеет. Далее является Сам Сын Божий и как бы в оправдание Себя и для устрашения мятежной толпы, говорит: Аз поставлен есмь царь от Него над Сионом горою святою Его (Пс.2:6). Кто же смеет в Моём царстве крамольствовать? Не чуждый пришлец, не самозванец Я здесь, но пославый Мя Отец, Той Mне рече: Сын мой еси Ты: Аз днесь родих Тя. Проси от Мене и дам Ти языки достояние Твое и одержание Твое концы земли. Упасеши я жезлом железным и яко сосуды скудельничи сокрушиши я (Пс.2:7–9). И потому Моё здесь царство, Моя держава; цари и народы ко Мне обратятся и языки земли имут на Мя уповати, не покоряющихся же Mне, как глиняные сосуды, сокрушу жезлом железным. В заключение всего выходит с словом своим снова Пророк и убеждает царей и судей земных, а в лице их и всех подвластных им, понять важность события, покориться Христу Сыну Божию, почитать и поклоняться Ему, яко Богу, работать Ему со страхом и радоваться пред Ним с трепетом, дабы не подпасть Его гневу и не сгореть от Его ярости; ибо только надеющиеся на Него безопасны и блаженны. И ныне, царие, взывает Пророк, разумейте, накажитеся еси судящии земли, почтите Сына, да не когда прогневается на вас Господь и проч.

Итак, видите, возлюбленные, сколько важных событий заключается в двух кратких псалмах, сколько внезапных, никаким внешним знаком не разграниченных, перемен времени и места, действия и лиц говорящих и действующих, с какою быстротою сцена пророческого слова переносится с одного края вселенной на другой, с земли на небо и с неба опять на землю, от иудеев к язычникам и от язычников снова к иудеям, и при всём том с какою изумительною точностию и верностию Пророк выполняет свой план, или, лучше сказать, план, Духом Божиим составленный и указанный, объясняет и утверждает свою основную мысль. Это ведёт нас к заключению, что ничего в Писании не до́лжно почитать ни излишним, ни недостаточным, что отсутствие видимой связи между словами и выражениями или отдельными частями пророческих сказаний не до́лжно ставить в вину Пророков, а до́лжно приписывать скудости нашего разумения, что глубина мысли в Писании есть бездна многа, которую вполне и до конца исчерпать никому и никогда не возможно. Смирим же кичливый ум наш пред глубиною мудрости Господа, глаголющего к нам, и будем довольствоваться крупицами, от духоносной трапезы слова Божия к нам падающими.

Остается ещё один вопрос в отношении к псалмам, нами рассмотренным: от чего церковь назначает их для вечернего богослужения на воскресные и праздничные дни? но разрешение его оставим до другого времени.