Чин пещного действа. Историко-археологический этюд

Посвящается проф. Η. О. Красносельцеву

Из чинов, бывших в богослужебной практике древнерусской церкви и ныне совершенно вышедших из употребления, наиболее всего останавливалъ на себе внимание русских изследователей и ученых, так называемый, «чин пещного действа». Внимание к этому чину простерлось до того, что он один из богослужебных чинов попал даже на страницы курса «истории русской литературы» (мы имеем в виду труд П. Полевого). Этим, однако, вниманием к себе настоящий чин обязан не своим внутренним, в высшей степени интересным литургическим особенностям несомненноо древнего происхождения, а чисто случайным и явившимся в сравнительно позднюю пору существования настоящего чина диалогом между халдеями. В этих диалогах наши ученые (Пекарский, Веселовский, Тихонравов, Морозов и др.) стараются усмотреть зародыши у нас той литургической драмы, которая так пышно развилась на западе под покровом католической церкви, в стенах величественных, но индеферентных ко всему, костелов и получила тамъ название «мистерии». В погоне за отысканиемъ этого драматического элемента в «чине пещного действа», наши изследователи всегда упускали из внимания, с одной стороны, тот хорошо известный литургистам ¹ факт, что православное богослужение никогда не чуждалось драматического элемента, а напротив дало ему видное место во многих чинах и исследованиях, бывших и доселе существующих в употреблении, но главным образом в чинах освящения церквей и омовения ногъ в великий четверток², – а с другой стороны, не обращали никакого внимания на положительный и сильный протестъ против произвольного отождествления «чина пещного действа» с латинскими мистериями, высказанный еще в 19 веке известным писателем Симеоном Солунским. Нападая горячо на латинскую церковь за допущение в храм мистерий, в которых с пластическою рельефностью и с мельчайшими детальными подробностями, доходившими до полной иллюзии, старалась она воспроизводить историческия события из жизни Иисуса Христа, Богоматери и святых апостолов и угодников, этот писатель, чтобы устранить возражение латинян относительно «чина пещного действа», совершавшегося в греческой церкви с глубокой древности и как бы напомишавшего западные мистерии, пишет следующее: «Если же они (т. е. латиняне) будут укорять нас за пещь отроков, то нисколько не поразят нас, потому что мы не зажигаем пещи, но употребляем восковыя свечи с огнем и возносим но обычаю фимиам Богу, и изображаем ангела, но не посылаем (в пещь) человека. Мы только лишь допускаем, чтобы поющие чистые отроки, как те три отрока, воспевали их песнь, как предано. Этих отроков могут изображать все запечатленные (т. е. таинствами) и освященные»³. В виду этого все подобного рода прежние ученые изыскания о «чине», для интересующихся культурным прошлым Византии и, в частности, состоянием её богослужения, теряют почти всякое значение, и пред ними снова является настоятельная необходимость исследовать «чин пещного действа», рассмотреть все особенности его, каждую в отдельности и в цельном последовательном изложении, в конструкции чина, методом историко – археологическим, чтобы заполнить в нашей литературе пробел по отношению к данному чину. Нужно сознаться, что с этой стороны «чин пещного действа» никогда еще не исследовался, хотя и был он в самое недавнее время предметом изучения видного современного нам литургиста протоиерея К. Т. Никольского, весьма обстоятельно изложившего внешнюю историческую судьбу его в нашей церкви, в капитальном своем труде: «О службах русской Церкви, бывших в прежних печатных богослужебных книгах», Спб. 1885 г., стр. 169–213. Но, чтобы данный чин рассматривать с точки зрения вышеуказанной и быть вполне понятым нашими читателями, мы считаем необходимым предварительно сделать хотя бы то и краткий экскурс в историю нашего церковного устава, и доселе еще не обследованную всесторонне и не освещенную надлежащим образом. Только, при свете этой истории, для нас будут понятны все особенности «чина пещного действа» и разрешатся сами собою многие недоумения, высказаннын прежними его исследователями.

История нашего «монастырского», а вместе с тем и общецерковного устава начинается только с 1051 года, когда, по сказанию Нестора летописца, преп. Феодосий Печерский «нача искати правила чернечьскаго», «устава чернець студийских», в котором говорилось о том, «како пети пенья монастырьская и поклон како держати, и чтенья почитати, и стоянье в церкви, и весь ряд церковный, на трапезе седанье и что ясти в кыя дни все с установлением» (П. С. Р. Л., т. 1, стр. 69). «Пр. Феодосий изобрет (т. е. устав)⁴ передасть монастырю своему: от того же монастыря переяша вcu монастыреве устав» (там же), а затем и все русские церкви. Чем же руководствовалась в богослужебной практике русская церковь до этого времени, почти около ста лет со времени принятия русскими христианства? Вот естественный вопрос, который должен родиться у исследователя прежде всего, а между тем он не нашел себе даже и слабого отражения в специальном труде покойного профессора Московской духовной Академии И. Д. Мансветова «Церковный устав, его образование и судьба в греческой и русской церкви». Москва. 1885 г. Нам думается, что мы не ошибемся, если скажем, что церковь греческая византийская, просветившая нас светом Христовой веры, учредившая у нас иерархию, дала нам в то же время и тот церковный устав, каким сама пользовалась, а таковым у неё в данное время был «устав великой константинопольской церкви». Переходя от этих чисто теоретического характера соображений на почву положительных Фактов, мы находим, по нашему мнению, самые ясные следы существования у нас в богослужебной практике древнерусской церкви устава великой константинопольской церкви.

В правилах митрополита русского Иоанна II (1080–1089) имеется, например, следующее постановление касательно служб вечерни и утрени в воскресенье, подтверждающее соблюдение у нас обычая церкви константинопольской⁵. «Иже в пении: «Воскресни Господи» и «Всяко дыхание», «Аллилуия» и прокимен вечерний церковных (ἐκ παλαιοῦ ἔθος ἐκκλησιαστικόν), говорит митрополит Иоанн, иереем и архиереем седати, белцем или простьцемь никакоже, аще князь или царь будеть»⁶. Другим церковным уставам данный обычай не известен.

В правилах владимирского собора 1274 года митрополит Кирилл отмечает, что «в пределех новгородских дъяконы, емлюща Божественый Агнец, и преже попов проскоурмисание творяще, и потом пришедшем попом, после проскоурмисати»⁷ и делает распоряжение о его прекращении. Митрополит Киприан в ответах к Игумену Афанасию 1390 – 1405 гг. подтверждает прежнее постановление: «дъякону нелзе проскомисати, слуга бо есть попу, а не ровень»⁸, чем ясно указывает на то, что прежний обычай продолжал сохранять свою силу в практике. Обычай этот явился к нам несомненно из Византии вместе с уставом церкви константинопольской⁹ и особенно прочно утвердился в практике новгородской церкви, которая оказала широкое гостеприимство этому Типикону. За византийское происхождение рассматриваемого нами обычия говорит, между прочим, и тот любопытный факт, что на вопрос сарайскаго епископа Феогноста: «Аще будут попове мнози и диякони, подобает ли игуменом проскомисати, или ни»? собор константинопольский 12 августа 1276 года дает ответ в духе византийской практики: «Аще будеть старейший игумен, да посылаеш диакона, аще ли епископ будет с ними наслужбе, да проскомисают вси»¹⁰. Прекратит свое существование этот обычай на востоке в 14 веке.¹¹

Из поучения к новгородскому духовенству (1395 г) митрополита Киприана и из послания митрополита Фотия от 12 августа 1419 г. к псковскому духовенству мы видим, что оба эти митрополита запрещают совершение литургий в среду и пятницу сырной недели и в пятницу великую. «А в среду масленыя недели и в пятницу, говорить митрополит Киприан, никакоя службы, но толко часы с вечернею; такоже и в великую пятницу по томужь»¹². «А еже в среду и в пяток сырныя недели», пишет по тому же поводу в Псков митрополит Фотий, «не прияхом ниже в Палестине, ни в Святой Горе, ниже в царствующим Цариграде не прияхом в сия дни, рекше среду и пяток сырныя недели, ниже свершеную литургию, ниже прежесвященную стваряти; подобне же и наипаче в пяток великый распятия Христова не прияхом ни свершену литургию, ни прежесвященную»¹³. Ссылку митрополита Фотия в данном случае на практику «царствующего Царьграда» нужно понимать в том смысле, что обычай совершать литургию преждеосвященных даров в среду и пяток сырной недели и в великую пятницу, ко времени митрополита Фотия, под влиянием устава иерусалимского, вышел даже из практики и великой константинопольской церкви, чему подтверждение можно находить в постановлениях собора константинопольскаго 1276 г.¹⁴ и в трудах Симеона Солунскаго¹⁵. Но в глубокой древности обычай этот несомненно имел место в практике константинопольской церкви¹⁶, через устав которой проник к нам в нашу богослужебную практику и в некоторых местах, как это видно из поцитованных поучения митрополита Киприапа и грамоты митрополита Фотия, держался прочно даже до 15 столетия.

Ответ 22 Кирику Нифонта, епископа Новгородского: «А игумен чтеть евангелие на литургии на велик день в олтари, зря на запад, а дьякон по немь молвить пред олтаремь стоя, по строце в другое евангелие зря»¹⁷ представляет точное воспроизведение у нас подобного обычая практики великой церкви константинопольской¹⁸. О чтении евангелий архиереем нам известно еще распоряжение константинопольского собора 1276 года, сделанное тоже в духе практики церкви константинопольской. На вопрос Феогноста, епископа Сарайскаго: «в киа дни подобает и в годы чести святителю евангелие»? собор отвечал: «Четыржды в лето, рекше, страстныа недеди (в) великий четверток первое евангелие¹⁹, и на Пасху на литургии²⁰, и на вечерни²¹, и в первый день сентября месяца, егда ходят с кресты²². Еже с игуменом в великие праздники²³ да чтут, при инех попах не чтут, развее нужда»²⁴.

Митрополит Киприан в 1395 г. посылает псковскому духовенству для недели православия «синодик правый, истинный, который чтут в Царьгороде, в Софьи святой, в патриархии, причем прибавляет: «А синодик есмь послал к вам правый Царь городский, почему и мы здесе поминаем, или еретиков проклинаем: и вы по тому дейте»²⁵. Тот же митрополит к игумену Афанасию пишет: «Трапеза же святая помывати в великий четверток, в соборных же церквах святителю, а меньшей чади немощно сего деети»²⁶, т. е. опять узаконяет в нашей богослужебной практике обычай церкви константинопольской²⁷.

Чины поставления в иерархические степени и в частности «устав како достоин избирать епископа», «устав благовестию», «о малом знамении», «устав, бываемый на поставлении епископом», чин «пастолования» епископов и митрополитов²⁸, чины коронования князей и царей русских²⁹, чин новолетия, совершаемый 1 сентября³⁰, и некоторые другие чины целиком перенесены к нам из практики великой константинопольской церкви.

Нам нет надобности перечислять здесь все чины и особенности древнерусской богослужебной практики, сходные с практикой константинопольской церкви, так как и на основании отмеченных фактов с достаточною ясностью констатируется то положение, что в нашей церкви когда-то действовал устав великой церкви. Положение это станет несомненным, если мы укажем, что устав великой церкви константинопольской был переведен на славяно-русский язык, и памятники этого перевода сохраняются и до настоящего времени. Сделать последнее не представляется для нас делом невозможным. Так, например, в «переписной книге домовой казны патриарха Никона», составленной 31 июля 7166 = 1658 года боярином князем А. Н. Трубецким и др., значится между другими книгами и предметами «книга, писана в десть, правило Софейское старое, писана по телятине»³¹. Известный ученый А. Попов в рукописях библиотеки А. И. Хлудова нашел отрывок пергаментной рукописи XIII века³² с следующим весьма важным для нас заглавием: «Устав Великия Церкви святыя София списан боголюбивым архиепископом новгородским Климентом»³³. В этом отрывке подробно изложены службы па первые тринадцать дней сентября месяца, со всеми особенностями устава великой константинопольской церкви. Наконец, в числе рукописей Московской синодальной библиотеки сохранился доселе полный пергаменный Требник ХIV–ΧV в., № 371 (675), «с русским правописанием», принадлежавший некогда патриарху Никону, который в 7169 году пожертвовал его в Воскресенский монастырь в Новом Иерусалиме³⁴. В Требнике этом весьма сходном с патриаршим греческим евхологием XI в. кардинала Виссариона в Крипто-ферратской библиотске, содержатся исключительно чины и молитвословия, практиковавшиеся в великой церкви константинопольской. Крипто-ферратский Требник был описан ученым Я. Гоаром³⁵ и в последнее время А. Рокки³⁶.

