Полное собрание сочинений. Том V
Записки о Всемирной истории
Том I • Том II • Том III • Том IV • Том V • Том VI • Том VII • Том VIII
Содержание
Записки о всемирной истории Пространство земли – Медленность развития географических сведений и причины её География и история. – Разные методы географии Стройность вещественных условий на земном шаре; независимость человека География, рассматриваемая со внесением стихии человеческой; – Её сложность и три главных начала Важность в географии деления по племенам. – Общий обзор племён человеческих Деление по государствам Деление по вероисповеданиям Главные виды вероисповеданий История: её методы, как науки. – Связь в ней прошедшего с настоящим и необходимость поверки первого последним С каких пор начинается история у разных племён? – Источники исторических сведений. – Степень их древности. – Страны, ими обнимаемые Истинный предмет исторической науки и её истинное значение Новые источники, которые открываются истории, отделённой от летописи. – Условия, необходимые для того, чтобы пользоваться ими. – Важность поэтического инстинкта и общего понимания жизни для историка Историческая верность многих древних преданий и сказок, подтверждаемая новейшими открытиями науки. – Причины этого и некоторые примеры, в особенности предания о Сарматах и Азах Скандинавских Предрассудки учёных историков Система автохтонства народов: её ложность В большей части земель наслоение племён. – Признаком его являются потом отношения сословий. – Примеры отношения сословий в древней Индии сравнительно с их отношениями в Персии Верность народной памяти: – Пример отношения Ирландии к Испании и к Востоку Важность понимания общественного духа для истории; его трудно формулировать, а можно чувствовать и сознавать. – Логические формулы недостаточны для понимания жизни Односторонность Германии в исторической науке Непонимание Германской наукой всего, касающегося до Славянского мира. – Разбор некоторых вопросов о Славянских древностях В древности, как и в нынешнее время, мы почти не встречаем народов одностихийных, беспримесных. – Примеры: Вандалы, народонаселение Индии и др. В древности составные стихии племён менее сложны, оттого жизнь её проще, проявления её одностороннее, но энергичнее и громаднее. – Примеры Финикия, Египет, Ассирия, Китай Древность олицетворяет племя как единицу органическую в имени одного человека; разбор басни об Иракле и др. Смешение племенных стихий происходит органически и рождает явления, имеющие самобытный характер. – Примеры: древняя Греция, Англия и Франция Преобладание личности и прихотливой фантазии у народов древних. – Пример: характер Скифов и Татар и др. Характер Рима противоположен характеру всех народов древности: общество без предков, служащее одной идее пользы Произвол преобладает в действиях народов древности (особенно в их переселениях); – Он имеет свои законы, но законы эти для нас большею частью тайна. – Миграциям древних народов способствовало незнание отдалённых стран и басни о них Мифические представления древних народов дают ключ к объяснению причин их выселения. – Пример: мифы Зендавесты о первоначальной родине людей Ход сухопутных переселений древних племён – Первая эпоха: мирное расселение Вторая эпоха: насильственные переселения. – Влияние таких переселений на древние Славянские племена Племена звероловов и пастухов склонны к миграциям; земледельцы нелегко меняют места жительства. – Примеры: Кельты, Германцы и Славяне Применение открываемых в Европе законов переселения народов к Китаю и Индии Характер переселения народов в степных пространствах Третья эпоха в жизни древних племён: эпоха внутреннего брожения – Разнообразие его стихий и законов Факты забываются, но страсти и инстинкты прошедшего упорно хранятся народами Народы завоевательные сохраняют в своём характере гордость и исключительность; народы земледельческие чужды аристократического духа и восприимчивы к чужому, оттого способны к перерождению. Пример: Славяне сравнительно с некоторыми другими народами. – Значение этого закона для объяснения истории Славян Племя земледельческое, отказавшись от своей народности для народности племени завоевательного, имеет со своей стороны на него влияние. Пример: онемеченные Славяне и др. Стремление к свободе побуждает завоёванных перерождаться в народность победителей Условия перерождения народов: 1-е) нравственное обаяние, а не числительный перевес победителей; 2-е) возможность сближения, обусловленная сродством народностей и степенью общественного равенства побеждённых с победителями. Некоторые примеры, между прочим, из истории Англии С другой стороны народы земледельческие, имеющие крепкое, логическое устройство государственное, поглощают своих завоевателей, особенно когда стихии их разнородные – Примеры: Китай в отношении к Монголам и Маньчжурам Совокупность действий составных стихий народа, взаимные их уступки и совоплощения. – Пример: характер Французского народа Народы живут, находясь под влиянием разных начал поочерёдно – Примеры: из истории Франции, Китая, Персии и в особенности Германии, также из современного развития России Значение нравственных законов в судьбе народов. – Плоды господства и рабства.