Записки моей бабушки:
Дни войны
Моя бабушка в особой коробке хранит тетради, исписанные каллиграфическим почерком. 6 тетрадей по 96 листов. Все родственники начиная с середины 19-го века. Эти тетради знакомы мне с детства. Листаю страницы, рассматриваю фотографии…
Многое в этих рассказах – зарисовках ушедшей эпохи – дорого лишь нам, родственникам. Но некоторые истории перерастают частную семейную историю и могут быть интересны и другим. Сегодня я хочу привести фрагмент из записок бабушки про войну. Когда началась Великая Отечественная война, бабушке было 24 года.
Лето 1925. Крайняя справа – Екатерина, автор этих записей.
Екатерина с братом Константином. 1938 год. (Этот Константин, самый старший из детей, был лейтенантом и погиб в 1943 году. В честь него меня назвали Константином.)
22 июня 1941 года. В 12 часов официально объявлено по радио о вторжении на территорию Советского Союза немецких войск фашистской Германии. Началась война. Были некоторые люди, которые полагали, что война быстро закончится. Я же сразу сказала, что война будет долгой и жестокой… Родители наши мальчиков на войну не провожали. Они с самого начала войны стали защитниками Родины. (Было три сына: Константин – погиб в 1943-м , в честь него меня и назвали; Александр – умер от ран после войны, в 1949-м; Николай – умер в преклонном возрасте. – прот. К.П.). В декабре 1941 года немцев выбили из города Ростова. Я получила приглашение в краевой финансовый отдел. С полгода работала в управлении, затем за Краснодаром мы рыли противотанковые рвы. Работа была организована поздно, поэтому рвы были вырыты кусками и никакую пользу в обороне Краснодара не принесли.
Мысли возвращаться домой, в Новороссийск, у меня не было. Об этом я сообщила родителям и стала готовиться к эвакуации вместе с отделом. Немцы опередили нас. Они заняли станцию Прохладную, через которую мы должны были ехать. Уже была слышна артиллерийская стрельба, которая приближалась с каждой минутой.
Нам раздали трудовые книжки, выдали месячное жалование и объявили: «Эвакуации не будет. Спасайтесь, кто как может». Последним уходящим из Краснодара поездом я вернулась в Новороссийск. У меня было твердое убеждение, что немцев в Новороссийск наша армия не допустит. В этом я глубоко ошиблась. По горам к Новороссийску немцев провели кубанские казаки. Армия наша разрозненно отступала. Проходивший мимо нашего двора красноармеец стукнул в дверь ногой: «Женщины, прячьтесь, немцы на окраине города». Во время войны папа вырыл во дворе большую яму, куда мы прятались от бомбежки. Туда мы и залезли, когда как горох на улицы посыпались разъяренные немецкие солдаты.
Оккупация. Какое страшное слово. Твое море, а к нему нет подхода. Оккупанты объявили запретной зоной большую территорию, прилегающую к морю. Жителям сказали покинуть дома, обещав, что за вещами пустят завтра. Поверив немцам, население ничего не взяло с собой, назавтра надеясь прийти за вещами и продуктами. Но они жестоко расплатились за свою наивность. Назавтра вход туда был возможен только для немцев.
Моя бывшая школа! В ней разместилась местная немецкая власть и биржа труда. Во всю стену карикатура на тов. Сталина.
Не слышно звонких ребячьих голосов, нет школы. Софья Митрофановна Закалинская – педагог немецкого языка, одинокая, ей было уже за 70 лет, – организовала курсы немецкого языка. Этим мероприятием она старалась спасти наших девушек от посылки на работы. Не унижалась она перед немецкими офицерами, всегда старалась быть спокойной, уравновешенной и конечно, как и все мы, была уверенна, что все это временно. Заходила она иногда к нам в дом. Мои родители подкармливали ее из наших скудных запасов.