Итак, вот очевидные памятники переводов у нас богослужебных книг с особенностями практики устава великой церкви. Если были переводы, то, следовательно, в них на Руси чувствовалась потребность, причем эта потребность, как свидетельствуют те же факты, охватывала довольно значительный район нашей древнерусской территории. Уставом великой церкви пользовались не только в митрополитанском кафедральном соборе св. Софии в Киеве, но его «списывали» для «церкви св. Софии» в Новгороде, несомненно и в Пскове, как это видно из приведенных выше мест посланий в Псков митрополитов Киприана и Фотия, направленных к уничтожению обычаев великой церкви константинопольской. Чины новолетия, чин пещного действа и некоторые другие чины свидетельствуют о том, что устав великой церкви регулировал богослужебную практику в Вологде, по всей вероятности, во Владимире на Клязьме, в Чернигове и в других городах.

Господство этого устава было вытеснено мало по малу сначала уставом в редакции патриарха Алексия, а потом окончательно иерусалимским уставом. Отсюда понятна и прибавка «в переписной книге домовой казны патриарха Никона», что писанное «по телятине» «правило³⁷ Софейское» было «старое», т. е. считалось в ХVII в. уже вышедшим из употребления.

«Чин бываемый в неделю св. Праотец или св. Отец пещнаго действа»³⁸, к рассмотрению которого мы теперь приступаем, хотя во всем своем объеме и составе, как он излагался в наших рукописях ХVI – ХVII веков и как он был напечатан в Москве, и неизвестен нам по греческим памятникам, тем не менее мы не сомневаемся в византийском происхождении его главнейших составных частей и особенностей и считаем этот чин новым подтверждением того положения, что в древнейшую пору нашей церковно-религиозной жизни прочно держался в богослужебной практике устав великой константинопольской церкви, одну из особенностей которого составлял и настоящий чин. Чтобы не быть голословным, мы рассмотрим каждую из особенностей «чина пещнаго действа», известного нам по русским памятникам, выделив пока из него, на что, как увидим ниже, у нас имеются и свои особые резонные основания, самый обряд возжжения пещи и ввержения в неё трех отроков, входящий в состав утреннего богослужения и соединяемый с пением седьмой и восьмой песней канона. Так как весь «чин пещнаго действа» заключает в себе последование вечерни, утрени и литургии, то с обозрения особенностей этих последований мы и начнем наше исследование.

Если Рождество Христово приходилось в понедельник или во вторник, то «пещное действо» совершалось в неделю святых праотец, а если тот же праздник падал на следѵющие дни недели, то «действо» происходило в неделю святых отцов.

Приготовления к этому «действу»³⁹, «с благословения у святителя», начинались с предшествующей воскресению среды, когда «пономари и звонцы» разбирали «большое паникадило, что надо амбоном среде церкви». В субботу «на обедни у святителя благословляются ключари амбон здвигнути сместа, а на том месте поставит пещь», что и исполнялось ими после литургии. «Амбон» убирался «за левый клирос», а на его месте, «против царских дверей», ставилась «пещь»⁴⁰, около которой располагались «железные шандалы» с «витыми свечами». На железном крюке, на котором до этого времени находилось паникадило, вешалось пергаментное изображение «Ангела Господня», при помощи «ужища» или веревки из алтаря подымаемое и опускаемое в печь⁴¹.

Звон к вечерни был в начале 6 часа и продолжался «народа ради» целый час. Сослужащее святителю духовенство, «учитель отроческой⁴² со отроки⁴³ и сподияки⁴⁴ и схалдеи»⁴⁵ собираются в «крестовую полату» епископа и облачаются «отроки» в «стихари⁴⁶ и в венцы»⁴⁷ или «в отроческия шапки», халдеи – «в халдейское платье»⁴⁸ и в турики или шеломы⁴⁹, а подияки – «в свои стихари», после чего идут все «в сени пред крестовую келью» и здесь ожидают выхода святителя «издохожних келей». По выходе святителя один из халдеев идет в «крестовую келью», за ним отроки и затем другой халдей, «держаще трупки сплавучею травою⁵⁰ и свечи возжены и пальмы⁵¹ в руках своих». Первый халдей говорить: «Владыко благослови», второй добавляет: «И помолися». Архиерей на это отвечает чтением: «Достойно есть» и отпустом, носле которого раздает зажженныя свечи отрокам. «Учитель отроческой» произносить: «Хвалите, отроцы, Господа, хвалите имя Господне»⁵², епископ прибавляет: «Буди имя Господне благословенно отныне и до века». Отроки поют: «Благословен еси Господи Боже отец наших» и все направляются «к Софеи к вечерни» в таком порядке: сначала идут по три в ряд без свечей «подияки», за ними «подиак» с лампадою и два другие с «большими свечами», далее отроки «с тройными свечами», по бокам коих находятся халдеи, потом духовенство и, наконец, епископ. При входе в церковь, первый халдей говорить: «Владыко благослови», второй – прибавляет: «И помолися». Епископ становится «на святительское место» посредине храма, против которого отроки поют: «Преосвященному сысполайти». Подьяки стоят «от пещи с правые страны лицем к святителю». Епископ делает обычные поклоны с чтением: «Достойно есть» и благословляет народ. После этого, поклонившись епископу, отроки и подьяки уходят в алтарь северными дверями, а халдеи становятся пред алтарем. Выходит из алтаря «поскору царьскими враты» протодиакон и, «став у пещи на степени», произносить: «Благослови владыко», протопоп отвечает из алтаря: «Благословен Бог наш» и начинается вечерня. Подобным образом совершается выход архиерея к утрени и на литургию с тою лишь разницею, что, во время пути к заутрени, отроки поют стих: «Яко же заповеда нам, да благо нам будет», а к литургии – стих: «И яко песок вскрай моря».

Не имея прямого оригинала настоящего чина в практике греческой церкви, мы не можем указать происхождеиие всех подробностей и частностей его, имеющих характер исключительный, но особенности даннаго выхода к богослужению архиерея, так сказать, общего характера, несомненно те же самыя, которыя мы находим в обычном уставе великой церкви. В известном нам по рукописи ΧV в. русского Андреевского скита на Афоне чине вечернего, утреннего и литургийного богослужения или «Τάξις, γινομένη ἐν τῇ μεγάλῃ ἐκκλησίᾳ ἐπὶ τε τῷ ἑσπερινῷ, τῷ ὄρθρῳ, τῇ θείᾳ καὶ ἱερᾷ λειτουργίᾳ καὶ ἐπὶ τῇ χειροτονίᾳ τοῦ ἐπισκόπου» мы читаем следующее описание выхода митрополита к вечернему богослужению: «Τῷ σαββάτῳ ἑσπέρᾳ, μετὰ τὸ συναχθῆναι τὸν κλῆρον, ἀπέρχονται εἰς τὸ κελλίον τοῦ μητροπολίτου, καὶ λαμβάνει τὸ μονοβάμβουλον ὁ ὀστιάριος, εἰ ἔνι, εἰ δὲ μή, ἑτερὸς τις τῶν ἐκκλησιαστικῶν⁵³, καὶ ἅπτει τὴν λαμπάδαν, καὶ προπορευομένου τοῦ κλήρου καὶ  τοῦ λαοῦ ἔμπροσθεν τοῦ ἀρχιερέως, εἰσέρχεται ὁ ἀρχιερεὺς εἰς τὴν ἐκκλησίαν καὶ προσκυνεῖ μέσον τῆς ἐκκλησίας ἱστάμενος, ἔπειτα ἀσπάζεται τὴν εἰς τὸ μέσον τοῦ ναοῦ ἱσταμένην ἁγίαν εἰκόνα καὶ ἀνέρχεται εἰς τὸ στασίδειον αὑτοῦ, καὶ ψάλλουσιν ἐκ τρίτου οἱ κληρικοὶ μετὰ τὸ ἀνελθεῖν αὐτὸν ἐκεῖσε τὸ Τὸν δεσπότην καὶ ἀρχιερέα ἡμῶν, Κύριε, φύλαττε, μετὰ μέλους. Μετὰ δὲ τὸ συμπληρωθῆναι τοῦτο παρ» αὐτῶν, ἐπευλογεῖ αὐτοὺς ἐκ τρίτου ὁ ἀρχιερεύς, ἐπιφωνούντων αὐτῷ το Εἰς πολλὰ ἔτη, δέσποτα. Εἶτα γίνεται ἔναρξις τῆς ἀκολουθίας, τοῦ μὲν διακόνου ἐκφωνοῦντος τὸ Εὐλόγησον δέσποτα, τοῦ δὲ ἱερέως ἢ Εὐλογητὸς ὁ Θεός, ἢ Εὐλογημένη ἡ βασιλεία⁵⁴.

Если заменить в данном чине остиария и церковников с лампадами дьяками, а клириков или певцов – отроками и «отроческим учителем», двух человек из народа одеть «в халдейское платье» и «турики» или «шоломы», в уста певцов вложить те песнопепия, какие положено петь отрокам на пути в церковь, то тождество между обоими чинами получится полное. Все остальные обряды не представляют никакой разницы в обоих чинах.

Вечерня до выхода происходила обычным порядком. Во время догматика совершается выход. Впереди идет халдей с «халдейскою свечею», за ним отроки, потом другой халдей, далее «подияк» со свечею, «диакони градские», «от соборов десятские», «протопоп и священники соборные и градские» –«от соборов старосты». Отроки становятся против архиерейского места, имея по сторонам халдеев, а «подиак» со свечою у царских врат. Остальные лица, после совершения входа, направляются в алтарь, куда, поклонившись владыке, удаляются и отроки, а халдеи становятся на прежнее место. «Подияцы же меньшая станица» за пещью, носредипе церкви, поют: «Святыя славы»⁵⁵, после чего следует прокимен: «Господь воцарися», который произносит «подияк». «Певчие дияки поют прокимен тройной по дважды на клиросех, таже подияки поют большая станица за пещию, посреде церкви, прокимен демественной»⁵⁶. Остальная часть вечернего богослужения совершается обычным порядком.

Если мы теперь обратимся к тому же чину вечерни, по уставу великой церкви, то все особенности описаннаго момента мы найдем в нем. «Εἰς δὲ τὸ Δόξα, говорится в этом чине, ἐνδύονται οἱ ἱερεῖς  ἐντὸς τοῦ βύματος τὰ φαινόλια ἀυτῶν καὶ οἱ διάκονοι, καὶ ἐξέρχονται ἀπὸ τοῦ μέρους τῆς προθέσεως, καὶ ἀπέρχονται πλησίον τῶν ὡραίων πυλῶν τοῦ ναοῦ· καὶ στιχηδὸν στάντων τῶν ἱερέων καὶ τῶν διακόνων ἐκεῖσε, κατὰ τάξιν, πορεύεται ὑποδιάκονος, κρατῶν θυμιατήριον καὶ μανουάλια δύο, ἐνδεδυμένος καμμύσιον, καὶ τὰ μὲν μανουάλια τίθησιν ἔμπροσθεν αὐτῶν περὶ τὰ μέσα, τὸ δὲ θυμιατήριον δίδωσι τῷ δευτερεύοντι τῶν διακόνον, αὐτὸς δὲ ἀπέρχεται καὶ ἵσταται ὄπισθεν μεταξὺ τοῦ τε πρώτου τῶν ἱερέων καὶ τοῦ δευτερεύοντος τῶν διακόνων. Καὶ ἡνίκα πληρωθῇ τὸ στιχηρόν, ἐκφωνεῖ ὁ δευτερεύων τῶν διακόνων,  μικρὸν προβὰς τὸ Σοφία ὀρθοί, σφραγίζων σταυροειδῶς μετὰ τοῦ θυμιατηρίου, καὶ ἀπέρχονται οἱ ἔσχατοι διάκονοι καὶ λαμβάνουσι τὰ μανουάλια, καὶ προπορεύονται τῆς εἰσόδου, καὶ γίνεται ἡ εἴσοδος μέχρι καὶ ἐντὸς τοῦ ἁγίου βύματος. Ὁ δὲ ὑποδιάκονος ὑποστρέφει ἀπὸ τοῦ μέρους, ὅθεν ἐξῆλθεν ἦ εἴσοδος, καὶ εἰσέρχεται καὶ αὐτὸς ἐκεῖθεν εἰς τὸ ἅγιον βῆμα. Ἐν ὅσῳ δὲ ἒρχεται ἡ εἴσοδος, προπορεύεται μετὰ τοῦ θυμιατηρίου ὁ δευτερεύων τῶν διακόνων καὶ ἵσταται ἔμπροσθεν τοῦ στασιδείου τοῦ ἀρχιερέως καὶ θυμιᾷ αὐτόν, εἶτα ἀπέρχεται καὶ ἑνοῦται τοῖς ἱερεῦσι, καὶ πρῶτος οὕτος εἰσέρχεται αὐτὸς τὴν σολαίαν, καὶ οὕτω τελεῖται τὰ τῆς εἰσόδου. Ψαλλομένον δὲ μετὰ ταῦτα τοῦ προκειμένον παρὰ τοῦ δομεστίκου ἢ τοῦ λαοσυνάκτου ἐν τῷ ἄμβωνι, συνόντων αὐτῷ καὶ συμψαλλόντων καὶ τῶν ψαλτῶν, κάθηται ὁ ἀρχιερεὺς καὶ οἱ εὑρεθέντες ἐκεῖσε ἐπίσκοποι, κάθηνται δὲ ὁμοίως καὶ ἐξωκατάκοιλοι» (т. е. первые шесть диаконов: великий эконом, великий сакелларий, великий скевофилакс, хартофилакс, сакеллий и протекдик).