– Нравственное искажение господствующих глубже, чем нравственное искажение порабощённых. – Несколько примеров Значение веры в истории народов; вера определяет характер их просвещения и развития Степень ясности представления о первых людях есть мерило древности отдельной жизни народа. – Системы и предубеждения искажают оценку древнейших форм веры Системы и предубеждения искажают оценку древнейших форм веры. Пример такой ошибки в суждении о началах религии Индейской Древность поклонения светилам небесным; оно не господствовало у всех народов. – При каких условиях являлось звездопоклонство Звездопоклонство не могло быть первоначальной религией человечества Поклонение отдельным планетам и звёздам предшествовало поклонению созвездиям. – Вероятное происхождение распределения и наименования созвездий Звездопоклонству предшествовало поклонение солнцу; но оно тоже не есть первоначальная религия человечества. – Незначительность древнего солнцепоклонства Две эпохи в солнцепоклонстве. – Изобретение зодиакальных знаков; – Китай, Индия и Средняя Азия заимствовали их, с некоторыми другими отраслям знаний у Западных народов Солнцепоклонство и изобретение не могли также принадлежать Египту. – Их родина Халдея – Связь солнцепоклонства с именем Баала; значение этого имени Вероисповедания должны быть изучаемы в связи с целым умственным строем народов Памятники истории религий. – Значение характера памятников зодчества. – Древнейшие принадлежат Эфиопии; их хронологическое отношение к памятникам Египта и южной Индии Письменные источники истории религий; – Религия может быть понята только взглядом на всю жизнь народа и его историческое развитие Древнейшие памятники Персии, Израиля и Индии представляют совместное существование в народе двух религий – высшей и низшей. – В древнейшую эпоху истории Азиатских народов мы находим у них высокое и чистое понятие о божестве В первую, древнейшую эпоху истории Азиатских народов, мы находим у них высокое и чистое понятие о божестве: Индия, Персия, Израиль и Китай Вторая эпоха в истории религий: огрубение первоначальных чистых начал; господство вещественности. – Памятники Греции представляют характер этой эпохи и сохранили только слабые следы первоначальных религиозных понятий Все известные нам религии древности распределяются на три разряда: единобожие, многобожие и всебожие. – Второстепенное значение дуализма При самом начале истории мы уже встречаем религии смешанные. Примеры Отсутствие верного понимания в показаниях древних о религиях чужих народов. – Живой художественный смысл и здравый разум могут дать нам понятие о характере древних религий, не оставивших письменных памятников. – Открывается сродство религий народов отдалённых. Примеры: Славяне и Индия, Евреи и Ассирия, Иран и т. д. Основные законы при изучении древних религий: 1) их синкретизм; поводы к нему 2) В синкретизме мифологическом коренные божества народа удерживают первое место, принятия извне являются служебными. – Примеры и разбор некоторых фактов мифологии Германской 3) характер божества отражает в себе характер племени и сохраняется при переходе к другому племени .– Примеры. Следы племенных отношений в мифологии Скандинавской и разбор её Иногда божество при переходе к другому племени меняет свой характер вследствие обстоятельств, сопровождающих этот переход. – Примеры: мифы о Семирамиде и др. Борьба религии напечатлевается на характере божеств и понятиях о них. – Примеры: сказание о поклонении Евреев Тифону; отношения Тифона к Озирису и другие мифы, свидетельствующие о борьбе духовной религии народов северных, Иранских, и стихийной религии народов южных Кушитов Борьба противоположных религий рождает односторонность и фанатизм, кровожадность, страстность. – Борьба и слияние северной духовной религии Иранской с южной, стихийной религией Кушитской; результаты этой борьбы и слияния в Индии, в юго-западной Азии Борьба противоположных религий доводит их до крайних логических выводов, до которых человек иначе боялся бы дойти Где нет насильственной борьбы, жажда истины называет противодействие односторонности религиозной. – Оттого две религии, противоположные друг другу, но вышедшие из одного общего начала, могут существовать совместно в стране. – Разбор отношений Буддизма к Шиваизму, их внутреннее сродство Одностороннее развитие отвлечённости в религии сопровождается в низших слоях народа грубым Фетишизмом. – Примеры: Египет, Китай, Индия и др. Основное деление древних религий истекает из начал свободы и необходимости. – Свобода выражается идеей творчества, необходимость – идеей рождения. Проявления начал свободы и необходимости в религиях Иранских и Кушитских; религии смешанные Начало свободы есть существенное свойство религий Иранских; начало необходимости – религий Кушитских. – Первое – корень единобожия, второе – корень всебожия; переход к многобожию. – Характеристика религии Эллинской Религия свободы и необходимости переходит в систему эманаций. – Она основана на начале необходимости, принявшем отвлечённую форму. Древность и повсеместность её. Одна религия Еврейская остаётся чуждой понятию об эманации. – Одна религия Еврейская остаётся чуждой системы эманаций. – Смысл Еврейского предания о падении человека и сказания о Хаме Религиозное развитие древнего человечества сосредоточено в юго-западной Азии и северо-восточной Африке. – Скудость духовной жизни у других народов. – В народах крайнего Севера заметно коренное начало единобожия. – Племя Полинезийское представляет влияние Африки. – Характеристика древних Американских государств и народов Удаляясь от своих центров, религиозные начала, Иранское и