О Соборе Иерусалимском 1672 года

История Собора Иерусалимского, бывшего назад тому двести лет, не чужда интересов настоящего времени. Важность догматических определений, этим собором постановленных и всею восточной Церковью признанных, дает им в Церкви православной значение символическое, и в споре с двумя главнейшими вероисповеданиями в христианстве, устанавливает наши отношения к их учениям по многим пунктам, которых древние вселенские соборы не касались в своих рассуждениях. Между тем, возникающие в последнее время новые сношения наши с членами того или другого исповедания заставляют нас искать твердых, незыблемых опор для установления наших отношений к ним, и невольно обращают наши взоры к тому времени, когда те же вероисповедания, наперерыв одно перед другим, в своих взаимных спорах старались иметь голос Восточной Церкви на своей стороне. – При том же обстоятельства учреждения Собора Иерусалимского в литературе нашей еще не довольно раскрыты, и научное исследование и разъяснение самих определений его еще не привлекали внимания наших ученых.

История Собора Иерусалимского 1672г. состоит в тесной связи с современными церковными движениями в западной Европе. Протестанты в своей борьбе с Церковью Римско-Католической давно уже старались склонить в свою пользу пастырей Восточной Церкви. Это же было причиною и появления, в тридцатых годах XVII столетия, исповедания веры с именем патриарха Константинопольского Кирилла Лукаря, будто бы принадлежащего Церкви Восточной, но на самом деле согласного с учением Реформатского общества. Оно произвело сильное волнения на востоке и на западе. Богословы Римско-Католические старались всеми силами доказать, что учение Восточной Церкви искони согласно с учением Римской Церкви. Собор Иерусалимский явился, как опровержение клеветы на Церковь Восточную со стороны протестантов, а вместе как самостоятельное, не в угоду чьих-либо требований, не на чужие вопросы, но для собственного ограждения от лжемыслия, состоявшееся засвидетельствование веры Восточной Церкви, при особенном содействии двух достойнейших Иерархов Иерусалимского престола, Нектария и Досифея.

В век Людовика XIV, который над всем в государстве и в Церкви хотел поставить свою личную волю, и сам опутан был сетями Иезуитов, возникло вблизи Парижа ученое и благочестивое братство, основанное аббатом Сенсиранским (Saint-Cyran) Дювержье, в монастыре Портройяль. Строгими правилами жизни, духовными стремленьями, самостоятельностью и твердостью своих убеждений, глубокими и разнообразными познаниями, которые все посвящены были делу веры, общество это скоро заявило себя в церкви Французской, как обладающее здоровыми силами. Оно не стеснялось ни папскими решениями, когда они издаваемы были под влиянием тех же Иезуитов, ни принудительным влиянием светского правительства, когда нужно было отстаивать свои крепкие убеждения. К нему принадлежали, или с ним состояли в тесной связи многие сильные умы: Арнольд, Николь Паскаль, Кенель, Тильмон и другие. Ему сочувствовали, хотя не многие, но лучшие из членов Иерархии французской, и между ними на первом месте Боссюэт. Враги этого братства старались заклеймить его позорным именем еретиков, янсенистов; но они, не признавая непогрешимости папской в осуждении Янсения, соглашались лучше скрываться в неизвестности, скитаться в чужих странах и действовать издали, нежели совсем отречься от своих убеждений, или прервать свою деятельность. Наконец Папа Климент IX даровал мир Янсенистам, которых преследовал его предшественник. Тогда деятельнейший из членов Портройяля, Арнольд, которого «золотое перо» Папский нунций вызывал к защите Церкви против протестантов, вместе с товарищем своим Николем, обратился к полемике против кальвинского пастора Клода.

В то время между католиками и протестантами во Франции возбуждены были сильные споры о таинстве причащения. Защищая пресуществление видов Евхаристии, Арнольд с другом своим Николем особенную силу придавал свидетельствам Святых Отцев Греческих. Написанный им трактат о Евхаристии¹, прежде, нежели появился в печати, уже вызвал возражения со стороны реформатского пастора в Шарантоне, на которые в свою очередь Арнольд и Николь почли долгом отвечать сперва кратким опровержением², а потом, в соединении с другими еще учеными защитниками католичества, пространным, многотомным исследованием, в котором доказывалась непрерывность от начала Церкви до последнего времени той веры, что в таинстве Св. причащения преподается истинное тело и истинная кровь Господа нашего Иисуса Христа. Первый том этого апологетического сочинения появился в 1669г.³

Реформатский богослов Клод со своей стороны старался уверить, что учение о пресуществлении и о поклонении таинству Евхаристии нигде более неизвестно, кроме Церкви Римской, что его не знают ни Греки, ни Русские, ни Армяне, ни Якобиты, ни Абиссинцы, словом никто, кроме приверженцев Папы; но и в Церкви Римской это учение не древнее, а появилось оно со времен споров с Беренгарием (в XI ст.). – Соответственно этому, защитники Католической Церкви, останавливаясь на той мысли, допускаемой и их противниками, что до XI столетия обе Церкви Восточная и Западная были между собою совершенно согласны в учении о Таинстве Евхаристии, и только будто бы с XI века Церковь Римская отступила от него, – приняли на себя раскрыть, что Церковь Греческая, а равно и другие исповедания на Востоке, с XI столетия доселе, также учат, как и Церковь Римская о таинстве Евхаристии, именно относительно пресуществления и подобающего Таинству поклонения. С другой стороны, они стараются доказать, что Церковь Римская и ранее XI в. учила также, как и после этого столетия. – Для нас имеет значение собственно первая половина этого исследования⁴.

Опровергая пастора Клода, защитники Католической Церкви прежде всего заручаются свидетельством протестантских писателей, что Церковь Греческая не согласна ни с Лютеранами, ни с Кальвинистами в их учении о Таинствах вообще, и в особенности о Евхаристии. Так Крузе, на основании сведений о Греческой Церкви, полученных от Герлаха, который имел непосредственные сношения с Константинопольским Патриархом Иеремиею, утверждал, что Греки признают семь Таинств и веруют в преложение хлеба и вина в Тело и Кровь Иисуса Христа. Англичанин Санди, в книге о состоянии религий, пишет, что Греки почти согласны с Римом в учении о пресуществлении, и вообще о Евхаристии, как жертве. Гуго Гроций смеется над Риветом, который исповедание, выданное под именем Кирилла Лукаря, признает за исповедание Восточной Церкви, и утверждает, что у Греков те же Таинства и те же догматы, какие и у Римлян. Форбес, Епископ Единбургский, признает, что мнение о пресуществлении принимается большею частью Греков и Римлян. Страсбургский профессор Дангауер, в своем сочинении против Алляция, прямо ставит веру Греков в пресуществление между их мнимыми заблуждениями. Лютеранский богослов Хитрей, лондонский профессор Бреревуд, утрехтский Горпбек усиленно стараются найти что-нибудь у Греков в пользу протестантства, но относительно Таинства Евхаристии не могут найти ничего такого. – Напрасно некоторые из Протестантов желают объяснить это согласие Греков с Римскою Церковью влиянием Собора Флорентийского, или, еще ранее, соприкосновением Греков с Западными христианами со времени крестовых походов. Ни то, ни другое не имеет исторического основания⁵.

В половине XI в. между Греками и Римлянами последовало церковное разделение, которое предварило собою крестовые походы. – И, начиная от этой эпохи, Арнольд проходит по всем векам и представляет непрерывный ряд несомненных свидетелей самостоятельного учения Восточной Церкви о Таинстве Причащения. Излагаемое своими словами, защищаемое против своих врагов, оно хотя и не представляет известного Римского термина transsubstantiatio, но, тем не менее, твердо и определенно выражает веру Церкви в преложение или претворение хлеба и вина в Таинстве Евхаристии в истинное Тело и Кровь Господа Иисуса Христа. – Не считаем нужным воспроизводить этот ряд свидетельств, приведенных Арнольдом в числе 29 доказательств согласия Греческой Церкви с Латинской относительно Евхаристии⁶.

