Изъяснение божественной литургии
От редакции
Издаваемое в свет Изъяснение Божественной Литургии составлено из бесед, говоренных Высокопреосвященным Митрополитом Киевским Арсением Тамбовской пастве, во время управления ею, в 1836 и 37 годах. Это было время самого сильного развития в Тамбовской епархии секты молокан, называвших себя духовными христианaми и отвергавших все церковный установления, в коих внешним или видимым образом выражается как благодатная сила Духа, оживотворяющего верующих, так и самая жизнь верующих: таинства, обряды, поклоненье святым иконам, посты, иерархия и проч., по учению молокан, считались не нужными. Ведя борьбу с этими отщепенцами, высокопреосвященный Архипастырь с церковной кафедры излагал православным своим слушателям изъяснение самого главнейшего в церкви Христовой священнодействия, в коем совершается святейшее таинство Евхаристии. Показав первоначально происхождение и значение этого таинства на основании Библии, которую молокане считали единственным источником истинного учения, Архипастырь изъясняет потом весь литургийный обряд, коим издревле по церковному чиноположению обставлено освящение и преподание верующим Святых Даров. Внимательному читателю, после сего, понятны будут те, часто встречающееся в изъяснении, рассуждения, которые учителем – Архипастырем направляются к обличению заблуждений столь пагубной секты, по поводу тех или других частностей изъясняемого священнодействия.
* * *
Давно благочестие многих из вас, возлюбленные о Господе чада и братия, докучало мне святым своим желанием слышать из недостойных уст моих объяснение священных обрядов и тайнодействий, употребляемых в нашей Православной Церкви, и преимущественно того Ангелоподобного Богослужения, в котором, по благоволению Отца небесного, по изволению Единородного Его Сына и действию Духа Святого, совершается великая и непостижимая уму человеческому жертва непорочна и пречиста Агнца Христа за грехи всего мира, живот и спасение верных; которое столь важно, что самые небесные силы с трепетом и благоговением предстоят Ему, и что без участия в оном ничтожны все наши молитвы, суетны дары и приношения, бесполезны благотворения, нечисты добродетели, тщетна надежда на бессмертие и блаженство вечное; ибо сам Спаситель сказал: аще не снесте плоти Сына человеческого, ни пиете крови Его, живота не имате в себе. ядый мою плоть и пияй мою кровь имать живот вечный, и Аз воскрешу его в последний день. Той во Мне пребывает и Аз в нем (Ин.6:53, 54–56), и которое обыкновенно называется Литургиею, а в просторечии обеднею, – давно, говорю, я слышал cиe святое желание и, утешаясь в душе моей, благодарил Бога, отверзшего слух и сердце ваше, внимати словесем жизни вечные. Но, с одной стороны, сознание слабых сил моих, а с другой – заняли иного рода, не менее, по моему мнению, важные и необходимые для пользы и назидания Богом вверенной мне паствы, доселе удерживали меня от исполнения сего желания. Ныне же, признавая в вашем вызове призывание Божие, которому никак не смею противиться, и призвав в помощь себе силу Вышнего, совершающуюся в немощах человеческих, отваживаюсь приступить к делу. Для сей цели я намерен посвятить все время моего сопребывания с вами, какое только судьбы Промысла уделят мне в настоящем году, с небольшими только исключениями, по особенным случаям. Если же бы сего времени оказалось недостаточно, то восполним сей недостаток, если Бог благоволит дожить нам, из следующего года. С другой стороны, поскольку между слушателями, без сомнения, есть, или, по крайней мере, будет довольно и таких, для которых самые обыкновенные и общеупотребительные предметы, действия и принадлежности Богослужения, не смотря на всеобщую известность их, слишком мало известны, по своему началу и значению: то дабы в одно и тоже время и облегчить для них, по возможности, разумение тайн Веры, и избежать необходимости – делать при самом изъяснении частые отступления от главного предмета, который, вместо того, чтобы вспоспешествовать нашему вниманию, могут только развлекать и ослаблять его, я признаю нужным предварительно сообщить вам некоторое понятие обо всем, что только прямым или косвенным образом относится к Богослужению вообще и в частности к Литургии. Здесь я должен буду хотя слегка коснуться самых оснований веры и от них взойти к началам происхождения христианского Богослужения, пройти, в историческом порядке времени, все изменения судьбы его, в которых оно удержало свой существенный характер неизменным, указать место совершения оного, лица действующие в нем, вещи и принадлежности, которые, служа, так сказать, внешнею обстановкою его, естественно от времени до времени, по причинам уважительным, подвергались некоторым преобразованиям, сокращениям и отменам, и, наконец, остановясь на том благолепном и решительно определенном и установленном Соборами вселенскими и поместными виде, в каком оно представляется сейчас, из взаимного сличения с древним показать, что оно, в существенных частях своих, нисколько не различествует от того Богослужения, которое учредили и совершали сами Апостолы и их непосредственные преемники, и в котором участвовали первобытные Христиане. Не могу также при этом не заметить я, к утешению своему и вашему, что этим высоким преимуществом и неоцененным достоинством – этою изумительною близостию и почти тождеством с древнехристианским или Апостольским Богослужением обладает, предпочтительно пред всеми прочими Христианскими вероисповеданиями, одно наше Восточно- Кафолическое или Православное вероисповедание, в чем не могут отказать, и действительно не отказывают, ему самые противники его. Церкви Римско-Католическая и Протестантская, увлекшись духом нововведения, до того уклонились от своего первообраза времен Апостольских и ближайших к Апостолам, что в некоторых частях их нынешнего богослужения с трудом можно отыскать следы богослужения первобытнохристианского, каково наприм. употребление в них инструментальной музыки, вместо живого человеческого пения; опресноков Иудейских, вместо квасного хлеба, в тайне Евхаристии; сидение во время молитвы, вместо благоговейного предстояния лицу Божию; лишение мирян спасительной крови Христовой вопреки прямой Христовой заповеди, и проч. и проч. За тем, перейдя собственно к Литургии и мимоходом объяснив значение, силу и причину сугубого ее наименование, я остановлю ваше внимание на Божественном Учредителе и Совершителе её в последний день земной своей жизни в кругу своих безутешных учеников и Апостолов о приближающейся разлуке с ними; открою важные причины, побудившие Его к сему заветному священнослужению, которое, по обетованию Его, должно продолжаться непрерывно до скончания века и потом чрез целую вечность в царствии Отца небесного в преображенных своих видах неизменно повторяться для бесчисленного сонма избранных Божиих; далее, благоговейною рукою постепенно совлекая с тайн веры чувственные покровы, представлю внимательному взору вашему зрелище, достойное небожителей; вы увидите в нем небо мирно склоняющееся к земле, Божество соединяющееся с человечеством, Ангелов дружелюбно беседующих с людьми, и людей чрез приобщение Божественных, святых, бессмертных, животворящих и страшных Христовых тайн, превращающихся в Ангелов, словом – всю тайну нашего духовного возрождения, освящения и спасения в постепенном ее раскрыт и полном совершении. Одно только условие необходимо с вашей стороны: внимание искреннее, постоянное и беспристрастное, дух очищенный от земных помыслов и совесть непомраченная суетным лжемудрованием века сего.
* * *
Богослужение Христианское, происходя по имени своему от Христа, появилось в мире вместе со Христом, но по духу и силе своей оно существовало еще с первых дней мира – слишком за пять тысяч лет до явления, в мир Христа. Учение о Нем в полном свете открыто в Евангелии, но и закон духа жизни для имущих просвещенный очеса веры не менее открывал его из-под внешней своей буквы, и даже задолго еще прежде закона благочестивые Енохи, праведные Нои, верные Авраамы, терпеливые Иовы, прозорливые Иаковы умели сквозь тьму веков видеть грядущего Искупителя, издалеча лобызать Его и в Нем полагать надежду своего спасения. О первом ясно говорит Апостол Иуда: пророчествова же о сих седмый от Адама Енох, глаголя: се приидет Господь во тьмах святых Ангелов своих, сотворити суд о всех, и изобличити всех нечестивых о всех делех нeчecmия их, ими же нечествоваша, и о всех жестоких словесех их, яже глаголаша нань грешницы нечестием (Иуд.14:15). Ной, по предречению отца своего, сам в лице своем предображал Всемирного Упокоителя от дел человеческих и от печали рук их, и от земли, юже прокля Господь Бог (Быт.5:29). Авраам, по свидетельству самого Иисуса Христа, рад был видеть день Его, день пришествия Его на землю для нашего спасения, и действительно видел и возрадовался (Ин.8:56). Иов, среди тяжких и жестоких скорбей своих утешался и укреплялся только надеждою на Искупителя: всем, говорил он сам в себе, яко присносущен есть, иже имать искупити мя и на земли воскресити кожу мою, терпящую сия (Иов.19:25:26). Иаков не только ясно видел и знал своего Избавителя, но с удивительною точностию определил время пришествия Его на землю и предсказал даже обращение к Нему язычников. Вот его собственные слова: не оскудеет князь от Иуды и Вождь от чресл его, дóндеже приидет Умиротворитель или Избавитель, и той чаяние языков (Быт.49), то есть, когда княжеское и царское достоинство пресечется в колене Иудове и перейдет к другому иноземному племени, тогда придет Избавитель Мессия или Христос, к которому прилепится часть Иудеев и обратятся язычники, что совершенно согласуется со временем рождения Иисуса Христа в мир: тогда Иудея не имела уже собственных царей от колена Иудова и состояла под владычеством Римлян. Тень Царского достоинства еще осеняла гордое чело властолюбивого Ирода, но это не был уже потомок Иуды, а ненавистный для Иудеев иноземец, хитрый Идумеанин, презренный раб Римских кесарей, купивший и поддерживающий власть свою низкою корыстию, постыдным унижением и еще постыднейшим ласкательством. Главная же и существенная власть оставалась в руках народоправителей или игемонов, присылаемых в Иудею от державного Рима, подобных тому, каков был во время страданий Иисуса Христа Понтий Пилат криводушный. Говорить ли о временах подзаконных, в которых не для всех равно понятные предания веры превратились в живые и говорящее образы Левитского служения? Упоминать ли о Пророках, которые духом видели и, так сказать, осязали грядущего к себе Мессию? О, как ясно описали они все события жизни и смерти Его от Вифлеема до Голгофы, все знамения и чудеса Его от Каны Галилейской до Гефсимании, все уничижение и славу Его от вертепа до неба, от тернового венца до молниеносного сияния величества Его на высоких. Но это завлекло бы нас в большие подробности и слишком удалило бы от предположенной цели. Одного только не могу оставить без особенного замечания, это – та чудная и поразительная постепенность, с которою Промысл открывал человеку обетование будущего его искупления. Первое обетование о сем дано было еще в Едеме, но в таких словах, которые возрождали надежду спасения, но не указывали ни времени, ни места, ни способа осуществление. Семя жены, сказано было, сотрет главу змия искусителя: но где возродится сие благословенное Семя? где и когда возрастет оно в древо велие, на нем же обитати птицам небесным и зверем земным укрыватися под благотворною Его сению? Обо всем этом было умолчано, а напротив еще было прибавлено, что сей искуситель будет блюсти Его пяту. Не должно ли было посему опасаться, что яд от уязвления в пяту может распространиться по всему составу и истребить cиe вожделенное семя в самом первом его зародыше? Что особенно должны были подумать бедные прародители наши, когда после радостной надежды видеть в первенце своем Каине обещанного избавителя, почему обрадованная Ева в минуту рождения Его воскликнула: стяжах человека Богом, вскоре из дурных свойств и нравов его увидели ужасную ошибку свою и потому другого сына своего назвали уже Авелем, то есть, суетою и плачем? Сколько новых страхов и опасений родилось тогда и без того в растерзанной душе их? Какие смутные думы и горькая чувства встревожили их ум и сердце, когда первая – ужасная весть достигла их слуха, что тот, от которого они ожидали себе избавления, похитил у них последнее утешение, убив брата своего Авеля. Но они, не смотря на все cиe, не изнемогли в своей вере, не ослабели в надежде и, совершив подвиг долголетней жизни, мирно закрыли глаза свои, в чаянии утехи Израилевой и свободы чад Божиих.
Потом, когда первобытная чета, с течением времени, разделилась в умножившихся потомках своих на различный отрасли, вопрос об обетовании Семени жены сделался еще затруднительнее в своем решении: в каком именно племени родится cиe Семя? Тем более, что между потомками Каина одни привлеченные благами земли к земным наслаждениям, мало или совсем не заботились об обетованном Семени, а другие, не видя долго исполнения сего обетования, стали нечестиво издеваться над ним и подрывать в него веру своими сомнениями и ложными умствованиями. Посему Промыслу надлежало ободрить и утешить избранных своих новыми более определенными откровениями, и Промысл не скупился сообщать оные тем, которые являли себя достойными пред ним. Так верному Аврааму открыто было, что не в другом чьем, а в его семени благословятся все народы земные (Быт.22:18) и притом из сынов его в Исааке наречется ему семя, что изъясняя, Апостол Павел говорит: Аврааму же речени быша обеты и семени его, не глаголет же и семенем, яко о мнозех, но яко о едином: и семени твоему, иже есть Христос (Гал.3:16). То же обетование и почти в тех же словах повторено было Исааку об Иакове, а Иакову об Иуде, с прибавлением впрочем к сему последнему новой черты, что обетованное Семя будет царского происхождения. Далее, из царей подтверждено cиe обетование Давиду и Соломону. Теперь ясно было, что обещанный Избавитель родится от рода Авраамова и от племени царского. Но кто те счастливые смертные, которые удостоятся сей высокой чести? В какие дни и часы и каким образом совершится cиe великое событие? Это еще пока оставалось сокрытым под завесою тайны. Наконец являются Исаия и Даниил – Пророки из племени царского, и рукою, восторженною Духом Божиим, подъемлют и сию последнюю завесу. Первый из них указует нам в отдаленной будущности Деву чистую и непорочную, но между людьми неизвестную, даже по имени, которая долженствует быть материю Богочеловека Мессии: се Дева, взывает он к имеющим уши слышати и сердце разумети, в чреве приимет и родит сына и нарекут Ему имя Еммануил, еже есть: с нами Бог (гл. 7). Последний с точностию хронолога измеряет времена и лета и к утешению верных, на расстоянии слишком пятисот лет, усматривает и предсказывает год рождения Мессии, Его насильственную смерть, упразднение жертв и возлияний, разрушение храма и града и конечное запустение того и другого. Вот слово в слово его знаменитое пророчество: Семьдесят седмин сократишася о людех твоих и о граде твоем святым, яко да обетшает согрешение и скончается грех и загладятся неправды и очистятся беззакония и приведется правда вечная, и запечатается видение и пророк и помажется святый святых т. е., явится Мессия, или что тоже помазанный. И увеси и уразумееши, от исхода словесе, еже отвещати, и еже соградити Иepycaлим, даже до Христа старейшины седмин седмь, и седмин шестьдесят две; и возвратится, и соградится стогна, и забрала, и истощатся леша. И по седминах шестидесяти двух потребится помазанье, и суд не будет в нем: град же и святое разсыплется со старейшиною грядущим, и потребятся аки в потопе, и до конца рати сокращенныя чином погибельми. И утвердит завет мнозем седмина едина: в пол же седмины отымется жертва и возлияние и во святилищи мерзость запустения будет, и даже до скончания времене скончание дастся на опустение. (Дан.9:24–27). Слушая cиe пророчество, кто не подумает, что он слышит очевидца, с удивительною ясностию и верною последовательностию рассказывающего замечательные событие, предшествующие и последующие, окружающие и сопровождающие рождение, жизнь и смерть Мессии? И сличив все cиe с обстоятельствами рождения, жизни и смерти Иисус Христовой, кто, пораженный изумительным сходством и согласием предсказание с событием, не воскликнет из глубины души, подобно Апостолу Петру: Равви! Ты ecu Христос, Сын Бога живаго. Но дабы дать ощутить сколько возможно полнее силу сего знаменательного пророчества, язык коего без сомнения не для всех из вас равно знаком и потому удобопонятен: то я не почитаю излишним войти в подробное изъяснение оного при следующем служении.
* * *
Для лучшего уразумения пророчества Даниилова, которое вы в прошедшей беседе от нас слышали, надобно припомнить, что оно открыто было Пророку во время плена Вавилонского по следующему случаю и поводу. Даниил, как и все святые мужи того времени, сильно скорбел и сокрушался духом о разрушении храма и града отечественного и бедственном положении народа своего, переселенного на землю чуждую и в страну языческую, и потому естественно желал и усердно молил Бога отцов своих, да преложит Он праведный гнев свой на милость ко Израилю и, сократив дни его пленения, возвратит его в землю отечественную и воздвигнет на ней паки храм и град по-прежнему. Даниил молился о сем долго и много, и, не видя явного успеха в молитве своей, не оскудел верою и не изнемог упованием на Бога, наказующего согрешающих и вместе милующего раскаивающихся, но терпеливо и безропотно ожидал себе и народу своему милости и помощи Божией: ибо он хорошо знал и вполне был уверен, что Господь Бог наш есть щедр и милостив, долготерпелив и многомилостив, не до конца гневаяйся и не в век враждуяй, и продолжал троекратно на каждый день воздевать преподобные руки свои и преклонять колена свои, обращаясь лицом своим сквозь отверстое окно своей горницы к Иерусалиму и ежечастно устремлялся умом и сердцем своим к Отцу милосердия и щедрот, взывая к Нему из глубины души: Господи Боже наш, услыши молитву раба твоего и прошение его и яви лице твое на святилище твое опустевшее. Всем помилованием твоим да отвратится ярость твоя от града твоего Иерусалима и от горы святыя твоея, яко согрешихом неправдами нашими и беззаконием отец наших. Приклони, Господи Боже, ухо твое и услыши ны, отверзи очи твои и виждь потребление наше и града твоего, в нем же имя твое призвася, яко не на наши правды уповающе, повергохом моление наше пред тобою, но на щедроты твоя многия, Господи. Услыши, Господи, очисти Господи и не закосни, Тебе ради, Боже мой, яко имя твое призвася во граде твоем и в людех твоих (Дан.9:16–20). И вот, в один прекрасный день, когда он совершал подобную молитву и уже приближался к окончанию её, он был вдруг, около часа вечерней жертвы, обрадован явлением к нему Ангела и принесенным чрез него откровением о скором освобождены Иудеев из плена и о восстановлении их храма и града, а вместе с тем и о точном времени пришествия в мир обетованного Мессии – Христа Старейшины, с именем которого Иудеи вообще и всегда соединяли для себя надежды самые блистательный. Представьте же себе, каково было состояние пророка в эту торжественную минуту? Как оно должно быть вожделенно и возвышенно, поразительно и трогательно. Перед ним внезапно раскрылась книга судеб Божиих на пространстве без малого пяти веков, и притом судеб касающихся не одного какого либо лица, или дома, или даже народа в частности, но всего человечества во всей вселенной от начала мира до последнего дня его. Конечно, он не все прочел в сей книге для себя приятное; напротив весьма много встретил в ней чрезвычайно тяжкого, болезненного и сокрушительного для своего сердца братолюбивого. Имущее некогда последовать, по указанию откровения, новое и притом конечное отвержение народа богоизбранного, с разрушением храма и града могло ли не огорчать и не сокрушать его, как единоплеменника? Но мужи праведные легко умеют покоряться праведным судам и определениям Божиим и свои частные скорби забывать, из уважения к общему благу, из них вытекающему. Так и в очах Даниила злополучная судьба собратий его, имущая постигнуть их вслед за пришествием Мессии, за недостойное принятие Его, удобно покрывалась мыслию, что с пришествием в мир царя правды воцарится в мире правда вечная, обетшает и скончается грех и запечатаются беззакония и неправды, или, что тоже, весь род человеческий избавится от плена и рабства греховного, и он, в скорби за единоплеменников, легко мог утешиться радостию всемирною.
Но не будем предупреждать пророка, послушаем лучше его самого, что и как было, чтобы видеть, в каком он отрадном состоянии находился тогда, хотя в самом откровении и представлялось ему довольно ужасного и потрясающего. Еще глаголющу ми в молитве, говорит он, се муж Гавриил, егоже видех в видении моем в начале, парящь, и прикоснеся мне, аки в час жертвы вечерния, и вразуми мя, и глагола ко мне: Данииле, ныне изыдох устроити тебе разум. В начале молитвы твоея изыде слово и аз приидох возвестити тебе, яко муж желаний ecи ты, и размысли о словеси и разумей в явлении (Дан.9:21–23). Вы видите, что пророк рассказывает нам о своем видении и откровении без скорби и смущения и даже с некоторою отрадою в сердца, до того времени так много и долго скорбевшем, хотя будущая судьба его соотечественников, после радостного их возвращения в свое прежнее отечество и мирного в течение нескольких веков пребывания в оном, богопросвещенному его взору и представлялась в виде ужасающем: одна благодатная сила могла его до такой степени укрепить и утешить; одна мысль о грядущем в мире Спасители мира – Христе Старейшине, теперь на определенной и верной точке времени остановившаяся, сообщала ему столько силы и бодрости: не даром он назван от Ангела мужем желаний: ибо он весь был молитвенным желанием, благоговейно и покорно в судьбы Божии устремленным и всецело воле Божией преданным. Здесь кстати мимоходом заметим, что Ангел с словом от Господа явился к пророку в самом начале молитвы его, но сообщил ему это не прежде, как при окончании её: так Господь искушает иногда веру и любовь к Нему и терпение своих избранных и за то вознаграждает их потом сторицею, и так св. Ангелы любят наслаждаться достойным неба зрелищем богомыслия и молитвы в человеках и, так сказать, не смеют нарушить оного, доколе не придет уреченное на то время, но терпеливо ожидают сего времени, пока могут к ним приблизиться. Столь велик человек, истинно молящийся: пред ним благоговеют самые Ангелы. Замечательно также, что с сим словом от Господа послан был не другой какой Ангел, как Гавриил: это потому, что, по свидетельству Писания и всеобщему верование христианской древности, Архангелу Гавриилу особенно вверено было от Св. Духа служение тайнам Божиим и преимущественно тайне вочеловечения Сына Божия для спасения человеков. Посему-то он является вестником зачатия Иоанна, как Предтечи и Крестителя Христова, и благовестником Деве Марии, как богоизбранной отроковице, быть материю Христа Богочеловека, и во многих других подобных случаях прикровенно, или открыто. Итак, если бы принесенное Даниилу слово Господне само по себе и не было для нас понятно и вразумительно; если бы сам Иисус Христос прямо и ясно не отнес его ко времени своего пришествия на землю и не признал в нем и не указал нам пророчества о событиях, непосредственно за тем следовавших: Егда узрите сказал он, мерзость запустения, реченную Даниилом пророком, стоящую на месте святе, иже чтет, да разумеет (Мф.24:15). Если бы святые отцы Церкви всех времен и народов единогласно не изъяснили сего слова в полном его составе о Христе и христианстве в период предшествующий и последующий за первым появлением оного; если бы, говорю, всего этого не было: то мы по одному имени и звании небесного посланника могли бы и должны бы догадаться, о чем идет дело. К Даниилу с словом от Господа посылается один из начальствующих над Ангелами, и именно Архангел Гавриил, и посылается с целию вразумить и наставить его. Данииле, говорит он, ныне изыдох устроити тебе разум: в начале молитвы твоея изыде слово и аз приидох возвестити тебе. Значит, предмет слова и посольства должен быть весьма важен, когда посылается такой посланник, каков Гавриил и предпринимаются такие предуготовительные меры к верному уразумению слова. Посмотрим же теперь, каково это слово? Семдесят седмин, говорил Даниилу Архангел, сократишася о людех твоих и о граде твоем святем, яко да обетшает согрешение, и скончается грех и запечатаются греси и очистятся беззакония и приведется правда вечная, и запечатается видение и пророк и помажется святыи святых. Как бы так сказал Даниилу Архангел: ты скорбел, блаженный муж, о бедственном состоянии народа и града твоего и молитвенно взывал к Богу – избавителю о помиловании и о прекращении бедствий, их удручающих; не видя же чрез столько лет конца сим бедствиям ты утешался мыслию об имущем некогда последовать пришествии Мессии – Христа, с которым сила греха ослабеет и скончается, беззакония очистятся и неправды прекратятся; а вместо их настанет царство мира и любви, правды и святыни; тогда слава Иерусалима восставится и даже умножится и бесчестие от Израиля отымется. Знай же, клеврет мой возлюбленный, это вожделенное событие еще не близко, но и не слишком далеко: его отделяет пространство седмидесяти седмин, т. е. седмидесяти седмилетий, или что тоже 490-то лет; ему должно предшествовать запечатление видений и прекращение пророчеств, а гораздо ближе и настанет вскоре другое событие, для тебя также приятное, т. е. временное избавление собратий твоих из плена Вавилонского и возвращение их в Иудею, и от этого-то события и должно начать счет седмин, мною указанных. И увеси и уразумееши, продолжает Архангел, яко от исхода словесе, еже отвещати, и еже соградити Иерусалим, даже до Христа Старейшипы седмин седмь, и седмин шестдесят две, и возвратится, и соградится стогна, и забрала, и истощатся лета (Дан.9:25), т. е. от издания указа о возвращении Иудеев из плена и о построении Иерусалима; ибо так должно разуметь выражение: от исхода словесе, еже соградити Иерусалим, до явления Мессии – Христа седмин седмь и седмин шестдесят две, т, е, шестьдесят девять седмилетий, или 483 года, в это время Иудеи возвратятся в свое отечество, созиждут храм и град, обнесут город стеною, а внутри оного устроят улицы, и таким образом годы эти пройдут. И по седминах шестидесяти двух потребится помазание, и суд не будете в нем, град же и святое рассыплется со старейшиною грядущим и пр., т. е. по истечении показанного времени умерщвлен будет помазанник, или что тоже, Мессия – Христос и умерщвлен невинно, но за то храм и град вслед за тем будут разрушены и виновные в смерти Мессии обречены будут на погибель конечную. Остается теперь из предсказанных седмин одна седмина последняя, и она самая замечательная и наполненная событиями необычайно важными: об ней в пророчестве сказано: утвердит завет мнозем седмина едина, т. е. она послужит, так сказать, венцем для всех прочих седмин; все, что в этих седминах случилось и делалось, для нее особенно допускалось и делалось. Она разделяется на две половины: в первой открылась, образовалась и утвердилась церковь Новозаветная – Христианская, во второй вместе с храмом Иерусалимским и градом Давидовым, с своими жертвами и возлияниями, которые к храму и граду законом были привязаны, пала и сокрушилась церковь Ветхозаветная – Иудейская: тогда то имеющие очи видети увидели мерзость запустения – статую богини блуда и разврата, по воле завоевателя Иерусалима Веспасиана, стоящую на месте святе, т. е. в самом святилище храма, увидели и от ужаса содрогнулись, уразумев в этом исполнение Даниилова пророчества. Но для ближайшего сличение события с пророчеством, повторим самое пророчество. И утвердит, говорил Даниилу Архангел в заключение, завет мнозем седмина едина, ее пол же седмины отымется жертва и возлияние и, во святилищи мерзость запустения будет, и даже до скончания времене скончание дастся на опустение. Имеяй уши слышати, да слышит. Блаженный Иероним пророка Исаию, по ясности, силе и выразительности пророчеств его о Христе, называет пятым евангелистом: не имеем ли права и мы пророка Даниила, по настоящему его пророчеству, столь определенно и подробно изобразившему время пришествия Христова и важнейшие обстоятельства жизни и смерти Его, имевшие всемирное влияние на судьбу христианства и человечества, причислить также к сонму благовестников Христовых? Так ясно и верно святии Божии человецы, от Св. Духа просвещаемые, сквозь тьму веков прозревали в отдаленную будущность. Читая их сказания о своих видениях и откровениях свыше, Невольно изумляешься силе прозорливости, даруемой от Господа человекам и нередко забываешься, думая в них слышать современников, простодушно и обстоятельно рассказывающих о событиях, которых как будто они были очевидцами, но которые между тем были отдалены от них многими веками, а иногда даже многими тысящелетиями.
* * *
Мы остановились на пророчестве Даниила: переведем его на язык, более близкий к еврейскому подлиннику, на котором оно первоначально вышло из уст пророка, и более согласный с образом нашего выражения, в котором мы воспитаны, и с которым ознакомлены с самых младенческих пелен, и от которого не легко отстают самые привычные люди к иностранным, а особенно древних Восточных языков оборотам, и всегда более или менее затрудняются в перенесении мыслей, заключенных в древних формах речи, в новейшие, свойственные их природному языку. Вот почти буквальный, но приблизительный к новейшему слововыражению, перевод обозначенного пророчества. Семьдесят седмин, сказано было Даниилу в видении от Архангела Гавриила, назначено, разумеется в судьбах Божиих, народу твоему и граду твоему святому до тех пор, как отнимется беззаконие, запечатаются грехи, очистятся неправды и приведется правда вечная; как прекратятся видения и пророки, и помажется святой святых, т. е, явится Мессия или Христос, ибо еврейское слово Мессия значит то же, что греческое Христос – Помазанный. Посему знай и разумей, что от издания указа о восстановлении и построении Иерусалима даже до Христа старейшины седмин седмь и седмин шестьдесят две, что составит шестьдесят девять седмин: в течение сего времени возвратится пленение, снова устроятся улицы, воздвигнется ограда и истощатся лета. А после шестидесяти двух седмин, о которых, то есть, выше упомянуто, и которые будучи взяты с седмью предыдущими составят шестьдесят девять, потребится без суда Помазанный, то есть, Мессия или Христос, в след за сим разрушится город и храм от нашествия неприятелей, и до самого конца войны будет ужасное опустошение. И утвердит завет многим одна седмина, в остальной же половине сей седмины прекратятся жертвы и возлияния, и в самом святилище будет стоять мерзость запустения, опустошение же cиe продолжится до скончания времени. За сим не много остается непонятного и притом сия неудобопонятность относится только к некоторым словам и выражениям, который впрочем мы вскоре постараемся объяснить совершенно удовлетворительным образом, самый же смысл пророчества весьма ясен. Здесь предсказывается, что от какого-то указа о восстановлении Иерусалима до Христа Старейшины шестьдесят девять седмин, в семидесятой же седмине сей Христос будет умерщвлен, а в конце этой седмины будет разрушен город и храм, и вместе с тем прекратятся жертвы и возлияния, или что тоже пресечется навсегда Иудейское Богослужение. Все затруднение состоит в том только, что бы верно определить, что должно разуметь у Даниила под словом седмина и с какого указа начинать счет сих седмин, ибо указов о восстановлении Иерусалима было четыре: 1) Киров (1Ездр.1), 2) Дариев (Ездр.4), 3) Артаксерксов (1Ездр.7:6), 4), его же второй (Неем.2); но затруднение cиe к счастию очень не трудно, хотя те, которым не нравятся пророчества, как поразительные доказательства истины христианства и вместе неумолимые обличители их непростительного неверия и языческой жизни, всячески старались и стараются своими догадками и предположениями, ни на чем не основанными, запутать оное и представить в виде не разрешимого. Под седминами у Даниила нельзя разуметь обыкновенных недель, как потому, что в тойже главе, в которой находится cиe пророчество, сам Даниил сказывает о себе, что он делал исчисление годами, а не неделями: Аз Даниил, говорит он во втором стихе, разумех в книгах число лет, о нем же бысть слово Господне ко Иеремии пророку, на скончание опустения Иерусалимля седмьдесят лет; так и потому, что в такое короткое время, каково семьдесят недель, т. е. в год и два месяца, никак не могло бы совершиться все то, о чем предсказывалось в пророчестве, как то: построение целого города и стен оного, домов и улиц, заведение гражданского и церковного порядка, потом устроение обширного храма, и наконец разрушение всего того военною рукою, при скудных и слишком медленных в то время средствах ко взятию городов приступом, и конечное опустошение города и целой иудейской страны, между тем как пророк очень хорошо знал, что для построения одного храма Соломонова в счастливейшия времена требовалось не менее сорока лет, не смотря на то, что для сего употреблены были целые сотни тысяч работников и достояние двух самых блистательных царствований: чего же можно было ожидать от народа едва возвратившегося из долговременного плена, большею частию бедного и изнуренного, не имевшего на родной своей земле даже ночного приюта, окруженного со всех сторон враждебными соседями, во всем полагавшими ему препятствия? Итак, если бы Даниил и не имел сверхъестественного дара пророчества и не был одарен такою высокою мудростию, в которой он, по свидетельству слова Божия, превосходил всех живущих на земли, и которую, с унижением своим, признали в нем самые мудрые Вавилона: то и в таком случае руководимый простым естественным рассудком не мог бы не только сказать, но даже подумать, что в таком коротком времени будто можно совместить столько важных событий. Нельзя также под седминами разуметь ни месяцев, ни юбилеев, то есть пятидесятилетий, ни веков, т. е. столетий: потому что такое исчисление времени не было в употреблении у Иудеев; но непременно и исключительно должно разуметь седмилетие: ибо у Иудеев седьмой год, так как и седьмой день, а потому и каждые семь лет, были в особенном уважении и составляли как бы великую седмицу. Таким образом под семьюдесятью седминами разумеются у пророка семьдесят седмилетий, которые составляют 490 лет. 69-ть седмин долженствовали, по пророчеству, пройти до вступления Мессии в дело общественной проповеди; в половине 70-й он будет умерщвлен, а в конце оной упразднится ветхозаветное, обрядовое, состоявшее в кровавых жертвоприношениях, Богослужение, и заменится новозаветным – бескровным.
Теперь обратимся к указам, с которого из четырех должно начинать счисление сих седмин? Здесь одно, по-видимому, маловажное обстоятельство может совершенно успокоить и удовлетворить всякого сомневающегося, если только он произвольно не закроет своего слуха и зрения, ума и сердца от истины. Время от одного указа до другого очень не велико, а потому с которого из них ни начинать счисление седмин, исполнение впрочем их падает почти на одно время Но мы для большего удостоверения не остановимся на сем благоприятном обстоятельстве, а войдем в ближайшее исследование этого предмета. Указ о восстановлении Иерусалима и храма, упоминаемый в пророчестве не есть ни Киров, ни Дариев, ни даже первый Артаксерксов во первых потому, что по сим указам только некоторые из Иудеев возвратились в страну отечественную, а большая часть, будучи привязаны к новому месту жительства одни выгодами торговли, другие общественными должностями, как сам Даниил и трое его товарищей бедствия и славы, а иные родственными связями с туземцами оставались в Вавилоне, и потому первые, при всем своем желании, не имея достаточных средств и потребного многолюдства, ни как не могли приступить к восстановлении города и храма; во вторых потому, что все сии указы по причине хитростей и козней Самарян, которые с завистью и ожесточенным недоброжелательством смотрели на возрождающийся в политическом своем быте враждебный им народ, и по причине корыстолюбия областных правителей, которые вместо того, чтобы, по воле своих государей, вспомоществовать Иудеям, помогали только врагам их всеми возможными средствами, оказались не действительными для той цели, для которой были изданы; в третьих потому, что откровение это по собственным словам пророка, сделано ему было в царствование Дария (Дан.9:1), следовательно как Дариев, так и Киров указы во время этого откровения он имел в виду, и не смотря на то с горестию изображает Иерусалим в развалинах и всю Иудею в запустении, притом же откровение, по прямому своему назначению, должно относиться не к прошедшему или настоящему времени, но к будущему; и наконец потому, что предсказанные пророком Иеремиею семьдесят лет плена Вавилонского, в то время еще не кончились, а кончились они в царствование Артаксеркса, между тем как это пророчество, по свидетельству самого Даниила, и служило поводом к данному ему откровению и, по существенной связи с ним, должно иметь в нем свое продолжение. Итак нет сомнения, что счисление седмин Данииловых должно начинать со второго указа Артаксерксова. А если так, то время исполнения этих седмин, по расчислению сделанному в откровении, с удивительною точностию падает и на год рождения Иисуса Христа, и на год вступления Его в свое ходатайственное служение, и на вид и время смерти Его со всеми гибельными для Иудеев последствиями ее.
Взяв это время за основную точку зрения с одной стороны на пророчество, а с другой на знаменательную и глубоко таинственную судьбу Иудейского народа и царства, с изумлением увидим, как каждая буква первого во всей полноте своего значения раскрывалась и осуществлялась в Божественном лице Иисуса Христа, и предшествующих или сопутствующих Его обстоятельствах, и как в тоже время каждый поступок последнего т. е. народа Иудейского с каждым днем более и более приближал его к той роковой бездне, которая благодетельным провидением, для предосторожности имущих очи видети и ум разумети, еще слишком за пять сот лет открыта была рукою пророка, но которую ослепленные завистию к высоким достоинствам Иисуса фарисеи и книжники, архиереи и князи Иудейские сокрыли для слепотствующего народа и вместе с собою низвергли его в неё. Здесь представится внимательному взору созерцателя картина поразительная, по сугубому своему действию, и во всех своих подробностях, на которой в первом плане усмотрит он бесчисленные толпы народа, угнетенного седмидесятилетним пленом, а ныне веселыми стопами возвращающегося в землю отцов своих. Слезы радости блестят в очах каждого, надежды блаженства будущего одушевляют сердца и лица, роскошные звуки Сионских песней раздаются в воздухе, десятиструнные псалтири и громогласные органы под отвыкшими перстами возносят стройную хвалу Вышнему и услаждают труды путников. Нет усталости в ногах, нет расслабления в мышцах: весело сердце, бодро и тело. Вот наконец они восторженною стопою касаются пределов земли отечественной, уже лобызают любезный прах Иерусалима, которого доселе одно воспоминание услаждало дни скорби и сетование на земле чужой. Что могло сравниться с сим высоким блаженством сынов Иаковлевых? Ах! будучи в Вавилоне они не жалели жизни своей для того только, чтобы молиться обращаясь к Иерусалиму, а теперь они в самом Иерусалиме! Но Иерусалим теперь представлял собою только кучу пепла, безобразную громаду развалин, – печальные следы давнего запустения. Где величественные его стены, красовавшияся многочисленными башнями; где столп Давидов, возносившийся к небесам; где украшение Сиона, благолепное святилище? Но благословен Бог Израилев, давый избавление людем своим. Та же всемогущая десница Вышнего, которая совлекла с выи дщери Сионовой постыдные узы рабства, облекла ее наконец в прежнее благолепие: соградились стены града, устроились стогны и забрало, на вершине Сиона снова возвысился храм Вышнему, хотя не столь великолепный, как Соломонов, но долженствующий, по предречению пророка Захарии, иметь славу паче оного: потому что внезапу приидет в него Господь, которого столь давно ожидают, и Ангел завета, которого столь нетерпеливо желают. Народ Израилев торжествует, но торжество cиe было для него почти последнее. Еще несколько лет, как торжество cиe произведет усыпление, усыпление беспечность, а беспечность тьму пороков и беззаконий: отсюда гордость, зависть, лицемерие, корыстолюбие, роскошь, непотребства и проч., а там в высоте небесной неприметно и невидимо воздвигся губительный меч гнева Божия и ожидает только повеления, низойти на землю Иудину и упиться кровию народа неблагодарного и законопреступного. Здесь краски видимой картины неприметно тускнеют, тени час от часу более сгущаются, далее какой-то мрачно-ужасный, а наконец темно-багровый колорит покрывает всю остальную часть ее. Иерусалиме, Иерусалиме! взывает Господь во дни жизни своей, коль краты восхотех собрати расточенныя чада твоя, и не восхотесте. Но подобное воззвание к Иерусалиму в разные времена еще задолго до пришествия на землю Господа было к нему обращаемо пророками, но Иерусалим был глух к сему воззванию и продолжал преспевать в своем нечестии, а потому и гнев Божий не коснил приити на него. Близок был к нему Господь как спасающий, так и наказующий за многократную его измену и непокорность. Вот уже признаки приближения Господа начали открываться. С Захариею и Малахиею вдруг умолк глас пророческий и, по откровению Даниила, запечатались видение и пророк. Оставалось только ожидать, чтобы помазался Святый Святых. По предсказанию последнего из пророков, должен был прежде явиться вестник Его, уготовляющий Ему путь, и сей вестник не замедлил явиться: пустыня Иорданская слышит глас вопиющего в пустыни, предреченный пророком Исаию; ревность Илии открывается в обличительном голосе и постнической жизни Иоанна Предтечи; уже не раз слышит от него Иудея: покайтеся, приближилося царствие. Иудеи понимают cиe призывание, вопрошают о грядущем Мессии, но когда пришел Он, не приемлют Его. Жалкое ослепление! Ожесточение сугубо бедственное! О! да сохранит Господь, по своему неизреченному благоутробию, нового Израиля – нас новопришедших чад Сиона обновленного, от сей злополучной участи и да не приидет на нас сокрушение Иудино. Будем, братия, твердо помнить и чаще возобновлять в уме и сердце своем предостережение Апостола данное некогда Христианину беспечному. Аще ли нецыи от ветвей отломишася, говорит к нему Апостол, ты же дикия маслина сый, прицепился ecu в них, и причастник корене и масти маслинныя сотворился ecu. Не хвалися на ветви: аще ли же хвалишися, не ты корень носиши, но корень тебе. Речеши убо: отломишася ветви, да аз прицеплюся. Добре: неверием отломишася, ты же верою стоиши: не высокомудрствуи, но бойся. Аще бо Бог естественных ветвей не пощаде: да не како и тебе не пощадить. Виждь убо благость и непощадение Божие: на отпадших убо непощадение, а на тебе благость Божия, аще пребудеши в благости: аще ли же ни, то и ты отсечен будеши (Рим.12:17–22).
* * *
Слушая объяснение пророчества Даниилова, столь сообразное с естественным течением речи и общеупотребительным значением слов, и столь разительно оправданное самими событиями, без сомнения, вы не раз вопрошали самих себя, слушатели: как же могло статься, что Иудеи, имея пред очами своими столь ясное предсказание о времени пришествия Мессии, не узнали Его в пришедшем со многими знамении и чудесы Иисусе? Видели, истощение седмин пророческих, предваряющих явление Христа Старейшины, и не смотря на то отвергли Христа явившегося? В самом деле это весьма удивительно. Было ли это только заблуждение, произшедшее от недоразумения, или злонамеренное упорство познанной истине? Но в первом случае они были бы только жалки и верно не были бы Богом, столько веков им благотворившим, бесконечно правосудным и вместе бесконечно милосердым, так строго наказаны за cиe отвержение, как наказаны впоследствии: ибо сыны Иакова вскоре после сего отведены в землю чуждую и рассеяны по странам иноплеменным в знамение пререкаемо. Стены града святого разрушены и срыты до основания; святилище осквернено и предано конечному запустению; от всех зданий церковных не осталось даже камени на камени; земля святая досталась в обладание неверным, и языки, им ненавистные, вошли в достояние их. На них в полной мере сбылись слова одного из пророков: се оставляется дот ваш пуст. Самое имя Израиля, если еще не со всем изгладилось от земли живых, то для того только, чтобы служить живым и поразительным примером тяготеющей на нем руки Господней для всех живущих на земле, и чтобы вразумленный своим бедствием останок Израиля спасся некогда, егда исполнение языков внидет. Едали убо неправда у Бога? Да не будет, да будет же Бог праведен, всяк же человек лож. Праведно наказал Бог возлюбленного своего Израиля конечным запустением и всеобщим рассеянием, нарек во гневе своем дщерь Сиона помилованную непомилованною, люди своя не людьми своими; праведна должна быть и причина побудившая Его к сему наказанию. В чем же она состоит? Конечно в том, за что их так часто упрекали Пророки и апостолы – в упорном противлении познанной истине. Вы присно Духу Святому противитеся, говорил им апостол Петр. Вы выну противляетеся правде Божией, не раз взывал к ним до конца возлюбивший их апостол Павел, свою правду ищуще правде Божьей противопоставити: сего ради безответни есте. Так, слушатели, Иудеи отвергли Христа не потому, чтобы не знали помянутого об Нем пророчества, или затруднялись разумением оного: нет, они знали его и разумели так как разуметь должно, и как разумеем и мы. Между ними были чающие утехи Израилевой подобно праведным Симеону и Анне, и с первого взгляда познавшие утеху сию в новорожденном Иисусе; были испытующие писание и при посредстве его ищущие обетованного Избавителя, подобно Филиппу, и при первом случае с радостию обретающие Его в уничиженном Сыне Иосифове и не обинуясь возвещающие о том другим: Его же писа Моисей и пророки, – говорил Филипп брату своему Нафанаилу, обретохом Иисуса, сына Иосифова, иже от Назарета (Ин.1:45). Были вопрошавшие о Нем у Иоанна, и получавшие от него в ответ, что не он Христос, а Тот, который грядет в след за ним, Ему же он несть достоин отрешити ремень сапогу Его. Вообще время рождения Иисусова, как совершившееся в кончину седмин Данииловых, было для Иудеев временем ожидания Мессии и самые язычники, вероятно по древнему преданию или по дошедшим к ним от Иудеев же слухам, ожидали в сие время какого-то всемирного Преобразователя и покорителя народов, О первых свидетельствует соотечественник их Иосиф Флавий, прибавляя к тому в книге о войне иудейской, что сие самое ожидание и было причиною их частых возмущений против Римлян, а о последних упоминают языческие писатели Светоний и Тацит, указывая тот и другой на господствовавшее на всем Востоке древнее мнение, что в сие время должен произойти великий Преобразователь и покоритель Вселенной. Вот главная причина, почему глас вопиющего в пустыне Иорданской покайтеся, приближилося царствие небесное; сотворите путь Господень, и исправите стези Его – не исчез в пустоте воздушной, не остановился на высотах Кармила и Ливана, но, подобно быстротечной молнии, пронесся по всей Иудеи и Самарии, отозвался на самых отдаленных пределах Завулоних и Невфалимлих, услышан, принят и понят был во всей Иудеи, и народ отовсюду толпами спешил к Иоанну, исповедывая грехи свои и приемля от него крещение. Не простая только чернь, но священники и левиты, книжники и фарисеи, старцы и князи людские, и наконец целый сенат иудейский не раз обращались с вопросами то к Иоанну, то к самому Иисусу: ты ли ecu Христос, или иного чаем? Аще ты еси Христос, рцы нам не обинуяся, и когда слышали отрицания первого и подтверждение последнего, не веря ни тому, ни другому отходили молча в своем неверии. Однажды Иудеи и фарисеи Иерусалимские составили совет и положили на сем совете отправить посольство к Иоанну, состоявшее из священников и левитов. Вот как описывает евангелист предмет и цель сего посольства и следствие оного. Посольство прибыло к Иоанну в пустыню и предложило ему вопрос: ты кто еси? Он объявил и объявил прямо, что он не Христос. Послы снова спросили его: что же ты? Илия? Он сказал: нет. Пророк? Он отвечал: нет. Тогда сказали ему: кто же ты, чтобы нам дать ответ пославшим нас, что ты скажешь сам о себе? Он сказал им: Я глас вопиющего в пустыни: исправьте путь Господу, как сказал пророк Исаия. И они спросили его: что же ты крестишь, если ты ни Христос, ни Илия, ни Пророк. Иоанн сказал им в ответ: я крещу в воде, а стоит среди вас некто, которого вы не знаете. Он то идущий за мною, но который первенствует предо мною. Я недостоин развязать ремень у сапога Его; и на другой день, видя Иисуса, идущего к нему, сказал: вот Агнец Божий, который вземлет на Себя грехи мира. Это тот, о котором я сказал: за мною идет муж, который первенствует предо мною: потому что Он был прежде меня. Я не знал Его, но для того пришел крестить в воде, чтобы Он явлен был Израилю, а теперь я знаю Его, потому что видел на Нем Духа Божия, как мне сказано было: на кого увидишь сходящего Духа Святого и пребывающего на Нем, тот есть крестящий Духом Святым, тот есть Сын Божий (Ин.1:45). В другой раз подобный, но более злонамеренный совет составили против самого Иисуса старейшины и книжники Иудейские и приведши Его в совет свой, вопросили Его: Ты ли Христос? скажи нам. Он сказал им: если Я и скажу вам, вы не поверите, если же и спрошу вас, не будете отвечать Мне и не отпустите Меня. Отныне Сын человеческий воссядет одесную силы Божией. И сказали все: и так Ты Сын Божий? Он отвечал им: вы глаголете, яко Аз есмь. Они же сказали: какое еще нам надобно свидетельство? ибо мы сами слышали из уст Его, сего ради повинен есть смерти (Лк.22). Еще однажды в праздник обновления Иудеи обступили Иисуса в самом храме и говорили Ему: долго ли Тебе держать нас в недоумении? Если Ты Христос, скажи нам прямо. Иисус ответствовал им: Я сказал вам, и вы не верите; дела, который творю Я во имя Отца моего, свидетельствуют о Мне, но вы не верите: ибо вы не из моих овец (Ин.10). Евангелисты Матфей и Марк пересказывают об Иисусе общую народную молву и говорят (Мф.16:17, Мк.6:8:9), что одни в народе почитали Его воскресшим из мертвых Иоанном крестителем, другие Илиею, долженствовавшим, по пророчеству Малахии, предварить своим явлением пришествие Мессии, а иные единым от пророк. Все сии слова и случаи, даже самые заблуждения Иудеев относительно лица Иоаннова и Иисусова не ясно ли показывают, что Иудеи в cиe время нетерпеливо ожидали пришествия Мессии, но Мессии, по своим превратным об Нем понятиям, а не по намерению Божию? Но откуда они могли иметь такое удостоверение, если не из пророчеств Писания и преимущественно из Даниилова, которого седмины, по верному и естественному расчислению, прямо указывали на это именно, а не на другое какое время? Откуда также возникла мысль о имеющем в cиe время явиться всемирном обладатель у язычников, если не от Иудеев? И кто сей обладатель, как не Сын Божий и Господь наш Иисус Христос, к которому Бог Отец во втором псалме сказал: проси от Мене, и дам Ти языки достояние твое, и одержание твое концы земли, который по вознесении своем на крест вся привлек и привлечет к Себе чрез Апостолов и их преемников, вся покорил и покорит под нозе свои, а сосуды скудельничи сокрушит, и будет наконец целый мир едино стадо, и Он в нем будет единый пастырь?
Но для нас Христиан есть несравненно сильнейшее удостоверение, что пророчество Даниилово падает всею полнотою своею на время рождения, жизни и смерти Иисусовой, и последующих за тем событий, следовательно и сделанное нами объяснение оного не подлежит никакому сомнению и изъято от всех превратных толков – в словах самого Иисуса Христа. Иисус Христос предсказывая разрушение Иерусалима, которое, по пророчеству Даниилову, должно последовать вскоре за потреблением Помазанного, или что то же, Мессии – Христа: потребится, сказано в пророчестве, Помазанный, град же и святое разсыплется со Старейшиною грядущим (ст. 26), с особенною силою обратил при сем внимание учеников своих на cиe пророчество, заимствуя из него самые слова. Егда узрите, сказал Он им, мерзость запустения, реченную Даниилом пророком, стоящую на месте святе: иже чтет, да разумеет. Под мерзостию запустения здесь разумеется мерзость, производящая запустение, мерзостно же для Иудеев был всякий язычник и все языческое. Итак мысль Иисуса сообразно с намерением пророка, из которого Он заимствует слова сии, была та, что когда вы увидите, по предречению пророка Даниила, землю святую, попираемую неосвященными стопами язычников, град наполненный и разрушаемый руками неведущих Бога Израилева, в самый храм святотатственно внесенных и поставленных идолов (так как и действительно это случилось при разрушении Иерусалима: в храм внесены были тогда Римские орлы, а в самом святилище поставлена была статуя Веспасианова): тогда, читая, разумейте, что исполняется над Иерусалимом пророчество Даниилово, совершается суд над Иудеею и близко конечное отвержение Иакова. Заметьте, что предсказываемое Иисусом разрушение Иерусалима должно было случиться в непродолжительном времени: аминь глаголю вам, говорил Он ученикам своим, не мимоидет род сей, дóндеже вся сия будут (Мф.24:34), что действительно и сбылось со всею точности, как свидетельствует о том несомненная история не только Христианская, но Иудейская и языческая.
Итак, если бы сделанное нами объяснение пророчества Даниилова было в каком либо отношении неверно, или по крайней мере не так твердо и решительно, и если бы исчисление седмин пророческих по примеру некоторых злонамеренных толкователей, можно было как-нибудь или сократить или продолжить на неопределенное время: то в таком случае событие разрушения Иерусалима, которое, по смыслу пророчества, должно последовать за пришествием Мессии, надлежало бы отнести на другое время или взад или вперед, но сего сделать невозможно, потому что оно уже случилось, и никакими силами человеческими не может быть перенесено в другую эпоху, нежели в какую случилось; 2) Пророка, исчисляющего годы по особенному им самим нововымышленному размеру и не объясняющему сего размера, можно бы было назвать неблагоразумным между тем как Даниил, и по звании, им занимаемому в стране мудрецов, и по неложному свидетельству слова Божия, бе мудрейший паче всех живущих на земле; 3) наконец самого Иисуса Христа, решительно относящего, как вы сами видели, cиe пророчество к своему и последующему за тем времени, Того, Которого самые враги не могли обличить о гресе при собственном Его на то вызове, Который столь был свят и преподобен, верен и истинен, что ни одна лесть, ни даже праздное слово не обрелись во устех Его, надлежало бы, страшусь сказать, надлежало бы, вопреки событиям, Его оправдывающим, признать за льстеца и обманщика. Христиане! при столь очевидных и поразительных доказательствах истины нашей веры устыдимся нашего неверия, если только когда либо входило оно или кем либо вносится в души наши.
* * *
Для цели, с которою я привел знаменательное пророчество Даниилово, и даже вошел в подробное изъяснение его, и которая состоит в том, чтобы показать, что основание как Иудейского, так и Христианского Богослужения есть одно и тоже, именно живая и деятельная вера во Христа Спасителя для Иудеев еще грядущего, а для Христиан уже пришедшего – слишком достаточно было бы и одного этого пророчества, ибо предмет его был общий для всех пророчеств, а предсказываемые в нем события представлялись в таком ярком и определенном свете, что те, которые имели очи видети, уши слышати и сердце разумети, не могли не узнать в новорожденном Иисусе указанного Пророком Христа старейшину и не возложить на Него надежду своего спасения. Вот почему так легко – без всяких знамений и чудес праведный Симеон, прияв в трепещущая не столько от старости, сколько от радостного благоговения руки младенца Иисуса, при первом на Него старческом взгляде открыл в Нем утеху Израилеву и чаяние языков, потом обратившись к Матери Его предсказал Ей Его и Ее будущую судьбу, а праведная Анна приставши в той час исповедалась Господеви и глаголала о Нем всем чающим избавления во Иерусалиме. Но дабы не показалось кому либо, что это есть единственное пророчество, на которое мы можем с такою благонадежности указывать в доказательство несомненной нашей веры во Христа, а опасение cиe в нашем веке и даже в нашей области отнюдь не излишне: то я принужденным себя нахожу хотя мимоходом перечислить еще некоторый из пророчеств, все же перечислить нет возможности: ибо можно сказать без всякого преувеличения, что каждый шаг земной жизни Иисуса Христа, каждое Его действие и вся судьба новозаветной, как воинствующей так и торжествующей церкви были предвидены, предсказаны и предъизображены Пророками. В настоящем случае ограничимся предсказаниями о явлении Христовом в мир.
В них предвозвещались: 1) рождение Его в Вифлееме Иудейском (Мих.5:2). Пророк Михей, обращаясь к Вифлеему, городу в его время уничиженному и бесславному, говорит: И ты, Вифлееме, доме Евфрафов, еда мал еси, еже быти в тысящах Иудиных: из тебе бо изыдет Старейшина, еже быти в Князя во Израили; исходи же Его из начала, от дней века, т. е. а ты Вифлеем, потомственный удел Евфрафов, разве меньше других городов племени Иудина, населяемых князьями и тысячниками? Напротив ты велик и даже больше и важнее всех других, потому что из тебя произойдет Старейшина, который будет Князем во Израили, притом такой, которого происхождение из начала, от дней века, т. е. от вечности. Можно ли было не угадать, о каком князе и Старейшине говорить Пророк? С одной стороны сей Князь и Старейшина ведет свое происхождение, по словам Пророка, из начала – от дней века, след. Он, выходит из ряду обыкновенных князей – человеков, с другой Он есть и человек, потому что должен родиться в Вифлееме, след. земное имеет начало. Итак, Он в одно и тоже время есть и безначален и начален, и вечен и временен, и Бог и человек. Нужно ли сказывать, что это тоже самое лице, которое Св. Евангелист Иоанн Богослов, в преимущественном ему одному свойственном смысле, называет Словом и описывает Его так: в начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово. Сей бе искони к Богу. Вся Тем быша и без Него ничто же бысть, еже бысть. И Слово плоть бысть и вселися в ны, и видехом Славу Его, славу, яко Единородного от Отца, исполнь благодати и истины? Что это тот самый, который имев славу у Отца, прежде мир не бысть, явился однако ж в мире под уничиженным именем бедного сына тектонова; который, быв прежде Авраама, благоволил однако ж родиться от Авраама, быв по плоти человек, в тоже время был сый над всеми Бог благословен во веки? Что это есть Мессия Христос, который, быв от земли, в тоже время был и с небеси: иже снисшедый, той есть и восшедый; приобщился нашей плоти и крови, и в тоже время не преставал быть сиянием славы Отчия и образом ипостаси Его? Будем, слушатели, справедливы к Иудеям не только древним, но и даже современным Богочеловеку Иисусу: те и другие во многом постигали истинный смысл Писания и не скрывали оного злонамеренно; не напрасно им вверены быша, по Апостолу, словеса Божия: они были ревностными хранителями сих словес; не даром также даны были им заветы и обетования: они постоянно были верными блюстителями оных. Ни один, может быть, народ не был столько способен к соблюдению сего священного залога в первобытной чистоте и непорочности, как народ Иудейский. Современники Иисусовы не прежде прибегли к превратным толкованиям Писания, как когда, быв лично оскорблены Его сильными упреками за отступления от нравственного закона и разоблачены пред народом от того великого уважения, которым дотоле пользовались они, вмешали в свои суждения свои раздраженные страсти – ревность и зависть, а до того времени в изъяснении писания они были искренны и правдолюбивы. По крайней мере в отношении к настоящему пророчеству нельзя упрекнуть их ни в скрытности, ни в злонамеренности: они не убоялись открыть истины в самом опасном для них случае – пред лицом даже грозного и коварного Ирода. Ирод, встревоженный слухом о рождении Христовом, призывает всех первосвященников и книжников людских, и спрашивает их: где Христос раждается? Первосвященники и книжники смело и единогласно отвечали ему: в Вифлееме Иудейском, и в доказательство сего привели упомянутое нами пророчество. Тако бо есть писано Пророком, прибавили они: И ты, Вифлееме, земле Иудова, ничим же меньши еси во владыках Иудовых: из тебе бо изыдет вождь, иже упасет люди моя Израиля. Замечательно притом, что так понимали cиe пророчество не одни только первосвященники и книжники, но и весь народ Иудейский. Так при одном случае говорили в народе о Христе: не Писаниe ли рече, яко от семене Давидова и от Вифлеемския веси, иде же бе Давид, Христос npиидет. Но чем вернее Иудеи понимали Писание, тем непростительнее их последующее неверие, тем они безответнее.
2) Предсказано было рождение Мессии от Девы (Ис.7:14). Пророк Исаия, слишком за 700 лет до Рождества Христова, став среди нечестивого двора еще более нечестивого царя Иудейского Ахаза, предвозвестил cиe необычайное событие следующими словами: сего ради даст Господь сам вам знамение: се Дева во чреве зачнет и родит сына, и наречеши имя Ему Еммануил. Пророчество cиe столь известно, что между истинно верующими во Христа вероятно нет ни одного, который бы не знал его, равно как не знал бы и того, что оно во всей полноте своей сбылось во время рождения Господа Иисуса от Пресвятой Девы Марии. Два Евангелиста Матфей и Лука, описав бессеменное Его зачатие от Св. Духа; присовокупляют: cиe же все бысть, да сбудется реченное от Господа пророком глаголющим: се, Дева во чреве приимет, и родить сына, и нарекут имя Ему Еммануил, еже есть сказаемо, с нами Бог. Для тех же, которые заражены маловерием или обращаются с неверующими, я предлагаю вопрос очень обыкновенный, на который однако ж немногие обращали внимание и которого беспристрастное разрешение поведет к заключениям, совершенно противным их умствованиям, именно: что устраняло от Пресвятой Девы и Божественного Сына Ее все нечистые помыслы Иудеев, столь ревностных о сохранении девственной чистоты, что если бы одно подозрение о нарушении оной могло войти им в голову, то и по закону, и по свойственному им жестокосердию, верно почли бы своею обязанностию смыть с лица земли их собственною кровию мнимое беззаконие? Что, говорю, притупляло самые злоречивые языки даже в минуту неправедного суда над судиею праведным, так что во всей Евангельской истории, равно как и в истории Иудейской, нет и намека на подобное подозрение: называли Иисуса льстецом, нарушителем субботы, ядцею и винопийцем, другом мытарей и грешников, и даже веельзевулом, но нигде и никто не осмелился назвать Его сыном беззакония? От чего же? От того, что они верили и нисколько не сомневались в бессеменном Его зачатии от Духа Свята, но не принимали Его потому только, что Он учил и действовал не по их мыслям; они знали из пророчества Исаии, что Мессия должен родиться от Девы чрез наитие Св. Духа, но ошибочно думали, что Он должен быть земным царем и завоевателем, чего они особенно желали, находясь в состоянии рабства под владычеством Римлян. Первое они видели в Иисусе и охотно последовали за ним, но не находя последнего ни в учении, ни в делах Его, с пренебрежением оставляли Его. С другой стороны, Отроча, долженствующее, по пророчеству, родиться от Девы, должно иметь необыкновенную смышленность: зане прежде, неже разумети Отрочати благое или злое, отринет лукавое, еже избрати благое; кто же не узнает в Нем того, который растяше и крепляшеся Духом, и преспеваше благодатию у Бога и человеков, который в десятилетнем своем возрасте умел уже состязаться в разумении Писания с книжниками и фарисеями и пристыждать их, который знал книги, неучився? Како сей книги весть, не учився? – с изумлением вопрошали об Иисусе Назаретяне. Сверх того cиe Отроча у пророка называется, кроме Божественного имени Еммануил – велика совета Ангелом, чудным советником, Богом крепким, властителем, князем мира, Отцем будущего века: кому же из сотворенных существ можно приписать сии высокие имена? Один только единородный Сын Божий, Господь наш Иисус Христос, Ангел завета вечного, умиротворитель вселенные, сокрушитель царства диаволя, властелин небесных, земных и преисподних, Судия грядущего века, может восприять и нести сие великое начальство на раме своем.
3) Происхождение Мессии от рода Давидова (Ис.11:1–5:10). Изыдет, предвозвещал Пророк Исаия, жезл из корене Иессеовa, или, точнее с подлинника, возрастет от усеченного корня Иесеева, отца Давидова, отрасль, и цвет от корени его изыдет. И почиет на Нем Дух Божий, Дух премудрости и разума, Дух совета и крепости, Дух ведения и благочестия, исполнит Его Дух страха Божия, не по славе судити имать, ниже по глаголанию обличит, но судит правдою смиренному суд, поразит землю словом уст своих, и духом устен убиет нечестиваго. И будет в день оный корень Иессеов, и возстаяй владети языки, на Того язы́цы уповати будут. Как близко указывает cиe пророчество на время и обстоятельства рождения Иисусова; как точно определяет личные Его свойства и с какою выразительности предсказывает обращение к Нему язычников, в то время совсем невероятное! В то время, как родился Иисус, корень Иессеов или, что то же, Давидов действительно усечен был, так сказать, до последнего сгиба; жизненные соки сего некогда славного корени едва сохранялись в скудных отраслях бедных древоделей и безвестных обитателей бесславной Галилеи. Взгляните на родословие племени Давидова у Евангелистов Матфея и Луки и подивитесь, до какого истощания достигло оно при рождении Иисуса. Но вот возникает от сего усеченного корня отрасль младая и полная жизни внутренней, от уничиженного племени рождается потомок, на главу коего в безмерном обилии изливаются все дары Духа Святого – и вселенная у ног Его. Является Иисус, исполненный благодати и истины, и от исполнения Его все приемлют благодать возблагодать. Словом уст своих поражает землю, загрубелую в беззакониях, и духом устен своих убивает нечестие языческое, а на месте его созидает благочестие Христианское. Капища падают, идолы сокрушаются, страны неверия озаряются светом веры, языки, неведущие имени Бога Израилева, преклоняют пред Ним главы и колена свои. Все племена и народы сливаются в одно родственное племя, во Христе Иисусе имущее надежду своего спасения.
4) Бегство во Египет и возвращение из оного. Обстоятельство, по-видимому, не важное, но Пророки, следуя пророческим взором своим по стопам Мессии, не опустили из виду и сего обстоятельства. Пророк Осия (Ос.11:1) говорит от лица Божия: из Египта воззвах Сына Моего, а Евангелист Матфей, повествуя о пребывании Иисуса во Египте и возвращении из оного, присовокупляет: бе тамо до умертвия Иродова, да сбудется реченное от Господа пророком глаголющим: из Египта воззвах Сына Моего.
Потом 5) пребывание Его в Галилее (Ис.9:1). Пророк Исаия с такою уверенностию предвозвещает о сем событии, что повествует об нем, как уже о случившемся. Страна Завулоня, и земля Неффалимля, говорит он, и прочии при мори живущии, и обону страну Иордана, Галилеа языков, людие ходящии во тме, видеша свет велий: живущии во стране и сени смертней, свет возсияет на вы. Евангелист Матфей повествуя, что Иисус, оставив Назарет, поселился в приморском городе Капернауме в пределах Завулоновых и Неффалимовых, решительно говорит, что в сем случае исполнилось приведенное нами пророчество Исаии.
Далее 6) проповедание Евангелия и различные знамения и чудеса (Ис.2:3.) Сам Иисус Христос свидетельствует, что то и другое совершено им по предсказанию Пророка Исаии. Евангелист Лука (Лк.4) повествует об нем, что он в один субботний день, пришед в Синагогу Иудейскую, потребовал книгу. Ему подали книгу Пророка Исаии и Он, раскрыв книгу, нашел место, где было написано: Дух Господень на Мне, Его же ради помаза Мя, благовестити нищим посла Мя, исцелити сокрушенныя сердцем, проповедати плененным отпущение, и слепым прозрение; проповедати лето Господне приятно, и закрыв книгу и отдав служителю сел, и все бывшие в Синагоге обратили глаза на Него. Он начал говорить им; ныне исполнилось Писание cиe слышанное вами, и все подтвердили Ему то. Если неверные Иудеи изъявили веру к словам Христовым, то мы ли тщеславящиеся верою во Христа окажем неверие к Нему?
Не желая распространяться более в приведении доказательств на то, что многие из Иудеев, как древних, так и современных Иисусу имели, а другие, благоговейно обращая пророческое слово в устах и в сердце своем, могли иметь ясное понятие о грядущем Мессии или Христе, я ограничусь указанием в сем отношении на свидетельство Апостола Павла, который в послании к Евреем исчислив многих из Них, по вере живших и скончавшихся, заключает наконец так: и что еще скажу? Не достанет мне времени, если повествовать о Гедеоне, о Вараке, о Сампсоне, о Еффае, о Давиде, о Самуиле и других пророках, которые верою побеждали царства, творили правду, получали обещанное, заграждали челюсти львов, угашали силу огня, избегали ocmpия меча, возмогали от немощи, были сильны на войне, прогоняли полки иноплеменников; жены получали умерших своих воскресшими; иные же замучены были, не приняв освобождения, дабы получить лучшее воскресение; другие были подвергаемы посмеянию и побоям, также узам и темнице: камением побиваемы были, перепиливаемы были, пыткою замучиваемы были, от меча умирали, скитались в овечьих и козьих кожах, терпя недостатки, бедствия и озлобления; те, коих не стоил весь мир, блуждали по пустынями и горам, по пещерам и ущелиям земли, и все сии получили свидетельство верою (Евр.11:32–39).
Итак, очевидно, что основание Религии как Иудейской так и Христианской есть одно и тоже, именно вера во Христа Спасителя, без которой никогда и ни для кого не было и не может быть спасения, как свидетельствует Апостол: без веры не возможно угодити Богу; все, еже не от веры, грех есть, и нест иного имени под небесем, о нем же подобает спастися нам, кроме имени Христова, един бо есть ходатай Бога и человеков, человек Христос Иисус, давый Себе избавление за всех. Все различие между истинно верующими Иудеями и Христианами состоит только в том, что первые веровали во Христа еще грядущего, а последние веруют во Христа уже пришедшего. Поскольку же предмет веры от тех и других отдален известным пространством времени, для одних будущего, а для других прошедшего, то как первые для возбуждения, поддержания и возвышения своей веры имели нужду в средствах приблизительных или предъизображающих, так и последние имеют нужду для той же цели в средствах припоминательных или живописующих. По сей причине в Иудейской Церкви введены были самим Богом законодателем различные роды жертвоприношений и обрядов, которые, приближая к верующим отдаленное будущее, давали бы им возможность, сквозь чувственные свои покровы прозревать в имеющее наконец веков совершиться на крестном жертвеннике спасение их, или, по выражению Апостола, издалеча видеть и лобызать имущего приити Избавителя, а в Христианской церкви установлены самим Христом Законоположником и посланниками Его различные таинства и священнодействия, в которых бы мы под чувственными видами могли, так сказать, осязать и усвоять себе явившуюся благодать Божию, спасительную всем человекам, и непосредственно входить в таинственное общение с своим Избавителем, прешедшим от земли на небо, дóндеже паки приидет на землю и узрим Его лицом к лицу. Вот начало и происхождение как Иудейского, так и Христианского Богослужения, облеченная в различные виды сообразно с последовавшими изменениями в домостроительстве спасения нашего, но в существе своем совершенно одинакового. Первое как прообразовательное и предуготовительное должно было по предуставленному от века плану Божию уступить место последнему, как существенному и совершительному, a cиe последнее в свою чреду заменено будет торжественным славословием сонма праведных в вечности. На сию без сомнения окончательную перемену намекал Иисус Христос, когда при установлении таинства причащения сказал Он ученикам своим: глаголю же вам, яко не имам пити отныне от сего плода лознаго, егда е пию с вами ново во царствии Отца моего (Мф.26:29). Смотря с сей точки зрения на все учреждения Ветхозаветной и Новозаветной Церкви, мы откроем удивительное согласие между теми и другими и самое мудрое намерение Промысла, направляющее их к одной общей и спасительной для всего человечества цели; мы легко заметим, что один и тот же дух животворный движется в недре их, одушевляет их вседействующею силою благодати и обильными струями изливает на приемлющих оные очищение, освящение и оправдание. Какой чудный свет при свете слова Божия узрим мы в ветхозаветных сенях и гаданиях, при сличении их с новозаветными событиями, и какую сладость и блаженство ощутим мы, возводя и вместе сами возвышаясь в уме и сердце своем от вещественных изображений новозаветного служения к духовно-таинственному знаменованию оных. Кто при Христианских священнодействиях не был только праздным зрителем, но углублялся во внутреннее значение оных, тот вполне понимает меня.
Все, что в Христианском Богослужении враги Христианства называют вещественным или чувственным, есть таково только по виду, но в существе своем есть чисто духовное. Не только таинства, но и так называемые обряды освящены и проникнуты действием Духа Святого. Дабы обнаружить cиe свойство для самых неверующих, обратимся к подробному изъяснению важнейшего из священнодействий сего Богослужения – Литургии, или по просторечию обедни. Литургия есть слово Греческое, составленное из двух (λεῖτος и ἔργον), из коих одно означает общенародный, а другое дело или служение, след. в соединении будет значить общенародное служение. Оно означает а) вообще всякое благочестивое действие, так Апостол Павел называет сим словом щедрость в подаянии милостыни бедным (2Кор.9:12) и послушание, оказанное ему Епафродитом (Флп.2:30), а Святой Златоуст всю вообще Христианскую благочестивую жизнь (сл. Злат. на Ап. пр.); б) в частности всякое действие, относящееся к Богослужении, не исключая из сего числа ни утрени, ни вечерни, ни даже молебных пений, а в) в особенном и преимущественнейшем смысле – всенародное Богослужение, соединенное с приношением тела и крови Христовой или с Евхаристиею. В настоящее время cиe слово употребляется только в последнем значении.
Употребляемое в просторечии наименование сего священнодествия обеднею, относится также к древним временам и совершенно равносильно другому наименованию его: вечеря Господня. Оно заимствовано с одной стороны от того, что в сем священнодействии предлагалась в снедь верным под чувственным видом духовная пища – хлеб небесный сшедый с небесе, Агнец закланный от сложения мира, Сам Господь наш Иисус Христос, а с другой от того, что у первых Христиан было обыкновение из остатков приношений (т. е. просфор и вина, которых по благочестивой ревности каждым приносилось во храм в излишнем количестве) непосредственно по совершении Литургии учреждать для всех верующих без различия богатых и бедных, знатных и незнатных обед – вечерю в приделе самого храма, называемом трапезою или столом, и сей обед или вечеря по духу любви, одушевлявшему присутствовавших на них, назывались Греческим словом Агапи, что значит любовь. Воспоминание о сем обыкновении сохранилось в Антидоре, раздаваемом по окончании Литургии. О причинах же уничтожения оного, равно как редкого и скудного в настоящее время раздаяние самого Антидора сказано будет в своем месте.
Литургия установлена была самим Иисусом Христом в первый день опресночный, назначенный законом для приготовления опресноков при снедении Агнца пасхального, и соответствующей нашему великому четвертку, на так называемой тайной вечери. Установление cиe происходило следующим образом. Иисус Христос, собрав учеников своих в Сионскую горницу, принял пред ними в пречистые свои руки хлеб, возвел очи свои горе, воздал хвалу, благословил и благодарил небесного Отца, потом раздробив хлеб на части, подал ученикам, говоря так: приимите ядите: cиe есть тело Мое, еже за вы ломимое, которое, приняв от рук Его, ученики разделили по себе и съели. Потом, приняв чашу с вином, растворив оную водою и возблагодарив Бога Отца, сказал ученикам: nuйme от нея ecu, вси есть кровь Моя новою завета, яже за вы и за многия изливаемая во оставление грехов и, по свидетельству Евангелиста Марка, пиша от нея ecu (Мк.12:23). Таким образом, приобщив учеников тела и крови Своей, в тоже время завещал им, чтобы они в воспоминание Его и сами по Его примеру совершали cиe священнодействие: cиe творите в Мое воспоминание, сказал Он наконец, а ученики приняв сию спасительную заповедь, заключили сию таинственную вечерю Божественным песнопением: и воспевше, повествует Евангелист Матфей, изыдоша в гору Елеонскую (26:30). В сем священнодействии Иисус Христос, яко Архиерей великий, по чину Мелхиседекову, принес Богу Отцу под видами хлеба и вина тело и кровь Свою, так как после, по выражению одного Богомудрого мужа, исполняя священство Свое, вознес оные на крестном жертвеннике в удовлетворено за грехи всего мира, и предложил в снедь ученикам Своим, а в лице их и всем верующим.
Для лучшего уразумения таинственного знаменования сего высокого священнодействия нужно обратить внимание на каждое слово и каждое действие установлена.
* * *
В рассматриваемом нами установлении таинства причащения или Евхаристии представляются вниманию следующие вопросы: 1) для чего Иисус Христос совершил cиe таинство в первый день опресночный, или что тоже в вечер пасхальный, а не в другое время, и притом пред самыми своими страданиями и смертию? 2) Почему принял в состав сего таинства хлеб и вино, и притом первый обыкновенный или квасный, а не опресноки, как ошибочно думают католики, вино же не простое а растворенное водою? 3) О чем, прияв хлеб в пречистые руки свои, хвалил и благодарил Бога? 4) Почему наименовал и сотворил его телом Своим и потом, раздробив его на части, велел приобщиться оного ученикам своим? 5) Для чего претворил вино в кровь и велел также приобщиться оного? 6) Почему наименовал ее кровию нового завета? И для чего, упомянув о крови, присовокупил: во оставление грехов? 7) Почему завещал совершать cиe таинство до самого второго своего пришествия? 8) Может ли совершать оное неосвященное лице, или простой мирянин? и 9) Наконец есть ли возможность спастися и без приобщения сего таинства, или недостойно приобщаясь оному? Приступим к разрешению сих вопросов по порядку, в каком они предложены.
1. Для установления сего таинства Иисус Христос избрал первый день опресночный потому, что сей день составлял тогда навечерие Св. Пасхи, случившейся в одно время с праздником опресноков в пяток, и потому отсроченной Иудеями, дабы не совершать им вдруг двух праздников, равно великих, до следующий субботы. Навечерие же Св. Пасхи избрано Им было для сего потому, что Он хотел чрез cиe при самом установлении сблизить образ с прообразуемым, агнца пасхального, знаменовавшего собою избавление Израиля от рабства Египетского с Собою – истинным Агнцем Божиим, хотящим прияти и понести на раменах Своих грехи всего мира и сотворити избавление всего человеческого рода от клятвы законные и царства диаволя. По сей причине Он сначала совершил пасху ветхозаветную, по закону обрядов, а потом новозаветную – тела и крови Своей по собственному установлению, дабы тот и другой завет, так сказать, соединить в одно нераздельное целое, противопоставив первый последнему, как тень свету, как луну и звезды солнцу, от которого они заимствуют свое сияние, с которым, не смотря на отделяющее их огромное пространство, имеют неразрывную хотя невидимую связь, как неразлучные его спутники, состоящие под непосредственным его влиянием и без которого они сами обратились бы во тьму безобразную. В сем случае Он в одно и тоже время показал ученикам Своим на одной стороне сень, а на другой самое тело, отбрасывавшее от себя сень сию; там зерцало и гадание, а здесь истину и исполнение; там образы и предначертания, а здесь вещи образуемые; там только издалека мерцающие звезды, но тем не менее несомненно предвозвещавшие близкое появление денницы, а здесь самое солнце правды, среди мрачных туч восходящее на горизонт голгофский и озаряющее все концы земли светом Боговедения и надеждою спасения. Тогда объяснилось, почему агнец пасхальный должен быть единолетный; сим предъизображалась вечность Сына Божия, не имеющая преемства лет; почему его надлежало по закону прежде снедения отлучать на три дня от стада и тем предуготовить его в жертву святую и благоугодную Богови: сим указывалось на Того, который был, по Апостолу, отлучен от человек грешник и чрез трехдневное пребывание в сердце земном долженствовал совершиться в жертву мира, воню, коея обонял Бог правды; почему непременно требовалось законом, чтобы он как во внешнем, так и внутреннем устроении своем не имел никакого порока или недостатка: сим предвозвещалось, что тот, которого прообразовал он, есть преподобен, незлобив, бессквернен и столько свят и праведен, что даже лести необрелось в устах Его; почему предписывалось его есть испеченного, а не сваренного огнем с горькими зелиями, без всяких других приправ: в сем с одной стороны сохранялось воспоминание о горькой работе Фараоновой, в знамение освобождения от коей и учрежден был праздник Пасхи, а с другой указывалось на будущие страдания Божественного Агнца Христа, который, будучи сожигаем огнем Божественной любви и ревности по доме Божием, сам добровольно обрек Себя на оные; почему наконец кровь его имела такую чудесную силу, что в начале, быв крестообразно возложена на праги домов Израильских, охраняла оные невредимыми от Ангела поражающего смертью, а в последствии, быв кропима на роги алтаря, очищала грехи народа: это была не ее собственная сила, но сила заимствованная от очистительной крови Христовой, которую она образовала, излиянной на крестном жертвеннике за грехи и спасение всего мира. Невозможно бо, говорит Апостол, крови юнчей и козлей отпущати грехи, освящени же есмы принесением тела Иисус Христова единою (Евр.10:4:10).
