О христианской обязанности помогать бедствующим от голода

Переживаемый нами настоящий год представляется во многих отношениях выдающимся, необыкновенным. Если по словам Священного Писания, «день дни отрыгает глагол и нощь нощи возвещает разум» (Пс.18:3), т. е. если всякий день и всякая ночь в бесконечном порядке сменяющихся суток не лишены своего значения и смысла, не проходят даром, бесследно, а оставляют свой глагол и разум будущим дням и ночам; то нынешний год тем более полон особенного назидательного смысла и знаменования, как год грозного посещения Божия, как год, вещающий нам многие, быть может и ведомые, но забытые нами истины и поучения.

Всецело подчинившись суете житейской, с преступным равнодушием мы тратим дни и целые годы своей жизни безотчётно, не задумываясь, бессодержательно изживаясь. Всеми своими думами и помыслами, всеми силами души своей утопая в расчетах временных, земных, мы обыкновенно упускаем из вида смысл и конечную цель жизни своей, пренебрегаем этим всегда глубоко поучительным разумом пережитого нами времени, теряем безрассудно духовный нравственный капитал, нарастающий с годами, с опытом, и разве только при дверях гроба, в позднем уже отчаянии, усматриваем всю пустоту души своей, всю бедность её, всю скудость своего духовно-нравственного состояния, которое одно только и сопровождает человека в жизнь будущую. Потому-то эта, для всех нас всегда более или менее беззаботная, жизнь и оканчивается так ужасающей нас смертью, а за ней, по общему нашему убеждению, страшным судом Божиим. И смерть так ужасна, и суд нашего Создателя и Бога, нашего величайшего Благоподателя и милосерднейшего Отца является нам страшным, потому что предстаём мы суду этому своей грешной пустой душой, зарывшей все богодарованные ей таланты и способности только в землю, истратившей их на земные только дела, привязанности и страсти, а потому и не смеющей рассчитывать даже на бесконечное милосердие небесного Судьи.

Как великое приобретение, как драгоценнейший капитал для души, выделяются в жизни нашей те дни и годы, когда в силу каких-либо, по большей части принудительных обстоятельств, мы, так сказать, «одумываемся», останавливаемся в этом обычном вихре житейских развлечений и забот, и прислушиваемся к голосу нашей совести, носящей в себе закон Господень, подчиняемся водительству сердца нашего христианского, влекущего нас к добру. Такое благодатное состояние человек испытывает тогда, когда нарушается обычное мирное течение его жизни и когда или осеняет его душу великая радость, или же когда сердце человеческое сжимается под давлением какого-либо горя, несчастья, бедствия. И великие радости, и тяжкие бедствия одинаково пробуждают нашу дремлющую совесть сознанием или великих благодеяний, или тяжких испытаний, ниспосланных на нас Провидением. Вот в этом именно отношении и нынешний год есть время выдающееся, полное особенного для нас смысла и знаменования. Сама жизнь настоящего невольно овладевает нашей мыслью, отрыгает нашей беспечной душе свой глагол, возвещает нашему рассеянному сознанию разум; сама жизнь, таким образом, собирает развлеченное сутолокой житейской внимание наше и, так сказать, насильственно нас поучает, исправляет.

Всем нам слишком хорошо известно, какое страшное, тяжкое испытание переживает теперь наш родной край. Великое, ужасное, и давно уже невиданное бедствие посетило нас: голод охватил большую часть нашей отчизны, и у нас, в наших пределах, кажется, самый главный центр этого общенародного русского бедствия. Уже теперь крестьянин недоедает даже невозможно плохого хлеба с разными древесными приправами; уже сейчас толпы крестьян, голодных, лишившихся скота и всякого достояния, в рубищах покидают свои родные деревни и тщетно ищут себе заработков и хлеба, чтобы спастись от голодной смерти. Уже теперь появляется голодный тиф и всякие болезни в среде обнищавшего, изможденного населения, подвергшегося страшному человеческому бичу. Что же будет далее, когда усилится зима с её лютыми морозами, когда и последние скудные произрастания бесплодной земли подберутся? Бедствие страшное, ужасающее мысль нашу, бедствие, какого давно не испытывала Богом хранимая отчизна наша. Один уже вид изможденных поселян, протягивающих руки с мольбою – «Христа ради, на хлебец!» – надрывает душу, поворачивает сердце и нарушает обычную беззаботную рассеянность нас, пока еще сытых. Но этих несчастных проникает к нам слишком немного, потому что при свободном, беспрепятственном входе, они бы буквально заполонили город. А что же делается там, в этих голодных деревнях, в этом великом, раскинувшемся теперь по лицу земли нашей царстве нищеты, разорения, голода?! Для нас, конечно, не секрет все ужасы этого бедствия, и неужели мы намеренно будем закрывать свои глаза и уши, чтобы не видеть и не слышать терзаний наших братьев, ближайших наших земляков, нашего православного крестьянства? Было бы поистине бесчеловечным преступлением отвращать свое внимание от этих страдальцев, было бы страшным, непростительным грехом не внимать этому уроку, который преподает нам наша настоящая жизнь.

Все мы, христиане, веруем и понимаем, что все в мире Божием управляется Промыслом Божиим и все идет к лучшему. Своей греховностью мы низводим на себя праведный суд Божий, и вот, по попущению Божию, подвергаемся бедствиям. Но эти бедствия, в мудрых путях Промысла Божественного, могут являться для христианина истинным благодеянием и приобретением. То, что кажется нам действием карающей руки Божией, чаще всего есть в то же время и действие милости Божией, спасающей нас от более страшного зла и падения. Самые тяжкие несчастья и испытания наши являются чаще всего тем, чем служат мучительные, неприятные лекарства, однако пресекающие распространение тяжкой болезни и отвращающие смертельный исход её. «Егоже любит Господь, наказует; биет же всякого сына, егоже приемлет. Аще наказание терпите, якоже сыновом обретается вам Бог», – объясняет нам св. апостол Павел (Евр.12:6,7). В самом деле, бедствия всегда обращают наши взоры к Богу, заставляют нас от изменяющих нам благ и радостей земных стремиться к благам небесным, восстанавливают таким образом нашу живую и деятельную связь с нашим горним отечеством, возбуждают в нас веру в Бога, питают надежду на Него, внушают любовь к Нему. Если наша земная сила и крепость нам изменяют, лишаемся мы здоровья или чего необходимого для жизни, как, например, пропитания, то естественно, что всё упование наше обращается на Бога, на Его только святую помощь и заступление. Кроме того, мы веруем, что бедствия, подвергающие слабого человека страданиям, если только они переносятся человеком безропотно, терпеливо, по-христиански, низводят на душу человека особенное благоволение Божие, несут ему достойное воздаяние в будущей жизни. Таково значение постигшего наш край бедствия для страдающих от него. Эти вечные труженики, в поте лица своего добывавшие хлеб и для нас всех, сами теперь не имеют хлеба, подвергаются страшному разорению, повергнуты в безысходную нищету, обречены на ужаснейшее из всех мучений – голод. Но безропотно преклонившиеся перед судом Божиим и несущие крест свой, христиански терпящие хотя бы даже и до смерти голодной здесь на земле, они, без сомнения, будут и успокоены, и утешены самим Господом, призывающим к Себе всех труждающихся и обремененных (Мф.11:28). Веруем, что претерпевшие до конца – они спасутся.

Но какой же урок из этого бедствия народного извлечем для себя мы, пока, милостью Божией, сытые и благополучные? Неужели в самом деле мы останемся безучастными зрителями всего только потому, что нас непосредственно не касается это несчастье, и точно ли оно нас не касается? Неужели и такое страшное и близкое к нам бедствие не поведает нам никакого разума, и мы не услышим в нем обращенного и к нам глагола Божия? Нет, будем бесконечно благодарны Богу, что Он помиловал нас от всех ужасов голодного страдания, что Он пока пощадил нас, более изнеженных и избалованных, слабых, в сравнении с голодающими простолюдинами. Но за то, тем с большим вниманием и живейшей готовностью, мы сами должны сознать те обязанности, которые налагает на нас это народное бедствие, должны тем с большей ревностной отзывчивостью стремиться к тому благу и делать то возможное в наших силах и средствах добро, на которое все мы теперь так очевидно призываемся.

Помогать бедствующим, облегчать их страдания, утолять их мучительный смертельный голод – вот к чему прежде всего призывает нас разум и громкий глагол переживаемого нами теперь тяжелого времени. Помогать несчастным, кто чем и сколько может, кто рублями, кто копейками, а кто и коркой того небольшого и черствого куска, какой он сам имеет – вот в настоящее время общая всех нас обязанность и святой, неуклонный наш долг. Нас обязывает к тому и естественный закон природы нашей человеческой, а еще более – божественный закон Христа, исповедниками Которого мы все именуемся.