Но свидетельство отдаленных времен и посторонних лиц было не достаточно. Защитники находили нужным пригласить на помощь себе и современных пастырей Восточной Церкви, а также Епископов некоторых исповеданий, отделившихся от нее в прежние столетия. Лучшее средство в собрании этих голосов представлялось в обширных дипломатических сношениях Франции с Европейскими и Азиатскими державами, а также в миссиях монашеских орденов Римско-Католической Церкви.

В эту борьбу защитников католичества с протестантами введено и свидетельство Русской Церкви, как самостоятельной отрасли Восточного православия. Арнольд и сотрудники его перебрали печатные известия о России римско-католических и протестантских ученых и путешественников: Павла Иовия, С.Герберштейна, А.Гваньини, Антония Поссевина, Сакрана – каноника Краковского, Одерборна, Яна Ласского⁷. Но у них нашли доказательства согласного с учением Римской Церкви образа мыслей о Евхаристии в Русской Церкви, только с отрицательной стороны, т.е. что известия, сообщаемые ими о Русских, не противоречат верованию в пресуществление хлеба и вина в Таинстве Евхаристии, – хотя, должно признаться, встречаются между этими известиями и такие, которых неосновательность с первого раза очевидна; а с другой стороны на вопрос догматический, у писателей специально не имевших его в виду, нелегко было и найти удовлетворительный ответ.

Более удовлетворяли желанию защитников сведенья почерпнутые из сочинений И.Лефевра, поляка Лазицкого и Страсбургского профессора Дангауера. Иоанн Лефевр, или, по латинскому обозначению его имени, Иоанн Фабри имел случай познакомиться с религиею русских через посольство русское, которое В. К. Василием Ивановичем было отправлено в Испанию к Императору Карлу V. Послом был Князь Иван Федорович Ярославский, при нем переводчиком известный впоследствии сотрудник Максим Грека, знакомый с латинским языком, Василий Влас. По поручению Ерцгерцога Фердинанда, Фабри его духовник и ученый Богослов, с особенною подробностью осведомлялся об учении и обрядах нашей веры, от русского посланника и его спутников, при возвращении их в 1515 г. чрез Тюбинген⁸. В его известии о религии русских сказано: «освящение (Таинства Евхаристии) у них совершается словами, которые произнес Иисус Христос; и они приписывают им такую силу, что верят: лишь только они произнесены будут священником, тварь уступает Творцу». Сведенье не совсем точное, с намерением или без намерения, самим ли Богословом Римским Фабри, или его собеседниками искаженное, неизвестно: потому что к произношению слов Спасителя при освящении даров, по чину Литургии, присоединяется и молитвенное призывание Духа Святаго. – Лазицкий основывает свое показание на свидетельстве Фабри. – Дангауер в своих словах смешивает порядок действий, но, тем не менее, повторяет, что Русские веруют в пресуществление Даров⁹.

Не довольствуясь этим, друзья Арнольда вошли в сношение с некоторыми лицами для истребования более близких сведений о веровании Русской Церкви относительно Таинства Евхаристии. Они обратились с вопросом к ученому Олеарию, библиотекарю Герцога Голиптинского, который два раза посетил Россию и во время продолжительного пребывания своего в ней хорошо ознакомился с ее жизнью. В своем описании путешествия в Россию он упомянул о веровании Русских в пресуществление даров, или преложение хлеба в Тело и вина в Кровь Иисуса Христа. В ответ на предложенный ему вопрос, подтверждая свое свидетельство Олеарий объяснил, что основывается на показании пасторов лютеранских, с которыми имел сношение в Москве, как лютеранин, на словах некоторых из немцев, принявших русскую веру и поступивших в число переводчиков на службу Царскую, наконец, на словах самих Русских; купцов, священников, монахов¹⁰.

В тоже время защитники католичества просили Французского посланника при Шведском дворе Помпона доставить из среды самой России, через Шведского резидента в Москве Лилиенталя, заявление Русской церкви относительно спорного вопроса. Помпон прислал два отзыва: один барона Николая Спатария, впоследствии перешедшего в Россию и поступившего на службу в посольский приказ, а в то время, после катастрофы постигшей его в отечестве, Молдавии, искавшего себе счастья у Шведского правительства; другой – от Паисия Лигарида, митрополита Газского.

Николай Спатарий дал своему отзыву громкое название: Enchiridion, sive stella orientalis occidentali splendens¹¹. Грек по вероисповеданию, но хорошо знакомый и с латинским языком, называя себя учеником мудрого и благочестивого Гавриила Власия, который с кафедры обличал мнения чуждые Греческому православию, Спатарий изложил в своем сочинении, в терминах выработанных латинскою догматикою, что 1) по мнению Восточной церкви, пречистое тело и всечестная кровь Господня, после освящения, находится под видом хлеба и вина vere, realiter et substantialiter¹². Не знаем, в точности ли передается, или исправлен рукою католика и следующий 2) пункт, в котором сказано: веруем, что хлеб и вино существенно и истинно прелагаются и пресуществляются в тело и кровь словами Господними, так что после освящения не остается существа хлеба и вина, но место их заступают, Божественным действием и волею, тело и кровь Христовы. В остальных двух пунктах говорится о боголепном поклонении Святым Тайнам, и о Евхаристии как жертве – Кроме того Николай Спатарий, вероятно, по вызову данных вопросов, касается и некоторых других спорных пунктов между Католиками и Протестантами, как то: о достоинстве сана Епископского, о числе таинстве, о постах и других обрядах, соблюдаемых по преданию церковному, о монашестве, о почитании Божией Матери и Святых, и их икон, о молитве за умерших.

Паисий Лигарид, получивший образование в Римской коллегии, прибыл в Москву, по вызову правительства, вследствии замешательств в управлений церкви Русской, возникших с удалением Патриарха Никона из Москвы. Кто на него указал партии Арнольдовой, неизвестно: только Паисий не пользовался у Восточных Патриархов доверенностью со стороны православия, и даже состоял под отлучением¹³. Но это страдал он за старые грехи. В настоящем ответе на вопрос о Евхаристии он воспользовался учеными пособиями школы, в которой обучался, но в случаях разногласия их с церковью Греческою держался Восточного образа мыслей и обычая, напр. относительно приобщения мирян под обоими видами. Представителем Русской церкви он однако же не мог быть ни в каком случае, и он отправил ответ свой, не подписанный никем из предстоятелей Русской церкви, и даже не представил его на утверждение Патриархам Александрийскому и Антиохийскому, уже прибывшим в Москву, хотя и желал того и надеялся резидент шведский¹⁴.

Ответ Паисиев представляет довольно полное рассуждение о Таинстве Евхаристии, не в отношении только к главному предмету спора. Но он страдает недостатком строгого систематического изложения и излишеством обычного Паисию красноречия. Нет сомнения, Паисий основательнее, нежели кто-нибудь из наших пастырей, мог знать дело в его существе и в его современной истории, мог знать доказательства Римских богословов и отражения протестантских возражений, мог знать и движение вопроса этого на Востоке, со времени Кирилла Лукаря, и на западе. При всем том, в заключение своего ответа он должен был написать: dixi et feci, поп ut volui, sed quod potui, neque ut publicus doctor, sed tanquam privata persona exposui.

Паисий не скрывает в своем ответе, что термин: пресуществление (μετουσίωδις) многими греками, по новости своей, не принимается, что в писаниях древних отцев и учителей церкви, при изложении перемены с видами Евхаристии, употребляются другие выражения: μεταβάλλεται, μετα ῤῥυμίζεται, μεταποιε͂ταιουσίωδις: однако же оправдывает нововведение примером первого вселенского собора, который внес в символ веры слово: ὁμωουσιος, и отрицает как лютеранское учение (impanationem), так и реформатское (symbolicam et typicam reprseasentationem). Мы, Греки и Латиняне, говорит Паисий, согласно признаем realem transsubstantiationem.

