Тетрадь VIII

Лабель. Понедельник, 14 июня 1982

Тридцать второе лето! Приехали в пятницу днем и с тех пор успели уже побывать – по делам, за покупками – и в L'Annonciation, и в La Minerve, и вчера – с Машей – на route Balazy. И каждый год это настоящая встреча, радость после разлуки, «узнавание». Нигде во всем мире я так не счастлив, самой простой, чистой «счастливостью», как здесь. И особенно, так сказать, остро в этот медленный разгон первых дней.

Сразу засел за работу: keynote lectures для нашего летнего института на следующей неделе: «Proclamation of the Word of God». И, как всегда, нахожусь в полной путанице, не знаю, с чего и как начать и, главное, что нужно сказать этим людям, не кривя душой, не прикрывая свое незнание академическими штучками. Как ответить на вопрос: что означают слова и Бог бе Слово? То есть как ответить на него так, чтобы что-то «открылось» душе, вере, совести, а не только «разуму».

Среда, 16 июня 1982

Все эти дни погружен в подготовку своих лекций для института на следующей неделе. Я доволен своей работой, радостью, смыслом, «жизнью», что раскрывается в ней, в этом раздумье о том, о чем, в сущности, я очень мало думал до сих пор. Удивительно – и я в этом всегда убеждаюсь, – что в богословии не мое «Я» раскрываю, излагаю, передаю что-то, что уже во мне, что я знаю, что принадлежит мне, а наоборот – что-то открывается, подается мне, и вся «работа» состоит лишь в том, чтобы как можно вернее, полнее, убедительнее передать это другим. Богословие в этом смысле есть только «поиски богоприличных слов» и тем самым – исключение, отбрасывание «ложных» слов.

В промежутках между часами работы – прогулки по давным-давно знакомым местам, но которые с каждым годом все больше и больше становятся как бы причастием, удостоверением, откровением «самого главного», а встреча с ними – своего рода «литургией». «Le doux royaume de la terre…»

Когда я над чем-нибудь очень интенсивно работаю, как вот в эти дни, я не могу, не способен читать ничего «серьезного» и, главное, к этой работе относящегося. Поэтому взял первое попавшееся в здешней моей «библиотеке» – двухтомную биографию Sainte-Beuve, написанную A. Bailly. Купил ее давным-давно, и вот стояла неразрезанной. Вот еще один человек, стоявший всю свою жизнь около веры, во всяком случае, в общении – как критик, как историк «идей» и «опыта» – с людьми веры (чего стоит один его «Port Royal», где сотни страниц посвящены религиозному опыту, «духовности»). И «успокоившийся» на некоем «мудром скептицизме». Какое удивительное, таинственное явление – это отбрасывание веры, «освобождение» от нее в XIX веке. Renan, Sainte-Beuve, Lamennais… Отказ от нее, как от какой-то проказы. Волнение Roger Martin du Gard, как бы не «поверить» в смертный час, гнев на религиозные похороны Андре Жида. Возмущение Симоны де Бовуар на малюсенький, слабенький намек на Бога, на веру у приближающегося к смерти Сартра. Этот гнев, это волнение, этот страх не равнодушных людей, а людей верующих и защищающих свою веру, веру в неверие как главное, решающее условие важности их дела, их убеждений, их «владычества» над умами людей… Вот почему христианам нужно прежде всего – не прекращать простого исповедания веры. Ибо весь ужас того, что происходит с христианством на Западе, – это приятие им этого неверия как всего лишь недоразумения, ибо на деле вера утверждает, проповедует, стремится осуществлять как раз то самое, во что верит это «неверие».

Почему я так люблю читать про этих «отказавшихся», этих «верующих в неверие» – Loisy, R. Martin du Gard, Gide, а в другом «регистре» – Леото и т.д.? Думается, потому, что именно в них раскрывается мне подлинный смысл моей веры. Ибо все то, что они отвергают, – в каком-то смысле отвергаю и я, но тогда именно, за отвержением этим, и раскрывается то, что вера не столько «утверждает», но чего присутствием – очевидным – она является.

Понедельник, 21 июня 1982

Четвертый день в Нью-Йорке, но – слава Богу – прохладном, солнечном, без мокрой нью-йоркской духоты. С сегодняшнего утра – суматоха нашего «института», около девяноста человек! Читал свою первую лекцию. Целовался со старыми друзьями и знакомыми… Много совсем молодых, и это радостно и утешительно…

Вторник, 22 июня 1982

Вчера вечером – «диалог» со священниками, участниками «института». В таких случаях я всегда особенно живо ощущаю как бы кровную с ними близость, своего рода круговую поруку… Жаловались, критиковали, все как всегда, но за всем этим самое главное – эти люди стоят у Престола Божия и, спустя две тысячи лет после Тайной Вечери, – «исполняют» ее в Евхаристии. И этой радости никто не отнимет у них…¹⁵⁸⁴

Среда, 23 июня 1982

Почти весь день вчера – после моей второй лекции – встречи с бывшими студентами. У каждого свои трудности, даже трагедии. Но общее впечатление очень хорошее, я бы сказал – «радостно-благодарное». Все живут все-таки «вышним», и это в эпоху, когда ничто нигде в нашей «культуре» не зовет к «высшему» и оно – высшее – не столько отвергается, но попросту игнорируется, его нет.