По окончании вечерни, отроки с халдеями подходят к «святительскому месту», сюда же приходят и «подияки» с лампадою и со свечами, и все вместе кланяются епископу и провожают его в крестовую палату в том порядке, в каком они шли к вечерни.

Во время пути, после вечерни, отроки поют стих: «И на град святый» с припевом, после утрени – стих: «Студ и поношеиие быхом рабом твоим чтущим Тя» и после литургии – стих: «И даждь славу имени Твоему», или «Яко во тмах агнец тучен» с припевом. При входе в «крестовую келью», первый халдей произносит: «Владыко благослови», второй добавляет: «И помолися». Отроки поют «вход по обычаю», т. е. «Святейшему патриарху московскому и всея Руси, да Исполайти деспота». Если же митрополит, то многолетствуют его⁵⁷. «Подияцы» с лампадою и со свечами становятся в крестовой по левую сторону отроков и вместе с последними, после окончания входнаго, делают поклон архиерею и уходят. Архиерей читает «Достойно есть», совершаег обычный отпуст и, благословив всех, удаляется в свои покои, а духовенство или «власти» возвращаются домой. Отроки, учитель отроческой и халдеи имеют стол «в ключе и всход на погреб», а «дияки певчие и нодияки» – «тольке всход на погреб».

В чине вечерни, по уставу великой церкви, окончание её и вообще всех служб изложено следующим образом: «Μετὰ δὲ τὴν συμπλήρωσιν τῆς ἀκολουθίας, ψάλλουσιν ἅπαντες ὁμοῦ τὸ Στερέωσον, ὁ Θεός, τοὺς βασιλεῖς ἡμῶν, ναί, Κύριε, εἰς πολλὰ ἔτη, διαφύλαττε τὴν ἁγίαν βασιλείαν αὐτῶν· ἔτι δὲ καὶ τὸ Τὸν δεσπότην καὶ ἀρχιερέα ἡμῶν, Κύριε, φύλαττε. Καὶ συμπληρωθέντος τούτου, δοξάζει ὁ ἀρχιερεύς, καὶ γίνεται ἀπόλυσις ἀπὸ τοῦ ἱερέως· εἶτα ψάλλουσι συνήθως πάλιν οἱ κληρικοὶ μεγαλοφώνως τὸ Πολυχρόνιον ποιήσαι, ὁ Θεός, τὴν ἁγίαν βασιλείαν αὐτῶν εἰς πολλὰ ἔτη, καὶ τὸ Τὸν δεσπότην καὶ ἀρχιερέα ἡμῶν, Κύριε, φύλαττε. Καὶ μετὰ τοῦτο εὐλογεῖ αὐτοὺς ἐκ τρίτου ὁ ἀρχιερεύς, ἐπιφωνούντων κάτωθεν πάντων τὸ Εἰς πολλὰ ἔτη, δέσποτα, καὶ κατέρχεται ἀπὸ τοῦ στασιδείου αὐτοῦ, καὶ προπορευομένων τῶν κληρικῶν μετὰ τοῦ μονοβαμβούλου, ὡς καὶ τὴν ἀρχήν, ἀπέρχεται μέχρι καὶ τοῦ κελλίου αὐτοῦ· κἀκεῖσε συνήθως τοῦ κλήρου καὶ τοῦ λαοῦ εἰπόντος τὸ Εἰς πολλὰ ἔτη, δέσποτα, ὁ ἀρχιερεὺς εὐλογεῖ αὐτοὺς ἅπαξ καὶ ἀπολύει. Τοῦτο ποιεῖ ὁμοίως καὶ ὅτε ἐξέρχεται τοῦ κελλίου αὐτοῦ πρὸς τὸ εἰς ἐκκλησίαν ἐλθεῖν, ἤτοι τῷ σαββάτῳ ἑσπέρᾳ, τῇ κυριακῇ πρωὶ καὶ κατὰ τὰς ἐπισήμους τῶν ἑορτῶν ⁵⁸).

Таким образом, все особенности в конце служб недели св. отец находят для себя основание в практике великой константинопольской церкви.

Благовест к заутрени начинался «за 6 часов дни» и продолжался «народа ради» целый час. Последование его, кроме самого обряда «пещнаго действа», до пения великаго славословия совершалось обычным порядком, если еще не принимать во внимание той особенности, что евангелие воскресное этого дня читалось не пред каноном, а после славословия. «Егда же приспеет время славословию», читаем в чине пещнаго действа, «подияком же поющим «Преблагословенную» и славословие в пещи, и егда учнут пети последнюю статью: «Господи прибежище бысть нам», тогда идут на выход два халдея с выносными свещами вкупе, и потом отроки со свещами, таже протодиякон со евангелием и протопоп и священницы по чину. И пришед отроки и халдеи пред святительское место и покланятся святителю и стоят пред святительским местом, дóндеже скончают славословие⁵⁹). Егда же пропоют подияки славословие, и идет первый халдей от святительского места к пещи и по нем отроки и другий халдеи. Таже идут в пещь отроки Анания, Азария и потом протодиакон со евангелием и протопоп и по них идет в пещь Мисайло. Протодиякон же полагает святое евангелие на налоге и сходит испещи, и станут отроки в пещи вси вкупе у налога против протопопа, а халдеи станут по странам пещи, спем ссобя турики. А прокимен сказываешь подияк. стоя у царских дверей. Егда же прочтешь протопоп евангелие⁶⁰, и идут испещи отроки Анания, Азария, таже протопоп со евангелием и потом Мисайло. И станут отроки пред святителем по прежеуказанному и поклонятся святителю вкупе. По прочтении же евангелия, халдеи воздевают на себе турики⁶¹. И пришед пред святителя протопоп со евангелием и, поклонся святителю, приносить святое евангелие, святитель же целует святое евангелие и благословит рукою протопопа, протопоп же целует в руку святителя и отходит паки от места со евангелием и, поклонся святителю, отходит волтарь и полагает евангелие на престоле. А отроки и халдеи такоже поклонятся святителю, и идут волтарь северными дверми отроки».

Данный момент утрени, по нашему чину пещнаго действия, представляет во всех своих важнейших и основных особенностях воспроизведение особенностей практики великой церкви. Вот как описывается он в чине великой церкви: «Εἰς δὲ τὴν μεγάλην δοξολογίαν γίνεται ἡ εἴσοδος πάλιν, ὥσπερ εἴρηται ἐν τῷ  ἑσπερινῷ. Ψαλλόντων τῶν ἱερέων τὸ Ὑπερευλογημένη ὑπάρχεις, μέχρι τέλους, πλὴν εἰς τὴν τοιαύτην εἴσοδον, ἔμπροσθεν τῶν μανουαλίων προπορεύεται ἀναγνώστης μετὰ φαινολίου μεταξωτοῦ, κρατῶν ἐν ταῖς χερσὶν αὐτοῦ σταυρὸν μέγαν, καὶ ὁ μὲν ἀναγνώστης μετὰ τοῦ σταυροῦ ἵσταται μέσον τῶν μανουαλίων. Ὅταν δὲ ὑποστρέφωσιν εἰς τὸ βῆμα, αὐτὸς προπορεύται καὶ ἔρχεται μέχρι, καὶ ἑκτὸς τῆς σολαίας καὶ ἵσταται ἐκεῖσε. Εἰσελθόντων δὲ τῶν ἱερέων ἐντὸς τοῦ βήματος, ἀνέρχεται ἀναγνώστης μέχρι δύο βαθμίδων τοῦ ἄμβωνος καὶ λέγει μετὰ μέλους τὸ Δόξα ἐν ὑψίστοις Θεῷ. Πληρωθείσης δὲ τῆς μεγάλης δοξολογίας ἐντὸς τοῦ βύματος παρὰ τε τῶν ἱερέων καὶ τῶν διακόνων, ἀνέρχεται πάλιν ὁ αὐτὸς ἀναγνώστης καὶ ψάλλει μετὰ μέλους τὸ Ψαλμὸς τοῦ Δαβὶδ, εἶτα τὸ Ἀνάστηθι, Κύριε, καὶ τοὺς λοιποὺς στίχους.  Καὶ κατέρχεται ὁ τοιοῦτος ἀναγνώστης, καὶ ἀνέρχεται ὁ δομέστικος ἢ ὁ λαοσυνάκτης μέχρι καὶ τριῶν βαθμίδων τοῦ ἄμβωνος καὶ ψάλλει μετὰ τῶν λοιπῶν ἀναγνωστῶν τὸ προκείμενον, ἀλλὰ δὴ καὶ ψάλλει ὁ δομέστικος, ἐπὶ τὰ τέλη ἤχισμα. Ἐν ὅσῳ δὲ ψάλλει τὸ τοιοῦτον προκείμενον ὁ δομέστικος, ἐξέρχονται δύο ἀναγνῶσται μετὰ μανουαλίων καὶ δύο διάκονοι, ὄπισθεν δὲ τούτων ἔρχεται ὁ ἱερεύς, κατέχων ἐν ταῖς χερσὶν αὐτοῦ τὸ ἅγιον εὐαγγέλιον, ἐνδεδυμὲνος τὴν ἱερατικὴν ἅπασαν στολήν, καὶ ἀνέρχεται ἐπὶ ἄμβωνος ἀπὸ τοῦ ὄπισθεν μέρους καὶ κάθηται μετὰ τῶν διακόνων μέχρις ἂν πληρώσωσιν οἱ ἀναγνῶσται μετὰ τοῦ δομεστίκου τὸ προκείμενον καὶ τὸ Πολυχρόνιον ποιήσαι τὴν ἁγίαν βασιλείαν αὐτῶν, καὶ τὸ Τὸν δεσπότην καὶ ἀρχιερέα. Ἡνίκα δὲ λέγουσι τὸ Ποληχρόνιον ποιήσαι καὶ τὰ ἑξῆς, ἀνίσταται ὁ ἱερεὺς καὶ οἱ διάκονοι· καὶ οἱ μὲν διάκονοι κατέρχονται μέχρι βαθμίδων τριῶν, οἱ δὲ ἀναγνῶσται μετὰ μανουαλίων ἵστανται εἰς τὴν δευτέραν βαθμίδα, καὶ ἐπάνω τούτων τίθησι τὸ ἅγιον εὐαγγέλιον ὁ ἱερεύς. Καὶ λέγει ἁπό τοῦ ἁγίου βύματος ὁ δευτερεύων τῶν διακόνων τὸ Σοφία ὀρθοὶ ἀκούσωμεν τοῦ ἁγίου εὐαγγελίου. Καὶ ὁ ἱερεὺς τὸ τοῦ ἁγίου εὐαγγελίου ὄνομα καὶ ἐξῆς τὸ ἅγιον εὐαγγέλιον. Καὶ μετὰ τὴν συμπλήρωσιν τούτου, ἐπαίρει ὁ εἰς τῶν διακόνων τὸ ἅγιον εὐαγγέλιον καὶ ἀπέρχεται εἰς τὸν ἀρχιερέα, καὶ ἀσπάζεται τὸ ἅγιον εὐαγγέλιον, καὶ εὐλογεῖ αὐτόν, ὁ δὲ ἱερεὺς ἵσταται εἰς τὴν ἐσχάτην βαθμίδα τοῦ ἄμβωνος καὶ προσμένει μέχρις ἂν ἔλθῃ ὁ διάκονος. Καὶ ἀφ» οὖ ἔλθῃ οὗτος εἰσέρχεται πρῶτον ὁ ἀναγνώστης μετὰ τοῦ σταυροῦ ἐντὸς τοῦ ἁγίου βήματος, εἶθ» οὕτως οἱ ἀναγνῶσται, ὁ κατέχων τὸ ἅγιον εὐαγγέλιον διάκονος καὶ ὁ ἱερεύς»⁶².