Несмотря на объявление явиться в комендатуру для посылки на работу, желающих не было. Немцы и полицейские получили приказ обойти все дома и забрать паспорта. Я была настолько худая, что прилепилась к стенке платяного шкафа. Они обыскали все закоулки двора, сарай, заглянули в туалет, в конце концов забрали паспорт мамы. Маме было 45 лет, к тому же она была сердечница. После такого стресса со мной случилась истерика.
Выручать маму пошел папа. За ним пристроился старик по фамилии Кроликов. До оккупации он заходил к нам поиграть в домино. Когда папа стал просить мамин паспорт, Кроликов высунулся из-за моего отца: «У него есть дочь». Вот гад! Пришлось идти мне в комендатуру и получить работу. Но проработать на фашистов пришлось, слава Богу, только 2 дня, нас выручила наша близкая знакомая, которая за меня хлопотала.
В ночь с 3-го на 4-е февраля 1943 года на Станичке высадился десант морской пехоты под командованием майора Цезаря Львовича Куникова. Десант продвинулся сразу до кладбища. Но под неприятельским огнем пришлось нашим отступить. На узкой полосе земли (потом эту полоску назвали Малая земля) десант закрепился и продержался 225 дней. После этого фашисты озверели совсем.
11 апреля 1943 года мама со знакомой и ее сыном Ленчиком пошли на Кирилловскую балку за земляными улитками – это продукт нашего питания во время оккупации.
Папа ни мне, ни маме не разрешал далеко уходить от дома. На этот раз он особенно упрашивал маму не ходить за улитками, так как назавтра собирался пойти в район менять вещи на продукты. Но мама настояла на своем. Это был последний день ее жизни. Фашист, увидев женщин, взял маму на мушку и выстрелил. Выстрел из винтовки ранил маму в голову. Пуля задела главную артерию, около виска. Кровь хлынула фонтаном. На медпункте, куда сопровождал ее папа, маме сделали перевязку и только. А надо было вливать ей кровь. Домой мы с папой принесли ее на носилках. Мама задремала и в 15.50 умерла, не проснувшись.
Весь похоронный ритуал мы выполнили сами и похоронили маму на кладбище. Шли на кладбище под обстрелом нашей тяжелой артиллерии. Над головой свистели осколки. Один упал рядом со мной. Я схватила его, а он был такой горячий, что, вскрикнув, я отбросила его.
Остались мы с папой вдвоем.
За мной ухаживал один немец. Коммунист, состоял в партии Тельмана. Но призван был в фашистскую армию и служил. Приходил к нам робко, усаживался на край табурета. Приносил нам консервы, что-то из еды. «Нас, – говорит, – погнали сюда. Я не хочу войны. У меня дома мама, папа ждут».
Вот после смерти мамы раз пришел и сел.
Я посмотрела не него и понимаю, что не могу его видеть. «Вот у тебя, – говорю, – есть мама. А у меня нет. Нет теперь. Твои убили. За что убили?.. Пошел отсюда…» Он так вскочил, задрожал, глаза налились слезами и бросился в дверь. Больше не приходил.
…Магазины не работали, есть было нечего… Иногда приносили мясо с застреленных лошадей.
Однажды вечером к нам постучали. Это были два наших солдата, которых поймали немцы и заставляли воевать на их стороне. А они не хотели, вот и решили бежать. Они были врагами для немцев (как сбежавшие) и врагами для наших (как пленники, служившие фашистам). Они подвергали риску не только себя, но и нас. Попросили папу показать им дорогу, чтобы не наткнуться на немецкий патруль.
Папа нашел им старые брюки, рубашки, они переоделись. Он их вывел за Вагоно-ремонтный завод и показал, в какую сторону идти.
Надо сказать, что мы были совсем оторваны от внешнего мира. Информация к нам не проникала. Но мы догадывались, что у немцев дела плохи. С мая 1943 года немцы начали усиленно вывозить население из города. За невыполнение приказа – расстрел.
Уезжали мы с папой от комендатуры с последней партией населения. Первая остановка в Анапе, в школе, за колючей проволокой, затем переправа на Керчь. Дальше Крым. Мы попали в деревню с татарским названием Берды-Булат-русский.