He покидать в бедствии ближних, помогать несчастным, спасать страдающих, побуждает нас, прежде всего, наша совесть, собственные наши человеческие убеждения и соображения, естественное чувство сострадания, свойственное всем людям, присущее всякой душе человеческой. Чувство сострадания и возбуждаемое им влечение облегчить страдания другого – есть остаток тех естественных уз, которыми все мы связаны друг с другом, как дети одного родоначальника, как члены одного великого семейства; это остаток той братской любви, какую сама природа внушает нам друг к другу. Как бы мы ни старались заглушить в себе это чувство, как бы мы намеренно ни отвращали взор свой от бедствий наших ближних, все-таки сострадание знакомо всякому даже очерствелому сердцем, грубому душой человеку. Есть скорби и страдания, которые трогают самых холодных, жестоких, самых самолюбивых людей. Оставаться глухим к этому внутреннему голосу нашего чувства или намеренно заглушать в себе этот голос, как иногда мы и делаем, чтобы не расстраивать себя зрелищем страданий людских, значит разрывать последние связи, скрепляющие каждого из нас со всем человечеством; значит насильственно погашать в себе последние искры тех святых чувств человеколюбия и участия в судьбе других, которые составляют одно из драгоценнейших украшений нашей человеческой природы; значит, наконец, идти против собственной своей природы, против себя. Святое чувство сострадания возбуждается в душе нашей само собой, независимо от воли нашей, и подавить его нельзя бывает без внутреннего насилия над собой, без упреков совести, без ясно испытываемого нами в таких случаях и иногда очень мучительного недовольства за это самим собой. Поэтому-то люди, даже отвергающие закон Христов и извратившие в душе своей естественный закон, вложенный в нее Творцом при создании человека, и те склонны к сострадательности, бывают часто даже не менее нас благотворительны к бедствующим. Они только разве из-за ложного стыда стараются иногда перетолковать свое чувство и поведение: на словах, по крайней мере, это, проявляющееся и в них, доброе желание помочь бедствующему объясняют не сердечным естественным движением, а будто бы исключительно эгоистическими, своекорыстными расчетами, вроде того, например, что благополучие всех окружающих меня отражается и на моем благосостоянии, что заботясь о других, я забочусь только о себе самом и т. п.

Что же касается людей, хоть во что-нибудь верующих, даже не право верующих, явно заблуждающихся, то для них сострадание к бедствующим всегда является чувством святым, высоким; благотворение нуждающимся всегда считается неуклонной всех людей обязанностью. Обратим внимание, например, на известный нам древний мир языческий. Утратив истинные религиозные познания, язычники до того затмили в себе, извратили естественный закон природы, что стали боготворить все страсти, все отвратительные пороки своей испорченной натуры: у них был бог сладострастия, пьянства, веселья, бесчинных оргий и т.д. Но никогда не доходили и язычники до обоготворения одного порока – жестокосердия. Равнодушие и безучастие к бедствующим не только никогда и нигде не встречало себе почести, а напротив, всегда и везде было предметом только порицания и осуждения. Когда все права и обязанности даже в отношении к Самому Богу были нарушаемы и оскорбляемы грешным человечеством, права несчастных, страдающих и бедствующих всегда были уважаемы. Так было всегда прежде, так это и теперь. И теперь добрый человек, благотворительный, сострадательный к другим, вызывает только общее уважение и почтение, кто бы он ни был и к какому бы вероисповеданию не принадлежал; доброе, благотворительное дело и теперь является, обыкновенно, самым отрадным явлением в нашем грешном, буйном мире. Доброе дело и теперь, как всегда было, в состоянии доставить душе человеческой высшее счастье, так что, кажется, нет наслаждения приятнее, удовольствия святее и радости чище, как облегчение участи несчастного, освобождение его из бедственного состояния.

Итак, очевидно, не человеком выдуман закон, повелевающий любить ближнего, как себя самого, – закон этот глубоко и крепко вкоренен в душе нашей, начертан в сердце нашем, куда не касается рука человеческая; он поведан нам Тем, Кто дал и мне, и тебе одну душу, одно тело, с одними и теми же потребностями. И этот-то естественный и всем нам одинаково присущий закон обязывает нас любить по преимуществу тех, кто нуждается в нашей любви, сочувствии, сострадании, кого унизила пред нами нищета, придавило горе, быть может, даже озлобило бедствие. Ведь эти страдающие – те же люди, наши братья; ведь каждый из них – такой же, а может быть, и гораздо более чистый образ и подобие Божие, нежели мы сами; ведь это – за их страдания, терпение и бедствия. Эти люди – несомненно более близкие и более любимые Богом дети нашего общего Отца небесного!

Ho еще несравненно более действенные и неотразимые побуждения всячески помогать бедствующим мы должны видеть в нашем христианском звании и в наших христианских убеждениях.

Союз, которым соединяет нас вера Христова, более тесен и более свят, чем союз всякого другого общества. И члены гражданских обществ соединяются в одно целое не с тем, чтобы каждый знал только себя и жил для себя, а напротив, на каждом члене общества лежит обязанность стремиться к общему добру, содействовать отвращению общего зла, хранить и беречь всякого члена общества oт каких-либо неприятностей. Мы, христиане, составляем единое святое общество, по слову апостола, единое таинственное тело, у которого один Глава – Христос (Еф.1:23); все мы живем жизнью одного, общего для нас Утешителя Духа, все идем к одной и той же цели – к вечному спасению, и все мы должны идти одним и тем же путем – путем заповедей Божиих. Как же членам этого высокого и духовного общества не заботиться друг о друге? «В церкви Божией, – говорит апостол, – если страдает один член, страдают с ним и все члены; Бог уравновесил тело церкви, чтобы все члены одинаково заботились друг о друге» (1Кор.12:21,24), т. е. в страданиях одного христианина должны принимать участие все, скорбь одного бедствующего должна быть разделена всем обществом верующих во Христа. В самом деле, что составляет отличие христиан от всех других людей, от неверующих? «О сем разумеют вси, – сказал Спаситель, – яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою» (Ин.13:35). И любимый ученик Христов, апостол Иоанн, говорит: «сию заповедь имамы от Него (Иисуса Христа), да любяй Бога любит и брата своего; аще кто речет, яко люблю Бога, а брата своего ненавидит – ложь есть» (1Ин.4:20).Так свята и обязательна христианская любовь к брату, а следовательно, и так необходимо для христианина деятельное участие в судьбе несчастного брата, забота о бедствующем брате. Иначе, что была бы то за любовь, которая ни в чем бы себя не проявляла, ничего бы не хотела сделать для страдающего любимого брата? Нет, братская любовь в христианском обществе должна проявляться не только готовностью всякой помощи, а должна возвышаться даже до самоотвержения, до самопожертвования в пользу бедствующего брата. В лице своего Основателя, Самого Господа Иисуса Христа, не только всем и всяко благотворившего, о всех милосердовавшего, но и Себя предавшего за грешный род человеческий, христианство освятило милосердную самоотверженную любовь, как высшее и благороднейшее служение, всеобщее и обязательное, достойное и доступное всем людям – как великим, могучим, сильным, так и слабым, простым, бедным. Самоотверженная любовь к ближним, готовая на всякие жертвы, стала для христиан высшей доблестью, царской печатью всех истинных исповедников Христа.

Если же христианская любовь связала всех нас в крепкий единый братский союз, то уместно ли в нашей среде бессердечное равнодушие к бедствующим вашим братьям? Возможно ли чтобы мы, владеющие избытками, вседовольные, жестокосердно оставили несчастных на произвол нищеты, невыносимых страданий, голодной смерти? Если мы спокойно, безучастно относимся к ужаснейшему бедственному состоянию ближних наших и, значит, забыли первейшую и важнейшую заповедь христианскую о взаимной любви, то точно ли мы христиане? Точно ли мы члены тела церкви Христовой, члены живые, а не мертвые, не болезненные наросты только страждущей через нас церкви, только заражающие и других членов, а пοтому и подлежащие извержению, отбросу?

Но если естественное чувство сострадания к бедствующим от всего склада нашей практической, своекорыстной жизни в нас притупилось; если мы привыкли руководствоваться в поведении своем более холодным рассудком, нежели сердечными влечениями и чувствами; если с другой стороны на обязанность помогать страдающим и в нашем христианском обществе большей частью смотрят как на простой совет, на дело произвольное, а не как на обязанность необходимую, положительно и строго предписанную законом – обратимся к этому закону нашему, справимся в нем.

Милосердие к бедствующим и нуждающимся в помощи, как деятельное проявление любви нашей к ближнему, по смыслу всего учения божественного – есть главнейшая наша обязанность, царица всех доступных нам добродетелей. Уже в Ветхом завете, когда по жестокосердию сынов подзаконных и не предъявлена была им заповедь о любви ко всем людям , и тогда уже милостыня к бедствующим предписана была как положительная обязанность, как существенный долг человека. Уже сам законодатель и боговидец Моисей настойчиво повелевал народу Божию: «Аще брат от братии твоея будет недостаточен, да не отвратит сердца твоего, ниже сожмеши руки твоея пред братом твоим требующим. Отверзая да отверзеши руку твою ему... Да не возлукавнует око твое брату твоему требующему и не даси ему, и будет тебе грех велик.. Сего ради аз заповедаю тебе: отверзая отверзи руце твои брату твоему нищему и просящему на земли твоей» (Втор.15:7,9,11). "Чадо, – поучал позднее премудрый Сирах, – нищего живота не лиши и не отвращай очес от просящего; души алчущие не оскорби и не разгневай мужа в нищете его... He отврати лица твоего от нищего, от требующего не отврати очес... приклони ухо твое к нищему...» (Сир.4:1–5,8). «Заступи нищего и no нищете его не отврати его тща» (Сир.29:12 и далее). В книге притчей Соломоновых ублажается милующий нищих, милосердый к бедным (Притчи.14:21). Св. пророк Исайя от лица Божия повелевал: «Раздробляй алчущим хлеб твой и нищие бескровные введи в дом твой... тогда разверзется рано свет твой и предъидет пред тобой правда твоя и слава Божия объимет тя»(Ис.58:7,8). Св. пророк Даниил убеждает: «грехи твоя милостынями искупи и неправды твоя щедротами убогих» (Дан.4:24); святой Псалмопевец ублажает заботящегося о нищих и убогих, потому что в судный день избавит его Господь (Пс.40:2)

Но еще несравненно подробнее и настойчивее заповедь о помощи нуждающимся раскрыта христианам в новозаветном учении Господнем. Многократно и многообразно заповедь эта предложена нам в учении Самого Спасителя и освящена Его примером, а также раскрыта в учении св. апостолов и целого сонма отцов и учителей церкви нашей. Из бесчисленного множества этих священных для нас оснований, на которых опирается непреложная обязанность христианская помогать нуждающимся и милосердствовать о бедствующих, приведем себе на память только некоторые.

