Беседа Игоря Лунева с протоиереем Константином и матушкой Елизаветой Пархоменко
Отец Константин: Евангелие совершенно однозначно говорит о прощении. И это шаг вперёд потому, что древнее дохристианское человечество прощения не знало. В политике до сих пор, как правило, действует ветхозаветный принцип взаимности – одна сторона должна ответить на действие другой соразмерными действиями (зеркальный ответ или симметричный ответ). Если какая-то страна раз за разом прощает своих обидчиков, то у тех может возникнуть ощущение безнаказанности – так что, вероятно, часто этот принцип равного воздаяния здесь оправдан. Но мы не будем говорить о прощении или непрощении в политическом масштабе. Наша задача куда скромнее: поговорить о прощении в отношении людей. Это наши родственники, друзья, коллеги, просто чужие люди, с которыми мы встретились по жизни. Всегда ли прощение уместно? Какое оно – христианское прощение? Обо всем этом мы и поговорим.
Надо помнить, что, когда в Ветхом Завете говорится «око за око, зуб за зуб», т.е. речь не идет о прощении обидчика, – это шаг вперёд по сравнению с добиблейскими представлениями, когда была кровная вражда и за какую-то обиду мстили долго, за вред, причинённый одному человеку, могли убить членов семьи обидчика и тому подобное. Так что введённый Господом в Ветхом Завете принцип равного воздаяния, конечно, ограничивал зло. Но ни о каком прощении речи не шло.
Тему прощения впервые поднимает Христос; можно сказать, это новинка, нечто неслыханное, небывалое в прежней истории. Тема прощения – одна из любимых тем Спасителя, очень много поучений Христа, в том числе притч, связаны с ней. И Христос не просто учил о прощении, Он на Своем примере показывает идеал такого прощения. Он никогда ни на кого не держит злобы и, даже умирая, прощает на Кресте Своих мучителей и убийц: «Отче, прости им, не ведают что творят...» И не забывайте о искупительной Миссии Христа: Своей Крестной смертью Он всему человечеству прощает все злодеяния, сделанные ранее. Впрочем, надо пояснить, что не вообще всем дарует Он такое прощение, а тем, кто примет Его как Искупителя и Сына Божьего.
Итак, человеку даётся возможность начать жизнь заново. И бесконечно прощённый христианин, начиная свою христианскую жизнь, должен так же относиться к другим людям. Слова о прощении есть даже в единственной молитве, которую оставил нам Сам Христос, – «Отче наш». «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим». А в более древней версии было: «…как и мы простили должникам нашим». Древние христиане отталкивались от того, что они прощены и сами уже всем простили, что они по-новому строят человеческие отношения. Но постепенно Церковь стала понимать, что, к сожалению, мы не дотягиваем до этого уровня – мы хотели бы простить, но пока только учимся прощать. Поэтому слово изменили, чтобы там отражалась вот какая мысль: «Прости нам настолько, насколько интенсивно мы учимся прощать».
Апостол Пётр спрашивал Христа: «Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз?» (Мф. 18:21). У евреев между раввинами шли дискуссии про то, сколько раз прощать – два или три раза. Они могли спорить об этом подолгу, приводя ссылки на Ветхий Завет – разные сюжеты оттуда. И, говоря о целых семи разах, апостол Пётр пытается показать, что он усвоил императив Христа. А Христос, вместо того, чтобы похвалить Петра за то, что тот хорошо усвоил Его учение, отвечает: «Не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз». Это слова означают «бесконечно много». А почему именно такой подход? А потому, что Господь видит человека не как совершенное существо, а как существо, находящееся в пути, в процессе роста. Мы все должны из слабых, ленивых, потакающих своим грехам людей вырасти в сильных, разумных, терпеливых, великодушных... Христианство ведь на вырост человеку дано. И вот мы должны прощать нашим ближним, которые оступаются, – ведь все мы оступаемся. Господь нас простил и сегодня прощает. А институт покаяния, то есть возможности попросить прощения, был введён в Новозаветной Церкви с первых лет её существования – ведь все мы несовершенны, живём среди несовершенных людей и должны друг другу помогать становиться лучше. А первый шаг на этом пути – принять человека с его слабостями.
Иногда это непросто, но только прощение – самое ресурсное и продуктивное направление нашей души, оно позволяет исцелить отношения, которые по нашей слабости испортились. Мы – такие немощные, так часто совершаем ошибки, согрешаем друг перед другом, и только прощение открывает путь к исцелению этой ситуации.
Когда я был мальчиком, у меня был друг, которого я очень любил. И он однажды надо мной посмеялся в присутствии компании дворовых ребят. Для меня это было ударом... Потом он много раз приходил ко мне, но я так и не смог наладить с ним общение. Я был далёк от веры, но, помню, меня эта история ранила очень сильно. И мне было очень грустно, что я потерял близкого друга. Хотя, по правде говоря, потерял не по вине того мальчика – каждый может неверно себя повести, а по своей узости и неспособности простить. Теперь я иначе отношусь к подобным человеческим поступкам – прощаю людям, понимаю, что каждый может оступиться, что и сам я совершал грехи по отношению к моим ближним. Вот как в браке супруги постоянно друг перед другом бывают виноваты и постоянно друг друга прощают – и это становится полем для совместного роста. А без прощения рост невозможен.
