Отделение четвертое. Преподобный Иов, (в схиме Иоанн) игумен Почаевский; его жизнь и прославление.

(28    вгуста и 28 Октября).

1.  История отечественной церкви давно заметила имя преподобного Иова на своих страницах. О нем говорит уже автор «Истории Российской Иерархии»;⁴⁴⁷ его жизнь воспоминается в «Истории Русской церкви», Преосвященного Филарета Черниговскаго,⁴⁴⁸ также в его жизнеописаниях «Руских святых»,⁴⁴⁹ в «Житиях святых Российской церкви» – Муравеева⁴⁵⁰ и т. д.⁴⁵¹ Но все сведения, сообщаемые в этих сочинениях, по большей части суть не что иное, как повторение одного и того же основного жития преподобнаго Иова, сохранившегося в Почаевской Лавре от ученика его, игумена Досифея, под заглавием: «житие блаженного отца нашего Иова Железа, святые чудотворные Почаевские Успенские Лавры игумена, от иеромонаха Досифея, ученика его и по нем тояжде святые обители игумена бывшего, списанное».⁴⁵² Особенно буквально заимствованы из этого жития: «житие блаженнаго Иова Железа, игумена лавры Почаевской» у Муравьева и «краткое жизнеописание преподобного Иова, игумена Почаевского, помещенное в «Страннике» 1864 г. Потому, при всей своей близости к подлиннику, жизнеописания эти вообще носят на себе все недостатки онаго, как то общность содержания, похожего более на панегирик, чем на строго историческое повествование и т. п. В особенности не достает здесь настоящей оценки того времени и той среды, в которых жил и подвизался преподобный Иов. Вследствие этого личность Преподобного Иова в этих сочинениях представляется как-то одинокою, – и если и останавливает на себе внимание, то почти исключительно одной строгой подвижнической жизнью,с легкими только намеками на отношение преподобного к князю Константину Острожскому и другим окрестным вельможам и обывателям. Один только преосвященный Филарет, в своих жизнеописаниях «Русских святых», несколько выходит из этого круга, стараясь ввести преподобного Иова в современную жизнь и здесь дать ему надлежащее место и значение. Это от того, что ученый архипастырь, кроме жития Досифеева, имело, под руками и некоторые другие источники, как то, униатскую книгу «Гора Почаевская»,⁴⁵³ Маяк 1845 и др. Но при этом у него не доставало главнаго, именно тех сведений, какие сохраняются о преподобном Иове в архиве Почаевской лавры. Потому при всей своей, так сказать, сравнительно большей определенности, жизнеописание преподобного Иова, составленное преосвященным Филаретом, все таки не лишено некоторых недостатков, страдает по местам неточностью, ошибками хронологическими и т. п.⁴⁵⁴

2.  Между тем личность преподобного Иова есть личность в собственном смысле историческая, – замечательная не только одним высоким благочестием, но и непосредственным участием в исторических судьбах современной ему православной церкви и отечественной истории в последней половине XVI и первой половине XVII века (1551 – 1651). Современник Иоанна Грозного, Бориса Годунова, Алексея Михайловича и Богдана Хмеленицкого, ближайший друг и соподвижник знаменитого князя Константина Острожского, рожденный в пределах западной Руси, в Галиции, в период самого тяжкого польско-литовского преобладания, кончившегося известной гражданской люблинской унией 1569 г., и затем в течение более полустолетия бывший свидетелем горьких плодов, порожденных церковною унией 1596 года, преподобный Иов во все продолжение своей столетней жизни не переставал бороться с врагами православия русской народности, и для этой цели занимался списыванием и составлением и распространением православных книг, отправлялся на киевский собор 1528 года против Мелетия Смотрицкого, строго отстаивал имущество Почаевского монастыря, захваченное Фирлеем, и т. п. И такой замечателеьный деятель кроме этого известен еще как устроитель и настоятель замечательнейшей в России обители Почаевской, удостоенный за свои подвиги от самого Господа высшего небесного прославления в нетлении мощей и даре чудотворения. – Надобно сознаться, что таких личностей немного в истории православной церкви на Волыни, в недрах которой преподобный Иов провел почти все лучшие годы своей жизни и деятельности. Тем более особого изучения заслуживает он в этой истории, для уяснения той вековой борьбы, которую предки наши вели некогда за православие и русскую народность. – Только тогда мы и можем понять всю силу этой борьбы, когда узнаем, что она имела во главе своей таких великих и замечательных деятелей.

Не менее того замечательна и посмертная судьба преподобного Иова. Здесь, в этой судьбе история встречается с единственным, безпримерным обстоятелеством, когда латино-униаты, овладев православною Почаевскою святынею, заключавшеюся, между прочим, в нетленных останках преподобного Иова, задумали просить у папы разрешения на признание преподобного Иова угодником не только православной, но и латино-униатской церкви. Черта в высшей степени замечательная и поучительная особенно для современных латинствующих обитателей юго-западного края России. Теперб достаточно для них обратиться только к жизни преподобного Иова, чтобы в одной этой жизни сознать все превосходство православия, дарующего своей церкви таких великих угодников, которым сами латино-униаты не посмели отказать в их святости и досточтимости – до того, что наконец в пользу этой святости не боялись даже ходатайствовать у самого папы римского.

И теперь, почивая нетленными своими мощами на скалистых твердынях Горы Почаевской, в нескольких верстах от границы галицкой, видимой с высот почаевских даже простому, невооруженному глазу, угодник Божий, так сказать, стоит на страже между русскою православною церковью и отторженными от древнего благочестия чадами его родины (Галицкой Руси), страдающими под гнетом унии и латинства. И нет сомнения, в пренебесных молитвах своих он с любовью и доныне молит Господа об изменении печальной участи своих единоземцев и возвращении их на лоно православия, – дабы, с возрождешем по вере, они снова могли сделатеся настоящими сынами единой, нераздельной Руси православной, по отношению к которой Почаевская лавра, по своему географическому и историческому положению, искони служит, так сказать, преддверием и путеводною звездою.⁴⁵⁵

3. Память пр. Иова совершается дважды в год:

1) 28 Октября: преставление пр. Иова игумена Почаевского (1651 г.) и

2) 28 Августа: праздник обретения мощей пр. Иова (1659 г.) и воспоминание торжественного открытия их по возвращении Почаевской лавры из унии на лоно православия (1833 г.).

1.Происхождение и род пр. Иова. 2. Его поступление в Угорницкий монастырь. 3. Пострижение в сан монашеский и рукоположение во иepoмонaxa. 4. Принятие пр. Иовом схимы. 5. Переход его в Дубенский Крестовоздвиженский монастырь. 6. Время игуменствования пр. Иова в звании настоятеля Дубенского. 7. Начало унии и отношение пр. Иова к этому событию. 8. Попечение его о благочестивой жизни подведомой ему братии. 9. Отношение пр. Иова к князю Константину-Василию Острожскому. 10. Распространение православных книг. 11. Удаление его в монастырь Почаевский.

В Галиции на юго-западе, между горами Карпатскими и Днестром, лежит «край плодородный, богатый пастбищами, лесами и солью», – называемый Покутьем.⁴⁵⁶ В конце первой половины XVI в. край этот принадлежал Польше и в порядке управления числился в так называемом «Русском воеводстве малопольской провинции», к которому принадлежали земли: Львовская, Перемышльская, Саноцкая, Холмская, воеводство Бельзское, Подолье и земля Галицкая с Покутьем.⁴⁵⁷ В то время у «благочестивых и христолюбивых» обитателей Покутья, по фамилии Железы, родился (около 1551 г.) сын, который во святом крещении был назван Иоанном.⁴⁵⁸

Неизвестно, кто были эти Железы по происхождению своему, равно как и по званию. В Помянниках Почаевской Лавры сохранился «род Преподобного и Богоносного Отца нашего Иова, игумена обители Почаевской, нарицаемого Железа», записанный, как видно, самим Иовом, в бытность его игуменом на горе Почаевской, «року Божия 1641». В этой записи указаны следующая имена: Иоанна, Георгия, Гервасия, Феодора, Илии, Георгия, Киприана, Митрофана, Герасима, Иосифа, Пахомия, Анастасия, Саввы, Григория, Иакова, Иосифа, Иакова, Агафии, Иоанна, Алексия, Феодора, Фомы, Григория, Феодора, Космы, Иоанна, Назария, Ирины, Иакова, Иоанна, Феодора, Григория, Иосифа». – Если преподобный Иов в своей записи держался общепринятого обычая ставить на первых местах имена родителей, то можно полагать, что отец его назывался Иоанном, а мать Агафией, так как имя Иоанна есть первое имя, записанное преподобным в его помяннике, а имя Агафии есть первое женское имя в том же помяннике. Из того же помянника или записи явственно открывается, что родители преподобного Иова происходили не из духовного, а из светского звания. Это видно из того, что между лицами, поименованными в этой записи, нет ни одного лица, которое названо было бы иереем или диаконом. Скорее всего, род преп. Иова принадлежат к сословию Галицко-Русских дворян того достопамятного, старинного закала, для которых православие и русская народность составляли драгоценнейшее достояние, и которые, сами будучи лучшими борцами за отеческие обычаи и св. веру православную, умели внушать те же чувства и стремления и своим детям и преемникам. Можно даже с несомненностью утверждать, что пр. Иов происходил из дворян, на том основании, что как он сам, так, и жизнеописатели его всегда сохраняют при имени его фамильное прозвание Железа.⁴⁵⁹ А известно, что сохранение родового, фамильного прозвания составляло издревле предмет особенной заботливости по преимуществу между родовитыми дворянами юго-западного края Росии, в числе которых, между прочими, фамилия Железов и доселе весьма часто встречается как в Галиции, так даже и у нас, на Волыни и Холмщине, и в других соседних славянских странах.⁴⁶⁰

Молодой Железенко с ранних лет начал обнаруживать стремление к уединенной жизни и другим благочестивым упражнениям, и «хотя и мал был возрастом, – однако всеусиленно горел сердцем уединенно работать Христу во иноческом житии».⁴⁶¹ Вслдствие этого на 10-м году от рождения (около 1560 г.) он оставил семейство свое и «уклонившись от очей любимых родителей – удалился в соседний Угорницкий монастырь и здесь просил игумена «дозволить ему служить братии».⁴⁶²

2.«Прозорливый настоятель провидел в нем избранника Божия и в нем имеющую быть Божию силу: «потому, наставив его «духовною беседою», поручил его экклезиарху научить послушанию церковному. Но ревностный отрок не захотел довольствоваться «этим одним послушанием»: напротив того он старался служить всякому из братий, угождая усердно каждому из наименьших монастырских работников»⁴⁶³ – и этим вскоре заслужил ceбе такую любовь и расположение, что, по общему согласию всего братства, игумен, «видя его добрые нравы, кротость и глубокое смирение», принял его в число иноков, и на 12-м году его жизни возложил на него ангелеский образ с именем Иова.⁴⁶⁴

3.С того времени преподобный Иов стал «иноком зло искусным», украшенным не столько летами, сколько добродетелью, «живя как ангел Божий посреди братий». Но особенно его добродетельная и благочестивая жизнь была поучительна для иноков обители, «зане всем на позор и пользу бяще». Потому, как блаж. Иов достиг совершеннейшего возраста (вероятно 30 лет около 1581 г.), то по воле настоятеля тотчас же был возведен на степень священства, хотя по смирению своему долго отказывался от этого, «считая себя недостойным сана такового».⁴⁶⁵

К этому же времени надобно отнести и пострижение преподобного Иова в схимонаха, потому что, по прямому сказанию Досифея, Иов восприял на себя «серафимский образ еже схима именуется не по многом времени» по рукоположении, «ради невместимой в сердце своем благодати Божией, которою всегда усердно горел безпрестанно славить державу Его». С тем вместе пр. Иов переменил и прежнее свое монашеское имя (Иова), получив при пострижении в схиму первоначальное имя Иоанна, данное ему при крещении, в память святого пророка и предтечи Иоанна, – с каковым именем в последствии он является и в дальнейшей истории (за исключением жизнеописания Досифеева), до самой своей кончины.⁴⁶⁶

«Oттоле» слава о приснопамятных подвигах преп. Иова начала распространяться по всем окрестностям Польши и Малороссии, так что многие даже «нарочитии вельможи» начали приходить к нему «пользы ради душевной».⁴⁶⁷ Но особенно обратил он на себя внимание известного поборника православной веры и русской народности на Волыни, «князя Константина Константиновича Острожского».⁴⁶⁸ Действуя всеми возможными средствами на защиту православия, благочестивый князь особенно заботился «о внешнем и внутреннем благоустройстве находившихся в его имении монастырей и о том, что составляет твердыню обитателей, – о непоколебимо благочестивой жизни иноков во славу православной церкви».⁴⁶⁹ Потому князь Константин обратился к игумену Угорницкому, «всяческими образами моля его, да сотворит любовь Божию и пошлет сего блаженного трудолюбца» в его Дубенский крестный монастырь, дабы там показал он образ богоугодного жития инокам, среди развивавшейся порчи нравов, растлеваемых папизмом.⁴⁷⁰ Долго отказывался игумен, не желая лишиться «такового великого подвижника;» но наконец должен был уступить «на непереставаемыя мольбы реченного княжате», – и хотя со скорбью, «дряхл о сем и печален», благословил преп. Иова на новое служение.⁴⁷¹

6.К сожалению, история не сохранила нам сведений ни о времени перехода преподобнаго Иова в г. Дубно, ни о времени избрания его в настоятеля святокрестской обители, которое, по словам Досифея, последовало вскоре по прибыли Иова на Дубенский остров.⁴⁷² Из сказания Досифея, мы знаем только, что пр. Иов «по немногом времени», по прибытии на Дубенский остров, «нуждею» был избран в игумена от братии. Но когда это было, – об этом Досифей совершенно умалчивает. – Также точно молчит он и о времени поступления преподобного в обитель Дубенскую. – Надобно думать впрочем, что это было не позже 1582 – 83 года; или как иные полагают в 1571 году;⁴⁷³ потому что по прямому указанию Досифея пр. Иов пробыл в сане дубенского игумена «вящши», т. е. болеше два-десяти (20) лета. Между тем в 1604 году видим в Дубне уже нового игумена Виталия, который, по всей вероятности, был преемником пр. Иова в сане дубенского святкрестского настоятеля.⁴⁷⁴

Такого рода предположение оправдывается и самым ходом повествования Досифеева о посвящении пр. Иова во иеромонaxa до его поставления в игумена, которое сразу дает понять, что между этими обстоятельствами протекло немного времени. «И тако на степень священства возведеся (в Угорницком монастыре); не по многом же времени.... серафимский на ся восприят образ (в том же монастыре); и оттоле уже прославися трудолюбное и добродетеленое житие Его.... Наипаче же Константин князь Острожский и Дубенский моли игумена.... да пошлет сего трудолюбца... во обитель честнаго и животворящего Креста Господня.... (в Дубне); – где не по многом времени избран во игумена от братии», и т. д. Для всех этих обстоятельств достаточно не более двух-трех лет, а такой именно срок мы и получаем, полагая переход преподоб. Иова в обитель Дубенскую и избрание его во игумена около 1582 – 83 года, т. е. чрез два-три года по его рукоположении (совершившемся, как мы сказали, примерно около 1581 года.⁴⁷⁵

Правда, в летописях Дубенского Крестовоздвиженского монастыря в 1582 году значится особый игумен, некто Василий, упоминаемый также и в 1598 и 1602 годах. Но этот же Василий в последних двух случаях упоминается на ряду с другими игуменами сего монастыря, а именно в 1598 году с Глебом и в 1602 году с Александром Путятицким, служебниками, князя Острожского. – Как основательно замечает Профессор Н. И. Петров, последние оба упоминаются потому, что управляли монастырем «за престарелого игумена Василия»... Без сомнения, на таких же условиях, за престарелого игумена Василия, во все время своего пребывания в Крестовоздвиженской обители, правил ею и Пр. Иов, тем более что, как избранник князя Острожского, он пользовался всеми преимуществами власти, и в этом смысле носил титул игумена обители, как носили его Глеб и Александр при том же Василии, потому что был настоящим, а не по имени только, правящим ею игуменом.⁴⁷⁶

7.Как бы то впрочем ни было, – началось ли служение преп. Иова в сане дубенского игумена годом раньше или позже 1582 года, – во всяком случае то не подлежит сомнению, что он был святокрестским настоятелем в Дубне в последние два десятилетия XVI в., и здесь проходил свое служение до первых годов XVII – столетия... А при таком положении дела на его долю пришлось пережить в Дубне самое тяжелое и критическое время в истории и жизни юго-западного края России. – Это время появления церковной брестской унии 1596 года и последовавших затем гонений на православие и русскую народность в пределах Волыни, Подолии и Украины. – Правда под защитою мужественного князя Константина Острожского (сконч. 1608 г.) преподобный Иов мог не испытать непосредственно всех тех ужасов, коими церковная уния разразилась по своем появлении. Но все это однако не мешало ему принимать эти ужасы сердцем, – тем более, что зло, порожденное униею, тотчас же начало проявляться так явственно и в таких поразительных фактах, что их не могли не видеть и не сознавать одни только разве мертвые, да иезуиты и обольщенная ими шляхта.

8.Преподобный Иов с полнотою глубокого сердечного чувства отнесся ко всем этим бедствиям и страданиям. «Строгий подвижник», он твердо боролся с скорбями времени, – и жестокие гонения, переносимые православием от иезуитов и совращаемых ими униятов, не только не ослабили его благочестия, напротив возвышали его.⁴⁷⁷ В тоже время он не хотел оставаться только праздным воздыхателем об общем горе; его благочестивая душа искала соответствующей деятельности. С этой целью преп. Иов прежде всего старался поднять уровень нравственной жизни в подведомой себе братии, «ихже свыше данным себе благоразумием, скромностью и частым поучением, а наипаче трудов своих благолепнейшими подвиги более двадесяти лет добре управляше».⁴⁷⁸

9.Преподобный Иов тем более мог действовать с успехом на пользу православтя во время своего пребывания на Дубенском острове, что во все это время он постоянно находил для себя надежнейшую опору в лице знаменитого князя Константина Острожского. Известно, что «великолепный, вельможнейший из князей князь Константин-Василий был в тоже время человек набожный и весьма строго соблюдал православные обряды и обычаи своих предков.⁴⁷⁹ «Князь Константин-Василий, пишет один польский писатель, «был так набожен, что когда молился, то, дабы ему ничто не препятствовало в молитвах, – в церквах, в которых бывал, велел устроять лавки совершенно закрытые кругом из золотистой медной бляхи, с небольшими только окошечками на три стороны».⁴⁸⁰ Но особенно он любил уединиться для молитвы на Дубенском острове у преподобного Иова. Потому, как только наступал великий пост, князе Константин-Василий тотчас отправлялся в Дубно, – и здесь, поселившись в обители преподобного, сбрасывал с себя мирскую одежду и «одетый по монашески», затворялся на всю первую седмицу, пребывая в посте и благочестивых размышлениях.⁴⁸¹

В тоже время, с примером назидательной жизни, благочестивый князь, любя обитель Дубенскую преподобного Иова, не щадил для нее и приношений материальных. Из сохранившихся немногих сведений о Дубенском Крестовоздвиженском монастыре известно, что еще прежде, до прибытия преподобного Иова в Дубно, монастырь этот пользовался десятинами с полей дубенских, простирающихся от предместья луцкого до Головчич и Садов, и другими такими же приношениями «с дворских сел Иванья и Знесеня».⁴⁸² В 1599 году Князь Константин Острожский присоединил к этому новую фундушевую запись, которою 15 июня пожертвовал свято-крестской обители преподобного Иова «остров честнаго Креста, Горбачин и Пантелеимон Климент с грунтами, полями и огородами, лежащими на лугу, у болот Горбачинских и реки Ивановской, на которых расположена Выгнанка и др.⁴⁸³

10. Само собою разумеется, что при таком положении своем преп. Иов мог смело, всеми зависящими от него средствами, действовать противу врагов православия, тем более, что, как известно, в лице знаменитого князя Острожского не только пр. Иов, но и вся православная церкове южно-русская имела тогда своего могущественного защитника, которого не только уважал, и даже опасался король Польский (Сигизмунт III), но к которому с почтением относился сам Папа Римский (Климент VIII).⁴⁸⁴ А кого уважал и кому покровителmствовал приснопамятный князь Константин, того не могли не опасатся не только униаты, но и сами иезуиты. – Но особенно по примеру своего знаменитого покровителя пр. Иов во время пребывания своего в Дубне старался обращать внимание на распространение церковных книг, которые в то несчастное время составляли, можно сказать, единственную опору для православия против латино- унитских притязаний папизма.⁴⁸⁵ С этою целью преп. Иов собрал вокруг себя многочисленное братство, которое, по его наставлениям, занималось изучением и переводом писаний отеческих. Избранные писцы, по указанию преподобного, переписывали лучшие книги и распростроняли их между православными. «Такожде, по словам Досифея, писанием книг церковных упражняшеся».⁴⁸⁶

Замечательно также, что ко времени пребывания преп. Иова на Дубенском острове относится напечатание князем Константином Острожским известной первопечатной славянской Острожской библии 1581 – 1588 года. И если несомненно, что благочестивый князь Острожский смиренно поверил пр. Иову, яко своему духовному отцу, свою душу и совесть, то тем более без его благословения, а может быть, и побуждения и просвещенного участия, он не мог взяться за совершение такого великого дела, как печатание св. библии. По крайней мере об участии пр. Иова и его благословении на второе издание этой библии 1588 года сомневаться нет никакого основания; – ибо пребывание пр. Иова на Дубенском острове в это время, как мы уже видели, не поддежит никакому сомнению. – А о значении библии на родном языке для наших предков в темные времена унии и латино-унитского преобладания и говорить нечего.⁴⁸⁷

10. Тем более понятно, само собою, какою славою за такие свои подвиги преподобный Иов должен был пользоваться у православных современников. И точно, сказав об участии преподобного Иова в списывании книг церковных, Досифей вслед за сим непосредственно присовокупляет, что «сего ради все окрестныя страны начали, собираясь, докучать (стужати) ему честью и похвалами».⁴⁸⁸ – Но эта слава только смущала скромного подвижника Христова. Всегда строгий к самому себе и с ранних лет навыкший кротости и смирению, он хотел иметь свидетелем своих подвигов одного только Бога, «ибо от единого только тайнозрителя Бога желал быть славим».⁴⁸⁹ – В этих видах пр. Иов остановил свои взоры на соседней пустынной обители Почаевской, «где он всеконечно хотел утаиться от усердия».⁴⁹⁰ Может быть к этому же присоединилось в душе его печальное сознание слабости и бессилия борьбы с усиливающимся преобладанием латинства, в пределах западнаго края России, тем более, что к концу этого времени иезуиты начали запускать свои сети в самое даже благочестивое семейство князя Константина Острожского, – и недостойный сын его Януш сделался приверженцем латинства еще при жизни отца своего.⁴⁹¹

Сюда же следует присовокупить, что отчасти и сам князь Константин мог быть виновником удаления преподобного Иова из Его Дубенской обители, – не в том смысле, чтобы князь изменил когда православию, но главным образом потому что, ведя борьбу с пропротестантами и католиками, он нередко пользовался для целей православия орудием врагов православия и потому навлекал на себя подозрение в наклонности и к социнианству, и к католичеству. Известно между прочим, что князь Острожский принимал весьма деятельное участие в съездах православных с протестантами в видах объединения интересов тех и других и с этою целью в 1599 году на Виленский съезд пригласил с собою даже духовных православных лиц, в том числе и Игумена Дубенского Спасского монастыря Исаакия.⁴⁹² Разумеется, в таких затеях, как справедливо замечает ученый профессор Н. Н. Петров, князь Острожский должен был найти решительного противника в преподобном Иове, так ревностно подвизавшемся против иноверцев.⁴⁹³ Ко всему этому Острожский князь мог расходиться с преп. Иовом и во взглядах на устройство монашества и в своем стремлении преобразовать православные монастыри в своих владениях в общежительное, по уставу Св. Bасилия Великого, как бы в параллель монашеским орденам западной церкви и во избежание нарекания со стороны иноверцев, которые православных отшельников прозывали «скотиною и зверьми дивиими». С этою целью в 1592 году введено было князем Острожским общежитие, по законоположению Св. Василия Великого, в Дубенском Спасском монастыре и предположено было на тех основаниях устроить в Дубне и женский монастырь.⁴⁹⁴ Таже участь ожидала и Крестный монастырь Пр. Иова, для чего между прочим князь Константин в 1599 году подарил этому монастырю земли и угодия, о коих мы сказали выше, в параллель таким же пожертвованиям, какими снабжен был Спасский монастырь при учреждении в нем общежития.⁴⁹⁵ Нет сомнения, что преп. Иов не сочувствовал этому преобразованию, которое устроило в монастырях возможность скитского жития, к которому, как увидим далее, по жизни преподобного на горе Почаевской, вообще он был более расположен, чем к общежитию, и которое (преобразование), приближая православные монастыри, по типу, к монастырям католическим, давало таким обр. Латино-унитам ближайшую возможность переделывать потом эти монастыри в чисто Латинский орден Василия Великого.....⁴⁹⁶ И в конце концов, по всей вероятности, гонимый тайными преследованиями иезуитов, которые в это время затевали новое страшное дело против православия в лице самозванца Гришки Отрепьева, преп. Иов «улучил удобное время» и воспользовавшись сим временем, тайно оставил монастырь Дубенский (около 1600 г.) и удалился на гору Почаевскую, «от древле светлостею чудесе многих сияющую».⁴⁹⁷

1.Состояние Почаевской обители во время прибытия преподобного Иова в Почаев. 2. Избрание пр. Иова в игумена Почаевского. 3. Состояние православной церкви на Волыни во время жизни пр. Иова. 4. Заботливость пр. Иова об улучшении внешнего быта своей обители. 5. Сооружение новой каменной церкви во имя св. Троицы. 6. Общее состояние монастыря Почаевского под управлением пр. Иова. 7. Нападение татар на обитель Почаевскую в 1607 г. 8. Гонения, претерпеваемые Почаевским монастырем от Фирлея. 9. Копание колодезя. 10. Похищение чудотворной иконы Фирлеем. 11. Судебный процесс пр. Иова с последним за пограбленные монастырские сокровища. 12. Возвращение чудотворной иконы. 13. Исход помянутаго процесса вообще.

1.Когда Преподобный Иов прибыл на Гору Почаевскую, то застал здесь порядки, которых никак не ожидал. В течении веков (с XIII по конец XVI) обитель Почаевская была строго пустынною обителью, в которой иноки спасались по преимуществу в горных пещерах, сходясь только для молитвы в небольшом храме Успения Божией Матери, находившемся под горою Почаевскою.

Так, без сомнения, думал спасаться и Преподобный Иов. – Но Промысл Божий судил иначе.

По соседству с Почаевом, в местечке Орле, что ныне деревня Урля,⁴⁹⁸ жила благочестивая, православная помещица, вдова Анна из Козинских Гойская. В 1559 году в ее доме гостил греческий Митрополит Неофит, который, в благодарность за гостеприимство подарил Гойской родовую свою икону Божией Матери, привезенную им из Константинополя. После разных знамений, бывших от этой иконы в доме Гойской, в 1597 году получил прозрение по молитве пред нею родной брат Гойской, слепой от рождения Филипп Козинкий. Тогда Гойская не осмелилась более держать святую икону у себя и в том же году передала ее на Гору Почаевскую в церкове Успения Божией Матери.⁴⁹⁹

Нужно заметить, что Почаев в то время тоже принадлежал Гойской. Чтобы достаточно выразить свое благоговение и уважение к благодатной Иконе, Гойская непосредственно по перенесении ее в обитель Почаевскую пожертвовала в эту обитель богатые угодия, как то поля, сенокосы, леса и даже крестьян в Почаеве, чтобы с сего времени на Горе Почаевской содержались восемь православных иноков, людей доброй и побожной жизни на правах общежития.

Таким образом из пустынной обители Почаевская должна была сделаться теперь общежительною.⁵⁰⁰

2.Между тем, тайно удалившись из Дубна, Преподобный Иов тем менее расчитывал открывать кому-либо о своем звании в Почаеве. Но подвижники Почаевские вскоре почуяли в пришельце новую силу, и по единодушному избранию, со слезами, снова поставили его игуменом и первоначальником общежития в своей устрояемой на новых началах обители.

Замечательно впрочем, что ни в бумагах, ни в преданиях лаврских не сохранилось никаких сведений о настоятелях, предшествовавших преподобному Иову, до его избрания в игумена горы Почаевской. Некоторые хотят объяснить это кознями базилиан почаевских, которые, говорят, нарочно уничтожили в лавре древние памятники для того, чтобы скрыть все следы древле-православного происхождения, обители Почаевской.⁵⁰¹ Но если бы это и было так на самом деле, то базилианам скорее всего следовало бы уничтожить всякие памятники, относящиеся к преподобному Иову, который не только был православным, но и боролся с унией за православие. Между тем в лаврском архиве и доселе цело сохраняются не только судебные дела преподобнаго Иова, но и житие его с чудесами, записаны также, как увидим далее, многие чудеса, совершенные им во время самой унии и т. п.⁵⁰² Нам кажется, что самое лучшее объяснение этого вопроса представляет «Гора Почаевская», которая, по сознанию самих же униятов, первоначально была напечатана православными и потом только «типом обновлена» базилианами в 1793 году.⁵⁰³ В этой книге, между прочим, говорится, что Анна Гойская, отдав чудотворную икону в гору Почаевскую, «тамо в пещере обитающим инокам», – в тоже время «будучи вдовою», дабы Пречистой Деве Mapии Божией в чудотворной той иконе была большая хвала и слава, преумножила в оной большее число иноков фундушом, списанным року 1597 – и уже готовому, находящемуся при скале храму Успения Пресвятой Девы Матери Божией, сооруженному на милостыню вземленную от благодетелей, выделила подданных, грунта и леса в своем дидичном имении Почаеве, и церковь всякими потребами удовольствовала и украсила».⁵⁰⁴ Из этого видно, что до поступления чудотворной иконы на гору Почаевскую, иноки здесь находящиеся жили только в пещерах и при том в самом небольшом количестве, так что напр. в 1240 году здесь было только два инока.⁵⁰⁵ Потому-то между прочим Анна Гойская далее и именуется основательницею и фундаторшею монастыря Почаевского, так как только с получением ее пожертвований иноки почаевские переменили пещерное или пустынное житие на общежитие и таким образом начали жить монастырем в собственном смысле этого слова.⁵⁰⁶ Тоже самое подтверждается далее и завещанием Гойской 1597 года, в котором между прочим читаем: «так как в моей маетности при ceле Почаеве с давних пор существует каменная церковь, в честь Успения Пресвятой Богоматери, то, чтобы при той церкви постоянное было славословие Божие, я решилась построить и основать при ней монастырь для жительства в нем осьми черцев, людей добрых побожной жизни, не иного исповедания, как только греческого, подчиненные восточной церкви, и двух дьячков» (т. е. послушников) и т. д.⁵⁰⁷ А при таком положеши дела, разумется, не иначе, как только со времени Гойской должны были начаться в Почаеве и настоящие игумены со всеми правами, приличествующими их званию. До того времени пустынники почаевские, по примеру пустынножителей Афона, могли вовсе не имет особых настоятелей, довольствуясь простым подчинением какому либо старцу, отличающемуся истинно-христианским благочестием и примерною жизнью. Тем бoлее ничего нет удивительного, если при подобных обстоятельствах, о таковых не сохранилось никаких особенных сведений на горе Почаевской. Это общее достояние древних пустынных монастырей и их подвижников.⁵⁰⁸

Теперь, если ко всему этому примем в соображение, что преподобный Иов прибыл на гору Почаевскую в первые годы XVII века, как мы заметили, около 1602 или 1603 г. не далее, то на основании всего вышесказанного весьма естественно придти к заключению, что Иов, по всей вероятности, был первым настоящим игуменом возникающей общежительной обители Почаевской; почему между прочим собственно с него и начинаются положительные сведения об игуменах почаевских в apxиве Почаевской лавры. «Тако бо, по истине, как замечает Досифей, сицеваго стража зело подвижна и искусна изволи имети Пресвятая Дева Богородица Maрия в своей небеси подобящейся обители».⁵⁰⁹

3.И точно нужно было особое высшее избрание для того, чтобы во главе Почаевской обители на ту пору был поставлен надлежащей «искусный страж», вполне достойный своего назначения. Не говорим уже о трудностях, какие предстояли новому игумену по важности самого дела, при устроении обители на новых основаниях. Это заявили сами иноки почаевские, когда, при избрании преподобнаго Иова, по словам Досифея, обратились к нему «с слезными увещаниями». Но особенно много забот и опасностей предстояло преподобному Иову на поприще его нового служения со стороны врагов православия, тогда уже успевших распространиться и как бы нарочно сосредоточивавших свою губительную деятельность на уничтожение православных монастырей и храмов на Волыни. Еще преподобный Иов был в Дубне, когда в Луцке, главном городе тогдашней Волыни, не осталось уже ни одного православного храма: они сначала были обращены в питейные дома, а потом вовсе разрушены.⁵¹⁰ В 1630 году князь Николай Чарторыйский, сын Юрия, совратившегося в католичество (в 1598 г.), самонравно подарил Пересопницу и ее древний монастырь клеванским иезуитам, а на утверждение своего дара испросил грамоту у короля Сигизмунда III (1630 г.)⁵¹¹ К довершению несчастья, в начале XVII века Волынь лишилась главнейших и могущественнейших защитников православия, в лице Гедеона епископа Львовского (1607 год) и знаменитого Константина князя Острожского (1608 г.); а с смертью их пали и все лучшие Волынские училища (львовское и острожское), воспитывавшие доселе поборников православия.⁵¹² В тоже время последовавшее явное отпадение Януша Острожского увлекло многих дворян в унию и даже в латинство. Сам Януш действовал положительно в духе латинства. Он отнимал у православных храмы и перестраивал их в латинские костелы,⁵¹³ строил новые кляшторы и т. п.⁵¹⁴ Таким же образом, только еще с большею силою в пользу латинства, действовала родная племянница его, дочь князя Александра Константиновича Острожского, Анна Алозия Ходкевич (1600 – 1654)⁵¹⁵ и др. Наконец в 1612 году скончался послелний волынский православный епископ, владыка луцкий и острожский, Михаил Копыстенский, и православные уже не знали к кому обращаться за рукоположением своих священников.⁵¹⁶ Между тем владимирский униатский епископ Ипатий Поцей, сделавшись в 1600 г. униатским митрополитом на место Михаила Рогозы, и другие греко-униатские власти на Волыни с конвоем солдат разгоняли православных, собиравшихся в мраке ночи на молитву, печатали православные храмы и проч. и проч.⁵¹⁷

4.Нужно было необыкновенное благоразумие, твердость воли, много такта и осторожности, чтобы при таких обстоятельствах не только управлять вновь устрояющеюся обителью, но даже лично сохранит веру отеческую. Но преподобный Иов давно уже был искушен в этом деле во время своего двадцатилетнего управления Дубенским крестовоздвиженским монастырем. Потому, сделавшись игуменом почаевским, он сразу обратил свое внимание на все главнейшие потребности обители и таким образом не только упрочил ее благосостояние и неприкосновенность, но и возвысил ее в ряду других современных ей обителей как на Волыни, так и в пределах всего юго-западнаго края России.

Прежде всего, без сомнения, для этой цели необходимы были надлежащие средства материальные. Будучи современником Гойской, Домашевских и других, еще не совратившихся в унию и латинство православных обывателей Волыни, особенно в окрестностях Почаевской обители, преподобный Иов святостью своей жизни и примерным благочестием по неволе располагать их сердца к себе и к своему монастырю, и этим многих из них заставлял благодетельствовать обители на украшение храмов Божиих, улучшение быта иноков и т. п. Так, в 1640 году урожденная пани Куликовская, Анна Александровна Добрынская, пожертвовала в обитель преподобного Иова «посаг свой (приданное) – сто злотых, на хвалу Божию, дабы она отправляема была за душу ея по ея смерти».⁵¹⁸ В 1647 году некто Сергей Петрович, мещанин кременецкий, записал на пречистую почаевскую (т. е. церковь Успения) до монастыря полтораста злотых, дабы за душу его Господа Бога молили».⁵¹⁹ В 1648 году урожденный пан Иван Жабокрицкий записал на почаевскую обитель «двести злотых с имения своего Жабокрик с тем условием, чтобы эти деньги под условием отцовского благословения были отданы вельможному в Боге его милости отцу Иоанну Железу, игумену почаевскому, для совершения молитвословий за его душу».⁵²⁰ В 1649 году урожденный пан Юрий Пузына пожертвовал в обитель пренодобного Иова «злотых сто» с тем, чтобы «иноки, в том монастыре обретающиеся, сорокоусты, т. е. сорок служб Божих (или литургий) по обряду своей церкви отправовали и т. п.⁵²¹ Надобно думать, что по мысли же преподобного Иова, Анна Гойская, особым предсмертным завещанием своим от 21 марта 1617 года, снова подтвердила за обителью почаевскою все свои пожертвования, и для большей верности, может быт, по требованию самого же Иова, «облятовала» (заявила) оное в 1620 г. и записала в градских книгах кременецких,⁵²² и т. и.

Но особенно богатые приношения в пользу почаевской обители во времена пренодобного Иова сделаны были супругами «Евою з Бережец»⁵²³ и Феодором Грицевич – Домашевскими». В 1649 году Домашевские «обое вместе и нераздельно, будучи на теле и уме добре здоровы, и не будучи ни от кого подговорены, но по доброй воле своей, на сомнительный час живота своего, и сами будучи лет преклонных, а хотячи, дабы с тех (имений), которые были им от пана Бога даны в распоряжение, дотоле еще в диспозиции их оставались, не кому-либо, но имени Его (т. е. Божию) святому хвала была воздаваема на вечныя времена», записали почаевскому монастырю 33, [000] злотых польских, числящихся на разных заставных имениях, заложенных у Домашевских соседними панами, как то: Романом Гойским на местечке Устечку – (2500 злотых), Михайлом Чарторыйским на селе Островку (7000 злотых), и др. И это все с тем, чтобы «старший (т.е. игумен) и братия, в том монастыре тогда и на потом будучья и находящияся, по смерти их обойга тыя добра до поссесии своея взявши», пользовались оными «аж до отданя, со всеми доходами, какия за что из записов покажутся» – под условием только, чтобы «получивши тыя суммы или которую часть из них», получатели не на свою корысть какую световую (т. е. мирскую) ворочали, но тогда и на потом... за отпущение грехов их пана-Бога уставичне (постоянно) просили и набоженство за умерших звыклое (обычное) отправовали, також с тоеж провизии и церковь справовали» (т. е. содержали) и т. д.⁵²⁴

5.Другим не менее важным делом преподобного Иова для устроения Почаевской обители было построение нового каменного храма на место прежней деревянной церкви Успения Божией Матери. Теперь эта последняя оказывалась совершенно невместительною, особенно от множества богомольцев, начинавших стекаться на поклонение чудотворному образу Почаевской Божией Матери.⁵²⁵ Преподобный Иов так успел подействовать на благочестивое семейство Домашевских, что они решились «собственным коштом» соорудить на горе Почаевской новый каменный храм во имя Пресвятыя Троицы. Надобно думать, что по указанию самого же преподобного Иова новая церковь сооружена была несколько выше Успенской церкви, так что скала с Цельбоносною Стопою тогда вошла в состав самого храма, подобно тому как и теперь помещается она внутри большого лаврского собора во имя Успения Божией Матери.⁵²⁶

Благочестивые супруги украсили новый храм «всеми потребами, приличествующими таковой церкви», пожертвовав для этой цели не только многие денежные суммы, но и наследственные свои сокровища, состоящие из золотых и серебрянных вещей и других драгоценностей. В 1649 году храм был кончен вместе с двумя приделами, устроенными в нем по желанию Домашевских, во имя Благовещения Божией Матери и святого великомученика Феодора, и в том же году, по благословению тогдашнего Волынского (луцкого) православного епископа Афанасия Пузины (1634 – 1650), освящен, по всей вероятности, самим же преподобным Иовом.⁵²⁷ – В тоже время заботливостью преподобного перенесена была сюда из Успенской церкви чудотворная икона Божией Матери, и для большей доступности для поклонников, по древле-православному обычаю, была поставлена в иконостасе, над царскими вратами главного престола, с особым прибором для ее опускания, подобно чудотворной иконе Успения Божией Матери в Киево-печерской лавре, и подобно тому, как помещается она и в настоящее время в соборном храме почаевской лавры.⁵²⁸

6.Само собою разумеется, что при таких порядках и благоустройстве обители, во времена преподобного Иова должно было умножиться на Горе Почаевской и количество иноков. И действительно, уже в 1607 г., следовательно спустя не более двух-трех лет по прибыли преподобнаго Иова в монастырь почаевский, по свидетельству «горы почаевской», «в монастыре том умножися большое число иноков»,⁵²⁹ и обитель преподобного Иова сделалась предметом всеобщего внимания со стороны православных во всех соседних областях Польши и Poссии.⁵³⁰

7.Но не с одними только благотворителями преподобному Иову приходилосе иметь дело на горе Почаевской. Известно, что с половины XIII до самого почти конца XVII века, на Волыни как и по всей России, постоянно являлись опустошительные загоны татар, которые, предавая огню и мечу все, встречающееся на пути, удалялись восвояси, чтобы потом снова являться для даленейших опустошений.⁵³¹ – Между прочим один из таковых загонов, в 1607 году, явился в пределах обители почаевской, «одних убивая, прочих же захватывая в рабство». В это время один из иноков почаевских, неведая о татарах, проходил по горе, «молитвы совершающе». Вдруг один татарин напал на него и, увидев, что он стар и негоден к работе, поразил его мечем и обезглавил. Понятно само собою, какую скорбь это обстоятельство должно было причинить блаженному настоятелю и его обители. Но в тоже время Господь не умедлил и утешить раба своего и его братию. По преданию убитый инок взял свою отсеченную голову, «аки другий Дионисий Ареопагит», и принесши ее в церковь положил пред чудотворною иконою пресвятой Богородицы, и только после этого скончался, предав дух свой Господу.⁵³²

8.Но особенно тяжкие времена настали для преподобного Иова и его обители по смерти благочестивой основательницы монастыря почаевского, Анны Гойской. По ее кончине, имения ее перешли в руки внука ее Андрея Фирлея, каштеляна бельзского, впоследствии воеводы сандомирского; «тойже прият в свою область и Почаев – старый». – К несчастью Фирлей был протестант «ереси лютерския», а потому по одной своей вере уже не мог хладнокровно смотреть на монастырь почаевский, которому Гойская даровала столько имений и доходов. Кроме этого, как говорит предание, Фирлей по характеру своему вообще был человек дерзкий и завистливый. Потому приняв в свое ведение Орлю, Козин, Почаев и другие имения Гойской, он тот час начал портить и нарушать фундуш, данный монастырю Гойскою. С этою целью, «немогши терпеть в имениях своих иконы пречистой Матери Божией, находящейся в монастыре, и иноков, посвятивших Господу свою чистоту, он задумал уничтожить на горе почаевской чудотворный образ Марии Девы и самую Стопу, и вместе с сим изгладить и разрушить до основания как иноков, так и самый монастырь, с той целью, дабы все, что только было по благодати Божией чудесного на горе почаевской испокон века, пришло в вечное забвение. Для этой цели Фирлей сначала отнял поля, леса и сенокосы монастырские; за тем присвоил себе крестьян, обратил ни во что разные монастырские материалы, раскопал пограничные знаки для уничтожения фундуша и ловил за монастырем иноков, бил их и тиранил».⁵³³ В заключение Фирлей простер свою дерзость до того, что даже запретил возить воду из колодцев почаевских, – («еще бо, по словам горы почаевской, в то время не бе колодезя в монастыре»), и для сей цели разбивал монастырские бочки с водою, и «производил другие притеснения для уничтожения места святого».⁵³⁴

9.Нечего и говорить, что первою заботою преподобного Иова, при таком положении, должно было быть снабжение обители водою. С этою целью он прежде всего обратился с молитвою к Пресвятой Деве Maрии, сияющей в чудотворной иконе почаевской, и, в надежде на помощь свыше, велел рыть колодезь в скале, на которой стоит монастырь почаевский. Трудолюбивые иноки с полной готовностью принялись за дело. – Господь увенчал успехом их труды. Не успели они прокопать на 64 локтя, как немедленно в колодезе явилась вода, которою снабжается монастырь и до настоящего времени и которая, по безводной лаврской местности в Новом Почаеве, доселе составляет истинное благодеяние для лавры и ее поклонников.⁵³⁵

10.Но эта удача еще более озлила дерзкого Фирлея и вооружила его против преп. Иова и его обители. Вследствие этого, 19 июля 1623 года, он послал в Почаев «слугу своего Григория Козинского с прочими воинами такождо лютрами», которым велел ограбить монастырь, и в особенности захватить чудотворную икону Божией Матери: «ибо, думал он, если возьму чудотворную икону, иноки не возмогут оставаться на этом месте».⁵³⁶ Исполнители папской воли в тот же день напали на монастырь, и «похитивши не только украшения церковные, но и икону чудотворную Пресвятой Девы, отнесли ее в градец Козин в двор помянутого Фирлея вместе с золотом и серебром, фелонями, бисером урианским и серебрянными привесками, именуемыми по латыни vota, на которых лично (т. е. образно) представлены чудеса Божией Матери, и т. п.⁵³⁷

11.Таким образом четырнадцать лет терпел преподобный Иов притеснения и обиды, причиняемые Фирлеем его обители. Это время было употреблено преподобным для мирного соглашения с похитителями, или, как выражается сам Иов в протестации своей 1641 года «за частократным упоминанием приятельским отдати» похищенное.⁵³⁸ – Но когда это не привело ни к каким последствиям, то блаженный решился наконец передать свое дело формальному суду и в марте 1641 года 9 дня «ставши лично на уряде гродском, в замке его королевской милости луцком, пред Гавриилом Коритинским, бурграфом – наместником старотства луцкого, – именем своим и всей братии монастыря почаевского свидетельствовался против вельможного его милости пана Андрея Фирлея каштеляна бельзского, и протестовал, что поименованный его милость пан Белезский, сопротивляясь и неудовлетворяя обязательству, или (точнее) фундушу покойной урожденной ея милости пани Анны из Козинских Гойской, судиины земской луцкой, данному на основание монастыря почаевского Успения Пресвятыя Девы, и явно признанному пред книгами земскими кременецкими, – и вместе с сим, не обращая никакого внимания на проклятие, в том фундуше выраженное, но действуя к унижению и оскорблению хвалы Божией и имений церковных, – сам, вместо того, чтобы заслужить хвалу Божию и пресвятой Девы, усиливается и старается постоянно обижать церковь и тамошнее место, чтобы вместе с этим самых иноков вытеснуть с этого места. И прежде всего, захвативши образ Пресвятой Девы Богородицы, прославленный великими и замечательными чудесами и, сверх сего, усаженный богатыми и дорогими каменьями, из коих один жемчугов «урианских» больших было от осемнадцать (т. е. более тысячи), и на нем гривны три цельного золота с эмалью, – и при этом церковные облачения, пожертвованные как тою же покойною панею судииною, так и другими разными людьми побожными, равно как и сшитые великим коштом и накладом самими иноками – разных сортов: блаватные, бархатные, адамашковые, атласные, табиновые и другие низшего достоинства, и при сих облачениях кадильницы чисто серебренные и крестов два, также чашу с дискосами и другими сосудами, относящимися к совершению святаго таинства (евхаристии), серебряными и позолоченными, – и все это приказавши отправить до замку своего козинского не отдает и отдать не хочет... Потом при посредстве подданных своих почаевских (он Фирлей) попортил и уничтожил копцы (т. е. пограничные столбы), которыми отграничены были грунта монастырские, и вместе с сим обратил в свою пользу грунт поля оремаго и неоремаго – волок десять, в каждой руке по десяти резов, вместе с рощею находящеюся на этих же волоках, равно как и лесом, состоящим подле тойже церкви с полем и сенокосами, означенными в помянутом фундуше верными знаками. В тоже время согласно фундушу (Фирлей) не хотел выделять для протестующих ни десятины, ни суммы готовых денег, и вот уже за лет несколько, несмотря на частократные дружеские наноминания, не отдавал их и не хочет отдавать, и дозволяет арендаторам и шинкарям села Почаева отправлять в монастыре продажу всяких напитков во время совершения богослужения в важнейшие праздники на посрамление хвалы Божией. И к довершению всего, нарушая права и общественное спокойствие, в прошедшем 1640 году месяца июля 19 дня, насильно пославши урядника своего почаевского, вместе с боярами подданными почаевскими, которых было несколько десятков, именами ему ведомых, на собственные огороды монастырских подданных и монастыркий грунт, отграниченный фундушем между подданными монастырскими и монастырем, и лежащий по левой руке на пути из села Почаева в монастырь, порубал при посредстве онаго урядника, бояр и подданных ограду возле огородов, огородные посевы обратил ни во что, а поименованный грунт отнял и протестующих из онаго вытеснил, и то поле обратил на свою потребу, вследствие чего не только нарушил всякие законные обязательства, но и по причине неупотребления грунтов оных, многих привел к немалому убытку не только в монастыре, но и его подданных».⁵³⁹

12.Второго мая того же 1641 года преподобный Иов занес такую же жалобу в градские книги кременецкие – чрез посредство инока почаевской обители Филарета Борисковича.⁵⁴⁰ Но в тоже время, неполагаясь на одни собственныя силы, «иноки почаевские, совместно с игуменом своим Иоанном, которого сами униаты в этом случае называют особливым почитателем пресвятой Девы»,⁵⁴¹ усугубили свои молитвы ко Господу и Его пречистой Матери, прося вразумить святотатца и наставить его к возвращению похищенного. В особенности преподобный Иов молился о святой иконе, которая составляла для монастыря единственную надежду и главное, неоцененное сокровище. – И Господь не умедлил исполнить моление рабов своих. Однажды Фирлей, «от радости дьявольской невидая что более делать» нарядил свою жену в церковные фелоны, и давши ей в руки чашу церковную, начал вместе с нею и со всеми тамо (т. е. в козинском замке) бывшими хулить пресвятую Деву Матерь Божию в иконе почаевской до Козина принесенную». Но лишь только богохульная жена дерзнула таким образом издеваться над святынею, «каки на нее напал лют бес, которым она удручаема была чрез долгое время», пока святая икона не была возвращена на гору Почаевскую.⁵⁴²

13.Это было, должно быть, в начале второй половины 1641 года, потому что в своей реляции позву на Андрея Фирлея, от 14 ноября того же 1641 года, преподобный Иов уже говорит только «о взятии при иконе Божией Матери разных богатых вещей из церкви монастыря почаевского», но не указывает на похищение самой иконы, как это видим, в предыдущих протестациях (от 9 марта и 2 мая 1641 года).⁵⁴³ Ободренный таким видимым благоволением Божиим, прен. Иов еще с большею ревностью занялся процессом возвращения остальных вещей, похищенных Фирлеем. С этою целью он сам не раз «очевисто» являлся в Кременец, посылал туда разных доверенных лиц от своего имени, и наконец добился того, что в 1643 году был назначен настоящий следователь по этому делу (суперарбитр) «по обоюдному соглашению со стороны иноков почаевского монастыря и его милости пана Андрея из Домбровицы Фирлея, каштеляна бельзского», некто Стефан из Стремильча Лащ. Утвержденный в своей должности и записанный в книгах главного трибунала коронного (польского) любельского, Лащ несколько раз назначал сроки для производства следствия; но по болезни изменял оный. Наконец он назначил последний срок, по своем выздоровлении, на 9 марта того же 1643 года, и сам лично произвел дознание «на грунтах монастырских».⁵⁴⁴ Как и следовало, дело обители оказалось совершенно правым, и Фирлей декретом, 1643 года мая 5, «данным в Люблине, на консерватах воеводства киевского,⁵⁴⁵ и определением трибунального сейма воеводства волынского, от 17 ноября, того же года, «яко несталый и праву посполитому непослушный», был приговорен к удовлетворению обители, с вознаграждением за все убытки, понесенные иноками почаевскими как вследствие потери захваченного имущества, так и на расходы по процессу, и т. п.⁵⁴⁶

Но Фирлей был не таков, чтобы сразу повиноваться даже определениям высшей власти. Тем более неприятно было ему уступить простому игумену и его братии. Потому, не смотря на все старания пр. Иова, дело поднятое между Фирлеем «и отцем Иоанном Железо, и всею братиею его чернецами монастыря почаевского», длилось до самого 1647 года, когда по определению коронного любельского сейма, «на консерватах воеводства брацлавского», часть сокровищ, захваченных Фирлеем, была возвращена монастырю почаевскому и Фирлей (4 марта 1647 г.) покончил актом примирения с иноками «не в унии состоящими».⁵⁴⁷ В то же время, между прочим, Фирлей получил квитанцию от монастыря почаевского и за чудотворную икону, которая, по словам горы почаевской, «хотя и была возвращена обители после поражения жены Фирлея, в 1641 году, но чтобы ясновельможный Каштелян Бельзский ранее этого был расквитован по этому предмету судебным порядком, об этом (в актах монастыря почаевского) не читаем».⁵⁴⁸

Затем впрочем дело так и остановилось. «А тем временем как выражается Гора почаевская, воздвижеся бране на Польшу от Хмельницкого и татаров» (1648 – 1651). В тоже время, между прочим, козаки разрушили (1648 г.) г. Кременец, в котором на ту пору сосредоточены были все тяжебныя дела по искам почаевской обители.⁵⁴⁹ Вследствие этого, как читаем в одном современном документе Почаевской лавры, «они (т. е. козаки) разбили сундуки, находящиеся под крепкими замками в склепах кременецкого замка, в которых хранились акты как городские, так и земств, и сии акты, реестры и протоколы одни повырывали из переплетных досок, другие совсем порвали, иные посекли, третьи, попортив, побросали в колодезь (остатки которого и доселе существуют в Кременце, в развалинах замка, на яре Боне), и поразбрасывали в других местах; в каковом виде, по свидетельству того же документа, они лежали под снегом и дождями с декабря до самого апреля (1648 г.), так что только некоторые из них были найдены, и то в попорченном виде.⁵⁵⁰ А при таком положении дела, очевидно, вести какие либо дела не было положительно никакой возможности, тем более, что самая война Хмельницкая на ту пору как раз сосредоточивалась в окрестностях Кременца, невдали от Почаева, у Берестечка. Совместно с этим, в тоже время в замке Фирлея случился пожар, который истребил большую часть захваченного имущества монастырского.⁵⁵¹ Наконец в 1647 году скончался сам Фирлей.⁵⁵² Потому, «хотя, как замечает гора Почаевская, иноки (почаевские) и имели великое попечение, купно со игуменом своим Иоанном Железом, о том, дабы возмогли отыскать похищенное, в особенности фелоны, бисеры, серебро и золото, однако часть сокровищ, захваченных Фирлеем, даже до нашего времени (т. е. до конца XVIII в. и доселе) не суте возвращена.⁵⁵³

Таким же образом, вследствие помянутых обстоятельств к концу первой половины XVII века остались нерешенными и «справы грунтовыя», т. е. дела поземельные. И как по определению трибунального декрета любельского 1647 года пр. Иов, 4 марта, расквитался с Фирлеем за часть возвращенных сокровищ, оставив за монастырем одни только дела поземельные, так по этому делу ему более и не пришлосе сделать.⁵⁵⁴ В октябре (28 д.) 1651 года пр. Иов скончался, и уже преемникам его суждено было доводить это дело до конца, с другими более уступчивыми наследниками Фирлея.⁵⁵⁵

1. Православные книги, изданные в почаевской типографии во время преподобного Иова. 2. Преподобный Иов, как православный Писатель-Апологет. 3. Пребывание его на Киевском соборе 1628 г. 4. Келейные его упражнения. 5. Обращение с другими. 6. Уважение к нему современников. 7. Собственноручная подпись преподобного Иова в Почаевской лавре;. 8. Преподобный Иов дает у себя приют православным во время войн Хмельницкого. 9. Избрание преемника. 10. Кончина.

Известно, что на Волыни, в Почаевской обители, с самых древних времен существовала православная тинография, в которой, на основании привиллегий от королей польских, печатались разные книги на языках славянском, латинском и польском. Заведение этой типографии предание приписывает основательнице Почаевского монастыря Анне Гойской.⁵⁵⁶ Когда преподобный Иов прибыл на гору Почаевскую, типография эта уже находилась в цветущем положении: шрифт был красивый, похожий на современный ему шрифт типографии Киево-печерской Лавры; для начальных статей полагались особые калиграфические буквы; разные виньетки, финалики и бордюры назначались для начальных и конечных листов и т. п.⁵⁵⁷ Нечего и говорить, с каким сочувствием преподобный Иов должен был относиться к этому заведению, доставлявшему ему теперь возможность распространять полезные книги не только чрез переписку их, как это делал он в Дубенском монастыре, но и печатно для всех желающих. Вскоре блаженному представился и удобный случай для достижения этой цели. В то время во Львове, в ставропигии братства Успения Пресвятой Богородицы, был дидаскалом или учителем и проповедником, известный в истории нашей духовной литературы Кирилл Транквиллион – Ставровецкий, впоследствии архимандрит черниговский.⁵⁵⁸ В числе других своих сочинений Транквилион написал: «Зерцало Богословия», направленное против латинян; и по благословению преподобного Иова книга эта была «выдрукована в монастырю почаевском, в маетности (имении) его милости пана Андрея Фирлея, року 1618, месяца марта 12 дня.⁵⁵⁹

Таким же образом в почаевской типографии, во время преподобного Иова, печатались проскомидийные листы для рассылки в православные церкви, письма или послания православных архипастырей, разные молитвы и т. п.⁵⁶⁰ И конечно, по малочисленности православных типографий того времени в пределах юго-западного края Poсии, когда, по свидетельству истории, все «древнешия типографии Волыни: острожская, кременецкая, рахманевская, и другия мало по малу прекращали свое бытие и дествие еще в первой половине XVII века, и на Волыни была только одна словяно-русская типография почаевская»,⁵⁶¹ обитель почаевская находила возможность распространить свои типографские произведения между православными, и таким образом, без сомнения, по возможности содействовала к поддержанию православной церкви среди тогдашних бедствий, причиняемых латинством.⁵⁶²

2.Этого мало. В Почаевской Лавре издревле хранится рукописная книга с надписью: «Книга блаженного Иова Железа, игумена Почаевского власною рукою его писанная». Из рассмотрения этой книги оказывается, что преп. Иов не только издавал в свет чужие книги, но и сам лично подвизался на поприще церковной письменности, на сколько этого требовало его положение, как настоятеля обители и поборника веры православной. Что рукопись эта действительно принадлежит Иову, в этом не может быть сомнения по следующим обстоятельствам. Как мы уже сказали выше, в «житии пр. Иова», составленном его учеником Досифеем, прямо говорится, что угодник Божий, живя в Дубне, «писанием книг церковных упражняшеся».... Само собою разумеется, что к разряду этих книг должна быт отнесена и настоящая его рукопись, тем более, что книга эта писана частью уставом, частью полууставом, который имеет генетическое родство с тем курсивным почерком, каким подписался преподобный Иов почаевский на завещании Ирины Ярмолинской 1646 года, доселе хранящемся в почаевской лавре.⁵⁶³ Некоторые буквы скорописи, не смотря на разницу ее с полууставным письмом, все-таки значительно сходны между собою в том и другом письме, а другие скорописные буквы, повидимому несходные с полууставными, легко могли образоваться из последних естественным путем упрощения полууставнаго письма в скорописи. К этому нужно присовокупить предание о принадлежности этой рукописи перу преподобного Иова, восходящее к XVII веку.

Означенная рукопись не дошла до нашего времени в полном виде. В настоящем своем составе она заключает в себе 123 листка (в продольную осьмушку). Но остатки прежней, первоначальной пагинации показывают, что в ней было более 900 листов. Тем не менее и это, сравнительно не многое сохранившееся, имеет, чрезвычайно важное историческое и литературное значение.

Все содержание книги преподобного Иова почаевского, насколько позволяет судить уцелевшая часть ее, может быть разделено на следующие четыре отдела: 1) жития, сказания и слова на неподвижные праздники и нарочитые дни церковного года, за август, сентябрь и декабрь месяцы; 2) выписки из Патериков и особенно из Лествицы преподобного Иоанна Синайского; 3) слова и беседы на страстную и светлую седмицы и некоторые подвижные праздники и нарочитые дни церковного года и 4) выписки из разных книг, без заглавтй и указания источников, заметки и краткие поучения заимствованные, компилятивные, подражателеные и оригинальные, не приуроченные к известным дням, которые можно назвать поучениями на разные случаи. Этот последний отдел особенно важен, так как здесь преимущественно находятся самостоятельные опыты учительной деятельности преподобного Иова.

По мнению проф. Петрова, редактировавшего рукопись пр. Иова для напечатания оной в 1883 году, главное достоинство рукописного сборника преподобного Иова состоит в том, что этот сборник не есть безцельный свод выписок из попадавшихся преподобному Иову книг и отражает на себе характер личности преподобного Иова и его эпохи. И переписанные, и компилятивные, и подражательные статьи книги преподобного Иова указывают и определяют тот круге воззрений и понятий, в коем вращался ум преподобного Иова и воспитывалась его нравственная природа. С другой стороны состав книги преподобного Иова предполагает собою известный выбор из различных источников такого назидательнаго материала, который, соответствуя личному настроению и вкусам преподобного, вместе с тем имел более или менее прямое и близкое отношение к обстоятелествам места и времени жизни преподобного Иова. В этом случае выбор преподобным Иовом назидательных статей для своей книги обнаруживает в нем определенные цели, известное направление и самостоятельную мысль, ставящую преподобного Иова, даже в заимствованных им статьях, на один уровень с самостоятельными проповедниками слова Божия...

В рукописи преподобного Иова почаевского находятся поучения и выписки, направленные против евреев, католиков и разных протестантских сект. Впрочем против евреев и католиков здесь помещено только два обличения, притом заимствованные у Григория Цимвлака. Главные усилия преподобного Иова направлены были к обличению протестанствующих сект, преимущественно же быстро распространявшегося в то время (конец XVI и нач. XVII стол.) в. юго-западной России социнианства. Против социниан преподобный Иов ведет обширную полемику, апологически защищая важнейшие догматы православной церкви, отрицаемые еретиками. Так, в рукописи преподобного находится изложение учения (в противовес социнианам) 1) о Пресвятой Троице, 2) о Божестве Иисуса Христа, 3) об истинном Божестве и человечестве Иисуса Христа, 4) о Пресвятой Богородице, 5) о крещении, 6) о пречистых тайнах тела и крови Господа нашего Иисуса Христа, 7) об образах или иконах, 8) о хвале и чести святых угодников Божиих, 9) о посте, 10) о памяти умерших, 11) о храмах Божиих, 12) о человеческих страстях и необходимости добрых дел для человека, 13) о монашестве, и проч...

По мнению проф. Петрова, полемические и апологетические опыты преподобного Иова против сектантов протестанского характера должны занять почетное место в православной противо-лютеранской полемике второй половины XVI века, к которой они относятся. Перечисливши, хотя и с немалыми пропусками,⁵⁶⁴ дошедшие до нас сочинения православных писателей, обличавших в рассматриваемое время антитринитарианство или социнианство, проф. Петров заявляет, что по широте круга, захватываемого полемикой преподобного Иова, она может идти в сравнение лишь с наиболее капитальными трудами того времени в этой области, именно: «Показанием истины» Зиновия Отенского, «посланиями» старца Артемия и «Книгой о вере» 1602 и 1619 гг., отличаясь вместе с тем и высокими внутренними достоинствами... В некоторых отношениях полемика преподобного Иова должна быть поставлена даже выше и этих капитальных произведений. Другие обличители еретиков и защитники православия – говорит проф. Петров – или пользовались католическими пособиями, как напр. автор «Книги о вере», руководившийся полемическими трудами Вуйка, или же в борьбе с еретическим рационализмом сами становились на рациональную почву, старались опровергнуть еретиков доводами ума, переспорить их и заставить признать истину православия, напр. клирик Острожский Василий и Стефан Зизаний; тогда как преподобный Иов всецело стоит на почве священного писания, церковного предания и святоотеческих творений, вообще на почве церковности, и не столько доказывает, сколько раскрывает и уясняет истины православия и их светом освещает еретические заблуждения. Те, ставши на скользкую почву католических, или же рациональных доказательств, сами могли пошатнуться на этой почве и вдаваться иногда в противоположные крайности, выходить за пределы строгого православного богословствования, как это и случилосе со Стефаном Зизанием и некоторыми другими. Напротив, преподобный Иов почаевский выражал свою богословствующую мысль святоотеческими творениями, выписками из них и их выражениями и потому твердо стоит на православной почве.⁵⁶⁵

Но кроме сего в рукописи преп. Иова есть немало статей и его собственного сочинения компилитивных, подражательных и оригинальных, отличающихся таким же характером индивидуальной личности и непосредственного отношениея к нуждам и потребностям своего времени, как и статьи списанные и заимствованные из других источников. Статьи эти следующие. 1) «В неделю цветную толкование Евангелия о Лазаре», составленное по подражанию Златоусту и Григорию Цимвлику;⁵⁶⁶ 2) Заключительное нравоучение в конце апокрифического слова Златоустаго в неделю шестую цветную;⁵⁶⁷ 3) Поучение «о тepпении и благохвалении, и да не зело плачемся о умерших», составленное по подражанию поучений Златоустаго под тем же заглавием;⁵⁶⁸ 4) Поучение «о богатом и Лазаре», составленное по подражанию шестой беседы Златоустаго под тем же заглавием, с выпискою из нее;⁵⁶⁹ 5) Краткое поучение о семени и сеятеле и слушании слова Божия, составленное по подражанию слову Иоанна Златоустаго о труде земном;⁵⁷⁰ 6) Поучение об отречении от мира и о духовном совершенстве, составленное на основании отрывков из творения Василия Великого и Иоанна Златоустаго;⁵⁷¹ 7) Поучение о Каине и Авеле и зависти и злобе, составленное из трех отрывков из творений Иоанна Златоустаго;⁵⁷² 8) Поучение против пьянства на основании пророчества Иеремии;⁵⁷³ 9) О почитании св. икон из послания Иоанна Дамаскина, а по другим Феодора Студита, к Императору Феофилу и из других источников;⁵⁷⁴ 10) Поучение о божестве и человечестве Иисуса Христа, Его воплощении, и о Богородице.⁵⁷⁵ – Кроме того, как говорит г. Петров, в некоторых словах и беседах Златоустаго на дни страстной седмицы есть сокращения, изменения и дополнения сделанные тоже Иовом, и т. д.⁵⁷⁶

Как на особенность рукописи преп. Иова надобно указать еще на то, что она вся изложена на славянском языке, тогда как другие современные ей произведения западно-русской церковной литературы – почти все написаны на славянском языке в перемешку с малорусским и польским. Самое же содержание ее показывает, что это была книжка, по которой преподобный Иов говорил поучения братии, вероятнее всего, дополняя, что нужно, устными собеседованиями.⁵⁷⁷ И так как преподобному пришлось по преимуществу встретиться с протестанством в лавре почаевской, в лице Фирлея, то мы склоняемся к тому мнению, что и самая рукопись его, как носящая в себе несомненные признаки антилютеранской полемики, составлена преподобным в Почаеве, хотя может быть и начата в Дубне, в виду усилившейся тогда протестанской и в особенности социнианской пропаганды на запад Poссии.⁵⁷⁸

3.В 1620 г., православная южно-русская церковь была утешена назначением нового православного митрополита на место отпадшего Михаила Рогозы. В этом году Иерусалимский патриарх Феофан, рукоположивший (15 августа) Иова Берецкого в митрополита киевского, поставил также особого епископа (Исаакия Борисковича) на епархию Луцкую, от которой Почаевская обитель искони зависела в епархиальном управлении.⁵⁷⁹ Тем тягостнее было для православных последовавшее вскоре после этого отпадение известного поборника православной церкви Мелетия Смотрицкого, которого патриарх Феофан в числе других поставил также в архиепископа на епархию полоцкую, витебскую и могилевскую. Это случилось вскоре после того, как был убит (1623 года) известный гонитель православия, униатский витебский епископ Иосафат Кунцевич. Униаты и иезуиты объявили Мелетия соучастником в убийстве. Король велел казнить убийц... и Мелетий, неотличавшийся твердостью характера, упал духом. Вслед за сим он удалился на восток, где пробыл около трех лет. Отселе на возвратном пути Смотрицкий явился в Рим и там повергся к стопам папы, который буллою объявил его архиепископом (титулярным) иеpaпольским. После этого Мелетий поселился в дерманском монастыре (1627 г.), и вскор начал писать против православной церкви. Таким образом в 1628 году он поручил Дубенскому греко-униатскому архимандриту (спасскаго монастыря) Касиану Саковичу в дерманском монастыре свою «Апологию путешествия по восточным землям», в которой Мелетий не только выразил желание, чтобы восточная церковь соединилась с западною, но изложил разныя клеветы на церковь восточную и русских защитников православия. Здесь же он начал осуждать свои прежние сочинения, написанные в пользу православия⁵⁸⁰ и т. п.

Узнав об этом, митрополит Иов Борецкий поспешил назначить в Киев 1628 г. духовный собор, на который к 15 августа призывал всех православных западно-русских епископов, архимандритов и игуменов. Kpoме этого теперь предстояло ему объявить полученное из сейма королевское (от Сигизмунда III 1587 – 1632 г.) предписание о собрании пожертвований на предстоящую войну с Россией за русское престолонаследство во времена Михаила Феодоровича (1613 – 1645 г.). Послушный голосу архипастыря, а еще более ревнующий о славе православной церкви, преподобный Иов вместе с другими не умедлил явиться в Киев к назначенному времени, и здесь в течении всего собора имел утешение быть свидетелем отречения Мелетеева от унии, как он в соборном печерском храме Успения Пресвятой Богородицы 15 августа в служении с митрополитом топтал своими ногами свою апологию, как вместе с сим было произнесено проклятие на издателя Мелетеевых латино-униатских сочинений архимандрита Кассиана Саковича и т. п.⁵⁸¹

На другой день, 16 августа, от лица собора было издано соборное объявление, в котором все бывшие на соборе заявили, что они «твердо стоят в православной восточной вере, не мыслят об отступлении в унию и под клятвою обещаются не уступать, и к тому же увещевают весь православный народ».⁵⁸² Объявление это предложено было подписать всем присутствовавшим на соборе, – и в том числе после подписи митрополита и других духовных высших сановников как то: луцкого епископа Исаакия, знаменитого Петра Могилы, на ту пору архимандрита киево-печерского и т. п., приложил свою руку и блаженный Иов по своему обычному схимическому имени: «Иоанн Железо игумен почаевский».⁵⁸³

4.Не менее была замечательна и внутренняя жизнь преподобного Иова. «Днем бо, как говорит Досифей, безпрестанными рукоделии упражняшеся, как то насаждением садовых деревеев, умножением различных щеп (т. е. прививков), управлением садов, сыпанием плотин, которые и доселе находятся в Лавре за оградою при лаврских прудах с западной стороны. За тем ночь всю угодник Божий отдавал одному только Господу. Но особенно преподобный Иов любил уединяться для этой цели в одной каменной пещере на горе почаевской. Это та самая пещера, которая и доселе сохранилась в Почаевской Лавре и находится в так называемой пещерной лаврской церкви во имя преподобного Иова, под большою галлереею, ведущею в соборный храм Успения Пресвятой Богородицы. Если придти в пещерную церковь, в которой покоятся мощи преподобного Иова, под навесом природной скалы, искусно оставленной в своем первоначальном виде при постройке этой церкви, – то пещера преподобного будет вправо к востоку. Для того, чтобы войти в нее, надобно прежде всего несколькими ступенями подняться на скалу, и, наклонившись вперед, идти к отверстию пещеры, которое так невелико, что в него могут входить только люди более или менее тощие. Опускаются в пещеру, обыкновенно вытянув руки вперед, почти головою вниз, потому что камни, висящие над спиною, препятствуют прямому положению. Впрочем при этом вы хватитесь руками за камень, стоящий внутри пещеры с левой стороны в роде колонны, и таким образом опускаетесь в самую пещеру, пролезши между камнями около пяти аршин. Здесь прежде всего ноги останавливаются на небольшой круглой площадке в аршин в диаметре, вверху которой, обратившись лицом к северу, открывается пустое пространство в аршин над головою, с таким же потолком, только более неправильной формы. Затем протягиваете левую руку, опираетесь в помянутую выше колонну, и наклонив голову, потому что пред вами открывается каменный свод в роде балдахина, поднимаете ногу, как бы на ступень, и подвинувшись вперед, таким образом входите в самое большое, северное углубление пещеры. Здесь-то собственно, по преданию, преподобный Иов совершал свои молитвенные подвиги. По форме своей это углубление с левой стороны шире кверху, – а с правой – шире книзу. При осмотре пещеры открывается, что в ней могут стоять не более семи человек и то – кто наклонившись, а кто прислонясь к стене. Нельзя также не заметить, что пещера преподобного Иова имеет вид несколько крестообразный с неправильными углублениями, из коих самое большое северное; затем следуют по величине южное, и потом восточное; западное углубление то самое, которым входят в пещеру. В пещере нет ни одного удобного места ни для сидения, ни для лежания. Можно разве прислониться к стене полустоя, или же сесть, как обыкновенно сидят на земле. Но для правильнаго лежания положительно нет места, потому что основание пещеры чрезвычайно извилисто и неровно. Длину пещеры с юга на север можно примерно определить в аршин пять; ширина ее около трех аршин, полагая для этого в северном углублении более двух, а в южном более полутора аршина. Камень пещеры везде одного рода: это крепкий песчанник, из которого вообще состоит вся гора почаевская.⁵⁸⁴

Со всех сторон обросшая лесом и таким образом закрытая от взоров человеческих пещера преподобного Иова представляла надежнейшее убежище для любителя безмолвия. «И если бы эта каменная пещера имела уста, то она, – как пишет Досифей, – о сем совершенно известила бы нас, как иногда чрез три дня, иногда же чрез целую седмицу один в ней затворенный и питаемый только слезами, изливаемыми от чистаго сердца, он молился о благосостоянии света, во зле лежащаго». – Однажды, когда преподобный Иов молился таким образом, необычайный свет вдруг озарил его пещеру и в точении «более двух часов» отражался из глубины ее на противолежащей церкви. Я же, говорит Досифей, увидев, падши на землю, чрезвычайно напугался, странным таковым видением побежден».⁵⁸⁵

Между тем от «таковаго плоти измождения», и в особенности от напряженных, долгих стояний начали истекать ноги Преподобного, так что тело кусками отпадало от костей его, – «о чем», – как говорит Досифей, – и до сего дне свидетельствуют честныя мощи нетленныя, в раке лежащия».⁵⁸⁶ Тоже самое, между прочим, и теперь свидетельствуют благочестивые иноки почаевские, которым суждено было видеть тело преподобного Иова, во время переложения его мощей из одной раки в другую.

