Слово в первый день святые Пасхи
Рцыте учеником Его и Петрови, яко воста Господь (Марк. 16:7; Матф. 28:7).
Вот уже третий день настал, как один из ревностнейших учеников Христовых, – добрый по сердцу, но слабый по естественному своему расположению, усердный до излишества, но робкий до малодушия, Симон Петр, – в мрачном уединении, вдали от взоров друзей и врагов своих, оплакивает свое троекратное отвержение от Господа и Учителя своего возлюбленного.
Глава его преклонена долу, взор его тускл и мрачен, лице покрыто смертною бледностию, из очей льются горькия слезы, уста его безмолвствуют; но сердце, исполненное жестокой скорби и уныния, тем не менее говорит к Сердцеведцу Богу своими тяжкими вздохами и болезненными стенаниями: «Господи, не погуби мене до конца, Господи не отрини мене во век».
Одна мысль наиболее занимает, теснит, смущает и потрясает все существо его, мысль ужасная, но, как казалось ему, совершенно справедливая: может ли такой преступник, как он, ученик неблагодарный, друг вероломный, нарушитель собственной клятвы, ожидать себе пощады и прощения?
Уже мрачные тучи грозного правосудия небесного собрались в его воображении над главою его, и готовы разразиться над ним; уже не раз гибельное отчаяние покушалось вторгнуться в колеблющуюся храмину души его и завладеть его сердцем: но в тоже время являлся светлый луч утешительной надежды на безприкладное милосердие Божие, и грозные тучи, как ночные призраки, рассеевались в очах его, и его сердцу становилось легче, сладкий мир снова водворялся в душе его.
Но вдруг новые сомнения начинают тревожить его, новые безпокойства возмущают неутвердившийся дух его: «мое преступление,» говорит он сам в себе, «больше всех других. Давид и Манассия прощены, мытарь и блудница оправданы, но они нарушали закон по заблуждению, или неведению, в жару страсти или в ослеплении, между тем как я не могу иметь для себя ни одного из сих оправданий. Я знал моего Господа и Учителя, видел Его чудодействующим на море и суше, ходил с Ним по водам, слышал глас Его, изгонявший духов нечистых и воскрешавший мертвых, был свидетелем славного Его преображения, исповедал Его Христом и Сыном Бога живого, был любим Им и любил Его от чистого сердца и, несмотря на то, отвергся от Него, и отвергся троекратно! Не ужели есть еще для меня помилование?
– Есть, отвечал ему тайный голос, внушенный благодатию. Тот, который научал других благословлять клянущих и молиться за творящих им напасть, который Сам, вися на кресте, простил Своих врагов и распинателей, не простит ли ученика Своего, погрешившего по естественной слабости?
Так, Он давно уже простил его, давно благость Его готова была ниспослать ему Свое утешение, и вот оно является: благодатная весть о воскресении Христовом к нему особенно предпосылается, для утешения и укрепления его скорбного духа. Рцыте учеником Его и Петрови, говорит Благовестник воскресения, яко воста Господь.
Какая утешительная истина открывается для нас, братия, в сем событии! Грешник! сколь бы ни были тяжки твои преступления, не отчаявайся, но веруй. Вспомни Петра, трикраты отвергшегося от Христа, и за свое чистосердечное покаяние паки сопричисленного к лику Апостолов; кайся и плачь, подобно ему, о согрешениях твоих, и ты так же, как и он, не будешь отринут милосердием Божиим.
Да не оскорбится слух ваш, возлюбленные братия, что в сей торжественнейший день радости и веселия дерзаю говорить пред вами о плаче и слезах, уготовляющих впрочем радости и веселие на небеси и о едином грешнике кающемся. Торжество это проистекло из слез, как из благословенного источника, и в первый раз возвещено было миру слезами Марии, а потому и в продолжении своем должно срастворяться слезами веры и надежды, вводящими в радость Господа воскресшего: иначе радость наша не будет исполнена в себе. Ибо сколь многие из нас без сих слез не могут быть ни достойны, ни способны к сей радости!