Кушитское, слабеют. – Дикари Африки и Америки; племена крайнего Севера. – Средняя полоса народов, между Ираном и племенами крайнего Севера, развивает антропоморфизм; сущность его. – Значение в Индии Вишну. – Древние Венды (Славяне) в Азии и Европе; антропоморфический характер их религии. – Их влияние на древний мир Начало вещественной необходимости постепенно увлекает народы древности, вытесняя начало духовной свободы Духовное начало восстановляется реформаторами (Шакья-Муни, Зороастр и др.), но реформатор не может воссоздать первобытной веры в её полноте и жизни Скудность слова религиозного у древних народов Европы. – Религии Кушитские не знают молитвы; вместо молитвы заклинание. – Египет, Китай, Индия. – Религиозное слово у народов Иранских. – Веды. – Зендавеста Книги Израиля. – Израиль – представитель первобытного религиозного предания Иранского. – Влияние его духа. – Возобновление Иранского начала в мире в эпоху Римского владычества Важность религиозных преданий и мифов .– Их сходство у разных народов не могло быть случайным совпадением Правила критики относительно разбора мифов в смысле, исторических указаний. – Их изменчивость; влияние поэтической фантазии. – Примеры В каких случаях сходство символов, имён и таинственных чисел указывает на историческое сродство религий История застаёт религии уже смешанными и искажёнными Распространение религий не соответствует племенам, но характер племён имеет влияние на развитие религий – Общая характеристика племён белого, жёлтого и чёрного в религиозном отношении. – Влияние племенного характера на развитие Христианства Общий вывод из предыдущего изложения: три главных первоначальных племени; два начала верования – в первобытную необходимость и творческую свободу. – Началам верования соответствует общий характер просвещения Две системы письменности; образная и гласовая. – Двоякое подразделение каждой из них. – Их характеристика Гласное письмо принадлежит Иранскому просвещению, образное – Кушитскому Первоначальная гласовая азбука выражала гласные, так же как и согласные. – Отсутствие гласных в азбуках Семитических объясняется свойством языка Время и место происхождения разных письменных систем. – Письмена Египетские, Китайские. – Они соответствуют двум подразделениям Кушитского религиозного начала, собственно стихийному поклонению, Буддизму Сравнительная новость слоговой азбуки Средне-Азийской и письмен Сиро-Арамейских (без гласных) Родина гласных письмен. – Иран; клинообразное письмо – развитие первоначальной азбуки Иранской. – Древность грамотности у Германцев и Славян. – Разбор некоторых слов, относящихся к грамоте Постепенное изменение в азбуках Язык. – Его связь с жизнью народов. – Педантический взгляд Немецких филологов. – Глагол и существительное – ровесники в языке Все языки хранят остатки первобытной старины. – Язык Санскритский. – Могут ли все корни считаться односложными? – Имя и глагол. – Семья Иранская до её расселения: – связь её ветвей Чувство общей человеческой правды столь же необходимо в изучении истории языка, как и истории племён и религий: – Цель сравнительной филологии – воссоздание доисторического состояния народов. – Язык Славянский в его ближайшем родстве с Санскритским Причины, влияющие на искажение слов и изменение их значения Синонимы и метафоры в первобытных языках До́лжно различать простое сродство корней и совпадение полных развитых форм. – Место языка Славянского в семье Индо-Европейской Грамматическая организация языка; её развитие и причины её оскудения Вывод из изучения языков Общие выводы из изучения племён, вер и языков Приложение Сравнение Русских слов с Санскритскими А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
Предисловие к первому изданию
Все бывавшие у А.С. Хомякова знали, что кроме стихотворений, которые изредка у него выливались, кроме журнальных статей, за которые заставляли его браться приятели, кроме богословских рассуждений, которые он посылал печатать за границу, кроме механических изобретений и лингвистических изысканий, одинаково занимавших его всесторонний ум, он постоянно трудился над каким-то обширным учёным сочинением. Но никому почти не было известно, какая это работа.
Однажды Гоголь, застав его за письменным столом и заглянув в тетрадку почтовой бумаги, которую друг его покрывал своим мельчайшим бисерным почерком (не оставляя на целом листе ни малейшего местечка неисписанным), Гоголь прочёл тут имя Семирамиды. «Алексей Степанович Семирамиду пишет!» сказал, он кому-то, и с того времени это название осталось за сочинением, занимавшим Хомякова. «Как подвигается Семирамида?» – спрашивали его приятели.
«Я нынче всё лето проработал в деревне над своей Семирамидой» – так он однажды встретил пишущего эти строки, по возвращении в Москву, и видно было, что он очень был доволен таким употреблением летнего времени.
– Когда вы надеетесь кончить Семирамиду?
– Я её никогда не кончу.
– Приступите ли вы скоро к печатанию вашей работы?
– При жизни моей я и не думаю её печатать; может быть, после моей смерти кто-нибудь издаст.
Это говорил Хомяков тому же лицу, и так действительно случилось.
В настоящих двух 1 томах читатель найдёт эту «Семирамиду», которую покойный писал более двадцати лет. Заглавие «Записки о всемирной истории» не принадлежит автору. Подлинная рукопись не носит никакого заглавия. На верху первой страницы выставлены только, рукою автора, четыре буквы:
И. и. и. и.
