II. Обет нестяжания.

Другой обет монашества есть обет нестяжания. Каждый христианин при Крещении дает обет отрещись от мира и всей гордыни его. Все люди на земле – странники (1Петр. II, 11), а потому христианин и начинает свое вступление в мир отречением от мира при Крещении. По сему-то хотя бы кто и не вступал в состояние нищеты монашеской, хотя бы провождал жизнь свою в мире среди богатства, к нему прилепляться не должен. А если кто прилепляется к нему, то он перестает быть странником на земле, делает ее своим отечеством, отрицается от высшего звания – гражданина небесного, не имеет уже права на Царство, которое обещано тем, кои нищи духом (Мф. V, 3). Но как трудно сие отчуждение сердца от всего земного в мире! «Сколько бы ни усиливался человек, говорит св. Исаак Сирин, быть непобедимым, сколько бы ни крепился; но когда вблизи его причины браней и сражения: то страх нападает на него, и он гораздо ближе бывает к падению, нежели при явной брани с диаволом. Доколе человек не удалится от того, к чему сердце его привязано; дотоле всегда врагу его есть случай восстать против него, и при малейшей дремоте он легко погубляет его. Ибо когда душа будет задерживаться вредными встречами мира, то самые сии встречи бывают для нее претыканием, и она как бы естественно побеждается, когда с ними встретится. Посему-то древние Отцы наши, шествовавшие сими стезями, зная, что ум не во всякое время бывает тверд и не может стоять непреклонно в одном и том же строе и иметь над собою стражу, но иногда бывает неспособен усматривать вредное для себя, упражнялись в мудрости, и, как оружием, облекались бедностью; поскольку она бывает свободна от многих искушений, как пишется в Писании, (дабы таким образом посредством бедности своей можно было избегнуть многих падений), и уходили в пустыню, в которой нет предметов, служащих поводом к страстям»⁵⁹.

Иисус Христос есть совершеннейший образец нищеты. Так Он родился в яслях, жил, не имея где главы поклонити, и умер на кресте. Он сам, подавая Собою нам образ произвольной нищеты, поучает так жить на земле и всех ищущих Царствия Небесного. Аще хощеши, говорит Спаситель, совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим (Мф. XIX, 21).

В словах Иисуса Христа: аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим, явно заключается не заповедь, а совет,– что ищущие совершенства духовного, если хотят еще более быть совершенными, пусть откажутся не только от предметов роскоши, но и необходимые потребности пусть как можно более уменьшать: продаждь имение твое и даждь нищим. Такое обяснение подтверждается и всеей связью речи. К Господу приходит законник и говорит: Учителю благий! что сотворю, да имам живот вечный? Господь отвечает: ты знаешь заповеди: не убиеши, не прелюбы сотвориши, не украдеши, не лжесвидетельствуеши и проч.? И на ответ юноши: вся сия сохраних от юности моей, Господь присовокупляет: аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим. «Вот Он не сказал, говорит св. Авва Дорофей, продаждь имение твое в виде повеления, но в виде совета: потому что выражение, аще хощеши, означает не приказание, a совет»⁶⁰. Так всякий из нас может вопрошать Господа своего: что сотворив, живот вечный наследую? и получить в ответ указание на главные заповеди. Но инок уже дерзает и на второй вопрос: что есмь еще не докончал? Тогда он слышит советы, ведущие к совершенству: иди, продаждь имение твое и даждь нищим. И еще в первенствующие времена христианской Церкви многие вняв совету Иисуса Христа, давали обет нищеты – раздавая свое имение нищим. Так св. Антоний Великий услышав совет Господа о нищете во время чтения Евангелия в церкви, тотчас раздал все свое имение бедным и удалился в пустыню; св. Иларион Великий тоже раздал свое имение бедным⁶¹; Павлин – сын богатейшего сенатора с супругою своею раздали несметное свое богатство бедным по общему согласию, и вступили в монашество в Ноле, где Павлин, сделавшись Епископом, приводил в удивление других своею добровольною нищетою. Августин повествует о нем, что он во время расхищения и опустошения города Нолы готами, молил Бога сими словами: «Господи, да не мучуся ради сребра и злата, ибо ты знаешь, где все мое сокровище»⁶². И много таких примеров встречается в Истории древней Церкви.

