XV. Отзыв на заграничные письма отца протоиерея Васильева

О. Протоиерею Васильеву дано от Бога великое счастье поставлять светильник православия на открытый вид для западных христиан, для их иерархии и вместе учености, у которых этот благодатный светильник совсем почти закрыт под «спудом» неведения, вековых предубеждений и всяких неправославных толков⁸⁹. Такое дело о. протоиерея, по всей справедливости, должно вызывать в нас живое сочувствие и даже, по возможности, содействие. Надо нам содействовать особенно тому, чтобы светильник православия, на сколько и как о. протоиерей поставляет его на вид запада, светил не тускло и не имел никакого нагара.

В воззрениях о. протоиерея Васильева, основательных и чистых по православному их содержанию, благородных и прямодушных по характеру и тону их выражения, есть однако нечто похожее именно на какой-то нагар горящего светильника. И приметно, что это остается незамеченным самим о. Васильевым, потому что нечто, похожее на отускняющий самое светение нагар, можно находить у о. протоиерея не только в письмах к нантскому епископу Александру, но и в недавнем письме к ученому Гизо, Может быть, эти строки как-нибудь попадут на глаза досточтимого предстоятеля парижской православной церкви; он сам тогда усмотрит, что они составляют плод уважительного к нему участия в его важном и, без всякого сомнения, многотрудном деле. А так как заграничные письма о. протоиерея известны уже и у нас в России, где они читались и читаются с живым интересом, то мои строки не лишни и для этих читателей в том отношении, что, может быть, кому-нибудь помогут воспользоваться, в письмах о. протоиерея Васильева, одним чистым светом, не относя к свету же и случайного на светильнике нагара.

Основная у о. Васильева для некоторых тусклых или нагорелых его понятий мысль высказалась вполне в письме именно к Гизо. О. протоиерей рассуждает о существенном различии папского авторитета от православно-церковного. Суждение об этом великом предмете о. Васильев развивает следующим образом. Спаситель, основав Свою Церковь, «передал Свой авторитет ученикам» или Св. Апостолам, а чрез них и их преемникам, в живой их связи с Церковью. Этот «Божественный авторитет» в иерархии Церковной и должен навсегда оставаться «собирательным» или, как изъясняет это понятие сам о. протоиерей, «приводимым в действие собирательно (collectivement) всеми вождями Церкви при содействии и во имя Церкви». «Но римский папа захотел» воплотить в одном себе «этот Христов авторитет и отверг собирательный авторитет Церкви». В этом будто бы и вся беда, вся сущность папских лживых притязаний, отделивших папство от православия.