5.В обхождении с другими преподобный Иов был «чрезвычайно» братолюбив, смирен, послушлив, кроток, милосерд и до того молчалив, что, по словам Досифея, от него трудно было что слышать когда нибудь, «кроме разве при каждом деле и движении, как реку, молитву сию: Господи Иисусе Христе помилуй мя».⁵⁸⁷ В одно время ночью проходя чрез монастырское гумно, преподобный Иов застал здесь человека, крадущего пшеницу, «и так нашел на него нечаянно, что вор не мог и шагу сделате от меха, пшеницы исполненного». В испуге вор пал к ногам Блаженного, моля его, дабы он никому не говорил об этом; «ибо человек той, – по замечанию Досифея, – знаем был между соседями и потому он весьма опасался, да не испразднится таковым злым делом слава его». Но «старец не злобив сый и благоутробен», не только не укорил вора ни одним словом, но даже сам помог ему поднять украденный мешок, наставив только «смиренномудрыми словами» не делать впредь ничего подобного, – «и приводя ему во ум заповеди Божия и и нелицемерный суд, на котором надобно будет во всем отдать отчет Господу», отпустил его.⁵⁸⁸

6. Нечего и говорить, что при таком поведении и деятельности Преподобного, громкая слава, которая так неотступно сопутствовала ему в Дубне и Угорниках, не могла оставить его и в монастыре почаевском. В особенности многие знатные особы начали теперь избирать его своим духовным отцем, поручая ему таким образом свою совесть и жизнь, среди тогдашних козней, рассеваемых врагами православия. Так в 1646 году основательница православного Загаецкого Иоанна Милостивого монастыря Ирина Ярмолинская, пожелав сделать завещание, которым распределила свое имущество на богоугодные заведения, в том числе и 300 злотых на обитель почаевскую, в числе других свидетелей господ и приятелей своих, просила также скрепить это завещание собственноручною подписью и «духовника своего», преподобного Иова игумена почаевского. Блаженный исполнил желание благочестивой жены, и по своему обычаю подписался «Иоанн Железо игумен почаевский, устно прошоний, печатор рукою властною, Т. р. (т. е. manu propria или собственноручно.⁵⁸⁹

7. Этому обстоятельству между прочим Почаевская Лавра обязана тем, что в настоящее время имеет у себя хоть один автограф руки блаженного угодника, к сожалению не сохранившийся кроме этого нигде в делах почаевского архива. Этот памятник сохранялся долгое время в монастыре загаецком. Но в 1846 году, по распоряжению епархиального начальства, завещание Ярмолинской, с подписью преподобного Иова было истребовано из монастыря загаецкого и передано Лавре, в которой сохраняется и по настоящее время, как одна из замечателенейших редкостей.⁵⁹⁰

8. Другие в тоже время искали у преподобного Иова помощи в трудных обстоятельствах жизни. Так во времена войн Хмеленицкого (1648 – 1651 г.), когда по словам Горы почаевской «ради нападений неприятельских немного иноков обреталось в обители, и от людей мало кто приходил на гору почаевскую»,⁵⁹¹ преподобный Иов дал у себя убежище известному уже нам пану Ивану Жабокрицкому, который в своем завещании 1648 г. положительно свидетельствует, что «при таком тогдашнем бедствии, которое понесла Речь Посполитая и здешние краи, когда он (Жабокрицкий), по причине безурядицы, постигшей Речь Посполитую, не мог иметь при себе не только приятеля, но и собственных деток, разбежавшихся по разным местам, велебный к Богу отец Иоанн Железо игумен почаевский (с братию того же монастыря) его до монастыря своего з ласки своей (т. е. по своей милости) в том несчастливом бедствии принять изволил.... и как его, так и сына его младшего, при нем на тот час находящегося, достаточками своими содержал» и т. д. Вследствие этого между прочим Жабокрицкий и просил потом похоронить себя в обители почаевской, и для сей цели, как мы видели, записал ей двести злотых на поминовение, и т. д.⁵⁹²

9. Так между прочим подвизался преподобный Иов до 1649 г. – В этом году ему исполнилось 98 лет. Поэтому, обремененный трудами и летами, он начал заботиться о том, чтобы по его смерти обитель имела достойного руководителя. – И было о чем подумать. Прошло уже более полустолетия (53 года) с того времени, как церковная уния водворилась в пределах юго-западного края Poссии. К этому времени стараниями иезуитов были истреблены почти все древнейшие православные обители и храмы на Волыни; многие древние православные русские фамилии положительно перешли в латинство.⁵⁹³ Иезуиты с базилианами завладели почти всею волынскою областью, и хотя устрашенные оружием Хмельницкого поляки (24 февраля 1649 года) приняли грозные предложения Богдана об уничтожении унии и неприкословности православия, но эти предложения не были еще утверждены королем и не было надежды на их утверждение.⁵⁹⁴ Таким образом униатам оставалось только сделать еще несколько шагов, чтобы овладеть самою обителью почаевскою, составлявшей теперь, по значению своей святыни и по благодатным знамениям, в ней совершающимся, можно сказать, единственный оплот для православной церкви в пределах Волыни.⁵⁹⁵ Пока жив был преподобный Иов, он зорко следил за всеми кознями и ухрищениями врагов православия, и к славе его надобно сказать, он умел так влиять на современников, что латиняне при нем не смели даже и заикнуться об его обители.⁵⁹⁶ Но вот теперь он на закате дней свои, как человек, глубоко искушенный в опытах современной жизни, изучавший ее почти в течении целого столетия, преподобный не мог не провидеть прозорливым взором своим, какие грозные тучи должны были разразиться над его обителью по его отшествии. Еще несколько десятилетий, и самая обитель почаевская сделается достоянием латино-униатской пропаганды.... А тут еще не кончены дела с Фирлеями о захвате монастырских земель; в самом монастыре начали появляться беспорядки от недостатка братии и пр. и пр. – Потому, чтобы хотя на время дать обители умного и надежного деятеля, умеющего отстаивать дела монастырские, преподобный Иов, подобно преподобному Феодосию печерскому, пожелал сам избрать себе достойного преемника, и указал такового в лице иеремонаха Самуила Добрянского.⁵⁹⁷

Благопокорная братия с любовью приняла предложение преподобного и для большей верности скрепила назначиние Добрянского особым формальным актом за подписью всех принимавших участие в исполнении желания Блаженного.⁵⁹⁸

«Мы особы, ниже подписанные, – так значится в этом акте, – соглашаясь с волею Божиею и старшего нашего велебного в Боге отца Иоанна Железа, игумена почаевского, который, обращая внимание на слабость лет своих, и желая дабы это святое место и братья не ослабели в житии побожном и порядке о достатках монастырских, яко добрый пастырь и отец наш, умысливши провести остаток дней своих без всякой власти и тягости, указал нам за игумена и старшего, велебного в Боге отца Самуила Добрянского, и ему чрез свой особый лист уступил свое право игуменское,⁵⁹⁹ которого (т. е. Добрянского) и мы все, сколько нас в монастыре находится, мило и любовно и согласно принимаем за игумена и старшего нашего, и пока Господь Бог продолжит жизнб нашу, обещаем (оставаться) под его послушанием и властию без всякого противоречия и внесения каких-либо вымыслов, и поступающие на места наши (также поступать) имеют. А отец Добрянский должен так поступать с братиею, как того требуют обычаи и постановления монастырские, для каковой цели, ради большой веры и несомненности, и дали мы этот наш лист за подписью рук наших, кто из нас писать умеет, поручивши его до отдания брату нашему Арсению Ортотовскому, который за нас это писать будет.⁶⁰⁰ – Деялось в монастыре почаевском року 1649, месяца марта 13 дня».

Подлинный акт подписали: иеромонах Дорофей Третяковский (впоследствии второй игумен почаевский по преподобном Иове); – иеромонах Манасия; – иеромонах Ларион Казицкий; – иеромонах Маноель Водинский; – иеродиакон Исаия Ивановский; – иеродиакон Иосиф Новацкий; – иеродиакон Серафим Пахомович; – монах Арсений Ортотовский; – монах Варлам Шаравский; – а за всех неграмотных, именем, и за просьбою братий, которые писать не умеют, Стефан Онецкий».⁶⁰¹

Впрочем, как видно из актов лаврских, преподобный Иов и после этого не переставал собственно именоваться игуменом почаевским, и надобно думать, управлять обителью, особенно в важных обстоятельствах, до самой своей кончины. Так в деле о внесении завещания помянутого Жабокрицкого в городские кременецкие акты, месяца марта 18 дня 1650 г. преподобный Иов прямо именуется «игуменом почаевским», не смотря на то, что до этого времени, со времени избрания Добрянского, прошел целый год.⁶⁰²

10. 21 октября 1651 года, спустя четыре месяца после поражения Хмельницкого под Берестечком (30 июня 1651 года), преподобный Иов имел откровение свыше, что чрез седмь дней он должен скончаться. «И таким образом, по словам Досифея, день и «час отшествия своего еще пред седмицею на время изрече», – «еже и сбыстся», по замечанию того же писателя.⁶⁰³

28 октября 1651 года преподобный Иов сам служил Божественную литургию, и по окончании ее, воздав последнее целование сетующей братии «в тот же самый час, который предсказал», без всякой болезни, «мирно перешел от привременной сей жизни к вечному блаженству, в царство великого короля Иоанна Казимира третьего» (1648 – 1668).⁶⁰⁴

Братия со слезами опрятали «изсохшее от поста и трудов» тело отца и наставника своего, и отпевши его по чину святыя православныя церкви, благочестно предали оное земле «по обычаю», на шестом году царствования государя всея России Алексея Михайловича (1645 – 1676), при луцком епископе Дионисии Балабане (1650 – 1657), киевском митрополите Сильвестре Коссове (1647 – 1657) и всероссийском патриархе Иосифе (1633 – 1652).⁶⁰⁵

1. Открытие мощей преподобного Иова. 2. Знамения последовавшие после этого. 3. Явление преподобного Иова во время войны збаражской. 4. Преподобный Иов наказывает за неуважение к мощам своим. 5. Судьба мощей преподобного Иова во время завладения почаевской обителью базилианами. 6. Уважение униатов к преподобному Иову. 7. Намерение базилиан почаевских канонизировать его. 8. Судьба этого предприятия.

1.Семь лет лежало тело преподобного Иова в земле по его погребении. В это время над могилой его весьма часто являлся необыкновенный свет, приводивший многих в недоумение. Наконец на осьмом году (1659) «во едину от нощей» сам блаженный Иов явился «в сонном видении» тогдашнему киевскому митрополиту Дионисию Балабану (1657 – 1663), извещая его следующими словами: «извествую твоему преосвященству, яко тобою хощет Бог открыти кости моя».

Через несколько времени видение повторилось. Но митрополит, «как мудрый и искусный богослов», хотя и узнал старца, потому что, по словам Досифея, еще когда жил преподобный Иов, «он знал хорошо образ лица и богоугодное житие его»,⁶⁰⁶ – но на первых порах не обратил на это серьезного внимания, «приписывая это сонному, обыкновенному мечтанию, а не преестественному Божию промыслу». – Тогда преподобный Иов явился Дионисию в третий раз, «недавая покоя митрополиту и уже отомщением грозя ему, если не исполнит поведанного». Митрополит пробудился в трепете, и оттоле уразумел, что это «было от Божия произволения». Вследствие этого Дионисий ни мало немедля «на yтpие» взял с собою находившегося на ту пору в Киеве овручского архимандрита Феофана Креховецкого бывшего наместника Софийского, и «со всем клиром своим» отправился в обитель почаевскую.

Здесь на месте Дионисий произвел дознание о жизни преподобного, – «и изведав благие дела его, Богу угодныя», немедленно велел открыть гроб Иова, в котором были найдены святые мощи его, «без всякого истления, как бы того же часа погребенный, и исполненный недоразуменнаго благоухания». Митрополит взял нетленные остатки преподобного и «при многонародном людей собрании с подобающею честью перенес оные в великую церковь живоначальныя Троицы», – и здесь по древнему обычаю поставил в притворе церковном «року Господня 1659 месяца августа 28 дня».⁶⁰⁷

3.Тогда, по свидетельству Досифея, «многое множество народа одержимы различными недугами цельбу прияли; – ибо, как будучи в теле, преподобный Иов, по словам того же писателя, был исполнен великой добродетели, так и по смерти своей с верою притекающим к нему не преставал благодетельствовать». – Но особенно замечательное чудо совершилось в том же 1659 году, в лице самого Досифея, на ту пору уже игумена почаевского.⁶⁰⁸ Чрез несколько дней по открытии мощей преподобного Иова, Досифей заболел «огнем презеленым», или, как говорится в книге чудес, «вследствие тяжелых накожных нарывов», так что наконец «никому от врачей даже и на ум не приходила надежда на его выздоровление».⁶⁰⁹ В это время – в праздник Воздвижения, прибыла в Почаев «ради всенощного пения и воздаяния иных молитв Господеви», благотворительница обители пани Домашевская, и с прислугою своею проводила «нощной покой» в определенной для нее келии. Вдруг в полночь она слышит поразительное пение из храма; – в тоже время необыкновенный свет сиял в окнах его. Домашевская подумала, что иноки совершают всенощное бдение; потому послала служанку свою, именем Анну, к дверям церковным, чтобы она узнала и возвестила ей, что это такое? Посланная действительно нашла церковные двери отворенными, и когда вошла в храм («ангельскою бо рукою были отверзты двери», как замечает Досифей), увидела тот же необычайный свет, – и среди его преподобного Иова, соворшающего молитву посреде двух «прекрасных юношей, имеющих на себе светлое одеяние». В страхе Анна остановилась и стояла неподвижно. Тогда преподобный обратился к ней «с светолепными юношами» и сказал: «не бойся, девица, но пойди и позови ко мне игумена обители». – «Он лежит на смертном одре», отвечала Анна. – Тогда преподобный взял и подал ей шелковый плат, омоченный в миро, и велел отнести его к больному. Анна пошла и от имени новоявленного угодника начала звать Досифея в храм у дверей келии. Больной сначала принял это за мечту; но Анна не переставала «стужать старцу, толкуще в двери» и говоря ему: «если святыня твоя считает меня за привидение, то пошли хоть служителя твоего, чтобы он принял от меня свиток сей врачевания, данный тебе от Блаженного». Вооружившись крестным знамением, Досифей впустил к себе девицу, взял от нее плат, и помазав «от напоенного мура» свое тело вдруг сделался совершенно целым и здоровым, – так что встал с постели и пошел в храм. – Но там небесное видение уже прекратилось и екклеcиарх отпирал двери церковные для всенощного пения. Изумленный Досифей сказал ему: – «что это такое, отче брате, божественною силою совершается в святыни сей?» Екклесиарх с своей стороны испугался еще более и отвечал с ужасом: – «что, отче всечестнейший? Я ради великой болезни твоей не пошел к тебе и за благословлением; ибо вчера мы оставили тебя едва живым на ложе, а се ты всецел спешишь на утреннее пение». – Спешу, отвечал Досифей, исполняя веление блаженного Отца нашего Иова; он бо с ангелами в полунощи, когда мы все спали, помолился о моем спасении Пресвятой Деве Богородице, и ангельскою рукою вратом отверзстым, вошла служанка госпожи нашей фундаторки, которой блаженый Отец наш Иов вручил свиток, миром исполненный и, сим исцеливши меня, немедленно повелел мне идти в церковь, как ты видишь теперь меня без всякой болезни». – И лишь только екклесиарх отпер двери церковные, Досифей тотчас припал к земле пред ракою блаженного Иова и воздав Богу благодарение за таковыя чудеса, совершаемые Проподобным, немедленно приступил к служению всенощного бдения, к общему удивлению всех, знавших о его болезни.⁶¹⁰

Спустя немного после этого – «року 1661, месяца ноября 19 дня, нред урядом и актами гродскими кременецкими, и пред Стефаном Водорацким, наместником бурграфства кременецкого и правителем кременецкой гродской канцелярии, явившись лично урожденный его милость пан Иоанн Лобос просил записать в книги следующее: что он пан Лобос, будучи посещен от Господа с немалаго времени тяжкою болезнью, и потом по обету пробыв на богослужении в монастыре почаевском, здесь при чудотворной иконе и стопе пресвятой Девы Богородицы и при релитах (т. е. мощах) блаженного отца Иова, бывшего пред тем игумена почаевского, и цело, т. е. в неиспорченном виде от многих лет доселе здесь остающегося, за молитвами их святыми удостоился значительной Божией милости и доброго здоровья. За каковое благодяние Божия принося посильную жертву и благодарение величию Господа, и прославляя пресвятую Деву и этого блаженного (т. е. преподобного Иова) ... он Лобос записывает далее почаевскому монастырю сумму свою 760 злотых, прося молитв и поручая себя вниманию Почаевской братии и т. д.⁶¹¹

В тоже время исцелилась над ракою преподобного Иова «жена некая сановитая», именем Анна, от тяжкого недуга – беснования. По сказанию, печатаемому при житии преподобного Иова, она обошла много мест, славных чудесами, но нигде не получила исцеления, и только когда родственники ее привезли ее в обитель почаевскую, и повергли пред мощами Блаженного, «внезапно бес потряс ею возрычав аки лев», оставил ее здоровою молитвами Блаженного.⁶¹²

3.После сего летом 1675 года, во время так называемой войны Збаражской с турками, в царствование польского короля Яна Собесскаго (1674 – 1696), полчища татар, предводительствуемые ханом Нурредином, оставив збаражсюй лагере под началеством визиря ltapa-Мустафы, чрез Вишневец подступили к обители почаевской и обложив ее с трех сторон, осаждали в течении трех суток, грозя совершенным разорением.⁶¹³ Уже татары сожгли окрестные строения и убили одного священника и одного иеродиакона из монастырской братии. Наконец в ночь на 23 июля «они составили совет, поднявши многочисленнейшую силу, единодушно взять монастырь и умертвить всех христиан в нем находящихся.⁶¹⁴ К довершению несчастья, слабая монастырская ограда не представляла никакой защиты для осажденных, потому что в то время в Почаеве «келии были деревянные и монастырь имел только несколько каменных построек, будучи огражден только с некоторых сторон дубовою палисадою». В этих обстоятельствах игумен обители Иосиф Добромирский убедил братию и прочих христиан, заключенных в стенах монастыря, оставить всякую надежду на земную помощь и обратиться к единственной заступнице Божией Матери и блаженному угоднику пр. Иову. «В такой беде будучи, иноки и миряне непрестанно молились к Богу, теплые слезы от очей проливающи и припадая к образу пресвятыя Богородицы и к раке блаженнаго Иова».⁶¹⁵ Между тем в среду 23 июля, с восходом солнца, татары держали последний совет, как бы удобнее овладеть монастырем. В ужасе игумен велел петь акафист Божией Матери... И лишь только начали петь кондак первый: «Взбранной Воеводе», как над великою церковью внезапно явилась сама пресвятая Богородица с небесными ангелами, имеющими обнаженные мечи, «омофор белоблестящийся распуская»,⁶¹⁶ и тут же близ ее преподобный Иов, прилежно молящийся Богородице, кланяясь пречистой Деве, да не предаст в неволю татарам монастыря, где он был игуменом».⁶¹⁷ Татары сначала приняли это за привидение, и пустили стрелы в пресвятую Богородицу и блаженного Иова; но стрелы начали возвращаться назад и ранить тех, которые пускали их. Тогда в ужасе неприятели пришли в необычайное замешательство; «инии думая, что это небесные воины гнали в след их и хотели убивать их, устремлялись друг на друга и убивали один другого; другие были попраны лошадьми; и таким образом изволением Божиим, оставляя свое opyжие, побежали от горы почаевской». – Между тем освобожденные таким необычайным образом православные погнались за татарами, и в числе добычи захватили множество пленных, из коих, по словам «Горы Почаевской», некоторые приняв христианскую веру, долгое время оставались потом на послушании монастырском до своей кончины».⁶¹⁸

4. В 1711 году пришел в Почаев некто пан Каминский, чесник брацлавский, бурграф кременецкий, с двумя своими братьями из Брацлава, и просил игумена Иосифа Добрянского дозволить им в храме помолиться. Брат его Владислав, увидя нетленные мощи преподобного Иова, усумнился в их святости и втайне укорил иноков за то, что будто они ради корысти «одного из старцев усушили себе, дабы прельщать людей и собирать сокровище». Затем, выслушав «службу Божию», братья пошли в дом свой, «до веси называемой Залесцы». В ту же ночь Каминский внезапно был пробужден необыкновенным криком Владислава: «отселе уже не буду». В недоумении, чесник Брацлавский разбудил брата и спросил его, по какой это причине он так кричит и устрашается? – «Или ты не видишь, отвечал Владиславу, страшнаго сего старца, се палицею грозящаго мне, чтобы я не смел хульно говорить о святых Божиих? Спасите меня из рук блаженного Иова Железа». На другой день братья все трое снова прибыли в обитель Почаевскую и здесь усердно помолившись над ракою Преподобного о прощении грехов своих, клятвенно засвидетельствовали сие событие пред лицем игумена. Спустя двадцать лет после этого тот же бурграф посетил опять Лавру и спрашивал екклесиарха, записано ли в книге жития Преподобного чудо, бывшее с братом его; «себо яко истина есть, прибавил он, жив аз свидетель сему есмь».⁶¹⁹

5. Таким образом в течении более полустолетия по открытии мощей своих, преподобный Иов не преставал являть благодатную силу во свидетельство своей святости, на пользу православия. В это время, в 1711 году, Император Петр I-й, отправляясь в Прутский поход по пути из Луцка посетил, по преданию, монастырь Почаевский вместе с известным постриженником сего монастыря Феофаном Прокоповичем, в последствие архиепископом Новгородским. Здесь Великий Император поклонялся с благоговением всей святыне Почаевской, в том числе и мощам святого угодника, и в знак этого даровал тогдашнему игумену горы Почаевской Луке Пелеховскому «две грамоты жалованныя, яко он Пелеховский со всею братиею, когда армия Российская за Прут ишла, со крестом и иконами, по должности своей, Государя встречал».⁶²⁰

Затем не прошло и года, как Лавра Почаевская перешла в руки униатов, а с тем вместе досталось в их ведение и вся почаевская православная святыня с цельбоносною стопою и чудотворною иконою Божией Матери и мощами преподобного Иова (1720 г.)⁶²¹ Базилиане почаевские без труда распорядились святою иконою, потому что тогда вообще было в обычай у католиков и униатов завладевать благодатными православными иконами и обращать их в мнимо-законные святыни своей церкви. Но что делать с мощами преподобного Иова? Униаты неудомевали тем болеее, что к этому времени замойским униатским собором 1720 года ограничено было для униатской церкви почитание святых угодников древне-православной русской церкви повелением под анафемой чествовать из них только святого равноапостольного князя Владимира, блаженную Ольгу, Бориса и Глеба и преподобных Антония и Феодосия печерских. Между тем блаженный Иов скончался «в схизме», поборником православия. Вследствие этого, как только базилиане овладели монастырем почаевским, они тотчас закрыли мощи преподобного Иова и оставили их за решеткою, прекратив на первых порах даже всякое сообщение с ними, не чтили его памяти, не возжигали свечей пред мощами и т. п.

Но угодник Божий, так ревностно подвизавшийся против унии во время своей земной жизни, не оставил являть свою славу врагам православия и по своей кончине. В этом отношении особенно драгоценный памятник представляет для нас исвестная уже нам «Книга чудес Божией Матери и стопки (Xiega Cudow)», в которой вместе с житием преподобного Иова и чудесами, нами уже описанными, как мы сказали (см. предисловие), записан и ряд чудес, совершенных преподобным Иовом в самый разгар униатского преобладания в Почаевской Лавре с 1737 – 1768 год. Так по описанию этой книги «року 1737, дня 22, по календарю римскому, по нашему же 11 Ианнуария», при супериоре Лавры Гедеоне Козубском (1730 – 1736), пришла в монастырь некая пани Понтовская с малолетними сыновьями и дочерью и просила «дабы могла выслушать службы Божия». В это время старший сын ее, десятилетний мальчик, спросил и экклесиapxa: «где почивает Иов Железо, о котором говорят, что он не святой?» Не зная, что ответить на это, экклесиарх обратился к отроку с вопросом: «кто же это говорил тебе, что он не святой?» – Отрок указал на слуг, пришедших с его матерью, – и затем еще усерднее начал просить показать ему мощи Блаженного. Вслед за ним пошла его мать и бывшие с нею. Все только посмотрели на раку преподобного и, не воздав никакой чести мощам святого, «собирались выйти из пещеры». Но лишь только они вышли внутрь пещерной церкви, как вдруг детище, «зле глаголавшее о блаженном», оцепенело, «руки крестообразно простирающе». Вместе с сим у него отнялся язык и все тело стало твердо, «как деревяное». В ужасе мать и слуги схватили пораженное дитя и вынесли его из церкви. Затем испросив воды из цельбоносной стопы, и окропивши ею тело дитяти и вливши немного оной в уста несчастного, на силу только «мало нечто» привели его в чувство, и таким образом «в дом свой еле живое взяли».⁶²²

Спустя десять лет после этого 1748 года, октября 2 дня, при cyпeриоре Лавры Варлааме Какойловиче (1743 – 1752), пришла в Почаев другая пани Агнесса из Борецких Пражмовская, с мужем своим Валентином Пражмовским, и по исповеди и святых таин причастии заявила под присягой, «что ей три раза являлся во сне велебный отец Иов Железо, однажды в белой одежде с пораненною головою, а в другие два раза в облачении черном, и напоминал, чтобы она навестила его в Почаеве, где он почивает телом своим, и донесла местному настоятелю, что он (т. е. преподобный Иов) велебный слуга Божий достоин большей чести, и чтобы тело его было чтимо хоть каким нибудь освещением». Вместе с сим Пражмовская сознала и утвердила подписью своей руки и засвидетельствованием мужа, что пред первым видением «велебнаго мужа Божия» она часто болела головою и горячкою; когда же дала обет навестить «мужа Божия», то сейчас выздоровела и от горячки и от лихорадки. Впоследствии она медлила исполнить обет; но снова к этому была побуждаема двукратным явлением Блаженного.... пока наконец не исполнила его воли.⁶²³

После этого в 1753 году, во время управления Лавры генералом базилианского ордена протоархимандритом Ипатием Белинским, исцелился благодатью преподобного Иова мечник из города Дубна, или оружейный мастер Януш Лигурри. Работая однажды над саблей, Лигурри так ударил себя железом в колено, что от полученной раны врачи осудили его на смерть. Пролежав в постели 30 недель, дубенский мечник наконец в один день обратился за помощью к Божией Матери Почаевской и к Преподобному Иову, взывая: «Блаженный отче Иове Железо, помилуй меня». В следующую ночь явился ему преподобный Иов, и то не во сне, а на яву, говоря: «Не бесспокойся, будешь здоров; только более не обращайся к медикам; я сам пошлю тебе человека, который вылечит тебя». В ту же самую ночь Преподобный явился и жене больного, обещая ей исцеление мужа, «лишь бы только он пошел в Почаев и целовал тело его». На другой день с восходом солнца действительно пришел в дом Лигурри некий странник из Рима, он наварил в горшке липового цвету и дал выпить больному две чашки. После этого Лигурри заснул крепким сном, и в таком положении проспал целые сутки; за тем встал от сна совершенно целым и невредимым, как ни в чем не бывало. «Было сие, как говорит запись, 1753 года декабря 1 дня», а записано в книге чудес того же года августа 29.⁶²⁴

В той же записи, на странице 17 – 19, полагается на польском языке замечательная «Enconium, или песнь святому Иову Железу», – «составленная, как говорит книга чудес, одним больным при возращении к здоровью за молитвой к преподобному Иову, 1736 года октября 10 дня, и положенная в раке на память при теле его». В этой песни, в конце под заглавием: «автор этих стихов о себе», составитель ее рассказывает следующее: «что он грешный, будучи свален болезнью, в Боге, Mapии и святом (т. е. Иове) искал защиты, и в благодать Святого отдавался. И сейчас в сем пункте, как говорит сам автор, крепче становлюсь, встаю с кровати и большие силы получаю. Болезни, которыя меня мучили, значительно устали; и ставши здоровее, я прежде всего Богу честь и хвалу отдаю, за сим пресвятой Его Матери Почаевской, от Которой настоящее получаю здоровье, по молитвам отца Железа святого. Пусть на целый свет славится имя его, заключает неведомый автор.... Устно расскажу в Почаеве, что отец святый испросил мне здоровье».⁶²⁵

6. Опускаем затем некоторые другие частности, записанные в «книге чудес», не так выдающиеся. Во всяком случа и приведенного нами достаточно для того, чтобы видеть, как блаженный Иов хранил и являл свою славу среди самого фанатического увлечения униатов, и вопреки всем усилиям латинства давал чувствовать верным свое заступление. Следствием сего было то, что хотя униаты и закрыли решеткой и стеклом мощи Преподобного,⁶²⁶ однако при всем этом всегда питали к нему самое искреннее уважение. Так положительно известно, что они признавали его нетление, как об этом читаем напр. в «Горе Почаевской»: «его же тело и доселе в пещере, в монастыре здешнем сущего, нетленно почивает».⁶²⁷ Тоже самое писали базилиане почаевские и в « Преславной горе Почаевской»: «его имя в иночестве было Иов; а по приятии великого ангельского образа, или схимы, он был назван Иоанном. Тело его, с 1661 года не подлежащее ни малейшему разрушению, почивает здесь целое, в низкой, самородной, при каменных пещерах церкви».⁶²⁸ Есть также известие, что униаты имели у себя и почитали икону преподобного Иова. Так в «Книге чудес» на стр. 19 записан интересный «epigraphe chronicon» (т. е. хронографический эпиграф) к иконе преподобного отца Иова Железа, составленный его почитателем, живущим в почаевском монастыре, 1755 года июня 25 дня. Этот эпиграф гласит следующее:

Зряй любопытне на сию икону

Да веси, чию являет персону?

Иов он се есть, Железо реченный;

Житием свят муж, по смерти блаженный.⁶²⁹

Мало того, как гласит древнее почаевское предание, базилиане почаевские с течением времени стали явно допускать к мощам Преподобного поклонников, и даже тайком служили пред его мощами молебны, ставили и возжигали свечи и т. п. Так, в Книге чудес, под 15-м августа 1744 г., прямо значится, что некая Татианна Сидориха из Чудова (ныне местечко Житомирского уезда на Волыни), будучи больна «смертельною хоробою», видела однажды во сне пр. Иова, в образе старца в одежде монашеской, который сказал ей, что она выздоровеет, лишь бы только дала обет пойти в монастырь Почаевский и там пред мощами его «купила кадила и дала на молебствие»... «Еже и сбыстся», по замечании той же книги, т. е. значит, не только Сидориха выздоровела, но по ее просьбе базилиане также служили и молебен пред мощами пр. Иова, кадили пред ними фимианом, как пред законною, достопочтенною святынею и т. п.⁶³⁰

Подобно сему, 24 мая 1779 года, некто Григорий Волянский, по происхождению из королевства Венгерского, дал показание в Почаевской Лавре, что будучи в течении трех лет болен ревматизмом («на ламание костей») и страшной опухолью в ногах, – когда в 1778 году, потерявши всякую надежду па человеческую помощь, – обратился с сердечною молитвою о спасении к Божией Матери, то увидел однажды в октябре месяце во сне, будто он находился в дороге и от нестерпимой болезни страшно плакал... В это время явился ему монах, «небольшого росту и с бородою седою и щуплою» (каковым изображается пр. Иов), который обратился к нему с следующими словами: – «чего плачешь, сынку?» – и затем расспросивши его о болезни, велел идти ему в Почаев, и «сам взявши его и введши помежду стен, водил его то к Киоту Матери Божией чудотворной, то в пещеру, где лежали мощи блаженного Железа, то к стопе Божией Матери и т. д.⁶³¹ Пробудившись после этого Волянский вдруг оказался совершенно здоровым, – и за тем, как гласит «Книга чудес», отправившись в Почаев, «видел наяву тоже самое, что и представлялось ему во сне»,т. е. также покланялся мощам пр. Иова, и молился пред ними, по обычаю, как и пред всякими другими святыми и нетленными мощами.⁶³²

Наконец, в Преславной Горе Почаевской описано замечательное исцеление австрийского графа Ромуальда Иосифа Яворского, шамбеляна Его Императорского и Королевского Апостольского Величества, который явившись 7-го июля 1800 году в Лавру Почаевскую для принесения Господу Богу благодарности за свое спасение от необычайного воспаления желудка и последовавшей за тем смертельной горячки, тоже «с благочестивым любопытством посещал все свящ. места на горе Почаевской», и в том числе, по сказанию той же Преславной Горы, «ходил по длинной лестнице в пещеру или в подземную церковь, где и доселе почивает нетленное тело велебнаго слуги Божия Иова Железа» и т. д.⁶³³

7. Но особенно высокое уважение у базилиан почаевских началось к Преподобному в последней половине XVIII века, во времена известного фундатора Почаевской Лавры, графа Николая Потоцкого, старосты Каневского. В этом отношении особенно замечательна попытка базилиан почаевских канонизовать преподобного Иова от папы, чтобы такими образом сделать его угодником не только православной, но и латино-униатской церкви. Для сей цели набожный фундатор Каневский пожертвовал даже было особую сумму, обыкновенно требуемую в Риме в подобных обстоятельствах. В 1767 году дело это было передано на суд папы Климента XIV, вместе с вопросом о коронации чудотворной иконы Почаевской Божией Матери. Второго ноября 1767 года Потоцкий писал в Рим к другу своему, генералу базилианского ордена, протоархимандриту Ипатию Белинскому, управлявшему тогда Почаевской Лаврой и взявшему на себя дело о коронации Божией Матери и канонизации преподобного Иова: «какое сделано paспоряжение с пожертвованными от него суммами, и вместе с сим просил, чтобы часть из этих сумм была отделена на коронацию чудотворной иконы Почаевской Божией Матери, и в тоже время испрошена была канонизация преподобного Иова Почаевского». Совместно с этим в пятом пункте того же писема Потоцкий собственноручно спрашивает Белинского: «дело о коронации Божией Матери, равно как и канонизации святаго Иова Железа началось ли и в каком положении находится?» В ответ на это Белинский отвечал: По делу о коронации Божией Матери мы писали в Рим несколько раз и, отчасти обделанный, этот интерес пришел бы к скорой развязке, если бы этому не препятствовали современные обстоятельства в ойчизне... Что касается до дела о канонизации Преподобного (venerabilis) Железо, то оно несравненно труднее, по той причине, что теперь не так скоро приступают к канонизации Исповедника – не мученика (confessoris non Martyris); требуют больших и больших чудес, – да и те, дознанныя местным ординарием – епископом, в Риме перецеживают и перетрушивают по нескольку раз, собирая для дознания их rotam cardinaliciam (т. е. собрать кардиналов); почему, заключает Белинский, дай Господи, чтобы это дело довести до конца чрез лет несколько».⁶³⁴

8. И мы имеем несомненные доказательства, что базилиане почаевские долгое время с нетерпением ожидали этого конца, в полном убеждении в его благополучном исходе. С этой целью они заботились о составлении и напечатании песнопений в честь преподобного Иова,⁶³⁵ и в последней половине XVIII века (около 1770 – 1773 г.) заготовили было даже особую доску для печатания иконы преподобного Иова, а, быть может, печатали и самую эту икону для распространения между желающими.⁶³⁶ Но проходили годы; умер главный ходатай по этому делу Белинский (1771 года); папа Климент XIV разрешил (буллою 23 апреля 1773 г.) коронацию чудотворной иконы Почаевской Богоматери; затем 8 сентября 1773 года была совершена сама эта коронация;⁶³⁷ а о канизации преподобного Иова не было и помину. – По преданию, сохранившемуся в Почаевской Лавре, папа узнал о деятельности Блаженного против унии и латинства и отложил дело в сторону. А тем временем подоспело для Почаевской Лавры новое, предопределенное Промыслом время возвращения ее на лоно православия, а с тем вместе настал новый период и для мощей преподобного Иова, период нового православия его в недрах православной церкви, единственно способной оценить его блаженные подвиги и незабвенные услуги на пользу православия.⁶³⁸

1. Переход Почаевской Лавры в православие. 2. Донесение волынского епископа Амвросия Св. Синоду о мощах пр. Иова, знамения, последовавшие в это время от мощей преподобного. 3. Восстановление праздника 28 августа в честь преподобного Иова. 4. Новое торжественное открытие мощей его. 5. Серебряная рака для мощей преподобного Иова. 6. Высочайшее посящениее Лавры Государем Императором Николаем Павловичем. Устроение пещерного храма во имя преподобного Иова. 8. Распоряжение о праздновании памяти преподобного Иова в Волынской семинарии. 9. Новое Высочайшее посещение Лавры Государем Императором Александром Николаевичем. 10. Другие знамения, последовавшие от мощей преподобного Иова. 11. Предложение Высокопреосвященнейшего Арсения об открытии Дубенской обители и крестного хода с чудотворною иконою Почаевской Божией Матери на Дубенский остров. 12. Устроение нового храма во имя преподобного Иова. 13. Новое знамение. 14. Служба в честь пр. Иова с акафистом ему. 16. Заключение.

1.Более ста лет владели униаты обителью Почаевскою (1720 – 1831 г.). В это время стараниями Потоцкого (1771 – 1782 г.) была построена на горе Почаевской нынешняя великолепная лаврская соборная церковь Успения Пресвятой Богородицы, сооружен братский корпус со всеми принадлежностями, монастырские здания обнесены каменною стеною и т. п. Совместно с этим в 1774 году устроена, или точнее, переделана (noviter exlructa) в Лавре на самой окраине Почаевской горы, по южную сторону, теперешняя пещерная церковь с искусно оставленною в оной пещерою Преподобного Иова. С дозволения тогдашнего униатского луцкого Епископа Феодосия Рудпицкого церковь эта была освящена в 1786 году местными супериором Лавры Иеронимом Братковским, одновременно с большой Успенской церковью, и вследствие особенного памятного обстоятельства в Лавре посвящена во имя св. Великомученицы Варвары.⁶³⁹ Тогда же, по всей вероятности, перенесены сюда и нетленные останки преподобного Иова, и поставлены под навесом природной пещерной скалы, где и поныне почивают.

В таком положении, между прочим, находились дела, когда в октябре 1831 года, по Высочайшему повелению Императора Николая Павловича, базилиане были удалены из Почаева, и обитель почаевская снова возвращена в ведение православной церкви, как искони законная святыня и несомненное ее достояние.⁶⁴⁰

Вместе с этим, снова возвращены были православной церкви и нетленные мощи преподобного Иова. В том же 1831 году, по описи составленной православными приемщиками Лавры, в числе которых участвовал, между прочим, и известный кременецкий протоиерей Григорий Рафальский (в последствии Высокопреосвященный Антоний, Митрополит С.-Петербургский и Новгородский), под заглавием: «церкви», в № 2-м значится: «церковь пещерная алтарем на восток во имя св. Великомученницы Варвары, занимающая пространство под галереею в длину на 87, а в ширину на 10 локтей, – с резным, местами позолоченным иконостасом, и с большим на север отверстием, ведущим в пространную пещеру в скале, где в гробнице за стеклом почивают мощи преподобного Иова, игумена почаевского».

2. В тоже время, обер-прокурор Св. Синода, князь Мещерский, особой бумагой просил Преосвященного Епископа Волынского Амвросия, в ведение которого поступила теперь Лавра Почаевская, «войти в соображение, по местным обстоятельствам, о гробнице иеромонаха, известного под наименованием Железо, и представить об этом свое суждение Св. Синоду на рассмотрение и утверждение».⁶⁴¹ Во исполнение этого предписания Преосвященный Амвросий рапортом от 15 февраля за № 57 между прочим изъяснил Св. Синоду, что «в пещерной церкви почивают мощи Иова, православного игумена почаевского, совершенно целые.... и т. д.» Между тем и сам св. угодник Божий не преминул порадеть о своей памяти, и с поступлением Лавры в ведение православных снова начал являть свою благодатную силу особыми знамениями, свидетельствующими о его небесном прославлении. Так «1833 года, мая 25 дня, пришла в Почаев Оренбургской губернии, Мензелинского уезда села Макаровского крестьянская девица Матрона Шлегова 28 лет от роду. По ее показанию протекло три года, как начала она страдать болью в голове и во внутренностях. С того времени родилось в ней отвращение к святыне, и сколько раз бывала она в церкви, всегда чувствовала при чтении Апостола и Святого Евангелия, также при пении херувимской песни и совершавшемся каждении, сперва охлаждение, а потом внезапный необыкновенный жар в теле; за тем следовало слячение онаго и наконец трясение членов, часто сопровождавшееся страшным воплем. В 1832 г. Матрона ходила молиться Богу в Воронеж, потом в Киев. В сем городе она имела сновидение, в коем видела старца украшенного сединами и близ его некую женщину в белой одежде; оба побуждали ее придти к Божией Матери, говоря: ты там поживешь у игумена; там будут тебя поить и обливать водою от Божией Матери и там ты исцелеешь. Сии слова три раза были сказаны Матроне, и она твердо сохранила их в памяти. После сего, следуя слуху, что больные сподобляются исцеления от чудотворной иконы Богоматери в Почаеве, пошла Матрона в сию Лавру, где также при слушании Божественных чтений и пении открывались в ней прежние мучительные припадки, воспрепятствовавшие ей приступать к причащению св. таин, к которому она приготовилась. Между тем в первые три дня июня в пещерной церкви при мощах преподобного Иова несколько раз совершаемо было над больною освящение воды, чтение молитв, молебное пение преподобному Иову и Великомученице Варваре, каждение ладаном и возлияние святой воды. После сильных страданий с воплями и с противоборством державшим ее наконец она погрузилась в сон и проснувшись почувствовала во всем теле облегчение и ощутила радость. Во время вечерни 3 июня Матрона пришла из пещерной в большую церковь, и здесь то, как говорит, заметила в себе ту перемену, что могла уже спокойно и с благоговением молиться Богу, взирать на чудотворную икону Богоматери, слушать церковные пения, молитвословия и акафисты. На другой день в воскресение при apxиерейском служении она приобщилась св. таин, что произвело в ней неизглаголанную радость и душевное спокойствие. С того времени чувствуя себя здоровою умом и телом, в глубине души своей она признала, что совершенным исцелением обязана милости и благодати, проистекшей от чудотворной иконы почаевской Богоматери, равно и от мощей преподобного Иова, почивающих в пещерной церкви. Истина сего чудесного исцеления засвидетельствована показаниями разных лиц, взятыми от них под присягою в присутствии лаврского духовного собора, при военном чиновнике и заседателе земского суда».⁶⁴²

3. Это чудесное знамение последовало в Почаевской Лавре совместно с несколькими чудесами, совершившимися от чудотворной иконы Почаевской Божией Матери,⁶⁴³ – и, как особое явление силы Божией, духовным собором Почаевской Лавры доложено было Святейшему Синоду. Св. Синод в свою очередь не умедлил довести об этом до Высочайшего сведения, на усмотрение самого Государя Императора НИКОЛАЯ ПАВЛОВИЧА, вследствие чего, между прочим, Лавра Почаевская, подобно другим благодатным местам Русской православной церкви, получила разрешение завести у себя особую книгу для записывания «подобных знамений.⁶⁴⁴ В то же время, преосвященному Иннокентию архиепископу Волынскому, приемнику пр. Амвросия, дано было «разрешение высшаго начальства» установить на Волыни особый праздник в честь преподобного Иова. Для сей цели волынским епархиальным начальством было избрано 28 число августа, как день древней памяти преподобного Иова, особенно знаменательный по открытию св. мощей его в 1659 г. и потому еще до поступления Лавры в руки униатов празднуемый православными. Вследствие этого, 17 июня 1833 г. преосвященный Иннокентий дал особое предложение Волынской консистории, в котором, извещая о св. жизни пр. Иова и нетлении его св. мощей, равно как и о возобновленном праздновании памяти преподобного, в 28 день августа, предписал между прочими, «учинить немедленно надлежащее распоряжение о приведении сего во всеобщее по Волынской епархии известие чрез объявление священнослужителями прихожанам своим в воскресные или праздничные дни в церквах».

Вследствие этого, от 19 июня того же 1833 года из консистории последовало особое определение, в силу которого немедленно были разосланы особые указы духовным правлениям и монастырям Волынской епархии, а также и церквам Царства Польского (тогда состоящего в епархиальной зависимости от волынского преосвященного) и кременецкого уезда (в котором не было духовного правления), благочинными, равно как и в духовный собор Почаевской Лавры «с прописанием означенного предложения его преосвященства для надлежащего по оному исполнения».⁶⁴⁵

Весть эта скоро облетела всю волынскую епархию и пределы царства польского, и, как следовало, отозвалась радостно не только между духовенством, но и между православным народом, который немедля начал запасаться иконами Преподобного, служить ему молебны и т. п. Не говорим уже о том значении, какое вслед за сим начали иметь по отношению к этому обстоятельству открывшиеся непосредственно после сего посещения Почаевской обители православными, так что теперь на Волыни не много найдется церквей и даже частных домов крестьян, в которых не знали бы имени Преподобного, или не было его иконы, и т. п.

4. Между тем среди таких обстоятельств, в конце августа 1833 г., с Высочайшего разрешения и с благословения Св. Синода, прибыл в Лавру Высокопреосвященный Кирилл, архиепископ Подольский и Брацлавский, с своею свитою, ректором подольской семинарии архимандритом Гедеоном, протодиаконом, диаконами и певчими. Посетив пещеру, в которой подвизался преподобный Иов, и лично убедившись в нетлении его останков, Преосвященный Кирилл, по согласию с Преосвященным Иннокентием, решился снова торжественно открыть св. мощи преп. Иова для всеобщего почитания. С этой целью, 27 августа, оба Архипастыря совершили первоначально крестный ход в пещерную церковь и сопредельную ей пещеру, где покоилось тело Преподобного. За тем здесь же совершено было торжественное всенощное бдение с благословением хлебов у раки Преподобного. На другой день, 28 августа, в тот самый день, в который за 174 года пред сим мощи преподобного Иова были открыты митрополитом Дионисием Балабаном, оба Архипастыря после литургии, совершенной соборне Преосвященным Иннокентием в пещерной церкви, совершили торжественный молебен пред мощами Преподобного и своими Архиерейскими руками открыли оныя пред народом для всеобщего поклонения. За тем снова совершен был торжественный крестный ход с мощами преподобного Иова и Чудотворною иконою Пресвятой Богородицы, в котором участвовали ректор подольской семинарии архимандрит Гедеон, ректор волынской семинарии архимандрит Флавиан, наместник Лавры архимандрит Антоний (в последствии митрополит С.-Петербургский) и настоятель Дерманского монастыря архимандрит Иерофей (бывший епископ Острожский) со всею братией Лавры, членами волынской консистории (на ту пору помещавшейся в Лавре Почаевской), и множеством священников и других разных духовных и светских лиц, собравшихся в Лавру на этот праздник. На другой день, 29 августа, сам Преосвященный Кирилл служил литургию в большой соборной лаврской церкви в благодарение Господу, удостоившему его служить при сем священном торжестве во славу св. Угодника, который таким образом снова, так сказать, был канонизован Св. Синодом и отселе сделался предметом всеобщего почитания и поклонения у православных.

Так опять исполнились знаменательные слова блаженного Досифея, ученика Преподобного: «яко сице духовному сему светилу нашему иepoсхимонаху Иову (Иоанну) Железу не благоволи Бог под спудом нощной ненамяти сокрыватися, но на свещник е все народнаго зрения сицевым образом произведе».⁶⁴⁶ – И теперь в Лавре ежегодно, 28 августа, в память этого события, священно-архимандрит Лавры (он же и преосвященный Волынский) совершает всенощное бдение у раки преподобного Иова и Божественную литургию в пещерной церкви, после чего в заключение отправляется торжественный молебен пред мощами св. Угодника с провозглашением многолетия Государю Императору со всем Царствующим Домом, Святейшему Правительствующему Синоду и всем православным христианам.⁶⁴⁷

5. Вскоре после этого к большей славе угодника Божия его святые мощи были почтены особым богатым приношением от известной русской благотворительницы, графини Анны Орловой-Чесменской. Узнав о нахождении нетленных останков пр. Иова на горе Почаевской, благочестивая графиня пожелала устроить к ним серебряную раку. Для этого, собрав нужныя сведения, графиня заказала таковую в Петербурге серебрянных дел мастеру Верховцеву, употребив для этого чистого серебра 84-й пробы 3 пуда, 27 фунтов и 69 золотников. Кроме сего, вместе с ракою, графиня пожертвовала также в Лавру и остальные принадлежности к оной, как-то: бархатное покрывало малинового цвета и серебряную позолоченную лампаду весом 4 фунта и 12 лотов.⁶⁴⁸ К концу лета 1842 года все эти вещи были изготовлены и получены Лаврою, которая чрез Епархиального Преосвященного Никанора, находившегося тогда на очереди в С.-Петербурге, не умедлила довести о сем до сведения Св. Синода, вместе с испрошением его благословения на переложение св. мощей в новоустроенную раку. Св. Синод благословил совершить это проживавшему тогда в Почаевской Лавре преосвященному Анатолию, Викарию Волынскому, епископу Острожскому.⁶⁴⁹ Ученый и благочестивый пастырь избрал для этого нового торжества 14-е сентября 1842 года, и в этот день с подобающей честью переложил св. мощи из древней буковой раки⁶⁵⁰ в новую, в присутствии тогдашнего Волынского губернатора генерал-мaйopa Лашкарева, многих окрестных помещиков,⁶⁵¹ и при многочисленном стечении православного народа, обыкновенно собирающегося в Почаев на поклонение к празднику Воздвижения Честного Креста Господня.⁶⁵²

6. К довершению славы Преподобного, через несколько дней после этого изволил посетить Лавру Государь Император Николай Павлович. Император прибыл в Почаевскую Лавру 25 сентября 1842 г., и по выслушании божественной литургии в Соборной Успенской церкви, приложившись к Чудотворной иконе Почаевской Божией Матери, изволил пить воду из Стопы, – и затем в сопровождении Преосвященнейшего Никанора, Apxиепископа Варшавского (управлявшего тогда и Волынской Епархией), посетил пещеру Преподобного Иова, и здесь по обычаю русских православных царей благоговейно прикладывался к его св. мощам, как к благодатной святыне Лавры, достойной всеобщего уважения и почитания, наравне со всеми остальными досточтимыми святынями церкви православной.⁶⁵³

7. После этого, для надлежащего прославления пр. Иова, недоставало только приличного храма, посвященного его имени. Это дело взял на себя преемник преосвященного Никанора (возведенного в сан Митрополита С.-Петербургского), высокопреосвященнейший Арсений, впоследствии Митрополит Киевский и Галицкий. По его мысли 1858 года пещерная церковь во имя св. Великомученицы Варвары была разделена на две части, и в западной ее половине, примыкающей к пещере Преподобного, устроен особенный храм во имя препод. Иова, который в том же году был освящен самим высокопроосвященнейшим Арсением 28 октября, в день памяти Преподобного Иова.⁶⁵⁴

8. В то же время высокопреосвященнейший Арсений дал особое предложение Волынской духовной семинарии, которым предписал праздновать в оной «преставление преподобного Иова» 28 октября, и наравне со всеми остальными важнейшими праздниками с увольнением воспитанников от классов и приличным богослужением. И надобно сказать, – эта мера, как нельзя более, содействует к распространению памяти преподобного Иова особенно между духовенством волынской епархии, а чрез него, конечно, и между православным народом Волыни, в пастыри которому готовит своих питомцев Волынская семинария.

9. 31-го октября 1859 года Лавра Почаевская снова осчастливлена была вторичным Высочайшим посещением в лице покойного Государя Императора Александра Николаевича. Как и в незабвенное посещение его августейшего родителя, так и теперь блаженные останки преподобного Иова почтены были Высочайшим вниманием и благоговейным чествованием, – с тем еще отличием, что, посетив пещеру Преподобного, Государь не только прикладывался к его мощам, но и молился в новом храме, посвященном его имени.⁶⁵⁵

10. Таким образом не прошло и тридцати лет со времени возвращения почаевской обители в недра православной церкви, как память пр. Иова была почтена всеми возможными почестями, начиная от торжественного открытия его св. мощей и устроения к ним драгоценной раки, – и оканчивая устроением храма, посвященного его имени, установлением дня его памяти и двумя Высочайшими посещениями. – За то с своей стороны и св. угодник Божий не переставал снова являть свою благодатную силу на пользу и спасение всех обращающихся к нему с верою и несомненным упованием. – Так в записях Почаевской Лавры значится, что в мае месяце 13 дня 1855 г. «пришедши в Почаевскую Лавру на богомолье старуха лет 60-ти, жена отданного в рекруты Степана Алексеева Кирихина, государственного крестьянина вятской губернии, Елабужского округа Можинской волости, Можинского пятисотка, деревни Никольской Малой Сюги, Устиния Феодорова, показала, что 6-ть лет тому назад она, будучи в Почаеве бесноватою, молитвами у раки преподобного Иова, – где читалось ей последование на изгнание злого духа, приобщением благодатно целебныя воды из стопы Божия Матери освободилась от нечистого духа, мучившего ее тяжкими припадками беснования около 20 лет».

«1857 года октября 12 дня, новороссийского, Его Высочества Великого князя Владимира Александровича, драгунского полка майор Филипп Францевич Кейсер, с супругою своею Екатериною, прибывши из Каменец-Подольска на богомолье в Лавру, и помолившись здесь, просили ризничаго иеромонаха Анатолия вписать в книгу, к числу чудес Божией Матери и преподобного Иова, о случившемся исцелении над сыном их мальчиком, Владиславом, на которого, тут же указывая, рассказывали, что пред венгерскою кампанией в 1848 году этот сын их, будучи в младенчестве от роду четырех месяцев, был одержан с 4 декабря мучительными конвулеьсиями, которые продолжались 8-м месяцев. Наконец он сделался калекой, левая рука его была сведена назад; голова необыкновенной величины держалась на бок и ежеминутно тряслась. Доктора, истощивши все свои средства, решительно отказались от излечения больного, и мы родители сего младенца, как они рассказывали, оставались в отчаянии. Между тем, когда мы квартировали в городе Л уцке, некоторые особы сообщили нам сведения о св. Почаевской Лавре, о которой в первый раз услышавши, дали обет помолиться Богу в ней со страждущим младенцем, и когда мать оного младенца начала с верою и упованием призывать на помощь почаевскую Божию Матерь и угодника Божия преподобного Иова, то припадки начали у дитяти постепенно уменьшаться. Потом спустя несколько времени, приводя обет свой в исполнение, мать прибыла с болящим своим сыном младенцем в Почаевскую Лавру, где пред чудотворною Иконою Почаевской Богоматери отслуживши просимый ею молебен с акафистом, приложившись к чудотворному ее образу и приобщившись благодатной воды из Стопы Божией Матери отправилась в пещерную церковь; здесь у св. мощей угодника Божия пр. Иова, во время отпеваемого им молебна, когда приложили дитя к св. мощам, болящий младенец невидимою силою исцелился, сделался совершенно здоровым и красивым, – и теперь (указывая на него родители сказали): «вот каков он молодец» – О каковом чудесном исцелении мальчика Владислава благодарение воссылая Господу Богу, Пресвятой Деве Богородице и угоднику Божию пр. Иову, истину сею засвидетельствовали устно, майор Филипп и Екатерина Кейсеровы».⁶⁵⁶

11. Вследствие этого между прочим для большей славы Преподобного высокопреосвященнейший Арсений возымел было знаменательную мысль – устроить в честь пр. Иова особый крестный ход с чудотворною иконою почаевской Божией Матери на Дубенский остров, на котором угодник Божий столько лет подвизался на пользу православия, – и для сей цели снова восстановил там православный монастырь, который и теперь находится в зависимости от Лавры и состоит под ее управлением.⁶⁵⁷ – Мысль эта в 1860 году была повергнута на Высочайшее усмотрение Государя Императора Александра Николаевича. Его Величество изволил благосклонно принять проект высокопреосвященнейшего и (2 июля 1860 года) удостоил его Высочайшего утверждения. К сожалению только, по особой трудности, крестный ход этот ни разу не приведен в исполнение; только открыта одна обитель, хотя православные обитатели Волыни еще и доселе ждут крестного хода с нетерпением.

12. В 1862 году, по предложению духовного собора Лавры и с утверждения преемника Арсениева высокопреосвященнейшего Антония, бывшего apxиепископа волынского и житомирского, пещерная церковь во имя преподобного Иова расширена чрез снесение запрестольной стены и снятие Варваринского престола, который в том же году перенесен в лаврскую больничную церковь; на место же его поставлен новый престол во имя пр. Иова, освященный высокопреосвященнейшим Антонием 11-го октября 1864 г. Таким образом Лавра приобрела во имя своего святого угодника новый просторный и великолепный храм на место прежнего невместительного и сравнительно бедного.

13. Когда в 1867 г. Преосвященный Антоний переведен из Волынской епархии на кафедру, Владимирскую, его место занял новый Владыка, покойный Высокопреосвященнейший Агафангел, при котором 14-го января 1870 года случилось новое зммечательное чудо. 19 января того же года Собор Почаевской Успенской Лавры доносил Его Высокопреосвященству, что солдатка Екатеринославской губернии Ростовского уезда, Екатерининской волости, села Екатериновки, Ирина Васильевна Волошинова, от роду 37 лет, одержимая беснованием уже шестнадцатый год, бывшая во многих святых местах с мольбою об освобождении ее от злого духа, но нигде не получившая исцеления, прибывши 27 декабря 1869 г. в Почаевскую Лавру, 14 января 1870 года, по милости Божией, совершенно освободилась от духа беснования и получила здравие. Обстоятельства ее беснования и исцеления следующие: Прибывши в Почаевскую Лавру в сопровождении пятнадцатилетнего своего сына Михаила, Ирина Волошинова, хотя и присутствовала при богослужениях в Лаврских церквах, но присутствовала по принуждению; часто сопротивлялась идти в церковь до того, что ее приводили нисколько человек; в самой же церкви она постоянно издавала неистовый крик; в это время она ни на кого не смотрела и только в стенаниях произносила разные несвязные слова, ругательства и хулы, покушаясь даже ударить кого либо, особенно служащих, но была удерживаема. В сильных припадках беснования падала на землю, валялась, кричала, чем возбуждала к себе полное сострадание и обращала на себя внимание всех тем особенно, что находившийся в ней бес вел разговор в мужском роде. Столь явные озлобления врага рода человеческого возбуждали в Лаврской братии особенное усердие к молитвенному об исцелении страждущей возношением при всех церковных службах и в особенности пред Чудотворною Иконою Божией Матери и пред нетленными мощами Преподобного Отца нашего Иова, а с 11-го января после исповеди, удостоивши больную причастия Св. Таин, иеромонах Иоанникий, как чередный Пещерной церкви, по совету и благословению наместника Лавры, начал совершать над больной первоначально освящение воды, а потом и Таинство Елеосвящения с чтением заклинательных молитв Св. Василия Великого, что исполнено было 11-го, 12-го и 13-го января после Литургии. Во время сих священнодействий, особенно во время помазывания елеем, больная так бесновалась, что несколько дюжих человек не могли удержать ее. Наконец 14 января, по совершении над нею водоосвящения, когда при чтении заклинательных молитв не без усилий она была помазана елеем от лампад Божией Матери и Преподобного Иова, то бес, с криком «куда мне выдти?» стрясши и повергнувши эту женщину на землю, начал мучить ее до того жестоко, что она казалась мертвою; почему на груде ея положена была копия Чудотворной иконы Божией Матери, а на лице Честный Крест, и чрез некоторое время, после страшных припадков мучения, лице ее приняло надлежащий человеческий вид, она встала, начала креститься, молиться и благодарить Господа и Пречистую Его Матерь за явленное ей милосердие. Донося об этом Его Высокопреосвященству, Духовный Собор присовокупил, что после этого чудесного исцеления сделано было распоряжение о совершении соборного молебна с акафистом пред Чудотворным Ликом Пресвятой Богородицы о здравии Ирины и поручено возносить молитвы о ней и на прочих молитвословиях и пред св. мощами Преподобного Отца нашего Иова; что прежнее состояние болящей и настоящее ее положение могут подтвердить не только братия Лавры, но и сторонние и сопутствующие исцеленной.

На сем донесении резолюция Высокопреосвященнейшего Архипастыря последовала 22 января 1870 г. (№ 14) такая: «Поручаю о. Наместнику Лавры отобрать от посторонних лиц, знавших исцеленную до исцеления ее, показание 1) о прежнем состояние ее, 2) о настоящем ее положении и 3) о том, вследствие чего произошла эта перемена; о последующем же донести мне с приложением подлинных показаний и настоящих бумаг». Вследствие сей резолюции Наместник Лавры 17 февраля за № 279 донес Его Высокопреосвященству, что он в присутствии пристава 1-го стана Кременецкого уезда отобрал под присягою показания от пяти лиц: девиц Матроны Григорьевой Волкодавовой и Лукерьи Кондратьевой Прасоловой и солдаток: Марфы Димитриевой Мятепковой, Матроны Ивановой Соколовой и Анастаса Семеновой Москалевой, из коих первая – Матрона Волкодавова давно знает бывшую больною, а ныне совершенно исцелившуюся в Почаевской Лавре Ирину Васильеву Волошинову, как ее землячка. Все означенные лица, спрошенные Наместником, по важности дела, по присяге и в присутствии Станового Пристава 1-го стана Кременецкого уезда Индутнаго, подтвердили болезненное состояние и последовавшее в Почаевской Лавре исцеление Волошиновой. Сама Волошинова с видимым содроганием и ужасом о прошедшем своем состоянии, с искренним благодарением к Господу Богу, Пречистой Его Матери и Угоднику Божию Иову Почаевскому, спрошенная о. Наместником без присяги, чистосердечно подтвердила свою мучительную болезнь, происходившую от вселившегося в нее, как она высказала ему – о. Наместнику, злого духа и видимое действие благодати Божией, явленное ей в ее исцелении. Болезненное положение Волошиновой и настоящее ее здоровье он, наместник и почти вся братия Почаевской Лавры также могли свидетельствовать.⁶⁵⁸

14. Наконец, за Божиею помощью, пишущему эти строки суждено было послужить честной памяти угодника Божия составлением особой ему «службы и акафиста», изданных Почаевскою обителью, с разрешения и благословения Св. Синода, вместе с составленною нашим же недостоинством «службою и акафистом в честь чудотворной иконы Божией Матери Почаевской» в 1884 году, «в память исполнившегося пятидесятилетия со дня включения Почаевской обители в число православных русских лавр 13 октября 1833 – 1883 года». – С этою целью мы нарочито пересмотрели старинный акафист Преподобному, составленный, по преданию, одним ученым монахом, находившимся в Лавре в 30-х годах XIX столетия, и долго потом читавшийся пред мощами угодника Господня по рукописи, и дополнивши его новыми фактами, изложенный в настоящем историко-биографическом очерке жизни и прославления Пр. Иова, дали этому акафисту совершенно новый вид, оставив только прежнюю основу его, с прибавлением особой молитвы преподобному и пр. – Служба же преподобному составлена нами вся внове, так что теперь Лавра Почаевская смело может похвалиться, что сделала для славы своего угодника все, что только было возможно с ее стороны.

15. Что будет впереди, ведомо одному только Господу. Нам остается только молиться и в искренней христианской молитве просить св. Угодника Почаевского вместе с св. церковью, да сохраняет и соблюдает он всех и каждого в мире и тишине, вере нелицемерней и богоугодном жительстве и даст всем приходящими к нему и помощи и заступления ищущим благодать и милость от Христа Бога нашего и Пречистая Его Матере, да никто же изыдет от него в туге и скорби, в печали и сетовании посрамлен и постыжден

в надеянии своем; но кийждо по мере веры и любве своея восприимет ноне некую отраду и утешение, облегчение и подкрепление, защиту и помощь во славу Бога Триипостасного, Ему же подобает всякая слава, честь и поклонение, Отцу и Сыну и Св. Духу, ныне и присно и во веки веков. Амине».⁶⁵⁹

Тропарь Преподобному Иову, глас 4.

Возложил на ся иго Христово, от юности, Преподобне отче Иове, многолетне свято подвизался еси на поприще благочестия во Обители Угорницкой и на острове Дубенстем: и притек к горе Почаевской, знаменитой цельбоносною Стопою Пресвятыя Богородицы, в тесной пещере каменней богомыслия ради и молитвы многократно заключался еси: и благодатию Божиею укрепляяся, мужественно потрудился еси на пользу обители твоея, купно же и противу врагов православия и благочестия христианскаго: И наставив сицевому ополчению иночествующих, победители тех представил еси своему Владыце и Богу: Того моли спастися душам нашим.

Кондак. Глас 8-й.

Воссия от спуда земнаго Благодатная луча честных мощей твоих, угодниче Божий; яко благочестно пожив в вере Христа Бога нашего, достигл еси добродетелей совершенства. И оставль сладость жития преходящаго, в пещере горы Почаевския в пощении, молитвах и трудех свято потрудился еси, и тем тело твое увядил еси. Ныне же пришед к Богу в безмятежный и вечный живот, молишися о всех с верою к тебе прибегающих. Тем же благодарне вопием ти: радуйся, отче Иове, преславный угодниче Божий и обител

(7    Сентября и 13 Мая).

Время рождения преподобного Maкария неизвестно. Надобно думать, что это было не позже первых двух десятилетий первой половины XVII века, потому что около 1657 года св. Макарий был уже в сане архимандрита Овручского;⁶⁶⁰ а это конечно могло быть не иначе, как по истечении по крайней мере тридцати лет его жизни (с 1620 – 25 г.).

Блаженный Макарий родился в городе Овруче Волынской губернии, по преданию, от благочестивых и православных родителей, которые по одним именовались Токаревскими, а по другим – Торскими.⁶⁶¹ С ранних лет воспитали они своего сына в правоверии и страхе Божием. Но особенно молодой Токаревский отличался послушанием и любовью к молитве и храму Божию, вследствие чего не раз оставлял домашние поручения и удалялся в церковь на Богослужение или поступал на услужение к духовным лицам, чтобы у них учиться духовной жизни и благочестию.⁶⁶²

Около двадцатипятилетнего возраста любовь к молитве и благочестивым упражнениям окончательно овладела душею блаженного юноши, и он, оставив дом родителей, удалился в местный Овручский монастырь Успения Пресвятой Богородицы и здесь постригся с именем Mакария, как бы в предзнаменование того, что на самом деле он некогда сопричислен будет к лику блаженных,⁶⁶³ и других с собою приведет к блаженству вечному.

В новом своем звании Преподобный инок посвятил себя на изучение догматов Православной веры и правил благочестия. Особенно любил он заниматься чтением творений св. Иоанна Златоустого. – И поныне в Переяславском Соборе (Полтавской губерни), где почивают мощи святаго Maкария, хранится книга Творений св. Златоустого невской печати 1623 г. с собственноручною подписью преподобного Макария, свидетельствующею о принадлежности ее св. угоднику.⁶⁶⁴

Вскоре после своего вступления в монастырь, блаженный Макарий был рукоположен сначала во иеродиакона, а потом в иеромонаха. Наконец, около 1657 г., Архиепископ Черниговский Лазарь Баранович, в то время управлявший Киевской Митрополией, посвятил Его в сан Архимандрита и поставил Настоятелем обители Овручской⁶⁶⁵ (около 1659 г.).⁶⁶⁶

Деятельность преподобного Макария в Овруче относится к самым тяжким временам Латино-Польского преобладания на Волыни и во всех пределах Западного края России. – Прошло уже около полустолетия с того времени, как несчастная уния водворилась в пределах Речи-посполитой (с 1596 г.). К этому времени старанями иезуитов были истреблены почти все Православные обители на Волыни, многие древле Русские фамилии приняли унию или окончательно перешли в латинство, – и хотя устрашенные оружием Хмельницкого поляки (24 февр. 1639 г.) приняли грозные предложения Богдана об уничтожении унии и неприкосновенности Православия, но эти предложения не были приняты Королем и не было надежды на их утверждение, так что Латино-унитам оставалось только сделать несколько серьезных шагов, чтобы завладеть не только обителью Овручской, но и другими православными обителями Волынскими.

           Среди этих обстоятельств блаженный Макарий является одним из самых деятельных защитников Православия на Волыни и руководителем подчиненной ему братии против всех козней унии и Латинства. Преподобный управлял обителью Овручской около 15 лет. В это время униаты не раз нападали на его монастырь, расхищали церковное имущество, подвергали насмешкам и безчестью братию. Вследcтвиe этого, иноки Овручские почти постоянно собирались оставить монастырь, чтобы искать другого более спокойного места. Но преподобный всегда удерживал их от этого намерения, ободряя надеждою на Промысл Божий и заступлениe небесное. Особенно любил он псалмы Давида и ими врачевал скорбь своего сердца и сердца братии: «Повторяйте, говорит он инокам, повторяйте чаще слова Давида: Господь просвещение мое и спаситель мой: кого убоюся? Господь защититель живота моего: от кого устрашуся? Аще ополчится на мя полк, не убоится сердце мое. Аще восстанет на мя брань, на Него аз уповаю» (Пс. XXVI, 1. 3).

           В одно время Татары окружили обитель Преподобного так, что иноки не могли выходить ни за водою, ни за хлебом. Преподобный молился и наконец в совете с братией решился выйти против врагов с духовным оружием. С этою целью он совершил молебствие в храме и, с собором иноков, с иконами и хоругвями, вышел за монастырские ворота. Татарам показалось, что против них идет огромное множество народа. Это их так устрашило, что они обратились в бегство, не успев захватить с собою даже своих больных, которых оставили под стенами обители.

Спустя немного после этого Латиняне, вместе с униатами, пришли толпою в монастырь Овручский и вызывали Преподобного Настоятеля на обращение к yнии, или на спор о вере. Св. угодник отвечате им: «Нет общения света с тьмою; вы оставили свет и возлюбили тьму, оставили правила вселенских соборов и прияли предания лжи, и, вместо того, чтобы быть под главою Церкви Иисусом Христом, – преклонились под ноги западного властителя Церкви». Противники отвечали, что и они тоже имеют веру христианскую; на это Преподобный сказал им: «Покажите веру от дел своих. Христианские ли ваши дела, когда вы убиваете людей и истребляете заведения, воспитывающие Христианское благочестие? О, Господь воздаст вам судом своим за дела ваши; а мы стоим и будем стоять в своей вере, пока будет стоять мир. Ваша же вера, уклонившаяся от апостольской, рассеется как мгла от света».⁶⁶⁷

После этого поляки уже не могли терпеть более. Подстрекаемые иезуитами, они воспользовались нашествием татар на Полесье и вместе с ними напали на обитель Преподобного вооруженною силою, и разорив ее вместе с городом и окрестностями его, заставили самого Макария удалиться из Овруча (1671 г.).⁶⁶⁸ Святый угодник известил о своем бедствии Apxиепископа Черниговского Лазаря и удалился в Киев искать спасения в Киево-печерской Лавре.

В Киеве св. Maкарий утешен был дружеским посланием Архиепископа Черниговского Лазаря, который писал к нему (16 мая 1671 г.): «Весьма болезную о том приключении, которого вы и отклонить не могли. В этой скорби ищите утешения в одном Боге, который кого любит, того и наказывает. Вы находитесь как роза между шипами: она растет между ними, а они ей ничего не вредят. Будете еще долго процветать в Церкви Божией, как в вертограде, доколе не достигнете небесного. И Христос не легко приобрел тот венец, которым теперь Он украшен: сперва на земле перенес терновые на главе Своей колючки и затем получил на небе венец неувядаемый. Умеет Господь избавлять благочестивых от напасти (2Петр. 2, 9). Много зол Праведнику, но Господь от всех избавит его (Пс. 33, 20). Крепко хотелось мне жить по приятельски с вами у Всемилостивого Спаса (в Новгородсеверском монастыре), или где бы вам понравилось; но теперь этих лык не дерут; прежде гораздо удобнее было отыскать место, нежели теперь. В настоящее время и сами едим хлеб в изнурении (Пс. 136, 2); но готовы поделиться с вами тем же, потому что другого нигде нет, разве только там, где ни болезнь, ни печаль, ни воздыхание. Желаю вам после многих лет многих обителей на небе и с молитвами моими препосылаю благословение».⁶⁶⁹

В то же время попечительный Архипастырь ходатайствовал за Преподобного у тогдашнего Малороссийского Гетмана Дорошенко. «Его милость, О. Архимандрит Овручский, – писал Лазарь Дорошенку, – будучи не в состоянии покойно жить в своей архимандрии, ограбленный ордами и ляхами, лишенный служителей, которые умерщвлены, между тем, как имения забраны, отправился на поклонение святым местам Киевским; будучи постриженцем моим, он посетил меня как сын отца и рассказал мне о своих бедствиях. Благоволит, вельможность Ваша, милостиво принять его как человека достойного и заслуженного в Церкви Божией; выслушайте его с доверием как вполне стоющего веры».⁶⁷⁰

Следствием сего было то, что управлявший тогда на правом берегу Днепра Митрополит Иосиф Нелюбович-Тукальский определил Преподобного Макария в Канев и назначил его настоятелем тамошней обители. Долго сопротивлялся Преподобный этому новому своему назначению; его кроткая благочестивая душа полюбила Киевские пещеры и в них думала довершить свое служение Господу. Но воля Архипастыря превозмогла, и блаженный отправился на место своего служения.⁶⁷¹

В 1672 году в новой своей обители блаженный Maкарий дал у себя приют несчастному Юрию Хмельницкому, сыну знаменитаго Богдана, который по смерти отца своего так много пострадал от своей неопытности и наветов врагов своих.⁶⁷² Но особенно Преподобный Макарий прославился в Каневской обители своими чудесами, которыми Господь еще при жизни благоволил отличить своего угодника. Раз пришел к нему житель Канева, лишившийся зрения от болезни, покрывшей тело его струпьями. Болезнь при пособии лекарств частью облегчилась; но зрениее не возвратилось, и никакие советы врачей не оказали пользы слепцу. Тогда он обратился за советом к пр. Maкарию. Преподобный отвечал, что лекарств у него нет, по предлагает ему Евангельский совете: «Веруй и молись Тому, Кто дал зрение слепому; иди, прибавил Преподобный, к навечерию Богоявления Господня и молись». Навечерие совершал сам Преподобный, молясь и о слепце. Когда же сказал он в молитве: «велий еси Господи, и чудна дела Твоя», слепец ощутил, что мимо очей его прошел резкий луч света и он стал видеть все. В последствии времени, в благодарность за это, прозревший построил в Каневе храм в честь Богоявления Господня, который существует и до настоящего времени.

Другой опыт: сын одной матери, молодой человек, вел жизнь разсеянную. Скорбящая мать открыла скорбь свою Преподобному и просила помощи его. Преподобный взялся врачевать больного душою сына и то призывал его к себе, то бывал в доме матери, уговаривая сына придти в себя. Разсеянный сын, долго не внимавший ничему, раз сказал: зачем принуждают его долго молиться? Преподобный отвечал: «Долгие молитвы совершают иноки по обету и это к тебе не относится; но вот что относится к тебе: оставаться тебе без молитвы – тоже, что осудить душу на голодную смерть; читай одну молитву: Отче наш... и в ней найдешь все – и свет богопознания, и уроки для жизни, и утешение и силу для духа; прочесть эту молитву со вниманием, думаю, не тяжело». Разсеянный сын послушался. И что же вышло? Прочтя раз молитву, он захотел прочесть ее в другой и в третий раз. Затем молитва до того полюбилась ему, что он стал читать ее часто и читая учился добру, – стал трудиться, жить внимательно к себе, переменился во всем и был утехою матери до гроба.

Tpeтий случай относился в судье-лихоимцу, который не смотря на бедность, ни на слезы, продавал суд свой за деньги: Преподобный каждую субботу посылал к нему, то от имени одного, то от имени другого, деньги с запискою, где говорилось одно; «отдаю последнее, более не имею; пощади себя и меня». Судья, пораженный такою проповедью, не только отстал от лихоимства, но и нажитое неправедно раздал по церквами.

Однажды, по просьбе жителей, Макарий посещал Переяславль. В это время один отец семейства был тяжело болен. Горюющая семья просила Преподобного совершить над болящим елеосвящение. Он исполнил просьбу их и больному возвратилось здоровье.⁶⁷³

Вообще во все продолжение Каневской жизни препод. Макария и старые и малые, здоровые и больные, богатые и убогие приходили к нему и для всех он был отцем и благодетелем. В то же время Господь наградил своего угодника особым великим даром – прозрения. За несколько лет пред смертью он видел густые облака, посиявшиеся над обителью и мрак, часто облегавший всю страну. «Недоброе знамение, говорил Maкарий; видно будет лютая скорбь на нас». И точно, вскоре после этого, в пределах Канева последовал страшный голод, от которого жители пришли в отчаяние. Макарий раздал все свое имущество для избавления неимущих от смерти и кормил и призревал к нему приходящих.⁶⁷⁴ Наконец, за два года пред кончиною (1676 г.) он положительно предсказал городу Каневу раззорение и крайнее запустение своей обители, а себе мученическую смерть. Вследствие этого Преподобный велел братии своей готовиться постом, покаянием и причащением св. Таин как бы ко дню судному. В тоже время возбужденные его предвещанием православные обитатели Канева и его окрестностей отвсюду начали стекаться в обитель Каневскую и здесь день и ночь проливали в храме слезные моления ко Господу, а Макарий всех поучал непоколебимо держаться св. веры Православной, хотя бы за нее пришлось потерпеть самую смерть. «Прият венца нетленного никому невозможно, говорил он, если кто не будет законно мучен»).⁶⁷⁵

Скоро поляки напали на город Канев, многих убили и сожгли; оставшиеся в живых бежали в обитель Преподобного и в стенах ее под сенью Святого старца искали спасения.⁶⁷⁶ Но это было только начало бедствиям. В 1678 году Султан послал многочисленное войско из Татар и Турок взять Украину для Юрия Хмельницкого. После осады Чигирина, «бусурмане, как рассказывает летописец, 25 Августа пошли из-под Бужина вверх по Днепру. Дав себе отдых после военных бесспокойств подошли они к славному Козацкому городу Каневу и, сентября 4 взяв его, опустошили и умертвили множество людей. В старинном и прекрасном монастыре Каневском каневцы собрались во множестве и заперлись в большой каменной церкви, надеясь спастись здесь; но Турки обложили церковь соломой и дровами, зажгли и задушили всех в церкви.⁶⁷⁷

В это же несчастное время промыслом Божиим суждено было исполниться и предвещаниям преп. Макария о его страдальческой кончине.⁶⁷⁸

Покойный Н. И. Костомаров весьма справедливо называет св. Макария «Типическим святым эпохи Хмельницкого».⁶⁷⁹ Он жил и пострадал как жили тогда и умирали тысячи православных казаков за веру и церковь православную.

Когда неприятели окружили монастырь Каневский, то они сначала старались разными обманами вызвать жителей из обители, и требовали с угрозами, чтобы те сдались. Но здесь все находились под водительством пр. Макария и ничто не могло поколебать твердости их духа, возбуждаемого и поддерживаемого наставлениями блаженного старца. Видя непроклонность осажденных, Татары ринулись на обитель и разрушив ворота ворвались внутрь ее. Страх объял всх; каждый, кто мог, искал спасения на стенах и в погребах обители. Один только Maкарий бесстрашно встретил врагов с крестом в руках. Татары с яростью устремились на преподобного и, схватив его, начали бить чем попало и ругаться над св. крестом, бывшим в руках его. Блаженный страдалец молил их только об одном, чтобы они не оскверняли святого храма и не убивали невинных. Татары вытащили его из обители, и влача по улицама, били без пощады. Страдалец терпел и молился. «Господи, взывал он, приложи мне веру, да верен обрящусь пред Тобою».