Что такое произвольная нищета, или нестяжание? «Нестяжание есть отложение всех житейских забот, говорит св. Иоанн Лествичник, отчуждение печали»⁶³. «Собственно монашеская произвольная нищета, по словам одного величайшего подвижника, есть ничто иное, как воздержание от всего, что не нужно человеку»⁶⁴. Итак произвольная нищета состоит в отчуждении сердца от всего земного, в лишении всех излишеств, даже при употреблении вещей необходимых. В рассуждении отчуждения сердца от всего земного, обязанности монаха и мирянина общи – ибо это есть исполнение обета, данного при Крещении, посредством коего отрекаются от мира и всей гордыни его. Но надобно признаться, что сие отчуждение сердца от всего земного весьма редко в мире, где прилепляются ко всему, чем обладают, где всегда желают того, чего не имеют. Все отчуждение от мира, столь трудное в мире, и столь необходимое для спасения, по преимуществу свойственно монашеству. Ибо легко быть равнодушну ко всему, тогда когда совлечемся всего, ни к чему не прилепляться тогда, когда ничем не обладаем, жить, как страннику тогда, когда все окружающее не принадлежит нам. Вторая обязанность произвольной нищеты есть совершенное отвержение всех излишеств, т. е. всего того, что в мире называют избытком н удобствами жизни. Но и сия обязанность есть также общая со вcеми верными христианами; она также заключается в обете, данном при Крещении, и не минуема для всех верных. Но монах, присовокупляя к общей обязанности особенное обещание провождать жизнь свою в лишениях монашеских, должен лишать себя всего, должен отказывать себе с сугубою строгостию и в маловажных излишествах,– от всего, что бы по видимому возвышало его пред братиями,– от всего, что бы могло напоминать ему суетные преимущества имени, рода и богатства, от коих он отреклся, посвятив себя Иисусу Христу, – одним словом: от всего, что могло бы вводить отличия мира сего в святое место, учрежденное для того, чтобы изгладить и уничтожить оные. «Кто же приходит, говорит знаменитый пастырь нашей Церкви, как переселенец, желающий перенести сюда выгоды и удобства прежнего жительства, или заменить их другими, а не как беглец, бросивший все, чтобы только избавиться от того, что было причиною бегства; тот не вполне отшельник, не в совершенстве пустынножитель»⁶⁵. Иди, продаждь имение твое и даждь нищим,– раздай все и ничего у себя не удерживай⁶⁶.

Рассказывается об одном брате, желающем отречься от мира, раздавшем все свое имение нищим, однакож несколько и для себя оставившем, следующее: один брат отказываясь от мира, и раздавая все свое имение нищим, оставил несколько для себя и пришел к Авве Антонию. Старец, узнав о том, сказал ему: если ты хочешь быть монахом, то поди вон в то село, купи мяса, обложи им нагое тело свое, и приди сюда в этом положении. Когда брат это сделал, то собаки и птицы начали терзать его тело. Когда брат возвратился, старец спросил его, исполнил ли он его совет? Брат показал ему растерзанное тело свое. Св. Антоний сказал к нему: так нападают демоны и терзают тех, которые отказываясь от мира, хотят иметь деньги⁶⁷. Теперь представим несколько примеров из жизни св. мужей, достигших высшей степени нестяжательности. Так св. Макарий Египетский, когда тать пришел обокрасть его, сам пособил ему скудные свои пожитки вынести из келлии и положить не коня; «Ничего,– думал при сем св. муж, не внесли мы в этот мир, ничего и не вынесем»⁶⁸.