Итак приидите вси труждающиися и обремененнии грехи своими и восплачьте плачем Петровым, дабы подобно ему возрадоваться, видевше Господа воскресшего.
Но за чем взор ваш смущен и мрачен? За чем так медленно движутся стопы ваши? Что так тяжко бременит ваше сердце? Ах! вы измеряли умственным взором своим бездну, которую изрыли преступлениями вашими, и ужаснулись, увидев себя столь близкими к своей погибели. Но измеряли ли вы бездну благости и милости Божией? Постигли ли всю глубину ея? Открыли ли ея пределы? Познали ли, где начало и конец ея? Откуда исходят и где иссякают животворные струи ея?
Нет, тщетны были бы покушения ваши измерять неизмеримое, постигать непостижимое. Царственный пророк Давид, видел милость Господню, наполняющую землю (Псал. 32:5), досязающую до небес (Псал. 35:6), возносящуюся даже превыше небес, и, не удовольствовавшись сими изображениями, восклицал наконец: Господь благ, милость Его вечна. Итак одна только вечность неизмеримая может служить верным измерением благости Божией. Ея богатства и сокровища столь же многочисленны, или лучше сказать, безчисленны, как и лета лет, веки веков, соединенные в круг безпредельный и необозримый, под образом коего мы обыкновенно представляем себе вечность.
А бедные сыны времени почитают сии сокровища недостаточными для обогащения нищеты своей! Думают, что для прикрытия душевной наготы их мало будет ризы спасения, сотканной рукою Божественною из страдальческих заслуг Христовых! Не явное ли это оскорбление величия Божия? Не дерзкое ли это уничижение судеб Промысла, многочастно и многообразно действовавших для спасения нашего, и наконец заключившихся – как совершенным и окончательным действием, ниспосланием в мир и преданием на смерть крестную Единородного Сына Божия? Не в лице ли они благословляют Того, который для того и пришел в мир, чтобы взыскать и спасти погибших? Для того и облекся плотию, чтобы осудить грех во плоти (Рим. 8:3). Для того и соделался клятвою, чтобы искупить нас от клятвы законные (Гал. 3:13). Для того и страдал и умирал, чтобы умертвить силу зла, действующего в сынех противления – естественных чадах гнева (Еф. 2:2:3). Нет, судии самоосуждающие, не Бог щедрый и милостивый, долготерпеливый и многомилостивый, не Бог отъемляй неправды и беззакония наши, не Бог благий и милосердый причиною того, что мы остаемся еще под грехом, но наше ожесточение и нераскаянность.
Внемлите гласу Господа, глаголющего чрез Пророка Своего: приидите и истяжимся, и аще будут греси ваши яко багряное, яко снег убелю; аще же будут, яко червленое, яко волну убелю (Ис. 1:18). Внемлите гласу Церкви, возвещающей нам, яко не величество прегрешений, ни грехов множество превосходит Бога нашего многое долготерпение и человеколюбие крайнее, но безмерно есть множество щедрот Его, и несть грех, побуждающ человеколюбие Его. Внемлите и заградите слух ваш от суетного мудрования тех, которые утверждают, что есть грехи столь тяжкие, что само милосердие Божие не сильно простить и изгладить их.
Не отрицаю, что и всякий, самый даже маловажный, по мнению нашему, грех может соделаться непростительным; может обратиться в хулу на Духа Святого, которая не отпустится ни в сей век, ни в будущий. Но почему? По нашему жестокосердию и нераскаянности. Что может быть, повидимому, извинительнее, как, при богатом пожертвовании Ананиею и Сапфирою своего имущества на Церковь, утайка некоторой части его для своих домашних потребностей? Не смотря на то, апостол Петр почитает это грехом противу Духа Святого, пoелику они на его обличение отвечали запирательством, и потому тотчас же поражены были внезапною смертию. Итак, если есть грех, побеждающий человеколюбие Божие, то этот грех есть нераскаянность, обыкновенно сопровождаемая хитрыми уловками, лживыми извинениями и неправыми с извращением правды Божией оправданиями: одна только нераскаянность уготовляет нам несомненную погибель; одно отчаяние заключает утробы милосердия и щедрот Отца небесного и отверзает врата адовы.