После этого мучители вспомнили об имуществе, которое, по их мнению, должно было быть снесено жителями в обитель, и о золоте монастырском, и терзая Святого стали требовать, чтобы он сказал им, где они спрятаны? Святой старец отвечал: «Мое злато на небеси, а не на земли. Я здесь его не закапывал, зная, что придут тати и разбойники и расхитят; имущество Церкви в благодати и милости Божией». Варвары с насмешкой выслушали эти слова и отпустив тех, которых успели схватить в монастыре вместе с преподобным, послали сказать заключившимся в обители, чтобы они сдались и выдали все, в противном случае всем грозили неминуемою смертью. С своей стороны чрез тех же посланных Преподобный велел сказать заключенным: «Да не отступят православные от св. веры, но да с терпением стремятся на предлежащий им подвиг, памятуя непрестанно Господа Иисуса Христа: аще терпим, с Ним и воцаримся; аще отвержемся, – и той отвержется нас». Услышав имя Христа, нечестивые еще с большей злобой напали на мученика, поставили его между двух столбов и железным орудием начали крутить его колена. Страдалец молился и терпел, призывая Господа укрепить его в подвиге: «Стопы моя направи на путь мирен к Тебе, Боже, в селения Твоя; ибо сего желает и всем скончавается душа моя». Враги били его по лицу, по глазам и груди, наконец хотели было содрать с него кожу; но, опасаясь стечения народного, кончили тем, что отрубили ему голову и бросили тело его на площади⁶⁸⁰ (7 сентября 1678).⁶⁸¹

Оплакав своего заступника православные, среди ночной темноты, взяли тело его и внесли его в монастырскую церкове, в которой заключились, обрекши себя умереть за веру Христову. Между тем Татары вторично подступили к обители и, найдя монастырскую церковь заключенною вместе с собравшимся в ней народом, зажгли храм и всех заключенных в нем уморили дымом и сожгли огнем. Затем враги удалились и собравшиеся жители Канева пошли искать тела своих присных на церковном попелище. Но, к общему удивлению всех, они нашли одно лишь нетленное тело доблестного подвижника Христова Св. Макария. «Хотя и много было тел, говорит предание, но ни одно не осталось в целости; тело же преподобного обретено во власянице, с крестом на персях и с другим крестом в руках, которым он побеждал скорби жизни и поборал по вере Православной, ради коей благодушно приял мученическую смерть; тело его было как бы живое.⁶⁸²

Православные с любовью взяли блаженные останки отца и учителя своего и похоронили оные в том же храме, в котором и нашли его, – под жертвенником (8 сентября 1678 г.).

Святыя мощи блаженного Макария мирно покоились на месте своего погребения до 1688 г. В это время понадобилось перестроить церковь в монастыре Каневском, и, когда копали фундамент, докопались до гроба Преподобного Макария; двое из честных иноков открыли гроб и в нем нашли нетленные останки страдальца. В тоже время от мощей Преподобного начали истекать исцеления – и усердные Христиане начали стекаться ко гробу угодника Божия, мощи которого теперь с подобающей честью были перенесены и поставлены на приличном месте в той же обители. Но так как враги православия и после этого не переставали по временам нападать на Каневский монастырь, то в том же 1688 году иноки перенесли тело Св. Преподобномученика в г. Переяславль и здесь поставили оное в полковой церкви Воскресения Христова.⁶⁸³

В 1700г., когда восстановлена была Переяславская Епархия, бывшая долго в запустении от набегов Татарских, Епископ Переяславский 3axapий Корнилович испросил (после Полтавской битвы) у Императора Петра 1-го дозволение восстановить древний кафедральный Переяславский Свято-Михайловский монастырь. И когда он был кончен и освящен (1713 г.), то вместе с сим в ноябре месяце того же года, в день памяти Св. Архистратига Михаила (8 дня), были перенесены сюда и мощи Св. Преподобномученика Макария, и с великою честью поставлены в храме обители. Здесь почивали они до самого упразднения Михайловского монастыря (1786 года). После этого 4 августа того же года они были перенесены в каменную церковь Вознесенского Переяславского монастыря, где и до ныне почивают.⁶⁸⁴

У Преосвященнаго Гедеона записано одно замечательное чудо, случившееся, как пишет он, «в числе многих исцелений, истекавших от гроба Преподобного». В 1742 г., когда Преосвященный Никодим переносил Св. мощи Макария из трапезной церкви монастыря в обновленный им каменный соборный храм обители, – в это время полковник Алексий Глебов, не владевший руками и ногами, принесен был родственниками ко гробу Преподобного, и по отпетии молебна, приложившись к св. мощам получил совершенное исцеление.⁶⁸⁵

Примечание. Несколько необходимых слов об Овручском монастыре Св. Maкария и о наименовании Св. Макария Овручским.

Известно между прочим, что в житии Св. Макария, составленном Полтавским Епископом Гедеоном в сороковых годах текущего столетия, а отсюда и в «житиях Святых Русской Церкви» А. Н. Муравьева, монастырь, в который первоначально поступил Maкарий и в котором он постригся, именуется Овручским во Владимире-Волынском. И с другой стороны Н. И. Костомаров в статье своей: «Поездка в Переяславль», напечатанной в «Историческом Вестнике» 1885 г., справедливо обративши внимание на указанную выше ошибку, и сказавши сущую правду, что «в городе Владимире-Волынском нет, и сколько известно, не было монастыря с наименованием Овручского», далее присовокупляет, что «именно это название (Овручского) носит монастырь в Каневе, где впоследствии, сообразно известию жития, составленного Преосвященным Гедеоном, Maкарий был архимандритом». – «Неизвестно, пишет далее Костомаров, либо Maкарий постригся во Владимире, но не в Овручском монастыре, либо в Овручском монастыре – только в г. Каневе, а не во Владимире, либо наконец в ином каком либо монастыре, неправильно названном Овручским», – и в заключение всего, высказавши означенные предположения, Николай Иванович везде, где только идет у него речь о Макарии в звании его, как архимандрита, называет его не иначе, как «Каневским-Овручским».⁶⁸⁶

Что до первого из этих мнений, т. е. о пострижении св. Макария во Владимире-Волынском, то мы не могли бы иметь против него ничего, если бы на то были более или менее серьезные доказательства. Ибо, – постригся ли Maкарий в Овруче, или во Владимире- Волынском, – в том и другом случае он равно должен принадлежать Волыни не только по происхождению из нее, которое никем не оспаривается, но и по пострижению в монашество. Но помимо того, что во Владимире-Волынском, как справедливо замечает Г. Костомаров, никогда не было монастыря с наименованием Овручского, св. Макарию не было вовсе никакой надобности отправляться столь далеко из Овруча во Владимир, чтобы поступить в монастырь, когда в то время в самом Овруче существовало два своих монастыря, один Иоакимо-Аннинский и другой Богородичный-Успенский. По сохранившимся сведениям монастыри эти основаны были ранее 1499 года.⁶⁸⁷ Дальше, в грамате Сигизмунда короля Польского от 13 сентября 1525 года упоминается Игумен «монастыря Пречистое Богоматере в Овручом» Герман, который в силу той же граматы должен был уступить свое место лишенному архимандрии Киево-Печерской Архимандриту Антонию, так как Герман, «который той монастырь держал, нерадне ся справовал».⁶⁸⁸ Затем, как мы уже видели в житии Преподобного Иова, Игумена Почаевского, в XVII веке известен еще Архимандрит Овручский Феофан Креховецкий, отправлявшийся вместе с Митрополитом Дионисием Балабаном в Почаев для открытия мощей Иова в 1659 г.⁶⁸⁹ – «Около этого же времени, т. е. в архимандритство Феофана, говорит автор «сведений о монастырях Волынской епархии, ныне несуществующих» в Волынском Епархиальном Ведомстве, – в Овручском монастыре и постригся Священномученик Макарий, родом из Овруча; с 1657 г. (чит. 1659 г.) он был настоятелем Овручской обители», и т. д.⁶⁹⁰

Откуда же, – спрашивается, взялся у г. Костомарова Каневский Овручский монастырь, в котором будто бы только и архимандритствовал Maкарий? – Очевидно, это произошло от того, что Николай Иванович или вовсе не имел ни малейшего понятия о существовании Овручского монастыря на Волыни, или же, по тем или другим соображениям, совершенно игнорировал его, руководствуясь в данном случае исключительно «Историей Российской Иерархии», где в томе пятом, под названием «Овручский упраздненный мужской монастырь» не только говорится, что монастырь сей «находился от Переяславля в 40 верстах в местечке (ныне город) Канев , и потом превращен был в Униатский и Римско-католический», но и прямо полагается, что «в монастыре сем был архимандратом Преподобный Макарий Овручский».⁶⁹¹ Под влиянием, очевидно, этих сведений г. Костомаров в помянутой выше статье своей говорит: «быть может из этого же (т. е. Каневского Овручского) монастыря он (Макарий) пришел в Киев по разорении этого монастыря ляхами, и т. д.⁶⁹² Почтеннейший Николай Иванович тем легче мог впасть в подобного рода ошибку, что «История Иерархии» вовсе не знает ни одного из монастырей Овручских,⁶⁹³ и таким образом мимовольно дает возможность смешивать Овручский монастырь с Овруцким, в особенности в виду того, когда о семе последнем прямо говорится, как о месте служения Св. Макария.

Но если такого рода смешение, или помянутое нами выше неведение возможно и простительно для обыкновенного смертного человека, то они никак не могут быть оправданы в отношении к такому человеку, как Николай Иванович. – И прежде всего его, как истаго знатока русской и в особенности югозападной отечественной Истории, весьма естественно должно бы было поразить то различие, какое явственно слышится и для самого простого слуха, между наименованием Овручский и Овруцкий. Тем страннее для нас этот недосмотр, что сам же Г. Костомаров во всей статье своей везде называет Макария Каневским Овручским, тогда как, если он хотел быть верным своему мнению, то должен был называть его не иначе, как Каневским Овруцким, так как, по свидетельству «Истории Иерархии», как мы уже видели, в Каневе существовал Овруцкий, а отнюдь не Овручский монастырь.

Но еще более виноватым оказывается Николай Иванович пред историей, что, преурочивая место как последующего, так и первоначального служения Макария к одному и тому же Овручскому монастырю, сам же он не был уверен в этом окончательно. Иначе он не сказал бы: «быть может, из этого монастыря Макарий пришел в Киев», и т. д. Но в таком случае Николаю Ивановичу следовало бы справиться хоть у Строева, в его «Списках Иерархов и настоятелей монастырей», каковая книга, без сомнения, должна же была находиться у него под руками. А в этой книжке Г. Строев явственно различает Овруцкий Монастырь от Овручского, и не только помещает первый из них в Епархии Киевской, а второй в Волынской, но и упоминает, об известных уже нам настоятелях Овручского монастыря Германе и Антонии и т. д.⁶⁹⁴ Само собою разумеется, что справки эти дали бы совершенно иной порядок мыслям Р. Костомарова, – а отсюда ему не было бы и никакой надобности говорить: «быть может», а он просто должен бы сказать, как и говорит история, что препод. Maкарий прежде своего поступления в Каневский Овруцкий монастырь был сначала архимандритом Овручским.

А что это так, об этом прежде всего свидетельствует собственноручная подпись самого же Макария, сохранившаяся, как мы уже упоминали, на книге бесед Златоустого, хранящейся в Переяславском Соборе, где он явственно сам о себе пишет: «Макарий Токаревский, Архимандрит Овручский, Игумен Пинскй, Куплатицкий, Каневский».⁶⁹⁵ – К сожалению, подпись эта без означения года, – но она говорит сама за себя, ясно давая понять, что Овручский монастырь и Каневский совершенно не одно и тоже, как не одно и тоже были монастыри, упоминаемые в той же подписи преподобного – Куницкий и Пинский. В этом отношении даже можно еще поспорить с г. Костомаровым и вместе с «Историей Русской Иepapxии», действительно ли Каневский монастырь когда либо носил в собственном смысле наименование Каневского – Овруцкого? – Напротив, судя по всем данным, есть полнейшее основание думать, что название это, если и существовало, то не иначе, как по поступлении в него самого же Макария, яко Архимандрита Овручского. «А Каневский Игумен, т. е. св. Макарий, как справедливо замечает известный из компетентнейших знатоков западнорусской истории, М. А. Максимович, – продолжал именоваться Овручским (и по удалении из Овруча) по прежнему служению и пребыванию своему в том (Овручском) монастыре до его разорения, которое произошло весною 1671 года, по справедливому примечанию Черниговских Епархиальных Известий к одному из помещаемых там (вышеприведенных) писем Лазаря Барановича».⁶⁹⁶ Впоследствии строго-благочестивая жизнь и в особенности страдальческая кончина и прославление С в. Макария Овручского могли еще более закрепить это наименование, с переменой его на более удобное для произношения наименование Овруцкого, за бывшим его Каневским монастырем, каковое наименование потом и перешло в «Историю Иepapхии», хотя, нужно думать, наименование это вообще держалось не крепко, от чего между прочим сам Г. Максимович, в цитуемой нами выше статье своей: «Воспоминание о стародавнем монастыре Каневском», Овруцким не называет его ни разу.⁶⁹⁷

Наконец последнее, не подлежащее никакому сомнению доказательство того, что св. Maкарий до поступления своего в Киевский монастырь действительно был прежде Архимандритом Овручским, мы имеем у того же Г. Максимовича в его статье, специально посвященной памяти Макария, под заглавием: «Биографическое примечание о преподобном Архимандрите Maкарии Токаревском». В статье этой, первоначально помещенной в Полтавских Епархиальных Ведомостях 1865 г.,⁶⁹⁸ г. Максимович по поводу назначения Maкария в Овруч прямо говорит, что «Архимандритство его здесь началось никак не раньше посвящения Лазаря Барановича во Епископы, последовавшего в Марте 1671 года, а прекратилось оно с разорением того монастыря весною 1671 г. После этого, заключает автор, Архимандрит Овручский получил место игумена Каневского».⁶⁹⁹ Замечание это тем драгоценнее для нас, что, упоминая о разорении Овручского монастыря, г. Максимович сопоставляет его с нашествием Татар на Полесье, именно в 1671 г.,⁷⁰⁰ тогда как напротив о разорении Конева в это время история не имеет никаких сведений, а знает только о разорении его в 1678 г., последовавшем, как нам уже известно, одновременно с страдальческою смертью Maкария в том же году.⁷⁰¹ – А отсюда, само собою явствует, как непосредственно личность св. Макария связывается с землею Волынскою, тем более что и сам он ни разу не разрывал этого союза, всегда именуясь столь присным ему наименовением Овручского даже в самом Каневе, и с этим именем оставшись и после своей кончины, как настоящей родной наш угодник и чудотворец Волынский в ближайшем, собственном смысла этого слова. – Память святого Преподобномученика Макария празднуется 7-го сентября в день его кончины.⁷⁰²

Святой Иннокентий родился в конце XVII в. от древней Волынской дворянской фамилии Кульчицких и первые годы своей юности провел в Киевской Академии.⁷⁰³ Здесь он обучался всем наукам тогдашнего образования и немедленно, но окончании курса учения, отказался от мира, постригся в Киево-печерской лавре и принял священство. В 1710 году Московская Академия требовала из Киева наставников из воспитанников Киевской Академии. Между другими выбор пал и на Свят. Иннокентия, который отправлен был в Москву вместе с двумя товарищами по назначению. Спустя четыре года после этого Св. Иннокентий получил звание префекта и в том же году (1714) переводен в Петербург в Александро-Невскую Лавру с званием соборного Иеромонаха. Здесь он выполнял также должность Обер-Иеромонаха по флоту, т. е., как говорит Пр. Филарет Черниговский, «был начальником флотских иеромонахов, надзирал за их поведением, разрешал сомнения их и о нуждах их духовных сносился с Синодом».⁷⁰⁴

Спустя несколько времени, в 1720 году, когда Архимандрит Александро-Невской Лавры Феодосий Яновский был посвящен во Епископа Новгородского, Иннокентию поручено было исправлять должность Наместника Лавры.⁷⁰⁵ В это время между прочим Император Петр 1-й повелел, чтобы при Русской Пекинской миссии, как и при Римской миссии, был Епископ. В исполнение Монаршей воли Св. Синод назначил Иннокентия Начальником Китайской миссии, и 5 марта 1722 года он был посвящен с титулом Епископа Переяславского. Апреля 19-го новый Святитель выехал на место своего назначения с двумя иеромонахами, пятью певчими и тремя служителями. В марте 1722 года Иннокентий прибыл в Иркутск и за тем, остановившись в Селенгинске за Байкалом, должен был ожидать дальнейших распоряжений о пути в Пекин. Но в грамате, писанной из Сената в Китайский Трибунал, Иннокентий, помимо ведома Императора, был назван духовною особою – Господином. Этим воспользовались враги Православной Пекинской мисии, Китайские иезуиты, имевшие основание опасаться, чтобы Православный Епископ в Пекине не открыл китайцам глаза на их проделки. Они внушили китайцам, что слова: духовная особа и господин равносильны наименованию Богдыхана; вследствие этого Мунгальский Трибунал отказался пропустить Иннокентия в Пекин, «потому что», как сказано в ответной грамате, «он назван духовною особою и великим Господином».

После этого Иннокетий оставался целые три года в Селенгинске, в ожидании решения судьбы своей. Но чтобы не тратить напрасно времени, он стал заниматься проповедью Слова Божия язычникам, кочевавшим около Селенгинска, диким Бурятам и Монголам, и своею проповедью обратил к свету Христову значительное число неверующих.⁷⁰⁶ В тоже время он старался подкреплять туземных христиан, ослабевавших в вере от влияния соблазнов язычества.⁷⁰⁷ Затем в марте 1725 года Святитель, по указу Св. Синода, должен был переехать в Иркутский Вознесенский Монастырь в ожидании новых распоряжений о своей миссии. Вслед за сим, в июле того же года, Императрица Екатерина I-я послала в Китай для решения дел с Срединною Империей полномочного посланника Савву Владиславовича Рагузинского, которому в то же время велено было взять с собою и Иннокентия, если не будет препятствия со стороны китайцев. Рагузинскому велено было умолчать о Епископском сане Иннокентия, а только прямо именовать его лицом духовным. Но Рагузинский не удостоил даже своим посещением Святителя во время проезда чрез Селенгинск, куда в то же время, весною 1726 года, прибыли и Иннокентий в ожидании посланника. Причиною сего было то, что еще во время пребывания своего в Иркутске, Рагузинский за значительную взятку дал слово Настоятелю Иркутского Вознесенского монастыря Антонию Платковскому, что он, Платковский, а не кто другой будет начальником Пекинской миссии.⁷⁰⁸ И точно, именным указом, 7 января 1727 г., Платковский, по ходатайству Рагузинского, был назначен настоятелем Пекинской миссии, а Св. Иннокентию снова подтверждено было оставаться в Иркутском Вознесенском монастыре впредь до дальнейших распоряжений.⁷⁰⁹

Впрочем на этот раз и Св. Синод заставил ожидат себя недолго. Указом 15 января 1727 г. он восстановил то самое определение о Св. Иннокентии, которое предполагалось еще при Петре Великом, по случаю первого отказа Китайцев. В силу этого указа Иркутская церковь, входившая доселе в состав Тобольской Епархии и с 1707 года управлявшаяся Викарным Епископом, теперь поставлена в ряду самостоятельных Епархий, и Св. Иннокентий наименован ее Архипастырем с титулом Епископа Иркутского и Нерчинского. Сентября 1-го 1727 года Святитель разослал окружную грамату к своей пастве с пастырским наставлением и приступил к ее управлению.⁷¹⁰

Нет сомнения, что сам Промысл уготовлял неутомимого Иннокентия на служение новой Иркутской пастве, страдавшей на ту пору расстройством и безурядицами, превышающими всякое понятие. Святой Архипастырь увещевал и наказывал виновных, пресекал беспорядки, давал разные инструкции, назначал доверенных лиц для решения недоразумений, предписывал духовным вести себя честно и не забывать своих обязанностей и т. п.⁷¹¹ Но самые теплые заботы были обращены блаженным Архипастырем на Монгольскую школу, открытую при Вознесенском Иркутском монастыре еще в бытность Платковского. Святитель исправил ее помещение, завел в ней обучение Церковно-Славянской грамоте, вызывал способных учителей и заботился о доставлении нужных книг. И как человек образованный, без сомнения, он поставил бы эту школу в самое лучшее положение, если бы тому не мешала скудость средств и крайние нужды, с которыми боролся сам Святитель. По странному недосмотру, при определении Св. Иннокентия на Иркутскую кафедру, не было сделано распоряжения о его жаловании. Вследствие этого ему приходилось содержать школу из доходов Вознесенского монастыря, который один питал и содержал и его самого. Святой Иннокентий представил Синоду о нужде в жаловании и о границах епархии, оспариваемых Тобольским Митрополитом. Синод постановил определением от 29 августа 1729 года как назначить жалование и сумму на постройку Apхиерейского дома, так и, согласно прошению Иннокентия, включить в состав его епархии округи Селенгинский, Якутский и Илинский. В то же время определение это было сообщено Сенату. Но Сенат молчал до самого 1731 года, вследствие чего Синод вынужден был войти с докладом об этом к самой Императрице. И только 27 октября 1731 года определение Св. Синода было утверждено, и Сенат распорядился о выдаче жалования Иркутскому владыке и денег на постройку Apхиерейского дома.⁷¹²

Но этими плодами забота Святителя суждено было пользоваться уже его преемникам, а не самому Св. Иннокентию. В начале октября 1731 г. он, и без того не пользовавшийся крепким здоровьем, заболел и пролежал целых два месяца, не будучи в состоянии даже совершать служения для ожидавших посвящения ставленников. – Ноября 25 он приказал молиться в храмах Иркутска об облегчении своей болезни, и наконец утром 27 ноября предал дух свой Господу, истощенный заботами и скорбями, хотя в это время ему было только не много более 50-ти лет.

В 1764 году, по случаю производившихся работ под алтарем Тихвинской Иркутской церкви, в которой был похоронен Св. Иннокентий, гроб Святителя видели совершенно целым; даже бархат, которым он был обит, не был поврежден сыростью места. За тем, когда открыли гроб, то Св. тело оказалось совершенно нетленным и издавало приятный запах.

В царствование Императора Павла I, Сенаторы Роневский и Левашов, ревизовавшие Иркутскую губернию, донесли Государю о нетленных мощах и чудесах Святителя. Вследствие этого в 1800 году Святейшим Синодом предписано было духовным лицам поверить на месте донесения Сенаторов. Строгое следствие вполне оправдало их известия, и вслед за сим мощи Иннокентия были торжественно открыты и по всей России предписано было праздновать память его в 26-й день Ноября.⁷¹³

Тако глаголет Господь; будет в последния дни явлена Гора Господня, и дом Божий на верху гор, и возвысится превыше холмов, и приидут к нему вси язы́цы (Исаи II, 2).

Исторический очерк по поводу исподнившагося пятидесятилетия со дня включения Почаевской обители в число православных Русских Лавр (13 Октября 1833 – 1883 года).⁷¹⁴

«Да пребудет обитель сия (Почаевская) навсегда оплотом православию и русской народности в древнем русском крае». (Слова Государя Императора Александра Александровича. Из телеграммы Г. Обер Прокурора Святейшего Синода по случаю бывшего юбилея на горе Почаевской).

В 13-й день октября 1883 года исполнилось ровно пятедесят лет, как Его Величеству Государю Императору Николаю Павловичу поднесен был Святейшим Синодом всеподданнейший доклад, удостоенный на другой же день Высочайшего утверждения, о присвоении Почаевской обители, два года тому назад возвращенной из унии в православие (10 Октября 1831 г.), звания Почаевской Успенской Лавры, с указанием средств к ее содержанию. Как известно, по этому поводу, с разрешения Святейшего Синода, отпраздновано было на Горе Почаевской знаменательное торжество, в котором приняли участие многие высокопоставленные лица не только духовные, но и светские, и сам даже Его Величество Государь Император Александр Александрович с Августейшею Супругою своею, удостоившие Почаевскую Лавру в 13-й день Октября Высочайшего внимания трогательной телеграммой и присылкой особой драгоценной лампады в память бывшего юбилея к чудотворной Иконе Божией Матери Почаевской, и т. п.⁷¹⁵

И одного этого обстоятельства достаточно, как нельзя более, чтобы обратить внимание на Гору Почаевскую всех любителей отечественной истории и почитателей русской святыни. – Но кроме этого, Лавра Почаевская замечательна и во многих других отношениях. Замечательна ее судьба и положение в среде прочих наших монастырей, как одного из древнейших монастырей в России, находящегося на самых западных окраинах нашего отечества, искони служащего центром религиозной жизни на западе Росии, и крепким оплотом православия против латино-униатства, отторгнутого было на время в руки иноверных и потом снова возвращенного православным, и ныне опять служащего ближайшим представителем православной Церкви для страждущих под игом латинства и унии русинов Холмских и Галицких. – Не менее замечательна и святыня Почаевская, состоящая из чудотворной Иконы Божией Матери и Мощей Преподобного Иова Игумена и Чудотворца Почаевского, и сверх сея из дивной Целебоносной Стопы Божией Матери, какой не найти не только в нашем отечестве, но и в целом свете, которая, высоко поднимаясь на скалистых твердынях Горы Почаевской, в течении веков источает целительную воду, струящуюся из камня.

А между тем из русских монастырей Лавра Почаевская едва ли не менее всего известна народу православному, в особенности по части своей истории. На том основании, что монастырь Почаевский включен в семью православных русских Лавр только в 1833 году, у нас по большей части считают ее юнейшею сестрою в числе этих Лавр. На самом же деле она моложе только одной Киево-печерской Лавры, и то не более, как на двести лет (1062 – 1240). Когда же преподобный Cepгий полагал начало своих подвигов в лесах Радонежских, то в это время монастырь Почаевский мог считать уже около сотни лет своего существования (1240 – 1330). Что до лавры Александро-Невской, то обитель Почаевская старше ее немногим только менее чем на пятьсот лет. Ибо, по несомненному преданию, обитель Почаевская основана первоначально иноками Киево-печерской Лавры, бежавшими от нашествия Батыева, – следовательно, никак не позже первой половины ХIII-го века, около 1240 года.

Впрочем первые насельники Горы Почаевской, с одной стороны вследствие особенного своего пустынного положенея на дикой горе, а еще более потому, что сами они по преимуществу вышли из числа Киево-печерских иноков, спасавшихся в затворе, так как затворническая жизнь, по свидетельству истории, была главной формою подвижнической жизни печерских угодников первой половины ХIII-го века,⁷¹⁶ – вели сначала жизнь пустынную, затворническую, подвизаясь вдали от взоров человеческих в местных, природных скалистых пещерах избранной святой Горы. – Само собою разумеется, что при таких обстоятельствах, как самим этим блаженным подвижникам мало было дела до других, так и окружающие их жители не много могли иметь сведений о их жизни и деятельности, а тем более об их происхождении. От того ни особенных документов, ни определенных сказаний о первоначальном основании, равно как и положении и устройстве Почаевской обители собственно и не могло сохраниться. – Из древнейшей истории Почаевского монастыря в народной памяти запечатлелся один только факт, несомненно доказывающий, что иноки были на Горе Почаевской уже в 1240 г., так как двое из них, да еще один житель Почаева, пастух Иван Босый, по преданию, видели в этом году явление Божией Матери на скале Почаевской в столпе огненном, положившее начало Цельбоносной Стопе Почаевской.

Должно быть, с тех же незапамятных времен иноки Почаевские соорудили у подножия Горы своей Каменную церковь в честь Успения Божией Матери «за милостыню от благодетелев вземлемую», так как уже в ХVI веке застаем эту церковь здесе «готовою» совместно с монастырем, который в актах того же XVI-гo века прямо называется «древним монастырем Греческого обряда», существующим «с незапамятных времен», как это видно из грамат Королей Польских Сигизмунда 1-го и Сигизмунда II-го Августа, подтверждающих права Почаевской обители в 1527 и 1557 году.

Но собственно настоящая документальная история Почаевского монастыря начинается со второй половины XVI-гo века, когда соседняя помещица Анна Гойская перенесла сюда из Орли (ныне деревня Урля) чудотворную икону Божией Матери, «и тамо в пещере обитающим инокам в вечное хранение предаде». Это было в 1597 году, после того как пред иконою этою, по молитве пред нею, прозрел слепой от рождения брат Гойской Филипп Козинский. До сего времени икона Божией Матери хранилась около тридцати лет в доме Гойской, будучи получена Гойскою в дар за гостеприимство от некоего Греческого Митрополита Неофита в 1559 году. Вместе с перенесением Св. Иконы Гойская решилась устроить на Горе Почаевской «общежительный монастырь» вместо существовашего здесь доселе пустынного, для каковой цели пожертвовала в пользу новоустрояемой, или вернее сказать, устрояемой на новых началах обители, десять волок земли пахатной, десять коп грошей (около 300 р.), шесть оседлых с семействами крестьян, десятину со всего имения, собираемого с имения Почаевского, в то время принадлежавшего Гойской, и лес с сенокосом, тот самый, которым и доселе владеет Лавра Почаевская по дороге в Почаев из соседнего города Кремонца и ближайшей железнодорожной станщи «Рудня».⁷¹⁷

В тоже время на Гору Почаевскую прибыл человек, которому суждено было вполне достойно устроить преобразуемую обитель на новых основаниях. То был известный уже нам преподобный Иов Игумен Почаевский. В виду изложенного нами выше подробного жития его мы предлагаем своим читателям припомнить здесь все, что сказано в этом житии о Лавре Почаевской. История Лавры и жизнь преподобного связаны одна с другою такими неразрывными узами, что продолжать первую значит повторять другую. Скажем только, на основании вышеизложенного, что Лавра Почаевская при преподобном Иове стала обителью зимечательнейшею во всех отношениях и получила то великое значение, каким она, по справедливости, пользуется и до настоящего времени.

По смерти Иова монастырь Почаевский еще более семидесяти лет находился в ведении православных, хотя интриги со стороны латинян и униатов о совращении его в унию начинаются уже за несколько десятилетий до конца XVII века. Не смотря однако на это, во все сие время обитель Почаевская устроилась все более и более, обогащаясь от народных приношений и разного рода закладных имений, получаемых от соседних богатых панов, получавших под залог этих имений необходимые деньги из обители, так что к концу ХVII века обитель Почаевская едва-ли была не одним из богатейших и благоустроенных монастырей Западного Края Poссии. Слух об этих богатствах между прочим был причиною того, что в 1675 году, во время так называемой «войны Збаражской», целый отряд татар и Турок под предводительством хана Нурредина осаждал было обитель Почаевскую в течении трех суток (20 – 23 июня), грозя ей совершеннейшим разорением. И таковое последовало бы неизбежно, если бы сама Матерь Божия не заступиласб за свою обитель. По преданию, она явилась вместе с Иовом над обителью и тем заставила врагов бежат, не причинивши ей никакого вреда.

Из другихе обстоятельств в истории Почаевского монастыря до совращения его в унию, заслуживающих внимания, можно указать во 1-х, на нападение на Гору Почаевскую Шведских войск во время известной северной войны, стоившее ей потери чуть ли не всего имущества (1705), и во 2-х, посещение Почаевского монастыря Императором Петром Великим вместе с бывшим постриженником этого монастыря, знаменитым Феофаном Прокоповичем, во время Прутского похода, в 1712 году.

В 1720 году состоялся известный Латино-униатский Собор Замойский, на котором униатами признана была официально порча богослужебных книг в духе латинства. На этом соборе еще не было настоятеля Почаевского монастыря, потому что тот был еще православным. Но следующий за сим настоятель Почаевский Феодосий Рудницкий уже является униатом, и Лавра Почаевская с того времени формально поступает в ведение латино-унитского Чина, «сиречь Ордена св. Василия Великого».

Нужно заметить впрочем, что на первых порах Базилиане Почаевские слишком осторожно относились к своему положению на Горе Почаевской, от чего между прочим в архиве Лавры не сохранилось даже ни одного официального документа о переходе ее в унию. Как справедливо замечает один писатель Лавры, «дело это, по существу темное, так и должно было оставаться во мраке неизвестности», в особенности ввиду народа, который издревле любил Почаевскую обитель, как родную, заветную православную святыню, и в случае торжественного объявления о захвате ее униатами, мог бы вступиться за нее силою. От того между прочим Феодосий Рудницкий, ставши первым Базилианским настоятелем Почаевской Горы, не брил бороды, носил православную рясу и, по примеру своих собратий, не подписывался супериором, а просто игуменом, и т. д.

За то, чем тверже Базилиане укрепляются в Почаеве, тем явственнее они становятся на сторону врагов православия: заводят у себя органы, перестают поститься по средам и пятницам, а начинают поститься в субботу, уничтожают посты Успенский и Петров, строя боновые, пристенные алтари для служения шептанной Литургии, и пр. и пр., и наконец с 1757 года принимают самое отчаянное правило латынян: не иметь никакого общения с православными.

К вящей латинизации и с нею непосредственно соединенной полонизации Почаевского монастыря служило то обстоятельство, что, как главнейшей из монастырей Западного Края Poссии, он спустя не много времени по обращении в унию, становится центром административной жизни западно-русских базилианских монастырей, в котором сосредоточиваются все базилианские власти, разные Генерал-Протоархимандриты, архимандриты – провинциалы, прокураторы, консульторы, секретари, духовники и т. д. С 1808 года здесь поселился униатский епископ Луцкий – и все это только и думало об интересах западной церкви и польского шляхетства, которому базилиане Почаевские принадлежали телом и душею, и за которым готовы были идти по первому его востребованию. В том же духе базилианами устроена была на Горе Почаевской особая школа для воспитания базилианских новициушов, т. е. послушников, где наставниками были сами базилиане, преподававшие исключительно только на латинском и польском языках, до того, что воспитанники, вышедшие из этого «новициата» в священство, часто не умели читать по славянски, и по большей части служили по книгам, списанным и даже напечатанным латино-польским шрифтом, – каковыя между прочим с этою же целью и издавались в самом Почаеве. В таком же совершенно духе базилиане Почаевские содержали у себя, уже под русским владычеством, и особое светское училище, называвшееся сначала «окружным училищем второго разряда», а потом «Поветовым, т. е. уездным училищем». – Здесь все преподавание шло исключительно на одном Польском языке и в польском духе (напр. История и География), и хотя в школу эту принимаемы были также и дети православных родителей, но православный законоучитель был введен сюда только в последнее время, и то при сильном натиске русского правительства.

Не менее интересно, с какими неправдами базилиане Почаевские пользовались во вред России и в защиту латино-унитства и полонизации своею Почаевскою типографиею, нужно заметить, наследованною от православных. Мало того, что они печатали здесь разные олатинизированные униатские книги богослужебные, папские буллы, индульгенции, – в 1784 году они вошли в соглашение с стародубскими раскольниками, вызвали из Климовского посада старообрядца Василия Железняка, прибрели от него экземпляры старопечатных книг, и отливши подходящие буквы, печатали раскольнические книги целыми тысячами вопреки строжайшему распоряжению о непечатании таковых со стороны русского правительства. Когда же поляки поднялисе против России, базилиане Почаевские не только печатали для них разного рода возмутительные прокламациии, но и сами распространяли таковые в народе для возбуждения повстанья в 1830 – 1831 г.

Единственную светлую страницу в истории Почаевской Лавры этого периода составляет сооружение на Горе Почаевской нынешней Успенской соборной церкви и братского корпуса, ее окружающего, известным благотворителем Лавры графом Николаем Потоцким во второй половине XVIII века. Потоцкий на Злотим Потоку был сын Стефана Потоцкого, воеводы Бельзского, и первоначально воспитывался в вере католической, но потом принял унию и сделался фундатором Почаевским по следующему обстоятельству. Ведя разгульную жизнь польской шляхты XVIII века, он однажды был опрокинут с повозки разбесившимися лошадьми вместе с своим кучером. Считая кучера виновником случившегося, взбаламошный пан поднял пистолет, чтобы убить его. Но кучер возвел руки к Горе Почаевской, которая видна была с того места, где случилась катастрофа, и воскликнул: «Матерь Божия, чудовная в иконе Почаевской, спаси меня!» И не смотря на то что Потоцкий прицеливался несколько раз, пистолет, никогда не изменявший ему, осекался, и кучер остался в живых. После этого События Потоцкий немедленно отправился на Гору Почаевскую, и с того времени решился всего себя и все свое имущество посвятить на устроение и благоукрашение здешней обители.

В 1771 году последовала, стараниями Потоцкого, закладка новой церкви, в 27 саженей длины и 20 ширины, и с того времени совместно с братским корпусом постройка шла до 1782 года не только на средства фундатора, но и под непосредственным его надзором и наблюдением, хозяйственным способом. Из архитекторов, по плану которых сооружаемы были новые здания, известны Готфрид Гофман, Ксаверий Кульчицкий и Императорский архитектор из Львова Полиевский. А каковы эти здания в архитектурном отношении, должно сказать, что сам Государь Император Николай Павлович, посетивши Почаев в 1842 году, назвал постройку Успенской соборной церкви «дерзкою», – потому что церковь эта действительно как бы висит на воздухе, стоя на южном обрыве Горы Почаевской, – что между прочим зависел от того, что Потоцкий должен был также, как было и в прежней Святотроицкой церкви, поместить здесь Стопу Богоматери, находящуюся на самом краю этого обрыва. Вместе с этим Потоцким сооружена была, к югу от Успенского храма, под самою Горою Почаевскою, нынешняя пещерная церковь, с искусно оставленною в ней природною скалистою пещерою для мощей преподобного Иова, и еще ниже ее другие здания в роде контрафорсов к Успенскому собору и т. п. В 1780 году церковь пещерная была освящена супериором Лавры Иеронимом Калитинским, который в том же году освятил и соборную церков Успения для временного служения в ней, хотя эта последняя еще долго отделывалась, так что чудотворная икона Божией Матери была перенесена сюда только в 1791 году. Настоящее же освящение ее совершено было в 1822 году, 30 августа, в день Тезоименитства Государя Императора Александра 1-го, Екзархом митрополии римско-католических церквей на юго-западе России Иаковом – Адамом Окелло – Мартусевичем.

Потоцкий прожил два года после первоначального освящения Успенского собора и скончался 12 августа 1782 года, устроивши кроме сего на собственные средства небывалое торжество на горе Почаевской по поводу им же самим задуманного и приведенного в исполнение «Коронования чудотворной иконы Божией Матери в 1773 году римскими диадимами от папы Климента XIV». – Согласно завещанию, сделанному в 1774 году, Потоцкий был похоронен в новосозданной церкви, где и доселе, у западной стены, лежат его набальзамированные останки, облеченные в базилианскую одежду, так как, по преданию, он был пострижен преде смертью в монашество.

Между тем базилиане Почаевские продолжали идти своею дорогою. Владея большими достатками, получаемыми от богомольцев, приходивших на гору Почаевскую, и разного рода вкладами от панов и закладными имениями прежнего и последующего времени, они старались вести и жизнь подобную во всем монахам латино-польским: содержали у себя множество разного скота, заводили винокурни, пивоварни, медоварни, и как мед и пиво, так и водку хранили в монастырских подвалах в течении десятков лет целыми десятками и сотнями бочек в свое утешение... Наконец, в 1831 году они сами решили свою судьбу, принявши явное участие в открывшемся Польском повстании. Когда стало известно, что бывший тогда довудца повстанцев на Волыни Дверницкий находится со своими бандами в окрестностях Почаева, то базилиане зажигали костры на лаврской галлерее, чтобы пригласить их к себе, и когда Дверницкий явился, сделали ему торжественную встречу и кроме угощения шайки передали ему не малую толику денег, собранных на повстанье помещиками и хранившихся в монастыре, приложивши сюда, конечно, соответствующую сумму и из собственных запасов монастырских. К довершению эффекта, восемь человек базилиан со многими монастырскими служками открыто присоединились к банде Дверницкого и разъезжая по Почаеву в своих габитах (рясах) с саблями у пояса кричали: «Панове, за ойчизну...»

Такого и подобного рода поступки вскоре стали известными Русскому правительству, и 10 октября 1831 года, Лавра Почаевская, по Высочайшему повелению Государя Императора Николая Павловича, возвращена была снова в ведение Православной Церкви, от которой она отторгнута была за сто лет пред сим. Чрез два года после сего Почаевскому монастырю, как мы сказали, усвоено было наименование Лавры Православной, – и она опять заняла соответствующее положение в числе прочих отечественных монастырей, как одна из замечательнейших обителей в России.

Отселе наступает новый период на горе Почаевской, который по всей справедливости следует назвать периодом возрождения, обновления и возвеличения Почаевской обители во всех отношениях. Как ни богаты были базилиане Почаевские, но они больше любили заботиться о старках и медах, чем о благолепии своей обители, предоставляя последнее благотворителям в роде Потоцкого. От того Православные по принятию Лавры в свое ведение должны были сразу позаботиться о ее благоукрашении и устроении, можно сказать, по всем статьям. К счастью для Лавры, после первого православного настоятеля оной, Волынского Епископа Амвросия, бывшего в этом звании недолго, преемник его и первый Священно-Архимандрит Лавры, Волынский Apхиепископ Иннокентий (1832 – 1840) был понимающий дело, старательный хозяин. И вот он снимает прежде всего с Успенского Собора и со всего братского корпуса черепичную, тяжелую крышу и заменяет ее железною. Лавра при базилианах была огорожена со всех сторон простым тыном, – Иннокентий, с восточной стороны ее ставит соотвествующие Святые врата и полагает начало каменной ограде вокруг всей Лавры. В то же время Иннокентий установил еженедельно по субботам чтение соборного акафиста пред Чудотворною Иконою Божией Матери в память возвращения Лавры в православие, завел прекрасный хор певчих, привел в порядок монастырское хозяйство, упавшее было по случаю участия базилиан в повстаньи и т. п.

Нужно при этом иметь в виду, что по возвращении Почаевской Лавры в православие, поляки и униаты распустили было молву, будто чудотворная икона Божией Матери сама ушла из Почаева в соседнее заграничное местечко Подкаменье, в тамошний Доминиканский монастырь, что, уходя из Лавры, базилиане выдолбили из скалы и самую Стопу Богоматери, и для вящего эффекта они хотели было на самом деле украсть Чудотворную икону и отвезти ее за границу. Вследствие этого на первых порах приходило на гору Почаевскую для поклонения самое незначительное количество народа, и по этой причине не могло быть здесь и значительных доходов.

Впрочем такой порядок продолжался не долго. Народ вскоре собственным опытом убедился, как лживы были слухи, распускаемые латино-униатами и поляками. К этому присоединились известия о новых чудесах, начинающих являться на горе Почаевской под ведомством православных, о строгом благочинии, заведенном здесь новыми насельниками, и прекрасном лаврском хоре, – и поклонники снова целыми тысячами устремились сюда, неся обильную лепту на нужды и благоукрашение излюбленной обители. К вящей пользе воссоединенной Лавры в тоже время нашлись благотворители, не жалевшие и более богатых приношений во славу Царицы небесной. Из них известная благотворительница русских монастырей, графиня Анна Орлова-Чесменская, пожертвовала в 1842 г., при преемнике Иннокентия Никаноре (1840 – 1849) прекрасную серебряную раку для мощей пр. Иова, в каковую мощи эти и были переложены 14-го августа того же года. В том же самом году, сентября 25-го, Лавра Почаевская была удостоена Высочайшего посещения в лице Государя Императора Николая Павловича, в память чего, между прочим, Его Величество пожертвовал в Лавру богатую ризницу, которая и доселе именуется Царскою.

Преемник Никанора Apxиепископа Арсений (1849 – 1860), в последствии Митрополит Киевский, в заботах своих об устроении Лавры, прежде всего положил начало первой на горе Почаевской церкви во имя пр. Иова, разделивши для этого пещерную церковь, где лежат мощи Преподобного, на две части; восстановил бывший монастырь Иова в г. Дубне, обративши его из приходской церкви в пустынь приписную к Лавре, и позолотил в 1859 году купола лаврские листовым золотом. По содействию его же, Арсения, в 1854 году уступлено Лавре большое бронзовое паникадило, весом в 20 пудов, находившееся прежде в Варшавской Вольской кладбищенской церкви. Октября 23-го Apceний имел счастье принимать в Лавре нового Царственного Гостя, покойного Государя Императора Александра Николаевича, по какому поводу, кроме других приготовлений, Арсений нарочито сочинил несколько подходящих молитв в честь святыни Почаевской, из коих некоторые употребляются в Лавре и до настоящего времени.

Следующие за Арсением преемники его тем успешнее стали действовать на пользу Почаевской Лавры, что с назначением Арсения Киевским Митрополитом, Волынская паства, составлявшая доселе одно с паствою Варшавскою, была отделена от последней, вследствие чего Архипастыри Волынские, не имея надобности проводить большую часть времени в Варшаве, как это было доселе, теперь сравнительно болеьшее время могут проживать в Почаеве, и таким образом имеют возможность непосредсвенно следить за всеми нуждами и потребностями вверенной им Лавры. Из них при Архиепископе Антонии (1864 – 1866) устроена новая просторная теплая Свято-Троицкая церковь вместо бывшей доселе невместительной теплой церкви, которая Антонием же обращена в больничную церкове Св. Варвары. С этой целью между прочим Антоний снял Варваринский престол бывший в Пещерной церкви, при чем со снятием в той же церкви Иовлевского престола, устроенного Арсением, вся Пещерная церковь посвящена во имя Пр. Иова. При Антонии же положена закладка новой каменной колокольни для Лавры, вместо бывшей здесь убогой звонницы униатской; устроена особая просторная «Народная Гостинница», сделано значительное количестно церковной утвари и других различных принадлежностей, приобретены две прекрасные мельницы для Лавры с рыбною ловлею в селе Сураж и т. п.

В управление же Антония, в 1861 году получен был Лаврою новый богатый – Царственный дар, – прекрасный Иконостас для Успенского Собора, который был пожертвован Государем Императором Александром Николаевичем в память бывшего его посещения Лавры в 1859 г. и по богатству своему и особому изяществу и доселе составляет одно из лучших и драгоценнейших украшений Лавры. В тоже время на Иконостасе, в особой звезде утверждена была Чудотворная Икона Божией Матери, откуда она теперь опускается к народу для прикладывания, посредством особого прибора, наподобие Чудотворной Иконы Божией Матери в Киево-печерской Лавре.Наконец Антоний в 1866 году возложил на Икону Богоматери золотую ризу с украшениями из драгоценных камней, и в том же году переведен был на кафедру Владимирскую, а на его место назначен Архиепископом Волынским и священно-Архимандритом Лавры Агафангел (1866 – 1876).

Новый Владыка прежде всего покончил работы, начатые при Антонии, как то: колокольню и народную Гостинницу, устроил в Успенском Соборе; новое прекрасное Горнее место, на место сгоревшего в 1869 г. базилланского пристенного Алтаря, и наконец раскрасил всю Соборную церковь отличною стенною живописью работы известного академика Васильева. По почину того же Агафангела последовало разрешение Св. Синода на перенесение Чудотворной Иконы из летней Успенской церкви на все зимнее время, от 1 Октября до Пасхи, в теплую Святотроицкую церковь, заведены ночные чтения в Лавре на помин покойников и т. п. Вообщо Преосвященный Агафангел оставил по себе самую теплую память на Горе Почаевской, как преискренний ревнитель ее благолепия, большею частью сам лично наблюдавший за всеми работами по Лавре, и для этого, не смотря на слабость сил своих, нередко взбиравшийся на самые высокие места колокольни или купола Успенского Собора.

Ко времени же управления Агафангела Лаврою, относится устройство в Лавре, на хорах теплой церкви, особого исторического памятника в воспоминание победы Божией Матери над Турками и Татарами в 1675 году, чрез сооружение на этих хорах по инициативе пишущего эти строки, и отчасти на его же средства, особого придела в память означенной «победы», освященного в день памяти этой победы 23 июля (1875 года).

На место Агафангела в 1876 году определен был знаменитый наш отечественный вития Архиепископ Димитрий (1876 – 1882), в управление которого Лавра Почаевская обогатилась новою гостинницею, перестроенною из бывшей Почаевской ратуши, подаренной, по, ходатайству Преосвященного, Лавре Министерством Государственных имуществ, и в особенности превосходным серебряным престолом для Успенского Собора, сооруженным по инициативе покойного Архипастыря, на Лаврские средства, известным художником С. Ф. Верховцевым в 1880 году. В 1879 г. Владыка Димитрий принимал у себя в Лавре высокого гостя, всегда глубоко чтимого им Одесского Apxиепископа, ныне Митрополита Киевского, Высокопреосвященнейшего Платона, на место которого сам потом вторично перешел в Одессу. Очевидцы говорят, что Преосвященный Димитрий плакал на прощание с своим другом и благодетелем, не надеясь больше уж свидеться с ним. Но Господь даровал ему великое утешение: он не только еще несколько раз виделся с Высокопреосвященнейшим Платоном в Киеве, но и сподобился за месяц перед смертию поклониться и послужить Святыне Почаевской в память последнего ее юбилея 13, 15 и 16 Октября 1883 года. Царица Небесная как будто нарочито позвала его от моря на св. Гору свою, чтобы благословить его на последний подвиг с смертью.... Мир праху твоему, святый Владыко. Не забудет Лавра и тебя, как не забудут все, которых ты любил и которым в жизни столько благодетельствовал.

Наконец при нынешнем Священно-Архимандрите Лавры, Архиепископе Тихоне, кроме других работ и сооружений по Лавре, окончена еще новая гостинница близ самой Лавры и приведена в исполнение одна из самых тяжелых статей по устройству Лавры, именно галлерея, находящаяся на вершине Горы Почаевской, на площади пред Успенским собором, под которою внизу находится пещерная церковь, и ниже ее в роде контрафорса церковь Антония и Феодосия, и другие пристройки, как мы сказали, идущие амфитеатром вдоль южного склона Горы Почаевской. Не далее, как в позапрошлом году, стараниями бывшего наместника Лавры, архимандрита Иоанна, пещерная церковь скреплена новыми железными связями, а поверх ее, на особых гигантского размера железных балках, устроены арки, на которые упирается сама галлерея, вся кругом церкви залитая асфальтом.

Не удивительно, что при таких и подобных работах и постройках Лавра Почаевская представляет тепер один из грандиознейших и благоустроеннейших монастырей в нашем отечестве. Великолепию его и поразительной красоте как нельзя более соответствует его положение на склоне горы, возвышающейся около 30 саженей над уровнем окружающей местности, отовсюду окруженной цветущими полями, перелесками и горами, утопающими в синеве неба в особенности по направлению на юго-восток от Лавры. Император Николай, обозревая с Лаврской галлереи открывающиеся окрестности, не даром сказал: «вот моя Швейцария».... Отсюда же, с Лаврской галлереи, простым даже, не вооруженным глазом, можно видеть заграничное местечко Подкаменье, отстоящее от Лавры по прямому направлению не более, как на верст семь.

Такого рода близость Почаевской Лавры к нашей Западно-Галицийской границе между прочим служит причиною тому, что сюда ежегодно стекаются на богомолье не только pyccкие православные, но и многие, многие Галицийские униаты, не смотря на самые деятельные препятствия к тому со стороны Австрийских, или вернее сказать, Польско-Галицийских властей. В этом отношении, говоря словами Его Величества Государя Императора нашего Александра Александровича, Почаевскую обитель по всей справедливости можно назвать «оплотом православия и русской народности в древнем русском крае»... И кто знает, какое значение в этом же отношении суждено иметь Лавре нашей в будущем, если только мы сумеем, как должно, воспользоваться ее положением?

Нужно к сему прибавить, что Лавра Почаевская имеет также не малое влияние и на объединение Поляков с православными. По той причине, что чудотворная икона Божией Матери Почаевская, как мы уже видели, коронована папскими диадимами, что равносильно признанию ее чудотворной от всей римской церкви, на гору Почаевскую и доселе собираются не одни православные и униаты, но и римско-католики, и как видно из документов Лаврских, нередко получают высшую помощь от Царицы небесной наравне с первыми. Это имеет большое влияние на отношение поляков как к Лавре Почаевской, так и к православным вообще, заставляя первых молиться с последними. А где же лучше и полнее люди могут объединиться друг с другом, как не во храме молитвы! – Здесь невольно забывается всякая вражда, и общая святыня нередко ведет к общности веры и других разных интересов о Господе.

Не говорим уже о том, что Почаевская Лавра год от года становится все более и более выдающимся центром религиозной жизни не только для Волыни, Подолии, Холмщины и Галиции, как было доселе, но можно сказать, для всей России....Кто не видал на горе Почаевской в последнее время поклонников из далекого Севера, от Соловок и Томска, или из самого Юга, из Крыма, Кавказа, и пр. и пр.... Смело можно сказать, что в настоящее время едва ли найдется уголок в нашем отечестве, где бы не было пузырька святой воды от Стопы Почаевской, или Почаевской какой либо книжки или иконы, и т. д.

От того нельзя не порадоваться, что Лавра наша наконец получила разрешение от Св. Синода вместе с другими богослужебными книгами издавать и составленный нами к совершившемуся юбилею Лавры службы в честь Чудотворной Иконы Почаевской и Преподобного Иова с Акафистами им. Составленный в строго православном духе, с явными намеками на недостатки господствовавшего некогда на Горе Почаевской латиноунитства, службы эти с Акафистами как нельзя более способствуют к достойному прославлению Святыни Почаевской, и если они проникнут за границу, а они проникнут несомненно, как проникают туда и прочие православные богослужебные книги, печатаемые в Лавре, то принесут там немалую пользу в интересах православия.

Мы заключим свой очерк указанием на важнейшие торжественные дни на Горе Почаевской для тех из наших читателей, которые бы после этого захотели побывать в Почаевской Лавре и видете ее во всем ее блеске и величии. Сюда относятся: 1) 8-й день Сентября как день празднования в честь чудотворной Иконы Почаевской и 2) 15-го Августа, как главный храмовой праздник в Лавре. Кроме обычных служб – в эти дни ежегодно совершаются в Почаевской Лавре особые крестные ходы из Успенского Собора в Лаврскую кладбищенскую церковь Рождества Богородицы, отстоящую от Лавры на целую почти версту и обратно, при громаднейшем стечении народа, нередко превышающем десяток тысяч. Не менее торжественные службы совершаются на Горе Почаевской так же в день памяти Преподобного Иова 28-го Октября и в день обретения мощей его 28-гo Августа. В эти дни на всенощном бдении, совершаемом в Пещерной церкви, весь полиелей служится соборне у раки Преподобного, в пещере, где мощи эти почивают под навесом природной скалы, и здесь, как бы в древних катакомбах, производит глубокое впечатление на молящихся. Кроме того еженедельно, по Субботам, в Лавре совершается торжественный Акафист пред Чудотворною Иконою Божией Матери, для чего Икона спускается пред царскими вратами, и как бы вися на воздухе, невольно располагает молящихся к особенным чувствам умиления и благоговения.

Мы тем более можем рекомендовать теперь желающим посетить Лавру Почаевскую, что проехать в нее весьма легко во всех отношениях. Стоит только держать путь на Киево-Брестскую железную дорогу, и отселе на станцию Здолбуново-Радзивиловской ветви сей дороги «Рудню Почаевскую», или же «в Радзивилов». Из той и другой станции всегда можно иметь в Почаев экипажи и лошадей за самую умеренную цену, и при том так, что, выехавши напр. из Рудни непосредственно по прибытии поезда, можно попасте в Лавру еще на всенощное бдение, так как поезд этот приходит сюда около 5-ти часов вечера, и Рудня отстоит от Почаева не более, как на верст 22. Кроме сего в Лавре в настоящее время, как мы уже заметили, имеется несколеко просторных, благоустроенных гостинниц как внутри самой Лавры, так и вне ее, в которых посетители могут найти для себя по востребованию самое удобное помещение, с самоварам от Лавры, пищею и т. п.

Тем же из посетителей Лавры, которые желают познакомиться с ее историей и святыней или обозреть ее подробнее, Лавра в настоящее время предлагает целую ceрию особых книг по сей части, составленных отчасти и нами, отчасти другими, а именно: 1) Святая Цельбоносная Стопа Божией Матери в Почаевской Лавре; 2) Повесть о Чудотворной Иконе Божией Матери Почаевской; 3) Жизнь и подвиги Преподобного Иова, в схиме Иоанна, Игумена и Чудотворца Почаевского; 4) Очерк Истории Почаевской Лавры и ее положение в настоящее время и 5) Путеводитель по Горе Почаевской. Сюда же надобно отнести «Сказание историческое о Почаевской Лавре», бывшего Наместника Почаевской Лавры, Архимандрита Амвросия и др.

К этим книгам отсылаем и мы своих читателей, буде они захотят иметь более обстоятельные сведения о Почаевской Лавре. Их всегда можно выписать из Почаева, адресуя так: «В местечко Почаев (Кременец Волынской Губ.) в Духовный Собор Почаевской Лавры. Книгу же «Очерк истории Почаевской Лавры», можно выписывать у самого автора, адресуясь на наше имя в г. Нежин (Черниговской губ.).

Примечание. Более обширные и обстоятельные сведения о Лавре Почаевской желающие могут получить в статьях наших, под заглавием: «Лавра Почаевская», напечатанных в «Христианском чтении» 1880, 1881, 1883 г. В настоящее время статьи эти изготовляются к особому изданию под заглавием: «Иллюстрированная История Лавры Почаевской».

В числе заветных проданий, издревле твердо и неизменно хранимых обителью Почаевскою, составляющих лучшую ее гордость и славу, первое место, как мы видели, занимает воспоминание о том, что Гора Почаевская первоначально населена была иноками Киево-печерской Лавры, бежавшими от злого нашествия Батыева, около 1237 – 1240 года.

Предание это восходит на степень достоверности,когда вспомним, что иноки Киево-печерские после разрушения Киева дикою ордой, по свидетельству истории, укрывались от врагов в пустынных лесах на западе России,⁷¹⁸ и «на Волыни в Галиции в это время не только держались прежние обители, но и возникали новые».⁷¹⁹ В то время, конечно, должна была возникнуть и обитель Почаевская, как возникла от тех же Киево-печерских иноков, бежавших от погрома татарского, известная обитель Святогорская и другие.⁷²⁰

На ту же мысль, как мы уже отчасти говорили, наводит и сохранившееся в Почаевской Лавре древнее сказание о явлении Божией Матери на скале Почаевской в столпе огненном, положившее начало известной Цельбоносной Стопе Почаевской. Явление это, как мы видели, было около 1240 года, при чем его видели два инока, которые в то время уже жили на Горе Почаевской, и без сомнения, были из числа тех, которые, спасаясь от монголов нашли себе приют в дебрях и пещерах Почаевских.⁷²¹

Нужно к сему присовокупить, что в то время и дорога-то на Волынь из Киева, и в частности из самой Киево-печерской Лавры давно уже была проторена самими же Киево-печерскими иноками, из коих одни были посвящаемы во Епископов Владимира-Волынского, как Преподобный Стефан, ученик и бывший приемник Преподобного Феодосия по Игуменству в Печерской Лавре (сконч. в 1094 г.), или Симон, четвертый по счету Епископ Владимиро-Волынский (сконч. в 1137 г.); другие в том же сане оканчивали жизнь свою в Киево-печерской Лавре, как Святый Амфилохий (сконч. в 1122 г.)⁷²² Кто знает, не те же ли блаженные архипастыри сами первоначально и познакомили своих печерских собратий с Горою Почаевскою, которая уже в то время находилась в пределах их епархии, и как по своему уединенному положению, так и по особенно прелестной местности, несомненно была известна Владыкам Волынским... А может быть, они сами указали печерским отцам туда и дорогу, каковою потом и воспользовались некоторые из сих последних, ища спасения на Святой Горе от ига Монгольского.

С тех пор протекло много веков. В течении этого времени обеим Лаврам суждено было пережить много самых разнообразных судеб и обстоятельств... Но никогда между ними не умирала память о взаимном, духовном родстве, – и в особенности обитель Почаевская при всяком случае относилась к Лавре Киево-печерской, как признательная дочь к своей матери, заимствуясь от нее богослужебными книгами для перепечатывания в своей Почаевской типографии,⁷²³ и другими по преимуществу святоотеческими книгами для чтения,⁷²⁴ со всею строгостию исполняя у себя устав Киево-печерского монастыря⁷²⁵ и т. п.

Тем удобнее представить нам, как в сознании этого священного родства молился некогда Киево-печерским угодникам Преподобный Иов, Игумен Почаевский, когда в 1628 году находился в Киеве, и здесь, в Киево-печерской Лавре, присутствовал на соборе, созванном Митрополитом Иовом Борецким для устроения южно-русской церкви. – Когда же Лавра Почаевская возвращена была из унии в православие, то сознание духовного родства между ею и обителью Печерскою фактически было выражено, по знаменательной мысли бывшего Священно-Архимандрита Почаевской Лавры, Архиепископа Арсения, устройством в 1858 году у самого подножия Горы Почаевской, как бы в основании Лавры, особого храма во имя преподобных Антония и Феодосия Печерских, как первоначальников иноческого жития в России, от коих пошли и блаженные иноки, основавшие обитель Почаевскую.⁷²⁶ Как бы в вознаграждение за это Преосвященный Арсений потом был переведен из Почаева в Киев, и здесь, таким образом ставши из Священно-Архимандрита Почаевского Священно-Архимандритом Киево-печорской Лавры, еще более скрепиил в лице своем духовный союз, неразрывно существовавший между двумя святыми Лаврами.

Но никогда родственная связь между обителью Почаевскою и Киево-печерскою Лаврою не выразилась так явственно и в такой полноте, как в последнее время, по случаю бывшего юбилея на Горе Почаевской в память исполнившегося пятидесятилетия со дня включения Почаевской обители в семью православных русских Лавр, 13 Октября 1883 года. К прискорбию Лавры Почаевской, Священно-Архимандрит Киево-печерской Лавры, Высокопреосвященнейший Платон Митрополит Киевский и Галицкий, как сам он выразился в письме своем на имя Высокопреосвященного Священно-Архимандрита Лавры Почаевской, архиепископа Волынского и Житомирского Тихона, «очень желавший» участвовать в юбилейном торжестве последней, тем более что он еще ранее, как мы видели, сроднился с Почаевскою Лаврою, один из немногих Российских иерархов посетивши ее в 1879-м году, – не мог теперь исполнить сего желания по случаю прибытия в Киев на ту пору Его Блаженства, патриарха Иерусалимского Никодима. – За то Владыка – Митрополит по сему случаю послал в Почаев особую депутацию в лице наместника Киево-печерской Лавры, о. Архимандрита Иллариона, и келаря оной, о. Игумена Левкия, которые обязательно участвовали во всех церковных службах, бывших на Горе Почаевской в память торжества, и «в знак братского общения и духовного единения обеих Лавр» поднесли Преосвященному Тихону, яко настоятелю Почаевской обители, копию Чудотворной Иконы Божией Матери Киево-печерской, «пожертвованную Почаевской Лавре от лица Киевской».⁷²⁷

Одного этого дара достаточно было, как нельзя более, чтобы воскресить в Почаевской Лавре воспоминание о первоначальной ее истории в лице первых ее насельников – иноков святой Киево-печерской Лавры. – Ибо, для того, без сомнения, чудотворная икона Божией Матери Киево-печерской и принесена была теперь из Киева в Почаев, что пред иконою этою молились за шесть с половиною веков пред сим блаженные Печерские отцы, прощаясь с родною обителью, и направляя богомужныя стопы свои на Гору Почаевскую, чтобы основать здесь другую «небеси подобящуюся обитель», по примеру Киевской... Не говорим уже о том, что теперь же, на бывшем торжестве, о. Архимандрит Илларион засвидетельствовал во всеуслышание, что «первыми населениками Горы Почаевской были именно иноки Киево- печерские, верные ученики Антония и Феодосия, основателей обители Печерской», и т. д.⁷²⁸

Само собою разумеется, что как для обители Почаевской, так и для Киево-печерской Лавры в настоящих обстоятельствах было бы лучшим утешением знать имена этих блаженных насельников, чтобы помянуть их искренним словом и молитвою. – Но в том-то и беда, что имена эти сокрыты от истории, как сокрыто от нее многое, что относится к первоначальному устройству и положению Горы Почаевской. В этом отношении народная память оказалась несравненно более состоятельною, сохранивши воспоминание о Почаевском пастухе Иване Босом, который также видел явление Божией Матери на скале Почаевской в 1240 году, и таким образом был современником первых основателей Почаевской обители, из коих два, как нам уже известно, видели это явление в том же году.⁷²⁹

Тем драгоценнее для истории и для нас, что неведая имен первоначальников иноческого жития на Горе Почаевской, мы имеем за то возможность знать имена многих из их блаженных современников, с которыми они жили в Киево-печерской Лавре, и из среды которых вышли в дебри Почаевские.

Таковыми, само собою разумеется, были все святые угодники Киево-печерской Лавры, о коих известно, что они жили и подвизались в Лавре в тяжкую годину погрома Батыева, с того времени как Монголы явились в Россию до раззорения ими Киева, или вернее сказать в первой половине ХIII-го века, до сороковых годов оного, когда уже видим первых насельников на Горе Почаевской.

И когда благовременнее и благопотребнее для нас, а тем паче для обители Почаевской, вспомнить об этих святых, как не ныне, в виду совершившегося праздника в Лавре Почаевской, когда с воспоминанием исполнившегося пятидесятилетия со дня включения ее в семью православных русских лавр, как нельзя более, выяснилось ее высокое значение и призвание, – и Гора Почаевская, более чем когда либо, стала в то положение, какое искони завещано ей первыми ее насельниками, вышедшими из благословенной среды этих святых отцев «да будет она, по словам Великого Монарха нашего, навсегда оплотом православия и русской народности в древнем русском крае», на Волыни.

К тому же мы того убеждения, – и надеемся, убеждение это разделит с нами всякий, – что если Лавра Почаевская захочет также молитвенно воспоминать ежегодно 13-е Октября, как воспоминает она 10-е Октября, в память исполнившегося пятидесятилетия со дня воссоединения ее из унии в православие, то в этом отношении она не может сделать ничего лучшего, как посвятивши день 13-го Октября памяти святых угодников Киево-печерской Лавры, из среды коих вышли основатели обители Почаевской, подобно тому, как 10-й день Октября она знаменательно посвятила, по завету покойного Владыки Димитрия, бывшего Волынского, а потом Одесского, воспоминанию святых угодников Волынских, как представителей православия на Волыни, к коей искони принадлежала Гора Почаевская в Географическом и в Епархиальном отношении.⁷³⁰

Но для того, чтобы чествовать, надобно знать, кого и как чествовать. Сообразно этому мы и разделим настоящее свое исследование на два отдела, – и в первом из них постараемся указать, кто именно были те святые угодники Киево-печерской Лавры, из среды которых должны были выйти первые населеники Горы Почаевской, и за тем, во втором отделе сообщим сведения о самых этих святых, насколько к тому имеется возможность в настоящее время, с присовокуплением сюда разных церковных песнопений, известных в церкви нашей в честь этих святых, для ближайшего молитвенного воспоминания об них и прославления их о Господе.

В первой половине ХIII-го века до нашествия монголов обитель Печерская находилась в таком же отличном, благоустроенном состоянии, в каком находилась она и после своего основания в XI и затем в ХII-м веке. Как тогда, так и теперь, она, по всей справедливости, считалась образцом для всех остальных, отечественных монастырей и имела громаднейшее влияние на всю русскую религиозность вообще. Как тогда, так и теперь из нее брали Игуменов в другие монастыри и иерархов для епархий. – Выходцы из нее всюду разносили ее дух, устав и творения ее подвижников. Блаженный Симон, Епископ Владимирский, писавший о Печерской Лавре не задолго до погрома Батыева (сконч. в 1226 году), называет ее «местом святым, блаженным, честным, спасенным», уподобляет ее морю, которое «не держат в себе ничего гнилого, но извергает вон», и обращаясь к иноку Поликарпу, тогда же писавшему о святых печерских, говорит: «пойми, брате, как велика слава этого монастыря, и возлюби тихое, безмятежное житие, к которому Господь привел тебя. – Пред Богом скажу тебе: всю (свою) славу и власть я за уметы вменил бы, если бы мне хоть колом торчать за воротами или сором валяться в Печерском монастыре, и быть попираему людьми. День один в дому Божией Матери лучше тысячи лет временной чести, и я гораздо охотнее согласился бы пребывать в нем, нежели жить в селениях грешничих».⁷³¹

А какова была обитель, таковы были и блаженные отцы, ее населяющие.

Сюда прежде всего из печерских подвижников ХIII-го века, живших здесе до нашествия Батыева, следовательно, несомненно бывших современниками первых насельников Горы Почаевской, надобно отнести преподобного Акиндина архимандрита Печерского. Правда, он скончался в 1235 году; но это было только за год до нашествия монголов на Россию, как раз в ту пору, когда в Киево-печерской Лавре по преимуществу должны были жить и подвизаться святые отцы, застигнутые нашествием Батыя, в том числе и блаженные иноки, бежавшие от этого нашествия, и вследствие этого, как мы уже знаем, основавшие обитель Почаевскую. – К тому же известно, что первый год архимандритства Акидинова в Киево-печерской Лавре падает на 1219 год, так что его, по всей справедливости, можно считать главным руководителем в духовной жизни Печерских отцев, в течении целых пятнадцати лет, а отсюда, само собою разумеется, и ближайшим наставником тех из них, которые потом, спасаясь от монголов, нашли себе приют на Горе Почаевской.⁷³²

Кроме этого из жизни преподобного Акидина известно, что он-то именно и поручил современнику своему и ученику, известному уже нам преподобному иноку Поликарпу, заняться жизнеописаниями святых печерских угодников после того, как, по словам того же Поликарпа, в продолжении 160-ти лет, со времени преподобного Нестора Летописца, никто не писал об этих угодниках в память и назидание черноризцам. Стоить заметить, что поручение это исполнено Поликарпом под наименованиеме «Послания Поликарпа к Акиндину» в пятнадцатый год архимандритства Акиндинова, в 1234 г., значит, за два только года до появления Монголов в Poccии... И «если, как сам Поликарп говорит, написанное им должно было остаться будущим на пользу», то оно также должно было принести немалую пользу и основателям обители Почаевской, которые, в то время живя в Киево-печерской Лавре, читали, без сомнения, «написанное» Поликарпом, а всего вероятнее, что и унесли составленные им жизнеописания с собою на новое место своего жительства, и в жизнеописаниях этих, как и в творениях предшествующий ему списателей истории святой Лавры и подвигов преподобных Печерских, Нестора Летописца, Иакова и Симона, почерпали для себя ту нравственную мощь, которую потом закрепили за собою на Горе Почаевской.⁷³³

Поскольку же блаженный Поликарп был современником Акиндина и скончался почти одновременно с ним (около 1235 г.), и также наравне с ним считается в числе святых угодников печерских, то и его надобно причислить к лику святых, из среды которых вышли первые насельники Горы Почаевской, жившие около того же времени.

Еще в более близкой и непосредственной связи с блаженными основателями обители Почаевской должны находиться Святый Священномученик Лукиан и Преподобный Памво Печерские.

Св. Лукиан не только жил в самое время нашествия Монголов на Киев, но и пострадал от них около 1240 года; следовательно был уже непосродственным современником первых насельников Горы Почаевской... А может быть, как один из пресвитеров святой Лавры, он же и благословил их в путь, когда те собирались удалиться из Киева вместе с другими отцами, бежавшими от меча вражеского.⁷³⁴

В то же время жил и подвизался в Печерской Лавре и Преподобный Памво послушливый и затворник, который был пленен татарами, во время нашествия Батыева, и потом чудесно спасенный от уз, скончался в Лавре в 1241 году, когда уже иноки Почаевские, без сомнения, твердо укрепились на святой Горе своей.⁷³⁵

Это подвижники так называемой Феодосиевой или дальней пещеры.

Сюда же нужно отнести почивающего в Антониевой или ближней пещере Святителя Меркурия Епископа Смоленского, который, как говорит Преосвященный Филарет, «с своею паствою испытывал ужасы нашествия Батыева и, по преданию, до посвящения в сан святительский подвизался в Печерской обители, где, по примеру других питомцев пещеры, обрел себе и последний покой».⁷³⁶

Кроме сего, по древнему преданию, к числу святых угодников, из времен нашествия Батыева, находящихся в непосредственном отношении в Киево-печерской Лавре, в качестве подвижника Антоновой пещеры, надобно отнести Святителя Симеона, Епископа Переяславского, который, подобно Mepкурию, тоже первоначально подвизался в Печерской обители, и отселе взятый на Епископию, замучен врагами в Переяславле, «когда одни полчища Монголов были посланы Батыем против Чернигова, а другие, как волны, напали на Переяславль» в 1239 году.⁷³⁷

Правда, как Симеон, так и Меркурий, в самую годину нашествия вражеского на Киев, подвизались оба не в Киеве, а вне его, один в Смоленске, а другой в Переяславле. Но они взяты на Епископию из Киево-печерской Лавры, а при таких условиях раньше или позже они должны были жить вместе с печерскими иноками, застигнутыми татарскою ордой, а в том числе, конечно, и с современными им основателями обители Почаевской.

Таким образом мы имеем уже шесть исторически известных святых угодников Печерских, о коих прямо можно сказать, что они были современниками первых насельников Горы Почаевской.⁷³⁸

Но кроме этого у Преосвященного Филарета Черниговского, в его перечне « Русских Святых» XIII века, указываются еще следующие угодники Киево-печерской Лавры того же века: 1) Антониевой пещеры: Аврамий, Алексий, Евстафий, Елладий постник, Ефрем Пресвитер, Иероним, Лука эконом, Меладий, Онисим, Персий, Павел послушливый, Сергий послушливый, Сисой и Феофил; и 2) Феодосиевой пещеры: Анатолий, Афанасий, Исидор, Кассиан, Лаврентий, Пафнутий, Пиор, Сисой и Софроний.⁷³⁹

Что сказать об этих святых? Не были ли они также современниками блаженных иноков, основавших обитель Почаевскую?

На этот вопрос не может быть лучшего ответа кроме того, который дает сам же Преосвященный Филарет по вопросу: «когда подвизались эти Преподобные?» в своих жизнеописаниях русских святых.

Указавши под 21-м Сентября между прочим преподобных Антониевой пещеры, известных уже нам Меркурия Смоленского и Симеона Переяславского, и затем перечисливши помянутых выше святых той же пещеры ХIII-го века, Преосвященный замечает: «так как Симон (Епископ Владимирский, о коем была у нас речь впереди) упоминает только о двенадцати братиях, строителях Великой печерской церкви, и как Симон и Поликарп (писавший, как мы уже видели, в 30-х годах ХIII века), не упоминают о других святых, а с другой стороны и известные по летописям Святители Mepкурий и Симеон окончили земной подвиг в начале ХIII-го в., после того, как окончились повести Симона и Поликарпа, то все помянутые подвижники Антониевой пещеры жили, по всей вероятности, также не позже первой половины того же века. Это подтверждается, по словам Преосвященного Филарета, также и тем, что все Святые Антониевой пещеры, которых празднованию посвящены, особые дни, принадлежат несомненно к XI и XII векам».⁷⁴⁰

Тоже самое читаем у Преосвященного Филарета и о прописанных у него в ХIII-м веке подвижниках феодосиевой пещеры, т. е. что они также должны были жить в начале ХIII-го века, «так как, говорит он, также никто из них не описан ни Симоном, ни Поликарпом».⁷⁴¹

При таких условиях всего естественнее думать, что все эти святые, как Антониевой, так и Феодосиевой пещеры, жили во время нашествия монгольского, а с тем вместе, конечно, должны были подвязаться одновременно с первыми насельниками Горы Почаевской, яко вышедшими из среды сих святых.

К этому мы должны присовокупить, что означенные святые и не могли жить в другое время, как в период нашествия Батыева, до нападения Монголов на Poccию, и в частности на Киев, так как после погрома Татарского, Лавра Киево-печерская находилась в развалинах, «окружавшая ее стена и все келии были разрушены до основания, соборная церковь ниспровергнута сверху до половины и совершенно опустошена»,⁷⁴² – и новая жизнь начинается в Лавре только с XIV-го века, когда южная Русь отдохнула несколько под владычеством Литвы. А до того времени, как говорит Преосвященный Maкарий, «ничто не благоприятствовало восстановлению разрушенных на юго-западе обителей», в том числе и Киево-печерской Лавры, «так как Киевское княжество после нашествия Батыева около восемидесяти лет хотя имело по временам своих князей, но находилось собственно под властью монгольских баскаков, живших неподалеку от Киева, и подвергалось весьма часто набегам со стороны татар и Литовцев и крайне обеднело жителями». От того, если и согласиться с тем же Преосвященным, что Лавра Киево-печерская «продолжала существовате» и после постигшего ее разорения,⁷⁴³ то во всяком случае нельзя допустить, чтобы новые насельники ее собрались весьма скоро, и при том в таком количестве, чтобы из них могло выйти столько святых, сколько мы видим их даже в приведенном нами кратком перечне печерских святых XIII века у преосвященного Филарета. Следовательно, святые эти должны были жить до нашествия Монголов, и таким образом по всей справедливости были современниками основателей Почаевской Лавры, вышедшими из Киевa в это время.

Этого мало. Как увидим далее, самая большая часть святых угодников Киево-печерской Лавры, жизнь коих, по сказанию Преосвященного Филарета, должна относиться к первой половине XIII века, подвизались преимущественно в затворе, в котором находим их и до настоящего времени.⁷⁴⁴ И преосвященный Макарий справедливо замечает, что к концу XII и в начале XIII века «особенно процветала в Киево-печерской обители жизнь затворническая. О затворах в Киеве бывших в то время, по словам его, не раз упоминают, летописи, и в пещерах Киевских нетленно почивают весьма много святых затворников, которые известны только по имени».⁷⁴⁵ Между тем тот же преосвященный о жизни печерских иноков непосредственно после нашествия Батыева приводит старинное предание, что они «жили не в самой обители, а вокруг ее, по дебрям и лесам, в уединенных пещерах, и только тайно сходились в один уцелевший от разорения придел печерской церкви для совершения богослужения».⁷⁴⁶ Без всякого сомнения, в такое время о затворе в Печерской Лавре инокам и думать было нечего... К тому же по преданию известно, что те же печерские иноки, «спасшиеся от меча татарского, подражая преподобным основателям своей обители, ископали себе для пустынных подвигов не мало пещер в окрестностях Киева», каковы напр. пещеры, находящиеся в одной из гор, лежащей к югу от Киева, между селениями Пироговым и Лесниками⁷⁴⁷ и др. Зачем же было копать эти пещеры, если было возможно спасаться в Киеве, в заветных пещерах Антония и Феодосия? – Поскольку же о печерских затворниках XI и ХII-го века мы знаем из сказаний преподобного Нестора, а также Симона и Поликарпа, то само собою разумеется, что остальные, следующие за ними затворники, поминаемые в XIII веке, должны были и могли жить только в первой половине этого века, и при том не иначе, как до нашествия Батыева, когда в Киево-печерской Лавре подвизались и первые насельники Горы Почаевской, бежавшие потом от этого нашествия.