Высочайший идеал, к которому мы все, по мере сил своих, должны приближаться и которому подражать – есть Христос, Господь наш. А чем ознаменована вся Его земная жизнь? Делами благотворения, делами милости к бедным, больным, всем страдающим, всем искавшим Его помощи. Самое пришествие Его на землю в образе раба своего, человека, есть дело бесконечно величайшего благодеяния Его к нам, на веки погибавшим; все мучения, терзания, даже позорную казнь смертную претерпел Он, движимый Своим бесконченым, воистину Божественным милосердием и состраданием к нам, ничтожнейшим Его рабам, Его закон преступившим и Его же Самого за то беспощадно распявшим. Может ли мысль человеческая вообразить себе что-нибудь подобное этому благодеянию, которое только Божественная любовь могла изыскать и для которого только Божественное терпение и Божественная милость были достаточны? Так невообразимо бесконечно нас возлюбивший и над нами умилосердившийся Спаситель наш и требует от нас, как ничтожно малое воздаяние Ему, тоже любви и милосердия.И к кому же? Именно к несчастным, терпящим, бедствующим. Он так часто и настоятельно убеждает нас к этому. «Блажени милостивии, – сказал Он, – яко тии помиловани будут» (Мф.5:7). «Благотворите, и будет мзда ваша многа и будете сынове Вышняго... Будите убо милосерди, якоже и Отец ваш милосерд есть» (Лк.6:35,36). «Продадите имения ваша и дадите милостыню. Сотворите себе влагалища не ветшающа, сокровище не оскудеваемо на небесех» (Лк.12:33). Верхом совершенства для христианина Он поставляет высшую степень благотворительности: «аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим» (Мф.19:21). Он говорит, что чем более сделаем мы благодеяний для неимущих, тем более заслуги нашей, тем большая награда ожидает нас в небесах (Лк.14:14). Он говорит, что нищие, бедствующие – Его братья; помощь, оказываемую нами бедствующим, Он относит к Себе Самому. «Понеже сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотвористе... Взалкахся бо, и дасте Ми ястщ возжадахся, и напоисте Мя... Приидите благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам царствие», – так скажет Он добрым благотворителям на последнем суде Своем. Напротив, немилостивых к голодающим Он за это только одно лишит царствия небесного: «Взалкахся бо, и не дасте Mи ясти, возжадахся, и не напоисте Meне… Идите от Meне проклятии в огнь вечный» (Мф.25:34–42). Может ли быть для христианина побуждение к благотворительности сильнее этого? Господь повелевает благотворить бедствующим ради Его, во имя Его, во свидетельство нашей любви и благодарности к Нему, благотворить в лице их Ему Самому! Знают это нищие и голодные, а потому с полным правом они и умоляют нас именем Христовым, просят пищи и помощи себе – ради Христа.

Вслед за Божественным Учителем и святые Его апостолы многократно в писаниях своих убеждают и обязывают верующих быть милостивыми к нуждающимся, благотворить бедствующим. Например, возлюбленный ученик Христов, апостол Иоанн Богослов, считает даже и недостойным любви Божией того, кто видит брата своего, требующего помощи, нуждающегося, и затворяет от него сердце свое (1Ин.3:17). Апостол Иаков утверждает, что ничто не спасет человека жестокосердого и бесчувственного к бедственному состоянию других; никакая вера не вменится человеку, если он, видя брата или сестру, не имеющих дневного пропитания, не даст им требования телесного (Иак.2:15,16). Святой апостол Павел, почитая дела милосердия прямо сеянием в этой жизни для жизни будущей, небесной, старается расположить христиан к благотворительности щедрой, обильной и доброхотной (2Кор.9:6); поставленному им в Эфесе епископу Тимофею он повелевал увещаниями располагать состоятельных людей к милосердию, чтобы они благодетельствовали, были щедры (1Тим.6:18). Но помимо этих прямых наставлений и заповедей, святые апостолы еще нагляднее и поучительнее для нас освятили христианскую добродетель милосердия своим собственным примером. Люди бедные, не имевшие сами материальных избытков, они заботились и о материальных нуждах верующих, старались предотвращать общественные бедствия. Как это было и при Спасителе, несчастные, бедствующие, неимущие были предметом особенных забот и попечений святых апостолов. Поэтому-то, как повествует книга Деяний апостольских, в обществе верующих не было тогда никого бедного; богатые, когда нужно было, продавали дома и имущества свои, и цену проданного отдавали в распоряжение апостолов на неимущих собратий своих (Деян.4:32–37). Когда апостол Павел с Варнавой отправлялись из Иерусалима проповедовать христианство язычникам, то провожавшие их апостолы Пётр, Иаков и Иоанн одно особенно завещали им: всюду, где бы они ни были – заботиться о неимущих."Заповедали, – говорит апостол, – точию нищих да помним, – что и старался я исполнять в точности» (Гал.2:9,10). Известно далее, что при святых апостолах существовал обычай – во время молитвенных собраний христиан всегда делать сбор подаяний в пользу бедных. Наконец, тогда же, в апостольское время, случилось несчастье, подобное переживаемому нашей страной теперь: в Палестине был голод, и святые апостолы обнаружили необыкновенную заботливость о бедствующих, принимали всякие меры к облегчению участи голодавших. Особенно апостол Павел: он пишет об этом в своих посланиях, извещает другие церкви о постигшем палестинских христиан несчастье, вызывает на пожертвования, советует производить сборы, поощряет и одобряет благотворителей, примером одних возбуждает к благотворительности других, сам собирает подаяния и сам несет их в Иерусалим голодающему народу. В то же время, благодаря его деятельности, изо всех концов тогдашнего христианского мира – из Рима, Македонии, Ахайи, от христиан антиохийских и коринфских текли приношения на голодающих иерусалимлян, и ужас народного бедствия был отвращен.

Если мы далее проследим историю первенствующей христианской жизни, то увидим, как всегда свято соблюдалась евангельская заповедь о благотворении нуждающимся, неимущим. Отцы церкви в своих творениях постоянно внушают эту добродетель как одну из первейших обязанностей христианина, как отличительное свойство истинных членов царства Божия, потому что, говорит, например, святой Игнатий Богоносец, разве что только язычники оставляют без помощи нуждающихся и не заботятся об алчущих и жаждущих¹. Писатели церковные и знаменитейшие пастыри-проповедники со всей силой красноречия и убеждения призывают христиан к благотворительности. Нищие, болящие, несчастные, голодающие всегда оставались предметом живейших забот и попечений и святых отцов. Все они суть апостолы братской самоотверженной любви, милосердия, благотворительности, и если некоторым из них, как, например, Иоанну Златоусту, блаженному Августину, усвоено это название по преимуществу, то потому, что они имели более поводов защищать одних, вызывая сострадание и милосердие других. Уже составитель книги Постановлений апостольских написал такое завещание всем христианам: «Сиротам замените отцов, нагих оденьте, алчущим и жаждущим дайте есть, пить» (4,25). «Благотворительность, – говорит святой Киприан в своем особом сочинении о милостыне, – есть истинное богатство. Иметь возможность облегчать бедствия других, осушать слезы людские есть великое благословение Божие. Человек милосердный к бедным есть живой образ Бога на земле и совершает приятнейшее Богу служение». «Подаяние милостыни, – говорит св. Иоанн Златоуст, – уподобляет нас Самому Богу; это по преимуществу человека делает человеком»². «Не презирай нищего, – говорит св. Григорий Нисский: – размысли, кто он? – он представляет Самого Спасителя..., он – сборщик, посланный Христом»³. «Будь Богом для несчастного, – говорит св. Григорий Богослов, – подражая милосердию Божию; ибо ничто столько не уподобляет человека Богу, как благотворительность»⁴. Располагая и убеждая верующих к благотворительности, св. отцы и учители церкви христианской сами подавали пример этой добродетели; притом, кроме обыкновенных подаяний нищим и бедствующим, некоторые из них отдавали им все свое имущество. Так, например, св. Киприан отдал большую часть всего, что имел бедным. Св. Василий Великий, еще в юности своей удаляясь в уединение, все отцовское наследство свое роздал нищим. Так же поступили св. Павлин, св. Иларий, св. Иоанн Дамаскин, продавшие все свои имущества в пользу бедных. Как самоотверженные благотворители, вследствие этого всегда сами пребывавшие в бедности, известны также Златоуст, Августин, Афанасий Великий, Амвросий, Киприан и многое множество ещё других св. отцов.