Не довольствуясь этим, друзья Арнольда воспользовались пребыванием Русского посольства в Париже, чтобы лично получить сведения о том, какого учения держатся Русские о Св. Тайнах¹⁵. Тогда был во Франции Русский посол Потемкин, которого царь Алексей Михайлович отправил в Италию и Францию для учреждения торговых сношений¹⁶. Состоявший в сношениях с Портроялем, Архиепископ Санский Гондрен просил посланника нашего прислать к нему состоящего при посольстве священника нашего с секретарем посольства и переводчиком, для объяснения. Французский Архиепископ, к удивлению своему, нашел в Московском священнике, Иване Ивановиче, очень почтительного, скромного и трезвого человека. После некоторых посторонних разговоров о сношениях с Патриархами, об обрядах нашей церкви, на вопрос о Таинстве Евхаристии наш священник, как уверяет современная, официально засвидетельствованная запись, отвечал, что в сем таинстве есть истинное тело и истинная кровь Иисуса Христа, что после того, как произнесены священником слова Спасителя: «сие есть тело мое», хлеб прелагается в тело Христово, и после слов: «сия есть кровь моя», вино прелагается в кровь Христову. Запись уверяет, что Архиепископ переспросил еще раз священника об этом предмете, и получил тот же ответ. И когда переводчик от себя прибавил, что хлеб и вино пресуществляются в тело и кровь, Архиепископ спросил его: точно ли слово употребленное священником на его языке соответствует своим значением латинскому transsubstantiatio? переводчик отвечал на это утвердительно, смотря на священника и секретаря, которые оба дали знак, что слово это есть собственное в их языке и означает перемену сущности¹⁷. Передавая буквально слова записки, мы не излишним считаем заметить, что хотя в ней и говорится, что переводчик был от посольства, но по статейному списку Потемкина видно, что бывший при нем переводчик из Москвы не умел объясняться по-французски, и потому в сношениях с правительственными лицами Франции заменяем был принятым на время монахом Доминиканским из Поляков, Урвановским¹⁸. Если тот же Урвановский был употреблен и для беседы с Архиепископом, то не удивительно; что в словах записи отразилось отчасти влияние собственного вероисповедания переводчика. – Но не довольно было устной беседы: от нашего священника и сопровождавших его потребовали письменного засвидетельствования их веры, которое и было представлено на Русском языке, переведено на Латинский Урвановским и приложено к записке буквально в книге¹⁹.

Защитники католичества, ко времени выхода первого тома своего издания, успели собрать ответы на вопросы, преимущественно о Евхаристии, и от некоторых епископов греческих, как-то с острова Кипра, и даже от епископов других исповеданий, напр. Армянского. Но эти свидетельства не имели большого значения, представляясь отдельными и, может быть, не всегда правильно собранными. Нужно было свидетельство высших предстоятелей церкви, четырех Патриархов.

Состояние Восточной церкви в XVIl в. столько было смутно, что отнюдь не представляло спокойствия нужного для Богословских исследований и для твердого и обдуманного разрешения вопросов, тесно связанных со всем устройством церкви. Уже в начале этого столетия пагубное влияние на судьбу Константинопольской Патриархии имели отношения враждующих вероисповеданий на западе. Мы разумеем несчастное дело Патриарха Кирилла Лукаря, которого Английский и Голландский посланники поддерживали, а Французский король²⁰ с агентами папы Римского всеми мерами старался низринуть, и которого Турецкое Правительство, после многократных низвержений, насильственно лишило жизни. Мы не намерены входить в рассмотрение этой жалкой истории, но должны заметить, что и после Кирилла долго еще длилась борьба между приверженцами его и противниками, при избрании на престол Константинопольский и при церковном рассмотрении его дела. Водворение в Константинополе Иезуитов, которые открыли здесь свое училище и некоторых из возводимых на престол Константинопольский считали своими учениками, беспорядки Правительства Турецкого, возводившего и низводившего Патриархов сколько можно чаще, чтобы чаще пользоваться взносом условленной и по временам возвышаемой суммы от новопоставляемых Патриархов, происки честолюбцев, домогавшихся занять престол, который еще сохранял за собою некоторые политические права, повреждение нравов и упадок церковной дисциплины под игом турецкого самовластия, все это было причиною, что в течении XVII в. было до пятидесяти перемен на патриаршем престоле Константинопольском. Многие восходили на престол по три по четыре раза. – Спокойнее было состояние других патриаршеских престолов: Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского, но и у Патриарха Иерусалимского в это время сильно оспаривали владение святыми местами в Иерусалиме и Вифлееме то латинские монахи, то Иерархия Армянская, то корыстолюбие турецкого начальства²¹.

Среди этого хаоса дел на Востоке взялся провести вопрос об отношении Иерархов Восточных к спорам западной церкви, в пользу Арнольда новый посланник молодого короля Французского Людовика XIV, Ноантель, прибывший в Константинополь в октябре 1870г.²² Он лично сам обращался к Иерархам Востока, посещал монастыри и церкви Греческие, наблюдал и расспрашивал предстоятелей их, как они рассуждают о силе и значении таинства Евхаристии и проч., рассылал монахов Латинских с программою вопросов, на которые нужны были ответы Греческих Епископов и духовенства в опровержение кальвинистов. Располагая к себе Греков, открывал в своем дворце убежище гонимым иерархам и от них отбирал нужные ему отзывы²³.

Всех значительнее был ответ новоизбранного (1671) Патриарха Константинопольского Дионисия Ларисского, подписанный тремя смененными прежде Патриархами Константинопольскими и Патриархом Александрийским Паисием и 36 Митрополитами и Епископами Константинопольского Патриархата²⁴. Им предложены были вопросы: сколько Греки признают таинств? как учат о таинстве Евхаристии? признают ли таинство крещения необходимым для младенцев? как рассуждают о грехе наследственном, об оправдании благодатью? признают ли необходимость сана Епископского и почитают ли Епископа высшим священника jure divino? как рассуждают о монашестве? признают ли Церковь видимою и никогда непогрешимою? как учат о почитании святых, и их изображений, о постах? Признают ли авторитет книг Ветхого Завета, дошедших до нас только на Греческом языке: Товии, Юдифи, Премудрости Соломоновой, Сираха, Варуха и Маккавейских? – Те же самые вопросы были предлагаемы и другим Епископам. И ответы на них были согласны между собою, иногда даже буквально²⁵. Особенною обширностью отличаются ответы Патриарха Антиохийского Макария, недавно возвратившегося из путешествия в Россию, после суда над Никоном, и потом ответы преемника Макариева Неофита²⁶. По содержанию своему, вообще все ответы были не в пользу Реформатского учения; но клонившихся в пользу реформатов, конечно, и нельзя было ожидать в издании католических богословов.

Не доставало голоса Иерусалимской церкви. Престол Иерусалимского патриаршества занимал тогда Досифей. Можно было ожидать, что и он в таком же виде присоединит свой голос к ответу прочих патриархов. Но на деле вышло не то. И так как отселе собственно начинается история собора Иерусалимского, и главное влияние на это новое направление дела принадлежит патриарху Досифею, и его руководителю, предшественнику его патриарху Нектарию, то и мы ближе познакомимся с личностью того и другого патриарха.

Досифей возведен на престол патриаршеский еще не имея тридцати лет²⁷. Уроженец пелопонесский, он происходил из одного селения (Арахова) близ Коринфа, и коринфский митрополит, вероятно, Григорий был восприемником его от купели; он же в молодые годы и посвятил его в иеродиаконы, открывая ему ход к дальнейшему служению церкви. По близости отношений между Досифеем и его восприемником, можно догадываться о благоприятном влиянии архипастыря Коринфского на развитие его душевных дарований в первые годы. В своей истории иерусалимских пaтpиapxoв Досифей пишет, что он читал и древних греческих писателей, для своего образования, и в другом издании с благодарностью воспоминает о Николае Керамее, как о своем учителе в некоторых предметах²⁸. Но сродник Досифеев Хрисано, патриарх Иерусалимский, справедливо замечает, что молодой Досифей не столько был обязан своим учителям, сколько собственным от Бога сообщенным дарованиям и личным усилиям и трудам в обогащении себя познаниями богословскими и разными другими. Он не посещал западных университетов, подобно многим другим своим единоплеменникам, но, владея знанием латинского языка, мог пользоваться пособиями западной учености на этом языке и сверх того для сношений с разными лицами мог пользоваться знанием языков: арабского, грузинского, славянского и турецкого²⁹. Не смотря на все препятствия, какие противопоставляла ему неблагоприятная среда, не смотря на скитальческую жизнь, которую должен был вести, переходя из одной страны в другую, собирая милостыню для уплаты долгов своего престола, для борьбы то с латинянами, то с армянами, он завел две типографии в Яссах и Бухаресте при монастырях, приписанных Св. Гробу, издал множество сочинений, писанных в средние века против Римской церкви, написал огромное историко-полемическое сочинение – историю иерусалимских патриархов и несколько еще полемических сочинений, и был в живых сообщениях со всеми церквами восточного православия. Эти огромные работы свидетельствуют нам о необыкновенных дарованиях Архипастыря Иерусалимского, которого просвещение, неутомимое трудолюбие, самая искренняя ревность о православии и твердый и непреклонный характере были истинным спасением для церкви восточной в тех смутах, какие испытала она в XVII веке.