Елизавета: Христос задаёт высокие стандарты, и без этого христианство немыслимо. И слова Христа о прощении – одни из самых ярких. Но каждому из нас бывает сложно простить. Думаю, каждый может вспомнить историю из своей жизни, похожую на твою историю взаимоотношений с другом детства. Одно дело – сказать: «Я прощаю», другое дело – действительно примириться, принять. И мне бы хотелось здесь разграничить наши поступки и наши чувства. Когда Христос говорил о прощении, Он говорил именно о делах, а не о чувствах.
Отец Константин: Да, да. Наше прощение – как понимал его Христос – прежде всего, не психологическое решение, – порой оно приходит не так быстро, особенно, если обида нанесена сильная, а наше доброжелательное отношение к тому, кто обидел. То есть, сначала прощение, выражающееся в нашем добром отношении к обидчику, а потом, надеемся, придет и психологическое прощение. Это как в заповеди о любви к врагам. Сегодня человек приходит на исповедь и говорит: «Я не могу любить моих врагов». Но в заповеди о любви к врагам ведь речь идёт не об эмоциях, а о делах любви, о том, что мы не должны воздавать злом за зло, что мы должны делать добро в ответ на зло.
Елизавета: Мне кажется, что понимание этого снимает с человека чувство вины. Потому, что одно дело — высокая планка, которая нам задана, и наши чувства в связи с этим, другое дело — понимание того, что нужно сделать вот здесь и сейчас, когда высокий идеал ещё не достигнут, а на достижение этого идеала может уйти вся жизнь. И если я в ответ на сделанное мне зло не отвечаю злом, то уже выполняю заповедь Христа. А дальше я уже могу размышлять о том, что мне делать, если я человека прощаю и злом за зло ему не воздаю, но у меня остаётся в душе очень сильное напряжение, с которым тяжело жить. Как раз с этим люди приходят к священнику и к психологу.
Отец Константин: Ко мне часто приходят люди, пережившие большие жизненные потрясения. Например, женщина, над которой в детстве издевался отец — вплоть до сексуального насилия. Она разговаривает со мной, плачет, трясётся, говорит, что не может этого простить. И я не могу её за это осудить. Но я говорю ей: «Даже если Вы не можете простить отца, начните делать ему добро, начните строить с ним общение, не мстите ему тем, что порвали с ним отношения, молитесь Богу, чтобы Он дал Вам силы простить отца в сердце». Если начинает выстраиваться такой диалог, то и внутренне человек как-то меняется. То есть, повторюсь, начало прощения — не воздавать злом за зло и начать делать добро обидчику. Следующий уровень — это работа с чувством. На первом уровне нам всё-таки легче себя дисциплинировать, напомнить самим себе, что мы христиане.
Елизавета: Есть несколько способов сделать так, чтобы в душу пришёл мир. И, как ни странно, некоторые из них ведут в обратную сторону, то есть человек задаётся вопросом: «Всегда ли хорошо не давать сдачи?» Думаю, что есть разные ситуации, в некоторых из них единственный способ простить — это защитить свои границы, проявить свой гнев. А гнев, как и всякое чувство, создан Богом и дан нам зачем-то, то есть, может быть полезным. Иногда он позволяет нам сохранить себя, добиваться своих целей. Недаром у нас и агрессивность часто ассоциируется просто с жизненной позицией. Есть также выражение «здоровая агрессия». И важно понять, где проходит грань между агрессией здоровой и нездоровой. Потому, что если мои границы разрушают раз за разом, то, вероятно, во мне будет расти злость. И она будет расти либо пока она не прорвётся вовне так, что всем вокруг будет плохо (мы часто такое видим, как человек терпит, терпит, что ему наступают на больные мозоли, а потом «взрывается»), либо эта накопленная злость выходит спустя долгое время каким-то таким «кривым» способом, что тоже непонятно, что с этим делать — с тем, что называется пассивной агрессией. Всё это, конечно, не является прощением, хотя при этом человек может даже декларировать, что он всех простил. Поэтому, мне кажется, важно сказать, что внутренне простить — иногда это просто делать дела, а иногда это разобраться, где и как отстоять свои границы.