Убеждения и наставления св. учителей церкви, подкрепляемые и их собственным самоотвержением ради нуждающихся, всегда благотворно влияли и на все христианское общество; общественные бедствия всегда вызывали обильные, неоскудные жертвы от доброхотных благотворителей, и тем всегда предотвращались или, по крайней мере, значительно облегчались страдания бедствующих. Так бывало всегда и во время народного голода. Так, известно, например, римская церковь в половине второго столетия, при епископе Сотерии, отправила обильные пожертвования в разные области, пораженные тогда голодом. Та же римская церковь в половине третьего столетия, при епископе Стефане, точно так же прокормила несколько областей, пострадавших от голода. В четвертом веке в Каппадокии был голод, и, убежденные словом св. Василия Великого, богачи открыли свои житницы для голодающего народа. Около того же времени в Ефесской церкви свирепствовали язва и голод, и, благодаря энергичному слову св. Ефрема, открыты были на общественные, собранные деньги больницы для поражённых язвой и изысканы средства для пропитания голодающих. Антиохийская церковь при св. Иоанне Златоусте пропитывала более 8.000 бедных, голодающих. В пятом столетии константинопольский епископ Аттик отправил обильные жертвы бедствовавшиим тогда христианам церкви Никейской и т. д. В случае крайней нужды, некоторые св. отцы продавали общественную церковную собственность, решались иногда даже распродавать драгоценности церковные, например, сосуды и дорогие облачения, лишь бы ценой вырученных денег избавить бедствующих от мучений голода. Так, например, поступил св. Кирилл во время голода в Иерусалиме, так поступили Акакий, епископ амидский, Деограциан, епископ карфагенский, Амвросий Медиоланский и другие. Например, св. Амвросий писал по этому поводу: «если церковь обладает золотом, то не для того, чтобы удерживать его у себя, но чтобы спасать своих членов во время бедствия. Зачем хранить то, что само по себе не имеет цены; не скажет ли некогда Господь: зачем допустили вы умереть от голода такому множеству бедных? У вас было золото, почему же вы не доставили им хлеба? He лучше ли сохранять сосуды Божии живые, хотя бы и ценою сосудов Божиих бездушных?!»⁵. А Тертуллиан свидетельствует, что было обыкновение в первенствующей христианской церкви: во время народного голода епископы объявляли всеобщий пост для того, чтобы и небогатые люди, сберегая остатки от своих обычных расходов на стол, имели возможность помогать бедствующим⁶.

Итак, христианская добродетель милосердия, сострадания, благотворения всем бедствующим, несчастным, голодающим непреложно предписана в божественном учении христианском и узаконена примером Самого Спасителя нашего, Его святых учеников и апостолов, всех отцов и учителей церкви и, наконец, всей историей первенствующей церкви Христовой на земле. Иначе говоря, добродетель эта освящена всем, что только есть для христианина идеального, авторитетного, священнейшего.

Случаев и обстоятельств, возбуждающих сострадание к людям и вызывающих нас к благотворительности, конечно, слишком много. Нужда человеческая и страдания людские суть самое обычное явление нашей жизни. «Нищие всегда имате сь собою», – предсказал Спаситель (Мф.26:11). И вот, может быть, вследствие этой повсеместности и постоянства явления нищеты людской, мы так присмотрелись к ней, что и чувство сострадания нашего притупилось, что страдания и слёзы людские мало нас трогают и редко доходят до нашего сердца. А вследствие этого и заповедь о милосердии к бедствующим, пo большей части, остаётся у нас в забвении. В самом деле, кто из нас не грешен против заповеди христианской о милостыне? Все мы более или менее забываем про неё, уклоняемся от неё, тяготимся, пренебрегаем ею; все мы более или менее глухи к призывам просящих милостыню; все мы, отворачиваясь от нужды людской и оставаясь равнодушными к нуждающимся, подобны древним фарисеям, которые, пo словам Евангелия, будучи сребролюбивы, смеялись, когда Иисус Христос поучал их милосердию (Лк.16:14). Но все мы, верующие, непреложно должны быть убеждены и в той истине, что ожидает нас за то верховный суд, на котором, по слову апостола Иакова, с трепетом прочтем мы приговор свой: суд без помилования тому, кто не оказывал милости (Иак.2:13). За то и предстоит нам участь богача евангельского, которого низвела до ада жестокость, бессердечие, равнодушие к страданиям бедного Лазаря, голодного, тщетно желавшего насытиться хоть только крупицами, падавшими со стола бессердечного богача. За то и введет нас Верховный Судья в страшный день суда Божия в сонм мучеников нужды, страдальцев голода, чтобы сказать: «понеже не сотвористе единому сих меньшихъ, ни Мне сотвористе… Идите от Мене проклятии во огнь вечный» (Мф.25:41,45).

Но бывают времена, когда Промысел Божий посылает людям испытания необыкновенные, особенные; бывают времена, когда бедствия и страдания человеческие безмерно умножаются, когда горе людское необыкновенно обостряется. Такие тяжкие испытания, в премудрых целях Провидения Божественного являясь наказанием грешному человечеству, в то же время, несомненно, служат и средством к исправлению, к нашему нравственному пробуждению и подъятию, служат живым напоминанием забываемых и нарушаемых нами заповедей Господних. Такой именно великий урок небесный переживаем мы и в настоящее время. Наши единоверные и единокровные братья, русские люди, наши слуги и работники, трудами рук которых и мы все питаемся, теперь погибают в безысходной беде. Горючие слезы реками льются теперь в деревнях наших, смертельные стоны оглашают нашу землю; сотни, тысячи жизней подкашиваются теперь от всяких болезней, одолевающих слабеющие от недостаточного питания организмы; много уже смертных жертв поглотил этот ужасный, но еще только надвигающийся бич, начинающийся голод. Зрелище такого бедствия способно разбудить и расшевелить самое жестокое, закоснелое сердце, способно выдавить слезы сочувствия и сострадания из самых загрубелых очей. И поистине горько бы следовало нам оплакивать самих себя, если бы и этот гром небесный не разбудил нашу усыпленную, зачерствелую душу, если бы мы оказались неспособными внять даже этому призыву Божию, так громко напоминающему нам о пренебрегаемых нами христианских обязанностях!

Усыновляя Себе всех теперь страдающих и бедствующих, Христос в этом постигшем нас несчастии открывает нам и возможность потерянного нами счастья: Он испытывает теперь нашу ослабевшую веру, нашу заповеданную Им, но забываемую и постоянно нарушаемую нами христианскую любовь. Он дает нам теперь такой несравненно удобный случай, время благоприятно не только восполнить роковой пробел в поведении нашем, уплатить долги наши по отношению к ближним, но и приобрести великое, неоскудное богатство для бедной души нашей. Силой самых исключительных обстоятельств, Промысл Божий настойчиво призывает и побуждает нас к милостыне, которая имеет величайшую цену перед Богом не только как исполнение нашего долга, обязанности, а и как положительная заслуга наша, низводящая на нас милость и благословение Божие. «Милуяй нища взаим дает Богови: no даянию его воздастся ему», – говорил еще в Ветхом Завете Премудрый (Притч.19:17). «Раздробляй алчущим хлеб твой и нищие введи в дом твой...тогда откроется, как заря, свет твой, правда твоя пойдет пред тобою и слава Господня обымет тебя», – так обетовал Всевышний через пророка Исаию (Ис.58:7,8). «Милостыня от смерти избавляет и тая очищает всякий грех; творящие милостыни исполнытся жизни, – говорится в книге Товита (Тов.12:9). «Милостыня измет тя от всякого озлобления, паче щита тверда и паче копия тяжка, – поучает Сирах (Сир.29:15,16). «Блажен разумеваяй на нища и убога: в день лют избавит его Господь», – взывает Псалмопевец (Пс.40:2). «Зови нищия, маломощныя... и блажен будеши... воздаст ти ся в воскрешение праведных», – говорится в Евангелии (Лк.14:13,14). Наконец, Сам Спаситель сказал: «...благотворите и взаим дайте ничесоже чающе, и будет мзда ваша многа, и будете сынове Вышняго» (Лк.6:35). Он Сам ублажает милостивых – «яко тии помиловани будут (Мф.5:7). Он Сам, по Его непреложному обетованию, в день судный призовет в царство небесное милостивых к Его меньшим несчастным братьям (Мф.25:34,35).

Поэтому-то и св. отцы указывали на милостыню, как на великую силу в распоряжении христианина, возводящую его к вечному блаженству. «Не так солнце – говорит св. Иоанн Златоуст, – упадши на лед, растопляет его, как милостыня, покрыв множество грехов, разрешает оные»⁷. «Милостыня к подающему возвращается, – говорит св. Василий Великий, – дал ты голодному – о себе позаботился, ибо, что ты дал, получишь с избытком»⁸. «Человек милосердый, – говорит св. Амвросий медиоланский, – помогая другому, себе великую пользу делает: чужим лекарством свои раны исцеляет»⁹. Итак, поистине счастлив всякий христианин, милосердующий о несчастных, своей помощью облегчающий страдания бедствующих, голодающих: исполняя свой долг, обязанность в отношении к другому, он еще более этим делает добра себе самому; лишая себя доли избытка своего имущественного в пользу ближнего, он тем самым совершает великое для души своей приобретение. Так всё премудрым Промыслом Божиим направляется к лучшему, и кажущееся лишение является истинным приобретением, и видимое зло, несчастье, управляют нас к добру, приводит к счастью.