2. Иисус Христос употребил в состав сего таинства хлеб и вино виноградное красное (ибо у Евреев вин другого вида и не было) не потому только, что сими видами точнее изображались тело и кровь, которые Он в след за сим имел принести Богу Отцу в жертву за грехи миpa, но наипаче потому, что Он был, по предречению Пророка, Архиерей вечный, по чину Мелхиседекову: Ты ecи Иерей, говорит Пророк обращаясь к Нему в пророчественной песни своей, во век по чину Мелхиседекову (Пс.109:4), а жертвоприношение Мелхиседека, как видно из книги Бытия, состояло из хлеба и вина. Что приведенные нами слова Пророка точно относятся ко Христу, а не к другому какому лицу, в том ясно уверяет нас Апостол Павел, который, применяя сии слова к Иисусу Христу, в заключение говорит о Мелхиседеке, что он был уподоблен Сыну Божию. Вот как он рассуждает о сем: идеже предтеча о нас вниде Иисус, по чину Мелхиседекову первосвященник быв во веки. Сей бо Мелхиседек царь Салимский, священник Бога Вышняго, иже срете Авраама и благослови его, ему же и десятину от всех отдели Авраам, первее убо сказуется царь правды, потом же царь Салимский, еже есть царь мира, – без отца, без матере, без причта рода, ни начала днем, ни животу конца имея, уподоблен же Сыну Божию, пребывает выну. Замечательно, что Иисус Христос наименован Пророком и был, по Апостолу, действительно и есть неизменно Архиерей, по чину Мелхиседекову, а не по чину Ааронову: сим очевидно отличается священство ветхозаконное от священства новозаветного или Христианского, первое было по чину Ааронову, а второе по чину Мелхиседекову; первое заключалось в племени Левиином, а второе образовано из всех племен и народов; первое происходит от Аарона, и в потомственном порядке его племени непрерывно продолжалось до самого явления в мир Мессии и разрушения храма Иерусалимского, к которому служение его было законом привязано, а второе начинается от Христа, который бысть первосвященник выну не по закону заповеди плотския, но по силе живота неразрушаемаго (Евр. 7:16) и который дал есть, по свидетельству книги Деяний, овы убо Апостолы, овы же Пророки, овы же пастыри и учители к совершению святых, т. е. тайн, в дело служения, в созидание тела Его церкви – продолжается и будет неизменно продолжаться до самого второго Его пришествия в Апостолах и их преемниках чрез возложение рук священничества, силою и действием благодати освящающей, когда же все покорится Ему, разве покоршаго Ему всяческая, возвратится и оно к Нему, как к своему началу и источнику и нераздельно в лице Его будет продолжаться во веки нескончаемые. И так худо понимают и толкуют Писание те, которые думают, что священство Христианское составилось по образцу и в замен Иудейского: оно общего с сим последним имеет только то, что служит единому Богу, но и по началу и происхождению своему, по цели и свойству своего служения, по предмету и образу своих действий совершенно от него отличается. Если нужно определить взаимное отношение их одного к другому, то отношение cиe будет точно такое же, как света к тени, как духа к телу. Первое и поставлялось, и управлялось в своих действиях заповедию плотскою и как в самом себе, так и в своем служении изображало только вещи будущие, а последнее и поставляется, и управляется в своих действиях законом духа жизни – благодатию вседействующею, но невидимою, и как в себе, так и в своем служении возвещает истину пришедшую свыше. Жезл Ааронов прозябший увял и отвержен в своих отраслях вместе с скиниею, в коей он хранился, но жезл, возникший от усеченного корня Иессеева, цветет и будет цвести вечно, и не смотря на все препятствия со стороны духа злобы и его служителей возрастет в древо велие, и на ветвях Его будут привитать птицы небесные, а под сению Его будут укрываться все народы земные. Замечательно также, что Мелхиседек, по свидетельству Апостола, благословил Авраама, но чем и как, об этом Апостол умалчивает, как о предмете, в его время неподлежавшем ни спору, ни сомнению. Благословение, коим благословляют ныне священники, непосредственно заимствовано от Апостолов, след. когда Апостол говорил о благословении Мелхиседековом, то разумел под сим не другое какое, как тоже самое тем более, что Мелхиседек, был подобен Сыну Божию, и не мог благословлять иначе, как с именем и о имени Сына Божия, изображенном в сложении самых перстов ручных. Иисус Христос, как Архиерей по чину Мелхиседекову, восполняя и дополняя, по слову св. Киприана, священнодействие Мелхиседека тем же благословением благословил хлеб и вино, избранные Им для тайны Евхаристии. Но какой это был хлеб? Если бы не было разномыслящих о сем предмете между самими Христианами, то нам не следовало бы и предлагать сего вопроса. Что хлеб сей был обыкновенный пшеничный (а другого хлеба во всей Палестине, где cиe происходило и не могло быть) и притом квасный, то это неоспоримо доказывается во первых именем его: ибо он назван у Евангелиста хлебом, а не опресноком: ядущим же им, повествует Евангелист, (пасху законную) прием хлеб и благословив преломи; во вторых буквальным значением сего имени на Греческом языке, на котором оно первоначально изречено было и в котором оно означает хлеб приподнятый или вздувшийся, след. квасный, между тем как для опресноков есть другое особое наименование и в том же месте употреблено оно; в третьих свойством священнодействия, в состав коего принят он был, и которое по намерению Учредителя, очевидно должно было во всем отличаться от пасхи Иудейской: ибо оно названо новым заветом, в пасху же Иудейскую, по закону не позволялось употреблять другого хлеба, кроме опресноков в память поспешного бегства из Египта; на ней не было и вина, также как квасного хлеба; в четвертых необходимым сходством сего священнодействия с жертвоприношением Мелхиседека, в котором был употребляем хлеб обыкновенный или квасный, а об опресноках и понятия тогда не было, Иисус же Христос был Архиерей по чину Мелхиседекову, след. и священнодействовать должен был по его же чину и образцу. Но надобно выслушать и противную сторону. Католики говорят, что, при совершении таинства Евхаристии, вероятно были употреблены Иисус Христом те же опресноки, какие употребляемы были Им при совершении законной пасхи: но позволительно ли прибегать к догадкам там, где есть прямые противоположные доказательства, особенно в столь священном деле, каково настоящее, где всякое нововведение, сколько бы оно для простого, неочищенного и непросвещенного верою глаза ни казалось маловажным, есть преступление слишком важное? И что значить сия догадка, как не пустое лжемудрование, когда не имеет ничего твердого, на чем бы могла опереться? Не забудьте притом, что Католики почти до девятого века, согласно с преданием Восточной Церкви, употребляли в тайне Евхаристии также как и мы хлеб квасный, а опресноки стали употреблять уже по разделении Церквей. Еще говорят Иисус Христос совершал тайну Евхаристии в первый день опресночный, где же Он мог взять квасного хлеба? Возражение совершенно нелепое, не смотря на то оно приобрело веру многих легковерных. Но разве не мог быть сбережен хлеб сей сообразно с намерением Учредителя вечери от предыдущего дня. Притом-же в первый день опресночный Иудеи только приготовляли опресноки, а самый праздник или вкушение опресноков начиналось со второго дня. Сверх того если Апостолы, самовидцы и участники вечери говорят, что хлеб квасный был на вечери, и они вкушали его, то мы ли верные Христиане не поверим своим учителям в вере? Заключим прение Апостольским свидетельством: верно Евангельское слово и всякого приятия достойно и проч.
* * *
3. Мы остановились на вопросе: о чем Иисус Христос, прияв в пречистые руки свои хлеб, хвалил и благодарил Бога? Но прежде, нежели приступим к разрешению сего вопроса, обратим внимание на то, что Иисус Христос не просто приял и раздробил оный хлеб ученикам своим, но прияв от трапезы, воздвиг оный к небесам и вместе с тем, возвед очи свои горе, хвалил и благодарил Бога. Сим действием Он с одной стороны, отделив сей хлеб от всеобщего употребления, посвятил оный в жертву Богу и Отцу, а с другой, как от века предуставленный Первосвященник по чину Мелхиседекову (Пс.109:4), Он поступил в сем случае по обычаю священничества, который состоял в том, чтобы всякий дар и приношение алтарю возлагать прежде на руки Первосвященника или Священников, которые, вознося оные к небу и совершив над ними молитву, посвящали их чрез то в жертву Богу, а потом уже взимать от рук Священнических и возносить оные на алтарь всесожжения в воню благоухания пред Господом. Вот слова закона о сем предмете: и возложиши вся (жертвенная) на руки Аарони, и на руки сынов Его, и отделиши я отделение пред Господем, и да возмеши я от рук их, и вознесеши на олтарь всесожжения в воню благоухания пред Господем: приношение есть Господу (Исх.29:24). Лице или вещь, таким образом отделенные от обыкновенного употребления, назывались уже святыми, так как и самое слово святой, по буквальному преложению с Еврейского, означает что либо отделенное в жертву или на служение Богу. В сем смысле как служители алтаря Господня, так и самый алтарь и все приносимое к алтарю назывались и называются святыми. Итак, Иисус Христос, держа в руках своих хлеб и показуя Богу и Отцу с возведенными к небу очами воздавал ему хвалу и благодарение. Но в чем состояла сия хвала и cиe благодарение, Евангелие о сем умалчивает. Остается прибегнуть к преданию Апостолов, как очевидных свидетелей и слушателей сей хвалы и сего благодарения. Апостолы же, как видно из древних Литургий, очевидно написанных по устному их преданно, единогласно рассказывают, что в cиe время Иисус Христос хвалил и благодарил Бога за все Его благодеяния роду человеческому от начала миpa и дотоле, как то: за создание человека из земной персти и дарование ему своего образа и подобия; за поселение его в раю сладости и праведное, но вместе и милосердое изгнание его из оного по преслушанию с надеждою спасения; за ниспослание Пророков и возвещение чрез них воли своей в законе писанном и устных вещаниях их, наипаче же за действительное совершение дела спасения, для которого и Он сам послан был в мир сей и, истощив Себя до рабия зрака, готов был вкусить крест и смерть. Ту же хвалу и благодарение и совершенно подобным образом совершил Он потом и над чашею. Таже прием чашу, повествуют Евангелисты Матфей, Марк, и Лука, и хвалу воздав, даде учениками глаголя: пийте от нея ecи (Мф.26, Мр.14, Лк.22). Итак, средствами освящения и преложения хлеба и вина в тело и кровь Христову в руках самого Христа были возношение сих видов к Богу и Отцу, благословение оных, наконец хвала и благодарение или что тоже молитва. Сии же самые средства, по завещанию самого Господа, употребляем и мы при совершении Евхаристии, и дабы средства сии и в наших недостойных руках были столь же действительны, то мы при возношении призываем всемогущее содействие Духа Святого, в благословении изображаем самое имя Христово, а хвалу и благодарение совершаем почти теми же словами, какие услышаны были из уст Христовых и переданы нам Апостолами, так что ни естественные наши немощи и недостатки, ни свойственные нам грехопадения и неправды нимало не возбраняют совершению тайны сея точно также, как недостойное поведение Каиафы первосвященника не воспрепятствовало Духу Святому провещать его устнами великую истину: уне есть, да един человек умрет за люди, а не весь язык погибнет. Евангелист замечает об нем, что он не сам о себе, но яко Архиерей лету тому, прорече. Подобным образом и недостойный служитель алтаря Господня, не смотря на свое недостоинство, совершает тайну Евхаристии во всей полноте и чистоте не сам о себе, но яко лице освященное силою и действием невидимо действующая чрез него Духа Святого. Имамы бо cиe сокровище, говорит Апостол, в скудельных сосудех, тем же не аз потрудихся, но благодать Божия, яже во мне. Но горе, тысящекратно горе нам недостойным, с омраченною совестию, с нечистыми помыслами, с руками неизмовенными в слезах покаяния дерзновенно прикасающимся к Святая Святым. Ах! если проклят, по Апостолу, всяк творяй дело Божие с небрежением, то какого проклятие и осуждение должны ожидать мы, поставленные к освящению Святых, в дело служения, в созидание тела Христова, если недостойно, а паче небрежно обращаемся с телом и кровию Христовою? Слово Божие уподобляет нас светильникам, поставленным на свещнице, да светят всем; но светильники освещая других, сами сгорают. Что если и нас постигнет та же участь!
4. По освящении хлеба Иисус Христос раздробил его на части не только для того, чтобы раздать ученикам, но наиболее для того, чтобы в нем, как уже освященном в тело Его, чрез это раздробление изобразить предлежащие Ему мучительные страдания, подъемлемые Им за избавление мира. По сей причине подавая оный ученикам своим, Он сказал им: cиe есть тело Мое, за вы ломимое. Но почему Он сам раздробил сей хлеб, а не предоставил того самим Апостолам? Потому что Он подвергался страданиям, не принужденно, а добровольно, предоставив же раздробление, изображающее оные, ученикам, Он показал бы тем, что страдания cии приемлет по чуждой, а не по собственной воле. Иисус Христос был в сем случае и Священнодействующий и жертва освящаемая, а Апостолы были только зрителями и причастниками оной жертвы. Посему нечестиво и неразумея Писания говорят молоканы, что Иисус Христос подвергся страданиям невольно: ибо де Он просил Бога Отца, чтобы чаша сия прошла мимо Его, но Бог не исполнил Его прошения. Но во первых, они говорят таким образом вопреки Апостолу, который свидетельствует о сем так: иже во днех плоти своея, моления же и молитвы к могущему спасти Его от смерти, с воплем крепким и со слезами принес, и услышан был от благоговеинства (Евр.5:7), след. говорят ложь; во вторых, вопреки самому Иисусу Христу, Который знал о приближающихся страданиях своих и неоднократно предсказывал об них ученикам своим, и однако ж не бежал от них, хотя бы легко мог избежать их не только как Бог, но и как человек, и даже в ту минуту, когда приближался к Нему предатель с воинами для взятия Его, Он сам вышел к нему на встречу, сам объявил о Себе и даже вызывал Его на исполнение преднамеренного: Друже, говорил Он ему, твори, на неже пришел еси. Далее, когда воины при гласе Его от страха попадали, Он не воспользовался их оцепенением, но оставался при них, доколе они ободрились; когда же один из бывших с Ним, простерши руку, извлек меч свой, ударил им раба Первосвященникова и отсек у него ухо, тогда Иисус сказал ему: вложи меч твой в ножны его. Или ты думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, так что Он пошлет мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? Как же сбудется сказанное в Писаниях, что сему быть должно? След. молоканы говорят нечестиво. Притом же, говоря таким образом, за кого они принимают Иисуса? Они ответят вам: за Бога. Но что это за Бог, который сам себя не мог избавить от смерти, хотя, по их словам, хотел и просил о том? Нет, это жалкий невольник. И не смотря на то сии люди называют себя истинно верующими во Христа. Бедные, бедные! Не видят они, что с своими безрассудными толкованиями давно уже глубоко пали в бездну нечестия. Веровать как в Бога, в Того, Который невольно страдал и умер, значит оскорблять Бога и веру. Все таки, скажут быть может, многие и из вас, Иисус Христос молился, чтобы чаша страданий прошла мимо Его, но однакож Он страдал. Правда, молился, и вы слышали от Апостола, что Он услышан был от благоговеинства. Вполне ли выразумели вы смысл Его молитвы? Если Апостол говорит, что сия молитва Его была услышана, то надобно, чтобы она была и исполнена, но вы находите ее неисполненною, как же это так? После сего должно допустить одно из двух: или Апостол сказал не правду, или вы; но первого не осмелятся сказать сами молоканы: ибо Апостол говорил Духом Святым, Духом истины, наставляющим на всяку истину, след. говорил одну истину, остается согласиться на последнее. Действительно молитву сию большею частию понимают неправильно. Ошибка происходит от того, что на лице молящегося смотрят, как на лице простого человека. Но Иисус Христос был вместе истинный человек и истинный Бог, след. имел два естества и две воли человеческую и Божескую. Естественно, что сии две воли будучи совершенно противоположных свойств и желали противного: воля человеческая страшилась в нем страданий, скорбела, тужила и молилась, да мимоидет от Него чаша сия, а воля Божеская, будучи едино с волею Бога Отца, желала только спасения нашего и исполнения предвечных советов своих чрез страдания Его. Поскольку же воля Божеская преимуществует пред волею человеческою, то Иисус Христос и покоряет сию последнюю первой. Вот почему Он в одно и то же время представляется и желающим страданий и как бы неохотно идущим на оные. Желанием возжелех, говорил Он ученикам своим, сию Пасху ясти с вами, а это была Пасха Его страданий, и в тоже время начать скорбети и тужити. Вот почему также и в молитве Его выражается та же двойственность, столь дивно согласующаяся в Божественном лице Его. Отче Мой, молился Он, аще возможно есть, да мимоидет от Мене чаша сия, обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты. Здесь Он покорял свою волю человеческую воле Боге Отца, или, что тоже, своей Божеской, которая с волею Отца едино есть. Аз и Отец, сам Он свидетельствует о Себе, едино есьма, едино по естеству, едино и по воли. И от сего то благоговеинства, по выражению Апостола, Он и услышан был. Но если так, скажут может быть, еще: то для чего же Он представлял в молитве своей как бы некоторую борьбу между своею волею и волею Отца? Для того, чтобы не подумали мы (так как действительно и были некоторые (Еретики) так думающее, справедливо отвергнутые церковию), что Он имел не истинное тело человеческое, но только призрак оного; что для него, как Бога, легко было страдать, между тем как для нас, призванных итти в след за Ним и нести каждому крест свой, и трудно и неудобно. Иисус Христос в своих вольных страданиях, как в последнем явлении земной своей жизни, вполне обнаружил природу Божескую и человеческую, дабы еще раз возвестить миру толикократно Им проповеданную в словах и делах истину Своего Божества и человечества.
5. Почему Он наименовал хлеб телом своим, сказав ученикам: приимите, ядите: cиe есть тело мое? а вино кровию, сказав им: пийте от нея вcи: сия есть кровь Моя? Потому что Он силою Божественного слова Своего преложил хлеб в истинное тело, а вино в истинную кровь Свою, которые имел Он принести на крестном жертвеннике в жертву удовлетворения вечной правде Божией за грехи всего мира по обетованию Своему, изреченному в предвечном совете Троичного единства, как свидетельствует о сем Дух Святой устами Пророка, который от лица Мессии так говорит к Богу Отцу: жертвы и приношения не восхотел еси, тело же свершил Ми еси, всесожжений о гресе не взыскал еси. Тогда рек: се прииду, в главизне книжне писано есть о Мне: еже сотворити волю Твою, Боже мой, восхотех, – и как объясняет cиe Апостол Павел, говоря, посему Христос, входя в мир говорит: жертвы и даров Ты не восхотел, но тело уготовал Мне; всесожжений и жертвы за грех Ты не требуешь. И потому Я сказал: се иду, как в свитке книжном писано о Мне, исполнить волю Твою, Боже. Сказав прежде, что ни жертвы, ни даров, ни всесожжений, ни жертвы за грех, которые приносятся по закону, Ты не восхотел и не требуешь, потом сказал: се иду исполнить волю Твою, Боже. По сей то воле освящены мы единократным приношением тела Иисус Христова. И от сей то жертвы примирения человека с Богом, уготованной в животворную снедь всему миру, повелел Он приобщиться ученикам своим, а чрез них и всем нам: ибо сказав им, приимите, ядите; и пийте от нея еси, присовокупил Он: сие творите в мое воспоминание.
6. Иисус Христос, говоря о крови своей, назвал ее кровию Нового завета: это значит, что была кровь Ветхого завета, которой противополагает Он Свою собственную кровь. Что же это за кровь, на которую в сих словах намекает Он? Это кровь Агнца пасхального и всех ветхозаветных жертв, которою запечатлел Бог завет или договор Свой с народом Израильским, под условием с Его стороны благодеяний и вечной жизни, а со стороны народа повиновения Ему и исполнения Его заповедей. Так Моисей, при обнародовании данного ему Богом закона, по принесении жертв, взем кровь, окропи люди и рече: се кровь завета, его же завеща Господь к вам о всех словесех сих (Исх.24:8). Но сей завет, постановленный Богом чрез Моисея, должен был некогда, по предуставленному порядку Промысла Божия, обетшать и заменен быть другим новым, как о сем ясно предвозвещали Пророки. Так Пророк Иеремия предсказывал: се дние грядут, глаголет Господь, и завещаю дому Израилеву и дому Иудину завет нов. Не по завету, его же завещах отцем их в день, в онь же, емшу ми за руку их, извести я от земли Египетския, яко тии не пребыша в завете моем, и Аз небрегох их, глаголет Господь. Яко сей завет, его же завещаю дому Израилеву: по днех онех, глаголет Господь, дая законы моя в мысли их, и на сердцах их напишу я, и буду им в Бога и тии будут Ми в люди (Иер.31:31). След. и кровь завета обетшавшего должна быть заменена кровию завета нового, кровию истинного Агнца Божия, вземлющего грехи мира, кровию Христа Спасителя и Ходатая нового завета, о которой Апостол Павел рассуждает так: Аще кровь козлия и телчая, и пепел юнчий кропящий оскверненныя освящает к плотстей чистоте, кольми паче кровь Христова, иже Духом Святым Себе принесе непорочна Богу, очистить совесть нашу от мертвых дел, во еже служити Богу живу и истинну. И сего ради новому завету Ходатай есть, да смерти бывшей, во искупление преступлений, бывших в первом завете, обетование вечнаго наследия приимут званнии (Евр.9:13–15). Итак Иисус Христос назвал Свою кровь кровию завета потому, что Он Своею смертию утверждал между Богом и человеками завет или договор, по которому первый обещал последним отпущение грехов и наследие живота вечного, а последние свою веру в заслуги Его, веру живую и деятельную, любовию споспешествуемую. Здесь Бог говорил к людям: Аз буду вам в Бога, и вы будете Ми в люди, зане милостив буду неправдам вашим, и грехов ваших и беззаконий ваших не имам помянути ктому, а люди должны были говорить: веруем, Господи, помози нашему неверию; сердцем и устнами исповедуем, яко Ты еси Христос Сын Бога живаго, пришедый в мир грешныя спасти. Но поскольку сей завет утвержден был вместо ветхого: то как он сам назван был новым, так и кровь, его утверждающая, названа кровию завета нового. Но почему здесь нужна была кровь? На сей вопрос дает удовлетворительный ответ Апостол Павел, который говорит о сем так: иде же завет, смерти нужно есть вноситися завещавающаго: завет бо в мертвых известен есть, понеже ничесоже может, егда жив есть завещаваяй. Тем же ни первый завет, т. е. ветхий, без крове обновлен есть (Евр.10:16–18). Присовокупим к сему, что в древности все вообще заветы или договоры утверждались обыкновенно кровию, которую некоторые народы более грубые и варварские при сих случаях даже вкушали, наприм. обитавшие в земле хананейской, перешедшей в последствии в обладание Евреями (Прем. Сол. 12:5), а Иудеи, как человеколюбивейшие только окроплялись ею, как поступлено было и Моисеем при обнародовании ветхого завета: и покропи, сказано об нем, книги закона и вся люди, глаголя: сия кровь завета, его же завеща к вам Бог (Евр.9:19:20).
7. Иисус Христос благоволил приять в состав своей крови вино виноградное красное для того, что оно самым цветом своим имеет наиболее сходства с кровию, а потому и в Писании называется кровию гроздовою (Быт.49:11), дабы и внешним видом тем вернее и ближе изобразить сокрывающуюся под оным истину. Сверх того согласное предание Апостолов присовокупляет, что Он вино cиe растворил водою и притом теплою, дабы, так сказать, самому внутреннему чувству дать ощутить, что сия кровь и вода теперь только истекли из животочных ребр Его и не потеряли еще свойственной одушевленному телу, из коего истекли они, теплоты. С другой стороны чрез cиe растворение объяснялось, почему кровь завета ветхого, образовавшая сию спасительную кровь, должна быть, по закону, смешиваема с водою (Исх.9:19, Лев.14:5:6), а то и другое вместе делаемо было Христом Спасителем для того, чтобы под сими видами преподать в приобщение кровь Свою и воду, из ребр Его на кресте изыти имевшие, которые по учению Св. Златоуста и Амвросия Медиоланского представляли собою два установленные от Него таинства: крещение и евхаристию.
8. Преподавая ученикам своим таким образом растворенное и приуготовленное вино Иисус Христос сказал им: сия есть кровь Моя, яже за вы и за многия изливаемая во оставление грехов, между тем как о хлебе сказал только: сиe есть тело Мое, еже за вы ломимое. Но отсюда никак не должно заключать, что будто одна только кровь Христова служит во оставление грехов, точно также как странно бы было согласиться с католиками, что для приобщения мирян довольно и одного тела: ибо-де где тело, там и кровь. Нет, если Иисус Христос, приобщив Апостолов Своего тела и крови под обоими раздельными видами, повелел им творить cиe в Его воспоминание, то как Апостолы, так и их преемники должны приобщать и приобщаться таким же образом и никакого не имеют права лишать мирян целой половины дара небесного. Равным образом не кровь одна также как и не одно тело служит к очищению грехов наших, но кровь и тело вместе, или лучше сказать весь Христос: ибо всего Себя принес в жертву за грехи наши. Ныне единою, говорит об нем Апостол, в кончину веков, во отметание греха, жертвою своею явися, и якоже лежит человеку единою умрети, потом же суд, тако и Христос единою принесеся, во еже вознести многих грехи (Евр.9:26–28). Зане и Христос единою о гресех наших пострада, говорит другой Апостол, праведник за неправедники, да приведет ны Богови, умерщвлен убо быв плотию, ожив же Духом (1Пет.3:18). Видите, здесь говорится о плоти, но ничего не сказано о крови. След. выражение: во оставление грехов, должно относить не только к крови, но и к телу, как бы так сказано было: приимите, ядите: cиe есть тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов; и пийте от нея вcи: сия есть кровь Моя, яже за вы и за многия изливаемая во оставление грехов. Вот причина, почему сие выражение во всех древних Литургиях, перешедших к нам от времен Апостольских, а некоторых даже написанных самими Апостолами, из коих заимствованы и употребляемые ныне у нас Василия Великого и Иоанна Златоустого, встречается именно в таком сопряжении. В словах же Иисуса Христа оно встречается в раздельном виде, только в приложении к крови для того, что Он сим хотел ближе указать на жертвы ветхозаконные и кровь заветную, прообразовавшия Его крестное жертвоприношение и потому только имевшие силу очищать грехи людей. Т. е. в сем сближении крови ветхозаветной с кровию Христовою заключалась следующая мысль: как жертвы ветхозаконные, полагаемая на алтарь всесожжений, и кровь их изливаемая у подножия оного, приносимы были для получения оставления грехов верою в будущего Искупителя: ибо сам Бог сказал Моисею: и оставится им грех их (Лев. 4:20, 31, 5:6–19): так Спаситель, вместо всех древних жертв, прообразовавших Его страдания, принесши в истинную жертву Себя, доставил чрез cиe всему человеческому роду оставление грехов его. Еще замечание: Иисус Христос о своем теле сказал Апостолам: еже за вы ломимое, а о крови; яже за вы и за многия изливаемая. С первого взгляда можно подумать, что Он тело Свое принес только за Апостолов, а кровь излиял за Апостолов и еще за некоторых, но не за всех. Молоканы точно так и толкуют слова сии, разумея под именем многих или некоторых только себя одних, а больше никого. Но поскольку они при всей дерзости в других случаях, тайны Евхаристии не отваживаются совершать, то чтобы выпутаться из беды, которою сами на себя накликали, решились под словами тело и кровь разуметь учение, а почему так разумеют, доказательств у них не спрашивай. На все твои вопросы получишь один ответ: мы так понимаем, так изъясняют наши старцы, которые нас умнее и сведущее, а сии старцы ссылаются на какое то внутреннее говорящее в их сердца слово, которое велит им так, а не иначе толковать, и которое они только одни могут слышать, но никому другому не позволяют подслушать. Вот до какого жалкого состояния доходят те, которые к разумению Писания не приучив себя по Апостолу, долгим обучением, дерзновенно приступают к изъяснению оного. Но други мои! По крайней мере ваши старцы ни умнее, ни сведущее в Писании Апостолов, которые говорят, что Иисус Христос умер за всех, след. и кровь Свою пролиял за всех же. Так Апостол Павел говорит: иже убо сына Своего непощаде, но за нас всех предал есть Его, и еще: Христос за всех умре, да живущии не ктому себя, живут, но умершему за них и воскресшему. Итак в словах Христовых под словом многих, получающих оставление грехов от приобщения пречистого тела и крове Его, должно разуметь не некоторых, а всех с верою приобщающихся сей Святыне, так как cиe слово на Греческом языке весьма часто употребляется в сем значении. Но если всего этого для вас не довольно, то вот подтверждение и из уст самого Иисуса Христа: тако возлюби Бог мир, яко и Сына Своего единородного дал есть, да всяк веруяй в он не погибнет, но имать живот вечный. А если всяк, то значит, все, а не многие только, или некоторые, с верою приобщающиеся тела и крови Христовой, получат живот вечный. Явися, говорит Апостол, благодать Божия, спасительная всем человеком. Только желая получить сию благодать на самом деле, надобно выслушать и исполнять ее наказание или научение. Чего же требует это наказание? Да отвергшеся нечестия и мирских похотей, целомудренно, и праведно, и благочестно поживем в нынешнем веце (Тит2:12).
* * *
Показав Божественное происхождение Литургии от самого Иисуса Христа, теперь следует показать внешний и внутренний состав ее и образ совершения оной от Апостольских до наших времен. Ко внешнему составу относятся: 1) некоторые предуготовительные виды Богослужения, 2) место совершения, 3) лица совершающие и 4) вещи употребляемые при совершении сего высокого священнодействия. Виды Богослужения, служащие предуготовлением к Литургии суть: вечерня, повечерие, полунощница, утреня, часы, и так называемые изобразительные, которые вместе с Литургиею составляют седмеричное число хваления Господу, как число совершенное, преимущественно употребляемое в откровенном слове Божием для изображения всей полноты благодатных даров Духа Святого, которое церковь приняла для определения своих Богослужебных действий частию из подражания Пророку Давиду, седмижды в день хвалившему Господа: седмерицею днем хвалих Тя, Господи, сам он свидетельствует о себе, а наиболее по важности событий, в которых благость Божия благоволила ознаменовать себя в деле спасения нашего. Все благотворный действия Промысла Божия от начала мира до последнего дня совершенные и совершаемые для восстановления падшего человечества в первобытное его состояние сосредоточиваются во Христе Богочеловеке, как в своем основании, а все действия Христовы в Его спасительной смерти, как главной цели всего ходатайственнего служения Его. Вот причина, почему Иисус Христос назван у Апостола кончиною закона: кончина закона Христос в правду всякому верующему, говорит Апостол. Но и во времена до-законные на Нем утверждались и в Нем совершались все планы домостроительства небесного Домо–Владыки о спасении человеческом. К Нему также все от Адама до Моисея со времени первого обетования в Едеме до громоносного возвещения воли Вышнего на Синае обращали и в Нем утверждали свои надежды и чаяния, свои желания и ожидания. В Нем угнетенные скорбию прародители видели очами веры благословенное семя жены, которое рано или поздно сотрет главу враждебного змия; в Нем Патриархи усматривали, один – Упокоителя, отъемлющего проклятие от земли и от всех дел руку их, другой – Вождя–Умиротворителя, на которого самые языки уповати имут, иной – потомка славного, о имени которого благословятся все народы земные. Счастливые сыны нового Израиля, удостоившиеся видеть очами своими вожделенное событие сих надежд и ожиданий в лице Иисуса, могли ли быть нечувствительнее предков своих по вере? Могли ли не заметить с чувством глубокой благодарности к Богу благодеющему, как спасение мира низошло, по предречению, от Сиона и совершилось пред лицом самого мира на Голгофе? Тяжек был путь, пройденный Спасителем для нашего спасения: тем живейшею любовию и признательности должны были воодушевиться души верные к своему Спасителю. Они не имели мужества последовать за Ним в пути сем при Его жизни, но за то по смерти Его хотели напечатлеть в уме и сердце своем каждый шаг Его и ознаменовать оный каким либо молитвенным действием. Отсюда произошло то, что все действия Христианского Богослужения преимущественно падают на последние дни земной жизни Иисуса Христа, т. е. дни страданий и смерти Его, как время, решившее участь всего человечества, время, в которое вознесенный на крест Сын Божий соделал спасение посреди земли. Так, в вечернем Богослужении церковь воспоминает, как Господь наш Иисус Христос после спасительных Своих страданий в вечер пятка, вися на кресте трех наших ради, умер нашего ради спасения; как один из воинов ударил в пречистые ребра Его копием и абие изыде кровь и вода – в знамение, по изъяснению отцов Церкви, двух основных таинств Христианства – крещения и причащения; как Иосиф с Никодимом сняли потом тело Христово со креста и, обвив оное плащаницею, положили во гроб, и с какою наконец горестию и сокрушением сердечным, с каким плачем и стенаниями взирали на cиe Мария Магдалина с пречистою Девою Богоматерию. Во время повечерия призывает нас к размышлению, как Богочеловек Иисус, пребывая плотию во гроб, с Божественною душою своею снисшедши в темное царство князя тьмы, пленицами мрака связал его и, извергнув от начальства, низвел его в позор Ангелом и человеком, а плененных им сущих от века праведников избавил от мучительского ига его и преставил в царство славы, уготованное им от сложения мира. В полунощнице напоминает нам, как Господь наш, грядый на вольную страсть нашего ради спасения, во время полунощи в саду Гефсиманском столь усердно – с воплем крепким, со слезами и коленопреклонением молился ко Отцу Своему, что с Божественного лица Его струился пот Его, как капля крове, каплющие на землю, и явился к Нему Ангел Господень, укрепляяй Его; как потом взят и связан будучи воинами, приведен был к первосвященнику Анне и претерпеть там бесчисленные поношения, биения, оплевания, укоризны, насмешки, поругания для того только, чтобы нас избавить от уз греховных и от мучительства диаволова. На утрени изображает нам то ужасное, убийственное для страдальца Иисуса время, когда Он в сопровождении буйной Иудейской черни и жестоковыйных властителей ее книжников и фарисеев переведен будучи от Анны к Каиафе от самой полуночи до рассвета терпел за нас те же жестокие мучения и поругательство. В богослужебном действии именуемом первый час, приводит нам на память, как Господь наш Иисус в первый час дня представлен был ожесточенными Иудеями к Пилату и введенный в претор его Судия всех судей судим был от судии нечестивого, оклеветан лжесвидетелями, поруган и заушен был подлыми слугами и продажными воинами. Третий час посвящает она благоговейному воспоминанию о том, как Спаситель наш в третий час дня без вины обвинен был малодушным и славолюбивым Пилатом, предан на поругание кровожадным Иудеям, привязан и биен был у мраморного столпа, увенчан в посмеяние тернием и облечен в хламиду. С сим вместе соединяет она воспоминание и о другом важном событии, именно, что Апостолы в третий также час прияли Духа Святого во огненных языках и получили духовное просвещение. В шестом часе возбуждает к размышлению о том, как Подвигоположник наш, изнуренный голодом и бдением, утомленный поруганиями, измученный и истерзанный побоями, в шестом часу дня неся на Себе тяжкий крест свой, веден был на пропятие и будучи распят как злодей среди злодеев терпел еще новые хулы и поругания и не только от Иудеев, но даже от одного из распятых с ним. В девятом часу ублажает спасительную смерть Христову, последовавшую в cиe именно время, славит неизреченное Его долготерпение и удивляется беспримерной любви Его к человекам, самую душу свою положившей за них и за самых врагов своих молящейся к Отцу небесному о прощении их. В изобразительных возносит церковь благодарственные свои моления ко Господу, столь много пострадавшему и умершему за нас и нашего ради спасения, и вместе с сим испрашивает верным сынам своим невозбранного участия в спасительных плодах приобретенных сею смертию и сими страданиями. Присоедините к сим видам Богослужения последнее и торжественнейшее, какова Литургия, в которой сущность первых, так сказать, овеществляется в таинственную минуту преложение хлеба и вина в тело и кровь Господню, и тогда вы постигнете, какое величественное и вместе глубоко-поразительное зрелище ежедневно открывает церковь пред очами чад своих, для возбуждения и укрепления в них веры и любви к своему Избавителю, для питания их внутреннего человека и возведения его в меру возраста исполнения Христова, для приведения их еще на земле в благодатное общение с своим Господом и духовное соединение с Ним, и сколь не благодарно и безрассудно поступают те, которые, по ничтожным причинам, по суетным занятиям, – по низким видам корысти или гнусным побуждениям плоти, добровольно лишают себя участия в сем безмерно усладительном зрелище.
Сколь неблагодарно и безрассудно также поступают те, которые почитают для себя слишком достаточным посетить однажды в неделю одно из сих Богослужений, пренебрегая прочими, как маловажными, как будто дух их в состоянии всегда держаться на той высота, что может, когда пожелает, непосредственно без всякой постепенности войти в таинственное общение с Господом небесе и земли. Нет, Церковь весьма мудро поступила, что в разных видах Богослужения, обращая пред взором нашим припоминательный образ страданий Христовых, указала нам степени, по коим должно восходить к сему общению. Уклоняющиеся от того или другого Богослужения не также ли делают, как безстудно отторгают край спасительной ризы Христовой в надежде прикрыться им, между тем как греховные язвы наши столь велики и многочисленны, что едва целой ризы, обагренной неповинною кровию Агнца непорочного, достаточно было для покрытия их пред лицом грозного правосудия Божия? С другой стороны не обнаруживают ли они в сем поступке своем крайнего невежества в делах веры, почитая то или другое Богослужение чем то особенным, без чего можно обойтись, между тем как все сии Богослужения суть только предуготовительные к одному главному и существенному в Христианстве, какова Литургия, как таинство таинств и как печать совершенства? Не явно ли обличают они себя в нерадении и нечестии, которые не о том заботятся, чтобы умножить моления и чрез то продолжить вожделенное состояние общения с Господом, но чтобы уменьшить и сократить их, дабы иметь, сколько возможно более времени, насладиться зрелищем миpa и насытиться благами земли? Нет; это не те ученики Христовы, которые в молитве и славословии находили облегчение от трудов своих житейских, и с нетерпением ожидали минуты, когда они в тайне причащения могли вкусить и видеть, сколь благ Господь их.
Местом совершения Литургии должен быть непременно храм или Церковь, посвященная имени Божнию и освященная в благодатное жилище Вышнего особенным священнодействием не потому впрочем, чтобы совершаемая в ней тайна причащения не могла быть по существу своему совершена, в случае нужды, и в простом доме и на всяком месте, но потому, что сего необходимо требуют от нас с одной стороны величие и важность сей тайны, а с другой душевная наша польза и пример Апостолов. В тайне причащения сам Господь невидимо сообщается с нами, обожая дух наш и питая тело, – чудным и непостижимым образом; небесные силы, благоговейно взирая на cиe снисхождение Владыки своего со страхом и трепетом предстоят лицу Его: после сего уместны ли здесь предметы житейские, легко могущие одним своим присутствием отвлечь наше внимание от сего духовного зрелища, и отторгнуть наше сердце от сего благодатного общения, может быть, в ту самую минуту, как небесный Посетитель стоял уже при дверех его и толцая в оные взывал уже к нам: се стою при дверех и толку; сынове мои, отверзите Ми двери сердца вашего. Ах, если мы и находясь во храме, откуда все напоминающее временную жизнь и растленную грехом землю тщательно удалено от взоров наших, часто не в состоянии бываем удержать своих мыслей, неукротимо стремящихся на распутие миpa к домашним заботам и попечениям, к радостям земным и наслаждениям чувственным: то что было бы с нами, если бы сей мир столько привлекательный для нас, сии заботы и попечения, столько занимавшая нас, сии радости и наслаждения, столько прельщающие нас среди самого молитвословия были пред глазами нашими? Уж конечно Апостолы не менее нашего имели твердости в духе и благочестия в сердце, однакож и они, для сохранения себя от неблаговременного развлечения, чувствовали необходимость совершать молитвы свои, а преимущественно высокое священнодействие Литургии в удалении от миpa, во храмах особенно на то посвященных и освященных благодатию Духа Святого.
* * *
Говоря о храмах как приличных местах для совершения Литургии нужно объяснить 1) время появления оных в Христианстве, 2) образ устроения их в древние и новейшие времена, 3) существенные их части и необходимые принадлежности и 4) наконец тайну освящения оных.
Бесспорно, что в самом начале Христианства среди жестоких гонений от Иудеев и язычников как Литургия, так и прочие Христианские таинства совершаемы были в домах частных, впрочем исключительно определенных на cиe служение, нередко в пустынях, пещерах и так называемых усыпальницах, т. е. в отдаленных и сокровенных местах, где обыкновенно погребаемы были тела мучеников и то большею частию не днем, а ночью, при возженных свещах и под бдительною стражею: тем не менее однакож достоверно известно, что Христианские храмы были уже и во времена Апостолов и первые из них вероятно были устроены под непосредственным их распоряжением. Так Игнатий Богоносец ученик Иоанна Богослова говорит уже о сем предмете, как всем известном и определенном. Церковь, пишет он к Филадельфийцам, имеет один алтарь и одного Епископа с Пресвитерами и Диаконами, а в послании к Магнезианам называет ее храмом Божиим. За ним Св. Исидор Пелусиот не только упоминает о храмах Апостольских времен, но вместе говорит, что они не были столь благолепно украшены, как в его время, но отличались больше простотою устройства и обитающим в них духом благочестия посещающих оные (кн. 2 посл. 246). След. первоначальное совершение таинств по причине гонений в домах частных и на всяком удобном и безопасном месте отнюдь не дает нам права поступать таким же образом и ныне, когда Церковь Христова, состоя под кровом Царей благочестивых, наслаждается спокойствием, благоденствием и безопасностью и когда имя Распятого Иисуса не служит уже более укоризною и печатию отвержения для исповедующих оное и покланяющихся подножию ногу Его, яко свято есть. То, что прежде было делом необходимости и при тяжких внешних препятствиях возвышало цену благочестия верных, то же самое при настоящих обстоятельствах становится делом небрежения или по крайней мере нерассудительности и легкомыслия, равно преступных, как по началам, так и следствиям своим. Преступность сия еще более увеличится, когда присоединятся к тому обыкновенные в подобных случаях, хотя большею частию искусно сокрытые расчеты корыстолюбия, или лжемудрование, тайно уготовляющие из самой святыни мягкое для себя возглавие, на котором безбоязненно могут опочить, или безопасное убежище, в котором легко могут сокрыть свои нечистые помыслы, не тревожась напоминаниями внешними. Но если бы мы ни в примере Апостолов и Апостольских мужей, ни в собственном сердце не находили побуждений предпочитать храмы частным домам, то одна только важность столь высокого священнодействия, как Литургия, должна бы была заставить нас при первой возможности придумать все величественное, все торжественное и священное, дабы окружить им тайну спасения нашего, невидимо содеваемую пред очами нашими и соделать ее для нас тем более вразумительною при всей непостижимости ее и тем сильнее возбуждающею в нас чувство благоговения и признательности к Богу Спасителю, при всей нашей рассеянности и не внимании: тогда естественно мы сами пришли бы к тому, к чему столь благовременно указан нам путь Апостолами, т. е. к устроении храмов Вышнему, в которых бы все окружающее напоминало нам не о земле, а о небе, идеже есть Христос одесную Бога седя, не о славе временной и преходящей, но о славе вечной и неизменяемой, ожидающей нас за гробом, в нюже вниде первенец из мертвых, да уготовает нам место в обителях Отца своего небесного.
Храмы древних Христиан сооружаемы были в виде кораблей, плывущих на Восток к Востоку правды Христу. Вот что сказано о сем предмете в подлинных чиноположениях Апостольских (в кн. 2. гл. 57). Храм да будет на подобие корабля продолговато устроен, на восток обращен, от обеих стран к востоку притворы (т. е. предложение и сосудохранительницу) да имать. Причина, почему форма корабля принята в образец для устроения Христианских храмов заключается частию во внутреннем назначении и таинственном знаменовании оных, а частью в историческом воспоминании. Первая Церковь Христианская образовалась на корабле среди моря Тивериадского и озера Геннисаретского, где Иисус Христос был Кормчим, а двенадцать Апостолов Его сотрудниками и движителями корабля. Сверх того Иисус Христос в поучительных беседах своих неоднократно уподоблял мир сей морю, в котором Апостолы, по применению к прежнему ремеслу своему, должны были мрежею благовествования уловлять словесные рыбы в царствие Божие. Отселе будеши человеки ловя, обыкновенно говорил Он каждому из лих, призывая к последованию за Собою; первою также кафедрою для проповедания слова Божия был большею частию корабль, отдаленный на известное расстояние во глубину моря, а слушающие оставались на бреге – вне корабля и дотоле не были допускаемы в оный, доколе не уверовали в Него, как своего Избавителя и не поступили во глубину таинственных вод крещения, дабы неразлучно соединиться с Ним, как с главою своею и чрез Него со всеми верными, как с членами единого тела. Он хотел показать чрез cиe, что вне Его Церкви нет спасения, и что единственный путь в нее есть путь чрез веру в Его учение и чрез воды крещения. Посему то говорил Он Никодиму: аще кто не родится водою и духом, не внидет в Царствие Божие. Посему также проповедывали Апостолы: покайтеся, и да крестится кийждо вас. На сию же без сомнения мысль намекал Иисус Христос и тогда, когда, говоря о будущем пришествии своем, сказал Он: яко же бысть во дни Ноевы, тако будет во дни Сына человеческаго. Ядяху, пияху, женяхуся, посягаху до него же дне вниде Ное в ковчег, и прииде потоп и потопи вся. Здесь очевидно Церковь свою уподобляет Он ковчегу Ноеву, верующих – Ною, с семейством своим спасшемуся в ковчеге, а неверных, не вошедших в Его Церковь – современникам Ноевым, погибшим вне ковчега во дни всемирного потопа. Блаженный Августин, объясняя cиe место говорит, что как во дни Ноевы все не вошедшие в ковчег погибли в потопе, так в день страшного суда все не принадлежащие к Церкви Христовой несомненно погибнут. Для нас в сих словах Христовых и в сем свидетельстве Августина важно только то, что Церковь уподобляется ковчегу, который имел вид корабля, а потому весьма мудро поступали древние, Христиане, что устрояли свои храмы в виде корабля. Они самою внешнею формою оных ясно указывали на ту высокую цель, для коей они предназначены: в сих кораблеобразных зданиях мы должны преплывать чрез бурное море житейское к небесному пристанищу; здесь мы можем удобнее приучить наш дух к управлению страстей своих и к занятию Богомыслием. Ту же самую мысль внушает нам и обращение сих храмов алтарями своими на Восток, а входом на Запад в противоположность храму Иерусалимскому, коего алтарь был обращен на Запад, а вход на восток: Иудеи только еще ожидали Мессии грядущего, который, по предречении Пророков, должен был приити во храм сей от Востока, почему и сам Он назван был от них Востоком свыше, а мы веруем в Него пришедшего и возшедшего по Писанию на Востоки, почему и покланяемся Ему обращаясь к Востоку.
Впрочем форма сих храмов с течением времени, а особенно со времени обращения в Христианство Константина Великого для большего благообразия и соответственно новым обстоятельствам и потребностям верующих, несколько изменилась и мало по малу приняла тот самый вид, в каком они представляются ныне с удержанием однако ж до ныне главных частей и существенных качеств древних храмов. Так наприм. и ныне также как в древности, алтарь Христианских храмов непременно обращается на Восток летний или зимний, смотря по местным удобностям. Уничтожены ныне боковые притворы, как обезображивающие некоторым образом внешность, но за то внутри самых храмов как для предложения или жертвенника, так для сосудохранительницы или ризницы устроиваются особые места. Как в древних храмах было особое отделение, в котором верующие без различия пола и возраста, звания и состояния по окончании Богослужения из остатков доброхотных приношений для священнодействия учреждали трапезу и пред лицом Божиим вкушали оную, что и называлось священною вечерию любви, которая однако ж, по возникшим злоупотреблениям, упоминаемым в послании к Коринфянам, – в последствии времени отменена была; так и ныне в наших храмах в воспоминание сего древнего обыкновения, есть отделение, именуемое трапезою, что значит по-русски стол. В настоящее время Христианский храм обыкновенно разделяется на три главные части: на алтарь, церковь собственно так называемую или настоящую и трапезу.
Такое сооружение и разделение храма заимствовано от ветхозаветного Иерусалимского святилища, в котором Святое Святых соответствовало нашему алтарю, пространство отделяемое первою завесою церкви, а притвор трапезе. Но не погрешили ли мы в сем заимствовании? Нисколько, а напротив исполнили чрез то волю Божию, изображенную в Писании. Ибо во первых Апостол Павел говорит, что ветхозаветная Скиния, след. и устроенный по образу ее храм Соломонов были сению грядущих благ, а не самый образ вещей, но сей образ, по свидетельству того же Апостола, заключается в Христианстве; а образ, как образ, необходимо должен иметь какое-либо сходство с образуемым или что тоже с своею сению, след. храм Христианский не иначе мог и должен быть устроен, как по применению к храму ветхозаветному, впрочем так, чтобы первый отражался в последнему как в своем зеркале, а последний в первом находил свое существенное значение, как в своем первообразе, свою жизнь, свою душу, как в теле созданном и одушевленном силою свыше, коего он служил только сению: здесь вещественные его образы должны быть возведены до духовного их знаменования; кровавый его жертвы до высокого достоинства бескровной жертвы, плотское и стихийное служение закона до словесного служения благодати. Во вторых само Писание Нового завета с одной стороны избавляет нас от опасного труда в приискании сходства между ветхозаветным служением и новозаветным, по причине единой, заключающейся в том и другом, благодати, изображая Христианские таинства чрез сравнение с Иудейскими обрядами, так наприм. благодатное обновление наше во Христе изображает оно обрезанием ветхозаконным: в Нем т. е. во Христе, говорит Апостол, вы обрезаны обрезанием нерукотворенным при совлечении греховного тела плоти обрезанием Христовым (Кол.2:11); заколение Иисуса Христа на кресте и таинство Евхаристии сравнивает с Иудейскою Пасхою: очистите убо ветхий квас, говорит тот же Апостол, да будете ново смешение, яко же есте безквасни: ибо пасха наша за ны пожрен бысть Христос (1Кор.5:7); Престол, на котором совершается священнодействие тела и крови Христовой, называет жертвенником и алтарем, заимствуя сии наименования от ветхозаконного храма: имамы же алтарь, сказано у Апостола, от него же не имут власти ясти служащии сени (т. е. (Евреи) Евр.13:10) и проч. С другой стороны сим самым действием оно дает нам полное и неотъемлемое право, некоторые изображения ветхозаветного служения вносить в новозаветное и чрез то сближать и освящать одно другим, противопоставляя образ образуемому, тень самому телу и гадание истине. Без сего таинственного сближения тот или другой завет был бы совершенно излишен, чего однако ж никак и предположить невозможно: ибо тот и другой дарован нам единым Богом – премудрым и всесвятым; без сего также соединения ни тот, ни другой не мог быть ни вполне понят, ни вполне оценен, ни вполне спасителен для нас. Одним словом: еже Бог сочета, по предуставленному порядку свое я неизследимые Премудрости и Благости, человек да не дерзает разлучать по своему легкомыслию, неведению и горделивой самонадеянности. Сам Иисус Христос сказал: не приидох разорити закон, но исполнити, а это Он сказал о законе Ветхого завета. Будет ли же ученик более своего учителя и раб более своего Господа?
* * *
При изъяснении Богослужебных действий должно однажды и на всегда заметить и постоянно иметь в виду cиe замечание, что одно и тоже действие, одна и та же вещь в разное время Богослужения, при различных обстоятельствах, в соединении с теми или другими вещами и действиями служат для изображения различных духовных предметов, так наприм. дискос, который вы видите носимым на голове диакона, соединяет в своем значении две крайности жизни Богочеловека Иисуса – Его младенчество и смерть, и Его ясли с вертепом и крестный жертвенник с Голгофою; что сии вещи и действия в одно и тоже время, удовлетворяя физической потребности, представляют собою или исторический памятник, указывавшей на известное событие в жизни Искупителя, или таинственный символ, воззывающий взор и внимание наблюдателя к небесным обителям, так на прим. звездица, поставляемая на дискос, в одно и то же время служит и средством, предохраняющим частицы, возлагаемые на дискос за живых и умерших, от взаимного смешения равно как и от прикосновения покрова, и памятником, припоминающим появление необычайной звезды на Востоке и ставшей верху идеже бе новорожденное отроча Иисус, и символом, знаменующим велелепное сияние славы, в которую облекся распятый на кресте Сын Божий в след за распятием своим. Присноблаженные составители Литургии, управляемые и наставляемые Духом Божиим умели так мудро распорядиться скудными вещественными средствами для изображения превыспренних предметов горнего миpa, что в тесных пределах не обширного храма, в малом пространстве почти часового священнодействия успели совместить все домостроительство спасения нашего от начала миpa до последних веков, все ходатайственное служение Богочеловека Христа и следствие оного, все наконец небо неприступное с его необъятным величием: возможно ли же было здесь обойтись без того, чтобы одним и тем же вещам или действиям не придать многих и различных значений? Язык человеческий, как образованный из грубых вещественных начал; вещи и действия, как составленный из земных элементов были в семь случае в руках составителей самыми непослушными орудиями: надлежало помочь сему неудобству неизбежному, и Дух Божий указал против сего средство в одушевлении скудного запаса вещественных предметов обилием духовных знаменований. Я постигаю причину необыкновенного восторга, с которым принята была древними Христианами Литургия Златоустова: они видели в ней сквозь землю небо, сквозь вещество дух. Не человеческое, но Ангельское зрелище открылось пред очами их.
И так под руководством сего замечания приступим к описанию и объяснению частей храма.
Первая и главнейшая часть храма алтарь представляет собою Святое Святых. В ней престол или трапеза, на коей приносится бескровная жертва; жертвенник или предложение, на коем предлагается и предуготовляется сия жертва, и горнее место, которое знаменует как горний или пренебесный, так и благодатный престол самого Иисуса Христа. Как во Святое Святых никому не позволялось входить, кроме первосвященника, так и в алтарь, под страшною клятвою, воспрещено входить лицам не посвященным. Причина сего воспрещения в том и другом случае одинаковая: это сделано из особенного уважения к месту благодатного присутствия Божия. Сверх того как Святое Святых, так и алтарь образуют собою самое выспреннее небо, в котором Бог присутствует в неприступной славе своего царствия. Но дабы видеть великую разность и преимущество святилища Христианского пред Иудейским, стоит только вспомнить, что заключалось в сем последнем и что находится в первом. Святое Святых заключало в себе ковчег завета, окованный всюду златом, покрытый сверху золотым листом называемым очистилищем и осеняемый двумя изваянными из золота Херувимами, в котором хранились скрижали закона, а подле его находились стамна с манною и жезл Ааронов прозябший. Вот Святыня, пред которою ежегодно со страхом и трепетом являлся Иудейский первосвященник, вскурял фимиам, преклонял свою главу и колена, нередко вопрошал невидимо присущего здесь Бога и получал ответы. Правда много здесь чудесного, непостижимого, достопокланяемого: но все cиe чудесное, непостижимое и достопокланяемое в сравнении с тем, что хранится и совершается в алтаре Христианском, есть не больше как тень в сравнении с телом. Сень бо имый закон грядущих благ, говорит Апостол, а не самый образ вещей. Сего вожделенного образа вещей небесных ищите не под кровом храма Иерусалимского, но под кровом храма Христианского. Приникните же благоговейным взором к алтарю его. И здесь вы видите ковчег, но в нем увидите не каменные скрижали закона, освященные прикосновением перста Божия, а самое пречистое тело и кровь Христову, всецело чудесным образом сохраняемые в таинственных видах хлеба и вина. И здесь вы видите нечто подобное очистилищу – Божественный престол или трапезу, водруженную среди алтаря; но очистилище Иудейское единократно только в год освящалось невидимым явлением невидимого Божества, a Христианский престол или трапеза ежедневно делается вместилищем невместимого, седалищем восседящего на Херувимех и Серафимех, жертвенником, на котором приносит Себя в жертву приемлющий жертвы, Сам приносяй и приносимый, Сам освящаяй и освящаемый, неприкосновенный существом прикосновенен бывает, неприступный по Божеству Сам приглашаем приступить к Нему, осязать Его и вкусить Его Божественного тела и крови. Приимите, ядите, вещает Он устами своих служителей, сие есть тело мое, еже за вы ломимое во оставление грехов ваших. Пийте от нея вcu, сия есть кровь моя нового завета, яже за вы и за многия изливаемая во оставление грехов. О сколь страшно и досточтимо место сие! Страшнее Beфиля, при коем трепетал Иаков: там были только Ангелы, а здесь сам Господь Ангелов; страшнее Синая и Хорива, на коих сам Боговидец Моисей, по свидетельству Писания, пристрашен был зело и сам бесстрашный ревнитель веры Илия сокрылся от страха в расселине горы, но Моисей видел только задняя Бога преходящего пред Ним, а Илия слышал только глас Его, Самого же Бога, по свидетельству Сына Божия, никто же нигде же виде, между тем как здесь и невидимый Бог облекается в образ видимого, и совершаем пред очами нашими чудо, из всех чудес чуднейшее, прелагая силою и действием Духа Своего Святого простой хлеб в пречистое тело и обыкновенное вино в пречистую кровь свою. Возблагоговей убо, смертный, пред жилищем Бессмертного; не дерзай помышлять суетная и ложная, не смей преступать черту, указанную тебе законом, да не умрет душа твоя. Разве ты не видишь, что небесные силы со страхом и трепетом окружают престол Вседержителя и, благоговейно взирая на совершаемое пред очами их и твоими великое и непостижимое таинство, закрывают от ужаса лица свои? Если же не видишь, то поверь Церкви, в слух твой взывающей: да молчит всяка плоть человека и ничто же земное в себе да помышляет: Царь бо царствующих и Господь Господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным; предходят же сему лицы Ангельстии со всяким началом и властию, многоочитии Херувимы и шестокрылатии Серафимы, лица закрывающе. А если не веришь и Церкви, то поверь, по крайней мере словам Апостола, которому не отвык еще ты верить. Иже аще яст хлеб сей, говорит он, или пиет чашу Господню недостойне, повинен будет телу и крови Господней, и далее: ядый бо и пияй недостойне суд себе яст и пиет, не уважая тела Господня. Сего ради, продолжает он, мнози в вас суть немощни и недужливы и спят, т. е. умирают, довольни (1Кор.11:27–30). Ужасен суд сей и наказание, ужасна и вина. Быть повинным телу и крови Господней, значить стать на ряду с Иудеями Христоубийцами, а об Иудеях сказано, что лучше бы им было не родиться, нежели быть виновными в Христоубийстве. Но если бы совершаемое на трапезе алтаря священнодействие хлеба и вина было не больше, как припоминательный обряд: то за что же ядущего недостойно сей хлеб и пиющего cиe вино так жестоко обвинять, осуждать и наказывать? За то ли, что он яст хлеб сей, как хлеб, и пиет вино сиe, как вино? Но в таком случай в сем поступке его не только нельзя бы было найти такой вины, какую усматривает Апостол, но даже не было бы и никакой. Ибо обряд как обряд по свойству своему и не должен заключать в себе ничего, кроме того, что представляется глазам нашим, и что это был бы за обряд, недостойный своего высокого Божественного учредителя? В нем нет пищи для тела, столь же или еще менее было бы пищи для духа. Сверх того Божественный учредитель оного, тот, которого самые враги не могли обличить во лжи, и в устах которого не обрелось даже льсти, превратился бы тогда для нас, о! да простит мне милосердый Господь сие безумное выражение, превратился бы, говорю, из Спасителя нашего в бесстыдного лжеца и обманщика, который и сам допускает ужасный обман: ибо подавая ученикам своим простой хлеб и вино, говорит, что Он подает им свое тело и кровь. Приимите, ядите, сие есть тело Мое; пийте от нея вcu, сия есть кровь Моя, и нас в лице учеников своих научает тому же обману: потому что Он в заключение всего сказал им: сие творите в Мое воспоминание. О! такого воспоминания, столь бесчестного и предосудительного, верно не пожелал бы и устыдился бы самый отъявленный лжепророк: как же соединить его с Божественным лицом Спасителя миpa и Учителя истины? Думают ли те, которые из высочайшего в Христианстве таинства хотят сделать один только обряд, что они в то же время по необходимости впадают в ужасное нечестие и вместе с сим перестают быть Христианами, не смотря на то, что всеми мерами, всеми хитрыми умозаключениями стараются удержать при себе сие драгоценное имя? Нет, они не думают, но от того не менее – неизбежно подвергаются сей злой участи.
Напрасно также прикрывают себя видом благочестия те из мирян, которые, забыв или презрев заповедь Церкви, тщательно оградившей алтарь священнодействия от прочих частей храма и делаемым обыкновенно возвышением и воздвигнутым из священных изображений средостением, дерзновенно восходят на сие возвышение, а иногда даже вступают в самый алтарь: поступок сей, из каких начал и побуждений ни изъяснять его, равно подлежит строгому суду и наказанию Божию. Когда Бог нисходил на Синайскую гору для собеседования с Пророком своим: тогда вокруг горы, по указанию Божию, проведена была черта, далее которой никому не позволялось преступать под смертною казнию. Всяк прикоснувыйся горе, сказано было, смертию умрет. He коснется ей рука, камением бо побиется, или стрелою устрелится, аще скот, аще человек, не будет жив (Исх.19:12:13). Заметьте, слушатели, что за преступление определенной черты пред временным обиталищем Божиим всем равно и равная положена казнь – смерть неизбежная: не исключены здесь ни знатные, ни сильные, ни судии, ни князи Израиля; но сего не довольно: самые скоты, которые конечно могли преступить сию черту только по бессмыслию своему, подвергались тойже участи. Заметьте также, что казнь сия объявлена тогда, когда весь народ приготовился во сретение Господа трехдневным очищением, т. е. постом, молитвою и воздержанием от жен. Существа ли разумные, дерзновенно преступающие назначенный предел пред жилищем Божиим не временным, но постоянным, а еще с большим дерзновением входящие в оное без законного посвящения и даже без должного очищения, останутся без наказания? Конечно мы живем ныне не под законом работы и боязни, когда каждый преступный шаг в тоже время наказывался внезапною смертию, но под законом благодати и свободы, когда благость Божия не редко долготерпит на нас в продолжении целой преступной жизни: но не будем обманываться, возлюбленные, сей закон благодати и свободы не менее строг для преступающих оный. Послушайте, что говорит Апостол к одному из таковых. Или о богатстве благости Его, вопрошает он, и кротости и долготерпении нерадиши, не ведый, яко благость Божия на покаяние тя ведет? По жестокости же твоей и непокаянному сердцу собираеши себе гнев в день гнева и откровения праведнаго суда Божия (Рим.2:4:5). И чем можно извинить или оправдать сие дерзновение? Желанием ли видеть ближе совершаемое священнодействие и живее ощутить силу оного? Но алтарь не место зрелища, а хранилище веры, живость же ощущения зависит от живого представления присутствия Божия, которое не дается зрением. Чувством ли особенного благоговения к страшным тайнам? Но чувство сие чем искреннее, чем сильнее, чем пламеннее, чем глубже: тем более любит держать себя в отдалении от предмета своего благоговения; тем менее ощущает в себе отважности приближаться к Нему с взором пытливым, с челом вознесенным, шагами твердыми и решительными. Благоговейные посетители храма! Научитесь благоговению из примеров Авраама и Иакова, Моисея и Маноя, Самуила и Илии, а не из своих рассуждений обманчивых, или испытайте лучше собственное сердце, трепещет ли оно, колеблется ли, смущается ли приближаясь к алтарю Господню, отъемлет ли силы у ног ваших и бодрость у духа вашего, понуждает ли вас повергнуться в прах своего ничтожества и из глубины души взывать с Пророком Исаием: О! окаянный аз, яко умилихся, яко человек сый, и нечисты устне имый, посреде людей нечистыя устне имущих аз живу, и Царя Господа Саваофа видех очима моима (Ис.6:5)? Если нет, то не верьте своему разуму, клевещущему на вас: в вас нет благоговения. Или неведением закона? Но это оправдание стоит обвинения. Как! Христианину, рожденному и воспитанному в вере, не знать законов своей веры; Христианину, коего вся жизнь должна быть посвящена на благоугождение Богу, не знать, чем и как благоугодить Ему; Христианину, который с первой минуты бытия своего принесен был ко алтарю и питаем был от алтаря брашном небесным, не знать, что значит алтарь сей, кто в нем присутствует и что это за таинственное брашно, которое вкушает он в залог жизни вечной; не есть ли это преступление, равносильное тому, в котором хотят оправдаться? Или наконец просто легкомыслием и необдуманности? Но легкомыслие во храме, пред лицом Божиим, в виду Божественный Трапезы, на которой уготовляются для нас пища бессмертия, в то самое время, когда Единородный Сын Божий, движимый неизреченною любовию к роду человеческому, в сонме духов чистейших нисходит заклатися и датися в снедь верным, каково это легкомыслие? Столь ли же легко оно будет пред очами Божиими и пред очами Ангелов, сколь легким представляется в глазах наших? Ах, слушатели! и детское легкомыслие еврейских отроков, посмеявшихся некогда единому от Святых, не пощажено было; но наказано жестокою смертию; и необдуманное прикосновение несчастного Озы к кивоту Господню не оправдано было его благонамеренностию, но поражено ужасною казнию. Не бывайте убо дети умы, но злобою младенствуйте. Не прикасайтеся к святыне, не призванные к святыне, и Святой Святых ниспослет свое освящение душам и телесам вашим.
* * *
Важнейшая принадлежность алтаря есть, без сомнения, престол, который Св. Златоуст называет священною, страшною, таинственною и духовною трапезою (Бесед. на Быт. 1:27. и Бесед. 21. на слова: подобает и ересем в вас быти), а Св. Григорий Нисский – жертвенником святым и непорочным, никако же всем прикосновенным, но единым иереем, да и из сих благоговейным (в слов. на крещение). Сии различные наименования указывают на различные духовные значения, которые Церковь соединяет с сею принадлежностию алтаря. Она называется престолом потому, что подобно древнему очистилищу знаменует собою таинственное седалище самого Господа славы, невидимо присущего здесь и священнодействующего. Дабы живее представить сию мысль и для чувственного взора, в древних церквах по подобию царских седалищ, обыкновенно устрояемых под балдахином, устроялась над престолом великолепная сень, поддерживаемая двенадцатью мраморными или позлащенными столпами, применительно к числу Апостолов и ограждаемая от остального пространства алтаря особенными, повешенными между столпов завесами, в знак неприступного и непостижимого величия Божия. Наименование трапезы напоминает собою ту Божественную трапезу, за которою небесный Учитель не задолго пред своею смертию видимо присутствовал с учениками своими, и совершил тайную вечерю, преподав им под видом хлеба и вина пречистое тело и кровь Свою. Двенадцать столпов, окружающие трапезу, служат здесь припоминательным символом двенадцаточисленного лика Апостолов, а Священники, предстоящие сей трапезе в архиерейском служении, живыми их представителями, так притом, что как в Сионской горнице на тайной вечери, так и здесь не менее существенным образом сам Иисус Христос присутствует по обетованию своему, сам совершает тоже священнодействие и сам преподает нам в причащении тело и кровь Свою, взывая устами Священника: приимите, ядите и пийте – во оставление грехов. Называется наконец жертвенником потому, что на нем совершается жертвоприношение даров и бескровное заколение воплотившегося Сына Божия. Одним словом престол, соединяя в себе все сии значения, имеет вполне силу и действие очистилища Скинии свидения, на котором Бог, присутствуя во славе, являлся милостивым к человеческим неправдам при воскроплении крови агнчей и телчей: ибо так завещал Бог Моисею: да возложиши очистилище на кивот верху, и познан буду тебе оттуду, и возглаголю тебе сверху очистилища между двема херувимы, иже суть над кивотом свидения (Исх.25:21:22). И да возмет от крове тельца, и да воскропит перстом на очистилище на востоки. И да заколет козла иже греха ради, иже за люди пред Господем, и да воскропит кровию его на очистилище прямо очистилищу, и очистит святое от нечистот сынов Израилевых, и от неправд их, о всех гресех их. (Лев.16:14–16). Т. е. Я с очистилища буду являться тебе, сказал Бог Моисею, и между херувимами, стоящими над очистилищем, буду говорить с тобою; когда же первосвященник будет воскроплять над очистилищем кровь телчую и агнчую или козлию, тогда я отыму грехи и неправды от людей твоих. След. как там, чрез воскропление над очистилищем крови агнчей и телчей, очищались грехи людей невидимым действием Божиим, так еще более здесь кроплением крови Иисус Христовой, священнодействуемой на престоле, очищаются грехи всего мира, и Бог Отец, умилостивленный ее, восприемлет человеков в завет благодати и щедрот. Апостолы, говоря с особенною силою во многих местах своих посланий об очистительном свойстве жертвенной крови Христовой, не оставляют нам никакого повода к сомнению. Так Апостол Иоанн говорит: кровь Иисуса Христа Сына Божия очищает нас от всякого греха, и в другом месте: той очищение есть о гресех наших, не о наших же точию, но и о всего мира (1Ин. 1:7, 22.). А Апостол Павел мало того, что согласно с Иоанном приписывает сие свойство крови Христовой: его же, говорит он, т. е. Христа Иисуса предложи Бог очищение верою в крови Его, в явлении правды своея, за отпущение прежде бывших грехов (Рим.3:25), но, противопоставляя ее крови жертв ветхозаконных, дает ей преимущество неоспоримое пред сею последнею: аще кровь козлия и тельчая, рассуждает он, и пепел юнчий, кропящий оскверненныя освящает к плотстей чистоте: кольми паче кровь Христова, иже Духом Святым себе принесе непорочна Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел, во еже служити нам Богу живу и истинну (Евр.9:13) и в ней исключительно открывает причину, почему кровь жертвенных животных ветхого завета имела силу очищать грехи народа: не возможно бо, говорит он далее, крови юнчей и козлей отпущати грехи (10:4). Если же она отпущала, в чем нет сомнения, по свидетельству самого Бога законодателя, то не сама собою, но по внутреннему отношению своему к крови Христовой, как к своему первообразу, точно также, как медная змея, вознесенная на знамени в пустыни, исцеляла уязвленных змеями чрез одно только на нее воззрение не сама собою, но поколику прообразовала собою Иисуса Христа, вознесенного на кресте, о чем сам Он ясно свидетельствует, говоря: яко же Моисеи вознесе змию в пустыни, тако подобает вознестися Сыну человеческому, да всяк веруяй в он, не погибнет, но имать живот вечный (Ин.3:14), точно также, как крестообразное воздвижение рук Моисеевых во время молитвы, столь для него тягостное, что надлежало, по причине усталости его, поддерживать сии руки в распростертом положении другим, способствовало к одержанию победы над Амаликом не само собою, но по колику оно предизображало собою спасительный крест Христов и проч. Здесь же заключается причина и того, почему бескровное приношение тела и крови Христовой и словесное служение, по наставлению Апостолов принятое Церковию, продолжаемое до ныне и имеющее продолжаться до скончания мира, заменило собою все ветхозаветные кровавые жертвы: где есть лучшая жертва, там нет надобности обращаться к худшим; где есть тело, там не нужна уже тень; где есть истина, там излишни сени и гадания: все кровавые жертвы ветхого завета прообразовали собою единую всемирную жертву, которую принес Иисус Христос на крестном жертвеннике, след. все они с нею и при ней и должны были кончиться и ею замениться.
Здесь также заключается причина, почему иудейское священство, по заповеди плотской, от племени Ааронова заменено священством духовным по чину Мелхиседекову от Христа и Его Апостолов, а в след за сим и закон Левитского служения и все обрядовые действия, относящиеся к прообразовательным жертвам, как соделавшиеся, по достижении прообразования своего исполнения в лице Иисуса Христа, уже излишними и неуместными, по необходимости должны были подвергнуться изменению и замениться другими, лучшими и совершеннейшими, соответствующими обновленному состоянию человеческого рода и новоблагодатному устройству спасения нашего. Апостол Павел в послании ко Евреем, рассуждая о сей перемене, несколько оскорбительной для Евреев, заключает следующими словами: и так, если бы совершенство достигаемо было посредством священства Левитскаго, ибо с ним сопряжен закон народа, то какая была бы нужда воставать иному священнику, по чину Мелхиседекову, а не по чину Ааронову именоваться! ибо с переменою священства необходимо бывает перемена и закону: потому что тот, о котором сие говорится, принадлежит к иному колену, из которого никто не приступал к жертвеннику. Ибо очевидно, что Господь наш Иисус Христос произошел от колена Иудина, в отношении к которому Моисей ничего не сказал о священстве. И сие еще более явствует из того, что по подобию Мелхиседека востает Священник иной, который был таковым не по закону плотской заповеди, но по силе непрестающей жизни: ибо сказано у Пророка: Ты еси Священник во веке по чину Мелхиседекову. Отменение же прежде бывшей заповеди бывает по причине ее немощи и безполезности. Ибо закон ничего не довел до совершенства, но введена лучшая надежда, посредством которой мы приближаемся к Богу (Евр.7:11–19). И так, братия, имея свободу входить во святилище посредством крови Иисуса Христа, путем новым и живым, который от вновь открыл нам чрез завесу, т. е. плоть свою, и имея великаго священника над домом Божиим: да приступаем с искренним сердцем и с полною верою, кроплением очистив сердца от порочной совести, и тело омыв водою чистою, будем держаться исповедания надежды непоколебимо: ибо обещавший верен. Не будем оставлять собрания своего, т. е. публичного Богослужения, как у некоторых есть обычай, но будем наставлять друг друга тем более, чем более видите приближение оного дня. Ибо ежели мы, получив познание истины, произвольно грешим: то уже не остается жертвы за грехи, но предстоит страшное некое ожидание суда и яростный огнь, готовый пожрать противников. Ежели отвергшийся закона Моисеева при двух или трех свидетелях без милосердия наказывается смертию: то сколь жесточайшему, думаешь, мучению повинен будет тот, кто попирает Сына Божия, и не почитает за святыню кровь завета, которою он освящен и ругается над Духом благодати (Евр.10:19–29.)? Не увлекайтесь различными и чуждыми учениями (ибо хорошо укреплять сердца благодатию, а не учением о явствах, т. е. фарисейским), от коих не получили пользы державшиеся оного. Мы имеем жертвенник от которого питаться не имеют права служащие сени. Поскольку тела тех животных, которых кровь первосвященник вносит для очищения греха во святилище, сожигаются за станом. Посему и Иисус, дабы освятить народ своею кровию, пострадал за вратами. Будем чрез Него непрестанно приносить Богу жертву славы, т. е. плоды уст прославляющих имя Его (Евр.11:9–15). Подражайте мне, как я Христу. Хвалю вас, братия, что вы все мое помните, и преподанное мною держите, так как я преподал вам. Ибо я от Господа самого принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан, взял хлеб, и возблагодарив, преломил и сказал: приимите, ядите сие есть тело мое, за вы ломимое, сие творите в мое воспоминание. Также и чашу после вечери, и сказал: сия чаша есть новый завет в моей крови, сие творите, елижды аще пиете, в мое воспоминание. (1Кор,11:1–2, 23–25). Таким образом Иудейское Богослужение, как ограниченное, и несовершенное, должно было уступить место Христианскому всеобщему и совершеннейшему, священство Левитское, по чину Ааронову, должно было замениться священством Христовым, по чину Мелхиседекову; жертвенник закона, обагряемый тысячью кровавых жертв – престолом благодати, повседневно окропляемым и освящаемым единою бескровною жертвою, служение сени служением истине, проповедание письмени убивающего возвещением глаголов живота вечного, бездушные гусли, кимвалы и органы ветхозав. служения духоносным пением, обряды плотские порабощающие – обрядами духовными и таинствами священными, возсозидающими растленное естество и приводящими нас не в соприкосновение только, но в ближайшее соединение с самим Господом. ядый мою плоть, вещает сам Он, и пияй мою кровь, во Мне пребывает и Аз в нем. Живу не ктому аз, свидетельствует о себе Апостол Павел, но живет во мне Христос, а еже ныне живу во плоти, верою живу Сына Божия, возлюбившего Мене и предавшего себе по Мне (Гал.2:20), Честная нам и великая обетования даровашася, взывает Апостол Петр, да сих ради будете Божественного причастницы естества (2Пет.1:4). Вот почему в Христианском Богослужении нет столь маловажной, по видимому, вещи, нет столь ничтожного для плотского взора действия или движения, который бы не имели высокой, таинственной духовной цели и значения. После сего неудивительно, что Апостол Павел себя и сотрудников своих называет слугами Христовыми и строителями тайн Божиих: Тако нас, говорит он, да непщует человек, яко слуг Христовых и строителей таин Божиих (1Кор.4:1). Все Христианство, по его же словам, есть тайна, сокровенная от век и от родов, в последок же дний явленная Святым Божиим (Кол.1:26): в церковном Богослужении сия небесная тайна, являясь в чувственных достойных ее видах, разоблачается от своей внутренней непостижимости и становится понятною, живо ощущаемою и проникающею до глубины души для взора, просвещенного учением Христовым, и для сердца, одушевленного верою чистою и неповрежденною страстями человеческими.
* * *
Здесь, кажется, место мимоходом упомянуть о неуместном мудровании так называемых духовных Христиан, которые услышав возвещаемое Апостолом упразднение левитского священства, а вместе с ним и его закона со всеми кровавыми жертвами, со всеми обрядовыми установлениями, относящимися к приношению сих жертв, не исключая самого храма Иерусалимского, который как сень Новозаветной Церкви, при утверждении сей Церкви, как своего тела, на которое сень сия указывала, естественно должен был упраздниться, тотчас подумали, что значить в Христианстве не нужны ни Священники, ни храмы, ни жертвенники. Ошибка сия тем легче могла произойти в уме их, частию по тайному действию духа злобы, а частию просто по неопытности в изъяснении Писания, что они, читая у Апостола в 7. гл. посл. ко Евреем описание иудейских священников, быть может, сильно поражены были ощутительным сходством между сими священниками и Христианскими пастырями. Те были смертные и мы так же; те были немощны, и мы не изъяты от слабостей; те ежедневно приносили жертвы прежде о своих грехах, потом же о людских, и мы ежедневно также приносим бескровную жертву как о своих, так и о людских грехах, сопровождая оную жертвами хвалы и славословия Богу. Но они простодушные 1) не размыслили, что если Иисус Христос, по словам того же Апостола в том же послании и даже в том же месте, есть Первосвященник, по чину не Ааронову или Левитскому, как прежде, а по чину Мелхиседекову; то значит с Него начинается новое Священство по сему новому чину, ибо где есть Первосвященник, там должны быть и священники, которых Он главою; где есть первый, там должны быть и вторые и третьи и т. д., которыми действительно и были Апостолы и их преемники, первые, по выражении Евангелиста, сотворенные, а по выражении Апостола, данные и рукоположенные самым Пастыреначальником Христом, и от Него непосредственно получившие власть учить народ, совершать тайны и разрешать грехи, а последние, вместе с рукоположением приявшие уже от Апостолов власть сию и передавшие оную в свое время другим. Взыде Иисус на гору, повествует Евангелист, и призва, ихже хотяше сам, и сотвори дванадесяте, да будут с Ним, и да посылает их проповедати Евангелие царствия Божия. И приступль Иисус рече им: дадеся Ми всяка власть на небеси и на земли. Шедше убо научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Им же отпустите грехи, отпустятся им, и имже держите, держатся. А что сию тройственную власть получили Апостолы чрез рукоположение также, как и мы получаем, и таким же образом в свою чреду передали оную своим преемникам, то в сем несомненно удостоверяют как пример посвящения в звание Апостолов Варнавы и Савла, так образ посвящения Апостолом Павлом Тимофея в Епископа Ефесской Церкви и преподанное ему по сему случаю наставление. О первом повествует описатель книги Деяний след. словами: тогда постившеся и помолившеся и возложше руки на Варнаву и Савла, отпустиша их возвещати слово Божие (Деян.13:3); а о последнем свидетельствуем сам Апостол Павел, пишет к Тимофею: еяже ради вины воспоминаю тебе, возгревати дар Божий, живущем в тебе возложением руку моею (2Тим.1:6), и в другом месте: руки скоро не возлагай ни какого же (1Тим.5:22), и еще: не ради о своем даровании, живущем в тебе, еже дано тебе бысть пророчеством с возложением рук священничества: в сих поучайся, в сих пребывай: сия бо творя сам спасешися и послушающии тебе. Апостолы же конечно не могли давать другими того, чего сами не получили, равно как никогда не осмелились бы делать того, на что не получили повеления и не видели примера в действиях Иисуса Христа.