Никак не дозволю себе и тени такого понятия о вышеприведенном рассуждении, что оно не совсем православно. Но скажу, не обинуясь, что в православном суждении относительно папства надо глубже и точнее раскрывать существенное различие папского авторитета от православно-церковного. Дело здесь, с одной стороны. не просто только в собирательности или множественности вождей Церкви, действующих авторитетом Христовым во имя и с содействием Церкви и, с другой стороны, тоже не в одной единичности мнимого верховного наместника Христова. Никто не станет отвергать возможности того, что и множественность (или, если выразиться ближе к французской речи о. Васильева, целая коллекция) таких же мнимых вождей Церкви, как и папа, может говорить и действовать именно во имя Христова авторитета в Церкви, имея однако в виду и даже вменяя себе в долг возвысить или утвердить только свое собственное значение и властительное влияние на других, и зависящие от них простые члены Церкви будут, пожалуй, слушать таких вождей, как Самого Христа, и содействовать им со всем усердием. Это, очевидно, было бы тоже папство, только коллективное или собирательное, а не возглавленное в единичности римского первосвященника. И вот таких образом собирательность церковного авторитета, сама по себе, еще не ограждает этот авторитет или действующих им «от всякого духа частного интереса, несправедливости преобладания», вопреки выводам о. Васильева. И зачем Христу, Спасителю нашему, «передавать» кому бы то ни было, одному или многим, Свой авторитет⁹⁰. Правда, Он сказал Своим ученикам: якоже посла Мя Отец и Аз посылаю вы (Ин. 20:21): но Он же Сам уверяет вот в чем: Се Аз с вами есмь во вся дни, до скончания века (Мф. 28:20). Он говорит: никто же приидет к Отцу, токмо Мною (Ин. 14:6) значит, без Него Самого, ни с какой передачей Им Своего авторитета, нам нельзя ни придти, ни тем более привести кого к Отцу небесному. И действительно, Он Сам есть единственная глава Церкви, «глава невидимая, это правда, но всегда присущая и действующая», как выражается сам о. протоиерей⁹¹; Сам оживляет благодатью Св. Духа все тело Своей Церкви, Сам движет все живые ее члены. Иное дело для «вождей Церкви» представлять себе, что им «передан» или «сообщен» Христом собственный Его авторитет, что, значит, они и представители и обладатели или, по крайней мере, блюстители для Церкви такого Божественного авторитета; иное дело для них утверждаться собственно в той мысли и в том чувстве веры, что Он Сам есть действующий (а не носящий только название) глава Церкви, а они избраны и взяты Его благодатью только в сосуды и орудия собственных Его действий в Церкви, как они сами молитвенно и исповедуют это пред Ним, например, в таинственном жертвоприношении: «Ты еси приносяй и приносимый, приемляй и раздаваемый». Первое представление может открывать место искушению «вождей Церкви» к духовному преобладанию над наследием Божиим, к самовозносливому обособлению от простых членов Церкви, отсюда же к перевесу, в церковной дисциплине, внешне-духовного формализма над жизненностью внутренней благодатной связи всех членов церковного тела, и так далее⁹². По другому же представлению веры, «вожди Церкви», в священнодействии таинств и слова Божия, в действиях церковного благочиния и управления, в отношениях своих к простым членам Церкви, направляются к тому, чтобы и самим взирать духом и поднимать воззрения пасомых к Самому, присущему и действующему и в пастырстве и во всех членах церковного тела, Господу; направляются к тому, чтобы и в себе и в других возгревать благодать Его или приводит в живое движение дух Христов, дух Его любви к человеку, самопожертвования Его за людей, Его смирения, святости, истины, этот благодатный дух, проявляющийся в силе самого Св. Духа. По представлению об обладании или блюстительстве Христова авторитета, пастырство сознательно или бессознательно будет идти или направляться к заботам именно о том, чтобы пасомые внимали самим пастырям, как Христу; а по мысли о действующем благодатью Св. Духа «вся во всех» Самом Господе и в Нем Отце Его небесном, пастырство будет и само живо помнить, что един учитель умов и сердец – Сам Христос, и внушать пасомым, чтобы они, поучаясь у пастырей, внимали своей мыслью и сердцем прямо Самому и Единому Христу Спасителю, а чрез это оказывали и пастырям бесценное содействие, именно поддерживая и их в духе Христовом⁹³. Вот чрез это-то, очевидно, вернее, чем чрез «собирательность» авторитета, изгоняется из Церкви «дух частного интереса, несправедливости, преобладания». Скажем вообще: действуя во имя только авторитета Христова, в самом деле можно кому бы то ни было и не возглавлять себя и других в Самом Христе, а обращаться и внимать во всем к Самому Христу и других направлять прямо к Нему Самому, ненуждающемуся в передаче нам Своего авторитета для Своих действий в Церкви, значит устроять и в себе и в других истинно небесное жительство в Самом Христе, утверждая и возвращая всяческая в Нем, как в такой главе, «от которой все тело, составляемое и совокупляемое посредством всякого вспомоществующего соприкосновения, при соразмерном действии каждого члена, получает приращение для своего назидания в любви». (Еф. 4:15–16). Православно-церковным авторитетом учителей и пастырей, славой их и всей Церкви служит то, что Господь, избирая и употребляя орудия Своей благодати по иерархическому порядку той же благодати, Сам действует ими и не нуждается в передаче кому бы то ни было Своего авторитета. Пусть один папа и следующие ему мечтают о блюстительстве или владении Христовым авторитетом, ниспадая чрез это и других увлекая к ниспадению от Самого Христа и от небесного в Нем жительства.

Таким-то образом, авторитету папскому надобно противопоставлять Самого Христа, пребывающего и действующего в своей Церкви, признавая Его единственным ее главой, Которому нет нужды передавать одному или многим Свой авторитет (признавая впрочем не так, что это-де само собой разумеется или, конечно это так, но и обращая живую, сколько кому можно, мысль и чувство к Самому Ему; так чтобы Божественная глава не толцал только у внутренних дверей того или другого вождя или простого члена Церкви, но и оживлял и двигал нас, преданных Ему сознательно, как единственному Владыке и Царю нашего Духа и всего нашего существа, преданных Ему с неуклонным от Него вниманием, с стремлением войти верой, упованием и любовью в соучастие Христова правого, человеколюбивого и самоотверженного духа). Поставляя это на вид папистам, признающим за папой авторитет Христов и потому связанным неправым долгом слушать папу, как Самого Христа, скорее можно привесть их к истине православия или, если употребить апостольский образ представления, привить и возрастить их в Христово тело православной Церкви: потому что чрез это дело православия в отношении к папству пошло бы прямо под действующим главенством Самого Христа, возвысясь над (могущим так легко упасть до духовного своекорыстия и потому крайне невыгодным для истины) спором об обладании Христовым авторитетом. Но, с другой стороны, из той же мысли о действующем в Церкви единственном главенстве Самого Спасителя, ненуждающегося в передаче Своего авторитета – ни одному кому, ни многим, но благоволящего самовластительно и самодейственно раскрывать благодать собственного пастырства и святительства в избранных этой же Его благодатью сосудах или орудиях для служения тому, чтобы Ему же Самому пребывать и действовать и в простых членах Церкви – из такой мысли сама собой следует и «собирательность» или равноправная во Христе множественность церковных вождей, с отнятием впрочем у них, все равно – у одного ли из них, или у многих, самовозносливого над Церковью притязания на обладание или блюстительство Божественного Христова авторитета.