Мне вспоминается история одной моей клиентки — мы работали с ней год, и она постоянно говорила про то, как она сильно обижена на своего мужа за то, что он не хотел ехать с ней в отпуск никуда, кроме как в дом своих родителей, где нужно было всё делать, как эти родители хотят. Вот однажды она ему всё-таки заявила, что не поедет, что она тоже имеет право отдыхать, как ей хочется, и если в этот раз он не поедет с ней, куда хочет она, то она отправится отдыхать без него. Это не универсальный совет для всех, но в своей ситуации она решила так, и муж её услышал, сказал: «Конечно, я поеду с тобой, если ты хочешь». Но для нашей темы важно то, что изменилось и её эмоциональное состояние — обида на мужа исчезла. При том, что сначала муж рассердился, даже стал говорить ей какие-то обидные слова, она как-то сразу смогла его простить. Эта история о том, что, когда человек отстаивает себя, как личность, ему бывает легче прощать. Но это простой бытовой пример, с такими крайностями, как сексуальное насилие, конечно, всё гораздо сложнее. А в быту порой человек говорит другому: «Стоп! Здесь начинаюсь я!», то есть проявляет себя достаточно агрессивно, но в душе его злости нет, наоборот, он успокаивается.
То есть не нужно связывать прощение с безусловным разрешением другому поступать с нами так, как он хочет?
Игорь: Я понимаю под прощением неизменение своего доброго отношения к человеку. То есть, даже отстаивая свои границы, можно продолжать относиться к человеку доброжелательно.
А если я не обижаюсь на человека, но избегаю с ним общения, так как не доверяю ему, так как он может представлять для меня какую-либо опасность, значит ли это, что я его не простил?
Отец Константин: Думаю, что нет. Дистанция — это нормально. Но самый достойный, как мне кажется, вариант — открытый, честный, когда, например, я продолжаю с человеком доброжелательно общаться, но не начинаю с ним новых совместных дел. Если человек меня раз за разом обижает, я могу с таким человеком общение и не поддерживать, но сохранять доброжелательное к нему отношение. Можно сказать честно: «Извини, пожалуйста, мне тяжело с тобой общаться, я что-то в себе не могу преодолеть».
Вот пример: у нас в храме был брат, алтарник, который любил тайком запускать руку в церковную кружку. Это было замечено один раз, другой, третий, ему деликатно сделали замечание, он пытался как-то выкрутиться. Все поняли, что от этого брата можно ждать вот таких поступков. Отношение к нему не изменилось, с ним продолжали доброжелательно общаться, но больше его не ставили в ситуацию, которая может его искусить, и так или иначе контролировали. То есть, у нас не было какого-то негатива по отношению к нему, было понимание, что все люди немощные и что вот этот наш брат не может вот эту немощь победить. Знаете, на радиостанции «Град Петров», куда я хожу записывать передачи, есть объявление, которое мне очень нравится: «Дорогие братья и сёстры! Не оставляйте вещи без присмотра, не искушайте немощных доступностью денег».
Елизавета: Простить человека — значит отпустить какие-то негативные чувства по отношению к нему. Одно дело — отпустить какие-то чувства, другое дело — строить с этим человеком какие-то отношения. И вот когда мы по каким-то причинам не можем отстаивать наши границы в отношениях с каким-то человеком, тогда часто мы на него и злимся.
Отец Константин: Как ты считаешь, первым шагом к внутреннему исцелению правильнее будет рассказать человеку, с которым у нас был конфликт, о том, что у нас «заноза» в душе? Как помочь самому себе избавиться от озлобленности на кого-то?
Елизавета: Это зависит оттого, о каких людях идёт речь, чего они хотят добиться. Я думаю, что простить человека так, чтобы потом ещё и строить с ним отношения, можно, если человек этого прощения просит. И иногда для того, чтобы человек попросил прощения, достаточно просто сказать ему о том, что он нас обидел. Это часто происходит в семьях — я вижу это в работе с моими клиентами: иногда человеку стоит только попросить прощения, как он тут же это прощение получает.
Игорь: Несколько лет назад в связи с историей с «Pussy Riot» в церковной среде возникла дискуссия: должны ли мы прощать, если у нас не просят прощения?
Отец Константин: ...Меня в этой истории поражает, как наши некоторые церковные спикеры говорили: Пусть сначала попросят у нас прощения, и тогда мы простим. Христос же, не ставил никаких условий для нашего прощения. Он не говорил: «Прощайте после того, как у вас попросят прощения». Он заповедал нам любить наших врагов. Подразумевается, что враг у нас прощения не просит — ведь если он попросит, то уже перестанет быть нам врагом.
Елизавета: Как ни странно, мы сами решаем, прощать или не прощать, злиться или не злиться. Часто можно услышать: «Я злюсь и ничего не могу с этим сделать». На самом деле человек что-то с этим сделать может. И первый шаг здесь — принятие ответственности: «На самом деле это я злюсь, это не тот, другой человек отвечает за мою злость, «кнопочка включения и выключения» моей злости находится не где-то там, а во мне».
Игорь: Но порой обиженный человек очень болезненно воспринимает разговор о своей ответственности: «Меня обидели, а я, получается, ещё и виноват?!»
Если человек говорит: «Что мне делать? Как мне простить?», значит, он уже ищет решение. А если человек такого решения не ищет? Как подвести к мысли о необходимости прощения?