2) Они самопрельщенные не рассудили, что если мы Христиане, по свидетельству того же Апостола и в том же послании, на которых они хотели бы утвердить свое право отвержения храмов и священства, имеем свой жертвенник, от которого служащии сени, т. е. иудейские священники не могут ясти и пити: в научения странна и различна, говорит Апостол в конце послания ко Евреем, не прилагайтеся, имамы же олтарь, от него же не имут власти ясти служащие сени: то значит, у нас должны быть свои храмы, к коим принадлежит алтарь сей, или жертвенник; свои жертвы, которые мы обязаны приносить на оном; свои священники, которые должны предстоять оному и вкушать от него. 3) Они конечно забыли, что по другому свидетельству того же Апостола только в другом послании, что сам Господь дал есть своей Церкви овы убо Апостолы, овы же Пророки, овы же благовестники, овы же пастыри и учители к совершению святых, в дело служения, в созидание тела Христова, т. е. Церкви. 4) Они верно опустили из вида, что тот же Апостол в посланиях к Тимофею и Титу, подробно исчислив качества и обязанности епископов, священников и диаконов и преподав Ефесским пастырям особенное наставление в следующих достопримечательных словах: внимайте себе и всему стаду, в нем же вас Дух Святый постави Епископы, пасти Церковь Господа и Бога, юже стяжа кровию своею (Деян.20:28), вместе с сим в послании к Коринфянам указал им на права их в рассуждении своего содержания. Не весте ли, говорит он к Коринфским Христианам, яко делающии священная от святилища ядят, и служатии олтарю со олтарем делятся? Тако и Господь повеле проповедающим благовестие, от благовестия жищи. Аще мы духовная сеяхом вам, велико ли, аще мы ваша телесная пожнем (1Кор.9:13:11). 5) Они верно оставили без внимания и завещание других Апостолов, как пресвитерам учрежденных ими Церквей, так и всем вообще Христианам. Старцы, иже в вас, взывал Апостол Петр к первым (ибо слово пресвитер по-русски значит: старец) в своем окружном или соборном послании, молю, яко старец сый и свидетель Христовым страстем, пасите, еже в вас, стадо Божие, посещающе не нуждею, но волею и по Бозе, ниже неправедными прибытки, но усердно; ни яко обладающе причту, но образи бывайте стаду, и явльшуся Пастыреначальнику (Христу) приимете неувядаемый славы венец (1Пет.5:1–4). Болит ли кто в вас, писал Апостол Иаков к последним, да призовет пресвитеры церковныя, и да молитву сотворят над ним, помазавше его елеем во имя Господне, и молитва веры спасет болящего, и воздвигнешь его Господь, и аще грехи сотворил есть, отпустятся ему (Иак.5:14:15). Нет, они все это видели и знали, или по крайней мере должны были видеть и знать: ибо, читая и перечитывая Писание и, по словам их, веря оному, не могли не встретиться с столь многими местами оного, громко вопиющими против их странного учения: но страсти и невежество (о! если бы одно только последнее: оно послужило бы к оправданию их) заглушили в них голос справедливости и увлекли их к гибельному соблазну разноверия, или лучше сказать неверия: иже бо весь закон соблюдет, говорит Апостол, согрешит же во едином, бысть всем повинен (Иак.2:10) их соблазнило наше сходство по человечеству с иудейскими священниками, которые, по Апостолу, должны были вместе с законом премениться: пременяему убо священству, по нужде и закону пременение бывает, сказал Апостол. Но что такое мы в деле спасения верных? Не больше, как слуги Христовы и строители тайн Божиих, скудельные сосуды, носящие впрочем в себе неоскудное сокровище благодати Божией, слабые орудия, но избранные и освященные Духом Святым. Из за нас ли убо разрушится вера, разорится закон, поругается святыня! Да не будет. Мы немощны? Но разве мы сами собою, и своею силою совершаем тайны и содеваем спасение человеков? Апостолы и высшие нас обильным излиянием даров благодатных, но подобно нам немощные, не смели принять сего на себя, тем меньше мы. Своею ли силою сотворихом сия, вопрошает Апостол Петр, и отвечает отрицательно. Бог есть действуяй как в них, так и в нас, и еже хотети, и еже деяти о благоволении; Его всемогущая сила совершается в наших немощах; Его вседержавный Дух действует вся во всех, хотя различны дарования Его, различны служения. Мы грешны, но разве Апостолы были безгрешны? Не говорили ли они сами о себе: аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины несть в нас? Мы смертны, но и Апостолы почили сном смерти, не смотря на то они носили на себе сан священничества, возложенный на них рукою самого Господа: ни грех, ни смерть их не воспрепятствовали Ему поручить им власть вязать и решить, учить народ и совершать тайны. Притом же разве мы имеем на себе священство какое либо другое, а не Христово? Как же наша смертность может разрушить или прервать непреступное и нескончаемое священство Христово? Ужели Иисус Христос перестал быть ныне, как был вчера и во веки? Прочитайте внимательнее послание ко Евреем, которое привело якобы вас к столь странным мыслям, и вы увидите, что Апостол предвидел сие недоумение и предупредил оное своим разрешением. Так в 13-й главе сего послания, упомянув о смерти Христианских наставников, тотчас присовокупил, что Христос пребывает во веки. Поминайте наставники ваша, говорит Апостол Евреям, иже глаголаша вам слово Божие: их же взирающе на скончание жительства, подражайте вере их. Иисус Христос вчера и днесь тойже м во веки, в научения убо странна и различна не прилагайтеся. Мы наконец ежедневно приносим жертву сначала о своих грехах, потом же о людских? Правда, но как же нам не приносить сей спасительной жертвы, когда известно нам и вам, что наше очищение только кровию И. Христовою, и что Иисус Христос, совершив сие жертвоприношение в таинственных видах хлеба и вина, сам повелел нам совершать оное во оставление грехов наших. Но здесь при сей именно жертве наше сходство с иудейским священством совершенно прекращается: те приносили жертвы кровавые, а мы бескровную, те различные прообразовательные, а мы единую истинную: ибо Иисус Христос единым приношением совершил нас во веки освещаемых, те вещественные, а мы, не смотря на вещественный покров ее, чисто духовную; те временные, а мы вечную, в самой вечности непрекращающуюся, но только в новом виде, при новом небе и земле, долженствующую там явиться. Желанием возжелех сию пасху ясти с вами, глаголал Божественный Учредитель сея жертвы, прежде даже не прииму мук. Глаголю бо вам, яко отселе не имам ясти от нея, дóндеже скончаются во царствии Божии (Лк.22:15:16), и яко ктому не имам пити от плода лозного до дне того, егда е пию ново во царствии Божии (Мк.14:25). Блажен убо и преблажен, кто, удостоившись вкусить сея вечери здесь, удостоится вкушать ее и там невозбранно и вечно в сонме духов праведных и совершенных.
* * *
Престолы в древние времена Христианства, также как и ныне, обыкновенно устроились из дерева, преимущественно твердого для прочности и безопасности, каков наприм. дуб, или душистого, по уважению к цели, каковы наприм. кедр и кипарис. В последствии же времени, особенно когда обратился в Христианство Константин Великий, стали созидать их для большего благолепия и тем большего выражения любви и преданности Богу из благородных металлов, каковы суть сребро и злато с помещением в приличных местах драгоценных камней. Так историк Кедрин (Летоп. о Иустин. 32 г.) повествует об Иустиниане Императоре, что он по усердию своему сделал св. трапезу или престол искусством неподражаемым. Она составлена была, по его сказанию, из злата и сребра и камения всеразличного, из древа и металла и всего драгоценного, что ни приносит земля, море и весь мир. Сей необыкновенный и удивительный памятник благочесии Иустинианова заслуживает того, чтобы упомянуть о чрезвычайной судьбе его. Он во время пленения Константинополя венецианами и французами в начале тринадцатого столетия, по случаю четвертого крестового похода, святотатственно похищен был последними, но при перевезении чрез море в Италию, восставшая на мраморном море буря разбила корабль, на котором везен он был, и погрузила оный против города Ираклии вместе с похитителями в пучине морской. В наше время без сомнения приписали бы сие событие случаю – этому легкому и столь ныне употребительному средству, изъяснять без дальнего размышления все неизъяснимое: но древние в сей буре видели особенное смотрение Божие, карающее злочестие похитителей, тем более, что на месте погружения престола вскоре заметили необыкновенное явление плавающего по верх воды елея, которое сохранилось, как свидетельствуют путешественники, и до наших времен. Из наших соотечественников упоминает об нем Григорович в своем путешествии ко св. местам (ст. 494) и составитель всеобщего памятника под 12 числом Апреля. Таким образом то, к чему не смели прикоснуться изуверные турки, без зазрения совести, похищено было просвещенными французами, носящими на себе имя Христиан; но Промысл Божий не допустил их воспользоваться и поругаться Святынею. 1812-й год показал нам, что потомки их в постыдном ремесле хищения Святыни не отстали от своих предков, если только не превзошли их, но за то и Промысл Божий не забыл карать буйную наглость святотатцов. Среброкованные раки с Московских чудотворцев, драгоценные облачения с престолов, златыя и сребряныя оклады и ризы со св. икон не достигли пределов Франции, но мирно возвратились во Святую землю Русскую, как давнее ее достояние.
Кроме того престолы созидались еще из высокой породы камней и даже чаще и обыкновеннее, нежели из других веществ и металлов. Так Григорий Нисский о престоле своей церкви в слове на крещение говорит: жертвенник сей святой ему же предстоим, камень есть, по существу, обыкновенный, ничем не различествуяй от других, наши стены составляющих, и полы украшающих истесанных дщиц: но понеже освятися в служение Божие, и благословение восприял, есть трапеза Святая, жертвенник непорочный, никакоже всем прикосновенный, но единым иереем, да и из сих благоговейным.
Престол для сохранения приличной совершаемому на нем священнодействию чистоты облекается сугубою одеждою, а сверху его возлагается антиминс, знаменование коих объяснено будет в своем месте. На верхней части престола поставляется Евангелие и ковчег и полагается крест видимый знак невидимого присутствия Господа. Под престолом же полагаются Св. мощи угодников Божиих. Сие последнее обыкновение получило начало свое частию от подражания древним Христианам, которые, по причине жестоких гонений от неверных, не имея еще особенных храмов, обыкновенно совершали свои молитвенный собрания в пещерах, при гробах мучеников, и нередко на самых гробах их вместо престола приносили жертву бескровную, а частию из откровения Иоанна Богослова, который говорит, что он видел под олтарем души избиенных за слово Божие и за свидетелство, еже имеяху. (Ин.6:9). Но если души мучеников, по видению Иоанна, находились под алтарем или престолом, то тем приличнее быть там же телам их. Отсюда также произошло обыкновение, похоронить умерших Христиан, если не в самом храме, то подле храма в особом ограждении оного. Умирающие с верою и надеждою на заслуги Христовы и на очистительную жертву Его, ежедневно приносимую во храмах, хотели, чтобы освящение ее продолжалось над ними и по смерти их, и Церковь, уважая благочестивое желание и веру их, ежедневно вознося сию жертву за них вместе с живыми, молится и ныне о зде лежащих и повсюду православных. Что обыкновение полагать мощи под престолом есть обыкновение весьма древнее, то это видно из свидетельства писателей четвертого века, которые говорят об нем, как о предмете слишком уже известном. Так Св. Василий Великий пишет к Епископу Аркадию: мы крайне обрадовались, что вы восприяв попечение, приличное Христианину, воздвигли храм в славу имени Христова. А мы, когда возможем обрести мощи мучеников, то желаем вспомоществовать вашему рачению. Прилично определися, говорит Блаженный Августин, тамо погребатися мученикам, где смерть Господня всегда воспоминается. И в другом месте: что может изрещися честнейшее, как покоитися мучеником под алтарем, на коем Богу приносится жертва, и где Господь есть Священник? Неверующим из Христиан представляется непонятным, откуда мы можем набрать столько мощей, сколько созидается храмов? О! успокойтесь, возлюбленные. Промысл Божий в таком избытка наделил сею святынею вселенную, что если бы тысящекратно умножилось число храмов, то и тогда не было бы недостатка в оной. Пламенная ревность по вере древних последователей Христовых приготовила тьмы тем мучеников и исповедников: неистовая ярость гонителей раздробила освященные Духом Святым члены их на бесчисленное множество самых мелких частей, благочестие верных благоговейно собрало и благочестно сохранило оные до поздних времен; чудодейственный Промысл Божий сообщил им дар освящения и чудотворения; другое благочестие или быть может и корыстолюбие пренесло их в самые отдаленные страны: сами мучители, изгоняя верных из града во град, из веси в весь, способствовали, по премудрому смотрению Божию, к успешному распространению сих Святых останков по всем частям известного мира, думаете ли, что всего этого недостаточно будет для храмов устроенных и вновь устрояемых? Не забудьте притом, сколько еще нощей находится в частных руках! Сколько прославляемых чудесами, но непрославленных открытием мирно покоются, до предуставленного времени, в недрах земли! Сколько сберегается в крестах и иконах, предоставленных всеобщему почитанию! Сколько уцелело от церквей древних, ныне упраздненных, которых впрочем антиминсы с мощами сохраняются в каждой архиерейской палате!
Сверх того под именем мощей в сем случае не должно разуметь каких либо видных частей, но нередко достаточно для сего самомалейшего состава, мелчайшей кости, а иногда даже и одной персти, смешанной с кровию мученика: ибо действие одно и тоже, как и от цельных мощей. Слово Божие повествует нам, что однажды два израильтянина, несшие мертвое тело третьего для погребения, устрашившись приближения неприятелей, бросили сие тело на землю, а сами предались бегству. Случилось так, что поверженный труп попал во гроб пророка Елисея, и когда прикоснулся к костям Пророка, мертвец ощутил в себе жизнь, стал на ноги свои и пришел к изумленным погребателям своим (4Цар.13:21). Заметьте, слушатели, что во гробе Пророка тело его предалось уже тлению, а оставались в нем одни только полусогнившие кости: не смотря на то одно прикосновение к сим костям воскресило умершего. Чудотворная благодать Божия действует с равною силою, как в целом, так и в частях, сколь бы они малы ни были. Сего еще недовольно: она с равною силою действует даже в вещах, употребляемых святыми мужами, или к которым они прикасались только. Вспомните милоть или верхнюю одежду Пророка Илии, уже по отшествии его на небо, чудесно разделившую Иордан; вспомните также платки и полотенца Апостола Павла, служившие ему покровом для главы и препоясанием для чресл, и, по свидетельству Евангелиста Луки, исцелявшие различные недуги и болезни, и вы вполне убедитесь в истине мною сказанного, и несомненно уверитесь, что св. Церковь, как чадолюбивая мать наша, устрояя для нас храмы и полагая в них под престолом и на престоле св. мощи, вместе с сим устрояет для нас истинные и домашние врачебницы для души и тела нашего. О! если бы мы имели веру, хотя в столь же малом виде, как мало зерно горчичное, то и тогда с какою неизъяснимою радостию стремились бы мы во храмы Господни во всякое время и с каким душевным наслаждением пребывали бы в оных и утро и вечер и полудне от самого начала до конца Богослужения, не отягощаясь продолжительностью оного, не скучая повседневным его единообразием, не развлекаясь предметами житейскими, не расстраиваясь или по крайней мере не увлекаясь слишком далеко ни своими помыслами, ни соблазнами других, но углубив все свое внимание, весь свой ум и все наше сердце в одну мысль и в одно чувство – в мысль о присутствии Божием, не смотря на Его неприступное величие и в чувство о нашем звании и избрании, не смотря на наше недостоинство. О! тогда мы поняли бы и верно на себе не раз испытали бы тот чрезвычайный восторг который некогда ощутили в себе предки наши – послы Владимира Великого, присутствуя в церкви Св. Софии при совершении Христианского Богослужения, не смотря на то, что не знали еще ни языка, на котором совершаемо было сие Богослужение, ни свойства, ни цели священнодействий, входящих в состав оного, ни важности предметов, представлявшихся взору их, ни содержание песнопений, оглашавших слух их Мы не знаем, говорили они, возвратившись в Россию, где мы в сие время были на земле или на небе, только думаем, что сам Бог был с Греками. Много нам показывали великолепного в Риме; но то, что мы в Константинополе видели, приводить ум человеческий в исступление. Нам явились в то время юноши крылатые в светлой, необыкновенной одежде, которые не касаясь земли, пели на воздусе: Свят, Свят, Свят, что нас более всего привело в изумление (Бандури Animadu in Corst Porpt 11). Тогда нас особенно во дни посвященные на служение Господу ничто не удержало бы, как ныне, в домах наших – ни многотрудные занятия по службе нашей, ни хлопотливые заботы и попечения семейные, ни скорби и печали душевные, ни даже немощи и болезни телесные, если только они не отняли еще у нас ум и чувство, и не лишили члены наши движения. Напротив мы во всем этом увидели бы для себя новые тем сильнейшие побуждения поспешить под мирный кров храмов Господних, дабы испросить у Господа сил благопоспешество в первых и облегчение от последних: мы тогда верно приказали бы нести себя на носилках в дом Бога живого, дабы пред лицом Его в виду жертвы умилостивительной спокойно закрыть потухающие взоры свои, или усладив их, подобно Давиду, животворным созерцанием красоты Господней, оживить снова дыханием жизней Вседержителя, дабы еще раз вкусив хлеба животного или мирно с надеждою благ вечных сомкнуть на веки уста свои, или ощутив от сей небесной пищи новую крепость и силу отверст оные для славословия Господу. Хорошо молиться и дома, и на всяком месте и во всякое время, но несравненно лучше во храме при священнодействии тела и крови Христовой. Там молитва наша слаба и медленна, здесь быстра и могущественна; там она предоставлена только собственным силам и средствам не всегда верным и надежным, а здесь вспомоществуется и ходатайством всего сонма верующих и благодатным действием бескровной жертвы, для которых всегда несомненно отверсты все сокровища благости и милосердия Божия. Аминь глаголю вам, вещает Спаситель, яко аще два от вас совещаета на земли о всякой вещи, ея же аще просита, будет има от Отца Моего, иже на небесех. Идеже бо еста два, или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреде их (Мф.18:19:20). Имуще дерзновение, бpaтиe, говорит Апостол, входити во святая кровию Христовою, да приступаем со истинным сердцем во извещении веры, окроплени сердцы от совести лукавыя, и измовени телесы водою чистою, да держим исповедание упования неуклонное: верен бо есть обещавый: отрещися бо себе не может (Евр.10:19–23). Там все напоминает нам о земле, здесь все возвещает нам о небе; там мысль о Боге и вечности должна, так сказать, продираться сквозь толпу призраков вещественных, должна пройти чрез все преграды, поставляемый суетою и тлением, дабы предстать пред лице Вышнего, а здесь сами Ангелы в след Господа славы невидимо нисходят к нам, дабы приять ее от уст наших и исполнить благое желание сердца нашего. Пророк Давид верно знал цену храма, когда желая воздать Богу жертву достойную Его за все Его благодеяния, не мог найти лучшей, кроме публичной молитвы во храме. Что воздам Господеви о всех, яже воздаде ми, вопрошал он самого себя, и потом ответствовал: чашу спасения прииму и проч. Верно также знал цену храма и Господь наш Иисус Христос, когда с такою силою и с таким негодованием вооружился против бесчинствующих в нем, назвав его по преимуществу домом молитвы и домом Своим: дом Мой, дом молитвы есть, сказал Он при сем случае, вы же сотвористе и вертеп разбойников. Те же, которые в словах его: ты же, егда молишися, вниди в клеть твою, и затворив двери твоя, помолися Отцу твоему, иже в тайне, и Отец твой видяй в тайне, воздаст тебе яве (Мф.6:6) хотят найти возражение противу храмов, не понимают ни цели, ни обстоятельств, в которых слова сии сказаны, и сверх того поставляют Его – Учителя истины в противоречие с самим Собою. Что может быть нелепее и богохульнее сего? Слова сии сказаны, как сам Он ясно показал, против лицемерных фарисейских молитв, как же приложить их к Христианским, совершаемым, по Его же завещанию, в собрании верных? Нет, братия моя, не будите лицемери, яко же фарисее, любящие являться человекам молящеся; но будите истиннии ученицы и последователи Христовы, во время молитв своих затворнице клеть сердца своего от суетного тщеславия. Не храмов убегайте, в которых сам Господь своею спасительною кровию ходатайствуем пред Отцом Своим об успехе молитв ваших, но убегайте своего самолюбия, которое и самую уединенную молитву вашу может сделать лицемерною и фарисейскою, ходатайствующею вам осуждение вечное. Не люди нам вредят во время молитв наших, но мы сами вредим себе, вызывая на себя взоры и удивление людей, окружающих нас. Тяжкий грех лицемерия зачинается, растет и созревает внутри, а не вне нас. Не чуждое сердце, но собственное наше содержит в себе непотребные семена его, заранее посеянные и упитанные гордостию и самомнением.
* * *
Вторая принадлежность алтаря есть жертвенник, иначе называемый предложением, и обыкновенно поставляемый на левой стороне Св. Трапезы, несколько выше оной. Первое из сих названий употребительнее в паше время, а последнее было в большем употреблении у древних, и надобно признаться, что древние в сем случае, равно как и во многих других, были правее нас. Ибо Христианским жертвенником в собственном смысле может назваться один только престол, где приносится и священнодействуется бескровная жертва, а отнюдь не то место, в котором сия жертва во время проскомидии только предуготовляется и предосвящается, так как мы и видели уже, что Св. Григорий Нисский называет жертвенником престол или трапезу. Древнее же название жертвенника предложением гораздо приличнее ему: ибо сюда обыкновенно приносили и предлагали в жертву Богу Христиане вещи необходимый для священнослужения, как то: хлеб, вино, елей и проч. с такою притом строгою точностию, что тот, кто являлся в оном без какого либо приношения, почитался недостойным присутствия во храме, и в таком наконец изобилии, что из остатков священнослужения по окончании оного в одном из притворов храма учреждалась так называемая вечеря любви, к которой были допускаемы все без различия Христиане, богатые и бедные, знатные и незнатные, и где часто первые уступив место последним, сами становились в ряды прислуживающих при сей братолюбной вечери, а остававшееся от сей вечери диаконы и диакониссы разносили по домам неимущих, больных и заключенных в темницах.
Сравнив даже в сем отношении состояние Христианской Церкви древних времен с настоящими ее положением, кто из нас с прискорбием не заметит, что преимущество остается за древними? Там церковь не только не имела недостатка в жертвенных дарах, но избытками оных наделяла других, а здесь не редко принуждена бывает оставлять священнослужение, по недостатку самых необходимых вещей для совершения оного; там по слову Господню: да не явишися пред лицем Моим тощь, никто не дерзал являться ко алтарю Его без приношения, а здесь почти все являются с пустыми руками, но за то с сердцем наполненным суетными заботами и попечениями жизни временной, а другие и со всем не являются, думая, что не они должны искать своего спасения, а спасение должно найти их. Некогда в Карфагенской церкви одна богатая госпожа явилась во храм без приношения, и Св. Киприан, Епископ Карфагенский почел нужным обличить ее следующими словами: богата и изобильна еси, говорил он ей, и веруеши, что празднуешь день Господский, но о карбоне церковном не радиши? И в день Господский без жертвоприношения грядеши? Часть от жертвы, принесенный убогим, вземлеши? Но что если бы Св. Киприан, пронесенный Духом Божиим от горнего жилища своего, стал среди нас, слушатели, то сколько бы он нашел между нами мужей и жен, достойных подобного обличения?
Впрочем Церковь не смотря на преступное охлаждение наше к ней, к чести нашей, сохранила память сих приношений в наименовании священнодействуемого хлеба просфорами и в раздаянии антидора: ибо Греческое слово просфора значит приношение, а антидор – противодаяние, т. е. даяние соответствующее приношениям приносивших. Поскольку же и сии просфоры и сей антидор приготовляются на счет самой церкви, а не приносятся или что тоже не предлагаются в жертву Богу со стороны прихожан, то естественно, что древнее название предложения с уменьшением вещей предлагаемых мало по малу стало выходить из употребления, а наконец и совсем затерялось из памяти людей, оставаясь в одних только Богослужебных книгах: при утрате значения не трудно утратиться имени, вместо же его вошло в употребление другое название: жертвенник, по настоящему положению вещей, более соответствующее предмету означаемому.
Позади престола к востоку поставляется горнее место, знаменующее собою, как выше мною сказано, горнее седалище самого Иисуса Христа одесную Бога Отца. Оно в древних Церквах, а в некоторых и ныне устраивалось в виде полукруглого помоста, примыкающего к стене или входящего в нарочно для того сделанное углубление в оной – с тремя или более нисходящими степенями, из коих на каждой поставляемы или вделываемы были особые места, называемый второстепенными Апостольскими престолами, а на самом помосте поставлялась кафедра особого великолепного вида, как трон невидимо в велелепной славе своей возседящего Господа славы. Место сие по уставу Церкви должно быть навсегда неприкосновенно не только для мирянина или клирика, но и для священника. На него позволяется восходить и занимать кафедру один только раз в продолжение всей Литургии именно при чтении Апостола и Евангелия и одному служащему Архиерею, как видимому, хотя и недостойному, представителю Архиерей Великого, прошедшего небеса, и ныне в лице Его таинственно присущего и священнодействующего. Минута эта страшна и величественна для человека, понимающего важность действия. Архиерей приготовляется к ней сугубою молитвою, глубоким чувством смирения и благоговения, лобызанием престола, от коего заимствует себе благодать Божию, крестообразным осенением самого места дикирием или что тоже двусвещником, в коем безмолвно, но выразительно для имущих очи видети и сердце разумети исповедует во Христе Иисусе таинство Божества и человечества и крестной Его смерти, и наконец преклонением долу главы своей с крестным знамением в знак своего Богопочтения. В таком случае служащие священники занимают по степеням Апостольские престолы и открывается зрелище умилительное для взора верующего: для него воскресают благословенные времена спасительного пребывания Христова на земле. Он не видит здесь подобострастных человеков, но видит Христа и Апостолов. Теперь он слышит проповедь Апостольскую, вскоре услышит и благовествование Христово. Во время первой, как Архиерей, так и Священники сидят, а во время последнего встают: ибо диакон, читающий Апостол заменяет собою единого от ученик Христовых, возвещающего слово Божие, а читающий Евангелие протодиакон образует собою самого Иисуса Христа, благовествующего царствие Божие, и потому в первом случае прилично им сидеть, а в последнем стоять и слушать с благоговением. Таково значение горнего места: важность его столь велика, что сами Апостолы не иначе восходили на него, как со страхом и трепетом, а один из ближайших преемников их, именно Св. Священномученик Петр, Архиепископ Александрийский, приявший Епископский престол преемственно от Евангелиста Марка, во всю свою жизнь не смел, по сказанию его жизнеописателя, восходить даже и на ступени престола, занимаемого Св. Марком, всякий раз созерцая на нем с ужасом блистающий свет и Божественную некую, силу (См. житие его ноября 25). За то паства его, уважая его высокие добродетели, по смерти его поставила на горнее место гроб его.
Вместе с сею таинственною целию учреждения горних мест, была конечно и другая более обыкновенная. Восходя на них Епископы, как верховноначальствующие и бдящие над стадом Христовым, по словам Зонара (толк. на 58. прав. Ап.) и Матфея Властаря (гл. 6. свод. прав.) удобнее могли обозреть Христиан присутствующих во храме и видеть их внимание в слушании чтения слова Божия и благоговение в воссылаемых к Богу молитвах, а притом и сами удобнее могли быть видимы и явственнее слышимы от предстоящего народа.
___________
Как бы то ни было, но древность сих мест, восходящая к самым первым Апостольским временам Христианства, не подлежит сомнению. Евсевий, писатель частию 3-го и частию 4-го века, упоминает о престоле Апостола Иакова брата Господня, первого Епископа Иерусалимского, в двух местах своей Церковной Истории следующими словами: (книг. 7. гл. 19). Престол Иакова, который первый восприял Епископство Иерусалимской Церкви от самого Спасителя и Апостолов. (Гл. 32). После Епископа Именея принял Замед, сему же по малом времени почившу Ерм доныне еще там соблюдаемый Алостольский престол приемлет. След. Евсевий говорит о сем престоле не только как Историк, близкий по времени к началу Христианства, и потому достоверный, но и как очевидный свидетель.
Того же времени писатель Св. Григорий Богослов в похвальном слове Афанасию Великому упоминает о престоле Евангелиста Марка: ниже насильственно, говорит он об Афанасие, ни мучительски, но Апостольски и духовным образом на престол Св. Марка возводится (сл. 21). А Тертуллиан, писатель 2-го века, почти современник Апостольский в опровержение притязаний еретиков (гл. 36) указывает на кафедры Апостолов, в его время стоявшие еще на своих местах, как на живые и несомненные доказательства прямого и непосредственного происхождения веры и Церкви от Христа и Апостолов, чего впрочем еретики никак не могли и не могут усвоить себе. Протеки, говорит он, обращаясь к еретику, Апостольские Церкви, в которых еще и доныне кафедры Апостолов стоят на своих местах, в которых писанный руками их самих Писания читаются, и каждого самый глас и вид живо изображают.
Сие свидетельство Тертуллианово, по крайней мере для тамбовских жителей весьма важно. В нем упоминается 1) о церквах созданных самими Апостолами, 2) о их кафедрах или седалищах, во 2 веке остававшихся в целости, 3) о подлинных рукописях Апостольских посланий, 4) о видимых изображениях их, свято чтимых Христианами первых веков. След. так называемые духовные Христиане, думающие, что как церкви, так и все церковное чиноположение, и в том числе чествование Св. икон произошли не от самих Апостолов, но яко бы от Соборов, утверждают совершенную ложь, которую в последствии мы будем иметь случай обнаружить еще более.
Над горним местом поставляется образ Спасителя седящего на престоле или другой ему подобный, а подле самого престола крест и образ Богоматери, так называемые запрестольные, и это делается не без особенного намерения. В сих изображениях высказывается чувственному взору то, что вера должна предварительно возвестить уму и сердцу. Это видимые эмблемы всего происходящего на горнем месте и на престоле во время священнослужения: крест напоминает о крестной жертве, принесенной некогда на голгофе и ныне приносимой в таинственных видах на престоле Богочеловеком Христом за грехи всего мира; стоящий подле него образ Богоматери – стоявшую некогда при кресте Пресвятую Деву, а образ горнего места – небесную славу Ее Божественного Сына и нашего Искупителя, в которую Он вошел своими страданиями, Вообще нужно заметить, что Церковь нередко в тысяче различных видов старается изобразить одну и туже мысль, одно и тоже действие, одно и тоже таинство для того, чтобы живее напечатлеть оные в нашем сердце, чтобы сильнее возбудить в нас чувство благоговения.
* * *
Алтарь отделяется от остального пространства церкви особенною преградою, называемою иконостасом. Иконостас есть слово Греческое, означающее иконостояние или вместилище для Св. икон.
Иконостас, служа не малым украшением для храма, еще более представляет взору, чувству и размышлению предстоящих во храме, с разумною верою взирающих на священные изображения, в нем помещаемые и благоговейно покланяющихся святым Божиим на них изображаемым, предметов назидания и подражания богоугодной их жизни. Те, которые увлекшись своим высокоумием и самовольною, не по чину св. Церкви, но по своему дерзновенному вымыслу, службою отвергают почитание Святых икон, поступают не только безрассудно, но и нечестиво: ибо как честь, воздаваемая образу, по словам Св. Василия Великого, восходит к первообразу, так и бесчестие и поношение от икон или изображений восходят к лицам на них изображаемым – к Христу Богу и пречистой Его Матери и ко всем святым Его, их же, по Апостолу, не бе достоин весь мир. И по каким странным и, можно сказать, ребяческим причинам эти высокоумные люди отвергают сие богопреданное и по предмету и цели весьма важное и подлинно святое учреждение Христианской Церкви от времен Апостольских?.. Истинно разумным и благочестивым людям не следовало бы и повторять их возражений: так они пусты и ничтожны! Но дабы не подумали, что мы намеренно уклоняемся от борьбы с ними, то мы хотя кратким образом выставим все, что в словах их заключается, по их мнению, наиболее сильного и важного.
Обыкновенное, тысящекратно впрочем опровергнутое прежде нас Св. Отцами и особенно Св. Иоанном Дамаскиным, возражение иконоборствующих заключается во второй заповеди: не сотвори себе кумира и проч. Сила сего возражения, если только можно его назвать сим именем, состоит в том, что иконоборцы наши иконы принимают за одно с кумирами и рукотворенными, упоминаемыми Моисеем во второй заповеди.
Но если бы наши иконы были тоже, что кумиры и рукотворенные, о которых говорится во второй заповеди, то для чего же Моисей, написавший сию заповедь, сам первый нарушил оную, поставив изваянных из чистого золота херувимов в самом святилище Скинии, и изобразив тех же херувимов тканым делом на стенах и завесах оной? Для чего тот, который недавно при виде золотого тельца, окружаемого и чевствуемого от всего сонма Израилева разными жертвами и коленопреклонениями, воспылав праведным гневом на народ богоотступный, сокрушил оный и превратил в прах и пепел, теперь сам приказывает вылить золотых херувимов и поставить внутрь Скинии? Не позабыл ли он своей заповеди? Но сего не могло быть с мужем Богодухновенным. Или не понимал он ее, как должно понимать? А этого еще менее можно ожидать от него. От чего же произошло такое странное и слишком поспешное разногласие по видимому законодателя с своим законом? От того, что иное дело кумиры и образа рукотворенные, воспрещаемые во второй заповеди, т. е. языческие, каков наприм. золотой телец, которого он велел упразднить, а иное дело изображения Бога истинного и святых Его, каковы наприм. золотые херувимы, которых он велел поставить над самым очистилищем, так чтобы они крилами своими осеняли ковчег завета с очистилищем, как таинственное место присутствия Божия. И так не Моисей не понимал своей заповеди, чего ни в каком случае и подумать об нем нельзя тем более, что он устроил Скинию по образу показанному ему самим Богом на горе, след. и все, что относилось к Скинии, а не понимают ее иконоборцы. С сим вместе сами собою падут и все другого рода возражения.
Но говорят: Иисус Христос нигде не предписал чтить иконы. Неправда: если Он дал свой образ на убрусе Едесскому царю Авгарю, то вместе с сим дал и заповедь чтить оный. А что действительно дал Он сей образ, о том свидетельствуют Апостольские мужи Игнатий Богоносец, Ефрем Сирин и вся Сирийская Церковь. Уже ли не верить столь многим и святым свидетелям? С другой стороны посмотрите на собственный пример Его, который должен служить для нас законом и даже выше самого закона; посмотрите, с каким Он уважением обращается с златницею кинсонною потому только, что на ней было изображение кесаря – царя в то время Иудейского. Чий – сей образ и написание, вопрошает Он, смотря на нее? И когда предстоящие сказали Ему, что это образ и написание кесаревы: тогда Он сказал им: воздадите кесарева кесареви, и потом присовокупил: а Божия Богови. Не видите ли вы, что Он в образе кесаревом почтил самого кесаря, повелев платить ему должную дань, как царю? Не замечаете ли также, что Он в мыслях своих от сего образа неприметно перешел к образу Господа неба и земли, верховного Царя всех царей, и как смотря на первый Он извлек верное и неоспоримое заключение об обязанностях каждого подданного чтить царя своевременною уплатою податей, так созерцая умственным оком на последний Он вывел из того непосредственно и прямым путем совершенно равносильное заключение об обязанности каждого верующего чтить в образе изображаемого на нем Бога: воздадите, сказал Он, кесарева кесаревы, и Божия Богови. Кесарево было здесь образ и надписание, изображенный на златнице, и Он, взирая на нее, взирал вместе и на самого кесаря, а потому вслед за сим сказал: воздадите кесарева кесаревы. Поскольку же Он в тоже время по естественному соединению понятий представил в уме своем подобное изображение Высшего всех кесарей Бога и опять по естественному течению мыслей своих перешел от изображения к изображаемому: то приспособительно к первым словам своим Он сказал и другие совершенно равносильные оным: а Божия воздадите Богови. Т. е. как бы так сказал небесный Учитель: златница сия носит на себе, как вы сами говорите, образ и надписание кесаря, и потому самому составляет неприкосновенную собственность кесаря: отдайте же кесарю кесарево. Но воздавая кесарю кесарево не забывайте воздавать Божие Богови. В чем же состоит это Божие? Соображая предъидущее не трудно определить и последующее. В предъидущем Иисус Христос называет кесаревым то, что имеет на себе образ и надписание кесаря, след. и в последующем, по ходу рассуждения Христова, Божие есть то, что имеет на себе образ и надписание Бога. Как первое должно воздавать кесарю, так последнее должно воздавать Богу: в первом случай вы оказываете должное почтете кесарю, а в последнем вы окажете таковое же почтение Богу. Не видите ли, снова вопрошаю вас, в сих словах Христа Спасителя прикровенной Его заповеди о достодолжном почтении святых икон или образов, употребляемых в Христианской Церкви, а в них и чрез них и самого Бога изображаемая на них. Верные верно поняли сию заповедь и неизменно, не смотря на все гонения, бывшие в девятом веке за иконопочитание, доныне чтят Святые иконы и не престанут чтит оные.
* * *
Иконостасы в церквах устраиваются так, чтобы во внутреннем и внешнем составе их выражалось царство благодати и царство славы. Для достижения сей высокой и мудрой цели, обыкновенно дают ему пирамидальную форму, коей основанием всегда служат иконы Спасителя, Божией Матери и Святого, в честь которого посвящается храм, верхнюю точку занимает животворящий крест, а средина смотря по высоте и огромности храма разделяется на несколько так называемых поясов, в которых помещались изображения Апостолов, Пророков, мучеников, исповедников и прочих святых. В сем виде иконостас по словам Св. Евсевия, писателя 4-го века, открывает взорам верующих Иерусалим небесный, Церковь первородных, на небесех написанных и вместе вождей в духовных подвигах. В самом деле смотря внимательным оком на иконостас таким образом расположенный, нельзя не прийти к подобной мысли. Взирая на крест Господень, утвержденный в высоте и несколько преклоненный долу над изображениями сонма праведных, кажется видишь победное знамя, усмотренное некогда Пророком Исаием на горе возвышающейся, превыше всех холмов, над которым возседит сам Господь неба и земли, облеченный славою всемирного Учителя, и к которому радостно стремятся все народы земные, одушевляя себя сими торжественными кликами: приидете, и взыдем на гору Господню, и в дом Бога Иаковля, и возвестит нам путь свой, и пойдем по нему: от Сиона бо изыдет закон, и слово Господне из Иерусалима (2:3), и се от всех племен и народов благоугодившие Ему праведники предстоят лицу Его; кажется еще слышишь Иисуса Христа и ныне вещающего к нам, также как некогда к Апостолам: аще Аз сам вознесен буду от земли, вся привлеку к Себе, и се вознесенный на крест Он зрит пред собою одних облеченных уже одеждою бессмертия и услаждающихся блаженным лицезрением Его на небе, а других еще стремящихся по следам их на земле; кажется еще внемлешь и ныне Его трогательному воззванию: Иерусалиме, Иерусалиме! Коль краты восхотех собрати расточенная чада твоя, яко же кокошь собирает птенцы своя под криле своя; для того Я распростер руки мои на кресте, чтобы приять тебя в мои объятия и успокоить под сению древа животворного, но Иерусалимляне были глухи к сему воззванию, а вместо их отверзли слух свой язычники, за то первые расточены еще более, а последние собрались под знамением креста Его, как птенцы под криле кокоша и в вере обрели свой покой, свое блаженство. Теперь низведите взоры ваши на основание иконостаса: в нем первое место с правой стороны неизбежно занимает образ Иисуса Христа. Кто из мыслящих людей не понимает, что церковь хотела сказать, и какой назидательный урок преподать нам чрез сие по видимому маловажное распоряжение? Не ясно ли она выразила здесь мысль Апостола Павла, который говорит к Христианам: тем же несте странны и пришельцы, но сожителие святым и приснии Богу, наздани бывше на основании Апостол и Пророке сущу краеугольну самому И. Христу, о Нем же всяко создание составляемо растет в Церковь Святую о Господе, о Нем же и вы созидаетеся в жилище Божие духом (Еф.2:20–22). На сем краеугольном камени основана, утверждена и вечно держится и будет держаться Церковь торжествующая и славная, образуемая из Апостолов, Пророков, мучеников и всякого рода, пола и состояния святых и всех сил небесных соблюдших свое начальство; на сем же неподвижном и неизменном основании зиждется и утверждается, растет и высится и Церковь воинствующая, извне уничиженная и бесславная, но внутри сияющая Божественным светом, непрестанно ратоборствующая с врагами видимыми и невидимыми, нередко ослабляемая и побораемая в частях, но в целом всегда победоносная при постоянном содействии ей силы Божией, так что, по слову Христову, и врата адовы не одолевают и никогда не одолеют ей; сию Церковь составляем мы, слушатели – все истинно верующие во Христа Иисуса, все по пути, им указанному, не утомимо и безропотно шествующие к блаженству вечному, не совращаясь ни на десно, ни на шуее, не внемля духовом лестчим и учением бесовским и не избирая себе по своим похотем учителей чешемых слухом, ласкающих плоти нашей и своему чреву угождающих. Та и другая истина очень живо и удобопонятно для всякого ученого и неученого представляется в иконостасе: первая в изображениях всех святых, со всех сторон окружающих образ Спасителя и к Нему посредственно и непосредственно примыкающих, так же точно как святые на небе, предстоя лицу Вседержителя, к Нему обращены умом и сердцем своим, к Нему прилеплены взором и вниманием, в Нем погружены всем существом своим, от Него заимствуют свой свет и силу, и Им творят знамения и чудеса, а последняя – в нас самих благоговейно предстоящих пред сими изображениями и смиренно умоляющих изображенных на них Святых о ходатайстве их и заступлении за нас пред единым ходатаем Бога и человеков – Богочеловеком Христом, коему выну предстоят они, о содействии нам в борьбе со врагами нашими, коих силу и коварство они сами в земной своей жизни изведали и о благопоспешении нам в многотрудном подвиге спасения, которые они совершили уже. Здесь кстати заметить и объяснить, почему для каждой Христианской церкви поставляется непреложным законом, чтобы в ней первое место непременно занимал образ Спасителя, так что ни в каком случае не позволяется нарушить сей закон: потому что всякая церковь, какого бы святого имя ни носила на себе, в собственном смысле посвящается исключительно имени Христову или Божию и что мы, чествуя святых, как избранных Божиих, в то же время чевствуем единого Бога, дивного во святых своих, и украшая жертвы и приношения наши именем святых Его, как друзей и присных Ему, по Его же слову, хотим, чтобы жертвы и приношения наши тем благоугоднее были приняты Им, а потому и образа Святых имеют для нас цену только при образа Спасителя. По сей причина Святые на иконах никогда не изображаются только одни собственным лицом своим, но всегда с присоединением к ним или которого нибудь лица Св. Троицы, или Божией Матери с предвечным младенцем, или всевидящего ока в лучах, или Божественного сияния, нисходящего из за облаков, или в случае местного неудобства, с небесным светом озаряющим главы их, дабы тем показать, что они только благодетельные посредники между Богом и нами, и что молитвы наши, обращенные к ним, должны чрез них восходить к тому, который есть Господь всех видимых и невидимых, и которому всяко колено небесных и земных и преисподних должно покланяться. Потому что им, по видении Иоанна Богослова, даны быша фиалы златы полны фимиама, иже суть, по его же толкованию, молитвы святых (Откр.5:8) возносимый ко Господу.
* * *
Виды, в которых изображается Спаситель, разнообразны, или лучше сказать бесчисленны: но при всем разнообразии своем они сохраняют одну общую черту, т. е. что сии виды всегда сообразны бывают с словом Божиим. Упомянем здесь об одном из них наиболее употребительном, дабы изъяснение его могло послужить примером и для всех других. Чаще всего изображают Спасителя, в одной руке держащего скипетр и державу, а другою благословляющего, над главою же своею в венце имеющего трехбуквенное надписание: ὁ ̕ὼν. Скипетр и держава в руке Его означают Его Царство и Господство над всем миром: ибо Им, по Апостолу, создана быша всяческая и в Нем всяческая; Он есть действуяй вся во всех своею всемогущею силою и неистощимою благодатью. Его вседетельное слово воззвало к бытию все из ничего; Его благодеющий Промысл все сохраняет, все управляет и все приводит к наилучшему концу; Его наконец правый и нелицеприятный суд изречет и довершит судьбу всякой твари: ибо Отец не судит никомуже, но весь суд даде Сынови. Благословляющая рука напоминает нам тот достопамятный случай, когда Господь Иисус, по свидетельству Евангелиста Луки, извед ученики своя вон до Вифании, воздвиг руце свои, благослови их, и бысть егда благословляше их, отступи от них, и возношашеся на небо, и тии поклонишася Ему (Лк.24:51:52) Случай, поистине достойный быть замеченным, и преданным памяти родов грядущих. Но сколь ни ясно, по видимому, описал сей случай Евангелист, к сожалению никак не мог удовлетворить пытливая и любознательная духа некоторых из наших современников и предупредить их суетный толки и сомнения. Протекло слишком 18 веков от сего события, и никто как из православных так и из самых еретиков не думал ни сомневаться, ни спорить об образе благословения, которое Иисус Христос в последнюю минуту своего пребывания на земле преподал ученикам своим, и которое все беспрекословно в простоте веры и любви принимали в таком именно виде, в каком показали им на опыте сами Апостолы и ученики Христовы, видевшие и приявшие сие благословение непосредственно от рук Его; но в наше время явились высокомудрые истолкователи Писания, неизвестные миру древнему, именующее себя Христианами духовными, которые вдруг воздвигли шумные споры о сем благословении, кончившиеся тем, что как сами они отторглись от единства Церкви, имеющей сие благословение, так вместе с собою отторгли и многих других простодушных. Евангелист, говорят они, не сказал, что Иисус Христос в минуту вознесения своего на небо благословил учеников своих, сложивши персты ручные так, как складывают наши попы и Архиереи, а только сказал, что Он воздвиг руце свои благословляше их, след. не нужно нам ни попов, ни архиереев, ни их благословения. Но послушайте, неопытные толкователи, не спешите заключением, столь душепагубным для вас и для других, обольщаемых вами, а сначала размыслите со всею основательностию, и с всем беспристрастием, ибо здесь дело идет о вашем вечном спасении или погибели, правильно ли вы судите и верно ли заключаете. Размыслите, говорю, забывши на время себя, свои страсти, свои выгоды, а имейте в виду одну только истину. Вникните же теперь вместе со мною в смысл и значение слов Евангелиста. Если Евангелист сказавши, что Иисус при вознесении своем на небо воздвиг руце свои, почел нужным присовокупить к тому слово: благословляше: то необходимо должно допустить, что сие воздвиженье рук не было простое только поднятие рук, иначе Евангелист удовольствовался бы только выражением: воздвиг руце свои, и не сказал бы в след за сим: благословляше их, но было поднятие рук особенного свойства и вида, известное Апостолам, которое Евангелист и назвал благословением. Положим, что и я не знаю, какого именно свойства и вида было сие воздвижение, или поднятие рук Христовых, т. е. каким образом в сие время сложены были персты ручные; но за то я и не хочу и не смею ни вымышлять сам, ни догадываться произвольно, ибо знаю, что в деле веры самый незначительный вымысел, самое маловажное по-видимому отступление от предписаний ее нередко подрывает и разрушает все здание спасения нашего, и потому, недоверия ни себе, ни вам, ни кому либо другому, обращаюсь для разрешения моего недоумения к тем, которые сами видели сие воздвижение рук Христовых, сами непосредственно прияли от Него сие благословение, обращаюсь к Апостолам, самовидцам и слугам слова присноживотного, которые сами по образцу Его благословляли учеников своих, а сии вместе с благодатию священства чрез своих учеников и преемников преподали сей образец благословения Христова нам. Притом же думаете ли вы, что благословение, преподанное Иисусом Христом Апостолам в минуту вознесения, было первое и последнее? Нет, без всякого сомнения многократно и прежде и не они только одни удостоивались сего благословения, но и многие другие: так другой Евангелист повествует, что Иисус Христос благословил некогда пришедших к Нему детей, возлож руце свои на ня. В противном случае Апостолы, заметив при вознесении Христовом движение рук Его дотоле небывалое, не могли бы понять его значения и не могли бы назвать оное благословением, как оно названо у Евангелиста Луки, писавшего свое Евангелие, по собственному Его свидетельству, со слов Апостолов, яко же предаша ему, иже исперва самовидцы и слуги бывшии словесе (Лк.1:2). Присовокупите к сему древние изображения Христа Спасителя, на которых благословляющая рука Его представляется с таким перстосложением, какое употребляется до ныне. Одно из таковых изображений вместе с двумя изображениями Апостолов Петра и Павла нашел Евсевий, писатель IV века, в Панеаде от давних времен сохранившееся, след. древность его восходит, если не ко второму, то по крайней мере к третьему веку. Итак не мы сами вымыслили благословение наше, но оно есть древнее, Апостольское, Христово. И для чего нам вымышлять его? Разве не легче было бы нам благословлять чрез простое воздвижение рук наших? Но перстосложение, употребляемое нами в благословении, кроме древности его, современной Христианству, и примера, заимствованного от самого Христа и Апостолов, слишком важно для нас и для всякого верующего потому, что в нем выразительно изображается достопокланяемое имя Иисуса Христа в первоначальных его буквах, именно: чрез указательный перст и при нем приклоненный средний образуются буквы I й С., что означает Иисус, а чрез три остальные буквы X и С., что означает Христос. Именем же Иисус Христовым должны, по предречению и изъяснению оного Апостолом, благословляться вся племена земная. Какое же можно найти лучшее средство благословлять сим именем, как не то, которое употребляется ныне? Чрез произношение его устами? Но разве слова, не то же что буквы? Притом же не лучше ли достигается цель благословенья, когда его сопровождают и слова и буквы, выражающие одно достопокланяемое имя, кроме которого несть иного имени под небесем, о Нем же подобает спастися нам. О! благословляйтесь сим именем, возлюбленные мои, благословляйтесь сколько возможно чаще с живою верою, с твердою надеждою и пламенною любовию, жаждущею теснейшего соединенья с носящим Его, благословляйтесь и будете благословеннии Отца Его и наследуете живот вечный.
* * *
Надписание над образом Спасителя, ὁ ̓ών, о котором мы упомянули выше, есть греческое, соответствующее еврейскому имени Божию Иегова, по-славянски переводится сый, а по-русски сущий, и означает существо верховное, не имеющее ни начала, ни конца, Само ни от кого не получившее своего бытия, но всему, что ни существует, давшее бытие, след. Существо самобытное, вечное и все осуществляющее. Знающие еврейский и греческий языки могут видеть и извлечь сие понятие из самых букв этого слова, а для незнающих довольно указать, что сим именем называет Сына Божия Иоанн Богослов в своем откровении, и определяет Его, если только можно определить Существо беспредельное, так: Сый, и иже бе, и грядый (Откр.1:4), т. е. который был, есть и будет, след. вечный, самобытный и совершенно независимый. Но прилично ли сие имя Иисусу Христу, который, как известно, родился во времени, жил на земле и вкусил смерть, как человек? Отвечаю: верно прилично, когда приписывает Ему сие имя такой Богодухновенный писатель, каков Иоанн Богослов, верно прилично, когда он же в другом месте говорит: в начале бе Слово, т. е. от вечности, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово, вся тем быша, и без Него ничтоже бысть, еже бысть. Но в мире бе, и мир тем бысть, и мир Его не позна (гл. 1, 1–3:10); верно прилично, когда Апостол Павел, говоря о плотском Его происхождении и о предках Его по плоти, выразился в заключении следующим образом: от них же по плоти Христос, Сый над всеми Бог благословен во веки, заметьте, слушатели, что плотское происхождение Иисуса Христа не воспрепятствовало Апостолу назвать Его Богом благословенным во веки, но назвать Богом не Бога, это ужасно и не для Апостола, вещавшего Духом Святым, испытующим вся и глубины Божия; верно прилично, когда еще два Апостола, убежденные очевидными опытами Его Божественной премудрости и беспредельного всемогущества, открыто и в лице Его провещали об Нем один из них: Господь мой и Бог мой, а другой: Ты ecu Христос Сын Бога живаго, и Он не только не отвергнул сего исповедания их, но еще подтвердил оное, сказав в ответ первому: яко видев Мя веровал, блажени не видевшии и веровавше (Ин.20:29), а последнему: блажен еси Симоне, яко плоть и кровь не яви тебе, но Отец мой, иже на небесех, и Аз тебе глаголю, яко ты еси Петр, и на сем камени созижду церковь мою, и врата адовы не одолеют ей (Мф.16:17:18); верно прилично, когда сам Иисус Христос возвещал о Себе: Аз и Отец едино есма, и еще: Аз во Отце и Отец во Мне, след. возвещал он единосущие свое с Богом Отцом, и в другом месте: прежде мир не бысть, Аз есмь; также: прослави Мя Ты, Отче, у тебе самого славою, юже имех у тебе, прежде мир не бысть, след. Он здесь проповедывал свое вечное пребывание со Отцом; верно прилично, когда Он научал воздавать Себе честь, равную Богу Отцу: Отец мой, говорил Он, доселе делает, и Аз делаю, и потом присовокупил причину, да еси чтут Сына, яко же чтут Отца; верно наконец прилично, когда Он приписывает Себе равную со Отцом силу и владычество на земли и на небеси: дадеся Ми всяка власть, сказал Он Апостолам торжественно уже по воскресении своем, на небеси и на земли. Никто же исхитит овец от руки моея, и никто же может восхитити их от руки Отца моего. Яко же Отец воскрешает мертвыя и живит, тако и Сын, их же хощет, живит! (Ин.5:21). Кто же после сего осмелится думать иначе? Разве тот только, кто отречется от имени Христианина? Но и против него будут вопиять, его будут преследовать, обличать и пристыждать дела Христовы. Аще ли Мне не веруете, говорил некогда Небесный Учитель неверным Иудеям, делом моим веру имите. А дела сии столь величественны, столь высоки, столь чудны и Божественны, что сильны поколебать, разрушить и уничтожить самое жестокое неверие, если только будут смотреть на них по крайней мере с той же точки зрения и оценивать их по тем же законам и с таким же незавидным беспристрастием, с какими обыкновенно смотрят и оценивают дела человеческие. Кто из древних врагов Христовых был более вооружен против Христа, как не Иулиан Богоотступник, но и он, долго ощущая на себе тяготевшую и наконец смертельно-поразившую руку презираемого им Галилея, принужден был напоследок признать Его над собою победу. Победил меня Галилей, вскричал он в минуту смерти своей исступленным голосом, бросая кровь свою на воздух! Новейшие враги Христовы конечно не столь поспешные в признании, как древние: ибо с течением веков умудрились в лицедействе: но спросите их сердце и совесть в ту минуту, когда они остаются одни без свидетелей и с непритворным омерзением к сам им себе снимают с себя личину тщеславия, о! как внятно и звучно тогда первые своим трепетом и смущением возвещают им о подобной победе, и исторгают из них хотя безмолвное, но тем не менее действительное признание. Заключим сие рассуждение наше словами Апостола: вемы, яко от Бога есмы, и мир весь во зле лежит, вемы же, яко Сын Божий прииде, и дал есть нам свет и разум, да познаем Бога истинного, и да будем во истиннем Сыне Его Иисусе Христе. Сей есть истинный Бог и живот вечный (1Ин.5:19:20).
* * *
Ту же мудрую и душеспасительную цель имеет в виду Церковь и в расположении других икон в иконостасе. Так она поставляет непреложным правилом, чтобы икона Богоматери занимала первое место после иконы Спасителя, именно на левой стороне храма, по правую руку Спасителя. В сем случае она с одной стороны выражает мысль Пророка, который, быв восторжен Духом Божиим к видению новоблагодатных времен и событий, и видя Богоизбранную Отроковицу, стоящую одесную Царя славы, воскликнул в Пророческой песни своей: предста Царица одесную Тебе в ризах позлащенных одеянна и преиспещренна, а с другой осуществляет на самом деле благовествование к ней Ангела: радуйся, благодатная, Господь с Тобою, благословенна Ты в женах, обрела бо ecu благодать у Бога, и потому и в изображениях всегда соединяет Ее с Господом, и вместе Ее собственное исповедание: се бо отныне ублажать Мя ecu роди, вещала Она в радости о благовещении, яко сотвори Мне величие Сильный. Благодать обретенная Ею у Бога, и величие сотворенное ей Сильным столь велики и необъятны для ума смертного, что Церковь, наименовав Ее Богоматерию, не усумнилась в тоже время назвать Ее честнейшею херувим и славнейшею без сравнения серафим. В самом деле ни херувимы, ни серафимы, ни прочие бесплотные силы при всем достоинстве своей невещественной природы, и при всех нравственных своих совершенствах, не удостоились того неизмеримо высокого служения, для коего употреблена была и которое исполнила с неимоверным величием духа Пресвятая Дева, слабая и всем нам подобострастная по естеству, но сильная и непобедимая по своей святости и непорочности жизни. Быть материю Богочеловека, вместилищем невместимого небом и землею; носить на девственных руках своих носящего рукою своею всяческая, видеть в Нем Спасителя человеков и в тоже время спасать Его от преследования людей, быть свидетельницею Его славы и могущества и вдруг стать подле поносного креста, на котором Он, как един из смертных, вкушает смерть: какой потребен дух, чтобы совместить в себе все сии противуположности и нисколько не поколебаться и не пасть ни под тяжестию своего собственного величия, ни под бременем несчастия, изумившего вселенную, но Пресвятая Дева в бренном составе тела смертного имела сей дух необъятно великий, более нежели человеческий, и даже более, нежели Ангельский: Ангелы, поставленные на высоте, близкой к высоте Божественной, не устояли на ней, но многие из них пали от гордости, а Богоматерь, вознесенная благодеющим Промыслом из среды уничиженных дев Израиля на высоту несравненно высшую Ангельской не только устояла на ней, но еще украсила ее новыми доблестями. Она знала свое величие и в тайне души своей радовалась сему, но сокрывала его от самой Себя и от других скромным покровом смирения. Величит душа моя Господа, и возрадовася дух мой о Бозе Спасе моем, яко сотвори Мне величие Сильный: се бо отныне ублажат Мя вcu роди, говорила Она в благодарственной песни своей, но в тоже время, как будто устрашась своего величия и своей радости, присовокупила: яко призре на смирение рабы своея, низложи сильныя со престол, и вознесе смиренныя. Смирение Ее особенно поразительно после дня воскресения и вознесения Христова на небо, когда не нисколько только учеников, но целые тысячи верных единодушно славословили возлюбленного Сына Ее, яко Бога, и торжественно ублажали Ее, яко Богоматерь. Мы видели Ее при кресте плачущую, но с того времени, как по слову Христову, поят ю ученик Его возлюбленный во свояси – в отдаленное от Иерусалима селение Гефсиманию, Ее как будто не стало на свете: так скромна и безвестна была жизнь Ее. Еще раз упоминается об Ней в книге Деяний при сошествии Св. Духа, но и здесь представляется Она на ряду с прочими верующими, так Она умела укрывать Себя от почестей отовсюду воздаваемых Ей, Она не хотела изменить своему смирению в славе, также как и в уничижении. Убегая славы человеческой, Она тем большую приобретала славу от Бога, живя в мирном уединении, занимаясь Богомыслием и предстательствуя за возраждающуюся Церковь в молитвах своих. Уединение воспитало Ее в невесту Жениху небесному, в уединении Она хотела и кончить жизнь свою, дабы представить Себя достойною сего высокого избрания. Один писатель говорит, что труднее перенести счастие, нежели несчастие. Она то и другое перенесла с таким духом, и с такою чистотою и непорочностию, для изображения которых в языке человеческом не достает слов. Самая необузданная клевета врагов Христовых и след. врагов Ее, издавна искусная на вымыслы, пред Ней безмолвствует. Современные Иудеи и язычники молчат об Ней: не есть ли сие молчание самое красноречивое и убедительное доказательство Ее высокой добродетели? Не одна ли Она из смертных умела отражать язвительные стрелы злоречия так, что они падая у ног Ее, самым падением своим только умножали и возвещали Ее славу и величие? О! как после сего справедлива песнь Св. Церкви, посвященная Ее имени: достойно есть яко во истину, блажити Тя Богородицу, присноблаженную, и пренепорочную, и Матерь Бога нашего; честнейшую Херувим, и славнейшую без сравнения Серафим.
Изображения Ее принимаемые Церковию различны по различию явлений Ее в сердобольном предстательстве пред Богом за род человеческий, и положений, в которых представляет Ее нам Писание в различные эпохи Ее жизни земной и небесной. Объясним для примера древнейшее из них, приписываемое древним преданием Евангелисту Луке. Здесь Она изображена с предвечным младенцем на руке, с тремя звездами на челе и на персях и с четырехбуквенною надписью вверху. О причине, почему она всегда почти неразлучно изображается с предвечным младенцем, сказано мною выше. Три звезды, изображенные на челе Ее и на персях, означают, что Она сияла девственною непорочностию прежде рождества, в рождестве и по рождестве Христове, а четырехбуквенная надпись мр-фу, есть нечто иное, как сокращение Ее Греческого имени Mητὴρ Θεγ̃, что значит Матерь Божия.
* * *
Иконостас по всей длине своей пресекается тремя дверями, из коих средние называются царскими вратами в знак таинственного вшествия чрез них Царя славы для благодатного присутствия во храме и принесения бескровной жертвы: ибо священнодействующий служитель алтаря есть не больше, как только Его внешнее орудие, а боковые северными и южными дверями, применительно к соответствующим их положению странам света, для того, чтобы священнослужители, образующие собою Иисуса Христа в разных случаях жизни Его, многократно проходя чрез сии двери, то с святыми дарами, то с евангелием и фимиамом, то с одним только фимиамом, показывали чрез сие прохождение, что Иисус Христос своим снисшествием на землю, благовествованием своего евангелия просветил все концы земли, а добровольным шествием своим на крестную смерть с одной стороны спас весь мир от вечного проклятия и осуждения, а с другой принес жертву Богу Отцу, принятую Им в воню благоухания и всесовершенного примирения с отверженным человечеством.
Отверстие царских врат Св. Златоуст именует отверстием небес, а хождение чрез них священнодействующими восхождением и нисхождением Ангелов в предшествии самого Господа Царя славы (Бесед. на Ефес. III, стр. 198). Христова Церковь верит и не может не верить сему непререкаемому свидетельству столь высокого тайновидца, каков Св. Златоуст, и всякой раз, как отверзаются сии врата и проходят чрез них священнослужители, исповедует свою веру несомненную то в тихих и благоговейных возгласах, молитвах и воззваниях своих пастырей, то в громогласных песнопениях и восклицаниях своих певцов. Так при первом отверстии оных врат пред начатием Литургии она обращается в лице своего пастыреначальника к Царю небесному с усердною молитвою о снисшествии Его в сонме вышних сил в земное свое селение. Царю небесный, взывает она устами предстоятеля своего с воздеянием рук его, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и потом видя духовными очами исполнение своей молитвы и сретая в духе веры благодатное Его посещение святого храма своего, с радостным сердцем и умиленною душою двукратно восклицает: слава в Вышних Богу, и на земли мир. Далее во время так называемого малого входа она снова молится устнами того же предстоятеля, да будет вход сей входом святых Ангелов, сослужащих нам. Владыко Господи Боже наш, вещает она, уставивый на небесех чины и воинства Ангел и Архангел в служение твоея славы: сотвори со входом нашим входу святых Ангелов быти, сослужащих нам и сославословящих благость твою, и в след за сим предстоятель громогласно возглашает: благословен вход святых твоих всегда, ныне и присно, и во веки веков, а вся Церковь, пораженная явлением небесные славы Господа сил с песнопением в устах: приидите поклонимся, преклоняется долу к подножию Его. Сколь торжественна сия минута! Как сладко преклонять главу и колена свои, душу и сердце пред тем, который для нас преклонил небеса, дабы нас взять на небеса. Приидите, вернии, взывает душа верующая, и повем вам вся, елика сотвори мне Господь. Приидите и повергнитесь вместе со мною к стопам Спасителя, и познаете от чего мне подобно как некогда Марии, не скучно и не тяжко без пищи временной и без успокоения телесного восседать при ногу Его и лобызать прах стоп Его. Приидите поклонимся, и припадем Ему. Еще очевиднее открывает Церковь свою веру при вторичном отверстии Царских врат для великого входа, когда торжественно в слух всех верных воспевает следующие песни: 1) ныне силы небесныя с нами невидимо служат, се бо входит Царь славы, се жертва тайная совершена дориносится, т. е. приносится пред лицом благоговейно и почтительно обстоящих ее Ангелов; с верою и любовию да приступим. 2) Да молчите всяка плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет, Царь бо царствующих, и Господь господствующих, приходит заклатися и датися в снедь верных, предходят же сему лицы Ангельстии со всяким началом и властию, многоочитии Херувимы и шестокрылатии Серафимы лица закрывающе. 3) Иже Херувимы тайно образующе и животворящей Троице трисвятую песнь припевающе, всякое ныне житейское отложим попечение. Яко да Царя всех подъимем Ангельскими невидимо дориносима чиньми. Подробное объяснение сих песней мы сделаем в свое время и в своем месте: а теперь довольно сказать, что во всех их главная мысль одна и та же, именно Церковь говорит нам в них: вот Царь славы окруженный небесными силами невидимо входит к нам: потщитесь же достойно принять Его отложивши всякое земное попечение. Потом Церковь как бы приявши непосредственно из уст самих Ангелов обычную песнь их, которую по видению пророка они непрестанными гласы взывают: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф, исполнь... сама в след за ними повторяет оную и благоговейно погружается в созерцание, глубочайших и недоведомых тайн Божества и человечества. Наконец при третьем и последнем отверстии сих врат на воззвание служителя алтаря: со страхом Божиим и верою приступите, она ответствует благодарственным гласом: благословен грядый во имя Господне, Бог Господь и явися нам. После сего свидетельство Златоуста и бесчисленного множества других Святых, после сего непреложного уверения Церкви, что следует заключить нам слушатели? Одно из двух: или что Церковь и Святые обманывались сами и обманывали других уверяя, что они при отверстии Царских врат видели входящего Господа славы в сопровождении Ангелов, или что мы обманываем и обманываемся сами не видя ни того ни другого. Но первого допустить нельзя во первых потому, что столь многие свидетели, жившие в столь различных местах и временах и столь отдаленных одно от другого, не могли так согласно ни обманывать, ни обманываться в одном и том же предмете; во вторых потому, что не способны были к сему сугубому обману ни по внутренним своим качествам, ни по внешним обстоятельствам, по внутренним качествам, как мужи вмещавшие в себе Духа Святого, ведущего тайны Божии и глаголавшего в них одну только истину, как подвижники, в умерщвлении плоти и страстей своих посвятившие всю жизнь свою на служение единой истине и как светильники столько же просиявшие своими добродетелями, сколько славою чудес , как в жизни, так и в смерти своей, а по внешним обстоятельствам, как жившие среди язычников, которые тотчас могли бы обличить их во лжи, если бы обратившись к вере сами в свою чреду, по вере своей не удостаивались подобных видений, и не делались вместо обличителей их защитниками; в третьих потому, что не имели причин и побуждений к обману: ибо чего они могли ожидать себе от сего обмана? Корысти? Но они и свое, что имели, добровольно оставили, вся вменив за уметы да Христа приобрящут. Славы? Но они сами убегали от нее в пустыни, вертепы и пропасти земные. Власти? Но власть в Христианстве служила тогда верным путем к мученической смерти, которую действительно почти все они восприяли. Чего еще более? Ничего кроме истины, которая одна постоянно управляла всеми их мыслями, словами и действиями, и которой никак не хотели изменить они даже под секирою палачей, в раскаленных печах, на кострах воспламененных, ни пред открытою пастию зверей плотоядных. О! так люди не обманывают и не обманываются. Но предположим на время невозможное возможными что тогда останется делать с словами самого Иисуса Христа, который ясно сказал нам: се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века. Аминь? Если Он обещал и сказал, то верно и исполнил: ибо верен есть обещавый: отрещися бо Себе не может, все Его слова суть ей, и аминь. А если исполнил, то значит Он с нами и теперь, хотя Его не видим. Чем опять изъяснить другие подобный слова Его: идеже еста два или трие собрани во имя мое, ту есмь посреде их: и еще: Елика аще совещаста о всякой вещи на земли, будет вам. А мы в Его имя крестились, в Его имя собрались сюда, Его именем знаменаемся, Его имя призываем в молитвах наших не один, не два или три, но целым сонмом верующих: как же Ему не быть теперь с нами по обетованию своему, хотя и не примечаем Его? Или включим и Его в число лжецов и обманщиков? Нет, это уже слишком много, скажет Христианин вольнодумный. Остановись же, возлюбленный, с своими мудрованиями: или ты погиб не возвратно от вольномыслия до неверия один только шаг. Разрушая одно, ты разрушаешь все: таково свойство веры. Разве ты не видишь, что от легкого камнения ты вдруг неприметно перешел к чистому неверию? Касаясь по-видимому только внешнего, ты и сам того не зная коснулся внутреннего существенного, и тем погубил свою веру и потерял надежду. Рана телесная производит боль в душе. Есть тело веры: ибо мы ныне видим, по Апостолу, только зерцалом и гаданием, и не у явися что будем, вемы же яко, егда явится, подобно Ему будем. Берегись же на сие тело возлагать твои язвы, да не сам уязвлен будеши до глубины души твоей. Итак остается, согласится на последнее, что не Святые и Церковь обманывались и обманывали, видя в отверстии царских врат отверстие небес, а вхождение чрез них восхождение и нисхождение Ангелов в предшествии Царя славы, но мы обманывались и обманываемся, не видя в сих действиях ничего более, кроме одних только внешних обрядов. О! если бы в сию минуту отверзлись духовные взоры наши, также как некогда отверзлись они у двух учеников, встретивших Иисуса воскресшего и говоривших с Ним, но с первого взгляда не познавших Его: то как бы изумились мы, увидев себя в страшной близости к Господу неба и земли и к окружающим Его ликам Ангельским. Господи! открой очи наши и уразумеем чудеса от закона Твоего.
* * *
Царские врата большею частию украшаются изображениями благовещения Пресвятые Богородицы в средине, четырех Евангелистов по краям, а тайной вечери на верху. Не подумайте впрочем, чтобы это были только украшения, избираемый больше в угождение вкуса, нежели с какою либо особенною целию. Нет, церковь украшая назидает, увещевая учить. Она не жалея отвергает самые блистательные украшения, коль скоро они несообразны с святою ее целию назидания и учения: дозволяет отступления от древних примеров, но только в таком случай, когда цель сия или лучше достигается, иди лучше выказывается. Все сии изображения имеют тесную и неразрывную связь с тем высоким знаменованием, которое соединяет Церковь с понятием о царских вратах, и о котором мы говорили теперь. Благовещение возвестило нам о радостном снисшествии Царя небесного на землю, проклятую и отверженную, Евангелисты проповедали оное, а на тайной вечери сам снисшедый с небеси открыл нам тайну соединения Божества с человечеством и позволил нам приобщаться ей для общения с собою, дóндеже паки приидет. Довольно прилично также для царских врат и изображение креста Господня: ибо сам Господь, возвещая о грядущих страданиях своих, сказал ученикам: ныне прославися Сын человеческий: отселе узрите небо отверсто, и Ангелы Божия восходящия и нисходящия над Сына человеческаго. В благовещении Богоматерь представляется в молитвенном состоянии, – в поучение верным, что всего скорее молитва приближает нас к Богу, а Ангел благовествующий с пальмовою ветвию в руках в знак того, что благовестие его есть благовестие мира миру и победы над враждебными силами князя века сего. Евангелисты изображаются погруженными в глубокое размышление, Матфей с стоящим созади его юношею, Марк со львом, Лука с тельцом, а Иоанн с орлом. Сии четыре символические изображения, обыкновенно придаваемые Евангелистам, с одной стороны напоминают нам о знаменательном видении Пророка Иезекииля, которому под сими символами представился Дух Божий, действующей во вселенской. И видех, говорит он, и се Дух воздвизаяйся грядяше от Севера. И посреде Его, яко видение илектра посреде огня, и свет в нем, и посреде его подобие четырех животных, и подобие лиц их, лице человечее, лице львово, лице тельчее и лице орлее (гл. 1:4–10), и тем самым дают понять нам, что во всех четырех Евангелистах действовал один и тот же Дух Св., только разным образом, сообразно с целию каждого, а с другой, служа отличительными их признаками, в тоже время сообщают как ученому, так и неученому верное понятие о существенных свойствах их Евангелий. Так лице человеческое, придаваемое Евангелисту Матфею, показывает, что он благовествовал особенно о человеческом естестве Сына Божия, стараясь доказать неверным Иудеям из Писания, что это тот самый Мессия, Который обещан был предку их Аврааму, и Который действительно по прямой линии произошел от Авраама; лице львово при Евангелисте Марке показывает, что сей Евангелист занимался преимущественно изображением Царского достоинства льва от Иуды – Христа Сына Божия; лице тельчее при Евангелисте Луке очевидно указывает на Священство Иисусово, которому ветхозаветные жертвы тельцов и овнов служили только прообразованием, и которому Евангелист Лука наиболее посвящает перо свое, а потому и начинает свое Евангелие историею священника Захарии, наконец орел Иоаннов дает разуметь нам, что Иоанн, богословствуя о Божественном естества Сына человеческого, быстрым полетом души своей, озаренной свыше, приблизился к самому невечернему солнцу правды и проницательным оком вдохновения в самом неприступном свете Божества триединого открывает неисповедимое рождение Бога Слова от Бога Отца, и потом непостижимое Его воплощение на земли от матери без Отца. Изображение тайной вечери всякому понятно и без объяснения. Но поскольку маловерие обыкновенно пользуется и маловажными случаями, за не имением важных, дабы найти в них хотя какую-нибудь опору для своих сомнений, то я нужным почитаю сказать нечто и о сем предмете. Маловеры нередко с торжествующим видом вопрошают нас: почему Иисус Христос и Апостолы изображаются на тайной вечери не возлежащими, как сказано в Евангелии, а седящими? Ответ не труден: сей перемены требовали приличие положения лиц, присутствующих на вечери, удобство помещения на малом пространстве и наконец благонамеренное приспособление к обычаям тех, для коих пишутся сии изображения: ибо возлежание за трапезою показалось бы многим из нас более странным и непонятным, нежели седение.
Но вот вопрос, которому многие придают слишком много важности, хотя и он также не касается сущности веры и потому никого не должен соблазнять, именно, всегда ли алтарь был так или иначе закрыт, как у нас, или совершенно открыть также как у католиков? Обыкновенно отвечают на сей вопрос отрицательно: но в следующей беседе увидите, справедлив ли сей ответ?
* * *
Как алтарь в Христианском храме исключительно предоставлен был одним только священно-и-церковнослужителям, так и настоящая церковь была преимущественным местом для одних только верующих, с такою притом строгою разборчивостию со стороны последних, что всякий из них, помня заповедь Апостола, друг друга честию больша себе творити и вместе глубоко и искренно ощущая свое недостоинство, старался стать сколько возможно отдаленнее от алтаря, как места совершения страшных и Божественных тайн. Знаменитость породы, величие сана, почести и достоинства, чины и заслуги, а тем менее богатство и украшения внешние, никак не давали права на места видные во храме, и даже тщательно укрываемы были под скромною одеждою смирения. Тогда спорили не о первых, а о последних местах. Те, коим приходилось по необходимости, по причине многолюдного собрания, приблизиться к алтарю Господню на расстояние меньшее, нежели какое назначала им самоуничиженная совесть их, усугубляли страх и трепет в сердцах своих и почитали себя тем достойнейшими осуждения правды Божией, чем менее находили в себе достоинства наслаждаться толикою близостию к себе существа Верховного. Но то ли замечается между верующими ныне? О! как мало мы и в сем отношении походим на наших предков по вере. И что, если и нашими действиями в сем случае управляет тот же дух гордыня и тщеславия, какой некогда поставил так близко к святилищу Божию фарисея мнимо – праведного? Чего мы ожидать должны? Конечно не лучшего конца, нежели какой постиг сего знаменитого праведника во Израили. Нет, лучше участь мытаря уничиженного, стоявшего при праге церковном, и в сем состоянии получившего оправдание: скажем же и мы подобно ему из глубины души нашей ко Господу: Боже, милостив буди нам грешникам и очисти грехи наши; отъими от ума и сердца нашего грехи суетности и тщеславия, неотступно следующие за нами и пред Твое неприступное величие.
Другая отличительная черта сей части храма состоит в том, что сюда ни под каким предлогом не были допускаемы явные грешники, как то: хищники и убийцы, прелюбодеи и кровосмешники, клеветники и злоязычники, притеснители вдов и сирот, изменники веры и отечества и проч. кто бы они ни были, и какими бы причинами ни извиняли свои проступки, прежде нежели они очистят свою совесть искренним раскаянием и с должным усердием, пламенною ревностию и непритворным самоотвержением пройдут все степени покаяния. Сих степеней покаяния в первенствующей Церкви было четыре. В первой заключались те из кающихся, которые известны были под именем беспокровных или плачущих; они обыкновенно во всякое время года, при всех воздушных переменах, стоя под открытым небом с непокровенными главами, вне храма при самом входе церковном, проливали горькие слезы о своих согрешениях и повергая себя на попрание всем проходящим во храм, болезненно взывали к ним: попирайте нас, яко соль обуявшую, и помолитеся за нас ко Господу о прощении нашем. Во второй – так называемые послушающие, получившее свое наименование от того, что, стоя вместе с оглашенными в преддверии церкви или трапезе, имели дозволение слушать поучения пастырей. В третьей припадающие: это те из кающихся, которые занимали место между оглашенными и верными не вдалеке от дверей красных, и которые, по окончании Литургии, при выходе Епископа, падали пред ним на землю и получали от него благословение. Наконец в четвертой и последней – присутствующие с верными, впрочем только с западной стороны амвона, и то не больше, как до начала совершения тайн. В то время, как диаконы, один стоя на амвоне, а другие среди царских врат, громогласно возглашали: оглашении изыдите, исходили и они вместе с прочими из храма и снова являлись в оный не прежде, как по пренесении Святых даров на жертвенник, единственно для принятия благословения. Таким образом никто из грешников, не только ожесточенных, которые если и появлялись изредка в первенствующей Церкви, то немедленно судом церковным отсекаемы и отлучаемы были вовсе от единения с верными, но и кающихся, впрочем еще не получивших совершенного разрешения, не мог быть в сей части храма в продолжении всего Богослужения. Сколь ни строго по видимому сие постановление Церкви, оно беспрекословно было исполняемо как высшими, так и низшими, как знатными, так и незнатными, не простыми только подданными, но и царями и вельможами, и пастыри Церкви, для сохранения его ненарушимым, почти никогда не имели нужды прибегать к мерам насильственными совесть каждого, чувству долга послушная, без труда указывала каждому свойственное ему место – во храме или вне храма История в течение четырех сот лет выставляет один только случай, в котором понадобились сии чрезвычайные меры. И какой случай! Как не трудно было приискать тысячу благовидных причин, которыми без явного оскорбления святости веры, без большого соблазна для верующих, возможно было по видимому оправдать знаменитого преступника. Я говорю об Императоре Феодосии Великом. По совершении кровавой казни над возмутившимися жителями Фессалоники, которые, по его повелению, все были преданы жестокой смерти, он шел в сопровождении свиты своей в собор на молитву: но Святой Амвросий, Епископ Медиоланский, вышел к нему на встречу и став на праге церковном обличил его преступление и не допустил войти в Церковь. Феодосий был столько велик, что не устыдился покориться обличительному гласу своего подданного и целые восемь месяцев провел в слезном покаянии. Так строго чтили и соблюдали уставы Церкви мужи святые и государи истинно великие. За то каким внутренним благолепием сияла тогда Церковь Христова. Какие высокие подвиги совершали тогда верные сыны и дщери ее. Сколь велики сии грешники, в одном месте неутешно плачущие о своих согрешениях и добровольно повергающее себя на попрание, а в другом уничиженно стоящие в преддверие храма и не смеющие ступить далее, здесь благоговейно припадающие к стопам пастыря, благословляющего их, а там послушно исходящее из храма, по гласу служителя Церкви, изгоняющего их, сколь, говорю, велики сии грешники пред нынешними праведниками, гордо возносящими главу и сердце свое пред лицом Вышнего.