В самом деле, те нищие, которые обыкновенно являются для нас неприятным, тяжёлым бременем, от которого мы и силимся освободить себя, те голодающие, которые своим душераздирающим видом доставляют нам неудовольствие, нарушая наше беспечное, вседовольное настроение, – они, по смыслу непреложного учения христианского, суть, собственно говоря, наши ближайшие друзья и благодетели, которых нам следовало бы искать, на помощь к которым нужно было бы вам стремиться, как это действительно и делали большей частью святые угодники Божии. За их бедствия и страдания, по преимуществу близкие Богу, избранные меньшие братья Его, бедствующие, могут явить нам великую защиту и оправдание перед престолом Божиим. Мольбы их особенно доступны и сильны перед Господом: «желание убогих услышал ecu,Господи», – говорится в слове Божием (Пс.9:38). «Нищий воззва, и Господь услыша и» (Пс.33:7). «Моление нищаго из уст до ушию Его, и суд Его со тщанием (скоро) грядет» (Сир.21:6). Господь не отвратит лица от убогого, «молитву обидимаго услышит, не презрит молитвы сирого» (Сир.35:13,14). Таким образом, восходят к престолу Божию сильные моления как тех, кому мы помогаем, чтобы перед лицом Божиим оправдать нас, так и тех, кого мы беспомощно оставляем в бедствии, чтобы осудить нас. Избавляя нас от ужасов постигшего землю нашу бедствия, не подвергая нас мучениям голода, Господь поручает нашему заступлению и милосердию временную судьбу несчастных голодающих; но за то от этих последних зависит вечная судьба наша: своими благодарениями и молитвами они более всего могут содействовать устроению нашей вечной судьбы в царствии Божием. «Нищие, – говорит св. Григорий Нисский, – суть раздаятели ожидаемых нами вечных благ, привратники царствия небесного; у них ключи от него: для милостивых они отверзают врата его, а для жестокосердых затворяют оные. Они – или сильные наши обличители, или самые надежные защитники»¹⁰. Этим ходатаям и заступникам Бог не отказывает. «Аз вам глаголю, – поучает нас Сам Спаситель наш, – сотворите себе други от мамоны (т.е. богатством своим земным); да, егда оскудеете, примут вы в вечные кровы» (Лк.16:9). В книге Деяний апостольских рассказан такой поучительный случай, свидетельствующий о силе милостыни: в городе Иоппии умерла женщина, отличавшаяся милосердием к бедным, неимущим; и вот, все облагодетельствованные ею окружили бывшего в то время там ап. Петра и со слезами указывали ему на платья, вещи, на всё, чем снабжала неимущих умершая. Апостол, тронутый этим зрелищем, помолился, и Господь благоволил возвратить почившей даже земную жизнь – она ожила (Деян.9:39,40). «Посему пользуйтесь, – говорит св. Иоанн Златоуст, – сим искупительным правом: спешите, пока достаток в руках ваших, передать его на сохранение бедным, как цену царства бесконечного. Вы знаете, что коль скоро кого постигнет смерть, сокровища его здесь остаются; почему же заранее не отправить их туда, чтобы на том суде, где не будет уже ни у кого ни ораторов, ни защитников, нищие за вас ходатайствовали?»¹¹. Все вышеприведенные божественные и святоотеческие изречения о силе и значении милостыни, все обетования, с одной стороны угрожающие вечным наказанием людям жестоким, бессердечным, с другой же – поощряющие и ободряющие светлой христианской надеждой людей добрых, сострадательных, милосердых, еще гораздо более укрепляют сознание необходимости и неуклонной обязательности для всех нас войти в положение страдающих теперь наших братьев, принять как можно ближе к сердцу тяжелое горе народное и оказывать самое живое содействие к облегчению тяжкой участи голодающих.

Конечно, все мы более или менее люди небогатые, и ни у кого из нас далеко не хватит средств помочь всем нуждающимся, утолить голод всех теперь бедствующих. Но никто и не требует от нас невозможного. Пусть всякий из нас сделает то, что можно ему сделать. Как много значит иногда одно слово утешения для человека, убитого скорбью, так великим благодеянием может оказаться иногда и кусок черствого хлеба, поданный мучимому голодом и пришедшему в отчаяние бедняку. Благотворительность всегда в христианстве была и должна быть общей всех обязанностью, и никто, никакой бедняк, не имеет права уклоняться от неё, а должен непременно участвовать в делах милосердия своими хотя бы и ничтожными средствами. Когда простой народ приходил к Иоанну Крестителю и спрашивал, что им делать, он советовал: «у кого две одежды, тот отдай неимущему лишнюю, у кого есть избыток пищи, тот делай то же» (Лк.3:10,11). Спаситель обещал спасение богатому Закхею, который решился половину имения раздать нищим; но Он же поставил в пример поступок и бедного самарянина, потратившего только два сребреника на помощь израненному разбойниками (Лк.10:35,37). Он отпустил грехи женщине, драгоценным миром помазавшей ноги Его; но Он же обратил общее внимание, как на всякое дело, на поступок бедной вдовицы, всего только две лепты положившей в кружку церковную: «Аминь глаголю вам, яко вдовица сия убогая множае всех вверже в сокровищное хранилище: вси бо от избытка своего ввергоша, сия же от лишения своего вся, елика имяше, вверже, все житие свое» (Мк.12:43,44). Наконец, Спаситель, как бы прямо обращаясь к самым последним беднякам из нас, повелевает и таковым делать хотя бы самое ничтожное подаяние, самую малоценную жертву, принимая и ту как подвиг милосердия: «Иже аще напоит единого от малых сих чашею студены воды, аминь глаголю вам, не погубит мзды своея» (Мф.10:42). Ясно таким образом, что все мы одинаково обязаны помогать бедствующим, и никто не имеет права считать себя свободным от этой обязанности. Ясно, что достоинство ваших жертв и подаяний оценивается не количеством отдаваемого, а готовностью, усердием дающего, сообразно его средствам. Каждый должен помогать, руководясь собственным расположением сердечным, прислушиваясь к решению своей совести. «Многое и малое, – говорит св. Иоанн Златоуст, – Бог ценит не по мере подаваемого, а по достатку и по изволению подающего»¹².

Зато, с другой стороны, было бы конечно преступлением, если бы в только что приведенных священных изречениях мы стали отыскивать для себя обход и ими стали прикрывать свою скупость, свое недостаточное усердие. Нет, от христианина требуется самоотвержение в пользу ближнего, требуется именно жертва, жертва ощутительная для подающего, щедрая, обильная, сообразно нужде наших ближних и нашему имущественному состоянию. Ограничиться подачей куска хлеба или нескольких копеек, когда мы можем, в состоянии принести более значительный дар – это значит именно исполнить только форму, соблюсти обряд, обманывать сознательно и себя, и Бога, а вовсе не значит исполнить надлежащим образом христианский долг, на нас лежащий. К сожалению, такое именно отношение к обязанности милосердия есть самое обычное явление в наше, так и названное, «практическое» время, время узкорассчетливых, своекорыстных интересов и забот, когда каждый заботится только о приобретениях да о сбережениях, как говорят, «на чёрный день», хотя этим днём для большинства является печальный день смерти, когда уже всякое житейское стяжание бесполезно. Нет, не такое, только казовое, формальное и ничтожное самоотвержение потребно для христианина. «Будите милосерди, якоже Отец ваш милосерд есть» (Лк.6:36), – заповедал нам Сам Спаситель наш, Иисус Христос. Милосердие Божественное, бесконечное, всех и все обнимающее – вот идеал, до которого, конечно, никогда не может возвыситься милосердие наше человеческое, но к которому оно должно приближаться и величию, всеобъемлемости которого должно подражать. Мы должны самоотверженно отдавать Господу, в лице Его меньших, страждущих братий, соразмерно тем бесконечным благодеяниям божественным, которыми мы всегда и во всем пользуемся, которыми все мы живем, движемся, есмы. «Будь милосерд, – завещевал еще в Ветхом Завете Товит сыну своему, – на столько, на сколько ты можешь: если ты имеешь много, то и давай с избытком, если имеешь немногое, дай из малого» (Тов.4:8). Св. Псалмопевец прославляет и ублажает не просто милостивого к бедным, а щедрого, до расточительности милостивого, того, кто расточи, даде убогим . «Сейте с изобилием, – говорит св. ап. Павел о милостыне, и тогда только изобильно пожнете» (2Кор.9:6). «Пусть ваши благотворения, – продолжает тот же св. апостол, – не только восполняют нужды ваших братий, но доставляют им обилие» (2Кор.9:12,13). «Не подавать только, а подавать щедро – вот в чем особенно состоит милостыня», – разъясняет слова апостола святой Иоанн Златоуст.

Впрочем, ко всему вышесказанному нужно добавить, что как всё вообще в христианстве отнюдь не зиждется на насилии, а все предлагается на добрую свободную волю православного исповедника, так и в деле благотворительности нет и не может быть никаких насилий, приказаний, никакого давления. Все должно зависеть от самого христианина, которым должна руководить одна только любовь, любовь к Богу и к ближним. Всякие, даже и ничтожные заповеди и советы могут оказаться тяжёлыми, если в человеке нет этой любви, как, с другой стороны, всякие заповеди удобоисполнимы, всякие даже тягости легки, если в христианине воспиталась живая деятельная любовь. Любовь христианская, по слову апостола, союз совершенства (Кол.3:14), венец добродетелей, есть не только существенный признак и отличие истинных исповедников Христа, но и могущественнейший двигатель всего поведения христианского, истинная душа жизни христианской. Вот эта-то христианская любовь к людям и должна руководить нами в делах благотворения, должна лежать в основе нашего милосердия. Одухотворенный любовью, христианин не станет колебаться относительно количества своей жертвы; при виде страдающего брата своего он ощутит в глубине своего любящего сердца неотразимое, неподавимое влечение к этому несчастному, сердечное, именно родственное участие к нему, живейшую радостную охоту всё сделать для него, всем пожертвовать. Любящий христианин не только не огорчится и не пожалеет отдать голодному даже то, что ему самому может быть нужно и дорого, не только с сердечным удовольствием встретит нуждающегося, а он сам отыщет его, подобно Всемилостивейшему Господу, который, по слову пророка Исайи, обретается нам, грешным, иногда и не ищущим Его, является часто не вопрошающим Его (Ис.65:1). Такой истинной христианской любовью да наполнит и согреет сердца наши милостивый Господь в переживаемое нами теперь тяжкое время!