Елизавета: Если человек не хочет прощать и пока доволен этим, то, пока с ним не случится что-то такое, из-за чего он начнёт искать такое решение, его невозможно заставить простить. Точно так же, как алкоголика невозможно убедить в том, что ему пора бросить пить, пока у него самого не созреет такое решение. Возможно, для этого ему придётся дойти до дна.
Отец Константин: Одно дело — простить человека, который у тебя взял деньги и не отдал, другое — простить убийцу твоего ребёнка. Возможно, во втором случае человек в этой жизни и не сможет простить. Но как христианин он может сделать всё возможное для этого, молиться, чтобы Господь дал ему мир в душе.
Елизавета: Невозможность простить обидчика и отпустить ситуацию ведёт к застреванию в ситуации. Именно это происходит с жертвами насилия. Они застревают и не развиваются, например, не могут строить новые отношения. Поэтому у них путь к прощению лежит поначалу через какую-то злость, сильную и страшную, такую, с которой сложно соприкоснуться, но её нельзя обойти или перепрыгнуть. Это путь от противного, и это особая проблема. Часто люди приходят на консультацию и как только касаются определённой темы, то как будто теряют ощущение реальности. У человека есть и хорошая семья, и хорошая работа, и ещё много чего, а он сидит как замороженный и злится, вместо того, чтобы жить. Думаю, что, во-первых, нужно всё-таки взять на себя ответственность за свою злость, а во-вторых, посмотреть за эту злость. За злостью всегда стоит боль. Нужно обратиться к этой боли. Потому что злость — защитная реакция, легче злиться, чем разбираться со своей болью, со своей потерей. А когда человек принимает реальность, злость уходит, в ней больше нет необходимости.
Отец Константин: И в духовной жизни то же самое. Если человек считает себя христианином, но не прощает, то происходит остановка в духовном росте.
Игорь: Преподобный Серафим Саровский не только простил напавших на него разбойников, но и запретил их преследовать по закону, то есть вторгся и в юридическую область. Можно ли сказать, что отстаивать нам или не отстаивать наши личные границы — это зависит от нашего духовного уровня?
Отец Константин: Думаю, что это зависит от личного решения человека в конкретной ситуации. Бывает, что в ситуации возможно не одно, а несколько правильных решений. Мы знаем, что разбойники, напавшие на Серафима Саровского, покаялись. Может быть, Господь ему открыл, что их нужно простить. А какие-то другие могли не покаяться — их бы отпустили, а они пошли бы и кого-то другого ограбили или зарезали. Так что история с Серафимом Саровским — это исключительный случай, возможный в первую очередь со святым человеком. Её ни в коме случае нельзя возводить в общее правило и не давать совершаться правосудию, которое ограничивает распространение зла.
Игорь: Можно ли сказать, что у христианина желание простить присутствует априори? Вот человек неверующий или верующий по-другому может искренне не понимать, зачем вообще нужно прощать…
Елизавета: Для искреннего христианина это действительно так. Если человек читал Евангелие, он знает, что к прощению призывает Христос. Но в настоящее время уже и люди нехристианских убеждений, как правило, понимают, что злиться вредно — даже в медицинском плане. К тому же злиться — это мучительно.
Отец Константин: Как духовник, я вижу следующее: приходят люди, что называется, ультраправославные, соблюдающие все посты, читающие акафисты. Говорят, что всех простили и всех любят, но начинается исповедь, и видно, какой у них поток осуждения. Вероятно, у них накопились неразрешённые проблемы, в которых они сами себе боятся признаться. Идеал прощения — это принять обидчика в его прежнем статусе. Помните, как в Евангельской притче отец принимает блудного сына? Он возвращает ему всё, вплоть до права опять считаться наследником своего состояния. А если так не получается, значит, надо с этим работать.
Елизавета: Когда человек говорит, что всех простил, а на самом деле это не так, то его слова — тоже защитная реакция, которая позволяет ему не задумываться о том, что происходит в его душе. В этом смысле верующему человеку бывает сложнее потому, что ему страшно признаться себе в том, что он злится. И если мы говорим не о первой стадии, когда нужно просто не делать обидчику зла, а о следующей, о том, чтобы внутренне отпустить ситуацию, вернуть душевный мир, то мы возвращаемся к тому, что есть для этого несколько способов, каждый из которых подходит конкретному человеку в конкретном случае: отстаивание своих границ, соприкосновение со своей болью или выстраивание диалога с обидчиком.
Отец Константин: Хочу вспомнить ещё формулу, выраженную святыми подвижниками: наши враги — наши друзья. Потому что они помогают нам что-то понять, к чему-то прийти, стать лучше, чем мы были. Древний подвижник, авва Дорофей сказал замечательную вещь: «Каждый молящийся Богу: "Господи, дай мне смирение!" должен знать, что он просит Бога послать ему кого-нибудь оскорбить его». Живя в этом мире, мы не можем избежать встреч с людьми, которые нас так или иначе ранят. Но каждая такая встреча — возможность открыть себя, честно на себя взглянуть, увидеть свою слабость, увидеть в себе отсутствие настоящей любви, терпимости и с этим работать.