Скажет ли кто, что у меня только другой путь, чем у о. Васильева, но путь, ведущий к общему с о. протоиереем результату? Не совсем так. Один из древнейших и величайших святых подвижников (именно преподобный Варсонофий⁹⁴ разъяснял своим ученикам, что даже и сами святые Божии, самые прославленные Богом учители, вливаясь духом главным образом только на доверии к прежним руководителям и наставникам, как досточтимым для них авторитетам, но не обращаясь к Самому Господу за извещением, все ли говоренное теми было говорено по Духу Святому, подпадали опасности допускать между своими духовными и чистыми, по дару Божия Духа, мыслями и произвольные, ложные мнения своих учителей. Не менее этого, а, пожалуй, еще более, будет оставаться такая же опасность и для православных (если они остановятся мыслью на переданном от Христа «вождям Церкви» собственном Его авторитете, и потому будут слушать их, как Христа, а не прямо Ему Самому внимать и следовать в их пастырстве), опасность допустить смешение человеческого руководства, не свободного от возможности заблуждения, с единственно непогрешимой истиной и благодатью Самого Христа. Эта опасность, очевидно, не ослабляется тем, что иных православных может, как говорит о. Васильев, «не обижать и не оскорблять человеческая сторона», которая со своей немощью и удобопреткновенностью неизбежно остается у всяких обладателей и блюстителей Христова авторитета; между тем, как веруя и внимая Самому Господу, а не человекам, можно не только не смущаться их немощами и преткновениями, но получить от Самого же Господа и охранение от увлечения последними.

Основная против папства, выше рассмотренная нами, мысль досточтимого о. протоиерея Васильева, несколько тусклая словно от какого-то нагара, отразилась не совсем тоже благоприятно для истины и на других его мыслях, развиваемых против папства. Возьмем во внимание мысль его о предании. Он рассуждает, что Господь наш положил предание именно «в основание» Своего, переданного Им Своим ученикам, авторитета; и «таким образом авторитет, проистекающий из предания и чрез него восходящий к своему Божественному Источнику, принимает величественный и непогрешимый характер». Я понимаю это рассуждение так, что авторитет, переданный (по словам о. Васильева) Господом ученикам, переходит со своими принадлежностями в последовательной жизни церковной, от одних к другим, от предшественников к их преемникам не иначе, как чрез предание, чрез которое и обратно этот авторитет восходит – к Господу; предание таким образом есть необходимое основание для убеждения в Божественности и непогрешимости этого авторитета. Это, положим, так и есть. Только опять дело в том, что Господь Сам действующий в Церкви в последовательной непрерывной ее жизни, так же, как и в каждый момент этой жизни, является, по представлению о. протоиерея о предании, в какой-то отдаленности, а не непосредственно действующим в последовательном, при помощи предания, течении жизни церковной. К Нему, как к Источнику Божественного авторитета, позднейшим Его последователям нет доступа прямого и непосредственного, а надо восходить не иначе, как посредствующими ступенями предания. Чрез это и предание оказывается построением, сколько с одной стороны соединяющим верующих с Христом, к Которому оно возводит церковный авторитет, столько же с другой – составляющим некоторую разделяющую среду, находящуюся между Господом и позднейшими Его последователями. Ясно, как рассуждение о. Васильева о предании неудобно в раскрытии истины против притязания папы на самовластное «обладание преданием». Не лучше ли, не вернее ли и предание понимать и раскрывать, против лжи папства, следуя выше разъясненному и действующему в Церкви Своей и потому не нуждающемуся в передаче или сообщении кому бы то ни было Своего авторитета? Но этому воззрению путь предания оказывается живым в Церкви протоком самой жизни в Господе со всеми способами и органами этой жизни, как это Им Самим основано и законоположено при совершении дела нашего спасения, как устроено и открыто Им же чрез Св. Апостолов, как все Им же Самим благодатно утверждено и разъяснено чрез св. отцов. Поэтому нельзя истинно держаться Господа, не держась св. предания; так как, и наоборот, истинно держаться св. предания – значит держаться, в самой силе и жизни, именно Самого Господа и в Нем входит во внутреннюю связь духа, мысли и жизни со всем благодатно живым составом Церкви вселенской всех времен и века апостольского, и периода гонений, и периода вселенских соборов и т.д. Подчинение себе такого предания, все равно одними или многими, есть столь же очевидная нелепость: мы крепко верим, что Св. Церковь, идя путем предания, не ктому себе живет, но живет в ней Христос. Но, с другой стороны, очевидно и то, что останавливаться на одной мертвой форме или букве предания и только рабски подчинять ей жизнь своей веры значит не понимать еще св. предания в истинной его сущности и действовать прямо против благодатного духа и силы предания. В отношении к папству особенно нужно и полезно поставлять на вид ту и другую сторону фальшивого отношения к преданию, раскрывая должное и прямое отношение веры к благодати предания, потому что в папстве есть и деспотическое подчинение предания простому человеку – папе и пленническое порабощение преданию верующих.