Но отчаяние, пораждаемое в нас духом злобы, быв поражено со стороны безпредельного милосердия Божия, старается найти для себя убежище в Его неумытном правосудии. В самом деле, правосудие Божие неумытно и непреклонно, но для кого? Для тех ли, которые с кротким и сокрушенным сердцем являются пред лице Божие, исповедать грехи свои? Для тех ли, которые, сознавая свое великое недостоинство, смиренно повергаются в прах и пепел при подножии алтаря Господня, испрашивая себе помилования? Для тех ли, которые, подобно мытарю, от тяжести преступлений не смея возвести очей своих на небо, но бия в перси своя, с сильным и благоговейным чувством взывают к Отцу щедрот и всякия утехи: Боже, милостив буди нам грешным? Для тех ли, которые, подобно блудному сыну, внезапно, но глубоко почувствовав на стране чуждой – на стране разврата и нечестия – духовный глад и жажду свою, поспешают с повинною главою и покорным сердцем под мирный кров отеческий? Для тех ли, наконец, которые, подобно упоминаемой в евангелии жене блуднице, повергшись с верою и надеждою к ногам Иисусовым, омывают их слезами чистосердечного раскаяния?
Нет, нет, не для них. Для сих душ кротких и благопокорливых, – для сих преступников, добровольно осуждающих и обрекающих себя на все строгости покаяния; для сих грешников, часто смирением своим восхищающих славу у самых праведников, строгость правосудия безпредельного изменяется в благость неизреченную. Для них, по выражению песнопевца Израилева, истина Судящего всей земли непреклонная – преклоняется к их воплям и воздыханиям, исходит во сретение милости состраждущей, и дружелюбно с нею лобызается. Милость и истина сретостеся, правда и мир облобызастася (Псал. 54:11)!
Для кого же уготовляются гневным правосудием Бога мстителя праволучные стрелы молнии, и в ком скончаваются? Для кого возгорится некогда, яко огнь, ярость Его, и разжется до ада преисподнего? Для кого изощряется, якоже молния, мечь Его, и в чьей крови упиется он? Для кого назначено езеро огненное и жупельное, для кого тьма кромешная и червь неусыпающий, для кого плачь и скрежет зубом?
Нет нужды затрудняться в изыскании ответа на сии вопросы: его сообщает нам Дух Божий вещающий устами Пророка: аще не обратитеся, говорит Он, Бог судитель праведен и крепок, и долготерпелив, оружие Свое очистит, лук Свой напряжет и уготовает, и в нем уготовает сосуды смертные и стрелы Своя сгараемы соделает (Псал. 7:13:14). Совершенно подобный ответ дает сам Иисус Христос вестникам, рассказывавшим Ему, что Пилат смешал кровь галилеян с жертвами их: аще не покаетеся, сказал Он им, вси такожде погибнете. Итак гнев праведного и нелицеприятного Судии-Бога обращается только на необращающихся к Нему; Его мщение нераскаянно только для отчаянных и нераскаянных.
Быть может грешник с радостию выслушает сие слово утешения, и вместо того, чтобы поспешить в духовную врачебницу для исцеления душевных язв своих, или если уже был в ней, то принять все возможные меры к упрочению навсегда возвращенного здравия, он поспешит теперь и впредь будет приходить в нее только для своего успокоения, дабы тем безмятежнее продолжать прежния дела нечестия, утвердив плоть мышцы своея на покаянии, яко на некоем жезле твердом и непоколебимом.
Правда жезл этот тверд и непоколебим, но когда? – Когда он водружен в самом сердце и в самом основании души кающегося, и со всех сторон обложен и укреплен твердыми, как адамант, камнями живой веры, одушевляемой и питаемой постоянным преспеянием в добре, крепкой надежды, возносящей выну дух наш от земли на небо, и пламенной любви, вся вменяющей за уметы, да Христа единого приобрящет (Фил. 3:8). Для тебя же, несчастный, который не мог как должно, и судя по настоящему расположению мыслей и чувствований твоих, не можешь ни водрузить, ни утвердить жезла сего, и между тем так смело надеешься найти в нем опору не только для прошедших, но и для будущих беззаконий твоих, – для тебя жезл сей легко может обратиться в тот тростяный жезл, о котором говорит Пророк, что на негоже опрется муж, сокрушится под ним, внидет в руку его, и прободет ю (Ис. 36:6). Может сокрушиться жезл этот и под тяжестию твоей руки, обремененной неправдами и злодеяниями, и прободет не руку твою только, но и самое сердце твое, и оставит по себе язву неизцельную.