Отец Константин: Евангелие совершенно однозначно говорит о прощении. И это шаг вперёд потому, что древнее дохристианское человечество прощения не знало. В политике до сих пор, как правило, действует ветхозаветный принцип взаимности – одна сторона должна ответить на действие другой соразмерными действиями (зеркальный ответ или симметричный ответ). Если какая-то страна раз за разом прощает своих обидчиков, то у тех может возникнуть ощущение безнаказанности – так что, вероятно, часто этот принцип равного воздаяния здесь оправдан. Но мы не будем говорить о прощении или непрощении в политическом масштабе. Наша задача куда скромнее: поговорить о прощении в отношении людей. Это наши родственники, друзья, коллеги, просто чужие люди, с которыми мы встретились по жизни. Всегда ли прощение уместно? Какое оно – христианское прощение? Обо всем этом мы и поговорим.
Надо помнить, что, когда в Ветхом Завете говорится «око за око, зуб за зуб», т.е. речь не идет о прощении обидчика, – это шаг вперёд по сравнению с добиблейскими представлениями, когда была кровная вражда и за какую-то обиду мстили долго, за вред, причинённый одному человеку, могли убить членов семьи обидчика и тому подобное. Так что введённый Господом в Ветхом Завете принцип равного воздаяния, конечно, ограничивал зло. Но ни о каком прощении речи не шло.
Тему прощения впервые поднимает Христос; можно сказать, это новинка, нечто неслыханное, небывалое в прежней истории. Тема прощения – одна из любимых тем Спасителя, очень много поучений Христа, в том числе притч, связаны с ней. И Христос не просто учил о прощении, Он на Своем примере показывает идеал такого прощения. Он никогда ни на кого не держит злобы и, даже умирая, прощает на Кресте Своих мучителей и убийц: «Отче, прости им, не ведают что творят...» И не забывайте о искупительной Миссии Христа: Своей Крестной смертью Он всему человечеству прощает все злодеяния, сделанные ранее. Впрочем, надо пояснить, что не вообще всем дарует Он такое прощение, а тем, кто примет Его как Искупителя и Сына Божьего.
Итак, человеку даётся возможность начать жизнь заново. И бесконечно прощённый христианин, начиная свою христианскую жизнь, должен так же относиться к другим людям. Слова о прощении есть даже в единственной молитве, которую оставил нам Сам Христос, – «Отче наш». «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим». А в более древней версии было: «…как и мы простили должникам нашим». Древние христиане отталкивались от того, что они прощены и сами уже всем простили, что они по-новому строят человеческие отношения. Но постепенно Церковь стала понимать, что, к сожалению, мы не дотягиваем до этого уровня – мы хотели бы простить, но пока только учимся прощать. Поэтому слово изменили, чтобы там отражалась вот какая мысль: «Прости нам настолько, насколько интенсивно мы учимся прощать».
Апостол Пётр спрашивал Христа: «Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз?» (Мф. 18:21). У евреев между раввинами шли дискуссии про то, сколько раз прощать – два или три раза. Они могли спорить об этом подолгу, приводя ссылки на Ветхий Завет – разные сюжеты оттуда. И, говоря о целых семи разах, апостол Пётр пытается показать, что он усвоил императив Христа. А Христос, вместо того, чтобы похвалить Петра за то, что тот хорошо усвоил Его учение, отвечает: «Не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз». Это слова означают «бесконечно много». А почему именно такой подход? А потому, что Господь видит человека не как совершенное существо, а как существо, находящееся в пути, в процессе роста. Мы все должны из слабых, ленивых, потакающих своим грехам людей вырасти в сильных, разумных, терпеливых, великодушных... Христианство ведь на вырост человеку дано. И вот мы должны прощать нашим ближним, которые оступаются, – ведь все мы оступаемся. Господь нас простил и сегодня прощает. А институт покаяния, то есть возможности попросить прощения, был введён в Новозаветной Церкви с первых лет её существования – ведь все мы несовершенны, живём среди несовершенных людей и должны друг другу помогать становиться лучше. А первый шаг на этом пути – принять человека с его слабостями.
Иногда это непросто, но только прощение – самое ресурсное и продуктивное направление нашей души, оно позволяет исцелить отношения, которые по нашей слабости испортились. Мы – такие немощные, так часто совершаем ошибки, согрешаем друг перед другом, и только прощение открывает путь к исцелению этой ситуации.
Когда я был мальчиком, у меня был друг, которого я очень любил. И он однажды надо мной посмеялся в присутствии компании дворовых ребят. Для меня это было ударом... Потом он много раз приходил ко мне, но я так и не смог наладить с ним общение. Я был далёк от веры, но, помню, меня эта история ранила очень сильно. И мне было очень грустно, что я потерял близкого друга. Хотя, по правде говоря, потерял не по вине того мальчика – каждый может неверно себя повести, а по своей узости и неспособности простить. Теперь я иначе отношусь к подобным человеческим поступкам – прощаю людям, понимаю, что каждый может оступиться, что и сам я совершал грехи по отношению к моим ближним. Вот как в браке супруги постоянно друг перед другом бывают виноваты и постоянно друг друга прощают – и это становится полем для совместного роста. А без прощения рост невозможен.