Шестнадцати лет иеродиакон Досифей оставил свое отечество, пришел в Константинополь (17-го января 1657г.) и поступил в метохию или монастырское подворье Св. Гроба. Патриархом Иерусалимским тогда был Паисий, тот самый, который приезжал в Москву для сбора милостыни, в 1649 году. Время тогда было самое смутное в Константинополе. Патриарх Парфений в Лазареву субботу был повешен. Сам патриарх Иерусалимский подвергся жестоким истязаниям: но это несчастье особенно и приблизило к нему молодого иеродиакона коринфского. Когда патриарх Паисий, по наговору врагов, предан был корыстолюбивым каймакамом тяжким страданиям за то, будто бы он готовит корону для царя Московского, тогда как он переделал только для себя на константинопольский образец пожалованную ему царем Алексеем Михайловичем митру; и, не желая отдать себя и других на волю алчных грабителей, отказался какою-нибудь суммою купить себе свободу, – его истерзанного, связанного и заключенного на дворе палача, вместе с другими старцами подворья Иерусалимского, посещал и Досифей и служил ему. Об этом пишет он сам: «соотечественники патриарха приходили к нему, служили ему и доставляли потребное. И я тогда, еще молодой, лет осьмнадцати, босой, без сандалий, ходил к нему с подворья; и днем прислуживал ему, а вечером возвращался в метохию и спал там. Я говорю, что ходил босой: так тогда держали нас предстоятели, и мы покорно следовали их правилам, из уважения к своим начальникам».³⁰ Освободившись от подозрений правительства, Паисий отправился в Грузию для собирания подаяний, и взял с собою Досифея (1658 г.). С той поры даровитый иеродиакон был неотлучным, его спутником; на его глазах Паисий и скончался во время путешествия (декабря 1660 г.)

Новый патриарх Нектарий отнесся к нему с тою же доверенностью, брал его с собою в подобные путешествия, и для той же цели отправлял его, еще в звании архидиакона, экзархом в Молдавию и Валахию. Потом возвел его на митрополию Кесарийскую, когда было ему только двадцать пять лет (1666 г.), и после восьмилетнего правления передал ему престол патриаршеский, оставшись сам на покое.

Патриарх Нектарий был один из просвещеннейших пастырей своего времени и по жизни – строгий подвижник. Он без всяких происков, из простых иноков Синайского монастыря, возведен на престол Иерусалимский в то время, когда братия желали его только видеть своим настоятелем и отправили в Иерусалим для посвящения в сей сан. Он получил образование на острове Крит, где родился; но в поздние годы, будучи уже сорока пяти лет,³¹ пользуясь своим пребыванием в Афинах по делам монастыря, слушал уроки славившегося тогда своим преподаванием философии Феофила Коридаля, который, сохраняя уважение к памяти Кирилла Лукаря, был противником схоластики Римской, и в своих богословских воззрениях желал держаться преимущественно Св. Писания.³² Как широки были ученые интересы, которыми дорожил Нектарий, может свидетельствовать письмо его к товарищу своему в училище Коридаля, иеромонаху Герману, впоследствии митрополиту Нисскому. Склоняя его перейти к патриарху Александрийскому Паисию, который, сам не обладая достаточным образованием, имел нужду в человеке ученом, писал он к Герману: «если ты желаешь любомудрствовать на покое, заниматься книгами, то здесь (в Египте) найдешь их столько, что недостанет жизни человеческой прочесть их. Такой богатой библиотеки, какая в Египте, нельзя найти ни у кого из Греков. Здесь находятся книги Мелетия (Пиги), Кирилла (Лукаря), Никифора и бывшего после них Иоанникия, всех людей ученых, которые украшали собою кафедру Александрийскую. Но это все ничего не значит в сравнении с тем, что вывез из Англии, Германии и Венеции Митрофан (Критопул), который говаривал мне, что нет у него недостатка ни в какой книге, изданной доселе на греческом и латинском языках».³³ Патриарх Нектарий засвидетельствовал свою ученость и вместе твердый богословский взгляд и собственными сочинениями, из которых особенное значение имеете его книга «о власти папы», писанная им уже в последние годы его жизни, где он, не отрицая выгод положения Римской церкви, умел в надлежащем свете представить более важные преимущества, какими обладает церковь Восточная, и спокойно, но крепко защищает правоту её отношений к церкви Римской.

Патриарх Досифей предан был ему как отцу, и когда Паисий Лигарид клеветал на Нектария в Москве за то, что тот подверг его отлучению за уклонение к Римской церкви, тогда писал к царю: «Кир Нектарий патриарх не такой человек, чтобы писать или говорить ложно, но таков он есть в правде, что ныне иной такой Архиерей разумный и богобоязливый не будет».³⁴ Церковь Русская его также знает с этой стороны, по его примирительному действованию в отношении к Никону. Герман, митрополит Нисский, называет его проповедником Евангельским, которого дело соответствовало слову, нравы честны и достойны священного сана.

К сему-то иерарху обратился Паисий Александрийский, когда достигло и до него приглашение дать ответ на вопросы, возбужденные спорами Французских католиков, с реформатами. Прежде, нежели дал он согласие подписать приготовленные П. Константинопольским Дионисием, спросил он мнение Нектария об этом деле.

Весьма замечателен ответ Нектария из Иерусалима.³⁵ «Получил я два письма от Блаженства Вашего, – писал он к Паисию, – из которых одним Вы рекомендуете известные лица, прибывшие сюда на поклонение святым местам, а другое содержит в себе иные предметы, и, между прочим, несколько пунктов о монахе конгрегации капуцинов, Лазаре. Во-первых, Вы пишете, что он требует от Вас исповедания веры за подписью Вашей святой руки, для засвидетельствования образа мыслей Церкви Восточной о Святых и о Таинствах. Во-вторых, говорите, что этим исповеданием он должен убедить лютеранина, живущего во Франции, который беспокоит папистов, утверждая, что церковь Восточная не согласна с латинянами по предмету таинств. В-третьих, вы сообщаете, что этот митрополит имеет в своих руках подлинное исповедание веры, приписываемое Кириллу, бывшему недавно патриархом Константинопольским; и Вам кажется, что оно содержит те самые члены веры кальвинской, которые возмутили всю церковь и были приписываемы упомянутому Кириллу. В-четвертых, Вы уведомляете, что прочие патриархи, как говорит этот латинский монах, отправили каждый свое исповедание веры во Францию.

«Начну с последнего пункта и закончу первым, наперекор тем, которые не умеют ходить прямо.