И слово Божие просит от нас жертвы братской, непринужденной, не насильственно как бы исторгаемой, но доброхотной, радостной, сопровождаемой лаской и любвеобильным настроением. «Милуй с добрым изволением, – неоднократно внушает св. апостол Павел, – потому что только доброхотна дателя любит Бог» (Рим.12:8; 2Кор.9:7; Сир.35:8 и др.). «Милуй с веселием, – говорит св. Григорий Богослов, – и готовность твоя усугубит цену доброго твоего дела»¹³. «Оказывающий милосердие – говорит. св. Иоанн Златоуст, – должен быть радостен; если же ты, подавая милостыню, жалеешь, то какая же заслуга твоего доброго дела, и какое твоё милосердие?! Для бедняка большая отрада твое сострадание, из души исходящее; и бремя несчастья становится для него легче, когда оно разделяется твоим искренно соболезнующим сердцем»¹⁴. Поэтому, как советует Сирах, нужно сопровождать свои посильные даяния теми добрыми, утешающими словами, кои, подобно благодатной росе, могут умерять томящий зной нищеты (Сир.18:16, 4:8). Пусть подающая рука без досады протягивается к бедному, пусть суровое, злобное лицо не отталкивает смущенного просителя, пусть доброхотное даяние не сопровождается угрюмым видом, иногда даже горькими, обидными словами, жестокими упреками, что ненавистно Господу и людям (Сир.20:15), что способно только убить все добро нашего доброго дела и унизить и без того униженного нищетой бедняка. Нет, здесь не место презрению, какому-либо издевательству, негодованию, здесь место одному только состраданию, сочувствию и даже уважению к несчастному, вынужденному за грехи всех нас нести на себе всю тяжесть и мучения грозного посещения Божия. И Сам Бог как бы стоит на страже избранного Им, Сам Бог защищает его от напрасных обид и преступного высокомерия с нашей стороны: «ругаяйся убогому, – говорится в слове Божием, раздражает Сотворшаго его» (Притчи.17:5; Сир.20:15 и др.). «Слышите, братия Моя возлюбленная, – обращается ко всем нам ап. Иаков, – не Бог ли избра нищия мира сего? – вы же укоряете нищаго» (Иак.2:5,6).

Точно так же неприлично и неблаговременно теперь ссылаться на те отговорки, которые обычно пускаем мы в ход, чтобы отделаться от нравственной обязанности помогать другим. Отговорки эти уже слышатся и теперь... Неуместные и во всякое другое время, они положительно преступны теперь, в переживаемые нами дни, когда ужасающее горе народное должно бы заградить всякие уста, когда всячески бы следовало поддерживать и возбуждать в обществе христианском движение только добрых чувств, когда единственно уместно только призывать и располагать всех к благотворительности, к состраданию, а уж не отговаривать же, не вселять же разные сомнения и подозрения, оправдывая тем отчасти свое бессердечие и сваливая всю тяжесть несчастья на несчастного.

В самом деле, священная обязанность помогать бедствующим, положительно предписанная и самой природой нашей, и законом божественным, всеми нами отлично сознаваемая, она, однако, едва ли не чаще всего бывает нами нарушаема под разными измышленными, для лицемерного успокоения нашей совести, предлогами и оправданиями. Не имея никакого права и возможности оспаривать нашу обязанность милосердия, мы всячески стараемся обходить её, и какими только «приличными» предлогами не укрываем мы часто свой эгоизм, бесчеловечие, свою душевную черствость!

Иной, например, уклоняется от участия в помощи несчастным или ограничивается ничтожным вкладом, ссылаясь на ограниченность своих средств, на бедность свою. Но однако, по известной всем нам философии жизненной, ссылаться на ограниченность средств прилично и возможно, не роняя своего достоинства, только разве тогда, когда речь идет о пожертвовании, о благотворении; во всяком же другом случае этот бедняк обыкновенно старается, наоборот, прослыть богатым, окружить себя великолепием, жить действительно выше своих средств.

Другой ссылается на домашние, семейные нужды, стесняющие-де его и не позволяющие щедро помогать бедствующим. Но под этими домашними нуждами разумеются все обычные, иногда и совершенно излишние траты, часто даже прямо вредные прихоти и излишества, которыми, однако, ни на йоту не желает поступиться и хоть сколько-нибудь их ограничить, ввиду постигшего родину несчастья, этот милосердый только на словах человек.

Иной отговаривается тем, что время наступило опасное, бедственное, что самому можно оказаться в нужде. Конечно, никогда не лишни меры благоразумия, всегда полезна и предусмотрительность; но забота о воображаемой и предполагаемой опасности, о будущем неизвестном и сомнительном, не должна заслонять в христианине забот о будущем, уж положительно несомненном, непреложном, которого никто из нас не избегнет. Страшась того будущего временного, которое может и не случиться, которое, может быть, будет даже гораздо счастливее настоящего, нельзя же христианину забывать будущее вечное, к которому мы уж несомненно с каждой минутой все ближе, ближе подходим. He должно ли, наоборот, наше христианское благоразумие и предусмотрительность побуждать нас забывать ничтожный страх настоящего, чтобы не страшиться вечного будущего; не должны ли мы, памятуя, что счастливые и несчастные времена и лета Господь положил в своей власти, стараться предотвратить эти временные возможные несчастья милостью своей к Иисусу Христу в лице страдающих меньших Его братий?

Далее, чуть ли не все поголовно жалуются в наше, так и прозванное, «тяжёлое» время на уменьшающуюся доходность и на увеличивающиеся нужды, что опять-таки отзывается и на нашей готовности помогать другим. Но эта тяжесть времени тяготит ли нас в действительности? Например, ввиду нынешнего бедствия в нашем крае, лишаем ли мы на самом деле себя хоть какого-нибудь привычного удовольствия, желания, прихоти? Таким образом, мы ссылаемся на тяжесть и бедствия, нас на деле не касающиеся, и, на основании этого чужого бедствия, мы считаем себя чуть ли не в праве отказывать действительно бедствующим, как будто в самом деле бедствующие-то мы, а не они. Продолжая свою обычную жизнь, рассеянную, беспечную, ничем и ни в чем себя не стесняя, не отменяя никаких своих обыкновенных расходов, мы ссылаемся на тяжёлые (не для нас) времена, чтобы сократить расходы единственно только разве на бедных, на благотворительность, на милостыню...

Потом, есть в нашем христианском обществе много людей и благочестивых, богобоязненных, которые сознают обязанность благотворительности и не уклоняются от неё, но обыкновенно отлагают наиболее обильные по силе своего достояния жертвы до своей смерти, уже в своих предсмертных завещаниях выражая эту свою волю. Без сомнения, и теперь среди нас много найдется добрых людей, которые в мысли своей уже предрешили отказать долю состояния своего на бедных, на дела благотворительности. Но не лучше ли это свое доброе дело и благочестивое намерение привести в исполнение теперь, не откладывая? Всякая жертва бывает неизмеримо ценнее и дороже, когда она благовременна, когда она может принести больше пользы, когда в ней настоятельнее нужда; ведь и по практическим житейским расчетам тем дороже бывает одолжение, какая-либо ссуда, помощь, чем из большей беды и опасности она выручает. А ныне ли не настойчива нужда в помощи, когда величайшей опасности подвергаются не только благосостояние, здоровье, а даже жизнь многих тысяч бедствующих христиан? Каждый предопределенный на жертву рубль теперь имел бы несравненно большую цену, потому что во всякое другое время он может явиться не необходимым избытком, между тем как теперь, может быть, он решит вопрос о жизни души христианской. Да и нравственная цена жертвы в настоящее время гораздо выше: теперь Сам Бог от всякого требует жертвы, и имеет ли право человек, хотя бы и готовый жертвовать, удерживать предназначенную жертву у себя? Не призывает ли тем он скорее к себе свой смертный час, который замедляет его доброе дело, по обстоятельствам времени особенно неотложное, необходимое? Медлительность в делах благотворения прямо осуждается в слове Божием. «Не говори нуждающемуся, – говорит премудрый Соломон, – ступай и после приди, если ты сейчас в состоянии благотворить» (Притчи.3:28). Слишком медленно и мучительно течет время для всякого страдающего, а тем более для изнывающего от голода.Замедление в подаянии ему может быть гибельно для несчастного, и в тоже время свидетельствует как бы о желании продлить муки несчастного, вконец озлобить его, довести до отчаяния, что в высочайшей степени преступно в христианине, что еще в Ветхом Завете было предусмотрено и строго воспрещалось: «не оскорби души алчущия, не разгневай мужа в нищете; сердца раздраженного не превозмути и не продолжай (не задерживай, не отдаляй) даяния требующему» (Сир.4:2,3). С другой стороны, благотворительность посмертная, хотя без сомнения достойна всякого уважения со стороны людей и угодна Богу, но все же она далеко не может иметь такого значения, как если бы она была совершена при жизни благотворителя. В самом деле, невелико самоотвержение христианина в пользу бедного, когда он нераздельно, без всяких уступок в пользу другого, нуждающегося, владел и пользовался всем своим имуществом только сам, только один, до последнего своего дыхания, и решился поделиться с бедняком только тогда, когда уже невозможно более ничего оставить за собой, когда уже не нужно никакое земное стяжание, когда, расставаясь с жизнью, волей-неволей пришлось все земное оставить на земле. «Ты думаешь – говорит св. Василий Великий, – сделать нищих своими наследниками после смерти своей, значит, обещаешься быть благотворителем людей, когда не будешь уже между людей; обещаешься отдать им то, что не будет уже принадлежать тебе, чего ты не можешь взять с собою в могилу, какая же в этом заслуга?»¹⁵. Да, неизмеримо большее благодеяние и для бедных, и для своей души сделали бы богобоязненные, благочестивые христиане, передав теперь на голодающих те свои жертвы, которые они, конечно, сочтут своим христианским долгом выделить на бедных, расставаясь со своим земным достоянием.