Елизавета: Христос задаёт высокие стандарты, и без этого христианство немыслимо. И слова Христа о прощении – одни из самых ярких. Но каждому из нас бывает сложно простить. Думаю, каждый может вспомнить историю из своей жизни, похожую на твою историю взаимоотношений с другом детства. Одно дело – сказать: «Я прощаю», другое дело – действительно примириться, принять. И мне бы хотелось здесь разграничить наши поступки и наши чувства. Когда Христос говорил о прощении, Он говорил именно о делах, а не о чувствах.
Отец Константин: Да, да. Наше прощение – как понимал его Христос – прежде всего, не психологическое решение, – порой оно приходит не так быстро, особенно, если обида нанесена сильная, а наше доброжелательное отношение к тому, кто обидел. То есть, сначала прощение, выражающееся в нашем добром отношении к обидчику, а потом, надеемся, придет и психологическое прощение. Это как в заповеди о любви к врагам. Сегодня человек приходит на исповедь и говорит: «Я не могу любить моих врагов». Но в заповеди о любви к врагам ведь речь идёт не об эмоциях, а о делах любви, о том, что мы не должны воздавать злом за зло, что мы должны делать добро в ответ на зло.
Елизавета: Мне кажется, что понимание этого снимает с человека чувство вины. Потому, что одно дело — высокая планка, которая нам задана, и наши чувства в связи с этим, другое дело — понимание того, что нужно сделать вот здесь и сейчас, когда высокий идеал ещё не достигнут, а на достижение этого идеала может уйти вся жизнь. И если я в ответ на сделанное мне зло не отвечаю злом, то уже выполняю заповедь Христа. А дальше я уже могу размышлять о том, что мне делать, если я человека прощаю и злом за зло ему не воздаю, но у меня остаётся в душе очень сильное напряжение, с которым тяжело жить. Как раз с этим люди приходят к священнику и к психологу.
Отец Константин: Ко мне часто приходят люди, пережившие большие жизненные потрясения. Например, женщина, над которой в детстве издевался отец — вплоть до сексуального насилия. Она разговаривает со мной, плачет, трясётся, говорит, что не может этого простить. И я не могу её за это осудить. Но я говорю ей: «Даже если Вы не можете простить отца, начните делать ему добро, начните строить с ним общение, не мстите ему тем, что порвали с ним отношения, молитесь Богу, чтобы Он дал Вам силы простить отца в сердце». Если начинает выстраиваться такой диалог, то и внутренне человек как-то меняется. То есть, повторюсь, начало прощения — не воздавать злом за зло и начать делать добро обидчику. Следующий уровень — это работа с чувством. На первом уровне нам всё-таки легче себя дисциплинировать, напомнить самим себе, что мы христиане.
Елизавета: Есть несколько способов сделать так, чтобы в душу пришёл мир. И, как ни странно, некоторые из них ведут в обратную сторону, то есть человек задаётся вопросом: «Всегда ли хорошо не давать сдачи?» Думаю, что есть разные ситуации, в некоторых из них единственный способ простить — это защитить свои границы, проявить свой гнев. А гнев, как и всякое чувство, создан Богом и дан нам зачем-то, то есть, может быть полезным. Иногда он позволяет нам сохранить себя, добиваться своих целей. Недаром у нас и агрессивность часто ассоциируется просто с жизненной позицией. Есть также выражение «здоровая агрессия». И важно понять, где проходит грань между агрессией здоровой и нездоровой. Потому, что если мои границы разрушают раз за разом, то, вероятно, во мне будет расти злость. И она будет расти либо пока она не прорвётся вовне так, что всем вокруг будет плохо (мы часто такое видим, как человек терпит, терпит, что ему наступают на больные мозоли, а потом «взрывается»), либо эта накопленная злость выходит спустя долгое время каким-то таким «кривым» способом, что тоже непонятно, что с этим делать — с тем, что называется пассивной агрессией. Всё это, конечно, не является прощением, хотя при этом человек может даже декларировать, что он всех простил. Поэтому, мне кажется, важно сказать, что внутренне простить — иногда это просто делать дела, а иногда это разобраться, где и как отстоять свои границы.