Отвечаю на последний пункт смело, столько же желая освободить себя от лукавых намерений и бесстыдства этого Лазаря, сколько и обличить его публично во лжи по этому предмету, – дабы Ваше Блаженство могли ясно видеть софизмы приходящих к нам латинян, которые хотят нас уловить. Пусть скажет этот Лазарь, кто из патриархов, когда, где и каким способом они исполнили то, что о них разглашает он. Если это – Константинопольский, Антиохийский, Иерусалимский, то в какое время и в каком городе; собирались ли все трое со своими синодами, или каждый от себя написал и послал это исповедание? Никаким образом он не может показать ничего такого... Нет, священная глава! Ваши братья патриархи с Вами единомысленные не давали латинянам на письме своих исповеданий веры. Если бы это случилось во время моего патриаршества, как бы мне того не знать! Мне кажется, я имею некоторое значение в церкви Восточной. Если было до моего патриаршества, я никогда не слыхал ни слова об этом деле, или лучше о таком вымысле. Итак, Вы весьма благоразумно освободились от этих хитрецов, написав исповедание, совершенно православное и основательное, и показав его, но не отдав им, чтобы тем чувствительнее наказать их за их бесполезные хитрости?

От четвертого пункта перехожу к третьему. Что говорить о лютеранине, который имеет у себя исповедание Кириллово, – это до нас не касается и не должно касаться. Во-первых, потому, что подлинно ли оно принадлежит Кириллу, или это произведение какого-нибудь еретика, который свою ересь хотел выдать под именем Кирилла, во всяком случае, это дело многих должно поставить в затруднение. Во-вторых, хотя бы даже Кирилл держался таких мыслей, согласно с которыми составлено это исповедание, еще не следует, чтобы вся церковь Восточная держалась тех же мыслей. Когда, бывало, какие-нибудь папы или патриархи впадали в ересь, они не могли привлечь в свою ересь все церкви, им подчиненные, напротив соборно сами были ими отвергаемы. В-третьих, если бы даже кто-нибудь имел довольно дерзости утверждать, что Кирилл составил это исповедание от имени всей церкви Восточной, и поэтому желалось бы знать, вся ли церковь Восточная увлеклась его мнением, – и в таком случае бесполезно отвечать на это после многих открытых оправданий, обнародованных Восточными после смерти Кирилла, в которых на словах и на письме опровергалось исповедание Кириллово, и представлены были доказательства исповедуемой нами православной веры и нашего образа мыслей о святых семи таинствах церковных».

Указав затем постановления соборные и сочинения, которыми оправдывается непричастность церкви восточной в заблуждениях, изложенных в главах кирилловых, патриарх Нектарий переходит ко второму пункту, которым сторона латинская старалась привлечь восточных к участию в борьбе с протестантами, как в деле равно важном для западных и для восточных. «Пусть Лазарь знает, – пишет патриарх, – если кальвинисты и лютеране ведут спор с латинянами о таинствах, латиняне не имеют права требовать нашего свидетельства. Пусть наперед они согласятся в догматах и соединятся с нами: тогда найдут в нас не только свидетелей, но и единомысленников и защитников того же дела. Но кальвинисты и лютеране, очевидно, не согласны с нами, – прибавляет Нектарий, – во многих пунктах, а также и относительно таинств, как сами говорят об этом: ибо хотя и допускают некоторые таинства, но не как мы, а другие вовсе исключают из числа таинств. Латиняне со своей стороны уверяют, что мы согласны с ними (Латинянами), хотя мы и не находим этого согласия во всем: при совершении одних таинств мы различаемся в веществе и способе призывания благодати священником, при совершении других – только в образе призывания благодати освящающей. Итак, если Латиняне и Лютеране между собою сражаются, пусть их бьются. Ересь Лютеран и кальвинистов вышла из церкви латинской. И Латиняне более, нежели мы, имеют причин вести эту борьбу и заботиться о возвращении некогда принадлежавших к их церкви, то есть Римской. Нам же пусть позволят сохранять наши чувства в мире: довлеет дневи злоба его».

Отвечая, наконец, на первый пункт, Нектарий решительно объявляет себя против всякой уступки требованию Латинян. «Кто таков этот Лазарь, чтобы так, бесстыдно требовать у Вашего блаженства, папы и патриарха Александрийского, исповедания веры, требовать, как я доказал, с таким обманом и коварством? Этого и папа Римский не получал иначе, как только по настоятельной надобности. Во имя Божие, божественная и священная глава, не сдавайтесь ни этому Лазарю, ни кому-либо другому подобному, хотя бы просил у Вас на письме молитвы Господней. Они приходят к нам не с искренностью, а с притворством, чтобы привязаться к какому-нибудь слову; они великие ловцы на слово, они любят злословить на наш счет».

Так настойчиво Патриарх Нектарий отвергал всякую мысль об удовлетворении требования Латинян, и хотя не успел он убедить в этом Патриарха Александрийского; Паисий, как мы видели, подписал ответ на предложенные из Парижа вопросы, вместе с Константинопольским Патриархом Дионисием: но преемник Нектариев Досифей совершенно разделял образ мыслей Нектария. И вместо требуемого исповедания веры, они согласились открыть Собор в Иерусалиме для окончательного разрушения клеветы на Церковь Восточную, будто написанные в духе Кальвинском главы под именем Кирилла Лукаря, могут быть названы исповеданием Церкви Восточной. Патриарх Нектарий еще в 1662г, содействовал изданию истинного ея исповедания, известного под именем катехизиса Петра Могилы: не довольствуясь этим, он желал теперь яснее отвергнуть лжеисповедание ей навязанное, заменив его, глава за главою, прямым изложением истинного образа мыслей Церкви Восточной. В своем послании к Паисию, он уже начертал план для соборного защищения Восточного православия. Досифей принял на себя это выполнить самим делом. Ответ Нектариев Александрийскому Паисию совпадает и по времени с прибытием Досифея в первый раз в Иерусалим, по избрании в Патриарха³⁶.

В первый раз новый Патриарх явился в Иерусалим в марте 1671г., т.е. спустя более двух лет по своем избрании на престол Патриаршеский. Все это время провел он в странствованиях по придунайским областям для сбора подаяний на уплату долгов, лежащих на кафедре Патриаршей, и в хлопотах об исходатайствовании у правительства Турецкого разрешения на восстановление пришедших в упадок и разорение святых мест. Он писал к Царю Алексею Михайловичу, что без подаяний нельзя ему и ехать в Иерусалим, от многих долгов; что бусурмане должники (т.е. заимодавцы) хотят заложить Церковь Св. Гроба в руки еретические, и боимся, чтобы она не отошла от рук наших³⁷. Прибытие в 1870г. нового Французского посланника Ноантеля в Константинополь особенно озаботило Досифея. И когда тот отправился в Адрианополь для представления Султану, который там находился, Патриарх почел своим долгом отправиться туда же для отвращения опасного для престола Иерусалимского ходатайства за монахов латинских в Иерусалиме и в Вифлееме, и был столько счастлив в своих усилиях, что успел даже получить от правительства Оттоманского разрешение восстановить храм Рождества Христова в Вифлееме. С фирманом в руках, сделав распоряжение относительно доставления материалов для этой цели в Вифлеем, по путям не углаженным, Досифей немедленно приступил к работам, сам принимая лично в них участие.– Между тем подготавливалось защищение Церкви Восточной от нареканий в единомыслии её с кальвинским учением, выраженных в главах, приписываемых Кириллу: для чего потребовались справки с оставшимися сочинениями Кирилла.

Уже не в первый раз Церковь Восточная заявляет отрицание своего сочувствия этим главам. Сперва в самом пылу противодействия и личной вражды к Кириллу Лукарю со стороны преемника, его низвергшего, они отринуты были с осуждением самого Лукаря (24 сент. 1638г.). Потом на Соборе Ясском (в мае 1642г.) предано осуждению лжеучение в них содержащееся, но сохранено неприкосновенным имя Кирилла. Теперь Церковь Иерусалимская находила возможным провозгласить, что не только Церковь Восточная, но и сам Кирилл Лукарь так не учил, как учат эти главы. Для этой цели сделаны были, конечно, в Константинополе выписки из церковных поучений Кирилла и других его Богословских сочинений, доказывающие его несогласие в образе мыслей с известными главами.