Не знаем, что̀ он этим хотел означить.
Рукопись автора осталась в черновом виде и состоит из 21 тетрадки или 284 полулистов почтовой бумаги, мельчайшего, как сказано, письма. Помарок весьма мало, и то лишь такие, которые делались непосредственно во время писания; позднейших исправлений и переделок нет вовсе. По мере того как работа подвигалась, автор отдавал свои тетради переписывать с оставлением поля, так что можно предполагать в нём намерение впоследствии просмотреть им написанное и сделать поправки, но он не успел этого исполнить. Смерть прервала его работу там, где она начинала получать особенный интерес – на половине Средних Веков.
Как произошло это сочинение? Какая была его цель? Какое она имеет значение в ряду трудов этого замечательного человека?
Один из друзей Хомякова, видавший его почти ежедневно именно в то время, когда он начинал писать свою «Семирамиду», А.Н. Попов, сообщил нам следующие сведения о её происхождении.
«Сочинение своё о всемирной истории Хомяков начал в 1838 году или около того. Таким образом, оно по началу предшествует другим прозаическим сочинениям Хомякова, который стал писать статьи для печати только в сороковых годах. До того времени он написал только вынужденный случайными обстоятельствами, как помещик, статьёй о черезполосном владении (1835 г.). Но, ещё будучи далёк от мысли стать учёным писателем, он постоянно читал и очень много. Чтобы иметь возможность изучать вопросы древней истории и истории религий в самых источниках, он выучился языку Греческому, а потом ознакомился и с Санскритским 2. Ни одно сколько-нибудь важное в учёном отношении сочинение, в какой бы из Европейских литератур оно ни появилось, не ускользало от его внимания. Изумительная память сохраняла до малейшей подробности всё прочитанное, а сильный ум, работая неутомимо, всю эту массу сведений превращал в стройное, систематическое целое. Но всё это не ложилось на бумагу, а передавалось друзьям и знакомым в ежедневных разговорах, часто продолжавшихся далеко за полночь. Иногда беседа, длившаяся целый вечер в его кабинете, выходила с разъезжавшимися собеседниками в прихожую и оканчивалась на подъезде дома. Кто был участником этих бесед, тот никогда их не забудет и поймёт, почему все его собеседники или лучше сказать, слушатели, особенно же юные в то время, неотступно надоедали ему просьбами, чтобы он писал, и упрекали его в лени, в трате времени на разговоры «со всеми и каждым. Составился даже заговор между его молодыми друзьями, в котором принимала очень деятельное участие его жена, а главным зачинщиком был Д.А. Валуев, его племянник по жене, в то время молодой студент Московского университета; предававшийся учёным занятиям со всем жаром юного увлечения, которое и свело его в преждевременную могилу 3. Долго Хомяков отделывался от настояний молодых друзей шутками, которые бывали так остроумны и веселы, так потешали тогдашнее образованное общество Москвы. Но его гонители и мучители, как он их называл, были слишком юны, чтобы оценить всё достоинство этих шуток и ими удовлетвориться. Напротив, они с негодованием относились к ним и только усиливали свои настояния».
«Чтобы написать и даже начать писать такое сочинение, какое бы я желал, у меня, ещё не подготовлено материалов; некоторые части и отдельные вопросы готовы, но ещё много других остаётся впереди». – Так говорил он между прочим одному из своих гонителей (именно тому, который обязательно сообщил нам эти воспоминания) и победил его; но когда он передал эти слова Валуеву, последний с негодованием отвечал: «Кто же думает заставлять его писать полное, систематическое сочинение об истории? Пусть записывает то, что рассказывает; пусть пишет вместо того, чтобы болтать».
С этого времени Валуев счёл уже своей обязанностью приступить к решительным мерам. Набрав в книжной лавке кучу сочинений, которые, по его мнению, были нужны Хомякову, он вынудил его дать честное слово, что один час в день будет записывать то, что̀ вчера говорил в обществе о вопросах исторических или что̀ будет говорить в этот вечер. Для приступа к делу он приготовил ему тетрадь, сшил её, припас перья и в шутку запер его на ключ в его кабинете на условленное время, а ключ унёс с собою. Не раз потом случалось Валуеву, который жил в это время в верхнем этаже в доме Хомякова, повторять над ним эту douce violence, и постоянно подготовлял он материалы для его работы. Условленный час превратился мало-помалу в два и более. Так началась «Семирамида» и продолжалась по самую кончину Хомякова. Честное слово, данное юноше-другу, память о преждевременной его кончине и увлечение трудом, развивавшимся всё более и более, заставили его постоянно (хотя по временам и с перерывами) продолжать эту работу, которая шла у него параллельно со всеми другими его сочинениями» 4.