Также, когда разбойники хотели напасть ночью на св. Илариона, думая что-нибудь найти у него, но всю ночь искали и не нашли. Поутру увидев его самого, ничего неимеющого, сказали ему: «Если бы на тебя напали разбойники, чтобы ты сделал?» Он сказал: «Нагий (ничего не имеющий) разбоя не боится». «Но они могут тебя убить?» Святой сказал: «Я умереть готов и потому разбойников не боюсь»⁶⁹. Замечательный пример нестяжательности и безпристрастия к внешним благам представляет нам св. Серапион. Однажды идучи в Александрию, человек Божий встретился с нищим, который дражал от холода. Серапион остановился и подумал сам с собою: «Меня почитают постником и Христовым последователем, я между тем ношу ризу! a сей раз Христов погибает от холода! Без сомнения я буду убийцею, если бедный человек замерзнет», – немедленно снял он с себя епанчу и отдал нищему. Серапион сел на распутии, держа под пазухою святое Евангелие, которое повсюду носил с собою; и когда один мимоходящий спросил у него: «Что ты, Отец Серапион, без мантии?» «Сия Божия книга раздела меня»,– показав святое Евангелие, отвечал он. Едва бессребренник выговорил сие, как увидел, что ведут мимо его должника в темницу. Серапион не думал много: тотчас продал Евангелие и удовлетворил заимодавца. Несчастный пошел домой, благословляя равноангельного незнакомца. Когда Серапион пришел в келлию, ученик спросил у него: «Где одежда твоя?"- «Я ее отдал туда,– отвечал бессребренник, – где можно вместо ея получить лучшую». «A где святое Евангелие, опять спросил ученик?» – «Сын мой! – сказал праведный муж, – оно безпрестанно твердило мне: продаждь имение твое и даждь нищим ; а ты знаешь, что оно только одно и составляло все мое имение и так – я продал его и отдал нищим»⁷⁰. Представим еще один частный замечательный пример нестяжательности и безпристрастия к внешним благам.

Одному шестидесятилетнему старцу некто хотел дать несколько денег на необходимые ему потребности, потому что он был, болен и не мог добывать себе пропитания (собственными) трудами рук своих. Но старец сказал ему: вот уже 60 лет прошло, как я добываю хлеб своими руками, и Бог всегда посылал мне потребное, как во время здоровья, так и во время болезни. Так для чего же мне и теперь оставлять упование на Него, и брать то, в чем я не нуждаюсь? Когда же тот просил его взять деньги, хоть для раздачи бедным, то старец сказал: «Это вдвойне мне будет стыдно, когда чрез чужую милостыню приобрету благодарность и славу»⁷¹. Кроме частных примеров святых мужей, достигших высшей степени нестяжательности, могут служить подобным примером и целые обители иноческие. Так некогда в Скифскую обитель пришел один незнакомец, человек богатый и из высшего сословия, посмотреть братию и пожертвовать некоторую сумму денег. И увидев нищету братии, он дал Авве большую сумму денег с тем, чтобы он ее разделил между братиею. Но Авва сказал ему: «Возьми свои деньги назад, потому что моя братия ни в чем не нуждается». Когда же тот не переставал просить, то Авва взял деньги, положил перед церковными дверьми и сказал братии: «И если кто из вас будет иметь в чем нужду, тот пусть возьмет отсюда!» Но никто и не коснулся их, многие же из них даже и не хотели видеть. Тогда Авва сказал посетителю: «Бог принял твою жертву, теперь возьми опять свои деньги и раздай нищим»⁷².