Не от того ли, что те же святые вели по преимуществу жизнь затворническую, и при том именно в темные времена погрома Монгольского, – мы имеем и самые скудные сведения об их жизни и деятельности? Затворническая жизне и сама по себе такова, что не представляет, особенно много данных для биографии затворника. От того мы не можем похвалиться, что имеем много сведений и о затворниках, предшествовавших нашим святым в XI и XII веках... Да и кому было писать об этих святых, когда, как гласит сама история, «большая часть Киево-печерских иноков того (монгольского) времени были перебиты, а немногие, оставшиеся в живых, разбежалисе...». 747 Когда же потом собрались в Лавре новые иноки, то им далеко было не до того, чтобы писать о своих предшественниках. У них было множество своих самых разнообразных насущных нужд, которым они должны были удовлетворить прежде, чем браться за перо, тем более, что и в лучшие времена Киево-печерской обители, как мы видели, проходили целые десятилетия и чуть ли не века, пока находились люди способные писать и описывать жизнь и деяния своих предшественников и сподвижников. – С другой стороны, если и согласиться с автором «Кратких сказаний о жизни и подвигах святых отцев дальних пещер Киево-печерской Лавры», что «были некогда и полные жизнеописания этих святых», в том числе, разумеется, и известных нам угодников ХIII-ков, а равно также и их блаженных современников Антониевой пещеры, но «таковыя могли быть истреблены в разныя разорения Киева»,⁷⁴⁸ то когда же по преимуществу и должны были быть истреблены эти жизнеописания, как не в страшную пору всеразрушающего погрома татарского?... А это еще более приводит нас к тому же заключению, в которому приходили мы и выше, что означенные святые жили не позже первой половины XIII-го века, или сказать вернее, до времени погрома Татарского, и таким образом, несомненно были современниками первоначальников иноческого жития на Горе Почаевской.⁷⁴⁹

Преосвященный Модест в своих «Кратких сказаниях о жизни и подвигах святых отцов дальних пещер», в том числе, конечно, и тех из них, которые были современниками основателям обители Почаевской, так определяют существующие источники для жизнеописаний этих святых: «по преданию, в древние времена св. мощи в Киевских пещерах лежали не в гробах, как теперь, а просто в нишах на досках. Эти ниши, где стоят и теперь гробы, с мощами святых, закрывались тоже досками. На этих досках в нижней части, в лежачем положении изображались лики преподобных печерских; в средине вырезывались небольшие окна, чтобы чрез них поклонники могли прикладываться к мощам, а сверху надписывались чистым славянским наречием имена святых, коих были мощи, с кратким жизнеописанием святых». В последствии надписи эти были списаны иноками и изложены в особой рукописи славянопольским языком и в таком виде дошли до настоящего времени.⁷⁵⁰ По свидетельству Преосвященного Филарета, такие же надписи были как в Феодосиевых, так и в Антониевых пещерах, и как теми, так и другими в 1643 году воспользовался известный Мелетий Сириг для составления службы преподобным печерским.⁷⁵¹ Надписи эти, за немногими исключениями, и доселе составляют главный источник для изложения жизни большей части святых угодников Киево-печерских, жизнеописания которых не вошли в состав Печерского Патерика из творений преп. Нестора Летописца, Иакова Мниха, Симона Владимирского и блаженного Поликарпа, в числе которых святых находятся главным образом и наши блаженные угодники, из среды которых должны были выйти первые насельники Горы Почаевской.

Что касается далее священных песнопений в честь этих святых угодников, то они находятся в службах «Преподобным Печерским», каковые службы, по содержанию своему, разделяются на два вида: I. Общие службы преподобным Печерским, к которым принадлежат:

«Служба преподобным отцем Печерским и всем святым в Малой Pocсии просиявшим», печатаемая в больших Киевских Акафистах, а также и отдельно особой брошюрой в Киево-печерской Лавре, составленная Протосинкелом Константинопольской Великой церкви, Мелетием Сиригом в 1643 году.

«Служба преподобным отцем Печерским, их же нетленныя мощи в ближней пещере почивают, яже поется по отдании праздника Воздвижения креста Господня в Субботу первую»;

и «Месяца августа в 28-й день, служба преподобным отцем Печерским, ихже нетленныя мощи в дальней пещере почивают».

Последние две службы, составленные тоже в XVII в., помещаются в особой книге, издаваемой в Киево-печерской Лавре под заглавием; «Службы преподобным отцем Печерским», иначе известной под наименованием «Печерской Минеи». В той же книге II. помещается и другой вид служб угодникам Печерским, особо в честь некоторых из них, под числами месяцев года, когда память этих святых совершается.

К сожалению, между последними службами нет службы ни одному из наших святых. Не многие из этих святых воспоминаются также и в «Службе Преподобным отцем Печерским», помещаемой в акафистах. Тем важнее для нашей цели обе службы преподобным отцам ближних и дальних пещер. В них не только содержатся более или менее ясные указания на наших святых, но в самом содержании этих служб нередко указываются такие черты, которые иногда несравненно более посвящают в тайны духовной жизни угодников Божиих, чем исторические сведения, имеющиеся об них; – вследствие чего между прочим Преосвященный Филарет в своих жизнеописаниях помянутых святых для характеристки их часто ничем другим и не пользуется, как только песнопениями, известными в честь их.

Тоже самое находим III, и в «Тропарях и Кондаках преподобным дальних пещер Киево-печерской Лавры», помещаемых, на основании старинных рукописей, у Преосвященнего Модеста, в его «Сказаниях о жизни и подвигах» святых отцов дальних пещер», в числе каковых Тропарей и Кондаков не мало находится Тропарей и Кондаков и в честь Святых, из среды коих вышли основатели обители Почаевской.

Тепере, соединяя воедино сохранившиеся исторически известия об этих святых совместно с имеющимися песнопениями в честь их, мы можем сказать следующее о каждом из них, за исключением, само собою разумеется, тех, о которых никаких особенных сведений не имеется.

О Святых, время жизни которых, как мы сказали выше, более или менее известно, и в частности –

1)  О Киево-печерском Архимандрите Святом Акиндине. Святой Акиндин был приемником известного Печерского Игумена Досифея, который принес в Poccию с Афонской Горы «чин о пении дванадесяти Псалмов» и написал ответ на предложенные ему вопросы о жизни афонских иноков, «доселе, как говорит Преосвященный Mакарий, уцелевший в рукописях».⁷⁵² Нужно думать, что ответы эти побудили потом Акиндина возложить поручение на Поликарпа, чтобы он, в соответствии описания жизни отцев афонских, написал о жизни преподобных Печерских. По той же причине, всего вероятнее, блаженный Акиндин давал подобное поручение и Святителю Симону Епископу Владимирскому.⁷⁵³ Из других деяний Акиндина известно, что в 1231 году он присутствовал при рукоположении Епископа Ростовского Кирилла.⁷⁵⁴ Святитель же Симон Владимирский в своем послании к нему прямо называет его «мужем Святым».⁷⁵⁵ Скончался Святый Акиндин, как мы уже видели, не ранее 1235 года.

Особых песней в честь его в наших церковно-богослужебных книгах не полагается. – Память его со всеми преподобными феодосиевой пещеры 28 Августа.⁷⁵⁶

2)  Что до блаженного Поликарпа, то о некоторых обстоятельствах своей жизни он повествует, сам в своем «Послании к Акиндину», – из чего видно, что он с юных лет остался жить в Печерском монастыре простым черноризцем, и здесь находясь в послушании у самого блаженного Акиндина, по поручению сего последнего, как человек, бесспорно, образованнейший в свое время, принял на себя труд описания жизни и деяний святых угодников Печерских, живших до сего времени, в память и назидание будущим инокам, – каковой труд, как мы уже сказали, и окончил около 1234 г. Преосвященный Maкарий так определяет характер и достоинство этого труда. «Как памятник литературный, послание Поликарпа к Акиндину уступает в достоинстве (такому же) посланию Святого Симона... Но как сочинение историческое, судя по источникам, которыми пользовался Поликарп, послание его может быть поставлено наравне с посланием Св. Симона, и при единстве предмета и самых источников, оба послания представляются как бы частями одного целого». К довершению достоинства послания Поликарпова нужно прибавить, что его труд наравне с трудом Св. Симона, как говорит Преосвященный Макарий, «послужил главною основою для Киево-печерского Патерика».⁷⁵⁷ – Потому то и церковь поет ему:

«Поликарпе славне, жития печерских святых конечнее исписавый и воедино собравый в книзе животней, твоими молитвами, и нам написатися сподоби».⁷⁵⁸

Как мы уже видели, Преподобный Поликарп скончался около 1234 года. Память его общая со всеми святыми угодниками Печерскими во вторую неделю великого поста.⁷⁵⁹

3)  Далее о святом Священномученике Лукиане следует сказать, что на одной древней доске с его иконою, сохранившейся в Киево-печерской Лавре, написано, что «Лукиан Священномученик пострадал от Батыя в 1243 году».⁷⁶⁰ Это впрочем то самое, что сказали мы о нем выше, и к сожалению, более к сему прибавить не возможно за неимением других каких либо сведений. – Церковь поет ему:

«Во священстве и иночестве благочестно пожив, и мучения путь прошед, мучителя и бесовские полчища посрамил еси. Темже, почитающе тя, вопием ти: от бед избави ны присно твоими молитвами, отче наш Лукиане».⁷⁶¹

Память его вместе с другими отцами дальних пещер 28 Августа и особо 15 Октября.

4)  О Святом Памво предание повествует, что когда Печерская обитель была обложена Батыевыми полчищами, то он послан был в город за пищею. Как ни страшна была опасность, Преп. Памво не отказался от возложенного на него поручения и был схвачен татарами, которые подвергли его разным мукам, чтобы заставить отречься от Христа. Но угодник Божий остался непоколебим. Когда неверные убеждали его поклониться идолам, он говорил: «ваши боги прокляты, а я верую во Христа, истинного Бога, который сотворил небо и землю. Он Господь един, истинный, всемогущий. Он и меня избавит от рук ваших молитвами святых печерских»... И точно Ангел Господень чудесно исхитил его из плена, и освободивши от уз, перенес его в Киево-печерскую обитель, в его собственную келью, в которой он оставался, может быть, один, не смотря на все ужасы вражеского погрома, до своей кончины, последовавшей как мы уже сказали, в 1241 г.⁷⁶² Церковь ему поет:

«Неленостным послушанием и отвержением воли своея крепко себе обуздав, вдался еси за Христа Бога на муки и раны, от него же сугубо, всечестне отче Памво, венчався, молися о душах наших».⁷⁶³

«Памву послушливаго почитати дерзаем и удовляемся: той бо в послушании от неверных и веры ради во узах претерпе много, обаче от Ангел восхищен и принесен в келии обретеся. И сбыстся на нем, яко послушание от смерти избавляет».⁷⁶⁴

«Послушание иноческое кровию мучения обагривши ублажаем тя любезне, преподобноисповедниче Памво, и поклоняющеся честным мощем твоим, верно молимся, молися Господеви непрестанно о всех нас».⁷⁶⁵

Память его 28 августа с прочими отцами дальних пещер, и особо июня 18.

5)    К тому, что сказали мы выше о Святителе Смоленском Меркурии, на основании сохранившихся о нем сведений, можно прибавить, что он страдал от полчищ Батыя в 1238 году, занимая кафедру Смоленскую после Лазаря, упоминаемого около 1220 г.⁷⁶⁶ По его кончине, вероятно последовавшей около того же времени, тело его чудесно приплыло по Днепру из Смоленска в Киев в особом гробе, сделанном, по древнему обычаю, из колоды, в которой оно и доселе почивает в Антониевой пещере особым, отличным от усыпальных рак других угодников Печерских образом. – В одном из поворотов пещеры, в углу стоит при самой стене высокий налой, скрывающий собою конец гроба, выдающегося из стены на расстоянии от полу более двух аршин. Это гроб Святителя Меркурия, стоящий в таком положении с незапамятных времен. Подходящие на поклонение целуют шитый, золоченный крест налоя, а желающие могут видеть и самый край гроба в промежутке между стеною и налоем.⁷⁶⁷ Церковь поет ему: «Слава Смоленскому граду Mepкурий Пастырь, Пастыреначальника своего овцы пасый добре, духом же горя выну неразлучну быти от лика преподобных печерских: темже по смерти чудотворне приплы во кладе, и в пещере святей почивает телом, душею же радуется с преподобными во славе вечной».⁷⁶⁸

Память его с прочими преподобными печерскими 28 августа и особо 24 ноября.

6)  О Святителе Симеоне Переяславском в летописях читаем: «Батыеви же вземшу Козелеск и пойде в землю Половецкую, оттуда же ноча посылати на грады русские, и взят град Переяславль копием, изби весь, и церковь Архангела Михаила сокруши... и епископа Преподобнаго Симеона убиша».⁷⁶⁹ Как «преподобный», взятый на епископию из подвижников Печерских, Святитель Симеон издревле изображается на «иконах печерских святых» и сама церковь поет ему:

«Симеоне Иepapxo, иже Агнца Божия первее приносяй в жертву Вседержителю, последи же и себе самаго яко агня приведый в жертву, спаси мя твоими молитвами».⁷⁷⁰

Как мы уже сказали, Святитель Симеон умер мученическою смертью в 1239 г. Память ему вместе с другими подвижниками печерскими во вторую неделю Великого поста.

* * *

За сим, что касается прочих преподобных печерских, относящихся, на основании сделанных нами указаний, также к первой половине XIII века, и потому находящихся в непосредственном отношении к первым насельникам Горы Почаевской, то по содержанию и характеру данных для их бтографии и молитвенного прославления, их нужно разделить на три разряда: 1) Святые, о жизни и деяниях которых ничего неизвестно и в честь которых никаких особых песней в нашей церкви не имеется; II) Святые, о которых также ничего неизвестно, но которые имеют особые песнопения в честь их и III) Святые, имеющие некоторые данные для их жизнеописаний и песни церковные для прославления их. – При этом для большего порядка мы скажем прежде о святых Антониевой или ближней пещеры, а потом о святых феодосиевой или дальней пещеры.

Из святых антониевой пещеры известны только по одним именам: 1) Алексий затворник; 2) Иероним затворник и чудотворец; 3) Меладий старец и чудотворец; 4) Онисим затворник; 5) Павел инок чудесно послушливый и 6) Персий старец.

Служба этим святым общая, равно и память их общая со всеми преподобными дальних пещер в Субботу по отдании праздника Воздвижения Креста Господня.

Далее из тех же пещер Святые, о жизни которых ничего неизвестно, но которым полагаются особые песнопения, суть: 1) Аврамий, иначе называемый трудолюбивым; 2) Елладий затворник, называемый постником и чудотворцем и 3) Лука эконом Печерский. – Церковь поет им так, соединяя по два угодника вместе:

«Елладие Преподобие с Аврамием, яко многое имуще дерзновениe ко всех Владыце, не презрите рабы ваша, но молитеся избавится нам от вражиих наветов, и всегда творите волю Божию».⁷⁷¹

«В чудесех Богодаровитых славимии, Блаженнии отцы, Елладие и Луко иноком яко добры делатели заповедей Владычних бывше, ныне приястe возмездие от потока сладости, и радостно поете: Благословен Бог отец нашых».⁷⁷²

К числу тех же святых надобно отнести: 4) Ефрема пресвитера, которому церковь поет:

«Ефрем священник, сей есте добрая маслина, его же дарованием благодати умастившеся, благодарят вернии и славословлении выну всех Творца величают».⁷⁷³

5)  Cepгия послушливого с песнею в честь его:

«Cepгие послушливе, яко предавший душу свою под иго послушания Христова, преклони молитвою своею наше непокорство под ярем послушливого Иисуса, во еже усердно исполнити нам повеления Его».⁷⁷⁴

6)  Сисоя затворника с песнею ему:

«Сисоя просиявшаго в посте восхвалити аще и дерзаю, но по достоянию того ублажити не могу: к Тебе убо единому прибегаю, Ты от твоих даров подажде мне силу восхвалити угодника твоего, Спасе».⁷⁷⁵

и 7) Феофила затворника, которому церковь поет:

«Феофил в чудесех изящный поется; той бо еще в жизни сей многия чудодействием удивляше: ныне же большее приим дарование, иным пособствует, яко сохрани повеления твоя, Спасе».⁷⁷⁶

Всех поименованных семи святых память общая с преподобными дальних пещер, в Субботу по отдании Воздвижения, за исключением Луки эконома, которому память в Киево-печерской Лавре совершается еще особо, 6-го Ноября.

Наконец, о святом Евстафии Златаре известно, что до поступления своего в Киево-печерский монастырь он был золотых дел мастером, и потом, удалившись из мира, всю свою жизнь посвятил на украшение златоподобными добродетелями,⁷⁷⁷ как и церковь поет ему:

«Злато чисто и сребро седмерицею дарований искушено, Евстафие Праведне, праведно делатель был еси, и отсюду в делание добродетелей умных прешел еси: ими же душу твою украсив, представил еси чисту, аки злато, и поеши: благословен Бог отец наших».⁷⁷⁸

Память ему общая в Субботу по отдании праздника Воздвижения Креста Господня.

* * *

Что до святых феодосиевой пещеры, то из них известны только по именам 1) Анатолий затворник и 2) Исидор затворник.

Служба их общая, и память общая со всеми преподобными дальних пещер, 28 Августа.

Далее, по сохранившимся сведениям, 1) о святом Афанасие затворнике известно, что, желая в безмолвии угодить Богу и не видеть суеты и прелести мира сего, он затворил себя в пещере и там непрестанно стоял на молитве. Церковь поет ему:

«Столпе непоколебиме, Афанасие затворниче, водружен сый в затворе, не требовал еси светлости чувственныя, понеже тебе мысленная светяше, тою моли, блаженне, просветитися тя почитающим».⁷⁷⁹

«По имени твоему за труды велия и всегдашнее умерщвление плоти в затворе безсмертную ныне жизнь на небеси наследовавый, молим тя прилежно Афанасие, молися о нас, яко да и мы тояжде сподобимся получити».⁷⁸⁰

«Ведый мира сего суету быти тщетну, не к тому самима очима, но и всего себя всеконечне отвратив, Афанасие Преподобне, затворился еси в темной пещере, в ней же в молитвах и слезах многовременне потруждься, и обрет на небеси безконечную радость, молися непрестанно за души наша».⁷⁸¹

Память его 28 Августа и 2 Декабря.

2)Преподобный Кассиан затворник, по преданию, пред всеми смирялся, был весьма послушлив, трудолюбив и предан посту. Своим святым послушанием он заставил бесов исповедать, что в печерском монастыре есть много иноков, которые могут изгонять бесов, и как демоны вообще боятся Преподобных печерских.⁷⁸² Тропарь и кондак ему:

«В тебе, Отче Кассианe, известно спасеся еже по образу: восприми бо крест, и последовав Христови, творил еси заповеди Его тщательне, темже ныне со ангелы радуется, преподобне, дух твой».⁷⁸³

«Пред всеми смиряяся, и во всем послушание припряженное посту, Кассиане, имея, покорил еси гордых бесов исповедати ти, сколь вельми боятся Преподобных печерских, ихже и до конца посрамив, вселися в лице праведных, с ними молися о всех нас».⁷⁸⁴

Память его 28 Августа и 29 Февраля.

3)Преподобный Лаврентий затворник, возненавидев суету мирскую, решился жить в темной пещере, чтобы посредством поста и молитвы сподобиться общения с миром Ангельским и озарения светом небесным.⁷⁸⁵ Тропарь и кондак ему:

«Затворивый себе Господа ради в темней пещере, Преподобне отче Лаврентие, многолетне к оному добре в ней угодивый, подаждь и нам от всякаго зла чувствия затворити, тьмы страстей отвратитися, и светлость получити царства небеснаго».⁷⁸⁶

«Бог рекий из тьмы свету возсияти, просия тебе из темна места яко свет, и знаема всем показа, Лаврентие, яви же и свету невечернему тя причастника, преподобне, в немже ликуя, поминай нас хвалящих тя».⁷⁸⁷

«Лаврентие постником светило, во тьме страстей нас сущих и ходящих освети, и молитвами твоими настави, да и мы в крестоношении нашем не преткнем о камень соблазна ног наших».⁷⁸⁸

Память его 28 Августа и особо 20 Января.

4)Преподобный Пафнутий затворник, принявши иночество, непрестанно плакал, представляя в уме своем тот час, когда при разлучении души с телом окружат человека Ангелы и духи злобы, покажут человеку дела добрые и злые, напомнят ему о всех его мыслях и желаниях, и о том, что он забыл и чего не считал грехом. За это блаженный угодник Божий сподобился при смерти видеть святых Ангелов, которые вознесли душу его от земли на небо.⁷⁸⁹ Церковь поет ему:

«Плачущих поминая блаженство, Пафнутие Преподобне, всегда плакал еси, ныне же радостная наследив места, молися тамо и нам во кров безплачевный вселитися, да с тобою превозносим Господа во веки».⁷⁹⁰

«Помышля исход души твоея и праведное мздовоздаяние по делом, непристанными слезами умолил еси Господа даровати тебе неизреченных радостей наследие, яже уже со святыми предвкушая, Пафнутие Преподобне, поминай и нас пред Богом чтущих тя».⁷⁹¹

Память его 28 Августа и особо 15 Февраля.

5)Преподобный Пиор затворник отличался постом и трудолюбием и в этом служил примером для постников и трудолюбцев. Не желая взирать на прелесть и суету мира сего, он затворился в мрачной пещере, где и подвизался в посте и молитве до самой блаженной кончины своей.⁷⁹² Тропарь и кондак ему:

«Затворивыйся, богоблаженне Пиоре, в месте темне, и отнюдь света сего, и в нем сущих прелестей всяких зрети не восхотевый, света же днесь невечерняго яко способлься, моли и нам светом тем же озаритися».⁷⁹³

«Веселия днесь Лавра Печерская исполняется, в памяти благотворнаго затворника, преподобного Пиора, вопиющи ко Господу: дивен еси во святых своих.⁷⁹⁴

Память Преподобного Пиора 28 Августа и в Субботу Сырную.

6)Преподобный Сисой схимник. Он один из известных нам по своей близости к первым насельникам Горы Почаевской подвижников Феодосиевой пещеры подвизался не в затворе, а проводил жизнь в обители в великих постнических трудах. Его воздержанию удивлялись все знавшие его, тем паче что этим он до конца победил все страсти плоти и духа. Преподобный Сисой задолго предузнал и предвидел кончину свою, которая и постигла его в тот день и час, в который предсказал он.⁷⁹⁵ Церковь поет ему:

«Сисое чудне, на страсти вельми подвизавыйся, и постом и нощными молитвами сия усиливый, благодать от Христа приял еси в страстех бедствующим пособствовати: тем и наша страсти плоти и духа исцели, молимся».⁷⁹⁶

«Сисое чудно, постом обуздавший своя страсти, свирепеющую похоть и нашея плоти смири; тебе бо дана есть благодать в страстех нам пособствовати».⁷⁹⁷

Память его 28 Августа и особо 6 Июля.

7)Преподобный Софроний затворник, заключившись в темной пещере, ежедневно прочитывал всю псалтирь и до конца жизни своей всегда носил на себе власяницу и пояс железный.⁷⁹⁸ Церковь поет ему:

«Пространна пути ведуща в пагубу, блаженне Софроние, угонзая, затворился еси в темнем месте пещернем, идеже день и нощь в молитвах и слезах и в ручном деле подвизался, обрел еси вечный живот и наслаждение».⁷⁹⁹

«Явился еси древним Отцем ревнитель, в темней пещере светлым житием ясно просияв, и озарил еси сердца поющих тя, богомудре отче Софроние».⁸⁰⁰

«Софроние преподобне, в темном месте себе затворивый, непрестанно во псалмех пел еси Богу; и ныне в пространнем селении горнем наслаждаяся ангельских пений, молися, да и мы тая слышати сподобимся».⁸⁰¹

Память его 28 Августа, и особо 11 Марта.

«И было, говорит Преподобный Нестор Летописец о Лавре Печерской, поистине чудно видеть братию в печерском монастыре святом. Ибо Господь собрал таких черноризцов во обители Матери своей, что они сияли добродетелями, как звезды в земле русской. Одни крепки были в посте, другие в бдении или коленопреклонении. Иные постились чрез день, иные чрез два; другие вкушали только хлеб с водою, иные вареную зелень, а иные и невареную. Все же пребывали в любви. Младшие покорялись старшим, не смея говорить пред ними иначе, как со смирением и послушанием великим. А старшие имели любовь к младшим, наставляя их как детей любезных. Если кто падал в некое согрешение, утешали его; трое или четверо делили епитимию его. Если брат выходил из монастыря, вся братия скорбели о том, посылали за ним и просили возвратиться в монастырь, и когда тот приходил, все шли к Игумену, кланялись и умоляли игумена, и потом с радостью принимали брата»....

«Такова, заключает Нестор, была божественная любовь, таково смирение и воздержание во святой братии. Они и по смерти сияют, как неугасающая свеча различными чудесами и молят Бога.⁸⁰²

Такова была жизнь, скажем и мы, на основании всего вышеизложенного, такова любовь, смирение и воздержание, которыми отличались и знакомые нам преподобные печерские, из среды которых должны были выйти первоначальники иноческого жития на Горе Почаевской.

Кто же и что же в состоянии возбранить нам иметь после этого живую, непосредственную уверенность, что таковы были и сами эти блаженные основатели обители Почаевской?...

И могло ли быть иначе, когда они до удаления из Киева жили одним общим черноризцам печорской Лавры духом ее великих основателей, Антония и Феодосия Печерских, воспитывались на одних и тех же преданиях и уставах, унаследованных от древних отцев, запечатленных примером их заветной жизни, политых их потом и слезами?

Достойно внимания, что первые насельники Горы Почаевской, по преданию, также вели жизнь затворническую, заключаясь в скалистых пещерах ее, подобно тому, как это делали святые современники их в Киево-печорской Лавре.⁸⁰³ Это не только еще более роднит тех и других между собою, но вместе с сим объясняет нам отчасти и трудную загадку: от чего история не сохранила имен ни одного из основателей обители Почаевской? – В этом отношении они одинаково разделяют судьбу с своими бывшими сподвижниками печерскими, с тою только разницею, что последних мы знаем хотя по именам, а о тех не ведаем ничего.

Наипаче же и паче всего первые насельники Горы Почаевской, вышедшие из среды таких великих и святых подвижников, без сомнения, вынесли с собою из этой благословенной среды, из святой своей Киево-печерской Лавры, этот крепкий дух православия и непоколебимой преданности вере и церкви отеческой, который в течении веков был славою и лучшим украшением Горы Почаевской, который воспитал на ней такого великого и приснопамятного борца веры и «закона Греческого», как Преподобный Иов, Игумен и Чудотворец Почаевский, каковой дух был наконец причиною того, что сами враги православия долгое время не могли овладеть обителью Почаевскою, не смотря на свою фанатическую ревность и силу политическую, и затем снова должны были с посрамлением возвратить ее во одержание православным, яко исконную Святыню Греко-восточной церкви, воссиявшую от великой Лавры Печерской, всегда неизменно стоящей на страже родной церкви и православия.

Остается пожелать, чтобы Лавра Почаевская отныне и во вся веки веков пламенела тем же духом во славу Божию, и купно во исполнение того великого назначения, которое от века предначертано ей святым Промыслом Божиим, «да пребудет обитель сия, скажем еще раз словами Государя Императора, навсегда оплотом православия и русской народности в древнем русском крае», и «да поможет ей Господь и да соделает своим Промыслом, во исполнение завета от маститого представителя Киево-печерской Лавры, Высокопреосвященнейшего Митрополита Платона, чтобы все живущие окрест ее, взирая на ее храм и на ту гору, на которой она стоит, говорили друг другу пророчески:приидите и взойдем на Гору Господню, в дом Бога Иаковлева, и научит он нас своим путям, и будем ходить по стезям Его,⁸⁰⁴ и говоря это, действительно возжелали узнать истинное Христово учение, и по этому усердно посещали святую обитель Почаевскую и храм ее, дабы научиться в них правой вере и благочестию ко спасению душ их».⁸⁰⁵

Тропарь общий

Святым угодникам Киево-печерской Лавры, их среды которых вышли блаженные отцы, основавшие обитель Почаевскую.

Глас 4.

Приспе день светлаго торжества, обитель Печерская радуется, и с нею благословенная Почаевская Лавра ликовствует во псалмех и пениих и песнех духовных: Днесь бо, яко же солнце незаходимое всем воссия, память Преподобных и Богоносных отец Печерских, от них же, волею Божиею, изыдоша первоначальницы иноческаго жития на Горе Почаевстей. ихже молитвами, Господи, землю отечественную нашу в православии и мире утверди, Великому Иператору нашему Александру Александровичу споборствуй, и помилуй всех, имущи купно о нас молитвенннцу и Заступницу усердную, Пречистую Матерь свою Богородицу, от лет древних благодатне сияющую в Цельбоносней Стопе своей и чудотворней Своей Иконе во обители Почаевстей, в просвещение и спасение душ наших.

Кондак глас 8.

Избраннии от родов угодницы Божии, Преподобнии Печерстии: Меркурие и Симеоне, Анкиндине же, Лукиане, Памво и Поликарпе, Аврамие, Алексие, Евстафие, Елладие, Ефреме, Иерониме, Луко, Меладие, Онисиме, Персие, Павле, Сергие, Сисое и Феофиле, Анатолие же, Афанасие, Исидоре, Кассиане, Лаврентие, Пафнутие, Пиоре, Сисое вторый и Софроние, от нихже изыдоша первоначальницы иноческаго жития на Горе Почаевстей: вас не потаила есть земля, небо же и райския селенния отверзошася вам. Тем же мы, похвальная песни Богу, прославльшему вас, в памяти вашей приносяще, и честный Собор ваш вселюбезно почитающе, из глубины душевныя вопием вам: от всех бед вашими молитвами заступайте нас зовущих: радуйтеся печерстин чудотворцы и обители Почаевския слава и утверждение.

Хромо-лит. А. Стрельцова, г. Москва

Точное изображение Чудотворной иконы Божией Матери почаевской. В четверть настоящей ее величины.

Тропарь

Предстательство Христиан непостыдное, ходатайство ко Творцу непреложное явилася еси воистинну, Богородице, в цельбоносней Стопе Твоей и чудотворней Твоей иконе на горе Почаевстей. Не презри убо Всепетая, грешных молений гласы, но предвари любовию Твоею матернею на помоще нам, верно зовущим Ти; ускори на молитву, якоже древле явилася еси на скале Почаевстей, в столпе огненнем, цельбоносную воду от камене, во спасение наше источающи; потщися на умоление, и Твоею благостынею покрый и соблюди нас, якоже иногда благопоспешила еси обители Твоей во спасение от нашествия агарянского, предстательствующи присно, Богородице, чтущих Тя.

В настоящее время, – когда по державной воле покойного великого Монарха нашего и по единодушному, сердечному желанию всего доблестного народа русского, совершилась на востоке заветная, священная борьба за права и независимость единоплеменных нам и единокровных, юго-славянских собраний наших, когда вследствие этого все взоры, чаяния и симпатии наши теперь обращены за пределы Дуная и на горы Балканские, и мы поневоле вспоминаем при этом о славных именах приснопамятных деятелей из Cepбии, Болгарии и других стран юго-славянских, принимавших такое или другое участие в исторических судьбах нашего отечества, – без сомнения, не безвременно также обратить внимание и на те известнейшие памятники веры и благочестия, которые мы имели счастье наследовать в разные времена от юга славянского и многие из коих в течении веков и доселе составляют в разных отношениях нашу лучшую славу, наше утешение и украшение нашего отечества.

К числу таковых памятников мы должны отнести прежде всего и паче всего заветную икону Пресвятой Богородицы, которая по месту своего нахождения и прославления на Волыни, в лавре Почаевской, издревле известна под наименованием святой, чудотворной иконы Божией Матери Почаевской.⁸⁰⁶

Ибо 1) икона эта несомненно юго-славянского происхождения, и 2) еще более драгоценна для нас, особенно в настоящее время, по тем замечательным знамениям и чудесам, которые совершались от нее, заступлением Божией Матери, над исконными врагами нашими турками и татарами во спасение народа православного.

* * *

Из древнейших памятников лавры Почаевской известно, что св. чудотворная икона Божией Матери Почаевская первоначально принесена была на Волынь неким Неофитом, митрополитом греческим, и оставлена сим последним, в 1559 году, в доме одной благочестивой православной помещицы, жившей по соседству с горою Почаевской, Анны Гойской, в благодарность за ее гостепреимство, в деревне ее Орле, именуемой ныне Урлею, в 9 верстах от Почаева. Когда в последствии, после разных знамений и чудес, бывших от этой иконы в доме Гойской, брат Гойской Филип Козинский, будучи слеп от рождения, прозрел по молитве пред св. иконою, то икона сия, непосредственно после этого события, в 1597 году, была отдана Гойскою в монастырь Почаевский, «на вечное хранение», – и с того времени пребывает и до настоящего времени на горе Почаевской, источая неисчетные знамения и чудеса во спасение всем, с верою к ней притекающим.⁸⁰⁷

Но из того, что Неофит, коему первоначально принадлежала дивная икона Почаевская, именуется в летописях Лавры Почаевской митрополитом греческим, еще вовсе не следует, что сама икона эта была тоже греческого происхождения, не смотря даже на то, что, по преданию, она была вывезена Неофитом из Константинополя.⁸⁰⁸

Уже униаты, или точнее, базилиане Почаевские, как известно, владевшие Почаевскою лаврою в последней половине прошедшего и в начале текущего столетия, свидетельствуют, что «образ Почаевский писан рукою русскою», на том ближайшем основании, что все надписи, сохранившиеся на этом образе, действительно, написаны славянскими буквами и на языке славянском.⁸⁰⁹ И надобно заметить, что таковых надписей на иконе Почаевской находится не мало, – потому что, кроме главного лика Богоматери с Предвечным Младенцем, здесь находится еще семь миниатюрных изображений святых, расположенных возле Пресвятой Девы с трех сторон, а именно: с правой – изображение св. пророка Илии и под ним – мученика Мины; с левой – первомученника Стефана и под ним – преподобного Авраамия; и внизу – великомученицы Екатерины, святой Пятницы или Параскевы, и святой Ирины. – И все эти изображения подписаны чисто по-славянски, только, без сомнения, не настоящей рукою русскою, а кем либо из предков тех единокровных и единоплеменных великой русской семье юго-славянских родичей наших, потомки коих и теперь так мужественно подвизаются за Дунаем в борьбе с мусульманством за свою народность и за св. веру православную.

В этом отношении указание на то, что св. икона Почаевская вывезена Неофитом в звании его, как митрополита греческого, и вывезена именно из Константинополя, не только не может служить опровержением против такового нашего мнения, но напротив должно служить для него еще ближайшим, непосредственным доказательством. – Из истории несомненно известно, что в Константинополе с незапамятных времен не только проживали вообще, но даже восседали на троне родовитые южные славяне (напр. Юстиниан велик. в VI в.), которые, как и теперешние славяне Цареградские, всегда говорили на своем родном языке, отправляли славянское богослужение и имели свою славянскую литературу. Тем более при этом они должны были иметь у себя и св. иконы с родными, славянскими надписями, каковою, между прочим, и является пред нами чудотворная икона Почаевская.

На эту мысль еще более наводит нас и доселе известный по преимуществу у южных славян замечательный обычай, в силу коего каждый почти род у них имеет себе всегда особых патронов или покровителей из лика святых, и вследствие этого всегда с особенною торжественностью отправляет дни памяти этих святых, как заветных, родовых праздников. При этом избранные заступники или покровители рода изображаются обыкновенно на особых иконах, которые постоянно переходят из рода в род, от одного поколения к другому, или же в случае умножения или разветвления рода, или по другим каким-либо уважительным причинам, воспроизводятся на других подобных иконах, – и что в особенности всего интереснее для нас в настоящем случае, – воспроизводятся почти всегда с присовокуплением к главному лику, на такого рода иконах, – других святых известных по именам, носимым или представителями рода или членами того или другого семейства в роде, совершенно точь в точь так, как мы видим на иконе Почаевской.

И мы всего более убеждены, что св. икона эта была именно такого рода семейною или родовою иконою в роде самого Неофита, который привез ее из Константинополя. – Ибо Неофит сей хоть и именуется в памятниках Почаевских митрополитом греческим, но по своему происхождению он также мог быть родовитым славянином из сербов или болгар, как и многие из южных славян, которые, особенно в XV и XVI веках, в неисчетном количестве проживали в Константинополе, и здесь очень часто занимали высшие места в администрации церковной или гражданской. Греческим же митрополитом – он, без сомнения, был назван потому, что в Сербии долгое время, а в Болгарии и в других южно-славянских странах и до последнего времени, вследствие иерархической зависимости, не только святители греческого происхождения, но и сами даже славянские же архиереи славянского происхождения именовались всегда архиереями греческими, как и именуется в Почаевских сказаниях и Неофит, бывший владетель иконы Почаевской.

Ко всему этому, о славянском происхождении Неофита и бывшей его св. иконы Почаевской может также свидетельствовать и то, что Неофит является на Волыни именно в половине XVI века, когда в западно-русской церкви происходило столько нестроений и смут, особенно вследствие приближавшейся церковной, Брестской унии 1596 г. В это время, как известно все чаще и чаще являлись здесь, по поручению патриархов константинопольских, святители восточные, по тогдашнему из Греции, для разбора разных смут и возникавших столкновений. И, без всякого сомнения, Неофит был именно одним из таковых святителей, тем более, что ему, как иepapxy славянского происхождения, всего приличнее было поручить из Константинополя разбор этих нестроений и смут; ибо только святители славянского происхождения и могли без затруднения объясняться с западно-русскими на родном славянском языке, на котором, – заметим кстати, – особенно в XV и XVI вв. писались почти все сочинения на западе России, – и таким обр. более других понимать местные нужды и по возможности улаживать споры и устроять безпорядки и несогласия.

Если нас спросить, почему именно Неофит является с своей иконой из Константинополя на Волыни, и каким образом при этом он мог останавливаться у Гойской, в пределах Почаева? – То на это мы ответим, что для восточных святителей и для других лиц, отправляющихся из Греции в Киев и в другие города западной и восточной России, Волынь искони служила переходным пунктом, как это мы видим, напр., из жития преп. Варлаама игумена Печерского, который на обратном пути из Царьграда скончался даже в одном из Волынских монастырей, именуемом Святая гора во Владимире-Волынском.⁸¹⁰ Кроме того Неофита мог ехать чрез Орлю даже прямо из Почаева, или по дороге в Почаев, куда, по всей вероятности, он заезжал для поклонения благодатной Стопе Божией Матери, существующей, как известно, на горе Почаевской с самых древних времен, или, как свидетельствует предание, с 1240 года по Рождестве Христовом.⁸¹¹

И, без сомнения, одного появления чудотворной иконы Божией Матери от стран юго-славянских в пределах нашего отечества весьма достаточно для того, чтобы возбудить в серцах наших чувства глубочайшей признательности к этим странам, в виду тех безчисленных чудес и благодатных знамений, которые силою Царицы Небесной вот уже более трех веков совершаются на горе Почаевской. Но этого мало. В иконе Почаевской мы имеем не только обыкновенную святыню, замечательную разными исцелениями и другими подобными знамениями и чудесами, но и величайшую защитницу против врагов православия, тем более заслуживающего нашего благоговейного внимания, что врагами этого рода, дивно побораемыми благодатью Пресвятой Девы, чудодействующей во святой иконе ее Почаевской, являются именно те самые враги, против которых теперь борется русский народ и все единокровные юго-славянские собратия наши.

Замечательно, что самое первоначальное прославление чудотворной иконы Почаевской в нашем отечестве совпадает с тем временем, когда известный ренегат сербский, Синан-паша, сжег в 1595 году мощи св. Саввы сербского и пепел их развеял по ветру, чтобы, таким образом, как думал он, стереть с лица земли и саму память бывшего славного царства сербского. И вот, как бы спасаясь от турецкого зверства, но осеняемая благодатною силою Божией Матери, дивная икона Неофитова является в пределах западного края Poccии и здесь начинает чудодействовать как раз в 90-х годах XVI в., следовательно в самую эпоху появления другого величайшего зла в нашем отечестве, именно злосчастной церковной унии, утвержденной на Брестском соборе 1596 года, без всякаго сомнения, для утешения новых почитателей, бедствия коих, испытываемый тогда и в последующие за тем времена от латынян-униатов, едва ли чем отличались от горьких мук и нечеловеческих страданий, которые в настоящее время испытывают южные славяне от турок на Балканском полуострове.

Но особенно замечательное чудо совершилось от святой иконы Почаевской в борьбе православных с самими турками и татарами в 1675 г. То было дивное спасение Почаевской обители явлением Божией Матери и преп. Иова, во время так называемой брани Збаражской, изложенное нами выше, в житии Св. Иова.⁸¹²

В монастыре Почаевском память о дивном явлении Божией Матери на защиту народа православного увековечена была сейчас же после этого события устроением особого храма в честь «Победы Божией Матери над турками и татарами», который хотя и был уничтожен униатами, по случаю перестроек, произведенных ими на горе Почаевской в XVIII веке, но в настоящее время (с 1875 года) снова восстановлен и теперь находится на хорах в теплой лаврской Свято-Троицкой церкви. И теперь, в этом храме не только совершается ежегодно праздник победы 23 июня, но и еженедельно, в память совершения этого чуда в среду, по средам отправляется торжественный акафист Божией Матери, – акафист, отправление коего заведено было еще православными непосредственно после избавления горы Почаевской, заступлением Пречистой Девы, от татар и турок, с 1675 года, и продолжалось даже самими униатами во все время пребывания их в лавре Почаевской.

К этому, как мы уже видели в житии пр. Иова, летописи лавры Почаевской присоединяют, что многие из пленных турок и татар, доставшихся монастырю Почаевскому, после неожиданного бегства Нурредина с его полчищами из под горы Почаевской, которые сами были свидетелями чудного явления Царицы Небесной, в последствии приняли, в память этого явления, христианскую веру и умерли в Почаевском монастыре на послушании. В 1721 году, один иеродиакон монастыря Почаевского, по имони Гавриил, может быть бегая от униатов, которые тогда утверждались на горе Почаевской, отправился путешествовать по святым местам, – и когда прибыл в Константинополь, то один турок, узнавши, что он из Почаева, спросил его: «А живет ли еще у вас Божка (т. е. Матерь Божия)?» – и когда Гавриил ответил, что «живет», то «турчин оный вострепетал» и сказал при этом, что «там, под Почаевом погиб его отец, и что он сам молодым отроком был в то время под Почаевом, когда Божка эта многих там погубила».⁸¹³

Известно также, что когда в 1770 году на горе Почаевской производимо было, под председательством униатского епископа Сильвестра луцкого и острожского, официальное дознание о чудесах, бывших от св. иконы Почаевской, то в это время чесник Иосиф Прушинский, старец лет 60-ти, засвидетельствовал, что он слышал от Николая Лепницкого, бурграфа Любельского, который в свою очередь рассказывал со слов отца своего, что, когда этот последний, т. е. отец Лепницкого, состоял на службе у Лосятинского помещика пана Гуровскаго,⁸¹⁴ то, посетивши Почаев, спустя не много времени после нападения турок в 1675 году, он сам слышал от людей почаевских, как Матерь Божия видимо явилась здесь, над обителью Почаевскою и так. обр. спасла христиан от погибели. Тоже самое и тогда же подтвердил помещик из Лосятина Иосиф Черницкий, с тем только отличием, что он слышал о дивном явлении Пресвятой Девы для спасения обители Почаевской от бабки своей и отца жены своей, того же помянутого выше Лепницкого. В тоже время Иосиф Святоянский из Лосятина же прибавил, что он слышал от отца своего Адама Святоянского, как тот не раз рассказывал, что прадед его сам находился тогда в монастыре Почаевском, когда совершалось это явление, и не только видел турок нападающих на обитель, но и самую Божию Матерь, которая явилась над этою обителью и покрывала ее своею ризою.⁸¹⁵

Не удивительно после этого, что весть об этом замечательном событии быстро облетела все окрестные страны и доселе сохраняется в памяти народной не только на Волыни, но и в областях, к ней прилегающих, как-то: вГалиции, Холмщине, Подолье и Украине.⁸¹⁶ И теперь нищие и калеки – эти хранители народной веры и народных преданий и истории в окрестностях Почаева – поют непрестанно, как Божия Матерь, во время войны Збаражской, над Почаевом

...............  всим ся зъявила,

И омофором верных покрыла.

Как тогда же

Иов за Mapиею став на повитру

Всим видимою......................... и пр. и пр.⁸¹⁷

И народ православный с непоколебимым убеждением верит в действительность чуда, как верит в излюбленных героев своих, воспеваемых лирныками кобзарями, как верит в Хмеленицкого, Наливайку и Сагайдачного, – и в уповании несомненной веры и доселе тысячами спешит на благодатную гору Почаевскую, чтобы помолиться здесь чудной Заступнице народа православного, поборающей за верных против врагов видимых и невидимых – чтобы ей одной предать судьбу свою во спасение от горя и бед, всюду налегающих на него и отравляющих и без того не всегда приглядное его существование.

Даже римсюе католики – и те несомненно верят в истинность явления Божией Матери под монастырем Почаевским в 1675 году, тем более, что действительность этого события скреплена для всего католического мира авторитетом самого папы римского (Климента XIV), который не только признал в 1773 г. все чудеса, бывшие от иконы Почаевской, – но и побуждаемый силою и величием этих чудес, – в числе коих явление Божией Матери над Почаевской обителью для спасения от турок, бесспорно, занимает первое место, прислал в Почаев золотые диадимы или короны для торжественного венчания чудотворной иконы Почаевской. А надобно знать, что коронование икон в римско-католической церкви значит тоже самое, что канонизация святых, т. е. признак известной иконы воистину чудотворной, вследствие чего со времени коронования она становится общею святынею всей римско-католической церкви и должна быть почитаема целым римско-католическим миром без всякого прекословия.⁸¹⁸

Пусте же все, и сербы и болгары, и босняки и черногорцы, и герцеговинцы, и все страдавшие и страдающие под игом чужой неволи, обратит взоры свои на гору Почаевскую к родной своей благодатной святыне и в умилении сердца взывают к ней гласом несчастных, обложенных турками в обители Почаевской, во время брани Збаражской: «Помилуй нас, Мати Божия, не даждь видети погибели служащих Тебе и покланяющихся чудотворной иконе Твоей; но помози и изми нас из рук агарянских, яко же иногда спасла еси царствующий Константинов град от Скифского воеводы и потопила вся вои его, нападающие на град сей».⁸¹⁹

И кто усомнится, что подобные молитвы будут услышаны!!... О дай Господи, чтобы они были услышаны, да увидят вси язы́цы, яко есть избавляяй и спасаяй Израиля.⁸²⁰

ТРОПАРЬ В ЧЕСТЬ ЧУДОТВОРНОЙ ИКОНЫ Б [0]ЖИЕЙ МАТЕРИ ПОЧАЕВСКОЙ.

Тропарь Почаевский общий глас 4.

Предстательство христиан непостыдное, ходатайство ко Творцу непреложное, явилася еси воистину, Богородице, в цельбоносней Стопе Твоей и чудотворней Твоей иконе на горе Почаевстей. Не презри убо, Всепетая, грешных молений гласы, но предвари любовию Твоею матернею на помощь нам, верно зовущим Ти: ускори на молитву, якоже древле явилася еси на скале Почаевстей, в столпе огненем, цельбоносную воду от камене, во спасение наше источающи; потщися на умоление, и Твоею благостынею покрый и соблюди нас, якоже иногда благопоспешила еси обители Твой во спасение от нашествия Агарянского, предстательствующи присно, Богородице, чтущих Тя.

Слава и ныне:

другой тропарь, в честь иконы Божией Матери Почаевской, глас той же.

К Богородице прилежно ныне притецем, грешнии и смирении припадем к дивному Образу Ея, иже на горе Почаевстей: к немуже умильно взирающе и моляшеся, Царице-Владычице их глубины душевныя вопием: О Пречудная Дево, Мати Господа Вышняго, от лет древннх избравшая обитель Почаевскую в место селения своего! Землю отечественную нашу в православии и мире утверди, Великому Императору нашему Александру Александровичу споборствуй и спаси всех предстоящих и молящихся Тебе умиленною душою и сокрушенным сердцем, пред Пречистым Твоим образом со слезами. Не отврати рабы твоя тщи: Тя бо едину надежду имамы.

Кондак, глас 8

Взбранной Воеводе, избравшей гору Почаевскую в место селения своего, похвальная восписуем Ти, раби твои, Богородице: яко от лет древних прославила есн место сие Богоносное явлением цельбоносныя Стопи твоея и твоего Божественнаго Образа чудодействием. Темже, яко избавльшая иногда обитель твою от нашествия Агарянскаго, от всяких нсс бед и напастей свободи, да всегда твоею помощию избавляеми, из глубины душевныя вопием Ти: радуйся похвало Почаевская, надеждо наша и утешение.

Примечание. Полная служба и акафист в честь чудотворной иконы Почаевской издание Почаевской лавры, по благословению Св. Синода, в воспоминание бывших на горе Почаевской юбилеев 10 октября 1830 – 1880 г. и 13 октября 1833 – 1833 г., последний в 1882 и первая в 1889 году.

Покажи ми веру твою от дел твоих (Иак. II, 18).

Известно, что до последнего времени сравнивали унию и православие с самых разнообразных сторон, и, как и следовало, всегда не в пользу унии. Но сколько мы знаем, никто еще не пробовал поставить унию, если так можно выразиться, лицом к лицу с православием в образе и деятельности лучших представителей обеих церквей, православной и униатской, каковыми, без сомнения, могут и должны считаться святые, признаваемые в той и другой церкви их последователями.

Совершившийся пятидесятилетий юбилей со времени присоединения Почаевской Лавры из унии в православие со всею Почаевскою заветною святынею, состоящей, как известно, из цельбоносной стопы Богородичной, чудотворной иконы Божией Матери Почаевской и нетленных мощей преподобного Иова, игумена и чудотворца Почаевского, а также и включения ее в семью отечественных лавр, дает нам основание и повод привести эту попытку, по мере сил своих, в исполнение, взявши для сравнения жизнь и блаженные подвиги Иова Почаевского с жизнью и деятельностью унатского святого, Иocaфата Кунцевича.

Мы тем более считаем себя вправе поступить таким образом, что Преподобный Иов и Иосафат Кунцевич во первых были современники. Первый из них, родившийся около 1551 года, скончался на сотом году жизни, в 1651 г., а второй убит Полочанами сорока трех лет от роду в 1623 г., следовательно как родился, так и умер в течении жизни преподобного, и оба они жили и действовали на Западе Pocсии в период самого лютого господства унии и латино-унитского преобладания в Литве и на Волыни, так что, заговоривши об одном, по самой исторической необходимости, нельзя умолчать в тоже время о другом. Во вторых, как Иов, так и Иосафат были земляки как по месту рождения, так и по месту служения своего. Иосафат родился во Владимире-Волынском в 1580 году и здесь проводит первые годы юности своей, когда преподобный Иов состоял уже игуменом ближайшего к г. Владимиру Честно-Крестскаго монастыря в г. Дубне, той же Волынской области, куда переведен был из Угорницкого галицийского монастыря, по просеьбе князя Константина Острожского (около 1582 г.). К тому же и само место рождения преподобного Иова в Покутской области в Галиции не менее родственно Волыни, как и город Владимир-Волынский, место рождения Иосафата. Это та самая область, которая, по первому разделу Польши в 1773 г., отошла к Австрии и в настоящее время составляет так называемый Коломыйский Повет между Днестром и Молдавой. Там и доселе уцелели остатки древнего Угорницкого Преображенского монастыря, что ныне селение Угорники, в котором преподобный принял монашество на 12-м году жизни и где потом возведен был в сан иеромонаха и принял схиму. Кому же неизвестно, что Галиция и Волынь издревле составляли одно, как по народности, так и по вере. Тем более это было во времена Иова, когда Волынь и Галиция были под одной властью Речи Посполитой, и в особенности когда преподобный жил и действовал в монастыре Почаевском, откуда с высот Почаевских Галиция и теперь открывается, как мы уже говорили, даже простому, не вооруженному глазу.

Но, что всего для нас важнее, преподобный Иов и Иосафат Кунцевич, будучи современниками и земляками, в тоже время считаются святыми, каждый в своей церкви, вследствие чего дают нам полнейшее основание для сравнения их между собою, тем более, что и посмертная судьба их и само прославление во многом сходствуют между собою, хотя и не с одинаковыми последствиями. Когда униты овладели монастырем Почаевским, то они также приняли в свое ведение и нетленные останки преподобного Иова. Но при всей ревности к латинству и ненависти к православию Базилиане Почаевские не дерзнули превратить совершенно уважение к памяти угодника Божия, и даже, как мы видели, хотели было канонизовать его у папы римского. Теперь православные на веки предали земле то, что униаты считали мощами Иосафата, или вернее сказать, что латиняне и иезуиты навязывали им под наименованием этих мощей, и по мере распространения православия и православных идей в Холмщине и Галиции сама память Иосафата сглаживается и грозит в недалеком будущем покрыться мраком полнейшего забвения.

Где же причина столь знаменательного явления? Что так могущественно возвышает память одного и умаляет славу и величие другого? Послушаем, что отвечает на это история.

Темже убо от плод их познаете их (Матф. VII, 20).

Латино-униаты обыкновенно начинают с того, что превозносят своего Иосафата за его страшную ревность по унии. И мы знаем, что ревность эта была действительно преобладающею чертою в жизни и деятельности бывшего гонителя православной церкви. Но кто не скажет, что эта ревность была ревностью не по разуму? Сознавали это сами современники Иосафата, – и в какой бы редакции мы ни читали известное замечательное письмо Литовского Канцлера Льва Сапеги и к Иосафату, в редакции ли Бантыш-Каменского, или в другой, так называемой подлинной редакции, обнародованной в последнее время самими же униатами,⁸²¹ мы должны согласиться с их же собственным свидетельством, что Иосафат «наполнял земств суды, магистраты, трибуналы, ратуши и епископския канцелярии козвами, тяжбами и доносами (на православных)», что он «делал насилие совести человеческой... запирал православные церкви, чтобы люди погибали без богослужения, без христианских обрядов и таинств, как неверные». – «А ведь Христос Господь не запечатывал, не запирал церквей, как Вашмосце делает», пишет Лев Сапега в так называемом подлинном письме своем к Иосафату. «Жидам, татарам, продолжает он далее, позвольно в областях королевства иметь свои синагоги и мечети, а вы печатаете христианские храмы», и т. д. В том же письме Сапега указывает Иосафату и на то грозное настроение православного народа и козаков, которое, по сознанию самого же Иосафата в письме его к Сапеге, грозило опасности его жизни за его фанатические подвиги против православия, и которое, как справедливо замечает Сапега, «самую унию делало вредною для государства и опасною для самого существования и целости Польши»....⁸²² Но для Кунцевича государственные интересы не существовали пред религиозными. Он не заботился даже о собственной безопасности ради излюбленной унии и безразсудно шел на явную опасность. В Витебске, жители которого более других преданы были православию, не дозволяя служить несчастным даже в шалашах и напутствовать умирающих святыми тайнами, он до того раздражил народ против себя, что уличная чернь при первом случае бросилась на него, избила палками до смерти и размозжив у него голову топором, самый труп его бросила в реку.⁸²³

И такого-то страшного, безжалостного фанатика непогрешимое папство возвело сначала в число блаженных, а потом (в 1867 г.) причислило и к лику Святых, назначив его «Патроном Руси и Польши».⁸²⁴ Впрочем Папам не в первинку действовать подобным образом. Возвели же они в святые фанатического основателя Ордена Иезуитов, испанца Игнатия Лойолу, или страшного изобретателя жестокой инквизиции Петра Авербуэса и др., потому что в римской церкви для канонизации во святые требуются не богоугодные подвиги христианской любви и благочестия, а хотя бы и кровавые, но блестящее подвиги на пользу и распространение папского владычества и преобладания, ad majorem Dei gloriam .. За то и память подобного рода святых, при первом удобном случае, падает с шумом, как воочию нашею погибла память Иосафата в Литве и на Волыни, и как теперь погибает она со всею очевидностию в Холмщине и Галиции.

Совсем не таковы истинные слуги Божии, настоящее поборники святой веры православной. – Преподобный Иов также любил от полноты сердечной свою родную церковь и всеми силами своего духа и жизни старался ратовать об ее славе, чистоте и распространении. Но он любил ее, как подобает истинным последователям Христовым, любовью, соединенною с непоколебимою твердостью и христианскою терпимостью и благоснисхождением к заблуждающим, и тою настоящею Евангельскою ревностью, которая готова душу положить для обращения неверных, но без насилия их совести, в духе убеждения, а не угнетения и принуждения. Так действовал сам Господь и Спаситель наш Иисус Христос и Его Св. Апостолы, так действовали и все святые отцы древней церкви; «вы не найдете у них, как справедливо пишет Сапега к Иосафату о св. Златоусте, ни жалоб, ни протестов, ни процессов, ни судебных объявлений, ни позвов... о гонениях, низвержении и казни благочестивых священников, а найдете только то, что способствует к умножению (действительной) славы Божией, к назиданию душ человеческих и умилостивлению разгневанных гонителей...».⁸²⁵ Так действовал и блаженный угодник Божий, преподобный Иов Почаевский.

Первой заботой его по вступлении в должность Игумена Дубенского монастыря, как мы видели, было поднятие уровня нравственной жизни в подведомой ему братии.⁸²⁶ Это была первейшая, живая сила, которая в те времена возвышала православие над другими вероисповеданиями и давала ему значение и крепость неодолимую. Справедливо пишет один из отечественных наших историков о самом же преподобном Иове: «только на взгляд поверхностный может казаться, что сила русского духа и сущность русского характера олицетворяемы были всего больше людьми, которые строили города, обрабатывали поля и отражали неприятелеские вторжения. Душой всех этих действий и регулятором страстей человеческих была православная церковь, а церковь сохранили от окончательного упадка только такие люди, как Почаевский Иов. Эти смиренные молчальники, эти неумолкающие молитвенники, эти посредники между отдаленными предками и отдаленнейшими потомками, были центрами народной жизни, к которым стремились издали души, обуреваемые житейскими страхами или соблазнами, и от которых по всем направлениям расходились по русской земле слова одобрения и низидания...».⁸²⁷ Какая поразителеная противоположность между Иовом и Иосафатом, из коих о последнем, сам Сапега пишет в письме к нему: «я знаю, каких вы рукополагаете священников, таких т. е., которые способны скорее раззорить, нежели создать церковь Христову. Отвсюду слышится ропот, что у вас нет достойных священников, а больше слепых. Невежественные ваши попы вводят в пагубу и народ...»

Что же удивительного, что при таком положении уния погибала, так сказать, в самом корне своем, а православие и доселе стоит твердо и непоколебимо. Дай Бог, скажем словами того же Сапеги, чтобы только у нас побольше было всегда достойных представителей!!!⁸²⁸

Другою, не менее существенною известною нам заботою преподобного Иова на острове Дубенском было распространение церковных книг, которые в те несчастные времена как мы знаем составляли единственную опору для православия противу латино-унитских притязаний Папизма. В этом отношении латино-униты также могут указать нам, что Иосафат с своей стороны тоже «заботился для возвышения просвещения между подведомым ему духовенством о переводе на русский язык богословских книг» и даже, как говорят, сам издал «краткий катихизис, который, по его поручению, прочитываем был в церквах еженедельно».⁸²⁹ Но замечательно, что даже такой поклонник Иосафата, как автор «истории Унии русской церкви ^; с церковью Римскою», упомянувши об Иосафатовском переводе «богословских книг», не указывает при этом ни одной, которая была бы переведена в действительности, хотя бы из ceрии тех переполненных историческою ложею и фанатическими нападками на православие латино-унитских книг, которыми изобиловала антиправославная литература западной церкви. А о пресловутом катихизисе Иocaфата тот же автор замечает в примечании, под чертою, что только «некоторые части этого катихизиса сохранились до наших времен», и что еще курьезнее, «помещены только неким Италианским биогpaфом Иосафата, ксендзом Контьери в приложении к его Итальянской Vita di s. Giosafat, Кота 1867».⁸³⁰ Напротив того, в самой Лавре Почаевской, как уже знаем, сохранилась собственноручно писанная преподобным Иовом книга, содержащая в себе собрание разного рода святоотеческих поучений и других статей исторического и догматического характера, по которой сам преподобный произносил поучения братии и народу в церкви, специально направленные в защиту православия. Не говорим уже о том, насколько возвышается для православных святая личность преподобного, когда вспомним, что одна из величайших заслуг приснопамятного князя Острожского Константина Константиновича, – издание Первой Славянской Библии, – относится именно ко времени пребывания блаженного угодника Божия в Дубенском монастыре, вследствие чего, как мы говорили уже, преподобному Иову принадлежит не только соизволение и благословение на издание известной Острожской славянской Библии 1580 – 81 года, но и самая инициатива этого дела, его процедура и окончание. Мы тем более считаем себя вправе думать таким образом, что в те времена лучшие из князей и бояр как на Востоке, так и на Западе Руси никогда не осиливались делать что либо без совещания и участия отцов своих духовных. А таким-то именно отцем, как мы знаем, и был преподобный Иов для князя Константина Острожского во все время служения своего в звании игумена Дубенского до самой смерти боголюбивого князя.

Невольно представляется при этом, как был рад существованию Острожской Библии Иосафат, хотя он и родился только за год до ее издания, но за то, без сомнения, знал об ее происхождении в последующие годы своей жизни, если, – что несомненно, – он до мозга костей был проникнут всеми идеями латинской церкви, которая одним из основных законоположений поставляет запрещение Библии для народа, чтобы удобнее держать своих последователей во тьме невежества и заблуждения.

Переход Иова в Почаев и постановление его игуменом св. горы Почаевской дали ему новые средства для действования на пользу православия. И вот он сооружает на горе Почаевской прекрасный новый храм, и при том так, что в него, под его своды вошла цельбоносная Стопа Божией Матери, доселе остававшаяся в течении веков под открытым небом. Тут же, по древнему православному обычаю, ставится над царскими вратами и чудотворная икона Божией Матери, так что новый храм сделался, так сказать, центром всей святыни Почаевской, тем более драгоценной для православного русского чувства, что во все время пребывания преподобного Иова на горе Почаевской оно только и могло отдыхать и находить себе утешение в благодатной помощи, ниспосылаемой свыше от чудной Стопы и святой иконы Божией Матери, среди бурь и невзгод, поднимаемых на православие папизмом и его клевретами вроде Иосафата. Замечательно, что само прославление чудотворной иконы Божией Матери в Почаевской обители, начинающееся, как известно с 1597 года, совпадает как раз с началом церковной Брестской унии 1596 г. и последовавших за сим гонений на православную церковь со стороны самого Иосафата, так что надобно быт слишком невнимательным к судьбам Божиим, чтобы в этом совпадении времен не видеть действия десницы Божией, которая, вместе с горькими искушениями со стороны унии, в тоже время уготовляла для православных и благодатное утешение в чудотворной иконе Пресвятой Девы, таким образом избравшей гору Почаевскую в место селения своего на защиту народа православного, его ободрение и избавление.⁸³¹

Сам вызванный из Угорницкого монастыря на Дубенский остров ради чести православия, поддерживаемого, как мы уже сказали, по преимуществу благочестивою жизнью иноков, преподобный Иов готов был воспользоваться всяким удобным случаем для распространения православных обителей на Западе Poccии. И история свидетельствует, что благодаря его влиянию, как духовного отца, известная пани Ирина Ярмолинская, как мы знаем, в 1646 году особым завещанием основала богатый монастырь во имя святителя Иоанна Милостивого, в имении своем Загайцах на Волыни, при чем преподобный сам собственноручно подписался на завещании Ярмолинской, яко духовник ее, и тем на веки скрепил свое непосредственное участие в устроении этого монастыря во славу св. церкви православной. Есть предание, что даже первые иноки для устроения Загаецкого монастыря были присланы, по просьбе Ярмолинской, преподобным Иовом из обители Почаевской.⁸³²

Нельзя, конечно, отвергнуть и того, что Иосафате с своей стороны тоже увлекал некоторых из вельможных даже панов русских в свою унию, как напр. Феодора Скумина Тышкевича, сына его Януша, Яна Мелешко, Солтана и др., вследствие чего православные справедливо прозывали его «душехватом».⁸³³ Но при этом Иосафат лишал своих оппонентов самого дорогого, что есть для человека, их родной, православной веры, и мы слишком сомневаемся, чтобы таким образом он вносил святой мир в души отступников. Иначе какой же смысл имеют следующие места из письма Сапеги к Иосафату: «Укажите, Ваше преосвященство, кого Вы приобрели, кого уловили суровостью Вашею, печатанием и запиранием церквей?.. Из овец Вы превратили их (своих последователей) в козлищ, повергли в опасность государство, а может быть в погибель и всех нас католиков. Вместо радости пресловутая Ваша уния наделала нам только хлопот, безпокойств, раздоров, и так нам опротивела, что мы желали бы лучше остаться без нее: так много, по ее милости, мы терпим безпокойств, огорчений и забот. Вот плод Вашей пресловутой унии. Сказать правду, она приобрела известность только смутами и раздорами, которые произвела она в народе и целом крае»... и т. д.⁸³⁴

Одновременно с заботами о внешнем благоустроении горы Почаевской, имевшем непосредственное влияние на умножение числа братий в стенах обители, преподобный Иов не забывал в Почаеве и излюбленного своего дела о распространении необходимых книг на пользу православия, которые, как мы видели, нарочито печатал в своей Почаевской типографии, как известное «Зерцало Богословия» Транквилиона; сам ездил в Киев на собор св. отцев (1628 г.) для защиты православия и т. п.

Понятно само собою, что такие подвиги не могли пройти бесследно для православия. И мы знаем, что они несомненно спасли церковь русскую, и таким образом на веки сохранили ту незыблемую почву, на коей и теперь зиждется православие даже там, где, как например в Холмщине, враги православной церкви имели полнейшее основание расчитывать, что она, по-видимому, совсем погибает. Никому другому также, как преподобному Иову и тому высокому нравственному закону жизни, основание коего положено было блаженным угодником в его обители, обитель Почаевская обязана тем, что из всех монастырей западной Руси она была последним монастырем, обращенным в унию (после 1721 года). До того времени Почаевские иноки, верные завету богоносного отца своего и учителя, почти около века со времени появления унии оставались непоколебимыми в православии, не смотря на самые отчаянные усилия и опаснейшие возни, употребляемые врагами, чтобы совратить Почаевский монастырь в унию.⁸³⁵ К этому, как мы уже знаем, из всех западно-русских униатских монастырей XVIII и XIX-го века в одной лавре Почаевской богослужебный чин соблюдался на столько близко к уставам древнеправославной церкви, что остальные Базилиане называли Почаевское богослужение схизматическим.⁸³⁶ Между прочим фактическим доказательством этому и доселе может служить то, что, за исключением служебников и требников, прочие богослужебные книги, печатавшиеся в бывшей Почаевской базилианской типографии, содержат в себе весьма незначительные отступления от таковых же православных книг, каковы напр. часословы, октоихи, минеи, и т. п.⁸³⁷ Так сами враги православия не могли до конца истребить то, что посеяно было молитвой и трудами преподобного.

Интересно, что служение преп. Иова на горе Почаевской для утверждения и защиты православия (1604 – 1651 г.) совпадает как раз с тем временем, когда в Восточной Руси Святотроицкая лавра преподобного Сергия, одушевляемая всегда присущим ей духом своего великого основателя, отстаивала православие и землю русскую от тех же самых врагов и клевретов унии, с которыми боролся преподобный Иов в звании игумена Почаевского. И если не возможно сомневаться, что преп. Иов имел самые обстоятельные сведения о всем, что совершалось тогда в Московском государстве в смутные времена самозванщины и междуцарствия (1608 – 1612 г.), то нужно согласиться, что как истинный сын православной церкви, он всеми силами души своей сочувствовал и всему тому, что совершаемо было тогда лаврою и от лавры преп. Сергия, и если не делом, то крепкою молитвою и сердечными благожеланиями споспешествовали тому, на чем теперь непоколебимо зиждется сила и величие народа русского, а с сим вместе, конечно, и всех русских областей, составляющих, единое неразделеьное целое под скипетром государя Bcepoccийского.

Аще же и постраждет кто, не венчается, аще не законно мучен будет (2 Тимоф. И, 5).

Вот прозрачная, звездная ночь южно-русская. Возвышаясь на сотни футов над уровнем окружающей местности, покоится в сумраке святая гора Почаевская, сверху до низу покрытая вековыми буками, грабами и широколиственными грецкими орехами. Окончивши келлейное правило, иноки почаевские давно уже потушили огни в своих тесных келлиях. Одна белая, как снег, новосооруженная церковь Св. Троицы с цельбоносною Стопою и чудотворною иконою Богоматери под своими сводами приветливо стоит на самой вершине скалы, как бы на страже за своих молитвенников. А тут внизу, на южном склоне горы, посредине, на равном почти расстоянии между Свято-троицким соборным храмом и горными основаниями, скромно приютилась древнейшая деревянная Почаевская церковь Успения Божией Матери, и против нее прямо в скале, как темная пропасть, зияет глубокая пещера, искони знакомая отшельникам почаевским, как лучшее убежище для молитвенных подвигов и богомыслия, вдали от шума мирской суеты и треволнения.

Но вот святые врата обители тихо растворяются и из них один за другими выходят два человека, первый согбенный под тяжестью лет, но видимо бодрый, здоровый старец в полной монашеской схиме и с настоятельским жезлом в руках, на который опирается, направляя шаги свои. Другой молодой, скромный инок, в обыкновенном монашеском облачении. Оба они, очевидно, идут к Успенскому храму, и в то время, когда молодой останавливается на паперти церковной, старец мерно подвигается к пещере и там медленно скрывается в могильной мгле ее.

То были преподобный Иов и ближайший, любимый ученик его, иеромонах Почаевской обители Досифей. Угодник Божий спустился в пещеру, вытянув руки вперед, почти головою вниз, потому что камни, висящие над спиною, препятствуют прямому положению. Ухватившись при этом рукою за камень, стоящий внутри пещеры с левой стороны, в роде колонны, преподобный стал в пещере, пролезши таким образом между камнями около пяти аршин. Здесь блаженные ноги его остановились прежде всего на небольшой площадке в аршин длины и ширины, в верху которой, если обратиться лицом к северу, открывается пустое пространство в аршин над головою с таким же потолком, только более неправильной формы. Не смотря на непроницаемый мрак пещеры, преподобный Иов отлично знает ее расположение. Потому, протянувши левую руку и опершись ею о помянутую выше колонну, и в то же время наклонивши голову, потому что далее следует свод каменный в роде балдахина, Иов поднял ногу как бы на ступень, и подвинувшись впереде, вступил в самое большое северное углубление пещеры.⁸³⁸ Тут угодник Божий от давних лет поставил на уступе скалы лучшую копию с чудотворной иконы Почаевской, и теперь, не видя ее телесными очами, но устремляя на нее духовные взоры свои, он пал ниц на землю и начал молиться, молиться, по обычаю, глубоко, искренно и чистосердечно. Если бы мы имели возможность сами посмотреть на св. угодника во время этой его молитвы, то мы увидели бы, как из под худой схимы открывалась на теле его жесткая власяница, вся покрытая кровью от жестоких ран, производимых на теле святого тяжелыми железными веригами; мы увидели бы его ноги, отекшие от долгих стояний до того, что тело кусками отпадало от костей его, о чем, как пишет Досифей, «и до сего дне свидетельствуют честные мощи его нетленные в раке лежащие».⁸³⁹ – Вдруг необычайный, неземной свет озарил пещеру и в течении более двух часов отражался из глубины ее на противолежащей церкви, к величайшому ужасу и изумлению Досифея, который, видя все это, мог только пасть на землю, «странным таковым видением побежден».⁸⁴⁰

«И если бы эта каменная пещера имела уста, то она, повторим слова Досифея, о сем совершенно известила бы нас, как иногда чрез три дня, иногда же чрез целую седемицу, один в ней затворенный и питаемый только слезами, изливаемыми от чистого сердца, он молился о благосостоянии света, во зле лежащего».⁸⁴¹

Вот настоящая христианская молитва, не ровня тем молитвам, которые творил хоть бы Иосафат, «при этом остро бичуя себя до крови», как говорят об нем его панегиристы. Во первых, как истинно верующие, мы не можем не отнестись с предубеждением против самого этого бичевания, которыми вообще латино-униатские подвижники любят сопровождать свои молитвенные подвиги. Настоящею молитвою может быть только та, которая совершается из глубины души, без всякого внешнего развлечения. От того такие св. угодники, как преподобный Иов, и старались по преимуществу избирать для своей молитвы места уединенные, не представляющие никаких развлечений для слабой натуры человеческой. И сам Спаситель в числе важнейших наставлений своих о молитве заповедует каждому из нас: Ты же егда молишися, вниди в клеть твою, и затворив двери твоя помолися и Отец твой небесный, видяй в тайне, воздаст тебе яве.⁸⁴² Какая же сосредоточенность может быть в молящемся, когда он, изливая чувства свои пред Господом, в то же время старается наносить себе раны известного рода орудием! Напротив, такого рода истязание по неволе должно отвлекать его мысли от Господа, и отсюда и самую молитву его делать не вполне глубокою и совершенною. Ко всему этому нельзя не согласиться также, что так называемое бичевание, практикуемое подвижниками западной церкви, по сознанию лучших из них, во многих случаях вместо удручения плоти, производит в своих пациентах некоего рода удовольствие, род нравственной истомы, которая иных часто заставляет прибегать к бичеванию не как к спасительному средству покаяния, а скорее как к известному средству наслаждения, очевидно, совершенно противного духу истинного, христианского умиления и покаяния.

Во вторых послушайте, о чем молится Иосафат, поражая свое тело бичами... «При бичевании он взывал», пишет один из его биографов: «Господи, истреби схизму и дай унию свенту»... и этой молитвы он не забывал даже тогда, когда сделался епископом»....⁸⁴³ Вот так настоящая латино-иезуитская молитва, чуждая всякого духа любви и снисхождения христианского, молитва тем более грешная и богопротивная, что Иосафат сам же, даже в качестве латинянина восточного обряда, должен был научиться молиться устами святой православной церкви: «о мире всего мира, благосостоянии святых Божиих церквей и соединении всех»... Но он, видно, более читал мшалы латинской церкви, чем православные служебники, и оттуда, из первых из них проникся духом римской молитвы: «да Господь католическую церковь умиротворит, сохранит, объединит и удостоит сделать вместе с папою правительницею всего мира, regere toto orbe terrarium».., и т. д.⁸⁴⁴ Каким неизмеримым величием дышет сравнительно со всем этим кроткая молитва преподобного Иова даже не о преуспеянии православной церкви, а только «о благосостоянии света, во зле лежащего»...

На сколько цельною, святою и безкорыстною представляется молитва преподобного Иова, на столько поистине благородною и богомудрою является и вся нравственная жизнь его вообще. В этом отношении нельзя не согласиться с г. Кулишом, что «настоящая сфера блаженного угодника была не административная, не практическая, а духовная и идеальная» – и хотя по мере надобности он «ни отчего не уклонялся, входил в соприкосновение с панскими семействами, когда того требовали нужды православия или выгоды монастыря, и являлся даже на суде в виде челобитчика, когда иноверцы (Фирлей) захватывали монастырское имущество», – но он по преимуществу «был велик своим богомыслием, влиял на умы святостью жизни своей». Таким Иов выступает на поприще жизни с 10-летнего возраста, и таким он остается до конца жизни своей.

Всегда «он вел себя как последний между старшими, как самый грешный между праведниками. Даже когда случилось ему быть свидетелем такого греха, как воровство, он и тут ограничивался только соболезнованием о грешнике. Он помог ему скрыть свой позор пред людьми, и только кротко напомнил об отчете, который каждый из нас должен отдать пред Богом...»⁸⁴⁵

Не удивительно, что после всего этого преподобного «все боялись, как проницателя в сокровенные души ближнего, и любили как всепрощающего брата», так как «в любящей и кроткой душе его, без сомнения, всегда и на всяком месте присутствовала мысль о том, Кто приходил не за тем, чтобы послужили Ему, а чтобы послужить другим...»⁸⁴⁶

В виду таких обстоятельств было бы прямою, непростительною даже дерзостью сравнивать блаженного Иова с Иосафатом. Здесь мы видим цельную, благородную натуру, у коей всякий шаг, всякое движение души, всякое действие основаны на высочайшей любви к Богу и ближнему, которая всецело сохраняет себя на пути долга и правды, смирения и братолюбия от взятия разума до гроба. Напротив, если у Иосафата и были некоторые добродетели, которых мы и отвергать не станем, то все они подавлялись его грубым фанатизмом, который в том именно и состоит, что раздвояет душу человека и, что всего ужаснее, делает ее злою, жестокою и безчеловечною во имя самых святейших, но, в несчастью, ложно понимаемых начал веры и религии.