В нашем чине утрени, таким образом, не говорится лишь о выносе большого креста и о пении великого славословия священниками внутри алтаря, вместо которых делают то же «подияки». Что же касается прокимна и обрядов, при этом практикуемых, то о них наш чин говорить кратко, а поэтому нелишне припомнить здесь правило митрополита Иоанна II, о котором у нас была речь выше. Из этого правила видно, что данный момент утрени в древнебогослужебной практике нашей церкви пичем не разнился от практики церкви константинопольской.

После утрени и проводов архиерев в свои покои, «на учителя и на отроков, и на певчих дияков обоих ликов, и на подияков, и халдеев бывает ранней столь в ключе; и всход на погреб»⁶³.

В промежуток времени между заутренею и литургиею, к которой начинали звонить в половине второго часа дня, т. е. около 8 часов, разбирали пещь и ставили на её место снова амвон, «местные иконы» размещали на своих местах и мели церковь.

Выход и встреча архиерея пред литургией совершались обычным порядком, как уже нами описано. Облачался архиерей, согласно с практикой великой церкви, на «своем месте», в стасидие, посредине церкви. В это время «подияки» на амвоне пели «воскресный стих», а отроки, халдеи и подияк с лампадой стояли пред архиерейским местом. По облачении, протодиакон с диаконами делали три поклона перед царскими дверями и одип поклон архиерею, который благословлял их. Протодиакон громогласно произносил: «Исполайти деспота» три раза, на что отроки отвечают: «преосвященному с многолетием» и «поют реку вавилонскую⁶⁴ первую статью, и пропев отроки, поклонся святителю, отходят волтарь, а халдеи оставляются пред олтарем. Таже поют подияки меньшая станица против святителя вторую статию реки вавилонские: «Аще тя забуду Иерусалим». И потом поют подияки большая станица третью статью: «Глаголющая: истощайте».

Не имея греческого оригинала нашего полного «чина пещнаго действа», мы не решаемся сказать, откуда у нас появилось пение «реки вавилонской» или 136 псалма, но несомненно, что отмеченные в данном месте три «статьи» его замещают три антифона, которые поются на обычной литургии. В печатном «чине пещнаго действа» нет указания «на реку вавилонскую», но обще говорится: «антифоны же и апостол чтет опричной подияк». Что же касается остальных особенностей, то все они византийскаго происхождения и даже не чужды современному нам чину архиерейской литургии.

Малый выход с евангелием во многом сходен с выносом евангелия на утрени, после великого славословия. Во время этого выхода, оба халдея шли впереди с «выносными свещами», за ними отроки со свечами, потом диаконы и далее два «подияки зблагословящими свечами». После поклона архиерею, все они становились пред его местом. Евангелие приносит «ризничей» и передает протодиакону, который, приняв его из рук первого, вместе с ним делает поклон святителю; затем ризничий снимает с архиерея «шапку», а протодиакон подает последнему для целования евангелие, причем епископ благословляет его рукою, и, провозгласив: «Премудрость прости», уносит евангелие в алтарь. Впереди евангелия с «благословящими свещами» идут «подияки» до царских дверей и здесь останавливаются. Два архимандрита споклоном берут архиерея под руки и сводят его с стасидии. Архиерей, в предшествии подияка с лампадой, отроков и халдеев, направляется в алтарь; «подияк» с лампадой, Анания и Азария становятся перед царскими дверями на правой стороне, а Мисаил – на левой стороне. Здесь, по обеим сторонам, стоят и халдеи. По входе в алтарь епископа, отроки и подияки, сделавши поклон перед царскими дверями, удаляются через северные двери в алтарь и, став за престолом пред святителем, ноют: «Исполайти тройную», а епископ в это время кадит алтарь «по чину».

В чине литургии, по уставу великой церкви, этот вход описывается с теми же подробностями, конечно, лишь без упоминания об отроках и халдеях. Καὶ ὁ μὲν διάκονος, говорится здесь, φέρει ἔμπροσθεν τοῦ στήθους τὸ ἅγιον εὐαγγέλιον, ὁ δὲ ἱερεὺς ἕπεται τούτῳ οὕτως, προπορεύονται δὲ τούτων ἔμπροσθεν ἀναγνῶσται μετὰ μανουαλίων· καὶ οἱ μὲν ἀναγνῶσται ἱστᾶσι τὰ μανουάλια εἰς τὸν τεταγμένον τόπον καὶ ἀπέρχονται, ὁ δὲ διάκονος δίδωσι τὸ ἅγιον εὐαγγέλιον τῷ δευτερεύοντι τῶν διακόνων· καὶ ἀσπάζεται αὐτὸ ὁ ἀρχιερεὺς εἰς τὰς χεῖρας αὐτοῦ, καὶ μετὰ τὸ ἀσπάσασθαι αὐτό, εὐλογεῖ τὸν ἱερέα τὸν ποιήσαντα τὴν ἔναρξιν. . . Τότε μικρὸν προβὰς τῆς στάσεως τῆς εἰσόδου ὁ δευτερεύων τῶν διακόνων, ἢ μὴ ὄντος τοῦ τοιούτου, ἕτερος τῶν διακόνων λέγει μεγαλοφώνως, ἐγχαράττων καὶ σταυρὸν μετὰ τοῦ ἁγίου εὐαγγέλιον τὸ Σοφία ὀρθοί. Τότε ἀπέρχονται οἱ ἔσχατοι διάκονοι, ἐπαίροντες τὰ μανουάλια, καὶ γίνεται ἡ εἴσοδος, πορευόμενοι δύο δύο. Ὅτε δὲ κινήσῃ ὁ ἀρχιερεύς, ὄντων τῶν ἀναγνωστῶν παρ» ἑκάτερα τὰ μέρη τούτου, λέγουσι τὸ Εἰς πολλὰ ἔτη, δεσποτά, πλὴν φθέγγονται τοῦτο ἐκ τρίτου μέχρις ἂν ἔλθῃ εἰς τὴν σολαίαν. . . Καὶ ψαλλόντων τὸ ἀπολυτίκιον τοῦ κατὰ τὴν ἡμέραν ἁγίου, θυμιᾷ ὁ ἀρχιερεὺς γύρωθεν τὴν ἁγίαν τράπεζαν ⁶⁵.

Трисвятое, согласно с практикой константинопольской церкви⁶⁶, поют отроки и подияки «запрестольное-домественное», стоя пред архиереем, находящимся на горнем месте. После апостола⁶⁷ «аллилуйя полскока» поют на амвоне дияки – «меньшая станица», а вообще литургию поют «демественную» на оба клироса певцы.

Вынос евангелия протодиаконом на амвон для чтения совершался таким образом. Сначала идет халдей с «выносною» зажженною свечой, за ним отроки со свечами, вышедшие за несколько времени пред тем из алтаря через северные двери, далее второй халдей с такою же свечой и, наконец, протодиакон с евангелием. Отроки Анания и Азария с протодиаконом восходят на амвон, а за ними туда поднимается и Мисаил, и становятся рядом все вместе. Халдеи стоят по обеим сторонам амвона внизу, сняв с себя «тѵрики» и положив их на «пальмы». В том же порядке все эти лица возвращаются к царским дверям, по прочтении евангелия протодиаконом, который уносить евангелие в алтарь. Отроки, поклонившись пред царскими дверями, удаляются в алтарь, становятся за престолом и стоят там со свечами до великого выхода.

Те же обряды, при выносе евангелия для чтения, хотя и с иными действующими лицами, мы видим в чпне литургии великой церкви. «Καὶ ἐξερχομένου τοῦ τοιούτου (т. е. χαρτοφύλακος), говорится здесь,  προπορεύονται ἀναγνῶσται δύο μετὰ μανουαλίων, μετὰ τούτους οἱ διάκονοι, εἶτα ὁ εὐαγγελιστής, ὁποῖος ἐστί, καὶ ἐξέρχονται ἀπὸ τοῦ δεξιοῦ μέρους τῆς σολαίας, καὶ ἀνέρχονται ἀπὸ τοῦ ὄπισθεν μέρους εἰς τὸν ἄμβωνα καὶ ἵστανται εἰς τὸν τεταγμένον τόπον ἀυτῶν. Ψαλλόντων δὲ τῶν ἀναγνωστῶν τὸ τελευταῖον Ἀλληλούια τοῦ ἀποστόλου μετὰ μέλους καὶ ἀργίας, ἀνίσταται ὁ ἀρχιερεὺς ἀπὸ τοῦ συνθρόνου»⁶⁸.

Во время великого выхода, впереди всех шли оба халдея вместе со свечами, за ними отроки со «свечами витыми», потом диаконы с рипидами и «с сионами», а далее остальные священнослужители «по чину» с дискосом и потиром, а некоторые «сплащаницами». Сделавши поклон перед царскими дверями святителю, отроки и халдеи, после того как архиерей приметь святые дары, удаляются через северные двери в алтарь. Туда же идут диаконы с рипидами и «подияки». Отроки стоят за престолом с возженными свечами.

В «Διάταξις τῆς τοῦ πατριάρχου λειτουργίας πῶς γίνεται ἐν τῇ μεγάλῃ ἐκκλησίᾳ»⁶⁹ великий выход описывается так: «Καὶ οὕτω γίνεται ἡ εἴσοδος, προπορευομένου τοῦ ἐπὶ τῆς εὐταξίας ἔμπροσθεν, εἶτα τοῦ κανστρισίου μετὰ τοῦ ὠμοφορίου τοῦ πατριάρχου καὶ τοῦ θυμιατοῦ, ἢ τοῦ δευτερεύοντος τῶν διακόνων, εἶτα τῶν κρατούντων τὰ ῥιπίδια διακόνων, μεθ» οὓς ὁ τὸν ἅγιον ἄρτον κρατῶν, καὶ ὄπισθεν αὐτοῦ οἱ κρατοῦντες τοὺς λοιποὺς δίσκους, εἶτα ὁ πρωτοπαπᾶς μετὰ τοῦ ἁγίου ποτηρίου, καὶ οἱ λοιποὶ ἱερεῖς κατὰ τάξιν, ὄπισθεν δὲ πάντων οἱ κρατοῦντες ἐπὶ κεφαλῆς τὸν ἀέρα διάκονοι, καὶ μετ» αὐτοὺς πάλιν οἱ ὑποδιάκονοι, κατέχοντες καὶ τὸ χερνιβόξεστον.».

Упоминаемый здесь «воздух» есть несомненно наша «плащаница», о которой говорится в «чине пещнаго действа», получившая свое название потому, что на большом воздухе вышивалось изображение положения во гроб Спасителя. Что же касается «сионов», которые, по нашему чину, выносились на этом выходе и о которых не упоминает чин литургии, по уставу великой церкви, то и они в древнее время составляли необходимую принадлежность софийского богослужения и несомненно были выносимы на великом выходе. Архиепископ новгородский Антоний, бывший в Константинополе в XII веке, описывая чин литургии, совершавшийся во св. Софии о великом выходе говорить следующее: «А переносу поют скопцы, а подьяцы прежде, и потомь поет чериець едип и тогда дары Господня понесут много попов и диаконов... И как понесут светозарный иеросалим и рипиди, и тогда воздыхапие и плачь бывает людем о гресех»⁷⁰. В древности «сионы» и «иеросалим» были названиями синонимическими⁷¹. Таким образом, великий выход у нас в неделю праотец на литургии совершался согласно с обычаями великой церкви в Константинополе.

«На амбоне поют подияки демественное «Отца и Сына» и кепапты» (т. е. Καὶ πάντων καὶ πασῶν – И всех и вся).

Согласно с обычаем великой церкви⁷², по печатному чину, «Верую во единаго Бога говорить Мисайло», который, кроме того, «выкликаст: «Елико верньм». Iосей⁷³ песнь онже»⁷⁴.