В Соборе Иерусалимском принимали участие, как видно по подписям, кроме Патриарха Досифея, Пастыри Иерусалимского патриархата, Митрополиты: Петрский Дорофей, Назаретский Парфений, Птолемаидский и Сидонский Иосафат, Вифлеемский Неофит и Архиепископы: Лиддийский Антоний, Наилузский Христофор, Архимандрит Св. Гроба и Игумены монастырей, находящихся в Иерусалиме и других городах Палестины, представители некоторых Церквей, находящихся в ближайших сношениях с Церковью Иерусалимскою по делам о монастырях, как то: Трапезундской, Иверской или Грузинской, Молдавской, Македонской и Московской, и наконец, лица духовные разных городов Св. земли, всего около 60 человек. Апокрисиарием Московского Царя был Архимандрит Иосафат, и кроме того подписался еще из великой России Иеромонах Тимофей, которого трудами, по возвращении его с Востока, положены первые основания училища, преобразованного потом в Академию Славяно-Греко-Латинскую³⁸.

Время и место учреждения сего Собора прямо указываются в заключение его определений, где сказано: «в лето спасения 1672 марта 16 дня, в святом граде Иерусалим». Кроме того, в самом введении к рассуждениям Собора сказано: «поскольку мы, по благодати Христовой, собрались для обновления (т.е. для освящения обновленного) Божественного храма Рождества по плоти Спаса нашего Христа и Бога в Вифлееме, каковой храм истинным чадам Церкви Кафолической, повсюду сущим, благоволил Господь видеть воссозданным в настоящие тяжкие времена гонения и украшенным; с нами же находятся и пришедшие от конец земли поклонники: Иереи, Клирики и прочие христиане³⁹: то признали мы за должное вкратце изложить мнение матери нашей Церкви Апостольской о тех предметах, в каких она подвергается обвинению». – Из сего можно было бы вывести и такое заключение, что Собор был собственно в Вифлееме⁴⁰, а не в Иерусалиме: но общепризнанное название Собора Иерусалимским не подлежит сомнению. Освящение храма Вифлеемского было только поводом к приглашению других Архипастырей Церкви Палестинской; но для рассуждений Соборных Вифлеем не представлял достаточно удобства⁴¹. Кроме того в самом изложении соборных определений, Иерусалим упоминается, как место собрания рассуждающих⁴².

Что касается до рассуждений Собора Иерусалимского, то они излагаются не в принятой древними Соборами форме деяний, по заседаниям; но представляют из себя последовательное, связное рассуждение, изданное от лица Патриарха, разделенное на главы, в заключение которых прилагаются догматические определения Собора, так что в этом мы видим результат соборных совещаний с его основаниями, а не самый ход их. Это не должно, однако же, возбуждать сомнения против исторической достоверности Собора, как старались заподозрить некоторые из протестантов. В подписях присутствовавших на Соборе между прочим значится: «Гавриил монах, Протосинкелл и Протопсалтис Иерусалимский подписал сию апологию против еретиков, которую мы составили общим согласием в защиту церкви кафолической». Другой, Нектарий иноминматограф, в подписи говорит о себе: «я подписал, заявляя тоже, что Св. Собор»⁴³. В настоящем своем виде, деяния собора Иерусалимского представляются нам в том объеме, в каком они вписаны в кодекс патриаршего престола церкви Иерусалимской, как сие и значится в конце подписей.

Что же содержит в себе утвержденное собором Иерусалимским защищение православия Восточной церкви, и обличение кальвинистов? Оно делится на шесть глав. В первой доказывается, что церковь Восточная никогда не знала патриарха Кирилла Лукаря таким, каким представляют его противники, и не признавала глав за его сочинение. Во второй утверждается мысль, что если предположительно и признать Кирилла автором этих глав, но нельзя отрицать, что он издал их совершенно тайно, без объявления кому-либо из восточных, тем более без ведома церкви кафолической. В третьей объявляется, что исповедание Кириллово не есть исповедание Восточной церкви по самым формальным условиям, каким подлежат акты такою рода. В четвертой, как вывод из предыдущего, предлагается следующая дилемма: или невозможно допустить, чтобы Восточные признали это исповедание за свое, или, если признают, то не возможно, чтобы они были христиане. В пятой приводятся определения вышеупомянутых двух соборов, Константинопольского и Ясскаго, осудивших эти главы. В шестой, в отрицание 1–8 глав и 4 ответов на вопросы, приписываемых Кириллу, излагается истинное учение о тех же предметах Церкви Восточной в таком же числе глав, или членов, или ответов. – Отсюда видно, что апология собора Иерусалимского имела целью засвидетельствовать недоказанность, обвинений против патриарха Кирилла в составлении известных глав, и еще более непричастность Церкви Восточной ложному учению в них содержащемуся.

Мы не имеем намерения входить здесь в разбор обвинений против Кирилла, но считаем долгом указать на способы защищения его, употребленные патриархом Досифеем. Соборный акт говорит, что никто не слыхал Кирилла, публично или частно проповедующим то учение, какое излагается в известных под его именем главах. Противники не могут представить никакого несомнительного сочинения написанного рукою Кирилла, в пользу этого лжеучения. Напротив того, мы говорит Досифей, имеем собственноручную большую книгу проповедей Кирилла, которые говорил он в Константинополе в воскресные и праздничные дни, в которых отнюдь нет такого учения.

В доказательство сего приводятся отрывки из этих поучений, до двадцати восьми. Против 1-й из так – называемых глав Кирилловых, признающей исхождение Духа Св. и от Сына, приводятся места из двух поучений Кирилла и из догматического послания его в Терговище. Против второй главы об авторитете Св. Писания и церкви – пять мест из поучений, не все значительные, но в последнем церковь сравнивается с ковчегом, в котором спасся Ной, и вне которого все погибли. Против третьей – об избрании ко спасению не по предведению, приводятся отрывки из пяти поучений, несомнительно содержащие в себе противоположное учение. Против шестой и восьмой глав, о почитании святых, приводятся пространные выписки из слова на Успение Божией Матери и краткие из шести других поучений. Против десятой главы, в защиту превосходства сана епископского пред пресвитерским, приведен отрывок из поучения, объясняющий достоинство пастырского служения. Против четырнадцатой главы, в доказательство сохранения свободы в падшем человеке – значительная и по содержанию и по объему выписка из слова на Вознесение Господне. Против шестнадцатой главы, в доказательство необходимости, для спасения и добрых дел, независимо от крещения, приводятся отрывки из беседы на Крещение Господне. Против семнадцатой главы о причащении приводится одно, особенно важное изречение из беседы, в котором употреблено слово: пресуществление. Против ответа на вопрос относительно почитания св. икон, приводится несколько сильных выражений Кирилла против иконоборцев, из поучения в первую неделю поста. Наконец, против отрицания важности книг ветхозаветных, не дошедших до нас на еврейском языке, приводятся два отрывка из поучений, и один из богословских записок Кирилла (ἐκ τῶν θεολογικῶν σημειώδεων), где заимствуются слова из книги Товии, Премудрости и глав Даниила, которых нет на еврейском языке⁴⁴. Нельзя утверждать, чтобы все приведенные места из сочинений Кирилла содержали в себе достаточное опровержение всех ложных мнений, заключающихся в главах Кирилловых. Кроме того, противникам Восточной церкви оставалась еще возможность утверждать, что церковные поучения не представляли удобства для проповедания новых мнений. Тем не менее, должно признать, что приведенные изречения дают возможность защитнику отстаивать патриарха Константинопольского в его официальной деятельности.

Далее соборное деяние говорить, что для удостоверения в принадлежности какого-либо церковного акта патриарху, необходимо должны быть соблюдены три условия. Нужно, во-первых, чтобы его подписали находящееся при нем архиереи и неотлучно состоящие при нем ученые клирики; во-вторых, чтобы акт этот был занесен в кодекс великой церкви и подписан так же, как и подлинная записка; в-третьих, чтобы он вписан был в этот кодекс кем-либо из клириков патриарших. Не находя выполнения этих условий в настоящем случае, Собор заключает, что если Кириллом издано это исповедание, то, значит оно издано тайно и обманом.⁴⁵

Но, продолжает Собор, это исповедание ни в каком случае не может принадлежать церкви Восточной. Чтобы иметь такое значение, кроме тех вышеупомянутых условий, оно должно еще иметь подписи и прочих патриархов, и согласие всех членов клира и прочих знаменитых по жизни и учености лиц. Церковь Восточная не полагается и не опирается на кого-либо одного, или двух, или и многих, но составляющих партии, а не держащихся целого, и не позволить им распоряжаться ею, как пожелают, хотя бы они были и сильные богословы, хотя бы отличались святостью, так что воскрешали бы и мертвых: она следует не каким-нибудь честолюбцам, действующим лукавством, тайно сплетающим подобно ткани паука, удоборазрушимые призраки, но людям во всем сказанном совершенно между собою согласным. Управляемая таким образом Церковь Восточная признает учителем своим Духа Святаго, и в своем исповедании нисколько не противоречит Слову Божию и Апостольским и патриаршеским преданиям⁴⁶.