От того неудивительно, что и кончина того и другого была совершенно различная. Униатствующий Иосафат был убит во цвете лет взбунтовавшеюся чернью, а преподобный Иов мирно скончался на сотом году жизни (1651 г. 28 октября), заранее предсказав свою кончину, и в самый день ее даже совершивши божественную литургию, искренно оплакиваемый осиротелою братею и всеми, кто только знал и чтил его.⁸⁴⁷

Были, правда, слезы и над трупом Иосафата, но это были слезы страданий и горьких проклятий со стороны несчастных жертв, наполнивших тюрьмы и положивших головы свои сотнями за убиение фанатика.⁸⁴⁸

Тем менее недоумений может быть теперь по вопросу о блаженном прославлении преподобного Иова и папской канонизации Иocaфата. – Мне отмщение, глаголет Господь Бог, Аз воздам ти. Праведник же аще постигает скончатися, в покои будет; безсмертие бо есть память его; зане от Господа прославляется и от человек. И надобно иметь слишком больные, тупые духовные очи, чтобы не видеть действия неисповедимых судеб Промысла Божия в посмертной судьбе преподобного Иова и Иосафата.

О зачислении Иосафата в число святых Латино-унитской церкви сами же униаты рассказывают, что «по просьбе короля и епископов русских, униатских и латинских, по обследовании всех свидетелеств о жизни, апостольских трудах и чудесах (sic!) св. Иосафата, папа Урбан VIII в 1643 г. беатификовал его, а Пий IX в 1867 г. записал в число святых слуг Божиих, даруя его патроном для Руси и Польши».⁸⁴⁹

«Тело Иосафата, по словам того же писателя, почивало до 1705 года в Полоцке (куда перенесено было по убиении Иосафата). В этом году, когда царь Петр I-й грозил, что прикажет сжечь его, базилиане полоцкие вывезли его из Полоцка и отдали на хранение князю Карлу Радзивиллу, канцлеру и Гетману Литовскому. Гетман возил его с собою из обоза в обоз во все продолжение войны, а по окончании войны поместил его в Вялой, в своих имениях на Подлясье. Базилиане ожидали тела Иосафатова обратно, но князь Радзивилл не дозволял возвращать его, и наконец согласился с базилианами, что они возьмуте себе одно рамо из тела,⁸⁵⁰ а для остальной его части он соорудил в Вялой церковь и монастырь для их закона. Против этого протестовали родственники князей Чарторижских и Сапегов. Но Радзивиллы, не смотря на это, остались-таки владельцами святых звлок. Недавно Москва однако вынесла их из святыни (храма), в коей они стояли на престоле, и по одним увезла их в неизвестное место, а по другим велела погребсти оныя в склепах церковных,⁸⁵¹ чтобы удалит от глаз верных этого усерднейшего и отважнейшего защитника унии, которую она (Москва) всеми силами старается уничтожить».⁸⁵²

Если даже ограничиться одними этими сведениями о загробной судьбе Иосафата, то нельзя не увидать из них, что в деле так называемого прославления его исключительную роль играют одни только люди и люди... Его беатификует Урбан VIII «по просьбе короля и епископов латинских и униатских»; по той же просьбе Пий IX признает его святым «за апостольские труды» на пользу унии... А о том, что самое существенное в деле прославления истинных угодников Божиих, о непосредственной воле Божией на это, равно также и о чудесах, составляющих существеннейшее доказательство святости ублажаемого лица, мы или вовсе ничего не слышим, или слышим только вскользь. И есть несомненные основания думать, что ни такового высшего, небесного соизволения, ни чудес от Иосафата никогда и не было. «Правда, скажем словами одного ближайшего знатока отечественной истории, жизнеописатель Иосафата Кульчинский, а за ним и другие базилианские писатели указывают на некоторые чудеса, будто бы совершенные Иосафатом после его смерти, но ни одного из них не подтверждают никакими достоверными свидетельствами, а говорить о них голословно, в надежде что печатная ложь у невежд получит авторитет истины. Некоторые чудеса так плохо ими сочинены, что не стоят опровержения. Они говорят напр., что тело Иосафатово, брошенное в Двину в Витебске, отсюда само приплыло в Полоцк, вверх против течения Двины,⁸⁵³ или что по молитве к Иосафату одной шляхтянки, возвращавшейся из Полоцка домой в м. Ушач, воскресла лошадь, околевшая на дороге.⁸⁵⁴ А из коммисарского декрета об его убиении известно, что он брошен был в Двину, чрез три дня вытащен, освидетельствован в замке и отослан уже в лодке, по течению Двины, в Полоцк для погребения.⁸⁵⁵ Вот как должно верить Кульчинскому и ему подобным ревнителям унии! Да если бы по убиении Иосафата от его тела произошло что либо похожее на чудо, то следователи, королевские комиссары, как ревностные католики, не преминули бы разгласить о том в сказанном выше декрете, когда они исчисляют в нем все мелочные подробности, касающиеся убиения Иосафата, восхваляют ложное его благочестие, мнимые добродетели и даже ношение им на теле власяницы. Сверх того, если бы какие либо чудеса проявились по смерти Иocaфата, то о них не преминул бы упомянуть сам папа (Урбан VIII) в булле о его беатификации, но в ней о сих чудесах нет ни малейшего намека. Заметим также, что кроме Кульчинского и других униатских и латинских писателей, сочинявших чудеса Иосафата, спустя почти двести лет после его смерти, о них не сохранилось никакого народного предания, ни одного (за исключением сведений о воскрешении лошади) письменного современного акта, ни другого какого либо исторического доказательства. Следовательно, все легенды униатов и римско-католиков о мнимых чудесах Иосафата – чистый вымысел, произведение фантазии базилианских монахов, желавших уверить невежественную толпу, будто бы и уния имела своих святых и при том чудотворцев».⁸⁵⁶

С этой же чисто утилитарною целью, «для возвышения унии» совершена была папами и самая беатификация и потом канонизация Иосафата, – «и политика польского правительства, личные интересы униатского духовенства, и невежество народа признали его святым и стали чествовать и ублажать, как действительного святого».⁸⁵⁷ Что же удивительного, что по исполнении времен, Господь подвиг напоследок ревность Богоизбранного народа Русского положить конец суеверию погребением набальзамированных останков Иосафата в земле, и таким образом по неисповедимым судьбам своим разрушил руками избранных своих и уничтожил то, что само по себе было творением грешных рук человеческих.

Совсем не то мы видим в истории прославления преподобного Иова Почаевского. Мощи преподобного открываются не по человеческим расчетам или просьбам, а по непосредственному внушению свыше. Вслед за тем от мощей угодника Божия открываются многоразличные чудеса, которые тем именно и отличаются от чудес Иосафатовских, что все они не только совершались, но и не перестают совершаться доныне, и каждое из них вполне одокументовано, как несомненные факты, засвидетельствованные часто не только показаниями очевидцев, но и судебною властию, народными преданиями и т. п. Между прочим в истории прославления святых угодников Божиих вообще – всюду проглядывает тот несомненный факт, что все они строго охраняют честь своих блаженных останков и нередко для спасения их от посрамления являют разные чудеса и знамения. Тоже самое читаем мы и в истории посмертных чудес и знамений преподобного Иова. Так было, как мы знаем, в 1711 году, когда некто Владислав Каминский из Брацлава, будучи в Почаеве, осмелился усомниться в нетлении мощей преподобного, то сам Иов в ночном видении явился ему, грозя ему палицею, «чтобы не смел хульно говорить о святых Божиих...» Cие тем более знаменательно, что подобное же чудесное знамение повторилось у мощей преподобного Иова в 1737 году, когда уже униаты владели лаврою Почаевскою, в лице некоей пани Понтовской, ее малолетнего сына и др.

От чего же, спрашивается, ничего подобного мы не видим у набальзамированных остатков Иосафата? Неужели, если бы действительно он был святой, он не мог вступиться за себя, когда «схизматическая Москва» сокрывала его тело в земле, и таким обр. навеки лишала его прежней чести и поклонения? Но такова именно судьба всякой неправды, что она никогда не в состоянии честно, открыто постоять за себя. Напротив того, святая истина торжествует даже там, где, повидимому, следовало бы ожидать совершеннейшей ее погибели и посрамления. Так случилось и с нетленными останками преподобного Иова. Мы уже знаем, что как только униаты овладели лаврою Почаевскою (1721 г.), они тот час закрыли мощи преподобного и оставили было их за решеткою, прекратив на первых порах всякое общение с ними. Но так было только сначала. Не успели униаты надлежащим образом расхозяйствоваться на горе Почаевской, как преподобный Иов снова начинает творить разные знамения и чудеса, тем более для нас интересные, что они уже записаны не православными, а самими униатами. Следствием сего было то, что базилиане почаевские, как мы видели, хотя и закрыли решеткой и стеклом мощи преподобного Иова, однако при всем этом не могли не питать к нему своего особенного уважения. И мы знаем, что они напр. несомненно признавали нетление святых мощей его и даже явственно писали об этом в своих книгах.⁸⁵⁸ Вместе с этим униаты не иначе называли Иова, как «Blogoslawiony, Блаженный», что от латинского слова beatus вообще означает человека Божия, несомненно пользующегося прославлением свыше.⁸⁵⁹ Есть также несомненные указания, что базилиане почаевские чтили у себя икону преподобного Иова, и как мы сказали, даже тайком служили молебны пред мощами его, ставили пред ними свечи и т. п. Не говорим уже о том высоком уважении к преподобному Иову, которое началосе у базилиан почаевских, а с ним вместе и у прочих униатов, к концу XVIII-гo века, со времени известного фундатора и благотворителя Почаевской лавры графа Николая Потоцкого, старосты Каневского, так что в 1767 году базилиане подняли было вопрос о канонизации преп. Иова у папы, чтобы сделать его святым своей латино-унитской церкви.

Но истинные слуги Божии, прославленные самим Господом, не имеют нужды в подтверждении своей святости от власти иноверной. Не смотря на несомненную уверенность почаевских базилиан в канонизации преп. Иова, дело это, как и следовало, не состоялось, потому что папа, как известно, нашел угодника Божия уж слишком православным и не решился внести в римские мартирологии явного схизматика, не смотря даже на значительные суммы, для этого пожертвованные Потоцким.⁸⁶⁰

За то теперь, без сомнения, очередь за преемниками бывших униатов, возвращающимися к православию в пределах царства Польского и их единомышленниками, стремящимися к православию в Угорской Руси и Галиции. Тем паче они обязаны должным почтением к памяти преподобного Иова, как ближайшего своего земляка и одного из лучших представителей русской народности в истории и жизни юго-западной Руси до того, что сами враги православия не могли отказать ему в уважении, хотя и не успели довести это уважение до желанной канонизации преподобного.

В одном месте униатской службы преподобному Иову есть замечательный Богородичен: «Отроков триех рождеством твоим, Богородице, спасшая в пещи Вавилонстей, спасай и нас от бед молитвами твоих триех угодников, наших же отцев: Василия Великого и блаженного Иосафата и Иова».⁸⁶¹ Так униаты ставили в свое время преп. Иова наравне с Иосафатом. Теперь, когда место Иосафата упразднено, для всех бывших униатов, очевидно, остается только один Иов, и мы ничего лучшего не можем сказать им в этом случае, как обратившись к ним словами той же униатской службы: «Придите празднолюбивых соборы, соберитеся верных лицы, стецытеся людие от конец Poccии и Польши, внидем в храм Господень, в дом Божия Матере, почерпнем воду от источника исцелений, поклонимся на месте, идеже стоясте нози девическия, и рцем вси к ней согласно: яви древния милости твоя; огради полки ангелов место твое святое, приемля о нас к тебе ходатая, блаженнаго угодника твоего Железа; молит бо ся присно ко Господу о душах наших».⁸⁶²

А чтобы православные обитатели Холмско-Варшавской епархии ведали, что почитание преподобного Иова для них есть не только нравственный долг, но и законная обязанность, то мы считаем нужными воспроизвести здесь в заключение следующий указ, который, без сомнения, остается в силе и до настоящего времени. – Следует помнить только, что указ этот написан в то время, когда православные обитатели Царства Польского находились в иерархической зависимости от apxиепископии Волынской.

«В журнале Волынской духовной консистории июня 19 дня 1833 г».

«Слушали: предложение Его преосвященства Иннокентия в 17 день сего июня консистории сей данное содержание таковаго: «из сохранившегося в здешнем народе предания и из письменных сведений известно, что из числа древних начальников Почаевской православной обители, особыми подвигами строгой иноческой жизни, прославился преподобный о. Иов Железо, игумен Почаевский, коего смертные останки быв преданы земле в 1651 г., за 50 слишком лет до завладения Почаевского монастыря униатами, а после того чрез 8 лет, в 28-е число августа 1659 г. после несколько-кратных явлений преподобного во сне Киевскому православному митрополиту Дионисию Балабану, сим же митрополитом в нерушимой целости обретены, в таковой и доселе чрез 182 года, во свидетельство особенной, дарованной ему от Господа Бога, благодати чудесным образом в одной из здешних монастырских церквей сохраняются. Но не менее того известно и то, что сей драгоценный залог древнего в сем крае православия, оставаясь более столетия в руках разномыслящих с нами, не имел в глазах их, как всегдашний грозный обличитель отпадения их от прародительской веры, той цены, какую привыкло привязывать благочестивое усердие к предметам почитаемой им святыни».

«Ныне, когда по изволению милосердого Промысла, во дни благословенного царствования Благочестивейшего Монарха нашего Николая 1-го, неусыпно пекущегося о распространении и утверждении в великом отечестве нашем истинного благочестия, православная обитель сия, в отраду и душевное утешение православных, снова возвращена в лоно нашей церкви и признательная память к приснопамятному насадителю древнего в сем крае благочестия и видимо прославляемая святость его возлагают на нас священный долг питать в благочестивом народе благоговейные воспоминания высоких добродетелей сего праведного мужа. На сей конец, с разрешения высшего правительства, отныне каждогодно в 28-й день августа имеет быть торжественно празднуемо в обители здешней обретение мощей Преподобного».

«Консистория о приведении сего во всеобщее, по здешней enapхии, известие, чрез объявление священнослужителями прихожанам своим в воскресные или праздничные дни в церквах, учинить немедленно надлежащее распоряжение. Приказали: с прописанием означенного предложения Его Преосвященства для надлежащего по оному исполнения послать из консистории духовным правлениям, монастырям, а также Царства Польского и кременецкого уезда благочинным указы, а Почаевския лавры в духовный собор сообщить».⁸⁶³

Из статьи: «Православие и уния в лицах», приложение № 1-й.

Песнь Базилианская Преподобному Иову Железу.

Из млада возлюби Бога Железо Блаженный,

Рожденный в земли Галицкой, Иоанн нареченный.

Мира сего отлучися,

Родителей удалися,

В десять лет из дому изыйде

И в монастырь прииде.

Ангельский образ восприя, – Иов нареченный,

В монастырь в Угорниках тамо постриженный.

Дванадесятаго лито,

Отречеся сего свита,

Инок зело искуснейший

Сей бе Иов юнейший.

Живя посреди братии всем на пользу бяше,

В великом смирении Христу работаше.

Дошедше лит совершенства,

Взыде на степень священства,

По многим отречении,

Во своим смирении.

Благодатию от силы в силу восхождаше,

Славити Бога всем сердцем усердно желаше.

Подобися Серафиму,

Прият на ся честну схиму,

Труд ко трудом прилагая,

Подвиг усугубляя.

Оттоле Бог славящаго начат прославляти,

Добродетельное его житие являти.

И вельможи притекаху,

Пользу душе приемляху,

Житием его учими,

В добродитель приводими.

Оттуду проси Константин Князь и Пан Острожский,

И послан бысть за Игумени в монастырь Дубенский.

Добре монастырь правяше

Книги церковны писане.

Более лет двадесяти

Изволился труждати.

Егда начат о нем слава проходити всюду,

Не восхоти славным быти, – отъиде оттуду.

Прииде, тщася утаити

В Гори Почаевской скрыти.

Но там паче прославися

Всей вселении открыся.

Зане и тут от иноков избран бысть воскоре

Почаевским игуменом в чудотворной Горе.

Такого бо Богомати

Изволила вожда дати,

Лавpи, юже возлюбила,

И чудами украсила.                                                 

Прием же игуменство, больших трудов ятся,

Сады густы насаждая, яже до ныне зрятся,

Сажавки ископывая,

Трудов образ всим бывая.

До Трибуналов ездяше

Фундуш цил охраняше.

Часто в нощи на молитву в пещеру вхождише,

Иногда и по седмице там ся затворяше,

Поклони много творяще,

Всим сердцем Бога молящи

О своих согрешениях

И о людских невежествиях.

Единою молящуся, Досифей видяше,

Свит Божия благодати над Отцем сияше,

Через два часа облистая,

И всю церковь озаряя.

«Аз Досифей, рече, падох»,

«Зрити сего не могох».

Бысть же зело братолюбив, смирен и послушлив.

Воздержаны, кроток, милосерд, незлобив, молчалив.

Молитву во устах ношаше,

И всегда ю глаголаше,

Исус Христа поминая,

Помилуй мя, воззывая.

Многими трудами тило свое измождаше,

И со апостолом язвы Христовы ношаше.

Он и с миром посылает,

Болящаго исцеляет

Игумена Досифея,

Схимонаха Иерея.

Во время Збаражской войны виден над церковою,

Молящися с низким поклоном пред Приснодивою,

Би бесурман побидили

И обитель сохранили.

И бисть скоро уволнение,

Врагов побиждение.

Жену сановиту Анну от биca избави,

Пред ковчегом бис сотрясши, свободну остави.

Владислава начат бити,

Жезлом уча не хулити....

Убуюдьжеся вопияше:

«Не буду», глаголаше.

Хто тилько со вирою в бидих к нему прихождише,

Не тощь помощи Божия воспять отхождаше.

Отче Святый, молим тя вси:

Покой нам у Христа испроси,

Церквим соединение

Втим вирним спасение. –

(Сравн. выше в Житии Преподобного Иова, Глава IV-я, стр. 193-я, § 8-й, примечание 2-е).

К статье: «Православие и уния в лицах», приложение, № 2-й.

Encomium swietcmu Jovowi Zelizie od pewnego chorego przy powrdceniu do zdrowia za ofiarowaniem sie do niego roku 1736 dnia 10 octobra napisane i w trnmnie przy ciele swietego z I ozone.⁸⁶⁴

Matka jest kosoiol swych dziatek – Mistrzyni;

Zelizo synem wola matki czini.

Czynil za zycia, ktorego wiek mlody Zadne swiatowe nie zwiodly swobodu.

Ale swiecace slonce swe promienie W zakonne umbry sklada, w swiete cienie.

То roznmialbys, ze przy tym zachodzie W tetryczney Nieba zostewalo szkodzie;

Ale i owszem... jasnosc lepsza w cieniu: Swiety i habit przy swietym sumieniu. Jasnieje swietym zyciem w Poczajowie,

О ktorym antor obszerniey opowie:

Wiec to jednak w poludniowym krokn,

I ustawicznie bez zadnego zmroku, – Obiasnia wielu, wiodac swiete zycie. – Zajasnial cnota, tajac sie z nia skrycie. – Przyklad zakonu wiern; Bazylego Juz wiernieyszego nie mogl miec od niego. Wielkiego Oyca toz i syn nie maly,

О ktorym nieco powiem dla pochwaly. Honor Basyly synowi godnemu;

Zelizo honor takze Bazylemu.

Ten prawodawca, a ten w tym zakonie, Syn na oycowskim odpoczywa lonie. Spieszy Bazyli – fundator do nieba,

Na mieyscu jego namiestnika trzeba;

О toz Zelizo na mieyscu Swietego

Mocna zawiasa kosciola Bozego.

Albo raczey, rzeke, zloty krhszec w gorze,

Bogaty w cnoty w ubogiey posturze.

Wiodl swiete zycie i wielu za soba Do Boskicb using, bedacy ozdoba Tego zakonu. -W cieniu kleynoty,

Choc ponizone, nie skryja swey cnoty.

By sic nie wydal z swojemi cnotamy,

W cieniu pieczary, miedzy kamieniami Kryje te swiete, jasne cnota cialo,

Ktore sie liepiy w ciemnosci wydalo.

Nie licze postow; bo wiek caly taky;

Ni umartwienia; gdyz na ciele znaky Zelazne paski, kolee discipliny Calego zycia w swietym swiete czyny.

W tym sie to slonce w swojey odraienilo spherze, Gdy plenny podzial niebo w ziemia bierze:

Dusza do nieba, ziemia swiete cialo,

Ktore sie oney w depozyt dostalo.

I nie dziw, ze go klasztor w ziemie kryie: Godzien obserwy, kto cnotliwie zyie.

Czemuz sie umbra swiatlosc ta pokrywa?

Wszak slonce po dniu w cieniu odpoczywa. – Mowiac z kosciolem: i swietycb probuja,

Ktorych laskawe nieba promowuja.

Jakoz ten kleynot niebiesskicy korony,

Bo skromnie znosil, choc byl ponizony.

Gdy tak do czasu w grobowcu zostaje;

Jasniey sie splendor w cieniu swym wydaje.

Przez rozne cuda z ziemi sie dobywa,

Ktoremu applauz, nam radosc przybywa,

Dziekujac Boga za swego patrona,

Z ktorego pewna proszacym obrona.

Jakoz tak wielu laski doznawali,

Ktorzy sie jego opiece oddali. –

Jhnmen pewny, bedac w Poczajowie,

Przez ciezkie wrzody straciwszy zdrowie,

Temu lob swiety przez panne przysyla Oley swiety, wnet slabosc wstapila, –

I inne laski Matki Pana Boga –

Prosba Swietego. – Gpy od Turkow trwoga Jak liczne woyska Poczajow straszyli,

Na ten czac jawnie z pomoca przybyly

Matka nayswietsza i Zelizo Swiety, –

Czym przestraszony Busurman przeklety,

I porazouy, – bo sie wzad wracaly Rule ktoremi pogani strzelaly,

Ciezki ordynans onym przynosily,

By sie dobywac wiecey nie kusili. –

Inne zas laski kto widziec ciekawy Na znak zaslugi u swietey zabawy,

Niecb w poezajowskim czyta monasterze,

Jak Swiety Oyciee ma z niebem prymierze. –

Jakom namienil, ze slucha kosciola,

Pokornie swego nakloniwszy czola.

Kiedy i teraz Kosciol kaze, w ziemie Idzie z pokora, lub niebieskie plemie. –

Далее следует изложение текста стихов, приведенных нами выше, в житии Пр. Иова (ч. I, стр. 211 – 212, § 7), под заглавием:

Awtor wirszow tych о sobie:

Ja grzeszny, bedac cboroba zlozony,

W Bogu, Marii i swietym obrony Szukam, w laskie sie Swietego oddaje.

Zaraz w tym punkcie czerstwieyszym zostaje.

Powstaje z lozka i czerstwieysze sily Odbieram; bole ktore mie trapily Znacznie ustaly i zdrowszy zostaje.

Naypierwiey Bogu czesc, chwale oddaje,

Potem nayswietszey Matce w Poczajowie,

О d ktorey czerstwieysze odbieram zdrowie,

Przy prosbie Oyca Zeliza Swietego.

Niecb na swiat cal у sly nie imie jegoе

Ustnie opowiem, bedac w Poczajowie,

Ze Oyciec Swiety uprosil mi zdrowie.⁸⁶⁵

(Из Xiegi Codow Obrazu Poczajowskiego et cet, находящейся ныне в архиве Почаевской Лавры; по житию Преподобного Иова стр. 14 – 17)

как первый в Poccии приход, посвященный, св. церковью в честь чудотворной Иконы Божией Матери Почаевской – в назидание родам грядущим, как, при помощи Божией, совершать подобные дела во имя родной святыни.

«Половци... ехаша за Киев воевати, и приидоша к Полонному, ко святей Богородице граду Десятинному».

Полонное, и ныне еще довольно значительное и живописное местечко на Волыни, – в древности, как известно, было одним из известнейших городов Великого княжества Русского. История не сохранила нам сведений, кем и когда оно основано.⁸⁶⁶ Но уже во времена св. Равноапостольного Владимира «град Полона», или «Полонный» настолько находился в хорошем, а можете быть, и в лучшем состоянии, сравнительно с прочими городами тогдашней Руси, что св. Владимир, назначая в 966 году десятину «по всей земли Русской княжения» в пользу созданной им в Киеве Десятинной церкви «чудной Матери Божией», из числа подвластных ему городов для этой цели, в качестве десятины, избрал Полонное.⁸⁶⁷ С того времени, в течении более века, везде где в летописях наших говорится о Полонном, оно называется не иначе, как «Полонный град Десятинной Богородицы». Так о Половцах Преподобный Нестор в 1169 году пишет: «Половци ехаша за Киев воевати, и приидоша к Полонному, ко Святей Богородице граду Десятинному»...⁸⁶⁸ Тоже читаем далее и под 1172 годом,⁸⁶⁹ и т. д.

Впрочем, останавливаясь таким образом на отношении Полонного к Десятинной церкви Божией Матери в Киеве, мы не имеем в виду писать здесь полную историю Полонного, хотя она не лишена своего интереса и с достоинством могла бы занять место на страницах отечественной истории. Наша цель скромнее; – она состоит прежде всего и более всего в том, чтобы показать, что Полонное издревле было достоянием Царицы Небесной, не без особенного, конечно внушения свыше, заповеданным ей от великого Просветителя земли Русской, св. Равноапостольного Великого князя Владимира. Такой чести не удостоился ни один из древнейшиих городов Русских. Тем паче на Полонном лежит заветный, священный долг никогда не забывать о своей Небесной Владычице, но как и от времен первых служить ей верою – правдой не только молитвенным к Ней обращением, но и посильными приношениями во славу Ее святого Имени, как этого требовал Устав св. Владимира: «от всего суда десятый грош, и на торгу десятую неделю, из домов, на всякое лето десятое всякаго стада и всякаго живота Чудной Матери Божией и Чудному Спасу».⁸⁷⁰

И нет сомнения, что причиною таковой исконной принадлежности Полонного «Десятинной Богородице» было то, что в числе других церквей, находящихся здесь, некоторые из них специально были посвящены во имя Божией Матери, каковы и теперь существующие в Полонном: Успенская церковь, при коей издревле находился известный Полонский или «Полонитский» мужской, а потом женский монастырь, перенесенный теперь в соседнее селение Городищи, церковь Покровская или по местному названию Марьянская (Мариинская) и Рождество-Богородичная.⁸⁷¹

Но в особенности драгоценным наследием для Полонного, в память его принадлежности «Чудной Божией Матери», должна служить вновь устроенная здесь в последнее время прекрасная церковь, на место бывших доселе трех отдельных церквей, принадлежащих одному приходу, Крестовоздвиженской, Георгиевской и Сретенской, в честь чудотворной Иконы Божией Матери Почаевской, с приделами при оном: в память Воздвижения Креста Господня и во имя св. Великомученика и Победоносца Георгия, – история свидетельствует, что гора Почаевская была населена первоначально Киево-печерскими иноками, бежавшими от Батыева погрома в ХIII-м веке. В XVI-м веке преемники этих иноков сподобились принять (1597 г.) в своей обители благодатную икону Божией Матери, принесенную из Константинополя Греческим митрополитом Неофитом, и доселе прославляемую чудесами в Богородичной обители Почаевской.⁸⁷² Так Почаев и его святыня породнились с Киевом, а отсюда, конечно, в не менее ближайшие родственные отношения должны стать к «матери градов Русских» и все те святыни, которые так или иначе посвящаются в честь чудотворной иконы Почаевской, в числе которых новый Полонский «Богородично-Почаевский храм» по всей справедливости занимает первое и едва ли пока не единственное место в нашем отечестве.

Теперь история сооружения этой церкви вместе с приходом ей принадлежащим и составляет задачу и предмет настоящего нашего исследования.

Чтобы исследование наше сделать по возможности обстоятельным, мы разделяем его на две части, из коих в первой скажем сначала о церквах, на место коих сооружена ныне Богородично-Почаевская церковь в Полонном с приходами, к ним принадлежащими, до соединения их в один Крестовоздвиженско-Георгиевско-Сретенский приход (1833 г.); а за тем уже постараемся сообщить необходимые сведения о дальнейших судьбах этих церквей вместе с сооружением новой Богородично-Почаевской церкви, ее украшении, освящении и т. п.

Несмотря на то, что до сооружения Богородично-Почаевской церкви в Полонном, в числе церквей, предшествовавших ей, Крестовоздвиженская церковь собственно была приходскою, a прочие две: Георгиевская и Сретенская приписными к ней, мы однако должны начать свою истоpию с церкви Георгиевской, так как по документам она оказывается древнейшею не только сравнительно с церквами Крестовоздвиженскою и Сретенскою, но едва ли и не одною из древнейших церквей всего местечка Полонного. В сохранившейся старинной визите (visita, ревизионный лист) этой церкви от 20 января 1778 года, составленной Вице-Деканом Полонским (Помощником Благочинного), Настоятелем Полонской Троицкой церкви Завалевичем, прямо говорится:⁸⁷³ «Предместье Старо-Полонское, называемое Широкою Улицею». (Так оно и теперь называется). «На том предместье стоит приходская церковь во имя мученика Георгия. Кем она первоначально сооружена, когда и с чьего дозволения освящена, о том не имеется никаких сведений ни письменных, ни устных, по давности времени. Дерево в ней устарелое и по углам сгнившее, из чего видно, как заключает та же визита, что она (церковь) очень древняя». – Это сказано было за сто лет до нашего времени. – Предположивши даже, что до того времени Георгиевская церковь просуществовала 250 – 200 лет; – менее мы предположить не можем, потому что в старые годы люди жили долго, и в 1778 году нашлись бы старожилы в 80 – 90 лет, которые бы помнили или знали историю сооружения этой церкви, если бы она была сооружена за сто лет пред сим или не много более; – мы должны отнести построение этой церкви к началу или первой половине XVI века, так что она несомнено могла быть современницею тех обстоятельств, которые совершались тогда на горе Почаевской, когда святая Икона была перенесена на нее Гойскою, и здесь в честь Божией Матери тоюже Гойскою положен был фундуш для устроения монастыря общежительного. На эту же мысль наводит и сказание визиты, что в 1778 году Георгиевская церковь состояла уже «из дерева устарелого, сгнившего по углам», что не могло произойти в какое либо короткое время. Если же ко всему этому принять во внимание, что Георгиевская церковь в свое время была единственною церковью на так называемом «Старополонском Предместьи», которое по происхождению своему, всего вероятнее, было современно «Старому Полонному»; то можно думать, что Георгиевская церковь в свою очередь была едва ли не современна другой несомненно древнейшей из Полонских церквей Преображенской, находящейся на «Старом Месте», – и кто знает, не существовала ли она наравне с этою последнею еще во времена св. Владимира, когда «Град Полонный» Равноаностольным князем был приписан к Киевской Десятинной Богородице.

Благодаря визите 1778 года мы имем возможность составить обстоятельное описание стараго Георгиевского храма, как он находился во второй половине XVIII века. – Из этой визиты мы узнаем прежде всего, что Георгиевский храм в Полонном в 1760 году был капитально возобновлен старанием прихожан «как снизу, так и вверху, по каковом исправлении вельможный о. Петр Пузиковский, на то время Декан (Благочинный) Полонский, с разрешения преосвященного (униатского) епископа Сильвестра (Луцкого и Осторожского), освятил его 24 февраля по старому стилю».

По возобновлении своем церковь Георгиевская находилась в следующем виде: «Построена она была над самою Широкою Улицею, на месте благоприличном и веселом, в сруб из кругляков разного дерева, тесанного с внутренней стороны, и покрыта надлежащим образом гонтами и обшита шалеваньем (т. е. досками) с опаясаньем (галлереею) кругом, также крытым гонтами». По внешнему виду она «имела три возвышающихся купола с железными на них крестами» и заключала в себе «трое дверей, – первая с западной стороны на двух сквозных железных петлях с внутренним замком, другие с южной стороны, третьи в олтарной части с севера. Окон было 15. Внутри пол, надлежаще уложенный из досок».

В самой церкви визитатор «нашел в 1778 году, в олтаре (на горнему месте) циборий» (от латинскаго cibus пища, ciborium, место хранения хлеба) с запасными дарами, а на престоле между тремя тонкими и чистыми илитонами Антиминс с нетронутыми св. мощами, освященный и подписанный епископом (униатским) Киприяном (Стецким). Св. Mирo находилось в оловянных мирницах».

За тем в той же визите описывается «внутреннее украшение» церкви. «На Горнем месте Икона Благовещения Божией Матери, на дереве с засовой на полотне, содержащей на себе изображение св. Георгия. Иконостас о трех вратах столярной работы, иконописи стародавней, в коем наместных икон (было) четыре: Спасителя, Божией Матери, Святителя Николая и святого Георгия. Выше (над царскими вратами) изображение Архиерея Великого, апостолов, пророков и пр. – На жертвеннике – икона Источника (Спасителя источающего кровь в чашу из виноградной кисти, находящейся на лозе, как израстшей из прободенного ребра Его) на дереве, и другая икона Воскресения Христова, писанная на полотне. Царские врата иконостасной работы, резные, целиком позолоченные. Прочих икон, как на дереве, так и на полотне, расположенныхе в церкви по разными местам, находилось 10 и сверх этого еще «три, писанных на просторном (большом) полотне, которые поставлены были на стенах в церкви, в особых рамах, а именно: 1) Страстей Христовых, 2) Страшного суда и 3) Хора ангельского» (иначе называемого Исаиным видением).

В той же церкви, внутри ее находились: «Крест выносной с раскрашенным корпусом (т. е. резным изображением Спасителя распятого) один, крест на престоле с корпусом и подножием раскрашенный один и крест кипарисный один. Хоругвей, писанных на полотне, (было) четыре, из коих одна обложена была (каким-то) мусубтасом, а другая красною китайкою. Плащаница, писанная на швабском полотне с красною китайковою обложкой».⁸⁷⁴

Остальных вещей в Георгиевской церкви «серебрянных и металлических» и других по визите 1778 года, в особом «реестре», приложенном к этой визите от 21 января того же года, значится всех 71-на. В числе их совместно с чашею и дискосом записано также «кораллов меньших и больших – снурков 13, и пациорков дутых на воску (т. е. бус) – снурков 3». Из книг там же указываются: «Евангелие обложенное бархатом и серебром, Трифолой, Триоди две, Апостол» – все Киевской печати: далее «служебник старинный печати Львовской и служебник и требник печати Почаевской».

При церкви находилась «колокольня на погосте, из дубового дерева, в сруб», с кладовою внизу. – К сожалению колокола, находившиеся на ней, не поименованы. Судя по древности церкви, между ними несомненно были и колокола не менее древние.

Через три года после первой визиты 1778 года тем же Вице-Декаком Полонским Завалевичем произведена была при Георгиевской церкви 20 мая 1791 года новая визита, из коей видно, что как церковь, так и принадлежащие ей вещи все находились тогда в таком же положении и порядке, как и при визите 1788 года. – Но в мае того же 1791 года в Георгиевской церкви случился пожар, испепеливший всю церковь до основания. По этому поводу П. П. Пузиковский Декан Полонский и Любарский сам нарочито приезжал в ноябре на место происшествия, при чем «1791 года ноября 20, по старому стилю, по исследовании, произведенном под визитою того же дня и года, в присутствии церковного братства и приходских обывателей, оказалось, что приходская Полонская церковь во имя св. Мученика Георгия уничтожена (была) огнем со всем украшением и со всеми своими принадлежностями, даже с колоколами, в 3-м часу по полудни, 21 мая 1791 года. От какой причины, приключилось это несчастное обстоятельство, – читаем далее в той же визите, – дознать (было) нельзя. Оказалось только то, что церковь была наполнена огнем, пламенем и дымом прежде, чем огонь прорвался чрез северное окно наружу, а отсюда легко догадаться, что пожар произошел или от непогашенной свечи, или от угля, выпавшего из кадильницы»....

Так погиб бесспорно один из древнейших памятников православия на Волыни. – Но прихожане сгоревшей церкви не пришли в отчаяние. – В том же ноябре 1791 года, когда Пузиковский производил формальное дознание о пожаре Георгиевской церкви, следовательно не более как спустя полгода после пожара, Пузиковский нашел, что «по обращении в пепел вышеупомянутой церкви собрано (было) мелкими частями несколько слитков, сплавленных от колоколов, до каковых приложивши десять ок (око – 3 фунта), купленных на церковные деньги, вылито (было) два колокола, из которых один весил 123 ока (около 9 пуд.), а другой 63 (4, [5]). – На третий колокол, весом 3, [5] ока, Данило Луценко пожертвовал 18 злотых (злотый на нашу цену 15 коп. сер.), а злотых 6 и грошей 15 доложено из суммы церковной со включением сюда же 3-х олтарных (по униатскому обычаю употребляемых при литургии в церкви) медных, маленьких колокольчиков». – Этого мало, как видно из «реестра вещам», приложенного к визите 20 ноября 1791 года, в это время на пожарище Георгиевской церкви «вновь поставлена была уже каплица (т. е. часовня)», для которой, равно как и «для имеющей строиться церкви» прихожанами заготовлены были и устроены следующие «вещи и принадлежности»: 1) «Чаша с дискосом, звездицей и лжицей, снаружи изящно, а извнутри богато вызолоченные; 2) Дарохранительница серебрянная, предположенная к позолоте; 3) Лампад цинковых, малых две; 4) Кадильница медная». Сюда же надобно отнести показанные далее в том же реестре две ризы или фелони, два подризника, воздухов три, и богослужебные книги, которые теперь впрочем оказываются все Почаевского издания, за исключением Шестоднева Киевского издания.

После сего имеются еще две визиты, произведенные в прошлом столетии по Георгиевской церкви Деканом Пузиковским, одна от 23-го января 1793 года, и другая от июля 9-го того же года. Но особенных сведений в этих визитах касательно церкви, за исключением незначительных указаний на некоторые вновь приобретенные для церкви вещи, не находим. Последняя из них составлена по случаю погребения бывшего настоятеля сей церкви; она так и начинается словами: «Погребши о. Димитрия Мачинского...» Из нее впрочем узнаем, что в июле 1793 года церкви еще не было, а существовала только «каплица», при которой и погребен был о. Мачинский.

Впрочем каплица эта не была та, которую Пузиковский нашел на пепелище Георгиевской церкви в ноябре 1791 года. Это была «новая каплица», перешедшая под этим наименованием в православное ведомство по присоединении Волыни к России в 1793 году, о коей в «Ведомости Епархии и Губернии Волынской, повета Заславского о каплице местечка Полонного Свято-Георгиевской в точность указа из Волынской Духовной Консистории от 9 мая за № 2024 опубликованного, августа 30 дня 1806 года составленной»,⁸⁷⁵ читаем следующее: «Оная каплица деревянная, на место погоревшей 1791 года Свято-Георгиевской церкви из разного поеле онаго же пожару оставшегося дерева, 1793 года, за благословением власти униатской бискупа Луцкого и Острожского Стефана Левинского, построена во всем на подобие дома; а именно: на дубовых деревянных подвалах одним срубом, без разделов и куполов, в стены, закиданные на четыре угла, в дубовые столбы». В 1806 – 19 г. она «покрыта была новою сосновою гонтою, прибитою железными гвоздями», и только «с одной полуденной стороны, сшалевана сосновыми тертыцями (досками), внизу без опасенья». Вся же имела «вышиною 8, длиною 12, [5] и шириною 7 аршин...» «В ней (были) двери одни дубовые, с западной стороны на двух железных завесах, запирались извнутри железною засовою, а извне на цепь висячим замком. Окошек всех (было) четыре, два с полуночной стороны и два с южной».

«О внутреннем украшении Георгиевской каплицы» та же Ведомость 1806 года сообщает, что «внутри оная каплица разделялась иконостасом на две части, на олтарь и на бабник. В бабнике выстелено (было) полом сосновых старых тертыц, а в олтаре без оного, в горе же место потолка везде под крышею прилично вышалевано (было) кругло сосновыми и липовыми тертыцями. В ней (каплице) престол (тогда же был) не в меру, сделан на подобие стола, жертвенник же устроен (был) на левой стороне, где стоял деревянный крест. В Горнем седалище икона Богоматери на доске старая. В бабнике иконостас о двух вратах, т. е. царских и северных, из коих царские (состояли) из гладких деревянных досок столярской работы с изображением на них Благовещения и всех четырех Евангелистов неискусной рукописи (живописи), старые; северные – без дверей, завешивались килимком (т. е. ковром). При царских вратах икона Спасителя с правой стороны, с левой Богоматерь с Младенцем. Над царскими вратами икона Нерукотворенного Образа, над оным же изображение св. Троицы. В правой стороне подле иконостаса икона Великомученика Георгия, при левой Святителя Николая на холсте неискусной работы. Сверх оных плащаница на белом холсте вокруг с берегами красной тасмы».

В 1806 – 19 году, по описи при Георгиевской каплице находилась «на цмынтаре (погосте) оной колокольня, на коей колокола висели не в сруб, но в четыре столба; сделана она (была) без купола с крышею гонты дубовой, возведенной в четыре грани». Колоколов на этой колокольне было тогда 5, в том числе три, уже знакомых нам по визите Пузиковского 20 ноября 1791 года, и один большой, весом 9 пуд, 9 фунтов и 20 лотов, оцененный в 1000 злотых, на русские деньги 150 р. сер., «с изображением на одной стороне Св. Троицы, а на другой – Преображения Господня».⁸⁷⁶

Когда именно Георгиевская каплица была переименована из каплицы в церковь, об этом в документах церковных сведений не имеется. – Несомненно только, что переименование это произошло вместе с последовавшим вкоре воссоединением Полонских церквей, в том числе и каплицы Георгиевской, из унии в православие. – Интересно впрочем, что и об этом воссоединении не только в приходе Георгиевском, но и во всем Полонном, сколько известно нам, особых сведений, по крайней мере в среде простого народа, тоже никаких не сохранилось. Не сохранилось же этих сведений потому, что в Полонном, за исключением властей светских и духовных, едва ли кто и знал о самой унии. – Мы помним в детстве (1840 – 45 г.) старожилов Полонских из крестьян, которым было около 100 лет; они рассказывали о польском владычестве, о преобладании жидов; помнили, как священники их не носили ряс, а ходили в сюртуках; но чтобы когда они были униатами, об этом положительно не знали. Нужно думать, что как древле-православных Полонских крестьян не совращали, а только записали в унию, чему должно было способствовать между прочим и то обстоятельство, что Полонное во времена господства Польского принадлежало унаследовавшим его от князей Острожских князьям Любомирским, которые по крайней мере в Полонном, оставили по себе самую лучшую память по своей любви к простому народу и вниманию к его нуждам, как материальным, так и духовным. Мы увидим далее, что следующие две церкви Крестовоздвиженская и Сретенская, вошедшие в состав Богородично Почаевского прихода, построены были при князьях Любомирских и от них обеспечены специально землею, усадьбами и т. п. Таковы по происхождению своему были и все почти остальные церкви местечка Полонного. А об одном из князей Любомирских история положительно свидетельствует, что он сам «должен был вступиться в защиту народа от насилий со стороны униатов и ходатайствовал за него пред русским правительством с целью вызвать последнее на какие нибудь меры в ограждение православных».⁸⁷⁷ Тому же Любомирскому, как известно, принадлежит и мысль о назначении в Польшу особого православного apxиерея, которая тогда же осуществлена была в лице Виктора Садковского. – Это был, если не ошибаемся, Каспар Любомирский, «Помещик и владетель всего Полонного и кавалер ордена св. Александра Невскаго», как читаем в документах Георгиевской церкви. – Само собою разумеется, что такой человек, а с тем вместе и его предки, как люди гуманные и в тоже время сильные в Речи Посполитой, не могли допускать особых насилий в своих вотчинах, по какой причине Полонские крестьяне так и могли навсегда оставаться только титулованными, а не действительными униатами. Когда же настало для них время возвратиться в лоно православия, они также незаметно перешли в него, тем более что во все время своего мнимого униатствования они почти ничему не научились от унии, оставаясь в существе такими же православными, какими и были до унии. – Известно между прочим, что бывший православный епископ Луцкий Кирилл Шумлянский, оставивши Луцкую Епархию, по причине невыносимого гонения и грабежа со стороны Латино-унитов, до определения своего на Переяславскую кафедру, между 1711 и 1715 годами, проживал некоторое время в Полонном.⁸⁷⁸ А этого, само собою, не могло бы быть, если бы Полонские униаты были такими же фанатиками, как прочте их собратья.

Вернее всего, что присоединение Георгиевской каплицы в православное ведомство, равно как и прочих Полонских церквей, совершилось непосредственно после известного послания архиепископа Виктора Садковского, заведывавшего в то время, в качестве православного Архипастыря, и областью Волынскою, призывавшего униатов «безбоязненно возвратиться в объятия православной восточной церкви», – т. е. между 1794 – 96 годами, когда, по свидетельству истории, в числе других на Волыни присоединилось к православию 48, [125] человЕк.⁸⁷⁹ В числе бумаг, сохранившихся в архиве Георгиевской церкви, имеется «Клировая Ведомость» (древнейшая из клировых ведомостей бывшего соединенного Крестовоздвиженско-Георгиевско-Сретенского прихода), составленная наблюдающим над приходом Георгиевским, по причине неимения настоятеля, священником Полонской Преображенской церкви в 1804 г. В этой ведомости между прочим о жене бывшего настоятеля той церкви Димитрия Мачинского говорится как о «жене Священника Мачинского умершего в унии». Значит, в 1804 году каплица Георгиевская была уже православною. В 1806 году составлена была известная уже нам опись ее тем же «Наблюдателем прихода сего Георгиевского Священником Димитрием Сольским». Это было 30 августа 1806 года. К концу того же года прихожане Георгиевские получили настоящего приходского священника в лице Стефана Жуковича, который, как православный священник, рукоположенный православным Волынским Епископом Даниилом, уже прямо именуется священником «Церкви Георгиевской».

Как увидим, от Мачинского до Жуковского Георгиевсий приход, в течении 12-ти лет, имел около десятка «наблюдающих и администраторов». Не удивительно, что во все это время некому было особенно заботиться об устройстве и украшении Георгиевской каплицы. При таких обстоятельствах понятно, как в этой каплице явился и престол «не в меру», и «килимок» вместо дверей у северной вратницы, и самый алтарь в оной оставался без полу, и т. п. При православных настоятелях такой порядок не мог продолжаться, и хотя Жукович, как увидим, не отличался особыми заслугами, но с его поступлением Георгиевская церковь начинает обновляться и украшаться все более и более. Прежде всего с восточной стороны ее пристроен был особый алтарь, в коем престол поставлен в меру, и вся церковь внутри покрыта приличным полом. В то же время, подобно алтарю, пристроен был к церкви особый притвор с западной стороны. Далее преобразована была и верхняя часть храма, где над крышею устроен был обширный, отрытый извнутри купол с особою главою, увенчанною крестом, от чего церковь Георгиевская получила вид настоящей одноглавой церкви. Тогда же наконец, снят был и известный иконостас, бывший в Георгиевской каплице «с килимом», и вместо него поставлен новый православный иконостас, искусно написанный на холсте, в коем царские врата впрочем были резные, а на Горнем месте устроен особый, доволено приличный киот с храмовою иконою св. Великомученика и Победоносца Георгия, весьма порядочной живописи.⁸⁸⁰

В этом виде Георгиевская церковь потом вошла в состав соединенного Крестовоздвиженско-Георгиевско-Сретенского прихода в 1833 году.

2. Как неизвестно, когда построена была первоначальная или старая, сгоревшая Георгиевская церковь, так же точно неизвестно, когда и кем она обеспечена была усадьбой для священника, также полями и сенокосами. – В визите 1778 года об этом прямо говорится: «каковые из них были при первоначальном сооружении этой церкви, послику настоятеле о сем не представил никакого письменного документа.... сказать невозможно». – В той же визите правда говорится далее о каких то «бумагах, принадлежавших Георгиевской церкви», которые по показанию тогдашнего ее настоятеля Димитрия Мачинского, «предместница его, жена скончавшегося о Господе о. Улановского, выезжая в Киев на жительство (будто бы) увезла с собою»; но хотя в силу той же визиты «о. настоятель обязан (был) всеми силами заботиться об отыскании требуемых документов в Киеве ли-то, или в другом месте, где бы можно было надеяться найти их».... документы эти, если они действительно и были, так и канули в вечность, и с того времени об них и доселе нет никаких сведений.⁸⁸¹

«Впрочем, по визите 1778 года, давнишнее и спокойное с незапамятных времен пользование (церковными) грунтами не только предоставлено было предшественникам (о. Димитрия Мачинского), но и утверждено за ним презентой его светлости, ясневелеможного пана Каспра Любомирского, Воеводича Краковского, кавалера ордена св. Александра Невского, помещика Полонского, данной в Звягле (что ныне Новград-Волынск), 7 ноября 1777 года, за подписом собственным его и с приложением красного сюргуча печати».⁸⁸²

Судя по описи, заключающейся в визите 1778 года, грунта эти были тогда те же самые и в тех же границах, какими Георгиевская церковь и ее причт пользовались до причисления их в состав соединенного Воздвиженско-Георгиевско-Сретенского прихода в 1833 году. Из той же визиты видно только, что «как с давних пор, так и во время самой этой визиты был спор между о. настоятелем и крестьянином Семеном Роспутним» на счет одной границы сенокоса, принадлежавшего церкви «в Дроздовине». – «О. настоятель утверждал, что сенокос этот между землею церковною и хутором Семена разделяла дорога, идущая с поля, каковую дорогу Роспутний или его предшественники, от коих он приобрел свой хутор, зарубивши и проложивши новую (дорогу) через лесок церковный, в продолжении долгой небытности настоятеля (при Георгиевской церкви), присвоил (было) себе часть церковного леска от старой дороги до новой». – Чтобы покончить это спор, Завалевич в 1778 году нарочито сам отправлялся с понятыми на место, при чем понятые: Стефан Падун, Грыцько Бондарь, Иван Киптяк, Иван Годзюрим и др. «старые люди, вполне знакомые со всеми границами церковных грунтов», дали показание не в пользу Роспутнего, «и готовы были дать присягу в том, что давняя (старая) дорога, идущая с поля, давным давно (действительно) была зарублена, и как была, так и должна быть границею между церковным хутором и хутором Роспутняго». – Как потом кончился этот спор, визита 1778 года не упоминает. Несомненно, что Роспутний уступил, потому что в дальнейших визитах о споре этом ничего не говорится. В Ведомости же 1706 года о сенокосе Георгиевской каплицы границы этого сенокоса, без всякого спора, обозначаются совершенно согласно визите 1778 года в пределах, указываемых о. Мачинским: «Се полунощной стороны межою футора (хутора) Семена Роспутняго, от всхода и полуденной стороны межею помещичьего сенокоса, с западной – межею поля того же Семена Роспутняго».⁸⁸³

Но не столько замечательны здесь и достойны внимания границы церковных земель, сколько, без сомнения, священнические постройки на этих землях, или как говорят теперь, священническая усадьба с ее постройками; потому что по этим постройкам можно составить ближайшее понятие о быте занимающего их духовенства. В этом отношении визита Георгиевской церкви 1778 года составляет для археолога настоящей клад. Из нее мы узнаем, что «о. настоятель (этой церкви Мачинский) застал на церковном грунте священнический дом, давно истлевший и сгнивший, и так как не мог жить в нем, то продал его на дрова за злотых 37 (около 5 р. сер.), а вместо этого построил две избы, первую для своего жительства из дерева соснового в срубе с боковою комнаткой и полом, в коей окон (было) застекленных 4; другая изба чрез сени для слуг из дерева также соснового в сруб, с чуланчиком в сенях из такого же дерева; в этой второй избе окон (было) 3. Дверей во всем этом доме (было) на железных петлях 5 и на деревянных бегунах две. Вблизи этого дома коморка в сруб, из дерева соснового с полом и полками»; далее: «стодола (хлебный сарай) в две сохи, огороженная хворостом, – сарай для скота там же в один ряд и воловня на шести сохах, огороженная хворостом. Другой сарай для сена и соломы, в коеме (была) и конюшня для лошадей, на 4-х сохах, огороженный хворостом. Хлевов 3, подряд, на 5-ти сохах, огороженных частью хворостом, частью частоколом; внутри этих хлевов погребок, обставленный (в земле) деревом. Все эти постройки, как замечает та же визита, покрыты (были) соломой. Сама же площадь (на коей они были сооружены) с священническим огородом огорожены (были) с трех сторон частоколом, и только с четвертой, с востока, хворостом».

При такой обстановке нельзя сказать, чтобы священнику жилось плохо, как обыкновенно привыкли думать о житье-бытье старинных священников на Волыни и в других местах западного края России. Если бы нечего было прятать, то и не понадобилось бы о. Мачинскому столько хлебных и скотных сараев, конюшен, разных хлевов и т. п. – В последствии времени все эти постройки были приобретены первым православным настоятелем Георгиевской церкви, священником Стефаном Жуковичем, а от него перекуплены преемником его священником Феодором Хойнацким и в таком же виде почти перешли потом и в состав соединенного Воздвиженско-Георгиевско-Сретенского прихода.⁸⁸⁴

3. Пожар, испепеливший старую Георгиевскую церковь, без сомнения, также предал огню и все старинные ее метрические книги и другие документы. От того наравне с отсутствием определенных сведений о постройке и освящении этой церкви, равно как и о наделении ее землею, мы не имеем также возможности сказать что либо и об ее настоятелях, бывших до пожара 1791 года. Правда, сохранилась метрическая книга Георгиевской церкви с 1789 года; без сомнения, это произошло от того, что во время пожара книга эта была в доме священника для большего удобства записей, как это и теперь водится у многих священников. Но старшинство этой книги до пожара так незначительно, что для истории настоятелей Георгиевской церкви она не представляет никаких особенных данных, тем более, что сама книга эта заведена была тем же о. Димитрием Мачинским, который был настоятелем Георгиевской церкви до пожара и скончался после пожара. Несколько сведений о настоятелях Георгиевской церкви до пожара находим в старейшей из метрических книг соединенного Воздвиженско-Георгиевско-Сретенского прихода, а также и старейшей из всех метрических книг Полонских церквей, церкви Крестовоздвиженской от 1743 года. В первой части этой книги в числе священников, исправлявших по временам требы за местного Крестовоздвиженского священника в 1743 году, упоминается старейший из известных нам настоятелей Георгиевской церкви «Иерей Стефан Михалевич Свято-Юровский». Он же значится также и в числе свидетелей, записанных в той же метрической книге, по случаю погребения бывшего первого настоятеля Крестовоздвиженской церкви, священника Стефана Колтуновского в декабре 1742 года. Последнее указание о нем в Крестовоздвиженской метрической книге значится в 1752 году.

Другой Георгиевский священник, о коем узнаем из той же Крестовоздвиженской метрики (часте 1-я), есть «Иерей Иоанн Викарий Юровский и Полонский», по всей вероятности исправлявший должность, по случаю смерти Михалевича, в 1755 году. Далее с 1756 по 1766 г. во втором отделе той же метрической книги о браках значится «Григорий Лановский пресвитер Юровский». – Если Лановский этот не одно и то же лицо с Улановским, о коем упоминается в визите 1778г., что жена его увезла с собою документы Георгиевской церкви в Киев, то во всяком случае оба они служили при Георгиевской церкви не долго, потому что в той же визите, как мы уже видели, говорится далее «о долгой небытности настоятеля при этой церкви»; а таковую долгую небытность только и можно получить от 1766 года, когда в последний раз упоминается о Лановском в метрической книге Воздвиженской церкви, до 1777 г., когда Георгиевская церковь получила нового настоятеля в лице известного уже нам о. Димитрия Мачинского.

О назначении Мачинского настоятелем Георгиевской церкви в числе документов этой церкви сохранилась интересная, так называемая «Презента», или утверждение в должности от Полонского помещика князя Любомирского на господствовавших тогда в Речи Посполитой правах патронатства. Вот эта презента в переводе с латино-польского на руссий язык:

«Каспар Граф на Вишниге, Ярославе, князь Любомирский, Воевода Краковский, Кавалер ордена Св. Александра Невского,⁸⁸⁵ Помещик и владетель всего Полонного, Острополя, Барановки, Черняхова, Звягля, Паволочи и княжества Ругинского».

«Ведомо чиню, изъявляя собственное желание, что в имении моем дедичном (наследственном), находящемся в городе Полонном, в Воеводстве Волынском, повете Луцком, состоит вакантною церковь (с приходом) Греческого Латино-Униатская обряда, сооруженная во имя св. Мученика Георгия, к каковой церкви, по праву патронатства и колляции (замещения), представляя его милость о. Димитрия Мачинского, официально известная мне по письменным документам, данным 13 Июля 1777 года, яко человека доброй жизни, с (известными) нравами, (состоящего) в соединении с св. Римскою Церковью, и пригодного для духовного, святого обучения (других) и строения порядка церковного, правом своим презентую и рекомендую Ясновельможному Господину (Епископу Киприану Стецкому), присовокупляя к сему свою просьбу, чтобы тот же Его мост о. Димитрий Мачинский, а не другой кто был определен и назначен к вышеозначенной церкви для исправления духовных обязанностей, – какового определенная и назначенная, для умножения славы Божией, (оставляя) при грунтах, сенокосах и других пожитках, описанных по праву эрекции, и досоле употребляемых, освобождаю ее от всех податей помещичьих, общественных, кроме публичных, объявляю обладателем их (поименованных грунтов и пр.) и сею презентою увольняю и делаю во всем свободным ради славы той же церкви в вечном единении ее с св. Церковью Римскою. Дале в Звягле, 7 Ноября 1777 года».

Впрочем, как видно из визиты 1778 года, Мачинский не сразу поступил священником к Георгиевской церкви. Первоначально он был рукоположен к Войтовецкому приходу Львовской епархии тогдашним униатским Львовским Епископом, коадъютором и администратором Киевской Митрополии Львом Шептицким, 1-го октября 1774 яда. – «По оставлении же вышеозначенного прихода, как говорится в той же визите, в силу данного ему (Мачинскому) разрешения из apxиепископии (Львовской) и просьбы о переходе в Епархию Острожскую, на основании помянутой презенты от Коллятора, полученной в 1777 году, определен на настоящее место (к Георгиевской церкви) Епископом Киприаном 15 Декабря 1777 года... В настоящую же и действительную должность введен с объявлением актуальным настоятелем пред народом, собранным на Богослужение, 23 Января 1778 г. по старому календарю, Вельможным о. Феодором Трушкевичем, на ту пору Деканом Полонским».

О деятельности Мачинского в звании настоятеля Георгиевской церкви особенного ничего неизвестно, кроме того, что он, как мы уже видели, вел спор с Роспутним за границы церковных земель. Сверх сего при нем в 1791 г. сгорела старая Георгиевская церковь. После этого Мачинский прожил только два года, успевши на пожарище старой церкви поставить временную каплицу. Он скончался 7 июня 1793 г. Его тело погребено на церковном погосте, под новою каплицею, где и доселе почивает, хотя могила его теперь неизвестна.

Мачинский был последним униатским настоятелем Георгиевского прихода, официально определенным униатскою Епархиальною властью. После него до 1806 года, т. е. до первого штатного православного настоятеля этого прихода Стефана Жуковича, идет ряд разного рода его «администраторов, наблюдающих», каковыми, смотря по подписям в метрических книгах Георгиевской церкви, были: «Иаков Неятловский Викарий Свято-Воздвиженский, до 1794 г. С Октября того же года наблюдающий Феодор Трушкевич Воздвиженский. Далее с Декабря того же года Герасим Подвисоцкий администратор по 1796-й год. С Января 1796 года новый администратор Василий Завалевич, настоятель Свято-Троицкий с титулом «администратора Гeopгиевского Полонского».

За сим с Сентября 1797 года опять наблюдающий, но уже не униат, а православный Полонский Спасский священник Димитрий Сольский в перемешку с священниками Полонской «Марьянской» (Покровской) церкви Иосифом Сольским, Антонием Завалевичем Троицким и Иоанном Трушкевичем Сретенским. Что Сольский был православным священником, равно как и прочие его сотрудники по части исправления треб по Георгиевскому приходу, видно из того, что в 1804 г. в клировой ведомости Георгиевской церкви, Сольский называет жену Димитрия Мачинского, как сказали мы выше, «женою священника, скончавшагося в унии». Так, очевидно, мог писать только православный. Вскоре после этого Георгиевская церковь получила своего собственного штатного настоятеля в лице известного уже нам священника Стефана Жуковича. Как видно из клировой ведомости Георгиевской церкви 1831 г., «приходской священник Стефан Васильев Жукович (был) сын священнический из села Пиляив; в училищах не обучался; с 1801 по 1806 г. находился в певческе при доме apxиерейском. – Рукоположение бывшим Преосвященным Даниилом, Епископом Волынским и Житомирским и Кавалером, в местечко Полонное к церкви Георгиевской. Грамату имеет (т. е. имел) на сей Полонский приход от оного ж Преосвященного 1806 г. Октября 10 дня данную». – Но, к несчастью, должно быть, пятилетнее пребывание в архиерейском хоре, представители которого в былые времена всегда и везде не отличались особыми нравственными достоинствами, слишком вредно повлияло и на жизнь Жуковича. Он запил и так страшно, что, как видно из ревизской сказки Георгиевской церкви о лицах духовного звания 1834 года, «в 1832 году за поступки (был) удален и низведен по Синодальному указу на два года в причетническую должность» и с того же года «определен в с. Рублевку дьячком».

Это было в Мае 1832 года, потому что с того месяца по метрическим книгам значится «наблюдающий Георгиевскою церковью» священник Воздвиженской церкви Симеон Хойнацкий, который и состоял в этой должности до соединения приходов в 1833 году.

Кто знает старые порядки южно-русских церквей XVII – XVIII века, тому известно, что в то время об особенных штатных дьячках при церквах не было и речи. Обязанности дьячков в каждой церкви занимали обыкновенно грамотные крестьяне того прихода, где была церковь, или пришлые, редко званные из других приходов, пользуясь за это помещением в церковной «школе» или домике, специально назначаемом для пана бакаляра, где он учил грамоте других, с придачею к тому «ссыпнаго», т. е. известной доли зернового хлеба, платы за требы, книшей от панихид, хлеба за хождение с крестом по праздникам, и т. п. От того в старинных визитах, кроме церковных «школок» на церковной усадьбе ни о каких причетниках, равно как и о пономарях, не упоминается ни разу.

Потому и в Георгиевской церкви дьячки и пономари являются только после того, когда настоящие православные порядки вполне утвердились в Полонном. С 1804 по 1812 год в исповедных росписях Георгиевской церкви ни о каких причетниках не говорится. За тем с 1812 по 1815 год значится пономарь, причетнический сын Иоанн Никитин Антипович. С 1815 по 1819 г. пономарь священнический сын Baсилий Федоров Плисовский. В 1819 г. снова пономарь Иоанн Антинович. С 1819 по 1823 годе опять Василий Плисовский. С 1822 по 1833 год дьячек причетнический сын Иаков Иванович Езерский, и с ним пономарь причетнический сын Фома Иванович Касяневич.

В визите 1778 года, кроме этого упоминается еще «братство», существовавшее тогда при Георгиевской церкви. Но в той же самой визите братство это называется «неприсяжным братством без особенных пастырских артикулов (т. е. утвержденных правил)», хотя в 1778 году оно содержало свой «реестр приходов и расходов в книге в лист». Визита свидетельствует, что приходы и расходы эти записывались аккуратно, при чем визитатор в 1778 г. «из этих реестров (им) проверенных нашел, что в наличности в церковном ящике находилось готовых денег злотых польских 4 и грошей 26». Само собою разумеется, что такой порядок должен был прекратиться со введением православия в Полонном. С того времени вся отчетность по церкви, согласно русскому действующему праву, перешла в руки приходского священника с ответственным церковным старостою. Они и ведут приходо-расходные книги по Георгиевской церкви, как видно из архива церковного, с 1806 года. Что касается братства, то оно остается при церкви, но более номинально. Его обязанность составляет выбирать из среды своих членов «ключника» в помощь церковному старосте для хранения церковных денег, заботиться о содержании приличного освещения для церкви и в особенности так называемых «братерских ручных свечей» для возжения в торжественные праздники на всенощном бдении и литургии, строить «кануны церковные», т. е. варить мед для продажи в пользу церкви, устроять «процессы» или крестные ходы при погребении усопших, и т. п. Но все эти и подобные действия братства уже не могут совершаться без ведома церковного причта и в особенности священника, которому всегда принадлежал решающий голос. К «братству» мужскому присоединились еще и «сестрички», т. е. замужние женщины, составляющие нечто в роде братства мужского, с исключительною впрочем привиллегией содержать особые свечи и держать их в руках на богослужении наравне с братчиками, участвовать вместе с братчиками в процессиях, в особенности при погребении женщин, и вместе с сим иметь особое попечение о так называемой «сестричской иконе», которую «сестрички» обязаны были украшать на свой счет, содержать при ней освещение, служить пред нею молебны, и т. п.

В таком виде впрочем, сколько нам известно, состояло братство не только в одной Георгиевской церкви, но и во всех прочих Полонских, равно как и во многих церквах Западной России, по воссоединении Волынской губернии с Poccиею. В таком виде с 1833 года оно перешло и в состав соединенного Воздвиженско-Георгиевско-Сретенского прихода, в каждой из трех церквей составляющих его особо.

4. Благодаря метрическими книгам Георгиевской церкви, равно как и других церквей, о коих речь далее, также исповедным ведомостям и другим документам, мы имем возможность сообщить в заключение несколько небезинтересных статистических данных, как о числе родившихся, браком сочетавшихся и умерших, так и о количестве прихожан каждой из этих церквей до соединения их в один приход. Еще по визите 1778 года «оседлость Георгиевского прихода» определяется следующим образом: хозяев оседлых, грунтовых в своих жилищах считается 70, а душ, которые в прошлом (т. е. 1777) году выполнили пасхальную исповедь, 354. обоего пола». За тем метрических книг при Георгиевской церкви до соединения приходов сохранилось две: первая начинается в первой части с 9 января 1789 года и содержит в себе запись о родившихся в том же году числом 15; во второй, – с 4 февраля того же года, содержит в себе записанных браков в течении года 3; в третьей, с 30 января того же года, содержит запись умерших в течении года 25. Далее записи в обеих метрических книгах представляют следующие данные,считая таковые через каждые пять лет:

Что до количества прихожан Георгиевской церкви, то до соединения приходов, согласно клировым ведомостям, их было:

1. История Крестовоздвиженской церкви, бывшей в м. Полонном, определеннее и известнее, чем история церкви Георгиевской, потому что история эта целиком изложена в сохранившейся древнейшей визите Крестовоздвиженской церкви 1771 г.⁸⁸⁶ – «Приходская церкове Старополонская, – читаем в поименованной визите, – на предместьи в память Воздвижения Св. Креста, состоявшая (в 1771 г.) в имениях Его Светлости, князя Мечниковича Коронного, сооружена в 1721 году и освящена святой памяти тогдашним Полонским Деканом Григорием Грибовичем. Построена (была) из дубового дерева, тесанного в костки, о трех низких главах с опасанием (или крытой боковой галлереей) и обшалевана в горе досками; имела трое дверей на железных петлях, одни с внутренним железным замком, а остальные с деревянными засовами. Окон в деревянных рамах (было) вверху девять, – пол из сосновых досок. Деисус (т. е. иконостас) в 1771 году состоял с тремя вратами, стародавней столярной работы, с живописью благопристойною. Престол в главном алтаре на срубе с обходом (был) очень узкий. Далее (следовала) Цибория (или киот на горнем месте с шкафчиком для хранения св. даров) с внутренним замочком». Как видно из визиты, в 1771 г., «Олтарик этот (был) еще не покрашен». На престоле находился «Антиминс от Ясневельможного Сильвестра Рудницкого тогдашнего (униатского) архипастыря, целый с св. мощами, только от течи (бывшей в церкви) крепко измаранный. Аппаренция (т. е. богослужебные сосуды) в серебре (состояли тогда же) из закрытой Пушки (дарохранительницы в виде закрытой чаши) и (обыкновенной) чаши с каркабой (если не ошибаемся, это должно быть особый вид отделки); звездица и лжица не были вызолочены».

Далее визитатор в 1771 г. в Крестовоздвиженской церкви нашел: «венец на иконе Богородицы в поллиста (величиною); венцов меньших шесть, маленьких три, рук меньших четыре, маленьких две. Риз лучших (было) две, одна на гродетуровом зеленом поле с цветами шелковая, другая красная атласная».⁸⁸⁷

«Церковь сия, как продолжает визитатор, в общем виде (была) постройки очень простой, обширная; находится при самой доpoге, именуемой «Широкою улицею», на особенном приличном месте; погост обширный, огражденный с улицы тесовым парканом, а с других сторон частоколом. Колокольня с улицы, поставленная в виде брамки (воротец) из дерева дубоваго, тесаннаго в костки под дубовыми гонтами. Колоколов на ней (было) семь. В углу погоста (стояла) школа из дерева липового».

Других визит Крестовоздвиженской церкви с 1771 по 1806-й год в архиве оной не сохранилось, равно как не сохранилось и других документов, из которых бы мы могли узнать что либо о внутреннем состоянии и принадлежностях ее до поступления ее в православное ведомство. За то имеется у нас под руками подробнейшая опись этой церкви, составленная, как и известная нам опись Георгиевской церкви, по распоряжению русского Правительства, в 1806 году, вскоре по присоединении Крестовоздвиженской церкви к православию.⁸⁸⁸ Из этой описи мы узнаем, что в 1806 г. церковь эта была та же, что и в 1771 году; но здесь подробнее показываются ее размеры: «высота аршин 10, длина аршин 17 с половиною, ширина аршин 8 и три четверти». Далее «внутреннее украшение церкви», в силу описи 1806 года, составляли: «во первых пол сосновый на подвалах дубовых; престол и жертвенник старой меры, не в указную; на горнем седалище изображение – икона Спасителя с двумя ангелами; вверху Св. Троица на доске, размалеванными красками и золотом украшена. – Над престолом в горе (в качестве сени) висела икона Богоотца на холсте. – На жертвеннике (было) две иконы на досках, одна Источник, а другая Богоматери; там же по правой (стороне), одна Распятие, другая Фомино неверие, и по левой икона Богоматери на доске. – Над вратами (Царскими) икона Сострадания Богородицы на холсте».

«Иконостас (был) о трех вратах, средних больших, северных и южных на завесах железных; на средних вратах иконы: Пресвятыя Богородицы Благовещение и четыре Евангелиста; в горе над вратами икона Нерукотворенного Образа. На северных вратах икона Архистратига Михаила, на южных – икона Архангела Гавриила. В первом ряду наместные иконы: по правой стороне врат икона Спасителя, а на подножии под ним – икона Самаряныни; по левой стороне – икона Богоматери с Младенцем, на подножии – Целование Мариино (с Елисаветою).⁸⁸⁹ Далее по правой стороне икона храмовая Воздвижение Честнаго Креста, на подножии – Страсть Христова; по левой стороне икона Святая Троицы, на подножии – Трех Святителей. В другом (втором) ряду Господские и Богородичные праздники, между коими посредине Тайная Вечеря. В третьем ряду изображение икон 12-ти Апостолов, в средине коих икона Apxиерея Великого. В четвертом ряду Пророки, между коими икона Воплощение Сына Божия (иначе Знамения Пресвятыя Богородицы). В пятом ряду изображение девяти хоров ангельских, между коими икона Богоотца, а над сим последним Распятие. Весь вышепрописанный иконостас, по описи 1806 года, был «разными иконописными красками, частью серебром и частью золотом украшен».

Далее, как видно из той же описи, вся церковь была украшена огромными иконами, писанными на холсте, из коих первая «по правой стороне иконостаса изображала Второе пришествие Спасителя (иначе Страшный суд), на холсте размалеванное», и тут же «другая икона Варвары Великомученицы в страданиях, тоже на холсте; по левую сторону (от иконостаса) Исаино видение, Святителя Николая с чудотворениями и Варвары Великомученицы с чудотворениями, тоже на холсте размалеванные».

«В притворе в горе (находилось) изображение 12-ти апостолов, между коими икона Apxиерея Великого, на холсте размалеванная. – Карбонна (ящик для хранения денег) прикована (была) к стене и до полу с замком и печатью. Клиросов деревянных (состояло) два; стол для водосвятия украшен один, на котором икона маленькая Воскресения Христова; сундука для хранения разных вещей один с замком».

Но особенно, судя по описи 1806 года, церковь Крестовоздвиженская была достаточно обеспечена церковною утварью. «Святый Антиминс в оной на холсте дарован (был) Всемилостивейше во время присоединения, благословенный в 1794 году Преосвященным Митрополитом Киевским и Галицким». Далее «сосуды: Гробница серебрянные внутри вызолоченные, а поверху марцыпаново вызолоченная, пробы 10-й, весом 1 ф. 8 лотов, ценою в 126 злотых; Чаша серебрянная внутри вызолоченная, пробы 12-й, весу 1 ф. 12 лот. ценою 176 злотых; Дарохранительница (чаша) для больных серебрянная, внутри вызолоченная, пробы 10-й, ценою в злотых 18», дальше идут: Дискос в подножии медный, дискос без подножия, униатский; звездица серебрянная и две лжицы. – Замечательно, как много находилось тогда в Крестовоздвиженской церкви разных корон и привесок на иконах и других украшений. Одних серебрянных корон, по описи 1806 года, значится более 15-ти, перчаток на руках около 10-ти; а на одной иконе Богоматери находилось «шнуров коралей 30, ценою в 300 злотых». Кораллы эти, как видно из примечания на той же описи, «проданы в 1810 году и за оные взято двадцать пять рублей серебром», – цена по тогдашнему курсу очень почтенная. – «Паникадило (было) желтой меди о 12-ти свечах, весу 24 фунта, ценою 72 злота; лампад разных 6, подсвечников пар 5, мирницы ценовые (оловяные), кадило желтой меди, весу 1 ф. 16 лот. ценою 10 злотых, крест на престоле ценовый весу 2 ф. 6 лот. ценою 7 злот. и т. п.

Не менее также богата была Крестовоздвиженская церковь в 1806 году и «ризницею». – Здесь мы видим, правда, только 4 ризы или фелони, но ризы все самого лучшего достоинства: 1) «Ризы парчи серебрянной по белому полю с оплечием парчи золотой, на подобном поле разноцветной, подложены голубою крашаниною, ценою в 566 злот.» «Епитрахиль к ним подобен совсем, ценою в 72 злота»;⁸⁹⁰ 2) «Ризы парчи золотой на зеленом поле, подложены голубою крашаниною, ценою в 464 злот.»; 3) «Ризы атласу красного; оплечье обложено золотым газом с подольным золотым узким газом с высечкою, подложены рудою крашаниною, ценою в 372 злотых;⁸⁹¹ 4) Ризы бархату черного подложены голубою крашаниною, ценою 133 злот. 10 денежек». – Интересно, что в числе риз Крестовоздвиженской церкви в 1806 году найден был также и «стихарь диаконский адамашку жолтаго с оплечьем штофу краснаго, обложенный золотым узким газом», с таким же орарем. – Существование подобного рода стихарей в униатских церквах при безусловном отсутствии диаконов во времена унии, особенно на сельских приходах, можно объяснить только обычаем, перенятым униатами от латинян, в силу которого, за отсутствием диаконов, в случае надобности, исполняли диаконскую должность, в диаконском же облачении, сами священники. – «Подризников» в Крестовоздвиженской церкви в 1806 году состояло 4, хоругвей 4, «плащаница на белом холсте, пожертвованная Никифором Дроботынским», – «крест большой проводный один», крест деревяный резанный маленький один, «сукно для покрытия мертвых тел одно синее, на нем крест вышитый с голубой крашенины с усурбасом» и др. – К числу ризничных предметов отнесены по описи 1806 года также так называемые «занавески», т. е. платки, привешиваемые к иконам по усердию желающих, каковых занавесок в 1806 году на разных иконах состояло по две, по три и более, а всего по описи около 15-ти штук.

Как на характерную черту, отличающую Крестовоздвиженскую церковь в начале нынешнего века, надобно указать на то, что по описи 1806 года все почти богослужебные книги в оной тогда были православные. Таковы «Евангелие одно печати Киевской в лист 1773 года, оправленное в доски бархатом малиновым» с серебрянными позолоченными украшениями; «Евангелие другое Московской печати в лист 1722 года, оправленное в доски бархатом гранатовым» с серебрянными украшениями! Тридь постная в лист печати Киевской 1727 года; Триодь цветная в лист печати Черниговской 1585 года; Трифолой в лист печати Киевской 1734 года; при нем Минея месячная в лист той же печати; Часослов в лист печати Киевской 1729 года, и др. Нет сомнения, что все эти книги наследованы были от униатов, чему доказательством главным образом служит то, что других соответствующих книг униатского издания в Крестовоздвиженской церкви, как явствует из описи 1806 года, не было. – Обстоятельство это в свою очередь представляет нам лучшее доказательство той мысли, которую высказали мы выше, в истории церкви Геориевской, что прихожане Полонских церквей, и не прихожане только, но и самые настоятели их, не полагали особенного различия между унией и православием, считая себя искони православными; в противном случае, если кто, то настоятели Крестовоздвиженской церкви, основанной и освященной во времена унии, с разрешения и благословения униатской же Епархиальной власти, ни под каким условием не допустили бы у себя православных богослужебных книг, и при том в таком количестве, когда так легко было приобретать книги униатского издания в Почаеве и других местах.