Далее, и особенно светлая мысль о. протоиерея о соборах опускает в себе тоже некоторую тусклость в важных отношениях. Мысль о соборах признаю в о. протоиерее Васильеве особенно светлой потому, что он, вопреки притязаниям папы и вообще преобладанию папской иерархии над наследием Божиим, видит и указывает в правых соборах действие авторитета не одних предстоятелей Церкви, но и всей Церкви. Это выясняет он и в самом апостольском соборе, послужившем образцом для всех, и самых вселенских соборов. И на этом соборе, «авторитет одного Апостола, говорит о. Васильев, не дал вопросу окончательного решения. Тогда был призван авторитет всей Церкви, хотя само собой разумеется, что не все члены этого собрания присутствовали на нем на «правах равных», а напротив одни только ожидают решения – это большинство верующих», другие могли «представлять сведения и мнения для уяснения вопроса – это сотрудники Апостолов, старца или священники, и конечно также простые верующие», отличающиеся особенно высоким духовно-нравственным достоинством, «третьи, наконец, постановляют решения и произносят приговор» и проч. Все это прекрасно! Но выясняя во всем этом действие «собирательного авторитета Церкви», который представлялся собором, о. протоиерей едва наконец замечает «явление нового элемента, сверхъестественного авторитета»: он говорит, что «над всеми этими видимыми элементами (о которых выше им говорено) носится невидимая сила, Дух Святый, отмечающий новое постановление печатью света, силы, порядка, единства и мира». А «за этой Божественной силой. продолжает о. протоиерей, или рядом с ней видны действия и авторитет Христа, Который приобрел Церкви Святаго Духа и сообщил Апостолам Свой собственный авторитет, как следствие искупления».

Мне думается, и на одно простое, только чистое, чувство веры неприятно должно действовать то обстоятельство, что в отношении к церковным соборам (не исключая и апостольского) вспомнили о Святом Духе и Христе Господе только к концу раскрытия действий соборных, и то в каком-то странном, как будто разделяющем, сопоставлении Христа с Духом Святым: «за этой Божественной силой (Св. Духа), или рядом с ней, видны действия и авторитет Христа». Рассматривая действия соборные отдельно от действий Христа Господа. действующего благодатью Св. Духа и существенно проявляющего в Себе Своего Отца, в самой правильности или добропорядочности соборных действий можно усмотреть не более еще одной только стройной формальности, а в предубеждениях, страстях и кличах неправомыслия и в спорах его с правомыслящими, имеющих место на соборах, можно открыть не более нравственного хаоса. Нет; так неудобно и неловко рассуждать о святых соборах. Вот Христово законоположение о соборах и самых больших и самых малых: «идеже есте два или трие собрани во имя Мое (очевидно, собраны не формально только во имя Христово, но с действительным обращением ума и сердца ко Христу Господу, с преданностью веры, упования и любви Его Духу, Его истине и благодати), ту есмь посреде их (Мф. 18:20). Итак, главное управляющее начало для правых соборов, как в отношении к составу их, так и в отношении к предмету и ходу разных их исследований, от начала и во все продолжение и до конца соборных действий, есть Сам Христос Господь (являющий в Себе и Своего Отца и действующий в Своей Церкви именно Духом Святым), требующий для этого со стороны собранных обращения и направления веры прямо к Нему Самому, к Его имени. Поэтому и надо, разбирая дело правого собора, иметь в виду или следить главным образом следующее: с одной стороны, глубокие в одних, искренние по крайней мере в других, инстинктивные и поддерживаемые первыми и другими в прочих, внимание и преданность веры собора Самому Господу и в Нем Отцу небесному, вечную обитель Себе сотворившим в Церкви благодатью Святаго Духа (Ин. 14:23), а с другой – вседейственные в силе Святаго Духа, победоносные над кознями и упорством неправомыслия, мановения и действия Христа Сына Божия и в Нем Самого Отца небесного. Это самое должно быть и самой главной и существенной, испытательной, пробой правоты того или другого собора. Если в действиях, намерении и направлении собора видна преобладающая над преданностью Самому Господу, ищущей Его истины, другая управляющая мысль и цель; то, как бы ни велика была численность собора или «собирательная» представительность его членов, этот собор есть воспроизведение или повторение христоборного Синедриона иудейского, на котором может быть место только разве для посрамляющего и отвергающего собор действия Св. Духа, духа благодати и истины Христовой (какое действие благодати архиерейства и открылось на подобном соборище в приговоре на Христа Каиафы, (Ин. 11:51). Но пусть будет и на таком соборе хоть один его член, имеющий в виду своей веры собственно Самого Господа и Его истину: то Господь со Своей истиной и благодатью будет принадлежать этому одному, а не «собирательному авторитету» всего прочего сонмища, как именно это было на Флорентийском соборе, на котором не увлекался сторонними от Самого Господа и Его истины целями из главнопредставительных членов собора только один истинно блаженный Марк Ефесский⁹⁵. Нет нужды объяснять, как развитое здесь воззрение на соборы полезно и даже необходимо противопоставлять папизму, удовлетворяющемуся, в отношении к соборам, формальным его порядком под господством идеи о наместнике Христовом, а не о Самом Христе, единственном Главе Церкви.