Нам отвели конюшню, так как в горнице жили немецкие солдаты. О переживаниях в этот период можно написать целую книгу… Всего в конюшне проживало 11 человек, вместе с нами: старики, женщины, дети. Пришли однажды немецкие солдаты и без зазрения совести начали на наших глазах шарить по углам, искать продукты. Взяли припрятанную за дверью четверть (3 литра) растительного масла. Один из стариков, Захар Александрович, стал раболепно упрашивать у немца чашку масла, но ему не дали. Затем немцы нашли в духовке яйца. Это припрятали для трехлетнего Виталика, нашего мальчика, и те забрали. Не помогли упрашивания оставить хоть совсем немного, забрали мародеры все.
На Пасху мне приснился сон: Идет мимо меня немец, и по лицу у него струится кровь. А я сижу, смотрю на него, а в подоле у меня много мелочи, монет. Сон оказался вещим. Немцы стали спешно отступать, а я устроилась на работу.
Через год мы вернулись в Новороссийск. Он был освобожден. Какое счастье! Мы дома. Крыша нашего дома изрешечена осколками снарядов, мин, бомб, в чердак впилась зажигательная бомба, да так и погасла. Угол дома отбит снарядом. Но мы дома! 10 мая 1944 года я уже работала в Горфинотделе старшим инпектором госдоходов…
Сколько себя помню, моя бабушка всегда была пожилой. Годы идут. Все мы меняемся, не меняется только она одна.
1975 год. Екатерина Васильевна с внуком Константином.
Прадедушка Василий (отец Екатерины, тот самый, который в прошлой блоговой записи был в военной форме царской армии, а также мы видели его в костюме жениха с молодой женой Елизаветой), его внучка Нина (моя мама) и правнук Константин – автор этих строк. 1974 год.
Прадедушка умер в возрасте 92 лет, в 1978 году. Я его смутно, но все же помню.
Моя бабушка, 1917 года рождения, сегодня.
Дни войны
Моя бабушка в особой коробке хранит тетради, исписанные каллиграфическим почерком. 6 тетрадей по 96 листов. Все родственники начиная с середины 19-го века. Эти тетради знакомы мне с детства. Листаю страницы, рассматриваю фотографии…
Многое в этих рассказах – зарисовках ушедшей эпохи – дорого лишь нам, родственникам. Но некоторые истории перерастают частную семейную историю и могут быть интересны и другим. Сегодня я хочу привести фрагмент из записок бабушки про войну. Когда началась Великая Отечественная война, бабушке было 24 года.
Лето 1925. Крайняя справа – Екатерина, автор этих записей.
Екатерина с братом Константином. 1938 год. (Этот Константин, самый старший из детей, был лейтенантом и погиб в 1943 году. В честь него меня назвали Константином.)
22 июня 1941 года. В 12 часов официально объявлено по радио о вторжении на территорию Советского Союза немецких войск фашистской Германии. Началась война. Были некоторые люди, которые полагали, что война быстро закончится. Я же сразу сказала, что война будет долгой и жестокой… Родители наши мальчиков на войну не провожали. Они с самого начала войны стали защитниками Родины. (Было три сына: Константин – погиб в 1943-м , в честь него меня и назвали; Александр – умер от ран после войны, в 1949-м; Николай – умер в преклонном возрасте. – прот. К.П.). В декабре 1941 года немцев выбили из города Ростова. Я получила приглашение в краевой финансовый отдел. С полгода работала в управлении, затем за Краснодаром мы рыли противотанковые рвы. Работа была организована поздно, поэтому рвы были вырыты кусками и никакую пользу в обороне Краснодара не принесли.
Мысли возвращаться домой, в Новороссийск, у меня не было. Об этом я сообщила родителям и стала готовиться к эвакуации вместе с отделом. Немцы опередили нас. Они заняли станцию Прохладную, через которую мы должны были ехать. Уже была слышна артиллерийская стрельба, которая приближалась с каждой минутой.