Я упомянул об оглашенных. Это в древней Христианской Церкви был особенный класс верующих из иудеев и язычников, которые до известной степени хотя оглашены уже были Евангельским учением и наставлены в первоначальных истинах веры, но еще не просвещены святым крещением частию потому, что сами себя признавали еще не достойными оного, а частию потому, что ни какими еще опытами не доказали искренности своего обращения, и наконец потому, что крещение их, для большей удобности и торжественности, отлагалось до одного известного времени, наприм. до навечерия Богоявления Господня. Сей впрочем испытательный срок как для оглашенных, так и для кающихся, мог сокращаться, по засвидетельствованию и ходатайству за них мужей испытанной честности и дознанной праведности, преимущественно же мучеников и исповедников, как на самом деле показавших твердость и правоту своей веры.
Последняя часть храма – трапеза получила свое наименование от так называемой вечери любви, которая в первенствующей Церкви обыкновенно в сем притворе учреждалась из остатков приношений к Богослужению для всех верующих: ибо слово трапеза есть Греческое и значит стол. Ничего не могло быть лучше, как сие древнее учреждение Христианской Церкви, обязанное своим началом самим Апостолам. Сия вечеря, питая и поощряя благотворительность в богатых, в тоже время служила поддержанием для бедных. Неимущие могли находить во храме пищу как для духа, так и для тела, а все верные, как члены единого семейства, питающиеся от единой духовной и телесной трапезы, могли более и более укрепляться в союзе любви Христианской. Не смотря на то, люди омраченные страстями и из сего святого учреждения вскоре успели сделать злоупотребление: одни не соблюдали при сем должного благочиния, другие умеренности, а иные терпения в ожидании отсутствующих и проч. Еще Апостол Павел в свое время заметил подобное злоупотребление в Коринфской Церкви и строго обличил оное. Сходящимся убо вам, писал он к Коринфянам, вкупе, несть Господскую вечерю ясти: кийждо бо свою вечерю предваряет в снедение, и ов убо алчет, ов же упивается. Еда бо домов не имате, во еже ясти и пити, или о Церкви Божией нерадите, и срамляете неимущия? Что вам реку? Похвалю ли вы о сем? Не похвалю. Тем же братие моя, сходящеся ясти друг друга ждите. Аще ли кто алчет, в дому да яст, да не в грех сходитеся (2Кор.11). При всем том сии вечери продолжались кажется до третьего века и не прежде упразднены, как когда с одной стороны стали умножаться злоупотребления сего рода, а с другой по причине время от времени возрастающего количества Христиан, явилась невозможность помещать всех их в церковных трапезах. Тертуллиан, писатель второго века, отзывается об них с отличною похвалою, говоря в своей апологии против язычников, что они насыщали не столько тело, сколько душу. Память их для нас сохранилась в раздаянии антидора по окончании Литургии, который, конечно, может назваться слишком скудным памятником для тела, но не менее удовлетворительным для духа; притом же и приношения нашего времени ко алтарю Господню до такой степени оскудели, что и сей скудный памятник Церковь обязана созидать на свое иждивение. Другой памятник, более соответствующий своему предмету, остается еще в некоторых общежительных обителях, в которых братия вкушает пищу в самой церковной трапезе. Сюда также относится и то, что для совершения литии, именуемой благословением хлебов, по уставу церкви обыкновенно исходят в трапезу, равно как здесь же должны совершаться молитвы и над приносимыми для благословения различными снедями и различными плодами, и над кутиею, как знаменательной пищею нашего бессмертия, в которой мы, по указании Апостола Павла, предощущаем наше воскресение из мертвых и предвкушаем прообразовательно сладость благ небесных. Древние Христиане, исполняя наставление Апостола: аще ясте, аще пиете, вся во славу Божию творите, всякую пищу и питие принимали не прежде, как когда чрез служителя Церкви будут они благословлены и освящены особенною молитвою пред Богом, от коего исходит всякое даяние благо, и всяк дар совершен и потому початки оных в установленное церковию время обыкновенно приносили в трапезу церковную для воскропления над ними освященную водою и совершения определенной литии, а мы мудрые потомки их безумно посмеваемся толь святым и достойным подражания обычаям их. Други мои! Все можно легко и удобно осмеивать, но берегитесь, чтобы рано или поздно не посмеялся нам Тот, Который заповедал осмеиваемое нами. Егда же живый на небесех посмеется нам, и Господь поругается нам: тогда возглаголет к нам гневом Своими, и яростию Своею смятет ны (Пс.2:4:5). Что тогда будет с нами? Где и в ком искать нам защиты от лица гнева Его? Мы в словах Его одно принимаем, как достойное уважения, а другое отвергаем, как маловажное: рассудите сами, можно ли столь легкомысленно обращаться с словами Господа, владеющего небом и землею? Разве мы не слыхали от самого небесного учителя, что скорее небо и земля мимоидут, нежели йота едина от закона Его прейдет? А мы, признайтесь, не по йоте единой, но по целым страницам из закона Его дерзновенно выбрасываем. Все, что посредственно или непосредственно вытекает из закона сего, что служит к поддержанию и верному исполнению оного, что питает и укрепляет в нас дух веры и благочестия, и что наконец предохраняет нас от тлетворного влияния порока, все это должно быть для нас священно и вполне уважительно.
Трапеза, соответствуя внешнему двору храма Иерусалимского в отношении к алтарю и церкви, изображала собою мир внешний, и потому сюда кроме кающихся и оглашенных позволительно было входить Иудеям и язычникам и еретикам для слушания поучений, по окончании и коих они должны были снова выходить. В воспоминание сего достопримечательного учреждения древле – Христианской Церкви священник или диаконы, при совершении Литургии, в обычное время возглашают и ныне: оглашеннии изыдите, елицы оглашеннии изыдите, да никто от оглашенных, елицы вернии, паки и паки миром Господу помолимся. Но для чего же это, быть может иные подумают, когда нет ныне во храме оглашенных и почти никогда не бывает в нем ни Иудеев, ни язычников? Для того, чтобы пристыдить и смирить нашу гордыню припоминанием, какое благочестивое усердие и какую пламенную ревность, какое благоговейное внимание и богобоязненную покорность выказывали оглашенные, когда входили во храм и предстояли в нем, и с какою опять скорбию и печалию, с воплем и плачем исходили из оного, ни на кого впрочем не ропща и не сетуя, а только самих себя укоряя и обличая пред всеми в своих согрешениях и в своем недостоинстве, между тем как мы, превозносящиеся и тщеславящиеся именем верных, и слабой тени их покаянных чувств, усердия к святыне, ревности к добродетели и послушания Церкви не имеем и не изъявляем даже желания и готовности иметь оные, след. сколь мы в сравнении с ними малы и низки, презренны и ничтожны пред очами Божиими! О! как прилично и потребно нам, возлюбленные о Господе чада и братья, при сих грозных воззваниях служителей алтаря Господня, в отношении к оглашенным, молиться о самих себе, как Церковь молится об оглашенных, да Господь помилует нас, да огласит нас словом истины и да открыет нам Евангелие правды, да соединит нас Святей своей соборней и Апостолстей Церкви, от которой мы, если не внешним или видимым образом, то внутренним и невидимым образом нашей жизни, чувств и мыслей прямо противохристианских давно уже отторглись и безбоязненно живем вне священного и животворного ее союза, и наконец да спасет, помилует, заступит и сохранит нас своею благодатию. Сия смиренная молитва наша, споспешествуемая молитвою Святой Церкви, без сомнения, вернее и нужнее, нежели всякая другого рода холодная и рассеянная, фарисейским духом пропитанная, привлечет к нам благодать и милость Божию.
* * *
Сказав о храме, как месте Богослужения, остается сказать о священных лицах, вещах и действиях, как необходимых к совершению Богослужения. Необходимость первых ясно и неоспоримо открывается из слов Апостола, который говорит об Иисусе Христе, что Той дал есть овы убо Апостолы, овы же пастыри и учители, для чего? к совершению святых в дело служения и к созиданию тела Христова. И еще: тако нас да непщует человек, яко слуг Христовых и строителей таит Божиих, а необходимость последних видна из примера и свидетельства Апостольской Церкви. Так о священных одеждах упоминается в чиноположениях Апостольских, книг. 3. гл. 12. Апостол Павел во втором послании к Тимофею упоминает о фелоне, т. е. священнической одежде или ризах, повелевая ему принести оную из Троады, где он оставил ее совершая Литургию. Фелонь, его же оставих в Троаде у Карпа, пишет он к Тимофею, грядый принеси, и книги, паче же кожаныя (4:13). Евсевий об Иоанне Богослове повествует (книг. 5 глав. 24), что он носил на главе своей увясло, т. е. златую повяску, соответствующую нашей митре. Тоже утверждает Св. Епифаний об Иакове брате Господнем (Еpec. 29, числ. 4), а в деяниях Константинопольского Собора, бывшего против Патриарха Фотия, упоминается, что Феодосий, Патриарх Иерусалимский, прислал к Игнатию Патриарху Константинопольскому, одежды Иакова брата Божия, именно: подир, нарамник или омофор и митру. Церковный Историк Никифор, Каллист, на основании древнего предания, повествует, что Св. Лазарю, которого Иисус Христос воскресил из мертвых, и который был после Епископом Кипрским, сама Богоматерь устроила своими руками омофор. Сие предание повторяется и в нашей постной триоди в Синаксаре на Субботу Ваий. О священных сосудах упоминается в жизнеописаниях древних мучеников, которые пострадали за сокрытие оных от мучителей. Так в житии Св. Лаврентия мучитель говорит с негодованием, что Христиане жертвуют из златых чаш и свечи поставляют в златых подсвещниках при ночных своих собраниях. О действиях, употребляемых при Богослужении говорят, наприм. о крестном знамении писатель второго века Тертуллиан, а о каждении правила Апостольские.
Совокупность священных лиц в Христианской Церкви называется Церковною Иерархиею. Сия Иерархия издревле разделялась на три степени: епископа, пресвитера и диакона. 1. Имя епископа означает надзирателя. Апостольское происхождение сего достоинства, отличного от звания пресвитеров видеть можно 1) из послания к Тимофею, где Апостол Павел поставляет его достойно проходить свое звание и служение. Верно слово, говорит он, аще кто епископства хощет, добра дела желает. Подобает убо епископу непорочну быти и проч. Сия пишу тебе, уповая приити к тебе скоро: аще же замедлю, да увеси, како подобает в дому Божии жити, яже есть Церковь Бога жива, столп и утверждение истины. Не неради о своем даровании, живущем в тебе, еже дано тебе бысть пророчеством с возложением рук священничества. В сих поучайся, в сих пребывай, да преспеяние твое явлено будет во всех. Внимай себе и учению и пребывай в них: сия бо творя и сам спасешися и послушающии тебе (1Тим.3:4); научает его благоразумно пользоваться вверенною ему властию, рукополагать пресвитеров и диаконов: руки скоро не возлагай ни на когоже, ниже приобщайся чужим грехом, себе чиста соблюдай, (5:22) хуле на пресвитеров, как наиболее подверженных, по действию духа злобы, клевете мирской, не верить без двух или трех очевидных свидетелей: на пресвитера хулы не приемли, разве при двою или триех свидетелей (ст. 19), всем вообще как клиру, так и мирянам, проповедывать слово, настоять благовремение и бесвременне, заблуждающих обличать, ожесточенных запрещать, колеблющихся умолять со всяким долготерпением и учением (2Тим.4:2); из его же послания к Титу, где сей последний также представляется оставленным в Крите с правом поставлять пресвитеров и управлять ими: сего ради оставих тя в Крите, пишет он к нему, да не доконченная исправиши, и устроиши по всем градом пресвитеры, яко же тебе аз повелех (1:2). Приводя сии слова Апостола нельзя не заметить, что повеление, о котором он напоминает здесь Титу, и которое по связи речи очевидно состояло в наставлении, как и где должно поставить пресвитеров, по всей вероятности, было словесное, а не письменное, ибо другого послания к Титу, в котором бы оно могло быть помещено, не было и нет: сколь же безрассудно поступают те мудрователи в вере, которые ничего не приемлют, кроме того, что заключается в Св. Писании, между тем как Апостол как в настоящем месте, так и во многих других ясно указывает на свои словесные повеления. Напр. во 2. посл. к Солун. говорит он: тем же убо, братия, стойте и держите предания, им же научистеся или словом или посланием нашим (2:15). Кто не видит, что здесь Апостол верно различает свод словесные предания от письменных? поскольку же Апостол тех и других равно повелевает держаться, то значит те и другие равно необходимы для спасения нашего: иначе Апостол и не упомянул бы об них. След. приемлющие писание, но отвергающие словесные предания, переданные нам мужами Апостольскими и вселенскими Соборами, верят только в половину, а потому сия вера их не достаточна ко спасению: ибо без пособия сих преданий они многого в Писании совершенно не поймут, а другое поймут превратно или даже и нечестиво, так как это действительно и случилось с так называемыми духовными Христианами, которые, думая жить и действовать по Писанию, живут и действуют вопреки Писанию для верной погибели душ своих. С другой стороны дабы не попасть в противоположную крайность, и вместо преданий Апостольских не принять вымыслов человеческих, должно строго держаться правила, чтобы предания сии поверять письменным словом Божиим, и признавать за истинные те только из них, который будут согласны с духом оного, а всякие другие отвергать. Восточная Церковь, а потому и наша Греко-российская или Православная, тем именно и предпочтительнее пред Западною, что она всегда неуклонно следовала и следует сему мудрому правилу, между тем как Западная нередко позволяла себе отступать от оного, приняв неосторожно такие предания, на которые нет ясных указаний ни в посланиях Апостолов, ни в писаниях Апостольских мужей, напр. о чудесном пренесении дома Богоматери из Назарета в Лоретню. 3). Из Апокалипсиса, где каждой из седми Асийских Церквей приписывается один Епископ, под именем Ангела, напр. Ангелу Сардийския Церкве напиши. Что здесь Епископы называются Ангелами, то это нисколько неудивительно: ибо у Пророка и Священник назван Ангелом: устне Иереовы возвестят разум, говорит он, яко Ангел Господа Вседержителя есть. Св. Игнатий Богоносец современник и ученик Иоанна Богослова в посланиях своих говоря о клире, обыкновенно именует епископов, пресвитеров и диаконов. Новоучреждаемые Церкви смотря по нужде иногда имели многих епископов в одном месте. Так Апостол Павел, исходя из Ефеса, преподал следующее наставление: внимайте себе и своему стаду, в нем же вас Дух Св. постави епископы, пасти Церковь Господа и Бога, юже стяжа кровию своею, след. в Ефесской Церкви был не один епископ, но многие. Но после для совершеннейшего единства верующих одному месту присвоен один епископ. На сем основами Игнатий Богоносец в послами к Филаделфийцам говорит, что Церковь имеет один алтарь и одного епископа.
2. Наименование пресвитера значит старца, и вероятно заимствовано Христианами от Иудеев, так как и поставлены первые пресвитеры без сомнения в Иерусалиме, но никогда не означало оно возраста старости, хотя нет также сомнения, что между пресвитерами были и старики. Что первые пресвитеры действительно поставлены были в Иерусалимской Церкви, то это видно из свидетельства книги Деяний, в которой говорится, что Антиохийские Христиане послали пособие рукою Варнавлею и Савлею к старцам т. е. пресвитерам Иерусалимским (гл. 11:30), а что имя сие не означало естественного возраста старости, то это видно из того, что в Апостольской Церкви не воспрещалось быть молодым не только пресвитерами, но и епископами. Так Тимофей, епископ Ефесской Церкви, поставленный Апостолом Павлом приметно был еще молод: завещевай сия и учи, писал к нему Апостол, никто же о юности твоей да не радит, но образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою и чистотою (2Тим.4:11:12). Но подивитесь, слуш. к каким нелепым следствиям может привести неведение? Наши молоканы, встретив в писании слово старцы, и не зная, что оно означает, подумали, что для них нет нужды в пресвитерах церковных, а довольно им иметь своих старцев, и чрез то отторгли себя от единения с Церковию и добровольно лишились благодати Божией, преподаемой в таинствах, а вместе с сим, быть может, не имея намерения быть противниками Христа и Апостолов, соделались таковыми.
Должность пресвитеров всегда состояла в том, чтобы учить народ и совершать таинства в зависимости от епископов. Они были также советниками епископов и могли участвовать в их рукоположении: так епископ Тимофей рукоположен был Апостолом Павлом вместе со священниками или пресвитерами, как свидетельствует о сем сам Апостол Павел. Ея же ради вины воспоминаю тебе возгревати дар Божий, писал он после к Тимофею, живущий в тебе возложением руку моею и с возложением рук священничества (1Тим.4:14, 2Тим.1:6). Вопросите же теперь молокан, кто дал их старцам сей дар Божий, который Апостол представляет столь важным в деле спасения? Они сами? Но они не имели его, след. и не могли дать. Не было на главе их ни руки Апостольской, ни рук священничества, учрежденного Апостолами, след. нет и сего дара Божия. Чем же они освящаются сами и освящают других? Молитвою, скажут они? Но молитва без веры не благоугодна Богу: без веры, говорит Апостол, не возможно угодити Богови, и обращается даже в грех для молящегося: все, еже не от веры, говорит тот же Апостол, грех есть, a вера без таинств, освящающих и запечатлевающих ее не возможна и не действительна: иже веру иметь, и крестится, сам Господь сказал, спасен будет. Итак вера без крещения и других таинств, не есть вера, но неверие, тем горшее и бедственнейшее, что зная и видя открытый путь спасения, оно самовольно отвергло путь сей. Как после сего верить словам молокан, что будто они верят Писанию? Нет, они Писанием пользуются точно также, как неправедный судия пользуется законом для прикрытия неправды своей.
3. Имя диаконов, т. е. служителей, общее служителям веры, присвоено Апостолами седми служителям трапез, постановленным в Иерусалиме, а посему примеру и в других местах введена сия третия степень служителей Церкви. Должность их сперва состояла в попечении о содержании бедных посредством обильных приношений верующих, а потом и в служении при совершении таинств. Пример Стефана и Филиппа показывает, что они могли и проповедывать.
Общее в сих степенях есть образ посвящения их чрез рукоположение, а частные отличия в сем рукоположении определяются преимущественною важностию каждой из них по сравнению с другою. Так диакон при рукоположении его преклоняет одно только правое колено, в знак того, что он допускается только к участию при совершении таин, а не к самому совершению оных, а пресвитер оба, в знак полноты изливаемых на него чрез рукоположение даров благодатных; тот и другой из них рукополагаются одним епископом, а епископ не иначе может быть рукоположен, как целым собором епископов, для изображения преизбыточествующей в нем благодати Божией и вящшего пред первыми достоинства. Троекратное хождение их во круг престола значит таинственное сочетание их с Церковию и духовное соединение со Христом в Боге, а поклонение восседящему при сем епископу и лобызание его омофора и палицы выражает со стороны рукополагаемого высокое уважение к таинственным символам первосвященства Христова и вместе смиренную мольбу о ниспослании даров благодати. Все сии степени, не смотря на то, что одна из них ниже другой, столь высоки пред очами Божиими, что с одной стороны поражаешься мыслию и содрогаешься всеми членами, представляя сколь страшный отчет должны мы дать Богу, если недостойно проходим сие высокое служение, или уничижаем оное в других, а с другой невольно удивляешься, сколь неизреченно милосерд к нам Отец небесный, что несмотря на нашу слабость и недостоинство сподобил нас столь великие почести и столь близкого общения с Собою. О! как справедливы слова Пророка, сказанные им при созерцании неисчетных благодеяний Божиих к роду человеческому. Что есть человек, яко помниши его, или сын человечь, яко посещаеши его. Умалил ecи его малым чим от Ангел, славою и честию венчал ecи его. И поставил ecи его над делы руку твоею, вся покорили, ecu под нозе его (Пс.8:5–7). Этого мало: Он, по неизреченной своей благости, призвал нас в наследие нетленно и нескверно и неувядаемо, соблюдено на небесех нас ради (1Пет.1:4) и в сем наследии уготовал для нас блага, их же око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (1Кор.2:9). И сего еще недовольно: Он по беспредельному милосердию и человеколюбию своему вся нам даровал божественные силы своя, яже к животу и благочестию, разумом призвавшего нас славою и добродетелию, ими же честная нам и великая обетования даровашася, да сих ради будем Божественною причастницы естества (2Пет.1:3:4), и для того дал нам таинственно в залог жизни вечный пречистую плоть свою ясти, и честную кровь свою пити, под видом хлеба и вина, наитием Святого Духа освящаемых и прелагаемых, дабы вкушая оные, мы, по Его обетованию, в Нем пребывали и Он в нас не токмо благодатно, но и существенно (Ин.6:51–56).
* * *
К числу освященных лиц принадлежат иподиаконы и диакониссы, также чтецы и певцы или дьячки и пономари.
1. Иподиаконы, как и самое имя показывает, суть помощники диаконов. Они облегчали трудную должность диаконов во время Богослужения, особенно же им поручалось разбирать Христиан по их степеням при самом входе во храм и отводить в определенные места, т. е. одних поставлять в притворе или трапезе, других при красных дверях, иных с западной стороны амвона и проч. и потому они были не при всех церквах, а только при многолюднейших и большею частию в числе соразмерном диаконам, в первом же и втором веке, когда число Христиан было не так велико и диаконы не затруднялись в исполнении своей обязанности, сей степени иерархии вовсе не было. В последствии времени, когда целые царства обращались ко Христу, а вместе с сим и размещение верных во храме по степеням их оказалось почти невозможным частию по многочисленности их, а наиболее по умножившемуся числу слабых членов, и потому предоставлено было суду совести каждого из них, сия степень иерархии сделалась исключительною принадлежности одних только кафедральных церквей, где кроме наблюдения за порядком церковным возложена была на иподиаконов особая обязанность сопровождать и служить епископам при их священнослужении и при других нарочитых случаях. В сем состоянии они представляют собою служебных Духов, предшествующих и сопутствующих Господу славы, лице коего изображает епископ, во время благодатного Его посещения душ благочестивых и таинственнего снисшествия в собрание верных для освящения и преподания им брашна духовного – пречистого тела и крове своей в залог и обручение жизни вечные. По сей причине орарь, таинственно образующий криле Ангельские, как сказано будет после, они постоянно имеют на себе сложенным крестообразно по подобию двух крил Ангельских, которыми сии небесные силы, по видению Пророка, со страхом и трепетом предстоя лицу Господа, благоговейно закрывают лица свои от сияния велелепные славы Его. С тою же целию им вручены Церковию дикирий и трикирий, т. е. двусвещник и трисвещник – знаменательные символы триипостасного существа Божия и двоякого естества во Христе Божеского и человеческого, кои возжигая и преподавая епископу, они возвещают тем взору и вниманию предстоящих во храме трисвятую песнь Ангельскую, неумолчно возглашаемую сонмом сил небесных в честь Бога триединого, и проповеданное Апостолом (Евр.1:6) поклонение Богочеловеку всех Ангелов Божиих. Егда же паки, повествует Апостол, вводит первородного во Вселенную, глаголет: и да поклонятся Ему ecu Ангели Божии, и Ангелы послушные гласу Вседержителя воздали благоговейное поклонение тому, о Нем же всяко колено поклонится небесных земных и преисподних.
2 Диакониссы, иначе называемые вдовицами, получили начало свое еще в Апост. Церкви и составляли особливый род служебных лиц. Об них то пишет Апостол к Тимофею в первом своем послании: вдовицы чти сущия истинные вдовицы (5:3). Они должны быть не менее 60-ти лет и из числа тех, которые имели одного только мужа и притом известны по своим добродетелям. Вдовица же да причитается, пишет далее Апостол, не меньше лет шестидесяти, бывши единому мужу жена, в делех добрых свидетельствуема, аще чада воспитала есть, аще святых нозе умы, аще странные прият, аще скорбным утешение бысть, аще всякому делу благу последовала есть. (ст. 9. 10). Должность их состояла в том, чтобы служить женам при крещении, руководствовать их в церкви, помогать неимущим, посещать больных, утешать страждущих. Ныне заменяют их в церкви так называемые просфорницы, которые также избираются большею частию из благочестивых вдов, но будучи сами бедного состояния и питаясь скудною при охлаждении верных к делам веры милостынею, лишены возможности благотворить другим бедным и нещастным. Обстоятельство, к сожалению слишком ясно доказывающее, что если мы при многих средствах, открытых просвещением настоящего времени усовершились в сравнении с древними, то разве в искусстве делать зло, а не добро ближним нашим.
3 Должность чтеца или дьячка в первом веке, вероятно, принадлежала высшим степеням иерархии, но во втором, как видно из свидетельства Тертуллиана, она представляется уже отдельною от других. Чтец обыкновенно восходил на амвон и громогласно во услышание всех читал избранный места писания и особо составленные молитвы и каноны, а предстоящей во храме народ следовал за ним своими мыслями и сердцами, питая дух свой глаголами живота вечного, и представляемыми при сем примерами возбуждаясь и одушевляясь для высших подвигов благочестия. Нельзя не пожалеть, что ныне вкралось в церковь слишком поспешное и часто несвязное чтение, но еще более должно пожалеть о том, что при самом раздельном и внятном чтении одни из Христиан скучают излишнею по их мнению продолжительностью оного и для того стараются или притти позже, или вытти раньше, не дожидаясь окончания оного и не жалея о потере всего плода своего присутствия во храме, или ищут таких церквей, где Богослужение спешит наряду с их нетерпением, а другие давно уже сделались не способными ни слушать сего чтения по всегдашней их рассеянности, ни понимать по незнанию свящ. языка, ни усвоить себе по множеству превратных о вере понятий, которыми напитано их сердце, развращенное воспитанием света и которые в сем чтении могут услышать только досадное для себя обличение. Первый недостаток – благочестие истинное терпеливо сносит и все исправляет своим основательным ведением Богослужебных книг, предупреждая и поправляя в уме своем неисправного чтеца в его погрешительном чтении, а последний и самое лучшее и назидательное чтение делает для себя, нередко и для других совершенно бесплодным. Где найти врачевство против сего зла сугубо тяжкого? Оно в ваших руках, отцы и матери. Возложите иго Христово на выи детей ваших во дни их юности, и они не будут скучать и тяготиться им ни в бурное время пылкого мужества, ни в сумрачную осень дряхлой старости, ибо благо, по словам Пророка, мужу, аще возмет ярем в юности его, а напротив чем более будут жить, тем более будут удостоверяться, что иго Христово благо и бремя Его легко есть и что в сем только игоношении можно обрести свой покой и свое блаженство, как и сам Господь сказал: возмите иго мое на себе и обрящете покой душам вашим. Посадите прежде всего в сердцах их страх Божий, и он принесет им сторичные плоды мудрости: ибо начало премудрости страх Господень, говорит премудрый. Приучите чувствия их долгим учением ко благочестии: ибо благочестие по Апостолу на все полезно есть; обетование имеет живота нынешнего и грядущего, а телесное обучение в мале есть полезно. Ищите для них прежде царствия Божия, и сия вся приложатся им; ознакомте их прежде всего с уставами св. Церкви и в себе самих покажите пример верного и неуклонного исполнения оных и вредные правила света растленного не проторгнутся сквозь сию преграду твердую в юные сердца их и непомрачат девственной чистоты их, а если как-нибудь и успеют проникнуть в сие святилище, то по крайней мере не произведут в нем того жалкого опустошения, которое нередко с прискорбием встречаем мы в молодых людях настоящего времени, и мерзость запустения не внесется в место святое или не утвердится в нем надолго; дайте им вкусить прежде и познать цену благ небесных, и сладость оных отзовется на языке их даже и в то время, когда и мир с своей стороны поднесет к устам их полную чашу мнимых удовольствий своих, и они с ужасом отступят от нее, ощутив в ней горькую отраву, или если несколько капель ее и падет в неогражденные бдением уста их, то вскоре они спасительным врачевством покаяния отвратят вредосные их действия.
Пение в церкви сначала производили все Христиане, когда их было немного и когда все с равною ревностию старались о сохранении и благоустройстве оного, предваряя и ответствуя воззваниям диакона и возгласам священника, но вскоре заметили, что сие всеобщее пение стало походить более на безобразный и неустроенный кличь, нежели на духовное пение, и потому поручили производить оное от имени народа только искуснейший из клира, так что уже в третьем веке в Восточ. Церкви являются особые певцы: в последствии же времени сия должность соединена с званием чтецов или дьячков. Западная Церковь по той же причине ввела в позднейшее время вместо пения игру на органах, и в стране привычной к музыке, какова Италия сие нововведение принято было с восторгом и сохраняется до ныне. Но согласно ли оно с духом Христианства? Соответствует ли цели, с которой введено при Богослужении пение, заменяемое им? Выполняет ли оно все условия завещанной нами Апостолом жертвы хваления Господу, как плода устен исповедающихся имени Его (Евр.13:15)? Не поставляем ли оно звуков мертвых и бездушных на место голоса живого и одушевленного, скольбы первые ни были приятны, а последний отвратителен для слуха нашего? Не удовлетворяет ли оно больше чувственной нежели духовной потребностям? Чаще ли он возносится к небу, нежели низводим на землю, особенно когда наше ухо с тайным хотя не совсем чистым удовольствием различаем некоторые звуки, слишком похожие на те, которыми вчера оно услаждалось в театре? Все эти и подобные им вопросы возбуждают и имеют уже различные благоприятные и неблагоприятные решения, в разбирательство которых входить нет никакой нужды. Но вместе с сим нельзя не заметить, что в оправдание сего нововведения не возможно приискать доказательств ни в примере древней Христ. Церкви, ни в словах и действиях самого И. Христа и Апостолов. Напротив в том и другом случае мы усматриваем совершенно противное. Так Евангелист повествует, что по окончании тайной вечери И. Христос и ученики Его воспевше изыдоша на гору Елеонскую. Легко себе представить, что пение людей, недавно взятых от мрежи, при всем внутреннем его достоинстве, скорее походило на пение дьячков наших, нежели на игру органов. Правда в Ветхозаветной Церкви мы имеем пример употребления инструментальной музыки при Богослужении: но а) пример сей после противоположного ему примера И. Христа и Апостолов не может иметь для нас силы обязательства последовать ему; б) Ветхозаветная музыка была исключительною принадлежностию одного только храма и только лиц, посвятивших себя на служение Богу, так что если сим последним и дозволялось употреблять ее в доме, то единственно для вознесения хвалы и благодарности Богу: десятострунная Псалтирь Давидова не оглашалась другими звуками, кроме тех, которые уцелели для нас в Богодухновенных псалмах Его; в) образ напева ее, не имея ничего общего с нашим, был приспособлен только к духовному употреблению, след. самою особенностию своею мог возбуждать и поощрять только к Богомыслию, не раждая в тоже время никаких нечистых представлений, сверх того г) певцы храма Иерус. никогда неупотребляли музыки отдельно, а только в пособие себе для выражения в известных случаях большей торжественности, всегда сопровождая оную своим голосом.
Пономарь есть переиначенное в произношении Греч. слово παραμονάριος, которое означает придверника. Его обязанность была стоять при дверях церковных, дабы не допускать к Богослужению неверных, отлученных, незнаемых, а к совершению св. тайн оглашенных и кающихся. На него же возлагалась стража храма, наипаче во время гонений. Он мог быть вместе чтецом и певцом, а в последствии времени две сии должности навсегда присоединены к его званию.
Все сии должности в первенствующей церкви в столь великом были уважении, что самые первые лица в Государстве за честь поставляли принимать на себя оные. Так Импер. Иулиан, прежде нежели сделался Императором и Богоотступником был чтецом в Константинопольской церкви.
* * *
Из священных вещей, употребляющихся при всяком Богослужении, особенное внимание обращают на себя свечи и лампады. Употребление их в Христианской Церкви введено не для освящения только храмов, как некоторые, имея скудные понятия в церковных древностях, покушались утверждать: ибо в таком случае при дневном Богослужении они были бы совершенно излишни, а при нощных можно бы было ограничиться самым малым числом их для сбережения издержек и поставлять их не в тех местах, какие назначает для них Церковь непреложным законом своим, например пред престолом и жертвенником и пред местными иконами, особенно Спасителя и Божией Матери, хотя нельзя отрицать, что при совершении Богослужения в скрытных и мрачных убежищах во время гонений и среди глубокой нощи и сия естественная цель вместе с духовною была достигаема, но цель сия была неглавная, а только побочная, не для пышности и великолепия, как хотели бы того другие, любящее на все священное смотреть плотскими глазами: ибо время, в которое свечи и лампады введены были в употребление, показывает, что тогда предстоятели Церкви должны были заботиться не о том, чтобы выказывать свою пышность и великолепие, а о том чтобы сколько возможно сокрывать оные от жадных взоров корыстолюбивых властителей языческих и сверх того еще опасаться, чтобы обильное освещение не изменило их священной тайне и не выдало их в руки врагов веры: время сие было время жестоких гонений Церкви; одна бескровная жертва и словесное служение, как видно из слов Христа, который чашу своей Церкви именует чашею нового завета, и толкования Апостола, который вообще рабству законному противополагает словесное служение и крови козлей и тельчей и пеплу юнчему, кропящему и чрез то освящающему оскверненныя к плотстей чистоте, кровь Христову очищающую совесть нашу от мертвых дел есть здесь пожертвование собственности необходимое условие всякого благочестивого приношения; но для показания почтения и преданности нашей к Богу, просветившему и спасающему нас верою, для изъявления пламенной любви и благодарности нашей к искупителю, прошившему за нас безгрешную кровь свою на крестном жертвеннике и для изображения нашей надежды на благодатное просветление свыше в таинственном приобщении тела и крови Христовой и в молитвенном общении с Богом и со всеми святыми Его.
Но благоугоден ли Богу сей знак почтения к Нему? Конечно благоугоден, когда сам Он заповедал Его Моисею следующими словами: да сотвориши светильник от злата чиста, изваян да сотвориши светильник. И да сотвориши светил седмь, и поставиши светила его и светити будут от единого лица его (Исх.25:31:37) И светильник света и вся сосуды его и светила его и елей светильный (Исх.35:14), и поставивши трапезу вне завесы и светильник прямо трапезы, на стране скинии яже к югу (Исх.26:35). И внесеши трапезу, и предложиши предложение ея, и внесеши светильник и поставиши светила его. (Исх.40:4). Заповеждь сыном Израилевым, да возмут елей от масличия чист исцежен в светение, да горит светило всегда (Лев.24:1:2). Конечно благоугоден, когда не только освятил его употребление примером Церкви Апостольской, но и показал необходимость его чудесным возжением светильников, наполненных по недостатку елея водою в Церкви Иерусалимской. Конечно блатоугоден, когда и сам наконец в откровении Иоанна благоволил явиться в подобии Сына человеческого, облеченна в первосвященнический подир и препоясана поясом златым посреде седми светильников горящих. И обратився видех, повествует Богопросвещенный тайновидец, седмь светильник златых и посреди седми светильник подобно Сыну человеческому, облечена в подир, и препоясана при сосцу его поясом златым (Откр.1:12:13).
И так видишь ли ты возженную свещу или предстоящую образу Спасителя, или предносимую Евангелию, или водруженную пред лицом престола и жертвенника, вспомни, какой ужасный мрак облежал вселенную прежде, нежели трисиятельное солнце правды Богочеловек Христос Иисус, светодарными лучами своего небесного учения и Божественной жизни своей просветил ее из конца в конец, от востока до запада от севера до юга; прежде нежели Божественный Дух в виде огненных язык возжег дванадесять светильников и поставил на тверди поднебесной, да светит мирови, и сколь слаб и бледен оказался свет мудрости человеческой пред сим сугубым сиянием? Где премудр, с торжеством вопрошал (премудрый) Апостол, где книжник? Где совопросник века сего? Необуи ли Бог премудрость мира сего? Понеже бо, продолжает далее, в премудрости Божией не разуме мир премудростию Бога, благоизволил Бог буйством проповеди спасти верующих. Востани спяй, взывает в другом месте, и воскресни от мертвых и осветит тя Христос (Еф.5:14). Скажи самому себе с чувством искренней любви и благодарности к Богу Спасителю: как я счастлив, что родился не в те мрачные времена, когда с одной стороны грубое язычество, как громоносная туча, тяготела над развращенным человечеством, а с другой суеверное иудейство, увлеченное превратным толкованием закона на путь правды горделивой, соединенными усилиями спешило погасить луч света, ниспосланный свыше, когда самые мудрые века тщетно боролись со тьмою, облежавшею их, и претыкаясь в ней падали в общую бездну разврата и нечестия, когда и мужи праведные, нисходили во гроб подобно всем сынам Адамовым, отягченные бременем проклятия Эдемского, как верная жертва ада, и едва смели утешать себя отдаленною надеждою избавления грядущего; когда верующие паче всякого упования Авраамы, и праведные Исааки и благочестивые Иаковы, оставляя землю пришельствия своего, видели еще заключенным для себя небесное отечество. Как я счастлив, что родившись в мир сей, в тоже время возродился и в царство благодати в таинственных водах крещения, приял в свое сердце помазание Духа Святого, облекся в ризу спасения, убеленную кровию Христовою и озарился светом благовествования мира. Как я счастлив, что став сыном человеческим вместе соделался и сыном Божиим, что, ступив на землю, в тоже время увидел для себя и отверстое небо, что не на опасных распутиях тьмы блуждаю, но на верном и безопасном пути к свету невечернему поставлен попечительною рукою матери Церкви. Словом, как я счастлив, что родился в мир не Иудеем или язычником, но Христианином; не тогда, как тьма боролась со светом и поборола свет, но когда уже пришел в мир свет мира, просвещающий всякого человека, грядущего в мир. Видишь ли свещи, пылающие светлым и ярким пламенем пред святыми иконами? Всмотрись пристальнее, кого изображают сии иконы? Это Апостолы и Пророки, мученики и исповедники, преподобные и праведные?, мужи и жены, юноши и девы, иже верою победиша царствия, содеяша правду, получиша обетования, заградиша уста львов угасиша силу огненную, избегоша острея меча, возмогоша от немощи; инии избиени быша, друзии же руганием и ранами искушение прияша, еще же и узами и темницами; камением побиени быша, претрени быта, убийством меча умроша; проидоша в милотех и козиих кожах, лишены, скорбяще, озлоблени, в пустынях с питающеся и в горах и в вертепах и пропастех земных. Это те, которые в священном восторге восклицали некогда: Кто ны разлучит от любве Божия? Скорбь или теснота, или беда, или ина тварь кая возможет ны разлучити от любве Божия. О! сколь чиста и пламенна была в них любовь сия? Чувствуешь ли, что и твое сердце пламенеет подобною любовию к Богу и Творцу Своему? Если чувствуешь без упрека совести, то прославь и возблагодари Бога, излиявшего любовь сию в сердце твое Духом, Своим Святым и вместе возрадуйся и возвеселися, яко мзда твоя многа на небеси в сонме сих избранных Божиих. Если же сердце твое зазирает тебе, то припади смиренно к невидимым стопам их и слезно умоляй любовь их, да научат тебя подражать любви своей и да подадут хотя по единой капле благоуханного елея от светильников своих и восполнят твой светильник погасающий. Видишь ли других, подобных тебе и по званию и состояние, благоговейно возжигающих свещи и елей пред святыми изображениями святых, благоугодивших Богови, поревнуй вере и любви их к Богу, дивному во святых своих и по скорби в душе твоей, что ты лишен сего духовного наслаждения или по бедности и скудости, или по скупости и расточительности, или по небрежению и невнимательности. Не говори мне и не обманывай себя и других – вспомни, что; ты предстоишь пред лицом Бога Всевидящего, не говори, что твоя любовь пылает в твоем сердцу а не в свечах и лампадах. Если пылает, то где же ее пламень? Пламени свойственно возноситься горе, а твой пламень простирается долу по предметам мира дольного. Ах это пламень жертвы Каиновой, а не Авелевой, который никак не мог подняться выше земли, из которой возник он: сродное стремится к сродному: небо не прияло его. Пламень, сокровенный внутри, проторгается и во внешность; а твоя внешность так холодна и бесчувственна и при совершении страшных тайн, на которые и самые Ангельстии чини не смеют без трепета взирати. Пламень удобряет землю, которую попаляет он, а твоя духовная земля так давно остается без плода, или если и произрастает что либо, то разве одни только волчцы и терния. Сколько добрых семян Слова Божия повержено на нее, и где вторичные плоды, которых придет некогда взыскать на ней небесный Сеятель? Сколько благодатной влаги поглотила она, и сделалась ли от того мягче и плодотворнее? Сколько теплоты солнца прияла она в свои недра неблагодарный и остались ли в ней хотя некоторые следы лучей вcеcoгpевaющиx? Не прежний ли хлад убийственный веет и ныне от лица ее и воспящает всякое произрастение? Пламень, сожигая металлы, отделяет от них непотребное и очищает достойное; но взгляни на твое серебро и золото, данное тебе щедродаровитым промыслом при твоем рождении, как оно потускнело и изменилось. Приступаешь ли наконец сам с возженною свещою пред алтарь Господень? Рассмотри беспристрастно и внимательно, не чуждый ли огнь вносишь во святилище Бога подобно детям Аароновым: но те за сие дерзновенное поругание святыни поражены были внезапною смертию, страшись и ты, чтобы и тебя не постигла подобная участь, яко Бог наш, Бог ревнитель есть. Исследуй тщательно, не есть ли это цена твоей невинности и добродетели или невольная дань кровавого пота ближних твоих. Если это так, то умоляй прежде благость Божию, да изнесет от недостойного достойное по своему благоволению, и дай обет твердый и непреложный, тещи отныне путем правды и истины и уклоняться от всякого зла; собирать свое сокровище и иждивать на служение Господу правды не от мамоны неправды, но от трудов своих праведных. Вопроси самого себя и отвечай пред судом совести и Божиим, от которого ничто не может быть сокрыто, если это огнь пламенной любви и благодарности твоей, благоговейного почтения и преданности к Богу Создателю, Промыслителю и Искупителю твоему, или только зновещая светом, освещающая твое лицемерие, и если заметишь первое то молю тя возгревати более и более искру Божественного огня И претворять в обильный пламень, разваряющий и очищающей всю твою внутренность; если же увидишь последнее, то сокруши твое сердце и пролей слезы покаяния.
Что же сказать о тех, которые нимало не заботятся о сем знаменательном символе служения Богу? Они подобны не девам мудрым, который исходят во сретение жениху Христу с возженными светильниками и приемлются им в брачные чертоги, но юродивым, которые по лености и нерадению погасили свои светильники.
* * *
В состав Христианского Богослужения входят между прочим именословное и крестообразное рукоблагословение священнодействующего. Сила и значение его как при Богослужении, так и вне оного столь велики и важны, что никак нельзя оставить его без особенного внимания и более подобного рассмотрения, тем более, что мы живем к несчастию, в таком веке, который будучи упитан кощунскими понятиями своего злобного предместника, не имел еще ни довольно времени, чтобы забыть их, ни довольно бодрости, чтобы отвергнуть их, как недостойные духа человеческого – бессмертного и богоподобного, и запятнавшие человечество кровавыми язвами, и среди таких людей, из коих, одни почитают сие священное действие не больше, как условным знаком почтения или приветствия в отношении к лицам духовным, и другие, каковы молоканы и вовсе отвергают оное, как бесполезный вымысел человеческий, или сами совершают оное, только другим образом, дабы и в сем отношении столь же мало походить на Христиан, сколь и в других. Итак приступим к обстоятельному рассмотрению предложенного предмета в обличение неправомыслящих и собственного назидания. Начнем с имени. Благословение сие называется именословным потому, что в сложении перстов руки благословляющей изображается досточтимое и достопокланяемое имя Иисуса Христа, о нем же, по Апостолу, благословятся вся племена земная, именно в двух первых перстах – одном протяженном прямо, а другом несколько наклоненном изображаются буквы I и С, что значит Иисус, в трех же остальных, из коих два слагаются между собою в крестовидном положении, изображаются буквы X и С, что значит Христос. Называется также крестеобразным, потому что рука благословляющая, при совершении оного, проводит над благословляемым крест для напоминания о том, что крестом Христовым упразднена клятва, лежавшая на нас, как на сынах преступного Адама, и низведено благословение Божие. Искупил ны есть Христос, говорит Апостол, от клятвы законныя. Каким же образом? Быв по нас клятва. Где и как Бог, благословенный во веки, соделался по нас клятвою? Вися на древе крестном. Писано бо есть, присовокупляет Апостол, проклят всяк висли на древе. Какие же были плоды сего? От исполнения Его мы вcu прияхом благодать возблагодать, богословствует возлюбленный ученик Иисусов. А дабы сие объяснение мое не показалось кому либо произвольным то я укажу вам в сем случае на свидетельство одного древнего учителя Церкви, Николая Молекского, который о знаменовании соединяемых перстов руки иерейские говорит следующее: «прямость указательного перста и наклонение среднего изображают равно имя Иисус, Прямого перста положение изображает букву I, наклоненного же букву С. А потому сближением друг ко другу два оные перста тако сложенные, ясно cиe изображают. А большого пальца вместе с близо-средним или так называемым перстеничем поперечное сложение, и паки близ сих наклоненных приложение мизинца означают имя Христос. Ибо поперечность большого пальца с близосредним или перстенным показует начертание буквы X, а наклоннообразный мизинец по сему букву С., коими имя Христос, яко же речено, означается. Для вящшей же очевидности, пусть сложит желающий руку благословляющую, и тогда узрит явно глаголемое и ничто же другое означающее обрящет, кроме имени благословенного Иисуса Христа, о Нем же благословятся вся языки, яко же блаженному Патриарху Аврааму обетование бысть. Благословятся бо, глаголет, о семени твоем вся племена земная (Быт.12:3). Не рече же, глаголет Божественный Апостол, о мнозех, но яко о едином: и семени твоему, иже есть Христос (Гал.3:16). Подобаше убо и образованию руки благословляющей благословенных о Христе Иисусе, ничто, иное означати, разве имя того самого, о Нем же благословляемся. Посему убо мню, что и Божественным Промыслом тако исперва от самого Творца всяческих персты человеческие длани повешены, ни больше, ни меньше, чтобы ни излишше, ни недостаточно, но довольно их было для такового знаменования».
Благоразумно сказано, рассуждает, приведя сие же самое свидетельство, преосвященный Тихон Задонский, что Божий Промысл и в числе и в расположены перстов назначил имя возлюбленного Сына своего. Вся благая в творении вещей и в их употреблении видимая праведно приписывай премудрому и все предвидевшему предопределении Бога, источника всех благ. Едино зло есть от отца зол диавола. А потому когда лобызаеши благословляющую руку, лобызай умовозводительне к образуемому его. Некто от отцов укоряем быв от иконоборцев, что покланяется крестному древу, отвещал: я облобызал бы с благоговением и всякое древо, из коего знал бы я хотя бы только наперед, что соделается некогда изображение креста Господня.
Так думали и так говорили и действовали наши предки по вере. Их вера и благочестие довольствовались видеть в благословляющей руке благословенное имя Иисуса, и этого слишком достаточно было для того, чтобы возбудить в них всякое благоговение. Они с жадностию искали и с нетерпением ожидали благословения иерейского, как дара небесного: ибо знали, что как устне иереовы сохранят разум, яко Ангел Господа Вседержителя есть, так и руки его содержат и преподают верующим сокровища благодати, яко служитель и строитель тайн Божиих есть. И какие обильные плоды собирали они на сей благодатной ниве в кошницу духа своего. Раскройте бытописания веры, и вы увидите, что целые тысячи чудес благодетельных совершались благословляющею рукою пастырей Церкви. Всемогущее имя Иисуса, изображаемое ею, совершало чудеса сии. Здесь исполнялись пророчественные слова Господа, сказанные Апостолам: именем моим бесы ижденут, и языки возглаголют новы, змия возмути и скорпия, и аще что смертно испиют, не вредит им.
Но откуда возникла мысль благословлять так, а не иначе? Есть ли благословение сие вместе благословенье Божие? Одни ли священники имеют право благословлять таким образом, или и все Христиане? Какую имеет оно силу для тех, которые совершают и приемлют оное без веры и благоговения? Вот вопросы, подлежащие нашему рассмотрению и разрешению.
Мысль о благословении в таком виде, в каком оно совершается в православной Церкви, не могла родиться сама собою в уме человеческом: ибо благословение существовало прежде нежели известно было лице, носящее на себе имя изображаемое им: откуда же ум человеческий, мог взять его? Ум человеческий действует не иначе, как на основании известных данных. Притом же если бы это был вымысел человеческий, то приняла ли бы его Церковь – верная и ревностная блюстительница только постановлений Божьих? Нет, она первая отвергнула бы оный. Итак источник сего благословения должен быть другой: где же он? В повелении самого, Бога, данном Моисею. Рцы Аарону и сынам его, глаголя, повелевал Бог Моисею, аще благословите сыны Израилевы, глаголюще; да благословит тя Господь и сохранить тя, да просветит Господь лице свое на тя, и помилует тя; да воздвигнет Господь лице свое на тя и даст ти мир, и да возложат имя мое на сыны Израилевы, и Аз Господь благословлю я (Числ.6:2–27) Вот откуда возникла первая мысль о благословении именем Божиим. Сам Бог первый открыл и внушил ее Моисею. Что же это за имя, которое первосвященник и сыны его должны были возлагать на сынов Израилевых при совершении благословения: ибо имен Божиих было много? В обетовании Аврааму тот же Бог объяснил, что имя сие есть имя его семени, которое, по истолкованию Апостола Павла, есть Христос, и о котором, по смыслу обетования, благословятся вся племена земная. Таким образом из повеления Божия узнаем мы, что благословлять и благословляться должны мы не иначе, как именем Иисуса Христа, как Спасителя мира. Остается одно затруднение, как возлагать имя Христово на благословляемых? Чрез произнесение сего имени устами? Но это не значит возлагать. Притом же это было бы противно примеру самого Иисуса Христа, который благословлял с возложением или простертием рук своих на благословляемых. Так благословлял Он детей, приходящих к Нему, возложь руце свои на ня, так благословил хлеб и вино на тайной вечери, претворив оные в тело и кровь, так благословил Он наконец учеников своих, отходя на небо. Значит с возложением рук на благословляемых нужно возлагать на них и благословенное имя Христово. Апостолы видели пример сей и вместе слышали его заповедь: образ дах вам, да якоже Аз творих, и вы творите. Могли ли они не подражать сему примеру? Могли ли не передать его ученикам своим, а ученики нам, если не письменно, то в самом действии, которое очевиднее всякого письмени. Тем же повелением Божиим сами собою разрешаются и все прочие предложенные вопросы. Так из него видно, что не все вообще, а только лица, посвященный законным образом, имеют право совершать сие благословение: ибо не ко всем, а только к Аарону и сынам его обращено было сие повелиние. Рцы, сказано было Моисею, Аарону и сынам его: аще благословите сыны Израилевы, и в другом месте: да приступят жерцы Левита: яко сих избра Господь Бог твой предстояти Ему и благословляти во имя его. (Вт.21:5). Отсюда также видно, что благословение священническое есть вместе благословение Божие. И да возлежат, сказал Бог об Аароне и сынах его, имя мое на сыны Израилевы, и Аз Господь благословлю я. Посему не удивительно, что люди благочестивые и Богу преданные, приняв по совершении молитв своих благословение священника, отходили в домы свои с такою радостию и спокойствием в сердца и с такою твердою надеждою на милость Божию, что как будто бы они получили уже желаемое. Они в благословении священника читали определение воли Божией и в его деснице видели и благоговейно лобызали невидимую десницу Божию, благословляющую их. Так праведная Анна, мать Самуилова, скорбным гласом взывавшая ко Господу Богу о разрешении неплодства своего, едва только прияла благословение Первосвященника Илии, как совершенно успокоилась в духе своем, как будто уже получила желаемое, и не обманулась в своем благочестивом ожидание плодом сего ожидания был Самуил – сын молитвы Богом услышанной. Отсюда наконец изъясняется и то, сколь тяжкий и богопротивный грех допускают те, которые совершают или приемлют сие благословение без участия живой и искренней веры и без должного благоговения: ибо если благословение сие есть вместе благословение Божие: то кого оскорбляют своим небрежением или своим маловерием те и другие, кого, как не Бога Всемогущего и Правосудного, который поругаем не бывает. Проклят всяк, творяй дело Божие с небрежением, говорит Апостол о первых. Противляющиеся Богови себе грех приемлют, говорит тот же Апостол о последних. Оброцы же греха суть смерть.
Но потерпи, Господи, потерпи нашему неведению и маловерию и не преставай благословляти свыше благословляющие и благословляемые.
* * *
Приступая к самой Литургии, я нужным почитаю предварить вас слушатели, что в нашей Грекороссийской Церкви употребляются в разное время года три Литургии, коих всех сущность и цель одинаковы, но внешний состав и форма различны. Первая из них называется Литургиею Василия Великого, вторая Иоанна Златоустого, третья Григория Двоеслова, получившего сие проименование от того, что он любил излагать предметы веры и нравственности Христианской в виде разговоров между двумя лицами, которая иначе называется преждеосвященною. Литургия Василия Великого по уставу Церкви употребляется во все воскресные дни Св. Четыредесятницы и в день его памяти первого Генваря. Литургия Златоустого совершается в продолжении целого года во все дни кроме первого, а в Великий пост только по субботам. Наконец преждеосвященная в один только великий пост, и то по средами и пяткам, кроме страстной седмицы, в которую совершается она во все три первые дня, но за то в пяток, из уважения к великой скорби дня сего, вовсе оставляется. Мы займемся подробным рассмотрением Литургии Златоустовой, как наиболее употребительной, но тем не менее скажем несколько слов и о Литургиях Васильевой и преждеосвященной, дабы вы имели об них хотя краткое понятие.
О начале Литургии Василия Великого и Иоанна Златоустого повествуют Св. Амфилохий, Епископ Иконийский и Прокл Патриарх Константинопольский, повествование же Амфилохия, как мужа просиявшего святостию и любовью к истине, и как современника и самого искреннего друга Василиева, а Прокла, как ученика и всегдашнего собеседника Златоустова заслуживают полное доверие. Василий Великий, по словам Амфилохия, давно желал и просил Бога, чтобы Он удостоил его священнодействовать бескровную жертву собственными своими словами и изречениями. Наконец, по шестидневной усерднейшей молитве, Спаситель, явившись ему чудесным образом, благоизволил быть по его прошению. Вскоре после того Василий, быв весь в Божественном восторге и ощутив в себе кипящую реку премудрости Божией, с благоговейным трепетом начал воссылать и предавать письмени молитвы Литургии, каковы суть наприм. Да исполнятся уста моя хваления твоего Господи и проч. или вонми Господи Иисусе Христе Боже наш от святаго жилища твоего и от престола славы Твоея. Апостолы, рассказывает св. Прокл, и последовавшие за ними учители Церкви Божественную службу совершали весьма пространно; Христиане же последующих времен, охладев в благочестии, одни стали приходить к слушанию Литургии по причине долговременного продолжения оной довольно уже поздно, а другие и вовсе перестали ходить.
Св. Василий, снисходя сей слабости человеческой, признал нужным сократить древнюю Литургию, с удержанием только самого существенного, и с заменою молитв продолжительных своими кратчайшими, а после него св. Златоуст по той же причине еще более сократил оную. Так думали уврачевать недуг природы человеческой, всяким благочестивым занятием крайне отягощающейся, но в тоже время самыми трудными и изнурительными удовольствиями мира сего терпеливо и безропотно услаждающейся – великие Святители Церкви. Но что если бы они пробужденные Духом Божиим, подвигнулись от гробов своих и восстав из мертвых явились с прежнею своею ревностно по вере среди нас, слушатели, и озираясь сюда и сюда заметили бы, что и их Литургии сокращенные в меру самую удобную и для слабых сил детского возраста, нам кажутся еще слишком продолжительными и отнимающими очень много времени и от домашних и общественных занятий наших: о какою бы скорбию жестокою поразились сердца их! Не поспешили ли бы они от зрелища столь постыдного и унизительного для рода Христианского скорее удалиться в горния обители неба и никогда более не нисходить на землю, дабы не возмущать подобным зрелищем своего блаженного состояния.
Но имели ли они право на подобные сокращения и перемены? Имели и полное. Причина сему следующая. Известно, что молитвы приношения тела и крови Христовой от времен Апостольских предоставлены были непосредственному вдохновению Духа Святого и Богопросвещенному благоучреждению епископов и прочих учителей церкви, и доколе сие Божественное дарование продолжалось, совершение священнодействия зависало от него единственно. В последующие века, когда сие преестественное действие Духа Господня между верующими прекратилось, способ Евхаристии, Апостолами установленный, переходил от одного к другому только устным преданием, и на одном делопроизводстве, а не письменно, о чем сам Василий Великий свидетельствует так: слова призывания в освящении хлеба причащения и чаши благословения кто из святых письменно предал нам? т. е. никто. Ибо говорит он далее, на что и взирать даже не надлежит некрещенным, о том каким образом приличествовало учение объявлять письменно? (Книг, о Духе гл. 27). Тоже самое говорит Блаженный Иероним и о Символе веры, что он, будучи от Апостолов предан, не был писан на бумаге и чернилом, но на скрижалех сердца плотяных (посл. 61. к Пам. гл. 9). Таким образом Апостольская Литургия, переходя из века в век, из народа в народ, из церкви в церковь, получала многие разности не в существе впрочем главного содержания, но в словах, выражениях и обрядах. Каждая церковь украшала оную собственными изречениями и обрядами, прибавляя и убавляя в ней по своему благоусмотрению. Обыкновение сие достигло и времен Василиевых и Златоустовых. Два сии Богомудрые учители и священноначальники для церквей им вверенных, по древнему праву, сочинили свои молитвы для священнослужения, наблюдая только в них содержание и способ преданный Апостолами, сократив его, по свидетельству святого Прокла, для пользы Христиан, по своему благорассуждению, и благоукрасив некоторыми новыми обрядами и песнопениями. Поскольку же они славою своих добродетелей и чудным учением наполнили всю вселенную, то церковь вместе с их писаниями, приняла их и Литургии, как драгоценный залог Богослужения, и начала, по них совершать священнодействие, так что еще в 6-м столетии, по свидетельству одного древнего писателя (Петр. Диа. гл. 3) почти весь восток совершал уже Литургию Василия Великого и потом Златоустову. С того времени Церковь Православно-Кафолическая, восточная, а потому и наша Грекороссийская, как от нее происходящая, до ныне непрестанно совершает оные, и совершать будет до скончания века.
Литургия преждеосвященная установлена исключительно для великого поста. Блаженный Симеон митрополит Фессалонитский предлагает об ней следующее рассуждение: Литургия преждеосвященная есть издревле и от времен Апостольских, как и самые молитвы это показывают и осенение народа возженною свещею. И подлинно, говорит он далее, преданию ее от Апостолов мы несомненно быти веруем: из начала бо уставися для самого поста, яко плакати, а не праздновати нам во днех плача подобает.
Из сих слов премудрого испытателя древности ясно усматривается, как древнее начало Преждеосвященной Литургии, так и причина ее установлена. Началом своим она обязана самим Апостолам и их преемникам, причина же установления есть пост. Постные дни древние Христиане провождали, (как некоторые и ныне) обыкновенно в воздержании, умилении и слезах, совершение же Литургии обыкновенно сопровождалось для верующих торжественным ликовствованием и насыщением как духовных, так отчасти и телесных утешений, которые по окончании Евхаристии тотчас представляемы были братии под именем братолюбной вечери, чрез что естественно и пост был разрешаем. Поскольку же время святой четыредесятницы, яко время покаяния и умиления, не могло вместить такого торжества и ликовствования: то совершение Литургии в ней и было оставлено. С другой стороны, поскольку ревностное ко Христу усердие древних Христиан не могло допустить, чтобы долговременно лишаться причащения Тела и Крови Господа своего: то Богомудрые начальники церкви изобрели способ, чрез который верующие без нарушения поста могли быть общниками трапезы Господней. Они в воскресные дни приносили для священнодействия многие хлебы и вино, которые, освятив в тело и кровь Господню, и оными причастив себя и присутствовавших тогда, оставшееся от них сохраняли для следующих постных дней; в сии же дни по принесении Господу вечерних молитв, причащались сих преждеосвященных даров, т. е. тела и крови Христовой в совокупном их виде, и тем удовлетворяя благочестивому своему ко Христу усердию, не только не нарушали поста, но еще благоговейнейшим соделывали свой постный подвиг. Не торжественнее ли будет пост твой, говорит древний церковный писатель Тертуллиан, ежели станешь пред жертвенником Господним? Приявши тело Господне сохраненное обое цело пребывает, и приобщение жертвы и исполнение долга, т. е. поста.
Каким образом и с какими именно молениями древние Христиане отправляли сие причащение преждеосвященных даров, в преданиях церковных подробного описания не находится. Ибо никто из святых Отцов и других историков чиноположения службы сей, до Св. Григория Двоеслова не изложил письменно, вероятно потому, что она, по обыкновению первых веков, совершаема была по преданию только устному и с таковою же каждой Церкви свободою и благоизволением, как и самая Литургия. Но Св. Григорий Двоеслов, проименованный великим, будучи на Востоке еще посланником от Римского престола, по существовавшему тогда взаимному союзу и единомыслию в вере с западною или римско-католическою, изложил письменно чиноположение службы и причащения даров преждеосвященных, содержимое до ныне нашею Церковию, составив оное из последования молитв и обрядов 1) вечерних, поскольку и древними причащение cиe совершаемо было при вечери, 2) из молитв и обрядов на совершенной Литургии возносимых, кроме молитв освящения даров, которые священнодействовать во дни постные от древних веков возбранено было церковию и 3) некоторый к сим молитвы и ектении, в сходство древних достигших до него преданий, приложил от себя. Хотя он своим учением и великими делами, учиненными во время своего управления Римским престолом, славен был во всей Церкви на востоке и западе, но не смотря на то сие его чиноположение без соборного определения не могло быть принято в общее употребление восточных Церквей; для того шестой вселенский собор, бывший в Трулле, и положил совершать сию Литургию по всем церквам, которую во дни святой Четыредесятницы вся восточная, а за нею и наша всероссийская Церковь, священнодействует до ныне, воспоминая притом торжественно в ней и самое имя Св. Двоеслова, яко причтенного Церковию к сонму святопочитаемых иерархов. Замечательно, что Церковь римская, во многом отступившая от православия, отступила и в сем отношении от древнего обычая: она во весь великий пост совершает Литургию обыкновенную, а преждеосвященную оставила и таким образом оказывается виновною не только пред соборами вселенскими, но и пред судом собственных древних пап своих. О! как далеко увлекла ее отрасль к нововведениям. Да удержит Господь ее неудержимое стремление, да ни како упразднится крест и свет Христов от земли живых!
* * *
Священнику, приступающему к совершению Литургии, Церковь преподает следующее наставление: Хотяй священника Божественное совершати тайнодействие, должен есть первее убо примирен быти со всеми, и не имети что на кого, сердце же, елика сила есть, от лукавых блюсти помыслов, воздержатися с вечера и трезвитися даже до времене священнодейстия. Т. е. церковь повелевает, чтобы священник пред совершением литургии 1) со всеми примирился, 2) хранил бы, по возможности, сердце свое от дурных помыслов, и 3) соблюл бы строгое воздержание во всех отношениях с вечера до самого времени священнодействия. Наставление весьма важное и совершенно необходимо священнику для достойного совершения столь высокого священнодействия. На сем основании по окончании входной молитвы пред заключенными вратами алтаря имеющие священнодействовать архиерей или священник обращаются лицом к народу и первый троекратным осенением, а последний поклоном испрашивают и взаимно дают примирение в лице присутствующих во храме всему человечеству, а предстоящий народ преклонением главы изъявляет на то свое согласие. Дабы не дать входа в свое сердце никаким дурным помыслам они обязываются церковными правилами содержать дух свой почти в непрестанном богомыслии от часов вечерних до окончания литургии. Отсюда возник закон, чтобы священнодействующий пред совершением литургии выслушал или сам совершил с должным вниманием и благоговейным усердием как вечернее, так и утреннее Богослужение, т. е. вечерню, повечерие, полунощницу и утреню, или всенощное бдение и часы, сверх того вечернее и утреннее правило, состоящее из разных канонов, акафистов и молитв, приспособленных и духом и содержанием к достойному принятию святых тайн, и расположенных – в таком именно порядка, какой наиболее способен возвести человека в Богообщительное состояние чрез вкушение им тела и крове Христовой. Поскольку же плотоугодие, усиливая чувственность и тем самым воспящая или затрудняя деятельность духа, не только не способствует к возбуждению и поддержанию богомыслия, но напротив всею тяжестию грубой вещественности своей отвлекает от оного, так как и пророк говорит об Израили: уты, утолсте и забы Бога спасающаго и, как случилось с праведными Ноем и Лотом, которые от излишнего употребления вина впали первый – в забвение благоприличия, а последней – в тяжкий грех кровосмешения: то Церковь имущему священнодействовать предписывает строгое воздержание как в пище, так и питии и других чувственных наслаждениях не только в самый день совершения литургии, но и накануне оного. Но думаете ли вы, слушатели, что все сии обязанности принадлежать исключительно одним только священнодействующим? Нет, они в известной мере относятся и ко всем Христианам, которые желают присутствовать при сем ангелоподобном священнослужении достойно высокого своего звания и избрания. Так обязанность примирения пред совершением молитв возложена начальником веры и совершителем спасения Иисусом не на одних только Апостолов, следовательно и не на одних священников, но на всех тех, которые украшаются священным именем учеников и последователей Христовых. Ибо не Апостолам только, но всему многочисленному народу от всея Иудеи и помория Тирска и Сидонска изрек Он сии знаменательные слова: аще принесеши дар твой ко алтарю и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя, остави ту дар твой пред алтарем, и шед прежде смирися с братом, и тогда пришед принеси дар твой (Мф.5:23). Если прежде примирения с ближним своим никому не позволительно, по словам Христовым, приносить даже дара ко алтарю: то кто имеет право без мира в душе присутствовать при жертве всемирного примирения? Чьи уста к Богу мира могут изрекать слово вражды? Кто и как осмелится умолять небесного заимодавца об оставлении тяжких долгов своих, не оставивый долгов легких должником земным? Так, возлюбленные, и мы и вы, и служители Церкви и простые миряне все равно обязаны и совершать священнослужение и присутствовать при оном с сердцем умиротворенным и душою непамятозлобною. Здесь нет и не может быть ни для кого исключения. Все мы должники пред Богом; все желаем, все просим и молим, чтобы Он простил нам долги наши: будем же справедливы и милосерды, простим и свои долги должником нашим; истребим из сердца своего вражду и примиримся со всеми.
Да это невозможно, скажете вы? Согласен: не возможного и Бог не требует: мир имейте со всеми, говорит Апостол, аще возможно есть. Но будьте осторожны и осмотрительны и не определяйте сей невозможности по своим страстям и прихотям. Враг твой поносит и злословит тебя, и всюду старается вредить твоей чести, твоим выгодам? Это ли невозможность, на которую ты ссылаешься? Но взгляни и послушай твоего Господа и учителя, коему ты дал клятву верно и неуклонно последовать: Он и на кресте среди жесточайших мучений, среди порицаний самых злостных, после оплеваний и заушений сердобольно умоляет Отца небесного о прощении своих распинателей и хульников? Отче, говорит Он к Нему со слезами на глазах, прости им: не видят бо, что творят. Возведи и ты слезящие взоры твои к Отцу небесному и умоляй благость Его о прощении врагов твоих и поносителей: не ведят бо что творят, – не ведят, что они своим злословием и поруганием доставляют тебе право на блаженство: ибо Иисус Христос сказал: блажени есте, егда поносят вам и пронесут имя ваше яко зло, Сына человеческаго ради; не ведят, что отнимая честь твою временную, так сказать, насильно гонят тебя к почести вышнего звания; не ведят, что лишат тебя выгод земных, в тоже время отверзают для тебя сокровищницы небесные. Ты благодетельствуешь, а соперник твой на тебя злобствует; ты воздвигаешь его падшего, а он роет под тобою яму; ты объемлешь его любовью, а он скрытно окидывает тебя сетями злобы и коварства, – это ли есть новое побуждение, заставляющее тебя питать к нему вражду в твоем сердце? Это ли те уважительные причины, по которым ты почитаешь невозможным сохранить мир с ненавидящим мира? Ах! нет, все сии и подобные им причины и побуждения заставляют только тебя уклониться от зла и сотворить благо, а не воздавать злом за зло; принять меры предосторожности против козней и хитростей, против коварства и обмана, а не употреблять орудие злое для отвращения злого; искать случая оказать твоему сопернику свое великодушие, как Давид Саулу, а не дышать нечистым пламенем мщения, как Иоав к Авессалому; скорбеть об ослеплении его и молиться о просвещении, как Христос пред стенами Иерусалима, а не мыслить и не действовать подобно тем жестоковыйным и жестокосердым человекам, которые в злобе своей говорят у Пророка: вселим в землю живот его, и слава его да снидет во ад. Притом же зачем негодовать тебе на соперника твоего неблагодарного, не чувствительного и коварного? Разве ты не веришь слову верного во всех словесех и делех своих Бога, что ров изрый, ископа и паде в яму, юже содела; что в сети, которую он поставил для тебя, он первый увязнет; и что благотворя ему углие огненны собираешь ты на главе его? Посему не заслуживает ли соперник твой более слез и сожаления, нежели злобы и негодования? Но неприятель мой, говоришь ты, неутомим в своих враждебных действиях, не престает всем и всюду оскорблять меня, расхищает мое имущество, терзает мое имя и нарушает спокойствие. Возможно ли же сохранить к нему чувства приязни и доброжелательства? Возможно ли не вступиться за себя и свою собственность? Вступайся, но не злобствуй. Поступи с ним так, как поступил некогда Авраам с племянником своим Лотом, как Иаков с родственником своим Лаваном и с братом своим Исавом, призвав Бога во свидетельство своей справедливости, и Бог правосудный и всевидящий, как благословил первых, так благословит и тебя своим сугубым благословением. Предоставь суд свой Богу, судье живых и мертвых, а для себя удержи любовь: ибо ты не получил заповеди судить твоего ближнего, а получил заповедь любить его как самого себя. Возлюбиши искренняго твоего яко сам себе, сказано в законе. Мне отмщение, говорит Господь, Аз воздам. Итак, нет причин, оправдывающих вражду, напротив есть в самой вражде врагов наших причины сильные и убедительные, побуждающие нас к миру. Мир убо имейте со всеми, аще возможно есть. Где же та невозможность, о которой упоминает Апостол в словах: аще возможно есть? Ее открывает Пророк Израилев и только в одном исключительном случае. Вот его собственное свидетельство. Ненавидящия тя, Господи, говорит он, возненавидех, и о вразех твоих истаях, совершенною ненавистию возненавидих я: во враги быша ми (Пс.118:20). И в другом месте: не седох с сонмом суетным, и со законопреступными не вниду, возненавидех церковь лукавнующих и с нечестивыми не сяду (25:4:5). Но и здесь должно отличать и отделять действие от действующего, любить действующего, как человека, имеющего одно начало и происхождение, один образ и подобие Божие, одно искупление и одно назначение: но ненавидеть, гнушаться и отвращаться от действий его, как богопротивных и законопреступных. Закон твой возлюбих, говорит тот же Пророк, и всяк путь неправды возненавидех. Любить грешника, как существо слабое и немощное, могущее восстать и исправиться и соделаться сопричастником Божественного естества, но ненавидеть трех и преступление, как семя диаволе, как исчадие ада. Иначе сказать: любить в законопреступных то, что от Бога; и ненавидеть то, что от диавола. Богочеловек Иисус был мытарем друг и грешником; но был вместе и враг им жестокий и непримиримый; в то время, как Он изливал на них всю горечь упреков и порицаний своих, весь ужас угроз и проклятий, в тоже время Он за них и для них пролил бесценную кровь Свою до последние капли. С ненавидящими мира был мирен и еще грешникам нам сущим по времени за нечестивых умре. Врази убо бывше Богу, примирихомся кровию Его.
Если же никогда, и нигде непозволительно питать злобу и вражду противу ближних наших: то как осмелиться притти с сею злобою и враждою к Богу мира и в обитель единения земных и небесных? Как явиться с сердцем неумиротворенным и с душою раздраженною во храме, где приносится жертва всемирного примирения. О! как прекрасно в сем случае обыкновение древних Христиан, от которого у нас уцелела одна только слабая тень и то почти исключительно в простом народе, и которое состояло в том, что всякий приходящий во храм прежде всего обращался с молитвою к Богу, испрашивая от него духа молитвы на предстоящее служение, а потом обращался к присутствующим во храме и в лице их ко всем отсутствующим с поклоном, смиренно умоляя их даровать ему прощение во всех умышленных и неумышленных оскорблениях, и взаимно прощая сам всех оскорбивших его, и таким образом поставивши себя непостыдна и неукоризненна пред Богом, благоговейно внимал священному чтению и пению, втайне согласуя дух свой с созерцаемыми тайнодействиями веры и с слышимыми вещаниями Духа Божия и Божественными песнопениями.
Не на одних также священнослужителях возлежит обязанность блюсти свое сердце от дурных помыслов как во всякое время, так наипаче пред совершением Литургии и во время совершения оной. Ибо к кому Дух Божий обращается: сыне, храпи ногу твою, егда идеши в храм Господень. К священнослужителям ли только? Нет, ко всякому верующему. Но что значит: хранить ногу, когда идешь во храм? Без сомнения Дух Божий заботится не о ногах наших вещественных, но о ногах духовных – о нашем сердца, нашей душе. Сими ногами мы восходим на небо и нисходим во ад: их наипаче и нужно хранить вход во храм и предстоя во храме. Но чтобы не показалось сие изъяснение кому-либо произвольным: то пусть послушает, как изъясняет слова сии Тот, который сказал их. Сыне мой, говорит в том же месте, всяцем хранением блюди Твое сердце: от сих бо исходище живота.
Церковь, желая предохранить верных чад своих от вторжения нечистых помыслов во время пребывания во храме, а наипаче при совершении высокого тайнодействия Божественные литургии, заповедует всякому Христианину еще с вечера оставить все житейские заботы и попечения и посвятить себя исключительно на служение Богу; отсюда происходит то, что каждый церковный праздник, как время преимущественно назначаемое для совершения литургии, по ее установлению, начинается не позже, как с вечернего Богослужения предыдущего дня, и оканчивается, смотря по видимости празднуемых священных лиц и событий или вечерним же Богослужением настоящего дни, или продолжение оного отлагается еще на несколько дней и недель, так напр. отдание Сретения Господня отнесено до 9 числа, а отдание пасхи почти до пятидесятницы; чрез самое наименование Христианских торжеств праздниками, она хотела внушить нам, чтобы мы упразднили себя от всего нечистого и несвойственного званию и имени Христиан. И потому напрасно думают миряне, что только священники обязаны быть у вечерни, заутрени и Литургии, а для них достаточно быть и у одной литургии, и то неполной; что только духовные лица должны предуготовлять себя к литургии молитвами и Богомыслием и совершать оную с благоговейною чистотою, а им самим можно дозволить себе в сие время, как свободное от ежедневных трудов и занятий и некоторое успокоение, некоторое развлечение и даже некоторые удовольствия думать таким образом значит называться Христианами и не знать, в чем состоит Христианство; значит носить на себе только образ благочестия, силы же его отвергнуться. Апостол всех вообще Христиан называет родом избранным, царственным священством, народом святым и людьми обновления и вместе убеждает их огребатися от плотских похотей, яже воюют на душу, и возносити жертвы духовныя, благоприятны Богови Иисус Христом (1Пет.2): как же можно после сего различать себя в делах веры и благочестия от священников. Правда есть у священников особенные обязанности, которые несвойственны мирянам: но это не молитва и богомыслие, не чистота и непорочность жизни: ибо в сем отношении одна для всех заповедь: святи будите, яко же и Аз свят есмь: бдите и молитеся, да не внидете в напасть; горняя мудрствуйте, а не земная; вышних ищите, идеже есть Христос одесную Бога седя, – но строительство тайн Божиих и наставление в вере: тако нас да непщуют человецы, говорит Апостол о себе и в лице своем о всех преемниках власти Апостольской, яко слуг Христовых и строителей таин Божиих. Шедше, научите вся языки, сказал Господь Апостолам, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Вот чего не могут и не должны делать миряне – не могут и не должны совершать тайн, не могут и не должны восхищать себе звания учителей и наставников в вере и проповедников Евангелия: ибо не без особенного конечно намерения Началовождь спасения нашего Господь Иисус дал есть своей Церкви овы Апостолы, овы пастыри и учители, одним повелел пасти, а другим быть пасомыми; одним заповедал учить, а другим слушать и следовать их учению. Слушаяй вас, сказал Он ученикам своим, посылая их на проповедь, Мене слушает. Равным образом, изображая пастыря доброго, между прочими отличительными признаками его звания поставил и то, что овцы гласа Его слушают и по Нем идут, яко ведят глас Его. Заметьте, слушатели, овцы, по словам Христовым, гласа своего пастыря слушают и по нем идут, но увы! пастыри словесного стада и утро и вечер и полудне, охотно или не охотно, исходят на пажить слова Божия и Божественного священнослужения, и овцы их не смотря на то остаются в покойных своих логовищах; пастыри не видя за собою следующих овец, став на амвоне храма, как на возвышенном холме, простирают к овцам возбудительный глас свой: востаните, взывают они пред начатием Богослужения, востаните, время сотворити Господеви, а овцы, обремененные тяжким сном или лелеемые мечтами сладкими остаются неподвижными; пастыри усугубляют призывный голос свой звуком металла, потрясающим стены храма и стены домов ваших, – а овцы содрогаются при звуке сем и только досадуют на свое пробуждение, но никак не думают восстать и поспешить на глас призывания. И где же вина сего небрежения? В пастырях или пасомых? Где право, на основании которого пасомые уволили себя от последования своим пастырям? Его нет и не может быть. Горе убо глаголющим лукавое доброе и доброе лукавое, полагающими тьму свет и свет тьму. Горе, иже мудри в себе самих и пред собою разумни. Горе, иже с гусльми и певницами, и тимпаны и свирельми вино пиют, на дела же Господня не взирают, дел руку Его не помышляют, глаголет Господь вседержитель.