Надежда твоя ничем не лучше той, какую имели некогда современные Иисусу Христу иудеи, почивавшие на законе, а нечествовавшие, как язычники, – именовавшие отцем своим Авраама, а делами своими, творившие отца себе диавола; или, какую имели предки их на храм иерусалимский, по изволению конечно Божию, созданный, но грехами их оскверненный, и с безумным самодовольствием говорившие друг другу: храм Господень, храм Господень, храм Господень есть (Иер. 7:4)! Что же из того последовало? Храм Господень, не смотря на святость его, предан в руки язычников и разрушен до основания; а надеявшиеся на него, погибли в его развалинах или отведены в плен; закон, не смотря на животворную силу свою, не спас их от погибели, сыновство Авраамово не защитило их от гнева Божия.
То же последует и с тобою, несчастный! Ты осквернил святыню таинства, попрал завет божественный, простер святотатственные руки свои на похищение даров благодати и дерзнул посмеваться долготерпению и человеколюбию Божию, употребляя оное во зло; ты погибнешь и погибнешь невозвратно, если прежде, нежели рука Господня восприимет суд свой, во еже потребити сопротивные и стрясти их от лица земли, якоже прах сотрясаемый от одежды, – с воплем крепким и со слезами не прибегнешь к тому же милосердию Божию и не преклонишь оное, сотворити милость с тобою.
Так, слушатели! покаяние сколько для одних спасительно, столько для других может быть гибельно. Те, которые ищут в нем успокоения своей растерзанной совести и примирения с Богом оскорбленным, отъемля в тоже время лукавства от душ своих пред очами Его, обретают в нем воню животную в животе; а напротив те, которые в суетной надежде на оное безпечно продолжают до конца жизни нечествовать, обретают в нем воню смертную в смерть (2Кор. 2:16). Последствия ужасные!
Но Церковь в прошедшие дни св. четыредесятницы, видя, к утешению своему, ваши руки, простертые к небу, ваши очи, возведенные горе, ваши колена, преклоненные долу, ваши вздохи и стенания, исходящие из глубины души, – с радостию, хотя не без тайного страха предполагает, что между чадами ея не обрящется сих отверженных сынов царствия Божия; а потому, как чадолюбивая мать, веселящаяся о чадех своих, всех вообще без всякого исключения приглашает к радости воскресения Христова. Приидите вернии, говорит она, веселимся божественне, яко воскресе Христос, яко всесилен. Ея радость возвышается нашею радостию, ея блаженство возрастает по мере блаженства нашего.
Не видите ли, как ликовствует она, видя нас собравшихся под небошественный кров ея? Не слышите ли, какия торжественные песни воспевает она, для возбуждения нас к духовному веселию? Сравните безпристрастно сие веселие с радостями мира; спросите свое сердце, где ему лучше и покойнее, там или здесь? Что приятнее для него, холодность ли мира, всегда почти презирающего своих искателей, или нежность матери-Церкви, всегда и всех с равною любовию приемлющей в свои объятия? Не могу думать, чтобы ответ мог последовать отрицательный.
Но если бы в чьем сердце, вопреки ожиданию, отозвалось что-нибудь подобное, то пусть таковый познает отсюда, что он не из числа истинных сынов Церкви, и пусть он поспешит подобно апостолу Петру, вместо радости, восприять плач, и он верно и скоро, так же как Петр, внидет сим новым путем в радость Господа своего: ибо сеющии слезами, по словам Писания, радостию пожнут (Псал. 125:5), и блажени, по уверению Самого воскресшего Господа, плачущии, яко тии утешатся (Матф. 5:4). Аминь.