По свидетельству Вальсамона (см. толкование его на 22 правило Лаодикийскаго собора), возглас: «Елици вернии» обязаны были произносить иподиаконы⁷⁵. Время произнесения этого возгласа в чине литургии, по уставу великой церкви, определяется так: «Καὶ γενομένης τῆς συνήθους ἀκολουθίας, εἰς τὰς μυστικὰς εὐχὰς ἐξέρχεται ὁ ὑποδιάκονος, οὐδὲν φέρων ἐν ταῖς χερσίν, ἀπὸ τοῦ ἀριστεροῦ μέρους τοῦ ἁγίου θυσιαστηρίου, καὶ ἵσταται ὄπισθεν τοῦ ἄμβωνος. Καὶ ὅτε ἐκφωνεῖ ὁ ἀρχιερεὺς Τὸν ἐπινίκιον ὕμνον, ψάλλει ὁ τοιοῦτος ὑποδιάκονος μετὰ μέλους τὸ Ὅσοι πιστοί, ἐκ τρίτου. Καὶ παλιν, ὅτε ἐκφωνεῖ ὁ ἀρχιερεὺς τὸ Λάβετε, φάγετε, ὁ ὑποδιάκονος ψάλλει μετὰ μέλους πάλιν τὸ Ὅσοι πιστοί, ἐκ τρίτου. Καὶ πάλιν, ὅτε ἐκφωνεῖ ὁ ἀρχιερεὺς τὸ Ἐξαιρέτος τῆς παναγίας ἀχράντου, λέγει ὁ αὐτὸς ὑποδιάκονος ἐκ τρίτου τὸ Ὅσοι πιστοί, εἶτα εἰσέρχεται πάλιν διὰ τοῦ ἀριστεροῦ μέρος εἰς τὸ ἅγιον βῆμα»⁷⁶.

Честнейшую пели «разную», а «Аллилуия» при «кенадике» (Κοινωνικόν) – «райлову».

Во время пения причастна, отроки, поклонившись архиерею, удаляются к жертвеннику и, по причащении всех священнослужителей, когда архиерей сядет на «уготованное ему место», приносят ему с жертвенника «по единому доры» (ἀντίδωρον). (По печатному чину, «Анания да Азария с дорою ходит, а Мисайло укроп держит»), Архиерей потребляет «доры», благословляет отроков и дает им для целования свою руку, после чего отроки снова удаляются к жертвеннику. После заамвонной молитвы отроки идут в церковь «з доры»; им один халдей предшествуешь, а другой последует. Отроки становятся на левом «поповском» клиросе, по сторонам святительского места. Святитель выходит из алтаря, становится за амвоном, обратившись лицом к народу, благословляет «доры» трижды, после чего отроки удаляются в алтарь. По окончании отпуста, отроки снова становятся пред святительским местом и поют: «Εἰς πολλὰ ἔτη», а затем провожают владыку по обычаю в покои.

Халдеи и отроки предшествуюг, «во всем чину со свещами», архиерею, при выходе его в столовую палату, и поют стих: «Яко обрете о пещи халдейстей», или «Даждь славу имени твоему Господи». Отроки стоят «против святителя до третией ествы», а халдеи по сторонам их, и «бывают отроком от святителя подачи» или «потешение». По приказанию архиерея, отроки поют «пещные стихи», по печатному же чину, стих: «Благословите отроцы с пенайками»⁷⁷, а после них дияки «избранные стихи». По окопчапш трапезы, «бывают за многолетное здравие государьские чаши», и затем с пением отроками стиха: «Яко во тьмах агнец тучен», или «Яже обрете в пещи халдейстей» с припевом провожают архиерея в его покои, где последний совершает обычный «отпуст», причем отроки поют ему многолетие и «Исполаити». В проводах принимали участие «боярин и приказные», которых архиерей, «покоив довольно», отпускал с благословением домой.

В тот же день архиерей приходит и к вечернему богослужению. Халдеи и отроки встречают его и провожают точно также, как в субботу вечером и в воскресенье утром. Во время пути к вечерни, отроки поют стих: «Благословен еси, Господи Боже отец наших», а при возвращении домой – стих: «На град святый отец наших» с припевом.

По списку чина XVI в., отроки и халдеи участвуют в совершении всех служб на праздник Рождества Христова и «действуют вся, опрочи пещново действа».

Самый обряд «пещнаго действа», как мы заметили выше, по нашим славяно-русским богослужебным памятникам, находится в тесной связи с чином утреннего богослужения и совершается по шестой песни канона в следующем порядке.

После Пролога, который читался по шестой песни канона, протопоп и священники «на оба лика» пели 8 «росных стихов», а девятый стих «на всходе», т. е. оба лика вместе. Затем начинается седьмая песнь: «На поле молебне иногда мучитель пещь постави», «Поминающе Исаиино писание, богоносные дети предани быша беззаконому цесарю» и «Вавилонская пещь седмь седмицею разжена бывши, халдейския слуги попали». После этого третьяго стиха, выходят из алтаря диаконы в облачении и, не входя в пещь, зажигают свечи около пещи. В это время поются далынейшие стихи этой песни: «Разжежите пещь седмь седмицею, дóндеже до конца разгорится, мучитель рече халдеом», «Седмь седмицею пещь асирстии отроцы разжегше, сионския отроки не покоришася повелению их», «Одеваяй небо облаки, готоваяй земли дождь», «Тричисленныя отроки состави святая Троица», «Ангел сниде освятити Цесаря небеснаго отроки», «Иерусалима священней и благочестивии суще отроцы явишася».

Когда начинают клирики петь седьмой стих этой песни, «учитель отроческой»⁷⁸ идет к иконе, делает перед ней три поклона, кланяется архиерею «до земля» и говорить: «Благослови, владыко, отроков на уреченное место предпоставити». Архиерей делает на его голове крест рукою и отвечает: «Благословен Бог наш, изволивый тако». Поклонившись ему, «учитель отроческой» идет «поскору» в алтарь северными дверями и связывает отроков «убрусцом по выях их». Когда наступить время и отворятся, с благословения святителя, северные двери, учитель передает отроков халдеём, которые, держа в руках концы «убруса» или полотенца, ведут их к святителю. Один халдей идет впереди, а другой позади отроков, имеющих «руце дланьми совокуплени друга ко друзей». На средине храма, близ пещи, отроки останавливаются, а халдеи, указывая им «пальмами» на пещь, ведут следующий разговор.

Первый халдей⁷⁹ говорит отрокам: «Дети царевы»?

Второй «подвативает тоеже речь»: «Царевы».

Первый халдей: «Видите ли сию пещь, огнем горящу и вельми распалаему»?

Второй халдей: «А сия пещь уготовася вам на мучение».

Анания: «Видим мы пещь сию, но не ужасаемся, есть бо Бог наш на небеси, емуже мы служим, Той силен изяти нас от пещи сия».

Азария: «И от рук ваших избавит нас».

Мисайло: «А сия пещь будет не нам на мучепие, но вам на обличение».

После этих слов, халдеи ведут отроков к «святительскому месту»; все вместе кланяются ему «равно и тихо», и отроки поют стих: «И потщися на помощь нашу, яко можеши хотяй». Протодиакон зажигает в это время в алтаре три «тройныя» свечи отроков и, когда они оканчивают «последнюю статью стиха того», царскими дверями выходить со свечами на средину храма к святительскому месту и, поклонившись святителю, который благословляет его рукою, становится близ святительского места. После окончания отроками данного стиха, учитель отроков развязывает их «по единому когождо». Отрок, изображающий Ананию, подходит к архиерею для благословения, который, сошедши со своего места и несколько приблизившись к пещи, благословляет его и дает ему зажженную свечу, принесенную пред тем протодиаконом. Анания целует при этом руку архиерея. Тоже потом делают отроки, изображающие Азарию и Мисаила. По благословении у святителя и по принятии от него зажженных свеч, отроки все вместе делают ему поклон и становятся «на прежереченное место».

Первый (едий) халдей⁸⁰ кличет: «Товарыщ»!

Второй халдей: «Чево»?

Первый халдей: «Это дети царевы»?

Второй подваивает: «Царевы»,

Первый халдей: «Нашего царя повеления не слушают»?

Второй халдей: «не слушают».

Первый халдей: «А златому телу не поклоняются»?

Второй халдей: «не поклоняются»?

Первый халдей: «А мы вкинем их в пещь».

Второй халдей: «И начнем их жечь».

«Учитель отроков» передает их халдеям, чтобы вести в пещь. Первый халдей берет Ананию под правую руку, а второй под левую и ведуть его «честно и тихо» в пещь. Анания становится в пещи с правой стороны от святительского места. Второй халдей, обращаясь к Азарии, говорить: «А ты, Азария, чего стал, – и тебе у нас тоже будет»! И, взяв его под правую руку, а первый халдей под левую, ведешь и его в пещь. Затем вводят туда же и Мисаила и затворяют «пещные двери». Тогда чередной «звонец» приносить «горн»⁸¹ с горячими угольями и ставить его под пещь. Протодиакон в это время, поклонившись трижды в «пояс» пред иконой, кланяется святителю «до земля», испрашивает у него благословение «кликати песнь отроческую седмую и осмую», удаляется «на место, уготованное ему» и, обратившись лицем к святителю, «кличет велегласно песнь седьмую»: «Благословен еси, Господи, Боже отец наших, хвально и прославлено имя Твое во веки». Отроки в пещи поют тот же стих. В это время «дияк певчей» берет у халдеев большие свечи и дает им «халдейския» свечи и «трубки с пловучею травою». Халдеи ходят кругом пещи и мечут травою на пещь и под пещь, «угрожают кто под пещию раздымает горит, а промеж себе примериваются пальмами». Отроки и дияки певчие «на оба лика» поют попеременно стихи, причем всякий раз протодиакон, как бы заменяя канонарха, произносит предварительно тот стих, который был положен для пепия.

Большая станица дияки⁸²: «И прави путие твои».

Другие дияки: «И суд бы твоя истинны сотворил еси».

Отроки: «На град святых отец наших Иерусалим».

Дияки: «Навел еси вся на ны грех ради наших».

Другие дияки: «И заповедей Твоих не послушахом».

Отроки: «Яко же заповеда нам, да благо нам будет».

Дияки: «Истиным судом сотворил еси».

Другие дияки: «И цареви неправедну и лукавнейшему паче всея земли».

Отроки: «Студ и поношение рабом твоим чтущим Тя».

Дияки: «И не остави милость Твою от нас».

Другие дияки: «Израиля ради святаго твоего».

Отроки: «Яко песок воскрай моря».

Дияки: «И есмы смирени по всей земли».

Другие дияки: «Обрести милость пред Тобою».

Отроки: «Яко во тмах агнец тучен»

Дияки: «Яко несть студа уповаюшим на Тя».

Другие дияки: «И ищем лица Твоего и не посрами нас».

Отроки: «И даждь славу имени Твоему, Господи».

Дияки: «И крепость их сокрушится».

Другие дияки: «И разумеют, яко Ты еси Бог едип. и славен по всей вселенней».

Во время пения этих стихов, дияк берег у халдеев большие свечи и дает им «простые с пловучею травою». Халдеи ходят кругом пещи и бросают «травою на пещь, и под пещь и на пещников и на люди». Когда отроки поют стих: «Яже обрете о пещи халдейстей», ключарь в «ризах» выходит за благословением к архиерею «ангела спущати в пещь» и, получив его, снова удаляется в алтарь через царские двери. Диаконы, «иже искусни суть⁸³ палити халдеев», берут у последних трубки «с плавучею травою и с огнем»⁸⁴. Халдеи становятся по обеим сторонам пещи, «вознесши пальмы выспрь, выше главы, вопреки, а булавами на церковь, а концами к олтарю». Протодиакон произносить стих: «Ангел же Господень сниде купно с Азарииною чадию в пещь и отьят пламень огненный от пещи, и сотвори среди пещи, яко дух хладен шумящь». При последних словах этого стиха, ключарь спускает ангела⁸⁵ в пещь, который сходит туда «в трусе велице зело згромом». Халдеи падают ниц, а диаконы, «вместо ангельскаго паления», опаляют их огнем. Отроки зажигают в венце ангела три свечи, после чего ключарь подымает его «выспрь горе». Отроки, поклонившись ангелу «до земли», поют стих, произнесенный пред тем протодиаконом: «Ангел же Господень». Подымаются с пола халдеи, снимают с себя «шоломы сиречь турики» и кладут их на пальмы.

Первый халдей: «Товарищь»!

Другой халдей: «Чево»?

Первый халдей: «Видиши ли»?

Другой халдей: «Вижу» (подваивает).

Первый халдей: «Было три, а стало четыре, а четвертый грозен, грозен и страшен зело, образом уподобися Сыну Божию».

Другой халдей: «Как он прилетел да и нас победил».