Столь же малое миряне имеют право увольнять себя от воздержания и трезвенности, требуемых Церковию от пастырей, имущих священнодействовать. Трезвенность и воздержание в слове Божием представляются самыми надежными и действительными оружиями против нападений и козней диавольских: трезвитеся, говорит Апостол, и бодрствуйте, зане супостат ваш диавол, яко лев рыкаяй ходит, иский кого поглотити. Сей род ничимъже исходит, токмо молитвою и постом, вещает сам Спаситель, сражавшийся с диаволом четыредесятидневным постом и победивший его. А кто из нас не имеет нужды в верной защите от сего врага человечества исконного? Меньше ли миряне подвержены его нападениям, нежели духовные? Не большая ли предлежит им опасность от него, как отовсюду открытым и ничем не защищаемыми. Но если сей враг злокозненный всегда готов напасть на нас, пленить и погубить нас: то тем более в то время, когда мы готовимся в молитве предстать пред лицом Господа, для него ненавистного, а в какой молитве? Соединенной с приношением бескровной жертвы, в коей он видит вечный памятник своего стыда и унижения, и в коей он признает силу непобедимую на попрание его силы могущественной. Здесь он соединяет всю свою хитрость, всю бдительность и всю деятельность, дабы отвлечь нас от сего занятия, столько ему противного, и предупредить свое поражение, столь для него тягостное. Здесь истощает все прелести и обманы, все коварства и льщения, – то указывает на слабость здоровья и потребность покоя, то выставляет нужды житейские и дела нетерпящие отсрочки, то возбуждает боль в голове, утомление в ногах и расслабление в членах, то приводит в движение страсти, наклонности, навыки, то раскрывает пред умственным взором нашим картину соблазнов и покушений прошедших или будущих, словом прибегает к тысяче разнообразных хитростей, дабы только предотвратить, расстроить или по крайней мере ослабить молитвенный дух наш. Зная все сие по опыту и по вдохновении Духа Божия, Премудрый советует всякому приступающему к молитве уготовить душу свою во искушение. Ты же, говорит он, егда приступаеши работати Господеви, уготови душу твою во искушение. Но чем лучше можем мы предуготовить душу нашу к столь важному и многотрудному подвигу, как не трезвенностию и воздержанием? Сии, а не другие какие-либо предуготовительные средства употребляли и завещали нам Апостолы, употребляли и завещали все подвижники веры и благочестия, употреблял наконец и завещал в слове и примере своем сам Христос. Мы ли одни отвергием их, как ненужные для нас? Мы ли одни изыдем на брань с врагом хитрым и опасным, сильным и страшным безоружные и расслабленные и не падем в сей брани, или не посрамим себя бегством малодушным и постыдным. Но несть раб болий Господа своего, и несть ученик над учителя своего. Если Господь и Учитель наш с сим оружием в руках сражался и победил общего врага нашего; то тем более имеем нужду в том же оружии мы рабы и ученики Его. Трезвимся убо и постимся, возлюбленные братия, всегда, а наипаче, готовясь предстать пред лице Господа с молитвами нашими, при совершении бескровной Его жертвы, да возможем стати противу кознем диавольским, и вся стрелы лукавого разженные угасити. Благочестивые предки наши глубоко постигали сию истину и строго соблюдали правило Церкви, чтобы с вечера даже до времени совершения литургии не вкушать пищи и пития из уважения к Божественному тайнодействию и из предостережения себя от соблазнов, и от того какие благие плоды пожинали они от благих дел своих! Сколь сильна была их молитва, сколь чиста вера, сколь пламенна любовь к Богу и ближним, сколь просты и незлобивы нравы! Были слабости, были даже и пороки, большею частию в естественой своей наготе и безобразии: но ожесточения обдуманного, лукавства рассчитанного, разврата утонченного и изуверства богохульного мы не примечаем в них. Изочтите добродетель праведников, возсиявших от гроба нетлением мощей и славою деяний, силою знамений и благотворностию чудес и противопоставьте их слабостям и порокам современников их, указанных истории и вы увидите, что не даром десница Вышнего возводила Россию Православную от силы в силу и от славы в славу. Если, по свидетельству Писания, и един праведник спасает целую страну от гнева Божия: то отечество наше во все времена имело в избытке усердных молитвенников, умолявших благость Правителя миров, да продолжит и утвердит милость свою над родом присным им. Но все сии молитвенники и все праведники спасали себя и спасали других не иначе, как точным и неуклонным исполнением всех уставов Церкви от самого важнейшего до мнимомаловажнейшего. Они не почитали малостию того, чем благоугождается великий Бог, а Бог великий с благоволением приемлет и самую скудную и ничтожную жертву, коль скоро она приносится Ему от избытка сердца и с благим намерением. Много ли сделали бедные рыбари, что оставили свои мрежи и хижины? Но за сие малое пожертвование причтены были в лик Апостолов и удостоились соцарствовать со Христом – в Боге. Великое ли дело сотворила вдовица, повергнув в казнохранилище церковное две последние лепты свои? Но за сей маловажный поступок свой прославлена Господом славы пред Богом и человеками, и за сии скудную цену купила неоскудное сокровище на небеси. Не важное также дело сохранить трезвенность и воздержание с вечера до окончания Литургии, но если оно предприемлется в духе веры и совершается с намерением благоугодить Господу, то не остается без плода. Анна Пророчица, служившая при Церкви в посте и воздержании, удостоилась узреть Господа и пророчествовать о Нем, когда другие недоумевали и безмолвствовали. Апостолы, пребывавшие в посте, удостоились приять Духа Святого. От чего же мы пренебрегаем сим средством столь легким и, по нашему мнению, маловажным для получения столь важного приобретения? Пусть разрешит сей вопрос каждому собственная совесть.
* * *
Возвратимся к обыкновенному предмету собеседования нашего, на время по обстоятельствам нами оставленному, т. е. к изъяснению Литургии.
Литургия состоит собственно из трех частей, кои суть: 1) проскомидия, совершаемая священнослужителями внутри алтаря и состоящая в возложении на жертвенник и освящении даров, приносимых верными за живых и умерших, и в предуготовлении всего потребного для совершения таинства тела и крови Христовой. Здесь таинственными действиями возображается рождение и крестная смерть Богочеловека Христа за спасение целого мира. Она начинается так называемою входною молитвою пред царскими дверьми и оканчивается молитвою предложения пред жертвенником, в которой священник с диаконом при возжении фимиама благоговейно молятся, чтобы Бог Отец, благоволивший дать небесный хлеб и пищу всему миру Господа нашего и Бога Иисуса Христа, Спаса и Избавителя и Благодетеля, благословляющего и освящающего нас, Сам свыше благословил предложенные на жертвеннике честные дары и, приняв их в пренебесный свой жертвенник, помянул по своему человеколюбию как тех, которые принесли, так и тех, за которых принесены дары сии, а священнодействующих сохранил неосужденными в священнодействии своих Божественных таин. 2) Литургия оглашенных. Она начинается новою совокупною священнослужащих молитвою с воздеянием рук, в которой испрашивается снисшествие Духа утешителя в сердца присутствующих во храме, дабы сам Он, очистив нас от всякой скверны, отверз уста наши на похвалу своего спасительного о нас Промысла, и в тоже время возглашается славословие Богу Отцу, примирившему нас Себе чрез крестную смерть своего Единородного Сына, а оканчивается возгласом диакона: оглашеннии изыдите, при чем в древности оглашенные, т. е. оглашаемые Христианским учением, но непросвещенные еще святым крещением, исходили вон из храма, и оставались уже в нем одни только верные, откуда и произошло наименование сей части Литургии Литургиею оглашенных. 3) Литургии верных, начинающаяся непосредственно за исхождением оглашенных и оканчивающаяся обыкновенным отпуском. Все сии части имеют свою высокую и относительную важность и самую тесную внутреннюю связь между собою. Но мы, сообразно с предначертанным нами планом, не будем входить в подробное рассмотрение каждой из них: потому что вы такое рассмотрение можете найти в печатных изъяснениях на Литургию Дмитревского, Протоиерея Воскресенского и Муравьева, а коснемся только таких предметов, которые другими, по своим также планам, или оставлены без внимания, или представлены в виде неудовлетворительном для общего разумения, или сочтены излишними в предположении, что они понятны для всякого и без изъяснения; между тем как опыт показывает совсем противное.
И, во-первых, рассмотрим, позволительно ли Христианину оставлять которую-нибудь из частей Литургии, или иначе, позволительно ли приходить к Литургии поздно и выходить рано, не дождавшись окончательного отпуска без всяких благословных причин?
Вопрос сей разрешить будет не трудно, когда мы припомним, что каждая из частей Литургии имеет взаимную и столь тесную связь с двумя остальными, что ни которой из них нельзя отделить без нарушения всего целого. Итак те, которые самопроизвольно оставляют ту или другую часть Литургии, естественно лишаются всего приобретения, которое несомненно получают все, благоговейно с искренним усердием, живою верою и нелицемерною любовию ко Христу распятому присутствующие при совершении сего священнодействия. Тоже, впрочем, открывается из рассмотрения внутреннего свойства Литургии. Ибо что такое Литургия? Благодарственное воспоминание спасительных заслуг Христовых в искуплении всего человечества от гнева и осуждения Божия и вместе действительнейшее средство к таинственному соединению верных как между самими собою во едином теле – Церкви, так и со Христом, яко невидимым главою сего тела. Сие творите в мое воспоминание, сказал сам Господь при учреждении сего священнодействия. А на что указываете слово сие? Это подробно объясняет нам Апостол Павел. Аз бо приях от Господа, говорит он, еже и предах вам, яко Господь Иисус в нощь, в нюже предан бываше, прием хлеб, и благодарив преломи и рече: npиuмите, ядите: cиe есть тело мое, еже за вы ломимое, cиe творите в мое воспоминание. Такожде и чашу по вечери глаголя: сия чаша, новый завет есть в моей крови: сие творите, елижды аще пиете, в мое воспоминание. Елижды бо аще ясте хлеб сей, и чашу сию пиете, смерть Господню возвещаете, дóндеже приидет (1Кор.11:23–27). Смертию же Господа, по свидетельству того же Апостола, врази бывше примирихомся Богу, и спасохомся от гнева и осуждения (Рим.5). И в другом месте: чаша благословения, юже благословляем, вопрошает тот же Апостол, не общение ли крове Христовы есть? Хлеб, егоже ломим, не общение ли тела Христова есть? Яко един хлеб, едино тело есмы мнози: вcu бо от единаго хлеба причащаемся (1Кор.10:16:17). Если же таково внутреннее значение Литургии; если она действительно есть выражение нашей благодарности ко Христу Спасителю и Богу Отцу, чрез Него нас спасшему: то как назвать поступок тех, которые приходят в половине Литургии, а уходят прежде уреченного времени? Не есть ли это самая высшая степень неблагодарности нашей, и против кого? Против Бога благодетеля. В какую минуту? В ту самую, когда Он, по неизреченной любви своей к нам, предает Себя в умилостивительную жертву за грехи наши, дарит нас бессмертием и блаженством в приобщении пречистых своих тайн, призывает нас к соединению с Собою, да будем причастниками Божественного Его таинства? Не есть ли это величайшее оскорбление тому, который так возлюбил нас, что и Сына своего Единородного предал есть за нас на смерть поносную, который и падших нас не отринул в конец, как падших ангелов, но подъял своею благодатию, очистил, освятил и паки усыновил Себе, и который наконец в тайнодействии пречистого тела и крови Своего возлюбленного благоволил явить нам всегда готовое средство к очищению грехов наших? Что если бы кто-нибудь из нас, облагодетельствовав своего ближнего не своим добром, но чужим: ибо что мы имеем, чего бы не прияли от руки Господней, след. все то, что имеем, не есть наша собственность, даже мы сами, по выражению Апостола, не свои, но Божии, что если бы, говорю, сей человек благодетель, чужим добром благодетельствующий, призвав к себе облагодетельствованного, не нашел его в урочный час, или увидел бы небрежно отходящим от него в ту минуту, когда он готовился ущедрить его новыми дарами, не оскорбился ли бы он сим пренебрежением к нему, не проклял ли бы он сей неблагодарности облагодетельствованного им, не раскаялся ли бы в своей благотворительности к нему, не лишил ли бы его в праведном гневе своем и тех даров, которые он дал, и тех, которые намерен был дать? Но посмотрите, вот Господь Иисус, окруженный сонмом Ангелов, нисходит, по обетованию своему, на среду храма с богатыми дарами своей благости в руках своих и призывает нас сим умилительным воззванием: приидите ко Мне ecu труждающиися и обремененнии, и Аз упокою; вот очистительная жертва тела и крови моей: приимите, ядите и пиите от нея вси во оставление грехов ваших; вот уже и глашатаи Его возглашают к нам: приидите, поклонимся и припадем ко Христу; со страхом Божиим и верою приступите: что же делаем мы, облагодетельствованные Им, к которым обращаются сии воззвания? Одни из нас не успели еще притти, а другие успели уже уйти, одни вовсе не обращают на Него внимания, а другие, и предстоя пред Ним, занимаются только собою или другими подобными им; не есть ли это не только неблагодарность непростительная и оскорбление тяжкое, но и явное несчастие?
Но это еще не все. Мы сим поступком допускаем еще два другие не менее важные преступления. Во-первых, оставляя неблаговременно и без благословной причины собрание верных, мы дерзновенно расторгаем взаимный союз членов таинственного тела церкви с главою Его и самими собою. Глава наша остается во храме, а мы бежим из храма, сочлены наши, прилепившись к главе, пребывают с нею неотлучно, а мы, произвольно отторгшись от главы, отторгаемся вместе и от членов ее и сочленов наших. Кто же эти сочлены? Небесные и земные обитатели, ангелы и человеки, пророки и апостолы, мученики и исповедники, святители и преподобные и наконец сама преблагословенная Матерь Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, представшая одесную Царя славы и непрестанно молящаяся за нас: ибо в Литургии и Церковь торжествующая на небеси и воинствующая на земли соединяются между собою, дабы воспеть достойную песнь Господу неба и земли, о имени коего всяко колено поклонится небесных, земных и преисподних. Но если и земные посетители не довольны бывают, когда посещаемые ими лица убегают от них: то сколь мы много огорчаем небожителей, когда они, оставив блаженные жилища свои, снисходят к нам земнородным, дабы утешить нас в скорбях наших, подкрепить в немощах, помочь в нуждах, возбудить в нас веру, воспламенить любовь, приять и вознести к престолу Вседержителя недостойные молитвы наши, покрыв и украсив оные своим достоинством, своим ходатайством и заступлением снисходят к нам, и между тем не находят нас? или, нашедши нас в небожественном жилище Бога Вышнего, видят, как безумных, мгновенно исторгающимися из любвеобильных объятий их? Не есть ли это или безрассудство, достойное язв седмикратных, или нечестие, заслуживающее конечного отвержения? Во-вторых, мы, не благовременно приходя во храм и исходя из храма, явно производим беспорядок и бесчиние, а это противно заповеди Апостола, который говорить: вся вам благообразно и почину да бывают. Но сей беспорядок и сие бесчиние не столько виновны сами по себе, сколько по своим неизбежным и всегда гибельным следствиям. Здесь допускается соблазн тяжкий и жестокий не единого, из малых исповедников евангелия, но целого сонма верующих; сколько же жерновов осельских должно, по суду Христову, обесить на выи производящих соблазн сей, и сколько раз должно погрузить их в пучине морстей. Иже соблазнит единаго от малых сих, говорить Судия праведный, уне есть ему, да обесится жернов осельский на выи его и потонет в пучине морстей. Поздно приходящий к Литургии и рановременно отходящий от оной соблазняет верных во-первых своим неуважением к невидимо присутствующему здесь Господу: ибо если бы уважал он Его, то как бы не поспешил к Нему со всею быстротою любви и преданности своей, яко елень на источники водные, как-бы не захотел он остаться с Ним и у ног Его до тех пор, как Он сам благоволить отыти от Него и осенит его своим благословением? Как бы не воскликнуть ему, подобно Иакову: не пущу Тебе, Господи и Боже мой, дóндеже благословиши мене? Когда является к нам царь земной, не спешим ли мы, предупреждая один другого, дабы видеть лице его и насладиться беседы его? Не стараемся ли сколько возможно более продолжать свое сопребывание с ним? А здесь Царь небесный снисходит к нам и призывает нас к собеседованию с собою и если есть между нами такие, которые не поспешают на глас Его, или убегают от Его присутствия: то не явный ли это признак неуважения к Нему? Во-вторых, – соблазняет своим неверием: ибо если бы истинно веровал в Него, то мог ли бы забыть обетование Его: идеже еста два или трие собрали во имя мое, ту есмь посреди их, и: се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века, и мог ли бы не поспешать к Нему и не оставаться при Нем? В-третьих, – соблазняет пренебрежением к совершаемым в Литургии страшным Божественным тайнам там, где трепещут херувимы и серафимы, лица закрывающе, там он без трепета, а часто с гордостию в лице и поступи и с шумным движением человеческого тщеславия, входит во храм или исходит из оного среди священнодействия, и нарушает тем тишину священную. Не есть ли это пренебрежение к святыне? В четвертых, – соблазняет худым своим примером, возбуждая одних к подражанию себе, других к пересудам и злоречию, иных к смущению в помыслах, других к расстройству молитвенного духа. Но кто может исчислить все законопреступные действие, входящие в состав сего соблазнительного поступка? Если всякий соблазн, по выражению одного отца церкви, есть непотребный корень мгновенно и против воли нашей разрастающийся в велие древо беззакония, то соблазн неблаговременного вхождение во храм и исхождение из оного есть бесконечная цепь беззакония, опутывающая и ближних, и дальних, и современников и потомков на неопределенное пространство. Быть может, мы сами со временем переменим образ наших действий, но соблазн, нами произведенный, все будет действовать и умножит бремя собственных грехов наших. О! уне есть, да тысящекратно обесится жернов осельский на выи соблазнителя.
* * *
В проскомидии освящаются в жертву Богу дары и приношения верных за живых и умерших т. е. из приносимых верными просфор изъемлются частицы за здравие и спасение живых и о упокоении усопших и полагаются на дискосе подле агнца, образующего собою Агнца Божия, вземлющего грехи мира; а потом, по преложении силою и наитием Духа Святого хлеба в тело и вина в кровь Христову, ниспускаются в потир, дабы в нем чрез омовение в очистительной крови Христовой и чрез соприкосновение к пречистому Его телу соделались жертвою благоприятною Богу за грехи тех, коими принесены и за коих принесены они. Потому что нет дара и приношения, нет хвалы и славословия, нет молитвы, нет подвига, нет добродетели, столь высоких и важных, которые бы, не быв окроплены и освящены кровию Христовою, могли, быть благоугодны Богу. Бог Отец, подобно патриарху Иакову, не иначе приемлет приношения, в чем бы они ни состояли, и не иначе преподает свое благословение, как когда от приносящего и приносимого обоняет благоуханную воню возлюбленного Сына Своего, Богочеловека Христа. Что же это за воня? Воня сия есть пречистая кровь Христова, излиянная на крестном жертвеннике и ныне таинственно возображаемая на жертвенниках Христианских за спасение мира. Христос возлюбил есть нас, говорит Апостол, и предаде себе за ны приношение и жертву Богу в воню благоухания (Еф.5:2). По сей причине тот же Апостол говорит, что все, еже не от веры, грех есть, и что без веры не возможно угодити Богу, а вера, по Апостолу, есть вера в кровь Христову, очищающую совесть нашу от мертвых дел, во еже служити Богу живу и истинну егоже (т. е. Христа), свидетельствует Апостол, предположи Бог очищение верою в крови Его, в явлении правды своея, за отпущение прежде бывших грехов (Рим.3:25). И так напрасно некоторые думают, что они могут оправдаться пред Богом и без крови заветной, тайнодействуемой в Божественной Литургии, чрез одно исполнение закона, хотя бы они и в самом деле могли исполнить закон сей в строгой точности. Апостол Павел совершенно отнимает сию ложную надежду, говоря: от дел закона не оправдится всяка плоть пред Богом: законом бо познание греха, правда же Божия верою Иисус Христовою во всех и на всех верующих: ибо ecu согрешиша и лишени суть славы Божией (Рим.3:20–23); а вера, отмещущая очистительную кровь Христову, как мы видели уже, не есть вера, но паче, нежели неверие: ибо тако верующим яко волею согрешающим по приятии разума истины, ктому о гресех их, по свидетельству Апостола, не обретается жертва (Евр.10:26). Напрасно мечтают таковые, что их молитвы и псалмопения, их милостыни и благотворения и все возможные добродетели, который мы охотно допускаем в них, веря их совести и забывши на время слова Пророка, что и самая правда праведника пред очами Божиими, яко порт жены нечистыя, могут быть сами по себе благоугодны Богу и доставят им оправдание и спасение. Прельщаются таковые, не ведуще писания, ни силы Божия о нем. Без сомнения велики и важны были молитвы и милостыни Корнилия сотника, упоминаемого в книге. Апостольских Деяний: но были ли они одни достаточны к его спасению и оправданию? Ах! нет. Они способствовали только к тому, что Бог вспомнил об нем и послал к нему Апостола Петра научить его вере во Христа–распятого и чрез совершение над ним таинства крещения соединить его со Христом, или, лучше сказать, облечь его во Христа: елицы бо, по Апостолу, во Христа крестятся, во Христа и облекаются, а во Христе и чрез Христа даровать ему оправдание и спасете: ибо нет другого имени под небесем, данного в человецех, кроме имени Христова, о нем же подобает спастися нам, и нет другого средства к освящению и оправданию нашему, кроме приобщения крови Его, которою, по свидетельству того же Апостола, оправдани бывше, спасемся им от гнева (Рим. 5:9) и получим оставление прегрешений наших (Еф.1:7). По сей конечно причине и сам небесный Учитель сказал решительно: аще не снесте плоти Сына человеческаго, ни пиете крове его, живота не имате в себе. ядый мою плоть и пияй мою кровь, имать живот вечный и Аз воскрешу его в последний день (Иак.6:24). Чтобы еще более удостовериться в сей неоспоримой истине, то вникните тщательнее в самое повествование книги Деяний о Корнилии. Вот что рассказывает она об нем: Корнилии в видении явился Ангел Господень и сказал: молитвы твоя и милостыни твоя взыдоша на память к Богу. Вот заслуга молитв и милостыней! Они напомнили Богу о Корнилии и возбудили в нем справедливое сострадание к человеку, очевидно, доброму и богобоязненному, желавшему угодить Богу и спастися, но не знавшему как и чем угодить Ему, и далеко еще стоявшему от пути спасения. Что же делает Бог в награду за его доброту, за его благоговеинство? Отсылает его к Апостолу Петру, дабы тот указал ему истинный и совершенный путь спасения. Призови, говорит Он ему чрез Ангела, Симона нарицаемаго Петра: той речет тебе глаголы, в них же спасешися ты и весь дом твой (гл. 10:5. 6). Следовательно, Корнилий, заметьте слушатели, без сих глаголов и без исполнения того, что в них повелевалось и при своих молитвах и при своих милостынях, не пустых каких либо и лицемерных, но искренних и постоянных и до слуха Божия дошедших, лишился бы спасения со всем своим домом. Истина чрезвычайно важная! Что же это за глаголы, без которых и при молитвах и милостынях и всех других мнимых или истинных добродетелях невозможно спастися? Апостол Петр в сих глаголах благовестил Корнилию, оставление грехов прияти именем Христа Иисуса всякому верующему в он (Деян.10:43). Но как прияти? Чрез веру во Христа, а веру чрез крещение: ибо в след за сим Апостол повелел Корнилию и сущим с ним креститися во имя Иисус-Христово (48). Итак видите, что если бы Корнилий сотник, по наставлению Апостола Петра, не уверовал во Христа и не крестился во имя Иисус-Христово, или что тоже, если бы он не омылся, не освятился и не оправдался кровию Христовою, то его молитвы и милостыни и все другие добродетели остались бы тщетными. Равным образом Пророк Давид не только был искусный псалмопевец Израиля, но и сам слагатель псалмов благолепных; но послушайте его, от псалмопесней ли своих чает он получить себе оправдание? Совсем нет, а – от окропления иссопом. Окропиши мя иссопом, говорит он, и очищуся, омывши мя, и паче снега убелюся. Но что это за окропление и омовение? Это окропление и омовение жертвенною кровию, изображавшею кровь Христову. Но аще, скажем словами Апостола, аще кровь козлия и телчая, и пепел юнчий, кропящий оскверненныя освящает к плотстей чистоте кольми паче кровь Христова, иже Духом Святым Себе принесе непорочна Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел, во еже служити Богу живу и истинну (Евр.9:13:14). Сею-то кровию, тайнодействуемою в Литургии, освящает Церковь приношения верных за живых и усопших, прежде возлагая вынимаемые из оных частицы на дискос к подножию Агнца, а потом ниспуская оные в потир и чрез сие соделывая их достойными и благоприятными дарами Богу, способными очищать грехи тех, коими и за коих принесены они с верою в Искупителя. Без сей крови все приношения и милостыни, все молитвы и псалмопения, все подвиги и добродетели не могут быть благоугодны Богу и не могут быть приняты им с благоговением. Если всякий дар, приносимый человеком, не примирившимся прежде с братом своим, по слову Господню, не только бесполезен, но и ходатайствует осуждение приносящему: аще принесеши дар твой ко олтарю, говорит Господь, и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя, остави ту дар твой, и шед прежде примирися с братом твоим; то не паче ли бесполезны или лучше сказать достойны осуждения дары и приношения, молитвы и псалмопения тех, которые не примирились еще с Богом? Ибо нет другого средства к примирению с Богом, кроме крови Единородного Его Сына: мир имамы к Богу, говорит Апостол, Господем нашим Иисус Христом, оправдани бывше кровию Его (Рим.5:1:9), а эти люди, говоря словами тогоже Апостола, бесстрашны Сына Божия попирают и кровь заветную скверну возмнив, чуждаются самого алтаря, на коем священнодействуется примирительная кровь сия. Не сказано ли будем и им тогоже, что сказано было некогда Иудеям чрез Пророка Исаию: аще принесете Ми семидал, всуе; кадило, мерзость Ми есть. Аще прострете руки ваша ко Мне, отвращу очи мои, и аще умножите моление, не услышу вас. Измыйтеся и чисти будете. Но чем измыться, и чем очиститься людям сим? Едино очищение, по Апостолу, предположи Бог верою в крови Христовой, но сей способ очищения отвергнут ими. Ибо умрут во гресех своих, аще не покаются и не обратятся ко святой Православной Церкви.
Вот причина, почему древние Христиане с такою ревностию спешили во храмы Господни и в таком изобилии возлагали приношения свои на алтарь священиодействия, что священнослужители затруднялись в удовлетворении богоугодного желания всех верных чад церкви. Они знали истинную цену приношений сих, освящаемых кровию Христовою при бескровной Его жертве и верно постигали ту духовную пользу, какую получали от них те, за коих приносимы были. И потому каждый отец семейства, как всегда, так особенно в нарочитые праздники почитал непреложною для себя обязанностью приходить во храм не иначе, как с приношением в руках за себя и семейство свое и за всех присных ему живых и умерших, и не приступал к обычной трапезе своей прежде, нежели вкусит от священных останков приношений сих с своими чадами и домочадцами с молитвою и благодарением Богу в устах, а ныне.... о Боже мой! Как изменился град верный Сион? Ныне часто Церковь нуждается даже в пяти просфорах, необходимых для совершения таинства, или приобретает оные на свое иждивение, ныне часто и многие приходят во храм, уже насытивши плоть свою пищею земною, и потому не ощущают в себе потребности к небесной. От чего же произошла сия жалкая перемена в последователях Христовых? От ослабления веры, основанного на невежестве в вере.
Так, братия моя, невежество в вере, обратившееся, к несчастию, в навык и моду, есть главною причиною ослабления веры и всех беспорядков, возникших в христианском обществе. Много между нами есть людей умных, рассудительных, острых, проницательных и богатых познаниями в других отношениях; но когда начнут судить о предметах веры, то судят, как сущие невежды. Так некоторые вопрошают с важностию: какая нужда Богу в наших приношениях? Други мои! Не Бог имеет нужду в наших приношениях, а мы имеем нужду в сих приношениях для засвидетельствования нашей веры в Него и для выражения нашей любви и преданности к Нему. Бог, как существо самодовольнейшее, имеющее престолом небо, и землю подножием своими, как Творец и обладатель всего видимого и невидимого, который ни от рук человеческих угождение приемлет, но сам дает всем дыхание и жизнь и все, конечно не имеет нужды ни в каких приношениях от нас, но не смотря на то Он требует от нас не для Себя, а для нашей единственно пользы, чтобы мы не являлись пред лицо Его с пустыми руками. Да не явишися, говорит Он чрез Пророка, пред лицем моим тощь. Иисус Христос, которого вы называетесь учениками и последователями, говоря о приносящем дар ко алтарю без примирения с братом своим, не научает ли вместе с сим, что должно приносить дары Богу, но только не во вражде и злобе, но в мире и любви с ближними? И неужели Он всеведущий, не ведает, что Бог не нуждается в дарах сих? Еще говорят с неменьшею важностию: жертва Богу сердце чисто и дух сокрушен. Хорошо: очистите же сердце ваше и сокрушите дух ваш, и тогда верно и без нашего напоминания, по своему внутреннему влечению, ничего не пощадите для благоугождения Богу, а если пощадите что-нибудь, то верно еще не чисто сердце и не сокрушен дух. Притом же чем вы думаете очистить свое сердце и сокрушить дух? Давид, изрекший сии слова, как ветхозаветный праведник, надеялся и получил сие очищение от окропления иссопом, напоенным жертвенною кровию, за то он в след за сим поспешил принести и другие жертвы. Тогда благоволити, сам он свидетельствует, жертву правды, возношение и всесожжигаемая, тогда возложат на олтарь твой тельцы. А вам новозаветным праведникам неприличен ни иссоп, ни тельцы? Чем же вы очистите ваше сердце, которое думаете принести в жертву Богу? Есть средство к очищению – кровь Христова, тайнодействуемая на алтаре, но вы ее отвергаете.
* * *
Предыдущая беседа наша, думаю, совершенно достаточна была для того, чтобы показать самому неверующему, что нельзя не верить, Не отказавшись вовсе от веры во Христа, важности, пользе и необходимости высокого таинства совершаемого в Литургии, а потому и приношений, возносимых в проскомидии, и молитв, соединяемых с бескровною жертвою, для всякого, кто только хота сколько-нибудь дорожит спасением души своей и желает блаженного общения со Христом в Боге на земле и на небе, при жизни и по смерти. Знаю, что вы приняли слова наши, как основанный не на догадках и предположениях, не на нашем также вымысле и умозаключении, но на прямых указаниях самого Слова Божия, с полным убеждением ума и сердца, и не потребуете новых доказательств на истину столь известную и столь много и непрерывно уважаемую нашими предками по вере в течение 18-ти веков, а ныне одними забытую, а другими по разным благовидным и неблаговидным причинам пренебрегаемую; знаю, и потому тем более озабочиваюсь предупредить и предостеречь вас от злоухищрений мужей, глаголющих развращенная. Между разговорами светского общества вам не раз, быть может, встретится слышать рассуждения совершенно чуждые духу христианского, хотя произносимые Христианами и, к несчастию, столько соблазнительные и столь близкие к общему разумению, что нередко увидите вы людей, по-видимому, здравомыслящих и облеченных даже доверием общества, охотно внимаюшими им, а иногда подтверждающими мнимую справедливость их, если не открытым согласием своим, то по крайней мере знаменательным молчанием. Сущность сих рассуждений ограничивается разрешением вопросов: полезно ли совершать Литургию по усопшим? Не есть ли это один только обряд, быть может утешительный для живых, но бесполезный для умерших? Или не есть ли это даже пустая выдумка попов, придуманная с тою целию, чтобы из простоты и легковерия верных извлечь свои выгоды и чрез то обогатиться? Бесспорно, говорят рассуждающие о сих вопросах, что молитвы и приношения за живых как всегда и везде, так наиболее во храме и при Литургии, где недостоинство молящихся и скудость и несовершенство приносящих и приносимого с избытком восполняются и вознаграждаются самою бескровною жертвою Агнца непорочна и пречиста Христа, приносимою на алтаре храма во оставление грехов – оказывают спасительное действие на тех, за коих возносятся они. Если бы не так, присовокупляют они, то мог ли бы сам Бог допустить Авраама умолять Его о пощади нечестивых Содомлян и Гоморрян, Моисея молиться с толиким дерзновением за беззаконных Израильтян, Самуила со слезами упрашивать за непокорного Саула, Давида за поражаемых смертоносною язвою его подданных, Илию и Елисея за двух благодетельных вдовиц, Стефана за своих врагов и убийц, а Павла за своих зложелательных сродников по плоти? Мог ли бы также сам Бог отсылать Фараона и Авимелеха к Аврааму, дабы тот помолился за них и Он помилует их, безрассудных друзей Иова – к Иову, дабы тот принес за них жертвы и Он оставит им грех их, наконец весь народ иудейский – к его первосвященнику, дабы тот, единою в лето входя во святилище – Скинию, вносил кровь заветную за себе и о людских невежествах, и Он ниспослет им свой мир и благословение? Осмелился ли бы Езекия, царь благочестивый, угрожаемый бедствиями брани от неприятеля сильного, посылать к Пророку Исаии, прося его восприять молитву о останце обретающемся (4Цар.19:4), а Пророк вещает от имени Божия: слышах о нихже молился ecu ко Мне, о Сеннахириме царе Ассирийсте. Путем, имже прииде, тем же возвратится, и во град сей не имать внити, и защищу град сей, еже спасти его Мене ради и Давида ради раба моего (20:33:34)? Дерзнул ли бы сказать Апостол: молитеся друг за друга, и тако да исцелеете? За чем бы Церкви совершать прилежную молитву за Петра, когда он заключен был в темнице? Для чего бы и Павлу просить о молитвах за него не только равных с ним по святости и званию, но и несравненно низших его – учеников новопросвещенных, между коими конечно были мужи праведные, но верно были также и грешные? Прочее молитеся о нас, братие, писал он к Солунянам, да слово Господне течет и славится, якоже и в вас, и да избавимся от злых и лукавых человек (2Фес.3:1:2). Бдите, братие, он же писал к Ефесеям, во всяком терпении и молитве о всех святых и о мне, да дастся ми слово во отверзение уст моих, с дерзновением сказати тайну благовествования (Еф.6:19:20)? Для чего бы наконец и самому Господу Иисусу с воплем крепким и со слезами взывать к Отцу небесному за учеников и распинателей своих, – за первых да освятит их во истину, и да будут едино, якоже и Он со Отцем своим едино есть, а за последних – да простит им согрешения их, не ведят бо что творят? Все это правда, заключают рассуждающие, но только в отношении к живым, в отношении же к умершим, коих кости истлели уже и тело рассыпалось в прах, какой можно ожидать пользы от молитв и приношений за них? Трудно не соблазнится столь благовидным умствованием, коего одна половина заключает в себе совершенную истину, а другая кажется довольно вероятною. В таком случае внимание наше, увлекаясь первою, легко и удобно соглашается на последнюю, совсем не примечая неправильности выведенного заключения. Но чтобы показать, сколь много и грубо заблуждаются думающие, что молитвы и приношения действительны только за живых, а на умерших не могут оказывать подобного действия: то следует только припомнить, что значит смерть Христианина и какого свойства жертва или приношение, возносимые в Литургии о упокоении усопших?
Ты веришь, что твои молитвы и приношения могут спасительно действовать на живых, но вместе с сим никак не хочешь допустить, чтобы они, хотя сколько-нибудь, могли быть действительны и в отношении к умершим. Почему? Потому ли только, что они умершие, а не живые? Но разве ты забыл уверение Апостола, что умирающие о Господи, преходят от смерти в живот? Разве ты не помнишь того, что сказал небесный Учитель Саддукеям, отвергавшим воскресение мертвых: несте ли чли николиже в Писании, сказал Он им, Бог Авраамов, Бог Исааков и Бон Иаковль, несть Бог мертвых, но Бог живых? Что же после сего умершии во Христе, как не отсутствующие, разделенные от нас известным пространством времени и места? А сколько примеров действия молитв и приношения на отсутствующих представляет нам Писание? Упоминаемая в ныне чтенном евангелии, жена хананейская умоляет Иисуса об исцелении ее дочери, но где ее дочь? в стране далекой и иноземной возлежит на смертном одре. Однако же сие отдаленное отсутствие не воспрепятствовало Иисусу сказать жене той: о жено! велия вера твоя, буди тебе, якоже хощеши, и не помешало ее дочери быть исцеленной по молитве матери: и исцеле дщи ея, повествует Евангелист, от того часа. Апостол Павел, находясь в Италии, молился об Онисифоре, оставленном в Азии: да подаст Господь, пишет он к Тимофею, милость свою Онисифорову дому, иже вериг моих не постыдеся, но тощнее взыска мя. Дети Иова находятся вне дома, а он возносит за них жертвы, и Бог приемлет оные. Но ты снова говоришь, что отсутствующие по крайней мере целы, а умершие тлеют в земле. Как тлеют? Тлеет только тело, но не тлеет душа: дух возвращается к Богу, иже даде его, говорит премудрый. Но и сие видимое тление тела, не есть ли зародыш невидимого истления? Сеется в тление, говорит Апостол, и возстает в нетлении, сеется тело душевное и возстает тело духовное. Зерно, поверженное в землю, предается тлению, но в сем тлении сокрывается начаток жизни будущего благолепного растения; и думаешь ли ты, что животворный лучи солнца не проникают землю, и теплотою своею не поддерживают жизни в сем зерне тлеющем? Безумне, взывает Апостол, ты еже съеши, не оживет, аще не умрет, а если оживет, то значит, что дух жизни сохраняется и в самом тлении. Почему же ты умерших почитаешь как бы вовсе несуществующими? Не видишь ли, как далеко завлекло тебя неверие? Думая отвергать только пользу поминовения усопших, ты вместе отвергаешь и бессмертие души и воскресение мертвых. Если мертвые живы для Бога, то живы и для тебя; а если живы, то почему же отказываешь им в той благодетельной помощи, в которой никогда прежде не отказывал им, когда они были с тобою и своею любовию, своим попечением, своими услугами непрестанно напоминали тебе о своем присутствии и бытии. Но теперь ты их не видишь, не слышишь, не лобызаешь, не приемлешь угождений их, не чувствуешь соприкосновений их: неужели от того сделались они менее любезны для тебя? Неужели любовь твоя была подобна огню, который тотчас погасает, как скоро отнимают вещество, питавшее оный? Нет, не так любил Господь Иисус друга своего Лазаря: Лазарь был для Него другом и во гробе. Он молится со слезами за друга своего и в то время, когда тело его испускало уже из себя зловонный запах, и молитва Его воззывает к жизни умершего. Не так любила своего сына и вдовица Наинская, но в то время, когда несли его уже к погребению, она со слезами поверглась к стопам Богочеловека, умоляя Его возвратить к жизни умершего, и се сын ее мертв бе, и оживе. Не так помнил Апостол благодеяние Онисифора, но молился за него и тогда, когда не было уже его на свете. Не так наконец забывчивы были и сотрудники Иуды к заслугам падших на поле битвы братий своих, чтобы, сокрыв их в земле, не позаботиться о будущей их участи за гробом; но, собрав сребро и злато, послали богатые дары во Иерусалим, да принесутся жертвы за умерших, боголепно помышляя, как замечает священно-историк, о воскресении мертвых. Не будьте же жестокосерды и забывчивы и вы к умершим вашим братиям, сродникам и знаемым по плоти, и оросите прахи их не столько слезами сожаления и скорби безутешной, сколько елеем молитв и приношений, да воздвигнет их Господь в день он ко блаженству нескончаемому и радости непрестающей чрез вас и с вами во веки. Аминь.
* * *
Не трудно угадать, какие мысли и чувствования занимали души ваши, когда вы, исходя из храма сего, размышляли о слышанном вами в беседе нашей? Да, вы говорили сами с собою, если бы и ныне был с нами Господь Иисус, были Илия и Елисей, были Апостолы Петр и Павел, воскрешавшие мертвых по прошению живых, то и мы бы не пощадили приношений своих, и поспешили бы с мольбами нашими, да воскресят наших мертвецов. Но, други мои! вы позабыли главный предмет, о котором речь была. Вы утверждали, или, лучше сказать, вам внушали, что молитвы и приношения за умерших бесполезны потому, что они на умерших, по их мертвенности, не могут оказывать столь же благотворного действия, как на живых, и мы показали вам из многократных опытов, открытых нам в Божественном Писании, что мертвенность умерших нисколько не препятствует действию по них молитв, что для Бога, внемлющего молитвам и сообщающего им благотворную силу свою, нет никакой разности между живыми и умершими, так как для Него те и другие равно живы, что для Его всемогущества беспредельного нет пределов ни в жизни, ни в смерти, ни до гроба, ни за гробом, что и ветхозаветные праведники приносили жертвы за грехи умерших в чаянии некоей отрады душам их и что Апостолы, верно, не напрасно велели творить молитвы и моления за всех, а в числе их конечно и за умерших, и сами совершали оные, что видно из чиноположения их как о приношениях, так и молитвах за усопших, помещенная в литургиях, ими составленных. Но вы снова говорите: ныне сколько не молись, сколько ни служи обедней по умершим, а умерших не воскресишь. Так было время, когда по премудрым и всегда благодетельным планам Божиим нужно было воскрешать и мертвых: но ныне нет ни воскрешающих, ни воскрешаемых? Почему же, спросите, нет? Потому, что... но пусть вместо меня отвещает вам Св. Златоуст. Вы вопрошаете меня, говорил он некогда своим слушателями почто не суть ныне воскрешающие мертвых, и исцеления совершающии? Но прежде, нежели реку вам: почто? вопрошу вы и аз: почто не суть ныне презирающии настоящую жизнь? Почто на мзде работаем Богу? Егда естество человеческое пребывает немощнее, егда подобаше насадитися вере, быша таковии мнози. Ныне же не хощете Бога, да мы прилепляемся к сим знамениям, но паче да будем выну готовы к смерти. Почто же держишися настоящего живота, почто не помышляеши о будущем? Для сокращения живота сего ты не отречешися служить и идолам, и для грядущего ты не хощеши и от печали воздержатися. Сего ради не суть ныне ни воскрешающии, ни воскрешаемии, яко безчестен явися нам оный живот, для живота бо грядущего мы ничтоже творим, для настоящего же ничесоже отрицаемся терпети.
Вот ответ Св. Златоуста. Не довольны ли слова, истекающие из златых уст вселенского проповедника, для убеждения вашего? Так, возлюбленные братия, сколько прежде нужно было воскресение мертвых как для возбуждения и укрепления веры в неверных, так и для доказательства Божественного посольства и проповедников и Основателя ее, столько же в настоящее время это излишне и даже было бы вредно. Истинный Христианин должен желать, говоря словами Апостола Павла, совлещися от сего смертного телесе, а не облещися, скорее разрешитися от уз плоти и со Христом быти; скорее избавиться от молвы и мятежа человеческого и достигнуть спокойной и безмятежной пристани; скорее исторгнуться от среды хитростей и козней мира лукавого, от злобы и вражды людей зложелательных, и повергнуться во объятия Отца любвеобильного и стать в кругу присных по вере и друзей Божиих; скорее свергнуть с себя тягостное бремя плоти и облечься в нетленную одежду духа. И так что же? Неужели участь древних, иногда снова возращавшихся в жизнь земную и многотрудную, кажется вам предпочтительнее участи Христианина, спешно воспаряющего в горние обители неба, под благодетельный кров Отца небесного, к радостям вечным и неизменяемым, неужели, говорю, жребий их представляется вам завиднее жребия вашего, по коему вам предлежит единою умрети, и потом уже никогда не умирать, но вечно жить и блаженствовать? Неужели бы вы хотели остаться вечно на земле и никогда не переходить на небо? Неужели вам приятнее жить с людьми, нежели с Богом и избранными Его ангелами, носить тяжкие узы нужд житейских, нежели перейти в жизнь, чуждую забот и попечений? Если не так, то что заставляет вас так много желать воскресения мертвецов ваших? Так много скорбеть, столь горько плакать и столь неутешно рыдать о смертных? Скажете ли: любовь ваша к ним? Но что это за любовь, которая желает воззвать любимое лице от света во тьму, от свободы в темницу, от покоя к беспокойству? Или – представление своего собственного беззащитного положения? А это настоящее самолюбие, которое лучше желает, чтобы другие страдали для нас, нежели мы что-либо потерпели для других. Или – сомнение о рановременной кончине их? Но кто сказал вам, что она рановременна? Рано, быть может, прешли они от здешнего света для вас, но не рано для Бога и себя. Господь, Владыка жизни и смерти, егда хощет мертвит и живит, и кто осмелится сказать Ему, что Он премудрый не так поступает? Или, наконец, воспоминание о грехах и беззакониях, с которыми они низошли во гроб, не очистив совесть свою покаянием? Но можете ли вы поручиться, что если бы воскресли они, то стали бы вести жизнь более благочестивую? Знаю, что не можете: ибо никто и за себя не может поручиться. Всяк человек ложь, свидетельствует Пророк, и мняйся стояти, говорит Апостол пусть себе блюдет, да не падет. И потому не должно ли паче благодарить Бога, что по крайней мере смерть прервала непрерывную цепь преступлений их, не должно ли даже радоваться, что теперь уже отняты у них средства и способы более и более оскорблять величие и благость Божию и тем заслуживать вящшее наказание правосудия небесного? Не должно ли напротив стараться только о том, чтобы каким либо образом облегчить и то бремя, которое лежит уже на душах их, а не желать увеличивать оное чрез возвращение их снова к жизни? Но как облегчить? Молитвами и приношением жертвы бескровные. Молитва веры спасет болящаго, говорит Апостол, и аще грехи сотворил есть, отпустятся ему (Иак.5:15), а чем иной больной лучше умершего? Не он молится, но молятся за него пресвитеры церковные и верные о Христе братия, и однако же по молитве их отпускаются ему грехи. Жертва же бескровная для того именно и уготована и предана нам благопопечительным о нас Промыслом, чтобы ежедневно возносить ее во оставление грехов наших. Есть и еще средство помогать умершим нашим братиям; это милостыни, раздаваемые за них нищим: но здесь не место говорить о сем средстве. Вот воскресение, о котором наиболее всего должно заботиться оставшимся живым, воскресение не тела, но души, воскресение от смерти вторые, а не первые, которая не есть для нас зло, но великое благодеяние; воскресение от жизни многобедственные в жизнь вечно-блаженную, из ада в рай, из области сатанины к Богу. Думаете ли, что это не возможно? Нет возможно, хотя трудно, до самого второго пришествия Христова, до той самой минуты, когда праведный Судия и Мздовоздаятель вселенные изречет конечный суд над живыми и умершими; труднее, нежели здесь, когда тот, за которого мы молимся и сам содействуем успеху молитв наших о нем и своими слезами, и своим покаянием, и своим обращением к Богу и своими посильными добродетелями. И почему бы это было невозможно? Разве не к тому же Богу всемогущему обращены молитвы наши, который спас Христом всех живых и умерших до Христа в вере и уповании избавления обетованным Семенем жены? Разве не та же жертва приносится на алтарях церковных, которая принесена была некогда и не крестном жертвеннике. А та жертва послужила к оправданию всех верных, как живых, так и умерших. Темже убо, говорит Апостол, якоже единаго прегрешением во вся человеки вниде осуждение, такожде и единаго оправданием во вся человека вниде оправдание жизни. Якоже ослушанием единаго человека грешни были мнози, сице и послушанием единаго праведна будут мнози. Да якоже царствова грех во смерть, такожде и благодать воцарися правдою в жизнь вечную Иисус Христом Господем нашим (Рим.5:18, 19:21). В самом деле, какое может быть различие между жертвою приносимого в храмах и жертвою принесенного на кресте. Не один ли и тот-же Христос в той и другой жертве есть и жертвуемое и приноситель жертвы? Не та же ли цель не те же ли и плоды? Что-же здесь священник? Есть только благоговейный предстоятель жертвы, есть только видимое орудие для существ видимых. Не верите мне? По крайней мере поверьте Св. Златоусту: хощу, говорит он ко своей пастве, нечто пречудное рещи: но не чудитеся, ниже смущайтеся. Что же сие есть? Принос тойжде есть, аще принесет его Павел или Петр, тойжде есть, его же Христос ученикам даде, и его же ныне священницы творят; ничим же сей меньший оного, зане и сего не человецы освящают, но сам той, иже и оного освятивый Христос. Яко же бо глаголы, яже Бог провеща, тыяжде суть, яже священник и ныне глаголет, сиде и принос тойжде есть. И се убо тело есть и оно, а иже мнит сия худшее быти оного, не весть, яко Христос и ныне здесь есть и ныне действует (2Тит. гл. 1. прав. 2. л. 1493). А если так, если приношение тайной вечери, по изъяснению Св. Златоуста, есть одно и тоже с приношением, совершаемым ныне священниками, или точнее сказать, самим Иисусом Христом, если там ученики Христовы вкушали не простой хлеб и вино, но истинное тело и кровь Христову, то и здесь тоже тело и та же кровь Христова. Но что Иисус принес в жертву за живот мира на кресте, как не тело свое? И что излиял на нем, как не кровь свою? Если сие тело и сия кровь Христова на кресте и в тайной вечери способны были очищать грехи верующих во имя Его, а это несомненно видно из самых слов Христовых, изреченных Им на тайной вечери: приимите и ядите, cиe есть тело мое, еже за вы ломимое, пийте от нея вся, сия есть кровь моя, яже за вы и за многия изливаемая во оставление грехов: то почему бы той же плоти и той же крови Христовой не иметь сей благодетельной силы и способности в Литургии? Разве не изменился ли Христос с течением веков? Нет, возлюбленные братие, Христос вчера и днесь, тойже и во веки. Вчера был Спасителем человеков живых и умерших, и ныне может той же спасать как первых, так и последних. И так обращайтесь к Нему несомненно с молитвами вашими за себя и за других, окропляйтесь чаще Его спасительною кровию в священнодействии Литургии и окропляйте ею прахи мертвецов ваших и верно будет вам от того польза, а им хотя некая помощь и отрада.
* * *
Литургия оглашенных, в коей участвовали не одни верные, но и оглашенные, начиналась провозглашением диакона: благослови, владыко. Как много заключается в этих кратких словах предначинающего всеобщее молитвословие! Это верный отпечаток нравов древних Христиан. Они не приступали ни к какому более или менее важному делу, не испросив предварительно благословения от своих пастырей, веря от души, что благословение их не есть человеческое, но Божие, понеже устне иереовы, по свидетельству Пророка, возвестят разум не свой, но Божий, яко Ангел Господа Вседержителя есть. И могли ли иначе думать они? Они слышали из уст священника исходящее имя Божие; они видели в перстосложении руки благословляющей имя Иисуса Христа, о нем же, по указанию Апостола, благословятся вся племена земная, они чувствовали, что cиe спасительное имя, переходя с чела на рамена и перси их, проникает их душу и тело и освящает все силы и способности их. Если же они ничего сколько нибудь важного не начинали без благословения Божия, то могли ли приступить без сего же благословения к молитве – к такому предприятию, в котором преимущественно пред всеми другими должны учавствовать сила и благоволение Божие; о чесом бо помолимся, говорит Апостол, яко же подобает, не вемы, но сам Дух – Дух Божий ходатайствует о нас воздыхании неизглаголанными, – в котором и начало и средина и конец исключительно зависят от Бога: потому что мы не довольны есмы и помыслити что яко добро, яко от себе, но довольство наше от Бога есть, так что и еже хотети и еже деяти доброе, только о Его благоволении можем, и в котором наконец человек есть существо, более подлежащее действию высшей невидимой силы, нежели само действующее. Вот мудрая причина, почему диакон при начале Литургии от лица народа громогласно восклицает: благослови, владыко, а священнослужащий, во глубине души своей пораженный мыслию о безприкладном величии Божием и своем сугубом недостоинстве, благоговейно устраняет от себя обязанность, превышающую его силы и обращая ум и сердце свое и народа предстоящего к тому Единому, от Негоже исходит всяко благословение, смиренно ответствует: благословенно царство Отца и Сына и Св. Духа ныне и присно и во веки веков, т. е. не мое благословение да будет над вами, но благословение Того, которого царство благословенно было и есть и будет во все времена и во все веки, или, лучше сказать, в продолжении всей беспредельной вечности, царство благодати и царство славы Бога триединого.
За сим диакон в так называемой великой эктении исчисляет в слух всех предметы молитвы, а предстоящий народ чрез певцов после каждого предмета приглашает свою краткую, но исполненную, по выражению св. Златоуста, милости и всех благих плодов молитву: Господи! помилуй. Сим мудрым способом св. Церковь совокупляет всех верных чад своих как служащих алтарю, так и предстоящих оному в то благословенное единодушие, с которым первенствующие Христиане, по свидетельству св. Дееписателя, по вся дни пребывали в церкви, хваляще Бога и имуще благодать у всех людей. Какие же предметы молитвы? Вот первый: миром Господу помолимся. Сими словами священный глашатай призывает нас к взаимному между собою миру и любви, к прекращению всякой злобы и вражды, к оставлению взаимных обид и оскорблений и к подавлению в себе всякого чувства досады и огорчения, а тем более мщения. Но почему об этом именно предмете, а не о другом каком-либо постановлено церковию прежде всего молиться? Потому что без мира и любви никакая молитва, ни какое приношение, никакая даже добродетель не могут быть благоугодны Богу и прияты от Него. Беззаконник, жряй Ми тельца, говорит пророк от лица Божия, яко убиваяй пса, и приносяй семидал, яко кровь свиную, даяй ливан в память, яко хульник (Ис.66:3). Под именем же беззаконника разумеется здесь человек немиролюбивый, гордый, сварливый и обидливый, словом, во всем противоположный человеку кроткому, молчаливому и трепещущему словес Господних. По сей причине и небесный учитель сказал в наставление каждому из нас: аще пренесении дар твой ко алтарю и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя: остави ту дар твой и шед прежде примирися с братом твоим. На сем основании в древности Христиане, а некоторые и ныне отходя из дома и прихода во храм с смиренным приклонением главы от всех, кого они могли намеренно, или ненамеренно оскорбить, или от кого сами оскорблены были и даже от тех, которые могли питать на них неудовольствие без их ведома, испрашивали себе прощения и сами взаимно прощали всех и каждого. Итак всякий раз, возлюбленные братие, когда вы слышите возглашение диакона: миром Господу помолимся, вспомните всех врагов и зложелателей ваших, всех притеснителей и обидчиков, всех клеветников и досадителей; но вспомните не для того, чтобы возобновить в себе чувство злобы и вражды к ним, но чтобы погасить и истребить всякую злобу и вражду и расположить душу и сердце свое в такой любви и благожелании, что если бы они и снова напали на вас и снова оскорбили вас, то вы и тогда способны были бы изъяснить их поступки не из худых каких либо наклонностей их, не из страстей буйных и постыдных, унижающих человечество, а просто из обыкновенной слабости человеческой, наиболее же из хитростей и козней духа злобы поднебесного, намеренно возмущающего спокойствие людей и тем уловляющего в адскую сеть свою души христианские, и изъяснив таким образом не огорчаться ими, но сожалеть и молиться об них, да уврачует Господь их язвы сердечные своею благодатною силою, не проклинать их, но благословлять и благотворить им, не воздавать зла за зло, но благим побеждать злое; вспомните, возлюбленные, что вы Христиане, и должны последовать Христу, а Христос, по Апостолу, укоряем противу не укоряше, стражда не прещаше, предаяше же судящему праведно: Он, и вися на кресте, молился за своих распинателей, и горько плакал о городе, который готовился быть его гробом. Итак, изженем из сердца нашего все враждебное и помолимся Господу мира в мире или миром. О чем же будем молиться? Послушайте далее диакона. О свышнем мире и спасении душ наших Господу помолимся, взывает он. Вот второй предмет молитвы и опять мир, но мир этот не земной, а небесный, мир свышний, т. е. свыше нисходящий, это мир Божий, превосходяй всяк ум, мир, о котором молится и Апостол в послании к Колоссаем, говоря: и мир Божий да водворяется в сердцах ваших, в нею же и звани бысте во едином теле (3:15). Мир же Божий, по изъяснению св. Златоуста, сей есть, иже есть утвержден и извещен. Аще убо человека ради имаши мир, скоро разорится, аще же Бога ради, не ктому: яко же сотвори с вами Бог, такожде и вы творите. Как сотвори? Сам восхотев, не от нас что прием. То есть имейте мир с ближними вашими не потому, что они мирны с вами, но потому, что вы хотите быть мирны с ними; пусть они враждуют, а вы мирствуйте. Любите ближних ваших не потому, что они сделали или могут сделать вам какое-либо угождение, но потому, что вы сами обязаны угождать им; любите всех и друзей и врагов ваших не для себя и не для них даже, но любите для Бога, всех нас сотворшего, всех милующего, и всем желающего спастися, любите потому, что все мы дети единого Отца, все члены единого тела, все призваны к наследию единого царствия, хотя не все получим оное. Не довольно ли для враждующих и того наказания, что они сами лишают себя сего царствия, сами расторгают блаженный, союз со Христом, сами теряют право на сыновство Отца небесного: за чем же нам усугублять их несчастие своею злобою и мщением и в тоже время и чрез тоже делать и себя равно несчастными? За чем из-за минутного, но всегда мучительного наслаждены отнимать у себя награду вечную, обещанную миротворцам? Блажени миротворцы, сказал Спаситель, яко тии сынове Божии нарекутся. За чем из сынов Божиих делаться сынами диавола, который один только любит вражду и нестроение? О! нет, не злоба и вражда диавола, но мир, мир Божий, мир свышний да водворяется в сердцах наших, об нем усердно и со слезами помолимся Господу мира и любви. Мир Божий водворяется в сердцах наших, когда мы два противоборствующие помысла, низлагая один другим, покоряем миру. Так, наприм., если потерпит кто несправедливую укоризну и оскорбление от другого, тогда от сей укоризны и оскорбления раждаются и борются в нем между собою два помысла, один повелевающий отмстить, а другой претерпеть. Если среди сей борьбы предстанет мир Божий, то он помыслу повелевающему терпеть отдаст предпочтение, а другой повелевающий отмщение, посрамить, каким образом? Увещавая оскорбленного и обиженного, что Бог мир есть, что он сотворил с нами мир, что для сего мира не пожалел своего Единородного Сына, но предал Его на смерть поносную: как же осмелиться разрушить дело Божие, столь дорого ему стоившее? Как внести мне ничтожному творению вражду туда, где самим Богом поставлен мир стражем нашего спокойствия и благоденствия? Cиe размышление мгновенно укротить бурю страстей и покорить многомятежную плоть нашу кроткому и молчаливому духу. Но почему мы особенно и более всего должны просить Бога и в Церкви и дома о мире? Потому что он есть начало всякого блага и верный руководитель к нашему спасению. По сей причине и Христос повелел Апостолам при входе в домы неверных возвещать мир, как некое знамение благих. Входяще же в домы, научал Он их, глаголите: мир вам; ибо где нет мира, там все излишне и бесполезно. По сей также причине Он, разлучаясь с учениками своими, сказал им: мир оставляю вам, мир мои даю вам: ибо мир есть напутствие для тех, которые имели обтещи красными ногами своими всю вселенную. Мир есть такое благо, что творцы оного именуются сынами Божиими и совершенно справедливо: потому что и Сын Божий для того и пришел на землю, чтобы примирить небесная с земными, Бога с человеком и человека с самим собою. Если же миротворцы суть сыны Божии, то творцы распрей что иное суть, как не сыны диавола? Они терзают тело Христово более, нежели воины, раздроблявшие его копием или Иудеи, прободавшие гвоздьми. То зло было гораздо меньше настоящего. Ибо члены тела Христова, раздробленные воинами и Иудеями, вскоре паки совокупились, а эти члены, самовольно отторгнувшись от тела, если здесь не совокупятся, то не совокупятся никогда и во веки останутся вне исполнения Христова. Посему когда ты намереваешься вооружиться против брата своего, то помысли, что ты вооружаешься против членов Христовых и удержись от гнева и ярости твоей. Не говори, что брат твой человек ничтожный и недостойный никакого сожаленья. Вспомни, что сказал Господь о самом последнем Христианине, а брат твой Христианин. Тако несть воля пред Отцем моим, иже на небесех, да погибнешь един от малых сих. И в другом месте: Ангели их видят лице Отца моего, иже на небесех. Бог для него соделался рабом и предал себя на смерть, а ты почитаешь его ничтожным. Итак, ты вооружаешься не против брата ничтожного, но против Бога, великого, приявшего брата твоего под свой всесильный покров. Надеешься ли победить и Бога? Но не позабудь злополучную судьбу Фараона, глаголавшего: и кто есть Бог, егоже послушаю? и в след за сим со всевоинством погрязшего в мори чермном. Не позабудь несчастного Навуходоносора, едва возложившего уста своя на небо, как уже и низверженнего долу в число бессловесных. Не позабудь и слова Псалмопевца: да воскреснет Бог и расточатся врази Его, и другие его же: Господи, Господи! Кто подобен Тебе и несть иже постоит противу лица Твоего.
В третьем прошении великой ектеньи, возглашаемой диаконом, Церковь молится о мире всего мира, благостоянии и святых Божиих Церквей и соединении всех. Здесь нельзя не удивляться той мудрой распорядительности, с какою Церковь располагает предметы молитвы, возводя душу Христианина по сим прошениям, как по степеням, к высшему духовному совершенству, расширяя объем ее, возвышая полет и час от часу более и более приближая ее к тому, который сказал нам: Свят буди, якоже и Аз свят есмь. Так она сначала предлагала ему молиться о мире вообще, потом о свышнем мире в частности, а теперь повелевает распространить сей мир столь много желанный и просимый на все Церкви и на все народы и вместе с сим желать и просить соединении всех под единою главою во едино тело, да будем вси едино о Христе Иисусе Господе нашем. Вот характер молитвы истинно христианской. Христианин молится и в молитве своей заботится не о себе одном, но обо всех вообще – и знаемых и незнаемых и о друзьях и о врагах. Его любовь подобна любви Божественной, которой он старается, сколько это возможно существу ограниченному, во всем подражать, объемлет собою весь мир, никто не исключен из ее благотворительности; во всех, носящих на себе образ человеческий, она узнает своих братьев своих однокровных, своих соотечественников и сонаследников, хотя не вошедших еще в сие наследие, но всех равно предназначенных и призываемых к оному. Правда она отдаст предпочтение присным по вере пред всеми другими, но это потому только, что она теснее сними связана, как с членами единого тела, нежели с другими, и потому ближе и скорее ощущает нужды и потребности их, нежели других, слышит из уст их возлюбленное имя своего Господа, и в нем находит новое побуждение к своей благотворительности, которого не представляют другие, видит в лице их самого Христа, умоляющего о помощи, между тем как не видит того же в других, нуждающихся в ее помощи; восполняет своею щедродательностию недостатки первых, не отказывает впрочем в необходимом пособии и последним.
Но совсем не такова молитва людей, чуждых веры Христовой: она дышит злобою, ненавистию и мщением. Так язычник призывает всех богов своих, да поразят и истребят с лица земли его соперника; Иудей взывает к Иегове, да сокрушит и погубит все народы, кроме одного Израиля; молокан вопиет к Богу мира и любви, да будет он враждебен и немилостив ко всем неприемлющим его суесловного и богопротивного учения, т. е. к тем самым, которые молятся о мире всего мира, следовательно, и о мире молокан.
Молится Церковь о мире всего миpa, но не из внешних каких-либо побуждений и не для выгод вещественных, хотя сии выгоды сами собою естественно следуют за миром, как тень за солнцем, но для того, чтобы под благотворным влиянием мира мы могли, по Апостолу, проходить тихое и безмолвное житие во всяком благочестии и чистоте; ибо ничто столько не вредит успехам благочестия и чистоты христианской, как распри и раздоры, вражды и брани. Там нет благочестия, где нет любви, нет там и чистоты, где сердце возмущено злобою и ненавистно. Ибо в чем состоит благочестие и чистота? По древнему выражению Писания, в хождении пред Богом, во страхе и благоговении, а по новейшему употреблению сих слов, в благоговейном служении Богу во вся дни живота своего чрез исполнение всех заповедей и оправданий Его. Но чего требуют сии заповеди и оправдания? Любви к Богу и любви к ближнему. Возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всею душею твоею и всею мыслию Твоею, и возлюбиши искренняго твоего, яко сам себе. В сию обою заповедию весь закон и пророцы висят, говорит сам Божественный Законодатель. Посему и Апостол Павел любовь называет исполнением закона: любы исполнение закона есть, говорит Он, и в любы совершися закон. И так, в ком нет любви, а есть вражда, тот не только не исполняет закона Божия, но нарушает его в обеих скрижалях, нарушитель же закона Божия столько же далек от благочестия и чистоты, сколько далеки от Бога все оскверненные грехами: ибо всяк грех беззаконие есть, а о грешниках сам Бог говорит чрез Пророка: греси ваши разлучают между мною и вами.
Молится Церковь о благостоянии святых Божиих Церквей: потому что Церкви суть твердыни, на коих зиждется и управляется благоденствие целого мира. Семя свято стояние его, говорит Пророк, а Церкви суть хранительницы и насадительницы сего святого семени. Они же суть и те священные ковчеги, в которых можно верно и безопасно соблюсти надежду спасения и наследия живота вечного и избавиться от потопления в огненных потоках геенны. Не мои это мысли, но мысли святых Отцов Церкви, которые в ковчеге Ноевом, усматривали прообразование Церкви Христовой, вне которой, также как вне ковчега Ноева, нет спасения. На сей без сомнения единственный способ спасения указывает и Апостол Петр, когда говорит: ожидаше Божие долготерпение во дни Ноевы делаему ковчегу, в немже мало, сиречь осмь душ, спасошася от воды. егоже воображение ныне и нас спасает крещение, не плотские отложение скверны, но совести благи вопрошение у Бога воскресением Иисус Христовым. Ибо чрез крещение, как чрез отверстую дверь, мы вступаем под спасительный кров Церкви Христовой в союз благодатный с Богом и Ангелами и со всеми верующими.
Но Церкви Божии, рассеянные по лицу земному, быв разделены местом, еще более разделились мнениями человеческими, привнесенными в позднее время в евангельское учение. Посему Церковь православно-кафолическая восточная, как матерь всех Церквей и по времени происхождения своего и по месту, в коем провел земную жизнь свою и проповедывал свое учение сам Иисус Христос и с коего начали свою проповедь Апостолы, не может не скорбеть о своевольном отторжении от нее чад своих и не может также не желать и не просить Бога о возвращении их в матерния недра свои. Равно и наша греко-российская Церковь, не может не молиться с нею ко Господу сил о соединении невидимою силою Его всех церквей в единое тело под единою главою Христом.
Далее Церковь молится о святем храме, в коем совершается священнодействие, и о всех с верою, благоговением и страхом Божиим входящих в онь. Здесь храм называется святым как потому, что в нем совершается святейшее таинство тела и крови Христовой, так и потому, что чрез него исходит освящение как на дары приносимые и возлагаемые на алтарь, так и на людей приходящих во храм и приносящих дары сии, и наконец потому, что в нем невидимо присутствует и священнодействует сам Святых Святейший Господь во храме святем своем, говорит Пророк. Молится Церковь о входящих во храм, но не о всех, а о тех только, которые входят и предстоят в нем с верою искреннею и нелицемерною, с достодолжным благоговением к нему, как дому молитвы и дому Божию, и со страхом, приличным Божеству, обитающему в нем. Что же те, которые входят и предстоят в нем или просто по обычаю, или с холодности и невниманием, или даже с гордостию и нерадением, с досадою и скукою? Об них Церковь не смеет и молиться, зная от Апостола, что есть люди, для коих ктому не обретается жертва: а только предоставляет их, как дерзновенных оскорбителей величия Божия и поругателей святыни праведному суду Божию.
В трех следующих прошениях возносится молитва к Богу за властей духовных и гражданских, за весь причт и народ, преимущественно же за царя и весь царственный дом его с возглашением самого его имени и имени царственных особ. Сия обязанность молиться за всех, а особенно за царя, обладающего нами, яко помазанника Божия, яко покровителя и защитника веры и Церкви православной, основывается на завещании Апостола, который говорит: молю прежде всех творити молитвы, моления, прошения и благодарения за вся человеки, за царя и за всех, иже во власти суть. Сие бо добро и приятно пред Спасителем нашим Богом, иже всем человеком хощет спастися и в разум истины приити. (1Тим.2:1–4).
К прошению за царя и весь августейший дом его присовокупляется прошение за всю палату и все Христолюбивое воинство из уважения к тем великим заслугам, которыми сопровождается их служение царю, яко наместнику и посланнику Божию, и царству Его, яко представителю царства Христова.
За сим следует особое прошение, в котором испрашивается помощь свыше на покорение под нозе их всякаго врага и супостата: ибо христианский государь не на свою силу и могущество, не на множество и искусство воинов, не на бранные оружия возлагает свою надежду, но на Бога, погорающего по правде и не оставляющего надеющихся на Него. Сии на колесницах, сии на конех, мы же во имя Господа Бога нашего призовем, взывает один из таковых государей. И что же случилось после сего призывания? Тии спяти быша и падоша, мы же востахом и исправихомся, сам он возвещает далее.
Далее Церковь обращает свое молитвенное внимание на всякой град или весь; на всякую обитель и страну и на всех верою живущих в них, и за всех их возносит свою молитву к Богу, испрашивая им благорастворенного воздуха, изобилия плодов земных и времен мирных и покойных; плавающим и путешествующим благопоспешества, недугующим и страждущим облегчения, плененным свободы, а всем вообще спасения душ и избавления от всякой скорби, гнева и нужды, и наконец заступления, помилования и ограждения благодатию Божиею.
В заключение всего, воспоминая пресвятую, пречистую, преблагословенную и славную Владычицу нашу Богородицу и приснодеву Марию, как скорую и всегда готовую заступницу и ходатаицу нашу, со всеми святыми, благоугодившими Богови и выну о нас предстательствующими, повелевает нам всецело и от души предать самих себя, друг друга и весь живот свой Христу Богу.
Таким образом в сем молитвословии, провозглашаемом от диакона, никто не забыт и ничего не опущено, что только нужно Христианину для жизни временной и вечной, для земной и небесной. Каждому из предстоящих во храм остается только следовать своим умом и сердцем за воззваниями диакона и соединять свой внутренний голос с голосом певцов, умиленно возглашающих: Господи! помилуй. И потом, по возгласе священника, в котором он в слух всех исповедует, что всякая слава, честь и поклонение выну подобает токмо Богу Триединому Отцу и Сыну и Святому Духу, изрещи от глубины души с полным убеждением в истина глаголемого. Аминь.
* * *
После великой ектении в Литургии поются антифоны, разделенные во образ Св. Троицы на три статьи, в промежутках коих возглашаются диаконом малые ектении, состоящие в начале и конце великой, дабы, по изъяснении преподобного Кассиана, предстоящие могли чаще соединяться с Господом и не разленилися бы от долговременного продолжения одного какого либо действия (Кас. устан. гл. 20, кн. 2), а по словам святого Златоуста для возбуждения души, в долговременном поучении обыкновенно как бы засыпающей (Бесед, на 2 Кор), священник же в сие время тайно в алтаре молится, беседуя с единым Богом и только по окончании каждой ектении произносит в слух всего народа приличные возгласы, содержащее в себе причину возносимых молитв и поемых антифонов. Но что такое антифоны? Антифоны суть песнопения, совершаемые двумя хорами противугласно, т. е. в виде ответов одного другому, заимствуемый обыкновенно из псалмов, заключающих в себе пророчества о пришествии в мир Христа Спасителя. Такой образ пения псалмов был употребителен еще в Иудейской Церкви, но в Христианскую введен не прежде 2-го века по указанию Ангелов, явленному в видении святому Игнатию Богоносцу, ученику Иоанна Богослова, а до того времени псалмы были петы или читаемы просто одним голосом без преемственных перемен, что для предстоящих во храме могло быть и утомительно по своему единообразию. Но для чего Христианская Церковь начинает свое важнейшее Богослужение псалмами ветхозаветными? Во-первых, она в сем случае подражает примеру Апостолов, которые начинали свое Богослужение именно чтением ветхозаветных писаний и вместе желает исполнить наставление Апостола Павла, который говорит: Слово Христово да вселяется в вас богатно, во всякой премудрости учаще и вразумляюще себе самех во псалмех и пениих и песнех духовных, воспевающе и поюще в сердцах ваших Господеви (Кол.3:16), и в другом месте: исполняйтеся духом, глаголюще себе во псалмех и пениих и песнех духовных, воспевающе и поюще в сердцах ваших Господеви (Еф.5:19.). Во-вторых, она хочет представить взору верующих чад своих в одно и тоже время и пророчества и исполнение оных, пророчества в избранных псалмах, входящих в состав антифонов, а исполнение в самой Литургии, которая возображает пред очами нашими все смотрите Бога Отца о спасении рода человеческого в ниспослании в мир Единородного Сына Своего, в явлении Его на землю, в проповедании Им небесного своего учения, наконец в вольном Его страдании и крестной смерти, даровавших нам право на жизнь и бессмертие. Для сей то цели к антифонам, поемым в нарочитые праздники, обыкновенно прилагаются припевы, соответствующие сим праздникам, наприм. в праздник Рождества Христова: спаси нас, Сыне Божий от Девы рождейся поющия Ти; в праздник Пасхи – воскресый из мертвых, в праздники Богородичные или святых – молитвами Богородицы или святых твоих поющия Ти, дабы всякий мог видеть, по указанию сих припевов, согласие ветхого завета с новым и единство вероисповедания как в ветхозаветной, так и новозаветной Церкви, с тем только различием, что первая ожидала с верою грядущего Мессию, а последняя с тою же верою прияла Его пришедшего. В другое время, для образца, я изъясню вам подробно несколько антифонов повседневных и праздничных, и вы сами увидите, каким драгоценным сокровищем пренебрегают многие из Христиан, или приходя во храм поздно, по пропении уже антифонов, или не обращая на их должного внимания и не понимая ни силы, ни значения их в Литургии, а теперь кстати будет заметить в противоположность обыкновениям настоящего времени, сколь благоразумно поступали наши предки, начиная обучение детей чтению не с другой какой книги, как с книги псалмов. Сим способом они заблаговременно приучали слух и вкус детей, их память и внимание, их, наконец, ум и сердце к таким песнопениям, который они будут в последствии ежедневно слышать во храме и удобнее понимать и в которых найдут они готовые доказательства и объяснения для своей веры и ее главного догмата и формы выражения для своих благочестивых чувств и назидательные уроки и утешительные обетования в различных обстоятельствах жизни и в различных положениях духа. На сем основами и блаженный Иероним в письме своем к одной знатной и благочестивой Римлянке советовал научить своего новорожденного сына прежде всех других слов произносить псаломское слово: аллилуия. В самом деле, не лучше ли и не приличнее ли для христианского отрока, уже посвященного на служение Богу в самой тайне крещения, уже облеченного правами небесного звания и уже вошедшего в таинственный союз с Церковию первородных на небесех написанных и неумолчно взывающих пред престолом Божиим: аминь, аллилуия, не лучше ли говорю и не приличнее ли для него это слово, нежели всякое другое, нежели те нужный имена, который стараются прилепить к его языку, и которыми так много утешаются отцы и матери? По крайней мере в первом выражается стремление его к небу, а последние показывают в нем не больше, как жителя земли. Слово аллилуия на нашем языке значит: хвалите Бога, – сколь было бы трогательно, когда бы вы из немотствующих уст ангелоподобного дитяти услышали это ангельское слово, это красноречивое призывание вас к хвале Богу! Какой спасительный урок для себя слышали бы в сем лепетании детском сами родители! Какое важное наставление пришлось бы не раз получать от наставника в колыбели его родным и знакомым! В то время, когда они, желая польстить или утешить родивших его, вздумали бы любоваться красотою его тела или раскрывающимися способностями духа и стали бы превозносить их, вдруг услышали бы его мудрый младенческий отзыв: хвалите Бога. Не поразились ли бы сим отзывом в душе своей, не умилились ли бы сердцем своим, и не обратились ли бы и на самом деле к хвале Богу, вся создавшему и вся устрояющему, случайно забытой ими? Но этот истинно христианский совет отца Церкви четвертого века – в нашем девятнадцатом веке показался бы странным и едва ли не смешным.
Тем не менее однако же мы, приводя его на память вам, убеждаем и молим вас вашею собственною пользою и пользою детей ваших, старайтесь так или иначе заблаговременно знакомить их с предметами веры и песнопениями церкви, приучайте их с самого раннего возраста к языку священному и вещанием Духа Божия, дабы они, входя во храмы и пребывая в них, не стояли без понятия и размышления, не скучали продолжительностию Богослужения и не развлекались предметами посторонними, но отсюда заимствовали бы себе отраду и утешение, здесь находили бы пищу своему уму и сердцу и отсюда исходили бы с богатым запасом ведения и благочестия и с духом премудрости и страха Божия. Тогда труды и заботы ваши о воспитании их облегчатся сами собою; тогда опасения и страхи ваши за их будущую судьбу, за их нравственность и благонамеренность соделаются излишними. Но возвратимся к предмету нашему.
В воскресные и некоторые другие дни читаются или поются на подобие антифонов изобразительные псалмы: благослови, душе моя, Господа и хвали, душе моя Господа и так называемые блаженны или правильнее блаженства с песнями канона. Содержание псалмов есть усерднейшее благодарение Богу за все Его благодеяния, оказанные и оказываемые нам как в искупление чрез Единородного Его Сына, так и в ежеминутном охранении нас своим бдительным Промыслом с начала жизни до самого конца оной. В Литургии же положено читать сии благодарственные псалмы для того, что и вся Литургия состоит в приношении благодарения Верховному Существу, а потому и совершаемое в ней таинство именуется Евхаристиею или благодарением. Блаженны суть стихи, взятые из нагорной проповеди Иисуса Христа о блаженствах, и начинавшееся кроме последнего словом: блаженны, откуда и получили наименование блаженнами. Они составляют на Литургии третий антифон и относятся к чести и благохвалению святых того дня, для того и читаемы бывают с третьею и шестою песнями канона, так как в сих песнях обыкновенно исчисляются и восхваляются подвиги и добродетели святых для возбуждения нас к подражанию им.
В них содержатся девять главных евангельских добродетелей; которые возводят человеков к совершенству духовной во Христе жизни, и за соблюдение которых Спаситель обетовал под различными наименованиями благ небесных и земных наследие вечно блаженного царствия. А поскольку сего царствия прежде всех новозаветных праведников удостоил он благоразумного разбойника за исповедание Его на кресте Царем и Господом, то посему и блаженны начинаются сим благоприятным Спасителю молением о даровании нам того же блаженства: во царствии твоем помяни нас, Господи! Исчисляемые же в блаженнах добродетели суть следующие: 1) нищета духовная или признание своей пред Богом бедности и нищеты в делах добрых; 2) рыдание и слезы о грехах; 3) кротость, т. е. смиренномудрие и непамятозлобие; 4) алчба и жажда правды Божией, т. е. сильное и непреодолимое желание получить от Бога отпущение грехов и оправдание; 5) милосердие к бедным и страждущим; 6) чистота сердечная, которая состоит в обуздании и умерщвлении грехолюбивых похотений и чрез прилепление к Богу чистейшему, приобретается же и усовершается чрез омовение в таинственных водах крещения, в слезах покаяния и в заветной крови Иисус Христовой; 7) миролюбие или миротворение между враждующими; 8) великодушное терпение несчастий за правду; 9) поношение и изгнание за имя Христово.
По окончании каждого антифона священник, как мы сказали уже, совершает тайно молитвы, из коих в первой, исповедая беспредельное могущество, непостижимую славу, безмерное милосердие и неизреченное человеколюбие Божие, он молит Господа неба и земли, да призрит Он с высоты престола своего по-своему благоутробию на нас и на святой храм, в коем предстоим мы, и да сотворит с нами и молящимися с нами богатые милости и щедроты своя. Во второй испрашивает у Бога, да спасет Он людей своих, т. е. людей, призывающих пресвятое имя Его, исповедующих веру в Него и всегда и во всем надеющихся на Него, да благословит достояние свое, стяжанное честною кровию Единородного Его Сына, да сохранит цело и неврежденно все исполнение церкви своей, и освятит любящих благолепие дому своего, и да воспрославит Божественною своею силою всех славящих Его, и да не оставит без помощи и заступления своего всех нас, уповающих на Него. В третьей и последней благодарит Христа Спасителя за дарование общих молитв, т. е. общих: и верным и оглашенным, от всех племен и народов, без всякого различия пола и состояния, которым в сей части Литургии позволялось присутствовать во храме вместе с верными в противоположность Иудеям, которые думали, что Бог их есть только их Бог, а не других народов, и что они только могут молиться к Нему, а все прочие не имеют на то права, – потом, припоминая Его обетование, даровать или исполнить прошения двух или трех лиц, согласно призывающих имя Его, просит и ныне приять и исполнить прошения на рабов своих на пользу их, ниспосылая нам в настоящем веке познание своей истины, а в будущем доставляя живот вечный.