Таково свидетельство очевидца, присутствовавшего при зарождении исторического труда Хомякова. Оно показывает, что лица, заставлявшие его приняться за работу, и не требовали и не ожидали от него какого-либо систематического изложения всемирной истории; они хотели только, чтобы Хомяков сохранил на бумаге те блестящие мысли, сближения, догадки, которыми он сыпал в разговоре, и которые изумляли его слушателей одинаково и остротою его ума, и громадностью его познаний. Сам Хомяков, как видно из слов, которые приводит А.Н. Попов, считал себя неприготовленным к сочинению о всемирной истории полному и систематическому. Между тем, когда, запертый на ключ своим племянником, он взял приготовленную Валуевым тетрадь и принялся писать, с первой же строки стало создаваться под пером его сочинение совершенно стройное и цельное, связанное с начала до конца одной нитью и разве только чересчур систематическое.
Таким образом, видно, что в то время, когда Хомяков приступил к своему труду, в его уме уже выработана была целая историческая система. Иначе было бы совершенно невообразимо, чтобы эта огромная масса разнообразнейших фактов, какую заключает в себе «Семирамида», могла быть с первого раза сгруппирована с такою последовательностью в сочинении, которое, как сказано, есть лишь черновой набросок, и которое притом не представляет ни приписок, ни поправок, ни перестановок, ни деления на главы или какие бы то ни было рубрики 5. Нужно прибавить к этому, что Хомяков, усваивая себе материал из сотен прочитанных книг, никогда никаких выписок и заметок не делал и писал, полагаясь исключительно на свою память, которая в самом деле ему почти никогда не изменяла, даже в мельчайших подробностях. При таком способе писания исторические записки Хомякова могут быть поистине названы чудом человеческой памяти; но такое чудо памяти произвело бы только безобразную груду фактов, если бы автор не обладал в то же время необыкновенным даром систематизации и если бы его историческая система не была уже, как мы заметили, готова, когда он приступал к работе.
Не имея никогда терпения делать выписки (Хомяков часто выражал об этом сожаление), он не был в состоянии обставить своё сочинение цитатами, а также поверять справками, вовремя письма, точность того, что у него хранилось в памяти. Это составляет, разумеется, капитальный недостаток его книги, как учёного сочинения. При её издании первоначально имелось ввиду восполнить по возможности этот недостаток, снабдив книгу необходимыми ссылками и примечаниями: но при громадном количестве сочинений, исторических, философских, богословских и др., послуживших Хомякову источниками, такая проверка потребовала бы работы, которой лицо, имевшее от наследников покойного поручение печатать настоящие тома, не было в состоянии взять на себя; потому оно ограничилось только небольшим числом примечаний в некоторых случаях, где они казались необходимыми.
Другая особенность, которой отличается Семирамида, прямо истекает из самого характера работы Хомякова и обусловливается его целью. Он говорил (мы сами это слышали), что пишет не всемирную историю в полном рассказе, а только набрасывает систему, в которой всемирная история должна быть изложена. Все книги о всемирной истории, говорил он, кажутся ему совершенно неудовлетворительными: они грешат тем, что история рассматривается в них с чисто внешней стороны и притом крайне односторонне. Односторонность в них, во-первых та, что история, хотя и называется всемирной, сосредоточивается почти исключительно в народах Европейских, великая же и тысячелетняя историческая жизнь других племён земного шара отодвигается на задний план, и при том не приводится ни в какую органическую связь с судьбами привилегированных, так сказать, народов Европы. Во-вторых, между народами Европы выводятся на сцену лишь народы классической древности и западного мира, громадное же племя Славянское оставляется в тени, и роль его также не связывается с общим ходом мировой жизни. Внешний же, механический характер имеют книги о всемирной истории главнейшим образом потому, что они слишком мало понимают и ценят то начало, которое существеннейшим образом обусловливает строй человеческого общества и его внутренние стремления, именно религии.
Итак, Хомяков поставил себе задачей изложить схему, каким образом всемирная история должна быть написана, чтобы, во-первых, жизнь всех племён земного шара была поставлена в надлежащее соотношение; чтобы, во-вторых, Славянскому племени возвращено было подобающее ему место, и чтобы, в-третьих, видно было действие тех внутренних сил, которыми обусловливался ход исторического развития разных народов, и в особенности главнейшей из этих сил – религии. В этом последнем отношении Хомяков составил себе то убеждение, что как внутреннее начало, около которого, тем или другим способом, сосредоточиваются все мысли человека, заключается в категориях воли – свободе и необходимости (в смысле necessitas, Nothwendigkeit), так все религии заключают в себе, в той или другой форме, либо принцип свободы, либо принцип необходимости, или же разные степени случайного, неорганического смешения (синкретизма) этих двух принципов, и что, смотря по своему коренному принципу, т. е. господству или преобладанию начала свободы, либо необходимости, религия давала тот или другой склад народному уму и народной жизни.