«Отложив житейские заботы и вступив на подвижническое поприще, говорит св.Феодор Едесский, не пожелай иметь богатства для раздаяния нищим. Это есть коварство лукавого, посредством которого он возбуждает тщеславие и развлекает ум попечением о многом. Хотя бы ты имел хлеб один, или воду, можешь и чрез сие исполнить долг страннолюбия, даже хотя бы и сего не имел, но если только с добрым расположением примешь странного, и предложишь ему слово утешения, то также возможешь получить мзду страннолюбия. Имеешь пример похваляемый Господом в Евангелии вдовицу, которая посредствои двух только лепт превзошла усердие и великое подаяние богатых (Матф. XII, 43). (Хр. чт. св.Феодора Едесск. деят. гл.)

«Ибо, какой монах,говорит св. Исаак Сирианин, из числа мудрых, и имея пищу и одежду и видя человека алчущего или нагого, не уделит ему из того, что имеет, и пожалеет чего-нибудь? или кто, видя кого-нибудь из облеченных в ту же плоть, удручаемого болезнями, страдающего от горести, и имеющего нужду в помощи, из привязанности к уединению предпочтет любви к ближнему правило затворничества? Само собой разумеется, что, ежели мы ничего не имеем, то и не предписывается нам входить в попечение и заботы о бедных. Требуется сие от нас, когда мы имеем что». (Хр. чтение. Св. Исаака Сирианина Послание к преподобному Симеону Чудотворцу).

Совершенное всеотчуждение от благ мира делает монаха совершенно свободным от всех забот мирских. По этому он уже не заботится, что породит завтрашний день, (Мф. VI, 34) не занимается никакими предосторожностями в рассуждении предбудущего, не имеет мирских забот в настоящем: а удалившись от всего, что мятет и волнует чад века сего, «возлетает превыше облаков, обновляется и окриляется, подобно орлу, и с обновленными крылами направляет смелый полет к небу»⁷³. «Таковой (нестяжательный) монах, говорит Св. Нил, посмевается настоящему, возносится выше и выше, отрешается земного,– жительствует в горних. Ибо крыла его легки, не отягчаются заботами. Случилась неприятность, – он без печали оставляет место; пришла смерть, он с веселием исходит из жизни: ибо ни к чему другому не привязал души своей»⁷⁴. Большую часть печалей и забот наносит отнятие имения; но так как инок нестяжательный ничего не имеет, то ему и не о чем заботиться. «Разве только о том должно иноку заботиться, говорит Св. Григорий Богослов, чтобы его самого не украли? Ибо у него только и есть, что тело его, прикрытое рубищем. Пусть другие, у которых накоплено много денег, предпринимают для сбережения нужные меры. Мое имущество все заключается в Боге; никто сего сокровища похитить не может. Что же касается до прочего, то пускай все у меня возмут, пускай, если угодно, разграбят мое имущество до последией нитки. Мое состояиие самое безопасное; и то, чем я владею, вечно останется при мне, никакому тлению и никакой перемене не подвержено»⁷⁵. Господь есть доля моя (Плач. Иерем. III, 24). «Кроме Господа ничего не хочу иметь. Да и я доля Господа и наследственный удел Его (Втор. XXXII, 9), а потому не имею доли с прочими коленами, но как Левит и священник, живу десятинами (Втор. XVIII, 1); когда я служу алтарю (Кор. IХ, 13) то имея пищу и одеяние, сим и доволен буду (Тим. V, 8), и пойду убог за убогим крестом»⁷⁶, чтобы свободнее и безпрепятственнее стремиться горе, возносясь, как говорит Апостол, на облацех в сретение Господне на воздухе⁷⁷. Ибо отречение от благ мира соделывает инока способнейшим к вступлению на путь Божий. «Оно есть говорит св. Василий Великий, узда греховным действ м, удаление препятствий к стяжанию того, что вожделенно паче злата и камене честна многа (Пс. XVIII, 11) – восторжение человеческого сердца в небесное жительство, по причине коего можно говорить: наше житие на не6есех есть (Флп. ХVI, 20), Но что всего важнее,– оно есть начало уподобления нашего Христу, Который нас ради обнища, богат сый⁷⁸, и Который есть как бы таинственная извне и внутри написанная книга, в которой иноки читают сию превосходную истину: иди, продаждь имение твое и даждь нищим, и имети имаши сокровище на небеси (Мф. XIX, 21). «Без отречения же, продолжает тот же учитель Церкви, не возможно достигнуть жизни, сообразной Христову благовествованию. Ибо связываясь богатством, житейскими заботами, пристрастием и привычками, можно ли сокрушить сердце свое, уничтожить гордый ум, обуздать гнев, скорбь, возмущение и вообще гибельные страсти своей души? – Кому не позволено заботиться даже о необходимом, как то: о пище и одежде, тот имеет ли какую-либо причину отягощать душу свою злыми заботами о богатстве, которое подобно тернию, препятствует оплодотвориться семени, посеянному Возделывателем душ наших? Ибо так Господь говорит: а еже в тернии падшее, сии суть слышавшии, и от печали и богатства и сластьми житейскими ходяще подавляются, и не совершают плода». (Лк. VIII, 14)⁷⁹.

