Источник

Слово в 22-ю неделю по Пятидесятнице

Человек некий бе богат и облачашеся в порфиру и виссон, веселяся на вся дни светло. (Лк. 16, 19).

Услышав сии слова, иной из скажет: какая блаженная была жизнь богача, изображенного в притче нынешнего Евангельского чтения! А мне позвольте сказать: что за пустая, ничтожная была жизнь его! О н только наряжался в богатые одежды, ел, пил, засыпал, пробуждался, чтобы снова есть, пить, одеваться в придуманные прихотью наряды и снова погружаться в сон. Так провел этот богач всю жизнь, не помышляя ни о Бог, ни о вечной участи своей за гробом, не принимая никакого участия в судьбе несчастных близких. Всякий день его жизни во всем был похож на другой, разнообразие заключалось разве в яствах, напитках, нарядах и увеселениях. Таким образом, вся жизнь этого богача не принесла никакой пользы для других, бесполезна была для него самого: потому что при кончине ее все ее продолжение представилось ему как сон, как одно мгновение, как тень, исчезнувшая при появлении света. Ни одно воспоминание какого-нибудь доброго дела не усладило горестных минут его кончины; напротив, умирая, он терзался мучительным убеждением, что на веки расстается с своими мнимыми удовольствиями, которые не принесли ему никакой существенной пользы, томился угрызением совести, что все время жизни своей потерял в легкомыслии, лени, праздности, что в целой жизни своей душевный взор его видит одну пустоту, ничтожество, суетность, ветер; что суета, которой он был рабом, низводит его в бездну адову, уготовала ему вечные мучения!

Но не станем осуждать осужденного судом Божиим; Спаситель не для того предложил притчу нынешнего Евангельского чтения, чтобы мы порицали изображенного в ней богача; но чтобы мы, при свете ее, обратили внимательный взор на самих себя и старались узнать: не стремимся ли мы сами по покатому пути суеты мирской в бездну адову!

По причине повреждения изначала человеческой природы едва ли не все люди, не весь род человеческий, в большей или меньшей мере, погружен в суету, кроме тех избранных душ, которые день и ночь помышляют о вечной своей участи, и всеусильно стараются удостоиться соединения со Христом в будущей жизни!

«Но что такое суета?» – спросит кто-либо. Это есть нечто, имеющее одно название, но не заключающее в себе ничего существенного; это есть ничто, или что-то воображаемое, но никогда не осуществляемое; – представляемое в наших мечтах удовольствие и наслаждение, которыми будто мы обладали бы, если бы приобрели желаемые нами блага земные. Посему-то и Св. Церковь в одной из песней своих внушает нам: «вся суета человеческая, елика не пребывают по смерти! не пребывает богатство, не нисходит с человеком во гроб его слава!». Можно присовокупить, не пойдут с нами в вечность наслаждения, забавы и мирские удовольствия!

При всем том суета, овладевать человеческими помышлениями, желаниями, чувствами, самовластно увлекает людей в плен свой, отнимает у нас время и жизнь, доводит до расточения и потери имения, истощает наши силы, лишает природных сил, здоровья и преждевременно приближает нас ко гробу. Иной, не внимая изречению вечной Истины, что жизнь человеческая не зависит от его имения (Лк. 12:15), то напрягает все умственные и телесные силы свои, чтобы собрать сокровища, стяжать богатство; то мучится головной ломотой, страдает бессонницей от тревожных помыслов, что собранные им сокровища могут расхитить воры, в одно мгновение может поглотить наводнение, истребить огонь; что и без того снедает их моль, истребляет ржавчина; то терзается сердцем, помышляя, что его богатство может попасть в руки таких людей, которые в короткое время расточат его, или, получив его сокровища, вместо благодарности помрачат его память насмешками и позором. Тот сохнет от честолюбия, а сердце другого точит червь сладострастия; одни скорбят от того, что не имеют детей, другие томятся именно тем, что их имеют. Иного снедает скука и невыразимая туга сердца от пресыщения, от того, что он не знает уже чего желать; другой досадует на то, что не исполняются его желания. He произвольные ли это бедствия; не измышленные ли самыми людьми горести, которые навлекают на них собственные их прихоти? He сама ли миролюбцы изобрели для себя душевные терзания, сгорая желанием благ земных: когда вековые опыты доказывают, что все блага мира сего, достоинства, деньги, почести, наслаждения, становятся источником неисчислимых скорбей и душевого сокрушения для тех самых людей, которые домогаются удовлетворения своих желаний; когда, с другой стороны, во всех благах мира сего нет ничего такого, чтобы вполне могло удовлетворить нашим желаниям, насытить наше сердце: потому что все непостоянно в мире, неверно, обманчиво, суетно!

Но к прискорбию люди, одаренные разумом и свободой, созданные для бесконечного блаженства, для вечного пребывания на небесах, где нет ни болезни, ни скорби, ни воздыханий, омрачившись своими помышлениями, до того пристрастились к суете земной, что в суете ума своего желают, говорят и производят только суетное, уповают на одну суету, зачинают труд и рождают беззаконие: потому что желания сердца их, предметы любимые, боготворимые ими, суетны и достойны смеха! Вот почему мудрейший из царей земных, возвеличившийся в свое время паче всех бывших прежде его во Иерусалиме (Еккл. 1:16), с горестью восклицал: суета суетствий, и всяческая суета (– 1, 2)!

Так все люди, с малыми исключениями, порабощены суете. Но если бы мы обратили внимание на ту суету, которой сами предаемся: то убедились бы, что мы, по нравам и обычаям, нимало не похожи на первенствующих Христиан, что в нашей суете есть даже что-то нелепое!