Колокольня при Крестовоздвиженской церкви в 1806 году была новая, «поставлена между оградою погоста, над трактом, с дерева дубового тесанного, на подвалах дубовых, побита сверху гостами дубовыми. Высота ее была аршин 13, длина аршин 5 и ширина аршин 4. «Дом церковнический, именуемый братерским, также между оградою поставлен над трактом с двумя избами, побитый гостами дубовыми, для дьячка и пономаря».⁸⁹²

Время от 1806-го по 1833-й год, когда Крестовоздвиженская церковь вошла в состав соединенного Крестовоздвиженско-Георгиевско- Сретенского прихода, также не прошло для нее бесследно и по части внутреннего благолепия и умножения имущества. На страницах описи 1806 года сохранилось «продолжение» ее до июня 1831 года, из коего узнаем, что в течении последних двадцати пяти лет до 1831 г. к числу прочих икон Крестовоздвиженской церкви присоединены были: 1) в 1812 году «Олтарик или киот на левой стороне от иконостаса с иконою Святителя Николая, разными иконописными красками раскрашенный, а резьба золотом и серебром; сделан за деньги, пожертвованные доброхотными подателями, ценою 533 злота и десять денежек; за тем 2) следует «Икона страстей Христовых, на правой стороне церкви, различными красками, а местами золотом раскрашенная; сделана (была) за деньги собранные из доброхотного подаяния, стоющая 200 злотых»; 3) в притворе, под иконою 12-ти апостолов, «Икона Богоматери с Младенцем большая, на коей по бокам с одной стороны икона Благовещения, а на другой Рождества Христова, сделана (была) на холсте, за деньги собранные из доброхотного подаяния, стоющая 16, [5] р. сер.; на ней шата (риза) малярной работы, стоющая 12 р. и две короны той же работы за 2 р. сер.; – 4) «Крест проводной другой, разными иконописными красками украшенный с изображением на одной стороне Распятия, а на другой Крещения Господня, дарованный Иваном Кобыльчиком, и 5) около десятка разных других меньших икон, поступивших большею частью от частных пожертвований. – Хоругвей по 1806-й год было 4, а в 1831 году их было 6. – В тоже время куплено было для церкви «Паникадило другое желтой меди побеленное, искусной работы о 24-х свечах, весу пуд 5. Заплачено (было) за оное из доброхотного подаяния рублей серебром 121, и из церковных денег кошельковой суммы 54 руб., всего 175 р. сер.⁸⁹³ Для престола «крест серебрянный дарован (был) Никитою Приймаком», – «куплено блюдо для благословения хлебов ценовое». Далее по части ризницы приобретены были «ризы на кофейном поле с цветами золотыми и с оплечием парчи белой с цветами»; ризы штофу голубого разноцветного с оплечием штофу зеленого разноцветного»; ризы эти, как видно из сделанного против них в описи примечания, «возложены были на умершего священника Симеона Хойнацкого»; ризы адамашку желтого, переделанные из (известного уже нам) диаконского стихаря, с оплечием штофу красного разноцветного. А платков на иконах в качестве привесок теперь насчитывается более 30 штук шелковых, шерстяных, и т. п.; – лампад перед разными иконами 10, корон и рук серебрянных разной пробы более 20-ти, и т. д.

Не менее замечательно также положение церковной библиотеки в это время книгами для назидательного чтения, приобретенными за церковные деньги, на сумму по тогдашнему курсу весьма почтенную. – Здесь мы видим и Библию в поллиста, ценою в 4 р. медью; и книгу часть первая Небесной Иерархии, ценою 8 р. 35 коп. медью; книгу Сокровище сладчайших утешений против ужасов смерти, ценою 3 р. 59 к. медью; – книгу Толкований на соборные послания св. апостол, ценою 7 р. 7 к. медью; книгу св. Евангелие и Деяния св. апостол на славянском и российском наречии, ценою 4 р. 54 к. медью; книгу св. Кирилла Иерусалимского поучений огласительных и тайноводственных, ценою 4 р. 20 к. медью; книгу Наставление правильно состязаться с раскольниками, ценою 2 р. 50 к. медью; книгу под заглавием: Rozmowy medzy watpiaoym i przekonanym (Разговоры между испытующим и уверенным на польском языке), ценою 1р. 10 к. медью; и др. «Все сии книги, как говорится в описи в примечании к ним, куплены (были) из кошельковой суммы»; доставало же, значит, и денег в церкви для их приобретения.

Вообще к 1833-му году церковь Крестовоздвиженская, как по внутреннему своему благолепию, так и по ризнице и по другим статьям, очевидно, находилась в самом цветущем состоянии. Отсюда понятно, что при соединении приходов Крестовоздвиженского, Георгиевского и Сретенского в один приход она по всем правам должна была занять первое место в ряду остальных двух церквей и по всей справедливости объявлена была между ними «самостоятельною».

2. «Фундуш сей (т. е. Крестовоздвиженской) церкви, по словам визиты 1771 г., дан (был) одновременно с презентой (на определение священника к этой церкви) от святой памяти Его Светлости Князя Юрия Любомирского, Подкомория на то время Коронного, каковой фундуш, как при первой (утраченной) визите 1765 г., так и при настоящей (1771 г.), изложенный в подлиннике, заключает в себе следующее:

«Юрий Доминик, Граф на Вишниче и Ярославле Любомирский, князь священной Империи Римской, Подкоморий Коронный, Генерал Лейтенант иностранных и Его Королевского Величества и Речи Посполитой войск, Староста Казимирский, Ольшанский, Луцкий, Ушицкий и пр.»

«Желая, дабы слава Божия, чем далее, тем тверже и шире укреплялась в моих имениях, и чтобы народу, по близости места, было более удобства и выгоды в отправлении богослужения, назначаю и надаю место на церковь – на огороде Кочиковом, на каковом месте церковь эта и имеет быть построена. А священнику для сооружения построек назначаются усадьбы насупротив церкви, начиная от усадьбы Паламарчиной до Шулячиной, и к оной церкви, предположенной к сооружению под наименованием Св. Креста, поставляю Пресвитером Вельможного Стефана Колтуновского, поручая ему, дабы, при помощи своих прихожан, которые обязаны сами вывезти дерево и (прочий) материал, он старался построить эту церковь, как можно скорее и благоприличнее. – С этим вместе для того же Священника в состав прихода определяются Котюжинцы с Битою улицею до Осюка Дацка, и с (следующими) улицами, как-то: Массичивскою, Широкою и Уриновою, где находится домов 20-ть. К тому же приходу и церкви присоединяются Лесок, называемый Панским подле Стециковаго леса, иначе (именуемый) хутором с принадлежащим к нему сенокосом, а также прудик (naynizszy) на речке Гремячей. И разрешаю (той же церкви) один канун варения меду на праздник для воску во славу Божию без всякого препятствия со стороны евреев или вымогательства (ими) платы. – К сему помянутому священнику поручаю, чтобы он, построивши, как можно скорее, предположенную церковь, соблюдал в оной всякий порядок, в особенности по части богослужения, и для всех прихожан служить добрым примером. – Что все, дабы имело большую силу, утверждаю собственною рукою, и печать приложить повелел. Дано в Замке Полонском 4 Сентября 1721 года. – Волока (пахатная земля) Дацкова с прочими пахатными полями имеет также принадлежать на вечные времена, как сказано выше, означенной церкви. Дано, как выше. Ю. Любомирский».

В последствии времени презента эта, как видно из визиты 1771 г., утверждена была 16 Мая 1728 г. Иосифом Выговским Епископом Острожским; за тем князем А. (Антонием) Любомирским и князем Ю. (Юрием II) Любомирским, и 14 июля 1729 г., по представлению Священника Стефана Колтуновского, «вписана к актам в книги Замка Луцкого... Приняли Казимир Прусак Беленский, на ту пору Наместник Бурграфства Луцкого».

Что до пользования означенными грунтами, то, как видно из визиты 1771г., заимствовавшей свои показания, по ее же собственным словам, из прежде бывшей (утратившейся) визиты 23-го Мая 1675г., они находились тогда в тех же местах и межах, в коих находятся и по настоящее время. Был только спор, как и при определении границ бывших земель Георгиевской церкви, между священником Крестовоздвиженской церкви и крестьянином Михаилом Митюрой, который, «имея свой сенокос под церковным лесом, занял часть этого лесу», о чем о. Настоятель (или вернее исправлявший тогда должность настоятеля – священник церкви Сретенской), по совету визитатора, «обратился к Двору» (помещичьему). – И как только это было сделано, то Вельможный Пан Черконский Чесник, на ту пору Губернатор Полонский, принимая во внимание просьбы обоих (тяжущихся) сторон, отправился вместе с визитатором и священником и прочими старыми людьми, хорошо знакомыми с местностью, на само спорное место», – и как никто из этих старых людей не пожелал показать под присягой межу оного места, то о. Настоятель во избежание дальнейшей ссоры и споров уступил Митюре часть спорного леса, что тот же Михаил Митюра охотно принял». – После этого, «утверждая таковую добровольную сделку между сторонами, как не нарушающую в значительной степени фундуша церковного, постановили, дабы стороны эти впредь ни в какие ссоры и споры о меже, как это было доселе, не вступали под карой 50-ти гривен в половину на церковь и в половину на Двор (помещичий)»...

Судя по визите 1771 г., заимствовавшей свои сведения из утратившейся визиты 1765 года, «священническая усадьба во время этой предшествовавшей визиты, (согласно фундушевой записи 1721 г.) находилась к югу от церкви чрез улицу, где было домов два, один старый и другой новый под одною крышею из гонт. Там же (находился) и огород с одной стороны от (широкой) улицы, с другой – вдоль соседних огородов Кирилла Паламарчука и Кондрата Ризваго и других, и наконец от улицы, идущей к воде». Но как Стефан Колтуновский, по прибытии на место, не поселился на этой усадьбе, а стал жить «на земле сейчас при погосте церковном, им самим для себя приобретенной,.... то по воле Его Светлости Коллятора в замен прежней усадьбы к той земле присоединена (была) другая соседняя усадьба, к каковой усадьбе надан (был) и огород там же сейчас на день оранки», – каковою землею Крестовоздвиженская церковь пользуется и доселе. – На этой новой усадьбе, где обитал о. Настоятель во время визиты 1771 г., находился «дом новый из дерева липового с боковою комнаткою и сенями; тут же (была) и кухня и чулан, все под соломеной крышей. Там же (находились) другая старая избушка, конюшня из дерева ольхового и липового под соломенной крышей новая, сарай на сохах огороженный хворостом. На той же земле (был) садик разнаго дерева. Двор огорожен (был) парканом, а садик дубовым частоколом. – Все это, как замечает таже визита, построено (было) на собственный счет о. Настоятеля». – Но как в 1771 году, по случаю кончины бывшего священника Крестовоздвиженской церкви Василия Колтуновского, в помянутой усадьбе не было настоящего хозяина, то, по замечанию той же визиты, «усадьба эта, равно как и садик, по случаю стоянки войска, значительно (были) опустошены».⁸⁹⁴

За тем в начале XIX века, следуя описи 1806 г., на той же усадьбе видим следующие постройки: «Дом священнический, построенный близ церкви священником Феодором Трушкевичем с двумя избами и валькирем, покрытый соломою, под которым (домом) земли (состояло) длины аршин 14 и ширины аршин 7. При оном доме земли удобной в длину аршин 40 и в ширину аршин 42, на которой земле комора (кладовая) поставленная с дерева осинового круглого, покрытая соломой; клуня о двох сохах огороженная лесою (плетнем), с воротами досок осиновых, покрыта соломой; конюшня с дерева разного в столпы дубовые на кроквах покрытый соломою, с воротами досок сосновых; хлев один, огороженный лесою без ворот на кроквах покрытый соломою; хлев другой, тоже огороженный лесою о двох сохах, покрытый соломою без ворот. Все это, как говорится в описи 1806 года, построено вышепрописанным священником. Цена за все 786 (но чего, к сожалешю не означено). Огород на полтора дня оранная огорожен (был) с двух сторон частоколом дубовым, а с двух лесою. Меж оного (состояли) с двух сторон тракт, с одной стороны огород Дымка Кочыка и с одной погост церковный. Футор с лесом, в котором (тогда) постройки никакой не было».

В последствии времени все помянутые постройки по наследству перешли к священнику Симеону Хойнацкому и в таком же почти виде вошли в состав соединенного Крестовоздвиженско-Георгиевско- Сретенского прихода.

3. Как мы знаем уже из презенты князя Юрия Любомирского 1721 года, первым настоятелем Крестовоздвиженской церкви был священник Стефан Колтуновский. О том же читаем в древнейшей из сохранившихся метрических книг Крестовоздвиженской церкви 1723 года. В третьей части этой книги об умерших содержится запись о смерти и погребении Стефана Колтуновского, в коей он прямо именуется первым пресвитером и фундатором церкви Всемирного Воздвижения Честнаго Креста Господня: – «Року 1742, месяца Декемврия дня 14-го к светаню (разсвету) по исповедании грехов своих и по принятии святой Евхаристии, и принявши сакрамент Елеосвящения, преставися Иерей Стефан Колтуновский, первый пресвитер и фундатор церкви ВсемирногоВоздвижения Честнаго Креста Господня. Аз Иерей Протопресвитер Полонский Святотроицкой церкви Полонской погребох в церкви Честнаго Креста Иерея Стефана. Свидетели быша: Иерей Стефан Пресвитер Юровский (Георгиевский) Михалевич и честный отец Лука Пресвитер Сретенский» и пр.

Нужно думать что Колтуновский, или Ковтун, по старинному простонародному прозванию, происходил из Киевской области, или нынешней Киевской губернии, потому что в той же метрической книге, в 3-й части об умерших, упоминается «дщерь Maрии Колтуновской Агафия», погребенная в местечке Ходоркове (Киевской губернии) при церкви под алтарем Священником Григорием Яроновецким (Яроновичи, соседнее с Ходорковым село той же губернии) 1743 года, апр. 9-го. Один же из потомков Стефана Колтуновского состоял настоятелем Борисо-Глебской церкви в Киеве на Подоле до последнего времени.

Преемником Стефана Колтуновского был сын его священник Василий Колтуновский, который сам о себе говорит в известной уже нам метрике 1723 г. в первой части о родившихся: «Року 1743, Октоврия дня 23. Аз Иерей Василий Колтуновский пресвитер парохиальный, консекрований естем (был посвящен) в ясновельможные Его милости Преосвященного Феодосия Лубинецкого Рудницкого. Первого окрестих младенца Параскевию от родителей законовенчанных Симеона Дьятлыка и жены его Aгафии. Восприемницы же быша: Василий Копиченко и Иустина дочерь Никиты Коптяка. Крестих числа 30-го.» Как отец этого Василия Стефан Колтуновский потрудился немало над сооружением церкви Крестовоздвиженской, так Василий Колтуновский особенно много сделал для нее, по преданию, по части внутреннего украшения, ризницы и т. п. Но ревностный по красоте и благолепию храма Божия, Василий Колтуновский не устоял в силе душевной по предмету пастырской заботливости о своих духовных чадах. В 1770 году в Полонном была страшная чума, занесенная русскими войсками из Турции, истребившая большую часть жителей. Со страху Василий Колтуновский оставил приход и удалился в лес в церковный хутор, в надежде спастись здесь от смерти. Но чума нашла его и в лесу. Колтуновский заболел и умер тут же в хуторе. Без сомнения, в возмездие за произвольное удаление от прихода, – а может быть и из опасения дальнейшей заразы, – усопшего не повезли в Полонное для погребения на общем кладбище, а погребли там же в лесу, на «границе» между церковным хутором и помещичьим лесом, у дороги, ведущей в тот хутор из местечка. Одинокая могила Колтуновского так и именуется в народе «Могилою» и доселе еще виднеется на своем месте под тенью нависших ветвей орешника, на западной окраине церковного хутора, молчаливо свидетельствуя всем и каждому о неисповедимых судьбах Промысла Божия, который всюду находит человека, когда настанет пора его, и предает его в руки смерти, как бы и куда бы смертный ни бежал от нее.

Столь необычайные обстоятельства, коими сопровождалась кончина о. Василия Колтуновского, были, также без сомнения, причиною того, что о смерти и погребении его не сохранилось никакой записи в метрической книге Крестовоздвиженской церкви. Нужно думать, что это было в мае 1770 года, так как с этого месяца прекращаются собственноручные записи о. Василия в помянутой книге, а с декабря того же года начинаются в ней новые записи, которые ведет «Григорий Шилковский, Парох Свято-Сретенский Полонский администратор», правящий приходом Крестовоздвиженским.

С апреля 1774 года в качестве такого же администратора, по метрическим книгам, является Иерей Феодор Трушлевич; за ним с мая 1785 года Иаков Неятловский «Викарий Святовоздвиженский»; далее с 1793 года снова Феодор Трушлевич в перемешку с Неятловским и Григорием Шилковским Свято-Сретенским. При этом в метрических книгах иногда упоминается также Иерей Андрей Васильев Колтуновский, о коем в ревизской сказке 1816 года, сохранившейся в архиве церковном, значится, что «в 1796 году он выбыл с детьми в армейское духовенство». Так как в той же сказке Колтуновский этот записан в числе членов причта Крестовоздвиженской церкви, то нужно думать, что он рукоположен был к этой церкви на место отца своего, но вскоре после этого оставил Крестовоздвиженский приход для поступления в армейское ведомство; от чего особенных сведений о нем в архиве Крестовоздвиженской церкви и не сохранилось. На место же его с Марта 1796 года является новый «парох» сей церкви в лице известного уже нам Феодора Трушлевича.

Об этом Трушлевиче, кроме того, что он до поступления на должность приходского священника к Крестовоздвиженской церкви был еще раньше ее наблюдающим, как мы уже видели, с 1774 года, более ничего неизвестно. В метрических книгах Крестовоздвиженской церкви не сохранилось и записи о его смерти, потому что по ревизской сказке 1811 года он скончался в 1805 году; а из метрических записей этой церкви недостает именно записей с ноября 1805 по 1808-й год.

Преемником Трушлевича был зять его Марк Очаровский, который также, подобно тестю своему, не сразу сделался настоящим приходским священником Крестовоздвиженской церкви. С 1808 года мы видим его «наблюдающим» этой церкви наравне с Сретенским священником Иоанном Трушлевичем, и только с апреля 1809 года он подписывается уже настоящим «приходским священником». По документам Очаровский был «священнический сын Кременецкого уезда, села Бережанки». Но когда и где он скончался, за неимением данных сказать не можем. Последняя его запись в метрических книгах Крестовоздвиженской церкви сохранилась от 28 мая 1811 года.

С июня 1811 года снова «наблюдающий» Крестовоздвиженским приходом Иоанн Трешлевич, и так до июня 1812 года, когда определен был «приходским священником» Крестовоздвиженской церкви Симеон Хайнацкий.

Как видно из сохранившихся клировых ведомостей, о. Симеон был «священнический сын из села Острожка (ныне Новград- волынского уезда, Волын. губ.); обучался в Волынской Семинарии философии; рукоположен 1812 года Даниилом (бывшим) Епископом Волынским и Житомирским». Грамоту имел от 21-го апреля 1812 года. С 1812 года депутат по следственным делам Полонского благочиния.

Так как Симеон Хойнацкий женился на дочери Феодора Трушлевича Марфе, то вместе с нею получил в наследство и все постройки, находившиеся тогда на священнической усадьбе Крестовоздвиженской церкви, как об этом сказали мы выше. – О введении его в должность сохранилась следующая заметка в описи 1816 года: «1812 года июня 8 числа в силу Его Императорского Величества указа от 4-го числа за № 805 последовавшего о введении новорукоположенного священника Симеона Хойнацкого к церкви Крестовоздвиженской местечка Полонного и о сдаче по порядку всех имуществ церковных, то я съехав сего ж июня 9 числа к прописанной церкви, и по описи церковной сдав при бытности наблюдающего Священника Иоанна Трушлевича, старосты церковного и почетнейшего прихожанина Стефана Присяжного, в оной описи значащиеся все вещи, кроме двух сосудов церковных: збанка медного, стоющего злотых 9, и колокольчика малого, стоющего злотых три, значащихся в описи, но не найденных, которую опись с ценным имуществом, при бытности вышеозначенных прихожан и наблюдающего Священника Иоанна Трушлевича, сдал Благочинный Иерей Феодор Завалевич; наблюдающий Священник Иоанн Трушлевич; Староста церковный Феодот Снигун знаком креста подписался». – Дальше следует подпись самого о. Хойнацкого: «1812 года, июня 9-го числа, по вышеписанной описи, сданной местным Благочинным Иереем Феодором Завалевичем, все значащиеся утвари ризничные вещи целостно от наблюдающего священника Иоанна Трушлевича, при бытности Старосты церковного, принял местечка Полонного Крестовоздвиженской церкви приходской Священник Симеон Хойнацкий».

По сказанию старожилов, о. Симеон был человек аккуратный, благочестивый и по своему времени довольно образованный, чем между прочим и объясняется значительное количество книги для назидательного чтения, которые мы видели выше в Крестовоздвиженской церкви; так как все эти книги, как видно из описи, исключительно приобретены были старанием о. Хойнацкого. От его же времени сохранилось в архиве Крестовоздвиженской церкви черновое интересное донесение «в учрежденную в местечке Полонном Комиссию по делу о воспрещении Полонскими арендаторами (откупщиками водки) продавать во время храмовых праздников канунный мед и о прочем», – донесение, как нельзя более характеризующее отношение к церкви и духовенству православному жидов в те времена Польского преобладания на Волыни. Донесение это помечено 21-м Октября 1824 года и по содержанию своему стоит того, чтобы привести его целиком: «В 1820 году сычен был мед при церкви моей Крестовоздвиженской за бытности арендаторями евреев Ихеля, Матыса и Срувеля, за вариво коего до аренды уплачено 12 злотых. Но как прописанные арендатори, по окончании трехдневнаго шинька (распродажи), оной мед запечатали, требуя за вышинькованье остальнаго непомерной оплаты, то оной мед, стоя в бочках, совершенно согнил. Оставалось меду онаго 100 кварт, каждая кварта по 10 грошей, всего рублей серебром 5».

«В 1821 году уплачено тем же арендаторям за варыво 12 злотых, а по запечатании онаго меду, чтобы дозволено (было) вышиньковать остальной, 8 злотых».

«В 1822 году уплачено тем же арендаторям за вариво 12 злотых, а по запечатании 4 рубля сер.»

«В настоящем 1824 году уплачено тем же арендаторям за вариво 8 злотых. – А всего убытка понесла церковь рублей серебром 17 и грошей 20».

Просим читателей припомнить, что по фундушу Юрия Любомирского 1721 года Крестовоздвиженской церкви «разрешен был канун варения меду на праздник для воску в славу Божию без всякого препятствия со стороны Евреев или вымогательства платы». – И евреи после этого не только берут из церкви плату за вариво, но и печатают остальной не проданный в известный срок мед, требуя новой пени за дальнейшую продажу оного, в противном случае мед гибнет целыми бочками.... Как тогда жилось православным?! И что еще печальнее, все это совершалось за несколько десятков лет до нашего времени, под властью Русского Правительства....

В последствии времени дело «о воспрещении Полонскими арендарями продавать во время храмовых праздников канунный мед» тянулось очень долго, и если не изменяет нам память, только в 50-х годах кончилось тем, что арендаторы должны были уплатить Крестовоздвиженской церкви понесенные ею от жидовского насилия и неправды убытки. – Помнится, что в злобе за проигранное дело арендаторы Полонские уплатили следуемые деньги медными пятаками, так что церковный староста сам не мог принести их, а должен был звать на помощь себе еще двух братчиков.

Священник Симеон Хойнацкий скончался 24 Февраля 1834 года от паралича. Но это было уже после воссоединения приходов, которое совершилось при покойном в 1833 году.

Что до причетников Кростовоздвиженской церкви, то по исповедным росписям и клировым ведомостям оной таковыми были: с 1811 года по 1814-й пономарь Тимофей Григорьев Антонович; дьячка нет. – За тем с 1814 по 1817 год ни дьячка, ни пономаря не значится. С [1817] по 1827 год пономарь, дьячковский сын Антоний Александров Макаревич. С 1827 по 1834 – пономарь, дьячковский сын Феодор Феодоров Жизневский. – С 1829 по 1831 год дьячек, священнический сын Иаков Иосифов Сольский. В последствии он был переведен на дьяческую вакансию в село Белецкое Новградволынского уезда, откуда поступил послушником в Почаевскую Лавру. Как опытный хозяин, Сольский первоначально сделан был в Лавре помощником Эконома по внешнему хозяйству и здесь так заявил себя, что вскоре по пострижении в монашество с именем Илариона сделан был иеродиаконом, а потом и иеромонахом и Экономом Лавры. – Он скончался в Загаецком монастыре в звании Казначея того монастыря в 1860 году.

На место Сольского дьячком к Крестовоздвиженской церкви определен был в 1831 году стихарный дьячек Корнилий Андреев Гардасевич. Он же, вместе с пономарем Феодором Жизневским, вошел потом в составе причта соединенного Крестовоздвиженско-Георгиевско-Сретенского прихода.

Как и при Георгиевской церкви, – при церкви Крестовоздвиженской с самого первого времени ее существования находилось «неприсяжное братство», которое по визите 1771 года впрочем находилось в крайне запущенном состоянии; «прихода и расхода в реестр заповеданный прошлою Генеральною Визитою (1765 г.) не записывало, распоряжалось само по себе без ведома духовного и без всякого порядка и послушания»; «денег впрочем тогда имело в руках Никиты Самойлюка 548 злотых, 22 гроша и 2 шеляга», на нашу сумму около сотни рублей серебром.

Такое незавидное состояние Крестовоздвиженского братства имело тогда свои основания, так как, по свидетельству самой же визиты 1771 года, «церковь сея, т. е. Крестовоздвиженская, по скончавшемся в Бозе во время мора Василии Колтуновском, бывшем ея настоятеле, теперь состояла без настоятеля и находилась под наблюдением настоятеля Гербовецкаго (т. е. Сретенскаго)». Следует помнить, что не задолго пред сим Колтуновский скончался в лесу, бежавши от прихода. Какие же тут и могли быть порядки? – В последствии времени само собою все уладилось, и Крестовоздвиженское братство также стало ведать свои дела, как и другие «неприсяжныя братства» на Волыни, о коих мы уже говорили по случаю братства Георгиевского.

4. Мы видели уже, что Презентою князя Юрия Любомирского 1721 года пределы Крестовоздвиженского прихода обозначены были «Котюжинцами с Битою улицею, и улицами Массичивскою, Широкою и Уриновою, где, как говорится в той же Презенте, находилось домов 121». – Все эти улицы с их жителями выделены были, без сомнения, из прихода церкви Георгиевской, так как церковь эта, до построения церкви Крестовоздвиженской, была единственною на Старо-Полонском предместьи, куда относились и помянутые улицы. По Визите 1771 года, «прихожан-хозяев, состоявших в приходе церкви Крестовоздвиженской, было 104 двора; всех же исповедавшихся в этом году пасхальною исповеди душ 584». За тем, что касается данных, сообщаемых метрическими книгами и исповедными росписями этой церкви, то прежде, чем излагать таковые, мы должны заметить, что старейшая из сохранившихся метрических книг Крестовоздвиженской церкви, состоя, по обычаю, из трех частей, в первой части о родившихся начинается с 23 Октября 1743 года; за тем вторая часть о бракосочетавшихся начинается с 23 Сентября 1723 года; третья часть идет снова с 1743 года Декабря 8-го, с приписной к сему на особой странице записей о смерти Стефана Колтуновского 14 Декабря 1742 года, Агафьи Колтуновской 9 Апреля 1747 года и Софьи Колтуновской 1753 года.

Отселе записи в этой книге, равно как и в следующих за нею двух книгах до соединения приходов представляют следующие статистические данные: Браков в 1723 году с Сентября месяца было 2; в 1725 году – 2; в 1730 – 5; в 1735 – 6; в 1740 – 5. Родившихся в 1743 году с Октября 22-го было 3; браков с Января 9-го и умерших с Декабря 8-го – 2.

Дальнейшие сведения приводим в таблице через каждые пять лет, по обычаю:

Статистика прихожан Крестовоздвиженской церкви по сохранившимся исповедным ведомостям ее 1811 – 1830 года:

1. В архиве Сретенской церкви сохранилась визита от 24 Мая 1765 г., в коей первоначальная история этой церкви излагается следующим образом: «Старополонское Предместье, именуемое Гербовка. Церковь приходская Гербовецкая в память Сретения Господня существует лет около 40, с того времени как на том Предместье, где прежде было поле, началась селиться слобода; – и построена, по распоряжению князя (Любомирского) из Пилиповской (раскольничьей) часовни по изгнании Пилипонов из Чернявки». – По преданию, наименование Гербовки произошло от фамилии Запорожского козака Герба, который первый поселился на этом месте. Пилипоны же – это раскольники так называемого Филипповского безпоповщинского толка, которые в XVII и XVIII веках значительными слободами селились в пределах бывшей Речи Посполитой. Не можем сказать только, как, и за что, и из какой Черняви они были изгнаны? – Несомненно только, что часовня их была обращена в церковь, которая вследствие того, что построена была при въезде в Полонное (с восточной стороны), знаменательно посвящена была в памяте Сретения Господня. – Послику же в визите 1765 г. ясно говорится, что церковь эта построена была около 40 лет пред сим, то надо думате, что сие было около 1725 г., спустя два-три года по сооружении церкви Крестовоздвиженской.

«В 1760 г., как читаем в той же Визите, церковь Сретенская была реставрирована на ново, как об этом можно видеть, по словам той же Визиты, из распоряжения об ее освящении»...⁸⁹⁵ Когда впрочем было это распоряжение и когда освящена сама церковь, по причине упразднившегося документа, сказать не можем. В 1765 г., согласно Визите, церковь Сретенская «состояла из дерева липового тесанных кругляков, с полом, о трех главах под гонтами. Дверей в ней (было) двое на железных петлях, одни с внутренним деревянным замком, а другие с деревянною засовою. Окон простых, оправленных в дерево, без железных решеток, (состояло) девять, да в среднем куполе два. – Иконостас новый, резной работы, с тремя вратами, поставленный только на половину». В 1765 г. «икон наместных написано (было) только три. – Престол в великом олтаре на срубе пропорционально (был) высокий и несколько узкий, но благопристойно накрытый тремя одеждами, и на нем Цибория с иконою Коронации Пресвятой Богородицы, столярной простой старой работы».... В том же году визитатор нашел на престоле «Антиминс старый, давний, значительно изорванный», который тогда же, «при настоящей визите был уничтожен».

«Погост церковный (в 1765 г.) огорожен (был) частью парканом, частью частоколом. Колокольня брамкой при ограде церковной поставлена (была) из дерева дубового тесанного в костки. При той же ограде (находилась) школа из ольхового дерева под гонтою»...

О прочих принадлежностях церкви в визите 1765 года говорится: «все принадлежности сей (т. е. Сретенской) церкви означены ниже в особом реестре». – Но как реестра этого не сохранилось, то по этой статье сказать что либо нет возможности. – Этого мало; к сожалению мы не могли найти в Сретенской церкви и такой описи, как описи Георгиевской и Крестовоздвиженской церкви 1806 года. Вместо этого имеется у нас под руками «Ведомость о состоянии церкви Сретенской, состоящей Волынской Епархии Новград-Волынского Повета в местечке Полонном и при ней о хозяйственном состоянии причта». – Хотя год на этой ведомости не обозначен, но несомненно, что она составлена была в позднейшее время, около 1824 – 25 года, так как наблюдающим тогда Сретенского прихода значится «местечка Полонного церкви Кростовоздвиженской Священник Симеон Хойнацкий», рукою коего написана и сама ведомость. – А о. Хойнацкий, как увидим далее, определен был наблюдающим Сретенского прихода только по смерти бывшего Настоятеля Сретенской церкви Иоанна Трушлевича, скончавшегося в 1823 году.

Согласно указанной «Ведомости», в двадцатых годах текущего столетия церковь Сретенская находилась в следующем положении: «В олтаре на горнем седалище (находился) крест резанный разными красками и золотом украшенный; выше сего на холсте большая икона Исаино видение. Над престолом сень с изображением Бога-Отца. На жертвеннике две иконы на досках: одна Коронования Пресвятыя Богородицы, другая Благовещения. На правой стороне икона Пресвятой Богородицы на доске. Над вратами икона Вознесения Христова».

Далее «иконостас о трех вратах; на средних вратах иконы Благовещения Пресвятыя Богородицы и четырех Евангелистов. Над вратами икона Нерукотворенного Образа. На северных вратах Архидиакон Стефан, на южных – Роман Сладкопевец. Дальше в первом ярусе наместные иконы, по правой стороне Спасителя, по левой – Богоматери; по правой стороне южных дверей храмовая икона Сретения Господня, по левой стороне северных дверей – икона Святителя Николая. – В другом ряду Господские и Богородичные праздники, в средине коих Тайная вечеря. – В третьем ряду изображения 12-ти Апостолов, в средине коих икона Apхиерея Великого. – В четвертом ряду Пророки, между коими икона Воплощения Сына Божия, а над ним Распятие с предстоящими по одной стороне Богоматери, по другой Иоанна Богослова».

«Весь прописанный иконостас, говорится далее в помянутой «Ведомости», разными иконописными красками, частю золотом, частью серебром украшенный». – Мы присоединим от себя, что иконостас этот, особенно в первом ярусе, был редкого достоинства по своей работе того старинного пошиба, который можно видеть теперь только в некоторых древнейших церквах, где весь иконостас обыкновенно бывает ажурный с полновесными царскими вратами, резанными на пролет колоннами и т. п. К сожалению только Сретенский иконостас очень рано подвергся порче, так что хоть он и уцелел еще доселе, но восстановить его едва ли удастся....⁸⁹⁶

В остальных частях Сретенской церкви согласно той же « Ведомости» находились «по правой стороне иконостаса на стене Второе пришествие Христово, размалеванное на холсте; по левой – Страсти Христовы на холсте же. В притворе в горе икона Apхиерея Великого с Апостолами; тут же по правой стороне икона Варвары Великомученицы в страданиях, по левой – Святителя Николая чудотворца с чудотворениями; обе на холсте. Там же в притворе, по правой стороне икона Спасителя, по левой – Богоматери».

Из означенных икон об иконах Apхиерея Великого с апостолами, бывших в притворе, сама «Ведомость» замечает, что они были «древней работы». – Иконы эти сохранились, благодаря попечению бывшего настоятеля Богородично-Почаевской церкви о. Стефана Хойнацкого, в целости и доселе, и действительно представляют редкие экземпляры старинного русско-византийского церковного письма. – Без сомнения, они наследованы были Сретенскою церковью от бывшей Пилипонской часовни; иначе, откуда бы они могли явиться здесь? Если же это так, то помянутые иконы представляют двойной интерес, как иконы древнее вообще, и как иконы староверческие, который были вынесены Пилипонами, или что то же Филлиповцами, из иконостаса какой либо из древнейших русских церквей нашего отечества; только раскольники не смогли воспользоваться ими по независящим обстоятельствам. – Мы знаем, что о. Стефан намерен был передать эти иконы в археологический Музей Невской Духовной Академии. Там их настоящее место.

Из других принадлежностей Сретенской церки по «Ведомости» значится «Святый Антиминс на холсте, Всемилостивейше пожалованный во время присоединения, благословенный в 1765 году Apxиепископом Киевским и Галицким Арсением»; – Антиминс этот между прочим был так крепок, что служил в Сретенской церкви для совершения литургии до закрыли богослужения в этой церкви, последовавшего в 1877 году, следовательно более ста лет. Далее: «Гробница серебрянная, внутри вызолоченная, пробы 6-й весу 30 лотов; чаша серебрянная, внутри вызолоченная, пробы 10-й, весу 22 лота; дискос на подножии медном, серебрянный внутри вызолоченный, пробы 4-й, весу 19 лотов; звездица серебрянная вызолоченная, пробы 3-й, весу 1 лот;» «потом две лжицы, риз 5, хоругвей 3, крестов больших проводных 2», и т. п. Как и в других церквах, здесь имелось несколько штук корон серебрянных, рук или перчаток и ног на иконах, и около десятка занавесок к ним из платков. «Престол вокруг окрытый ситцем полосатым разноцветным, а сверху платком ситцевым». Из книг: «Евангелие печати Московской в лист, оправленное в досках бархатом малиновым с штуками серебрянными;» «Евангелие другое той же печати в окладе медном посеребренном». Прочие книги почти на половину тоже были православные Киевской и по преимуществу Московской печати. Почаевской печати в «Ведомости» значится только «Триодь постная» рядом с таковою же Московского издания, «Октоих и Часослов»; да и о тех в другой подобной же «Ведомости» 1836 года, на полях рукою благочинного Игнатия Немоловского сделана заметка: «Книги по сему реестру Почаевской печати опечатаны и в ризнице хранятся; но вместо оных покупить новые прихожане, по малому числу их и по бедному состоянию, отказываются». Новые книги впрочем не были приобретены и в последующее время, – и таким образом все они, как православные, так и Почаевские, остались в Сретенской церкви и при включении ее в состав соединенного Крестовоздвиженско-Георгиевско-Сретенского прихода.

2. О фундуше Сретенской церкви Визита 1765 года сообщает: «фундуш и земельная собственность сей церкви, по замечанию старых людей, присущих настоящей Визите, по всей вероятности наданы были святой памяти Его Светлостью князем Юрием Любомирским, подкоморием Коронным, о чем в особенности заключают из того, что тот же князь имел особенное старание об этой церкви, а потому должен был и обеспечить ее особым правом. Упоминание же об этом фундуше, по замечанию той же Визиты, делается в Презенте теперешнему о. настоятелю (Шилковскому), данной от святой памяти Его Светлости князя Антония Любомирского, Старосты на тот час Казимирского», – о коей речь впереди. Впрочем в Презенте этой, как увидим далее, не имеется никакого указания на то, была ли какая запись на счет этого фундуша, и если была, то где девалась? – Во всяком случае угодья и поля, показанные в визите 1765 года, и доселе находятся в тех же межах и границах, как и были во время этой визиты, а равно и ранее этого, со времени сооружения самой Сретенской церкви, за исключением небольшой части «на дней 8 за Новоселицей» (соседнее селение с Полонным), которая (часть) в последствии времени прирезана была к общими землям церкви Сретенской на грунтах Полонских, именуемых Под-Любарцем.

«Постройки священнические (во время визиты 1675 года находились) сейчас при церкви к югу, на площади, на коей (тогда было) огородов два с гумном»... На этой площади (размеры коей остались в целости и по настоящее время) в 1765 году находились, как сообщает та же Визита, «одна изба новая с боковою комнатою, гардеробкою, сенями, кухнею и чуланом из отличного липового дерева, под соломенною крышею, во всех отношениях благопристойная, сооруженная с значительными издержками на собственный счет о. настоятеля. Другая изба на том же дворе (была) старая с сеньми и кухнею, к коей пристроена (была) новая кладовая. Хлевов на дворе (состояло) два, старый и новый; сарай новый на сохах, огороженный хворостом. Двор огорожен (был) новым высоким дубовым частоколом. Огороды (были) огорожены частью частоколом, частью хворостом. И все это устроено (было), как свидетельствует в заключение та же Визита, на собственный счет и стараниями о. Настоятеля».

За сим в показанной выше «Ведомости» 1824 – 25 года о помещении священнослужителей Сретенской церкви говорится: «домы умершаго священника (Иоанна Трушлевича) собственным коштом построенные ветхие». Здесь, должно быть, ошибка; нужно сказать: «не собственным коштом построенные», а приобретенные от прежнего священника; иначе, когда же им было состариться?... О прочих постройках в «Ведомости» ничего не говорится. «Для церковнослужителя же, по словам той же «Ведомости», построен (был) дом коштом крестьян на церковной же земле».

Но особенно драгоценные сведения сообщает та же « Ведомость» к концу, говоря о доходах, получаемых тогда причтом «Сретенской церкви. Сведения эти тем более заслуживают внимания, что подобных сведений о причтах прочих церквей между документами их нам не удалось найти. В то время причт Сретенской церкви состоял из священника и пономоря, и по сообщаемым «Ведомостью» сведениям оказывается, что они «получали доходу (всего) ежегодно: 1) от служения 7 р. сер.; 2) с годовою дачею от исправления треб 3 р. сер. п 3) от угодий разного хлеба сорок коп». Едва ли при таких условиях причт мог похвалиться своим положением. А потому, само собою разумеется, он и не мог существовать самостоятельно, и церковь Сретенская, по всей справедливости, должна была после этого войти в состав соединенного Крестовоздвиженско-Георгиевско-Сретенского прихода, как только это соединение задумано было в 1833 году.⁸⁹⁷

3. Кто был первым настоятелем Сретенской церкви, ни из документов, ни из предания неизвестно. В Метрической книге Крестовоздвиженской церкви, в записи о погребении священника Стефана Колтуновского в 1742 г. упоминается правда «Честный Лука Пресвитер Сретенский». Там же в записи о погребении Софьи Колтуновской 1753 г. тот же Лука именуется «парохом Гербовским». Далее в сохранившейся позднейшей Визите Сретенской церкви 10 марта 1771 года, при описании ризницы ее, об одной фелони говорится: «одна фелонь лычаковая зеленая была положена на тело почившего в Бозе о. Гуткевича, а на ее место сооружена новая минионая, гродетуровая со всеми принадлежностями на собственный счет о. Григорием Шилковским»... Но был ли этот Лука первым и единственным настоятелем Сретенской церкви до Шилковского, равно как и то, одно ли лице этот Лука и упоминаемый в Визите 1771 года о. Гуткевич, – об этом, за недостатком данных, ничего определенного сказать не можем.

Подлинная история настоятелей Сретенской церкви начинается с Григория Шилковского, о назначении коего между бумагами Сретенской церкви сохранилась упоминаемая нами следующаго содержания подлинная презента:

«Антоний-Венедикт-Константин Граф на Вишинче, Ярославе, Баре и Великом Полонном Князь Любомирский, кавалер Орденов св. Андрея и Генриха, Генерал-Лейтенанта Инфантерии войск Коронных, Староста Казимирский».

«Ясневельмохному, всечестнейшему в Бозе, Его милости о. Сильвестру Лубинецкому-Рудницкому, Божиею и святой Апостольской столицы милостью Екзарху Митрополии Киевской и Галицкой и всея Руси, Епископу Луцкому и Острожскому, попремногу Его милости Господину и Брату, с отданием должного почтения делаю ведомым, что в городе, именуемом Великим Полонным, на предместьи Гербовке, в имениях моих, в настоящее время состоит вакантным приход Церкви во имя Сретения Господня. Почему, чтобы помянутая церковь не оставалась без богослужения и имела своего хозяина, презентую Вашей Пастырской власти подателя сего, зарекомендованного мне, Григopиa Шилковского... прося, чтобы он, а не кто другой был определен и поставлен к помянутой церкви; коему я вручаю означенный приход со всеми, по праву эрекции, его принадлежностями, первоначально пред сим данными этой церкви, как-то грунтами, огородами, сенокосами, также священническою усадьбою, вольным меливом без очереди, и с увольнением (его Шилковского) от пчелиной десятины, когда он будет иметь пасеку на земле, принадлежащей и присвоенной церкви; и увольняю его от всякой аренды, и с сим вместе по конец жизни его предоставляю ему те доходы, которые правильно будут принадлежать ему, и которые для свободного употребления он иметь захочет, обязывая (в тоже время) прихожан ко всякому подобающему послушанию и обычаям, и вообще желаю, чтобы он пользовался всеми преимуществами, принадлежащими духовному сану; – и на таковое все мое презентование изъявляю (надлежащее) распоряжение».

«Для тем большей же верности и силы с приложением обычной печати рукою власною (сие) утверждаю и подписываю. Дано в Полонном 16 Ноября 1753 года. А. Любомирский».⁸⁹⁸

«В силу этой презенты, как значится в визите 1765 года, Шилковский был рукоположен во священника Ясневельможным добродием Сильвестром Рудницким 31 марта 1754 года» и проходил свою должность в течении сорока четырех лет, до 1798 г., в котором он скончался, как записано в метрических книгах Сретенской церкви, 27 Декабря.

После Шилковского наблюдающим Сретенской церкви был Крестовоздвиженской церкви «парох Иерей Феодор Трушлевич», пока на его место не определен был новый настоящий приходской священник этой церкви, сын Трушлевича, Иоанн Трушлевич. Впрочем и об этом Трушлевиче также мало имеется сведений в документах церкви Сретенской, как и об отце его в документах церкви Крестовоздвиженской. Только из ревизской сказки Крестовоздвиженской церкви 1811 года, по случаю упоминания о детях Феодора Трушлевича, узнаем, что сын его Иоанн «выбыл во священника того же местечка Полонного к церкви Сретенской в 1799 году». Сохранилось устное известие, что за несколько лет до кончины о. Иоанна, последовавшей 23 января 1823 года, было такое время в Полонном, когда на все местечко, кроме о. Иоанна, другого священника ни при одной церкви не было. В тоже время, говорят, стояло в Полонном несколько полков солдат, которые за неимением своих полковых священников то же обращались за исполнением всех треб к о. Иоанну. И по сказанию очевидцев, давно уже впрочем умерших, о. Иоанн находил время не только исправлять все эти требы, как по полкам так и по приходами, но и развлекаться с полковыми офицерами. Вследствие этого он заболел и вскоре скончался.

По смерти о. Иоанна Трушлевича его приход перешел в заведывание свояка его, женатого на родной его сестре Марфе, Крестовоздвиженского священника Симеона Хойнацкого, при котором и последовало соединение приходов в 1833 году.

Из причетников Сретенской церкви, до соединения приходов, известны только: с 1821 по 1826 год «пономарь, причетнический сын Антоний Иванов Жизневский» и с 1826 по 1834 г. «в должности пономаря умершего штатного пономаря Антония Жизневского сын Исидор». Как увидим далее, этот последний потом перешел в пономари и соединенного Крестовоздвиженско-Георгиевско-Сретенского прихода.

По визите 1771 года при Сретенской церкви, как и при других церквах, также состояло Братство, «не имеющее артикулов и никаких реестров». Как на особенность этого братства можно указать на то, что по сказанию той же визиты «оное братство в то время никакого порядка между собою не имело, за исключением противоречия во всем о. настоятелю». В последствии времени оно также низошло на степень обыкновенных участников по внешнему хозяйству церковному, как и при других церквах юго-западного края России.

4. Приход Сретенский, как мы уже видели из визиты 1771 года, образовался самостоятельно, когда на предместее, именуемом Гербовкою, где пред этим было поле, начала селиться слобода. – Понятно, что при таких условиях прихожан при этой церкви, особенно в начале, не могло быть много. И по визите 1771 года, «прихожан хозяев, принадлежащих Сретенской церкви, было всего 37 человек»; всех же исповедавшихся в прошлом 1770 году пасхальною исповедью только 163. За тем сохранившиеся метрические книги этой церкви с Октября 1765 года представляют следующие данные:

Наконец исповедные ведомости Сретенской церкви до соединения приходов сохранились только с 1721 года и представляют следующие данные:

Священник Симеон Хойнацкий, при котором в 1833 году последовало соединение Полонских приходов Крестовоздвиженского, Георгиевского и Сретенского в один приход, не долго состоял настоятелем этого «соединенного» прихода. В 1834 году он скончался, и все заботы по устрению нового прихода легли на преемника его, его сына Священика Феодора Хойнацкого.

О. Феодор находился на первом году так называемого Богословского класса в Волынской Духовной Семинарии, помещавшейся тогда в м. Аннополе Острожского уезда, когда умер отец его. Но это не помешало ему, по принятому обычаю того времени, с той же поры быть зачисленным кандидатом на отцовское место, тем более, что в осиротевшей семье его, кроме его и матери, оставались еще два меньших брата, Иосиф и Иаков и две малетних сестры, Mapия и Пелагия.

По окончании учения в Семинарии, Феодор Семенович женился не вдали от Полонного, в селе Белецком, на родной сестре товарища своего по семинарии и по совету того же товарища, Сусанне Осиповне Сольской.⁸⁹⁹ В то время Волынскою паствою управлял Преосвященный Иннокентий, Apxиепископ Волынский и Житомирский, Священно-Архимандрит Почаевской Лавры, который рукоположил его во священника 6-го Марта 1836 года.

Первым делом по поступлении о. Феодора на приход было устроить свое положение так, чтобы не обидеть матери и дать ей возможность воспитывать прочих детей ее. С этою целью он перекупил священнический дом с прочими пристройками и садом, находящейся на погосте Георгиевской церкви, числившийся тогда за семейством бывшего настоятеля этой церкви о. Жуковича, и поселился здесь с своею женою, оставив мать жить на старой усадьбе в ее собственном доме. В тоже время о. Феодор распорядился церковными землями и угодиями так, что из них только не много больше половины оставил за собою. Остальное поделил между матерью и причетниками так, что мать засевала половину всего поля, принадлежавшего Крестовоздвиженской церкви, пользовалась в тоже время почти всем сенокосом этой церкви. Вследствии этого мать о. Феодора как жила хозяйкой, так и осталась жить, пользуясь в качестве просфорни также церковным лесом для отопления и даже некоторою частью доходов, получаемых сыном, в особенности в Великий пост, натурою в виде хлебов за панихиды. – Только за нескоьеко лет до кончины ее (1865 г.), когда она пристроила всех детей своих и перешла на жительство в дом о. Феодора, последний выделил ей узаконенную просфорническую ругу, оставив за собою прочие, принадлежащие ей поля и сенокосы. – Мы имеем основание сказать, что о. Феодор во все продолжение жизни матери своей в бытность его настоятелем прихода никогда не отказывался пособлять ей и деньгами. Но об этом он не любил никому рассказывать, и мы из уважения к дорогой памяти не станем распространяться далее.

Другою заботою о. Феодора, по поступлении его на место, была реставрация и благоукрашение вверенных ему церквей. Первая, обратившая его внимание в этом отношении, была ближайшая к месту его жительства церковь Георгиевская. – Самым выдающимся недостатком этой церкви был олтарь низкий, узкий, почти совсем неудобный для священнослужения. Обстоятельство это было тем ощутителеьнее для о. Феодора, что он был роста замечателено высокого; таких высоких людей в настоящее время мы не знаем, – и потому ему чрезвычайно неудобно было служить в маленьком низком олтаре. Чтобы пособить беде, о. Феодор, решился пристроить к Георгиевской церкви олтарную часть вполне соответствующую своему назначению, каковую, не медля, и соорудил, при пособии прихожан, на церковные средства в 1840 году. – За тем, чтобы еще более благоукрасить эту церковь, о. Феодор задумал поставить, вместо бывшего в ней бедного полотнянного иконостаса, новый благопристойный иконостас деревянный. Несмотря на скудные церковные средства, о. Феодор взялся за задуманное дело с энергией, и спустя не более 5-ти лет новый иконостас был готов, составляя лучшее украшение не только Георгиевской церкви, но и превосходя благолепием все прочие иконостасы Полонских церквей.

Вообще нужно заметить, что Георгиевская церковь во все продолжение тридцатилетнего служения о. Феодора на приходе пользовалась его особенною любовью, так что не было почти года, когда бы он не сделал в ней какой-либо обновки. – Так как в этой церкви были только одни двери с западной стороны, то для более удобного сообщения с нею, о. Феодор пробил новые двери с северной стороны, пристроив тут же просторный притвор, в котором могло вмещаться несколько десятков молящихся. – Потом был переделан из большого в более правильный, меньший купол на верху церкви, и в тоже время (1855 г.) вся церковь была покрыта белою жестью, что в ту пору было величайшею редкостью и составляло предмет удивления для многих. – Сюда же нужно отнести и сооружение колокольни на место бывшей у Георгиевской церкви старой, простой колокольни о четырех столбах. Для этого о. Феодор купил готовую колокольню, много лет стоявшую одиноко на так называемом Старом Месте м. Полонного после пожара, истребившего здесь бывшую Воскресенскую церковь. Под эту колокольню положен был прекрасный каменный фундамент с погребом; сама колокольня была обшалевана новыми досками и наравне с церковью окрашена масляною краской, а для большего соответствия ее своему назначению, к бывшим колоколам старой колокольни прикуплены новые колокола меньших размеров.

Но трудясь таким образом на пользу Георгиевской церкви, о. Феодор не забывал и прочих своих церквей. – Его стараниями Крестовоздвиженская церковь сначала была побита листовыми железом и окрашена зеленою краскою. Потом о. Феодор велел обшалевать кругом так называемое «описание» и всю церковь окрасил белою краскою. – В тоже время вся крыша Крестовоздвиженской колокольни на манер Георгиевской церкви была покрыта белым железом и также покрашена сверху до низу краскою. – В последствие, чтобы по возможности расширить Крестовоздвиженскую церковь, о. Феодор пристроил к ней с западной стороны большой, просторный притвор, крытый железом и окрашенный краскою под стать церкви. – Из внутренних работ в Крестовоздвиженской церкви, производенных стараниями о. Феодора, следует указать 1) на реставрацию старинного иконостаса этой церкви, произведенную в 40-х годах, при чем весь нижний ярус иконостаса был сделан вновь, а осталеные части перекрашены; 2) сооружение большого киота с иконою новоявленного тогда угодника Божия, Святителя Митрофана, и 3) сооружение обширного горняго места в олтаре с пятью иконами страстей Христовых. – Кроме сего о. Феодор велел снять бывшие старинные хоры в церкви, слишком безобразившие ее по своей грубой структуре, а на том месте поставил икону с ажурными декорациями, и т. п.

Что до Сретенской церкви, то прежде, чем заботиться о благоукрашении этой церкви, о. Феодор должен был употреблять разные способы для ее поддержания вообще, так как построенная на скорую руку и при том из непрочного дерева, она еще в 30-х годах начала обнаруживать явные следы к разложению. В особенности было плохо то, что самые углы церковные начали расходиться, так что в иных местах появились было трещины с дырами на двор. – Вследствие этого однажды в проезд по епархии покойного Преосвященного Арсения, бывшего потом Митрополитом Киевским, о. Феодор рискнул было обратиться к нему с просьбою о закрытии Сретенской церкви, чтобы из нее устроить часовню на кладбище. Но Преосвященный, по достоинству расхваливший о. Феодора за его труды по устройству и благоукрашению церкви Георгиевской и Сретенской, взял его за руку, и, смотря ему в глаза, сказал: «наше дело не уменеьшать, а умножать славу Божию; постарайтесь, отец, исправить и эту церковь, как устроили прочие свои церкви. Господь сугубо вознаградит вас за это»…⁹⁰⁰ Теплые слова архипастыря так подействовали на о. Феодора, что он потом до конца жизни своей не заикался о закрытии Сретенской церкви; напротив того сделал для нее все что мог, скрепил углы железными винтами, переладил потолки, и в конце концов уже брался за внутреннее ее украшение, начав с устройства внутри нового горняго места, пока смерть не остановила его в дальнейшем делании «во славу Божию».

Теперь, без сомнения, всякий вправе спросить нас: «где же брал о. Феодор деньги и прочие средства для производства стольких работ?» – На это скажем, что по сей части у него был свой особый секрет, состоящий в том, чтобы смело, положась на помощь Божию, начинать сотенные работы с пятью-десятью рублями в церковной корване. Успешной постановке дела в особенности мешало раздробление церковных капиталов на три части, по количеству церквей, при чем хотя о. Феодор свято наблюдал очередной порядок служения в каждой церкви, но в пользу церкви Крестовоздвиженской поступало доходу всегда более, так как при ней было более прихожан и сверх сего тут же, как в главной приходской церкви, богослужение совершалось во все великие праздники, когда и народу собиралось побольше. За тем, по количеству доходов следовала Георгиевская церковь. Сретенская же церковь получала менее всех, как по незначительному количеству своих прихожан, так и потому, что, находясь на окраине местечка, она не всеми аккуратно была посещаема даже летом, а зимою и того менее. От того, между прочим, по Сретенской церкви о. Феодор и не в состоянии был сделать столько, сколько по другим церквам.

Но всего более действующим средством в добывании необходимых средств для устройства и благоукрашения церквей у покойного о. Феодора был личный его авторитет, которым он так влиял на своих прихожан, что стоило ему начать тысячную работу, чтобы прихожане пожертвовали всем для ее производства и окончания. Мы знаем даже случаи, что некоторые из прихожан о. Феодора в этом отношении вступали в конкуренцию между собою, так что нужно было начать какую-либо работу в одной церкви, чтобы такую же работу потом начали делать в другой. – Для этого сейчас же устроялись складчины обязательные и добровольные; жертвовал каждый, кто что мог; одни приносили деньги, а другие платки, полотна и тому подобное. К тому же производство разных церковных работ облегчалось от того, что с открытием каждой серьезной работы прихожане обязывались на свой счет кормить рабочих по очереди, от чего цены на работы значительно понижались, тем более, что и без того тогда они не достигали тех размеров, какие ужасают в настоящее время.

Нужно сказать правду, что на ремонтировку церквей при о. Феодоре не мало имело влияние сделанное тогда от правительства распоряжение, в силу которого помещики юго-западного края обязательно должны были воспомоществовать исправлению церквей, состоящих в принадлежащих им селах, доставкою подходящего материала, как то дерева, досок и т. п. Но и в этом отножении о. Феодор делал более других своих соседей – священников, потому что умел отлично ладить с управляющим Полонскими имениями, вследствие чего не в пример прочим получал от него для своих церквей не только доски и прочие нужные строительные материалы, но и олей для покраски церквей, самую краску, и т. п. Когда же чего недоставало по лесной части, то вывозили матерал из церковного леса, и таким образом всегда устрояли дело так, что оно волей неволей должно было приходить к желанному концу.

Одна только мысль постоянно смущала о. Феодора в его неустанных заботах о благоукрашении своих церквей, что их было три. «Будь у меня одна церковь, говорил он, я бы мог озолотить ее». Но этой мысли старику не пришлось привести в действие. Ее выполнит за него преемник его, сын его.

Заботы о внешнем и внутреннем благосостоянии своих церквей не мешали однако о. Феодору быть строго исполнительным и по другим статьям его церковно-приходской службы. В этом отношении о. Феодор прежде всего был хороший хозяин, который не только аккуратно следил за всеми работами, но и сам лично трудился везде, где только находил к этому возможность. Бывало летом в страдную пору жнива, только и видишь, как неутомимый о. Феодор сам носил снопы, сам складывал их в копы, накладывал на воза, а нередко сам же и отвозил их домой, складывал в гумне, и т. д. Случалось, что сам же он ходил иногда по целым дням за ралом, или собственноручно готовил пищу для рабочих на поле или на сенокосе, сам приготовлял для них необходимое помещение для кушанья, чинил поломанные грабли, строгал новые вилы, и проч. и проч. Но в особенности его сосредоточенная, поэтическая натура влекла его в лес за грибами. С этой стороны он буквально знал все места в лесу, где должны расти любимые грибы; и пойдет, пойдет он бывало в глубь леса; только заунывный голос церковной песни, с которою о. Феодор совершал всегда свои лесные похождения, давал знать издалека, в какую сторону пошел он, или откуда возвращается к есту избранной стоянки, неся в поле подрясника набранную кучу разных cыpoежeк, лисичек, белых грибов, и т. п. По большей части тут же на месте стоянки устроялась импровизированная кухня, грибы жарилисе на caле, и читатель сам может себе представить, с каким аппетитом съедались они на чистом воздухе, под сенью векового дуба или липы, может быть, сотни лет не видавшей у себя подобной роскоши.

Во все время существования церквей Георгиевской, Крестовоздвиженской и Сретенской до самого о. Феодора земли принадлежащие им не были сняты на план. Чтобы устранить этот недостаток, он с самого поступления своего на приход начал живую переписку с начальством о высылке землемера и наконец добился того, что в 1862 г. все церковные земли были сняты, при чем оказалось, что вместо прежде показываемых по клировой ведомости при Крестовоздвиженской церкви 62-х десятин, при Георгиевской – 43-х, при Сретенской 341, итого 1391 д.; в настоящее время всей церковной земли по всем бывшим трем церквам имеется: усадебной 4 десятины 28 саж.; пахатной 59 д. 1138 саж.; сенокосной 20 д. 817. и неудобной под зарослями и болотом 76 д. 360 сажней, а всего 159 десят. 2343 саж. Сюда еще не вошло урочище Губанька, не снятое доселе, в котором будет сенокосу с зарослями около 10 десятин.

Церковную свою землю о. Феодор обрабатывал большею частью при посредстве так называемой толоки или помочей, хотя и сам держал всегда на целый плуг волов и десятки рабочих лошадей. Толоки эти собирались не только для жатвы, но и для сенокоса и даже для оранья поля. Все это обходилось правда не дешево, потому что надо было иногда целые сотни рабочих накормить обедом, потом полдником и наконец ужином с присовокуплением к этому приличной дозы зелена вина. Но о. Феодор всегда предпочитал работаье помощью толоки, потому что она давала ему возможность оканчивать работу разом, тем более что прихожане сами всегда с охотой собирались на ниве любимого пастыря, любившего угощать их на славу. Последнее обстоятельство было между прочим причиною того, что и тогда, когда обязательные работы со стороны прихожан в пользу священников были сняты, прихожане о. Феодора не переставали работать ему до его кончины, и что всего интереснее, по примеру отца, не перестают работать и доселе сыну его, преемнику по приходу. При этом в старые годы случалось так, что какой либо зажиточный крестьянин, приглашенный о. Феодором поралить ему поле, сам являлся с собственным овсом или ячменем, засевал то или другое на священническом поле, тут же обрабатывал посеянное, и с благожеланиями на добрый урожай отправлялся восвояси в несомненной надежде, что Господь, по молитвам «Батюшки – добродзея», вознаградит ему сторицею.

Еще более оригинальную статью доходов о. Феодора почти до самой его смерти составляли особого рода приносы, получаемые от мастеровых его прихода. Нужно заметить, что в приходе о. Феодора, как в самом большом из Полонских приходов, сосредоточивались по преимуществу так называемые «ремисныки», т. е. ремесленники, как-то гончари, ткачи, кузнецы, стельмахи или плотники и др. Все они составляли нечто в роде особых цехов, на обязанности которых между прочим состояло содержать в церкви по особой цеховой хоругви и по 6-ти больших процессиальных свечей от представителей каждого ремесла. За исключением так называемого киевского, или сказать вернее, кожемяцкого цеха, сосредоточенного при Полонской Преображенской церкви, все прочие цехи группировались исключительно в приход о. Феодора, при чем более зажиточные из мастеровых каждого цеха считали непременною обязанностью, являясь в Великом посту на исповедь, представлять своему духовному отцу часть от трудов своих, кто связку горшков, кто пару колес, иной рало, серп или нож, и т. п. Случались годы, когда подобного рода приносы бывали так обильны, что о. Феодор не только сам пользовался ими с избытком, но и находил возможность уделять часть из них родным.

Во отправлении богослужения о. Феодор был положительно великолепен, как по осанистой своей, серозной натуре, так и по особенному благоговейно и безусловно аккуратному выполнению уставов церковных. Когда положено было совершать напр. литургию с вечернею, то о. Феодор выходил из церкви не иначе, как вечером, а в Великую Субботу положительно оканчивал литургию при свечах. Такому позднему окончанию Велико-Субботней службы между прочим содействовал обычай, свято соблюдаемый о. Феодором в течении всей жизни, – в этот день прочитывал всю Псалтирь до конца в возмещение тех пропусков, которые иногда допускаемы были в церкви в течении Великого поста. Накануне всякой литургии о. Феодор почти никогда не ужинал; церковное же правило пред литургией всякий раз вычитывал, стоя на коленях в своем кабинете пред семейною иконою. С таким же вниманием относился о. Феодор и ко прочим, так называемыми церковными требам, готовый денно и нощно служить спасению духовных чади своих. За браки, похороны т. п. он никогда с прихожанами не торговался, получая, что дадут, а случалось, что по старинному обычаю, целую литургию служил за 20 коп., полагая в том числе 7, [5] коп. на прочих членов причта.

За то с своей стороны о. Феодор строго относился к жизни и поведению прихожан. Тогда еще было в обычай, что невеста, потерявшая девство, предавалась на суд духовный, и о. Феодор бывало поставит провинившуюся на колени на большом камне у паперти церковной, а сам в это время ляжет отдохнуть, чтобы дать почувствовать провинившейся всю тяжесть ее проступка. Случалось, что виновной при этом подсыпали гречу под колени, или прямо наказывали ее тут же на погосте церковном так называемыми «посторонками», т. е. веревками, снятыми от колоколов, и никто не восставал против этого, считая суд о. Феодор не подлежащим ни малейшему противоречию. Иное дело было просить о помиловании виновной; тогда если были уважительные причины, о. Феодор преклонялся на милость, ограничивая все дело соответствующим выговором.

Не менее того о. Феодор преследовал в своем приходе разные языческие игры, в роде Купайла, так называемое колдовство, разные бабские нашептывания и т. п., убеждая вместо этого нуждающихся притекать к помощи угодников Божиих, из числа коих особенно уважали Святителя Митрофана, и других научали обращаться к нему. Вследствие этого уважение к святителю в приходе о. Феодора дошло до того, что день его памяти, 23 ноября, сделался приходским праздником и часто не только днем, но и ночью, многие приходили просить служить ему молебны с акафистом в горе – злосчастии. Другой праздник, заведенный о. Феодором в его приходе, был праздник в чест Преподобного Иова Почаевского 28 октября и в особенности 28 августа. В этот последний день, по наставлению о. Феодора, крестьяне нарочито устрояли так называемые «обеды», т. е. складочные столы для кормления нищих, соединяемые всегда с поминовением покойников, какой обычай между прочим содержится в Полонном и до настоящего времени.

Этого мало. Заботясь о религиозно-нравственном воспитании своих нрихожан, о. Феодор был в числе первых священников на Волыни, с полнейшею готовностью отнесшихся, по первому призыву епархиальной власти, к умственному образованию народа. Уже в 50-х годах в его приходе состояла церковно-приходская школа, в которой обучались не только мальчики, но и на диво тому времени, несколько крестьянских девушек. До каких успехов доходила устроенная о. Феодором школа, видно из того, что в 1855 году он получил официальную «благодарность Епархиального начальства за старание в обучении поселянских мальчиков».⁹⁰¹ Кроме этого, с 1849 года, «по резолюции Иерофея Епископа Острожсклго», о. Феодор состоял епархиальным преподавателем Закона Божия «в Батарейной школе стоящей в Полонном Артиллерийской бригады», за что не раз тоже удостоивался особенной благодарности как от военного, так и от Епархиального начальства.

Исполнение учительской и законоучительской обязанности тем доступнее было для о. Феодора, что он был человек для своего времени и своего общества очень образованный. Окончив курс Семинарии с званием Студента, он чуть не попал в Академию, если бы только семейные обстоятельства матери не заставили его отказаться от этого для занятия отцовского прихода. Ставши священником, о. Феодор не переставал трудиться над своим дальнейшим развитием, не только с любовью, но положительно с запоем, читая все, что только можно было заполучить в то малокнижное время. От того, когда ему понадобилось готовить сыновей своих, Андрея и Стефана в школу, он сам взялся за это и так успешно повел дело, что мог сразу определить их на второй год в так называемый второй класс Кременецкого приходского училища, что значило тогда оттянуть от общеобразовательного срока целых три года, именно два года в первом классе и один год во втором. При этом о. Феодор готовил сыновей своих не только по русскому языку или по арифметике, но также и по латыни, так что старший сын его Андрей, при поступлении в приходское училище, знал латинскую грамматику до 3-го спряжения. Кроме того о. Феодор отлично умел петь по обиходу, хотя этой науки, к сожалению, не мог передать своим детям.

Занимаясь преподаванием дома и в школе, о. Феодор не оставлял своих прихожан и без поучения церковного. В архиве Крестовоздвиженской церкви сохранилась целая связка проповедей, нарочито писанных им для произнесения в церкви, из коих некоторые могут быть прочитаны с церковной кафедры с честью для проповедника. Чтобы читатели наши могли судить о проповеднических приемах и содержании поучений о. Феодора, мы считаем долгом воспроизвести здесь на выдержку одно из его более кратких поучений, сказанное по случаю увольнения крестьян от крепостной зависимости, как значится в надписании его, «4-го Ноября 1862 года».

Вот это поучение, тем более заслуживающее внимания, что оно представляет лучший образец того, как пастыри наши в свое время отнеслись к великой реформе:

«Наконец, слава Господу Богу, вы дождались того, чего с таким нетерпением ожидали. Надежда ваша сбылась. Счастье, которое только издалека услаждало вашу многотрудную жизнь, теперь пред вами. Вам объявлена свобода и устроен ваш быт сообразно новому званию вашему».

«Но принимая это счастие, это великое благодеяние Божие и царское, вы должны, без всякаго сомнения, принять и усвоить то и другое достоинство. Иначе добро не будеть в добро вам».

«И первое, что должно быть с вашей стороны ответом на это благодеяние, это чувство величайшей, глубокой благодарности к благодетелю. Кто же вам благодетель в этот великом деле? Прежде всего, конечно, и более всего Всевышний Бог, Отец наш. Он всеблагой положил на сердце благочестивейшему нашему Царю мысль о вашей свободе. Он премудрый умудрил его привести эту мысль в исполнение. Он Всемогущий дал ему крепость и силу противостать всем вековым препятствиям и совершить это дело во благо вам. – Он же, Премудрый и Всемогущий, умудрил и укрепил приставников Царевых достойно и праведно исполнить благую о вас волю царскую, согрел любовью к вам сердца владельцев, благопокорно отозвавшихся на зов царский содействовать вашему благосостоянию. Пусть же и первая дань благодарности, первые движения радостного сердца вашего будут обращены к Богу – благодателю нашему во веки веков».

«После Бога, Царя – Отца Небесного первый благодетель для вас в этом деле Благочестивейший Государь наш, Император Александр Николаевич. Его благочестивое и человеколюбивое сердце вняло глаголу Божию о вас. Среди царственных забот он не оставил без высокого своего попечения и вас меньших братий своих в необъятной семье русской. Его царская воля не остановилась ни пред какими препятствиями и затруднениями; царское слово Его услышано было как глас ангела – благовестника и вызвало доблественное дворянство к ревностному содействию в великом деле, увековечив память царства Его в роды родов. – Да будет же ему в род и род, от вас и потомков ваших вечная дань благодарного сердца».

«С своей стороны чем же вы можете порадовать Царя, благодетеля нашего? – Прежде всего вознесем о нем молитвы к Богу, Царю Царей, да сам Он, Всеблагой, воздаст Ему за вас благая возблагая, да сохранит Его во здравии и нерушимом благополучии. Вместе с этим, вознося такие молитвы к Господу, постараемся и сами оправдать на себе благие желания сердца Царева. Возвеселим его любящее сердце сыновнею любовию к нему; покажем неизменную преданность воле Его, твердое и неуклонное повиновение Его законам, готовность во всем следовать Его благим распоряжениям. – Только этим мы можем выразить хоть отчасти свою благодарность Царю своему».

«Вы обязаны также благодарностью благим споспешникам царевым в деле вашего освобождения, которые во исполнение воли Царевой и по собственному желанию добра вам понесли столеко лишений, забот и трудов для улучшения вашего быта: будьте признательны не менее и к бывшим владельцам вашим, которые, будучи движимы христианскою любовью к вам, с пожертвованием собственных выгод высказали готовность отказаться от вековых прав на вашу свободу и приняли на себя ближайшим образом заботы об устроении вашего благополучия. Возносите к Богу молитвы о них, да ущедрит их Он по богатству благости своея».

«Вступая в новое, свободное состояние свое, отдавайте должную честь и оказывайте повиновение властям от Бога и Царя поставленным. Не думайте, чтобы дарованная вам свобода освобождала вас от всяких обязанностей и повинностей и давала право жить и действовать, как кому вздумается. И в семействе там только бывает порядок, где есть старший, который управляет другими, и где все прочие его слушают. Где же каждый член семейства живет по своей воле, там нет ни мира, ни порядка, ни счастья, ни Божия благословения. – Так, чтобы и в вашем обществе был порядок, чтобы всем было жить хорошо, необходимы начальники, которые, превосходя других разумом и опытностью, управляли бы обществом, и чтобы другие члены общества повиновались им, помня заветное наставление апостола: всяка душа властем предержащим да повинуется».

«Нет сомнения, что в новом быту своем на первых порах многое покажется вам не так, как вы ожидали. Найдутся, может быть, и люди, которые, сами не понимая дела, будут судить и рядить превратно и тем возбуждать в вас недоверие к новому порядку и начальству. Берегитесь осуждать такие дела, которых вы вполне не можете еще знать; не всякому слуху веруйте, чтобы не поддаться в обман, а лучше имейте полное доверие к законному начальству, которое, сделавши для вас большее, не захочет и не допустит вашей обиды в меньшем».

«Вообще же старайтесь показать себя достойными нового звания вашего. В этом отношении даем вам наставление не свое, а наставление апостольское. Послушайте Апостола Петра, лучше которого никто не в состоянии определить настоящих обязанностей ваших: яко свободни, а не яко прикровение имуще злобы свободу, но яко раби Божии. Всех почитайте, братство возлюбите, Бога бойтеся, царя чтите... Сие бо есть угодно пред Богом , – т. е. поступайте, как свободные, не употребляя свободы для прикрытия пороков лености, пьянства, непослушания и других, но как рабы Божии, Бога бойтесь; будьте благочестивы, усердны к молитве и богослужению церковному; бойтесь греха и всякого худого дела, которое прогневляет Бога; Царя чтите; усердно исполняйте обязанности ваши к Царю и отечеству, храните верность и почтение к Государю, и внушайте это детям своим, исправно платите подати и повинности общественные, оказывайте уважение к начальству, владельцам и духовным пастырям вашим; братство возлюбите; остерегайтесь несогласий и раздоров, любите друг друга, служите друг другу, трудитесь для блага не только своего, но и общего, берегите трудовую копейку и трудом праведным помогайте друге другу, защищайте один другого от обид и несправедливостей, паче же всего имейте любовь христианскую к бедным, вдовам и сиротам. Пусть ваше общество будет истинным братством о Господе, дорогим для каждого из вас, угодным Богу и любезным Царю и отечеству нашему. – От сего будет зависеть жизнь и все счастие ваше».

«Благодать же Господа нашего Ииcyca Христа, и любы Бога и Отца, и причастие Святаго Духа да будет со всеми вами. Аминь».

Речь, сказанная от сердца, не могла не действовать на сердца слушателей, и мы знаем, что в Полонном во все время введения крестьянской реформы не было и тени каких либо недоразумений, тем более, что, по счастливой случайности, Полонское Волостное Правление было устроено в приходе о. Феодора, сейчас возле его дома, вследствие чего первые Волостные Старшины Полонской волости сразу стали в непосредственное, ближайшее отношение к «своему батюшке», который был их первым советником, наставником и руководителем. В особенности незабвенную услугу Полонским крестьянам оказал о. Феодор через посредство Волостного старшины, своего прихожанина, Максима Богдаша, во время последнего Польского повстания 1863 года. Известно, что в Мае того же года, Полонное было несколько дней резиденцией Польского довудцы Ружицкого, который требовал себе безусловного повиновения со стороны Полонских обывателей. В тоже время, явившись в Полонское Волостное Правление, повстанцы оставили здесь сотни так называемой «Золотой Грамоты» для распространения в народе. – С этими грамотами Волостной Старшина ночью явился к о. Феодору, просил прочитать их, и сейчас же по совету батюшки спрятали их подальше, чтобы при первой возможности передать законному начальству. По совету и наставлению самого же о. Феодора Волостной Старшина дал знать крестьянам м. Полонного, чтобы они по возможности держали себя подальше от повстанцев, в несомненной уверенности, что их власть в Полонном не может продолжаться долгое время. – За то он чуть не попал в беду от повстанцев. Узнавши, что о. Феодор находится в ближайших сношениях со Старшиной и еще до повстания руководил делами Полонского Тысяцкаго, заклятого врага Поляков, повстанцы под предводительством одного Полонского панка решились сделать обыск в его доме, чтобы предать его суду. – К вящей опасности, о. Феодор, в это самое время, по желанию некоторых благонамеренных Поляков м. Полонного, не хотевших идти в банду, спрятал их в Георгиевской церкви, пристроив здесь таким образом около двух десятков человек. Несомненно, если бы повстанцы заглянули в церковь, то о. Феодору не миновать бы наказания, а может быть и казни.⁹⁰² Но они осмотрели только его дом и все постройки, отыскивая сотского, и как ничего подозрительного не нашли, то и оставили о. Феодора в покое. – Когда же потом победоносные русские войска, разбивши банду Ружицкого под Мирополем, отправлялись для дальнейшего преследования ее через Полонное, то о. Феодор первый со своими прихожанами встретил их со крестами и хоругвями у Сретенской церкви, и в заключение с прочими Полонскими священниками напутствовал их молитвою и благословением на дальнейшие подвиги для усмирения безумных.

Понятно само собою, что такой человек не мог оставаться не замеченным со стороны начальства, и о. Феодор награждаем был по достоинству, хотя по обычаю того старого времени с заметными промежутками от одной награды к другой. В 1839 году он определен был депутатом Полонского благочиния 3-го округа Новград- Волынского уезда; в 1850 году награжден набедренником; в 1855 году награжден скуфьею, а в 1858 г. камилавкою. Уже представлен он был к наперсному кресту, как тяжкая болезнь сложила его в постель и вскоре свела в могилу.

В заключение характеристики о. Феодора нужно сказать еще несколько слов об нем, как о семьянине и человеке. В семье о. Феодор был редким консерватором, поддерживая с достоинством все старые отцовские обычаи. Вследствие этого в доме его напр. во все великие праздники, как то в Рождество, Богоявление и на Пасху, ужин и обед устроялся так, что все слуги кушали с ним и с его семейством за общим столом, разделяя вместе и одну общую пищу. Во все рождественские святки в доме о. Феодора в главном углу стоял заветный сноп с сеном, а на сене кутья и взвар, покрытые внишами, по обычаю. Каждый год, на второй день Праздников Пасхи и Рождества Христова после обедни собирались к нему почетнейшие из прихожан, чтобы поздравить с праздником, и о. Феодор всегда радушно угощал их, чем Бог послал, разделяя вместе с ними трапезу по братски, без всякой церемонии. В день Рождества Христова вечером так называемые «Церковные колядники» обязательно начинали свое колядование в пользу церкви с дома о. Феодора, при чем здесь же они получали церковный колокольчик, чтобы народ мог отличить их, как церковных колядников, от других. До чего доходила простота нравов в доме о. Феодора, можно судить по тому, что он со всем своим семейством почти всю жизнь прожил на людской половине, в так называемому «ванкире», состоящем рядом с кухнею, при чем так называемая «светлица» на чистой половине открывалась только в экстренных случаях, напр. ради крестин или похорон, или уж ради слишком почетного гостя. В остальное время доступ в эту светлицу принадлежал только жене о. Феодора, которая по большей части входила сюда только босиком, чтобы стереть пыль, да в случае надобности поисправить постель, хранимую иногда, как некую святыню, целые годы без употребления, с громаднейшими подушками, шелковыми одеялами, вышивными простынями, и т. п. В последнем случае впрочем больше виновата была жена о. Феодора, при всех многих, прекрасных достоинствах своих, обладавшая какою-то болезненною любовью к чистоте и опрятности. По кончине ее, последовавшей в 1853 году, о. Феодор отворил все комнаты своего дома и начал жить просторнее, хотя застарелая любовь к людской преобладала в нем до самой кончины, так что здесь он постоянно обедал, пил чай, и т. под.