Таково общее значение книги Хомякова. Повторяем, это не есть всемирная история в рассказе, а схема того, как всемирная история должна быть рассказана. Хотя он не совсем отвергал мысль, что его «Семирамида» может быть издана когда-нибудь после его смерти, но он писал, положительно не имея в виду печать, а только для себя. Когда Хомяков составлял какую-нибудь статью, назначенную для печати, он тотчас спешил прочитывать её своим друзьям, вызывая замечания, и очень охотно сообщал её списки; «Семирамиду» же он ревниво охранял от чужого взгляда, так что были весьма немногие и притом только самые близкие к нему люди, которым он при жизни своей, и то после усиленных просьб, дозволял читать некоторые тетради. То были в полном смысле учёные мемуары, в которых Хомяков записывал для себя, в систематическом порядке, свои соображения, мысли и выводы об истории человечества. Таким образом, тут можно найти в зачатке или в сыром виде бо́льшую часть того, что он потом развивал в своих статьях по отдельным предметам; но всё это составляет лишь незначительную долю того богатства сведений и наблюдений, какие Хомяковым внесены в эти записки.
Внешний вид «Исторических Записок» соответствует их характеру. Книга эта представляет систематический ряд положений, и после каждого положения следует его доказательство или развитие в подробностях. Хомяков строго отличал на письме самые положения от пояснительных к ним статей; в издании положения напечатаны крупным, пояснительные статьи мелким шрифтом.
Просим читателей держать в памяти эту особенность в способе изложения. Кто её упустит из виду, тот в книге Хомякова не найдётся. В пояснительных своих статьях автор не держался никакой системы, а излагал в них все те данные и сравнения, которые привели его к тому или другому положению, или мысли, которые по этому поводу ему приходили в голову, увлекаясь иногда совершенно в сторону от исходной точки; потому, если бы читатель стал смешивать эти пояснения с главным текстом, то увидел бы перед собою только хаос. Напротив того, главный текст, т. е. то, что мы назвали положениями (и что̀ напечатано крупно), излагается в совершенно последовательном порядке.
Положения эти заключают в себе частью общие начала исторических явлений, как их понимал Хомяков, его, так сказать, теории истории, частью характеристику исторических эпох и главных событий в жизни народов, в хронологической последовательности. Общие положения занимают первый том настоящего издания; последовательная характеристика эпох и событий, – доведённая, как сказано, до половины Средних Веков, – занимает второй том.
Этих немногих страниц достаточно, чтобы уяснить читателю, какого рода книгу он берёт в руки. Критическая же оценка была бы здесь неуместна: но для, того, чтобы критика справедливо отнеслась к сочинению Хомякова, необходимо, чтобы она не только помнила, что имеет дело с черновыми записками, автором даже не просмотренными, но и то, в какое время записки эти писаны и какими источниками Хомяков пользовался.
«Семирамида» начата в конце 1830-х, и большая её часть написана в 1840-х годах, когда сравнительное языкознание только что сделало первые шаги, а сравнительная мифология вовсе не существовала как наука, когда замечательнейшие памятники древней религиозной мысли, Веды и Зендавеста, были известны лишь в искажённом виде, когда не были сделаны замечательные открытия, отодвигающие первобытную жизнь человечества в глубине отдалённых геологических периодов. Очевидно, что сочинение, в то время писанное, на такую тему, какую задал себе Хомяков, уже во многом не может соответствовать современному уровню науки.
При этом Хомяков был поставлен в особенно невыгодные условия по отношению к тому именно предмету, к которому он обращался с наибольшею любовью, – к древностям мира Славянского. Научная разработка этой области знания только что начиналась, и рядом со строго критическими исследованиями Шафарика пользовались доверием учёных фантазий людей, как Венелин, Чертков, Лелевель, Коллар, которые, при великих своих заслугах, были в науке более мечтатели, чем критики, и которые, руководствуясь случайными созвучиями или чертами сходства, щедрою рукою рассыпались Славян по всем углам древнего мира. Хомяков, который не имел да и не мог иметь критического метода учёного исследователя, всего менее был приготовлен к отпору таким теориям, и самая исходная точка его воззрений, весьма, впрочем, верная мысль, что в современной западно-европейской науке несправедливо умалялось историческое значение и призвание Славян, – эта мысль невольно располагала его не только принимать на веру все подобные выводы, но даже идти далее писателей, у которых он их находил.
Так объясняется то, что̀ составляет одну из самых слабых сторон книги Хомякова, – чрезмерные преувеличения пределов и роли Славянского мира, особенно в древние эпохи.
В заключение, пишущий эти строки считал бы своей обязанностью прибавить несколько слов в личное себе извинение, что, приняв на себя ещё в 1862 году редакцию Исторических Записок Хомякова, он выпускает их в свет лишь через десять лет. Такая медленность имела причиной как частые и продолжительные его отлучки, так и затруднения, проистекавшие от способа печатания в одной из Московских типографий. Но, сознаваясь в своей вине, ниже подписавшийся смеет думать, что она, быть может, даже послужила к лучшему для этой книги. Если бы «Семирамида» появилась вскоре после кончины автора, когда ещё жива была борьба известных литературных партий со славянофильством, сочинение Хомякова едва ли было бы оценено беспристрастно, и заключающиеся в нём промахи и преувеличения, вероятно, были бы подхвачены как орудие для полемики. В настоящее время, когда основные мысли славянофильства сделались общим достоянием общественности мыслящих Русских людей, а разные их преувеличения отпали, – эти черновые тетради Хомякова будут лучше поняты и вернее оценены. Теперь никто не станет останавливаться на частных ошибках, и скорее обращено будет внимание на те блестящие и поразительно меткие мысли и замечания, которые рассыпаны в изобилии в этом сочинении, на замечательные по своей правде и своему художественному достоинству характеристики многих исторических эпох.