Такая верность церкви Восточной самой себе доказывается далее⁴⁷ всем настоящим её устройством. Она, вопреки означенным главам, признает достоинство сана епископского и отличие его по степени от пресвитерского, признает семь таинств, чтит св. иконы и мощи святых, молится за умерших, и проч. В неделю православия доселе церковь Восточная произносит проклятие на иконоборцев и на допускающих только образное значение жертвы в таинстве Евхаристии. Если бы церковь от всего этого отказалась, то разве по какому-нибудь страху человеческому. Но этого нельзя сказать о. восточных христианах; они выше страха и угроз; это доказывается множеством мучеников между ними. Еще менее можно подозревать страха в народах, пользующихся самостоятельным управлением, каковы: грузины и другие кавказские племена, жители великой и малой России, всем благополучное царство Московское, простирающееся от пределов Готоии или Швеции до Гуннов и прикаспийских народов, и от Днестра и Херсонеса до Океана.

Наконец, непричастность церкви Восточной Кириллову исповеданию свидетельствуется двумя соборами: Константинопольским, которого определения подписаны тремя патриархами: Константинопольским, Александрийским и Иерусалимским, и собором Ясским. Первый осудил не только учение, изложенное в главах Кирилла, но и самое лице его; последний только учение. Приведши постановления того и другого собора, в объяснение разности суждения их относительно самого Кирилла, акт соборный говорит, что «собор Константинопольский подверг Кирилла анафеме не потому, чтобы признавал его за составителя этих глав, или признавал его еретиком, но потому, что Кирилл в течение шести лет следующих за изданием в свет этих глав, и при том зная о смутах, произведенных появлением их в Польше и России, вследствие толков, будто церковь Восточная сделалась кальвинскою, – ничего не предпринял к опровержению этих глав, хотя от многих слышал побуждения и убеждения к тому. Из сего заключая, что он не совсем чист от обмана в отношении к православной вере и не позаботился, как должно, о пастве, церковь и подвергла его проклятию, хотя он и не был в действительности таковым. Мы не только не осуждаем соборы произнесшие против него справедливый приговор, но и ублажаем за то, что в свое время хорошо подвизались за православную веру, имея благословную вину наказать столь продолжительное молчание, для вразумления других. А самого Кирилла хотя и не проклинаем, но оплакиваем за то, что он молчанием своим воздвиг такую брань против церкви».⁴⁸

Отразивши от церкви Восточной нарекание в единомыслии с лжеучением изложенным в главах Кирилловых, собор противопоставляет им свои восемнадцать членов исповедания веры и четыре ответа на отдельные вопросы.

В настоящее время, не входя в подробное рассмотрение этих членов исповедания и ответов, мы ограничимся только замечаниями а) о редакций их, б) об издании их текста на Греческом языке и в) о переводах на Русский язык.

а) В редакции догматических определений собора Иерусалимского по местам примечается влияние Римской школьной богословии. Это дало повод протестантам подозревать в составлении их непосредственное участие кого-нибудь из латинян. Нет, при том настроении Патриархов Иерусалимских Нектария и Досифея, какое показывают их сочинения, при том ходе дел предшествующих собору, какой мы выше раскрыли, это подозрение немыслимо. Правильнее будет объяснять это явление сущностью самих вопросов, в этих определениях разрешаемых.

Востоку большею частью были чужды волнения и споры, возбужденные в Церкви лжеучением Пелагия и крайностями увлечения самого противника его, бл. Августина. Они родились на Западе, длились до времен схоластики, усилены схоластическими богословами, с новою силою возгорелись с появлением протестантства. Учение о грехе, о повреждении им внесенном в природу человека, о силах естественных человека падшего, о свободе, о предопределении, о благодати, об оправдании и отношении его в собственной деятельности возрожденного человека: все это хотя составляет необходимую часть учения церковного, но в своем развитии и изложении у позднейших богословов, Римских и Протестантских, далеко уклонялось уже от простоты, в какой предлагалось в писаниях св. Апостолов и св. Отцев. Тайны внутренней жизни христианина, его сокровенных отношений к Богу Искупителю и Освятителю, и сокровенных действий Духа Святаго в душе верующего, не поддающиеся объяснению теоретическому, неудобообъяснимые для ума, но, если и постигаемые отчасти, то более чувством, и при том под условием искренней, глубокой, внутренней христианской деятельности, изъясняемые весьма часто по личным опытам и ощущениям и от того разнообразно, – эти глубокие тайны богословами Восточными строго не были анализированы и общим рассмотрением соборным не определялись. Поэтому естественно, что когда Греческие богословы были призваны к участию в рассмотрении вопросов об оправдании, в спорах между протестантами и католиками, когда напр. предложено было лютеранскими богословами Патриарху Иеремии исповедание Аугсбургское, чтобы он заявил свое согласие или несогласие с ним, – внимание Греческого Архипастыря остановилось более на внешних, практических выводах протестантской догматики, чем на первых началах, из которых они вытекали.

Исповедание, так называемое Кириллово, прямо поставило начала протестантства пред судом православия в той форме, в какой они излагались в исповедании кальвинистов.

Отвечать на них нужно было человеку, хорошо знакомому с этими догматическими спорами из системы вероучения того и другого исповедания, Римского и Протестантского. Мы это и видим в определениях собора Иерусалимского, кто бы ни составлял их, Грек ли учившийся в римско-католическом университете, или Грек знакомый с современною богословскою литературою Римской церкви. Писал их не католик, но православный, имевший хорошие сведения о богословских движениях своего времени на Западе. Это знакомство выразилось в постановке ответов и в их изложении. Нигде не уклоняясь на сторону католицизма в его исключительных положениях, составитель определений, нередко, однако же, выражается языком Римских богословов и употребляет доказательства, у них встречающиеся. Всего очевиднее это открывается а) из наименования таинства миропомазания bebaiwsiV, что в переводе на латинский язык будет значить conrfirmatio, тогда как у Греков были в употреблении другие наименования сего таинства, как-то: muron, crisma, б) из приводимых в определениях соборных свидетельств. Здесь приводятся слова Тертуллиана, св. Киприана, бл. Августина и даже папы Дамаса.⁴⁹ Но, как видно, приводит их не глубокий знаток латинской патристики: потому что он смешивает св. Киприана с Тертуллианом⁵⁰ в) в учении о неизгладимой печати, полагаемой таинством священства, на рукополагаемых⁵¹ и г) из решения вопроса о книгах священных⁵².

Между тем самостоятельность Грека в отношении к католицизму ясно обнаруживается а) из исповедания исхождения св. Духа от единого Отца (чл. 1); б) из отрицания главенства папы (чл. 10); в) из отрицания учения о чистилище (чл. 18); г) из признания высшего авторитета в церкви за соборами вселенскими (чл. 12); и д) вообще из уклонения от всяких тонкостей схоластических.