Мне вспоминается история одной моей клиентки — мы работали с ней год, и она постоянно говорила про то, как она сильно обижена на своего мужа за то, что он не хотел ехать с ней в отпуск никуда, кроме как в дом своих родителей, где нужно было всё делать, как эти родители хотят. Вот однажды она ему всё-таки заявила, что не поедет, что она тоже имеет право отдыхать, как ей хочется, и если в этот раз он не поедет с ней, куда хочет она, то она отправится отдыхать без него. Это не универсальный совет для всех, но в своей ситуации она решила так, и муж её услышал, сказал: «Конечно, я поеду с тобой, если ты хочешь». Но для нашей темы важно то, что изменилось и её эмоциональное состояние — обида на мужа исчезла. При том, что сначала муж рассердился, даже стал говорить ей какие-то обидные слова, она как-то сразу смогла его простить. Эта история о том, что, когда человек отстаивает себя, как личность, ему бывает легче прощать. Но это простой бытовой пример, с такими крайностями, как сексуальное насилие, конечно, всё гораздо сложнее. А в быту порой человек говорит другому: «Стоп! Здесь начинаюсь я!», то есть проявляет себя достаточно агрессивно, но в душе его злости нет, наоборот, он успокаивается.
То есть не нужно связывать прощение с безусловным разрешением другому поступать с нами так, как он хочет?
Игорь: Я понимаю под прощением неизменение своего доброго отношения к человеку. То есть, даже отстаивая свои границы, можно продолжать относиться к человеку доброжелательно.
А если я не обижаюсь на человека, но избегаю с ним общения, так как не доверяю ему, так как он может представлять для меня какую-либо опасность, значит ли это, что я его не простил?
Отец Константин: Думаю, что нет. Дистанция — это нормально. Но самый достойный, как мне кажется, вариант — открытый, честный, когда, например, я продолжаю с человеком доброжелательно общаться, но не начинаю с ним новых совместных дел. Если человек меня раз за разом обижает, я могу с таким человеком общение и не поддерживать, но сохранять доброжелательное к нему отношение. Можно сказать честно: «Извини, пожалуйста, мне тяжело с тобой общаться, я что-то в себе не могу преодолеть».
Вот пример: у нас в храме был брат, алтарник, который любил тайком запускать руку в церковную кружку. Это было замечено один раз, другой, третий, ему деликатно сделали замечание, он пытался как-то выкрутиться. Все поняли, что от этого брата можно ждать вот таких поступков. Отношение к нему не изменилось, с ним продолжали доброжелательно общаться, но больше его не ставили в ситуацию, которая может его искусить, и так или иначе контролировали. То есть, у нас не было какого-то негатива по отношению к нему, было понимание, что все люди немощные и что вот этот наш брат не может вот эту немощь победить. Знаете, на радиостанции «Град Петров», куда я хожу записывать передачи, есть объявление, которое мне очень нравится: «Дорогие братья и сёстры! Не оставляйте вещи без присмотра, не искушайте немощных доступностью денег».
Елизавета: Простить человека — значит отпустить какие-то негативные чувства по отношению к нему. Одно дело — отпустить какие-то чувства, другое дело — строить с этим человеком какие-то отношения. И вот когда мы по каким-то причинам не можем отстаивать наши границы в отношениях с каким-то человеком, тогда часто мы на него и злимся.
Отец Константин: Как ты считаешь, первым шагом к внутреннему исцелению правильнее будет рассказать человеку, с которым у нас был конфликт, о том, что у нас «заноза» в душе? Как помочь самому себе избавиться от озлобленности на кого-то?
Елизавета: Это зависит оттого, о каких людях идёт речь, чего они хотят добиться. Я думаю, что простить человека так, чтобы потом ещё и строить с ним отношения, можно, если человек этого прощения просит. И иногда для того, чтобы человек попросил прощения, достаточно просто сказать ему о том, что он нас обидел. Это часто происходит в семьях — я вижу это в работе с моими клиентами: иногда человеку стоит только попросить прощения, как он тут же это прощение получает.
Игорь: Несколько лет назад в связи с историей с «Pussy Riot» в церковной среде возникла дискуссия: должны ли мы прощать, если у нас не просят прощения?
Отец Константин: ...Меня в этой истории поражает, как наши некоторые церковные спикеры говорили: Пусть сначала попросят у нас прощения, и тогда мы простим. Христос же, не ставил никаких условий для нашего прощения. Он не говорил: «Прощайте после того, как у вас попросят прощения». Он заповедал нам любить наших врагов. Подразумевается, что враг у нас прощения не просит — ведь если он попросит, то уже перестанет быть нам врагом.
Елизавета: Как ни странно, мы сами решаем, прощать или не прощать, злиться или не злиться. Часто можно услышать: «Я злюсь и ничего не могу с этим сделать». На самом деле человек что-то с этим сделать может. И первый шаг здесь — принятие ответственности: «На самом деле это я злюсь, это не тот, другой человек отвечает за мою злость, «кнопочка включения и выключения» моей злости находится не где-то там, а во мне».
Игорь: Но порой обиженный человек очень болезненно воспринимает разговор о своей ответственности: «Меня обидели, а я, получается, ещё и виноват?!»
Если человек говорит: «Что мне делать? Как мне простить?», значит, он уже ищет решение. А если человек такого решения не ищет? Как подвести к мысли о необходимости прощения?