Книга эта не покажется беспристрастному читателю нынешнего времени устарелой при всём том, что она принадлежит уровню науки 30-х и 40-х годов; ибо в ней он увидит нечто такое, что навсегда остаётся поучительным: попытку великого ума обнять не только внешний ход, но и внутренний смысл разделения всего человечества в его совокупности.
А. Гильфердинг 6
1 Марта 1872 г.
* * *
В нынешнем издании «Записки о всемирной истории» напечатаны, для удобства чтения, не в двух, а в трёх томах. Изд.
Латинский язык и главные языки новейшие были усвоены им с ранних лет. Изд.
Наш почтенный ориенталист К.Д. Коссович; в то время живший в Москве и бывавший у Хомякова как друг дома, обязательно прочитав настоящую статью в рукописи, доставил нам следующую заметку которую мы помещаем здесь с особенным удовольствием.
«Необыкновенно приятно было мне прочитать те строки, в которых заключается столь сочувственный отзыв о Д.А. Валуеве. Но, по моему мнению, сказано о нём ещё мало. Это был, если не самый первый в хронологическом порядке, то, заодно, разумеется, с Хомяковым, решительно, первый подвижник и двигатель Славянского дела. Он был в самых близких сношениях с Шафариком. Он начал Сборник исторических и статистических сведений о России и народах, с нею соплеменных и единоверных, который предполагал сделать периодическим изданием; Уезжая за границу, он оставил второй том совершенно приготовленным к печати. Его широкий, любящий взгляд единил всеславянство со всеправославием, о чём, кажется, теперь никто и не думает. Никогда не забуду я, как хотелось утвердить меня в постоянных дружеских сношениях с проживавшим тогда в Москве православным Сирийским митрополитом Неофитом. Он мечтал об Абиссинской церкви и оставил после себя подготовительную по этому предмету статью в первом томе «Сборника». Вдохновляя Хомякова и, разумеется, в то же время получая от последнего одобрение во всех своих действиях, он подвинул Панова к изданий двух «Московских Сборников». Сам кроме того он издал «Симбирский Сборник», в котором находится его прекрасная статья о местничестве. Ни Киреевским, ни Языкову, ни г-же Зонтаг, ни мне он не давал покоя, сам постоянно работая и умея заставлять каждого делать своё дело. Когда он умер, помню, что очень метко у Языкова выразился о нём один из его друзей (Д.Н. Свербеев. Изд.): «Не стало теперь у нас нашего часовщика, который нас, всё равно что часы, постоянно приводил в действие». Кроме сказанного, он неусыпно пёкся о воспитании Русских детей и с этою целью основал Библиотеку для воспитания, выходившую потом под редакцией П.Г. Редкина. А частная его жизнь? Она вся была предана добру; он только и делал, что трудился да благодетельствовал часто через мои руки, бедным студентам и бедным чиновникам. И о таком человеке никто ныне не помнит и не вспоминает! Это непростительно, особенно Славистам, забывшим об одном из своих, так сказать, родоначальников».
Мы должны, впрочем, оговорить, что в последние пять-шесть лет своей жизни Хомяков вовсе или почти вовсе не занимался «Семирамидой», хотя постоянно возил рукопись с собою и не покидал намерения опять за неё приняться. А. Г.
Подлинная рукопись Хомякова от начала до конца писана сплошь; безо всяких подразделений, так что даже переход от общих, теоретических положений к специальному, хронологическому обзору и объяснений событий (заставивший нас разбить это сочинение на две части) в подлиннике вовсе не отмечен. При таком способе изложения было бы весьма трудно внести в книгу Хомякова деление на главы; потому мы и не решились этого сделать, а обозначив в печати белою страницею только самые крупные разделы, снабдили затем поля книги указанием содержания каждого параграфа, чтобы дать читателю общую нить изложения. A.Г. В настоящем издании содержание или заголовки переведены в самый текст. Изд.
Предисловие, составленное А.Ф. Гильфердингом к историческим Запискам А.С. Хомякова, ценно во многих отношениях: Гильфердинг был в последние годы жизни Хомякова его ближайшим собеседником по вопросам истории и филологии. И потому лучше чем кто-либо знаком был с воззрениями Алексея Степановича по этим специальностям. Из разговоров с автором, молодому учёному были известны условия, при которых эти Записки составлялись и их так сказать, генезис. Лучше чем кто-либо мог он также объяснить читателям настоящее значение этого многолетнего, но всё-таки не оконченного и даже не просмотренного труда. Мы перепечатываем это предисловие в настоящем издании также и в знак глубокого уважения к памяти A.Ф. Гильфердинга, и как дань почтения и признательности к его серьёзным заботам по изданию Записок (первый том которых напечатан был уже два раза).