* * *
Мы остановились на малом входе. Да, это важная минута в священнодействии Литургии, которая заслуживает того, чтобы мы остановились на ней всем благоговейным вниманием нашим, и притрепетным удивлением к неизреченному благоснисхождению Творца неба и земли к нам недостойным. Знаете ли, что происходит в сию минуту столь знаменательную? Послушайте молитву, совершаемую в сие время тайно священнодействующим, и вы постигнете всю высокую цену ее. Священник молится в сие время следующими словами: Владыко, Господи Боже наш! Ты, который уставил на небесах чины и воинства Ангелов и Архангелов: сотвори со входом нашим, чтобы он был входом святых Ангелов, которые бы служили вместе с нами и славословили твою благость. Ибо Тебе единому достойно воздавать всякую славу, честь и поклонение Отцу и Сыну и Св. Духу как ныне, так и всегда в безконечные веки. И потом присовокупляет: благословен вход святых твоих всегда, ныне и присно и во веки веков. И так минута сия, есть та торжественная минута, в которую Господь славы в сонме сил небесных невидимо нисходит в среду сонма верующих по обетованию своему: идеже два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреде вас. Посему то диакон, исходя в сие время из алтаря с евангелием во образ исхождения Христова в мир на проповедь и явления Его среди верующих, громогласно взывает: Господу помолимся, и потом, став на среду Церкви, снова возглашает: премудрость прости! т. е. будь всякий благоговеин и внимателен: ибо открывается премудрость, а Церковь устами песнопевцев приглашает верующих изыти во сретение грядущему Господу своею верою, любовно и упованием, смиренно повергнуться стопам Его и поклониться Ему, яко Царю и Богу нашему. Приидите, взывает она к верным чадам своим жалобным гласом нежнолюбящей матери, приидите поклонимся и припадем ко Христу, далее, обращаясь к самому пришедшему в сонме Святых своих Царю славы, умиленно вопиет: спаси нас, Сыне Божий, во святых дивен сый поющия Ти, аллилуиа.
Такое великое снисхождение Царя небесного к нам уничиженным обитателям земли конечно требует сугубой нашей благодарности и признательности к Нему. Посему и Церковь усугубляет к Нему свое моление, а в след за евангелием вместо простой ектении полагает сугубую, т. е. совершает свое моление с умноженным тщанием и усердием, что ясно выражает она и в самой ектении и в молитве, читаемой священником в продолжении оной.
Выражает в ектении: ибо к прошениям, заключающимся в великой ектении присовокупляет еще пять особых прошений, изображающих всю глубину сердца, всецело преданного Богу, и в Нем едином ищущего себе помощи и заступления, а молитвенное воззвание: Господи помилуй, после каждого прошения утрояет. Выражает и в молитве священника, в которой сама она прямо называет свое моление молением прилежным. Господи Боже наше, молится священник, прилежное сие моление приими от твоих рабов, и помилуй нас по множеству милости Твоея и благодеяния Твои ниспосли на нас и на всех людей Твоих, от Тебя ожидающих изобильной Твоей милости. В прошениях же ектении она возбуждает чрез глашатая своего предстоящей народ к усерднейшему молению. Рцем ecu от всея души, взывает диакон, и от всего помышления нашего рцем. Что же рцем? О том сказывают нам певцы, троекратно умиленным голосом поющее: Господи помилуй! Здесь пусть каждый из предстоящих во храме вопросит у своей совести, от всей ли действительно души и от всего ли помышления взывает он вслед за поющими ко Господу о помиловании? Весь ли ум, все ли сердце, и все ли силы и способности души и тела его – и зрение, и слух, и память и воображение, обращены, прилеплены к единому Богу милующему? Чувствует ли он вместе с Давидом, что не только язык, но и все кости его и вся его внутренность совокупно возглашают: Господи, Господи, помилуй нас, Господи! Если чувствует и неукоризненная совесть подтвердит это; то блажен и благословен он и в доме, и вне дома, и на море, и на суше, и во дни, и в нощи, и в делах, и предприятиях своих: потому что милость Господня, столь искренно испрашиваемая им, несомненно придет к нему и будет сопровождать его неотлучно во все дни живота его, а при сей милости каких благ нельзя ожидать ему? Каких бедствий и опасностей страшиться ему? Но если он чувствует противное, если душа его не вся с ним, – одна половина ее во храме, а другая в доме или на торжище, или в судах или на пиршествах; если его помышления без его, или с его ведома растеклись по распутиям мира и блуждают в местах, зараженных тлетворным дыханием разврата и нечестия: то пусть прежде соберет себя в самого себя, пусть возвратит к себе расточенные силы души и совокупит во едино ее помыслы, и тогда уже от всей полноты существа своего воззовет ко Господу о помиловании своем.
За сим возглашает диакон: Господи Вседержителю Боже Отец наших, молимтися, услыши и помилуй. Здесь нужно заметить, что первые слова сего прошения заимствованы из молитвы Манассии, царя нечестивого, но за искреннее его раскаяние, изображенное в молитве сей, прощенного и помилованного Богом. И так всякий раз, когда вы слышите сие прошение, вспомните Манассии, грешника великого, но милосердым Богом не отринутого, и не отчаивайтесь в том же милосердии и для самих себя, сколь бы ни были велики грехи и беззакония ваши, только плачьте и рыдайте подобно ему, раскаивайтесь и сокрушайтесь о содеянных прегрешениях ваших, уклонитесь, по наставлению Пророка, от прежнего злого пути своего и станьте на путь правый и истинный, отымите лукавства от душ ваших, и престаньте от беззаконий ваших. Научитеся добро творити и взыщите правды и суда. Пример Манассии и сам по себе для нас отраден и утешителен, а Церковь, для возбуждения и укрепления в нас большей надежды на милосердие Божие, влагает в уста наши и самые слова, которыми он преклонил Бога правосудного от гнева и ярости к благости и человеколюбие, от суда и наказания – к милостям и щедротам.
Возбудив в нас надежду на Бога, Церковь в следующем прошении низлагает всякую надежду на самих себя, научая нас говорить в уме своем за диаконом: помилуй нас, Боже, по велицей милости Твоей, молимтися, услыши и помилуй. Т. е. помилуй, нас, Господи и Боже наш, не по нашим каким либо заслугам и добродетелям, но единственно по Твоей великой милости. Сверх того в сих словах, заимствуя оные из покаянной молитвы другого царя грешника, Богом помилованного, царя Давида, тяжко согрешившего пред Богом и потом в слезах болезненного сетования, и непритворного сокрушения и раскаяния составившего всем известный псалом: помилуй мя, Боже, по велицей милости твоей и пр., представляет взору нашему другой ободрительный пример успешного покаяния и тем совершенно успокаивает нас упованием на Бога милующего.
Далее, желая придать полноту и совершенство молитве нашей, она обращает ее от нас самих к ближним нашим, и притом не только к живым, но и к умершим. Вы уже слышали от меня о первых, слышали также и о последних, сколь усердная молитва Церкви полезна и спасительна для тех и других. Теперь я нужным почитаю только напомнить, о ком именно из умерших она молится. Молится она о блаженных и приснопамятных святейших патриархах православных, о благочестивых царях и благоверных царицах, о создателях известного храма или обители и о всех преждепочивших отцах и братиях, зде лежащих и повсюду православных. Видите пространство любви христианской: она не довольствуется живыми, но объемлет собою и умерших; не ограничивается известным временем и местом, но, подобно беспредельной любви Божией, коей подражает она, распростирает свое влияние на все времена и места; одно только сокращает, по-видимому, обширный круг благотворной ее деятельности – неверие и неправоверие: ибо она молится здесь только о православных, а всех прочих как будто забывает. Но и в сем случае она умеет помочь себе; она благотворит и тем, которые отвергают ее благотворения; она молится, как увидим в последствии, и за тех, которые блуждают еще вне спасительного ее покрова, но молится другою молитвою – молится об одних, да обратятся от тьмы ко свету, о других, да приидут в познание разума и благочестия, а об иных, да сподобит их Господь во время благопотребно бани пакибытия, оставления грехов и одежды нетления; да породит их водою и духом в купели крещения и да сопричтет их к избранному своему стаду.
Церковь, благотворя другим, не забывает и тех, которые благотворят ей самой и потому особенно молится о плодоносящих и добродеющих во святом храме, т е. о приносящих во храм и посвящающих оному приличные благолепию его имущества свои, и другими полезными способами споспешествующих благосостоянии и украшению церкви, молится о труждающихся, которые в древней христианской Церкви составляли особенный класс клира, и коих тяжкая обязанность состояла в погребении тел усопших Христиан; молится о поющих во храме псалмы и песни и о всех предстоящих людях, ожидающих от Бога великие и изобильные милости.
Священник же, предстоящий трапезе Господней, как живой орган Божества, изрекающий волю Его в произносимом за тем во услышание всех возгласе, подтверждает возможность получить просимое, указуя на милость и человеколюбие Божие. Яко милостив и человеколюбец Бог ecu, и Тебе славу возсылаем Отцу и Сыну и Св. Духу, ныне и присно и во веки веков. Т. е. Ты можешь, Господи, и хощешь исполнить прошения наши: потому что Ты милостив и человеколюбив, а причт от лица народа утверждает Его исповедание своим согласием в слове: аминь, которое означает верно и истинно.
Но для чего, вопрошают некоторые мудрецы века сего, певцы сопровождают каждое из сих прошений троекратным воззванием: Господи помилуй! Не довольно ли было бы однажды, но с усердием и от души произнесть сие воззвание. Такое единообразие и многократное повторение одного и того же, прибавляют они, признаться скучно и утомительно. О, други мои! сказал бы я сим мудрым совопросникам, если вы приходите во храм для того, чтобы найти в нем приятное разнообразие и развлечение: то предваряю вас, вы ошиблись и не туда зашли. Здесь дело идет о назидании и спасении души, о испрошении милости и прощения от Бога, а не о разнообразии и развлечении. А припомните, как вы поступаете, когда находитесь в неизбежной опасности погибнуть и ищете в ком либо защиты и помилования себе? Довольствуетесь ли вы тем, что однажды, положим, от всего усердия выскажете свое ему прошение? О! нет, вы готовы тысящекратно повторять одно и тоже, только бы избавиться от угрожающего вам бедствия. Сверх того вы разве забыли, что сам Сын Божий в минуту тяжкого своего подвига с воплем крепким и со слезами вознося свое моление к Богу Отцу, третицею тожде слово рек: Боже Мой, Боже Мой! вскую Мя еси оставил. А если и Сам Единородный и Единосущный Сын Божий имел нужду в троекратном повторении своей молитвы, дабы быть услышану, по выражению Апостола, от благоговеинства, то не семьдесят ли раз седмирицею нужно повторять свои моления нам грешным и непотребным рабам Его, дабы быть, подобно Ему, услышанными? Несть раб болий господина своего, и несть ученик над учителя, своего, сам Он вещает нам. Ищите и обрящете, толцыте и отверзется вам. О! Церковь глубоко и истинно постигла и значение примера Его и Его Божественного наставления, когда краткую и умилительную молитву о помиловании нашем заставляет по временам произносить нас от одного даже до шестидесяти раз. Этого мало еще, она желает даже, чтобы мы сию или другую подобную молитву непрестанно обращали и в уме и устах наших.
При окончании Литургии оглашенных, Церковь повелевает оглашенным приклонить главы свои: оглашены главы ваша Господеви приклоните, взывает диакон. Для чего это, спросите вы? Для того ответствует вам св. Златоуст, чтобы приять благословение от Господа: ибо непосредственно пред сим молилась за них и с ними Церковь, а теперь тайно молится священник о ниспослании на них благословения Божия, а вместе с ним и всех благодатных даров Божиих, как-то: крещение, оставление грехов и оправдание, соединение с святою Апостольскою Церковию и сопричтение в число избранных Божиих. Господи Боже наш, беседует он ко Господу, обитающий на высотах небесных и призирающий на смиренных земли, Ты, который для спасения рода человеческаго ниспослала Единороднаго своего Сына и Бога, Господа нашего Иисуса Христа, призри на рабов Твоих оглашенных, подклонивших Тебе свои выи и удостой их благовременно бани пакибытия, оставления грехов, одежды нетления, соедини их с святою Твоею, coборною и Апостольскою Церковию и сопричти их избранному Твоему стаду. И потом возглашает в слух всех: да и тии, т. е. пусть и они с нами славят пречестное и великолепое имя Твое Отца и Сына и Св. Духа ныне и всегда и в безконечные веки, и причт подтверждает истину реченного словом: аминь. При принятии столь многих и столь высоких даров Бога небесного возможно ли оставаться с челом гордо возвышенным, с выею непреклонною и с сердцем надменным? Не нам ли прилично здесь с чувством самоуничижения и со слезами сердечного сокрушения признать в душе своей свое великое недостоинство, и, сколько возможно, более преклонить выю и главу свою под щедродательную десницу Вышнего, да исполненное даров благодати благословение Его не обрящет препятствие в гордости нашей: ибо Бог наш есть Бог ненавидящий гордость, и всяк высокосердый, по словам Пророка, мерзость есть пред Ним; благодать Его изобильно изливается только на кротких и смиренных, а гордые и надменные недоступны для ней: прохладные струи источника не текут на верхи гор возвышенных, но легко и удобно нистекают в юдолия земли и напояют их животворною влагою. Посему и Апостол говорим: Бог гордым противится, смиренным же дает благодать, и сам Бог вещаем устами Пророка: на кого воззрю; токмо на кроткого и молчаливого и трепещущаго словес моих. О! как после сего неблагоразумно и даже нечестиво поступают те, которые, при подобных возглашениях диакона о преклонении главы, как будто нарочно еще выше поднимают главы свои и гораздо возвышают чело надменное, или, стоя в неуместном рассеянии, остаются неподвижными подобно стенам повапленным. Такое положение тела во храме слишком опасно; вспомните историю фарисея и мытаря, рассказанную нам самим Господом в назидание наше и страшитесь подвергнуться участи первого, а напротив старайтеся заслужить участь последнего.
В молитве и эктении за оглашенных встречаются некоторые выражения, не для всех понятные, как-то: баня пакибытия, одежда нетления, Церковь соборная и стадо избранное, постараемся объяснить их. Что это за баня пакибытия, т. е. баня нового бытия? Так называет Апостол Павел в послании к Титу (гл. 3:5) крещение, в котором мы, вступая с верою во Христа в купель, как во утробу матернюю, снова рождаемся, по словам Христовым, водою и Духом, или, по объяснению Апостола, погружаясь с тою же верою в водах крещения, как бы спогребаемся Христу, а исходя из оных совоскресаем с Ним от смерти греховной к жизни святой, так что делаемся новою тварию и новым созданием во Христе – не по естеству, но по благодати, А отсюда понятным становится и другое непонятное выражение. Одежда нетления, испрашиваемая для оглашенных, есть одежда получаемая во св. крещении, и состоящая в непорочности и святыне Христовой, вменяемых крещаемому по вере во Христа. Это одежда спасительных заслуг Христовых, в которую крещаемый облекается в священнодействии крещения, совлекшись ветхаго человека с деяньми его, и облекшись в новаго, обновляемаго в разум и созданнаго по Богу в правде и истине. И потому то Дух Святой устами Богомудрого Апостола приветствует верных: Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся. (Гал.4:6:7). – Под святою, соборною и Апостольскою Церковью разумеется не частная какая-либо церковь, но Церковь повсемственная и всеобщая, коея начатки суть Апостолы, а продолжение – все верующие, рассеянные по всему лицу земному и приемлющие их здравое учение в том самом виде, в каком оно передано было первым ученикам их и учениками приводимо было в исполнение на деле. Сия же самая Церковь составляет и упоминаемое в молитве и эктении избранное стадо: потому что члены ее избраны и собраны в одну священную ограду и под один невидимый кров благодати Христовой от всех племен и народов. Но от сей Церкви и от сего стада оглашенные отчуждены еще, еще стоят вне царских дворов и вне священной ограды; еще не просветились св. крещением не вкусили дара небесного и не соделались причастниками Духа Святого; еще не вполне познали сладость глагола Божия и не постигли еще силы грядущего века, и потому весьма естественно, что мы молимся о благовременном, т. е. в здравом состоянии духа и тела, прежде тяжких недугов и внезапной кончины – соединении их с соборною Церковию и сопричтении их к избранному стаду. По окончании сей эктении и молитвы диакон громогласно возглашает: Елицы оглашеннии изыдите, оглашеннии изыдите, елицы оглашении изыдите, да никто от оглашенных, т. е. дерзает оставаться во храме, и с сим воззванием в древности оглашенные исходили вон из храма, и оставались в нем одни только верные. Минута тяжкая для оглашенных, но торжественная и утешительная для верных, которые с сим вместе, по бесприкладному милосердию Божию, допускались к созерцанию высокого тайнодействия. За то с каким нетерпением ожидали оглашенные времени, когда и они сопричтены будут к числу верных, с каким усилием и какими трудами и подвигами старались ускорить сие время, и с какою наконец радостию и торжеством вступали они в круг стада – Богоизбранного!
Для чего, может быть спросят некоторые, делает сие возглашение диакон ныне, когда нет уже между нами ни оглашенных, ни кающихся под явными церковными епитиями? Для того, отвечал бы я предложившему мне сей вопрос, чтобы научить тебя христианской любви и смирению, если бы и в самом деле не было между нами оглашенных и под церковною епитимию состоящих: то без сомнения есть таковые в других местах Православной церкви: почему же ты не хочешь молиться за них? Не есть ли это в тебе явный признак недостатка любви христианской? Сверх того, если ты не видишь вокруг себя других оглашенных, то поставь на место их самого себя и, смирясь в душе твоей пред величием тайн Божиих, поспеши изыти из храма, коего чувствуешь себя недостойным и плачися горько о грехах своих. Ты верно не святее Апостола, а он, говоря о грешниках, сказал о себе: от нихже первый есмь аз. Нет между нами оглашеных таких, какие были в древности, но за то сколько других нового рода, несравненно менее достойных присутствовать при высоком тайнодействии тела и крови Христовой, нежели древние! Кто же они? Все те, кои грешат без раскаяния, с попранием веры и совести, безстудно преступая закон Божий и предания Церкви и посмеяваясь всякой святыне Христианства; все также те, которые питают в сердце своем непримиримую злобу и мщение против собратий своих; все, входящие во храм с обычною рассеянностию и пребывающие в нем с холодностию и небрежением или с большим вниманием к людям, а без всякого внимания к Богу. О! сколь прилично всем таковым и подобным им воззвание диакона: Елицы оглашеннии изыдите, оглашеннии изыдите, елицы оглашеннии изыдите, да никто от оглашенных. Да никто, скажем с святым Златоустом, да никто из недостойных ясти Божественную трапезу, да никто из немогущих зрети небесную кровь, изливаемую во оставление грехов! да никто недостойный живые жертвы! да никто неведущий таинств веры! да никто немогущий прикасатися оскверненными устами к страшным тайнам пребывати дерзает. Аще имееши на врага гнев, изрини гнев, уврачуй язву, разреши вражду, да приимеши врачевание от трапезы Господней (Бесед. на прит. о блуд. Сыне), Да никто... О! как страшно это краткое воззвание: оно страшнее бича, от вервий сплетенного, которым изгонял некогда Господь Иисус продающие и купующие из храма Иерусалимского. Да никто, – и кто без смущения в сердце и трепета в душе осмелится сказать при сем самому себе: это не я.
Когда небесный Учитель, совершая тайную вечерю, между прочим сказал ученикам своим: едим из вас предаст Меня, тогда все Апостолы крайне смутились и один за другим трепещущим голосом вопрошали Его: еда аз есмь, Господи; еда аз есмь, Господи. В это время с подобным вопросом обратился к Нему и Иуда: еда аз есмь, Равви, сказал он, и хотя Господь Иисус явно не обличил его в преднамеренном предательстве, но он не мог более сносить присутствие Господа своего, которого умыслил предать в руки врагов и немедленно удалился. Будем ли мы безстуднее Иуды, что и при громогласном возгласе диакона: да никто от оглашенных, обличаемые своею совестию, не признаем своего недостоинства, и не будем по крайней мере умолять благость Божию, да потерпит грехам нашим, да не отринет нас от престола благодати своей и да приимет от нас вместо святости и чистоты покаяние, вместо заслуг и подвигов слезы и сокрушение, вместо благих дел благие намерение и обеты непреложные. Да не будет, да не будет!
* * *
Вы знаете, слушатели, что великий вход в Литургии знаменует исхождение Иисуса Христа на вольную страсть за спасение всего человечества, следовательно и за каждого из нас. Если бы в сем священнодейства не заключалось ничего более, кроме воспоминательного обряда о страданиях Христовых, соделавшихся ценою искупления нашего: то и в таком случае сколько бы представилось внимательному взору предметов, достойных занять всю нашу душу, и способных изгнать из нее все житейские помыслы и попечения, и возбудить в ней чувство живейшей любви, преданности и благодарности к Творцу всяческих, преклонившему небеса и сошедшему на землю, да земная совокупить с небесными; уничижившему себя до рабия зрака, да избавит нас от рабства греховного, соделавшемуся по нас клятвою, да искупит нас от клятвы законные, наконец пострадавшему, умершему и воскресшему, да воскресит и нас умерщвленных грехом и спосадит на небесных. Но здесь не обряды и символы созерцает душа верующая, а самую истину под покровом только вещественным; здесь не призрак и привидение являются на трапезе Божественной, но истинное тело и истинная кровь Христова под видом хлеба и вина преподаются всем с верою приемлющим оные во освящение и оправдание. Сколь же прилично посему при пренесении даров, предуготовленных и предосвященных в тело и кровь Христову от жертвенника на трапезу, как при сретении самого Христа, невидимо грядущего, по выражению Церкви, заклатися и датися в снедь верным, возглашать каждому из нас от всей полноты души своей глас разбойничий помяни мя, Господи, во царствии твоем. И сколь опять прилично служителям алтаря Господня, исходя на среду храма и преднося на главе и при персях своих сии спасительные дары, возглашать благожелательно, как-бы в ответ на тайное воззвание каждого, да помянет вас Господь Бог во царствии своем всегда, ныне и присно и во веки веков. Какое умилительное зрелище любви благожелательной, любви истинно-христианской открывает для ума наблюдательного и сердца чувствительного в одних сих взаимных воззваниях и возглашениях. Здесь никто не забыт, никто не пренебрежен и никто не предпочтен. Всем, носящим имя Христиан, и царям и вельможам, и духовным и мирским, и воинам и простолюдинам изрекается одно желание блага единственного и высочайшего – царствия не земного, а небесного: и всех вас православных Христиан да помянет Господь Бог во царствии своем, возглашает священнодействующий. Какая другая Церковь, кроме Церкви Православно-Восточной может похвалиться и таким обилием побуждений и такою полнотою любви благожелательной?! В других Церквах и среди всеобщей молитвы к Богу мира и любви видишь какое-то разделение, какую-то несоюзность, видишь между клиром и народом средостение ограды. Во время пренесения даров певцы поют песнь Херувимскую, так названную от первых слов ее: иже Херувимы.
Песнь сия столько важна и в некоторых выражениях столько трудна для уразумения оной, что нельзя оставить ее без подробного объяснения. Но по сей же самой важности, мы представим вам объяснение не свое, а займем оное у одного уважаемого в нашей Церкви толкователя церковных древностей.
Слова песни известны каждому из нас. Иже Херувимы тайно образующе, и животворящей Троице трисвятую песнь припевающе. Вот их объяснение. Херувимы на небесах, предстоя престолу Господа славы, непрестанно воспевают Его и славословят трисвятым пением: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф! Мы, присутствуя при совершении Литургии, такое же имеем Божественное упражнение, какое и на небесах совершают оные блаженный силы. Ибо 1) предстоим мы в храме, т. е. в таком месте, которое посвящено в селение и честь существу Высочайшему, где величественный воздвигнут Ему престол, на коем Он присутствует невидимо славою своею, как и на небесах. Для того Церковь святой Златоуст называет местом Ангелов, местом Архангелов, превыспренним небом, самым царством Божиим. 2) Мы воссылаем из уст своих пения, и славословим в трех лицах святопокланяемое и животворящее существо трисвятыми песнями, т. е. песнями, в которых троекратно возглашается слово: Святый, как-то: Святый Боже, Святый крепкий, Святый безсмертный помилуй нас или Свят, Свят, Свят Господь Саваоф и проч., которыми Херувимы на небесах прославляют Вседержителя. Посему церковная иерархия представляет собою образ небесные иерархии. Наше священноначалие, сравненное с Ангельским, говорить св. Дионисий Ареопагитский, есть только подобное ему и требуем чувственных образов для возвождения нас от них к Божественному возвышению (Цер. Иер. гл. 1 §. 5). А по такому преимуществу иерархии церковной и мы, предстоящие во время священнодействия Литургии, таинственно образуем собою торжествующи лики Херувимов. И потому увещевает нас Церковь возглашаемою при сем песнию. Всякое ныне житейское отложим попечение, т. е. все житейские попечения, все заботы суетного миpa отринем, и мятежные волнения страстей да укротим в сердцах наших, а устремим наши мысли к созерцаниям Божественным, предстоя со благоговением в сии таинственные минуты, яко на горе святой, в самых превыспренних селениях небесных, где бы земля и все происходящее на ней не представлялись более взору нашему: ничтоже земное в себе да помышляем, возглашает Церковь в другой подобной песни, где одни достойные бессмертной души предметы занимали бы все наши мысли, и где все наше внимание углублено бы было в единственное размышление о наступающем таинстве. Какое же это таинство? Оно возвещается в следующих словах: Яко да Царя всех подъимем, Ангельскими невидимо дориносима чинми. Се Сын Божий, Царь веков и Господь всяческих, дориносимый, т. е. торжественно и боголепно препровождаемый Ангельскими чиноначалиями, грядет невидимо во храм, для исполнения высочайшего звания своего вечного святительства, принесть Себя на Святой трапезе в жертву Богу Отцу о всем мире, и предложить пречистое тело и кровь Свою в блаженнотворную снедь верным. Сего великого и бессмертного Царя нашего, образуемого преносимыми с жертвенника на престол дарами, потщимся сретить с благоговением и принять Его в души наши чрез спасительные Его таинства с усердием и живою радостию, приветствуя Его и воспевая торжественно с Серафимами предходящими и восклицающими Ему: Аллилуия!
По торжественном пренесении даров, диакон, испросив благословение и молитвы у священника, исходит пред двери алтаря и возбуждает предстоящих к молению о пренесенных и предложенных на престоле дарах, возглашая: исполним, т. е. восполним или умножим молитву нашу Господеви о предложенних честных дарех. К сему присовокупляет диакон еще шесть всем и каждому члену Церкви благопотребных прошений, из коих первое: дне всего совершенна, свята, мирна и безгрешна у Господа просим. Сими изречениями он возбуждает нас молиться, чтобы Господь даровал настоящий весь день совершен, т. е. чрез все течение его до вечера благопоспешен делам нашим, особенно же в подвигах благочестия, так чтобы он был свят, дабы ничто грешное и порочное не омрачило его, и вместе мирен, дабы мы, провождая его, во взаимном пребывании сохраняли друг с другом тихое и безмятежное сожитие, удаляясь всех вредных ближним нашим обид и оскорблений, и деяний, противных закону Божию, чрез что он и соделается безгрешен. Поскольку же достигнуть сего без содействия свышней помощи мы не можем, то во втором прошении диакон повелевает просить Ангела мирна, который, по выражению св. Златоуста, возбуждает нас к взаимному миру и согласии и блюдет им в единении и союзе мира; повелевает просить Ангела – верна наставника к делам богоугодным и хранителя жизни. Но поскольку мы за всем тем много согрешаем вcu (Иак.3:2) и несть человек, иже поживет и не согрешит, то в третьем прошении повелевает просить отпущения грехов и прегрешении, т. е. всех больших и малых, вольных и невольных, намеренных и ненамеренные отступлений от закона Божия, словом, делом, помышлением, и всеми чувствами в ведении и неведении; в четвертом прошении – полезных благ душам верующим и всему миру мира, т. е. тишины и безмятежия; в пятом – провождения жизни в мире и покаянии и в шестом христианской кончины безболезненной, непостыдной, мирной, и доброго ответа на страшном судище Христовом, т. е кончины, достойной человека Христианина с искренним раскаянием во грехах своих и приобщением св. таин, кончины безболезненной, чуждой мучительного томления болезнями, отъемлющими не редко способность для приготовления к вечности, кончины непостыдной, как по внешнему образу, в виде благопристойном и честном по своему званию, а не с лютою и позорною определенною для нечестивых участию; так и по внутреннему состоянию души, без всякого смущения совести и без боязни осуждения при последнем издыхании, но мирно, т. е. спокойно и с радостным упованием обетованного наследия вечно-блаженной жизни, и наконец доброго, т. е, легкого и оправдательного ответа на страшном суде Христове. Все сии прошения народ предстоящий сопровождает и тайными в душе своей и явными чрез певцов воззваниями: подай, Господи, а священник печатлеет своим возгласом, указуя в нем на щедроты и человеколюбие Единородного Сына Божия, как на верный и несомненный залог непреложных обетований Божиих в исполнении просимого. Щедротами и человеколюбием Единороднаго Сына Твоего, возглашает он, обетовавшего нам исполнение прошений наших во имя Его, да совершатся и сии прошения, с Ним же благословен еси, со пресвятым и благим и животворящими Твоим Духом всегда, ныне и присно и во веки.
Да дарует убо щедродаровитый и человеколюбивый Господь и всем нам, возлюбленные, совершить как сей день, так и все прочее время жития нашего в святости, чистота или благовременном покаянии, и под благотворным путеводительством Ангела мирна, верна наставника и хранителя душ и телес наших, достигнуть кончины христианской – безболезненной, непостыдной, мирной и доброго ответа на страшном судище Христовом. Еже буди, буди. Аминь.
* * *
Пред возношением даров священник возвещает народу мир обыкновенным своим воззванием: мир всем, а народ устами певцов ответствует ему: и духови твоему. Кратки слова сии, но заключают в себе великие вещи. Мир, по уверению св. Григория, сладок и спасителен как именем, так и вещию, а по словам св. Златоуста, есть источник всех благ, и виновник радости. Он предуготовляет путь любви. Если всегда, то наипаче в сию минуту призывает священник предстоящей народ к миру именно с тою целию, чтобы сим средством предуготовить его к любви: потому что в след за сим диакон возглашает: возлюбим друг друга, или как читается сие возглашение в Литургии Иакова брата Господня: обымем и облобызаем друг друга, и по его возгласу в древности все присутствующее во храме как священнослужители, так и миряне – мужи с мужами, а жены с женами взаимно лобызались так называемым лобзанием святым, охотно и искренно прощая друг другу все согрешения, все обиды и оскорбления, и не только не мстя за оные после, но и не воспоминая их более. Всякий приступающий к тому лобызанию говорил своему ближнему мир ти, а тот ответствовал ему, также как и весь народ священнику: и духови твоему. Но почему в том и другом случае по возглашении мира положено отвечать: мир и духови твоему, а не мир с тобою, или другим каким-либо образом? Св. Златоуст как начало сего ответа, так и причину оного открывает в древнем состоянии Церкви христианской, когда по особенному намерению Промысла Божия дары Духа Святого с особенным изобилием изливались не только на священнодействующих, но и на многих из верующих; сему то духу, живущему и действующему в сердцах тех и других и возглашалось приветствие мира: и духови твоему. Когда мы начали глаголать, повествует Златоуст, народ противуответствовал нам: и духови твоему, показуя тем, яко древле тако глаголали не своею мудростию, но будучи движимы духом.
И так, возлюбленные, всякий раз, когда вы слышите священника, возглашающего вам мир, и певцов от лица вашего ответствующих ему: и духови твоему или со духом твоим вспомните о предках ваших по вере древних Христианах и поскорбите в душе своей, сколь мы бедны и жалки в сравнении с вами. Нет у нас мира, нет и духа, соблюдающего мир; сие состояние Церкви оплакивая, Св. Златоуст говорит: ныне знамения токмо древних действий содержим мы, ныне Церковь уподобися жене, лишившейся древнего благоденствия, и знамения токмо премногия древнего своего благополучия содержащей, богатства же лишившейся. Схождахуся вси древле и пояху обще: сие творим мы и ныне, но тогда во всех едина душа бысть и сердце едино, ныне же ни в единой душе единомыслия оного видеть никтоже может, но везде многая брань. Мира и ныне всем просит от Господа и молится предстоятель Церкви, но имя мира многое, самою же вещию мира нигде несть (на 1 посл. к Кор. бесед. 36). Но дабы сия скорбь и печаль наша не остались бесплодными, а были по Бозе, и спасение наше соделали, то восприимем твердое и непреложное намерение мир имети, по Апостолу, со всеми, аще возможно есть, и с ненавидящими мира быти мирны. Не забудьте впрочем, что сия невозможность к примирению, указуемая Апостолом, должна состоять не в личных обидах и притеснениях, не в злословии и порицании, не в оскорблениях и наглости врагов наших, но единственно во вражде их против Бога и веры, в их нечестии неизлечимом и ожесточении нераскаянном. Врази Твои, Боже, говорит Пророк, во враги быша мне. Не ненавидящия ли Тя, Господи, возненавидех, и о вразех Твоих истаях. Совершенною ненавистию возненавидех я, во враги быша ми (Пс.138:20:21). Возненавидех Церковь лукавнующих, и с нечестивыми не сяду, и вся творящия преступление возненавидех. Вот люди, с которыми невозможно и не должно иметь мира, но и в сих людях позволительно ненавидеть только их злые наклонности и поступки, их злочестие и нераскаянность в них же самих не преставать видеть братий единокровных своих, плакать и сокрушаться об них, моля Господа, да сам уврачует их своею благодатною силою от язвы неисцельные.
С другой стороны, когда вы слышите певцов противуотвещающих священнику: и духови твоему, вспомните, что сей дух сообщен ему чрез возложение рук священничества и не престает в нем действовать даже и тогда, когда он по растленному житию своему и злым своим деяниям соделался недостойным оного. Священник, как строитель тайн Божиих, свыше избранный и определенный на дело служения Церкви Христовой и имущий на главе своей помазание от святого каков бы он ни был, какие бы слабости и недостатки и даже пороки и беззакония ни примечали в нем, всегда есть сосуд благодати Духа Святого целый и неповрежденный для тех, которые хотят восприять от него освящение себе, но для него самого нечистый и оскверненный и блюдомый огню геенскому. Что могло быть нечестивее Валаама, богоотступника и святотатца, вероломного изменника и гнусного соблазнителя народа Божия? Но Дух Святой и его очами, омраченными уже мздою, с такою же ясностию прозревал в отдаленную будущность, и его устами уже запроданными на ложь и обольщение, с такою же полнотою и выразительности предрекал грядущее в поздних веках пришествие Мессии, с какими прозревали и предрекали немногие даже и из пророков истинных, сколько знаменитых? даром пророчества, столько же или еще более прославившихся строгими подвигами святости и благочестия. Какое также беззаконие может сравниться с беззаконием первосвященника Каиафы, судии неправедного и Христоубийцы жестокого? Но Дух Святой, не смотря на то, не погнушался вращать его умом и языком для изглаголания великой истины, и по той единственной причине, что Каиафа, по свидетельству самого же Духа Святого, Архиерей был лету тому. Посему весьма справедливо говорит святой Златоуст: не ныне токмо, но из начала действоваше благодать и недостойными. Аще бо Валаам действоваше, много паче недостойными (служителями Церкви Христовой), и сие захотящих приобретати. Не тоже ли самое возвещает наш и небесный Учитель, когда говорит, что в день праведного суда и мздовоздаяния приидут к Нему некоторые с следующими словами: Господи, Господи, не в Твое ли имя пророчествовахом, не Твоим ли именем бесы изгонихом и силы многи сотворихом? а Он объявит им: николиже знах вас: отыдите от Мене вcu делающии беззаконие. Ибо своею ли силою эти несчастные пророки и чудотворцы производили различные знамения и чудеса и изрекали упоминаемые ими пророчества? Нет, они сами говорят, что именем Христовым совершали все сие, следовательно, благодарю Христовою и силою и действием Духа Святого. А если так, то беззаконие, по коему Господь Иисус угрожает их отвергнуть некогда от общения с Собою, не препятствовало действовать в них и чрез них Духу Святому. Кто же после сего отважится сказать, что Дух Святой оскудевает в пастыре Церкви по мере его недостоинства? Оскудевает Он для него самого, но не оскудевает для других. Молим убо вас братие, скажем словами Апостола Павла, знайте труждающихся у вас и настоятелей ваших о Господе, и наказующих вы, имейте их по преизлиха в любви за дело их: мирствуйте в себе. Духа не угашайте, пророчествия неуничижайте. Сам же Бог мира, при недостоинстве ваших пастырей, да освятит вас всесовершенных во всем: и всесовершен ваш дух и душа и тело непорочно в пришествие Господа нашего Иисуса Христа до сохранится.
Но воспоминая о духе, сущем и действующем в пастыре Церкви, не смотря на его недостоинство, вопросите и самих себя, имате ли духа, восприятого вами при купели крещения в тайне миропомазания? Если имате, то должны быть и плоды сего духа; плоды же сии по указанию Апостола, суть мир, любы, радость о Дусе Святе, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. А если нет плодов сих, то нет и духа творящего их. И горе вам, если не поспешите возвратить потерянного скорым покаянием и искренним обращением ко Господу. Святым Духом, воспевает Церковь, всяка душа живится, чистотою возвышается, светлеется тройческим единством священнотайне. Следовательно, без Святого Духа всякая душа умирает, омрачается нечистотою и погибает вне общения с Богом триединым. Дух сей чрез недостойного служителя Церкви, может еще проходить, как вода чрез канал, для просвещения и освящения всех прибегающих к нему: но в недостойном Христианине может мало по малу до того погаснуть, что и следов его пребывания нельзя будет усмотреть. Молю убо вас братия, блюдите како опасно ходите, не якоже немудрии, но якоже премудрии; не угашайте Духа свыше вам данного, но паче и паче возгревайте сей дар Божий, таимый в вас, и возращайте неленостно благие плоды его. Изгоните из сердец ваших вражду и водворите мир, отжените от себя всякую злобу и ненависть, и поселите любовь; поспешите сказать самому первому врагу вашему: мир ти и облобызать его лобзанием святым, и воздаст ли он мир вашему духу, или не воздаст, вы правы пред лицом Божиим, и благодать Духа Святого пребудет неразлучна с вами. Сколь посему полезно и спасительно учреждение древней Христианской Церкви, когда каждый из верующих, по возглашении священником: мир всем, и диаконом: возлюбим друг друга, смиренно подходил и к другу и недругу и, изрекши ему мир, запечатлевал оный своим лобзанием. Но теперь соблюдается это только между священниками и диаконами, а в народе, присутствующем во храме, не существует более сего святого обыкновения. И так что же? Разве нельзя того же сделать другим образом? Нельзя чувственно, но всегда возможно духовно. Пусть каждый исполнит это в сердца своем тайно, отпущая искренно обиды другим, равно как и сам прося мысленно в христианском чистосердечии прощение себе от других в подобных же оскорблениях. Без сего взаимного примирения душ и сердец и самое служение Литургии не может быть приятно Богу и для нас спасительно, по учению самого Господа: егда стоите молящеся, говорит Он, отпущайте, аще что имате на кого: да и Отец ваш, иже есть на небесех, отпустит вам согрешения ваша. Аще ли не отпущаете человекам согрешения их, ни Отец ваш небесный отпустит вам согрешении ваших (Мф.6:15).
Древние лобызали в сем случай иногда главу, иногда очи и выю, иногда руки и ланиты, а большею частию рамена или плечи, как поступают и ныне священнослужители, но никогда не лобызались во уста, что есть произведение уже поздних времен.
Достоин замечания порядок лобызания, употребляемый священнослужителями в алтаре. Он состоят в следующем: как начальник мира и любви есть Господь, и любить Бога от всего сердца и от всея души есть первая заповедь в законе; то священник или архиерей, троекратно покланяясь пред престолом, исповедует во-первых любовь свою к Богу сими словами: возлюбля Тя, Господи, крепосте моя. Потом, благоговейно преклонився, лобызает святые дары, поверх возлежащего на них покрова, как самого Господа, и край святые трапезы, почитая оную престолом Триипостасного Божества, и для того приглашая славословие Святые Троицы: Святый Боже и проч. Приняв таким образом от самого Господа и алтаря Его мир, творит целование прочими священнослужителями, приветствуя каждого с любовно от чистого сердца следующими словами: Христос пдсреде нас, на что другой подтверждая свое с ним единодушие и любовь, ответствует: и есть и будет; целуют же друг друга в рамена, означая тем, что они равно подлежат игу Христову и носят ярем Его на раменах своих. В тоже время диаконы, облобызав прежде каждый на своем ораре изображение креста, в знак испрошения мира у Бога и во свидетельство своей к Нему любви, творят взаимное целование между собою и также в рамена.
Соединив таким образом души и сердца взаимным миром и любовию, все верующие единомысленно исповедуют Триипостасного Бога, Отца и Сына и Святого Духа Троицу единосущную и нераздельную. Аминь.
* * *
По умиротворении душ и сердец и по совершении взаимного лобызания любви в древности как между священнослужителями, так и между всеми верными, а ныне между одними только священнослужителями, диакон возглашает: двери, двери, премудростию вонмем! Чтобы вполне понять сие возглашение, нужно знать как устройство древних христианских храмов, так и обыкновение Апостольских времен. Древние храмы христианские разделялись на две половины, преграждаемые стеною, и имевшие совершенно отдельные входы, из коих в одной помещались мужчины, а в другой женщины. Двери той и другой половины стрегомы были сначала диаконами и иподиаконами, а потом особыми служителями, именуемыми привратниками, коих исключительная обязанность состояла в том, чтобы во время совершения таинства Евхаристии не впускать никого не только из неверных, дабы не подвергнуть оное кощунству и посмеянию, но и из самых верных, дабы не нарушить спокойствия и благоговейного внимания присутствующих во храме, равно как и не выпускать тех, которые бы по лености и небрежении или по другой какой причине захотели выйти из храма и тем произвели бы соблазн. Посему то в Литургии св. Апостол повелевается: Диаконы да стоят при дверях мужей, и иподиаконы при дверях жен да никтоже изыдет, и да не отверзается дверь, аще бы кто пришел и верный во время возношения. Сие Апостольское повеление соблюдалось в древней Церкви с такою строгости, что привратникам не дозволялось оставлять дверей и на самое краткое время и даже упражняться в молитве (Халк. соб. прав. 42). И так возглашение диакона: двери, двери! относилось к стрегущим двери, дабы они осторожно и бдительно хранили оные заключенными, никого не впуская и не выпуская из храма, а последующие слова сего возглашения: премудростию вонмем, обращаемы были к присутствующим во храме, дабы они всем своим вниманием углубились в таинства, совершиться имеющие, познавая в оных сокровенную премудрость Божию, которая в след за сим Символом веры и провозглашается при отверстой в царских вратах завесе, а в последующем за тем преложении хлеба и вина в тело и кровь Христову благоговейно созерцается.
В последствии же времени когда с одной стороны обращение неверных к вере, а с другой всеобщая ревность верных к благовременному прихождению во храм и неотлучному пребыванию в оном до конца Богослужения сделали oхpaнeниe дверей церковных совершенно излишней: то самый класс привратников, как более ненужный, был уничтожен, а диаконы и иподиаконы обращены были к первоначальному их назначению. Но церковь, не смотря на то, почла за нужное возглашение сие: двери, двери! удержать в Литургии, во-первых, как памятник древности, поучительный для потомков, во-вторых, как предмет, способный принять другое назначение и другое знаменование. Св. Патриарх Герман чрез двери разумеет помышления душ наших, кои мы тогда должны отвлечь от всех земных пристрастий, и внимать единственно чтению Божественного Символа. Другие толкователи в сих дверях усматривают двери уст и ушей наших, которые должны быть заключены для всего внешнего, а отверсты только к услышанию и вниманию Божией премудрости, проповедуемой Символом веры. Св. Киприан в слове о молитве Господней так о сих дверях богомудрствует: для того и возглашается от диакона, говорит он, с сугубым повторением в знак большего подтверждения слова: двери, двери, да заключатся противнику перси наши и единому Богу да будут отверсты, да не попустим внити внутрь врагу во время молитвы. Все сии разные, по-видимому, знаменования сходятся к одной мысли, что мы, приготовляясь к слышанию и созерцанию Божественной премудрости, как в Символе веры, так и в тайне Евхаристии возвещаемой, должны заключить как внешняя двери чувств наших, так и внутренния помыслов души от всего, что может возмутить и расстроить сие слышание и созерцание.
Столь тщательное предуготовление и столь великие предосторожности естественно показывают величие и важность предстоящего действия. Какое же это действие? Чтение и слушание Символа веры, или что тоже, единомысленное и единодушное исповедание Бога в Троице покланяемого. Ибо к сему исповеданию призывала нас Церковь предшествующим воззванием диакона: Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы. К сему также исповеданию приглашали нас и певцы последующим за тем песнопением, указуя в оном того, которого должно исповедывать именно: Отца и Сына и Св. Духа, Троицу единосущную и нераздельную. В самом деле действие cиe столь важно, что ни на земле, ни на небе нет другого ни более, ни даже столько же важного. Ибо и небо от века оглашается тем же исповеданием Бога триединого и все небесные силы не имеют другого важнейшего занятия, кроме славословия трисвятому: свят, свят, свят Господь Саваоф, исполнь небо и земля славы Твоея, вопиют они неумолчными гласы. Но для небесных сил cиe славословие и исповедание легко и удобно. Они, по свидетельству небесного Учителя, выну видят лице Отца небеснаго и непосредственно, в продолжении многочисленных веков, созерцают славу Вседержителя, а пред лицом Божиим и при явлении велелепные славы Его самые неодушевленный твари не остаются безмолвными, но всякая из них свойственным ей гласом возносит хвалу Ему. Посему-то пророк Израилев, восхваляя Господа сил, призывает к соучастию в хвале сей не только Ангелов и человеков, но и солнце и луну, вся звезды и свет, поля и дубравы, горы и холмы, древа и камни, громы и молнии, огнь и воду, снег и град и дух бурный. Удивительно ли после сего, если высшие и совершеннейшие создания, находясь так сказать в ближайшем и непосредственном соприкосновении к Творцу всяческих и во всегдашнем общении с Ним, непрерывно восторгаются к исповеданию и прославлению Его имени досточудного и достопокланяемого и Его совершенств неизмеримо высочайших. Сверх того Ангельские силы верно сохранили первобытное свое достоинство, и потому самою природою своею невольно влекутся к соединению с Виновником бытия и блаженства своего и к изглаголанию бесчисленных чудес Его премудрости и Всемогущества, Его благости и правосудия. А мы грешные и недостойные давно уже потеряли первобытную свою чистоту и непорочность, давно уже взор наш закрылся для мира духовного, давно уже дух наш лишился способности воспарять к горнему, давно ум наш, обремененный житейскими попечениями и плотскими вожделениями, пресмыкается долу, мы, говорю, находящиеся в толь бедственном положении, как исповедаем неисповедимое для нас имя Божие? Как прославим Того, до Которого не досязает ни взор, ни ум, ни дух наш?
Так, брат моя! Если бы род человеческий оставлен был самому себе; если бы Бог сам по неизреченному милосердию своему не открыл ему Себя в слове своем, если бы наконец веков не явил Себя в Единородном Сыне своем, исповедавшем волю Отца своего: то мы не умели бы даже назвать Бога Богом; не знали бы, чем и как достойно прославить Его, а теперь возблагодарим Бога, многочастне и многоорбразне древле глаголавшаго во пророцех, в последок же дний проглаголавшаго нам в Сыне своем, Иже сый сыяние славы Отчия и образ ипостаси Его исповеда Неисповедимого и в своем Божественном лице и в своей Евангельской проповеди, теперь слово Божие пред нами, вещания Пророков и Апостолов и самого Сына Божия пред очами нашими: остается только избрать из сего слова и из сих вещаний приличные глаголы и употребить для достойного исповедания и прославления Существа Верховного, что церковь и сделала, заключив сущность учения о Боге и избранный об Нем глаголы, в известном Символе веры: Верую во единаго Бога Отца и проч. обязанном, по свидетельству Св. Епифания, первоначальным своим происхождением самим Апостолам.
Итак, чтение и слушание Символа веры должно сопровождаться особенным вниманием и благоговением: потому что в нем говорит сама премудрость Божия о Боге; в нем нет ни одного слова, которое бы не было заимствовано и по букве и по мысли из самого слова Божия. Для чего установлено чтение Символа, веры во время Литургии? Для того, чтобы Христиане, присутствуя при совершении Литургии, засвидетельствовали сим пред Богом во-первых правоту, своей веры, во вторых взаимное между собою в хранении ее догматов единомыслие или единство веры (да единомыслием исповемы, возглашает пред сим диакон) и, очистив сердца свои священным исповеданием оного, приступили бы с большим достоинством к восприятию тела и крови Господа своего.
При начале чтения Символа веры от царских врат отъемлется завеса, а с св. даров вземлется покров, именуемый воздухом, дабы верующие пред откровенными чрез то дарами, как пред лицом самого Искупителя, произнесли исповедание веры своей. В тоже время священники, вознося покров сей горе и ниспуская долу, веют над св. дарами, а в архиерейском служении – и над преклоненною поверх престола главою служащего первосвященника, в знак осенения Духа Божия, которого благодатное действие в св. Писании уподобляется дыханию бурному, или веянию воздуха тонкому и прохладному, от чего и самый покров, когда производится cиe веяние, получил наименование воздуха.
За чтением Символа следует новое приуготовление к самому возношению св. даров. Станем добре, взывает диакон, станем со страхом! вонмем св. возношение в мире приносити. Св. Златоуст, изъясняя силу слов сих, следующее предлагает нравоучение. Не просто, говорит он, ниже всуе законоположися, дабы диакон всем повелевал и глаголал: станем, добре, но да долу влекущая помышления исправим, да расслабление от житейских вещей нам приключающееся, отвергши, правою возможно предстать пред Богом душою. Для того и стоять добре в оное время нам повелевается: ибо добре стоять не что иное есть, как стоять так, как подобает пред Богом стояти человеку, со страхом и трепетом с трезвящеюся и бодрою душою.
На cиe возглашение предстоящий народ устами певцов ответствует, милость мира жертву хваления, т. е. мы не только с миром и единодушием стараемся вознесть cиe жертвоприношение ко Господу, но самый мир, или, что тоже, все обилие мира и искреннейшего во Христе союза повергаем пред Ним, приносим также и жертву хваления, жертву устен наших исповедающихся и возсылающих хвалы имени Бога Вышнего.
Потом, поскольку приблизилось уже время к начатию Евхаристии, т. е. приношения и освящения даров: то священнослужащий, дабы возбудить и предуготовить предстоящей народ к сему великому и страшному таинству, обратившись лицом к народу, a архиерей, даже изшедши из алтаря с трисвещником и двусвещником в руках в знамение троичности лиц в Божестве и Двух естеств Божеского и человеческого во Христе, Апостольскими словами призывает на него дары Св. Троицы: благодать Господа нашего Иисуса Христа и любы Бога и Отца и причастие Св. Духа. А народ молится о тех же дарах для самого священнослужащего, отвечая ему чрез певцов: и со духом твоим. Потом с тою же целию священнослужащий возглашает: горе имеем сердца, а народ ответствует: имамы ко Господу. При сем возглашении и при сем ответе на оное самая нерадивая душа должна содрогнуться и обратиться всем существом своим ко Господу. Что твориши, брате, вопрошает св. Ефрем верующего, присутствующего при совершенении св. Тайн, не обещался ли еси, при возгласе священника – горе имеем сердца, иметь свое сердце ко Господу, отвещая: имам ко Господу, не боишися ли, человече, не срамляешися ли в час сей страшный, ложь обретаяся. О великое чудо! трапеза Царя небесного приуготована, Агнцу Божию тебе ради закалаему, огню духовному от трапезы Господни истекаему, Серафимам предстоящим и Херувимам окрест парящим, шестокрылатым же лица свои закрывающие, и всем силам небесным со иереем за тя молящимся, огню духовному сходящу, крови Христовой в чашу таинственную за новое очищение вливаемой, ты не стыдишися, ни оплакивавши себе ни за себе моляся, ниже за иного.
* * *
Мы достигли в изъяснении нашем до той части Литургии, в которой сосредоточивается вся ее важность, или лучше сказать, в которой заключается сущность всего Христианского Богослужения. Эта часть называется каноном Евхаристии или, по выражению Иустина мученика, должайшим благодарением, и, начинаясь воззванием священника: благодарим Господа, оканчивается другим подобным же воззванием его: и даждь нам единеми устны и единем сердцем славити и воспевати пречестное и великолепое имя твое, Отца и Сына и Св. Духа ныне и присно и во веки веков. Она содержит в себе 1) воспоминание Божиих совершенств и Его благодеяний, 2) Серафимскую песнь, 3) возношение даров в жертву Евхаристии, 4) таинство освящения даров в тело и кровь Господню, 5) благодарственное воспоминание святых и моление о живых и умерших и 6) заключительное воззвание.
Едва священник возгласит: благодарим Господа, как народ, по гласу его, устами певцов начинает славословить Бога в Троице покланяемого следующею песнию: достойно и праведно есть покланятися Отцу и Сыну и Св. Духу, Троица, единосущней и нераздельней, а священник в тоже время, с клятвою подтверждая cиe славословие, начинает благодарить Небесного Отца за все Его великие и бесчисленные благодеяния, оказанный роду человеческому от начала мира до настоящего дня многоразличными образами, а особенно ниспосланием в мир и преданием на смерть Единородного Сына своего, Господа нашего И. Христа для спасения нашего, и приятием от рук наших высокого служения в священнодействии тела и крови Его, не смотря на то, что тьмы тем духов чистейших выну предстоят Ему и славословят Его. Но дабы не ослабить нам силу чувств и выражений, в которых в cиe время служитель алтаря Господня возносит свою благодарность к Творцу неба и земли: то пусть он сам будет говорит пред вами, дабы яснее и ощутительнее могли понять вы, каковы должны быть и вы сами в сии минуты. Достойно и праведно, взывает он с глубоким чувством, с пламенным усердием, с душою вознесенною горе и с главою преклоненною долу, пользуясь вещаниями златоглаголивого Учителя, достойно и праведно воспевать тебя, Господи Боже наш, Тебя благословлять, Тебя хвалить, Тебя благодарить, Тебе покланяться на всяком месте Твоего всемирнаго владычества. Ибо Ты Бог неизреченный, недоведомый, невидимый, непостижимый всегда неизменно и одинаково существующий, Ты и Единородный Твой Сын и Дух Твой Святый. Ты воззвал нас из небытия в бытие, а когда мы пали, то Ты возставил нас снова и неотлучился от нас, совершая все благопотребное нам дотоле, доколе не возвел нас на небо и не даровал нам свое будущее царство. За все сие благодарим Тебя, и Единородного Твоего Сына и Духа Твоего Святого, за все, что мы знаем, и чего не ведаем, за вся Твои благодеяния, оказанные нам и явно и тайно. Благодарим Тебя вместе с сим и за cиe великое служение, которое благоволил Ты приять от рук наших, хотя и предстоят Тебе тысящи Архангелов и безчисленное множество Ангелов, Херувимы и Серафимы, шестокрылатые и многоочитые, непрестанно облетающие окрест престола Твоего.
Или пусть он изречет cиe благодарение глаголами другого вселенского учителя Василия Великого. Сый Владыко, скажет он из глубины души умиленной, Господи Боже, Отче Вседержителю покланяемый! Достойно по истине, и праведно и прилично великолепию святыни твоея, т. е. безпредельному величеству Твоих достопокланяемых совершенств и чудных дел твоего Промысла, Тебя славить, Тебя воспевать, Тебя благодарить, Тебя прославлять, Тебя, который по истине един есть Бог – Сый или Иегова, т. е. существо верховное и независимое, само от себя от века и вечно существующее, и вся своею только волею и всемогуществом осуществляющее, и Тебе приносить сердцем сокрущенным и духом смиренным cиe словесное служение наше: ибо Ты даровал нам познание Твоея истины, и кто имеет столько сил, чтобы мог возвестить твои дивныя деяния или поведать все чудеса твои, содеянныя Тобою во все времена, Владыко, Владыко всех, Господь неба и земли и всех тварей, видимых и невидимых! Ты, который возседаешь на престоле славы и приникаешь в бездны, Ты – безначальный, невидимый, непостижимый, неизглаголанный, неизменный, Отче Господа нашею И. Христа, Великаго Бога и Спасителя нашего, нашей надежды и упования, который есть изображение Твоея благости, равнообразный отпечаток, (полно и верно) показывающей в Себе Тебя – Отца Своего, Слово живое, Бог истинный, предвечная премудрость, жизнь (первобытная), освящение, сила, свет истинный, которым открыл Себя нам Дух Святый, Дух истины, наставляющий нас на всяку истину, дар сыноположения, т. е. дар, доставляющей нам право на усыновление нас Богу Отцу, залог будущаго для нас наследия, начало вечных благ, животворящая сила, источник освящения, из которого все твари словесныя и умныя, т. е. человеки и Ангелы, заимствуя свою силу и крепость, Тебе служат и Тебе возсылают непрестанное славословие; потому что Тебе все покорено.
В сих двух молитвах, коими священнодействующий, при совершении тайны Евхаристии, обыкновенно возносит свое благодарение Богу Отцу, подражая в сем случае самому Христу Спасителю, который, по свидетельству Евангелистов, прежде нежели преподал на тайной вечери ученикам своим под видом хлеба и вина тело и кровь Свою, показав сей хлеб и вино Богу Отцу Своему, благодарил Его: благодарив, преломи и даде ученикам Своим, повествуют самовидцы и слуги слова, – в сих, говорю, молитвах вы слышите два доброгласные органа, различно, по видимому, настроенные и разные, по-видимому, издающие гласы, но одни выражающие чувства и одни мысли. Там и здесь слышится возглашаемое непостижимое величие Божие, беспредельная Его слава, бесчисленные Его благодеяния, бесконечное Его милосердие, и благость неизреченная, не пощадившая Единородного и Единосущного Сына Своего для спасения человеческого рода и все с Ним и чрез Него нам даровавшая – и освящение, и дар сыноположения и наследие живота вечного. Что же это значит? То, что сими органами движет и управляет один и тот же движитель. Яснее сказать, св. Василий Великий и Иоанн Златоуст, Богопросвещенные составители сих молитв, имели пред очами своими один и тот же образец, оставленный от Апостольских времен и без всякого сомнения заимствованный Апостолами из уст самого Спасителя. Образец сей мы находим в чиноположениях Апостольских и в Литургиях Апостолов Иакова, Петра, Евангелиста Марка, и других, в которых мы усматриваем не только сущность и содержание сей молитвы, не смотря на различие слов, одинаковыми, но нередко встречаем даже одни и те же выражения. Для примера укажем на начало сей молитвы в чиноположениях Апостольских и в Литургии Апостола Иакова. В первых начинается она так: Воистинну достойно и праведно прежде всех пети Тя истинно сущаго Иегову Бога, существующаго прежде тварей, из Него же всяко, отечество на небеси и на земли именуется, единого, нерожденнаго, безначального, неподцарственнаго и неподвладычественнаго, ничтоже требующаго, но всякаго блага подателя, всякия вины и бытия изящнейшаго, всегда в тех же и тем же образом Себе содержищаго, от Него же вся, яко от некоего хранилища, во еже быти, произыдоша. А в последней начинается она следующими словами: Воистинну достойно и праведно есть, лепо и долженствующее, Тебе хвалити, Тебе пети, Тебе благословити, Тебе покланятися, Тебе славословити, Тебе благодарити Творца всея твари видимыя и невидимыя и проч.
Многократное повторение в сей молитве слов, по-видимому, совершенно тождезначущих употреблено здесь с тою целию, чтобы возбудить внимание, возвысить дух и усилить мысль и чувства священнодействующего, и чрез то привести его в состояние, хотя сколько-нибудь соответствующее важности совершаемого священнодействия, и кто, читая или слушая ее с должным вниманием, не пробудится от своей бесчувственности, не вознесется выше видимого и не воспарит умом своим в мир горних духов, славословящих Господа!?
Священнослужитель, став в cиe вожделенное состояние, и как бы соединившись с торжествующими ликами небожителей и одушевившись примером их, торжественно восклицает: победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще, а предстоящий народ, возбужденный его примером и увлекаемый собственным чувством, настроенным к созерцанию вещей Божественных, мгновенно восприемлет песнь Серафимскую и устами певцов единодушно возглашает: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф, т. е. Владыка небесных воинств, исполнь т. е. полны небо и земля (величества) славы Твоея. Святой Златоуст, указывая на сие песнопение Церкви и подобный ему в беседе на 2-е послание к Коринфянам, между прочим вопрошает: что дивишися, аще когда со священником людие вещают, если они и с самими Херувимами и с горними купно силами священные оные песни воссылают? (Бесед. 18). В самом деле, благоговейно внимая сей песни, возглашаемой в сонме верующих, пред лицом Господа неба и земли, как-то невольно ощущаешь, что в ней слышишь глас не земной, а небесный, не человеческий, а Божий. Песнь сию передал нам Пророк Исаия, который слышал ее из уст самих Серафимов тогда, когда, быв восхищен духом, видел Господа, седяща на престоле высоце и превознесенне, и шестокрылатых Серафимов, стоящих окрест Его и взывающих друг ко другу и глаголющих: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф, исполнь вся земля славы Твоея (гл. 6:1–3). Тоже видение только под символическими изображениями видел и туже песнь слышал и тайнозритель Иоанн в откровении своем: видех, говорит он, четыре животныя, едино коегождо их имеяху по шесть крил окрест, и внутрьуду исполненныя очес, и покоя не имут день и нощь, глаголюще: Свят, Свят, Свят Господь Бог Вседержитель, иже бе и сый и грядый (Откр.4:8).
Святой Златоуст и святой Амвросий Медиоланский изъясняют песнь сию следующим образом: Херувимы и Серафимы непрестанными гласы хвалят Бога и глаголют: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф. Не единожды глаголют, да не веруеши быти в Боге единству (лиц), и не дважды глаголют, да не возмниши быти в Нем множеству (существ), но трикраты возглашают и тожде глаголют, да разумевши в песни сей разделение Троицы (лиц) и единство Божества (Книг. о Духе св. Амвр.). Свят Отец восхотевый заклатися тельцу упитанному, греха не познавшему; Свят Сын и телец, всегда закалаемый волею и присно живущий; Свят Утешитель Дух Святой, жертву совершающий (Бесед. о блуд. сыне).
Слово святой, по единогласному изъяснению всех учителей Церкви, и в особенности св. Дионисия Ареопагитского, означает единственность существа Божия, Его исключительное отличие и превосходство, вся превосходящее. На сии то святопокланяемые и ни с чем несравненные совершенства Триипостасного существа Божия взирая серафимские воинства, непрестанно вопиют с восторгом Божественным: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф, а им подражая, воспевает сию же самую песнь Церковь при совершении Литургии, потому что и она зрит в то время пред собою в таинственных дарах Евхаристии Господа славы, окруженного невидимо чины ангельскими.
Песнь сия называется победною: победную песнь поюще, и проч. возглашает священник, называется же так потому, что она возносится, подобно кликам победным на брани, к славе, чести и благодарении Господа Саваофа, т. е. Господа воинств небесных, который, как изъясняется в Литургии Евангелиста Марка, превыше всякого начальства и власти и силы и господства. Замечательно также в возгласе священника умножение слов почти тождезначущих: поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще. Оно допущено, по разумению святого Германа Патриарха для изображения многоочитых четырех животных, окрест престола славы Господней парящих и возглашающих песнь сию, из коих первое, по откровению Иоанна Богослова было лице человеческое, второе лице львово, третье лице тельчее и четвертое орлиное.
К серафимской песни Церковь от времен Апостольских присоединила торжественное приветствие, которым еврейские дети с финиковыми ветвями в руках сретили Иисуса, грядущего во Иерусалим на вольное страдание, радостно возглашая: осанна в вышних! благословен грядый во имя Господне, осанна в вышних!
В сем приветствии слово, осанна, есть еврейское и означает на нашем языке: спаси, умоляю тебя. Оно употреблялось у Евреев и в виде победного клика при встрече победителей, и в виде торжественного воззвания при сретении царей. Соответствующего ему и совершенно равносильного приветствия в новейших языках нет. Дух Святой, предвозвещая устами пророка израилева грядущее пришествие в мир Богочеловека Христа и торжественное сретение Его обрадованным Израилем, влагает в уста Израилю, торжествующему cиe приветствие, именно это, а не другое какое приветствие. В сей день, вещает Пророк, водимый Духом Божиим, в псалме 117-м, в тот день мы будем торжествовать и веселиться. Осанна Иегова (Осанна в вышних) благословен грядущий во имя Господне (ст. 25. 26). Посему неудивительно, что еврейские дети, увидев Иисуса шествующего во Иерусалим, сретили Его по непонятному для них самих побуждению, сим же самым приветствием: они управляемы были тем же Духом Святым, который вращал и языком пророка. Фарисеи и книжники не понимали сего события и досадовали на детей возглашающих будущему победителю смерти и ада песнь победную; но Иисус Христос разрешил их недоумение и обличил несправедливость досады, сказав им: несте ли чли николиже в писании, яко из уст младенец и ссущих совершил еси хвалу.
Отсюда понятно также и то, почему церковь Христианская, воспевая тому же победителю торжественную песнь Серафимов, присовокупляет и сии торжественный клики еврейских отроков. Она подобно сим отрокам сретает и приветствует в нем своего Искупителя, грядущего не от Вифании во Иерусалим, но от небес во храм – сей таинственный град мира и святыни, принести Себя на святой трапезе, как и на алтаре крестном, в жертву Богу. Отцу за искупление всего мира. Смысл и намерение ее приветствия и воззвания может быть выражен следующими словами, по указанию святого Григория Двоеслова: осанна в вышних! превечный Боже, в превыспренних небесах обитающий! Се мы, возсылая теперь должное Тебе благодарение за все оказанные Тобою роду человеческому благодеяния, и воспевая вместе с Серафимами славе Твоей трисвятую песнь, зрим очами веры разверзающияся на глас наш небеса, и Единороднаго Твоего Сына Спасителя нашего во исполнение вечных советов Твоих о спасении нашем предуставленных, созерцаем духом от небес грядущаго к нам в сей святый храме, на сию страшную трапезу. И потому молим Тебя усердною нашею верою: Осанна, благословен грядый во имя Господне! Сотвори, да будет Божественное Его к нам пришествие благопоспешно, плодотворно и спасительно! Да воцарится Он в душах наших таинствами страданий своих. Тело Его святое и пречистая кровь Его, да будут нам – приемлющим оныя не в осуждение, но в отпущение грехов, в залог и обручение жизни вечныя. Ей! молим Тя, Отче праведный! Осанна ее вышних.
Замечательны также слова о сей песни святого Златоуста. Прежде сия песнь, говорит он, воспеваема была только на небесах; но когда Господь благоволил удостоить землю своим снисшествием, то и cиe сладкопение принес к нам. Посему и великий Архиерей, предстоя сей святой трапезе, к каждому из нас как бы так вещает и глаголет: ты поешь с Серафимами, с Серафимами и стань, распростри с ними криле (духа твоего) и с ними облетай престол Царя царей (Бесед. 6. о Сераф.) и в другом месте: на небеси Серафимы воспевают трисвятую песнь, а на земле туже песнь возглашает множество человеков; соединенные лики небесных и земных соплещут; одно благодарение, одно торжество, одно радостное ликостояние. (Бесед. 1. на Исаию). В cиe время, он же говорит в другом месте, не человеки только возглашают cиe страшное воззвание, т. е. Свят, Свят, Свят! но и Ангелы смиренно повергаются пред Владыкою и Архангелы благоговейно умоляют Его (Слов. о непост. Сущ. Б).
Возбужденный и пораженный до глубины души сим велелепным зрелищем благоговейного присутствия сил небесных при совершении великой тайны и совокупным возглашением серафимской песни ангельскими и человеческими гласами, священник в cиe время с вящшим усердием и верою и с трепетным благоговением начинает свою молитву следующими словами: с сими и мы блаженными силами, т, е. с Ангелами, Херувимами и Серафимами, Владыко человеколюбче, вопием и глаголем: Свят и пресвят Ты, и единородный Твой Сын и Дух Твой Святый; Свят и пресвят, и великолепна слава твоя. Ты, который столько возлюбил мир, Тобою созданный, что благоволил послать в него и Единородного Твоего Сына, дабы всяк верующий в Него не погиб, но получил живот вечный. Сей возлюбленный Сын Твой, по пришествии своем на землю, исполнив все благия преднамерения воли Твоея о нашем спасении, в ту самую ночь, в которую предан был или лучше сказать сам Себя предал за жизнь мира, прияв хлеб в святыя свои и пречистыя и непорочныя руки, возблагодарив Тебя и потом благословив, освятив и преломив оный хлеб, дал святым своим ученикам и Апостолам, говоря: приимите, ядите. Таким же образом поступив и с чашею, преподал оную с следующими словами: пийте от нея вcu и проч.
В то же время диакон приемлет рипиду, на коей изображены Херувимы, и приступив к престолу, благочинно веет ею над св. дарами, возлежащими на нем, для чего? Для того, чтобы представить видимым невидимое присутствие при священнодействии Литургии упоминаемых тогда священником в произносимой им молитве Евхаристии бесплотных сил – Ангелов, Архангелов и прочих чинов небесной иерархии, чтобы, изобразить их благоговейное приникание и притрепетное удивление неизреченным тайнам, совершаемым тогда на престоле во святых дарах и чрез cиe таинственное образование как священнослужителей, так и всех присутствующих во храме возвысить к умозрениям премирным и Божественнейшим.
Теперь представьте, брат моя, что взор ваш, очищенный от земного праха и просвещенный верою, видит бесчисленное множество сил небесных, окружающих престол Вседержителя и благоговейно приникающих в совершаемый на нем страшные тайны; представьте, что слух ваш открытый и приученный к вещаниям неба в одно и тоже время оглашается совокупными воззваниями Ангелов и человеков в честь и славу Господа неба и земли, дивным образом устрояющего спасение наше, слышит песнопение, предначинаемое пламенными Серафимами, а продолжаемое и оканчиваемое бренными человеками, призванными по благости Отца небесного в сообщество горних духов: чем тогда представится вам храм сей, в котором все cиe и видите и слышите, и чем после сего покажутся вам домы ваши, в которых вы встретите одну только суету суетствий и всяческую суету. O! тогда поймете вы, почему царственный пророк Израиля столь много ублажал пребывающих в скинии завета – вещественном жилище Вышнего, что хотел лучше приметатися в дому Бога своего, нежели жити в великолепных селениях грешничих, и что всякий раз, когда призывали его в скинию, он не только охотно, но с великой радостью оставлял богатоубранные чертоги свои и спешил в дом Господень, хотя в сем доме он мог видеть и слышать не больше, как только слабые начатки и гадательные образы того, что совершается во храме Христианском, Возвеселихся о рекших мне, говорит он сам о себе, в доме Господень пойдем. Изволих приметатися в дому Бога моего паче, неже жити в селениях грешничих. Блажени живущии в дому твоем: во веки веков восхвалят Тя (Пс.85:5). Тогда поймете также, почему древние христиане большую часть дня и ночи проводили во храмах, занимаясь молитвою и псалмопением и запечатлевая оные приобщением тела и крови Христовой, и не только не скучали и не утомлялись пребыванием в них, но напротив скорбели и сетовали, когда или немощи плоти, или нужды житейские, или порядок Богослужения представляли им неизбежную необходимость удалиться из оных. А если нас и сокращенное их Богослужение устрашает своею продолжительностью; если редкое и кратковременное присутствие во храмах приводит силы наши как-то в изнеможение и наводит на нас скуку и томленье; то где искать сему причины, как не в нас самих? Если взор наш, омраченный суетою и неверием, в самых богослужебных действиях, имеющих высокое таинственное знаменование, привлекающих к нам благодать свыше и водворяющих в сердцах наших самого Господа славы, неспособен видеть ничего более, кроме праздных обрядов, то кого обвинять в этом, как не нас самих? Если слух наш загражденный плотскими вожделениями охотнее внемлет песнопениям мира, нежели песнопениям Церкви и в последних не слышит и не познает гласа Божественного, потрясающего пустыни и сокрушающего кедры ливанские: то чья опять вина, как не наша? Вознесем горе сердца наши, озарим светом веры взор наш, удалим преграду плотских вожделений и житейских попечений от слуха нашего и узрим благая на земли живых и не возносясь с Апостолом Павлом до третьяго небесе, а благоговейно только предстоя во храме, услышим неизреченныя глаголы, их же не лет есть глаголами. Блажени убо пребывающии в дому Твоем, Господи. Коль возлюбленна селения Твоя, Господи сил! желает и скончавается душа моя во дворы Господни.
Едва священник произнесет слова Иисуса Христа, изреченные на тайной вечери о хлебе: приимите, ядите: сие есть тело мое, еже за вы ломимое во оставление грехов, а о чаши: пийте от нея вcu: сия есть кровь моя, яже за вы и за многия изливаемая во оставление грехов, как народ устами певцов возглашает: аминь. Это значит, что народ сим возглашением пред лицом Бога и человеков торжественно свидетельствует и свою веру в Искупителя, изрекшего сии слова и ныне в лице священника невидимо совершающего великое тайнодействие, и свое исповедание непреложной истины изрекаемого. О! как тяжко должно быть cиe возглашение для тех, которые питают в душе своей какие-либо сомнения о тайне Евхаристии, или изъясняют ее по понятиям века сего, по внушениям лжеименного разума и по смущении людей, уклонившихся в научение странна и различна. Не изрекают ли здесь они сами на себя осуждение? Не будет ли некогда и им сказано от Судии Праведного: от уст ваших сужду вас? Вы, многократно присутствуя во храме при совершении таинства тела и крови Моей, взывали вместе с другими устами своими: аминь, а сердце ваше говорило противное. Сердце отвергало то, что подтверждали уста. Кого же вы тогда обманывали, пред кем бесстыдно говорили ложь? В дому ли, посвященном Моему имени, вы хотели посмеиваться Моему всеведению? Кровь ли заветную, излаянную Мною за мирский живот и спасение, вы дерзнули попирать своим маловерием и неверием? Да потребятся убо уста глаголющие лжу и да будет часть ваша с неверными. Так, слушатели, возглашение cиe, которое вы так часто слышите во время Богослужения, а быть может еще чаще пропускаете мимо ушей, и которое за вас произносят певцы, слишком важно по своему значению и внутренней связи с тем, что совершается пред очами вашими в Литургии, чтобы не обратить на него всего вашего внимания. Он служит печатию вашей веры и вашего исповедания. И что, если под сею печатию в день судный обрящется вера не та, которая возвещается совершаемыми таинствами, и проповедуется глаголами живота вечного, исходящими изо уст и пастырей Церкви и чтецов и певцов? Что, если эта многознаменательная печать, преподанная нам из рук самого Христа и Апостолов печатлеет в уме нашем исповедание не востока, в коем воссиял первообразный свет Евангельского учения, но запада, где лучи сего света естественно смесились с прилежащею тьмою и утратили первобытное свое сияние, не Духом Божиим провещанное, но человеками изобретенное? Горе, по словам Пророка, полагающим свет тьму и тьму свет: горе глаголющим доброе лукавое, и лукавое доброе: горе полагающим горькое сладкое, и сладкое горькое (Ис.5:20). Обаче да не постигнет ни единого из нас страшный глагол сей, сыны православные Восточной Церкви!
За сим священник, воспомянув в молитве своей по завещанию Спасителя, Его спасительные страдания – крест, смерть, тридневное погребение, равно как Его из мертвых воскресение и вознесение на небо и наконец Его второе и страшное пришествие, как следствие Его страданий – в благодарность за все сии Его благодеяние возносит предложенные на трапезе дары в жертву Богу с возглашением сих пророческих слов: Твоя от Твоих, Тебе приносяще! то есть, как бы так говорил он: Твои это дары, Отче небесный, и от Твоих творений, по завещанию Единородного Твоего Сына восприяты нами. Тебе убо в жертву принося их, яко начатки жизни нашей, о всех и за все благодеяния Твои, чрез Него нам оказанные, Тебе поем, Тебе благословим, Тебе благодарим, Господи! И Тебе молимся, Боже наш!
В то время как священник возглашает слова: Твоя от Твоих, указуя рукою на предлежащие дары, а главу свою в знак особенного благоговения преклонив долу, диакон подъемлет несколько дискос и потир горе, показуя Богу возносимые в жертву дары по примеру как ветхозаветных священников, которые приносили жертвы народа не иначе, как прежде вознесши и показавши их невидимому Богу, так и самого Иисуса Христа, который, по выражению Литургии Василия Великого, прияв хлеб на святыя и пречистыя свои руки показав оный Богу Отцу, подъемлет же диакон, преложив руки свои крестообразно не столько для того, чтобы правою рукою вознести хлеб, как первую часть состава тайны, а левою чашу, как последующую уже за хлебом, сколько для того, чтобы сим крестообразным преложением рук показать очевидно, что жертва сия приносится Богу как за все ведомые и неведомые нами благодеяние Его, так наипаче за крест и страдания Единородного Сына Его по завещанию самого Спасителя, – который по совершении тайной вечери сказал: сие творите в Мое воспоминание.
Таким образом, вознесши, священник, в жертву Господу дары, молится потом прилежно со всем народом, предстоящим и единодушно поющим: молимтися, Боже наш, и просит Его ниспослать Духа своего Святого как на всех людей молящихся, да снисшедши истребит Он в них все земное и плотское, да обновит растленное грехом естество их, и в сердце сокрушенном и смиренном да сотворит их благоприятною жертвою, достойною принестися со Иисусом Христом на алтаре небесном, так и на предлежащее дары вместообразные, по словам Василия Великого, тела и крови Христовой, да невещественным наитием своим благословит, освятит и покажет – хлеб самое пречистое тело Христово, чашу же самую пречистую кровь Христову. И сотвори убо хлеб сей, взывает он обращаясь к хлебу, возлежащему на дискосе, честное тело Христа Твоего. А еже в чаши сей, указую на чашу, честную кровь Христа Твоего. Преложив Духом Твоим Святым, заключает он, осеняя благословляющею рукою своею тот и другой вид Евхаристии. Слова сии называются совершительными, т. е. совершающими освящение таинства; потому что в тоже самое мгновение, как будут произнесены они, великое и страшное таинство преложения хлеба и вина в тело и кровь Христову совершается недостижимым образом, для означения чего, дабы знали о сем и возбуждались к особенному благоговению и пламеннейшей молитве не только присутствующее во храме, но и находящиеся в отсутствии, повелевается Церковию производить колокольный звон известный у нас под названием: к Достойне. По глаголех сих, говорит один учитель Церкви, пресуществование абие бывает и пременяется хлеб во истинное тело Христово и вино в истинную кровь Христову (Правосл. испов. ч. 1. вопр. 107). Когда служители Бога живого, богословствует другой, произносят страшные слова освящения, сам Иисус Христос нисходим на наши жертвенники, и вещественно пременяет хлеб в собственную плоть Свою, а вино в собственную кровь Свою, восприятую Им в пречистых недрах Девы Марии, пред которыми священнослужитель с глубочайшим благоговением тогда же и повергает себя долу, отдавая честь и боголепное поклонение самому Иисусу Христу, на престоле пред ним возлежащему, под видом хлеба и вина, таинствами страданий своих.