Всю неделю прохладные, солнечные дни. Вчера к вечеру я так устал, голова «не варила» – и, будучи один (Л. на океане), прочел целого «Мегре» [Сименона].

Воскресенье, 5 сентября 1982

Кончилось еще одно лето в Лабель, а через неделю – 13-го – мне стукнет шестьдесят один год! Я как-то вдруг, неожиданно для себя, «ахнул» этому, до такой степени мне всегда казалось, что еще много-много жизни впереди. И вдруг вспомнил, что означало для меня, когда про кого-либо говорили, что ему «за шестьдесят»! Старость, старичок, в лучшем случае – «пожилой» человек. И вот «вошло» это в меня и часто бессознательно – присутствует, все собою так или иначе окрашивая…

Очередной приезд Андрея, на этот раз на три недели с перерывом пяти дней – поездки в Лос-Анджелес на «кадетский съезд». Как всегда, прогулки, обсуждение завтраков и обедов, но в миноре – ибо он должен соблюдать строгую диету, и это страшно, удивительно мешает ему жить, быть самим собою…

А вчера я хоронил в Вашингтоне внезапно скончавшегося Сережу Поливанова! Горе Оли, детей. Тяжело. И, как всегда, только теперь понимаешь по-настоящему, какой это был скромный, ясный, чистый и светлый человек… Чудный день, солнечный, прохладный, в Вашингтоне. Служили вдвоем с о. Димитрием Григорьевым. И все смотрел на тень от деревьев на кладбище и вспоминал бунинское:

Там вдали на погосте

Среди белых берез

Не могилы, не кости,

Царство радостных грез…¹⁵⁸⁵

Из Лабель приезжал три раза – читать лекции в нашем летнем институте, затем, в конце июля, венчать Ирину Трубецкую и совсем недавно – на «предсоборную комиссию». От Церкви, вернее – от «церковного истеблишмента» – все то же впечатление: какой-то метаморфозы в игру, разгула амбиций, бюрократии, болтовни… Что-то как будто надорвалось – может быть, тоже и во мне. Но все стало чуждым, неинтересным…

Зато в Канаде писал… И хотя плоды небольшие – двадцать пять страниц все той же главы «Таинство Святого Духа», все время радостное ощущение присутствия этой темы в себе, ее подспудная жизнь в душе, в сердце, в разуме…

Льяна 25 августа уехала в Италию – «прокатить» по ней внучку Льяну, как делала она это и с нашими детьми. Жил в Лабели совсем один и так сильно почувствовал, что такое одиночество, как может не хватать общения, общей жизни, все время воплощаемого единства. Слава Богу, она возвращается в среду…

Сережа приезжал на каких-нибудь десять дней! Но какая это радость, какой он чудесный человек, какой он с Маней и детьми – чудная семья. Сережа работал с упоением над устройством своего нового, соседнего с нашим, дома на озере.

Labor Day… А потом погружение в семинарскую суету. Вчера вечер провел у о. Павла Лазора. Обсудили все, но какое это бремя – «религиозное», или «духовное», образование. Говорили с ним о том, почему, сравнительно, так много неудач… Кроме путаницы, соприсущей нашей эпохе, я вижу еще насаждаемую современной культурой какую-то заостренную «амбицию». В самой религии нет мира, тишины – все «проблемы» и все до предела – лично.

Вторник, 7 сентября 1982

Читал вчера перевод Ларисы Волохонской моей «For the Life of the World». Хорошо, то, да не то… а объяснить невозможно. В этой книге все в некоей ее «музыке», а вот ее-то и не передает или передает очень слабо – перевод. Du travail en perspective¹⁵⁸⁶.

Весь день вчера за столом: моя речь на русско-украинском симпозиуме, расписание лекций и т.д. А вечером на barbecue¹⁵⁸⁷ у Дриллоков. Длинная беседа с Давидом [Дриллоком] и Павлом [Лазором]. Мне с ними так хорошо. Также перечитал все уже напечатанные главы «Литургии».

С начала лета что-то расклеилось в моем физическом организме. Почти беспрерывная головная боль, теперь вдобавок – какая-то dizziness¹⁵⁸⁸, неустойчивость в ходьбе и, наконец, катастрофическое ослабление памяти – имена, слова, факты. Сегодня в первый раз ощутил беспокойство. Что это – старение, или болезнь, или и то и другое вместе?