В первые веки Христианства в домашнем быту и взаимных посещениях Христиан предметом бесед их были преимущественно Евангельские истины. Тогда Христиане учились друг от друга как благоугодить Богу, какая в вечности ожидает участь праведных и нечестивых; такой связаны были взаимною любовью, что один за другого с радостью жертвовали своей жизнью; до того были правдолюбивы, что не имели нужды подтверждать слова свои клятвой. У нас во всяком собрании, сколько бы оно ни было малочисленной, предметом разговоров бывают или обидные для ближнего пересуды, или сообщение самых пустых новостей. В наших беседах стараются наперерыв отличаться язвительными остротами, особенно на счет отсутствующих; а стоит только нечаянно явиться в то же собрание тому, кто был предметом пересудов, как вдруг все присутствующие обращаются к нему, по-видимому, с самым радушным приветом, как к первому своему другу. Почему так? Потому что правилом общежития принято вежливое притворство; искренность и прямодушие изгнаны из наших обществ; а вместо их введено тысяча самых пустых условий взаимного общения; рассчитано, кого когда посетит, кому изъявить особенную мнимую преданность, как его встретить, приветствовать, тогда как сердце, проникнутое холодным самолюбием, не принимает ни малейшего участия в лживых словах и наружном обращении с ближними. Вот встречаются два человека, подают друг другу руки, бросаются взаимно в объятья, говорят один другому тысячу сладких уверений!.. подумаешь, что они самые искренние друзья! нет, это враги, которые на стороне роют друг другу яму! Притворство до того усилилось, что редко в ком можно видеть искренность, редко одни другим верят, что слушающий обращенные к нему кем-либо вежливости, убежденный в их лживости, приготовляет в уме своем столько же лживый ответ. Таким образом, наши беседы, встречи, условия общежития, оказываемые друг другу знаки уважения, радушия, преданности, ни что иное, как суета, обман, ничто, и самые слова, выражавшие некогда сердечные чувства, их потеряли свое значение до того, что каждый понимает в смысле превратном!

Что сказать о той суете, которую в бесчисленных видах, почти ежедневно, высылает на землю ад, что бы в Христианах подавить благодатные внушения о необходимости для приобретения вечного спасения, постоянно обновляться духом ума нашего и облекаться во Иисуса Христа всеусильным подражанием земной жизни Его, – облекаться в новаго человека, созданного no Богу в правде и преподобии истины (Еф. 4:23, 24)? Что сказать о тех прихотливых новостях, которые, будто поветрие, вторгаясь в дома, часто почти с основания превращают их, изменяют обычаи, вкусы, самые понятия об окружающих нас предметах, и отражаются на самой внешности людей?

Но всего суетнее необузданное увлечение за утехами, наслаждениями и удовольствиями, с таким ненасытным желанием, как будто бы в них заключалась вся цель бытия нашего на земле! В чем же состоят сии забавы, наслаждения, удовольствия? To в слушании смехотворства каких-нибудь скоморохов, то в пресыщении, тο в превращении ночей на дни, и дней на ночи, то, грустно сказать, в посвящении драгоценных часов, назначенных Св. Церковью для общественного Богослужения и умилостивления Бога о наших прегрешениях, кружению в вихре суеты до изнеможения. Даже есть несчастные до того разжигающиеся жаждой наслаждений, что, желая утолить эту жажду, истощают душевные и телесные свои силы, наживают неисцеляемые болезни и преждевременно, в цвете юных лет, похищаются смертью. Подражая как умеют таким обычаям, люди низшего сословия, часто нуждающиеся в насущном хлебе, проводят в корчемницах целые дни в праздности, пьянстве и всяких непотребствах!

При виде таких нравов праведная душа какого-нибудь блаженного Лота томилась бы мучительною ревностью (2Пет. 2:8) о славе Божией, оплакивая наше окаянство, тогда как нам самим следовало бы плакать о нашем порабощении суете, увлекающей нас в пагубу; следовало бы плакать тем более, что на самом деле по тесным обстоятельствам, все у нас горюют, жалуются, и справедливо, на тяжкие времена! И как не горевать, не сетовать, когда нашу страну снова поразило бесплодие, когда оскудение плодов земных снова угрожает голодом если не нам, то нашим ближним, которые доставляют нам хлеб насущный? А от чего? От того, что природа, порабощенная суете (Рим. 8:20) еще грехом первого человека, что земля, обреченная из-за него проклятию и произращению вместо питательных плодов, терния и волчцев, обрекается еще большей суете и проклятию нашими произвольными грехами.

Но если сама природа побуждает нас к сетованию и сокрушению о грехах наших: то мы будем безответны на суде Божием, если не принесем всеискреннего покаяния о грехах наших; если не оставим гибельных путей суеты, низводящей на нас еще в настоящей жизни кару небесную. A куда пути суеты ведут в будущей жизни, нам открыто в притче о богаче, изображенном в нынешнем чтении Евангелия. Он томится и будет томиться целую вечность таким лютым пламенем, что рад был бы, если бы кхо-либо прохладил язык его хотя одной каплей воды! Страшная участь! He ужели и мы в ослеплении ума и сердца будем стремиться по покатым путям суеты в бездну адову? Да не будет! Обратимся всем сердцем на путь покаяния, а человеколюбие Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа помилует и спасет нас своей благодатью. Аминь.


Источник: Слова и беседы Анатолия, архиепископа Могилевского и Мстиславского : в 2-х част. / Ч. 2. Слова и беседы на воскресные дни и по особым случаям. - Санкт-Петербург : Тип. Я. Йонсона, 1854. - 552, III с.

Комментарии для сайта Cackle