Как человек, о. Феодор был нрава смирного и благоприветливого, но стойкого до упрямства. За то когда нужно было помочь ближнему, он готов был на все. Между бумагами о. Феодора в Крестовоздвиженской церкви до последнего времени хранилась резолюция Преосвященного Арсения на одном следственном деле, которое о. Феодор производил в качестве депутата. В этой резолюции Преосвященный прямо упрекает следователя в пристрастии в пользу обвиняемого, но вместе с этим утверждает представленное им мнение «по вниманию к любви христианской, на которой оно основано». Вообще мы не знаем, чтобы во все время своего депутатства о. Феодор обвинил кого либо, не принявши предварительно всех средств к его оправданию. – Несмотря на то, что в старые годы не полагалось никаких помощников для благочинных, о. Феодор, как человек деловой, был постоянным сотрудником своих благочинных (Луцкевича и Немоловского), составлял за них разные отчеты, писал и отписывал бумаги, и даже в экстренных случаях делал вместо их нужные внушения провинившимся причетникам. И преинтересно, – на эти внушения большею частью напрашивались сами же виновные, зная отлично, что после самой страшной распеканции со стороны о. Феодора сейчас же обязательно последует помилование, а в особых обстоятельствах даже и угощение, когда распекаемый приезжал издалека и не имел, где «главу преклонити».

По обычаю того времени, Волынская Консистория, узнавши о смерти жены о. Феодора, в 1854 г. предложила ему через Благочинного на обсуждение вопрос: «согласен ли он избрать для себя монастырь, в котором желал бы провести остаток своей жизни для душевного спасения, или не согласен?» В архиве Крестовоздвиженской церкви мы нашли собственноручный ответ о. Феодора, прекрасно характеризующей его добрую, верующую душу. – «1855 года, февраля 14-го по возврате из Почаева. Благодарю Бога, призывающаго меня ко спасению. Не остаток лет, а остаток дней жизни предвещается мне, в кои я должен позаботиться о душе. Ужели мне засыпать с юродивыми девами? Нет! – Правда, и мудрые девы спали, но готовы были встретить жениха, имея елей в сосудех своих. И я умоляю Бога, да сподобит он меня многогрешного части их. Окруженный семейством домашним, содержа почти на своем воспитании и пожилую старость матери и невинное девство бедной сестры, при чем смею сказать, что осиротевшее семейство отца моего до совершенного их возраста было всецело под моим покровительством, я думал, не обременяя казны, от трудов домашних содержать себя и семейство свое. Но если воля Царя и Архипистыря моего призывают меня к монашеству, то я остаюсь в полной надежде, что ни я, ни мать, ни дети мои не останутся безприютными. Надеюсь, что с распоряжения Всемилостивейшего Архипастыря моего, защитника сирот и покровителя беззащитных, надеюсь, что два сына мои, находящиеся в низшем отделении Волынской Семинарии, будут приняты на полный казенный оклад, а из оклада, каковой будет мне назначен, я должен содержать себя и дочь, которая до совершеннолетия будет при мне жить. Монастырь, в коем предполагаю я жить – в Почаевской Лавре, и тот час после поступления желаю быть монахом, исполняя послушание, какое будет предложено к исполнению, хотя бы оно было и в черной работе. Только и здесь прошу милости Архипастыря, дабы дозволено было мне остаться на приходе по 1 Октября настоящего 1855 года для собрания плодов от посевов, каковые пропадут за отбытием моим из прихода. А тогда, возблагодарив Богу, показавшему мне свет, просвещающий на пути маловременной жизни, приближающей меня к вечности, стану на страже нового служения и буду до гробовой доски умолять Царицу небесную, да дарует мне силу и крепость побеждать враждебный коварства исконного врага, диавола, препятствующаго верным чадам Божиим наследовать спасение».

С течением времени, по зрелом обсуждении дела, о. Феодор должен был отказаться от своего намерения поступить в монашество, главным образом вследствие слезных молений матери, имевшей все основания опасаться, чтобы после этого не остаться без куска хлеба с своею дочерью, а еще более для воспитания собственной малолетней дочери, которую не возможно было держать при себе в монастыре. После сего он прожил вдовцем на приходе целых десять лет, удовлетворяя своему религиозному чувству по возможности частыми путествиями в Киев и Почаев, и за то имел утешение в продолжении этого времени видеть пристроившимися сыновей своих, закрыть на веки глаза своей матери и выдать замуж дочь свою. После свадьбы дочери о. Феодор заболел тифом, от котораго и скончался 11 Декабря 1865, на 48 году жизни. С 22-го Декабря того же года его место занял сын его священник Стефан Хойнацкий.

Как человек, конечно, о. Феодор имел свои достоинства и свои недостатки. Но недостатки эти с избытком вознаграждались его добрыми качествами, которые и были причиною того, что когда о. Феодор скончался, то не только в Полонном, но и далеко за пределами его все с любовью пожалели об этой преждевременной кончине. Даже многие Полонские евреи, – и те плакали, провожая уважаемого «Юривскаго добродзея» в могилу.

Одновременно с поступлением о. Феодора на приход, в 1836 г., определен был и дьячком в соединенный Крестовоздвиженско-Георгиевско-Сретенский приход Феодор Семенович Антипович. Он служил до 1854 г., в котором скончался, оставив по себе память человека строго-исполнительного по своей должности, общежительного и всегда благодушного. В Полонном и доселе есть не мало грамотных крестьян, которые обязаны своим образованием Антиповичу, проводившему целые зимы с указкой в руках над спинами шустрых мальчиков, стремившихся постигнуть мудрость книжную. Пишущий эти строки сам имел удовольствие несколько недель поучиться в школе Антиповича, что по тогдашним правилам считалось обязательным, отправляясь в дом его по большей части верхом на круторогом черном баране, – и мы можем засвидетельствовать, что это была единственная школа, в которой мы не видели розог, не смотря на столь обязательное, широкое развитие их в былые времена.

После Антиповича дьячкоме при о. Феодоре состояли: Иван Козловский в 1854 г. Андрей Коколевский в 1855 г., и наконец с 1856 г. Яков Дверницкий, который стоит на своем месте и до настоящего времени.

Пономорями при о. Феодоре были: Исидор Жизневский по 1854 г., и с того же года сыне деячка Антиповича Стефане Антиповиче, состоящей на месте и по настоящее время.

Говоря о причетниках, служивших при о. Феодоре, мы не можем не упомянуть об одной личности, выступившей при нем же на поприще церковного служения в лице Полонского крестьянина, старца Емилиана Молодожени. Это был замечательный старец во многих отношениях. Он учился грамоте еще в старинных по-униатских школах, когда полнейшее знание церковного устава и древний Киевский напев составляли первую обязанность всякого ученика. Он был женат два раза, и последний раз женился на сестре матери о. Феодора Mapии, овдовевшей после замужества за священником, и обыкновенно называемой нами «лесною бабунею», так как она с Емилианом жила в лесу. Обладая прекрасным, звонким и гибким тенором, Емилиан всегда любил являться в церковь на всякую службу, не смотря на то, что от церкви к нему было около 3-х верст. И можно сказать, не обинуяся, что такого оригинального, теплого пения, какое слышали мы из уст «дядька Омелька», как его все называли, нам едва ли удастся когда слышать более. В особенности прекрасно он пел называемые им самим Киевские херувимские и хвалитные. Помнится однажды во время страшной холеры, свирепствовавшей в Полонном, когда покойный о. Феодор служил литургию, чтобы после нее пойти с крестным ходом по улицам, для умилостивления Господа от угрожавшей опасности, Омелько запел такую херувимскую, что весь народе, наполнявший церковь, начиная от о. Феодора до последнего мальчишки, не мог удержаться от слез. По смерти жены своей Омелько оставил свой дом в лесу, отдав его детям, а сам переселился на жительство к дьячку Дворницкому, у которого прожил около десяти лет, исполняя за него разные обязанности, в особенности по части чтения Псалтири над умершими, служения вечерни и прочих служб во время его отсутствия. Но преимущественным поприщем деятельности для Омелька служил Великий пост. Начиная с Сыропустной недели до третьего дня Пасхи он неопустительно, ежедневно ходил в церковь, сам звонил на колокольне для сбора говеющих, сам вычитывал все службы, большею частью наизусть, опершись на палку, с заветною, неизменною своею спутницею, старинною Псалтирью в руках. И любили же его прихожане за его задушевную, простую, самоотверженную службу во храме Божием. Случалось, что в церкви не было ни дьячка, ни пономоря; тогда Омелько сам читал и пел, сам подавал кадило священнику, служа таким образом дьячком и пономарем вместе.

В 1867 году, уже при преемнике о. Феодора, сын его Стефан, когда Омельку исполнилось 93 года от рождения, он, без сомнения, по внушению свыше почувствовал приближение своей кончины. С этою целью, в самый день смерти своей он сам помылся, надел чистое белье и пригласил о. Стефана, прося исноведывать его, причастить святым тайнам и совершить над ним таинство Елеосвящения. При совершении последнего Омелько был все время на ногах, сам подходил каждый раз под св. Евангелие, и только по временам садился, чтобы отдохнуть. За тем, получивши от о. Стефана благословение, Омелько отправился в амбар, где стоял сделанный им самим, года три тому назад, деревянный, дубовый гроб, собственноручно положил в него свою дорогую спутницу – Псалтирь, перетряс гробовую подушку и стружки, лежащие на дне во гробу, смахнул с гробовой доски пыль, и потом, возвратившись в комнату, и попросивши детей, чтобы они погребли его по христиански, в ту же минуту склонил убеленную сединами, победную голову на грудь, и так в виду всех скончался без малейших признаков агонии или какого либо страдания телесного. Дай Господи побольше таких смертей на свете. Они имеют глубокое, воспитательное значение в наш век грубого материализма и развращения нравственности.⁹⁰³

Чтобы по возможности сказать все о приснопамятной деятельности о. Феодора, мы не можем в конце концов умолчать о некоторых из его ближайших сотрудников, неизменно работавших вместе с ним в особенности по части реставрации и благоукрашения храмов Божиих. В числе этих сотрудников бесспорно первое место должно быть отведено бывшему старосте сначала одной Георгиевской церкви, потом всех трех церквей Крестовоздвиженской, Георгиевской и Сретенской вместе, и с 1845 г. опять одной Георгиевской церкви, крестьянину м. Полонного Михаилу Горбыку. В свою должносте Горбык вступил еще до поступления о. Феодора на приход, в 1832 г., и проходил ее непрерывно более 30 лет, до самой кончины своей, последовавшей в 1864 году. Это был редкий экземпляр крестьянина, до глубины души преданного своей церкви и своему батюшке, которому он верою-правдою служил не только по церковной части, но и по части хозяйственной, административной и т. п. В этом отношении «Мыхалко», как о. Феодор называл обыкновенно Горбыка, был незаменимым человеком во всех отношениях. Никто, как он, не умел так исправно и всегда удачно сытить канунный мед к празднику, отливать на славу и на зависть другим старостами трехаршинные и чуть ли не пятиаршинные восковые процессиальные свечи разных цветов зеленого, красного и т. п. Никто так ревностно и всегда с несомненными успехом не умел собирать рабочих на толоку к о. Феодору, складывать скирды хлеба или сена и пр. и пр. От того случалось, особенно в летнее время, что Мыхалко по целым неделями проживал в доме о. Феодора. И никогда он не жаловался на свой труд; да, таких теплых, сердечных людей, как он, не много найдешь на этом свете.

Другим ближайшими сотрудником о. Феодора, наравне с Горбыком, был назначенный с 1845 года вторым старостою в Крестовоздвиженской и Сретенской церкви, Димитрий Романько-Довгополый. Он состоял старостою по 1867 г.; скончался в 1877 году.

Все эти люди давно уже в могиле. А между теми образы их живут и доселе в памяти потомства, потому что они умели жить и трудиться во славу Божию. Мир праху вашему, добрые старые друзья, общники лучших юношеских лет и детских впечатлений. А тебе, дорогой, незабвенный отец, вечная, вечная память за твою глубокоосмысленную, искреннюю любовь к твоими детям, которую с своей стороны мы неизменно сохраним к тебе до гроба, и готовы перенести туда, в вечность, чтобы засвидетельствовать ее пред лицем Бога вечной любви, если только грехи наши тяжкие не положат препятствия этому.

По сохранившимся данным в Метрических книгах и исповедных ведомостях во все время от соединения приходов Крестовоздвиженского, Георгиевского и Сретенского в один приход до кончины о. Феодора Хойнацкаго было:

Всех же прихожан в соединенном приходе в течении этого времени состояло:

Когда в 1865 году священник Стефан Хойнацкий поступил на место отца своего Феодора Хойнацкого, то все церкви бывшего соединенного Крестовоздвиженско-Георгиевско-Сретенского Полонского прихода и в особенности две из них Крестовоздвиженская и Георгиевская находились в таком состоянии, что в них можно было бы долго служить еще, если бы тому не препятствовала крайняя невместительность их. По причине этой невместительности не только в более или менее значительные праздники, но даже в обыкновенные воскресные дни большинство прихожан вынуждено было молиться вне храма, на погосте церковном. А в такие напр. праздники, как Пасха или Рождество Христово, положительно почти все стояли на дворе, оставаясь нередко под проливным дождем или снегом. А между тем количество прихожан увеличивалось с каждым годом. В 1835 г., за год до поступления священника Феодора Хойнацкого на приход, родившихся в нем было обоего пола 38, браков 18, и умерших 31; всех же прихожан мужескаго пола 582, женскаго 596, итого 1, [178] душ. Когда же о. Стефан Хойнацкий занял место отца в 1865 г., то родившихся в том же приходе было 78, браков 19, и умерших 48, а всех прихожан мужеска пола 813, женска пола 833, и всего 1646 душ. До чего доходила давка в бывших церквах, можно судить потому что, спустя несколько лет по поступлении о. Стефана на приход, одно дитя 12-лет и девушка 16-ти лет были совершенно подтоптаны ногами молящихся, так что еле живыми были вынесены из церкви.

Эти обстоятельства были причиною того, что с первых почти дней поступления своего на приход о. Стефан задался твердою мыслию соорудить вместо трех бывших у него церквей одну новую, просторную церковь, такую, которая при том могла бы хоть сколько нибудь сравняться с величественным Полонским Римско-католическим костелом и в тоже время служить по возможности надежным пунктом для сбора Полонского духовенства и народа в высокоторжественные и другие важнейшие дни, тем более обязанных группироваться в приходе о. Стефана, что тут же находится Полонское Волостное Правление и Полонское двухкласное училище, в коем о. Стефан сам же состоял законоучителем. С этою целью о. Стефан прежде всего позаботился об устроении в своем приходе «Церковно-приходского Попечительства», справедливо рассчитывая на ближайшую его поддержку и вспомоществование. В тоже время о. Стефан обратился и к уполномоченному по управлению Полонскими имениями графа Карвицкого, г. Хилевскому, который, уважив представления и просьбы о. Стефана, не только лично выразил ему свое живое сочувствие и желание помочь святому делу, но вместе с помещиком дал также и письменное заявление, что «на Полонскую экономию всегда и во всем можно рассчитывать, и что она не откажет в возможном пособии, как на счет камня, так и на счет деревянного материала».⁹⁰⁴

Это было 15 февраля 1868 г. Теперь дело оставалось за прихожанами: как-то они отнесутся к предполагаемому делу? – С этой стороны о. Стефан должен был действовать тем осторожнее, что во первых крестьян не легко было убедить в необходимости новой церкви при существующих готовых церквах, с которыми они в течении веков успели сродниться, как с праотеческою, заветною святынею. А главное – постройка новой церкви, неизбежно требовала материальных пожертвований, к которым прихожане о. Стефана мало были подготовлены, и еще менее расположены вследствие сравнительной своей бедности.

Как и следовало ожидать, на первых же порах явились люди, которые с Волостными властями во главе стали стращать прихожан предстоящими будто им непомерными поборами на церковь, угрожая им таким образом совершенным раззорением, – и этим довели дело до того, что те на первых порах наотрез отказались от всего, упорно заявляя, что они на веки желают остаться при старых своих церквах.⁹⁰⁵ К счастью, о. Стефан сейчас же сметил, откуда дует противный ветер, и первым делом постарался устроить дела так, что прежние волостные власти заменены были другими более надежными. На это правда употреблено было около трех лет упорной борьбы; но в конце концов, в лице особенно нового волостного писаря Василия Ивановича Якимчука о. Стефан приобрел себе не только помощника, но и ближайшего друга и советника. Якимчук непосредственно по прибытии в Полонное, записался в число членов Крестовоздвиженского Приходского попечительства, и своими убеждениями и влиянием, совместно с внушениями и убеждениями о. Стефана, успел вскоре поставить дело так, что прихожане сначала мало по малу согласились на постройку новой церкви, а потом взяли на себя и некоторые обязательства по предстоящей постройке, как то подвозить материал, пособлять рабочими днями в натуре, и наконец постановили сделать складчину от себя на основании 178-й ст. общественного положения о крестьянах, что и было все утверждено ими формальным образом, мирским приговором Сельского Изабелинского схода 11 Февраля 1871 года.⁹⁰⁶

Теперь о. Стефан мог смело приступить к исполнению задуманного дела, тем смелее, что он находился в полнейшей уверенности, что Церковностроительное присутствие Волынской Епархии никогда не откажет ему и его прихожанам в своем содействии. По этому вопросу он завел переписку с кем следует, сейчас же по получении обязательного согласия со стороны Графа Карвицкого на пожертвование дереванного и каменного материала на предполагаемую церковь, и с этого времени по январь 1875 г. добился только того, что Церковно-Строительное Присутстствие отношением от 20 января 1875 г. изъявило свое согласие на постройку новой церкви в три престола и с теплым приделом, но с пояснением при этом, что на пособие от казны в этом деле рассчитывать никто не должен, а должно строить церковь исключительно на местные средства, т. е. на средства церкви и прихожан. Это был тяжкий, неожиданный удар для о. Стефана; но, полагаясь на помощь Божию, он не думал отступать, и испросивши разрешение от Графа на вывозку бесплатно из его лесов трехсот двадцати сосен, на сумму примерно до 600 р. и на выбивку 50-ти кубических сажень дикого камня в его каменоломнях, тогда же приступил к вывозке материала, начавши с того, что сам первый посылал в лес свои четыре подводы за Соснами, в течении двух недель.

В то же время о. Стефан заключил контракт на поставку 2000 пудов извести на подмуровку церкви, и для каменной церковной ограды договорил рабочих на выбивку камня и пилку досок, – и как дело, по видимому, стояло уже на твердой почве, то чтобы обеспечить его еще более, решился потребовать от прихожан, чтобы они точнее определили, сколько именно намерены они жертвовать на постройку, и вместе с этим сделали бы надлежащую раскладку требуемой суммы на всякого прихожанина и домохозяина порознь, для более удобного сбора ее тогда с каждого. С этою целью в Ноябре 1874 года он созвал сельский сход, на котором и предложены были прихожанам означенные вопросы для утверждения. Но и здесь на первых порах о. Стефану пришлось горько разочароваться в своих предположениях. Прихожане не только не приняли в рассчет его предложений, но один из них, вообще слывущий в обществе либералом, крестьянин К. Б. как бы от имени всех прихожан тут же гласно заявил: «не треба нам новой церкви; буде с нас и сих; а воли попови тисно в наших церквах, то нехай шукае соби другой парахвы, а я поеду до Житомира, то ще до Риздва привезу другаго Попа»... Что было делать после таких речей? – О. Стефан распустил сход и начал снова действовать словами убеждения особенно на более выдающихся благонамеренных членов прихода, – и хотя после этого второй сход назначенный для той же цели, оказался тоже не в пользу его предложения, о. Стефан уговорил крестьян собраться на третий сход, который теперь был сговорчивее, и наконец особым приговором постановил ежегодно взносить от общества на постройку церкви по 500 р. в течении трех лет. Но при этом тот же сход безусловно отказался делать раскладку означенной суммы на членов общества порознь, в том естественном предположении, что по раскладке деньги будут взыскиваться формальным порядком, а без раскладки можно делать взносы, когда угодно, не стесняясь в тоже время и количеством самого взноса. О. Стефан понял, какие последствия могли произойти при подобной постановке дела, а потому, распустивши сход, в тот же день призвал к себе человек двадцать почетнейших прихожан, в том числе и всех членов Церковно-приходского Попечительства, и вместе с ними составил требуемую раскладку, поручив в тоже время Волостному Писарю Якимчуку написать соответственно ей раскладные листы, чтобы по ним производить сбор. Прихожане сначала разгневались было за это на своего батюшку, но потом вскоре помирились, и сбор при добром участии и напоминании мироваго посредника г. Арефовича пошел своим чередом уже без всякой помехи.

Наконец в Августе 1875 г. прибыл в Полонное Участковый Епархиальный архитектор, г. Пархоменко, и по соображению с местными условиями обещал выслать план новой предполагаемой церкви о трех престолах, с теплым приделом, на 1500 человек. План получен был при отношении его, г. Пархоменка, от 18 октября 1875 г., за № 188-м, и к всеобщему удовольствию оказался вполне соответствующим своему назначению, – и черновому плану переданному о. Стефаном г. Пархоменке в качестве проекта.

Теперь в церкви у о. Стефана находилось всего 1300 р. И вот с этою-то суммою, в надежде на помощь Божию, он и Церковно-приходское Попечительство 12 Декабря 1875 года заключают контракт с купцем 2-й гильдии Феодосием Ивановичем Мурашкою на постройку требуемой церкви с уплатою за производство одних работ, без всякого материала, на сумму 3200 р. сер.

Весною 18 Марта 1876 г., о. Стефан собственноручно положил первый камень во главу созидаемого храма, после чего сейчас же начались каменные работы по устройству церковного фундамента с каменным же погребом под колокольнею. Это была впрочем, так сказать, неофициальная закладка нового храма; потому она и совершена была о. Стефаном только в присутствии немногих избранных лиц, подрядчика Мурашки, бывшего Волостного Старшины Иосифа Бобровника, крестьянина – Члена Попечительства Максима Богдаша, и каменьщиков Антона Гончара и Саввы Мартюка с их помощниками. Настоящую же закладку положено было совершить уже по возведении фундамента с началом деревянных работ. А пока о. Стефан вошел с представлением по начальству о снятии Крестовоздвиженской церкви, на место коей созидалась теперь новая церковь.

Получивши требуемое разрешение в первых числах Мая, о. Стефан прежде всего распорядился повыносить из Крестовоздвиженской церкви все находившиеся в ней киоты и иконы с иконостасом в соседнюю Сретенскую церковь, оставив в первой из них только нижний ярус иконостаса для совершения последней литургии. 2 Мая, во вторник, не смотря на крайнюю немощь от расстройства здоровья, о. Стефан отслужил в последний раз в Крестовоздвиженской – уже почти совершенно обнаженной церкви, литургию при многочисленном стечении народа, и когда, по обычаю, при этом обратился к молящимся с соответствующим поучением, то все без исключения плакали навзрыд, так как действительно никто не знал тогда, кого Господь сподобит молиться в новом храме, тогда как сей уже разрушался на веки. После литургии, торжественно с крестным ходом были перенесены из Крестовоздвиженской церкви в ближайшую Георгиевскую церковь св. дары, антиминс и прочие священные принадлежности упраздняемой церкви; за тем о. Стефан во имя Божие сдвинул престол, и народ приступил к окончательной разборке церкви. Сняли сначала кресты на куполах, потом разобрали куполы, и т. д.... На третий день от старой церкви остались только следы.

После этого – днем формальной закладки и освящения места для новосозидаемого храма избрано было 11 Мая на память святых равноапостольных просветителей славянских Кирилла и Мефодия. К этому времени о. Стефан с Попечительством пригласил к себе главного и первого благотворителя строющейся церкви, Графа Карвицкого и всех почетных обывателей м. Полонного и из других мест, которые тем охотнее поспешили на предполагавшееся торжество, что многие из них, благодаря стараниям и нравственному авторитету о. Стефана, сами состояли членами того же попечительства. Отслуживши литургию в Георгиевской церкви, о. Стефан с двумя священниками оо. Иулианом Сидоровичем и Александром Данилевичем, двинулся крестным ходом на место строющейся церкви, где уже собрались целые сотни народа не только из местного, но и из соседних приходов, и здесь, ставши на приготовленном месте, обратился к присутствующим с следующею прочувствованною речью:

«Радуйтесь, братие, прихожане святого, новосозидаемого храма сего! Радуйтесь и благодарите Бога, что у вас теперь воздвигается новая, обширная, прекрасная церковь вместо бывших доселе совершенно невместительных храмов. Радуйтесь и благодарите с тем вместе предстоящего здесь благотворителя св. храма сего, своими богатыми жертвами положившими начало и венец честному делу сему, и вознося о нем горячие молитвы ко Господу, просите его Всеблагого, да воздаст Он сему благородному жертвователю сторицею за то добро, которое он сделал нам, и во веки веков да благословит его и его доброе семейство на всех путях жизни их».

«Да, Господь наконец увенчал успехом наши добрые намерения и труды, и вот мы ныне празднуем освящение места и основами под созидаемую церковь, к сооружению которой, как вы сами знаете, было столь много тяжких и неожиданных препятствий. Значит, Богу угодно предпринимаемое нами св. дело; потому Он и благослови л его по неизреченному милосердию своему. Он всемогущий вложил в сердце любящих Его доброе усердие и благорасположение к исполнению задуманного; Он же всепремудрый дал мысль благу всем, так или иначе близким к этому делу, всеми возможными средствами споспешествовать к его осуществлению. Одному Господу известно, кто из нас удостоится молиться в новосозидающемся храме, и буду ли я и сам удостоен милости Божией принести в нем безкровную жертву о себе и о людских невежествиях... Потому-то мы со слезами выносили святыни из этого, более полутора века просуществовавшего нашего старого храма, остатки которого теперь в развалинах пред очами нашими. Но за то с какою радостью взойдем мы в новый храм, в котором каждый из вас будет молиться свободно, не тесня друг друга, а тем более не имея надобности стоять во время молитвы на дворе, под открытым небом, как это, к сожалению, делалось и будет еще делаться некоторое время до сооружения нового храма».

«А для того, чтобы сподобиться этой радости и счастья, вам теперь остается, братие, до конца быть верными принятым на себя священным обязательствам относительно нового храма, не щадя ни сил, ни средств, ни трудов своих для его сооружения. Припомните одно, сколько теряете вы иногда, не говорю, копеек, но и рублей совершенно по-пустому; а бывают случаи, и, о Боже правый, сколько таковых, когда все трудовые деньги ваши идут на такие дела, за которые придется еще отдать тяжкий и страшный отчет на суде Божием... Пусть же отныне все эти деньги идут на храм Божий. Церковь Божия есте общий дом всех любящих Бога. Пусть же каждый из вас несет сюда все, что может. Всякая лепта, пожертвованная на это святое дело, будет во стократ вознаграждена каждому из нас на детях и семействах наших, на наших скотах, на наших полях и на всех путях и действиях наших».

«За сим обращаюсь к вам, благородные господа, благосклонно удостоившие наше нынешнее торжество своим участием. Не оставляйте нас и на будущее время своими добрыми советами и благопопечением, пособствуйте нам и одушевляйте нас своею любовью в нашем предприятии, сколько это будет от вас зависеть, и ваши теплые сердца будут вам подсказывать, – и Господь не оставит вас за сие своею благодатью, и благословит вас и всех присных вам в сей жизни и в будущей во веки».

«В заключение я не могу не сказать, что новосозидающийся храм должен быть равно дорог не только всем нам православным, но и вам, благородные последователи Римско-католической церкви, в том числе и вам, сиятельнейший граф, благодетель наш, потому что он созидается во имя Божией Матери, чудодействующей в чудотворной иконе своей Почаевской, или говоря короче, в честь чудотворной иконы Божией Матери Почаевской; ибо Св. Икона Почаевская есть одна из тех немногих святынь в нашем отечестве, которая, составляя несомненное достояние православной церкви, в тоже время признана чудотворною и от самого Папы Римского, изволившего, без сомнения по внушению свыше, короновать ее в прошедшем столетии римскими диадимами, яко воистину чудотворную, а потому несомненно и должна быть почитаема всеми католиками, как и почитается ими к утешению нашему и во славу Царицы Небесной».

«Ты же, Господи, освятивший по молитвам нашим место и основание для храма сего, воззри всемилостивым оком твоим на сие делание наше, и молитвами Пречистыя и преблагословенныя Матери твоея, имени коей, в честь чудотворной иконы ея Почаевской, мы дерзаем освятить новый храм сей, даруй нам силу, мужество и крепость к совершению этого дела до конца, да прославится в нем Пресвятое имя Твое и Твоей Пречистой Матери во спасение наше, радость и утешение во веки веков. Аминь».

Когда за тем провозглашено было обычное многолетие Государю Императору, Святейшему Синоду, Преосвященнейшему Димитрию и всем православным христанам и строителям и благотворителям храма, и певчие из учеников Полонского народного училища начали петь: «Боже Царя храни».... в это время Председатель Крестовоздвиженского Церковно-приходского Попечительства, крестьянин Иван Горбык, поднес графу Карвицкому от имени всего прихода адрес следующего содержания:

«Ваше Сиятельство, Сиятельнейший граф!

«Глубоко сознавая и ценя столь обильное пожертвование Ваше на ныне строющуюся у нас новую трехпрестольную церковь, о чем в свое время доведено будет до сведения высшего духовного начальства нашего, мы священнейшим долгом считаем для себя, поднося Вам, по древне-христианскому, русскому обычаю, хлеб-соль, выразить при сем Вашему Сиятельству сердечную свою, искреннюю благодарность за Ваше редкое усердие и вспомоществование на пользу нам, и во славу Всевышнего Господа и Пречистой Его Матери, во имя коей этот храм из пожертвованного Вами материала ныне созидается. Да приимет Господь сию Вашу жертву и да благословит Вас и Ваше доброе семейство и всех близких Вашему Сиятельству всяким счастьем и благополучием, и да продлит дни жизни Вашей на многая и многая лета».

Адрес, подписанный всеми членами Попечительства, поднесен был графу на особом блюде с хлебом-солью, и как и следовало, был принят с полнейшим сочувствием. После сего устроен был крестьянами братский обед на церковном погосте, возле новосозидаемой церкви, где они угощали в особенности нищую братию до самого вечера, а остальные гости, по приглашению о. Стефана, откушали в его доме, желая ему от души наилучшего успеха в предпринятом деле.

Вскоре после этого о. Стефан утешен были новым знаком сочувствия всех близких к нему чиновников и прочих разных лиц из Полонного и других мест, которые, по призыву его от 1 июля 1876 года, изъявили согласие войти в число членов Церковно-приходского Попечительства сооружаемой церкви с готовностью по мере сил своих вспомоществовать ему и нравственно и материально. Сюда вошли: 1) Председатель Мирового Съезда Петр Антонов Косач; 2) Местный Мировой Посредник Григорий Васильевич Арфович; 3) Новград-Волынский Исправник Алексей Семенович Скорняков; 4) Начальник железнодорожной Полонской станции Петр Иванович Успенский; 5) Профессор Богословия Историко-филологического Института Князя Безбородко в Нежине, Протоиерей Андрей Федорович Хойнацкий; 6) Помощник окружного надзирателя акцизных сборов Ипполит Николаевич Михайлов; 7) Учитель Полонского Народного училища Василий Михайловичи Вахнов; 8) Волостной Писарь Василий Иванович Якимчук; и потом по смерти его Александр Феодорович Кульчицкий; 9) Кандидат прав Евгений Иванович Щербицкий; и 10) Местный Пристав Стефан Андреевич Шидловский. По утверждении их, равно как и всего попечительства, в их звании от Епархиального начальства, о. Стефан во многих случаях пользовался их услугами и советами, которые тем были нужнее для него, что в будущем ему предстояло не мало испытаний и неудач, пока церковь не была доведена до конца.

Первое горе суждено было испытать о. Стефану в том же 1876 г. вследствие оказавшегося недостатка в строительном материале для окончания церкви. Мало того, что приходилось заставлять крестьян посылать подводы для вывозки нужного дерева в самую страдную пору июльского жнива, нужно было еще и покупать сам материал, потому что помещика в то время в Полонном не было; он был за границею, а его управляющий наотрез отказался дать хоть бы одно дерево, тем более что помещичьи леса тогда были проданы, так что и давать из них почти ничего нельзя было. По этой причине о. Стефан должен был покупать сосны на Полонском вокзале из дерева, приготовленного за границу, платя за него небывалую в той местности сумму – по 22 к. за аршин. Обстоятельство это было тем тяжeлеe, что оно не было предвидено вперед, а потому на покупку нового дерева потребовалось употребить последние имеющиеся в церковной кассе 500 р., которые специально предназначены были в уплату подрядчику.

Чтобы пособить делу, о. Стефан снова обратился от имени своего Попечительства в церковно-строительное присутствие с просьбою выдать ему хоть какое либо пособие. Но и на этот раз получен был ответ с полнейшим отказом. А между тем нужно было кроме дерева немедля покупать еще железо для покрытия церкви, приобретать доски и прочие материалы для полов, дверей, и т. п.; покупать стекла для окон, проч. и проч.... В противном случае, оставивши церковь без крыши и окон, можно было опасаться, чтобы зимою она не подверглась порче. Единственное, что оставалось теперь строителям – это именно во что бы то ни стало добыть денег, хотя бы и в займы. К счастью, прихожане Полонской Петро-Павловской церкви, с разрешения Епархиального начальства, согласились отпустить им заимообразно из имеющихся у них братских сумм 200 руб., да сверх сего, по ходотайству органиста Полонского костела Згерского, костельное братство дало на время и от себя 100 р., и наконец к этому присоединена была еще часть денег, следуемых от прихожан, внесших сбор по раскладке осенью. Из этих-то денег 200 р. даны были в задаток на железо для крыши, а остальные употреблены для расплаты с подрядчиком и другими рабочими. Кроме сего не малую услугу в это время оказал о. Стефану и его Попечительству Полонский купец, еврей Мейзлер, который за обыкновенные цены предоставил им получить в его складе на вокзале все необходимое к постройке количество недостающего дерева и досок без всякого процента, и при том с уплатой денег на неопределенное время, когда это будет возможно.

Таким образом к зиме 1876 г. новостроющаяся церковь была покрыта жестью, окна и двери в ней поделаны, стекла повставлены; одним словом она готова была вчерне. Но за то к следующему году на продолжение работ не оставалось ни копейки.... Вследствие этого с наступлением весны 1877 г. о. Стефан отношением от 2-го Марта созвал в училищный дом всех членов Попечительства, и отдавши им отчет в постройке и расходовании сумм по 1-е Марта того же года, предложил неизбежный вопрос: как быть и что делать в будущем? – Попечительство благодарило о. Стефана за все труды его по постройке и просило его и впредь продолжать дело от своего лица и своими стараниями; но когда при этом поднят был вопрос о необходимости новых займов для продолжения постройки, то тоже попечительство заявило, что оно не может принять на себя ответственности в этом отношении, а предложило это делать с согласия и под ручательством общества. Для сего о. Стефаном созван был 4 Апреля новый сход, на котором крестьяне уже без всякого прекословия составили приговор, записанный в книге Волостных приговоров 1877 года, под № 7-м, в силу которого сбор денег по 500 р. в год, по примеру трех прежних лет, продолжен был еще на два года 1878 и 1879-й, а пока деньги будут собраны, дозвольно было Попечительству делать займы на означенную сумму под его росписку с ручательством общества.

Заручившись таким постановлением, Попечительство сейчас же взяло 500 р. у священнической вдовы Павлы Александрович, 150 р. у священнического сына Карповского и 100 р. у учителя Полонского народного училища Василия Вахно, – и как только потеплело, снова приступило к работам для дальнейшего устройства и благоукрашения созидаемой церкви. Теперь дела по церкви пошли тем успешнее, что сверх всякого чаяния, единственно по милости Божией, явились люди, предложившие купить Георгиевскую церковь для сноса в с. Гребенинку Староконстантиновского уезда. Нужно заметить, что когда еще ранее этого о. Стефан предложил вопрос о продаже этой церкви, то прихожане так были возмущены против него, что о. Стефан впоследствии сам уже не решался ни разу даже и намекнуть им об этом. Теперь случилось так, что в самый день храмового праздника Георгиевской церкви, 23 Апреля 1877 г., приехал в Полонное помещик с. Гребенинки г. Хоменко с избранными крестьянами своего селения, – и тут хе заявил, что готов дать за эту церкове 750 рублей, лишь бы прихожане согласились продать ее. О. Стефан воспользовался этим обстоятельством, чтобы объяснить прихожанам, что при новосозидаемой церкви Георгиевская церковь по необходимости будет лишнею, что напротив того, с продажею ее на новое место, там по прежнему будет совершаться в ней безкровная жертва, тогда как для Георгиевского престола уже уготован особый придел в новой церкви, – и дело тут же улажено было к общему удовольствию. Положено было, что за 750 р. Гребиненские крестьяне получат всю Георгиевскую церковь с ее колокольнею без колоколов, но с иконостасом бывшей Крестовоздвиженской церкви, так как Георгиевский иконостас еще ранее этого положено было перенести в новую церковь. При этом покупатели дали в задаток 300 руб., обязавшись формальным договором уплатить осталеные по снятии купленной церкви не позже 1-го Октября 1877 года.

Другое не менее знаменательное обстоятельство пособило о. Стефану в том же году приобрести прекрасные боевые башенные часы на церковь. В этом году зимою сгорело богатое Палаццо Графов Ильинских в м. Романове Новград-Волынского уезда. В оном Палаццо на конюшне издавна были боевые часы, которые теперь стояли без действия по случаю пожара. О. Стефан обратился лично к наследнику графа Ильинского, зятю его графу Стецкому, с просьбою уступить ему означенные часы для новой церкви, и на его счастье граф сразу объявил, что он готов «подарить, но не продать ему часы».... В последствии времени, посоветовавшись с родными, граф Стецкий обязательно исполнил свое обещание, поручив Попечительству выслать только, вместо платы ему, 50 руб. в Житомир в пользу Красного Креста, согласно желанию жены тогдашнего Волынского Губернатора г. Грессера. В Мае месяце 1877 г. часы были взяты из Романова, и в том же месяце поставлены Полонским часовых дел мастером Айзиком Волкенштейном на колокольне новой церкви, к общему удовольствию всех жителей местечка и в особенности прихожан, не ожидавших такого сюрприза. По крайнему счету, часы эти стоят более 800 р., да колокола к ним, весом в 7 п. и 4 ф., около 200 р., так что всего часы стоят не менее. 1000 руб.

Заручившисе часами, о. Стефан в тоже время стал подумывать и о колоколах для новой церкви. Со всех трех колоколен бывших церквей у него собралось 14-ть колоколов, из коих самый большой весил всего 11-ть пудов. О. Стефан положил, отобравши из них несколько более пригодных и более гармонирующих один другому для новой колокольни, вылить из остальных один большой колокол весом около 30 пудов. Когда для этой цели уже договорен быле мастер-литейщик, дворянин деревни Елисавет, близ г. Новград- Волынска, Островский, и надо было везти колокола к нему в деревню для отливки, то между крестьянами поднялся оригинальный, в сущности же весьма серьезный спор. Каждый приход желал отстоять колокола своей церкви, чтобы они не пошли в отливку, при чем прихожанин Сретенской церкви Г. К., до того простер свою ревность, что, сев на колокола своей церкви, вслух всего народа объявил, что он не дозволит разбивать их ни за что в свете. Нужны были особые увещания со стороны о. Стефана, чтобы образумить упорного, после чего предназначенные к отливке колокола были свезены на место, и из них отлит колокол весом 32, [5] п., под непосредственным наблюдением самого же о. Стефана, нарочито для этого отправлявшегося, не смотря на страшную, мучившую его тогда лихорадку, в деревню Елисавет. Как бы для вящего ободрения строителей нового храма, созидающих ее в честь Чудотворной иконы Божией Матери Почаевской, новый колокол по голосу своему вышел точь в точь похожим на обыкновенный будничный колокол в Почаевской Лавре, так что в иное время, при звуке этого колокола, трудно отрешиться от того, что не находишься там на Св. Горе Почаевской, а тут в Полонном, хотя тоже под кровом храма Богородично- Почаевского....

С наступлением осени 1877 г. основные работы по постройке храма были окончены, подрядчик расчитан, paбочие отпущены, оставалось только перенести иконостас из Георгиевской церкви в новую, приспособить в ней иконостасы в приделах, расставить киоты, оставшиеся от прежних церквей, и за тем приступит к ее освящению. Но как о. Стефан, так и его Попечительство с прихожанами справедливо постановили, что для такого обширного и прокрасного храма необходимо освищение архиерейское. Поскольку же совершить таковое желательно было только после окончателеного благоустройства и благоукрашения церкви, то для открытия в оной богослужения о. Стефан решил освятить пока два боковых придела. По богословию Его Высокопреосвященства, Преосвященнейшего Димитрия, согласно воле храмоздателей, освящение это поручено было совершить Настоятелю Тригорского монастыря, о. Архимандриту Мелитону. 25-го Сентября о. Мелитоном совершено было, при многочисленном стечении народа, освящение северного придела во имя св. Великомученика и Победоносца Георгия, в сослужонии четырех священников Михаила Чечета из с. Пищева, Иулиана Сидоровича из м. Любаря и двух Полонских священников Анатолия Михайловского и Александра Данилевича. Что чувствовал в это время о. Стефан, какие мысли наполняли его сердце, это может понять только тот, кому Господь судил когда либо самому совершить и довести до конца подобное святое и многотрудное дело. Чтобы хоть сколько нибудь дать понятие об этих чувствах и мыслях, позволяем себе выписать несколько слов, записанных о. Стефаном по этому поводу в его дневник, обязательно предложенном нам для составления настоящего очерка. «Я молился, говорит о. Стефан, я плакал, я готов был тогда с пророком Давидом скакать играя; словом я был тогда не на земле, а на небе. В таком счастливом состоянии я был во все время до окончания литургии.... Я поистине и вполне был награжден Господом Богом за весь свой труд и за все перенесенные мною неприятности и страдания, и лучшей для себя награды я и желать не мог и не желаю»....

На другой день, 26 Сентября таким же порядком совершено было освящение южного теплого придела в честь Воздвижения Честнаго и Животворящего Креста Господня. Только народа в этот день было еще больше, так как по случаю праздника собрались на торжество не только жители Полонного, но и многие из окрестных селений. В этот день о. Стефан сподобился нового утешения – отслуживши раннюю литургию в новоосвященном уже Георгиевском приделе. Когда же вслед за тем совершено было освящение другого придела, то к концу литургии в оном, на буди имя Господне, о. Стефан обратился к присутствующим с следующею краткою, но глубоко прочувствованною речью:

«Наконец-то, добрые мои прихожане и духовные чада о Господе, после долгих хлопот, трудов и страданий, святое дело наше увенчалось вожделенным успехом, и Господь ныне сподобил нас быть свидетелями освящения уже и другого придела в том храме, создание которого так много вас страшило, и от которого, к прискорбию, многие и многие из среды вашей столь упорно и долго отказывались. Сколько пришлось нам перенести взаимно и вытерпеть в это время различных оскорблений, пререканий и споров и пр. и пр. Сколько раз приходилось вам оскорблять своего пастыря, а равно, нужно сказать святую правду, не раз случалось и Вам получать обличения и от меня, хотя, без сомнения, вы в тоже время не могли не сознавать вполне и видеть в этом одно только мое рвение к делу и искреннее, сердечное желание ради вас же довести это дело до конца, чтобы не погиб безвременно приготовленный материал, и вы получили возможносте молиться Господу Богу в новом, просторном прекрасном храме».

«Но так или иначе святое дело наше наконец совершилось, и совершилось по милости Божией и под покровительством Царицы Небесной, имени которой в честь ее Чудотворной иконы Почаевской посвящен этот храм, как видите, скоро, счастливо и вполне благопристойно. Что же остается нам делать в настоящих обстоятельствах? Прежде всего и паче всего постараемся отныне искренно, по-христиански исполнить великий завет Господа нашего, глаголющего во святом Евангелии своем: аще принесеши дар твой ко олтарю, и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя, остави ту дар твой пред олтарем, и шед примирися прежде с братом твоим, и тогда принеси дар твой. Простим же пред лицем этого храма, принесеннаго нами в дар Богу Спасителю нашему и Его Пречистой Матери, пред лицем этой великой страшной жертвы, которая теперь будет совершаться во храме сем во святых и животворящих дарах тела и крови Христовой, простим ныне и отныне друг друга до века, и друг друга объимем, рцем: братие, и ненавидящим нас простим вся, как в день воскресения Христова, во славу Божию, да едиными усты и единым сердцем прославим здесь Отца и Сына и Святаго Духа, и с тем же единомыслием, верою и братскою любовью пойдем на встречу новым трудам и жертвам, которые потребуются еще от нас в дар Богу для дальнейшего благоустройства и благоукрашения нашего храма, молитвами Св. Великомученика и Победоносца Георгия, во имя которого вчера освящен у нас один придел, силою честнаго и животворящего Креста, в честь которого освящен ныне другой придел, и заступлением, покровительством и помощью Пресвятой, Пречистой и Преблагословенной Девы Maрии, имени коей мы уготовляем созданный храм наш для окончательного его освящения, аминь».

Вскоре после этого Гребиненские крестьяне сняли и увезли в свое село Георгиевскую церковь, и о. Стефан остался с одним новым храмом, если не включать сюда Сретенскую церковь, которая еще ранее предназначена была для перенесения на кладбище, и теперь уже вследствие отсутствия ремонтировки и ухода за нею находилась в развалинах.

Наступившую зиму 1877 г. и почти весь 1878 год употреблены были о. Стефаном и его Попечительством на расплату с старыми долгами, также на приспособление южного Крестовоздвиженского придела к отоплению его зимою через отделение его от церкви большою стеклянною стеною, которая на лето снимается, и устройство в нем огревательной каменной обтянутой железом печи, на сооружение сторожевого дома возле церкви, церковной каменной ограды, и т. п. Кроме установленного сбора с крестьян на это, благодаря стараниям, и смело можно сказать, неусыпной заботливости о. Стефана, новыми средствами для продолжения дела послужили: 1) Исходатайствованная о. Стефаном от Епархиального начальства сборная книга для испрошения пособия на новый храм у благотворителей в пределах Волынской губернии; 2) В тоже время о. Стефан уговорил своих прихожан сойтись с помещиком на счет питейной аренды, с тем чтобы полученные за это деньги 250 руб. внести в церковь на сооружение церковной ограды; 3) Упросил тех же прихожан уступить в пользу церкви и еще 55 р. взимаемые ими с Полонских евреев, за выпас еврейского скота на крестьянских полях; и 4) наконец исходатайствовал у уполномоченного по управлению Барановско-Новоселецким имением графа Шувалова, г. Треймунда, разрешение на вывозку из Барановских лесов 30 дубов на ограду и на подвалы к предполагаемой Кладбищенской церкви, и сверх сего с разрешения того же г. Треймунда забрал из находящегося в Новоселице графского Палаццо лежавший здесь без употребления гипс или алебастр, весом более 215 пуд., на китовку церкви при ея раскраске, штукатурку ограды и фундамента, и т. п.⁹⁰⁷

Наконец осенью 1878 г. Попечительство, по указанию о. Стефана, заключило контракт с художником Захарским на раскраску церкви внутри масляною краскою, обязавшись за это в течении следующих двух лет 1889 и 1870-го уплатить ему 1700 р. сер. В данном случае это был новый рискованный шаг со стороны храмоздателей, потому что не только наличных, но и более или менее определенных сумм у них на это не было. Но они еще раз были обмануты надеждою на пособие от Церковно-Строительного присутствия, тем более, что посещавший в то время м. Полонное г. Волынский губернатор, имевший возможность познакомиться на месте с нуждами нового храма, по случаю посещения временных Лазаретов Красного Креста в Новоселице и Полонном, в которых о. Стефан состоял священником, положительно обещали дать пособие не только на раскраску храма, но и на иконостасы к нему, и т. и. В скором времени о. Стефану суждено было разочароваться в своих надеждах, так как по случаю Восточной войны в то время Правительство не могло располагать свободными суммами для пособия церквам, и на прошение Попечительства снова получен был положительный отказ. А тут еще поналегли особые тяготы на прихожан, так как, по центральному положению м. Полонного между городами Староконстантиновым и Новградволынском, Полонное почти во все время войны было сборным пунктом для отправления и приема войск, отправляющихся на войну, для каковой цели Полонские крестьяне то и дело должны были поставлять подводы, кормить солдата, и пр. и пр. Наконец неурожаи 1877 и 1878 года были причиною того, что многие из прихожан не только не могли делать новые взносы, по и уплачивать следуемые с них по раскладке старые долги, и пр. и пр....

Но контракт был заключен, и отставать от него не было возможности. Весною 1879 г. Захарский приступил к делу и к осени 1880 г. исполнил его превосходно в всех отношениях.⁹⁰⁸ Правда, при этом Попечительству приходилось делать новые займы, но при помощи Божией от этого дело не только не остановилось, но еще с лета 1880 г. Захарскому поручено было произвести новые дополнительные работы, как-то: перекраску находящихся в церкви иконостасов и киотов, нарисование новых икон в иконостасе и др. местах, раскраску полов, и т. п. на сумму 500 р. К этому времени были доставлены в Полонное заказанные Протоиереем Андреем Xойнацким в Почаевской Лавре новые наместные иконы с соответствующею Храмовою иконою Почаевской Божией Матери для главного иконостаса, так что к половине сентября 1880 г. церковь готова была вполне, и о. Стефану оставалось только позаботиться об окончательном ее освящении.

С этою целью он нарочно отправился в Почаев, чтобы поблагодарить на месте Царицу Небесную за Ее помощь в совершении св. дела и там же лично испросить архипастырское Его Высокопреосвященства, Преосвященнейшего Димитрия разрешение на освящение церкви в 21 день сентября и вместе просить самого Владыку прибыть в Полонное для этого освящения. Но, как оказалось, что Преосвященный Димитрий уже ранее был приглашен на освящение церкви к тому же 21 сентября в Корецкий женский монастырь, то, не находя возможным отменить избранный срок, к которому давно уже были приготовлены прихожане, о. Стефан испросил благословение у Архипастыря, чтобы освящение его Полонской Богородично-Почаевской церкви совершено было Преосвященным Викарием Волынским, Виталием, Епископом Острожским.

Преосвященный Виталий изволил прибыть в Полонное за день до освящения церкви, 19-го сентября, с вечерним поездом. На другой день утром он осматривал Полонское двухклассное народное училище, в котором о. Стефан состоит исправляющим должность Смотрителя, Экономом, Председателем педагогического Училищного совета и старшим Законоучителем, и здесь между прочим слушал певчих того же училища, которые в соучастии четырех привезенных Его Преосвященством исполатчиков и канонарха, производили спевку к предстоящему освящению под управлением старшего учителя В. М. Вахно. Оставшись вполне доволен пением, действительно хорошим для м. Полонного, равно как и постановкою всего училища и в особенности преподаванием в оном Закона Божия, и наградивши всех 250 наличных учеников книжками, Преосвященный остальную часть дня провел в распоряжениях по предстоящему освящению. В 4 часа вечера раздался благовест ко всенощной, к которой изволил прибыть сам Владыка. Встречанный по обычаю собором духовенства, и приветственною речью о. Стефана, Преосвященный сам потом выходил на литию и полиелей, сам помазывал народ св. Елеем, и наконец по 6-й песни читал соборне акафист Божией Матери. Поздно кончилось всенощное бдение, но народ долго не отходил от церкви, увлеченный невиданным зрелищем высокоторжественного и глубокознаменательного служения apxиерейского. На всенощной в церкви присутствовали также, кроме католиков, и целые десятки местных евреев.

На другой день к освященной церкви собралось столько народа, сколько не бывает в Полонном на воде в день Богоявления, когда Полонские крестьяне из всех шести полонских приходов собираются в одно место ради освящения воды. Здесь опять были не только православные и католики, но даже евреи, пожелавшие видеть apxиерейскую службу в новом храме. К общему удовольствию дождь, шедший пред сим более недели, прекратился, и солнце выглянуло в воскресенье утром, в самое то время, когда Преосвященный прибыл в церковь для Богослужения. После обычного облачения среди храма Владыка вошел в олтарь и здесь в сослужении Благочинного Завалича, Священника с. Романовки Левицкого, Священника м. Любара Сидоровича и Священника с. Белецка Тарановского совершил, по чину архиерейскому, освящение престола и прочих принадлежностей храма, присовокупив к этому вместе и освящение св. Антиминса специально для нового престола. Когда вслед за сим Преосвященный архипастырь с новоосвященным антиминсом на голове, в предшествии множества хоругвей и зажженных свечей в руках разных братчиков и братчиц и цехов не только из местного, но и из соседних приходов, двинулся с Крестным ходом вокруг церкви, целые тысячи народа встретили его и провожали на погосте церковном под ясными лучами солнца, которое как бы нарочито в тот день выглянуло из-за мрачных туч, его закрывавших, чтобы взглянуть на редкое, святое торжество....

На часах, начавшихся после этого, Владыка, по представлению о. Стефана, поблагословил в стихарь двух учеников Полонского народного, двухклассного училища для прислуживания Настоятелю нового храма в церкви на богослужении. За тем литургия прошла своим чередом среди волн света, буквально заливавшего церковь от солнца и от тысячей свечей, горевших в паникадилах и в руках крестьян и в особенности возжигаемых усердием молящихся пред св. иконами везде, где только представлялась к тому малейшая возможность. На «Буди имя Господне» Преосвященный сказал живое, теплое слово, по обычаю экспромтом, в котором в похвалу и утешение храмоздателям назвал новоосвященный храм «великолепным святилищем в собственном смысле этого слова», и призывая на них благословение Божие и милости Царицы Небесной, убеждал и на будущее время не отставать в совершении добрых дел во славу Божию и ради спасения вечного, – коснувшись чисто отечески и нравственной стороны молящихся.

Когда, по окончании литургии и торжественного молебна по случаю дня ангела Высокопреосвященнейшего Димитрия, Преосвященный Виталий вышел из храма, то на погосте церковном его встретили прихожане с просьбою благословить братскую трапезу, уготованную ими тут же возле церкви для угощения меньшей братии. Владыка любовно подошел к столам, благословил, и отпробовав хлеба соли, пожелал доброго здоровья храмоздателям, и за тем отправился в собственный дом о. Стефана, где для него и прочих почетных гостей уготован чай и обед.

Вечером того же дня Преосвященный Виталий осматривал прочие Полонские церкви и на другой день с утренним поездом отправился в Кременец, благословляемый всеми за его истинно-отеческое обращение с ближними и редкое умение молиться и этим других располагать к молитве.

Что же о. Стефан? – Мы заставим его и на этот раз отвечать нам своими собственными словами, заимствуя таковые из его дневника, тем более, что совершенное дело было более, чем дело рук его. Оно было полито его потом и слезами и сопровождалось такими испытаниями, на перенесение которых способен не всякий. Самого вопросите, сам о себе да глаголет.

И вот что говорит нам о. Стефан по этому поводу: «Нет слов для выражения того настроения тех мыслей и чувств, какие я переживал в эти блаженные для меня минуты. Труд мой кончен с полнейшим успехом, и я вижу свой возлюбленный храм уже до конца освященным, и следовательно принятым от Господа в пренебесный свой жертвенник. О, это можно только чувствовать, но не сказать. Без сомнения, это была частица тех радостей небесных, о которых апостол сказал: ихже око не виде и ухо не слыша, и на сердце человеку невзыдоша... А потому мне ничего более не оставалось, как смиренно пасть пред Богом, что я и сделал, и долго со слезами молился и молил Его милосердие, чтобы Он принял мою жертву и труд в воню благоухания духовного, во спасение моего недостоинства и моих прихожан, ныне много и премного преданных мне по милости Божией»....

Теперь остается сказать еще о ближайших помощниках о. Стефана по сооружению нового храма, с показанием прихода и расхода употребленных на него сумм по мере их сбора и расходования по годам, чтобы яснее видеть: 1) откуда брались эти деньги и 2) во сколько именно этот храм обошелся строителям?

В числе сотрудников, более всех потрудившихся с о. Стефаном для сооружения храма, первое место должно быть отдано Мировому Посреднику г. Арефовичу, который не только всегда благосклонно давал свое соизволение на собрание разных сходов, но и всеми мерами способствовал благополучному их исходу, убеждая крестьян не щадить необходимых средств на нужды храма и располагая их к аккуратному взносу следуемого с них сбора. Справедливо поэтому о. Стефан гордится дружбою с ним, и в своем дневнике называет его «первым своим другом и благодетелем».

О деятельности и заслугах Волостного Писаря Якимчука мы уже говорили. К сожалению, только он скоро умер, не удостоившись видеть излюбленный им храм в его окончательном виде. Господь Всеблагий да упокоит его добрую душу!

Из прихожан о. Стефана по сооружению храма более других потрудился прежде всего бывший Староста Крестовоздвиженской церкви и Председатель Церковно-Приходского Попечительства Иван Горбык. Поступивши в 1864 г. старостою на место отца своего Михаила Горбыка, Иван Горбык в точении 12-ти лет честно и безкорыстно служил на пользу церкви в должности церковного старосты, за что и награжден был похвальным листом от Епархиального начальства. В 1875 г. он был избран Председателем Церковно-приходского Попечительства, в каковом звании, кроме пожертвования на церковь 100 руб. сереб., оказал особенное усердие во время вывозки материала, отправляясь ежедневно с людьми в лес и на каменоломни, не смотря нередко на зимние вьюги и слякоть, вследствие чего его по всей справедливости можно назвать правою рукою о. Стефана. За свои труды Иван Горбык награжден медалью.

Другой церковный староста Андрей Снигур, подобно Горбыку, также не мало потрудился при вывозке материала, в тоже время служа церкви бесплатно и по мере сил своих жертвуя для его устройства и благоукрашения. За это он удостоился похвального листа от Епархиального начальства.

Крестьянин Максим Богдаш, тот самый, который при поднятии вопроса о постройке церкви был Волостным Полонским Старшиною, сознавши потом все высокое значение и святость совершаемого дела, не только пожертвовал с женою своею Ириною на сооружение церкви более 50 р., но и во все продолжение постройки как прекрасный техник неустанно следил за всеми работами, в тоже время работая и сам, как человек знающий превосходно плотничество. Теперь он состоит в числе лучших почитателей о. Стефана, по представлении которого тоже удостоился награждения похвальным листом от Епархиального начальства.

Кроме этого многие крестьяне, сверх положенного на них сбора по раскладке, жертвовали добровольно нередко даже значительные суммы на сооружение храма, как то Фома Дзюбак 120 р., Роман Соколовский 125 руб., крестьянка Татьяна Ливонтыха 60 руб., крестьяне: Калиник Радиенко 40 р., Лукиан и Анна Верещинские 50 р., Иван Кушпиль 41 р., Лев Шелест 30 р., Даниил Соколовский 30 р., Григорий Мельник 20 р., Иван Дроботынский 20 р., Фома Тимощук 10 р., Bacилий Гапонюк 10 р., Григорий Носач 10 руб., Иван Шуляк 10 р., Екатерина Бобровникова 10 р., Феодор Мыколюк 10 р., Феодот Писаренко 10 р., Варфоломей Лаврик 5 р., Феодор Шуляк 5р.,Семен Загоруйко 5 р. – По представлению о. Стефана, двум первым из означенных крестьян, а именно Фоме Дзюбаку и Роману Соколовскому Епархиальным начальством испрошено благословение Св. Синода, а прочим объявлено архипастырское Его Высокопреосвященства, Высокопреосвященнейшего Димитрия богословение и благодарность.⁹⁰⁹ Одновременно с этим, по представлению Преосвященного Виталия, Высокопреосвященнейший Димитрий изволил также благодарить в 1880г.особым, собственноручным письмом и графа Карвицкого за его жертвы, столь обильно принесенные на сооружение храма.

Замечательно, что в числе жертвователей на сооружение нового храма были не только католики, но даже и евреи, из коих один в 1877 г. вручил о. Стефану от себя 29 р., а другой в 1880 г. 16 руб.; оба они пожелали остаться неизвестными, но они явно жертвовали на св. храм в несомненной надежде за это на помощь и благословение Божие.

Если за сим просмотрим таблицу прихода и расхода сумм по постройке нового храма, обязательно извлеченную для настоящего очерка о. Стефаном из веденных им по этой части собственноручно приходо-расходных книг, то нельзя не удивиться прежде всего тому замечательному возрастанию требуемых сумм, какое совершалось по мере нужд с каждым годом. Смело можно сказать, что собрать такие деньги можно было только при особой помощи Божией. Потому мы не можем не согласиться здесь с о. Стефаном и его прихожанами, которые несомненно убеждены, что все это произошло по милости Царицы Небесной, ради чудотворной иконы ее Почаевской, в честь коей храмоздатели посвятили свой новый храм, едва ли пока и не единственный в нашем отечестве.

Мы видели, что с началом постройки в распоряжении Попечительства всего наличного капитала находилось 1300 р. Но мы должны будем еще более удивиться, узнавши, что в 1868 г., когда в первый раз получено было согласие г. помещика на пожертвование материала, во всех трех бывших церквах состояло только 56 р. 8 к. В 1871 г., когда прихожанами составлен был первый приговор на постройку новой церкви, состояло в тех же церквах 255 р. За тем движение сумм по приходу и расходу при постройке церкви желающие могут видеть в следующей таблице.

Кром этого материалом получено:

I.    От графа Карвицкого:

1) 300 сосен на сумму.               .              .         600 р.

2)   120 меньших сосен по половинной цене 72

3) 100 штук на рештовку                                   50

4) Столбов к ограде на                                       28

5) Камня 50 кубических саженей на               200       

Итого. .            950 р.

II. От помещицы Новоселецкого имения княгини Гагариной:

1) Дубоваго дерева на . .           .      .                 100 р.

2)   Гипсу или алебастру 215 п. на .                  215

Итого. .            315 р.

III. От графа Стецкого из м. Романова:

1)   Боевые часы на сумму.                                 800 р.

2)   Колокола к ним.                                             200 р.

Итого. .            1000 р.

IV. Других частных пожертвований на    ..       70 р.

А всего 2335 р.

Сюда же наконец нужно отнести даровые подводы и рабочие дни, которые о. Стефаном исчислены по следующей примерной смете:

1) Подвод на доставку 50 кубических саженей камня, полагая по 20-ти подвод на сажень, по 75 к. подвода                                                                                  750 р.

2)  Подвод дли доставки 300 сосен по две пары

лошадей на каждую по 1 р. 50 к. за подводу на                                           450 р.

3)  Подвод для вывозки меньших 120 сосен,

по паре лошадей на каждую по 75 к. за подводу на                            90 р.

4)   При вывозке остального дерева, как то дубов,

Подвал, досок и проч. Вышло подвод не менее 600 по той

Же цене на                                                                                                      450 р.

5) При вывозке песку, глины, гипса, железа,

Также лишней земли с церковного погоста употреблено

Подвод около 200 на                                                                                   150 р.

6) Пешими рабочими днями на подноску камня,

при постройке фундамента, подготовку извести,

на нивеллировку места возле новой церкви, разборку старых

церквей, домов, фундаментов, и посадку деревьев на

церковном погосте, и пр. и пр. вышло душ не менее 1000,

полагая таковым средним числом по 40 к. в день .                              400 р.

А всего .           2290 р.

Мы не говорим здесь, сколько лично было потрачено при этом о. Стефаном на разные поездки в Житомир, Почаев и т. п., на .угощение гостей нужных для дела, подчивание разного рода рабочих и пр. и пр. Кроме сего во все время постройки и раскраски храма о. Стефан отдавал безмездно для помещения рабочих собственный свой дом, находящейся при бывшей Крестовоздвиженской, ныне Богородично-Почаевской церкви, доставлявший ему дохода от 100 до 150 р. й болЕе в год.

За сим расходование наличных сумм во все продолжение постройки производилось в следующем порядке:

Если теперь к полученной таким образом сумме расхода присоединим: 1) примерную сумму, исчисленную выше за даровой материал в количестве 2, [335] руб.; 2) сумму за даровые подводы и рабочие дни в количестве 2, [290] руб.; 3) количество долга, еще не уплаченного Попечительством на сумму 1, [521] руб. и наконец 4) расходы, понесенные бывшими церквами в виду предполагаемой постройки новой церкви на сооружение новых киотов, предназначаемых для той же церкви, приобртение подходящей утвари и ризницы, и т. п., исчисленные о. Стефаном по приходо-расходным книгам с 1866 по 1875 год на сумму 2, [612] руб. 36 к., то получим, что в общей сложности новая церковь со всеми своими приспособлениями и пристройкою сторожевого дома при ней, также каменною кругом оградою, обошлась строителям более 20, [000] руб. сер.

Честь и слава храмоздателям, совершившим столь славное, святое дело во славу Божию. Не забудем, что вся постройка новой церкви произведена была в самую тяжкую пору Восточной войны 1877 – 78 года, когда не только Полонские крестьяне, но и все отечество наше переживали тяжелый финансовый кризис. Но чего не может сделать доброе намерение и энергия при помощи Божией? Тем паче это приснопамятное дело заслуживает глубокого внимания и искренней признательности, что с окончанием его о. Стефан и преданное ему Попечительство и не думали успокоиться. Еще не кончены были работы и сооружения по Богородично-Почаевской церкви, как, стараниями о. Стефана, прихожане начали готовить материал и средства для сооружения на кладбищее новой церкви во имя Преподобных Иова Игумена Почаевского и Феодора Князя Острожского. На сооружение этой церкви пошла часть дерева из бывшей Сретенской церкви; сюда же вошел и иконостас этой церкви. Но при всем этом сооружение новой цоркви обошлось храмоздателям более 2, [000] руб. сер.

Благодаря энергии и настойчивости о. Стефана Кладбищенская церковь сооружена была почти в одну весну 1881 г., так что к концу июля того же года она совершенно готова была к освящению. Вследствие прошения о. Стефана на имя Управлявшего тогда Епархией Волынской, за отсутствием Высокопреосвященнейшего Димитрия, Преосвященнаго Виталия, освящение новой церкви дозволено было старейшему в семье Хойнацких из дома о. Феодора Хойнацкого, Профессору Богословских наук в Историко-филологическом Институте князя Безбородко в Нежине, Магистру Богословия, Протоиерею Андрею Хойнацкому. Днем освящения назначено было 2 августа 1881 г., каковое и совершено было о. Протоиереем в сослужении ближайшего родича своего, мужа сестры Александры, Священника м. Любара Иулиана Сидоровича и Полонского Священника, помощника местного Благочинного, Александра Даниловича. О. Стефан, по обычаю, служил в этот день раннюю литургию в Богородично-Почаевском храме и за тем счастливый и радостный присутствовал при освящении нового храма, устроенного по его старанию, над самою могильною усыпальницею своих родителей. В это время, смотря на светлое, симпатичное лицо неутомимого труженника, никому и в голову не приходило, что менее, чем через год он сам сложит кости свои в той же самой усыпальнице, которую теперь нарочито расширил для себя и для родных. А между тем смерть давно уже сторожила в лице его свою жертву....

И не могло быть иначе при тех неустанных тяжких трудах, которые о. Стефан, можно сказать, во все течение жизни своей постоянно брал на себя, несправляясь с своими силами и в особенности с своим здоровьем, лишь бы делать, делать и делать во славу Божию и во благо ближним. Все близко знавшие покойного справедливо замечают, что он нарочито спешил работать, без сомнения, предчувствуя сердцем и душею, что работать ему суждено было не долго. А дела было так много, так много....

Слабый от колыбели о. Стефан родился в 1839 г. В 1848 г. он был определен вместе с братом своим (ныне Протоиереем Андреем) в Кременецкое Духовное училище, минуя первый класс бывшего тогда приходского училища, во второй класс оного, и то прямо на второй год. Помянутый год между прочим глубоко запечатлелся в памяти братьев не потому только, что в этом году они поступили в училище, но и потому, что тогда же отец их чуть не умер от холеры, и в этом году гостил у них в течении вакаций бывший Студент Невской Духовной Академии, Иван Руднев, ныне Высокопреосвященнейший Иоаникий Митрополит Московский. Руднев приезжал на Волынь с братом матери Хойнацких Захарием Сольским (скончавшимся в звании настоятеля Крестовоздви-женской церкви в Житомире), и своею простотою, редким умением обращаться с детьми и любовью к труду оставил сильное впечатление в душах молодых людей, неизгладившееся у них до последнего времени.

В школе о. Стефан испытал обычную тогда судьбу двух братьев, определенных в один и тот же класс. Считая себя немощным физически и умственно, он положительно плелся вперед, следуя благопопечению своего старшего брата, который всякими правдами и неправдами обязан был передавать ему готовые задачи, напр. в бумажке, которою закупорена была чернильница, писать за него те же задачи дома, и т. и. Так было почти до философского класса, когда дух самодеятельности сразу пробудился в юноше, и он стал работать не хуже брата, с которым и окончил курс семинарии в 1859 г. с званием одного из первых студентов первого отделения той же семинарии. Следуя внушениям брата, бывшего в Невской академии, о. Стефан тоже начал было готовиться в академию, но при этом, почувствовав свою физическую слабость, он в 1860 году женился на дочери священника м. Городницы, Новград-Волынского уезда, Домники Скобельской, и в том же году, Ноября 6 дня Преосвященным Антонием рукоположен во священника к Городницкой Свято-Георгиевской церкви, – на место своего тестя.

Уже в течении пятилетнего служения своего в Городнице о. Стефан заявил себя с самой лучшей стороны, обновивши почти во всех частях свою приходскую церковь и поставивши прихожан в такое положение к храму, что они, несмотря на свою полесскую натуру, с охотою жертвовали на обновление его и с любовью стали посещать его, побуждаемые к тому поучениями о. Стефана и его благолепным, глубоко прочувствованным священнослужением. Ставши же Священником в Полонном, о. Стефан еще более расширил свою пастырскую деятельность. Сверх постройки Богородично-Почаевского приходского и Иовле- Феодоровского кладбищенского храмов, он в течении нескольких лет состоял членом училищных и епархиальных съездов, а в 1871 г. состоял даже председателем духовно-училищного Житомирского съезда. В 1866 г. о. Стефан определен был законоучителем Полонского приходского училища, в каковой должности состоял по 1870 г. В 1877 г. он определен был Законоучителем Полонского двух-классного народного училища и тогда же избран председателем Педагогического совета того же училища. В том же году, по назначении Епархиального начальства, исправлял должность лазаретного Священника в Новоселецком госпитале Красного Креста, в каковой должности с редким усердием прослужил, подвергая жизнь свою явной опасности в особенности от свирепствовавшего в том лазарете тифа, до закрытия лазарета в 1878 году.

В 1878 же г. о. Стефан определен был училищным начальством к должности заведывающего Полонским двух-классным Народным училищем по части педагогической, нравственной и хозяйственной, в каковой должности оставался до своей кончины, употребляя всевозможные меры для обеспечения и процветания вверенного ему училища по всем частям его. Так заботливостью и стараниями своими о. Стефан совершенно обновил училищный дом, выпросил у соседних помещиков и у местного помещика графа Карвицкого материалу на постройку при училище квартир для учителей и общежительного дома для учеников, прибывающих в Полонское училище из других сел, для продолжения учения, выкопал на училищном дворе колодезь, и наконец, заботливостью своею, возвратил училищу более 30-ти десят. земли, поступивших было, по оплошности прежних Полонских учителей, в ведение помещика. Не говорим уже о том, сколько покойный сам жертвовал на Полонское училище книгами, иконами в классы и ученические квартиры, и т. п. За таковые труды свои о. Стефан в 1876 г., по благословению Преосвященного Агафангела, награжден был набедренником, а в 1879 г., по представлению селеского схода, «за неутомимые труды свои по сооружению новой церкви и заботливость о народном образовании» награжден скуфьею, – и в том же году «за безмездное и усердное исправление треб при Новоселецком госпитале», награжден был Высочайше утвержденным знаком отличия Краснаго Креста.

Вместе с этим, посвящая лучшие силы свои на служение церкви и народному образованию, покойный о. Стефан не чужд был и интересов науки, для чего сам выписывал немало книг, и в тоже время состоял членом – Корреспондентом Церковно-Археологического общества при Киевской Духовной Академии, в каковое общество, или вернее сказать, в Музей онаго высылал почти ежегодно немало редких археологических вещей, которые нарочито собирал, странствуя по соседним церквам, и вообще добывая оные, где только находил к тому возможность.

Мы не исчерпали бы всей полноты оригинальной деятельности и личности о. Стефана, пропустивши сказать еще об одном роде его занятий, которые немало отнимали у него времени и часто стоили тяжких хлопот, но за то поднимали покойного на высоту, на которую удается подняться не многим нашим священникам. Еще при покойном отце Стефана был обычай, что прихожане почти со всеми семейными спорами обращались к старику, и его решение считали не подлежащим изменению. При о. Стефане этот род духовного третейского суда в лице его достиг редких размеров. К нему за решением разных споров обращались не только его собственные прихожане, но и прихожане других Полонских приходов, и даже некоторые из соседних сел. Так как это приходилось в многотрудную пору сооружения новой церкви, то о. Стефан очень часто пользовался случаем, и получал за примирение враждующих известную сумму «на церковь», что примирившиеся делали тем охотнее, что суд о. Стефана считался безапелляционным, будучи всегда строго прав и безобиден как по отношению к истцам, так и к ответчикам. Случалось, что о. Стефану приходилось подниматься с постели в полночь, чтобы развести враждующих, или мирить таким образом даже крестьян с евреями, и никто из них потом не шел искать суда далее.⁹¹⁰

Мы могли бы указать и на другие черты нравственной деятелеьности покойного, как он готов был всегда отозваться на помощь по первому востребованию нуждающихся,⁹¹¹ как напр. собирая хлебы по приходу за молитву, он нередко оставлял эти хлебы в домах неимущих, как во все продолжение своего священства никогда не торговался с прихожанами за требы, находя величайшее утешение погребать бедных со всем церковным парадом, как любил он служить в церкви, для чего между прочим, завел у себя обычай еженедельно служить по Субботам с акафистом Божией Матери, как почти ни одной службы не оставлял без проповеди, не стыдясь прочитывать готовые поучения и составляя свои, и пр. и пр. Но об этих и подобных делах сам покойный не любил много распространяться, предпочитая служить Богу и ближнему более делом, чем словом. Да будет ему за то вечная память на небеси....

По освящении Кладбищенской церкви в августе 1881 г. о. Стефан думал было отдохнуть. Но его кипучая натура нашла новое дело. Он начал строить дом для себя, не предполагая, что ему уже уготовано было место вечного упокоения в могиле. В наступившую осень ему стало плохо, а зима окончательно подрезала его. Не смотря на это покойный крепился до самого марта 1882 г., когда окончательно слег в постель и уже почти не вставал с нее.

День 23 апреля был последним знаменательным, торжественным днем в жизни о. Стефана. Накануне этого дня была получена из Афона давно ожидаемая им прекрасная «Икона Почаевской Божией Матери», высланная из Русского Пантелеимонова монастыря, благодаря стараниям Протоиерея А. Ф. Хойнацкого, схимонахом этого монастыря, строителем Богородичного храма на Афонской Горе, Киприаном Бирюковыми. Так как в день 23 апреля, по случаю празднования памяти Великомученика Георгия, в Полонном издревле собирается большая ярмарка при церкви Великомученика, то и теперь собралась такая же ярмарка при Богородично-Почаевской церкви, в коей находится придел Георгиевский. Количество съехавшегося со всех окрестных сел народа в этот день увеличилось еще тысячами Полонских обывателей, которые, будучи извещены заранее о прибытии Святой Иконы, нарочито собрались у церкви, чтобы встретить Царицу Небесную. Немощный, можно сказать, смертельно телом, но всегда крепкий духом и глубокою верою в Пресвятую Богородицу, о. Стефан, не взирая на строгие запреты врачей и просьбы родных, поднялся с постели и поехал на Полонский вокзал, отстоящий от его дома верст более чем на две, где находилась св. Икона по прибытии с Афона. Здесь больной, еле держась на ногах, сам отслужил молебен Божией Матери, и отсюда же благословил на дальнейшее шествие крестный ход, устроенный народом ради перенесения Иконы. За сим о. Стефан поехал в свою Богородично- Почаевскую церковь и здесь опять встретил Царицу Небесную с сонмами присутствующего народа, и по внесении святой Иконы в церковь, сказал глубоко-прочувствованное слово, в коем вылилась вся душа его и неизменное упование на Божию Матерь, как бы нарочито теперь пришедшую от благодатных Гор Афонских, чтобы напутствовать елеем высшего утешения усталого труженика, столь много и преискренно потрудившегося во славу Пресвятого ее имени. Поручив всех присутствующих, и ближних и дальних, заступлению Царицы Небесной, о. Стефан отправился домой, и хотя потом еще несколько дней поднимался с постели, но при этом так стал чахнуть, что не нужно было владеть и врачебным искусством, чтобы сказать, что дни его сочтены... Вскоре почувствовал это и сам больной, и первым делом изъявил желание пособороваться и причаститься святых таин. После сего он прожил до 1-го мая, в каковой день, в 7-мь часов утра, мирно предал дух свой Господу. И тот же народ, который за три недели пред сим в несчетном количестве встречал с ним икону Пресвятой Девы, 22-го мая проводил его в таком же количестве на вечный покой в родовую усыпальницу под Иовле-Почаевскою Кладбищенскою церковью, которую, как мы сказали, он заранее приготовил для себя рядом с гробами отца своего и матери.