Появление Пети (о. Петра) Чеснакова. Служил с нами всенощную под Рождество Богородицы, потом ужинали вдвоем. Болтает так же, как в 1930 году, но чистый, добрый человек. Мучится архиерейством: «чи буты, чи ни буты…» Слушал его и думал: сколько людей буквально «разбиваются» о Церковь, об ее инерцию.

Говорили и о Репнине, о том, как он буквально «тонул» в жизни и уже ничему не мог сопротивляться.

Четверг, 16 сентября 1982

Прочел вчера «Sa ceremonie des adieux»¹⁵⁸⁹, рассказ Симоны де Бовуар о последних десяти годах жизни Сартра и об его смерти. Мороз по коже пробегает от того ужаса, ужаса прежде всего бессмыслицы, который перед лицом смерти испытывают такие люди. Люди, которые отсутствие Бога сделали основой своего «служения миру», а вместе с тем живут напряженной личной жизнью, от жизни все время требуют смысла, радости, удовольствия. И вот это, надо сказать, честное, клиническое описание конца, распада, погружения во тьму. Читал, не мог оторваться…

Сартр. Удивительная судьба. Во все, что он делал, он верил, и это все, от начала до конца, были ошибки. Сладострастные повторения слова «les masses»¹⁵⁹⁰. Откуда это обожествление «масс»? Какое-то абстрактное желание – и страстное – ими заменить Бога. Только массы – «субъект истории"… Откуда, главное, это опять-таки страстное отрицание Бога? Почему-то массы, и именно потому, что они – «массы», одни могут добиться «свободы». Свободы от чего? Свободы для чего? Какими удивительно глупыми идеями живет безбожный мир! И подумать только, что он, Сартр, исписал буквально десятки тысяч страниц.

Из-за головных болей (с июня!) и какой-то странной dizziness – бегаю по докторам. Во вторник у милейшего Dr. Rudd'a, сегодня у глазного врача. Все в порядке, все действует, но тогда откуда же эти боли и эта dizziness? В следующий понедельник иду к неврологу.

Понедельник, 20 сентября 1982

Два дня [на океане] в Easthampton у И. Урусовой. Изумительная погода, но я почти не двигался, так как чувствовал себя отвратительно. Читал S. de Beauvoir «Entretiens avec J.P.Sartre 1974–1980»¹⁵⁹¹.

Суббота, 25 сентября 1982

Четвертый день в [больнице] New York Hospital. Две опухоли, сотни «тестов». Писать об этом скучно и длинно. Письма, цветы, чувство чего-то незаслуженного… И второе – как просто, как поразительно просто меняется, в один момент, вся перспектива… «Здесь мир стоял простой и ясный, но с той поры, что ездит тот…"¹⁵⁹².

Преп. Сергия Радонежского. Жду о. Михаила Аксенова с причастием.

Воскресенье, 3 октября 1982

Тринадцатый день в госпитале. Все «tests»... В общем, слава Богу, спокойствие, тишина. Присутствие Л. и девочек. Письма, карточки… За окном – удивительный вид на Нью-Йорк – Queensboro, Midtown… Вода, небоскребы. И солнце, каждый день солнце. Кругом любовь и волнения.

Только что, после причастия, ушел о. М[ихаил Аксенов].

«Идиже празднующих глас непрестанный и видящих Твоего лица доброту неизреченную…»

No comments¹⁵⁹³.

Вера, надежда, любовь.

Понедельник, 4 октября 1982

Четырнадцатый день. Сижу в залитой солнцем палате и жду у моря погоды – решения о лечении… Вчера, как, впрочем, и все эти дни, – посетители… Масса добрых слов, любви, молитв – это чувствуется почти физически. Звонки вчера – от Сережи, Андрея, Братули. Присутствие Л. и Маши. Почти счастье.

Вчера сделал первую попытку «поработать», сел за «Таинство Святого Духа». Что мешает? Внутренняя суета, которой способствует госпиталь. Все время чего-то ждешь, и это ожидание не дает сосредоточиться на работе.

Среда, 1 июня 1983

Восемь месяцев – не писал сюда ни слова. И не потому, что нечего было сказать: никогда, пожалуй, не было столько мыслей, и вопросов, и впечатлений. А потому, пожалуй, что все боялся той высоты, на которую подняла меня моя болезнь, боялся «выпасть» из нее. И потом первые месяцы – до Пасхи – писал, работал, вдруг страшно захотелось, чтобы мои английские книги вышли по-русски, хотя, увы, написаны они не в русской тональности и вряд ли перевод передает то, что мне казалось нужным сказать.

Присутствие активное – Л. Я думаю, не будь ее со мною, не было бы этих – в основном мирных и глубоких – восьми месяцев.

Три приезда Андрея.

Три приезда Сережи.

Приезды Ткачуков…

Какое все это было счастье!