Есть, далее, между нами люди, которые, по недостатку ли добросердечия, по недознанию, или вследствие иных каких причин, в самих бедствующих отыскивают предлогов к отказу им в помощи, предубежденно относятся к ним, а иногда даже и к самому факту бедствия народного. «Бедствующих теперь уж слишком много, так что все равно невозможно помочь им», – наивно говорят, например, одни. «Многие из них, – говорят другие, – преданы пьянству, им не стоит подавать, потому что они пропивают милостыню». «Да и нужды-то большой нет, – говорят, наконец, третьи – все это бедствие преувеличили, раздули его, чересчур накричали о нем».

Правда, голодающих теперь так много, что немыслимо одному человеку прокормить всех; но если невозможно помочь всем, неужели отсюда следует, что не должно помогать никому? Ссылаться на множество нуждающихся и поэтому вовсе уклоняться от благотворительности, это значит обнаруживать тем более свою жестокость и бесчеловечие, чем более случаев и побуждений к милосердию и человеколюбию; значит отказываться от исполнения своей обязанности, когда она особенно обязательна.

Правда также и то, что в среде голодающего люда немало найдется преданных пьянству и разным порокам; найдутся, быть может, и такие испорченные лица, которые злоупотребят и теперь нашей милостыней, как это и прописали во всех газетах про одну какую-то несчастную деревню. Сомнений нет, что бедность и нищета, вместе с общей неразвитостью нашего крестьянского люда, поддерживают в среде его много нравственных пороков. Но прежде всего, пусть бросит камнем порицания в этих несчастных тот, кто сам чист от всякой нравственной грязи. Если найдется такой человек, безупречной нравственности, свободный от греха, то пусть он по праву беспощадно осудит этих преступников, да уж кстати и нас, людей более или менее обеспеченных, не подавленных нуждой, и образованных, умеющих отличать нравственно порядочное от нравственно безобразного, но и все-таки, однако, не свободных от греха, от многих нравственных пороков. Нам же, и в нашем сравнительном довольстве, и в просвещении порочным, невозможно судить строго тех людей, темных и несчастных. Потом, едва ли даже прилично нам особенно удивляться и изумляться грубости и закоснелой развращенности простого народа, когда мы сами, выбившиеся более или менее из грубой коры невежества, не позаботились ранее и не успели исправить и облагородить этих людей. Да, наконец, и совсем неуместно и неблаговременно теперь размышлять о порочности бедствующих людей: они нуждаются в настоящее время не в обличениях и вразумлениях, а в помощи, в хлебе насущном. Но главным-то образом, чтобы ни на йоту не смущало нас опасение, что лепта наша, назначенная к спасению людей от голодной смерти, не попадет в кабак, нужно то помнить, что ведь это отыскивают и указывают единичные, исключительные случаи пьянства, которые никоим образом нельзя обобщать. Разве возможно теперь пьянство, когда и самого испорченного человека, самого последнего пропоицу мучит смертельный голод? А ведь громаднейшее-то большинство несчастных голодающих даже и в счастливую пору довольства и благополучия не подвержены пьянству; а ведь там женщины, неприкосновенные этому пороку; а ведь там дети, не знающие и вкуса вина, но десятками, сотнями мрущие теперь от того, что не в состоянии питаться корой древесной и желудями...

Итак, пусть никого не смущают подобные подозрения, пусть каждый следует движению своего доброго христианского сердца: сердце, полное любви к ближним, должно отгонять от себя подобные нелепые опасения, потому что любовь, по слову апостола, все покрывает, всему верит (1Кор.13:7). Лучше по ошибке помочь и недостойному, нежели отказать в помощи действительно нуждающемуся; пусть лучше десятки порочных злоупотребят нашей милостыней, нежели тысячи, миллионы невинных погибнут беспомощно. Тем более, что всякую лепту, подаваемую нами голодающему во имя Христа, приемлет Сам Христос, и подающий, по слову писания, не погубляет мзды своея, в какие бы руки его даяние ни попало.

Наконец, некоторые поддерживают и распространяют мнение, что известия о голоде преувеличены, а простонародье этим пользуется, обманывает, лицемерит. Конечно, ничего нет легче, чем заподозрить во всем обман, обвинить всех в лицемерии, чтобы отстоять за собой жестокое право не жертвовать нисколько, не помогать никому. Но против такого подозрения в преувеличении, против огульного обвинения в обмане, могут говорить только факты, только ужасающая всех непредвзятых и добрых людей действительность, картина страшной голодовки, отчаянного уныния, в которые повергнуто теперь большинство сёл и деревень нашего родного края. Картина эта ведь не безызвестна же и нам, городским жителям, хотя, правда, туго проникают к нам деревенские вести. Ведь встречаем же мы и в городе, среди веселых беспечных горожан, угрюмых, понурых, изможденных крестьян, даже женщин с грудными детьми, в жалком рубище, несмело и неумело протягивающих руки за «копеечками на хлебец». Видим это, хотя город и оберегается от этих пришельцев. Ведь можем же мы видеть, например, на устроенной теперь одним профессором выставке так называемых суррогатов хлеба те невероятные для нас, отвратительные подделки под хлеб из мякины, лебеды, древесной коры, желудей, какими вынужден питаться и питается народ, но которых собака не ест, рыба не клюет. Ведь не секрет для нас, что скот в деревнях уничтожается и распродается за бесценок, за полной невозможностью прокормить его, что избы десятками заколачиваются, за невозможностью протопить их, что скудные пожитки распродаются крестьянами в расчете этим последним, убогим своим богатством отдалить, насколько возможно, голодную смерть. Ведь известно нам, что голодный тиф уже охватывает теперь целые села и волости и губит сотни жизней. Ведь читаем даже и в газетах сообщения, например, вроде следующих: «В одном селе мать, истерзанная видом своих трех голодных детей, и не доставши хлеба по близости, ушла в чужое село; раздобывшись там муки, она бежала домой, чтобы спасти детей от мучений, но опоздала: все трое детей её умерли с голода. Перед смертью они глотали глину, тряпки, тщетно желая утолить невообразимые муки голода» (из «Русских Ведомостей»). «Мать четверых детей явилась к священнику исповедаться в задуманном ею страшном грехе: она решилась умертвить детей своих, потому что не может видеть, как они будут умирать с голоду. Священник ужаснулся, собрал кое-что и поспешил к голодным, но тоже опоздал: дети мучились уже в предсмертных конвульсиях и трое из них тут же скончались» (из «Недели», то же читаем в «Саратовском Дневнике» № 218) и т. д. Так неужели это все обман, лицемерие, неужели эта страшная правда не в состоянии заградить уста, рассуждающие о преувеличении народного бедствия? Нет, только жестокое, бесчеловечное сердце не содрогнется, слыша о таких смертельных мучениях человеческих, только каменная рука не разожмется, чтобы не пожертвовать всё возможное, лишь бы спасти человека!

Наконец, находятся в среде нашего христианского общества даже и такие люди, которые поступают неизмеримо злее и преступнее всех, под разными предлогами уклоняющихся от благотворительности – это люди, у которых достает зверства даже обижать несчастных, эксплуатировать людское горе, для которых голодающие явились источником наживы, обогащения, которые из страшного несчастья ближних своих извлекают свое беззаконное счастье и благополучие. Можно ли себе представить что-нибудь противоестественнее, преступнее и позорнее этого?!

А между тем, к ужасу и величайшему стыду нашему, это не измышление фантазии, не удручающий тяжкий сон, а горькая правда наших злополучных дней. Кто из христиан, сохранивших в себе искру правды Божеской и благородства человеческого, не встречал с омерзением вестей о случаях недобросовестных стачек хлебопромышленников, о злоупотреблениях при закупке хлеба для голодающих, о намеренном задержании хлеба, об искусственном повышении цен на без того уже чрезмерно вздорожавший хлеб и т. п.? Конечно, этим людям, нечеловеческие инстинкты которых посягают уж не на благосостояние, а на последние остатки сил и жизни и без того вконец обнищавших страдальцев бедствия, таким людям не страшны ни презрение, ни негодование всех честных людей. Их устрашит только суд Божий, от которого и они не уйдут, и который поистине будет для них судом страшным. Вечным, ужасающим проклятием падет тогда на их голову теперешнее их бесчеловечие. Сам Бог еще в Ветхом Завете поклялся, что и Его бесконечное милосердие не пощадит такого противоестественного насилия, пожирания человеком сытым человека голодного; сам Бог поклялся, что во веки не забудет Он такого злодейства. Устами пророка своего Амоса, Господь предсказал появление в обществе человеческом этих людей, сокрушающих убогого и насильствующих нищего, людей, выгадывающих удобные для наживы своей времена нужды народной и решающихся на преступления, ради незаконного прибытка за счет голодающих. Господь тогда же, с особенной решительностью, клятвенно предопределил и Свой гнев на этих людей, «глаголющихъ: когда прейдет месяц, и продамы, когда прейдут субботы, и отверзем сокровища наша, еже сотворити меру малу, увеличити мерило, и сотворити вес неправеден, яко да притяжем убогия и нищаго и от всякаго жита куплю сотворим: кленется Господь на презорство Иаковле, аще забудет в конец вся дела ваша», т. е. клянется Господь славой Иакова, что Он никогда, в конец веков, не забудет таких действий человека (Амос.8:4–7). Так непреложно, по клятве Самого Господа, ожидает ничем не отвратимое достойное воздаяние людей, посягающих теперь ради своего временного обогащения на нищенскую суму, на последний кусок умирающего с голоду; так неизбежно наступит и для их бесчеловечной жадности и скупости голод, голод вечный, ужасающий, невообразимо более мучительный, нежели физические страдания тех несчастных бедняков, на счет которых эта жадность и скупость теперь питаются, услаждаются и ликуют.