Усопший писал весьма много не только деловых бумаг, но и разного рода статей, поучений, описаний и т. п. Некоторые из них напечатаны, как напр. «описание празднования по случаю совершившегося двадцатипятилетия Царствования покойного Государя Императора Александра Николаевича в Полонном» (Волын. Епарх. Ведом. 1880 года) и друг. Кроме этого о. Стефан оставил замечательную «автобиографию», написанную им на десятках листов убористого письма, доведенную до августа 1881 г. В ней, не щадя себя и не скрывая пред собою своих недостатков, покойный описывает все важнейшие моменты своей жизни от рождения своего до освящения Иовле-Почаевской церкви. Глубокая вера в Бога и особенно замечательная преданность Божией Матери проникает весь труд о. Стефана и дают ему тем больший интерес, что для прославления Царицы Небесной он, можно сказать, положил и жизнь свою. Читатели наши отчасти знакомы с автобиографией покойного, так как отрывками из нее мы пользовались для выражения чувств усопшего при освящении его Богородично-Почаевской церкви. Но будучи искренен и справедлив в отношении к себе самому, о. Стефан не щадил в своей биографии и других, которые так или иначе не подходили под уровень его нравственных убеждений или в том или другом отношении стояли на пути его кипучей деятельности. Потому при всем несомненном интересе, автобиография о. Стефана не может быть напечатана в настоящее время. За то будущий историк не только Богородично-Почаевского прихода, но и всего духовенства Волынской Епархии найдет в ней очень и очень много, как по части бытовой, так и религиозно-нравственной.

I. Богородично-Почаевская церковь в м. Полонном, с двумя имеющимися в ней приделами в память Воздвижения Честнаго Креста Господня и во имя Св. Великомученика Георгия, в основе своей имеет вид креста, увенчанного посредине большим осмиугольным куполом с четырьмя малыми глухими куполами по сторонами и просторною тут же высокою колокольнею в пять ярусов. Вся эта церковь сооружена в русско-византийском стиле из крепкого дубового и соснового дерева, на громадном каменном фундаменте из местного гранита, который в иных местах возвышается над землею на полтора аршина и более. Кроме того под колольнею устроен каменный погреб для хранения церковного вина, деревянной церковной посуды и проч.

Длина церкви 32 аршина, ширина в перекрестных стенах 21 аршин. Высота ее в главном куполе 32 аршина, а в колокольне 36 аршин, за исключением крестов, которые, как на главном куполе, так и на колокольне, имеют по 3 аршина и более.

В церковь ведут пять больших дубовых, растворчатых дверей, из коих самые главные проходят чрез колокольню, которая в нижнем этаже служит вместе и притвором для церкви. Здесь, в этом притворе имеется тоже двое дверей, одна по правую и другая по левую руку, из коих первая идет в кладовую для хранения церковных свечей, воску, также раздвижной стены от теплого придела, и т. п. Другая дверь ведет на верх колокольни, где на втором этаже помещаются хоры для певчих, и направо, в особом отделении церковный архив. Еще выше – третий этаж, на коем с правой стороны устроены боевые часы; отсюда же на восток особые дверцы для входа под крышу, что на церкви, а снаружи, на особых балках, выдающихся к югу, часовые колокола с молотками. Четвертый этаж колокольни весь занят складом старинных икон и других вещей, оставшихся от упраздненных храмов; отсюда же ход на церковную крышу. Наконец пятый этаж занят колоколами, каковых здесь имеется пять: 1) самый большой, соборный колокол отлитый 8 июня 1877 года, с надписью: «старанием священника Стефана Хойнацкого в честь иконы Почаевской»; в нем весу 32 пуда и 20 фунтов; 2) так называемый будничный колокол; оставлен из колоколов Георгиевской церкви, где он был главным; он весит 9 пудов п 9 ф. и, как видно из надписи, вылит в 1791 году; 3) меньший колокол в 4 пуда 20 фунтов; 4) еще меньший в 1 пуд 30 фунтов; оба они взяты из той же Георгиевской церкви, и тоже отлиты были в 1791 г.; и наконец 5) самый меньший весом в 1 пуд 6 ф. перенесен из церкви Сретенской, для которой, как видно из надписи, отлит был в 1788 году.

Внутри церковь разделяется на три больших отдела, из коих в самом среднем, или главном помещается главный престол в честь Чудотворной иконы Божией Матери Почаевской. Далее направо, в южном отделе придел Крестовоздвиженский и налево, в северном отделе придел Георгиевский. В первом из этих приделов, или Крестовоздвиженском помещается собственно теплый придел, для каковой цели в нем 1) пол и потолок, а также и все двери и окна двойные; 2) все стены положены на мох, и 3) в самом приделе поставлена одна большая каменная печка, обтянутая железом для отопления; – 4) на зиму этот придел отделяется от средней части храма большою складною, досчатою сверху и стеклянною внизу стеною, которая вся закитовывается, чтобы не пропускать холода.

В главной части храма иконостас, перенесенный из бывшей Георгиевской церкви, для каковой цели между прочим сама эта часть, по размеру, и устроена так, чтобы в ней можно было поместить означенный иконостас. Иконостас этот, как мы видели, устроен еще о. Феодором Хойнацким в 1847 году. Только стараниями о. Стефана в 1880 году в нем переписаны вновь все апостолы в третьем ярусе, и пророки в четвертом ярусе, также северные и южные вратницы, и т. п. В то же время весь фон иконостаса раскрашен вновь под мрамор и бронзу во многих местах, что дает этому иконостасу весьма приличный вид, вполне соответствующий своему назначению. – В нижнем ярусе иконостаса – местные иконы, нарочито для этого заказанные в Почаевской Лавре, Протоиереем Андреем Хойнацким, из коих главная или храмовая икона Почаевской Божией Матери представляет факсимиле подлинной чудотворной иконы Почаевской, только в больших размрах, с так называемыми предстоящими, по правую сторону: Пророком Илиею и Мученником Миною; по левую: Первомучеником Стефаном и преподобным Аврамием, и внизу, под ликом Богоматери: великомученицею Екатериною, преподобною Параскевою и святою Ириною. Под этими последними, в самом нижнем основании иконы, изображение Лавры Почаевской, знаменование местного положения иконы Почаевской. Следующая затем местная икона Спасителя представляет снимок такой же местной иконы Спасителя в царском иконостасе Почаевского Успенского Собора. Местная икона Божией Матери изображает Явление Божией Матери на скале Почаевской в столпе огненном, положившее начало Цельбоносной Стопе Почаевской. Последняя местная икона содержит изображение Преподобного Иова, чудотворца Почаевского, как он написан в том же Царском иконостасе Успенского Собора в Почаевской Лавре.

Иконостас в южном или Крестовоздвиженском приделе искусно составлен, по плану о. Стефана, из бывшего горнего места Сретенской церкви. На нем местные иконы Спасителя и Божией Матери в медных, позолоченных ризах, стоявшие прежде в иконостасе Георгиевской церкви. Ризы на них устроены старанием о. Феодора Хойнацкого во время Севастопольской войны ратниками Владимирского ополчения, стоявшими тогда в Полонном в 1856 году. Царские врата в иконостасе из Сретенской церкви, обновленные в 1880 г.; поверх иконостаса резной золоченный крест, с пьедесталом, на коем изображено положение Спасителя во гроб, из той же церкви, где прежде он составлял принадлежность поуниатского цибория. Сбоку иконостаса, направо киот, находившийся прежде в Георгиевской церкви, с иконою Преподобного Иова Почаевского. Ныне в нем храмовая икона Воздвижения Честнаго Креста Христова, искусно написанная живописцем Павловским при обновлении иконостасов в 1880 г. Отсюда на стене между киотом и иконостасом икона Сретения Господня в резной серебрянной раме и в деревянной золоченной ризе, бывшая прежде храмовою иконою в иконостасе Сретенской церкви. В параллель к этой иконе и киоту, в противоположном углу Крестовоздвиженского придела, размещены два резных, золоченных, выносных креста, сохранившихся из прежде бывших церквей Крестовоздвиженской и Сретенской.

В Северном или Георгиевском приделе иконостас составлен из остатков бывшего старинного, или вернее сказать, первоначального иконостаса Крестовоздвиженской церкви, уцелевшего после реставрации его при о. Феодоре Хойнацком в 40-х годах. До последнего времени остатки эти стояли по углам в задней части Крестовоздвиженской церкви. Состоящие в означенном иконостасе местные иконы Спасителя и Божией Матери старинного византийского письма составляют древнейшие иконы в новом храме. Храмовая икона Св. Великомученика Георгия помещается параллельно храмовой иконе Воздвижения у северной стены храма, в том самом киоте и в том самом виде, в каком она стояла в бывшей Георгиевской церкви, где она также издревле была храмовою иконою. Тут же на стене между киотом и иконостасом помещается другая знаменательная икона Св. Великомученика Георгия, именуемая Нежинским, составляющая точную копию чудтворной иконы св. Великомученика, находящейся в Благовещенском Нежинском, мужском монастыре Черниговской губернии. Она устроена на чеканном золотом фоне усердием Протоиерея Андрея Хойнацкого «в возблагодарение Господу Богу, Пречистой Его Матери и св. Георгию за благодатное исцеление его дочери Елены от постигших ее преемственно одна за другой болезней: воспаления легких и скарлатины, после того как икона Великомученика была поднята и принесена в дом к болеьной для отправления молебна и акафиста в Декабре 1880 года». Как и в южном приделе, параллельно этой иконе и киоту с храмовою иконою Св. Георгия, в углу поставлены два выносных креста из прежних церквей.

Следующие за сим части храма украшены девятью особыми киотами, перенесенными также из прежних церквей.

Первый из этих киотов находится на Горнем месте в главном или великом Богородично-Почаевском алтаре с изображением Распятия Господня. Киот этот выделен из бывшего о пяти иконах большого киота, находившегося в алтаре Крестовоздвиженской церкви, устроенного о. Феодором Хойнацким в 1857 году. Написанная на нем икона Распятия Господня одна, и едва ли не единственная из лучших икон бывшего Полонского живописца Ивана Дроботынского. Вверху киот завершается иконою Пресвятыя Троицы в особенных золоченных, декоративных рамах старинного письма, находившеюся прежде в Крестовоздвиженской церкви на киоте с иконою Святителя Николая Чудотворца.

Второй киот находится на горнем месте в алтаре Крестовоздвиженского придела с изображением св. Угодников Волынских: Святителя Стефана, Епископа Волынского, Благоверного Ярополк а, князя Владимиро-Волынского, Святой Иулиании девы, княжны из Домбровицы – Ольшанской, Проподобного Феодора, князя Острожского, Преподобного Иова, Игумена Почаевского и св. Священномученика Макария, архимандрита Овручского. Киот этот устроен о. Стефаном Хойнацким для бывшей Крестовоздвиженской церкви; в память чудесного спасения Государя Императора Александра Николаевича от угрожавшей ему опасности в Париже 25 Мая 1866 года, применительно к рисунку брата его, бывшего тогда Профессором Волынской Семинарии, о. Андрея Хойнацкого, удостоившемуся Высочайшего внимания покойной Государыни, Императрицы Mapии Александровны.⁹¹² На том же киоте отмечены и другие годы, ознаменованные явлением особой милости Божией в хранении драгоценных дней Государя Императора.

Третий киот находится в алтаре Георгиевского придела, также на горнем месте. Он устроен о. Стефаном одновременно с означенным выше вторым киотом для той же Крестовоздвиженской церкви и содержит в себе под деревянною золоченною ризою старинную икону этой церкви, изображающую Богоматерь с предвечным Младенцем, пред которою прежде совершался торжественный акафист в Похвальную Субботу; теперь такой же акафист совершается пред нею при открытых царских вратах в день Благовещения Божией Матери.

Из остальных киотов четыре размещены в западной половине; главной или средней части храма, в углах, образующихся от соединения стен, поддерживающих заднюю часть большого купола. – В одном из этих киотов, с правой стороны, находится икона Св. Великомученицы Варвары в деревянной резной, золоченной ризе, и параллельно ему, в другом киоте, с левой стороны, – такая же икона Св. Великомученицы Екатерины. Оба эти киота находились в Георгиевской церкви, для которой устроены были, старанием жены бывшего старосты Михаила Горбыка Екатерины, так называемыми сестричками,⁹¹³ на складочные деньги в 1867 – 68 г. У каждого из этих киотов, под прямым углом помещаются следующие два киота, находившиеся прежде в Крестовоздвиженской церкви, один направо с иконою Св. Равноапостольной Марии Магдалины, и другой налево, с иконою Преподобного Онуфрия Beликого. Первый устроен членами так называемого Полонского «цеха Горшечников», а другой сестричками, на складочные деньги, в память спасения от холеры, бывшей в 1872 году.

Последние два больших киота (8-й и 9-й) помещаются в приделах, один в приделе Крестовоздвиженском, у южной стены храма, направо от дверей, с иконою Святителя Митрофана Воронежского; он устроен старанием священника Феодора Хойнацкого для бывшей Крестовоздвиженской церкви в 40-х годах. Другой, параллельно ему, в Георгиевском приделе, с иконою Святителя Николая Чудотворца; устроен еще в 30-х годах священником Симеоном Хойнацким и тоже перенесен из Крестовоздвиженской церкви.

Все означенные девять киотов обновлены в 1880 году и перекрашены под мрамор, под стиль иконостаса, художником Захарским. Пред ними постоянно служатся молебны и акафисты изображенным на них святым угодникам по заказу и желанию прихожан.

Во всех прочих местах Богородично-Почаевская церковь вся оштукатурена внутри гипсом или алебастром, и за тем по нему росписана художником Захарским масляными красками, под стиль альфреско в 1879 – 80 году. Кроме оригинальных, как будто бы натуральных карнизов, колонн, пилястров, цоколей и других разного рода орнаментальных изображений – расписание это особенно обращает на себя внимание весьма удачно подобранными надписями из Священного Писания и богослужебных книг, расположенными во всех частях храма, где только открывалась к тому возможность. Надписи эти, сделанные славянскими золоченными буквами, по мысли и расположению Настоятеля церкви совместно с братом его Протоиереем А. Хойнацким, следующие: во-первых, входя в притвор храма, что под колокольней, вы видите на потолке св. Ангела с хартиею, на которой начертаны следующие слова, в утешение всем благоговейным посетителям храма: «Господь сохранит вхождение и исхождение твое от ныне и до века». За тем, по входе в западную часть храма, взоры молящихся останавливаются на прекрасной молитве, начертанной на большой, отвесной стене под куполом, как нельзя более, храктеризующей цель и назначение нового храма с посвящением его во имя Царицы Небесной: «Кто притекаяй в храм твой, Богородице, не приемлет исцеления душевного, вкупе же и телеснаго, Пречистая». Отсюда на потолке по направлении к хорам, в сиянии икона Божией Матери Почаевской, как бы осеняющая всех вступающих в храм ее с не менее знаменательною надписью, или точнее сказать, припевом из акафиста в честь этой иконы: «Радуйся похвало Почаевская, надеждо наша и утешение».

Далее на самых хорах, на потолке хор поющих ангелов с надписью на облаках: «Пойте Богу нашему, пойте разумно», – а пониже от них, на большой западной стене храма, над главною входною дверью, в особых декоративных рамах, вкратце изложена история сооружения храма: «Во славу Святыя, единосущныя, животворящия и нераздельныя Троицы создася храм сей в честь чудотворной Иконы Божией Матери Почаевской, с двумя в оном приделами Крестовоздвиженским и Георгиевским, В благополучное Царствование Его Величества, Государя Императора Александра Николаевича II-го, благословением же блаженныя памяти Агафангела, Apхиeпископа Волыцского и Житомиpcкого, Священно-Архимандрита Почаевской Лавры, старанием и усердием Настоятеля, Священника Стефана Хойнацкого, на средства Церковно-приходского Попечительства и прихожан, с 1876 по 1877 год. В нем боковые приделы освящены, по благословению Преосвященнейшего Димитрия, Apхиепископа Волынского и Житомирского, Архимандритом Тригорского Монастыря Мелитоном , 25 и 26 Сентября 1877 года; главный же престол освящен Преосвященнейшим Виталием, Епископом Острожским , Викарием Волынским, року Божия 1880-гo, месяца Сентября 21 дня».

Купол весь раскрашен декоративными вазами, пилястрами и решеткою. Отсюда на восточной стене, над главным иконостасом Бог Отец с Предвечным Сыном в лоне и Святым Духом, окруженный херувимами. В парусах храма четыре ангела: ангел молитвы с кадильницею в руках, ангел хранитель с душею младенца на персях, ангел благословения с поднятыми вверх к Богу руками, и ангел славословия с хартиею в руках, на коей написано: «Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение». Ниже, под ангелами, на карнизе кругом купола большими золоченными буквами написано: «Достойно и праведно есть покланятися Отцу и Сыну и Святому Духу, Троице единосущной и нераздельней».

В следующей за сии главной алтарной части на потолке прекрасной резной работы, золоченное изображение Духа Святаго в лучезарном сиянии, с золоченными звездами, окруженного херувимами. – По карнизу, окаемляющему алтарь, кругом надпись: «Свят, свят, свят Господь Саваоф, исполнь небо и земля славы Твоея».

В южном приделе храма все декоративные украшения и надписи приспособлены главным образом ко Кресту Господню, в честь коего посвящен этот придел. – Отсюда над иконостасом надпись: «иже хощет по мне итти, да возмет крест свой, и по мне грядет». Далее на большом потолке громадный крест, сделанный из выпуклых, золоченных звезд, посреди облаков, у которого сверху написано: «Сим побеждай», а внизу: «Кресту Твоему покланяемся, Владыко, и святое воскресение Твое славим». Над самыми южными дверями, в особой орнаментации, тропарь Кресту: «Спаси, Господи, люди твоя, и благослови достояние твое», и т. д. до конца. – Еще далее, в передней части того же придела, на потолке символическое изображение веры, надежды и любви с надписью: «Ныне же пребывают вера, надежда и любы, три сия; больши же сих есть любы», – и тут же наконец, над входными западными дверями надписе: «иже не приимет креста своего и во след Мене не грядет, несть Мене достоин».

Параллельно этому в северном приделе, применительно к его посвящению во имя Св. Великомученика Георгия, над царскими вратами написано: «несть сие, но дом Божий, и сия врата небесная». Далее на потолке в звездах, посреди облаков св. крест, перевитый мученическою, пальмовою ветвию и над ним рука, как бы выходящая с небес, испуская победные венцы. Внизу этого изображена надпись: «Мученицы Твои, Господи, во страданиих своих венцы прияша нетленные от Тебе Бога нашего». Над большими же северными дверями тропарь Великомученику Георгию: «Яко пленных свободитель и нищих защититель, немощствующих врач, царей поборниче, победоносче Георгие, моли Христа Бога, спастися душам нашим». – Отсюда в задней части того же придела на потолке Всевидящее око, с надписью: «На кого воззрю, токмо на кроткаго и смиреннаго и послушающаго словес моих», и, наконец, над входными западными дверями надпись: «О имени Господнем с миром изыдем».

В алтарной части южного придела, над престолом на потолке написаны в сиянии две крестообразно сложенные руки, возносящие св. дары на дискосе и в потире, под коими подпись: «Твоя от твоих Тебе приносяще о всех и за вся».

Параллельно этому в северном приделе на потолке изображение крестообразно сложенных рипид с дикирием и трикирием. Под ним подпись: «Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь имать живот вечный».

Кроме этого, в главном Богородично-Почаевском алтаре, в особых золоченных под стеклом рамах поставлены на восточной стене две плащаницы, шитые золотом по малиновому бархату, – одна, бывшая в Крестовоздвиженской церкви, купленная еще при о. Феодоре Хойнацком в 1861 году, и другая из церкви Георгиевской, купленная, при о. Стефане, крестьянином Романом Соколовским, на его собственные деньги в 1868 году. Третья такая же плащаница, купленная крестьянином Лукианом Верещинским в 1870 году для Сретенской церкви, за неимением места, хранится в особых рамах на хорах.

Из икон, находящихся в новом храме, обращают на себя внимание прежде всего четыре иконы, размещенные по стенам главного алтаря: 1) икона Святителя Николая Чудотворца в деревянной золоченной ризе; 2) икона Святителя Митрофана в такой же ризе; 3) икона Св. Великомученика Георгия на золоченом фоне; все эти три иконы были местными в иконостасе Георгиевской церкви, где ныне в том же иконостасе, находящимся в главной Богородично-Почаевской части храма, находятся иконы, устроенные протоиереем Андреем Хойнацким; 4) икона, находящаяся тут же в главной алтарной части с изображением Воздвижения Креста Господня, была храмовою иконою Крестовоздвиженской церкви, для коей и сооружена была в 1870-м году.

Осталеные иконы размещены на жертвенниках и в параллельных им местах новой церкви, а именно: 1) в главном алтаре на жертвеннике икона Киево-печерской Божией Матери с Антонием и Феодосием в золоченных резных ризах под стеклом, и параллельно ей такая же икона Божией Матери Почаевской. Обе эти иконы устроены были о. Феодором Хойнацким и находились прежде в Крестовоздвиженской церкви над киотами, вошедшими ныне в состав иконостаса Георгиевского придела; 2) в южном приделе на жертвеннике икона Божией Матери в деревянной золоченой ризе, и параллельно ей икона Христа Спасителя, грядущего на суд с огненным мечем в руке и с предстоящими коленопреклонными ангелами; обе из Крестовоздвиженской церкви; и 3) наконец, в северном приделе на жертвеннике икона Спасителя в деревянных, золоченых рамах, и параллельно ей такая же икона Архистратига Михаила, из Сретенской церкви.

Кроме этого еще в самой церкви, пред иконостасами в обоих приделах, находятся две так называемых девичьих (дивоцских) выносных икон, с изображениями по обоим сторонам, для ношения в крестных ходах, по местному обычаю, крестьянскими девушками. На одной из этих икон, стоящей у иконостаса в южном приделе, с одной стороны находится изображение Св. Александра Невского, а с другой Романа и Aгафьи, применительно к именам лиц, устроивших ее на свой счет – Романа и Aгафьи Соколовских, для бывшей Георгиевской церкви. На другой иконе, помещающейся в северном приделе, с одной стороны – изображение иконы Божией Матери Почаевской, а с другой – Святой Иулиании Девы княжны Ольшанской. Она устроена девицами бывшего Крестовоздвиженского прихода на их складочные (дивоцские) деньги.

Тут же в средней части храма, на особом тетраподе, ближе к южному приделу, помещается известная уже нам Афонская икона Божией Матери Почаевской, пожертвованная схимонахом Киприаном в 1882 году. Она вышиною в 1, [5] аршина, вся на плотной кипарисной доске, самаго художественного византийского письма. Народ глубоко чтит эту св. икону, так что не бывает службы, чтобы кто-либо не служил молебна пред нею. Пред нею же каждонедельно совершается общий акафист по субботам по обычаю, заведенному покойным о. Стефаном Хойнацким.

За сим церковь во многих местах декорирована хоругвями, каковых со всех трех бывших церквей, за исключением старых, в настоящее время насчитывается около 30-ти. Хоругви эти расставлены покойным о. Стефаном симметрически по стенам, к которым , прикрепляются железными крючками, да две из них поставлены у клиросов в обоих приделах. Между ними есть старинные с 1805 – 1814 г. В числе этих хоругвей имеются и так называемые Цеховые, о которых речь впереди.

Благодаря тому же обстоятельству, что в новой церкви в настоящее время собраны все ризничные и утварные сосуды и принадлежности из бывших трех церквей, о церкви этой можно по всей справедливости сказать, что она «утварью и ризницею вполне достаточна», хотя особенно редких вещей здесь не имеется. Исключение из этого могут составлять разве Евангелия, из коих первое, самое большее, ныне находящееся на главном престоле, принадлежало прежде Георгиевской церкви. Оно обделано в медный позолоченый оклад с финифтами, Синодальной печати 1815 года. В нем весу более пол-пуда. – Другое Евангелие в приделе Крестовоздвиженском, в красном сукне с серебряными хорошей работы украшениями, Киевской печати 1773 г., находилось прежде в церкви Крестовоздвиженской. На нем надпись: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь. (Сия книга Евангелиe, по обещанию покойного, первоклассного Киево-Никольского монастыря Иеромонаха Сильвестра Бордеженка, в м. Полонное в церковь до Храму Воздвижения честнаго Креста за отпущение его грехов и всех сродников на вечныя времена да будет от церкве неотлучна; надана 1806 года, Мая 5 дня» По преданию, помянутый Сильвестр был из крестьян Полонского Крестовоздвиженского прихода, из фамилии доселе существующих Бордюгов. Значит, не один бывший архиепископ Подольский Иоанникий Полонский происходит из Полонских крестьян;⁹¹⁴ были и другие между ними, которые искали высшей духовной жизни и достигали священных степеней в звании монашеском.

Третье Евангелиe в синем сукне с серебряными 12-й пр. украшениями, Московской печати 1722 года, находившееся прежде: в той же Крестовоздвиженской церкви, замечательно, как памятник, современный созданию этой церкви. Об этом говорится в надписи, сохранившейся на первой странице его: «Cие Евангелие отменил раб Божий Иаков Дятелович с женою своею Евдокиею и сыном своим Николаем, а за побудком Пречестного отца Стефана Колтоновича нам чадом Протопопа Полонского, первого Священника в сей же храм. На що ведомо чиним сим написом, иж за ново храм сей збудованный року 1722, за старанием отчасти и коштом середним того же священника, выж речоннаго Стефана, и припудком сего ж Ктитора, выж реченнаго Иакова Дятеловича и прочих. Року 1730-го и надал оное вечными часы за отпущение грехов своих до храму Всемирнаго Воздвижения Креста Господня, во граде Полонном. А хто бы то поважился оное (св. Евангелие, купленное от мене за власную мою сумму), яким кольвек способом отдалити од выжреченнаго храма Воздвижения Креста Господня, из таковым имети буду суд на втором пришествии, пред нелицемерным судиею».

Оригинальна судьба четвертого Евангелия, принадлежавшего прежде Сретенской церкви, 1751 г. московской печати. Как видно из первой, сохранившейся на ней надписи, оно первоначально находилось в церкви села Ромодданского Черзыма Пензенской губ.: «Сия книга Евангелие напрестольное, Ея Императорского Величества казенное, выдано из конторы новокрещенных дел в Пензенский уезд, в село Ромодданское Черзым, в церковь Божию, Священнику Иоанну Иванову, января 28 дня 1753 года». По другой надписи, «сию книгу Евангелие, купленну до Местечка Полоннаго к церкви Сретенской Господином Никифором Добротынским, жителем Полонским, Старостою Крестовоздвиженским, в местечке Бердичеве, у купца Грека, за рублей 30-ть серебром, с доброхотных дателей, 1816-го года августа 24 дня, за отпущение грехов, (пожертвовал тот же Дроботынский); и освящена приходским священником Иоанном Трушлевичем в той же церкви». Нет сомнения, что помянутый «Купец-Грек» был букинист, один из тех, который, скупая церковные книги по России, развозил их по ярмаркам для продажи. Но каким образом могло достаться в его руки «казенное Ея Величества Евангелие, выданное из конторы новокрещенных дел», – это вопрос, на который мы не беремся отвечать, не имея положительных данных для этого. Не была ли закрыта Черзымская церковь вследствие каких либо обстоятельств? Тогда находящееся в ней Евангелие, как «казенное», могло быть продано с публичнаго торгу и потом Купцом Греком привезено в Бердичев, где и куплено Добротынским для церкви Сретенской.

Потиров с дискосами в новой церкви три; все они низкопробного серебра, хотя вполне пригодны для священнослужения; перенесены из прежних церквей, в коих служили для употребления со времени основания этих церквей. Подобно этому из прежних же церквей перенесены сюда прочие церковные сосуды, как то: дарохранителеьницы, напрестольные кресты, водосвятные чаши, блюда, лампады, предиконные и выносные подсвечники, и т. п. – из тех же церквей перенесены в новую и находящиеся в ней паникадила, числом 4, из коих самое большое, в куполе храма, о 16-ти свечах, состояло прежде в Крестовоздвиженской церкви, в которую, как мы видели, куплено было в 20-х годах. Другое паникадило, о 14-ти свечах, в северном приделе, тоже перенесено из церкви Крестовоздвиженской, – позднейшей покупки; – третье паникадило, в южном приделе, перенесено из церкви Георгиевской; оно также куплено было в 30-х годах, о 14-ти свечах; и наконец четвертое, находящееся в западной части храма, также о 14-ти свечах перенесено из церкви Сретенской, в которую куплено было в 40-х годах, вместо находившегося здесь простого паникадила медного. Все эти паникадила поднимаются и опускаются на блоках, устроенных в 1880 году.

Что до ризницы собственно, то всех риз из трех бывших церквей в новой церкви имеется более 20-ти. Из них впрочем лучшие, как то: Красная бархатная по парчовому золотому полю, такие же бархатные зеленые с цветами, и некоторые другие устроены в позднейшее время стараниями о. Феодора и еще более о. Стефана. Сюда же нужно отнести и белую парчовую ризу со всем прибором, купленную прихожанами в [1872] г., в память спасения от холеры, вместе с бархатною траурною ризою. По древности в числе риз новой церкви заслуживают внимания: 1) Серебряная с цветными разводами, из редкой парчи риза с таким же епитрахилем, устроенная, как мы видели, в первой половине XVIII в. священником Стефаном Колтуновским для Крестовоздвиженской церкви; 2) Такая же серебряной богатой парчи риза с темнокрасными разводами, находившаяся с незапамятных времен в церкви Георгиевской, и 3) Траурная риза из плотной крученного шелку материи, полученная в Георгиевской церкви при снабжении юго-западных церквей ризницею, по присоединении Волыни к России при Императрице Екатерине II. От того же времени в бывшей Сретенской церкви сохранился полотнянный Антиминс, Священнодействованный Киевским Митрополитом Арсением в 1763 г., 21 февраля «ко храму св. Живоначальной Троицы монастыря Красногорского, приписанного к Киево-Златоверхо-Михайловскому монастырю». Не смотря на свою глубокую древность и более чем вековое употребление в церкви Сретенской, антиминс этот совершенно цел, так что согласно прошению о. Стефана, с архипастырского разрешения, возложен в 1881 г. на престол при освящении Иовле-Феодоровской кладбищенской церкви, и в ней употребляется доселе.

Ризница хранится в особых просторных шкафах, находящихся в главном алтаре у боковых стен. Такие же два шкафа находятся в западной части храма для хранения братских и цеховых свечей и других церковных принадлежностей. Все эти шкафы покрашены под дуб.

С наружной стороны новая церковь вся покрыта железом, покрашенным медянкою, за исключением куполов, которые побиты белою жестью. Кресты на церкви, числом 9-ть, все железные, позолоченные листовым золотом. На колокольне и на главном куполе, под крестами, шары медные позолоченные таким же образом.

Все наружные стены церкви обшиты поперечными досками в рустил и покрашены пепельного цвета краскою, за исключением карнизов и наугольников или пилястр, которые окрашены в белый цвет. Окна в церкви двойные; вставленные в них стекла нарочито были заказаны на заводе, толщиною в 1/8 вершка. Кроме того два круглых окна над южными и северными церковными дверями сделаны из цветных стекол.

Погост церковный кругом храма занимает в длину 80 аршин и в ширину 50 аршин. Он весь обнесен оградою, которая на восток, север и юг состоит из сплошной стены, устроенной из местного гранита, а на юг, к улице сооружена решеткою с дубовым переплетом промежду таких же каменных столбов. На погосте насажено много деревьев, и кроме сего от церкви к западу, содержится хорошенький палисадник, насаживаемый разными цветами летом, и вся церковь кругом обведена просторною дорожкою, всегда усыпанною песком.

Тут же при церкви имеется особый сторожевой дом, построенный в 1878 году. Дом этот помещается у западной стены церковной ограды с тремя в нем выходами, из коих один ведет на погост церковный, другой на улицу и третий на соседнюю церковную усадьбу. Он разделяется на две половины, в одной из каковых помещается сторож, а другая предназначена для народа приходящего в церковь, в случае кто бы пожелал обогреться зимою, особенно с детьми, больными и т. п. Тут же имеется и довольно просторный двор, в котором удобно могут помещаться подводы людей, приезжающих в церковь. Сверх сего при доме имеется три кладовых, одна для сторожа, другая для дров, и третья для хранения носилок, или так называемых мар, т. е. носилок, употребляемых при погребении покойников, и т. п.

II. В настоящее время к новой церкви принадлежат три усадьбы: 1) Георгиевская, на которой живет священник, 2) Крестовоздвиженская, где теперь новая Богородично-Почаевская церковь, и с помещением для дьячка, и сверх сего особенным домом, перешедшим к покойному о. Стефану по наследству от отца его Феодора Хойнацкого, в коем живет нынешний Настоятель церкви о. Михаил Ненадкевич, и 3) Сретенская, где живет пономарь. Осталеьная земля, принадлежавшая Сретенской церкви, поделена между пономарем, просфорнею и дьячком под огороды.

Все эти усадьбы, равно как и прочие церковные земли, находятся в тех размерах и на тех местах, где они состояли со времени соединения приходов Крестовоздвиженского, Георгиевского и Сретенского в один, за исключением небольшого участка, в количестве 1830 кв. саж., отошедшего в 1873 г. под железную дорогу и вскоре после этого, замененного, с согласия графа Карвицкого, таким же участком из его собственных земель, прилегающих к сенокосу Крестовоздвиженской церкви, и значительной части кладбища, в количестве 1200 кв. саж. прирезанного, по милости его сиятельства, к старому кладбищу из соседнего помещичьего поля, прилегающего к кладбищу, без всякого за то со стороны прихожан вознаграждения.

На все означенные земли и угодия в церкви имеются документы, из коих старинные эрекции, визиты и презенты в 1878 году переведены пишущим эти строки с польско-латинского на русский язык,⁹¹⁵ при чем открылось между прочим, что, сверх владеемых теперь церковью земель, – бывшей Крестовоздвиженской церкви принадлежал еще «нижайший прудик на речке Гремячей», о котором между прочим помянули выше. Прудика этого теперь правда нет, но место, где он протекал, над полонскою рекою Хомором, и доселе существует под названием «Гремячи»; только оно находится во владении помещика. Как мы видели также, по презенте 1753 года, данной Настоятелю Сретенской церкви князем Антонием Любомирским, причту этой церкви дано было право пользоваться «водяным меливом без очереди и меры». – К сожалению, и это право уничтожено, хотя и его следовало бы восстановить, как и владения Гремячей, если то возможно, каким-либо образом.

III. Что касается Кладбищенской Иовле-Феодоровской церкви, то она, как мы уже сказали, устроена о. Стефаном Хойнацким на Богородично-Почаевском кладбище, над могилами родителей покойного. Она имеет в длину 10 аршин, и вверху завершается осьмигранным куполом в русско-византийском стиле. Внутри ее поставлен старинный иконостас, находившийся прежде в Сретенской церкви. Тут же, для памяти, оставлены о. Стефаном помянутые нами в истории Сретенской церкви древней живописи изображения апостолов, по преданию уцелевшие oт Пилипонской часовни, из коей, как мы видели, перестроена была церковь Сретенская. – У правого клироса новой церкви имеются раздвижные доски, которые ведут в склеп, нарочито устроенный о. Стефаном под алтарною частью, в котором и сам он почивает ныне с останками своего отца Феодора, матери Сусанны и 4-х младенцев, трех братьев и одной сестры, – Памятником трудов покойного в новой церкви служит изображение его Ангела, – Препод. Стефана, празднуемого 28 Марта, во весь рост, на северной вратнице, с подписью: «В память приснопамятного создателя и благотворителя Полонской Богородично-Почаевской церкви и Святого храма сего, о. Стефана Хойнацкого. Родился 28 Марта 1839 г., скончался 19-го Мая 1882 года. Здесь в склепе, у южной стены оного, под алтарем, почивает труженническое тело его». Параллельно этому, на северной вратнице написано такое же изображение Св. Великомученика Феодора Стратилата: «В память всечестного отца Феодора Хойнацкого, бывшего настоятеля Крестовоздвиженско-Георгиевско- Сретенской церквей, на место коих сооружена нынешняя Богородично-Почаевская церковь. Родился 27 Апреля 1817 года. Скончался 11 Декабря 1865 года. Его останки у северной стены находящиеся под сим склепом вместе с останками жены его Сусанны и детей его». – Снаружи вся церковь раскрашена масляными красками на собственный счет крестьянина Максима Богдаша, бывшего вместе и строителем ее в качестве подрядчика, и между прочим также устроившего себе склеп под сводами ее на свой счет под правым клиросом, для погребения своего и жены своей.⁹¹⁶

IV. В великом посту 1882 года, когда болезнь о. Стефана Хойнацкого достигла крайних пределов, и он не только не мог служить в церкви, но и выходить из дому, бывший Волынский Архипастырь, Высокопреосвященнейший Димитрий, по просьбе брата больного, Протоиерея А. Хойнацкого, опредлил в помощники ему для исправления треб церковных иеромонаха Тригорского монастыря Илию. С того времени о. Илия занимался требоисправлением по Богородично-Почаевскому приходу до смерти о. Стефана, и после его смерти, с разрешения Его Высокопреосвященства, Высокопреосвященнейшего Тихона, правил приходом до прибытия на место нынешнего Настоятеля онаго о. Михаила Ненадковича, 6-го Августа 1882 г.

На сколько крепка в нашем народе семейственная приемственность приходов в одном роде, можно судить из того, что по смерти о. Стефана, когда брат его Прот. А. Хойнацкий явился в Полонное для устроения семьи покойного, то прихожане миром обратились к нему, чтобы он перешел к ним священником. Когда же Протоиерей отказался, то крестьяне тем же миром составили в волостном правлении трогательное прошение к Владыке, в котором, указавши на заслуги покойного, послали оное с двумя нарочито выбранными депутатами в Почаев к Его Преосвященству с просьбою, дабы место умершего было предоставлено, по старинному излюбленному народом обычаю, за пятнадцатилетнею дочерью о. Стефана. И только после того, как Владыка сам лично с редким вниманием и любовью, восхитившими депутатов до глубины души, объяснил всю несостоятельность подобной просьбы, они согласились принять другого «старенького священника», «для призрения сирот покойного».

Оно и понятно. Если считать от Феодора Трушлевича, поступившего на бывший Крестовоздвиженский приход в 1774 году, то выйдет более ста лет, как приход этот состоит в сидении, так сказать, одного рода, потому что приемники Трушлевича Марк Очаровский и Симеон Хойнацкий были его зятьями, а покойный о. Стефан был родным внуком о. Симеона по прямой линии.

Состоявший потом в должности Настоятеля Богородично-Почаевского прихода о. Михаил Ненадкевич, уроженец Волынской губернии, Ровенского уезда, с. Колодянки, священнический сын, по окончании курса в Волынской Духовной Семинарии в 1889 г. Апреля 11 1840 г. рукоположен Преосвященным Никанором в священника к церкви Иоанна Милостивого села Новоставец Острожского уезда. С 1850 по 1859 года включительно он проходил должность благочинного и сотрудника Попечительства о бедных духовного звания. За пожертвование на Крымскую войну удостоен Монаршей благодарности и в память той же войны имеет бронзовый крест на Владимирской ленте. В 1859 г. награжден набедренником, а в 1869 году Высочайше пожалован бархатною фиолетовою скуфьею. В 1880 году утвержден членом Благочиннического Совета, в каковой должности и состоял до определения на настоящее место согласно резолюции Его Высокопреосвященства, Преосвященнейшего Тихона, Apxиепископа Волынского и Житомирского, от 14 Июля 1882 г.

Нынешний Настоятель Богородично-Почаевской церкви о. Павел Ненадкевич переведен на настоящее место Высокопреосвященнейшим Тихоном из села Косцюхидьки, Луцкого уезда, в Августе 1884 года.

При нем состоят исправляющий должность Псаломщика Яков Дверницкий и Пономарь Стефан Антипович, оба те самые и в тех должностях, в каковых они состояли и определены еще при Священнике Феодоре Хойнацком.

Кроме сего при Богородично-Почаевской церкви продолжает существование «Церковное Попечительство», кстати сказать, заменившее собою в глазах народа прежние братства. Председателем Попечительства состоит избранный в это звание еще при о. Стефане, крестьянин Иван Горбык.

Подобно этому и Церковным Старостою состоит в настоящее время избранный на эту должность при о. Стефане крестьянин Андрей Снегур.     

Не смотря на то, что Богородично-Почаевская церковь находится почти на самой восточной окраине м. Полонного, на расстоянии нескольких верст от других населенных пунктов местечка, в нее всегда собирается много народа не только из местных прихожан, к чести их сказать, всегда любивших молиться, но и из других мест и приходов, к чему, помимо простора и красоты самой церкви, способствуют еще 1) самое посвящение ее в честь Чудотворной Иконы Почаевской, «как главной местной святыни, и находящаяся в ней святая Икона Почаевской Божией Матери из Афона, глубокочтимая народом совместно с такою же иконою С в. Великомученика Георгия Нежинскаго; 2) еженедельно совершаемое в оной богослужение по Субботам, по завету покойного о. Стефана и к чести нынешнего настоятеля не прекращаемое и доселе, и 3) прекрасный хор певчих из воспитанников Полонского двухклассного народного училища, поющих обедни, а нередко и утрени во все воскресные и праздничные дни под управлением учителя того же училища и заведующего оным В. М. Вахнова. Нужно сказать впрочем, что прихожане Богородично-Почаевской церкви, как и вообще прихожане всех Полонских церквей, издревле отличаются редкою любовию к церковному пению, от чего многие из них не прекращают своего участия в хоре и по выходе из школы. Остальные же обязательно составляют левый хор, и таким образом еще более увеличивают значение и привлекательность пения в Богородично-Почаевской церкви по Воскресениям и праздникам.

Как на особенность этой церкви следует указать также на то, что здесь сосредоточены религиозные знаки так называемых цехов или ремесленных корпораций, состоящие из цеховых хоругвей и свечей или свитла по местному наименованию. Как мы уже говорили выше, таковых цехов в Полонном существовало некогда около 6-ти, а именно: Ковальский или Кузнецкий, Ткацкий, Стельнацкий или плотницкий, Гончарский или Горчетнический, Кушнирский или Кожевняцкий, и Шевский или Сапожницкий. – Все эти цехи в свое время имели каждый свою управу, своих цехмистров и вообще устроялись на началах Магдебургского права. Мы сами еще помним, когда некоторые цехи существовали в приходе покойного о. Феодора если не de jure (по праву), то de facto (т. е. фактически, на деле). Теперь от старинных цеховых порядков остался только обычай, в силу которого каждая цеховая корпорация имеет в известной церкви по одной своей хоругви и по 6-ти свечей на каждую: Из всех шести помянутых цехов только шевский, как было и прежде, держится в церкви Преображенской; остальные все пять состоят при церкви Богородично-Почаевской, и их хоругви легко узнать по особым цеховым знакам, на них нарочито изображаемым, как-то: ткацкую, по изображенному на ней ткацкому челноку, гончарскую по горшку, ковальскую по молотку, стельмачную по пиле и кушнирскую по ножницам.

Впрочем как цеховые хоругви, так и свечи не всегда употребляются в одной только церкви, но во все храмовые праздники Полонских церквей они носятся в эти церкви для крестных ходов, также обязательно употребляются при похоронах почетных лиц всего местечка, принадлежащих к тому или другому цеху. Существует в Полонном также обычай, строго наблюдаемый и братством или сказать по теперешнему, попечителеством Богородично-Почаевской церкви, что в храмовые праздники Полонских церквей они нарочито ходят с своими церковными свечами и хоругвиями в эти церкви, и там наравне с цеховыми свечами и хоругвиями также участвуют в церковном торжестве, за что от празднующих пользуются приличным угощением в знак благодарности.

Кстати здесь о свечах. Нигде нам не случалось видеть такие громадные братские или ручные свечи, как в Полонном и ни в одной из Полонских церквей, как в приходе покойного отца и брата. В этом отношении между братчинами Полонских церквей существует некоторыми образом своего рода конкурренция, в силу которой каждое братство старается превзойти другое величиною своих свечей, – и уж попечительство или братство Богородично-Почаевской церкви никак не дается перемочь себя никому. Чтобы читатели наши могли судить о громадности этих свечей, достаточно сказать, что бывают между ними такие, которые высотою превосходят самых высоких людей иногда чуть ли не на аршин, а внизу имеют в диаметре от трех вершков и более. Свечи эти льются обыкновенно самими же братчиками, при чем на величину их особенное влияние имело множество пасек, в том числе и церковных, некогда существовавших в Полонном, теперь впрочем уничтожившихся.

Из других статей церковно-религиозной жизни в Богородично-Почаевском приходе следует указать на старинный обычай прихожан приносить в церковь довольно значительное количество так называемых церковных приносов в качестве хлебов, или по местному наименованию книшей и разного рода булок на поминовение усопших. – В некоторые дни, как-то: по Субботам в Великий пост, в Великий Четверток и в Понедельник по Фоминой неделе таких булок и книшей бывает иногда, несколько сотен, так что причт должен сушить их на сухари для употребления в течение года.

Еще не далеко то время, когда прихожане Богородично-Почаевской церкви отличались также и особенною готовностью по первому востребованию священника помогать ему в полевых работах так называемыми толоками за известное кормление со стороны батюшки. Теперь этот обычай, к сожалению, держится более между старожилами, верными преданиям прошедшего. Молодое поколение под влиянием духа времени рассуждает и действует иначе, от чего и Богородично-Почаевскому причту, вопреки вековой практике, приходится в настоящее время, подобно другим Полонским священниками, отдавать свои поля и сенокосы в обработку нередко своим же собственным прихожанам за так называемую половину, – чем, само собою разумеется, не мало затрудняется и без того незавидное положение причта, в особенности при настоящей дороговизне на все жизненные припасы и всякое продовольствие и содержание.

V. Как видно из церковных документов, в приходе Богородично-Почаевской церкви состояло:

Прихожан:

Всех же прихожан в настоящее время по 1883 год, при сей же церкви, как видно из исповедной ведомости 1882 года, состоят: мужеска пола 1230, женска пола 1158, – итого 2388 душ.⁹¹⁷

В настоящее время в Богородично-Почаевском приходе состой дущ обоего пола более 2500.⁹¹⁸

«И се Аз с вами есмь во вся дни, до скончания века» (Матф. 28, 20).

1. С глубокою думою обращаем мы взор свой к прошедшему Волыни, и наша мысль невольно поражается созерцанием дивных судеб Божественного промысла, открываемых в исторических судьбах ее самым живым, поразительным образом. Вот из великой семьи славянской Господь избирает приснопамятных братьев Солунских для обращения и просвещения народа Славянского. Руководимые силою свыше, они составляют славянскую азбуку, переводят на славянский язык Слово Божие, потом проповедуют и распространяют оное в областях разных славянских стран и народов. Но в особенности всеблагому Промыслу Божию благоугодно было, дабы они сосредоточили свою деятельность в пределах царства Моравского. Отсюда они рассылают проповедников в разные славянские соседние области, и эти проповедники, по пути, заходят в соседственную Русь, т. е. в пределы деревней Волыни, из областей русских ближе всех примыкающей к пределам Польши и соседней с нею Моравию, и здесь посевают первые, но тем не менее глубокие семена православной веры, так что в концу жизни св. Мефодия (около 880 г.), когда понадобилось определить границы его Моравской Apxиепископии, ему подчинены были и пределы земли Волынской с важнейшими и древнейшими ее городами – Владимиром, тогда еще Людомиром, лежащим близ Буга, и г. Луцком, древним Луческом, издревле лежащим на берегах реки Стыри, до которых, как мы видели, по преданию, простирались пределы первой славянской apxиепископии.

Потом восстает св. Ольга, и она усмирением и покорением враждебных Древлян навсегда подчиняет их владычеству русскому, а вместе с сим таким образом полагает начало и тому внутреннему, неразрывному единству, в которому земля Древлянская искони находится с землею Волынской, как единое с нею целое, связанное преданиями историческими, географическим положением и т. п.

О великом значении незабвенных заслуг св. Благоверного Владимира для Волыни и говорить нечего. Они давно оценены историею и не видеть в них особенных, промыслительных действий Божиих на пользу и спасение Волыни могут одни неверующие.

После Bлaдимиpa в русском государстве настают тяжелые времена усобиц удельного времени. Жестокие бедствия, наносимые этими смутами, не менее тяжело отзываются и в судьбах Волыни, тем более, что самих уделов – на долю Волынской области, особенно на первых порах, досталось не малое количество. Так, при самом еще св. Владимире из его сыновей – Позвизд посажен был на столе Луцком, Всеволод во Владимире, Святослав в земле Древлянской. Впоследствии времени видим на Волыни еще новые уделы в Дорогобуже, Пересопнице, Луцке и т. п. К довершению несчастья, младенчествующие в христианстве обитатели Волыни должны были терпеть в это время то от голода, то от моровой язвы и других бедствий. В тоже время орды диких Половцев, стекаясь с разных сторон, нередко даже по призыву самих враждующих князей удельного времени, без всякого милосердия грабили, предавали огню и мечу беззащитные селения и умерщвляли всех, кто попадался в руки, с яростью и зверством, какого не запомнит история. А тут еще и Рим начал расставлять свои сети, подсылая своих сторонников, чтобы явными и тайными путями оторвать православных христиан Волыни от родной церкви и подчинить их незаконному владычеству папы Римского.

Казалось, как устоять неопытным Волынским христианам среди всех этих несчастий и искушений. Но в том-то именно и открывается непосредственное участие Божественного Промысла в исторических судьбах Волыни, что из всех этих бед и опасностей церковь Волынская вышла не только нетронутою, но и торжествующею. И в этом великом деле опять главными, так сказате, проводниками промыслительных действий Божиих являются Богопросвещенные св. мужи, самим Небом прославленные за их благочестные и благотворные подвиги на Волыни и для Волыни и всей отечественной нашей церкви и государства русского.

В это время прежде всего посещает землю Волынскую и здесь умирает благочестивый Варлаам, игумен Киево-Печерский, – угодник Божий, происходивший из знатной фамилии, и как сын знаменитого вельможи (Яна Вишатича), располагающий богатыми средствами, два раза путешествовавший на Восток, особенно для изучения обрядов церковных и обычаев, чтобы потом приложить их на родине.⁹¹⁹ Без сомнения, посещая каждый раз по пути Святогорский Волынский монастырь, в коем потом с миром окончил и жизнь свою,⁹²⁰ преподобный каждый раз делился здесь своими сведениями с обитателями Волыни, и таким образом, по устроению свыше, самым непосредственным образом способствовал к устроению Волынской церкви среди свирепствовавших тогда неурядиц и треволнений. За сим блаженный Ярополк княжит и преподобный Стефан святительствует на Волыни, – оба замечательные примерным благочестием и непоколебимою христианскою жизнью. Без сомнения, такие люди не могли не влиять на современников к смягчению их нравов и утверждению в подвигах веры и любви христианской. – Не даром же летописец со скорбью изображает потерю блаженного Ярополка для Волыни, замечая в тоже время, что «он был тихий, кроткий, смиренный, братолюбивый», что он отдал Печерской обители все имение свое – волости Небольскую, Деревскую, Луцкую и около Киева, не любил нетрезвости и насмешек, а вместо этого любил слезы умиления, никому не мстил и был весьма образован.⁹²¹ Тоже самое известно и о блаженном Стефане. По свидетельству почти современного ему списателя жития его, он был истинным пастырем своего словесного стада, «образ бывая всем словом, житием, любовью, духом, верою и чистотою». Высокое его благочестие и святость жизни были засвидетельствованы самим Господом, когда в 1091 г. он сподобился видеть, «свет Божественной славы от честных мощей отца и учителя своего» преподобного Феодосия Печерского, во время открытия святых мощей его. Нечего и говорить, что мог сделать и какую пользу должен был принести для Волыни такой пастырь, тем более, что епископы владимирские в то время были первосвятителями всей обширной области Волынской. И по сказанию истории, преподобный Стефан точно «многие добродетели на успех словесному стаду сотвори, ихже ради сподобися неувядаемаго славы венца».⁹²² Такое же значение для Волыни имела, без сомнения, и личность блаженного Амфилoxия, яко крепкого подвижника веры и благочестия, за свои подвиги прославленного Самим Господом, и т. д.

В тоже время в лице преподобного Нестора летописца земля Волынская удостаивается особого, так сказать, блюстителя образования, который нарочито отправляется в ее пределы для обревизования (смотрения ради) и инспектирования ее училищ и наставления учителей, без сомнения, во исполнение высших целей Божественного Промысла, который провидел, как нужно будет просвещение для Волыни в предстоящие ей темные времена литовского и польского преобладания, и потому, так сказать нарочито, во главе его поставить такого великого и образованного деятеля. С сосредоточением исторических судеб в пределах Волыни, в начале удельного периода, когда Владимир Волынский, Луцк, Дорогобуж, Пересопница и т. п. были яблоками раздора для князей Киевских, Волынских и других, на Волыни является преподобный Нифонт, и описывая в Святогорском монастыре современные ему события, становится таким образом Богодарованным историографом Волыни, и в тоже время приемником в этом знаменательном деле блаженного Нестора, который в своей летописи, как мы видели, по преимуществу описывает события Волынские. Не без особенных конечно промыслительных целей вместе с сим на Волыни является и св. Мстислав, сын Мономаха, и здесь строит храмы и монастыри в Луцке, потому что Луцк тогда уже начинал становиться центром Волыни, и создание в нем благолепных храмов и св. обителей, особенно по инициативе и на средства такого великого св. мужа, было лучшим залогом для православия Волынской области особенно в будущем, когда во времена литовско-польского владычества Луцк сделался главным городом Волыни и исходным пунктом сначала литовской, а потом латино-польской пропаганды в пределах юго-западнаго края России.

На Волыни потом, без сомнения, по устроению свыше княжат святые и благоверные князья: преподобный Никола Святоша и святый Андрей Боголюбский, и в тоже время св. Олег Брянский посещает пределы Волынские. – Своею благочестивою, кроткою и примерною жизнью, своим благородным и миролюбивым характером, они поневоле обращали к себе сердца наших предков, и без сомнения яснее всяких доказательств давали понять всем и каждому, что может и должна делать святая истинная христианская вера, a вместе с сим, всего естественнее, располагали и удерживали Волынян в недрах православия и любви христианской среди всех удельных смут и неурядиц.

К этому же времени наконец относится рождение и деятельность великого урожденца Волынского, Святителя Петра Киево-Московского. А кому из русских неизвестно великое знаменателеьное значение этого святого угодника не только в истории Москвы и Московского Княжества, но и в судьбах всей греко-российской православной церкви, а вместе с сим и конечно страждущей долгое время православной церкви Волынской? Через перенесение и утверждение всероссийской митрополичьей кафедры в Москве, св. Петр первый положил краеугольный камень той великой силе и могуществу, какие потом получили московские князья, от которых, по пророчественному предречению святителя, все poccийскoe царство, в том числе и земля Волынская, получили полную ослабу и умирение, и окончательное торжество над всеми врагами своими как политическими, так и религиозными.⁹²³

Но не скоро еще обитателям Волыни суждено было дождаться полного исполнения этого великого предречения знаменитого родича своего. Еще не кончились бедствия удельной системы на юго-западе Pocсии, как на землю Волынскую налегла другая беда, еще более тяжелая и невыносимая, – разумеем гонения латинян, набеги татарские и унию.

Сначала враги наши для достижения своих целей захотели отделить русскую, православную митрополию Киевскую от Московской, дабы таким образом совершенно устранить всякое влияние, какое московские первосвятители имели и могли иметь на дела западно-русской церкви. Но особенно попытки для достижения этой цели начинаются со времен подчинения Волыни владычеству князей Литовских (1321 г.). С того времени Волынь вступает в новый период своей церковно-исторической жизни, период литовский, кончившийся в заключение действительным разделением митрополии по смерти св. митрополита всероссийского Ионы (1461). В это время Господь посылает в землю Волынскую Святителей Феогноста, Киприана и Фотия, митрополитов киево-московских, которые со многими трудностями и редким терпением объезжая землю западно-русскую, по целым мсяцам и даже годам проживали на Волыни, всюду стараясь утвердить общее благо, мир и порядок. Не говорим уже о том, как напр. святитель Киприан ставил епископов на Волыни,⁹²⁴ блаж. Фотий отстаивал интересы православия на Луцком съезде Витовта,⁹²⁵ и т. п. Все это такие действия, которые одни могли на долгое время утвердить Волынян в вере отцев их, и без сомнения, если мы и доселе не изменили этой вере, то этому обязаны оным столпам православия, которых не даром вся российская церковь почитает своими заступниками и предстателями.

В тоже самое время на Волыни восстает и действует блаженный Феодор, князь Острожский, который до поступления своего в обитель Печерскую, единственною целью своей жизни и деятельности полагает защиту православия и русской национальности на своей родине против усилий папизма и его клевретов Поляков. Истинный и ревностный сын православной церкви, он усердно строит и украшает св. храмы на Волыни, наделяет их богатыми вкладами, и тем самым живейшим образом споспешествует к возвышению православия, тогда как папизм употреблял все усилия, чтобы разрушить его. В тоже время для православия Волынян необходимо было не иметь никакой политической зависимости от Польши и ее латинствующих панов и правителей. Вследствие этого, когда Ягелло, великий князь Литовский, женившись на польской королевне Ядвиге, начал преследовать православие и русскую народность в пределах юго-западного края Pocсии, блаженный Феодор мужественно принял сторону православного Свидригайло, и своими победами над Поляками и сторонниками Ягелло сделал то, что, не смотря на всю свою фанатическую преданность Польше и католицизму, Ягелло должен был уступить, и «не только особым законом оградил свободу православной церкви на Волыни, но и сравнял русское дворянство с польским в правах и преимуществах, и обязался оставить без исполнения все замыслы враждебные православию».

К этому же времени относится и св. Иулиания Ольшанская, которая, как святая и Богом прославленная дочь знаменитого Волынского князя, по своим ближайшим родственным связям с домом Волынских князей Заславских и другими знатнейшими фамилиями Волынскими и Литовскими, без сомнения, святостью своей жизни и примером благочестия, поневоле располагала к себе своих родичей, и таким образом, весьма естественно не мало споспешествовала к поддержанию и утверждению православия на Волыни, колеблемого от преследований и насилий латино-польских.⁹²⁶

За тем со времени Брестской унии (1596 г.) Волынь вступает в новый период церковной и политической жизни, период положительного латино-польского преобладания и господства и открытого гонения со стороны иезуитов и униатов. Волынь положительно обагряется кровью за сохранение православия и непоколебимую преданность вере и национальности отцев своих. В это время Господь воздвигает на Волыни прежде всего преподобного Иова Игумена Почаевского. Современник Иоанна Грозного, Бориса Годунова, Алексея Михайловича и Богдана Хмеленицкого, ближайший друг и сподвижник знаменитого ревнителя православия князя Константина Острожского, рожденный в период самого тяжкого латино-польского преобладания в пределах западного края России, кончившагося известною гражданскою Люблинскою униею 1596 года, и затем в течении полустолетия бывший свидетелем горьких плодов, новорожденных церковною Брестскою униею 1596 года, – преподобный Иов во все течение своей столетней жизни (1551–1651 г.) зорко следил за всеми ухищрениями и кознями врагов православия, – и для этой цели занимался списыванием и распространением православных книг на Волыни, ездил на Киевский православный Собор 1628 года против Мелетия Смотрицкого, строго отстаивал имущество Почаевской обители, захваченное лютеранином Фирлеем, и вообще устроял и украшал обитель Почаевскую во славу православия. И к славе его надобно сказать, что, без сомнения, по устроению свыше, он так успел влиять на современников, что враги даже не смели в его время и заикнуться об обители Почаевской, не смотря на то, что это была тогда почти единственная православная обитель на Волыни, и по важности своей святыни и обилию чудес, совершающихся в ней, составляла предмет самых жадных стремлений католицизма. – Без сомнения, конечно, не иначе, как по устроению Божественного промысла, и святые его мощи прославлены Господом как раз в самые тяжкие времена латино-унитской пропаганды и иезуитско-польских преследований на Волыни, когда в унию переходили лучшие дворянские фамилии и униаты с иезуитами овладели почти всею Волынею, так что еще к концу жизни преподобного не было уже ни одного православного храма в Луцке, не смотря на то, что в те времена город этот был, так сказать, столицею Волыни. Покланяясь мощам своего великого поборника, православные с радостью видели, как Господь прославляет истинных заступников православной церкви, и без сомнения от его раки почерпали тот дух мужества и непоколебимой твердости, с каким они являются в это время против всех неслыханных гонений Поляков, Латинян и униатов.⁹²⁷

В тоже время, в лице св. преподобномученика Макария Овручского Господь даровал земле Волынской не только мужественного поборника против папистов, которых он поражал и словом и делом, но и непоколебимого защитника против свирепых татар, на ту пору бывших настоящими бичами Волыни, Литвы, Подолии и Украины. – За то, правда, святому угоднику суждено было и окончить свою жизнь под ударами нечестивых злодеев; но он оставил в наследие верующим свои святые и нетленные мощи, у которых все угнетенные и обуреваемые притеснениями врагов находили отраду и утешение, как находят оные и теперь все, с верою к нему притекающие.

Наконец в лице Святителя Иннокентия Иркутского Волынская церковь имеет замечательного труженика, по неисповедимым судьбам Промысла, пронесшего свет веры и благочестия в далекие пределы Сибири, как бы в знамение того великого единения, которое имело некогда наступить с воссоединением Волыни с государством Российским, в котором вместе с Сибирью она составляет часть огромного и страшного врагам нашим великого организма русского.

И это мы указываем факты выдающиеся, обстоятельства более других известные и поразительные. А сколько еще других подходящих случаев можно указать в исторических судьбах православия на Волыни! Кто в самом деле направил стопы богомужных печерских иноков на гору Почаевскую, чтобы они основали здесь славную обитель в самую тяжкую пору ига татарского? Кто воздвиг у нас знаменитого князя Острожского Константина, который не щадил для православия своей родины ни собственных трудов, ни имущества, ни своего положения в Польше? Кто вдохновил известного Острожского протопопа Наливайку, брата знаменитого гетмана и мученика православия Наливайки, который умирая дал завет, дабы его погребли в поле, чтобы и кости его не лежали с Латинянами и униатами? Кто привел на Волынь Хмельницкого, и по его инициативе возбуждал целые полчища отважных защитников родной церкви и национальности, и неумолимых мстителей за кровь проливаемую их отцами и родичами за православие и преданность родному очагу? Кто затем решил судьбы Польши, и наконец из-под ее власти освободил пределы Волынские и возвратил их под власть родного государства Bceроссийского, с которым Волынь и по своему географическому, и национальному и церковному положению должна и без сомнения будет составлять до конца веков единое нераздельное целое? Кто воздвиг этих благородных жен Гойских, Ярмолинских, Блудовых и других великих благотворителей, сооружавших на Волыни православные монастыри и храмы в самый разгар унии и латино-польского преобладания во славу православия? Надобно быть слишком невнимательным и даже совершенно глухим к путям небесного Провидения, чтобы во всем этом не видеть шествий одного и того же милосердого Бога Израилева (Пс. 67, [25]), который так же велик и в поразительных, великих делах, как и в делах малых, но совершаемых по Его благому смотрению и направлению. – «Посмотри, – писал некогда Петр Могила известному отступнику, Дубенскому архимандриту Кассиану Саковичу, – посмотри на свою братию униатов, что они делают с монастырями и церквами, которые наделены были имениями... Не говорю о других меньших монастырях, которые вашею униею ниспровергнуты до основания. Пойди только на Волынь; посмотри, что делается в древнем монастыре Жидиченском, и скажи им, сколько там монахов и какой чин содержится?... Посмотри на древний монастырь Дорогобужский: не найдешь ли там только архимандрита с послушником? Посмотри и на мирские церкви: до чего доведены они со времени господства ваших униатов? Но с другой стороны посмотри на наши убогие православные монастыри, угнетаемые различными бедствиями; посмотри на монастырь Тригорский (близ Житомира) общежительный, и там увидишь по крайней мере восемьдесят иноков, в великом смирении проходящих тесный путь евангельский. Взгляни еще на братства Виленское, Киевское, Луцкое (Крестовоздвиженское) и другие, как они по благодати Божией процветают в строгом благочестии. И согласись, что как было во времена Апостолов среди бедствий, нужд и всяких утеснений, так и у нас православных русских, по слову Божию, сила Божия в немощах совершается» (2Кор. 12, 9).⁹²⁸

Не говорим уже о том, что не многие из областей обширной земли Русской, подобно Волыни, могут похвалиться такою близостию благодатных явлений Божией Матери, которая от лет древних, так сказать, взяла эту землю под свое высшее, материнское покровительство, явившись здесь в столпе огненном, на скале Почаевской (около 1240), и доныне источая оттуда – из гор Почаевских неоскудные дары своей любви и пренебесного милосердия от цельбоносной Стопы своей и от своего чудотворного образа, на пользу и спасение всем к ней притекающим. – И чем, как не знамением высшего благоволения Царицы Небесной к нам грешным можно почитать то, что святая Ее икона Почаевская начинает открывать свою благодатную силу на Волыни именно как раз в то самое время (1597 г.), когда враги православия измыслили на погибель русского народа и русской народности и утвердили свою злосчастную унию на Брестском лже-соборе (1596 г.)?.. Не иначе, без сомнения, как по устроению свыше, Матерь Божия и потом благоволила отдать даже на время свою святую Почаевскую Икону в руки униатов (1720 – 1730 г.), дабы, и от них прославляемая, она приняла надлежащие почести от самого даже Папы Римского, приславшего золотые диадимы для коронования той иконы (Климента XIV, 1733 г.), и таким образом пред лицем целого света засвидетелествовать, что православие Волынской церкви и ее заветная, родная святыня также достойны особого внимания и уважения, как и она сама наша небесная Владычица и заступница усердная.⁹²⁹

2. Что же остается делать нам после этого? – Что воздадим Господеви о всех, яже воздаде нам? – Неужели так и ограничимся только одним простым ознакомлением с историею жизни родных своих и близких к нам св. угодников, без всякого приложения этого знакомства к делу, к своей жизни и деятельности?

Нет, все сказанное нами поневоле налагает на нас свои особые обязанности, и обязанности, надо сказать, самые высокие и безусловные.

Желательно было бы во-первых, дабы все православные священники Волынской епархии вменили себе в непременную обязанность поминать не одного только преподобного Иова игумена Почаевского, как это делается в настоящее время, но и всех вообще святых угодников волынских, особенно на литиях, в отпустах, и вообще, где таковое поминовение полагается по уставу. Для этого, применяясь к подобным поминовениям киевских угодников в киевских богослужебных книгах, можно бы поминовение это совершать следующим образом: «Спаси Боже люди твоя.... и проч. Святых славных и всехвальных апостол, святого равноапостольного князя Владимира и блаженные российские княгини Ольги; Иже во святых отец наших равноапостольных Кирилла и Мефодия первоучителей славянских; иже во святых отец наших и вселенских учителей.... иже во святых отец наших всея России чудотворцев: Михаила, Петра, Алексия, Ионы и Филиппа, Макария, Димитрия, Митрофана и Тихона, и преподобных отец наших Стефана и Амфилохия печерских епископов Волынских, святых славных и добропобедных мученик... и святаго преподобномученика Макария, архимандрита Овручского: преподобных и Богоносных отец наших... и преподобных отец Иова Игумена Почаевского и Феодора князя Острожского; святых праведных Богоотец Иоакима и Анны, и святаго праведного Ярополка князя Владимиpo-Boлынского, блаженныя Иулиании девы, княжны Домбровицкия-Ольшанския (и святаго, егоже есть день) и проч.

Та же самая мера должна быть приложена и к остальным святым, принимавшим участие в исторических судьбах Волыни, особенно на местах их жизни и деятельности, как-то по отношению к преподобному Нестору летописцу и Олегу Брянскому, во Владимире- Волынском, по отношению к преподобному Варлааму и святителю Нифонту в селе Зимном, к св. Андрею Боголюбскому в Луцке, Дорогобуже и Пересопнице, – к преподобному Николе Святоше и блаженному Мстиславу в Луцке, и т. п. Можно бы пожелать также, чтобы имя святителя Иннокентия Иркутского, как урожденца Волынского, тоже не было забыто Волынянами, и в этом отношении его всего лучше поминать в числе других святителей наравне со св. Петром митрополитом и прочими.

Совместно с этим весьма было бы полезно праздновать память св. угодников Волынских не только в дни памяти каждого из них, но и всех вместе, хоте бы под именем «собора святых угодников Волынских». Для этого в особенности желательно было бы, чтобы, по примеру Лавры Почаевской, назначено было 25-е мая, как день ознаменованный спасением нашего Великого Государя, и при том, от руки Поляка-Волынца, и вообще по своему весеннему положению всего более удобный для празднования простым народом на западе Poccии, когда простолюдины отдыхают от весенних работ своих и у нас обыкновенно совершаются религиозные путешествия ко св. местам в Почаев, Киев и т. п.

Если бы означенные цели были достигнуты, тогда можно бы обратиться к епархиальному начальству с просьбою об открытии на Волыни особых братств с специальною целью для распространения сведений о родных угодниках и совершения их памяти в Волынской губернии. Братствам этим всего приличнее было бы соединиться под знамена нашего приснопамятного братства Кирилло-Мефодиевского Острожского, почтившего своим наименованием незабвенные заслуги св. братьев для всего славянскаго мира и нашей земли Волынской, и по его инициативе, сообразно своему назначению, прежде всего избрать своими покровителями святых угодников, находящихся к ним в таких или других отношениях. На первых порах полезно было бы, если бы таковые братства появились хоть в уездных городах Волынской губернии, и соответственно этому братство Владимирское могло бы устроиться напр. во имя св. благоверного Ярополка, Дубенское во имя преподобного Иова, так как здесь угодник этот подвизался более 20 лет, в качестве игумена Дубенского Честно-Крестского монастыря;⁹³⁰ Овручское – во имя преподобномученика Макария Овручского; Луцкое – во имя пр. Николы Святоши; Ровенское – во имя св. Андрея Боголюбского, так как местечко Пересопница, где был князем этот св. угодник, находится ныне в пределах уезда этого города; Заславское – во имя св. Иулиании Ольшанской. Затем Старо- константинову всего приличнее было бы избрать своим покровителем пр. Феодора Острожского, так как известно, что этот город происхождением своим обязан потомку сего святого, князю Константину Острожскому; братство Кременецкое – могло бы устроиться в честь чудотв. иконы Б. Матери Почаевской, так как икона эта искони числится в пределах уезда, принадлежащего Кременцу; Ковельское – во имя святителя Петра митрополита, так как в уезде этого города и теперь, как мы видели, указывают следы обители, в которой, по преданию, угодник Божий был игуменом на Волыни. Затем самое наименование Новоградволынска прямо показывает, что ему всего приличнее стать под покровительство преп. Стефана епископа Волынского; равно как и значение Житомира, как губернского города Волыни, говорит прямо, что ему всего нужнее и необходимее посвятить свое братство имени всех вообще св. угодников Волынских. Острог в особом братстве не нуждается, так как имеет уже свое братство обширное и замечательное.

Основный девиз всех этих братств должен быть: ежегодное совершение памяти избранного покровителя местного братства, равно как и всех св. угодников Волынских, с обязательством непременно иметь у себя иконы каждого из них в братской церкви.

Затем основаные на таких началах местные уездные братства могут приглашать к открытию таких же подчиненных себе братств в сельских приходах своего уезда, дабы таким образом всю Волынскую землю покрыть сетью братств, имеющих специальною целью прославление родных угодников особенно на местах их жизни и деятельности, напр. в Дорогобуже, Пересопнице, селе Зимном, Ратном и т. п. Как и уездные братства, эти местные братства, конечно, не иначе могут быть открываемы, как под условием безусловного совершения памяти святых угодников Волынских, устроения в их честь св. икон и т. п., дабы таким образом вся Волынь могла познакомиться с своими родными чудотворцами во славу православия и в посрамление, а может быть и обращение врагов его.

Равным образом за невозможностью устроять везде св. храмы или приделы во имя этих святых на местах, ознаменованных их жизнью или подвигами, Волынянам не мешало бы увековечить эти места хоть на первых порах устройством приличных часовен, посвященных их памяти. Таким образом обитателям Луцка не мешало бы поставить часовню на кургане Андрея Боголюбского, тем более, что, как говорят, там и до последних времен стояла католическая каплица, посвященная имени латинского святаго Яна Непомуцена. Подобно этому стараниями жителей Кременецкого уезда должна быть сооружена приличная часовня в бывшей деревне Орле, ныне Урле, при развалинах дома Орлянской помещицы Анны Гойской, где св. чудотворная икона Почаевской Божией Матери впервые явила свою благодатную силу ниспосланием света от Нея, исцелением слепого от рождения брата Гойской и т. п. Такая же часовня, стараниями жителей Дубенского уезда, должна быть воздвигнута в. местечке Козине, на развалинах замка Фирлеева, где св. икона Почаевская была около 20 лет в плену и после этого показала великое чудо наказания жены Фирлея, дерзнувшей оскорбить в ней Пресвятую Богородицу. Другие подобные часовни могут быть сооружены стараниями Ровенских жителей в Пересопнице; Острожских – в Дорогобуже; Ковельских – в селе Ратном; Владимирских – в селе Зимном, во имя преп. Варлаама и Нифонта, также в самом Владимире во имя преп. Стефана, блаженного Ярополка, преп. Нестора и св. Олега Брянского; в м. Искорости во имя св. Ольги и т. п.

Но особенно с разрешения епархиального начальства весьма полезно было бы для Волыни посвящать во имя родных угодников, а равно также и в честь иконы Божией Матери Почаевской, те из храмов в Волынской епархии, которые в последнее время так часто устрояются в разных местах Волыни, особенно на счет правительства. Конечно, все это надо делать с осторожностью, при помощи убеждения, хотя мы можем заметить не обинуясь, что там, где священники задумывали что-либо подобное, они не только не встречали ни малейшего сопротивления со стороны прихожан, напротив находили в них полнейшее сочувствие и даже благодарность.

Об устроении особых храмов или приделов во имя родных угодников и иконы Почаевской, а также часовен или икон, посвященных их памяти, в главных центрах Волыни, как-то в Почаевской Лавре и городе Житомире и говорить нечего. Эту обязанность взяло на себя благопопечительное епархиальное начальство Волынской губернии, и сколько мы знаем, для этого сделан прекрасный почин в Почаевской Лавре, в которой при последовавшей раскраске большого соборного Успенского храма в 1874 году все стены его по преимуществу украшены ликами св. угодников Волынских и других святых, известных в истории Волынской земли.⁹³¹ Кроме сего другого лучшего почина в этом отношении, как сооружение покойным братом нашим Богородично-Почаевской церкви в местечке Полонном на Волыни, о коей была наша речь впереди, и быть не может. В сущности для разъяснения этого именно вопроса мы и изложили историю этой церкви, как ближайшее указание на то, что можно сделать при надлежащем понимании дела и христианском усердии в честь родной Святыни Волынской. Такое же значение имеет и помянутая нами кладбищенская церковь в Богородично-Почаевском приходе, сооруженная нашим братом во имя преподобного Иова, Игумена Почаевского, и Феодора, князя Острожского.⁹³² Кроме этого мы знаем еще следующие церкви, посвященные в честь св. Волынских угодников в Волынской епархии: 1) приходская церковь в селе Сивках, Острожского уезда, во имя преподобного Феодора, князя Острожского; 2) придел во имя того же святого в Кирилло-Мефодиевской братской церкви, в городе Остроге, и 3) теплый придел в приходской церкви села Стараго Олексинца Кременецкого уЕзда, во имя преподобного Иова Почаевского.

Дай Господи, чтобы все эти благие начинания не остались без продолжения во славу русской национальности и к торжеству православия в этом кpaе, искони русском, который своими страданиями и кровию сынов своих, пролитою за родину и веру отцов своих, вполне заслужил того, дабы эти вековые начала его жизни снова воссияли во всем своем величии, полно, свято и благопристойно, как это всегда могут сделать, и действительно делают люди, преданные русскому имени и св. церкви православной.

Приспе день светлого торжества, людие Волынстии радуются, и с ними вся Российская церковь ликовствует во псалмех и пениих и песнех духовных: днесь бо якоже солнце незаходимое всем возсия память святых и богомужных угодников и чудотворцев Волынских: Святителя Стефана чуднаго, иерархом Волынским первопрестольника, и святаго благовернаго Ярополка Владимиро-Волынскаго страдальца князя богомужнаго и с ними Амфилохия святителя Волынскаго и победоноснаго Феодора, Острожскаго Богодарованнаго, и преподобнаго Иова, игумена Почаевскаго присноблаженнаго: ихже молитвами, Господи, землю отечественную нашу в православии и мире утверди, Великому же Императору нашему Александру Александровичу споборствуй и спаси всех, имуще купно от нас молитвенницу усердную Пресвятую Матерь Свою Богородицу, благодатне сияющую в цельбоносней Стопе своей и чудотворней своей иконе на горе Почаевстей, и заступленьми прочих угодников Волынския паствы: Иулиании блаженныя девы Ольшанския, и святаго преподобномученика Макария, архимандрита Овручскаго, и с ними купно от Волынии просиявших святителя Петра Киево-Московскаго и Иннокентия Иркутскаго.