Может быть, кому-нибудь вздумается возразить мне, что то уж само собой разумеется, особенно относительно соборов (и у о. протоиерея Васильева прямо сказано), что «Дух Святый, одушевляющий Церковь, поддерживает пастырей, которые не могут (?) иметь другого притязания, кроме того, чтобы быть Его органами, Его служителями». На это и я замечу: без обращения и направления веры или неуклонного благоговейного внимания пастырей и пасомых к Самому Господу, как вообще в Церкви, так и особенно на соборах, возможно (как само собой разумеется и тоже прямо сказано у самого о. Васильева, относительно, впрочем, римского только епископа) возможно разве «фаталистическое вдохновение», в роде непогрешимого «решения ex cathedra» (по достоинству пастырского посвящения).

Вот еще рассуждение о. протоиерея о безмерном различии по происхождению,и отсюда по важности и судьбе, начал устройства Церкви и принадлежностей церковной дисциплины: «Вы смешиваете, – пишет о. протоиерей епископу нантскому, – начала устройства Церкви с принадлежностями церковной дисциплины. Между теми и другими такое же различие, какое между Божеским и человеческим. Существенное устройство Церкви происходит от Бога; церковная дисциплина – от людей». И мало этого: в самой дисциплине есть разные стороны, в которых и самое человеческое может столько же и упадать, сколько возвышаться по достоинству: «в дисциплине притом, – говорит о. протоиерей, – нужно различать правила вселенских соборов, вполне сообразные с Божественными законами, и принадлежностями частных дисциплин, которые разнообразятся применительно к месту и времени».

Вникая в такое рассуждение, направленное против папизма, мысль веры прежде всего неприятно поражается тем, что папист, признающий земного Христова наместника и видимого в Церкви главу, может похвалиться происхождением в его Церкви и самой дисциплины, в существе и порядке ее развития и разветвления, от верховного церковного главенства, а православные, имеющие и знающие вседейственного у себя Главу – Самого Христа Господа, сами же далеко не все в Церкви приписывают небесному Его главенству, не все церковное производят от Божественного Источника. Вот, самые защитники и провозвестники православия признают, что церковная дисциплина, проникающая отношения и целых частных Церквей и всех личных членов церковного тела, составляющая потому необходимую принадлежность церковной жизни, исходит не от Бога, а от людей.

Раскрываем книгу коренных правил православно-церковных. И что же находим? Находим (не совсем согласно рассуждению о. протоиерея Васильева), что св. вселенский седьмый собор относительно православных «правил и постановлений». не различая правил существенного церковного устройства от правил дисциплины церковной, с торжеством «воспевает» следующие псаломские песнопения: на пути свидений твоих насладихся, яко о всяком богатстве (Пс. 118:14), заповедал еси правду, свидения твоя в век (Пс. 118:138); и потому к этим церковным «правилам и постановлениям» относит и следующие изречения: к сим не подобает приожити и от сих не подобает отъяти (Втор. 12:32), в няже ангели желают прини кнути (1Пет. 1:12); аще мы, или ангел с небеси благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет (Гал. 1:8). «Понеже сие верно, и засвидетельствовано нам, то, радуяся о сем, подобно как кто обрел корысть многу», – продолжает вселенский собор в своем правиле (именно 1-м), – «Божественные правила с услаждением приемлем, и непоколебимое содержим постановление сих правил, изложенное от всехвальных Апостол, святых труб Духа, и от шести вселенских соборов, и поместно собиравшихся для издания таковых заповедей, и от святых отец наших. Ибо все они, от единого и того же Духа быв просвещены, полезное узаконили». И чтобы кому не показалось, не от преимущественной ли важности только некоторых постановлений и правил такой высокий отзыв дан и о них всех (по известному образу нашей речи о целом вместо части), то отцы того же вселенского собора отнесли прямо к Божественным неизменным правилам и такое правило, которое по местам, применительно к нуждам этих мест, остается без строгого исполнения. Вот это правило: «будучи обязаны хранить все Божественные правила, мы должны такожде охраняти всеконечно неизменным и то, которое повелевает быти иконому в каждой Церкви... Тоже самое наблюдати и по монастырям (см. 11 прав.)». Известно, что по монастырям у нас, большей частью, нет иконома по отсутствию потребностей в особом лице для этой должности и по удобству разделять ее самому, например, настоятелю с другими должностными лицами.