Пред самым же произнесением сих совершительных глаголов диакон, содействуя великому сему таинству, возбуждает священника к крестообразному осенению даров, сими словами: благослови, владыко, святый хлеб, святую чашу, обоя, и потом со всею верою исповедует и подтверждает священнодействуемое таинство, и многократно приглашая, аминь; священник, же со всем благоговейным вниманием произнося оные слова троекратно благословляет святые дары рукою, творя крест поверх дискоса и потира, и потом поверх того и другого вместе в видимое знамение освящения и преложения даров в тело и кровь Господню. Дух Святой, говорит святой патриарх Герман, благоволением Отца и хотением Сына невидимо присутствуяй, действие Божественное показует, и рукою священника печатлеет, прелагает и совершает предлежащие святые дары в тело и кровь Господа нашего Иисуса Христа (Таинозр. вещ. Цер). Для того, блаженный Августин удостоверяет, что если знамение креста не будет приложено при жертве, ею же питаемся, то не право совершается священнодействие (тракт. 18. на Иоанна, гл. 15).
Призывание Святого Духа для освящения даров Евхаристии началом своим относится ко временам апостольским, и даже, по свидетельству святого Прокла, к тем достопамятным дням новорожденной Церкви Христовой, когда Апостолы, по вознесении Господнем, пребывали в Сионской горнице совокупно, терпяще единодушно в молитве и молении, ожидая пришествия Духа Святого по обетованию своего Господа и учителя. Посему моление о ниспослании Его для освящения даров находится во всех апостольских Литургиях, равно как и в писаниях древних святых отцов. Причины, по которым установлено сие призывание Духа Божия, суть следующие: 1) Как приобретение спасения человекам предано в вечном совете Сыну Божию – жертвы и приношения не восхотел еси, вещает сам Сын Божий к Богу Отцу своему в тайне Троичного единства, тело же свершила Ми еси, во еже сотворити волю Твою, Боже мой! Бог же мира, возведый из мертвых Пастыря овцам великого, свидетельствует об Нем Апостол, кровию завета вечного, Господа нашего Иисуса Христа, да совершит вы во всяком деле блазе comворuтu волю Его, творя в вас благоугодное пред Ним Иисус Христом; так приложение сего спасения или усвоение оного нам предоставлено Духу Святому: Утешитель же Дух Святый, егоже послет Отец во имя Мое, обетовал Господь ученикам своим, той вы научит всему, и воспомянет вам вся, яже рех вам (Ин.14:26); а посему к совершению Евхаристии и всех таинств нового завета, посредством коих преподается спасение верующим обыкновенно призывается сила и действие Всесвятого Духа. 2) Зачатие Сына Божия во утробе Пресвятые Девы, также Его жертвоприношение на кресте и воскресение из мертвых совершилось, по свидетельству Писания, силою и действием Духа Святого; но и в Евхаристии совершаются таинственно рождение Иисуса Христа, Его заколение в жертву примирения и воскресение из мертвых. Посему естественно, что для совершения сего непостижимого и страшного таинства необходимо призывание Духа Святого, который постоянно во все времена и призываем был при сем случае и даже видимым образом являлся некоторым Богоугодным мужам, как свидетельствует несомненная история.
Но какую именно употребляли молитву в сем призывании Апостолы, это неизвестно; она должна быть плодом сверхъестественного вдохновения, для нас довольно знать ту молитву, которую ныне употребляют пастыри Церкви для того же призывания, дабы постигать силу и значение ее. Молитва сия есть следующая: Господи, иже Пресвятого Твоего Духа в третий час Апостолом Твоим ниспославый, того, Благий, не отъими от нас, но обнови нас молящихтися. Молитву сию произносит священник троекратно скрестообразным воздеянием рук, знаменующим, по истолкованию древних учителей Церкви, крестообразное распятие Сына Божия, а диакон в тоже время приглашает после первого раза: сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей, а после второго: не отвержи мене от лица Твоего, и Духа Твоего Святого не отъими от Мене. Сия совокупная молитва при всем недостоинстве служителей алтаря Господня никогда не остается без плода ожидаемого: Дух Святой на призывание каждого пастыря Церкви самого непотребного неотложно нисходит на предлежащие дары и своим всемогущим действием невидимо прелагает оные в тело и кровь Господню. Так верить необходимо заставляет нас не только то, что Тот, который обетовал нам: вся, елика аще вопросите от Отца во имя Мое, будет вам, и в другое время: просите, и дастся вам, верен есть во всех словесех и делех своих, и несть неправды в Нем, но наиболее то, что здесь священник есть только видимый представитель невидимо присутствующего Господа, и приносяй и приносимый, освящаяй и освящаемый, моляйся и умоляемый есть сам Господь, который никогда не может быть не услышанным, как и во днех плоти своея, по свидетельству Апостола, услышан бысть от благоговеинства, и по собственному Его исповеданию, Отец небесный всегда Его послушал и послушает. Священник, по словам Апостола, есть строитель таин Божиих, но он устрояет сии тайны не своею силою, но силою Того, который благоволил облечь его силою свыше. Итак, забудьте нас, братие, слабых и немощных, недостойных и грешных, подобно всем сынам Адамовым, но твердо помните и никогда не забывайте, что милосердый Господь нашими руками соделает ваше спасение; не обращайте внимания на нашу личность, не заслуживающую по грехам нашим лучшего возмездия, но благоговейте и трепещите пред делом рук наших, как пред делом Божиим. Мы непотребные приставники дому царева, недостойные посланники Христовы; но Тот, который приставил нас стражами дому своего и послал нас на служение свое, сказал однако же нам: приемляй вас, Мене приемлет, и отметаяйся вас, Мене отметается.
Совершив освящение даров в тело и кровь Христову, священник молится о благодатных действиях и плодах сих даров. Поскольку же действия и плоды сии бесчисленны и многоразличны; ибо в тайне Евхаристии, по выражение одного Отца Церкви, всякая благодать и всякая благостыня Господа Иисуса явствуется на верных и представляется (прав. исп. 7. 1. вопр. 106.); то не во всех Литургиях одни и те же действия и плоды благодати упоминаются и не все даже во всех исчисляются, ибо такое исчисление было бы невозможно, а только некоторые и притом более общие и не в одинаковом порядке. Так в Литургии Василия Великого первым плодом совершаемого священнодействия поставлено благодатное в вере соединение всех и каждого друг с другом, дабы причащающиеся животворящих таин Христовых, как трапезы мира и единства, действием Св. Духа были соединены и между собою союзом мира и любви, яко уды в одно таинственное тело, и в сем взаимному соединении душ, прилепляясь Господу, были бы и един дух с Господом. Потом просит об освобождении от суда или осуждения всех, приобщающихся сей тайны, о ниспослании им милости и благодати Божией и о водворении их в вечно блаженном царстве со всеми святыми Богу благоугодившими. Нас же всех, вопиет он ко Господу Богу из глубины души, от единого хлеба и чаши причащающихся, соедини друг с другом в благодатном общении единаго Духа Твоего Святаго, и соделай всех нас достойными причастия Святаго тела и крови Христа Твоего, да не будет оно ни одному из нас в суд или во осуждение, но да приобретет нам милость и благодать Твою со всеми святыми от века тебе благоугодившими, праотцами, отцами, патриархамu, пророками, Ангелами, проповедниками, мучениками, исповедниками, учителями и со всяким духом праведным в вере усовершившимся. В Литургии же Святого Златоустого испрашивается, чтобы причащение тела и крови Христовой было нам в отрезвение души, т. е. чтобы послужило к возбуждению души на всякое благое дело и к поддержанию в ней неизменной бодрости и тщания в исполнении оного, во оставление грехов, в приобщение Святаго Духа, в право на получение царства небеснаго, в дерзновение, еже к Богу, т. е. в свободное испрошение и непостыдное упование всех обетованных во Христе благ, и наконец не в суд или во осуждение, т. е. чтобы не быть нам судимыми и осужденными за недостойное приятия страшных и Божественных тайн.
В тоже время как совершается освящение даров Евхаристии в тело и кровь Христову, совершается также таинственно и Его пожрение или заколение, на кресте совершившееся. Ибо в cиe время на престоле возлежат особо тело Христово под видом хлеба, и особо кровь Его под видом вина, a cиe разделение крови от плоти и составляет таинственное Его заколение или пожрение: потому что и крестная жертва Христова состояла не в другом чем либо, как в отделении пречистой Его крови от обешенной на кресте плоти. Поскольку же там извлечена и отделена была кровь от плоти копием вещественным и как кровь, так и плоть имели вид естественный, между тем как здесь тоже самое совершается мечем не вещественным, а духовным, т. е.
словами освящения, произносимыми священником, и притом плоть и кровь являются здесь не в своем естественном виде, но остаются сокровенными под видом хлеба и вина; то сия последняя жертва в отличие от первой именуется иногда безкровною, иногда словесною, а иногда духовною. Для объяснения как наименования, так и образа совершения сей жертвы довольно указать на слова Григория Богослова, которыми он выражается в письме своем к Амфилохию епископу Иконийскому. О Богочтителю святейший! пишет он к нему, не обленися молиться и предстательствовать о нас к Богу тогда, когда словом привлекавши Слово, т. е. когда словом освящения даров Евхаристии привлекаешь ты Слово воплощенное – Сына Божия, и когда бескровным сечением тело Владычнее сечеши, глагол имея вместо меча. Сюда же относятся и слова Геласия епископа Кизического и Николая архиепископа Фессалонитского. Не предлежащему хлебу и не чаше просто да внемлем, пишет первый в истории Никейского Собора, но, возвысивши мысль нашу от вещественного к невещественному, да веруем, что предлежит на трапезе сам Агнец Божий, вземляй грехи миpa. Внегда изречены будут от иерея слова освящения (и сотвори убо хлеб сей и проч.) рассуждает последний, тогда священнодействию бывает совершено и окончено, и дары освящены, и жертва исправлена, и великое заколение и жертвоприношение, о мире закланное, зрится предлежащим на священной трапезе. Ибо хлеб Господня тела есть самый истинный дар, самое всесвятое Владычне тело, вся действительно восприявшее, (яже быша при кресте), как то – поношения, досаждения и язвы, – то самое, еже бысть распеншееся, закланное, свидетельствовавшее при Понтийском Пилате доброе исповедание, претерпевшее заушения, досаждения и оплевание, и вкусившее желчь и оцет; подобно сему и вино есть самая кровь, истекшая из тела закланного; cиe тело и сия кровь от Духа Святого составленные, от Пресвятой Девы рожденные, погребенные, воскресшие в третей день, возшедшие на небеса и седящие одесную Отца. Впрочем пожрение cиe, продолжает он далее, совершается не так, что как будто бы в то время заклался Агнец, но так, что хлеб притворялся в Агнца уже на кресте закланного, и потому нет надобности, чтобы тело Господне многократно вновь приносилось. Ибо хотя пременяемое есть многое и хотя пременение видов хлеба и вина бывает частовременно; но тому, во что прелагаются сии виды, ни что не препятствует быть единому и томужде. (Никол. Кавас. Лит. толк. 27 и 39).
Присовокупим к сему слова святого Златоуста, объясняющие самый образ священнодействия таинств. Иисус Христос, говорит он, единожды Себя самого вознесши в жертву, от священства не престал, но всегда тоже священнодействие для нас совершает, по которому Он и ходатай наш есть к Богу во веки; для того и сказано об Нем в Писании: Ты еси священник во веки по чину Мелхиседекову (Евр.7:17). Образ же, коим Христос совершает cиe священнодействие состоит в следующем: дело тайноводствие и конец оного т. е. священнодействие даров и освящение верных, Сам Он един совершает, а молитвы, моления и прошения о том суть дело священника; первый принадлежат к самому Владыке, а последние относятся к обязанностям раба; раб молится, а Владыка творит молитвы совершенными; Спаситель дает, священник же благодарить за данное; иерей приносит, Господь же приемлет дары; приносит впрочем и Господь, но приносит Себя самого Богу Отцу и дары сии тогда, когда они Им же самим будут преложены в тело и кровь Его. Поскольку же Он приносить самого Себя, то по сей причине в молитве Евхаристии и говорится об Нем, что Он есть сам приносяй и приносимый, и приемляй и раздаваемый, т. е. приносяй и приемляй, яко Бог, приносимый же и раздаваемый, яко человек; хлеб и вино, доколе они суть еще дары, приносит священник, приемлет же Господь и что творит, приемля дары сии? Освящает их и претворяет в тело и кровь Свою, так богословствует Николай Архиепископ Фессалонитский. (Толк. Лит. гл. 28 и 49).
Время освящения даров в тело и кровь Господню чрезвычайно важно и страшно. Тогда священнику, говорит св. Златоуст в книге о священстве (слов. 6), предстоят Ангелы и все место жертвенника в честь возлежащего на нем, наполняется небесными силами, и в подтверждение сего приводит повествование некоего дивного старца, которому святой Златоуст не мог не верить, как он сам признается, и который в cиe самое время сподобился видеть множество Ангелов, одеянных в светлые одежды и стоящих окрест престола с преклонными долу главами. Подобно сему святой Григорий Двоеслов в разговорах своих вопрошает: кто из верных может усумниться, что в самый час жертвоприношения на глас священника разверзаются небеса, и при сем великом таинстве ангельские лики присутствуют с горними совокупляются дольная, с небесными соединяются земная и одно целое составляется из видимых и невидимых. И потому святой Амвросий Медиоланский думает, что если бы пред очами нашими видимо отверзлись небеса, то и там ничего бы не могли мы найти святее того, что обретается в алтарях наших. Ибо таинство cиe, по словам святого Златоуста, землю соделывает для тебя небом. Отверзи убо двери небесные и приникни не в небо токмо, но и в небеса небес, тогда узриши глаголемое. Ибо что там есть всего драгоценнее, то тебе покажу на земли возлежащим – т. е. Самого Господа, которого не только созерцаешь ты, но и прикасаешься, и не только прикасаешься но и вкушаешь. К чему же призывает нас cиe столь великое и страшное время? К тому, чему поучает нас Церковь в своей Боговдохновеной песни. Да молчит всяка плоть человека, взывает она к нам матерним гласом своим, и да стоит со страхом и трепетом, и ничто же земное в себе да помышляет. И так сыны человеческие! Возблагоговейте пред Сыном Божиим, возлежащим пред вами в таинственных дарах своих, отрясите прах земных забот и попечений от душ ваших и углубитесь всем сердцем и умом вашим в тайну, совершаемую пред очами вашими, тайну, в которую с благоговением приникают самые Ангелы, удивляясь неизреченному благоснисхождению к роду человеческому Творца неба и земли, тайну, в которой бренное создание соделывается причастником Божественного естества и усердно молитеся к высокому совершителю сей тайны Господу Иисусу, да сподобит Он и нас недостойных быть общниками сей Божественной тайны не в суд или во осуждение, но во исцеление души и тела, во оставление грехов и в жизнь вечную.
* * *
Дары, освященные в тело и кровь Христову, становятся всемирною жертвою; потому что они в сем случай делаются совершенно тождественными с тою благотворною жертвою, которая принесена была Иисусом Христом на крестном жертвеннике, а о сей жертве Апостол Павел говорит, что Бог ею примирил с Собою всяческая, аще земная, аще ли небесная (Кол.1:20). Посему приношение даров сих естественно должно иметь отношение и приложение ко всему миру. Поскольку же части миpa разнообразны и в различном состоянии находятся: одни из них озаряются уже светом вечно блаженные славы, другие еще ожидают сего горнего озарения, а иные даже омрачены тьмою греховного растления, иначе сказать: одни из людей по благости и милосердию Божию получили уже обетованное им наследие живота вечного и блаженства нескончаемого, другие находятся в состоянии ожидания, смешанного со страхом и надеждою, а иным наконец угрожает даже опасность потери оного по причине множества грехов, отчуждающих их от Бога и даров Его; то, по различию своего состояния и разнообразию нужд своих, все они требуют себе приличного жертвоприношения. Для того архиерей или священник, как всемирный жрец и молитвенник, которому, по свидетельству святого Златоуста, вверена вселенная, так что он должен быть ее истолкователем и ходатаем пред Богом, а по наставлению Апостола Павла, должен неотменно творить молитвы, моления, прошения, благодарения за вся человеки; за царя и за всех иже во власти суть: да тихое и безмолвное житие поживут во всяком благочестии и чистоте (1Тим.2:1), приносит предлежащую жертву во первых о Церкви торжествующей, исчисляя всех избранных членов ее, как то: праотцов, отцов, патриархов, Пророков, Апостолов, проповедников, Евангелистов, мучеников, исповедников, воздержников, и всех духов праведных, во исповедании православной веры и в надежде будущего бессмертия перешедших из временной жизни в вечную, и прося вместе Господа, да посетит нас, ради возносимых ими о нас молитв и предстательства, своими богатыми милостями и щедротами, изряднее же, т. е. наипаче же воспоминает с отличным от всех других возглашением при воскурении фимиама, как освященного знамения усердных молитв пресвятую, пречистую, преблагословенную Деву Марию Богородицу, как Царицу праведных и всех ангельских чинов без сравнения честнейшую, которую певцы для большей торжественности и благозвучия, и для возбуждения большего внимания и усердии, сошедшись с обоих клиросов на среду церкви, ублажают или сею повседневною песнию, доставшеюся нам от времен Апостольских: достойно есть яко воистинну блажити Тя Богородицу и проч. или другою какою приличною настоящему дню, наприм. о Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь или чужде матерем девство и проч. За тем особенно воспоминает святого Иоанна Предтечу, как предвозвестника солнца правды – Христа Спасителя, как Ангела во плоти и как человека на земли небесного, высшего всех рожденных женами, святых Апостолов, как слуг и самовидцев Слова присноживотного и наконец святого, прилучившегося в день совершения Литургии, как лица, памяти коего день сей исключительно посвящается. В числе членов Церкви торжествующей воспоминаются при бескровной жертве как ветхозаветные, так и новозаветные праведники, поколику те и другие оправдались пред Богом одним и тем же средством, т. е. живою деятельною верою во Христа Искупителя – первые в грядущего, а последние в пришедшего. В вере, говорит Апостол, свидетельствовани быша древние (Евр.11:2). Мыслим убо, говорит тот же Апостол о себе и всех, подобно ему вступивших в завет благодати, мыслим верою оправдитися, а не от дел закона. Одним словом для людей как ветхого, так и нового завета, несть другаго имене под небесем данного, кроме имене Христова, о Нем же подобает, или подобало спастися им. А если те и другие одним средством благоугодили Богу, то одна и жертва должна быть возносима за них Богу.
Между ветхозаветными праведниками исчисляются во-первых праотцы и отцы, т. е. святые мужи, жившие от Адама до Авраама. Из них замечательнейшие суть: 1) сам Адам, за его преслушание мы потеряли рай земной, а за его же чистосердечное раскаяние приобрели рай небесный, чрез него мы подверглись владычеству смерти, но чрез него также прияли и обетование бессмертия; он первый пример грехопадения, но он же первый пример и оправдания во Христе. 2) Авель – первый мертвец в роде человеческом и первый мученик, а потому и первый наследник возвращаемого рая. Его важная заслуга пред лицом Божиим, по свидетельству Апостола, состояла в том, что он верою принес множайшую жертву паче Каина. 3) Сиф – утешение для скорбящих родителей, утешение и для страждущего потомства: в нем обетованное семя жены видимо начало являть свою животворную силу и надежда будущего избавления воссияла более ярким светом. 4) Енох, ходивший, по Писанию, с Богом и перешедший к Богу, не совлекшись сего смертного телесе, дабы приять бессмертие. 5) Ной, процветший среди развратных современников своих, яко крин в тернии, святостию и чистотою нравов своих, за то один также с своим только семейством уцелевший среди всеобщей гибели. Нечестивые современники издевались над его легковерием, а благочестивые потомки не престают и никогда не престанут удивляться его вере твердой и непоколебимой, устоявшей противу всех соблазнов и нападений, противу всех насмешек и оскорблений толпы буйной и необузданной. Его Апостол называет проповедником правды, но сия проповедь не была услышана теми, для коих она была возвещаема, за то слышал ее Бог и послал воды потопные для погубления непокоривых. 6) Евер, давший имя и благословение Божие целому народу еврейскому. Знаете ли, чем он заслужил сию столь великую честь и милость Божию себе и всему потомству своему? Действием, по-видимому, не важным. В то время, когда все уклонились в единомыслие лукавства (Прем.10:3), и пошли строить столп гордыни, а Евер с своим племенем остался дома. Так много значит не следовать общему примеру во зле. Кто при семь не воскликнет с пророком: блажен муж, иже не иде, на совет нечестивых... Во-вторых воспоминаются патриархи, т. е. благочестивые потомки Еверовы, от них же по плоти Христос, сый над всеми Бог благословен во веки. Между ними первое место по вере и преданности Богу занимаете Авраам, и потому названный от Апостола отцом верующих. Титло высокое и величайшее, какое только можно заслужить человеку пред лицом Бога и человеков. За ним следуют: Исаак – пример сыновнего послушания до смерти жертвенной; Иаков – пример братнего терпения и незлобия; Иосиф – образец мудрости в простодушии, целомудрии при телесной красоте и высокой славы после неповинного страдания; Иов – пример безропотного терпения в ужасных злоключениях и выразительнейший образ крестоносного страдальца Христа; Моисей, изволивший, по Апостолу, лучше страдати с людьми Божиими, нежели имети временную греха сладость в чертогах фараона, за то удостоившийся непосредственного собеседования с Богом, как друг с другом, лицом к лицу; Аарон – пророк Моисеев пред лицом фараона и верховный жрец пред лицом Божиим, имущий в руце своей жезл прозябший; Финеес – образец ревности по вере, достойно прославленной; Иисус Навин – разделитель Иордана и сокрушитель Иерихона, остановивший солнце в течение его, так что бысть один день, яко два; Гедеон – герой веры и победитель страстей; Самуил – пророк от юности, равно великий и в звании судии и в жизни частной; Давид, муж по сердцу Божию, в самом падении своем для нас поучительный.
Наконец воспоминаются пророки. Это суть мужи, глаголавшие Духом Божиим, прозиравшие в отдаленную будущность и назидавшие и словом и примером своим современников. Таковы суть: 1) Илия, молитвою своею заключавшей и отверзавшей небо, низводивший огнь на землю и сам наконец в вихре огненном взятый от земли в блаженные крови небожителей; 2) Елиссей, дерзнувший просить и могший вместить в себе сугубый дар даже против того, какой обитал в Илии. Не жизнь его только возвращала к жизни, но и смерть воскрешала мертвых. 3) Исаия, которого по обилию и ясности пророчеств о Христе справедливо называют пятым Евангелистом: он между прочим предсказал рождение Его от Девы. 4) Иеремия, плакавший о разрушении Иерусалима среди великолепия Иерусалима и доживший до развалин великолепной дщери Сионской. Сильные земли старались заключить уста его темницею и связать язык его узами; но его голос поражал нечестие и из мрака темничного, и его язык свободно возвещал слова истины из-под уз, его связывавших. 5) Иезекииль, предсказавший воскресение мертвых под образом оживления сухих костей на поле и созерцавший славу Божию под образом шестокрылатых и многоочитых животных, неумолчно возглашающих трисвятую песнь Вседержителю. 6) Даниил, седмицами своими предвозвестивший определенное время явления Мессии, умевший совместить в себе звание царедворца при дворе языческом с званием пророка Бога истинного и столь постоянно и ревностно совершавший молитву, что лучше решился прогневать царя им любимого и его любящего и соделаться снедию зверей, нежели остаться на один только день без обычной своей молитвы. 7) Три чудные отрока, безвредным пребыванием в пещи огненной прообразовавшие бессеменное зачатие Сына Божия от приснодевы Марии и столь свято почитавшие пост, что ни ласки, ни прещения царя, ни убеждения приставников не могли заставить их не только вкусить, но и прикоснуться к запрещенным яствам, за то и пост не только не обезобразил их лиц, но сделал еще их благолепнейшими. Наконец 8) двенадцать так называемых меньших пророков: Осия, Иоиль, Амос, Авдий, Иона, Михей, Наум, Аввакум, Софония, Аггей, Захария и Малахия, из коих каждый сиял даром прорицания, а еще более святостию жизни и строгими подвигами благочестия.
Между новозаветными праведниками воспоминаются во-первых Апостолы т. е. посланники избранные, и посланные самим Иисусом Христом на проповедь Евангелия. Имена и заслуги их вере Христовой без сомнения каждому из Христиан известны, и потому нет нужды объяснять известное, во вторых Евангелисты или благовестники, т. е. мужи, содействовавшие Апостолам в проповеди Евангелия, из коих некоторые предали письменно жизнь и учение Христово. В третьих проповедники. Cиe имя в первенствующей Церкви усвоялось преимущественно диаконам по причине провозглашательного их служения, а глашатай и проповедник суть слова тождезначущия. За сим следуют мученики, пролиявшие кровь свою за веру православную и чрез то содействовавшие к утверждению и распространению сей веры; потом исповедники, претерпевшие за исповедание веры православной многоразличные страдания, но оставшиеся в живых; воздержники, проводившие жизнь в строгих подвигах поста и воздержания и во всех добродетелях, отторгающих от мира и приближающих к Богу. Их прежде называли подвижниками, потом по уединенной и пустынной жизни стали называть их монахами и наконец преподобными, потому что вся цель многоразличных трудов и подвигов их состоит в том только, чтобы мало по малу восстановлять в себе подобие Божие. В Литургии Василия упоминаются еще учители. Их должность состояла в том, чтобы в отсутствие Апостолов и Евангелистов продолжать учение на основании, от них положенном. В последовавшие после Апостолов веки сию должность их по преемству продолжали святые Отцы, именуемые вселенскими учителями, а после их даже до ныне преемники их – пастыри Церкви.
Толик убо имуще облежащь нас облак свидетелей, прославленных от Бога на небесах и ублажаемых Церковию на земле с терпением и ревностию да течем, возлюбленные, на предлежащий нам подвиг поста в святую великочетыредесятницу, ведяще, яко и наши труды посильные не будут оставлены без должного возмездия от Бога милосердого на земле и на небе. Гоните, да постигнете.
* * *
По совершении благодарственного воспоминания святых священник приступает к Богу с молением и приношением той же предлежащей бескровно-очистительной жертвы за живых и умерших, прося от Него первым здравия, благоденствия, а наипаче преспеяния в вере и благочестии, а последним отпущения грехов и упокоения в недрах вечного блаженства, в скиниях нерукотворенных горнего Иерусалима, где открывается во всем великолепии несозданная Его слава и от светлости лица Его изливаются бесконечные радости и неизреченные наслаждения. Вот подлинная молитва, которую воссылает он при сем случае к Богу в Литургии Василия Великого: Помяни, Боже праведный и милосердый, всех прежде усопших в надежде воскресения и жизни вечныя. Даруй пришельствующим в мире сем спасение, посещение Твоею милостию и оставление грехов, а отшедшим из сея жизни отцам и братиям нашим успокоение и прохладу душ в светлых обителях (царствия Твоего), где нет ни печали, ни воздыхания – там упокой их, Боже наш! Там, где выну присутствует и озаряет свет лица Твоею. Еще молимся Тебе, помяни, Господи, святую Твою соборную и Апостольскую Церковь, которую Ты собрал от всех стран света и распространим до самых крайних пределов Вселенныя, умиротвори ее – ту, которую Ты стяжал честною кровию Христа Твоего и святый храм сей утверди даже до скончания века. Помяни, Господи, принесших дары cиu, т. е. дары святой Евхаристии, равно как и тех, за кого и чрез кого и с каким прошением принесены оные. Помяни, Господи, снабдевающих святыя Твои Церкви избытками стяжаний и приобретений своих, благотворящих им и в них и по убогим совершающих поминовение; вознагради их за cиe богатыми и небесными дарами; ниспосли им вместо земных благ небесныя, вместо временных вечныя, вместо тленных нетленныя. Помяни, Господи, обитающих в пустынях и горах, и в вертепах и пропастях земных. Помяни, Господи, пребывающих в девстве и благоговении, в пустынном подвижничестве и непорочном (мирском) жительстве. Помяни, Господи, благочестивейшаго Государя, котораго по праведным судьбам Твоим определил царствовать на земле, оружием истины и оружием благоволения увенчай Его, т. е. огради Его правосудием и Твоим благоволением, простри кров Твой над главою Его в день брани, укрепи Его мышцы, возвысь Его десницу, сотвори могущественным Его царство, покори Ему все враждебныя народы и даруй Ему глубокий и неотъемлемый мир. Вдохни в сердце Его благия мысли и намерения о Церкви Твоей и о всех людях Твоих, дабы мы под мирною сению самодержавия Его проводили тихое и безмолвное житиe во всяком благочестии и чистоте. За тем, воспомянув поименно всех членов царственного дома, продолжает далее: помяни, Господи, всех начальником и властителей, всех чинов придворных и гражданских и все Христолюбивое воинство, – благих и добрых сохрани добрыми, а злых и лукавых соделай благими Твоею благостию. Помяни, Господи, людей предстоящих во храме сем, и по причинам уважительным оставшихся в домах, и помилуй их и нас по множеству Твоея милости, сокровищницы их наполни всякими благами, супружества их соблюди в мире и единомыслии: младенцев воспитай, юношей наставь, старых подкрепи, малодушных утешь, расточенных собери, заблуждших (в вере православной) обрати и соедини с святою Твоею, соборною и Апостольскою Церковию, смущаемых духами нечистыми освободи, плавающим соплавай, путешествующим спутешествуй, вдов заступи, сирот защити, плененных избавь, больных исцели, подвергшимся суду, трудящимся в рудокопнях, обреченным в ссылку и на тяжкия работы и вообще всем находящимся во всякой скорби, нужде и бедствии окажи Твою помощь и милость. Помяни, Боже, и всех требующих великого Твоего благоутробия и любящих нас и ненавидящих и тех, которые поручили нам недостойным молиться за них и всех людей Твоих помяни, Господи Боже наш, и на всех излей обильную Твою милость, доставляя всем все, потребное ко спасению. А тех, которых мы не помянули или по неведению, или по забвению, или по множеству имен, Ты сам, Боже, помяни, зная каждаго и возраст и наименование, зная всякаго от утробы матери его: ибо Ты, Господи, помощь безпомощным, надежда безнадежными, обуреваемым Спаситель, плавающим пристанище, недугующим врач, сам будь всем для всех, зная каждаго и прошение и дом и нужду его. Избави Господи, град сей или весь сию, и всякий град и страну от глада, от губительных болезней, от землетрясения, потопа, огня, меча, от нашествия иноплеменников и междоусобныя брани.
После сего, провозгласив в услышание Святейший Синод и местного Епископа как главу и предводителя воинствующей на земле Церкви Божией, снова молится о самом себе и сослужителях своих и заключает так: носети всех нас благостию Твоею, Господи, открой нам Себя в богатых щедротах своих, даруй нам воздух благорастворенный и полезный, пошли на землю дожди мирные и плодотворные, благослови все продолжение года благостию Твоею, утоли расколы Церквей, укроти неистовство язычников, вскоре ниспровергни крамолы еретиков силою святаго Твоего Духа. Всех нас прими в царство Твое, Ты, который соделал нас сынами света и сынами дня, даруй нам, Господи Боже наш, Твой мир и Твою любовь: ибо Ты все нам подал.
В тоже время певчие, согласуясь с содержанием молитвы священника, произносимой им тайно, дабы показать предстоящим во храме, что совершается в алтаре и в каком расположении духа должны они находиться сами, возглашают громогласно: и всех и вся, т. е. помяни, Господи, весь пол мужеский и весь женский: ибо о Христе Иисусе, по словам Апостола, несть пол ни мужеский ни женский.
С тою же целию в архиерейском служении протодиакон, обратившись лицом к народу и став в царских вратах, возглашает сначала общее воззвание: и всех и вся, потом воспоминает в особенности Святейший Синод, иерарха священнодействующего, государя царствующего со всею его фамилиею и со всем синклитом и воинством, а певчие заключают воззванием, подобным тому, каким он начал: и о всех и за вся.
Прочитав или выслушав сию Боговдохновенную молитву с надлежащим вниманием и с чувством искренней и живой веры, кто не умилится сердцем и кто не растрогается душою, поражаясь в ней и важностию предмета для всех вожделенного и силою чувств и выражений, проникающих до глубины души и сладостию надежд, восхищающих оземленелый дух наш от земного к небесному, от тленного к нетленному, от временного к вечному, и кто не захочет, сколько возможно чаще учавствовать в ее благом произношении и чрез то выну благодетельствовать живым и умершим собратиям своим? Но неверие, это гибельное порождение ада, и здесь, также как во многих других случаях, похитило или, по крайней мере, старается похитить у человечества отрадную надежду на благотворность молитв сего рода.
Знаю, слушатели, что между нами нет таких неверующих, но легко может случиться, что вы когда-нибудь и где-нибудь встретитесь с ними; легко может случиться, что вы даже услышите их рассуждения не редко блестящия по наружности, увлекательные по остроумию и вольномыслию и заманчивые по благоприятству страстям и наклонностям нашим, но в основами своем гнилые, во внутреннем составе своем наполненные ложью, искусно соплетенною, а по цели своей прямо дерзкие и богохульные, и потому надобно, чтобы вы имели на сии случаи готовое в руках своих оружие, если не для решительной над ними победы, (ибо побеждать неверие не всегда успевал и сам Победитель смерти и ада Господь наш Иисус Христос своею небесною мудростию), то по крайней мере для верного отражения нападений их, надобно знать, чем неверующие хотят поколебать нашу веру в благотворность и действенность молитв за других – как живых, так и умерших, и уметь погашать разженные стрелы лукавого, мещемые руками их.
Все возражения противников наших в сем деле, сколько их ни есть, и в каком виде они ни представляются нам, совмещаются в одной главной мысли. Невозможно, говорят они, чтобы молитвы наши могли оказывать свое благотворное действие на других, когда другие не знают и не чувствуют их, а умершие лишены даже и способности знать и чувствовать. На это мудрое возражение можно бы было отвечать одним словом, и словом Христовым, пред которым должно умолкнуть всякое мудрование человеческое: не возможное от человек возможно есть у Бога; молитвы действуют не своею силою, но силою, сообщаемою от Бога. И кто не видит, что после сего никакое сомнение не имеет уже места?
Но мы на сем не остановимся и войдем в более подробное рассмотрение сего предмета. Для сего покажем, 1) что успех молитвы, по самому свойству ее, не зависит ни от знания, ни от чувствования тех, за кого она возносится; 2) что слово Божие представляет нам многочисленные примеры, в которых молитвы за других как живых так и умерших оказали свое спасительное действие; наконец 3) что молитвы сего рода не только позволительны, но и благоугодны Богу и предписаны Им.
Что такое молитва, и что потребно для совершенного успеха в оной? Молитва есть благочестивое возношение ума и сердца нашего к Богу с прошением от Него душеполезных благ. И так для совершенного успеха в молитве потребны: а) вера в молящемся, без которой ум и сердце не могут возноситься к Богу. На сию потребность молитвы указывает сам Иисус Христос в следующих словах: вся, елика аще вопросите от Отца во имя мое в молитве, верующе приимете; б) чистота в намерении относительно испрашиваемых благ, без которой блага сии не могут быть душеполезными. О сей потребности должно заключать из слов Апостола Иакова: просите и не приемлете, зане зле просите, да в сластех ваших иждивете; в) благоговение к Богу и преданность в Его волю: ибо Бог, по словам Пророка, волю только боящихся Его хощет творити; и сам Иисус Христос не иначе молился, как предавая все в волю Отца своего: обаче не моя воля, но Твоя да будет, Отче, взывал Он в предсмертной молитве своей. Молитва, имеющая все сии качества, несомненно будет услышана и принята Богом с благоволением. Молитва ли Церкви, среди коей всегда невидимо присутствуем сам Сын Божий, по обетованию своему, и над коею выну носится Дух Святой, ходатайствующий о ней к Богу воздыхании неизглаголанными, может быть лишена сих качеств и остаться без исполнения? Нет, Иисус Христос удаляет о сем всякое сомнение, дав Церкви своей право просить и сам обещав исполнить всякое ее прошение. Просите, сказал Он верующим, и дастся вам, толцыте и отверзется вам. И в другом месте: аминь глаголю вам, яко аще два от вас совещаета на земли о всякой вещи, еяже аще просита, будет има от Отца моего иже на небесех (Мф.18:19). Если некоторые прошения ее представляются, по-видимому, неисполняемыми, то об них должно сказать точно тоже, что сказано Апостолом о молитве Иисуса Христа очами страданий. Апостол говорит, что в сей молитве Иисуса Христа услышан бысть от благоговеинства, между тем как Иисус Христос страдал и умер на кресте: в чем же Он был услышан? В том, что чрез сии страдания исполнилась воля Бога Отца о спасении всего человеческого рода.
Мы остановились на молитвах об умерших, возносимых в Литургии ко Господу, обладающими живыми и мертвыми. Показав их действительность из самого свойства молитвы, теперь остается, согласно с предположением нашим, доказать туже действительность молитв сего рода из Слова Божия. Но прежде, нежели приступим к сему доказательству, объясним, что такое умершие в христианском смысле? Слово Божие называет их отходящими от миpa сего, преходящими от смерти в живот, совлекающимися и разрешающимися от мертвенного тела сего, усопшими, т. е. уснувшими до того великого дня, когда труба архангелова возбудит их от мертвенного сна для суда и воздаяния, скончавшимися, т. е. усовершившимися во временных подвигах, или окончившими земное свое странствование и грядущими приять награду или наказание в вечности. Словом, во всех местах Писания, где только говорится об умерших, везде представляются они не больше, как только переменившими место и вид своего существования. Итак, умершие суть не что иное, как те же живые, но только живущие другою отличною от нас жизнию и в другом невидимом для нас мире, или что тоже живые, отсутствующее от нас. Мысль сия неоспоримо подтверждается свидетельством самого Иисуса Христа, который говоря с саддукеями о воскресении мертвых, между прочим вопросил их: О воскресении мертвых несте ли чли николиже в писании, яко Бог Авраамов, Бог Исааков и Бог Иаковль несть Бог мертвых, но Бог живых, следовательно Авраам, Исаак и Иаков, за несколько тысяч лет до Христа умершие, по словам Христовым, были живы для Бога: иначе Бог их не назывался бы Богом живых; и свидетельством Апостола Павла, который говоря о смерти и воскресении Христовом, сказал также: на сие бо и умре и воскресе Христос, да мертвыми и живыми обладает; но если бы мертвые не существовали также, как и живые, то обладание ими наряду с живыми, приписываемое Апостолом Христу воскресшему и восприявшему вечное свое царствование, было бы преимуществом сего всемирного царя не только ничтожным, но и совершенно нелепым; и наконец свидетельством Иоанна Богослова, который видел души избиенных за слово Христово под алтарем и слышал их, вопиющих к Богу об отмщении день и нощь, следовательно избиенные сии не только живы, но и действуют подобно нам, взывая к Богу, в отношении же к оставшимся на земле суть тоже, что отсутствующие от них.
Теперь следует вопрос: могут ли молитвы быть действительны для отсутствующих, также как и для присутствующих?
Многочисленные места Писания, в которых говорится об успехе молитв за отсутствующих, полагают на нас необходимость отвечать на сей вопрос утвердительно. Из сих мест видно не только то, что молитвы сего рода столь же действительны, как всякие другие, но и то, что они имеют свою силу как тогда, когда приносятся за благочестивых, так и тогда, когда совершаются за нечестивых, как тогда, когда испрашивается в них избавление от временных бедствий, так и тогда, когда умоляется в них милосердый Господь о прощении согрешений или по крайней мере о даровании времени на покаяние. Так праведный Ной молился за нечестивых современников своих, которые и не знают и не слышат о сем, и Бог внемлет молитве его и останавливает действие своего правосудия еще на сто двадцать лет, давая сим время на исправление? Безстудные жители Содомы и Гоморры и трех ближайших к ним городов продолжают беззаконничать по-прежнему; а там в соседственном от них селении благочестивый Авраам предстоит пред лицом Господа с усердною мольбою за них, испрашивая им пощады от предстоящей гибели, аще обрящется во градех сих хотя десять праведников, и Господь отвещает ему; не погублю и десятих ради. Неблагодарные Израильтяне при подошве Синая идолопоклонствуют и разгневанный Иегова обрекает их за сию непростительную неблагодарность и открытое нечестие на всеконечную погибель, а на вершине Синайской предстательствует за них Моисей и Израиль спасен. Друзья Иовлевы согрешили, оскорбив неправедною укоризною мужа праведного, а Иов по изволению Божию приносит за них жертву и совершает молитвы, и грех их прощен. Войска израильские с оружием в руках устремляются на Амаликитян, а Моисей вдалеке от места брани воздвигает жезл и руки свои горе и победа следует не оружию, а молитвенному движении рук и жезла Моисеева. Войска Сеннахиримовы обложили Иерусалим, готовясь на следующий день взять город приступом и сровнять его с землею, а внутри Иерусалима Исаия и Езекия преклоняют колена свои пред Господом сил, умоляя его о защите, и Ангел Господень снишел по молитве царя и Пророка в сию нощь с неба и поразил Ассириан 18-ть тысяч и тем избавил город от осады и разрушения. Победитель Востока Александр Македонский, огорченный отказом Иудеев в требуемой им помощи, идет на Иерусалим с огнем и мечем, а первосвященник Иудейский Адуй после поста и молитвы к Богу во всем священном облачении исходит к нему во сретение, и грозный победитель миpa, забыв гнев свой, преклоняет венчанную главу свою пред безоружным первосвященником и оказывает Иерусалиму многие милости. Раб упоминаемого в Евангелии сотника лежит недвижим, готовый испустить последнее дыхание, а сам сотник движимый сострадательности и человеколюбием спешит к Богочеловеку Христу с усердною мольбою за раба сего, и рабу возвращают жизнь и здоровье. Дщерь жены Ханаанские зле беснуется, а скорбящая мать ее с воплем и со слезами бежит на встречу Иисусу, неотступно умоляя Его об исцелении дочери, и беснующаяся внезапно получает исцеление. Апостол Петр заключен в темницу, а болезнующаяся о сем заключении Церковь прилежную молитву деет о нем, что же случилось? В полунощи, когда Петр погружен был в глубокий сон, Ангел Господень внезапно явился пред ним, возбудив его от сна, расторг его узы, отверз двери темницы и извел его к утешению Церкви. Все сии примеры и многие другие им подобные ясно показывают, что молитвы за отсутствующих столь же действительны, как и за присутствующих.
Но они не менее действительны и за умерших. У вдовицы сарептской умер сын, но она прибегла с прошением к Пророку Илии, а Пророк – с молитвою к Богу и умерший воскрешен. Молитва Елисея даровала жене Соманской сына, молитва же Елисея и возвратила его от смерти к жизни Сын вдовы Наинской несен был к погребению, но слезы безутешной матери подвигли милосердие Иисуса и молитвенный глас Его воздвиг мертвеца и возвратил скорбящей матери. Лазарь, друг Иисусов, четыре дня уже лежит во гробе, тление смерти проникло уже тело его и распространяло окрест себя смердящий запах, несносный для самых родных его; но Иисус приходит на гроб его, громко возносит молитву свою к Богу Отцу и умерший исходит из гроба живым. В Иоппии умерла некая Христианка, именем Тавифа, но является туда Апостол Петр, приступает к телу умершей, преклоняет колена и молится, и Тавифа востала и села.
Если же ни расстояние мест, ни могущество смерти нисколько не препятствует действию молитв за других; то скажи мне, почему ты не хочешь молиться за почивших во гробе отцах и братиях твоих, почему отказываешь им в сей последней помощи и в сем последнем благодеянии твоем? Потому ли, что они, по твоему мнению, не могут ни видеть, ни слышать, ни чувствовать молитв твоих, но если бы и так было, то из примеров указуемых Словом Божиим видел ты, что молитвы ничего не теряют в своей силе от того, что не видят, ни слышать, ни чувствуют их те, за кого они совершаются, что они стольже благодетельно действуют на отсутствующих как и на присутствующих. Сверх того ты слышал из уст самого Господа, что наши мертвые мертвы только для нас, но живы для Бога, следовательно их взор, их слух и все вообще чувства их закрыты только для нас, но открыты на нас. Притом же, разве ты не знаешь, что успех молитв наших зависит не от слуха слушающих, а от Бога, внемлющего оным? или потому ты не хочешь молиться за усопших твоих, что почитаешь их недостойными молитв твоих? но откуда ты узнал это? кто дал тебе право судить и осуждать прежде суда Судящего всей земли? и кого ты дерзаешь осуждать? тех, которые дали тебе или предкам твоим жизнь, состояние и счастие? или потому, что ты боишься мешаться в деле правосудия Божия? но посмотри на Ноя: он молится за тех, кого правосудный Бог осудил уже на истребление потопом; посмотри на Авраама: он молится за Содомлян и Гоморрян, обреченных уже огню; посмотри на Моисея: он не только молится, но и дерзновенно вступает в состязание с Богом о помиловании недостойных милости; посмотри наконец на Стефана, на Павла, на самого Христа: они молятся за народ, Богом отверженный, и милосердый Господь благоволительно внемлет мольбам их, и не только не осуждает дерзновения их, но выставляет их в пример для подражания нашего; или – наконец просто потому, что они померли? но ты видел, что молитвы столь же легко и удобно перелетают в царство мертвых, сколь легко и удобно переносятся с места на место в царстве живых, что они столь же сильно действуют там, как и здесь, что если они способны были воскрешать мертвых, то конечно способны и очищать их от грехов, или, по крайней мере, доставлять им хотя некое облегчение от тяжести оных.
И так нет причин, оправдывающих наше нерадение о молитве за умерших. Если не молиться за живых, есть тяжкий, по Апостолу, грех, показывающий в нас недостаток человеколюбия, то не молиться за умерших, есть тем тягчайшее преступление, открывающее в нас самое зверское сердце. Если священник и левит, прошедшие мимо человека, для них чуждого, впадшего в руки разбойников, и в язвах от них поверженного, осуждены Иисусом Христом за их жестокосердие, а самарянин, поднявший его на свой скот, возливший на раны его целебный елей и не щадивший издержек своих на исцеление его в гостиннице похвален за его милосердие; то что должно сказать о тех, которые своих отцов и матерей, своих детей и родственников, своих друзей и благодетелей, впадших в руки духовных разбойников и с головы до ног покрытых язвами греховными, жестокосердо оставляют без всякого попечения об уврачевании сих духовных язв, и сколь напротив высока добродетель тех, которые на болезненные язвы души не только своих родных и знакомых, но и чужих едва известных им людей, неоскудно изливают врачебный елей молитв и приношений своих? О! не даром премудрый сын Сирахов с такою заботливости, по внушению Духа Божия, убеждает каждого из нас не забывать сей обязанности. В покои мертвеца, говорит он, упокой память его, и утешися о нем во исходе духа его (Сир. 38:23). Не даром пророк Иеремия в числе тяжких наказаний Божиих поставляет и лишение поминовения: И не преломят хлеба, говорит он, в стенаниих их ко утешению над мертвым и не дадут им пития чаши ко утешению над отцем и материю (Иер.16:7). Не даром и благочестивый Иуда Маккавейский едва узнал о воинах, падших на брани за грех хищения сокровищ идольских, тотчас собрал две тысячи драхм серебра их и послал во Иерусалим принести за грех мертвых жертву (2Макк.12:4). Впрочем, намерение Иуды сам священный описатель деяний его ясно высказывает, говоря, что он сотворил сие предобре и благочестно, о воскресении помышляя. Аще бо падшим востати не чаял бы, прибавляет он, излишне было бы и всуе о мертвых молитися, к тому взирающь, яко во благочестии усопшым изряднейшая уготовася благодать. Преподобное и благочестивое помышление отонудуже за умерших моление сотвори, яко да от греха очистятся (ст. 44–46). Не всуе убо, скажем словами св. Златоуста, не всуе приношения о усопших бывают, не всуе мольбы, не всуе милостыни. Сия вся Дух Святой завещал есть, друг от друга нам пользоватися хотящий (Деян. прав. 21, гл. 9). Не возбраните убо, чада, благодати вашей над умершими братиями и сродниками вашими, совершайте об упокоении душ их молитвы не леностно, раздавайте милостыню неоскудно, а паче всего приносите в память их бескровную жертву, которая для того и предоставлена нам милосердым Господом, чтобы вкушать и приносить ее во оставление грехов своих и чужих.
Мы сказали, что паче всего должно совершать в память усопших бескровную жертву. Так, возлюбленные братия, хороши в сем случае, как и во всех других, молитвы, хороши милостыни, но бескровная жертва, приносимая об упокоении усопших в Литургии, выше всего и действительнее всего. И вот причины, по которым так должно думать и верить.
1) Святой Иоанн Богослов говорит: аще кто согрешит, ходатая имамы Иисуса Христа праведника, и той очищение есть о гресех наших, не о наших же точию но и о всего мира (1Ин.2:1:2). И в другом месте: кровь Иисуса Христа, Сына Божия очищает нас от всякаго греха (гл. 1:7). И так кровь Иисуса Христа, излиянная на крестном жертвеннике за грехи всего миpa, есть единственное очистительное средство; следовательно, если и молитвы и милостыни действительно имеют очистительную силу от грехов, то потому только, что они так сказать окроплены, напоены и проникнуты сею очистительною кровию Христовою чрез веру в Него тех, которые приносят и раздают оные. Посему то Апостол Павел и говорить, что без веры невозможно угодити Богу, следовательно и умолить Бога, и даже все, еже не от веры, по его словам, грех есть. Посему то и завещано Церковию подавать милостыню не иначе, как ради Христа, и совершать молитвы не иначе, как над крестным знамением и о имени Христове. Если же это так, то совершение бескровной жертвы, при коей кровь Христова таинственно изливается, также как на крестном жертвеннике за грехи всего миpa, очевидно, имеет тем большую силу очищать грехи как живых так и умерших, воспоминаемых при ней.
2) Наша бескровная жертва совершенно тождественна с тою, которую совершил Иисус Христос на тайной вечери посреди учеников своих. Ибо там и здесь един и тот же Христос присутствует и действуете по обетованию своему: се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века, аминь. Иде же два или трие будут собрани во имя мое, ту есмь посреде их, а священник есть только видимый представитель Его; там и здесь одни и теже произносятся слова: приимите, ядите, сие есть тело мое, еже за вы ломимое во оставление грехов; пийте от нея вcu: сия есть кровь моя, яже за вы и за многия изливаемая во оставление грехов; там и здесь одна и таже цель: смерть Господня возвещается. Елижды бо аще ясте хлеб сей, говорит Апостол, и чашу сию пиете, смерть Господню возвещаете. Но в первом случае вы видите самого Христа, преподающего тело свое под видом хлеба и кровь свою под видом вина во оставление грехов как приемлющих оные, так и всех верующих в Него, следовательно, тоже совершается и в последнему только невидимым образом чрез видимого служителя Церкви. Не подумайте впрочем, чтобы это было мое собственное умствование; нет, это есть мысль всей Православной Церкви, это единогласное учение всех глубокомысленных и благоговейных испытателей Писаний. Послушайте, вот что говорит о сем предмете один из них, которого Церковь по преимущественному обилию духовных красот в его слове именует Златоустым, и которому, как повествует неложное предание, внушал толкования Писаний сам избранный сосуд благодати Божией Ап. Павел, или лучше сказать сам Дух Святой во образе Павла. Хочу сказать вам, говорит он к своим слушателям, нечто пречудное, но не удивляйтесь, и не сомневайтесь. Что же это такое? Приношение в Литургии, кому бы ни случилось приносить оное, Павлу или Петру, есть тоже самое, какое и И. Христос преподал ученикам своим, и то, которое совершают ныне священники, ничем не меньше первого; ибо и его освящают не человеки, но тот же, кто освятил и первое, поскольку как слова, которые Бог провещал, суть те же самые, которые произносит и ныне священник, так и приношение тоже самое есть. Следовательно и это есть тело Христово, также как и то, а кто почитает это худшим того, тот не знает, что Христос и ныне здесь присутствует, и ныне также, как и прежде действует (на посл. к Тим. 1 Прав.). 2) Тоже следует заключить и из слов Апостола Павла в послании ко Евреям. Мы имеем, говорит он, жертвенники, от котораго питаться не имеют права служители Скинии (гл. 13:9). Итак, братия, имея свободу входить во святилище посредством крови Иисуса Христа путем новым и живым, который Он вновь открыл нам чрез завесу т. е. плоть свою, и имея великаго священника над домом Божиим, да приступаем с искренним сердцем и с полною верою, кроплением очистив сердца от порочной совести, и тело омыв водою чистою, будем держаться исповедания надежды непоколебимо: ибо обещавший верен, не будем оставлять собрания своего, т. е. Церкви, как у некоторых есть обычай, но будем наставлять друг друга, и тем более, чем более видите приближение онаго дня. Ибо ежели мы, получив познание истины, произвольно грешим, то уже не остается жертвы за грехи. Ежели отвергшийся закона Моисеева при двух или трех свидетелях, без милосердия наказывается смертию; то сколь жесточайшему думаете мучению повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню кровь завета, которою он освящен и ругается над Духом благодати? (гл. 10:19–29). Такая сильная угроза Апостола против попирающих кровь заветную, священнодействуемую на христианском жертвеннике, необходимо заставляет допустить, что это кровь есть истинная кровь Христова. В другом месте своих посланий Апостол еще яснее выражает туже мысль говоря: иже аще яст хлеб сей или пиет чашу Господню недостойне, повинен будет телу и крови Господни. Следовательно сей хлеб и сия чаша не только ни чем не меньше тех, который Господь Иисус преподал ученикам своим в тайной вечери, но совершенно те же самые: ибо там и здесь тоже тело и кровь Господня.
3) Бескровная жертва, быв тождественна с жертвоприношением тайной вечери, в тоже время равносильна и голгофскому жертвоприношению: ибо там и здесь не другое какое преломляется тело, как Христово, и не другая какая проливается кровь, как Христова же за живот миpa и спасение его. Но приникните умственным взором вашим на Голгофу в минуту страданий и смерти Богочеловека и посмотрите, что там делается? Там смерть Христова одним из мертвых возвращает жизнь, другим дает блаженное бессмертие, а иным возвещает по крайней мере некую отраду; там одни из мертвых восстают из гробов, другие исходят из ада и входят в рай, а иные слышат отрадную проповедь. Многие телеса усопших восташа, повествует о сем случае Евангелист, и явишася мнозем, от них же нецыи пребывают даже доселе. Христос единою о гресех наших пострада, праведники за неправедники, да приведет ны Богови, умерщвлен убо быв плотию, ожив же Духом, о нем же и сущим в темнице духовом сошед проповеда, противящимся иногда, егда ожидаше Божие долготерпение во дни Ноевы делаему ковчегу, пишет Апостол Петр (1Пет.3:18–20). Если же там при голгофском жертвоприношении происходило все cиe, то происходит нечто подобное и здесь при жертвоприношении, совершаемом на сей таинственной трапезе; ибо подобные причины производят подобные и действия. Если тогда ради всемирной жертвы, принесенной Единородным Сыном Божиим, отверзлись врата ада и пленники его получили свободу и даже нечестивые современники Ноя услышали некое утешительное для себя благовестие; то почему думать, что сии же самые врата для той же великой жертвы не отверзаются ныне, и умершие грешники подобно несчастным современникам Ноя не получают и ныне хотя малого утешения? Еда Христос там и здесь присущий и действующий не той же ныне и во веки, яков был прежде и всегда? Да не будет: Апостол ясно говорит, что Христос вчера и днесь, той же и во веки.
4) В книге Царств Бог говорит Пророку Исаии о Иерусалиме: защищу град сей Мене ради и Давида ради раба моего (4Цар.20:6). Если одна только память праведника, говорит св. Златоуст, указывая на cиe место Писания, такую имела силу пред Богом, что Бог из уважения к ней обещает защитить град, то чего не может сделать она, когда присоединятся к ней и дела? И потому не напрасно, продолжает он, установлено Апостолами при страшных тайнах совершать память и об умерших; ибо Апостолы знали, что многое умершим отсюда бывает приобретение и великая польза (на Фил. прав. 3). Присовокупим к сему и мы с своей стороны: если память праведного раба столь была сильна пред Богом, что из за одного его благоволил Он защитить от погибели целый город и в нем множество грешников, недостойных сего милосердия, то чего не в состоянии сделать память Единородного Сына Божия Иисуса Христа Праведника? Если столь сильна была пред Богом память раба умершего, то чего не сильно испросить у Него моление Сына, иже всегда жив сый выну ходатайствует о нас пред лицом Отца своего? Но где сильнее и выразительнее возвещается память о сем Единородном Сыне Божием, как не в бескровной жертве, которую сам Он повелел совершать в свое воспоминание: cиe творите, сказал Он ученикам своим, в мое воспоминание? Когда могущественнее Его ходатайственное моление за нас, как не тогда, когда вместе с Ним вопиет за нас от земли и пречистая кровь Его, возносимая нами в тайне Евхаристии? Если глас крове Авелевой был услышан Богом праведным, то глас ли крове Христовой не будет услышан Богом милосердым?!
5) При совершении бескровной жертвы не только воcпоминаются имена умерших, также, как и живых, но вместе с сим изъемлются за них из определенной для сего особой просфоры частицы, которые потом ниспускаются в очистительную кровь Христову с следующею молитвою: отмый, Господи, грехи поминавшихся зде честною Твоею кровию, и таким образом отмовение или очищение грехов умерших совершается. Сей способ очищения не есть произвольно введенная новость христианской Церкви, но он преднаписан от Бога в законе о ветхозаветных жертвах, коих кровь, прообразовавшая кровь Христову, быв между прочим воскропляема на согрешивших, имела силу очищать грехи воскропляемых ею. На сей-то способ указывая, Апостол Павел говорит в послании ко Евреем: если кровь волов и козлов и пепел юницы, окропляя оскверненных, освящает, дабы чисто было их тело; то кольми паче кровь Христова, который Св. Духом принес Богу Себя непорочнаго, очистит совесть нашу от мертвых дел, дабы мы служили Богу живому и истинному (гл. 9, 13:14). А что здесь не сами согрешившие приемлют таинственное кропление крови, а вместо их частицы, с воспоминанием имен их вынимаемые из жертвенного хлеба, то и на это мы имеем ясное указание в священнодействии ветхозаветной Церкви, которая быв, по свидетельству Апостола Павла, сению новозаветной Церкви, естественно должна находить в сей последней для своих прообразовательных действий соответствующую им истину. Так для освящения всего народа непрестанно находились во святилище Скинии 12 хлебов предложения, которые, быв представителями дванадесяти колен Израиля, чрез свое освящение низводили освящение на тех, коих носили на себе имена. Что же выражали собою сии священные хлебы, как не тоже самое, что и наши частицы, с тою только разницею, что первые освящались и освящали представляемых ими лиц чрез возлежание пред лицом Божиим, а последние не только чрез возлежание пред лицом Господа приносящего и приемлющего оные, но и чрез погружение в пречистую кровь Его, которая, по свидетельству св. Иоанна Богослова, очищает нас от всякаго греха (1Ин.1:7)? Итак, если первые были действительны к освящению лиц при них воспоминаемых, то тем более последние.
6) Сверх того воспоминание живых и умерших при бескровной жертве заимствует себе большую силу и от того, что вместе с ними воспоминаются при сей жертве Пророки и Апостолы, мученики и исповедники, святители и преподобные, Архангелы и Ангелы, и наконец сама преблагословенная Матерь Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Если сожительство праведных с грешными на земле неоднократно избавляло последних от многих временных бедствий, так для Ноя пощажены были на время его нечестивые современники, для Авраама – Фараон и Авимелех, для Иова – его друзья, для Моисея – целый народ Израильский, для Самуила – Саул, для Давида – Соломон и его царство, для Езекии – все жители Иерусалима, для Павла – все бывшие с ним в корабле и многие другие для немногих праведников; то не более ли молитвы и ходатайства сих же самых праведников на небе пред престолом Божиим сильны преклонить Отца небесного к милосердию для бедных грешников, вместе с ними воспоминаемых? Не для того ли и Дух Св. в молитвах, внушенных Им для назидания нашего, научает нас воспоминать имена св. мужей, благоугодивших Богови, дабы милосердый Господь внял молению нашему и сотворил милость с нами, если не для нас самих, то по крайней мере для присных своих, воспоминаемых нами? Рассмотрите внимательно все молитвы, заключенные в Божественном Писании, прочтите особенно книгу Псалмов – это драгоценное собрание молитв трогательных и умилительных, – и вы увидите, что в редкой из них не вспоминаются или явно или сокровенно имена Авраама, Исаака и Иакова, имена Моисея и Давида. Для чего же это? Очевидно для того, чтобы воспоминание сих святых имен, столь приятных Богу, восполнив недостаток молитвы молящегося, споспешествовало успеху ее. Помяни, Господи, Давида и всю кротость его, вопиет в сокрушении сердца писатель 131 Псалма, яко клятся Господеви, обещался Богу Иаковлю Давида ради раба твоего, не отврати лица помазаннаго твоего. Господи, Боже Вседержителю, Боже Отец наших Авраамов, Исааков и Иаковль, взывает кающийся Манассия. Но здесь при бескровной жертве воспоминаются не мужи только праведные, но и сама преблагословенная Матерь Божия, выну предстоящая и выну ходатайствующая за нас пред престолом славы Сына своего и Господа, в чем же не может успеть моление матернее ко благосердию Владыки?
Таким образом показав, и, как кажется, достаточно для верующих подтвердив пользу молитв за умерших, также, как и за живых, а особенно бескровной жертвы, приносимой за них в Литургии, надлежало бы объяснить еще, сколь велика эта польза и на всех ли умерших она равно простирается: но мы на сии вопросы не беремся отвечать сами, а почитаем за лучшее выставить подлинные о сем предмете мнения святых отцов Церкви Мы, говорит святой Кирилл Иерусалимский (Catech. Myst. V. N. VI) в пятом тайноводственном поучении своем, творим память прежде почивших во-первых патриархов, Пророков, Апостолов, мучеников, дабы их молитвами и молениями Бог принял наши молитвы, потом молимся о умерших св. отцах и епископах, наконец о всех, между нами скончавшихся, крепко веря тому, что cиe приносит великую пользу душам, за которых приносится молитва святой и страшной жертвы, на алтаре предложенной. И в другом месте помолимся о всех умерших между нами, веруя, что те души получают величайшую пользу, о которых приносится молитва святой и страшной жертвы предложенной. И в этом я хочу вас уверить подобием. Если бы какой-нибудь царь сослал в заключение оскорбивших его; но ближние его, сплетши венец, принесли бы царю за тех, которые под наказанием находились; уже ли бы тогда не сделано было облегчения их наказанию? Таким образом и мы, принося молитвы об умерших, хотя бы они были грешники, не венец сплетаем, но Христа закланного за грехи наши приносим, умилостивляя человеколюбца к себе и к ним (Cyrie. Catech. Myst. V.)
Святой Златоуст, утешая неумеренно печалящихся о смерти грешника беседует так: если умер грешник, то и для того должно радоваться, что пресеклись грехи его, и он не умножил пороков, и сколь можно помогать ему не слезами, но молитвами и молениями, и милостынею и приношениями. Ибо не без намерения сие установлено и не напрасно в Божественных тайнах воспоминаем умерших, и за них приступаем, умоляя предложенного Агнца, трех мира понесшего, но чтобы они получили от сего некоторое утешение. Не обленимся убо подавать помощь умершим и приносить о них молитвы; ибо предложенный Агнец есть общая очистительная жертва мира (на 1 послан. Коринф).
Дионисий Ареопагит, ученик Апостола Павла в книге о Церковной Иерархии говорит: священник со смирением должен молить благодать Божию, да отпустит усопшему грехи, от человеческой немощи происшедшее, и да вселит его в стране живых, в недрах Авраама, Исаака и Иакова, на месте, откуда убегла болезнь, печаль и воздыхание (7. §. 8).
Тертуллиан, писатель 2-го века, в книге о венце говорит: мы творим приношение за умерших каждогодно в тот день, в который они скончались (гл. 3.), веря, что отсюда бывает им польза великая.
Ориген, писатель частию 2-го и частию 3-го века, в толковании на книгу Иова говорит: мы творим память святых и родителей наших, или чтим благочестно память друзей, в вере умерших, как радуясь их прохладе, так прося и себе благочестивого в вере скончания (с. III. t.1).
Святой Афанасий великий в слове об умерших говорит: хотя бы на воздухе оставлен был лежащим благочестиво скончавшийся, не упусти, призвав Христа Бога, возжечь масло и свещу над гробом; ибо сие приятно Богу и великое от Него приносит воздаяние, – ибо масло и свеща означают всесожжение. Божественная же и бескровная жертва есть очищение. В том же слове об умерших св. Афанасий говорит: кто творит приношение за умершего, тот туже самую имеет цель, какую имеет и отец, у которого дитя еще юно и совершенно бессильно. Ежели дитяти случится страдать болезнию, то отец его с верою приносит в Божественный храм свещи, ладан и елей для сожжения об исцелении дитяти от болезни. Дитя не сам оные держит и приносит как и отрицания при Божественном возрождении, но по вере и молитве отца бывает исцеление. Так должно думать и об умерших в Боге и держать и приносить свещи, елей и все то, что служит к его искуплению, и благодать Божия не отступить от намерения веры.
Святой Кирилл в слове об умерших говорит: хотя бы на воздухе оставлен был лежащим благочестиво скончавшийся, не упусти, призвав Христа Бога, возжечь масло и свещу над гробом; ибо сие приятно Богу и великое от Него приносит воздаяние, – ибо масло и свеща означают всесожжение. Божественная же и бескровная жертва есть очищение.
Святой Епифаний (против ерес. Апр.) говорит: когда в Церкви произносятся имена усопших; то что сего полезнее, что благовременнее и дивнее для веры присутствующих того, что умершие живут и не лишены бытия, но существуют и живут у Господа; сим проповедуют и ту важнейшую истину, что молящиеся имеют надежду о братиях, как о находящихся в путешествии. Молитвы, совершаемые о умерших приносят им пользу, хотя всех преступлений не заглаждают. Мы творим память о праведниках и грешниках; о грешниках, прося им от Бога милости, о праведниках же и отцах, и патриархах и Пророках и Апостолах, и Евангелистах и мучениках и исповедниках, епископах и отшельниках и о всяком чине для того, чтобы Господа Иисуса Христа отличить от чина прочих человеков и воздать Ему должную честь и поклонение.
Блаженный Августин в речи о благочестии и любви говорит: Внемлите, братия, не бедным должно одним являть милость во время жизни нашей, но постараемся оказывать оную и умершим, внимая тому, что святой Иуда Маккавей сотворил. Он сказал: святое есть дело творить моления за умерших, да от греха очистятся. Ибо Иуда знал, что никто не мог хвалиться чистым сердцем, размысливши, что и звезды не были чисты пред Богом. Ниспали ангелы с неба, не были чисты звезды, и тот младенец не без греха, которого жизнь на земле продолжается один день. Что убо скажем о себе? Уже ли можем хвалиться чистым сердцем? Да не будет. Поскольку все мы грешники, во грехах зачаты и рождены все, и жизнь греховную ведем и во грехах, может быть простительных, умираем. И так всем нам, имеющим прейти от сей жизни, нужно милосердие; поскольку нашими заслугами вечной жизни стяжать не можем. Хочешь ли, чтобы Бог быль к тебе милостив? Будь сам к ближнему таковым. Итак, молись за умерших, чтоб и они, когда будут в блаженной жизни, молились о тебе. [Serm. ad fratr. in Eremo Comnumor. XLIV. tom. X.] He забудем же, братия, увещаний блаженного Отца и, помогая умершим ближним нашим нашими молитвами и милостынями и приношением за них бескровной жертвы, поможем самим себе в день судный.
Но каким именно умершим все cиe (т. е. молитвы, милостыни, возжение свещей, елея и ладану и особенно приношение бескровной жертвы) приносит пользу, о том раздельно говорит блаженный Августин. Не надобно отрицать, говорит он, что души умерших получают облегчение от благочестия живущих родственников, когда за них приносится жертва ходатая, или раздается милостыня в Церкви. Но все cиe приносит пользу только тем, которые в земной жизни заслужили, чтобы то им было полезно по смерти. Ибо есть некий образ жизни, который ни столь честен, чтобы не требовал того после смерти, и ни столь худ, чтобы не послужило ему то в пользу по смерти. Есть же образ жизни столь честный, что того не требует, и есть образ жизни столь худой, что cиe не может помочь оному по смерти. Никто не должен надеяться заслужить от Бога по смерти то, о чем здесь не радел. Следственно то, что Церковь в молитвах об умерших часто повторяет не противоречит Апостольской мысли: всем явитися нам подобает пред судищем Христовым, да приимет кийждо, яже с телом содела или блага или зла. Поскольку каждый, быв еще в теле, снискал снискал заслугу, чтобы оное могло ему принесть пользу; ибо не всем пользу приносит, и почему не всем, если не по различию жизни, которую каждый проводит в теле? Итак, когда приносятся жертвы или алтаря или милостыни за всех Христиан умерших, то за благочестивейших они суть жертвы благодарственные, нераскаянно же нечестивым никакой не приносят пользы, хотя некоторое утешение и душевную пользу и доставляют живым. Кому они полезны, тому полезны до того, что бывает полное отпущение грехов, или до того, что свободнее бывает от осуждения.
Итак из приведенных нами сказаний святых отцов Церкви мы получаем на предложенные вопросы следующий единогласный ответ: молитвы и милостыни и разного рода приношения, а особенно приношение бескровные жертвы, совершаемые за умерших, приносят и живым и умершим великую пользу, простирающуюся первых до того, что обеспечивают для них, яко милостивых, помилование на суде Христовом: ибо сказано блажени милостивии, яко тии помилованы будут и избавляют их от того грозного определения, которым праведный Судия в день он поразит не милостивых: несть милости, скажет Он тогда, не сотворшим милости; сего ради связавше их вверзите во тьму кромешную: ту будет плачь и скрежет зубом; а для последних, т. е. умерших до того, что они получают или полное отпущение грехов своих и в след за тем изведение их от места мучений в место светло, прохладно и покойно, отонуду отбеже всякая болезнь, печаль и воздыхание, или, по крайней мере, некоторое облегчение определенных им по суду Божию мучений. Но не всем умершим приносят они сию пользу, а только тем, которые в земной своей жизни заслужили то, т. е. для которых земная жизнь при их грешных слабостях была не целию, а средствами к будущей, лучшей; которые боролись с своими страстями, не ласкали и не предавались им, подобно несмысленным; которые хотя умерли в вере и покаянии, но не успели самым делом отвыкнуть от пороков, к коим были привязаны, не успели выполнить условий истинного покаяния на опыте и которые, наконец, по выражению святого Григория Двоеслова, в настоящей жизни воздерживались от злых дел. Не всем также и живым приносят они пользу, но только тем, которые творят все cиe из любви и сострадания к ближним своим, и по вере во Христа Спасителя, имущего, по свидетельству тайновидца Иоанна, ключи смерти и ада, и потому могущего мертвить и живить, низвести во ад и возвести из оного, а не из гордости и тщеславия.
В заключение всего для большего объяснения предмета и сильнейшего напечатления в памяти изобразим в кратких словах силу доказательств, неоспоримо утверждающих пользу и действительность молитв за усопших, и особенно без кровной жертвы, приносимой за них.
1) По свидетельству Иисуса Христа, умершие также живы для Бога, как и мы живущие, а действительность молитв за живых, никто не отвергает, следовательно, нет причины отвергать и действительность молитв за умерших.
2) Умершие, преходя посредством смерти телесной в другую жизнь духовную, суть в отношении к нам тоже, что отсутствующие или отправившиеся в отдаленное путешествие, а многочисленные примеры в откровенном Слове Божием ясно показывают, что усердные молитвы к Богу всеведущему и вся исполняющему столь же благодетельно действуют на отсутствующих, как и на присутствующих и что в целой вселенной нет столь отдаленного места, куда бы не досязала всепроницающая сила их и где бы замедлялось или пресекалось благотворное их действие. Следовательно, столь же легко и удобно перелетают они и за пределы гроба, сколь легко и удобно в одно неприметное мгновение достигают они самых крайних пределов видимого мира и спасительно действуют, хотя те, на которых они действуют, сами не знают о том, и не сознают их в себе действия, а нередко даже противятся своими страстями и пороками их благодатно-таинственному влечению. Вспомните Ноя, Авраама, Моисея и Павла пламенно молящихся за тех, которые во время самой молитвы их продолжали оскорблять своими беззакониями Бога умоляемого, и милосердый Господь не презрел моления их, хотя не всем виновным даровал помилование.
3) Сего не довольно: тоже откровенное Слово Божие уверяет нас, что молитвы с одинаковою силою действуют и в другом невидимом мире, в мире населяемом душами усопших и духами бесплотными; доказательством сему служат упоминаемые в священном Писании воскресения мертвых и явления Ангелов по молитве мужей праведных. Если же молитвы сих мужей, облеченные силою свыше, сильны были соединять души с телами полуистлевшими и возвращать их к земной жизни, которую они оставили; если они могли тою же силою вызывать духов бесплотных и заставлять их действовать по своему произволеннию; то как подумать, что они не сильны очищать сии же самые души от прилипших к ним нечистот земных? А наши молитвы, при всем нашем недостоинстве, нисколько не слабее молитв тех, которые воскрешали умерших; если только они приносятся нами с истинною верою во Христа и благим на Него упованием; ибо не мы недостойные здесь действуем, о чесом бо, говоря словами Апостола, помолимся, не вемы, но сам Дух Святый, по свидетельству тогоже Апостола, ходатайствует о нас воздыхании неизглаголанными и сам Единородный Сын Божий умоляет за нас Отца небесного своею бесценною кровию, – сия ли сугубая помощь не укрепит наших немощей и не совершит в них силы своей всемогущей?
4) Сам Господь сил усвояет молитве и вере верующих силу непреоборимую: вся возможна суть верующему, говорит Он; и в другом месте: вся, елика аще воспросите в молитве верующе, приимете. Если же, по словам Христовым, для молитвы верующего нет ничего невозможного, и все, чего он ею ни испрашивает, непременно получит, то какое мы имеем право думать и утверждать, что для сей самой молитвы невозможно только или бесплодно действие на умерших? Как дерзаем отнимать у ней то, что дал ей Всемогущий и Всеведущий, Творец неба и земли и Господь мертвых и живых? А если молитва одного верующего столь могущественна; то молитва ли Церкви, т. е. целого сонма верующих, среди коего предстоит сам Христос, по обетованию своему, будет немощною и бездейственною?
С другой стороны, если Иисус Христос есть Агнец Божий, вземляй грехи мира, то конечно грехи всех живших и живущих в мире, а в том числе и умерших от начала мира и до скончания оного; если в то время, когда пречистая кровь Его оросила чело Голгофы и проникла в самое сердце земли проклятой в делех рук человеческих, все не только тогда жившие и имеющие жить когда либо на земле, но и все от века умершие с верою в Него восприяли очищение, отраду и утешение, и даже самые нечестивые современники Ноя, погибшие в водах потопа и содержимые в темницах адовых получили, по свидетельству Апостола Петра, вместе с благовестием о совершившемся спасении человеческого рода, облегчение и своей участи; то почему думать, что сия же самая кровь Его, по Его же заповеди, ежедневно изливаемая нами на бескровном жертвеннике во оставление грехов, имея туже силу и действие в отношении к живым, ныне уже будто не имеет сей силы и действия в отношении к умершим? Не явное ли это нечестие? Не значит ли это произвольно уменьшать силу заслуг Христовых? Не значит ли заключать беспредельного в определенное пространство времени?
6) Далее, – если Иисус Христос, по свидетельству Апостола Павла, для того и умер и воскрес и ожил, чтобы мертвыми и живыми обладать (Рим. 14:9); если по свидетельству другого Апостола и Богослова, Он имеет ключи смерти и ада и конечно для того, чтобы низводить во ад и возводить из оного, низводить тех, которые своими поступками против святой воли Его заслуживают такое наказание, а возводить тех, которые, страдая во аде, делаются почему либо достойными Его милосердия; если, по уверению Писания, одних уже извел Он из ада, другим обещал cиe изведение, из руки адовы избавлю я и от смерти искуплю я, глаголет Господь, где пря твоя, смерте, где остен твой, аде (Ос.13:14), а иным предрек по крайней мере некую отраду в день судный, как то: Тирянам и Сидонянам, Содомлянам и Гоморрянам: аминь глаголю вам: Тиру и Сидону, Содому и Гоморре отраднее будет в день он, нежели тебе, Хоразине и Вифсаидо и тебе, Капернауме; то почто еще коснеем в нашем сомнении, почто не спешим с нашею помощию к умершим нашим ближним и сродникам. Быть может они утопают в волнах адского потока и тщетно простирают руки свои, дабы благовременно ухватиться за спасительную вервь молитв и приношений и при помощи ее изникнуть из бездны их поглощающей, а мы жестокосердые остаемся в беспечности и невнимании к ним; мы нисколько не заботимся помочь тем, которые так много помогали нам; этого мало, мы нисколько не заботимся о самих себе: ибо, отказывая в помощи умершим, мы сами себя лишаем всякой помощи от Бога и святых Его, когда низойдем во страну мертвых. В нюже меру мерите, сказал Господь, возмерится и вам. Несть милости не сотворшим милости.
* * *
Кстати приспел к нам ныне новый свидетель о пользе молитв за умерших, и свидетель такой, которого никак нельзя подозревать ни во лжи, ни в обмане, ни в неведении, ни даже в ненамеренной погрешности, потому что он приял в себя и сохранил без утраты до самой своей мученической кончины Духа истины, наставляющего на всякую истину, Духа премудрости, вся ведущего и вся испытующего и самые глубины Божия, вся прозревающего и грядущая предвозвещающего и Духа разума и благочестия, который мог внушать ему только, елика суть честна, елика прелюбезна, елика доброхвальна, аще кая добродетель, или кая похвала. Свидетель сей есть святой Апостол Иаков, брат Господень, которого мы память в настоящий день празднуем. Свидетель этот для нас важен и потому, что он быв первым Иерусалимским епископом, первый составила и предал письмени чии Литургии, при совершении которой установил он между прочим и поминовение умерших, и вот молитва, которою он молится за умерших: Господи, Боже Духов и всякия плоти, помяни тех, которых мы помянули, и которых мы не помянули, православных от Авеля праведного до дня сего, сам упокой их в селении живых, в царствии твоем, в приятностях рая, в недрах Авраама, Исаака и Иакова, святых отец наших, откуда убегла болезнь, печаль и воздыхание; где посещает свет лица твоего и освещает всегда. Сия самая молитва, только с некоторыми изменениями в словах, а не в сущности предмета перешла и в Литургии Василия Великого и Иоанна Златоустого. Но очевидно, что если бы молитвы за умерших были бесполезны, если бы не доставляли им ни прощения грехов, ни облегчение их участи; то Апостол не молился бы таким образом сам, и не предал бы своей молитвы во всеобщее употребление.