«Подияки» дают по «выносной свещи» халдеям, которые «пещи непалят», но стоят, «главы поникши и уныв». Протодиакон возглашает: «Тогда тии трие, яко единеми усты пояху и благословляху, и славяху Бога в пещи глаголюще: «Господа пойте и превозносите его во веки». Отроки повторяют тот же стих и, «горе воззрев ко ангелу Господню», делают на себе крестное знамение с тремя поклонами и ходят кругом, «на правую страну ко святительскому месту», в пещи трижды, «держа ангела пред собою: Анания за правое крыло, Азария же за правую ногу, Мисайло за левое крыло». Протодиакон снова возглашает: «Благословен еси, Господи Боже Отец наших препетый и превозносимый во веки». Отроки повторяют тоже самое.⁸⁶ Ангел Господь при этом поднимается «мало горе над отроки, осеняя и прохлажая». Затем поют попеременно статьи с начала дияки правого и левого клиросов, а потом диаки и отроки.

8 песнь канона начинает протодиакон: «Благословите вся дела Господни, Господа пойте и превозносите его во веки». Отроки повторяют то же самое. После окончания первой статьи отроками, пели ту же статью правый и левый клиросы дияков. Когда протодиакон произнесет: «Благословите трие отроцы», ангел снова спускается в пещь «згромом и трусом велиим», при чем халдеи падают на колени, а отроки поют: «Благословите трие отроцы Анания, Азария и Мисаил Господни», делают на себе крестное знамение, все вместе кланяются ангелу и обходят с ним пещь еще один раз⁸⁷. Протодиакон произносит «статию» правому клиросу и затем говорит: «Хвалим, благословим, покланяемся Господеви». Отроки повторяют этот стих «и, горе воззрев ко ангелу Господню», поклоняются ему и «обращаются со ангелом трижды по прежеписанному». При пении стиха «Хвалим, благословим», по печатному чину, «отроки сойдутся – демественникь (т. е. Анания) с вершником (т. е. Мисаил) к нижнику (т. е. Азария)». – После обхождения пещи в последний раз, отроки, поклонившись ангелу, поют тропарь: «Тричисленныя отроки, состави святая Троица», при последних словах которого ключарь поднимает ангела «горе тихо». Протодиакон, поклонившись архиерею и трижды перед образом «в пояс» и получив прощение, удаляется через царские двери в алтарь. Выходить тогда к иконе первый халдей, делает три поклона и, обратившись к епископу, произносить: «Владыко, благослови Ананию кликати»⁸⁸. Епископ благословляет его рукою. Халдей, отворив двери пещи и сняв «турик», громогласно возглашает:

«Анания, гряди вон испещи»⁸⁹

Другой халдей: «Чево стал, поворачивайся; не имет вас ни огонь, ни поломя, ни смола, ни сера».

Первый халдей: «Мы чаяли вас сожгли, а мы сами згорели».

Анания выходит из пещи, халдеи берут его под руки и ведут «честно» к святительскому месту, причем первый халдей произносит:

«Гряди, царев сын»! и ставит его на прежнее место.

То же самое делают и произносят второй халдей, изводя из пещи Азарию, и снова первый халдей, изводя Мисаила.

Когда все три отрока станут перед епископским местом, и поклонятся епископу, который благословляет их, то поют многолетие ему и Εἰς πολλὰ ἔτη, а затем кланяются вторично и вместе с халдеями, из коих один идет впереди, а другой позади, через северные двери удаляются в алтарь. Халдеи несут трубки «с плавучею травою и согнем». Епископ приглашает к себе «властей⁹⁰, начальников града, бояр и воевод, и всяких приказных людей» и, став на последней ступени своего места, многолетствует царя и царицу и их детей, а затем сам многолетствуется. Дияки певчие на оба клироса поют многолетие царю и царице с чадами и патриарху. Потом боярин, воевода, власти и дворяне многолетствуют царя и царицу с чадами и патриарха. «Подияки большая станица» поют многолетие патриарху и Εἰς πολλὰ ἔτη у царских дверей. Начинается далее пение 9 песни канона со звоном в колокол. По печатному чину, после этого царь, в сопровождении халдеев, имеющих в руках пальмы, идет к заутрени в Благовещенский собор.

Обряд пещнаго действа во всех своих подробностях, как мы сказали, нам не известен в греческом оригинале, но византийское происхождение главнейших и основных особенностей его вне всякого сомнения. За это говорить нам греческий чин, найденный нами в нотной рукописи № 1120 библиотеки Иверского Афонского монастыря с заглавием: «Ἀκολουθίαι, συντεθεῖσαι παρὰ κυροῦ Ἰωάννου μαΐστορος τοῦ Κουκουζέλη», или, по другому надписанию, «Παπαδικὴ τέχνη», писанной в 1457 году, как это видно из следующей приписки к ней: «Ἐτελειώθη τὸ παρὸν βιβλίον, αἱ ἀκολουθίαι πάσαι τῆς ψαλτικῆς, διὰ χειρὸς Μανουὴλ Δούκα Λαμπαδαρίου τοῦ Χρυσάφη ἐν ἔτει ,σπξς» ἰνδ. ς"». Вот этот чин в целом своем виде с переводом на русский язык:

Ἀκολουθία, ψαλλομένη τῇ κυριακῇ τῶν ἁγίων πατέρων προ τῆς Χριστοῦ γεννήσεως, ἤτ(ο)ι τῆς καμίνου διάταξις.

Последование, совершаемое в неделю святых отец пред Рождеством Христовым, т. е. чин пещи.

Μετὰ τὸ τέλος τοῦ ὄρθρου, τῆς καμίνου εὐτρεπισθείσης, καὶ τῶν παίδων ὁμοίως, οἱ ψάλται περὶ τὴν κάμινον ψάλλουσιν ἰδιόμελον τὸ Πνευματικῶς ἡμᾶς, πιστοί. Τούτου δὲ ψαλλομένου, εἰσέρχονται οἱ παῖδες ἐντὸς τῆς καμίνου καὶ προσκυνοῦσι κατὰ ἀνατολὰς τρίς. Καὶ τοῦ ἰδιομέλου πληρωθέντος, ἄρχεται ὁ δομέστικος ἀντίφωνον εἰς ἦχον πλ. δ». μετὰ τοῦ στίχου, τοῦ Εὐλογητὸς εἶ, Κύριε ὁ Θεὸς τῶν πατέρων ἡμῶν, καὶ αἰνετὸν καὶ δεδοξασμένον τὸ ὄνομα σου εἰς τοὺς αἰῶνας. Κυροῦ Ξένου Κορώνη, πλ. δ». Τῶν  πατέρων ἡμῶν, ὑπερύμνητε, ὑπερένδοξε Κύριε, ὁ Θεὸς τῶν πατέρων καὶ ἡμῶν, εὐλογητὸς εἶ, Κύριε. Καὶ οἱ παῖδες τὸ αὐτό. Εἶτα τὸν στίχον, πλ. δ». Καὶ ἐπὶ τὴν πόλιν τὴν ἁγίαν τὴν τῶν πατέρων ἡμῶν Ἱερουσαλήμ. Καὶ διεχεῖτο ἡ φλόξ ἐπάνω τῆς καμίνου ἐπὶ πήχεις τεσσαράκοντα ἐννέα. Ἕτερον ἄλλαγμα παλαιόν· Τῶν πατέρων ἡμῶν εὐλογητὸς εἶ Κύριε, σῶσον ἡμᾶς.

Εἶτα ἠχίζει ὁ δομέστικος ἤχημα πλ. δ». στίχος· Καὶ διώδευσε καὶ ἐνεπύρισεν, οὓς εὗρε περὶ τὴν κάμινον τῶν χαλδαίων. Ὁμοίως καὶ ὁ β». χορός. Εἶτα πάλιν τοὺς στίχους. Εἰς δὲ τὰ τέλη τῶν ἠχημάτων ψάλλεται τοῦτο ἀπὸ χορῶν πλ. δ». Εὐλογητὸς εἶ Κύριε, σῶσον ἡμᾶς. Εἶτα λέγει ᾀσματικὸν ἐκ τῶν ᾠδῶν, καὶ εὐθὺς πάλιν τοὺς στίχους μετὰ τῶν ἀντιφώνων. Ὅτε δὲ φθάσει(ῃ) οὗτος ὁ στίχος, καταβιβάζουσι τὸν ἄγγελον· Ὁ δὲ ἄγγελος Κυρίου συγκατέβη ἅμα τοῖς περὶ τὸν Αζαρίαν εἰς τὴν  κάμινον. Τοῦ Κορώνη, πλ. δ». Σὺ εὐλογητὸς εἶ, Κύριε τῶν ἁγίων σου, ὑπερύμνητε, ὑπερένδοξε Κύριε ὁ Θεὸς τῶν πατέρων ἡμῶν, εὐλογητὸς εἶ, Κύριε, σῶσον ἡμᾶς. Ἕτερος Μανουὴλ Λαμπαδαρίου τοῦ Χρυσάφη, ψαλλόμενος ἕνα παρ»  ἕνα· Ὁ δὲ ἄγγελος Κυρίου συγκατέβη ἅμα τοῖς περὶ τὸν Ἀζαρίαν εἰς τὴν κάμινον. πλ. δ». Εὐλογητὸς εἶ, ὁ Θεός, ὁ δι» ἀγγέλου τοὺς παῖδας ἐκ φλογὸς διασώσας, καὶ τὴν βροντῶσαν κάμινον μεταβαλὼν εἰς δρόσον. Εὐλογητὸς εἶ, Κύριε ὁ Θεὸς τῶν πατέρων ἡμῶν. Στίχος, πλ. δ». Καὶ ἐξετίναξε τὴν φλόγα τοῦ πυρὸς ἐκ τῆς καμίνου, ὡς πνεῦμα δρόσου διασυρίζον. Τῶν ἁγίων. Ἕτερος στίχος, πλ. δ». Τότε οἱ τρεῖς, ὡς ἐξ ἑνὸς στόματος, ὕμνουν, εὐλόγουν(ων) καὶ ἐδόξαζον τὸν Θεὸν ἐν τῇ καμίνῳ, λέγοντες· πλ. δ». Εὐλογητὸς εἶ,  ὁ Θεός. Ψάλλονται οὖν καὶ οἱ λοιποὶ στίχοι εἰς αὐτὸ τὸ μέλος, καὶ μετὰ τὸ τέλος ἀυτῶν, εὐθὺς ἠχίζει πάλιν ὁ δομέστικος, εἶτα λέγει ᾳσματικόν. ⁹¹ Καὶ εὐθὺς ἄρχεται ἡ η». ᾠδή. Στίχος, πλ. δ». Εὐλογεῖτε πάντα τὰ ἔργα Κυρίου τὸν Κύριον. πλ. δ». Τὸν Κύριον ὑμνεῖτε· καὶ Ὑμνεῖτε τὸν Κύριον τὰ ἔργα· ὑμνεῖτε, εὐλογεῖτε και ὑπερυψοῦτε αὐτὸν εἰς τοὺς αἰῶνας. Λέγε.⁹² Πάντα τὰ ἔργα, τὸν Κύριον τὰ ἔργα ὑμνεῖτε, εὐλογεῖτε, καὶ ὑπερυψοῦτε αὐτὸν εἰς τοὺς αἰωνας. Εὐλογεῖτε. Τούτου δὲ ψαλλομένου χορεύουσιν οἱ παῖδες ἐντὸς τῆς καμίνου, ἐκτείνουσι τὰς χεῖρας καὶ τὰ ὄμματα ἄνω. Ὅτε δὲ φθάσει(ῃ) τὸ μέσον τῆς ᾠδῆς, εὐθὺς πάλιν ἠχίζει ὁ δομέστικος, εἶτα ὁ ἕτερος χορὸς ἤχημα, καὶ μετὰ ταῦτα λέγει ᾀσματικόν, εἶτα ψάλλεται τὸ ἐπίλοιπον τῆς ᾠδῆς, καὶ μετὰ τὸ τέλος τῆς ᾠδῆς, ευθύς, τὸ Ὑμνοῦμεν, εὐλογοῦμεν, προσκυνοῦμεν. . . Σοὶ τῷ παντουργῷ . . . Φλόγα, δροσίζουσαν ὁσίους . . .  Εὐλογεῖτε παῖδες . . . Νικηταὶ τυράννου. Εἶτα ἄρχεται ἡ λειτουργία.