«Трудно, думаю, говорит Св. Афанасий Великий, знать ремесло, (объядение, негу) и не иметь орудий (богатства). И если кто не покинул первого, то как может оставить второе? Посему и Спаситель, разговаривая с богатым, не тотчас приказал ему оставить имение, но прежде спрашивал,– исполнил ли он предписанное законом? И Господь, как учитель, говорит: если ты выучил азбуку; если научился складывать буквы; если привык разбирать слова: то приступи наконец к совершенному чтению, т. е. иди продаждь имение твое и даждь нищим, и тогда гряди в след Мене. И если бы он, как я думаю, не признавал себя исполнившим то, о чем его спрашивали: то Господь не призывал бы его к убожеству. Ибо каким бы образом он мог приняться за чтение, не зная силы слогов?»⁸⁰

«Да и возможно ли облеченному заботливыми помыслами тещи к почести высшего звания, или бороться с начальствами, властями и миродержителями тьмы века сего? По крайней мере я не думаю, говорнт Св. Нил, судя о сем даже по чувственному примеру. Ибо как платье без сомнения будет препятствовать борцу (атлету) и связывать его; так и заботливые помыслы будут связывать душу, если истинен тот, кто говорит, что душа постоянно находится при своем сокровище. Ибо сказано, где сокровище твое, там будет и сердце твое» (Мф. IV, 21)⁸¹. «Может и житейскими попечениями, аки бы железными узами обложенный туда (к Царю Царей) шествовать, но с неудобством. Ибо ходят и те, коих ноги связаны узами, однако всегда претыкаются и от сего преткновения приемлют язвы»⁸².

Какое блаженство для инока нестяжательного, вместо всех сокровищ обладать единым неоцененным сокровищем – Иисусом Христом, и для спокойствия душевного отречься от безполезных благ, коих и самое невинное по-видимому употребление редко бывает безгрешно! Какое блаженство быть богатым одними только дарами благодати, коих никто похитить не может, и кои одни сопровождают его на небо! Словом: какое блаженство не обладать ничем, что бы могло инока к себе привязывать; быть богату, не желая ничего, и обладать всем, наслаждаясь единым Богом! Благословенна нестяжательность, получающая такое наследие! И здесь уже обладающий нестяжательносью, живет как гражданин Царствия небесного; он находится в Царствии Святых, хотя еще издали только присоединяет свой глас к их песнопениям.