Елизавета: Если человек не хочет прощать и пока доволен этим, то, пока с ним не случится что-то такое, из-за чего он начнёт искать такое решение, его невозможно заставить простить. Точно так же, как алкоголика невозможно убедить в том, что ему пора бросить пить, пока у него самого не созреет такое решение. Возможно, для этого ему придётся дойти до дна.
Отец Константин: Одно дело — простить человека, который у тебя взял деньги и не отдал, другое — простить убийцу твоего ребёнка. Возможно, во втором случае человек в этой жизни и не сможет простить. Но как христианин он может сделать всё возможное для этого, молиться, чтобы Господь дал ему мир в душе.
Елизавета: Невозможность простить обидчика и отпустить ситуацию ведёт к застреванию в ситуации. Именно это происходит с жертвами насилия. Они застревают и не развиваются, например, не могут строить новые отношения. Поэтому у них путь к прощению лежит поначалу через какую-то злость, сильную и страшную, такую, с которой сложно соприкоснуться, но её нельзя обойти или перепрыгнуть. Это путь от противного, и это особая проблема. Часто люди приходят на консультацию и как только касаются определённой темы, то как будто теряют ощущение реальности. У человека есть и хорошая семья, и хорошая работа, и ещё много чего, а он сидит как замороженный и злится, вместо того, чтобы жить. Думаю, что, во-первых, нужно всё-таки взять на себя ответственность за свою злость, а во-вторых, посмотреть за эту злость. За злостью всегда стоит боль. Нужно обратиться к этой боли. Потому что злость — защитная реакция, легче злиться, чем разбираться со своей болью, со своей потерей. А когда человек принимает реальность, злость уходит, в ней больше нет необходимости.
Отец Константин: И в духовной жизни то же самое. Если человек считает себя христианином, но не прощает, то происходит остановка в духовном росте.
Игорь: Преподобный Серафим Саровский не только простил напавших на него разбойников, но и запретил их преследовать по закону, то есть вторгся и в юридическую область. Можно ли сказать, что отстаивать нам или не отстаивать наши личные границы — это зависит от нашего духовного уровня?
Отец Константин: Думаю, что это зависит от личного решения человека в конкретной ситуации. Бывает, что в ситуации возможно не одно, а несколько правильных решений. Мы знаем, что разбойники, напавшие на Серафима Саровского, покаялись. Может быть, Господь ему открыл, что их нужно простить. А какие-то другие могли не покаяться — их бы отпустили, а они пошли бы и кого-то другого ограбили или зарезали. Так что история с Серафимом Саровским — это исключительный случай, возможный в первую очередь со святым человеком. Её ни в коме случае нельзя возводить в общее правило и не давать совершаться правосудию, которое ограничивает распространение зла.
Игорь: Можно ли сказать, что у христианина желание простить присутствует априори? Вот человек неверующий или верующий по-другому может искренне не понимать, зачем вообще нужно прощать…
Елизавета: Для искреннего христианина это действительно так. Если человек читал Евангелие, он знает, что к прощению призывает Христос. Но в настоящее время уже и люди нехристианских убеждений, как правило, понимают, что злиться вредно — даже в медицинском плане. К тому же злиться — это мучительно.
Отец Константин: Как духовник, я вижу следующее: приходят люди, что называется, ультраправославные, соблюдающие все посты, читающие акафисты. Говорят, что всех простили и всех любят, но начинается исповедь, и видно, какой у них поток осуждения. Вероятно, у них накопились неразрешённые проблемы, в которых они сами себе боятся признаться. Идеал прощения — это принять обидчика в его прежнем статусе. Помните, как в Евангельской притче отец принимает блудного сына? Он возвращает ему всё, вплоть до права опять считаться наследником своего состояния. А если так не получается, значит, надо с этим работать.
Елизавета: Когда человек говорит, что всех простил, а на самом деле это не так, то его слова — тоже защитная реакция, которая позволяет ему не задумываться о том, что происходит в его душе. В этом смысле верующему человеку бывает сложнее потому, что ему страшно признаться себе в том, что он злится. И если мы говорим не о первой стадии, когда нужно просто не делать обидчику зла, а о следующей, о том, чтобы внутренне отпустить ситуацию, вернуть душевный мир, то мы возвращаемся к тому, что есть для этого несколько способов, каждый из которых подходит конкретному человеку в конкретном случае: отстаивание своих границ, соприкосновение со своей болью или выстраивание диалога с обидчиком.
Отец Константин: Хочу вспомнить ещё формулу, выраженную святыми подвижниками: наши враги — наши друзья. Потому что они помогают нам что-то понять, к чему-то прийти, стать лучше, чем мы были. Древний подвижник, авва Дорофей сказал замечательную вещь: «Каждый молящийся Богу: "Господи, дай мне смирение!" должен знать, что он просит Бога послать ему кого-нибудь оскорбить его». Живя в этом мире, мы не можем избежать встреч с людьми, которые нас так или иначе ранят. Но каждая такая встреча — возможность открыть себя, честно на себя взглянуть, увидеть свою слабость, увидеть в себе отсутствие настоящей любви, терпимости и с этим работать.