По окончании утрени, когда печь будет готова, а равно и отроки, певцы около печи поют самогласен: «Духовно нас, вернии», по исполнении которого входят отроки в печь и поклоняются на восток трижды. Окончивши самогласен, доместик начинает антифон на глас 8 со стихом его: «Благословен еси, Господи, Боже отец наших, хвально и препрославлено имя Твое во веки». Господина Ксена Корони 8 глас: «Отец наших, препетый и превозносимый Господи, Боже отец наших, благословен еси, Господи». Отроки (повторяют) тоже самое. Потом стих 8 глас: «И на град святый отец наших Иерусалим. И разливашеся пламень над пещию на лактий четыредесять девять». Другое древнее изложение: «Отец наших благословен еси, Господи, спаси нас». Потом дает тон доместик на глас 8, стих: «И обыде и позже, их же обрете окрест пещи халдейския». Одинаковым образом поет и второй хор. Потом снова стихи. По окончании нотного (пения) поется это же хорами глас 8: «Благословен еси. Господи, спаси нас», потом произносится песенное из песен (канона) и тотчас снова стихи с антифонами. Ангела спускают, когда дойдут до следующего стиха: «Ангел же Господень, сниде купно с сущими со Азариею в пещь». Господина Корони: «Ты, благословен еси, Господи святых твоих, препетый, превозносимый Господи Боже отец наших, благословен еси, Господи, спаси нас». Другой стих Мануила Лампадария Хрисафы, который поется один за другим: «Ангел же Господень сниде купно с сущими со Азариею в пещь». 8 (глас) «Благословен еси, Боже, иже чрез ангела избавил еси отроки из пламени и шумящую пещь преложив в росу. Благословен еси, Господи Боже отец наших». Стих глас 8: «И отрясе пламень огненный от пещи, яко дух росы шумящ. Святых твоих». Другой стих глас 8: «Тогда тии трие, яко едиными усты пояху, благословляху и славляху Бога в пещи глаголюще: «Благословен еси, Боже». Итак, поются прочие стихи на ту же мелодию, и, по окончании их, тотчас снова доместик дает тои, потом произносит песенное. Тотчас начинается 8 песнь. Стих глас 8: «Благословите вся дела Господня Господа». 8 глас: «Господа пойте и пойте Господа дела, пойте, благословите и превозносите Его во веки». Леге. «Вся дела, Господа дела пойте, благословите и превозносите Его во веки. Благословите». Во время пения этого (стиха), отроки ходят кругом внутри печи, протягивают руки и (поднимают) глаза вверх. Когда пропоет до половины песни, доместик тотчас снова тонирует, и по сем другой хор поет нотно и потом произносит песненное, затем допевает остальную часть песни и, по конце её, тотчас: «Хвалим, благословим, поклоняемся». ... «Тебе вседетелю».... «Пламенем орошающим преподобных». . . . Благословите отроцы». . . . «Победители мучителя»       Потом начинается литургия.

Приведенный нами чин самого обряда пещного действия, совершавшийся в церкви Софийской Константинопольской и вообще на православном греческом востоке, хотя и носит сразу двоякое наименование: «Ἀκολουθία» и «Διάταξις τῆς καμίνου», с которыми в византийских памятниках литургической письменности соединялись вполне определенные и далеко не одинаковые понятия⁹³), тем не менее, даже и при поверхностном его обозрении, нельзя не заметить, что оба эти наименования явились здесь случайно. В «Διάταξις’е τῆς καμίνου» резко бросается в глаза полное отсутствие, или, вернее, умолчание о духовенстве и в частности об архиерее или даже патриархе, котораго видел, при совершении настоящего обряда во св. Софии Константинопольской, наш паломник XIV в., инок Игнатий Смольнянинов.⁹⁴ По Иверской рукописи, главными участниками обряда являются доместик, два хора и отроки; ни о духовенстве, ни о халдеях, присутствие которых вызывается в чине настоятельною потребностью, нет и помина. Собственно говоря, даже и отроки, по этому чину, исполняют свою роль большею частью молча, простирая лишь руки, возводя очи горе и делая круговыя хождения внутри печи. Все это не согласуется с библейским рассказом у пророка Даниила об изображаемом собьггии, но все это станет вполне понятно, если мы примем во внимание, что рукопись, по которой мы издаем греческий чин пещного действа, не есть обыкновенная богослужебная книга, отдельное изложение чина, а рукопись нотная, назначенная главным образом для употребления певцами правого и левого хоров и доместиком, принимавшими, при совершении пастоящего обряда, живое и видное участие. Все уставные замечания, заимствованные из подробного διάταξις'а или ἀκολουθία, к сожалению, и доселе еще нам неизвестного⁹⁵, являются здесь случайно и суть ни более ни менее, как указатели того, когда, в какое время, или после чего должен петь тот или иной стих доместик, или правый и левый хоры.Рассматривая данный чин пещного действия с этой точки зрения, мы прежде всего констатируем тот весьма любопытный факт, что настоящий чин принадлежит к тому роду песненных последований или чинов (ᾀσματικὴ ἀκολουθία)⁹⁶, которые в древности пользовались широким употреблением⁹⁷ в церкви св. Софии Константинопольской, продолжали существовать в XIV столетии в церквях кафедральных православного востока, как свидетельствует о том литургист Симеон Солунский⁹⁸, и в виде обломков сохраняются в нашем современном богослужении – в чинах утрени в великую субботу, на воздвижение, в неделю крестопоклонную и в чине вечерни в неделю пятидесятницы. Это с одной стороны. С другой, имея в виду указанное обстоятельство, мы должны быть весьма осторожны в суждении по вопросу о происхождении особенностей нашего чина пещного действия, при сопоставлении особенностей этого чина с чином, известным нам по Иверской рукописи, чтобы в выводах своих и заключениях быть по возможности близкими к истине.

Сравнивая теперь оба чина пещнаго действа – славяно-русский и греческий, мы находим много общаго между ними. По обоим чинам, для обряда устрояется особым образом печь, куда заключаются на некоторое время три юноши или отрока, которые, после спуска к ним сверху ангела, сделанного из кожи и живописно расписанного, ходили трижды кругом внутри печи, при пении особых стихов певцами и доместиком. Ангел этот в известное время поднимался кверху, причем отроки простирали к нему руки и поднимали глаза. Весь обряд состоял из пения седьмой и восьмой песен канона, со стихами, выбранными большей частью из книги пророка Даниила, применительно к воспоминаемому событию. В некоторых стихах полное тождество между обоими чинами. Стихи исполнялись антифонно или, как говорится в нашем чине, «по статиям» певцами правого и левого хоров, с предварительным возглашением положенного для пения доместиком, которого у нас заменял протодиакон.

Но, при указанном сходстве обоих чинов, песомненно существуют и разности между ними. Первая крупная особенность греческого чина от нашего заключается в том, что обряд пещного действа не входить органически в последование утрени, но совершается отдельно, самостоятельно от неё (μετὰ τὸ τέλος τοῦ ὄρθρου). Это то выделение обряда пещного действа из чинопоследования утрени, по греческому чину, его, так сказать, самостоятельность и были главной побудительной причиной, почему особенности этого обряда, по нашим чинам, мы решились рассматривать не в общем обозрении особенностей суточных служб, совершавшихся в неделю св. праотец, и в частности, при обозрении особенностей утреннего богослужения этого дня, а в конце всех служб и обрядов, которые имели место в данном случае. Греческий чин пещного действа, далее, своими стихами ближе стоит к библейскому рассказу о воспоминаемом событии, описанном в III главе книги пророка Даниила. Наконец, существенную особенность греческого чина от нашего составляют те диалоги халдеев, которыми переполнен наш рукописный XVII в. чин и существование которых, по-видимому, не допускает никаким образом греческий чин, совершенно умалчивающий о халдеях. Действительно, «безыскуственность» этих разговоров, исполненных «простоты и наивности», с примесью слов из «народного языка и именно новгородского говора», как говорят одни исследователи⁹⁹, и их даже «до некоторой степени вульгарность по выражениям», как утверждают другие¹⁰⁰), заставляют нас думать, что диалоги эти русского происхождения позднейшего времени¹⁰¹. В этом случае мы разделяем мнение о. протоиерея К. Т. Никольского. «Весьма вероятно, говорит он, разговоры вошли из тех (правильнее выразиться: под влиянием тех) религиозных представлений, которые совершались в XVI и XVII веках в духовных школах»¹⁰²). Другими словами говоря, это значит, что не здесь, в этих разговорах халдеев нужно искать «зародышей сначала мистерий и религиозных диалогов, а потом и драмы в том смысле, как понимают это слово ныне» ¹⁰³), а что сами эти диалоги явились в чине пещного действа в конце XVI и начале XVII столетия под влиянием тех мистерий, которые в это время проникли к нам через Польшу и польскую литературу и в XVII столетии особенно пользовались широким гостеприимством у наших ученых, хорошо знакомых с польским языком и письменностью, и в наших школах. За происхождение этих разговоров именно в XVII веке у нас говорит, между прочим, и тот факт, что в них заметно проглядывает страсть к виршеплетству, господствующая в это время среди наших ученых. Здесь мы находим, напр., несколько рифмованных стихов:

Сия пещь будет не нам на мучение,

Но вам на обличение.

А мы вкинем их в пещь

И начнем их жечь.

Еще более простую и безыскусственную форму виршей представляют разговоры с «подваиванием той же речи»:

Это дети царевы?

Царевы.

Нашего царя повеления не слушают?

Не слушают.

А златому телу не поклоняются?

Не поклоняются.

При сопоставлении обоих чинов пещного действа – греческого и нашего славяно-русского, мы не должны опускать из внимания и того обстоятельства, что оба рассматриваемые нами чина, по своему происхождению, принадлежат различным эпохам. Несомненно наибольшей древностью своего происхождения отличается наш славяно-русский чин, по всем известным нам спискам, не исключая и печатного, который представляет лишь небольшое видоизменение и упрощение рукописного. За древность его говорят строгое систематическое исполнение его особенностей, неразрывная генетическая связь с кругом суточных служб древнего устава великой константинопольской церкви, многочисленные грецизмы, оставленные без перевода (как-то: келевсате, кепанты, кенадик, доры, Иосей песнь и др.) и, наконец, прямое указание на иной чин пещного действа более древний, в греческом чине «Ἕτερον ἄλλαγμα παλαιόν», замечено в этом чине. Следовательно, настоящее известное нам ныне изложение чина новое (νέον) и отличное от древнего. Понятно, таким образом, почему в рассматриваемых нами чинах мы находим довольно крупные особенности. Различные времена и разные причины давали естественные основания для них.

Теперь на очередь становятся сами собою любопытные вопросы: когда вошел в нашу богослужебную практику чин пещного действа и когда он вышел из употребления, а равно какие были причины того и другого явления?

Доселе в нашей литературе¹⁰⁴, па основании расходных книг новгородского архиерейского дома, в которых самое раннее указапие на халдеев встречается лишь под 1548 годом, этот последний год считался, как выражается профессор Красносельцев, «границей документальной известности «пещного действия»¹⁰⁵, но в настоящее время, благодаря находке древнейшего списка чина пещного действа, в котором неоднократно многолетствуется «царь и великий князь Василий Иванович (1505–1533), всея России самодержец», профессор Красносельцев отодвигает эту границу «к еще более раннему времени», т. е. «к самому началу ХVI века».¹⁰⁶ Нам, однако, думается, что время появления у нас в богослужебной практике чина пещного действа можно отодвинуть и к еще более древней эпохе существования русского государства и русской церкви. Мы, например, не сомневаемся, что в ХIV в. у нас на Руси хорошо был известен русским людям чин пещного действа. Только в таком предположении и можно обяснить себе, почему наш паломник, инок Игнатий Смольнянинов, бывший в Константинополе (с 1389–1405 г.) вместе с нашим митрополитом Пименом (1390) и смоленским епископом Михаилом и присутствовавши во св. Софии, при совершении обряда пещного действа, ограничился в своем хождении самым кратким упоминанием о нем. «В неделю пред Рожеством Христовым, говорит Игнатий Смольнянинов, видех в святой Софии, како рядят пещь святых 3-ю отрок. Ислужившу патриарху святую литуриию честно во всем сану святительском».¹⁰⁷ Если бы этот обряд для самого автора хождения, весьма любознательного и внимательно изучавшего особенности богослужения византийской церкви (припомним его обстоятельное описание «царского венчания» византийского императора Мануила), быд неожиданной новостью, то быть не может, чтобы он не уделил ему больше места в своем хождении, чем в настоящее время. Это во-первых. Во-вторых, при такой краткости, инок Игнатий рисковал быть не понятым своими русскими читателями, для которых он писал свое хождение, если бы эти читатели не были хорошо осведомлены на счет того, «како рядят пещь святых 3-ю отроков» в неделю перед Рождеством Христовым. Таким образом, эта краткость в описании данного обряда является у Игнатия Смольнянинова вполне естественной и уместной, так как он говорит об обычее хорошо известном, как ему самому, так и его читателям, русским людям. В этой краткости мы находим молчаливое свидетельство и того для нас любопытного факта, что в данное время чин пещного действа, совершавшийся в Византии, ничем, следовательно, существенным не разнился от чина, практиковавшегося у нас на Руси, – иначе, особенности его были бы отмечены любопытным наблюдателем. Подтверждение этому мы находим и в словах самого Смольнянинова, который заметил, что в этот день служил патриарх литургию «во всем сану святительском». Итак, когда же появился в нашей богослужебной практике чин пещного действия?