Один только тот, который возвысился над всем тленным, может отказаться от всего, что мир может представить приятного и привлекательного; один тот, который ничего не считает своею собственностию и охотно приносит все свое в жертву благоугодную Господу, он один может наследовать Царствие Божие, уготованное любящим Бога, на Него одного надеющимся, Его безпрестанно ищущим, как бы Его обрести. Поскольку никакое стяжание не пленяет его, никакая суетность, никакое высокомерие не владычествует в нем, никакая земная любовь не отвлекает его от любви к Иисусу Христу; то сердце его отверсто для принятия Христа. Поскольку кто чувствствует себя немощным, убогим, немогущим помочь самому себе; тому не медля Христос Иисус оказывает Свою помощь, как Ходатай и Заступник, как Врач и Спаситель, как Дух сострадательный к его немощи, как Помощник и Искупитель. «Да и враг сильнее поражается от убогих. Он не знает, чем вредить им. Сжечь поместья, но их нет. Повредить скот? но и его не имеют. Коснуться любезнейшего, но они и тому приказали долго здравствовать. Не великое ли наказание для врага, и не многоценное ли сокровище для души – убожество?⁸³ Но в одном ли училище нестяжательности можно достигнуть того высокого совершенства в духовной жизни, какое отличало тех великих подвижников, которые, будучи исполнены духа совета и мудрости, были наставниками и руководителями многих тысяч? Не из этого ли училища вызывал Промысл, почти всех великих строителей Царства благодати? Не здесь ли воспитались Пророки, Апостолы, великие Пастыри Церкви и пустынножители? Так сила Божия совершается более в немощи!

Сколько произвольное убожество велико и славно между иноками, столько напротив сребролюбие гнусно и мерзко. Справедливо сказал Божественный Апостол, что оно есть корень всех зол. «Корыстолюбие, клятвопреступление, хищение, грабительство, любодейство, зависть, убийство, братская ненависть, брань, идолопоклонство, любостяжание и их отрасли: лицемерие, ласкательство, посмеяние – все это началом своим имеет сребролюбие, говорит св. Афанасий Великий. Посему Апостол справедливо назвал сребролюбие материю всех зол⁸⁴. «Помыслим, говорит другой учитель Церкви, в какой порок сия болезнь вовлекает человека, когда она повергает его и в идолослужение, ибо сребролюбец, отторгнув ум свой от любви Божией, любит изображения людей, изваянныя на золоте. Монах, омрачившись сими помыслами, и предспевая на худшее, не может уже иметь никакого послушания, но досадует, негодует, при всяком деле ропщет, противоречит, и не сохраняя уже ни какого почтения, как свирепейший конь несется по стремнинам, ежедневною пищею остается не доволен и явно говорит, что он не может долее переносить сего, что Бог не здесь только находится, что спасение его в сем месте не заключено, что, ежели он не оставит сего монастыря, погибнет.