б) Что касается до обнародования деяний собора Иерусалимского, то первое издание их на Греческом языке с латинским переводом вышло в Париже 1676г., но по неисправностям списка с которого печаталось, и ошибкам перевода, тем же издателем было заменено более исправным изданием 1678г., причем собор, вместо Вифлеемского, как был назван прежде, наименован Иерусалимским. Этим изданием воспользовался для своего собрания Гардуэн (Т. XI), впрочем, с новыми своими исправлениями. Сличенный текст этих двух изданий вошел в Киммелево собрание книг символических церкви Восточной⁵³. В этом издании Греческий текст соборных деяний имеет такое надписание: Ἀσπίς ὀρθοδοξίας, ἥ ἀπολογία καί ἔλεγ χος πρὸς τούς διασυροντας τὴν ἀνατολικὴν ἐκκλη σἰαν ἁιρετικῶς φρονε͂ιν ἐν τοῖς περὶ θεοῦ καὶ τῶν θείων, ὡς κακοφρονουσιν οὐτοι ἀυτοὶ οἱ καλουῖνου δηλονότι, συνθετεῖσα παρὰ τῆς ἐν ἐν ἱεροσολυμοις τοπικῆς συνθετεῖσα παρὰ τῆς ἐν ἱεροδολύμοις τοπικῆς συνοδου, ἐπὶ Δοδιθεου πατριαρχοῦ ἱεροσυλύμων, т.e. щит православия, или защищение восточной церкви и обличение клевещущих на нее, будто она еретически мудрствует о Боге и предметах божественных, как зломудрствуют сами эти еретики, кальвинисты, – составленное поместным собором Иерусалимским, при патриархе Иерусалимском Досифее.

Особый вид имеет издание деяний соборных, сделанное самим Досифеем в 1690г., в Бухаресте, вместе с сочинением Мелетия Сирига «опровержение кальвинских глав и вопросов Кирилла Лукаря». Соборные акты носят здесь такое название: Ἐγ χειρίδιον ελεγ χον τὴν καλῤινικὴν φρεvοβλαβείαν, συκοφαντοῦσαν τὴν ἀνατολικὴν ἁγίαν καὶ ἀποςολικὴν ἐλλ;ησίαν φρονεῖν ἐν τοῖς περὶ θεοῦ και τῶν φείων ὡς ἀυτοι δυτοι ὁ καλουῖνοι δηλομότι κακοφρονοῦσι, προβάλλοντες εἰς πίςιν δῆθεν τῶν λεγομἐνων ἀυτοῖς τὰ λεγόμενα Κυρίλλου τοῦ Λουκάρεως κεφάλαια, συντεθέν παρὰ Δοσιθέου πατριάρχοῦ τῆς ἁγιας πόλεως Ἱερουσαλὴμ κατὰ τὸ 1672 ἕτος τν͂ς τοῦ Χρισοῦ καὶ Θεοῦ ἡμῶν ἐνδαρκου Ἐπιφανέιας, т.e. меч обличения на вредное умствование кальвинское, клевещущее на Святую и Апостольскую церковь Восточную, будто она в своем учений о Боге и предметах Божественных умствует, как зломудрствуют сами они кальвинисты, в подтверждение своих слов, приводя так называемые главы Кирилла Лукаря. Составлено Досифеем патриархом св. града Иерусалима в 1672г. от явления Христа и Бога нашего во плоти.

Это издание имеет много отличий от вышеупомянутых западных, отличий не изменяющих догматического значения определений соборных, но тем не менее достойных примечания. Укажем важнейшие из них.

Изд. Досифея стр. 3. Выше мы уже указали на сохранившееся только в западных изданиях хронологическое замечание о времени собора, которое в издании Досифеевом здесь опущено.

– Стр. 6. в издании Досифеевом сохранено разделение деяний на шесть глав, но в своем месте четвертая глава совсем опущена, а названная четвертою с.18 есть и должна быть пятая. – Первая глава деяний начинается так: «каков был Кирилл в своей совести, мы не берем на себя сказать решительно». Слова эти в изданиях западных опущены. Далее, в этих изданиях о Кирилле Лукаре говорится: «бывши папою Александрийским после Мелетия, и потом общим приговором клира Константинопольского (во время пребывания своего в Константинополе) переведенный на престол Константинопольский, ни на соборе, ни в церкви, ни в доме у кого-нибудь из православных, кратко сказать, ни публично, ни частно, он не говорил и не учил ничему такому, что утверждают о нем противники. Если они утверждают, что говорил он нечто такое кому-либо наедине или и многим, то они сами не знают, что говорят». По изданию Досифееву это читается так: «бывши после Мелетия папою Александрийским, а потом, каким бы то нибыло способом, переведенный на престол Константинопольский, ни на соборе, ни в церкви он не говорил и не учил ничему такому, что утверждают о нем противники. Если же они утверждают, что многим или некоторым из православных Кирилл говорил что-либо такое, – то они сами не знают, что говорят».

с. 7 и 12. В издании Досифеевом помещено несколько новых выписок из сочинений Кирилла Лукаря в опровержение мыслей протестантских, разъясненных в исповедании ему приписываемом.

с. 19. В главе пятой довольно обширное прибавление против текста западных изданий, содержащее в себе воспоминание из истории древних времен, и несколько еще укоризненных слов против Кирилла Лукаря.

с. 30. В главе шестой, пред началом определений соборных, в западных изданиях читается: «Досифей, Божиею милостью, патриарх Иерусалимский, вопрошающим и испытующим о вере и благочестии Греков, или о том, как рассуждает о православной вере церковь Восточная, – от имени всех вообще христиан, подлежащих нашему Апостольскому престолу, и пришельствующих во святом и великом граде сем Иерусалиме, православных поклонников (с которыми согласуется в учении о вере церковь кафолическая), издает сие сокращенное исповедание, свидетельствуясь пред Богом и людьми чистою совестью без всякого притворства». – Сего в издании Досифеевом нет, но прямо за изложением деяний следуют определения.

с. 37. В определении или члене 14 текст Досифеева издания представляет значительное дополнение, в котором развивается мысль о недостаточности естественных добрых действий для спасения человека.

с. 41. В члене 18 о Евхаристии, вставлено весьма обширное изложение церковного учения о семи таинствах, содержащее в себе собрание многочисленных выражений св. Отцев, которыми обозначается понятие о существенном присутствии Господа Иисуса Христа в таинстве Евхаристии и о существенном преложении ея видов. с. 41–81.

с. 81. В члене 18 также обширное дополнение (до с. 86), которое предваряется таким замечанием на поле: «надобно знать, что в Egceiridio, по надписанию принадлежащем собору Вифлеемскому, писатель погрешительно сказал о сей главе XVIII. Теперь исправляя себя (ἐπιδιορθοῦμενος ἑαυτὸν) он пространно изложил эту главу, изъясняя все необходимо относящееся к ней».

с. 93. В конце нет никаких подписей соборных.

в) Патриарх Досифей, находясь в постоянных сношениях с правительством гражданским и духовным в России, вместе с другими книгами и рукописями прислал в Москву и свое издание деяний собора Иерусалимского для перевода, и перевод был сделан тогда же с особенною поспешностью.⁵⁴ В 1728г. сделан был другой перевод тех же деяний учителем славяно-греко-латинской Академий Алексеем Барсовым, как видно по заглавию, не с Досифеева издания, а с Парижского.⁵⁵ Но оба перевода остались в рукописях.

А в 1838г. св. Синодом издан перевод не всех деяний собора Иерусалимского, но только его догматических определений, или членов. Из помещенных пред сим посланий патриархов Восточных видно, что Греческий список этих определений вновь был сообщен Русской церкви для руководства при тогдашних сношениях с некоторыми Англиканскими епископами по вопросу о присоединении их к церкви православной. В числе сих патриархов был преемник Досифея, и племянник его, Хрисанф.

Нам неизвестен подлинный текст Греческий, присланный патриархами нашему св. Синоду; но по указанию их на Парижское издание 1675 года, должно думать, что он близок был к сему изданию, или тождественен с ним. Впрочем, перевод русский представляет и довольно отличий от известных изданий, и притом значительных. Многое в переводе представляется выраженным с большей строгостью и определенностью, чем в тексте Греческом. Не имея в виду того текста, с которого сделан этот перевод, нельзя решить, чему приписать такое превосходство Русского перевода пред известным по печатным изданиям текстом Греческим. Есть, однако же, основание думать, что, по крайней мере, в некоторых случаях мысли подлинника обязаны большею определенностью редакции русского перевода, в которой принимал особенное участие блаженной памяти Митрополит Московский Филарет⁵⁶.