Но оставим этих несчастных людей, бесповоротно и беспощадно себя губящих, не нам их пристыдить и усовестить, если даже необычное, особенно страшное предупреждение небесное, клятва Самого Господа не вразумит их. Злодеяния этих людей слишком тяжелы для земли и вечная судьба их воистину достойна слезного сожаления: по слову того же пророка Божия Амоса, «о сих (т. е. о таковых людях) не возмятется ли земля и восплачется всяк живяй на ней» (Амос.8:8).

Но зато и мы, сознающие все неприличие для христианина разных «приличных» отговорок в деле благотворительности, с ужасом верящие страшной правде бедствия народного, справедливо негодующие на возможные по отношению к бедствующим злоупотребления, мы, душой болеющие за несчастных и всем сердцем содрогающиеся от одного представления тех мучений, которые выносят теперь наши братья, не ограничимся же одним бесплодным сожалением, примем хоть какое-нибудь участие в судьбе голодающих не на словах только, а и на деле. Неужели в самом деле хватит у нас, христиан, жестокости спокойно смотреть на гибель православного нашего родного народа? Неужели и теперь, по обычаю своему, кивая на других, а главным образом на правительство и казну, мы-то сами нимало не отзовемся на смертельные стоны голодающих и не подвигнемся на посильную с нашей стороны помощь? О, да избави Бог нас от такого окамененнаго нечувствия! To был бы уже страшный признак страшного времени – кончины мира: только тогда брат отвернется от брата, только тогда, по слову Священного Писания, за умножение беззаконий изсякнет любовь в людях к людям.

Мы слишком хорошо знаем, что наши несчастные страдальцы не виноваты в бедствии, разразившемся над ними; они не виновнее нас и перед Богом. Это люди простые, в поте лица своего снискивающие хлеб себе; это честные труженики, которых только безысходная страшная беда заставляет теперь так смущенно, с мучительной и душевной болью протягивать крепкую рабочую руку за милостыней. Земля не дала плода своего – хлеба, этой жизни убогих, по слову Сираха (Сир.34:21). Все скудное достояние истрачено, заработков нет, слабые болеют, слабейшие уже умирают с голоду. Спасенья нет, и безысходное страдание человека, не привыкшего было к выпрошенному куску, срывается с языка нищенской надрывающей мольбой – «Милостыньку Христа ради! Спасите от голодной смерти!» И если во всякое другое время бывает совестно и неприлично христианину отвергать эту просьбу, предъявленную во имя Христа, то неизмеримо более жестоко было бы теперь ответить обычной отказной – «Бог подаст!» Взывающие ежедневно к Отцу небесному – хлеб наш насущный даждь нам днесь, должны мы подумать: через кого же Отец небесный, трудами рук крестьянских наделивший нас хлебом, через кого же Он подаст оказавшемуся в безвыходной нужде крестьянину, этой теперь голодной нищете, если мы не желаем с ней поделиться избытком своим? И неужели молитва несчастного бедняка, про силу которой в Священном Писании сказано, что она «до облак дойдет и облаки пройдет, дóндеже приближится Богу» (Сир.35:13,16,17), неужели молитва эта, обращенная теперь от всех голодающих к нам, не дойдет до сердца нашего, не пройдет сознание наше и будет отвергнута? Да и простительно ли, возможно ли нам оставаться равнодушными к чужому горю, когда сами мы не застрахованы от всяких бед и испытаний, и только нашим милосердием к ближним можем призвать милость и помощь Божию к себе? «Раздробляй алчущим хлеб твой, нищия и безкровныя введи в дом твой: тогда воззовеши и Бог услышит тя, и еще глаголющу ти, речетъ: се приидох. Аще даси алчущему хлеб от души твоея и душу смиренную насытиши, будет Бог твой с тобою присно» (Ис.58:7–11). Возможно ли нам не отозваться посильной помощью на мольбы скорбящих и страдающих, когда и каждому из нас неминуемо самому придется и скорбеть, и страдать, и умолять? На последнем суде Господа все мы будем молить о пощаде, о помиловании, взывать к милосердию Божию. Но мы также несомненно знаем и то, что милостивый суд Его услышат только милостивые из нас, что только те, по призыву Господню, и наследуют уготованное им царство, которые, будучи сами милосерды, взалкавшимся дали ясти, возжадавшихся напоили (Мф.25:35).

Если же мы сознаем наши христианские обязанности по отношению к голодающим, если мы желаем исполнить по отношению к ним волю Бога, не забывая всех бесконечных милостей и воздаяний Его к нам, то примем к исполнению и священные советы о сборе милостыни для голодных. Вот что советует христианам св. апостол Павел: «о милостыни тако сотворяйте: no единей от суббот кийждо вас да полагает, еже аще что благопоспешится» (1Кор.16:1,2), т.е. в каждый день недельный всякий из вас пусть отлагает, сколько позволяет ему достаток его. А вот из дали веков раздаётся голос еще ветхозаветного праведника: «от имений твоих твори милостыню, да не отвращаеши лица твоего от всякаго нищаго. Якоже тебе будет по множеству, твори от них милостыню; аще мало тебе будет, по малому да не боишися творити милостыню» (Тов.4:7,8), т.е. от многого многое, а из малого и малое все-таки подавай.

«И малое подавай! Но ведь у меня так мало, а голодающих многие тысячи. Что может значить моя ничтожная жертва?» – с подобным же сомнением и раздумьем обращались в древности к пророку Елисею, когда он велел всего только двадцать имевшихся хлебов отдать многим сотням голодавших в Галгале. Но Елисей на эти сомнения только настойчиво повторил: «отдайте хлебы людям, яко сице глаголет Господь: будут ясти и останет». И действительно, все «ядоша и оста, по глаголу Господню» (4Цар.4:43,44). Конечно, то было чудо, но нечто подобное этому чуду могли бы совершить теперь и мы, грешные. Если бы, сознав свои христианские обязанности по отношению к голодающим, не говорю уж выполнили во всей широте евангельские заповеди о милостыне, а если б исполнили хоть это только что приведенное апостольское наставление, т. е. каждую неделю отлагали часть достатка своего на неимущих; если бы поставили себе за правило каждый день освящать хотя бы малой жертвой; если бы, по совету праведного, богатые по множеству творили милостыню, а бедные уделяли хоть что-нибудь и из малого; то и мы совершили бы великое, благодатное чудо насыщения многих тысяч голодающих. Да даже менее того: если бы все мы отдали на голодающих только то, что для нас самих не нужно и нам не дорого, как, например, имеющиеся, конечно, во всяком и несложном хозяйстве вещи старые, забытые, излишние, если бы отдали их в открытые теперь комитеты, где старье это продается и обращается в деньги, в хлеб; то уж и этой только, совсем для нас незаметной и неизъянной жертвой, мы совершили бы великое христианское дело – осушили бы много жгучих слез, облегчили бы много мучительнейших страданий, быть может, не мало бы невинных жизней христианских спасли.

Я понимаю, что все здесь сказанное нам, христианам, хорошо известно, а потому и беседа об этом может, пожалуй, показаться избитой, неновой, излишней. Но что если эти старые и известные истины мы часто забываем, если даже теперь, неумолимо самой жизнью выдвинутые и на вид поставленные наши обязанности и долги наши не исполняем? Что если мы, знающие о своих обязанностях, продолжаем и теперь свою праздную, веселую, беспечную жизнь и безучастно предоставляем голодающим братьям нашим беспрепятственную свободу безысходно страдать, пухнуть с голоду и в полном отчаянии ждать мучительнейшей из всех смертей – смерти голодной?

Не следует ли, в предотвращение такой возможности, чаще и чаще вспоминать нам наши обязанности; не должен ли теперь всякий христианин и всякому христианину напоминать о долге нашем нравственном, всячески располагая и поощряя друг друга к столь необходимой, насущной в настоящее время благотворительности?

Святой апостол Павел свою речь в Ефесе закончил такими словами: «вся сия сказах вам, яко труждающимся подобает заступати немощныя (Деян.20:35). Следуя этому апостольскому примеру и завету, я позволяю себе напомнить всем труждающимся об общей и в настоящую годину посещения гнева Господня насущной обязанности нашей заступати немощныя; решаюсь смело, как христианин, обратиться к христианам: помогайте бедствующим, не отталкивайте жестокосердо в безысходной нужде и смертной опасности протянутую к вам честную труженическую руку этого избранника несчастья, меньшего брата Христова, а нашего работника – крестьянина русского. Не он в этой беде своей виноват, он только несет теперь на себе вины всех нас; не он и просит, а страждущий за него Христос в лице его просит. Подавайте же ему милостыньку святую, подавайте Христа ради!