Как же однако вере нашей представлять себе эту «Божественность» правил и постановлений церковных, даже и далеко не существенных? Вот есть у нас слово Божие. Неужели к его же составу относятся и церковные постановления и правила, к которым относятся Церковью изречения св. писания, выражающие собственно достоинство свидений и заповедей слова Божия (как выше мы видели)? Нет! Сама же Церковь строго отличает слово Божие от всего прочего. ставимого ей же однако выше человеческого. Надобно выяснить себе это православно-церковное воззрение, чтобы не признавать и человеческого там, где Церковь видит «Божественное», и не допускать какого-нибудь странного смешения со словом Божиим чего-нибудь, непринадлежащего к его составу. Основанием для раскрытия здесь силы дела служит именно то, что Сам Господь есть глава, вседействующий благодатью Св. Духа в Своей святой Церкви, которая и сама, со своей стороны, со всей преданностью веры, любви и упования внимает и следует Ему, живя для Него и Им Самим. Но действия Господа в Церкви многоразличны и многообразны. Иное-то дело Его, что Он в Своем слове открывал в Церкви сокровенная и тайная в вечное для нее руководство, когда воспитывал еще детскую ее веру в ветхом завете и вел ее путем образов к уразумению и принятию истины и благодати во всем их существе, когда, потом, и раскрыл всю силу и существо Своей истины и благодати в новом завете (уяснив последним и ветхий) и чрез это ввел веру в духовную зрелость, способную сыновне-свободно пользоваться этим великим отеческим наследием для самодеятельного уразумения и употребления всего в нем, по мере самой веры и Божией благодати. Вот слово Божие! иное же дело, когда тот же Господь наш и Сам же, исполнив Свои обетования и церковные чаяния домостроительством Своего воплощения, неотступно ведет Свою Церковь дальнейшим путем, вводя ее в разные потребности и обстоятельства времен, давая вере ее мыслью и жизнью входить в Свою истину и благодать, раскрывая для нее и чрез нее же Своей благодатью свет и силу Своего слова сообразно обстоятельствам и потребностям времени. К этой-то чрезвычайно обширной области благодатных действий и проявлений в Церкви нашего Господа относятся и церковные «правила и постановления», раскрывающие в себе силу слова Божия, дух Христовой благодати, истинную Господню действенность в предающейся Ему Церкви, но неотступно внимающей и следующей Ему вере святых отцов и правых соборов. И потому эти «правила и постановления» по всей справедливости называются «Божественными»; и странно, какую бы ни было их сторону противополагать Божественному, как просто человеческое. Существо истины и благодати Христовой, по отношению и к учению и к устройству церковному и к церковной дисциплине, неизменно до скончания мира и до самой вечности. Но тем не менее и в учении и в устройстве церковном и в дисциплине церковной неизменная в своем существе истина и благодать раскрываются, под неотступным распоряжением во всем Самого Всевысочайшего Главы Церкви, не иначе, как сообразно с обстоятельствами и нуждами Церкви в разные времена. Самые книги слова Божия (и, ясней других для всякого верующего, послания апостольские) носят открытую печать современных их происхождению обстоятельств и нужд церковных; не говорим уже о сообразующемся с нуждами времен дальнейшем ходе церковного учения по силе и духу слова Божия. Устройство церковное, во времена, например, гонений, не имело удобства и среды так развиться или так полно открыться, как в последующие времена. Тоже или подобное надо разуметь и о порядке церковной дисциплины, разнообразящемся применительно к месту и времени. И таким образом нет нужды прибегать к теории разделения между началами устройства Церкви и принадлежностями церковной дисциплины, как между Божественным и человеческим, чтобы только изъяснить этой теорией известные перемены отношений нашей русской Церкви к константинопольским патриархам, при учреждении и у нас патриаршества и потом при заменении последнего Св. Синодом. Эти перемены объясняются проще и прямее. Неизменен и в великом и в малом, в Святой Церкви, дух того благодатного порядка, по которому «дела церковные», по приводящему всех в живое единство человеколюбию и действию Христова главенства, должны соображаться с «гражданскими и земскими распределениями»⁹⁶ и видоизменениями, и по которому, действительно, соображались они с последними не в доходах только церковных, но и в распределении высших иерархических степеней по их правам и достоинству (в признании, например, «преимуществ» престола ветхого Рима на том основании, что то «был царствующий город», и в утверждении «равных же преимуществ» иерархического престола в Константинополе, как «граде, получившем честь быть градом царя и синклита»⁹⁷. По благодатному духу этого самого порядка в Св. Церкви, соблюдаемому и действующему в ней Св. Духом, применяемому таким или другим образом по распоряжению Самого, главенствующего над Церковью, Христа, раскрывающему в Себе именно благоволение Отца небесного, и совершилось то, что великая Церковь русская, в особенном внимании иерархии православного востока к великой русской державе и великим нашим царям, получала сначала равного с другими патриарха и потом заменивший патриарха, но наследовавший те же права, Св. Синод. Таким же в существе дела образом, а не из дисциплины человеческого происхождения, объясняется происхождение патриарха, и Св. Синода в посланиях восточных патриархов. Иначе и нельзя изъяснять, если только светло сознаем и твердо содержим истину, что Сам Господь, носящий в Себе все благоволение Своего Отца и действующий благодатью Св. Духа, главенствует над всем в Церкви так что ей и повода нет нуждаться в каких-либо земных головах, одном или многих, а напротив, ее чадам и пастырям есть и живое побуждение и святой долг во всем, и важном и маловажном, обращаться и направляться верой к Самому Господу. Особенно, может быть, церковная дисциплина у нас и нуждается в неотступном внимании нашем к Самому Господу, действующему в различных ее порядках, чтобы последние не были внешне формальными, а раскрывали в себе истинно жизненные, благодатные отношения между частными Церквами, между пастырями, между последними и их подчиненными и т.д. От одной из низших степеней дисциплинарных отношений между иерархами и их подчиненными сколько бы раскрылось благодатного света и жизни, если бы и последние, в отношении к первым, благоговейно имели в виду самого пастыря доброго, располагающего сосудами его благодати; и первые не теряли из вида благодатных отпечатлений и присутствия (ради св. таинств) Самого Сына Божия в своих подчиненных и пасомых!... Сохрани Бог от того, чтобы дисциплину церковную низводить до области человеческого; тут неизбежно дойдешь до духа папского, который из дисциплинарных отношений и сделал главное орудие для своего преобладания над верующими личностями, церквами и народами, главную форму этого преобладания. Папству, как для защиты от него православия, так и для вразумления и убеждения папистов в истине, надо противопоставлять именно благодатную дисциплину, движимую во всем Господом и всегда имеющую Его в благоговейном виду своей веры.