Наконец дабы достойно заключить беседу нашу о молитвах за умерших, то я выставлю вам самого святого Златоуста, говорящего о сем предмете к своей пастве своими златословесными устами. Не плачемся убо просто, говорит он, об умерших, ниже радуемся просто о живых, но как? да плачем о грешных не токмо об умерших, но и о живых, радуемся же о праведных, не о живых токмо, но и об умерших: они бо и живи суще умроша, сии же и умерше живут. Первые и здесь достойны всеобщего сожаления, потому что оскорбляют Бога, а последние и туда переселившись блаженны, потому что ко Христу пришли. Грешники, где они ни будут далеки от Царя, и потому достойны слез; а праведники, здесь ли, там ли будут, равно близки к Царю, а там еще ближе: ибо здесь они видят Его, по Апостолу, только в зерцале и гадании т. е. верою и чаянием, а там лицем к лицу (1Кор.13:12). И так будем плакать только о тех умерших, которые умерли во грехах. Они подлинно достойны нашего плача, им действительно приличны наши слезы и рыдания. Ибо скажи мне, какая надежда отойти со грехами туда, где нельзя совлещися от грехов. Доколе еще были они здесь, была по крайней мере некоторая надежда, что они переменятся и сделаются лучшими, а когда снидут во ад, где нет места покаянию: – во аде же кто исповестся Тебе, говорит Пророк; то как не достойны они слез и плача? Плачьте же о таковых, не препятствую, но плачьте не безобразно и бесчинно, не терзая власов, не обнажая мышц, не обезображивая лиц и не облекаясь в черные одежды, а только в душе, молча и испуская горькие слезы. Такой плач есть знак истинного сострадания, которое полезно и для вас; ибо кто таким образом плачет, тот постарается никогда не впадать в те же грехи и самое имя греха будет страшно для него. Плачьте о неверных, плачьте и о тех, которые ничем не лучше неверных, которые отходят от сей жизни без просвещения крещением и без печати миропомазания. Эти люди по истине достойны плача и воплей; ибо вне Церкви суть с осужденниками, повинными казни. Аминь, глаголю вам, вещает Христос, аще кто не родится водою и Духом, не внидет в Царство небесное. Плачьте о скончавшихся в богатстве и никакой пользы для душ своих из богатства не сделавших, имевших в руках своих власть очистить грехи свои и не восхотевших сделать сего. Об этих людях мы должны плакать все и дома на едине и в Церкви публично, но с умеренностию и благоприличием, а не для того, чтобы показать себя. Будем же плакать о сих несчастных и постараемся помочь им по возможности. Придумаем для них хотя малую некую помощь, но верную, могущую несомненно помочь им. Какую же и каким образом? Будем сами молиться о них; станем и других просить, чтобы творили о них молитвы; будем давать за них милостыни нищим и совершать приношение бескровной жертвы. Ибо не напрасно установлено Апостолами при страшных тайнах совершать память и об умерших. Апостолы знали, что многое умершим отсюда бывает приобретение и великая польза. Употребим все сии средства в помощь им; ибо Бог хощет, чтобы мы друг чрез друга получали пользу. Иначе для чего бы Он повелел нам молиться о мире и благосостоянии мира? Для чего о всех человеках? А между всеми конечно есть и разбойники, и святотатцы, и убийцы, и прелюбодеи и всяких зол исполненные люди, – не смотря на то мы молимся за всех, желая, чтобы они обратились на путь истины. Если же мы молимся о живых, ничем не отличающихся от мертвых; то тем паче мы должны молиться за умерших, которые живы для Бога. (Св. Златоуста на посл. ко Евр. гл. 2. Нравоуч. 4).
Не сетуйте, возлюбленные братие, говоря, почему с нами случилось то и то? почему мы терпим такое и другое бедствие? Таким образом победа бывает блистательнейшею, но она не была бы блистательною, если бы Господь Иисус смеряю не разрушил смерти. Здесь чудно то, что тем Он победил ее, чем она была сильна, всюду являя свою Божественную силу и премудрость. Не погубим же данного нам дара: не прияхом бо, говорит Апостол, духа боязни, но духа силы и целомудрия (Рим.8:15.). Станем убо доблественно посмеиваться смерти. Но вот прискорбная мысль смущает меня, куда нас Христос возвел и куда мы сами себя низвели? Ибо когда я вижу на торжищах рыдания об отходящих от жития сего, вопли и стенания и другие бесчиния, то поверьте мне, стыжуся и Еллинов и Иудеев и еретиков, смотрящих на то, и всех просто издевающихся за это над нами. Если же я и буду любомудрствуя говорить о воскресении мертвых, то бесполезно буду говорить. Почему? потому что Еллины смотрят не на слова мои, но на дела ваши; ибо они тотчас скажут: кто может из этих людей презирать смерть, когда нет между ними никого, кто бы равнодушно мог видеть другого умершего? Хороши подлинно, прекрасны и небес достойны и Божия человеколюбия слова Павловы. Что же он говорит? И избавит сих, елицы страхом смерти чрез все житие повинни беша работе, говорит он. Но вы не хотите верить сему, не согласуясь делами с самими собою. Хотя при помощи Божией, многое противное сему уже уничтожено, но дай Бог, чтобы и этот непотребный обычай уничтожился. Ибо, скажи мне, что означают свещи возженные, с которыми мы сопровождаем гроб? то ли, что мы провожаем умерших, как страдальцев, или противное тому? Что также означают пения? не то ли, что мы славим и благодарим Бога, что Он увенчал отшедшего, что освободил его от трудов, что избавил его от страха, который еще обдержит тебя? Не для сего ли возглашаются песни, не для сего ли совершаются псалмопения? Все это прилично радующимся. Благодушествует ли кто, вещает Апостол, да поет. Но Еллины на все это не смотрят, а смотрят на дела. Не говори мне о любомудрствующем вне страсти (ибо это нисколько не важно и не удивительно), но покажи мне в самой страсти любомудрствующего, и тогда я поверю воскресению. Нимало не удивительно, что языческие жены плачут, хотя и это прискорбно, ибо и от них требуется тоже любемудрие, но удивительно то, что мужья и жены христианские плачут неутешно, хотя и знают, что Павел воспретил cиe: о умерших же, говорит он, не хощу вам не ведети, да не скорбите, яко же и прочии, не имущие упования. Не для монахов писал он это, не для девственников, но и для мирских, браком сочетавшихся и заботами житейскими обязанных. Но по крайней мере это еще не столь прискорбно. А когда какая-нибудь жена или муж, которые клялись распяться миру – один терзает власы свои, а другая испускает страшные вопли, что может быть сего постыднее? Поверьте мне, таковых надлежало бы надолго отлучить от прагов церковных; ибо они поистине достойны плача, поскольку боятся и трепещут смерти только те, которые не веруют воскресению. Но я верую, скажешь ты, воскресению, а об умершем плачу только по обычаю ... Есть впрочем случаи, когда можно и должно плакать и Христианам. Когда же и о ком же? Должно плакать и рыдать о грешнике, когда он умер во грехах, но опять не безутешно и не безрассудно, стараясь всячески помочь ему. А мы можем, можем, если захотим облегчить его мучения, когда будем творить о нем частые молитвы и раздавать милостыню. Хотя бы он был и недостоин, но Бог послушает нашей молитвы за него. Если он для Павла спас других, и иных для иных пощадил, то не сделает ли того же и для нас, от имений умершего или от своих, как только тебе угодно, помоги ему; возлей на него елей, паче же воду. Нет у тебя своих милостыней, пусть будут по крайней мере сроднический; не творил он их сам, пусть сотворит их жена его, или друг его и таким образом с дерзновением испросит ему помилование, принесши цену искупления его. Чем большим грехам повинен был, тем большие потребны за него милостыни. И не для этого только, но особенно для того, что милостыня после не равную имеет силу, но несравненно меньшую против прежнего. Не все равно, сам ли кто творит милостыню или другой за него. Поскольку же последняя несравненно меньше первой, то и должны мы восполнить сей недостаток множеством ее. И так не о гробах и принадлежностях погребальных должны мы заботиться, а поставь во круг гроба вдовиц, этот образ погребения весьма полезен. Скажи имя умершего, всем повели творить за него молитвы и моления, и это умилостивит Бога, хотя и не сам умерший совершает cиe, а другой за него совершает то, таково повеление Божия человеколюбия. Вдовицы, окружающие гроб и плачущие, не от настоящие токмо, но и от будущие сильны будут исхитить смерти. Многие и от других за милостыни, за них данные, пользу получили; ибо приобрели чрез то некое утешение, хотя неполное. Если бы это было не так, то как дети спасаются, когда они ничего туда не приносят, но все родители, также как и женам неоднократно возвращаемы были дети от смерти, хота сами они нисколько сему не содействовали (4Цар.4:36, 3Цар.17:23). Поистине многие нам Бог открыл пути ко спасению, только нам надобно не лениться и не пренебрегать ими. Что же? скажете вы, если кто беден будет. На это опять скажу вам, что множество милостыни ценится не потому, что дается, а как и с каким расположением дается, или что тоже, ценится от произволения. Только не давай меньше, нежели сколько можешь, и все отдал. А если, возразишь ты, иной ничего и никого не имеет, и будет пришелец и странник? Почему же никого не имеет, скажи мне? Это ему делает бесчестие, что он не имеет у себя ни одного друга, столь добродетельного. А это случается тогда, когда сами живем недобродетельно, потому и друзей и знакомых и жену и сына не стараемся имети добродетельных, дабы приобресть чрез них какой-нибудь плод, хотя малый, однако все-таки плод. Если же ты постараешься иметь жену хотя не богатую, но благочестивую, то непременно насладишься сим утешением, равным образом если ты оставишь после себя сына не богатого, но благоговейного, и дочь честную, то будь уверен, что не лишишься сего утешения. Если будешь заботиться об них, то и сам будешь таков же. Таково свойство добродетели, что и друзей и жену и детей избирают также добродетельных. Не напрасно приношения бывают об усопших, не напрасно молитвы и не напрасно милостыни. Все это заповедал Дух Святой, желая, чтобы мы пользовались друг чрез друга. Ибо посмотри, вот он пользуется тобою, а ты им. Ты пренебрег имение с намерением оказать великодушную помощь твоему ближнему, и ты сделался для него виновником спасения, а он для тебя виновником милостыни. Не сомневайся, и ты и он получите чрез то некоторый благий плод. Не тщетно диакон взывает: о иже почивших о Христе, о иже памяти о них совершающих, – не диакон испущает глас сей, но Дух Святой (Рим.8:26. я говорю о даровании Духа Святого). Представь себе: в руках священника жертва и все предлежит благоустроено; здесь предстоят Ангелы и Архангелы, здесь присутствует сам Сын Божий, все предстоят с таким страхом и благоговением, одни вопиют, а другие сохраняют молчание, и думаешь ли ты, что все это бесполезно совершается? Уже ли бесполезны также приношения о Церкви, о священниках и о всем исполнении церковном? Да не будет, но вся по вере исполняется. Что ты также думаешь о приношениях за мучеников? Что о воспоминании их в минуту совершения страшных тайн? Ах, если и для мучеников великую составляет честь воспоминание их в присутствии Владыки, при совершении смерти Его, страшной жертвы и неизреченных тайн, то что сказать о прочих людях? Так, когда воссядет на престоле царь, если кто хочет выпросить чего-либо у него, то может легко, а когда он восстанет от престола, то что ни будет говорить, все напрасно. Подобным образом и тогда, доколе предлежат на трапезе тайны, дотоле для всех, кои удостоятся воспоминания, бывает чрезвычайно великая честь. Почему? потому, что тогда возвещается страшная тайна, что Бог предал Себя за всю вселенную, а вместе с чудом сим весьма благовременно воспоминаются и согрешившие. Как в то время, когда провозглашаются победы царей, выхваляются вместе и все те, которые были участниками в сих победах, сверх того освобождаются и в темницах в то время находящиеся, а когда время это пройдет, то попавшие в темницу не получают уже той же милости. Так и здесь это время, есть время похвал победных. Ибо сказано: елижды аще ясте хлеб сей и чашу сию пиете, смерть Господню возвещаете. Итак, будем приступать к сему не просто, или как случилось. Ибо для того здесь и воспоминается о мучениках, чтобы это служило уверением, что Господь к тому не умирает, и что смерть, умерщвленная Им, действительно ныне мертва. Зная же cиe, постараемся по возможности доставить утешение умершим, и вместо слез, вместо рыданий и вместо богатых памятников, посвятим им милостыни, молитвы и приношения, тогда и они и мы получим обещанные блага благодарю и человеколюбием Единородного Сына Божия, с Ним же Отцу, купно со Святым Духом слава, честь и держава ныне и присно и во веки веков. Аминь.
* * *
Таким образом священнодействующий, соединив в молитве своей пред лицом всемирной жертвы непорочного и пречистого Агнца Христа мир небесный и земной, живых и умерших, дабы и здесь, также как на небе, видимо осуществилась провозвещенная Ангелом истина великая, что Господь Иисус на сие и умре и воскресе, да мертвыми и живыми обладает, и что для того Бог Его и даровал Ему имя, еже паче всякаго имене, да о имени Иисусове всяко колено поклонится небесных, земных и преисподних (Флм.2:9:10), все сие высочайшее жертвоприношение и благодарение заключает следующими возгласом: и даждь нам единем усты и единем сердцем славити и воспевати пречестное и великолепое имя Твое Отца и Сына и Св. Духа ныне и присно и во веки веков, при подтверждении причтом от лица всего предстоящего народа словом: аминь, и сим оканчивает так называемый канон Евхаристии. Последующие же за сим молитвы направлены уже к другой цели. Они имеют предметом своим частию приготовление верных к достойному приятию св. Христовых тайн, частию испрошение благодатных даров Духа Святого, сообщаемых всем достойно приемлющим сии тайны и частию наконец усердное благодарение за удостоеное сих тайн и даров, а вместе с ними и всех Божественных сил и пособий, яже к животу и благочестию. Но возвратимся к возгласу, заключающему канон Евхаристии. Он по своему обширному значению, глубокой силе и особенной выразительности заслуживает всего нашего внимания. Слова его заимствованы из молитвы Апостола Павла, коею он испрашивает римским Христианам, да Бог терпения и утешения даст им тожде мудрствовати друг ко другу о Христе Иисусе, да единодушно едиными усты славят Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа (Рим.15:5). И как прилично они помещены в сем заключительном возгласе! В них кратко изображены вся сущность и цель Евхаристии. В самом деле для чего Иисус Христос преподал нам свою пречистую плоть в бессмертную пищу и свою честную кровь в духовное питие? Для того между прочим, чтобы, как сам Он говорит, ядущие плоть Его и пиющие кровь Его в Нем пребывали и Он в них, и, пребывая в Нем едином, составляли бы и между собою едино и чрез cиe сугубое единение сливаясь, так сказать в един дух с Господом делались достойным органом для прославления достопокланяемого имени Бога триединого, или, по изображению Апостола, якоже един хлеб, едино тело были бы мнози; вcu бо от единаго хлеба причащаемся, составляя же единственное таинственное тело, мы, как члены оного, движимые и управляемые невидимою главою – Христом, возносили бы согласное славословие Богу в Троице славимому. И так если всегда, то наипаче теперь, когда жертва всеобщего примирения предлежит очам нашим, когда мы приступаем к Божественной трапезе, коей причащаясь входим в таинственное общение с Господом и делаемся единственным таинственным телом о Христе Иисусе, не только прилично, но и совершенно необходимо нам быть в теснейшей любви и единомыслии, а потому прилично также и необходимо просить при сем случае Бога мира и любви, да дарует нам едиными усты и единым сердцем славити и воспевати пречестное и великолепое имя Его. Посему всякий раз, когда вы слышите от священника возглашаемыми сии знаменательные слова: и даждь нам единеми усты и единем сердцем славити и воспевати и проч., не замедлите присоединить к словам предстоятеля Церкви, молящегося за вас, и свою усердную молитву ко Господу благодати и щедрот, да отъимет он от умов ваших всякое разномыслие и от сердец ваших всякую злобу и вражду и соединить вас всех между собою союзом любве, крепкой, яко смерть, и так будете достойными орудьями славословия Божия.
Таков чин и порядок совершения Евхаристии и cиe чиноположение дошло до нас неизменным от времен Апостольских. Так священнодействовали Апостолы, так священнодействовали и последовавшие за ними священноначальники. Так, следуя древнему преданию, священнодействовали великие светильники Церкви Василий и Иоанн Златоуст, так, следуя им, священнодействуем и мы даже до ныне.
Священнодействующий, вознесши таким образом высочайшее жертвоприношение о всем мире, потом обращается к народу и, приветствуя предстоящих с совершением сего великого таинства словами Апостола: и да будут милости великаго Бога и Спаса нашего И. Христа, сим самым приглашает их ко всеобщему молению о благодатных действиях даров освященных, на что предстоящие, прося ему тех же благ от Господа, ответствуют: и со духом твоим. В след за сим начинаются самые моления о вознесенных дарах в жертву.
Так диакон, изшедши из алтаря, прежде всего возбуждает, по обыкновению, всех предстоящих к единодушному молению следующими словами: вся святыя помянувше паки и паки миром Господу помолимся, где под именем святых не должно разуметь одних только собственно так называемых святых, но и всех вообще верных, как живых так и умерших, которые в первенствующей Христианской Церкви назывались общим именем святых как по святости веры, ими содержимой, так и по преуспеянию их в жизни святой и богоугодной, совершенно отличной от прежней их жизни иудейской или языческой. В таком случае Апостол Павел всех римских Христиан назвал святыми: всем сущим в Риме, писал он к ним, званным святым, благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа. В таком же смысле и в книге Деяний все верные, бывшие в Иерусалиме, названы святыми, а в послании Иуды освященными: слышах, говорит в первой Анания, от многих о мужи сем, колико зла сотвори святым твоим во Иерусалиме (Деян.9:13); сущим о Бозе Отце освященным, говорит в последнем сам Апостол, благодать вам и мир и любы да умножится (ст. 1). Полное же выражение – вся святыя помянувше – указывает на предшествующее действие священника в предыдущей части Литургии, где он воспоминал при бескровной жертве не только весь собор праведных, но и всех верующих во Христа живых и умерших, о первых благодаря и славословя Бога, приявшего их в блаженное царство славы, а о последних – испрашивая им отпущения грехов и ниспослания милостей и щедрот.
Потом диакон возглашает самое моление, взывая: о принесенных и освященных честных дарах, Господу помолимся. Здесь кажется все слова понятны и без особого объяснения, т. е. диакон приглашает нас молиться о дарах принесенных в жертву Богу и освященных в тело и кровь Господню. Чего же должны мы испрашивать в сей молитве, это высказывает диакон в следующих десяти прошениях, а священник подтверждает в возносимой им при сем случае тайно особой молитве. Между сими прошениями хотя некоторые произнесены были и прежде при всеобщих молениях, но здесь повторяются слова для действительнейшего испрошения оных пред лицом Единородного Сына Божия, возлежащего на трапезе в таинствах, уже освященных. Все они относятся частию к самым дарам принесенным и освященным, а большею частию к нашему освящению чрез благодатное действие сих даров в нас и на нас. О дарах повелеваем диакон молиться, яко да человеколюбец Бог приимет я во святый и пренебесный и мысленный свой жертвенник в воню благоухания духовного. Что же это за жертвенник, куда мы просим человеколюбивого Бога приять дары сии? Жертвенник этот есть тот, о котором сказал Апостол: не в рукотворенная святая вниде Христос, противообразная истинных, но в самое небо, ныне да явится лицу Божию о нас (Евр.9:24) и выну ходатайствуем о нас. Поскольку сей жертвенник находится превыше небес, то называется пренебесным; а поскольку он удален от чувств наших и созерцается только умом и верою, то называется мысленным. Сей то жертвенник возжен будучи вечною к нам любовию, горит неугасаемо пред лицом правды Божией, испуская животворную воню своего благоухания духовного и ниспосылая нам благодать и дары Святого Духа во освящение наше. Посему диакон непосредственно за прошением о принятии даров в пренебесный жертвенник присовокупляет: да возниспослет нам Бог Божественную благодать и дар Св. Духа, помолимся. Далее он повелевает нам молиться о избавлении нас от всякие скорби, гнева и нужды; о заступлении, спасении, помиловании и ограждении нас своею благодатию; о даровании нам дня совершенного, святого, мирного и безгрешного; о ниспослании к нам Ангела мирного, верного наставника и хранителя душ и телес наших; о прощении и оставлена грехов наших; и обо всем благопотребном для душ наших и о мире для всего мира; о безмятежном житии и о покаянии при кончине оного; о христианской кончине жизни безболезненной, непостыдной, мирной и добром ответе на страшном суде Христовом, как благодатных плодов Духа Святого действующая в нас, кои суть по Апостолу: любы, вся препобеждающая за возлюбльшего ю Господа Иисуса, вся прощающая и взаимно себе приемлющая прощение от Бога; радость, отъемлющая всякую скорбь и болезнь и в самых страданиях открывающая источник утешения, и мир, вся умиротворяющий и разномысленное соглашающий. Наконец заключает следующим благодарственным прошением: соединение веры и причастие Св. Духа испросивше, сами себе и друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим, и предстоящий народ в знак согласия в лице клира ответствует утвердительным воззванием: Тебе, Господи! т. е. предаем самих себя и всю жизнь нашу.
Те же предметы прошения исчисляет и священник в тайной молитве своей. Тебе, Владыко человеколюбче, взывает он, предлагаем живот наш весь и надежду, и просим и молим и умиленно вопием, сподоби нас причаститися небесных Твоих и страшных таин, сея священныя и духовныя трапезы с чистою совестию, во оставление грехов, в прощение согрешений, во общение Духа Святаго, в наследие царствия небеснаго, в дерзновение, еже к Тебе, не в суд или во осуждение. И потом, как бы вдохновенный свыше, в полной уверенности, что чрез общение испрашиваемых нами благодатных даров Духа Святого любы Божия излияся в сердца наша Духом Святым, о нем же, по Апостолу, мы можем дерзновенно вопиять ко Господу небесе и земли: Авва, Отче! громогласно возглашает: и сподоби нас, Владыко, со дерзновением неосужденно смети призывати Тебе небеснаго Бога Отца и глаголати, – и в тоже мгновение сам, искренно сознавая свое ничтожество пред Его недосязаемым величием и свое окаянство пред Его святостию высочайшею, повергается долу и в сем уничиженном положении произносить тайно с глубочайшим смирением и благоговением молитву, завещанную Господом: Отче наш, иже еси на небесех и проч., а клир в тоже время сию же самую молитву произносит в слух всей Церкви. Какая торжественная, непостижимо высокая минута! Какое величие земнородных в самом их ничтожестве – иметь право от Бога называть Бога Творца веков и Вседержителя вселенный Отцом своим!
Говоря о молитве Господней, в которой Единородный Сын Божий дал нам грешным и недостойным право называть Бога Отцом своим, невольно приводишь себе на память восклицание Пророка: Господи, что есть человек, яко помниши его, или сын человечь, яко посещаеши его? Умалили ecu его малым чим от Ангел, славою и честию венчал еси его, и вместе с ним удивляешься неизреченному и непостижимому человеколюбию Творца миров и недоумеваешь, где искать начала и конца оному, погружаясь в бездне беспредельной Его благости. В самом деле чем мы заслужили столь великую милость Божию, что малым чем умалены от Ангел и славою и честию увенчаны? Но что я говорю: умалены? Так можно было сказать только в ветхозаветном периоде образования человеческого рода, когда обетованный Избавитель еще не пришел и светозарный день искупления являл только в отдалении веков мерцающую зарю восходящего солнца правды, где в смешении света со тьмою и самые Богопросвещенные мужи не могли еще различить и объять своим взором всю полноту ипостасного сияния славы Отчия, в последствии времени озарившего все концы земли. А теперь, когда благодатию Иисус Христовою мы призваны в свободу чад Божиих; когда услышали о предназначении нашем быть причастниками Божественного естества; когда удостоились видимого сопребывания и таинственного общения с тем, который, быв Богом соделался человеком и приобщившись плоти и крови нашей вознесся на небо и седе одесную престола величествия на высоких; когда мы прияли обетование быть наследниками Богу сонаследниками Христу – Сыну Божию в царстве Его Божественный славы; когда еще здесь на земле видим уже небесных духов, ежедневно посылаемых к нам в служение за хотящих наследовати спасение, теперь, говорю, можем ли мы назвать себя умаленными от Ангел? Не паче ли умалены пред нами самые Ангелы, когда, быв высшими нас и по естеству своему и по своей святости, являются однако же пред нами, по велению Бога Вышнего, слугами и споспешниками спасения нашего, хранителями безопасности нашей и путеводителями да пути к блаженной вечности; когда видят они, что тот, на коего они откровенным лицом не смеют взирати, благоволительно нисходит к нам и вселяется в нас и беседует к нам, яко же истинным другом своим, и тот, коему раболепно служат они со страхом и трепетом лица свои от велелепные славы Его закрывающе, благосердо соизволяет нарицатися Отцом нашим. О! глубина богатства благости и милосердия Божия. Кто изследит путиe Твои, и кто измерить величие щедрот Твоих! Бренным созданиям, слабым смертным, омраченным суетою и растленным грехом дозволено неосужденно взывать к единому бессмертному и всесвятому Богу: Отче наш, иже ecu на небесех! Кто не умилится душою и не сокрушит своей гордыни, произнося сии слова и вместе повергаясь во прах своего ничтожества пред неизмеримым величием Божиим? Кто, возглашая сию Божественную молитву, не воскликнет в душе своей подобно Исаии: о! окаянен аз, яко умилихся, и нечистыя устне имый и посреде людей нечистыя устне имущих аз живу, и Господа небесе и земли, чистоту и святость высочайшую дерзаю нарицать Отцом моим.
Но мы еще при бреге, поступим во глубину; для сего прочтем сию молитву в полном ее составе и с полным вниманием. Отче наш, иже еси на небесех! да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеса, и на земли; хлеб наш насущный даждь нам днесь, и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим, и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Яко Твое есть царство и сила и слава во веки, аминь.
Для чего к выражению Отче наш – прибавлено еще: иже еси на небесех. Для того, чтобы при вступлении в молитву научить нас оставить все земное и тленное, и возвести ум и сердце к небесному, вечному и Божественному. Далее И. Христос повелевает просить в сей молитве: да святится имя Твое, не потому впрочем, чтобы имя Божие не было свято и само по себе и без нашей молитвы, – оно само в себе всегда свято; но – потому, чтобы оно являло свою святость и в нас и чрез нас, а это бывает тогда, когда мы, имея в мыслях и сердце имя Божие, так живем и действуем, как требует Его святость и такою жизнию и действиями прославляем Бога, и других взирающих на нас заставляем прославлять Его. Выражением – да приидет Царствие Твое, повелевает просить о царстве благодатном, которое приходить к каждому из нас только тогда, когда водворяются в сердце нашем правда, мир и радость о Дусе Святе, и которое напротив не приходит и не может притти к тому, в чьем теле царствует грех, заставляющий творить свои похоти; повелевается просить и о царстве славы, т. е. о вечном блаженстве с Богом, которое приходить по следам первого царства, увенчавая облагодатствованного праведника венцем правды и славы. Словами: да будет воля Твоя мы должны просить Бога, чтобы все, что мы делаем, и что с нами случается, происходило не так, как мы желаем, но как угодно Богу, или чтобы воля Божия, всегда благая и совершенная, всегда желающая нам всякого блага и готовая даровать оное, если тому не препятствует наше своеволие и упрямство, исполнялась в нас на земли точно также, как она исполняется в Ангелах и блаженных человеках на небеси, которые все без изъятия всегда и во всем исполняют волю Божию. Словами – хлеб наш насущный даждь нам днесь мы должны испрашивать себе хлеба нужного для существования нашего. Что же это за хлеб? Хлеб необходимый для поддержания тела и питания души. Первый состоит в обыкновенной вещественной пище, а последний – в духовной, которую составляют Слово Божие и тело и кровь Христовы. Ибо так говорит небесный Учитель: не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе исходящем изоуст Божиих. Плоть Моя истинно есть брашно, и кровь Моя истинно есть пиво (Ин.6:55).
Словами – и остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим мы должны просить у Бога оставления грехов наших, также как мы оставляем согрешения ближним нашим по заповеди Христовой: аще отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш небесный. Но при сем случае мы должны тщательно блюстися, чтобы не явиться лжецами пред Богом и не навлечь на себя вящшего осуждения. Ибо если мы не прощаем ближним нашим согрешений их против нас, то не только не получаем себе прощения у Бога в согрешениях наших, но и подвергаемся гневу Его и наказанию за обман и лицемерие. Аще ли не отпущаете человеком согрешения их, продолжает тот же небесный Учитель, им Отец ваш отпустит вам согрешений ваших, и в другом месте: горе вам, лицемери.
Словами – не введи нас во искушение мы должны просить во-первых о том, чтобы Бог не допустил нас до искушения, во вторых о том, чтобы Он, если нужно нам быть испытанным и очищенным посредством искушения, не предал нас искушению совершенно, и не допустил нас до падения.
Наконец в словах – избави нас от лукаваго мы должны просить избавления нас от всякого зла, какое может постигнуть нас в мире, который со времени первого греха весь во зле лежит; а вместе с сим и от начальника зла диавола, который, по Апостолу, яко лев рыкаяй, непрестанно ходит иский кого поглотити.
К молитве Господней присоединяется славословие – яко Твое есть царство и сила и слава во веки, во первых для того, чтобы мы, прося себе от Отца небесного милостей, в тоже время воздавали Ему справедливое почтение; во вторых для того, чтобы мыслию о Его вечном царстве, силе и славе более и более утверждались в надежде, что Он дарует нам просимое, потому что это в Его власти и относится к Его славе и все сие заключается словом аминь, для показания, что молитва приносится с верою и без всякого сомнения, по наставлению Апостола Иакова, который говорит: да просит всяк от вас с верою, ничтоже сумняся; сумняйся бо уподобися волнению морскому, ветры возметаему и развеваему (Ик.1:6).
И так самое содержание сей Божественной молитвы уже ясно показывает сколь она важна и многознаменательна. Она объемлет собою все, о чем можно и должно молиться истинному Христианину. Замечательно впрочем, что предметы ее суть более духовные, нежели плотские; более небесные, нежели земные; более вечные, нежели временные. В сем ощутительно выражается дух и мысль того, который первоначально изрек ее, который низшел на землю для того, чтобы возвести нас на небо; являлся во времени для того, чтобы приготовить нас к вечности и который, говоря о земных благах, сказал некогда ученикам своим: ищите прежде царствия Божия, и сия вся приложатся вам.
Почему Церковь христианская с самых первых времен всегда имела и имеет сию молитву в великом уважении, почитая ее за совершеннейший образец христианского Богопочитания и не совершая без нее ни одного Богослужения и ни одного даже самого краткого молитвословия. Ее влагает она в уста верных чад своих и утром и вечером, и во дни и в нощи, при отправлении в путь и возвращении в дом, пред начатием дел, пред вкушением пищи, пред сном и по сне.
В сколь высоком уважении она была у первенствующих Христиан, это видно из писаний святых отцов и учителей Церкви. Так Тертуллиан именует ее сокращением всего Евангелия, и сколь она, по его мнению, кратка словами, столь же обильна мыслями. Св. Златоуст называет ее молитвою верных, исключительно им только принадлежащею, как получившим право усыновления небесному Отцу, оглашенные же и некрещенные не имели дерзновения воссылать оную. Августин именует ее молитвою повседневною, грехи наши подобно всегдашнему крещению омывающею. А св. Киприан так изображает важность, превосходство и силу ее: Христос предрек, яко грядешь час, егда истиннии поклонницы поклонятся Отцу Духом и истиною, и cиe исполнил, преподав нам сию молитву. Ибо какая молитва может быть более духовная, нежели сия молитва, которую преподал нам Христос и вместе ниспослал нам и Духа Святого. Какое моление пред Отцом может быть более истинное, нежели то, которое произнесено устами Сына Его, который есть самая истина. Итак, молиться иначе, нежели как научил нас Он, не только невежественно, но и преступно, по Его же словам: отвергаете заповедь Божию, да предание ваше поставите. Будем же молиться, возлюб. Братие, так как Учитель и Господь наш научил нас. Любезна и приятна молитва Богу, в которой мы просим Его Его же словами, и возбуждаем слух Его, молением Христовым; ибо Отец знает и с услаждением внемлет глаголам Сына своего. Когда молитву сию возсылаем к Нему, то в сем гласе слышится тот самый, который обитает в персех Его, и когда мы имеем Его ходатаем о грехах наших, то, будучи сами грешными, умоляем Его о преступлениях наших словами Споручника нашего. И если, по обетованию Христову, все, еже воспросим от Отца во имя Его, даст нам, то сколь несомненнее получим все то, чего будем просить во имя Его Его же молитвою? Вот причина почему наша Православная Церковь в каждом Богослужении и в каждом молитвословии непременно полагает в возглавие сию Божественную молитву, и вот также причина, почему она не употребляет ни одной молитвы, которая по духу и предмету своему несообразна с сею молитвою, и в самых словах не заимствована из Слова Божия.
В прошедшей беседе моей вы слышали изъяснение молитвы Господней то самое, которое многие из вас знают на память и в котором я нарочно удержал самую букву, дабы знающие тем удобнее могли различить и объяснить незнающим, что это не мой вымысел и не мое частное мнение, а таковое разумение всей православно-восточной Церкви настоящего времени, – с вами говорил не я, а целый правительственный собор представителей Церкви, одобривший и издавший сие изъяснение для всеобщего назидания верных.
Но дабы показать вам, что и древняя Церковь не иначе понимала сию молитву, то вот вам изъяснение той же молитвы другое по имени и времени, но одно и тоже по сущности и содержанию. Изъяснение сие тем важнее для нас, что оно, быв составлено в России, потом рассмотрено и одобрено всеми восточными патриархами, как-то: Парфением Константинопольским, Иоанникием Александрийским, Макарием Антиохийским и Паисием Иерусалимским, след. его должно признать за общий голос всей восточно-христианской Церкви. Не поскучайте же выслушать его со вниманием, хотя естественно в нем встретите повторения прежнего.
И в сем изъяснении также, как и в том, которое вы уже слышали, молитва Господня разделяется на семь прошений, на призывание и славословие; и здесь также, как и прежде, изъяснитель вопрошает: для чего в призывании употреблено выражение – Отче наш, и потом прибавлено другое – иже еси на небесех, – и ответствует на первое: для того, чтобы научить нас, что мы все дети Единого Отца Бога, а между собою братия, но cиe сыновство и братство потеряли в лице прародителей наших, чрез грехопадение их, по коему мы соделались, по Апостолу, естеством чада гнева и осуждения, следовательно – не сынами Божиими, но врагами и противниками Его, а быв врагами Богу, соделались вместе врагами и ближним нашим; ибо кто не любит создавшая, тот конечно не любит и созданного Им, и потому доколе человек находится в естественном состоянии, дотоле не имеет права называть Бога Отцом своим: право cиe дается одною верою во Христа. Елицы же прияша Его т. е. Христа, даде им область чадом Божиим быти, верующим во имя Его. И так желающий возносить молитву Господню неосужденно, должен быть 1) верующий во Христа, но верующий истинно, а не на словах только, вступивший в таинственный союз с Ним чрез крещение в смерть Его и, так сказать, облекшейся в Него и преявший обручение Духа в свое сердце, о Нем же, по Апостолу, и может вопиять: Авва Отче; 2) истинный сын Православной Церкви; потому что кто не признает Церкви своею материю, тот и Бога не может называть своим Отцом; и напротив есть тоже, что и язычник и мытарь, по свидетельству самого Спасителя. Аще кто Церковь преслушает, говорит Он, буди тебе якоже язычник и мытарь. На второе же ответствует, что выражение – иже на небесех вразумляет нас, дабы мы, приступая к молитве, и в продолжение молитвы возводили ум и помышления наши от вещей тленных и земных к небесным и нетленным.
В прошении да святится имя Твое мы должны просить Бога, чтобы имя Его, всегда само по себе святое, святилось по Его благоволении и в нас и чрез нас и вне нас; святится же оно в нас, когда мы своею благочестивою и богоугодною жизнию прославляем Бога, ничего не делая для своей славы, но все для славы Божией; святится чрез нас, когда и другие, видя добрые дела наши, прославляют того же Отца милосердия и щедрот, давшего нам и силу и крепость и благовременную помощь к совершению благих начинаний наших, по обетованию Господа: тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят добрая дела ваша, и прославят Отца вашего, иже есть на небесех; святится наконец и вне нас, когда мы молим Бога не только о том, чтобы собственная наша жизнь была во славу Божию, но и о том, чтобы и все неверующие и незнающие Бога истинного обратились к Нему и познали Его и тем прославили имя Божие; чтобы также ложные Христиане, имущие, по Апостолу, образ благочестия, силы же Его отвергшиеся, чрез которых имя Божие хулится во языцех, уразумели свое заблуждение, оставили жизнь нечестивую и, всем сердцем прилепившись к Господу Богу, праведно и благочестно пожили в нынешнем веце и прославили Его в душах и телесех своих.
Во втором прошении – да приидет царствие Твое повелевается испрашивать в первых царства благодатного, которое приходит к нам тогда, когда в мертвеннем теле нашем перестает царствовать грех, а в сердце водворяются правда, мир и радость о Дусе святе; во-вторых царства славы, которое придет тогда, когда прейдет царство мира сего и вместо его настанет царство небесное; да будет Бог всяческая во всех, имущий прославляющия Его прославити.
В третьем прошении – да будет воля Твоя, яко же на небеси и на земли повелевается просить Бога, чтобы Он не попустил нам провождать жизнь в мире сем по нашему хотению, но устроял оную по своей святой воле, и чтобы сподобил нас и всех других человеков столь же верно и беспрекословно исполнять сию благую и совершенную волю Его на земле, сколь верно и беспрекословно исполняют ее Ангели на небеси, которые во всем подчиняются ей, и ни в чем не противятся.
В четвертом прошении – хлеб наш насущный даждь наш днесь мы должны просить двоякого хлеба, хлеба духовного для души и вещественного для тела. Хлеб духовный есть во-первых Слово Божие; ибо небесный Учитель говорит: писано есть, яко не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе исходящем изоуст, во вторых тело и кровь Христова; ибо сам Господь сказал: плоть моя истинно есть брашно, и кровь моя истинна есть пиво, и в другом месте: ядый мою плоть, и пияй мою кровь, во Мне пребывает и Аз в нем. Под именем же хлеба вещественного разумеется не один хлеб собственно так называемый, но и все потребное для жизни временной, как то: пища, одежда, дом и разного рода вещи. Первым хлебом питается и поддерживается в своем существовали внутренний наш человек, а в последнем – внешний. Но, прося у Бога сего сугубого хлеба, мы должны твердо помнить слова Апостола: елико внешней наш человек тлеет, толико внутренний обновляется по вся дни, след. мы должны заботиться больше о внутреннем нашем, нежели о внешнем человеке, или лучше сказать мы должны, по Апостолу, внешнего нашего человека непрестанно изнурять и ослаблять постом и трудом, дабы чрез то усилить и укрепить внутреннего.
В пятом прошении мы должны просить оставления грехов наших, особенно соделанных после крещения против Бога или ближних наших словом, делом и помышлением, также как и мы прощаем грехи других против нас; ибо под сим только условием мы можем получить от Бога прощение собственных грехов наших. Аще отпущаете челивеком согрешения их, и Отец ваш небесный отпустит согрешения ваша. Но при сем должны тщательно блюстися, чтобы в словах наших не было лжи и лицемерия; ибо в противном случай не только не оставятся нам грехи наши, но еще умножатся, и самая молитва наша, по слову пророка, обратится нам в грех (Пс.108:7).
В шестом прошении – и не введи нас во искушение мы умоляем Бога во первых о том, чтобы не попустил на нас искушений паче сил наших, во вторых – о том, чтобы, если искушения сии, но Его премудрому Промыслу, нужны нам для нашего очищения и духовного преспеяния, ниспослал нам свою благовременную помощь, особенно же, если случится и пострадать и мучение приять за Его св. имя, за святую Его Церковь и за истину Евангелия Его, укрепил бы нас своею всемощною благодатию, да возможем мужественно и благодушно до конца жизни перенесть все мучения и самую смерть и да восприимем на небесех соблюдаемый венец правды.
В седмом прошении – но избави нас от лукаваго мы просим Бога избавить нас от всякого зла, и во первых – от зла нравственного, т. е. от грехов и беззаконий наших, раздражающих Бога и возбуждающих гнев Божий ко отмщению; во вторых – от зла физического, которое состоит в разных бедствиях и злоключениях, каковы суть: голод и язва, огонь и меч, потоп и землетрясение, неблаговременный дождь и тлетворный ветер и т. под. – в третьих; от зла духовного, каково есть нераскаянная жизнь и не христианская кончина, не предшествуемая исповедию и причастием св. тайн, не сопутствуемая Ангелом мирным, хранителем нашим, но сопровождаемая полчищем демонов – духов злобы поднебесных; в четвертых – от зла вечного, каково есть вечное адское мучение и наконец – от самого начальника зла диавола, который есть человекоубийца искони, и который и в жизни и смерти и по смерти нашей ищет только нашей погибели, непрестанно строя нам козни и вымышляя наветы.
В заключение всего к молитве Господней присовокупляется славословие – яко Твое есть царство и сила и слава во веки аминь – как для того, чтобы показать, что тот, к которому мы обращались в молитве, достоин нашей мольбы и поклонения, так и для того, чтобы уверить нас, что мы не напрасно обращались к Нему с сею молитвою; ибо Он и хочет и может исполнить все наши прошения, – хочет потому, что Он есть Отец милосердый и человеколюбивый, а может потому, что целый мир земной и небесный Его есть царство и что Ему одному принадлежит и сила и слава во веки. И все заключается подтвердительным воззванием аминь, изображающим собою и истину просимого и непреложность надежды просящего.
Итак, вы имеете пред собою два изъяснения молитвы, преданной нам Спасителем, одно – современное нам, а другое – заимствованное из времен древних; за верность первого ручается православная Россия, а за верность последнего весь христианский восток, который первый услышал сию молитву из уст самого Спасителя, принял, понял и передал ее нам, или, лучше сказать, не нам только одним, но и целому миру. Можно ли же понимать и толковать ее иначе, нежели как Он понимал и толковал ее? Он, который не раз беседовал с самими самовидцами и слугами Слова, изглаголавшего сии Божественные словеса? И вы видели, что по сей именно причине оба, предложенный вам, изъяснения, не смотря на различие времени и места происхождения их, совершенно согласны между собою и не только в мыслях, но и большею частию в словах. Тем меньше остается места сомнению и недоверчивости к правильному разумению изъясняемой молитвы.
Но для чего я усиливаюсь доказать сие согласие? Почему я для изъяснения молитвы сей вызываю пред взоры ваши прошедшее и соединяю с настоящим? почему я заставляю говорить пред вами и древних и новых толкователей оной, а сам не произношу собственного мнения? Потому, что есть между нами, к несчастию, люди, которые по мыслям и верованиям своим составляют исключение из людей; есть люди, которые, по ведению или неведению, отторгшись от прошедшего, по безрассудному упорству или гибельному тщеславию, чуждаются настоящего, есть люди, которые несколько уже лет слышат голос мой, возбуждающий их войти в размышление о самих себе и поверить свои мысли, чувствования и верования и с здравым рассудком и с Словом Божиим и с общим разумением веков, но которые, слышаще, не слышат и, видяще, не видят и остаются до ныне в своем душепагубном заблуждении. И эти люди любят читать молитву Господню и даже тщеславятся ею, не смотря на то, что она осуждает их. Эти люди суть наши молоканы или духовные Христиане. Но об них после.
* * *
Святой Григорий Нисский в слове против ростовщиков между прочим говорит: «милосердый Спаситель, преподавая ученикам своим правило и образец молитвы, в состав немногоглаголивого молитвословия включил и следующее воззвание: и остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашими. Как же ты, сребролюбец, будешь молиться? С какою совестию станешь просить у Бога даянию благого, когда ты, получив все, не научился ничего давать? Или не понимаешь, что молитва твоя будет напоминанием ненависти твоей к людям? Ты просишь прощения, а сам разве простил кому? Ты испрашиваешь милости, а ты разве помиловал кого?»
Хотел бы и я, рассуждая о силе и важности молитвы Господней, обратиться с подобным вопросом к нашим мнимо духовным Христианам или что тоже молоканам; вы дерзаете устнами своими произносить молитву Господню, называя в ней Бога Отцом своим, а чтобы осмелиться называть Бога Отцом, надобно прежде соделаться сынами Его, – скажите же нам: где и как вы получили сыновство cиe? Тот, который нам преподал молитву сию, сказал нам, что сыновства сего нельзя получить иначе, как чрез веру в Него, яко Сына Божия, чрез крещение во имя Его, в коем человек перерождается из человека плотского в человека духовного, совлекается ветхого Адама и облекается в нового, иже есть Христос: елицы во Христа крестистеся, говорит Апостол, во Христа облекостеся, а облекшись во Христа, делается в Нем совершенно новою тварью; во Христе Иисусе, говорит тот же Апостол, нова тварь, – чрез миропомазание, коим низводится в сердца верующих Дух Святой, извествующий и запечатлевающий их в чадстве Божием, как свидетельствует Апостол: извествуяй и помазавый нас Бог, иже и даде нам обручение Духа в сердца наша, о нем же вопием: Авва Отче, – и в другом месте: елицы Духом Божиим водятся, сии суть сынове Божии, – чрез причащение тела и крове Господни, в котором верующий столь тесно соединяется с Сыном Божиим, что с ним составляет одно целое; ядый мою плоть, свидетельствует сам Сын Божий, и пияй мою кровь, во Мне пребывает, и Аз в нем – чрез священство, которое установлено самим Пастыреначальником Христом к строению тайн Божиих и к созиданию тела Христова, еже есть Церковь Его столп и утверждение истины. И той дал есть, повествует Апостол Павел, овы убо Апостолы, овы же пастыри и учители, к совершению святых, в дело служения, в созидание тела Христова, дóндеже достигнем еси в соединение веры и познания Сына Божия, в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Еф.4:11–13). А вы, несчастные, увлеченные хитростию и обманом своих лжеучителей, какое из сих средств единственных к приобретению сыновства Божия не презрели, какое не попрали, какое не отвергли, какое не превратили, над каким не посмеялись в исступлении ума своего и ожесточении своего сердца – непреклонного? И, не смотря на то, величаете себя сынами Божиими, ибо дерзаете называть Бога Отцом. Правда, если верить словам вашим, то вы веруете во все, но не так, как все истинные и благомыслящие Христиане от начала христианства и до ныне; вы веруете в Сына Божия, но в тоже время отнимаете у Него Божество, заставляете Его страдать и умирать по неволе, как простого человека, без всякой пользы для человечества, Им спасенного. Чем же выше ваша вера веры Иудеев и язычников? Не так же ли смотрели на Него первые, и не тоже ли видели в Нем последние? Аще быша разумели Божество Иисуса Христа, свидетельствует о первых Писание, не быша Господа славы распяли; мы проповедуем, говорит Апостол в обличение тех и других, Христа распята, Иудеем убо соблазн, Еллинам же безумие; и – в другом месте: слово крестное погибающим убо юродство есть, а спасаемым нам сила Божия есть. Лучше ли и вы приемлете слово о кресте Христове? Не издеваетесь ли и вы и тайно и явно над почитанием креста Господня? И сею верою вы еще хвалитесь? Сию веру вы называете верою Христовою, верою Апостольскою? Но припомните, что и как проповедуют Апостолы? Мне же да не будет хвалитися, говорит один из них, точию о кресте Господа нашего Иисуса Христа. Вот какою верою хвалились Апостолы, а вы? О! в ней, к сожалению, слишком много сродства с тою верою несравненно худшею самого неверия, которую Апостол Иаков называет земною, бесовскою. Ибо и беси, по его словам, веруют и трепещут, а трепещут конечно потому, что допускают во Христе человеке всю полноту Божества, обитающую в Нем телесне, и ужасаются силы оного, не раз ими над самими собою испытанной, а вы, не смотря на то, отвергаете сию силу и сиe Божество. Блюдитесь же, возлюбленные, чтобы ваша вера не была ниже даже той, которую самые враги Бога и человеков невольно исповедуют! Вы, говорят, имеете и крещение, но какое-то особенное своего рукоделия, преимущественно духовное, как будто то, которое принял сам Христос и преподал Апостолам, а чрез них и нам Христос Господь, и о котором сказал он в знаменательной беседе своей с Никодимом: аще кто не родится водою и Духом, не может внити в Царствие Божие и потом в объяснение слов своих присовокупил: рожденное от плоти, плоть есть, и рожденное от Духа, Дух есть, как будто cиe крещение, крещение Христово и Апостольское менее духовное, нежели то, которое придумали ваши старцы и наставники, и которое состоит только в наречении имен, святотатственно восхищаемых от святых, вами презираемых. Вы имеете также свое миропомазание, свое причащение, свое даже священство, но только на словах, а не на деле, или лучше сказать, ничего подобного не имеете, потому что ни от Христа, ни от Апостолов, ни от их преемников не прияли свыше благодати, святая совершающей. Кто же и каким образом усыновил вас Богу, которого вы отваживаетесь называть Отцом? Кто сделал вас из сынов проклятия и осуждения, каковы все сыны Адамовы, по Апостолу, естеством чада гнева, сынами благословения, каковыми могут быть только возрожденные во Христа, чрез таинства веры, который вами отвергнуты? С какою совестию ежедневно предстаете вы пред лицо Божие? С каким бесстрашием толикократно возглашаете – Отче наш, и нисколько в том не упрекаете себя, ни мало не раскаиваетесь в столь опасном дерзновении? Ах! братия моя, я боюсь, чтобы и вам рано или поздно разгневанный Бог не сказал тех же слов, какие Пророк обращает к одному из грешников. Грешнику же рече Бог, говорит он, вскую ты поведаеши оправдания моя, и восприемлеши завет мой усты твоими. Ты же возненавидел ecu наказание, и отвергл ecu словеса моя вспять. Сего ради обличу тя и представлю пред лицем твоим грехи твоя (Пс.49:16:29). Что будете отвечать тогда Судии неумытному, когда сия страшная угроза действительно падет на главы ваши? Какое слово воспримете к своему оправданию? Какое убежище откроете ко сокрытию своего бесстудства или легкомыслия? Но не позабудьте, други мои, что в каждом слове сей высокой и Божественно-таинственной молитвы заключается для вас свое особое обличение, что чем вы чаще будете произносить ее, тем безответнее окажетесь на суде Божием. Вы, наприм., просите в ней: хлеб наш насущный даждь нам днесь, а хлеб самый существенный, который благоволил нам дать Отец Небесный в насыщение душ наших и в уврачевание тел зараженных грехом, хлеб св. Евхаристии, безрассудно отвергаете, не почитая его для себя нужным. Что же это значит? не значить ли жестоко оскорблять Бога, дающего нам оный? не значит ли явно уничижать того, который сказал нам: Аз есмь хлеб животный, иже сшедый с небесе. Аще кто снест от хлеба сего, жив будет во веки, и хлеб, егоже Аз дам, плоть Моя есть, юже Аз дам за живот мира. Аминь, аминь глаголю вам, аще не снесте плоти Сына человеческаго, ни пиете крове Его, живота не имате в себе. ядый Мою плоть, и пияй Мою кровь, имать живот вечный, и Аз воскрешу его в последний день. Плоть бо Моя истинно есть брашно, и кровь Моя истинно есть пиво (Ин.6). И что вы делаете, когда повторяете cиe прошение, как не умножаете грех свой, не напоминаете о своем вероотступничестве, не возбуждаете против себя более и более правосудие Божие? Умоляю вас, братие, отымите беззаконие cиe от уст ваших, и не восхищайте достояния верных, произвольно отторгнув себя от сонма истинно верующих. Тяжек грех вероотступничества, но еще тягчее лицемерная молитва вероотступника. Припомните, что сказал пророк о том, который, увлеченный страстию сребролюбия, произвольно ниспал из лика Апостолов и соделался предателем своего Господа и Учителя. Молитва его, сказал он, будет ему в грех, и в грех, без сомнения, тягчайший самого предательства.
Так хотел бы я сказать тем, которые не суть от двора сего, но и сущим во дворе сем сколь многое можно бы и должно бы сказать в научение и обличение о молитве сей. Но святая Церковь, влагающая в уста священнику имущему произносить сию молитву следующее наполненное силы и назидания воззвание – и сподоби нас, Владыко, со дерзновением неосужденно смети призывати Тебе небеснаго Бога Отца и глаголати: Отче наш, – освобождает меня от труда сего. Что может быть сильнее и разительнее урока преподанного нам в сем воззвании? Помните, возлюбленные, урок сей и верно исполняйте оный, и тогда не сомневайтесь, что Отец небесный услышит и примет от вас молитву сию, как от истинных сынов своих и излиет на вас вся благая своя от отеческих сокровищниц своих. Аминь.
* * *
Первенствующая Церковь Христова молитву Господню назвала по преимуществу молитвою верных и по сей причине не только не позволяла участвовать в возношении оной неверным и отлученным от церкви, но удаляла на cиe время из храма и оглашенных. Ясным сего свидетельством и памятником служит воззвание диакона: оглашении изыдите, которое и ныне возглашается во время Литургии, и при котором оглашенные в древности обыкновенно исходили из церкви и не возвращались уже. Кто же эти оглашенные? Оглашенные суть те, которые хотя и оглашены были учением Евангелия, но не достигли еще потребного совершенства в познании оного; хотя исповедали уже веру во Христа, но еще не запечатлели оной таинствами крещения и миропомазания: ибо вера без крещения недействительна, также как крещение без миропомазания несовершенно. Иже веру имет и крестится, сказал Господь, той только спасен будет. Книга Апостольских Деяний также повествует, что самарийские Христиане хотя и крещены были во имя Христово, но дотоле не прияли Духа Святого, доколе не получили возложения рук Апостольских, которое, в последствии самими же Апостолами заменено миропомазанием (гл. 8:17). Причина почему таким образом поступала Церковь, почему отказывала она в слушании сей Божественной молитвы не только неверным и отлученным, но и оглашенным очевидна из самого изъяснения оной молитвы, на которое я тем надежнее могу ссылаться, что оно не мое, и что его беспрекословно признает за истинное вся соборная православно-кафолическая Церковь времен древних и новых. Там вы слышали, что сию молитву могут возносить к Отцу небесному неосужденно только верные сыны св. Церкви; ибо им только дано право называть Бога Отцом своим, так как они только одни сыны Божии во Христе. Елицы же прияша Его (Христа), свидетельствует Евангелист Иоанн Богослов, даде им область чадом Божиим быти, верующим во имя Его. Следовательно все, состоящие вне спасительного крова Церкви, не суть сыны Божии, а потому и не могут называть Бога Отцом своим, не могут и взывать к Нему сими исполненными сыновней любви и преданности словами: Отче наш!
Что же делают наши мнимо-духовные Христиане, которые небоязненно дерзают вращать в устах своих сии сколько вожделенные, столько же страшный слова? Не навлекают ли на главы свои явного осуждения за святотатственное восхищение себе имени сынов Божиих? Что могут представить в оправдание свое в день суда и воздаяния? веру ли свою? но их вера не та, которую заповедал нам Христос: иже веру иметь и крестится, сказал Он, спасен будет. А они некрещены и крещение отвергают, как вещь бесполезную, хотя и соглашаются, что сам Христос и Апостолы крестились и повелели крестить верующих во имя Его. Дела ли свои? Но как вера без дел, так и дело без веры мертвы суть? И какие это дела? Всмотритесь в самые лучшие из них пристальнее и беспристрастнее, и вы ясно увидите, как сквозь каждое из них довольно нескромно проглядывает или похоть плоти, или похоть очес, или гордость житейская. Дух ли Святой, будто бы говорящий в сердцах их? Но прислушайтесь внимательнее к словам сего духа, – нет это не тот Дух, который вещал устами Пророков и Апостолов; он говорит что-то другое, нежели говорил и говорит устами всех избранных своих, что-то нечистое, мирское, плотское, бесовское. Тот Дух, наприм.), заповедывал пост, а этот всеядение; тот храмы называл домом Божиим, а этот конюшнею; тот святые иконы сам устроял и поставлял пред лицом Божиим и в скинии свидения и в храме Соломоновом, а этот велит извергать их, как кумиры и идолы; тот священников именовал то ангелами Божиими, то солию земли и светом мира, то пастырями словесного стада, то отцами по духу и наставниками в вере, то строителями тайн Божиих, то споспешниками Богу и виновниками спасения, то устами самого Господа Вседержителя, содержащими разум, а этот представляет их как отребие миру и всем попрание доселе; тот в лице царей и властей земных видел представителей единовластительства Божия, посланников, творящих волю Господа Вседержителя, особ священных и неприкосновенных а этот, видя в них людей обыкновенных, научает поносить и злословить их. Что же это за дух, таким странным языком говорящий? На сей вопрос отвечать я не могу утвердительно, а только повторю вам наставление Апостола: братие, искушайте духи, аще от Бога суть, ибо есть духи и не от Бога.
Да и откуда и как притти в сердца их Духу Святому? Дух, по свидетельству Апостола, ниспосылается только в сердца сынов Божиих: понеже есте сынове, говорит Он, посла Бог Духа Сына Своего в сердца ваша, вопиюща: Авва Отче, a cиe сыновство они отвергли, отвергнув крещение, в котором верующий, как в бане пакибытия и обновления, преобразуется силою благодати из человека ветхого, тлеющего в похотех прелестных, в нового, обновляемого по Богу в правде и преподобии истины, из чада гнева и осуждения в сына любви, в наследника Божия и сонаследника Христова.
Что же, опять повторяю, делают и на что отваживаются эти несчастные молоканы, когда, не быв усыновлены Богу чрез благодатное возрождение от Него водою и Духом, дерзновенно или безрассудно навязывают себя в сыны Ему и вопиют незазорно: Отче наш! Не обратится ли для них, также как некогда для Иуды, самая молитва сия в грех и осуждение? Не скажет ли и им Судия Вселенные: от уст ваших сужду вас? Несте бо сынове царствия, но сынове неприязненнии. Но оставим их ходити пока в похотех сердец их, дóндеже день покаяния озарит их и денница благодатного возрождения возсияет в сердцах их к откровению разума и благочестия, и возвратимся к продолжению Литургии.
Непосредственно за возглашением молитвы Господней священник, обратившись к народу, приветствуем его миром, взывая: мир всем, а диакон повелевает приклонить главы. Это признак нового особенно важного молитвенного действия, которое и совершают, молча, с преклоненными главами, – священник в алтаре, а народ посреди Церкви. Такой образ моления преимущественно приличен и нужен теперь, когда данное нам от самого Христа Спасителя право называть Бога Отцом своим могло возродить в нас гордость и самомнение и заставить нас забыть свое окаянство и недостоинство. Предупреждая cиe несчастие, богомудрые составители Литургии весьма благоразумно положили тотчас после молитвы, в которой мы исповедывали Бога Отцом своим, а себя – сынами Его, преклонять главы свои и в сем униженном, рабском положении, признать Его вместе своим Господом, а себя рабами Его. Воспомянув, священник, говорит один древний истолкователь Литургии, наше благородство молитвою Господнею – Отче наш, потом повелевает признать и Его яко Господа нашего, показать, Ему долг рабский, преклонить Ему главы и таким образом исповедать пред Ним раболепность свою; преклоняют же главы не только по существу – Господу, Зиждителю и Богу, но и яко рабы, купленные Искупившим их кровию Единородного Своего Сына. Но св. Златоуст присовокупляет к сему и другую причину: повелевает, говорит он, приклонити главы в знамение того, чтобы Бог, услышав молитвы, благословил молящихся; не человек бо есть благословляяй, продолжает он, но рукою и языком священника самому приводить бессмертному Царю главы предстоящих.
А дабы яснее видеть сколь важна сия минута и какие высокие предметы должны в cиe время занимать нашу душу, то выслушайте молитву, которую тайно возносит тогда за вас священник: благодарим Тебя, Царю невидимый, вопиет он из глубины души и сердца своего, вместе с главою долу преклоненных, благодарим Тебя, который безпредельною своею силою все сотворил и по множеству благости своея все привел от небытия в бытие, сам, Владыко, с высоты небес призри на подклонивших Тебе главы своя; ибо не плоти и крови подклонили они, но Тебе, страшному Богу, и потому Ты, благосердый Владыко, предлежащия тайны всем нам изравняй во благое, по потребности каждого из нас: будь для плавающих кормчим, для путешествующих спутником, для недугующих врачем, Врач душ и телес.
Потом, приближаясь, священник, к наступающему возношению Св. Агнца и раздроблению его в причащение верных, и приготовляя себя к сему великому священнодействии, умножает моление и с благоговением произносит следующую молитву: Вонми, Господи Иисусе Христе Боже наш, от святаго жилища Твоего и от престола славы царствия Твоего и прииде освятить нас Ты, который горе возседишь со Отцем и здесь невидимо с нами пребываешь, и сподоби державною Твоею рукою преподать нам пречистое тело Твое и честную кровь Твою, а чрез нас и всем людям.
В сие время диакон, стоя пред царскими вратами, препоясуется орарем крестообразно по раменам своим, облагая оный окрест персей своих, и таким образом составляя из него и сзади и спереди крест. Делает же он это во-первых для того, чтобы беспрепятственнее и безопаснее мог во время причащения обращаться и служить, и во вторых для того, чтобы сим препоясанием изобразить и изъявить свое благоговев пред святыми дарами, к приобщению которых он намерен приступить. В сем случае он делает тоже, что делают Серафимы, предстоящие пред престолом славы Господней, закрывая лица свои крилами от велелепного сияния оной. Подражая сему, и диакон, для изображения своего благоговения пред страшными тайнами, возлежащими на трапезе, как бы закрывает лице свое своими таинственными крилами, препоясуясь крестообразно орарем, знаменующим оные.
За тем священник по надлежащем приуготовлении себя чрез троекратное возглашение молитвы мытаря – Боже! очисти мя грешнаго, со страхом и трепетом приступает к Божественной трапезе, вземлет святой Агнец руками своими, и вознося оный горе, возглашает – святая святым, т. е. святые тайны достойны принимать только святые, а лик от лица народа, сознавая свое недостоинство, с глубочайшим смирением ответствует: един свят, един Господь Иисус Христос, в славу Бога Отца, аминь, т. е. один только Господь Иисус Христос свят, а мы все грешники, все недостойны приятия сих святейших тайн, и если дерзаем приступать к оным, то потому только, что надеемся на бесконечную благость Божию, которая благоизволяет нам не по заслугам нашим, но единственно, по ходатайству Единородного Сына своего, даровать cиe благо.
Какая верная и вместе умилительная сия исповедь! О, если бы мы чаще повторяли ее в душах своих, или по крайней мере чаще принимали ее слухом своим, то сколь много бы уменьшили свое недостоинство и сколь легко и удобно достигли бы того совершенства и той святыни, какие потребны!
* * *
По возгласе святая святым, священнослужители, благоговейно окружив св. трапезу, со страхом и трепетом приступают к приобщению тела и крови Господней. Зрелище cиe чрезвычайно величественно и крайне умилительно; но поскольку оно совершается во глубине алтаря, с заключенными отовсюду дверями и даже с распростертою над средними из них завесою в знак таинственного присутствия Божества в непроницаемом мраке неприступного величия существа своего, и потому невидимо для присутствующих во храме; то мы в настоящем случае ничего не будем говорить об нем. Но вот предмет, на котором желали бы мы остановить все наше внимание. После довольно продолжительного времени, когда весь алтарь сокрыт был от очей ваших, когда умы и взоры ваши, настроенные пением причастна или какой либо другой богохвалебной, приличной дневному торжеству или настоящему тайнодействию песни, или назидательным поучением из слова Божия к духовному созерцанию, естественно ожидали чего-то необыкновенного, – вдруг пред лицом вашим с некоторым шумом отторгается завеса, отверзаются царские врата и среди сих врат является диакон с чашею спасения нашего в руках своих и с призывным голосом в устах: со страхом Божиим и верою приступите. Что вы в сию неизъяснимо поразительную минуту чувствуете? не обманулись ли вы в ожиданиях своих? исполнились ли ваши чаяния?.... Знаю, что не легко отвечать на сии и подобные вопросы; не легко сказать и сделать понятным для всякого, что ощущает в себе душа верного, когда видит пред собою в этой чаше драгоценнейшей всех сокровищ мира и ширшей неба небесе – источник бессмертия и залог вечного блаженства, видит самого Бога, пришедшего заклатися и датися в снедь верных, видит Господа славы, вместо манны питающего избранных своих пречистою своею плотию и кровию, да возрастит души наши чрез сию нетленную пищу до причастия в Божественном естестве, и не только видит, но и слышит благоприветливое призывание приступить и вкусить от сего источника бессмертного, а вкусивши, – познать, сколь благ Господь и сколь велика милость Его к нам недостойным. Святые Божии человеки, многократно испытав сие состояние, не больше нам говорят об нем, как почти тоже самое, что некогда сказал Апостол Павел о пребывании своем на третьем небе. Что же он сказал? Он сказал, что он видел и слышал там неизреченные глаголы, что в теле или вне тела был и сам он не знает, Бог весть. Но верно только то, что состояние cиe бывает сколько вожделенно, столько же и трепетно. Чувство, выражающее оное, слагается из двух противоположных стихий – из радости, восторгающей, и из ужаса, – низлагающего, из сладости, проникающей и услаждающей все существо наше, и из страха, возбуждающего справедливое опасение соделаться недостойным того и быть отринутым. Это состояние много имеет сходства с тем, в котором находился Иаков, когда видел во сне таинственную лествицу, досязающую до небес и Ангелов Божиих, восходящих и нисходящих над главою его. Видение cиe конечно весьма приятно было для Иакова, но не смотря на то, восстав от сна, он чувствовал в груди своей благоговейный трепет и потому сказал: страшно место cиe, несть cиe, но дом Божий и сия врата небесная, и это страшное место так много он любил, так часто посещал, так часто без сомнения желал, чтобы оно непрестанно возбуждало и возобновляло в душе его прежней столь приятный и вместе столь ужасный трепет. Весьма много имеет сходства с тем состоянием, в котором находился Моисей, когда вдруг среди безмолвной пустыни сначала увидел купину горящую и несгарающую, а потом услышал из среды чудного пламени голос взывающий к нему: Моисее, Моисее, иззуй сапоги от ног твоих; земля, на ней же стоиши, свята есть; или когда, после громов и молний, после вихря и пламени увидел пред лицом своим преходящую славу Божию и потом услышал Бога, так близко беседующего к нему, что заметил даже задняя Его. Апостол свидетельствует об нем, что он в это время был пристрашен; но какое высокое блаженство вливал в душу Боговидца сей священный страх. Весьма много имеет сходства с тем состоянием, в котором находился Пророк Исаия, когда видел Господа славы на престоле высоце и превознесенне и потом одного из Серафимов окружающих престол сей, взявшего от алтаря горящий уголь и прикоснувшегося оным к устам Пророка с следующими словами: се прикоснуся устнам твоим, и отымет беззакония твоя и грехи твоя очистит. Пророк сам о себе рассказывает, что он чувствовал в cиe время сначала умиление, а потом – святое дерзновение. Но все сии состояния при всем великом сходстве не выражают и половины того, что происходит в душе Христианина при виде чаши нового завета, возносимой и показуемой диаконом с приглашением: со страхом Божиим и верою приступите; ибо здесь не образы и тени являются, но самая истина вещей; не видение и прообразование поражают ум и чувства созерцателя, но самое исполнение событий, призывающее его к таинственному общению с неприступным Божеством, наполняет душу его страха и благоговения, радости и блаженства. О, я понимаю, почему в древности все собрание верных, как бы по единому манию, повергалось при сем случае долу и поклонялось пред святынею, как пред живым Иисусом Христом, грядущим водворится в душах их своими богомужными таинствами, торжественно приветствуя и радуясь о спасительном Его явлении к ним и усердно взывая: благословен грядый во имя Господне, Бог Господь и явися нам. Это было невольное движение присутствующих во храме, потому что все были одушевлены одною верою и одним чувством благоговения. А ныне тоже видим действие диакона, тот же слышим от него призывный голос, и тоже повторяем, или, лучше сказать, за нас повторяют приветствие певцы, но за всем тем как мало преклоняющих свою главу, сколь еще менее благоговейно повергающихся долу, и сколь напротив много стоящих в cиe время без всякого чувства и уважения и других, даже в cиe время, поспешно исходящих из храма. Оле обычая! оле предприятия, воскликнем, сетуя со святым Златоустом! Туне приносится жертва повседневная, туне исходит во св. своих тайнах Христос Господь. Нет сретающих, нет приветствующих Его. Новоблагодатная дщерь Сионя! вскую изменися лице твое? вскую превратися сердце твое? Где твоя прежняя доброта? где твоя древняя красота? Какая святотатственная рука дерзнула совлечь с тебя одежду спасения, восхитить венец святости твоей и сорвать с десницы твоей перстень обручения с возлюбленным Женихом твоим? Рука лжеименного разума, возбуждаемая тройственною похотию мира. Доколе убо носити будеши чуждое иго? Совлецы узы твоя, отряси прах от очей твоих, умый лице твое слезами сокрушения сердечного, помажь главу твою елеем богомудрия и облекися в прежнюю лепоту твою. И возжелает Царь доброты твоея, зане той есть Господь твой и поклонишися Ему.
Непосредственно за призыванием диакона – со страхом Божиим и верою приступите, приготовившиеся к причащению приступают к оному по порядку со страхом и твердым извещением веры, имея руки свои крестообразно к персям прижатые в знак сердечного умиления и душевного благоговения и причащаются от священника лжицею из потира тела Христова, соединенного с Его кровию, потом в то же время целуют край святого потира в благодатное уверение себя об очищении грехов своих. А певцы в cиe время возглашают древнюю песнь: тело Христово приимите, источника безсмертнаго вкусите. Здесь прилично припомнить слова святого Ефрема Сирина, который он обращает к причащающимся. Приступающие Христолюбцы! Мы приемлем cиe страшное причащение не яко от человека или от священника, но яко от самого оного Серафима, с той огненной лжицы, юже видел Исаия; так приемлем плоть оную святую. Яко же устами нашими приникше к ребру Господню и пиюще из него – источника живота, так приемлем животворящую оную кровь. А святой Кирилл причастившимся преподает следующее наставление: так опасно освятив очеса своя, прикосновением святого тела причастися; и еще влаги сущей на устнах твоих, осязая руками твоими, и очеса и чело и прочая чувства освяти.
По причащении людей священник, обратившись к ним из алтаря в знак своего приветствия с полученными дарами, a вместе и предваряя их извещением о наступающем пренесении св. тайн на жертвенник, благословляет их, a архиерей и осеняет свищами, прося и моля им от Бога спасения и благословения, яко собственному и избранному его достоянию, питаемому телом и кровию Его и снабдеваемому от Него другими бесчисленными благодеяниями. Спаси, Боже, люди Твоя, возглашает он, и благослови достояние Твое. Народ же, сознавая таковое присвоение себя Богу, радостно воспевает благодарственную песнь, исчисляя в оной полученный от святопоклоняемой и нераздельно-единой по существу Троицы, многоразличный благодеяния и дары, совершающие спасение наше. Видехом свет истинный, взывает он, прияхом Духа небеснаго, обретохом веру истинную, нераздельней Троице покланяемся: та бо нас спасла есть.
Потом оставшееся дары и прочие священнослужебные вещи, как то – дискос с возлежащими на нем звездицею и покровами, переносятся диаконом на главе с курением фимиама, в знак особенного почитания к ним, яко сослужащим таинственному священнодействии тела и крови Господней, на жертвенник, потир же руками самого священника, который, подъемля его от трапезы, воссылает тайно хвалу и благодарение Спасителю мира следующими словами – благословен Бог наш, заключение же благодарения в слух возглашает, обратившись к людям из царских врат: всегда ныне и присно и во веки веков, и показуя притом святой потир для отдания благоговейного поклонения бессмертным тайнам, и потом относит их также на жертвенник, где диакон по заамвонной молитве и потребляет их. Cиe показание даров в Литургии есть последнее. Оно знаменует явление Иисуса Христа по воскресении из мертвых и потом вознесение на небо и сокрытие от взоров апостольских, почему священник, воздая им в cиe время достодолжное почтете курением фимиама и возглашает следующее приветствие: вознесися на небеса, Боже, и по всей земли слава Твоя. Евангелист повествует, что Апостолы, видя Иисуса Христа, возносящегося на небо и благословляющего их, поклонились Ему и потом, воспевше, отыдоша в гору Елеонскую. Так поступает при настоящем случае и Церковь, заставляя народ поклоняться святым дарам, относимым на жертвенник, певцов петь благодарно-хвалебную песнь пророка: да исполнятся уста наша хваления Твоего, Господи, а священника – благословлять народ с произношением слов – благословение Господне на вас и проч.
По совершении благодарственных молитв и псалмопения в честь и славу Господа, удостоившего нас быть причастниками святых своих пречистых, бессмертных и животворящих тайн, священник исходит из алтаря на средину храма даже за амвон с возглашением к предстоящему народу – с миром изыдем, на что певцы ответствуют от лица народа: о имени Господни, Господи помилуй, или, как значится в Литургии Апостола Иакова, брата Господня, – Господи, благослови! Для чего же это делает священник? Для чего исходит на средину храма? И что значит возглашение его: с миром изыдем? Сим возглашением священник предуготовляет народ к мирному исшествию из храма; но поскольку мир сей, о котором говорит здесь священник, не есть мир мира, не редко носящей в самом себе зародыши мятежа и брани, раздоров и несогласий, а мир Христов, ни в чем не похожий на первый, мир Божий, превосходящий всякое разумение, который ниспосылается свыше от Господа мира и любви; и поскольку никакое действие человека, никакое движение, а потому конечно и вхождение и исхождение его не может быть поспешно без благословения и воли Божией, почему и Пророк Израиля в молитве за него говорит; Господь сохранит вхождение твое и исхождение твое отныне и до века; то предстоящей народ слыша призывание священника к мирному исхождению из храма, и с одной стороны охотно желая последовать оному, а с другой сознавая в себе неспособность собственными силами исполнить cиe, смиренно испрашивает себе благословение Господня, взывая чрез певцов: – о имени Господни, Господи помилуй, и священник, как истолкователь воли Божией, как посредник между Богом и народом и как раздаятель благодатных даров первого последнему, поспешает вспомоществовать немощам духовных чад своих, и для того изшедши в среду их молится в слух всех и каждого о ниспослании им благословения свыше, следующею молитвою: Господи, Ты, который благословляешь благовлосляющих Тебя, и освящаешь уповающих на Тебя, спаси людей Твоих и благослови наследие твое, сохрани всю полноту Церкви Твоея, освяти любящих благолепие дому Твоего, прославь их взаимно силою Твоею и не оставь нас уповающих на Тебя. Даруй мир миру Твоему, даруй его Церквам Твоим, священником, благочестивейшему Государю Императору, воинству его и всему православному народу; потому что всякое благое даяние и всякий дар совершенный нисходит свыше от Тебя Отца светов, а потому Тебе и возсылаем славу, благодарение и поклонение Отцу и Сыну и Снятому Духу ныне и всегда и в безконечные веки. А народ, успокоенный в своих благожеланиях твердою надеждою на испрашиваемую священником помощь свыше и благословение Божие, в знак своего единомыслия с своим пастырем и непоколебимой веры в обетование Господа, обещавшего даровать нам вся, елика воспросим у Отца о имени Его в молитве верующе, заключаем сию многознаменательную молитву обыкновенным подтвердительным воззванием аминь.
Затем, как вдохновенный ниспосланным ему благословением свыше, народ сам начинает благословлять благословившего его Господа сладкозвучными словами песнопевца сионского чрез чтеца и певцов. Первый при безмолвном внимании всей Церкви раздельно и внятно произносит известный псалом Давидов: благословлю Господа на всякое время, выну хвала Его во устех моих, а последние троекратно возглашают его же заключительное славословие: буди имя Господне благословенно от ныне и до века. Священник между тем, став на амвоне, раздаем народу антидор. Я не буду объяснять здесь ни буквального значения сего слова, ни случая, и цели употребления в Церкви предмета им означаемого; ибо без сомнения многие из вас помнят то, что мною сказано о сем предмете в предисловии, одно только почитаю нужным напомнить вам, что сколько антидор есть многоценный дар, сообщающий освящение душам и телам нашим, как останок освященного хлеба, из коего изъят святой Агнец, силою и действием Духа Святого преложенный в тело Христово, столько же он есть непререкаемый свидетель и печальный памятник ослабления веры верующих, под разными более или менее благовидными предлогами уклонявшихся от ежедневного приобщения святых тайн, но в то же время не желавших лишиться всякого участия в оных и хотевших получать освящение себе по крайней мере чрез вкушение крупиц, остающихся от живоносной трапезы Господней. Против сего ослабления веры и ревности к участию в таинственной и блаженно-творной трапезе святые Отцы Церкви сильно вооружались, хотя усилия их исправить зло и уврачевать страждущие души остались безуспешны. Так святой Златоуст, жалуясь, сетуя и укоряя таковых безстудных Христиан, с прискорбием в сердце восклицает: о нечестивое обыкновение! о дерзость непростительная! Напрасно приносится жертва повседневная, напрасно предстоим мы жертвеннику, никто не причащается. Ты говоришь, что ты недостоин жертвы, недостоин причащения, потому и не причащаешься? Значит ты недостоин и молитвы. Ты слышишь стоящего провозглашателя, для чего он взывает: оглашеннии изыдите, изыдите не могущии молиться с верными. Но ты однако же не исходишь и стоишь бесстыдно. Почему? Потому что ты не из числа оглашенных, а из числа верных, могущих молиться, следовательно и причащаться. Для чего же ты нисколько о сем не заботишься? Для чего пренебрегаешь сим делом? Всякий, не причащающийся святых тайн, безстуден есть и срамно стоящий. Ты пришел, участвовал во всеобщих песнопениях и признал себя в числе достойных, потому что не вышел с недостойными; как же, оставшись во храме, не причащаешься святой трапезы? Я недостоин, говоришь ты, так недостоин ты и общения молитв; ибо не только чрез предлежащие тайны, но и чрез песнопения, возглашаемые в Церкви, отовсюду преподается Дух Святой, почему недостойного недостойны суть и очи видеть совершаемое здесь и уши слышать возглашаемые песнопения.
Слыша сии столь справедливые упреки златословесного учителя Христианам своего времени, отлучающего от алтаря тех, которые не хотели ежедневно причащаться святых тайн, невольно ужасаешься и трепещешь, представляя себе, что бы сказал сей ревностный учитель Церкви ныне, когда бы увидел нас непотребных пастырей и пасомых не только чуждых ежедневного приобщения сих тайн, но едва однажды или дважды в год и то с крайним для себя принуждением и отягощением приступающих к Божественной трапезе? Что бы сказал он о тех, которые по несколько лет сряду не только не приемлют сей святыни, но и не почитают вовсе для себя нужною и однако же смело называют себя Христианами, имеют дерзость величаться именем верных, отваживаются даже оправдывать свое небрежение о сем неотложном долге – одни домашними недосугами, другие развлечением по должности, иные боязнию своего недостоинства, а иные наконец притязанием или домогательством такой высокой святости, которая не нуждается более ни в каких средствах к освящению. Боже милосердый! Ты все это видишь и слышишь, и еще не погубляешь нас, еще ожидаешь нашего покаяния, еще зовешь нас к таинственному общению с Собою чрез вкушение тела и крови Христовой. Вкусите убо и видите, братия, яко благ Господь. Тело Христово приимите, и источника безсмертнаго вкусите.
По раздаянии антидора, священник, став на степенях алтаря среди царских врат и обратившись к людям, непосредственно приветствует их с принятием сего священного хлеба в братолюбное общение, как трапезы мира и христианского единства и по подобию ветхозаветных священников благословляет их рукою, a архиерей вместе с сим и осеняет свещами возглашая сии псаломские слова: благословение Господне на вас и проч., за тем; обратившись лицом на восток к востоку правды Христу Спасителю, воссылает Ему славу и благодарение сими словами: слава Тебе, Христе Боже, упование наше слава Тебе, а народ, соединяя свой благодарственно – хвалебный глас с гласом священника, возглашает чрез певцов: слава Отцу и Сыну и Св. Духу ныне и присно и во веки веков, и вместе молит Господа троекратным воззванием: Господи помилуй, и потом испрашивает благословения от священника, присовокупляя – владыко благослови священник же, исполняя его прошение и соединяя себя с ним, для чего и обращается при сем случае к нему лицом, возносит моление ко Христу Спасителю, вся могущему благопотребная подать нам, призывает от Него на себя и на всех предстоящих милости и спасения, – от Него, яко Бога благого и человеколюбивого и в благопоспешное о нас ходатайство представив молитвы пречистые Его Матери, святых Апостолов и всех прочих святых, в известные дни воспоминаемых церковью, напутствует народ своим благословением от лица Божия, а певцы в соответственность сему благожеланию предстоятеля Церкви возглашают многолетия Государю Императору и всем сословиям верных. Сим оканчивается Литургия, и бывшие во храме, прияв благословение Божие от руки своего пастыря, мирно отходят в свои домы, принося в оные все благодатные дары, которых удостоились соделаться участниками при совершении таинственного священнодействия. Что же приносят с собою в домы те, которые исходят из храма даже прежде отпуска? Без сомнения один только грех и осуждение. Сколь жалки сии несчастные, потерявши плод во время самой жатвы, и потонувшие в волнах житейского попечения при самом бреге! Аминь.