Нам раздали трудовые книжки, выдали месячное жалование и объявили: «Эвакуации не будет. Спасайтесь, кто как может». Последним уходящим из Краснодара поездом я вернулась в Новороссийск. У меня было твердое убеждение, что немцев в Новороссийск наша армия не допустит. В этом я глубоко ошиблась. По горам к Новороссийску немцев провели кубанские казаки. Армия наша разрозненно отступала. Проходивший мимо нашего двора красноармеец стукнул в дверь ногой: «Женщины, прячьтесь, немцы на окраине города». Во время войны папа вырыл во дворе большую яму, куда мы прятались от бомбежки. Туда мы и залезли, когда как горох на улицы посыпались разъяренные немецкие солдаты.
Оккупация. Какое страшное слово. Твое море, а к нему нет подхода. Оккупанты объявили запретной зоной большую территорию, прилегающую к морю. Жителям сказали покинуть дома, обещав, что за вещами пустят завтра. Поверив немцам, население ничего не взяло с собой, назавтра надеясь прийти за вещами и продуктами. Но они жестоко расплатились за свою наивность. Назавтра вход туда был возможен только для немцев.
Моя бывшая школа! В ней разместилась местная немецкая власть и биржа труда. Во всю стену карикатура на тов. Сталина.
Не слышно звонких ребячьих голосов, нет школы. Софья Митрофановна Закалинская – педагог немецкого языка, одинокая, ей было уже за 70 лет, – организовала курсы немецкого языка. Этим мероприятием она старалась спасти наших девушек от посылки на работы. Не унижалась она перед немецкими офицерами, всегда старалась быть спокойной, уравновешенной и конечно, как и все мы, была уверенна, что все это временно. Заходила она иногда к нам в дом. Мои родители подкармливали ее из наших скудных запасов.
Несмотря на объявление явиться в комендатуру для посылки на работу, желающих не было. Немцы и полицейские получили приказ обойти все дома и забрать паспорта. Я была настолько худая, что прилепилась к стенке платяного шкафа. Они обыскали все закоулки двора, сарай, заглянули в туалет, в конце концов забрали паспорт мамы. Маме было 45 лет, к тому же она была сердечница. После такого стресса со мной случилась истерика.
Выручать маму пошел папа. За ним пристроился старик по фамилии Кроликов. До оккупации он заходил к нам поиграть в домино. Когда папа стал просить мамин паспорт, Кроликов высунулся из-за моего отца: «У него есть дочь». Вот гад! Пришлось идти мне в комендатуру и получить работу. Но проработать на фашистов пришлось, слава Богу, только 2 дня, нас выручила наша близкая знакомая, которая за меня хлопотала.
В ночь с 3-го на 4-е февраля 1943 года на Станичке высадился десант морской пехоты под командованием майора Цезаря Львовича Куникова. Десант продвинулся сразу до кладбища. Но под неприятельским огнем пришлось нашим отступить. На узкой полосе земли (потом эту полоску назвали Малая земля) десант закрепился и продержался 225 дней. После этого фашисты озверели совсем.
11 апреля 1943 года мама со знакомой и ее сыном Ленчиком пошли на Кирилловскую балку за земляными улитками – это продукт нашего питания во время оккупации.
Папа ни мне, ни маме не разрешал далеко уходить от дома. На этот раз он особенно упрашивал маму не ходить за улитками, так как назавтра собирался пойти в район менять вещи на продукты. Но мама настояла на своем. Это был последний день ее жизни. Фашист, увидев женщин, взял маму на мушку и выстрелил. Выстрел из винтовки ранил маму в голову. Пуля задела главную артерию, около виска. Кровь хлынула фонтаном. На медпункте, куда сопровождал ее папа, маме сделали перевязку и только. А надо было вливать ей кровь. Домой мы с папой принесли ее на носилках. Мама задремала и в 15.50 умерла, не проснувшись.