Но, при всём уважении к авторитету А.Ф. Гильфердинга, мы не можем не оговорить некоторых высказанных им суждений. Он находит, что это сочинение, во-первых, «разве только слишком систематическое»; во-вторых, что автор, стоя на уровне науки 40-х годов, не имел и не мог иметь критического метода учёного исследователя; и наконец, что он чрезмерно преувеличивал пределы и роль Славянского мира, особенно в древние эпохи, увлекаясь фантазиями писателей вроде Венелина и иных...». Если бы автор предисловия взглянул на труд Хомякова не как на чисто исторический, а больше как на историко-философский, то он, вероятно переменил бы своё мнение о его излишней систематичности.
Явно, что А.С. Хомяков, в сущности, искал вовсе не схемы для описания истории вообще (хотя, может быть он и употреблял в разговоре это выражение и даже посвятил первые страницы своих Записок рассуждению на эту тему): он видимо шёл в своём историческом труде путём обратным, т. е. от современности к прошедшему и в этом прошедшем прослеживал основные нити тех духовных явлений, которые его занимали в современном человечестве. Кушитство и Иранство (Арийство) современные должны были, по его убеждению, иметь свои корни в исконной истории человечества; этих то корней он и доискивался.
Такова, по нашему мнению, причина той крайней систематичности, которую отметил Гильфердинг, и которая была бы значительным недостатком, если бы автор преследовал чисто историческую цель. Гладстон говорил: «В течение всей истории человечества невидимое и неразлучное с ним сознание будущей жизни было в постоянном состязании с вещами видимого мира» (Московский Сборник, изд. К. Победоносцева). Эту-то именно мысль, пришедшую на ум Хомякову гораздо раньше, чем Гладстону, с олицетворением борющихся начал в двух культурных типах, которые зарождались с самых первых исторических шагов человечества – Кушитства и Иранства (Арийства), хотел провести А.С. Хомяков через всю ему известную историю; и эту работу (как верно говорит Гильфердинг) он предпринял собственно «для себя», для самоубеждения. При такой постановке дела недостаточная систематичность была бы совершенным упразднением искомой цели; тогда как при взгляде Гильфердинга на этот труд она является как бы Ахиллесовой пятой оного. Располагал ли А.С. Хомяков в достаточной степени научно-критическим методом при переработке «доступного» ему материала – это вопрос, разрешение которого зависит от самого понятия о научности. Нам кажется, что его очень основательно рассмотрел г. В. Завитневич в своём исследовании о Хомякове, которое печатается в Трудах Киевской Духовной Академии; но, кроме всего сказанного там, нельзя не обратить внимания на то обстоятельство, что самое приурочение основных культурных типов к двум началам Арийскому и Кушитскому и связанная с этим мысль о Семитстве на те же Арийско-Кушитские начала – свидетельствует именно о том, что он располагал очень выработанным критическим аппаратом: ибо вся позднейшая наука Запада не только не уничтожает этих основных чисто исторических положений, но скорее даёт много нового для разработки именно этих высказанных Хомяковым положений, хотя, конечно, по настоящему состоянию знания нельзя утверждать, что он их достаточно доказал доступными ему доводами.
Особенно многозначительно замечание такого Слависта, как покойный Гильфердинг, о неумеренной роли, отведённой Хомяковым Славянству. Если бы он более точно указал те границы, за которые в своём увлечении зашёл Хомяков, то этим бы вероятно предупредил возможность, если не возражений себе, то, по крайней мере, недоумения по поводу того, что он собственно хотел сказать. Очень может быть, что в отдельных случаях ославянения тех или других мелких народов автор Исторических Записок и ошибался; но нам думается, что в нём вовсе не было желания раздвигать пределы Славянства ради возвышения этого племени: это было бы вовсе не согласно с понятиями его о том, в чём заключается многозначительность исторической роли такого или иного народа. Для определения сего он имел совершенно иной критерий, и если можно видеть увлечение во взглядах Хомякова на Славянство и современное, и исконное, то скорее его можно усмотреть не в оценке внешнего распространения и расселения племён, а в оценке его отличительных духовных и культурных свойств. Но именно в этом отношении Гильфердинг и Хомяков были вполне единомысленны, единомысленны до того, что вероятно Гильфердинг, боясь собственного увлечения значением Славянства вообще, счёл нужным хоть в чём-нибудь да обрезать своего единомышленника и до некоторой степени учителя. Верно ли определил в подробностях распространение Славян Хомяков, конечно подлежит суждению; но если он находил следы их там, где их в позднейшие времена заменили другие народы, то в этом едва ли можно видеть крайнее увлечение, равно как в самом смелом из его предположений в этой области – о влиянии Славянской стихии на образование Римского народа. Эта последняя его догадка замечательна именно тем, что она никак не может быть объяснена желанием ввести Славянский элемент повсюду. Известно воззрение Хомякова на Латинство вообще: оно настолько отрицательное, что едва ли он захотел бы вводить Славянскую стихию в исконное Латинство, если бы не был побуждаем к тому чисто научными, хотя может быть и неосновательными соображениями. Изд.