Учение Господа о беспопечительности (Мф.6:22–33) и три ступени, какие должен пройти христианин, чтобы достигнуть совершенной беспопечительности.
«...Истинному Христову ученику не должно отягощать себя житейскими заботами даже в самом необходимом. Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды? (Мф.6:25).
Заботы свои должно возлагать прежде всего на Отца Небесного, Который питает птиц, не сеющих, не жнущих, не собирающих в житницы, одевает полевую траву, сегодня растущую, а завтра бросаемую в печь, — лучше, чем одевался Соломон, — не тем ли более попечется Он о лучшем создании Своем, человеке, нужды которого знает и прежде прошения? Собственные заботы человека о себе не прибавят ему росту хотя на один локоть, то есть не изменят существенно жизни его ни духовной, ни внешней, земной. Многозаботливость свойственна язычникам, не знающим всеблагого Отца Небесного, а христианин, позаботившись лишь о том, что необходимо днесь, в ближайшей жизни, должен прилагать всю заботу о приобретении Царствия Божия, зная, что, если будет заботиться о последнем, приложится ему необходимое и для жизни земной.
Таково учение Христа, которое кажется странным не только неверующим, усиливающим заботы и труды для улучшения благосостояния земного, но и для верующих невместимым: разве можно сидеть сложа руки в ожидании, что Бог пошлет и пищу, и одежду, и всё прочее, для жизни необходимое? Перетолковав в таком смысле слова Христовы, люди мира злобно смеются над ними. Между тем Господь говорит вовсе не о беззаботной беспечности, не отвергает заповеданного Адаму труда в поте лица (Быт.3:19). Главная мысль учения Господа та, что первым движущим началом жизни должна быть вера в Отца Небесного и любовь к Нему, всё же прочее может быть разве двигателем второстепенным, во всем согласующимся и подчиненным первому. Заботься прежде всего, как бы так говорит Господь, о самом важном в жизни, о том, чтобы веровать в Бога, любить Его, приобретая через то Царствие Небесное, а после того приложи заботу и о житейском, но заботу умеренную — не заботься о завтрашнем дне, то есть заботься лишь о том, что в ближайшем для жизни необходимо, не влагай в заботу излишней маловерной суетливости, пристрастий сердца, полагаясь не на свою мудрость и силу, а на Отца Небесного, Который лучше может позаботиться о человеке, чем сам человек. При изменчивости всякого земного благополучия, подобно тени, то появляющейся, то исчезающей, велика ли ценность человеческой многозаботливости самой неустанной?
Тем не менее учение Господа (и правильно понятое) кажется невместимым самим верующим: как можно жить без забот о пище, одежде, жилище? Не значит ли это обречь себя на голод, холод и всякие лишения? Не дал ли Бог человеку ум и силы, чтобы он и сам заботился о себе? Говорящие так должны помнить, что Господь и не требует, чтобы ученики его сразу взошли на высоту духовного совершенства, сразу достигли той совершенной беспопечительности, к какой Он звал. Он звал начинать с низшей ступени.
Низшая степень малозаботливости житейской состоит в том, что человек сокращает самое количество забот житейских, время им отдаваемое. Это начальная ступень указывается еще в ветхозаветной заповеди, данной народу жестокосердому, как нечто посильное и неотменное: Помни день субботний, чтобы святить его; шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой — суббота Господу, Богу твоему (Исх.20:8–10). Как бы шесть дней седмицы назначает Господь на труды и заботы житейские, Себе же оставляет лишь один. Грубый духовно человек готов был понимать эту заповедь так, что он в праве шесть дней отдавать трудам и заботам житейским, совсем не думая в эти дни о душе, не заботясь о Царствии Небесном, лишь в седьмой день отложить труды и заботы житейские, отдаться полному неделанию, совершить молитвы, послушать духовную беседу, заняться чтением слова Божия и другими делами, угодными Богу. Конечно, для грубого себялюбца много уже и этого. Он склонен и седьмой день не оставить без забот житейских или отдаться ради отдыха житейскому веселью, забывая, что веселье, соединенное с скверными страстями, еще более может отнять у Господа седьмой день, чем труд, держащий человека в известном строе. На самом деле Господь хотел бы, чтобы человек служил Ему радостно день и ночь, как ангелы, но, уступая немощи человеческой, оставляет на непосредственное служение Себе один седьмой день, в прочие дни вменяя самые житейские труды человека в служение Себе, ведь честный труд во всяком звании, если он соединен с постоянной мыслью о Господе, может превратиться в служение Господу: руками работай, а умом и сердцем возносись к Подателю всех благ жизни, Господу, обращающему и труд земной в путь, к Нему ведущий.
Если человек взойдет на эту ступень, предлагается ему вторая ступень — не время только или количество трудов сократить, а изменить настроение сердца, умалить в нем, ослабить влечение к миру с его заботами. Попечения о плоти не превращайте в похоти, говорит апостол (Рим.13:14). Господь же изъясняет эту мысль в словах: где сокровище ваше, там будет и сердце ваше (Мф.6:21). Заботьтесь о житейском, но и среди забот «сокровищем» сердца, более дорогим ему, чем всё житейское, да будет Господь. Едите ли, пьете ли, или иное что делаете, всё делайте в славу Божию (1Кор.10:31), более услаждаясь любовью Господа Щедродателя, чем вещами земными, привлекающими чувство.