Таким образом, когда мысль его расстроится, и между тем сбереженные сребренники, как крылья, придают ему легкость, он помышляет о выходе из монастыря. Тогда гордо и грубо отвечает на все приказания настоятеля, и почитая себя человеком посторонним, хотя заметил в монастыре какой-либо недостаток, нерадит о его исправлении, все презирает и осуждает; после выискивает предлоги к гневу и огорчению, дабы не казалось, что он легкомыслен и отходит от монастыря без причины. А если может и другого прельстить роптанием и пустословием изторгнуть из монастыря, не обинуясь, сделает сие, желая иметь участника в своем преступлении. Таким образом, сребролюбец, жегомый огнем своих стяжаний, никак не может безмолвствовать в том монастыре, или жить под правилом. Когда же диавол, как волк, изхитит его из ограды и, отлучив от стада, станет готовить его к снеданиио, тогда заставляет его в келлии день и ночь с великою ревностию заниматься теми самыми делами, о коих он в назначенные для них часы, не делал в общежитии; не позволяет ему ни совершать обыкновенных молитв, ни соблюдать определенных постов, ни установленных бдений: но, связав его неистовою страстно сребролюбия, понуждает употреблять все тщание к рукоделию»⁸⁵. Вот каких зол причиною бывает богатство! «Итак пристрастиям богатству, говорит св. Феодор Эдесский, не должно быть в душах подвижников. Ибо богатый монах есть нагруженный корабль, волнами забот обуреваемый, и в бездну печали погружающийся»⁸⁶. Таковой монах, говорит св. Нил, скован заботами, и, как собака, привязан цепью». Если принужден будет пременить место, то не выпуская из памяти богатства, несет с собою тяжкое бремя и безполезную скорбь, пронзается печалью, и при мысли, что оставил имение, сильно мучится и поражается горестью. А ежели придет смерть, то с жалостию оставляет настоящее, испускает душу, а глаз не спускает с имения! Влечется, как беглый невольник; разлучается с телом, а с имуществом не разлучается, так что его гораздо больше влечет к себе страсть, нежели те, которые влекут его туда»⁸⁷. В 6-м правиле двукратного Собора о ненарушимости обета нестяжания так говорится: «Монахи не должны иметь ничего собственного, но все, им принадлежащее да утверждается за монастырем. Ибо блаженный Лука о верующих во Христа и представляющих собою образ монашеского общежития, глаголет: Яко ни един что от имений своих глаголаше свое быти, но бяху им вся обща. Аще же кто обрящется усвояющий себе некое стяжание, не представив оного монастырю, и порабощенный страсти любостяжания, у такового игумен или епископ да возмет оное стяжание, и в присутствии многих продав, да раздаст нищим и нуждающимся. А того, кто положив в сердце своем, подобно древнему оному Ананию, утаити сие стяжание, св. Собор определнл вразумити приличною епитимиею»⁸⁸. «Кто в братстве отшельническом, говорит знаменитый пастырь нашей Церкви, усвояет, что не благословлено, или более, нежели что не благословлено; после обета нищеты думает богатиться для себя, а не для Бога, не для братства, не для нищих: тот не удалился от корыстолюбия мира. В какой образ образует он себя? Не в образ ли пророческого ученика Гиезия, который восхотев тайно и неблагословенно усвоить сребро Неемана, явно усвоил себе его проказу?»⁸⁹ «Не удаляйся от Бога, говорит св. Антоний, по причине тленных земных благ: но всегда помни и исполняй все то, что обещался исполнять при удалении от мира и вступлении в монашескую жизнь. Обращай внимание на одежду свою и воспоминай те слезы покаяния, которыми ты орошал ее, когда облеклся в нее»⁹⁰. «Вспомни, любитель безмолвия! что ты, приидя в святой храм, сотворил в день пострижения твоего? Для чего ты совлек с себя все прежние одежды, и стал посреде братии, в одной только срачице, не обувен? Сие ты сотворил не в одном том смысле, чтобы отложив мирские одежды, облечься в иноческие; но в смысле таинственном, да засвидетельствуешь пред Богом и Церковью, что отлагая мирские одежды, отлагаешь ты от сердца своего всякое пристрастие к миру, все блага века сего вменяешь за сонное мечтание, за уметы, за ничто, да Христа Единого приобрящешь: всем сердцем Его возлюбишь, и, умерши миру и греху, Тому Единому жить будешь добродетельным житием своим»⁹¹.

Паисий, брат Аввы Пимена, нашел небольшой сосуд с златницами. Он сказал старшему брату своему Ануву: «Ты знаешь, что слово Аввы Пимена очень жестоко. Пойдем, выстроим себе келлию в другом месте и будем безмолвствовать спокойно». Авва Анув отвечал ему: «Нам не на что выстроить келлию». Тогда Паисий открыл ему о своей находке. Это очень опечалило Авву Анува, который понял, что находка может быть причиной душевной погибели для Паисия. Однако он сказал: «Пойдем, выстроим келлию на той стороне реки». Авва Анув взял у Паисия сосуд с златницами и завил в куколь свой. Когда они переправлялись через реку и были на середине ее, Авва Анув сделал вид, что запнулся, и выронил сосуд с златницами в реку. Сделав это, он начал скорбеть, а Авва Паисий утешал его, говоря: «Не скорби, Авва, о златницах. Пойдем опять к брату нашему». Они возвратились и жили в мире.

(Отечник, составленный свт. Игнатием Ставропольским)