Наконец остановимся и на отношении между светской и духовной властью, по разумению о. протоиерея Васильева. Сюда относятся следующие слова его из первого его письма к епископу нантскому: «Что касается Императора, то русская Церковь чтит его власть, которая происходит от Бога, как всякая законнопоставленная власть; она ему повинуется во всех делах, касающихся области светской; она пользуется его покровительством, но она не признает в нем никакой духовной власти. Русские епископы, единственные руководители вверенной их попечению паствы, не злоупотребляют своей властью и не вступают в борьбу с Императором, которого они верные подданные; и Император, преданный и почтительный сын Церкви, уважает духовную власть епископов, не нарушая прав главы государства. Взаимное уважение этих двух властей, одной другой, образует в России полную гармонию» (Из первого письма к епископу нантскому). И еще: «Пастыри Церкви – люди Божии, – говорит о. Васильев относительно обстоятельств учреждения Св. Синода, – но они в то же время облечены плотью, подвержены страстям; их действия могут быть притязательны. Поэтому государство имеет полное право, даже обязанность принимать меры к прекращению подобных притязаний. Пастыри Церкви принимают мудрые предостережения со стороны мирян» (из второго или ответного письма к тому же епископу). Все это очень хорошо и справедливо! Но все подобное рассуждение (как, думается мне, согласится с этим и досточтимый отец настоятель русской в Париже Церкви, если дойдут до него мои слова) не очень прочно утверждает нас в том положении, чтобы о таких вещах, как взаимное отношение в православном царстве между властями духовной и гражданской мыслить яже суть Божия, а не яже суть человеческая. Ведь «взаимное уважение двух властей одной другой», если оно обоснуется с той и другой стороны прямо в Самом Господе, может когда-нибудь подвергнуться искушению своекорыстных видов, чтобы только властям взаимно не мешать друг другу: надо не только предотвращать подобное искушение, но и не давать места или повода и самой, слышной иногда, клевете в чем ли подобном на властей церковную и гражданскую. Равно и ограждение «людей Божиих», именно пастырей, от излишних притязаний «мудрыми предостережениями со стороны мирян» может показаться оскорбительным для здравого чувства веры, если подобное ограждение будет идти не от Самого и единственного Главы Церкви – Господа.