Это и не могли вместить при своем жестокосердии ветхозаветные люди, кроме лучших из них, избранных. Они готовы были усиливать внешнее служение Господу, постясь сверх заповеданного, отдавая десятины с вещей самых малых: мяты, аниса, тмина, в законе не упомянутых. Сердце же их далеко отстояло от Христа, Который ни веры, ни любви к Себе в большей части Своего народа не нашел. В сердце у них господствовали страсти: сребролюбие, любостяжание, блуд, гордость, злоба и т. д., уподоблявшие их гробам, снаружи красивым, внутри же исполненным костей мертвых и всяческой нечистоты. Служение внешнее приятно Господу постольку, поскольку вместе с ним отдается Господу и сердце. Господь требует вместе с количественным сокращением забот житейских умаления любви сердца к миру, так чтобы любовь к миру никогда не превышала в сердце любви к Господу, не вселяла в сердце житейского маловерия и пристрастий житейских, не подавляло сердце, давая ему всегда свободно возлетать к Богу на крыльях любви. В такое состояние сердце приводится путем долгой борьбы: оно является как бы главной крепостью, которой пытаются овладеть то любовь к Богу, то дружба с миром, причем победа остается то на той, то на другой стороне, бывают отступления, поражения, новые победы. Эта борьба продолжается в течение всей земной жизни, требует постоянного хранения сердца, бодрствования над ним, умерщвления в нем себялюбивых пристрастий к миру, воспламенения одного огня небесной любви Божественной, который не должен заменяться, как на ветхозаветном жертвеннике, огнем чуждым любви к миру.
Прошедших эти ступени Господь возводит и на третью, самую высшую ступень беспопечительности. На этой ступени человек, воспламенившись огнем любви небесной, ангельской, вытесняющей из сердца всякую любовь к миру с его суетой и многозаботливостью, переходит из состояния борьбы в состояние блаженного покоя бесстрастия, он уже не обнаруживает ни маловерия, ни пристрастий житейских, заботясь об одной душе, об угождении одному Богу. Для него пищей является общение с Богом, питием — сладость Его любви, Христос — Хлебом Жизни, сходящим с Небес, водой жизни, текущей в жизнь вечную. Он ходит по земле, а духом живет уже на Небе, соприкасается внешне с земным, но ничем не связывается — ни заботами, ни трудами ради земного благосостояния. Он сеет со слезами, трудится в поте лица, но лишь на ниве душевной, искореняя из нее терния страстей, бросая семена Христовых добродетелей. И чем более начинает он заботиться только о душе, тем более Отец Небесный снимает с него попечение о нуждах житейских, иногда чудесно питая его, как Илию в пустыне, иногда посылая людей, которые позаботились бы о рабах Господа, Ему одному служащих.
Подобное совершенство духовное явил в Себе прежде всего Сам Господь Иисус Христос, Который, живя на земле, не имел, где приклонить голову (Мф.8:20), не заботился ни о пище, ни об одежде, ни о жилище, но никогда не был оставляем без попечения Отца Небесного и не имел нужды. Не имея хлеба, Он насыщал в пустыне тысячи хлебом вещественным, а еще более духовным, утолял духовную жажду толпы водой живой, и над сопровождавшими Его бесчисленными толпами, оставившими домы, распростерт был покров Отца Небесного.
В подобное совершенство вошли и святые апостолы, которых излившийся на них Дух Святой соделал совершенными, ввел в покой бесстрастия. Такими было и множество святых Божиих, которые, достигнув совершенства, образом птиц житие пожили, ища для жительства не мест, всеми благами жизни изобиловавших, а удаляясь в пустыни, самого необходимого для жизни лишенные.
Будем и мы, внимая дивным наставлениям Господа, стараться исполнить хотя малую часть их. Будем начинать с первой ступени, но на ней не останавливаться навсегда. От количественного сокращения забот житейских будем восходить к качественным изменениям в самом сердце, давая посредством борьбы перевес в сердце любви к Богу над любовью к миру. Если о том будем заботиться, Сам Господь поведет нас и на высшие ступени Своего совершенства, пока не достигнем назначенного нам. Пути в Царствие Божие открыты всем, и то, что кажется невозможным человеку с его лишь собственными силами, становится возможным Богу, то есть при помощи Божией (Лк.18:27). Многозаботящийся о земном всё оставит на земле, ничего не приобретет для жизни вечной, в которую перейдет, хотел бы он этого или не хотел. Более заботящийся о душе всякий труд земной обращает в сокровище жизни вечной и, не будучи оставляем Господом в земных нуждах, собирает себе сокровище, доброе основание для будущего, чтобы достигнуть вечной жизни (1Тим.6:19)".
Духовное наследие священномученика архиепископа Фаддея (Успенского). Т. 3. Проповеди в Недели по Пятидесятнице. М., 2022.