Весь похоронный ритуал мы выполнили сами и похоронили маму на кладбище. Шли на кладбище под обстрелом нашей тяжелой артиллерии. Над головой свистели осколки. Один упал рядом со мной. Я схватила его, а он был такой горячий, что, вскрикнув, я отбросила его.
Остались мы с папой вдвоем.
За мной ухаживал один немец. Коммунист, состоял в партии Тельмана. Но призван был в фашистскую армию и служил. Приходил к нам робко, усаживался на край табурета. Приносил нам консервы, что-то из еды. «Нас, – говорит, – погнали сюда. Я не хочу войны. У меня дома мама, папа ждут».
Вот после смерти мамы раз пришел и сел.
Я посмотрела не него и понимаю, что не могу его видеть. «Вот у тебя, – говорю, – есть мама. А у меня нет. Нет теперь. Твои убили. За что убили?.. Пошел отсюда…» Он так вскочил, задрожал, глаза налились слезами и бросился в дверь. Больше не приходил.
…Магазины не работали, есть было нечего… Иногда приносили мясо с застреленных лошадей.
Однажды вечером к нам постучали. Это были два наших солдата, которых поймали немцы и заставляли воевать на их стороне. А они не хотели, вот и решили бежать. Они были врагами для немцев (как сбежавшие) и врагами для наших (как пленники, служившие фашистам). Они подвергали риску не только себя, но и нас. Попросили папу показать им дорогу, чтобы не наткнуться на немецкий патруль.
Папа нашел им старые брюки, рубашки, они переоделись. Он их вывел за Вагоно-ремонтный завод и показал, в какую сторону идти.
Надо сказать, что мы были совсем оторваны от внешнего мира. Информация к нам не проникала. Но мы догадывались, что у немцев дела плохи. С мая 1943 года немцы начали усиленно вывозить население из города. За невыполнение приказа – расстрел.
Уезжали мы с папой от комендатуры с последней партией населения. Первая остановка в Анапе, в школе, за колючей проволокой, затем переправа на Керчь. Дальше Крым. Мы попали в деревню с татарским названием Берды-Булат-русский.
Нам отвели конюшню, так как в горнице жили немецкие солдаты. О переживаниях в этот период можно написать целую книгу… Всего в конюшне проживало 11 человек, вместе с нами: старики, женщины, дети. Пришли однажды немецкие солдаты и без зазрения совести начали на наших глазах шарить по углам, искать продукты. Взяли припрятанную за дверью четверть (3 литра) растительного масла. Один из стариков, Захар Александрович, стал раболепно упрашивать у немца чашку масла, но ему не дали. Затем немцы нашли в духовке яйца. Это припрятали для трехлетнего Виталика, нашего мальчика, и те забрали. Не помогли упрашивания оставить хоть совсем немного, забрали мародеры все.
На Пасху мне приснился сон: Идет мимо меня немец, и по лицу у него струится кровь. А я сижу, смотрю на него, а в подоле у меня много мелочи, монет. Сон оказался вещим. Немцы стали спешно отступать, а я устроилась на работу.
Через год мы вернулись в Новороссийск. Он был освобожден. Какое счастье! Мы дома. Крыша нашего дома изрешечена осколками снарядов, мин, бомб, в чердак впилась зажигательная бомба, да так и погасла. Угол дома отбит снарядом. Но мы дома! 10 мая 1944 года я уже работала в Горфинотделе старшим инпектором госдоходов…
Сколько себя помню, моя бабушка всегда была пожилой. Годы идут. Все мы меняемся, не меняется только она одна.
1975 год. Екатерина Васильевна с внуком Константином.
Прадедушка Василий (отец Екатерины, тот самый, который в прошлой блоговой записи был в военной форме царской армии, а также мы видели его в костюме жениха с молодой женой Елизаветой), его внучка Нина (моя мама) и правнук Константин – автор этих строк. 1974 год.
Прадедушка умер в возрасте 92 лет, в 1978 году. Я его смутно, но все же помню.
Моя бабушка, 1917 года рождения, сегодня.
- Перейти к предыдущей записи Записки моей бабушки: крестины