Проф. Московской духовной Академии Е. Е. Голубинский в своей «Истории русской церкви» (период первый киевский или домонгольский), коснувшись времени перехода к нам некоторых богослужебных обрядов, вышедших ныне из употребления, и между прочим обряда пещного действия, ввиду отсутствия «положительных сведений», двукратно¹⁰⁸ отказался дать какой бы то ни было ответ по занимающему нас вопросу, но потом в своих «дополнениях и поправках» сделал весьма любопытное замечание: «В Ипатьевской летописи под 1146 г. 2 изд. стр. 228 называется воевода одного князя Иван Халдеевич. Этим дается до некоторой степени знать, что тогда (т. е. в XII в.) был уже у нас в обычае обряд пещного действия».¹⁰⁹

Правда, основания для последней мысли весьма шаткие, так как слово Халдей, от которого происходит Фамилия воеводы, упоминаемого в Ипатьевской летописи, могло быть известно русским людям не из обряда пещного действия, а скорее всего и естественнее из книги пророка Даниила (глав. III, ст. 8, 48) и из некоторых церковно-богослужебных песней,¹¹⁰ которые часто слышались русскими людьми в храме, но для нас важно приведенное замечание ученого профессора в том отношении, что им «дается до некоторой степени знать» нам, что ему не чужда была мысль о существоваиии в нашей богослужебной практике XII века «обряда пещного действия». Мысль эта заслуживает, по нашему мнению, полного сочувствия и внимания к себе, но нуждается в более серьeзной мотивировке. При отсутствии у нас под руками каких бы то ни было «положительных данных» по занимающему нас вопросу, нам пока приходится ограничиться более или менее вероятными соображениями.

Обряд пещного действия явился к нам па Русь из Византии с принятием христианства и вместе с Типиконом или уставом великой церкви, который регулировал наше богослужение самостоятельно, как мы заметили выше, около восьмидесяти лет и потом, когда был введен в практику нашу монастырский устав, долго боролся с последним, нередко подчиняя его своему влиянию. Следы этой борьбы мы видели в XIV и ХV веках, но слабые его признаки можно находить в канонических памятниках XVI века и даже еще позже. Так было велико и сильно у нас влияние Типикона великой константинопольской церкви. Подробный анализ всех особенностей в круге суточных служб недели праотец, связанных с обрядом пещного действа, сделанный нами выше, вновь открытой нами «διάταξις τῆς καμίνου» Иверской рукописи, свидетельства об этом обряде Симеона Солунского и нашего инока Игнагия Смольнянинова, не оставляют в нас ни малейшего сомнения в византийском происхождении чина пещного действа и в том, что он явился к нам под влиянием устава св. Софии Константинопольской.

Не лишне при этом отметить весьма любопытное заключительное замечание в чине пещного действа, открытым профессором Η. Ф. Красносельцевым. «А на праздник Рождества Христова, говорится здесь, провожают митрополита по тому ж чину отроцы и халдеи и подяки к вечерни и от вечерни, к заутрени и от заутрени, и действуют вся опрочи пещного действа, (а на обедни такожде, якож и на пещное действо)¹¹¹. А за столом стоят пред митрополитом отроки и халдеи, якож и на нещное действо, и тако совершаеца празник». Из этого замечания мы видим, что особенные обряды, входящие в чины суточных служб недели праотец, не составляли исключительного достояния практики этого дня и вызывались существованием обряда пещного действа, а проникали и в суточные службы других дней и, в частности, ближайшего к недели праотец праздника Рождества Христова. Такое явление объяснимо лишь в том предположении, что устав великой церкви имел у нас большое значение, его обряды хорошо были известны в нашей богослужебной практике и не производили никакого смущения в среде русских богомольцев даже и в то время, когда заведомо господствовал в богослужебной практике русской церкви иной устав.

Но говоря о византийском происхождении нашего чина пещного действа и о появлении его у нас с принятием русскими христианства, мы не должны забывать, что для некоторых русских ученых (напр. проф. Голубинского) «древность» обряда пещного действия у Греков в Византии представляет еще вопрос открытый. «Есть ли она (эта церковная драма) у Греков древняя и собственная, задается вопросом этот ученый профессор, или позднейшая, придуманная по образцу латинян (в то время, как последние господствовали в Константинополе), это пока составляет для нас вопрос»¹¹².

Мы с своей стороны нисколько не сомневаемся в чисто греческом происхождении данного обряда и, если не в глубокой древности, то во всяком случае гораздо ранее, чем начались столкновения с латинянами и их непосредственное влияние на богослужебную практику византийской церкви. В единственном пока и притом кратком списке устава великой церкви константинопольской X века, известном нам по рукописи Патмосской библиотеки №266, о занимающем нас обряде хотя и не говорится прямо, но существование его в пракгике великой церкви в эту пору, на основании данной Рукописи, можно доказывать, по нашему мнению, с полною вероятностию. Вот что мы читаем в этой рукописи о неделе пред Рождеством Христовым: «Κυριακῇ πρὸ τῆς Χριστοῦ γεννήσεως μνημὴ τῶν ἁγίων πατέρων ἡμῶν Ἁβραὰμ, Ἰσαὰκ καὶ Ἰακώβ, καὶ τῶν γ'παίδων Ἀνανία, Ἀζαρία καὶ Μισαήλ, καὶ Δανιὴλ τοῦ προφήτου»¹¹³).

Чем объяснить появление этой памяти трех отроков Анании, Азарии и Мисаила и пророка Даниила в службе недели св. отец¹¹⁴ пред Рождеством Христовым, в других месяцесловах¹¹⁵ в данном месте не указываемой, особенно если мы примем во внимание, что в той же рукописи самостоятельно стоит их память под 17 числом того же месяца: Ἄθλησις τῶν ἁγίων τριῶν παίδων Ἀνανία, Ἀζαρία, Μισαὴλ καὶ Δανιὴλ τοῦ προφήτου καὶ τῶν ἁγίων Πατερμουθίου κ. τ. λ.? ¹¹⁶. Такое двукратное повторение одной и той же памяти на пространстве всего нескольких дней нельзя считать случайным; оно вызывалось потребностями самой практики великой церкви. В 17 день декабря месяца память трех отроков праздновалась обычным повседневным богослужением, но в неделю св. отец она почтена была в Софийской богослужебной практике не только торжественным велико-праздничным богослужением, но и особым обрядом возжения печи, – совершался ли он во время утрени на каноне, или после утрени, как наглядное воспроизведете самого акта мучения (ἄθλησις) этих отроков. Итак, по нашему мнению, Типикон великой церкви X века положительно знает об обряде пещного действия, но не отмечает и не заносит его на свои страницы по тем же самым причинам (в силу своей краткости), по каким в нем нет указаний на чины, несомненно практиковавшиеся в это время в великой церкви, как, напр., на чин новолетия в 1 сентября, чин вечерни в Пятидесятницу и др. С переводом на славяно-руссский язык устава великой церкви, о чем мы говорили выше, в русской церкви появился одновременно в переводе и чин пещного действия, как его неотемлемая принадлежность.

Большою распространенностью и известностью чина пещного действия среди русского народа на самых первых порах его христианской жизни мы объясняем и то внимание с его стороны к иконе трех отроков, какое находим в вопросах Кирика к епископу новгородскому Нифонту. «А еже пишють на З-х отроцех на главах и на инех пророчех»? вопрошал Кирик и получил от епископа следующий ответ: «А то, рече, за клобук места: тако бо ходили Ефешане (?)»¹¹⁷. Был бы не понятен интерес Кирика к данной иконе и именно к неважной, по-видимому, особенности головного убора на изображаемых на ней трех отроках, если бы с решением поставленного вопроса не связывался в богослужебной практике вопрос о Форме тех «венцов» или «шапок», которые надевали отроки, при совершении чина пещного действа в неделю св. отец. Интерес в данном случае понятный и естественный.

Чин пещного действия несомненно совершался в Новгороде, Вологде и Москве. На основании хождения в Царьград инока Игнатия Смольнянинова можно думать, что он было хорошо известен в Смоленске. Если верить известному собирателю народных сказаний и памятников народной письменности И. П. Сахарову, то деревянная печь¹¹⁸, которая могла иметь практическое значение лишь при совершении там чина пещного действия, хранилась во Владимире на Клязьме в старом архиерейском доме, близ Успенскаго собора¹¹⁹. Но можно полагать, что пределы, в которых имел практическое значение чин пещного действия, были в древнее время гораздо шире; они совпадали с районом, в котором богослужением регулировал устав великой церкви. За последнее говорит отчасти и печатный чин данного обряда, на основании которого Н. Новиков к изданному им «чину пещного действия» сделал такое примечание: «действие сие отправляемо было в архиерейских престолных городах, а паче в Москве и Новгороде»¹²⁰).

На востоке «чин пещного действа» сохранял свою силу и практическое значение и во второй половине XV века. За это говорит нам Иверская рукопись 1457 года № 1120, из которой мы заимствовали вышеприведенный «διάταξις τῆς καμίνου». В этой рукописи вслед за упомянутым διάταξις’ом положены на ноты «ᾳσματικά» для песней третьей, шестой, восьмой и девятой следующих лиц: Андромеа, кир Мануила и Иоанна Кукузеля. Эти «ᾳσματικά», судя по их связи с чином пещного действия, когда-то пелись во время его совершения. В числе их мы видим «ἕτερον (т. е. ᾀσματικὸν), ποιηθὲν μετὰ τὴν ἅλωσιν Κωνσταντινουπόλεως Μανουὴλ Λαμπαδαρίου Χρισάφη», т. е. известный 88 псалом: «Боже приидоша язы́цы в достояние твое»¹²¹. Если писались новые нотные изложения псалмов и песней для чина пещного действия, то естественно думать, что в том была нужда, что самый чин находился еще в практическом употреблении. Но едва ли не в конце этого XV столетия чин пещного действия и покончил здесь свое существование, так как и самый устав великой церкви, начавший постепенно уступать свое место с XIII в. уставу иерусалимскому, к данному времени утратил практическое значеиие и был вытеснен окончательно. В XVI столетии на православном востоке повсюду действует в практике иерусалимский устав, в 1545 г. попавший даже и на печатный станок. Весьма стесненные обстоятельства, в которых находилась великая константинопольская церковь и весь православный восток, по завоевании Константинополя Турками, в значительной степени содействовали быстрому вытеснению из богослужебной практики того и другого.

В нашей богослужебной практике чин пещного действия продержался через весь XVI век и вплоть почти до конца первой половины XVII столетия. В Новгороде он прекратил свое существование ранее 1639 года, а в Вологде совершался до 1643 года¹²², после которого о нем совершенно молчат обстоятельные записи приходо-расходных книг Вологодского архиерейского дома. Прямых запретительных указов или распоряжений со стороны духовной власти относительно настоящего чина нам неизвестно. Чин этот, как нам кажется, вышел из употребления естественным путем. Не практиковался он в данное время на востоке, где, как мы сказали, устав великой церкви, причина его появления в нашей богослужебной практике, уступил свое место иерусалимскому уставу, прочно утвердившемуся и в нашем богослужении. Обычаи и особенности суточного богослужения, связаннаго с обрядом пещного действия, стояли в разладе с общеизвестною практикой господствующего иерусалимского устава и могли у многих «совопросников» XVII в. уже возбуждать недоумения. Нароставший в обряде драматический элемент, как произведение русского творчества, полный «наивности и до некоторой степени вульгарности в выражениях», не свойственных речи церковной, библейской, мог служить достаточным побуждением к тому, чтобы духовная власть обратила серьезное внимание на данный чин. И действительно, сначала в этих видах она издала в свет печатный чин, значительно сократив его против рукописных подлинников, в обрядах приблизив его к «обычному» утвердившемуся иерусалимскому уставу и изгнав из него вульгарные и наивные разговоры халдеев, а потом окончательно отменив его совершение в нашей практике. Духовная власть, очевидно, опасалась, чтобы данный обряд, полный глубокого смысла и религиозно-воспитательного значения, не превратился для русских людей данного времени, под воздействием указанных неблагоприятных обстоятельств, в простое, выражаясь старым термином, «позорище», место которому не в церковном амвоне пред алтарем, а на театральных подмостках.

А. Дмитриевский.

Киев. 1894 г. 14 января.