Слово Божие свидетельствует (Еф. 4:11–13), что Господь дал Церкви своей пастырей и учителей для такого созидания этого Христова тела, чтобы «нам всем придти в единство веры и познания Сына Божия, в зрелость мужа, в меру полного возраста Христова», чтобы, значит, и во всех мирянах был Христос Своей благодатью. Если такое намерение нашего Господа достигается и такая благодать Его в нас действует (что несомненно уже и по силе самого первого, вводящего нас в Церковь, таинства – Св. Крещения, в котором мы «облекаемся во Христа»): то и вообще в мирянах и в частности в гражданских властях православного царства и народа открыта область для проявлений власти и благодати Самого Господа нашего, Которому и по самому Его человечеству, для благодатного Его вседержавия над нами, дадеся, составляющая вечную собственность Его Божества, всяка власть на небеси и на земли (Мф. 28:18). Православный государь, движущий и всем своим правительством, имеет за собой не только то, общее ему и с языческими или неверными царями и правительствами, преимущество, что несть власть, аще не от Бога, но еще и тот великий благодатный дар, что он есть член Христова тела Церкви, причастный Христовой жизни в силе Святого Духа, – жизни, притоки которой в нем, как в государе, еще усугублены особенным таинственным помазанием. Равным образом слово Божие свидетельствует, что в Новом Завете существенный архиерей и иерей есть вечно един, именно Сам Господь, Сын Божий, совершивший на веки наше искупление (см. в посл. к Евр.), Который в иерархически избранных и освященных сосудах или орудиях Своих и проявляет благодать Своего вечного архиерейства и священства, возводящего нас в любовь Отца Небесного и низводящего для нас все Божественные Его сокровища, изливающего любовь Его в нас Духом Святым.

Из сказанного сами собой и раскрываются следующие, истинно-благодатные и живые, отношения между православными властями – светской и духовной. Духовная власть, или православная иерархия, не вмешивается (без призвания или приглашения) в дела и распоряжения царя и правительства его, чтобы самозванно и мятежнически не посягнуть на располагающую ими власть Самого Христа Господа нашего; повинуясь царю в гражданском порядке, пастырство и в этом служит благодатной державе Самого Господа. Равным образом и православный государь, со своим правительством, чужд всякого притязания на присвоение себе собственно духовной власти; следуя духовному руководству пастырей и предаваясь «тайноводственной» в них (совершающей Божественные таинства) благодати, государь чрез это также предается Самому своему Спасителю и Господу Иисусу Христу. Так точно, Сам Господь, главенствуя над Своей Святой Церковью, движет ее пастырство к благодатному долгу подвизаться, до готовности даже душу свою положить, в том служении Его истине и благодати, чтобы в православном царстве и народе или не допускать или останавливать движение в чем бы то ни было противохристианского и противоблагодатного духа и направления. Равно Сам же Он движет и власть предержащую или к тому, чтобы открыть полное удобство к самым обширным и чрезвычайным пастырским в Церкви действиям, как то было особенно при созывании вселенских соборов, или к тому, чтобы предотвратить в пастырстве, могущие быть в известное время особенно искусительными и вместе вредными, какие-либо мирские притязания, как такое намерение выслежено о. протоиереем в обстоятельствах учреждения Св. Синода⁹⁸.

Впрочем, и о. протоиерей Васильев вот что говорит о президенте Св. Синода: «Кто же президент Св. Синода? Прежде всего – Иисус Христос, Глава Церкви, наш Президент и Верховный Господь. Он присутствует при заседаниях в Своем слове и Евангелие занимает здесь почетное место». Да! дело православной Церкви, особенно против папства, так надо раскрывать, чтобы ясно было, что в Святой Церкви у нас председательствует, действительно, Сам Господь и Глава Церкви, председательствует в самых умах и сердцах, к Нему неотступно взирающих и в Его духе подвизающихся, да управляет Он умами и сердцами всех – чего живым и светлым выражением и служит присутствие Св. Евангелия на «почетном месте» среди Св. Синода Самозванное земное главенство папы уступит не формальности, а самому действию и силе Христова главенства над Церковью, нами от всей души признаваемого и исповедуемого.

О. протоиерей Иосиф Васильев, к сожалению, изложенные здесь мысли нашел недостойными своего сочувствия. Он, во-первых, нашел их мечтательно-мистическими. Но он, кажется, опустил из виду, что и Сам Христос есть тайна, что мечтательно-мистическое направление состоит не в направлении к Самому Христу, а в пренебрежении церковного и действительного порядка вещей. В моих же мыслях напротив истинность и сила церковного и действительного порядка вещей именно и утверждается чрез воззрение и направление к Самому Христу, главенствующему над Церковью и действительно сходившему в наш мир. Во-вторых, о. протоиерей Васильев опасается, что мнящиеся держаться Самого Христа и станут объявлять притязание на заправление другими и самой Церковью. Нет! Когда во всех церковных лицах, учреждениях и отношениях будем смотреть к Самому Христу, то и будем держаться послушания Ему во всем, а не преобладать над другими высокомерно. Направляясь к Самому Христу, будем разве только тем действовать на других к оживлению в них всего церковного, чтобы, сообщаясь Христу, вземлющему грехи мира, выносить на себе и вины чужих неверностей Христу и Его Церкви.

Так-то, видно, еще рано нам с силой и действенностью поднимать знамя православия пред неправославными, когда сами так недостаточно разумеем силу православия и склонны к ее перетолкованию.